Экзотика в стихах Николая Гумилёва как вершина творчества поэта-акмеиста
методическая разработка по литературе (11 класс) по теме

Исследовательская работа

Экзотика в стихах

Николая Гумилёва

как вершина

творчества поэта-акмеиста

Зомарева Ангелина Григорьевна

МОУ «Судинская средняя

общеобразовательная школа»

учитель русского языка и литературы

Оглавление

1.        Введение  ..........................................................................................3                                                                                    

2.        Основная часть  

Глава 1. Общая характеристика лирики........................................5

Глава 2. Гумилёв – акмеист.............................................................10  Глава 3. Сопоставительный анализ стихотворений «Капитаны» и «Канцона вторая»...................................................16

    Глава 4.  Интерпретация стихотворений Гумилёва....................19

3. Заключение.....................................................................................21

4.        Библиография................................................................................23

5.        Приложение....................................................................................24

1.        Введение

Начало  XX века не случайно считается «русским Ренессансом» во всех сферах культуры. Философия была представлена блестящими учёными православного толка: Н.Бердяевым, С.Булгаковым, С.Франком, И.Ильиным. Не менее ярка галерея живописцев, работавших в жанре и психологического портрета, и историческом, и бытовом. Глубина философской мысли отличает полотна М.Врубеля, М.Нестерова, В.Серова, И.Репина, Н.Рериха и многих других художников рубежа XIX – XX  веков. Это с полной уверенностью можно отнести и к поэзии того времени, которая не была однородной.

Начало XX  столетия вошло в историю литературы под красивым именем «серебряного века». Понятие «серебряный век», я думаю, более относится к поэзии. Для этого времени характерна активная литературная жизнь: книги и журналы, поэтические вечера и состязания, литературные салоны и кафе; обилие и разнообразие поэтических талантов; огромный интерес к поэзии, в первую очередь, к модернистским течениям, самыми влиятельными из которых были символизм, акмеизм и футуризм. Поэзия «серебряного века» неоднозначна, она и по сей день приковывает к себе внимание. Поэтому актуальность работы может быть определена необходимостью изучения поэзии этого периода. К сожалению, следует признать, что современные школьники мало интересуются литературой. На формирование мировоззрения молодёжи сегодня большое влияние оказывают СМИ. А литература? Она отодвигается на второй план. Но ведь цель литературы – становление духовного мира человека. А как не хватает современному читателю духовности!

Серебряный век – это эпоха возрождения духовности и культуры, творческой свободы. Наиболее яркие представители его определили в значительной мере дальнейшие пути развития русской литературы XX века.

Целью данной работы, таким образом, является анализ творчества видного представителя акмеизма, одного из лучших русских поэтов начала XX века Николая Гумилёва.

Наследие, личность, судьба Николая Степановича Гумилёва – поэта редкой индивидуальности – вызывает сейчас жгучий интерес. Да и не может быть иначе. Его творчество всегда привлекало чарующей новизной и смелостью, остротой чувств, взволнованной мыслью. Жизнь – мужеством и силой духа. Долгие десятилетия стихотворения Гумилёва не переиздавались. Имя его изредка упоминалось. Меня его стихотворения поразили, и это определило мой выбор. Почему именно экзотика так привлекала Гумилёва? Что это – мальчишеское стремление к приключениям?

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

•        изучение литературы по теме исследования;

•        приобщение к сложным духовным поискам литературы Серебряного века через осознание особенностей поэзии Николая Гумилёва;

•        выявление истоков поэтического творчества Гумилёва.

Материалом для исследования послужили стихотворения Гумилёва, мемуарные и биографические материалы, статьи и исследования.

Объект исследования: экзотика в стихах Николая Гумилёва. Методы исследования: анализ стихотворений, сопоставительный анализ поэтических текстов.

Я считаю, что эта работа имеет практическую направленность: может быть использована учителем литературы на уроках при знакомстве с особенностями поэзии Серебряного века, при изучении литературы на профильном уровне, педагогом дополнительного образования для обучения искусству анализа поэтического текста.

2. Основная часть.

Глава 1. Общая характеристика лирики

                                                           Я  знаю весёлые сказки таинственных стран

Про чёрную деву, про страсть молодого вождя.

Но ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман,

Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

                                                                     Н.Гумилев

        С чего начать исследование экзотической темы в творчестве Гумилева? Я думаю, что с более подробного  знакомства с его лирикой.

Николай Степанович Гумилев начал свой путь в литературе в период расцвета символисткой поэзии. Его первое стихотворение было опубликовано в 1902 году, а первый сборник стихов «Путь конквистадоров» вышел в свет в 1905 году.  Неудивительно, что в его ранней лирике (кроме первого сборника к раннему периоду относят следующие два) весьма ощутима зависимость от символизма. Интересно, что будущий акмеист следует в своем творчестве не за хронологически ближайшим себе поколением младосимволистов, а ориентируется на поэтическую практику старших символистов, прежде всего К.Бальмонта и В.Брюсова. От первого в ранних стихах Гумилева – декоративность пейзажей и общая тяга к броским внешним эффектам, со вторым начинающего поэта сближала апология сильной личности, опора на твердые качества характера.

