КПСС: ОТ СОЦИАЛИЗМА К РЕСТАВРАЦИИ КАПИТАЛИЗМА III

Чернышев Александр Юрьевич

Продолжение

Скачать:

ВложениеРазмер
Microsoft Office document icon kpss2.doc97.5 КБ

Предварительный просмотр:

КПСС: от социализма к реставрации капитализма III

В своих мемуарах «Жизнь и реформы» М.С.Горбачев писал: «Речь шла не о революции, а именно о совершенствовании системы. Тогда мы верили в такую возможность. Так истосковались по свободе, что думали: дай только обществу приток кислорода — оно воспрянет. И саму свободу толковали широко, включая действительную, а не декларативную передачу земли крестьянам и фабрик рабочим, простор предпринимательству, изменение инвестиционной и структурной политики, приоритетное развитие социальной сферы. Давали себе отчет — хотя еще не слишком конкретно формулировали эту мысль — о необходимости демократизации общества и государства, развития народного самоуправления». Заявить подобное на XXVII съезде КПСС М.Горбачев, естественно, не мог. Ибо это означало бы провозглашение программы реставрации капитализма не в 1990 г., а уже в 1986-м. Поэтому, как пишет он в своих мемуарах, «употребляя одни и те же слова, мы говорили о разных вещах».

В самих идеях «земля крестьянам» (возрождение мелкобуржуазного эсеровского лозунга) и «фабрики рабочим» (анархо-синдикализм) ничего коммунистического не было. Но фактически именно эта программа легла в основу политики перестройки, которая привела к возрождению на рубеже 80-х -90-х гг. многоукладности в экономике и социально-классовому расслоению общества.

В проекте Платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии эти лозунги были прямо провозглашены в качестве якобы незыблемых для партии. Хотя таковыми они никогда не являлись, и даже в 1917 г. они отвечали только задачам завершения буржуазной революции. Как видим, отказ от классового подхода привел к смешению задач разных по типу революций и к бездумному перенесению их в иные социальные условия.

Социальными последствиями анархо-синдикалистской политики явились мелкобуржуазная стихия (рост экономических преступлений, спекуляции и т.д.), количественный и качественный рост криминальной теневой необуржуазии, раздробление по профессиональному, отраслевому, цеховому признакам, а в союзных республиках и по национальному, а также по уровню доходов различных отрядов рабочего класса.

Анархо-синдикализм в политике отрицает руководящую роль коммунистической партии – партии рабочего класса – в социалистическом строительстве и классовый характер института государства, противополагает ему «самоуправленческие» предприятия, общины, союзы, открытые для свободной коммерческой деятельности. Уповает на стихию «всенародного» движения», «демократии до конца».

В условиях острейшего системного кризиса, потери управляемости власти совершают поворот к «рыночной экономике» с легализацией частной собственности. Однако такой переход осуществим, если класс, кровно в нем заинтересованный, имеет достаточно сил и средств, чтобы устранить существующую политическую систему и завоевать политическое господство. Поэтому дальнейшее развитие социально-экономических процессов всецело зависело от исхода разворачивающейся политической борьбы.

Такое не могло стать возможным, если бы не произошедшее в годы перестройки массовое отчуждение трудящихся от контроля над властными структурами. Неудивительно, что решительный удар в первую очередь наносился по институтам такого контроля, партийным организациям на предприятиях, комитетам народного контроля. Ведь на партийных собраниях коллектив мог поставить любой вопрос, заслушать любого руководителя и принять соответствующее решение, обязательное для исполнения руководителем. Коллективный партийный контроль, специальные ревизионные органы, рабочий и общественный контроль, делали положение любого чиновника очень неустойчивым. Отсутствие устойчивого статуса партийного чиновника в обществе на будущее переставало устраивать партийную, да и советскую номенклатуру.

