Литературно - музыкальная композиция "У войны не женское лицо?!" (судьба женщин в годы Великой Отечественной войны)
методическая разработка на тему

Ведущий 1

Есть в летописи подвигов Великой Отечественной войны страницы, одно прикосновение к которым доставляет сердцу особую боль и особый восторг. Боль, которая может сравниться только с болью, причиненной разрушением отчего дома, родимой колыбели. Восторг, который может испытывать человек не на словах, а на деле, воочию убедившийся в том, что духу человеческому по силам победить не только смерть, но нечто значительно большее - муки и страдания, несовместимые с жизнью.

Страницы эти посвящены ЖЕНЩИНЕ НА ВОЙНЕ.

Чтец 1

Мирно страна проснулась

В этот июньский день,

Только что развернулась

В скверах её сирень.

Радуясь солнцу и миру,

Утро встречала Москва.

Вдруг разнеслись по эфиру

Памятные слова...

Голос уверено-строгий

Сразу узнала страна.

Утром у нас на пороге

Заполыхала война.

Чтец 2

Война бетховенским пером

Чудовищные ноты пишет,

Её октав железный гром

Мертвец в гробу - и тот услышит!

Но что за уши мне даны?

Оглохший в громе этих схваток,

Из всей симфонии войны

Я слышу только плач солдаток.

Ведущий 2

Женская доля... Во все времена она была тяжела. Но особенно трудно пришлось женщинам в годы войны. Мужчины уходили на фронт. А  на хрупкие женские плечи опустился тяжкий груз: это им нужно было вспахать землю, посеять и вырастить хлеб для фронта. Это они заменили своих мужей , отцов, братьев в шахтах, вручную толкая вагонетки  с углем. Это они в 30-градусный мороз работали на эвакуированных в Сибирь заводах, под открытым  небом, когда руки примерзали к металлу станков. Но самое тяжелое для них было не это. Самое трудное было ждать... ждать письма и бояться получить «похоронку». Ждать их, своих родных и любимых мужчин... И может быть не дождаться...

Чтец 1

Так случилось - мужчины ушли,

Побросали посевы до срока.

Вот их больше не видно из окон -

Растворились в пыли.

Вытекают из колоса зерна -

Это слезы несжатых полей,

И холодные ветры проворно

Потекли из щелей.

Все единою болью болит,

И звучит с каждым днем непрестанней

Вековечный надрыв причитаний

Отголоском старинных молитв.

Мы вас встретим и пеших, и конных,

Утомленных, нецелых - любых, -

Только б не пустота похоронных,

Не предчувствие их!

Ведущий 1

Но не только мужчины уходили на фронт. Воевать шли и женщины, а часто совсем молоденькие, хрупкие девчонки становились медсестрами в госпиталях и на передовой. Это они, вчерашние школьницы, сменили легкие белые платьица и туфельки на сапоги и гимнастерки. Это они, такие хрупкие и тоненькие выносили на своих плечах раненых с поля боя, спасали их, помогали выжить, переживали их боль и страдания как свои. А часто, закрыв от пули своим телом, погибали.

Чтец 2

Легкий школьный вальс

Тоже был у нас...

У него судьба была такая:

Помню, как сейчас,

Наш 10 класс

Закружила вьюга фронтовая.

Фронтовой санбат

У лесных дорог

Был прокурен и убит тоскою.

Но сказал солдат,

Что лежал без ног:

«Мы с тобой, сестра, еще станцуем.»

А сестра как мел...

Вдруг запела вальс.

Голос дрогнул, закачался зыбко.

Улыбнулась всем:

«Это я для вас...»

А слеза катилась на улыбку...

Ведущий 2

Нам хочется, чтобы вы услышали о событиях той войны словами самих этих мужественных женщин.

Прислушайтесь к ним...

Из воспоминаний фронтовой медсестры Т. Дунаевской

Исключительную самоотверженность и бесстрашие проявили девушки-санинструкторы из санитарного взвода. Где-то позади меня Валентина Мельник выносила и укрывала в безопасное место раненых. В полку ее все называли Чайка, возможно, из-за того, что она мечтала о море.

На самом трудном участке Валентина за день вынесла с поля боя двадцать шесть раненых солдат, а также приволокла насмерть перепуганного фашистского ефрейтора. Это можно было бы посчитать легендой, если бы не пожелтевшая от времени дивизионная газета с подробным описанием такого случая. Не однажды ходила Валентина на задания с разведчиками.