Однако даже на фоне брюсовской лирической героики позиция раннего Гумилева отличалась особой энергией. Для его лирического героя нет пропасти между действительностью и мечтой. Будто споря со своим Царскосельским учителем, сделавшим слово «невозможно» музыкальным ключом лирики, Гумилев утверждает приоритет дерзкой мечты, причудливых грез, вольной фантазии. Его ранняя лирика лишена нот трагизма, столь свойственных поэзии И.Анненского, А.Блока, А.Белого. Более того, Гумилеву присуща сдержанность в проявлении любых эмоций: сугубо личный, исповедальный тон он оценивает в это время как неврастению. Лирическое переживание его в лирическом мире непременно объективируется, настроение передается зрительными образами, упорядоченными в стройную «живописную» композицию.

Символисты исходили из идеи слитности разных сторон и граней жизни, принцип сплошных соответствий подразумевал малоценность единичного, отдельного. По отношению к конкретным проявлениям реальности как бы намеренно культивировалась оптическая дальнозоркость: окружающее лирического героя «земное» пространство становилось бегло прорисованным, намеренно размытым фоном, на который проецировались «космические» интуиции. Гумилев и поэты его поколения гораздо больше доверяли чувственному восприятию, прежде всего зрительному. Эволюция раннего Гумилева – постепенное закрепление именно этого стилевого качества: использование визуальных свойств образа, реабилитация единичной вещи, важной не только в качестве знака душевных движений или метафизических прозрений, но и (а порой и в первую очередь) в качестве красочного компонента общей декорации.

От пышной риторики и декоративной цветистости первых сборников Гумилев постепенно переходит к эпиграмматической строгости и четкости, к сбалансированности лиризма и эпической описательности. «Его стихи бедны эмоциональным и музыкальным содержанием; он редко говорит о переживаниях интимных и личных;  избегает лирики любви и лирики природы, слишком индивидуальных признаний и слишком тяжелого самоуглубления, - писал в 1916 году В.Жирмунский. – Для выражения своего настроения поэт создает объективный мир зрительных образов, напряженных и ярких, он вводит в свои стихи повествовательный элемент и придает им характер полуэпический – балладную форму. Искание образов и форм, по своей силе и яркости соответствующих его мироощущению, влечет Гумилева к изображению экзотических стран, где в красочных и пестрых видениях находит зрительное, объективное воплощение его греза. Муза Гумилева – это «муза дальних странствий» ...

Неистребимая жажда странствий владела Гумилёвым всю жизнь. Вполне возможно, что рассказы отца, корабельного врача, его дяди, контр-адмирала, увлечение приключенческой литературой оказали влияние на формирование мировосприятия Николая Гумилёва.

Не по залам и по салонам,

Тёмным платьям и пиджакам –

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

                        («Я и вы»)

Первое путешествие в Абиссинию Гумилёв совершил в 1910 году. Позже он был в Африке, Судане, Египте. Интерес к Востоку – это не дань моде того времени. Романтик, поэт, исследователь, Николай Гумилёв проникся искренней любовью к далёкому континенту. Он собирал и изучал фольклор, первым перевёл вавилонский эпос «Гильгамеш». Коллекция Гумилёва в Этнографическом музее Академии наук уступает лишь собранию Миклухо-Маклая.

Следует отметить, что Николай Гумилёв всегда искал трудный путь, постоянно был готов к подвигу. В августе 1914 года добровольцем идёт на войну.

За отличие в боях и личное мужество Гумилёв был произведён в унтер-офицеры, потом в прапорщики и дважды награждён солдатским орденом – Георгиевским крестом. Он писал о себе в 1920 году:

Знал он муки голода и жажды,

Сон тревожный, беспокойный путь,

Но святой Георгий тронул дважды

Пулею нетронутую грудь.

                                            («Память»)

Возвращение в Россию после войны – это возвращение к её истории, к её традициям, к её духу. «Золотое сердце России мерно бьётся в груди моей» - строки, которые могут стать эпиграфом к поздним произведениям Гумилёва, трогающим  до слёз, до сердечных спазм, до полного слияния с лирическим героем, открывшим для себя после дальних странствий Родину.

...Как не погнулись – о горе! –

Как не покинули мест

Крест на Казанском соборе

И на Исакии крест?

Над потрясённой столицей

Выстрелы, крики, набат...

                                 («Мужики»)

Поэтика поздней лирики Гумилева характеризуется отходом от формальных принципов акмеизма и нарастанием интимно-исповедального лиризма. Его стихи наполняются чувством тревоги, эсхатологическими видениями, ощущениями экзистенциального трагизма. Пафос покорения и оптимистических дерзаний сменяется позицией трагического стоицизма, мужественного неприятия. Чувственно воспринимаемые образы в его стихотворениях преображаются смелыми метафорами, неожиданными сравнениями. Часто стихотворная композиция строится на развертывании ключевой метафоры, которая к финалу перерастает в символ. Поэт не довольствуется теперь красочной предметностью описаний, прозревает жизнь гораздо глубже ее наружных примет.

Поздняя лирика Гумилева по своему тону и глубинному содержанию значительно ближе к символизму, чем к акмеизму. Он сохранил и здесь романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера.

Глава 2. Гумилёв – акмеист

Николай Степанович Гумилев, как, пожалуй, никто из современных ему поэтов, был личностью действенного волевого усилия. Это оригинальное, типичное гумилевское  волевое начало, определившееся в нем еще в весьма раннем возрасте, проходит и через все его творчество, и через всю жизнь. Литературное мастерство – от начала и до конца – достигалось им путем постоянных и глубоких изучений предмета. В дальнейшей его творческой судьбе  это также повлияло и на успешные шаги в области критики поэзии. В окружающей Николая Гумилева пишущей среде он приобрел звание Мастера. Да и литературное объединение, которое он одно время возглавлял, называлось «Цех поэтов» не только по профессиональной цеховой замкнутости, но и по цеховой, профессиональной исполнительности высокого класса мастеров. С первых лет становление мастера-поэта являлось и становлением целеустремленной и наделенной ярким романтическим воображением человеческой индивидуальности. В 1906 году в возрасте 20 лет Николай совершает свое первое морское путешествие. Далее в его биографии имеет место поездка в Сорбонну с целью изучения французской литературы. Душа мастера, буквально истязавшего себя усилиями в стремлении постичь современную форму стиха, овладеть ею,  находила образы в поэзии и отчасти в живописи Франции.  