Вместе с тем она не спешила покидать ряды этой системы. Как пишет историк М.Г.Суслов, «увидев готовность основной массы граждан на радикальные перемены в обществе, в том числе и в отношениях собственности, номенклатурные верхи раньше других почувствовали неизбежность проведения приватизации и стали принимать меры к тому, чтобы процесс приватизации направлялся и контролировался ими и чтобы результаты этого были в желаемом для них направлении. Для этого им надо было сохранить существующую советскую систему, в которую они были уже вписаны. Только сохранение советской системы могло им гарантировать контроль над грядущими переменами и, прежде всего, над гигантским переделом общенародной собственности. Проведенная при их участии и под их контролем приватизация стала бы гарантией сохранения и укрепления их власти и положения в обществе».

Среди представителей номенклатуры менее всего наблюдался отток из правящей партии вплоть до ее запрещения. Наоборот, в условиях стремительных перемен партийные органы становились важными каналами продвижения наверх, возможностью не потеряться в водовороте нарастающего кризиса. Тем более, в ходе перестройки в той мере, в какой партия утрачивала традиционные рычаги власти, работники партийных аппаратов получили возможность сначала совмещать, а затем окончательно пересаживаться в советский аппарат. Это позволило многим если не сделать стремительные политические карьеры, то, во всяком случае, удержаться на плаву, а позднее включиться в процессы приватизации.

Последний ХХVIII съезд КПСС очень четко обозначил эту траекторию. Согласно данным Мандатной комиссии, на съезд было избрано 4683 делегата. Из них свыше 40% — партийные работники (в том числе четверть – секретари первичных партийных организаций), около 17% — хозяйственные руководители различных отраслей народного хозяйства. Почти 60% делегатов являлись народными депутатами и только 17% — рабочие и колхозники. Социологическая группа, основу которой составили сотрудники Центра социологических исследований АОН при ЦК КПСС, провела 5 опросов делегатов и 2 всесоюзных опроса населения. Подавляющее большинство опрошенных высказались за допущение частного сектора, причем 11% высказались, что он должен преобладать. Как видим, есть четкое совпадение данной позиции с социально-классовым составом делегатов съезда.

По данным исследований российских социологов, опубликованным О.Крыштановской, в 1993 году 61% новых предпринимателей, относящихся к группе «бизнес-элиты» (предпринимательская верхушка), ранее работали в органах власти (из них на партийной работе – 13%, на комсомольской – 37%, в исполкомах Советов народных депутатов – 4,3%, на номенклатурных должностях в министерствах и ведомствах – 37%, в других органах власти – 8,6%). Характерно, что даже среди тех 39% предпринимателей, которые никогда не работали в органах власти, многие были выходцами из номенклатурных семей (у 36,8% отцы являлись номенклатурными работниками, а у 18% — матери).

Уже в 1989 г. начали создаваться первые бизнес-ассоциации, демонстрировавшие определенный уровень самоорганизации нового социального класса, стало заметно их желание участвовать в политическом процессе. «Процесс институционализации политического влияния бизнеса, — пишет социолог О.Крыштановская, — сразу был разделен: независимо друг от друга создавались как ассоциации стихийных бизнесменов, так и ассоциации, представляющие интересы номенклатурного бизнеса. К структурам первого типа относились Союз кооператоров, Союз риэлторов, Партия народного капитала и т.п. У истоков организаций второго типа стояли «отцы номенклатурной экономики» – Константин Затулин (бывший работник ЦК ВЛКСМ, автор идеи ЦНТТМ, МЖК и МЦ), Аркадий Вольский (бывший работник ЦК КПСС), Сергей Егоров (бывший работник ЦК КПСС и глава Госбанка России в 1973 – 1987 гг.)».

Таким образом, партия содействовала первоначальной самоорганизации предпринимательского класса, основу которого в тех условиях, пока не началась масштабная приватизация фабрик и заводов, составлял директорский корпус. Многие номенклатурные работники партаппаратов (как бывшие, так и настоящие) входили в органы управления возникающих отраслевых, корпоративных объединений, роль которых после провозглашения курса на создание рыночной экономики объективно возрастала.