Представьте всю тяжесть душевных и физических перегрузок, обрушившихся на семнадцати - восемнадцатилетних девчонок. Непрерывные бомбежки, стоны раскалываемой земли выматывают до слез. Но для санинструктора главное – перевязать раненого под любым огнем, вытащить с поля боя, эвакуировать в тыл. Страшно тяжелая ноша у медицинской сестры. Какой груз может быть дороже человеческой жизни? О своей забывали.

Тащишь раненого, а вслед за нами вздыбливаются фонтаны земли, визжат осколки, рвутся снаряды, оставляя глубокие воронки. Метрах в пятидесяти от меня, прямо над головой, строчит пулемет, а следом сбрасывают смертоносный груз самолеты.

Где ползком, а где вперебежку, пригнувшись к земле, пробираюсь от одного раненого к другому, к пятому, к десятому… плотнее прижимаюсь к потрескавшейся земле, когда стреляют, и все пылинки, поднятые взрывной волной в воздух, падают и оседают на голову.

В критические моменты приходилось не только выносить раненых, но и защищать их. Так было с Азаматом Кайтуковым. Тяжелораненого солдата-автоматчика фрицы хотели утащить в плен… Я оказалась поблизости, в воронке, перевязывала очередного солдата. Дала очередь из автомата по немцам и тем самым спасла Кайтукова

Как-то уже после войны я заболела, обратилась к врачу, сделали мне электрокардиограмму и спрашивают:

- Вы когда перенесли инфаркт?

- Какой инфаркт?

- У вас сердце в рубцах.

А эти рубцы с войны, с курской битвы, остались на всю жизнь

Из воспоминаний медсестры эвакогоспиталя Р. Поповой.

Когда началась война, я заканчивала школу медицинских сестер. В ноябре 1941 года получила долгожданную повестку. Военная служба для меня началась в госпитале станицы Михайловской, а затем на железнодорожной станции Курганной. В сентябре 1942 года вражеские самолеты разбомбили на станции эшелон с людьми, эвакуированными из Ленинграда и других фронтовых городов. Даже вспомнить страшно – так много в эту бомбежку погибло людей. В госпиталь подвозили и подвозили искалеченных детей, женщин, стариков. Фашисты упорно приближались к Курганной. Всех раненых эвакуировали в Сочи. Комиссар нашего госпиталя предложил медсестрам работать на «сан-летучке» – так называли товарные поезда, переоборудованные под перевозку раненых. Погрузку проводили скрытно, в основном ночью, избегая прицельных дневных бомбежек. Работали сутками без сна. Полностью потеряли счет времени, напрочь позабыли, какое сегодня число, какой день недели. В переполненном вагоне духота, стоны... Однажды приоткрыла дверь, с жадностью вдохнула прохладу ночи и... отключилась от свежего воздуха. Очнулась от сильного встряхивания. Кто-то привел меня в чувство и серьезно сказал: «Сестричка, будь осторожной, так можно и под колеса упасть!» В сентябре 1943 года вступили на территорию Белоруссии. Однажды в операционной я заменила свою подругу Зою. . Хирурги оперировали на трех столах одновременно. Работа шла быстро и слаженно. И вдруг – нарастающий звук немецких бомбардировщиков, визг летящих на нас бомб, взрывы, удары, жуткие крики. Кто-то крикнул: «Ложись!». Но на мне все стерильное, и я лишь слегка приседаю. Осколки бомбы вдребезги разносят все мои баллоны. Один осколок вонзился в мой правый коленный сустав Как вылезла из операционной палатки и дошла до стен школы, не помню. Вижу: вокруг горят дома, дым, множество убитых и раненых. Одну медсестру разорвало в клочья. Отовсюду – крики о помощи, стоны... Этот ужас до сих пор стоит у меня перед глазами. В самом кошмарном фильме не встречала ничего подобного.

Чтец 1

Я нес ее в госпиталь. Пела

Сирена в потемках отбой,

И зарево после обстрела

Горело на черной Невой.

Была она словно пушинка,

Безвольна, легка и слаба.

Сползла на затылок косынка

С прозрачного детского лба.

И мука бесцветные губы

Смертельным огнем запекла.

Сквозь белые сжатые зубы

Багровая струйка текла.

И капала тонко и мелко

На кафель капелью огня.

В приемном покое сиделка

Взяла эту жизнь у меня.

И жизнь приоткрыла ресницы,

Сверкнула, подобно лучу,

Сказала мне голосом птицы:

«Я так умирать не хочу!»

