Инсценировка главы из романа И.Шмелева "Лето Господне" для детского театра

Вакомина Юлия Александровна

"Лето Господне" — роман известного русского писателя И. С. Шмелёва, одно из самых лучших произведений автора. Был издан в полном варианте в Париже в 1948 г. Основой романа является рассказ о русском Рождестве. В нем сосредоточены главные черты истинно православного человека: вера в чудо, любовь к Богу, детское, чистое, незамутненное ощущение мира и тихой радости.

Инсценировка, выполненная на основе романа, подходит для постановки в детском театре. Сам процесс работы над замечательным произведением рождает в коллективе доброжелательную атмосферу радости от общения с великой русской культурой, духом, традицией и бытом, в котором так много замечательного, степенного и значительно несправедливо забытого в наше быстрое суетное время.

Скачать:


Предварительный просмотр:

Методическая разработка

«Инсценировка главы «Рождество» из романа Ивана Шмелева «Лето Господне»

для детского театра»

Действующие лица:

Мама – многодетная мать, в центральном эпизоде в церкви – Богородица.

Катя – робкая сказочница

Костя – бойкий юморист

Алиса – деревенская забавница

Вероника – строгая старшая сестра

Ксюня – неземная восторженная девочка

Арина – основательная верующая девочка

Рома – маленький наивный мальчуган

 (Звучит колыбельная. Дети по очереди выходят на сцену, которая представляет собой детскую, где стоят две двуспальные кровати. Каждый делает свои приготовления ко сну. Входит мама.)

Мама: Вы хотите, милые дети, чтобы я рассказала вам про наше Рождество. Ну, что же... Не поймете чего – подскажет сердце. Как будто я такие, как вы.

(Звучит классическая музыка. Во время ЗТМ мать покидает сцену. Дети по очереди на своих монологах приподнимаются с кроватей, описывают зрителю разные эпизоды старого Рождества, о которых перед сном им рассказывала мама. В некоторых зарисовках участвуют все. Один только маленький Рома всё время спит на втором этаже кровати.)

Катя. Снежок… Здесь он – редко, выпадет – и стаял. А у нас, повалит, – свету, бывало, не видать, дня на три! Все завалит. На улицах – сугробы, все бело. На крышах, на заборах, на фонарях – вот сколько снегу! С крыш свисает. Висит – и рухнет мягко, как мука. Ну, за ворот засыплет. Дворники сгребают в кучи, свозят. А не сгребай – увязнешь. Тихо у нас зимой, и глухо. Несутся санки, а не слышно. Наше Рождество подходит издалека, тихо. Глубокие снега, морозы крепче. Увидишь, что мороженых свиней подвозят, – скоро и Рождество.

Костя. Перед Рождеством, на Конной площади, в Москве, – там лошадями торговали, – стон стоит. А площадь эта... – как бы тебе сказать?.. – да попросторней будет, чем... знаешь, Эйфелева-то башня где? И вся – в санях. Тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту. Завалит снегом, а из-под снега рыла да зады. Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик... Прямо из саней торговля. И без весов, поштучно больше. Широка Россия, – без весов, на глаз.

Алиса. Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. На Театральной площади, бывало, – лес. Стоят, в снегу. Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках – будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбами. Сбитенщики ходят, аукаются в елках: “Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..” Сбитень? А такой горячий, лучше чая. С медом, с имбирем, – душисто, сладко. Стакан – копейка. Калачик мерзлый, стаканчик, сбитню, толстенький такой, граненый, – пальцы жжет. На снежку, в лесу... приятно! Потягиваешь понемножку, а пар – клубами, как из паровоза. А мороз крепчает. Небо – в дыму – лиловое, в огне. На елках иней. Морозная Россия, а... тепло!..

Вероника. В Сочельник, под Рождество, – бывало, до звезды не ели. Кутью варили, из пшеницы, с медом; взвар – из чернослива, груши, шепталы... Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто – дар Христу. Ну.., будто, Он на сене, в яслях.

Ксюня. Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Елочки на них, разводы, как кружевное. Ноготком протрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон – другая... А какие звезды!.. Форточку откроешь – резанет, ожжет морозом. А звезды..! На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. А какие звезды!.. Усатые, живые, бьются, колют глаз. И звон услышишь. Морозный, гулкий, – прямо, серебро. Такого не услышишь, нет.