Первый легальный советский миллионер член КПСС А.Тарасов легко победил на выборах 1990 г. и стал народным депутатом РСФСР. Он же стал в числе организаторов одной из первых либеральных партий — Партии свободного труда. Вплоть до выборов 1993 г. он оставался единственным представителем частного бизнеса в российском парламенте. В том же 1990 г. бизнесмен Г.Стерлигов создал «Клуб миллионеров». В феврале 1991 г. проходит всесоюзный съезд директоров промышленных предприятий с участием высшего руководства страны, и для работы с частными предприятиями создается Российский Союз промышленников и предпринимателей (РСПП). По убеждению его лидера А.Вольского, «создание РСПП в 1990 г. отражало закономерную потребность российского общества как в выборе рыночного варианта развития экономики, так и в закреплении возрастающей роли промышленников и предпринимателей – этой крупной социальной силы России». В том же 1991 г. создается Ассоциация российских банков. В июне 1990 г. состоялся первый съезд арендаторов и предпринимателей России, создавших свой Союз, поставивший перед собой цель, по словам его первого вице-президента П.Драчева, «добиться принятия таких законодательных и нормативных актов, которые четко определяли бы их статус в обществе и производстве, обеспечивали бы защиту интересов нового общественного слоя производителей-собственников».

Таким образом, уже в годы перестройки были созданы структуры, на которые власть могла бы опереться при проведении рыночных преобразований. Однако в тех непредсказуемых условиях бизнесу, только-только становящемуся на ноги, завоевавшему, наконец, признание со стороны власти, хоть и коммунистической, важно было сохранить лояльность к ней. Скорее всего, по этой причине предприниматели отказывали в поддержке «своей» Партии свободного труда. Они отвечали ее лидеру К.Боровому так: «Мы не должны вмешиваться в политику. Мы – бизнес».

Эта формулировка весьма показательна для характеристики особенностей сознания нового класса на заре его возрождения в СССР. Эта осторожность объясняется пониманием его представителями природы советского строя, а потому чрезмерная активность бизнеса могла в любой момент изменить отношение государства не в пользу его. Тем более первые бизнес-структуры формировались под покровительством партийно-советских и, прежде всего, комсомольских органов. По мнению О. Крыштановской, полученные участниками «комсомольской экономики» привилегии позволили этой относительно немногочисленной группе в 1986 — 1989 гг. проводить латентную приватизацию наиболее прибыльных отраслей экономики, финансовых и управляющих структур, обеспечивали быстрое накопление первоначального капитала и способствовали формированию современной бизнес-элиты. В связи с этим на начальном этапе важно было сохранить партию, ограничившись выхолащиванием ее идеологических основ. Поэтому долгое время замалчивалось легальное существование в стране частнопредпринимательского сектора.

Вот что писала академик Т.Заславская в 1990 г.: «Что касается нарождающегося слоя предпринимателей, то пока он весьма разнороден и лишь начинает осознавать себя общественным классом. По данным репрезентативных для СССР опросов ВЦИОМ, доля предпринимателей во взрослом населении страны составляет 3-5%. Вместе с тем специфика их интересов и мнений по важнейшим политическим и экономическим вопросам не вызывает никакого сомнения. Противоречие между номенклатурой и новыми предпринимателями связано с тем, что господствующее положение в обществе должно перейти от первой ко вторым, личное же перемещение из разлагающегося в нарождающийся господствующий класс доступно не всем. Поэтому номенклатура в меру имеющихся у нее возможностей тормозит развитие предпринимательства, видя в нем своего могильщика. Люди же, связанные с новыми формами экономических отношений, в свою очередь, всеми доступными способами пытаются бороться с номенклатурой. В этом они солидаризируются с политически и экономически активной частью трудящихся, руками которой только и могут отвоевать собственность и власть у номенклатуры.