Из воспоминаний полевого хирурга Т. Глущенкова

Уходит время, слабеет память, но разве забудешь 1942 год, правый берег Волги у Сталинграда?

Город окутывали черные тучи дыма, пепла, пыли, ночью над ним стояло зловещее зарево пожарищ. Плывет горящая нефть по Волге — возле речного вокзала разбило баржу. Оттуда же на связанных бревнах добираются раненые. Их вылавливают санитарные посты и направляют в наш 78-й отдельный медсанбат.

В операционной палатке, развернутой в лесочке на берегу Волги, три операционных стола. Возле них — хирурги Маша Потапкина, Зина Кечова и я. Здесь же медсестры Анна Платова, Надя Желткевич, Мария Савченко, Аннушка Мигас и санитары. К нам пришли работать сталинградские девчушки.

Все они напугались, побелели, увидев работу хирургов. Некоторые попрятались за палаткой. Но раненых — нескончаемый поток.

А девчонки боятся подходить к больным. Как заставить их перебороть этот страх? Подошла я к ним, пристыдила, помогла засучить рукава. Вскоре я довольно строго сказала им:

— Вот так и надо помогать хирургам, а не падать в обморок.

Девчонки освоились и стали работать проворнее.

 Крайне тяжелой, изнурительной была работа хирургов

...На операционном столе — человек, укрытый простынью. Большая потеря крови. Пульс едва прощупывается.  Вместо ног —

кровавые култышки

Срочно стали готовиться к операции. Раненый тем временем пришел в себя, открыл глаза и шепотом — сколько у него был сил — запел: «Как много девушек хороших,— передохнул и дальше,— как много ласковых имен...»

Мы не выдержали. Стоим, готовые начать операцию, и плачем. А он увидел наши слезы и успокаивает:

— Не плачьте, дорогие. Я поправлюсь и без ног буду защищать Сталинград. Руками. Зубами. Но победа будет нашей...

Через операционную проходило до 110—120 раненых в сутки. Отдых у нас был короткий, спали по 3—4 часа в сутки, а иногда и того меньше.

Ведущий 2

Еще одна страница воинской славы - это женщины - летчицы. Подобного не знала история человечества. Ни в одной стране мира не было подобных примеров.

Из воспоминаний  И. Ракобольской

... 8 октября 1941 г. был подписан секретный приказ Главнокомандующего Советской армии N 00999 о формировании трех женских авиационных полков NN 586, 587, 588 - истребители, пикирующие бомбардировщики и ночные бомбардировщики. Вся организационная работа поручалась Герою Советского Союза Марине Расковой. И тогда, 9 октября ЦК комсомола объявил по Москве призыв девушек, желающих добровольно пойти на фронт. Сотни девушек пришли в армию по этому призыву.

...Нам выдали военное обмундирование. Но как мы неловко чувствовали себя в форме, когда надели ее в первый раз! Большие гимнастерки и брюки, длинные мешковатые шинели и - самое мучительное - сапоги от 40-го до 43-го размера. Нарочно нельзя было придумать одежды, так сильно лишающей девушек привлекательности!

Началось упорное учение: классные занятия по 11 часов в день, включая "морзянку" и строевую подготовку. 7 ноября 1941 г. мы давали присягу...  В феврале 1942 г. из группы формирования был выделен наш 588 ночной авиаполк на самолетах "У-2". Весь состав полка был женский

Наш учебный самолет создавался не для боевых действий. Деревянный биплан с двумя открытыми кабинами, расположенными одна за другой, без радиосвязи и бронеспинок, с максимальной скоростью 120 км/час. Однако с первых дней Отечественной войны "У-2" начал приносить армии огромную пользу. Особенно успешным оказалось ночное бомбометание с этих маленьких машин по переднему краю противника. С наступлением темноты и до рассвета "У-2" непрерывно "висели" над целью, сменяя друг друга, методически, через каждые две-три минуты сбрасывая бомбы

В мае 1942 г. наш полк Марина Раскова привела на Южный фронт и передала в 4 Воздушную армию, командовал которой генерал-майор К.А. Вершинин. ...В воздухе господствовала немецкая авиация, и днем на "У-2" летать было очень опасно. Мы летали каждую ночь. Лишь только наступали сумерки, вылетал первый экипаж, через три-пять минут - второй, затем третий, когда на вылете стоял последний, мы уже слышали тарахтенье мотора возвращающегося первого. Он садился, на самолет подвешивались бомбы, заправляли бензином, и экипаж снова летел на цель. За ним второй, и так до рассвета.

