"И мысли просятся к перу"

Почему так устроен человек?

Акутагава Рюноскэ «Нос»

Почему так устроен человек? Все вроде у него хорошо, не хуже других живет. Правда, есть люди с более высоким жизненным статусом и … более приятные на внешность. А при чем тут это, спросите вы и будете правы. Некоторые начнут роптать: мол, нельзя ругать своих прародителей, ты радуйся, что живешь на белом свете, наслаждаешься благоуханным ароматом трав, вдыхаешь свежий воздух.

Но как же можно радоваться жизни, если тебя зовут Дзэнти и у тебя такой длинный нос, что, чтобы принять пищу, тебе приходится прибегать к помощи мальчишки-послушника. Но надеяться на благополучный исход трапезы бедный монах не мог, ведь может же этот мальчишка вдруг чихнуть – и всё: дощечка шириной в сун и длиной в два сяку (мне это созвучие цифр очень понравилось, и я не могла не вставить его!), придерживающая нос Дзэнти, упала, и вместе с ней благополучно шлепнулся нос в рисовую кашу. А теперь скажите, можно с этим жить спокойно? Вот и я говорю - нет. Еда – это еще часть проблемы. А как же должен чувствовать человек, находясь ежедневно под прицелом любопытствующих глаз?

Зависть – это, наверное, самое подходящее слово к ощущениям бедного монаха. Чтобы успокоить свое самолюбие (а оно-то и было главной причиной скорби Дзэнти), он готов был всматриваться в каждое лицо в надежде найти хотя бы крохотный изъян. Но увы, тщетно. Так и продолжалась бы однообразное вглядывание в крючковатые, ноздреватые носы, если бы…

А теперь представьте себе такую картину. На полу лежит распластанный монах, и по его носу (который был до этого прокипячён) усердно отбивал степ ученик. Гоголь отдыхает, куда ему со своим Ковалевым! А теперь самое время рассказать, что же предшествовало этой странной процедуре. Дело в том, что этот способ кто-то подсказал монаху, неважно кто, главное, что подействовало. И вот ты такой, как все! Как приятно звучит здесь из уст писателя словосочетание  «наш красавец». Живи и радуйся, вдыхай полной грудью эту новую жизнь, где нет места твоему висячему носу.

И вот тут-то я увидела Акутагаву. Не его материализовавшееся присутствие, а его стиль, о котором я прочитала в анонсе: «Главная тема его произведений, написанных с тонким вкусом и юмором, - бесконечная вселенная духа и тайны человеческой психологии». Позволю себе встык еще одну цитату относительно этой тайны. «…В сердце человеческом имеют место два противоречивых чувства. Нет на свете человека, который бы не сострадал несчастью ближнего. Но стоит этому ближнему каким-то образом поправиться, как это уже вызывает чувство, будто чего-то стало недоставать». А если быть еще откровеннее, то желание это сводится к тому, чтобы «ввергнуть этого ближнего в ту же неприятность». Прав был мудрец, сказавший, что человек – это великая тайна». Вот она природа homo sapiens – не радоваться в радости, а вернуть неприятность. Интересно, если на чашу весов положить сочувствие и эгоизм сторонних наблюдателей этой истории, то что бы перевесило?

К этой загадке человеческого поведения добавляется еще одна: как человек, страдавший оттого, что он является обладателем такого длинного носа, мог пожалеть, «что столь опрометчиво укоротил себе нос»?! Как бы то ни было, мы закрываем последнюю страницу этого рассказа, а воображение еще долго рисует нам «длинный нос пяти-шести сунов в длину, свисающий через губу ниже подбородка», обладателем которого является монах Дэнзи, наивно полагающий, что теперь над ним никто смеяться не будет. А еще закрываем её со странным ощущением: сочувствовать ли монаху Дэнзи дальше (как это было вначале при первых картинках из его жизни) или уподобиться монахам-работникам и хихикать за его спиной над его очередной глупостью (глупостью ли?)…