В 1910 году разгорается полемика вокруг символизма, выявившая глубинный кризис этого литературного направления. Как реакция на символизм возникает новое литературное течение – акмеизм, родоначальниками которого принято считать Н.Гумилева и С.Городецкого. Итак, начало акмеистическому течению в литературе было положено.

Акмеистов интересует реальный, а не потусторонний мир, красота жизни в её конкретно-чувственных проявлениях. Туманности и намёкам символизма  было противопоставлено мажорное восприятие действительности, достоверность образа, чёткость композиции. В чём-то поэзия акмеизма – возрождение «золотого века», времени Пушкина и Баратынского. Затуманенное стекло поэзии было тщательно протёрто акмеистами и заиграло яркими красками реального мира.

Акмеисты провозгласили освобождение поэзии от символистских порывов к идеальному и призвали вернуться от многозначности образов к материальному миру, предмету, естеству. Но и их поэзии были присущи склонность к эстетизму, к поэтизации чувств. Это хорошо просматривается на примере творчества видного представителя акмеизма, одного из лучших русских поэтов ХХ века Николая Гумилева, чьи стихи не могут не поражать нас красотой слова, возвышенностью созданных образов.

Во многом принципы акмеизма родились в результате теоретического осмысления Гумилевым собственной поэтической практики. Более того, как показала недолгая история этого течения, из крупных поэтов только Гумилев и оказался «настоящим» акмеистом (помимо дореволюционной лирики принципы акмеизма воплотились в стихотворениях предпоследнего сборника поэта «Шатер»).

Ключевыми в акмеизме оказались категории автономии, равновесия, конкретности. «Место действия» лирических произведений акмеистов – земная жизнь, источник событийности – деятельность самого человека. Лирический герой акмеистического периода творчества Гумилева – не пассивный созерцатель жизненных мистерий, но устроитель и открыватель земной красоты. Поэт верит в созидательную силу слова, в котором ценит не летучесть, а постоянство семантических качеств. В стихотворениях сборника «Чужое небо» (вершина Гумилевского акмеизма) – умеренность экспрессии, словесная дисциплина, равновесие чувства и образа, содержания и формы.

Стихотворения этого сборника говорят о том, что к явлениям поэзии Гумилев начинает подходить аналитически, с точки зрения науки. Основные положения его теории изложены в статье «Наследие символизма и акмеизм».

Акмеисты провозгласили «самоценность» явлений жизни, культ искусства как мастерства.

Глава 3. Сопоставительный анализ стихотворений «Капитаны» и «Канцона вторая»

Среди других поэтов серебряного века Николай Гумилев выделяется значительностью свершившийся в его лирике эволюции. Не случайно и многие мемуаристы, оставившие воспоминания о нем, и большинство критиков и следователей поэзии Гумилева писали, прежде всего, о заметном качественном росте его творчества, о тематической и стилевой трансформации поэзии. Параллельно с расширением тематического содержания лирика Гумилева последовательно углублялась, а рост формального мастерства поэта был лишь внешним выражением духовного роста его лирического героя.

Сопоставим первое стихотворение цикла «Капитаны» и «Канцону вторую».

Первое из них стало для читателей своего рода визитной карточкой поэта. На первом плане в нем – созданный воображением поэта собирательный образ капитанов, живописная проекция представлений поэта об идеале современного ему человека. Этот человек, близкий лирическому герою раннего Гумилева, обретает себя в романтике странствий. Его влечет линия отступающего горизонта и призывное мерцание далекой звезды – прочь от домашнего уюта и будней цивилизации. Мир открывается ему, будто первому человеку, первозданной свежестью, он обещает череду приключений, радость открытий и пьянящий вкус побед.

Герой Гумилева охвачен жаждой открытий, для него «как будто не все пересчитаны звезды». Он пришел в этот мир не мечтательным созерцателем, но волевым участником творящейся на его глазах жизни. Поэтому действительность состоит для него из сменяющихся друг друга моментов преследования, борьбы, преодоления. Характерно, что в центральной четвертой и пятой строфах стихотворения образ капитана предстает в момент противоборства – сначала с разъяренной морской стихией («трепещущий мостик», «клочья пены»), а потом с матросской командой («бунт на борту»).

Автор так захвачен поэтизацией волевого импульса, что не замечает, как грамматическое множественное число («ведут капитаны») в пределах одного сложного предложения меняется на единственное число («кто... отмечает... вспоминает... или... рвет...»). В этой синтаксической несогласованности проявляется присущее раннему Гумилеву колебание между «общим» и «крупным» планами изображения. С одной стороны, общий «морской» фон стихотворения создается размашистыми условно-романтическими контрастами («полярные – южные», «базальтовые – жемчужные», «мальстремы – мель»). С другой – крупным планом подаются «изысканные» предметные подробности («клочья пены с высоких ботфорт», «золото... с розоватых брабантских манжет»).