Хотя класс предпринимателей в немалой степени рекрутируется из трудящихся, отношения между этими группами непросты. Ведь арендаторы, кооператоры, фермеры, притесняемые сейчас даже больше других групп, в перспективе могут обогатиться, завладеть значительной собственностью и занять господствующую позицию. Это особенно ясно осознается той частью трудящихся, которая не намерена и не способна сама заниматься предпринимательством и потому настороженно относится к тем, кто решается на это. Как известно, отрицательное отношение рабочих к кооператорам, колхозников — к фермерам, работников торговли — к арендаторам магазинов доходит до сожженных домов, порезанного скота, разграбленного имущества. Есть основания ожидать, что по мере развития рынка и формирования слоя предпринимателей социальный конфликт между ними и основной массой трудящихся будет обостряться». Фактически автор описывает, как в обществе разворачивается классовая борьба, при этом не используя этот марксистский термин.

Наиболее ярко идущие процессы социально-классовой дифференциации проявлялись по отношению к «кооператорам». Т.Заславская писала по этому поводу: «Опросы показывают, что появление «новых людей» и их напористое стремление к успеху не ускользнули от внимания, по меньшей мере, трех четвертей населения, причем реакция разных групп на появление этого слоя резко поляризована, что ясно выявилось в опросе, посвященном кооперации. Большинство респондентов считают, что в кооперативах труд оплачивается справедливее, чем в государственном секторе (52%), люди имеют больше возможностей проявить свою инициативу и знания (61%), лучше используют сырье, материалы, оборудование (66%), что в кооперативах работают инициативные, предприимчивые люди, умеющие трудиться и желающие заработать (45%). В связи с этим 41% опрошенных полагают, что кооперацию следует развивать.

С другой стороны, значительная часть населения считает, что развитие кооперации ухудшает состояние экономики (35%), и после выхода страны из кризиса кооперация вообще не будет нужна (38%). 45% опрошенных высказываются за ограничение деятельности кооперативов. Ценами на их продукцию не удовлетворены девять десятых, выбором предлагаемых товаров — половина, их качеством — 44% населения. Около трех пятых опрошенных полагают, что кооператоры получают незаслуженно-высокие доходы, треть — что в кооперативах работают мошенники, спекулянты, люди с темным прошлым. Отсюда мнение примерно трети людей, что кооперацию надо сворачивать. В возникновении такой реакции частично повинны сами кооператоры, но, по-видимому, дает о себе знать и «отвычка» народа от торгово-предпринимательской деятельности, а также связанная с ней подозрительность по отношению к дельцам, коммерсантам, предпринимателям. Предвзятость общественного мнения в этом вопросе существенно осложняет развитие новых форм хозяйственной деятельности в городе и на селе.

Общественное мнение чутко улавливает тенденцию к усилению социального расслоения: ее отмечают 59-63% опрошенных. Почти 60% уверены, что в дальнейшем различия в уровне жизни богатых и бедных будут расти. Только 2-3% опрошенных верят, что от перемен в экономике выиграют рабочие, крестьяне и интеллигенция. Остальные указывают на работников аппарата, деятелей торговли и мелких предпринимателей».

Однако пока КПСС продолжала существовать в том или ином виде, активность новых экономических структур оставалась в рамках «неформальной экономики», несмотря на легализацию отдельных ее секторов. Поэтому отказ от участия в политике бизнесменов можно трактовать и как нежелание открыто поддерживать коммунистическую власть, от которой многие из них зависели материально или являлись одновременно ее представителями, и как стремление дальше продвигать рыночные преобразования, используя попустительство власти, накапливать ресурсы, которые со временем позволили бы покончить с советской системой желательно эволюционным, а не революционным путем. Последнее обстоятельство может объясняться тем, что основу нарождающегося легально буржуазного класса составляли люди системы. Так, по данным опроса, проведенного под руководством Л.Бабаевой в 1990 г. среди руководителей кооперативов в 9 крупных городах, социальное происхождение кооператоров было весьма пестрым. 40% опрошенных до прихода в кооперацию занимали руководящие должности на предприятиях, в цехах и отделах; 33,9% принадлежали к ИТР, 8,5% были рабочими. Доля военнослужащих, пенсионеров, домохозяек, студентов среди руководителей кооперативов составила менее 10%.