...Тем не менее, вскоре мы встали вровень с мужскими полками, а в чем-то и обгоняли их. Резко изменилось и отношение к нам. Командарм Вершинин стал гордиться нашим полком. "Вы самые красивые женщины в мире", - сказал он. И даже то, что немцы называли нас "ночными ведьмами", стало признанием нашего мастерства... Не прошло и года на фронте, как нашему полку, первому в дивизии, присвоили Гвардейское звание, и стали мы 46-м Гвардейским полком ночных бомбардировщиков.

Конечно, девчонки оставались девчонками - возили в самолетах котят, танцевали в нелетную погоду на аэродроме, вышивали на портянках незабудки, распуская для этого трикотажные кальсоны, и горько плакали, если их почему-либо отстраняли от полетов.

...Каждую ночь боевые экипажи вылетают на цель. Вспыхивают лучи прожекторов, они шарят по небу, лучи сближаются, и вот самолет пойман. Штурмана и летчика ослепляет нестерпимый свет... Бьют зенитки. Хочется уйти вверх, вниз, но... перегруженный бомбами самолет идет с мизерной скоростью 60 - 100 км/час, в зависимости от скорости встречного ветра. Томительно тянется время. Иногда по 10 минут не удается уйти от прожектора. И это на высоте всего нескольких сотен метров. Выше мы обычно не летали: от нас требовалась особая точность бомбометания. В некоторые ночи экипажи успевали сделать по 8 - 10 боевых вылетов. Бывало и так, что на глазах летчика над целью гибли боевые подруги. Их самолеты, сбитые зенитным огнем или ночным истребителем, обычно загорались в воздухе и огненным факелом падали на землю... А ты возвращаешься домой, тебе подвешивают бомбы, и ты летишь снова на эту цель... 

Чтец 2

Тревожная ночь на Кубанью сгустилась,

На старте взлетают цветные ракеты.

Дугою по небу звезда покатилась.

Прощально сигналя серебряным светом.

Уставился месяц на землю с укором

И силится - силится вымолвить что-то.

Притихли машины. Умолкли моторы.

Как долго с задания нет самолета...

Тревожная ночь на Кубанью сгустилась.

На старте взлетают цветные ракеты.

А звездочка так неохотно скатилась,

Как будто хотела дожить до рассвета.

Ведущий 1

Но в женской эскадрилье служили не только летчицы и штурманы. Это еще и девчонки - механики, оружейники.

Из воспоминаний Т.Пановой

Закончила я в Красноярске школу младших авиационных специалистов и попала в действующую часть мотористом

Специальности-то у нас были разные, но задачу мы выполняли одну - привести в боевую готовность свой самолет

Боевое «крещение» приняла на Орловско-Курской дуге. Девчат - младших специалистов - в полку было много: мотористы, оружейники, прибористы, парашютоукладчицы. Нам пришлось сменить свои платья и туфельки на грубые кирзачи, ботинки - «харрикейны» и солдатские шинели и бушлаты

Штурмовая авиация не базировалась близко от линии фронта, но наши аэродромы часто бомбили. Когда кончалась бомбежка, аэродром оживал вновь; моторист с механиком готовили самолет к вылету, заправляя его горючим, маслом, водой, ремонтировали, вели регламентные работы; оружейницы загружали самолет бомбами, а были они по сто килограммов, до отказа набивали люки лентами с патронами для пулеметов и пушек, подвешивали под крылья реактивные снаряды. Радисты отлаживали связь, а парашютоукладчицы - эти ангелы-спасители - готовили к безопасной работе парашюты.

Особенно трудно приходилось в зимнюю пору или в непогоду весной и осенью. Труд был явно не женским.

                   Была работа тяжела,

                   И спать нам приходилось мало,

                   И наша молодость прошла,

                   Красивых платьев не видала.

Ведущий 1

И еще одна женская дорога на войне: радистка - разведчица. Им приходилось очень тяжело: заброшенные в тыл врага, они должны были всеми силами, а часто и ценой своей жизни, помогать фронту, следить за передвижениями немцев и под самым носом у врага  передавать радиошифровки.

