Кацан Светлана Владимировна

Я в этом городе страдал полжизни
и, может, лишь за то его люблю.
Нет, не за то. Нельзя любить за зло,
нельзя благоговеть перед уродством.
Он был моей тоской, моим уродством,
моею раною, моею грязью, мукой
моей души и черной кровью тела.
За это ненавидят. Ненавижу!
Безмерно ненавижу. И люблю!
Люблю безмерно, яростно, жестоко,
жестокою безмерною любовью —
вот так его люблю. За то, что он
свидетель мук. За то, что каждый камень
его домов и мостовых хранит
мои шаги, мои проклятья, стоны
и тихое отчаянье. За то,
что в нем оплеванный, забитый, жалкий,
я понял суть: есть в этом мире нечто,
что выше жизни, крепче смерти, слаще
любви, желанного успеха, — нечто
такое, без чего не стоит жить.
Вам это непонятно? Ну и что же?
Мне тоже непонятно. Только это
имеется. И, черт меня дери,
я знал его — вот это нечто — пил
до дна, как водку, ел его, как хлеб,
до крошки. И с презрением взирал
на тех, кто, хохоча, плевал мне в рожу,
мочился в душу мне. Я был счастливей.
Куда счастливей их! Мучитель
счастливым быть не может. Это было
в далеком городе. Проклятый город!
Любимый город...

С. Снегов (один из заключенных Норильлага)