Уже начало перестройки дало этим слоям трибуну для выражения их интересов и слой интеллектуалов, их озвучивавших. Так, И.Клямкин призывал выяснить, сохранились ли «условия» для укоренения этих «социальных сил», «как они изменились за прошедшее время, и насколько изменения благоприятны или неблагоприятны для преодоления нетоварных отношений».

Однако отчетливая дифференциация интересов больших социальных групп только-только начиналась, поэтому лишь немногие могли осознать свои цели в отчетливых идейно-политических терминах, хотя и этого оказалось достаточно для разгрома советской системы. В обстановке видимого безразличия большинства населения к идеологиям и политическим программам и ко всякого рода «измам» повышался спрос на деидеологизированные политические позиции, активно насаждавшиеся всем партийным идеологическим аппаратом.
В условиях переходного периода, меняющего всю социальную структуру общества, неразвитость политического сознания является весьма выгодным тем силам, которые рвутся к власти. В период борьбы с КПСС их интересы прикрывались словами о «департизации», «деидеологизации», «беспартийности», «надклассовости», «независимости». Департизация при этом касалась одной партии, деидеологизации подверглась одна политическая идеология. Поскольку сами интересы существующих классов какое-то время объективно оказываются непроясненными в силу непрочности их социального положения в условиях социально-экономических перемен, постольку идеологическая функция правящей партии должна по идее повышаться, тем более это правило должно было распространяться на коммунистическую партию, которая, следуя завету своего основателя В.И.Ленина, «вполне законно воюет всегда с беспартийностью».

Сведение же существа политических процессов в условиях перестройки к «демократизации», искусственное разделение их участников на «сторонников и противников перестройки» на фоне деидеологизации правящей партии позволяли среди прочего скрыть связи самодеятельных и политизированных структур с интересами нарождающихся экономических структур (хотя вопросы об этом задавались все чаще).

Для зарождающихся новых социальных групп вначале всегда характерна неясность и неразвитость политического сознания. Поэтому какое-то время по мере развития кризиса место КПСС не могло заполняться сколько-нибудь равнозначными политическими силами. Лозунги «деидеологизации» и беспартийности позволяли изолировать убежденных партийцев от пассивной массы, но не обеспечить автоматически приход к власти новых сил. Тем более, по данным социологических исследований, проведенных АОН при ЦК КПСС в 1991 г., чаще всего выход из партии означал отход человека от активной политической жизни вообще: 68% не собирались состоять ни в какой партии, лишь 2% стали членами других партий и 3% собирались это сделать.

Массовый общедемократический подъем первых лет перестройки сменился не только всеобщим разочарованием ее результатами, но и нежеланием активно защищать устои системы. Поэтому уже скоро бизнесу предстояло впервые политически самоопределяться. К.Боровой вспоминает, как уже в августовские дни 1991 г. у Белого Дома было произнесено: «Бизнес не поддерживает переворот».

Таким образом, первые советские предприниматели, которым система позволила легализоваться, быстро эволюционировали к ее отрицанию. Тем более становилось очевидным, что старая советско-партийная система, вбирающая в себя противоположные начала, весьма неустойчива, способна повернуть вспять достигнутые результаты перестройки, а терпимое отношение партийно-государственного руководства к новым экономическим структурам наталкивается на скрытое или явное сопротивление «низов».