Хотя стихотворение написано Гумилевым за два года до организационного оформления акмеизма, в нем уже заметны тенденции акмеистической стилевой реформы. Это, прежде всего, установка на пробуждение у читателя пластических, а не музыкальных (как у символистов) представлений. В противоположность символизму, проникнутому «духом музыки», акмеизм будет ориентироваться на перекличку с пространственными искусствами – живописью, архитектурой, скульптурой.

«Капитаны» построены как поэтическое описание живописного полотна. Морской фон прописан при помощи стандартных приемов художественной маринистики («скалы», «ураганы», «клочья пены», «гребни волн»). В центре живописной композиции – вознесенный над стихией и толпой статистов-матросов сильный человек, будто сошедший со страниц прозы Р.Киплинга (Гумилев увлекался творчеством этого английского писателя).

Однако во внешнем облике капитана больше аксессуаров театральности, нарочитого дендизма, чем конкретных примет рискованной профессии. В нем – никакого намека на тяготы корабельного быта, даже метонимия «соль моря», попадая в один ряд с модной «тростью», эффектными «высокими ботфортами» и декоративными  «кружевами», воспринимается как живописное украшение. Декоративным целям служат в стихотворении и лексическая экзотика («мальстремы», «фелуки»), и акустические эффекты. В звуковом составе стиха ощутимы попеременно накатывающиеся волны аллитерации на «з» («изгибы зеленых зыбей»), «р» («на разорванной карте... дерзостный»), «б» («бунт на борту обнаружив»).

Одним из принципиальных тезисов акмеистических манифестов стал тезис о доверии к трехмерному миру, о художественном освоении многообразного и яркого земного мира. Действительно, на фоне символисткой образности ранние стихотворения Гумилева выглядят более конкретными и сочными. Они выстроены по законам риторической ясности и композиционного равновесия (ясность и равновесие – еще два важных принципа акмеизма). Однако большая степень предметности, которая заметна в «Капитанах», сама по себе не гарантировала приближение поэта к социально-исторической реальности и тем более – содержательного углубления лирики.

Менялся лишь тип лиризма – на смену интимно-исповедальной приходила манера опосредованного выражения, когда поэт избегал открытой рефлексии, как бы «переводя» свое настроение на язык зримых, графически четких образов. Сами же эти образы чаще ассоциировались с «мирами искусств» (театром, живописью, наследием прежних литературных эпох), чем с конкретной исторической реальностью предреволюционного десятилетия в России.

Ранний Гумилев отчетливо стремился к формальному совершенству стиха, он сторонился трудноуловимого, летучего, сложновыразимого – всего того, чему, по словам его учителя И.Анненского, «в этом мире ни созвучья, ни отзвука нет». Такое самоограничение поначалу сыграло свою положительную роль: он миновал участи стихотворцев-эпигонов символисткой поэзии, сумел найти свою тему и постепенно выработать свой собственный стиль.

Однако его позднее творчество обнаруживает «тайное родство» с наследием символисткой эпохи – тем более замечательное, что «преодоление символизма» поначалу как будто придавало главный смысл его поэтической работе.

«Канцона вторая» из сборника «Огненный столп» выдержана совсем в иной, чем «Капитаны», тональности. Вместо романтического жизнеутверждения – интонация скорбных разуверений, вместо яркой экзотики – приметы «проклятого захолустья». Если ранний Гумилев чуждался индивидуальных признаний и слишком личного тона, то в сборнике «Огненный столп» именно жизнь души и тревоги сознания составляют содержательное ядро стихотворений.

Слово «канцона» (итал. «песня») в заголовке использовано не в стиховедческом, а самом общем значении – обозначено лирическое, исповедальное качество стихотворения. Сам характер заголовков у позднего Гумилева значительно разнообразней, чем прежде: помимо географической или зоологической экзотики («Гиена», «Ягуар», «Жираф», «Озеро Чад» и т.п.) и названия героев стихотворений («Дон-Жуан», «Капитаны» и т.п.) все чаще используются прямые или метафорические обозначения чувств, эмоциональных состояний, высших ценностей («Память», «Заблудившийся трамвай», «Слово»).

Такая эволюция названий отражает изменения в самом техническом репертуаре поздней лирики. Главный мотив «Канцоны» - ощущение двоемирия, интуиция о жизни иной, исполненной смысла и красоты, в отличие от «посюстороннего» мира – мира «гниющего водоема» и пыльных дорог. Центральная оппозиция стихотворения задана парой местоименных наречий «здесь – там». Организующее начало «здешнего» теневого мира – грубая власть времени. Разворачивая метафору «плена времени», поэт использует вереницу олицетворений: лето механически листает «страницы дней», маятник оказывается палачом «заговорщиц – секунд», придорожные кусты одержимы жаждой смерти. На всем здесь – печать повторяемости, безжизненности, томительной безысходности. Даже в слове «пыльны», благодаря фонетическому сходству с глаголом «полонил», возникают неожиданные семантические отзвуки: пыль соотносится с пленом.

Самый экспрессивный образ «теневой» жизни создается неожиданной «материализацией» категории времени во второй строфе. В качестве составных частей единого образа использованы семантические и стилистические разнородные элементы: физиологически конкретные «головы» принадлежат абстрактным «секундам», движение маятника проливает кровь. Метафора будто стремится забыть о своей переносности и обрасти неметафорической плотью. Такие сочетания логически несочетаемых предметов и признаков – характерная черта сюрреалистического стиля (такой тип образности встречается в знаменитом «Заблудившемся трамвае»). В мире наличной реальности невозможно подлинное чудо и подлинная красота – в этом смысл нового неожиданного сочетания в третьей строфе («не приведет единорога// Под уздцы к нам белый серафим»).