Арина. В Кремле ударят, – древний звон, степенный, с глухотцой. И все запело, тысяча церквей играет. Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала...

Вероника. Ко всенощной.

Костя. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок, – мороз и не щиплет.

Арина. Выйдешь – певучий звон.

Ксюня. И звезды.

Алиса. Калитку тронешь, – так и осыплет треском. Мороз!

Катя. Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице – сугробы, горы.

Ксюня. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух... – синий, серебрится пылью, дымный, звездный.

Арина. Звездный звон, певучий, – плывет, не молкнет; звон-чудо, звон-виденье.

Вероника. Идешь и думаешь: сейчас услышу ласковый напев-молитву, простой, особенный какой-то, детский, теплый... – и почему-то видится кроватка, звезды.

(Звучит молитва «Рождество твое, Христе Боже наш, возсияй Мирови Свет разума…» В синем тумане из центра сцены появляется Образ Богородицы с Младенцем. Дети встают на колени, тянут к ней ручки, она приближается, они встают, хотят увидеть ребенка, заслоняют Образ. А когда поворачиваются к залу, Богородицы с Младенцем уже нет.)

Вероника. И почему-то кажется, что давний-давний тот напев священный... был всегда. И будет.

Костя. Идешь из церкви. Все – другое.

Катя. Снег – святой.

Ксюня. И звезды – святые, новые, рождественские звезды.

Вероника. Посмотришь в небо. Где же она, та давняя звезда, которая волхвам явилась?

Ксюня. Вон она: над Барминихиным двором, над садом! Каждый год – над этим садом, низко. Она голубоватая. Святая.

Костя. Бывало, думал: “Если к ней идти – придешь туда. Вот, прийти бы... и поклониться вместе с пастухами Рождеству!

Вероника. Он – в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне...

Алиса. Только не дойдешь, мороз, замерзнешь!”

Ксюня. Смотришь, смотришь – и думаешь: “Волсви же со звездою путеше-эствуют!..”

Все. Волсви?

Ксюня. Волсви?.. Значит – мудрецы, волхвы.

(Неожиданно для всех поднимается Рома. Возбужденно слушает последние реплики ребят, встает на кровать, прохаживается в волнении.)

Рома. А, маленький, я думал – волки. Да, добрые такие волки, – думал. Звезда ведет их, а они идут, притихли. Маленький Христос родился, и даже волки добрые теперь. Даже и волки рады. Правда, хорошо ведь? Хвосты у них опущены. Идут, поглядывают на звезду. А та ведет их. Вот и привела.

Вероника. Вы видите – кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик, ручкой манит?..

Рома. Да, и волков... всех манит.

Костя. Как я хотел увидеть!.. Овцы там, коровы, голуби взлетают по стропилам... и пастухи, склонились... и цари, волхвы...

Ксюня. И звезды... все звезды там, у входа, толпятся, светят...

Рома. И вот, подходят волки. Их у нас в России много!.. Смотрят, а войти боятся. Почему боятся? А стыдно им... злые такие были.

Вероника. Ты спрашиваешь – впустят? Ну, конечно, впустят. Скажут: ну, и вы входите, нынче Рождество!

(Голос мамы из-за кулис: «Дети, вы спите?» Дети мигом шмыгают по кроваткам)

Катя. И в доме – Рождество. Пахнет натертыми полами, мастикой, елкой.

Ксюня. Лампы не горят, а все лампадки.

Костя. Печки трещат-пылают.

Алиса. В холодном зале таинственно темнеет елка, – другая, чем на рынке.

Ксюня. За ней чуть брезжит алый огонек лампадки…

Катя. Тихий свет, святой.

Арина. Где-то гармоника играет...

Вероника. В детской горит лампадка.

Катя. Красные языки из печки прыгают на замерзших окнах.

Ксюня. За ними – звезды. Светит большая звезда над Барминихивым садом.

Рома. …Но это совсем другая. А та, Святая, ушла.

Все. До будущего года.

(Дети машут звезде, затем укладываются спать. Звучит фонограмма. Появляется мама, поет колыбельную песню, поправляя одеяла на кроватках детей. Голос ее становится всё тише. ЗТМ.)