Да и внутри горбачевской команды отношение к этим новым силам было неоднозначным. 20 марта 1987 г. на Политбюро Горбачев призывал коллег «включить нестандартные подходы»: «Где-то прорвется частник. Ну и что? Что, у нас уже ничего не осталось от ленинской мудрости, чтобы с этим справиться?..». А спустя год он призывал уже создавать «атмосферу, в которой будет возможность действовать инициативно», «формировать общественное мнение, так как до сих пор на делового человека у нас смотрят как на рвача».

В июле 1989 г. Комиссия ЦК КПСС по вопросам партийного строительства и кадровой политики зафиксировала неоднозначное отношение низовых партийных структур к «сторонникам перестройки» среди предпринимателей: «вне поля зрения остаются поборники перестройки на решающих участках материального производства, а также активно заявляющие о себе в общественных движениях и нетрадиционных видах трудовой деятельности».

При обсуждении проекта Платформы КПСС, вносившегося на XXVIII съезд партии, коммунистами предлагалось четче прописать различия интересов социальных групп общества, пути разрешения противоречий между ними. Интересен в связи с этим диалог между М.С.Горбачевым и Б.Н.Ельциным при обсуждении проекта Платформы на февральском (1990 г.) пленуме ЦК КПСС о том, интересы каких социальных групп выражает партия. Приведем его полностью.

«ЕЛЬЦИН Б.Н. «Всех слоев» — понятно. А «всех трудящихся»? Тогда спрашивается – где студенты, где пенсионеры? «Всех слоев» — более ясно. А так мы большие группы исключаем вообще.

ГОРБАЧЕВ М.С. Товарищи, тут тогда надо, наверное, уже думать над термином «трудящиеся».

Я думаю, что в дискуссии правильно отмечалось, что КПСС (если мы возьмем сегодняшний срез настроений и позиций нашего общества) не может выражать интересы монархистских, анархистских, реакционных или авантюристских каких-то слоев. Она с ними не может связывать себя, свою деятельность и выражать их интересы. Так что это отсечь надо. Поэтому когда вот так пишем – «всех слоев», то, наверное, все-таки правы товарищи, которые считают, что такое расширительное толкование с точки зрения интересов, выражаемых партией, было бы неоправданно.

Но давайте подумаем. Когда мы говорим «трудящихся», то, конечно, говорим не в плане того, трудится человек или не трудится, а в плане широкого толкования. И это охватывает и пенсионера, и студента».

М.С.Горбачев даже не обратил внимания на противоречивость того, что только что сказал. Слои, которые он предлагал от партии отсечь, в его представлении могли быть только «монархистские, анархистские, реакционные или авантюристские». В отношении же тех, кто «трудится или не трудится», предлагается одинаковый расширительный подход. То есть партия должна одинаково выражать интересы «и пенсионера, и студента», и рабочего, и, видимо, предпринимателя. Но это слово пока предусмотрительно не употреблялось, а заменялось на «кооператор».

Точно также неоднозначным было отношение реформаторского крыла КПСС к частной собственности. Это понятие какое-то время тоже старались не употреблять. Ведь признать частную собственность, значило поставить вопрос об эксплуатации труда капиталом. На пленуме, обсуждавшем новый проект Платформы к XXVIII съезду партии, было поддержано предложение академика С.С.Шаталина «не делать из нее программного документа». Хотя тут же он рассказал, как во время совещаний в ЦК КПСС ведущих экономистов страны 23 октября и 1 ноября 1989 г. «немножко спорили» с М.С.Горбачевым по этому вопросу и «дошли тогда до такого консенсуса: частная собственность – тоже не страшно». Он же предложил придумать некие «византийские ходы», чтобы снять фразы об отношении партии к эксплуатации человека человеком. Попытка секретаря ЦК КПСС А.П.Бирюковой заговорить о фактах эксплуатации наемного труда в кооперативах была решительно пресечена М.С.Горбачевым. В итоге в проект попали формулировки академика Л.И.Абалкина о «трудовой индивидуальной собственности, в том числе на средства производства». В принятом съездом Программном заявлении «К гуманному, демократическому социализму» слово «частная» было уже употреблено. При чем, она уже не связывалась с эксплуатацией человека человеком. Большинство съезда посчитало, что она «может работать на улучшение жизни народа».