Как видим, если прежде стилю Гумилева была свойственна эстетизированная, декоративная предметность, то в стихах последнего сборника материальность, фактурность тех или иных деталей служит не орнаментальным целям. Вместо праздничной украшенности лирическому герою открывается теперь ограниченность земной жизни. Земное существование утратило для него самоценность.

Важно, что монолог лирического героя в «Канцоне» обращен к родственной ему душе. Более того, именно интимная связь двух душ оказывается источником метафизической интуиции героя. Обещание «подлинного мира» он видит в «сокровенной грусти» возлюбленной. Место предметной конкретности в финале стихотворения занимает «символисткий» способ выражения – образы-символы «огненного дурмана» и «ветра из далеких стран», предельно развеществленные сочетания «все сверканье, все движенье», интонация недоговоренности.

При всей яркости образов и продуманности композиции в «Канцоне второй» нет самоцельной живописности. Изобразительные задачи уступили здесь место выразительным: стихотворение воспринимается как «пейзаж души», как непосредственная лирическая исповедь поэта. Поздняя поэзия Гумилева подтвердила один из тезисов, высказанных им в статье «Читатель»: «Поэзия и религия – две стороны одной и той же монеты. И та, и другая требуют от человека духовной работы. Но не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим».

Между стихотворениями первых трёх сборников Гумилёва и шедеврами его последней поэтической книги не только преемственность, но и контраст. порой этот контраст даже интерпретируется как разрыв или неожиданная метаморфоза. Так, по мнению Вячеслава Иванова, поэтическая судьба Гумилёва «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением внезапно ярко вспыхнувшей...<…>...»Огненный столп» и непосредственно примыкающие... к этому сборнику стихи неизмеримо выше всего предшествующего»  

Глава 4.  Интерпретация стихотворений Гумилёва

Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте, где его отец служил корабельным врачом. Гумилев был еще ребенком, когда отец вышел в отставку, и семья переселилась в Царское Село. Там Гумилев учился в гимназии, где директором был Иннокентий Анненский. Слушал лекции в Париже, путешествовал по странам Африки. Восторженное воспевание опасности, борьбы стало неизменным свойством поэзии Гумилева. По воспоминаниям современников, Гумилев не отличался красотой, был очень стеснителен и неуклюж. Дворянского, но не знатного рода. Не очень хорошо учился в гимназии. Однако это не помешало стать Николаю Степановичу отличным переводчиком, историком и теоретиком искусства. Николай Гумилев был незаурядной личностью с удивительной и вместе с тем трагической судьбой. Волевая целеустремленность натуры сказалась в неустанной работе над стихом. Уже в первых сборниках («Путь конквистадоров», «Романтические цветы», «Жемчуга») видны черты поэтического мира Гумилева:

•        подчеркнутая отчужденность от пошлой современности;

•        влечение к романтической экзотике;

•        ярким декоративным краскам;

•        напряженный и звучный стих.

Творчество Гумилева часто вступало в противоречие с постулатами акмеизма: в его стихах отсутствовала обыденная реальность, зато присутствовала реальность экзотическая – природа и искусство Африки, реалии Первой мировой войны. Мажорному пафосу акмеизма противоречили печальные, а порой трагические настроения поэзии Гумилева.

В своем художественном воображении поэт легко перемещался в пространстве и во времени: Китай, Индия, Африка, океанские просторы; античный мир, рыцарская эпоха, время великих географических открытий. Уже в ранних стихах проявляется романтическое и мужественное стремление к мечте, причем не утопической, а вполне достижимой.  Романтика и героика – основа и особенность мироощущения Гумилева, его реакция на «обыкновенное» в жизни.

Даже в военной лирике Николая Гумилёва можно найти романтические мотивы. Отрывок из стихотворения, вошедшего в сборник «Колчан» - Яркое подтверждение:

И залитые кровью недели

Ослепительны и легки,

Надо мною рвутся шрапнели,

Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,

Это медь ударяет в медь.

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или воды гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьётся в груди моей.

Придание бою, подвигу романтического оттенка является особенностью Гумилёва-поэта и человека с поистине рыцарским началом как в поэзии, так и в повседневности. Современники называли Гумилёва поэтом-воином.

В творчестве Николая Гумилёва прослеживается отображение окружающего мира во всех его красках.

В стихотворении «Жираф» описание красот и чудес далекой Африки подробно, многоцветно, зримо. Это не выдумка, а воспоминания человека, действительно наблюдавшего необыкновенные для глаза, привыкшего к спокойному русскому пейзажу, картины. Но сам рассказ о «изысканном жирафе» волшебен, лирический герой преображает и без того прекрасную реальность. Такому преображению помогают красочные эпитеты: «грациозная стройность», «волшебный узор», «цветные паруса», «мраморный грот», «немыслимые травы»; сравнения: жираф сравнивается с цветными парусами корабля, а бег его уподобляется радостному птичьему полету. Картину оживляет движение, которое чувствуется и в плавном беге жирафа, и в изменчивом отражении дробящейся в озере луны. Это сказочное описание отвлекает возлюбленную  от грустных мыслей в пропитанной туманами и дождями России. «Веселые сказки таинственных стран» могли бы спасти от скуки и тяжести обыденности, но лишь усугубляют одиночество и отчужденность героев: последние строки почти повторяют окончание первой строфы, но уже почти безнадежно:

Ты плачешь? Послушай…далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Стихотворение «Заблудившийся трамвай» - своего рода метафора жизненного пути поэта, а возможно, и многих из нас.