Ворота Расёмон

Акутагава Рюноскэ

«Это случилось однажды под вечер», - так начинается этот рассказ. И именно  под вечер один честный человек под заброшенными воротами Расёмон потеряет себя. Хотя честным его можно назвать условно: даже автор именует его не иначе как «некий слуга». Когда писатель хочет показать падение человека, он прежде дает нам фон. Акутагава не исключение: «…здесь жили лисицы и барсуки. Жили воры. Наконец, повелось даже приносить и бросать сюда неприбранные трупы». Кроме того, много ворон и нескончаемый дождь. Идти было некуда. Сегодня некуда. И завтра тоже. Впереди – неизвестность. Позади – хозяин, который его выгнал. А между вчера и завтра – ворота, некий символический порог, на котором и произойдет разрешение по Раскольникову «переступить». Жаль ли человека, для которого сложившаяся ситуация не имеет решения, кроме как одного  – «умереть от голода перед забором или на улице. И потом труп принесут сюда, на верхний ярус ворот, и бросят как собаку». Ничего, кроме неизвестности. Хотя нет, какая-то мысль (он уже допустил к себе это назойливое «если») стучит в его истерзанную душу. Как тут не вспомнить Раскольникова, его мучительные страдания в течение долгих дней, его «быть или не быть».

И как потом мысль завладеет Раскольниковым и будет гнать его к последней черте, так и некий слуга начинает свой путь к этой самой пропасти. Только Акутагава использует странный прием: слуга начинает восхождение (!?) вверх по широкой лестнице, которая вела в башню над воротами. Почему вверх? Этот немой вопрос задаю я себе и не нахожу ответа. В моем понимании движение наверх всегда связано с очищением души, а тут… Это не единственный мой вопрос. Там, наверху, « в беспорядке валялось множество трупов», одетых, раздетых, - всяких, от которых несло трупным запахом. Остановись, слуга, ты уже не можешь здесь находиться, тебе плохо. Но любопытство сильнее всех других чувств, оно-то и толкнуло слугу к тощей старухе, похожей на обезьяну.

Теперь самое время ответить на вопрос, что еще связывает героев Акутагавы и Достоевского. Старуха. Неприятная в обоих случаях. Для слуги настолько отвратительная, что  у него кожа на голове стала пухнуть. Вот здесь, именно в этой сцене со старухой, мы имеем поразительный пример тому, что называется у нас «от любви до ненависти – один шаг», правда, с одной оговоркой – речь идет не о любви. Что испытывал бы любой человек, если бы на его глазах кто-нибудь вырывал бы из головы трупа волосы? Конечно же, ненависть! «Сильнейшая ненависть», - пишет автор и тут же замечает, что прямо пропорционально этому чувству в душе слуги росло отвращение ко злу, всякому, любому. Та неразрешенная мысль, которую он допускал внизу, теперь нашла окончательный ответ: если бы ему предложили выбирать между смертью от голода и жизнь ценой воровства, он без колебания принял бы голодную смерть. Блистательная победа над собой, цена которой – миг. Схватка со старухой стала всё расставила на свои места. Стоило слуге услышать слова мерзкой старухи о том, что она вырывает волосы на парик, чтобы не умереть от голода, с головы женщины, которая, в свою очередь, резала змей с тем, чтобы, высушив полоски, продавать их в качестве сушеной рыбы. И эта простая логика выживания – я делаю это поневоле, иначе умру – разрешила все сомнения слуги: он сорвал кимоно со старухи, грубо её оттолкнул и исчез в ночной тьме. Остается добавить, с каким странным (для меня) чувством он это делал. Это было «то самое мужество, которого ему не хватало  раньше внизу, на ступенях ворот».

Вернусь к Раскольникову. Можно ли сравнивать по степени тяжести эти два преступления? Кого больше осуждать? Мы знаем, что петербургский студент придет к осознанию своей вины, а вот про слугу сказано, что он «с тех пор исчез бесследно».