Из воспоминаний  радистки-разведчицы В. Волкович

С первых дней войны и до апреля 1942 года - на оборонительных работах. В апреле месяце на одной из последних машин в слезах покидала родной город, сопровождая осиротевших детей нашего дома на Большую землю. Передала ребятишек в детский дом и сразу же подала заявление - добровольцем на фронт! Но после детального собеседования меня направили в специальную школу радистов-разведчиков 4-го Украинского фронта - в войсковую часть особого назначения № 5053. Оказалось, что особое назначение части - подготовка специалистов для работы во вражеском тылу. 196 дней и ночей провела я за линией фронта.

Первое задание - в районе Кривого Рога. Двух девушек старшую группы, уроженку этих мест, Наташу и меня - выбросили с парашютом в самой гуще расположения гитлеровских войск. Обстановка была очень сложной: гитлеровцы располагались в каждом доме, плотно общались с населением, тщательно проверяли все дороги и очень дотошно интересовались всеми «новоселами»...

Первый шаг - добраться до Наташиного дома - оказался удачным: дом был цел, мама Наташи жива, здорова. Она-то и объяснила немецким солдатам, откуда вдруг взялись две ее дочки, одну из которых она видела впервые в жизни...

То, что в доме располагались гитлеровцы, стало для нас большим затруднением: куда деть радиостанцию, как спрятать ее от вражеских глаз, как осуществлять связь с Центром? Придумали: на чердаке в куче хранились тыквы. Мы выбрали самую большую, освободили ее от мякоти и внутрь спрятали рацию. Антенну незаметно протянули между черепицами крыши и удачно связались с Центром.

Сеансы связи шли строго по расписанию. Мы втянулись в этот ритм и как-то успокоились, полагая, что немцы ни о чем не подозревают. Тут-то и произошло ЧП! Я слишком увлеклась передачей по рации очередных разведывательных сведений и не услышала шагов поднимающегося по лестнице на чердак немца... Очнулась лишь под его удивленным пристальным взглядом. Автоматически передала в Центр условный сигнал опасности и замерла. Ничего не сказав и не сделав, немец - его звали Лео - спустился вниз. Я тоже спустилась с чердака и лихорадочно думала, что же предпринять?.. Бежать бесполезно: кругом патрули. Вышла во двор и увидела, что Лео занимается ремонтом машины своего хозяина. Женское чутье подсказало абсолютно нелогичный шаг: я взяла четыре красивых больших яблока, подошла к немцу и передала эти яблоки прямо ему в руки. Лео молча взял яблоки и положил их на сиденье. После этого, также молча, дал мне в руки гаечный ключ; и я, как вкопанная, стояла с этим ключом, не зная, что делать, ждала: что же будет дальше? Закончив работу, солдат взял яблоки, забрал у меня ключ и, не проронив ни слова, ушел в дом. Весь день он не выходил из комнаты.

Вечером я вошла в его комнату. Лео в ужасном состоянии сидел, обхватив руками голову. Долго молчал, все сильнее обнимая свою голову и все ниже опуская ее. Потом порывисто и быстро стал мне рассказывать:

- Я родом с Рейна. Англичане разбомбили мой дом. Погибла вся моя семья - мать, отец и сестра. В нашей части служит один офицер, который был в отпуске на моей родине. Этот офицер женился на моей невесте. Больше у меня ничего и никого не осталось...

Для меня и моей Родины этот 22-летний парень был и оставался врагом. Но чисто по-человечески было очень жаль его. Солдат ни о чем меня не спрашивал и не упоминал о происшествии на чердаке. Через несколько дней между ним и его начальником произошел конфликт. Лео зашел ко мне попрощаться и сказал, что его отправляют в Югославию, воевать против партизан. Так мы и расстались навсегда.

Радом с домом появились гитлеровские пеленгаторные установки, в том числе печально известная автомашина с антенной-рамой. Начальник установок майор Адам часто заходил в наш дом и хвастал:

- Здесь близко партизаны. Мы слышим очень близко работу их радиостанции. Скоро мы их поймаем. Ты первая увидишь, как мы будем их расстреливать!

Я кивала головой и думала: конечно же, самая первая я об этом и узнаю, когда вы будете меня расстреливать...

Приближалась развязка. Гитлеровцы вели себя все тревожнее: к Кривому Рогу приближалась Красная армия. Нервозность врагов невольно передавалась и мне, заставляла работать еще бдительнее, еще осторожнее.

И вот наступил счастливый день 29 февраля 1944 года - наши войска освободили Кривой Рог. А в праздничный день 8 марта за мной приехали друзья из разведуправления: война еще не окончилась, меня ждал очередной боевой приказ.