В этом стихотворении можно выделить  три основных плана. Первый из них – рассказ о реальном трамвае, который проделывает свой необычный путь. Безостановочно мчатся вагоны по рельсам. Реальность сменяется фантастикой. Необычно уже то, что трамвай «заблудился». Символика этого «блуждания» проясняется, когда мы постигаем второй план стихотворения. Это поэтическая исповедь лирического героя о самом себе. Жизнь его во многом совпадает с биографией автора (экспедиции к Нилу, поездки в Париж). И лирический герой, и автор пророчат свою близкую смерть (его предвиденье было характерно для Гумилева). Буквы вывесок (своеобразных знаков революционных лозунгов и транспарантов) наливаются кровью, и на станции

Вместо капусты и брюквы

Мертвые головы продают.

Оба намеченных плана сближаются. В своих духовных исканиях и в своей семейной жизни поэт заблудился так же, как и его трамвай, на подножку которого он вскакивает.

Третий план стихотворения носит философски-обобщенный характер. Жизнь предстает то в буднях («А в переулке забор дощатый...»), то в праздничном сиянии («Мы проскочили сквозь рощу пальм...»), то она выглядит прекрасной то безобразной, то идет по прямым рельсам, то вращается по кругу и возвращается к своей исходной точке (вновь появляется покинутый ранее Петербург с образами Исаакия и Медного всадника). В эту жизнь важным достоянием входит культурное прошлое, и вот в тексте стихотворения появляется Машенька, то есть Маша Миронова, и императрица из пушкинской «Капитанской дочки» (следует учесть и новую версию исследователя Ю.В.Зобнина о том, что здесь имеется в виду Мария Кузьмина-Караваева, а все стихотворение – реквием по ней).

Все три плана этого стихотворного шедевра удивительно переплетены в единое целое, делая произведение исключительно богатым по содержанию, напряженным по мысли и художественно совершенным по форме.

Но в бездну времён всегда врывается жизнь – простая, многогранная, глубокая, вечная.

Стихотворение «Шестое чувство» можно считать программным, в нем в сжатой, выразительной, энергичной форме отразились настроения современников Гумилева, надежды на прорыв человека в неизведанное. Лирическое «мы» объединяет людей в этих надеждах. Привычные ценности – «влюбленное вино», «добрый хлеб», женщина – прекрасны. Но есть то, что нельзя «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать», что нельзя удержать и ощутить до конца: «розовая заря над холодеющими небесами», «бессмертные стихи». Для этого нужен какой-то другой орган, какое-то «шестое чувство». И если не природа, то искусство призвано помочь человеку почувствовать запредельное:

Так век за веком – скоро ли, Господь? –

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.

Проанализировав таким образом стихотворения Гумилёва, я пришла к выводу, что этот романтик, поэт, путешественник, воин занял достойное место в истории отечественной литературы.

3. Заключение

Почему Гумилёв обратился к экзотике в своём поэтическом творчестве?

Познакомившись подробно с творчеством Гумилёва и проанализировав некоторые стихотворения, я пришла к выводу, что Гумилёва увлекало всё неординарное, экзотическое: будь то корабль Летучего Голландца, огни святого Эльма, тёмнокожие мулатки, берега Красного моря, владыки Судана – всего и не перечислить. Гумилёв сформировал новую стихотворную технику. Его стихотворения требуют от читателя умственной работы, сотворчества, сильного, равного по мощности эстетического порыва. Поэт уходит в стихию символа и мистики, в его стихотворениях трудно отличить, что вымысел, а что сама реальность, поэтический образ становится глубоким, неоднозначным. Это можно назвать новым романтизмом, пронизанным лирико-философским содержанием.

Каждое стихотворение Гумилёва открывает новую грань взглядов поэта, его настроений, видения мира. Полноту мира помогает нам ощутить содержание и изысканный стиль стихотворений Гумилёва. Это живое доказательство того, что человек может уйти от серой будничности, создать колоритный, интересный мир.

«Новые земли» Гумилева – это прекрасный, глубокий символ расширения человеческого сознания, устремление в новые пространства духа:

Но в мире есть иные области,

Луной мучительной томимы.

Для высшей силы, высшей доблести

Они вовек недостижимы.

                                     («Капитаны»)

  Не подлежит сомнению его талант как поэта и литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности, несчастная любовь, чуть не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне. Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные произведения Гумилев еще мог бы создать.  Выдающийся поэт, одна из гениальных индивидуальностей, яркая звезда на поэтическом небосклоне, Николай Гумилёв оставил после себя интересное наследие, оказал значительное влияние на развитие российской поэзии. Поэт эффектный, запоминающийся. Юношеский и вечно юный. Певец экзотики. Прекрасный художник. Его ученикам и последователям, наряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала ХХ века. «Горька судьба поэтов всех племен» - эта строчка умиравшего в Сибири  Кюхельбекера, увы, протянулась и в двадцатый век. Но тяжесть и гибельность судьбы, пусть и посмертно, смягчается, если поэту удается обрести своего читателя, душа которого оказывается созвучна душе умерщвленного автора и который может прочитать адресованное ему послание, не безразлично скользнув по строкам взглядом, а перенесясь в мир писавшего и надеявшегося на сочувствие. Поэтому надо искать в своей душе те стороны, которые позволят ей хоть на краткое время зазвучать в лад с душой погибшего поэта.

Поразительное предсказание Гумилева «своей» необычной смерти

И умру я ни на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще.                            

            («Я и вы»)

подтвердилось. 3 августа 1921 года он был арестован органами ЧК, обвинен в участии в котрреволюционном таганцевском заговоре и 24 августа расстрелян вместе с шестьюдесятью привлеченными по этому делу. Ныне стало известно, что основанием для обвинения «послужили только никем не проверенные и не доказанные показания одного человека». Не было заговора ученых, не было участия в нем выдающегося поэта. Это был трагический день черного «месяца русской поэзии» (Г.Иванов). Когда-то в своих дневниках он записал: «Для истинного поэта смерть не менее важна, чем жизнь».

4. Библиография

I. Мемуарные и биографические материалы

•        Николай Гумилев в воспоминаниях современников / Сост. В.Крейд. Репринтное издание. – М., 1990.

•        Панкеев И.А. Николай Гумилев. Биография писателя. – М., 1995.

•        Тименчик Р. Иннокентий Анненский и Николай Гумилев // Вопросы литературы. – 1987. - №2.

•        Фельдман Д.М. Дело Гумилева // Новый мир. – 1989. - №4.

II. Статьи и исследования

•        Айхенвальд Ю. Гумилев // Айхенвальд Ю. Поэты и поэтессы. – М., 1992.

•        Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. – Л., 1997.

•        Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка (Поэтический мир Н.С.Гумилева) // Взгляд: Сборник. – М., 1988.

•        Николай Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. – СПб., 1994.

•        Павловский А. Николай Гумилев // Вопросы литературы. – 1986. - №10.

•        Панкеев И.А. «Высокое косноязычье». Николай Гумилев: Судьба. Биография. Творчество // Литература в школе . – 1990.

III. О Николае Гумилёве

•        Гумилёв Н. Наследие символизма и акмеизма //Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период /Сост. Н.А.Трифонов. – М., !980.

•        Гумилёв Николай. Стихи. Поэмы. – Тбилиси, 1988.

•        Гумилёв Николай. Избранное /Сост. И.А.Панкеев. – М., 1990.

5. Приложение

Задания для сопоставительного анализа стихотворений «Жираф» и «Заблудившийся трамвай»

1. В чём значение обращения к экзотике в стихотворении «Жираф»?

2. Каков статус нарисованной в «Жирафе» картины: воспоминание, рассказ об увиденном во время путешествия, «сказка», мечта? В чем функция «повествовательной рамки» стихотворения, образованной двумя обращениями «рассказчика» к слушательнице? Насколько конкретна фигура слушательницы? В чем разница в отношении к изображаемой картине между рассказчиком и той, кому он формально адресует ее?  

3. В рецензии на «Романтические стихи» И.Анненский писал о впечатлении «чего-то приятного, сладкого, пожалуй, даже экзотического» и о том, что «книжка отразила не только искание красоты, но и красоту исканий». Прокомментируйте это утверждение рецензента. Что важнее в стихотворении – зоологическая или географическая точность в описании жирафа и африканского пейзажа или стилизация способов изображения?

4. Что вы можете сказать о мироощущении, кругозоре, жизненных ценностях рассказчика? Нужно ли ему знание повадок экзотического животного? Насколько правдоподобно замечание о том, что «на закате он прячется в мраморный грот»? Почему для характеристики собственных рассказов рассказчик использует словосочетание «веселые сказки»?

5. Каковы слагаемые «изысканной» красивости центрального образа? С каким классом существительных обычно употребляется прилагательное «изысканный»? Как сочетаются  в стихотворной картине признаки портрета, пейзажа и натюрморта?

6. По какому принципу подбираются метафоры и сравнения для описания жирафа? Насколько логически уместно одновременно говорить об отражении луны на водной глади озера и «цветных парусах корабля», которым подобен жираф? Различимы ли ночью цвета в африканских тропиках?

7.  Каковы ритмические и фонетические особенности стихотворения? Какое звучание придает поэт используемому им размеру? В чем ритмическая выразительность стиха «Изысканный бродит жираф»?

8. «Заблудившийся трамвай» внешне представляет собой рассказ в стихах. Начиная с десятой строфы в стихотворении появляется конкретный адресат этого рассказа. В чем разница между адресатами «Жирафа» и «Заблудившегося трамвая»?

9. В чем разница мироощущений двух рассказчиков? Какой мир каждый из них считает подлинным источником смысла и красоты? Почему неземной мир назван в «Заблудившемся трамвае» «зоологическим садом»? Соотнесите эти словосочетания с зоологической экзотикой раннего Гумилева.

10. Проследите за перерастанием вещественного образа трамвая в символ человеческой жизни. Найдите примеры сюрреалистических образов в «Заблудившемся трамвае» и попробуйте объяснить их художественную функцию  в стихотворении. Как смешиваются в них конкретно-бытовые и фантастические детали?

11. В чем разница в ритмике и общей композиции двух стихотворений? Какому из стихотворений присуща большая ритмическая регулярность и внешняя композиционная стройность?

12. Как стилевое несходство стихотворений обусловлено различием их общего смысла?

Вопросы для беседы по творчеству Гумилёва

1. Каковы наиболее характерные «маски» лирического героя в ранней поэзии Н.Гумилева?

2. В каком из прочитанных вами стихотворений содержится пророчество о будущей гибели поэта?

3. Пользуясь заголовками стихотворений Гумилева, опишите географию странствий его лирического героя. Каковы обитатели «зоологического сада» его поэзии? В чем функции географической и зоологической экзотики в его творчестве?