Интернациональную группу разведчиков в составе семи человек десантировали в Чехословакию

Фашистам все же удалось обнаружить нашу группу во время сеанса связи с Большой землей. Завязался жестокий бой. Разведчик Ваня был ранен в руки и ноги, лежал без движения. У Бориса снарядом оторвало ногу. Я была ранена, лишь только успела спрятать шифр и рацию. Гитлеровцы сбросили всех нас в яму и заживо засыпали землей.

После кровавой бойни к нам пробрался разведчик Ян-большой и откопал нас из могилы. Несмотря на страшное потрясение и ранение, я нашла шифр, радиостанцию и передала в Центр сообщение о выполнении порученного задания.

Ведущий 1

Но, пожалуй, одна из самых трагических и самых волнующих страниц посвящена солдатским матерям. Это они собственными руками собирали в дорогу своих сыновей и дочерей, они писали на фронт, что дома все хорошо, в то время как сами сутками работали в поле или на заводе, полуголодные и усталые, это они со страхом и надеждой ждали почтальонов. Но для многих матерей вести, принесенные почтой, были страшными.

Ведущий 2

Прасковья  Еремеевна Володичкина  проводила в 1941 году на фронт 9 своих сыновей. От порога этого дома ушли защищать Родину Александр, Андрей, Федор, Петр, Иван, Василий, Михаил, Константин... За 6 лет до этого схоронила Прасковья Еремеевна мужа и молила судьбу уберечь детей. Не уберегла... Все 9 ее сыновей погибли. Тяжкий крест выпал этой женщине.

На родине Прасковьи Еремеевны Володичкиной в поселке Алексеевка Самарской области установили мемориал: скорбно застыла фигура матери, а вверх, в небо, в вечность, словно души ее девяти сыновей, устремляются 9 журавлей.

Ведущий 1

Анастасия Аркадьевна Ларионова, простая сибирская женщина, жительница деревни Михайловка - мать, отдавшая на алтарь Отечества семерых сыновей: Григория, Пантелея, Прокопия, Петра, Федора, Михаила и Николая. Всех семерых забрала война. Никто не ведает, сколько выпало ей бессонных, рвущих душу ночей, как кричало от боли материнское сердце.

Ведущий 2

Семерых сыновей проводила на фронт и не дождалась Калиста Павловна Соболева из поселка Шахановка Архангельской области.

А у жительницы поселка Крутинка Омской области Акулины Семеновны Шмариной  пятеро сыновей отправились защищать Родину и погибли на полях сражений.

Чтец 1

Постарела мать за 30 лет,

А вестей от сына нет и нет.

Но она все продолжает ждать,

Потому что верит, потому что мать.

И на что надеется она?

Много лет, как кончилась война.

Много лет, как все пришли назад,

Кроме мертвых, что в земле лежат.

Сколько их в то дальнее село

Мальчиков безусых не пришло?!

Как - то раз прислали по весне

Фильм документальный о войне.

Все пришли в кино: и стар, и мал,

Кто познал войну, и кто ее не знал

Перед горькой памятью людской

Разлилася ненависть рекой.

Трудно было это вспоминать...

Вдруг с экрана сын взглянул на мать!

Мать узнала сына в тот же миг

И понесся материнский крик:

- Алексей! Алешенька! Сынок!

Словно сын ее услышать мог!

Он рванулся из траншеи в бой.

Встала мать прикрыть его собой.

Все боялась - вдруг он упадет.

Но сквозь пули мчался сын вперед!

- Алексей, - кричали земляки. -

Алексей, - просили. - Добеги!

Кадр сменился. Сын остался жить.

Просит мать о сыне повторить.

И опять в атаку он бежит:

Жив, здоров, не ранен, не убит.

- Алексей! Алешенька! Сынок!

Словно сын ее услышать мог...

Постарела мать за 30 лет,

А вестей от сына нет и нет.

Но она все продолжает ждать,

Потому что верит, потому что мать!

Ведущий 1

Есть в летописи подвигов Великой Отечественной войны страницы, одно прикосновение к которым доставляет сердцу особую боль и особый восторг. Боль, которая может сравниться только с болью, причиненной разушением отчего дома, родимой колыбели. Восторг, который может испытывать человек не на словах, а на деле, воочию убедившийся в том, что духу человеческому по силам победить не только смерть, но нечто значительно большее - муки и страдания, несовместимые с жизнью.

Страницы эти посвящены ЖЕНЩИНЕ НА ВОЙНЕ.