4. «Символизм был достойным отцом», - писал в своем акмеистическом манифесте Гумилев. Чем обязана ранняя поэзия Гумилева наследию символизма?

5. Прокомментируйте один из важнейших акмеистических тезисом Н.Гумилева: «Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками – вот принцип акмеизма». Как этот принцип повлиял на характер лиризма в акмеистических стихах поэта?

6. В.Жирмунский писал о творчестве поэзии Гумилева и других акмеистов: «...Формальное совершенства, это художественное равновесие... достигается рядом существенных уступок и добровольным ограничением задач искусства: не победой формы над хаосом, а сознательным изгнанием хаоса. Все воплощено, оттого что удалено невоплотимое, все выражено до конца, потому что отказались от невыразимого». Применимо ли наблюдение критика к поздней лирике Гумилева? Какими образными средствами передан «хаос» человеческого существования в стихотворениях «Огненного столпа»?

7. Сопоставьте «живописные» и «музыкальные» эффекты поэтического стиля Гумилева. Какими приемами поэт вызывает у читателя пластические представления?

8. При всей значительности свершившейся в его лирике эволюции Гумилев сохранил неизменными основные качества лирического героя. Каковы эти качества? Что позволило поэту утверждать: «От «Романтических цветов» // И до «Колчана» я все тот же»?

 «Жираф»

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф…

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный  узор,

С которым равняться осмелится толь луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,

И бег его плавен, как радостный птичий полет,

Я знаю, что много чудесного видит земля,

Когда на закате прячется в грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран,

Про черную деву, про страсть молодого вождя,

Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,

Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав?...

Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф…

Сентябрь 1907

«Капитаны»

На полярных морях и на южных,

По изгибам зеленых зыбей,

Меж базальтовых скал и жемчужных

Шелестят паруса кораблей.

Быстрокрылых ведут капитаны,

Открыватели новых земель,

Для кого не страшны ураганы,

Кто изведал мальстремы и мель;

Чья не пылью затерянных хартий –

Солью моря пропитана грудь,

Кто иглой на разорванной карте

Отмечает свой дерзостный путь.

И, взойдя на трепещущий мостик,

Вспоминает покинутый порт,

Отряхая ударами трости

Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,

Так что сыплется золото с кружев,

С розоватых брабантских манжет.

Пусть безумствует море и хлещет,

Гребни волн поднялись в небеса,-

Ни один перед грозой не трепещет,

Ни один не свернет паруса.

Разве трусам даны эти руки,

Этот острый, уверенный взгляд,

Что умеет на вражьи фелуки

Неожиданно бросить фрегат,

Меткой пулей, острогой железной

Настигать исполинских китов

И приметить в ночи многозвездной

Охранительный свет маяков?

Июнь 1909

«Шестое чувство»

        Прекрасно в нас влюбленное вино,

И добрый хлеб, что в печь для нас     садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти все мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем

И, ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем.

Как некогда в разросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья,-

Так век за веком – скоро ли, Господь?

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.   1921

«Заблудившийся трамвай»

Шел я по улице незнакомой

И вдруг услышал вороний грай,

И звоны лютни, и дальние громы,

Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,

Было загадкою для меня,

В воздухе огненную дорожку

Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,

Он заблудился в бездне времен...

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,

Мы проскочили сквозь рощу пальм,

Через Неву, через Нил и Сену

Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,

Бросил нам в след пытливый взгляд

Нищий старик, - конечно, тот самый,

Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно

Сердце мое стучит в ответ:

Видишь вокзал, на котором можно

В Индию Духа купить билет.

Вывеска... кровью налитые буквы

Гласят – зеленная, - знаю, тут

Вместо капусты и  вместо брюквы

Мертвые головы продают.

В красной рубашке, с лицом как вымя,

Голову срезал палач и мне,

Она лежала вместе с другими

Здесь в ящике скользком, на самом дне.

А в переулке забор дощатый,

Дом в три окна и серый газон...

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон.

Машенька, ты здесь жила и пела,

Мне, жениху, ковер ткала,

Где же теперь твой голос и тело,

Может ли быть, что ты умерла!

Как ты стонала в своей светлице,

Я же с напудренною косой

Шел представляться Императрице

И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода –

Только оттуда бьющий свет,

Люди и тени стоят у входа

В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий

И за мостом летит на меня

Всадника длань в железной перчатке

И два копыта его коня.

Верной твердью православья

Врезан Исакий в вышине,

Там отслужу молебен о здравьи

Машеньки и панихиду по мне.

И все ж навеки сердце угрюмо,

И трудно дышать, и больно жить...

Машенька, я никогда не думал,

Что можно так любить и грустить.

1921

«Канцона вторая»

И совсем не в мире мы, а где-то

На задворках мира средь теней.

Сонно перелистывает лето

Синие страницы ясных дней.

Маятник, старательный и грубый,

Времени не признанный жених,

Заговорщицам-секундам рубит

Головы хорошенькие их.

Так пыльна здесь каждая дорога,

Каждый куст так хочет быть сухим,

Что не приведет единорога

Под уздцы к нам белый серафим.

И в твоей лишь сокровенной грусти,

Милая, есть огненный дурман,

Что в проклятом этом захолустье –

Точно ветер из далеких стран.

Там, где все сверканье, все движенье,

Пенье все, - мы там с тобой живем.

Здесь же только наше отраженье

Полонил гниющий водоем.

                                      Апрель 1921