Понятно, что для имеющих столь далеко идущие замыслы реформаторов применять традиционный классовый подход, значило разоблачить все свои «византийские ходы». Поэтому подход, основанный на оценке объективного положения различных социальных групп в системе общественного производства и способа их существования, подменялся субъективистским, сводящим все противоречия только на идейной почве. Так, КПСС устами своего лидера объявила, что будет поддерживать и нетрудящихся, что создавало широкое поле для законной активизации этих слоев. В своем дневнике помощник М.С.Горбачева А.Черняев приводил слова Генерального секретаря: «В центр перестройки поставлен человек. И об этом мы сказали ответственно и четко. А из этого может следовать очень важный для современной концепции социализма теоретический вывод – всё, что работает на человека в экономике, в социальной и культурной сферах, в механизмах управления и функционирования системы, то – социалистично».

Некий абстрактный человек будет поставлен в «центр политики партии» в проекте Платформы ЦК КПСС XXVIII съезду партии, а затем и в Программном заявлении съезда «К гуманному, демократическому социализму».

Предвидя возможное отторжение представителей новых социальных групп при приеме в партию, Политбюро с подачи комиссии ЦК КПСС по вопросам партийного строительства ставило задачу «повсеместно сместить акценты на то, что сегодня партии нужны деятельные сторонники перестройки, обладающие высокими политическими и деловыми качествами, и обязательно люди совестливые, порядочные, способные личным примером реально влиять на других».

С учетом происходившего в это время размывания идеологических основ партии и развернувшихся в обществе острых дискуссий о социализме подобный подход существенно облегчал проникновение в партию новых социальных сил, затушевывал их истинные интересы, позволял с течением времени сколь угодно расширительно трактовать истинные замыслы реформаторов. Отношение к существующей общественной системе, вытекающее из их объективного материального положения в ней, подменялось то некими «интересами перестройки», то интересами абстрактного человека, а то и вообще неполитическими мотивами «совести и порядочности». Как будто партия не политический институт, стоящий у власти, а институт благородных девиц.

Показателем противоречивого отношения партийного руководства к появлению в партии представителей нарождающихся социальных групп служит примечательный диалог М.С.Горбачева с рабочими Ижорского завода в Ленинграде. В ответ на вопрос «Какие меры принимаются к ликвидации советских миллионеров?» Горбачев наивно переспросил: «Вы полагаете, что они есть?». Весьма показательно сомнение Горбачева в наличии в «стране советской» миллионеров, хотя не кто-нибудь, а рабочие ему на это указывают. Горбачев был вынужден рассказать про случай в Москве, когда «один коммунист пришел платить партийные взносы с трех миллионов рублей». Назвав этот случай «аномалией», он призвал «с этим вести решительную борьбу».

Нужно отметить, что партийное руководство ни на йоту не отступало от закрепленного законодательно и идеологически «общенародного» характера правящей партии и Советского государства. С этой позиции новые социальные группы должны были быть, без всякого сомнения, представленными на всех этажах государственной и партийной машины, а их интересы — найти идеологическое обоснование в партийных установках. «Социализм должен создать такую политическую систему, которая учитывала бы реальную структуру общества, многообразие интересов и устремлений всех социальных групп и общностей людей», — писал член Политбюро ЦК КПСС В.Медведев в 1988 г.

Партия же в этих условиях, по представлениям реформаторского крыла, начавшего перестройку, должна была «по-новому выразить себя в роли интегрирующей и движущей силы, призванной обеспечить консолидацию общества». По мнению В.Медведева, «политическая система должна… улавливать и охватывать весь спектр общественных, групповых, личных интересов… способствовать их реализации, разрешая в то же время возможные противоречия, давая форму согласования, баланса интересов».

То, что его достичь будет сложно, продемонстрировало Всесоюзное совещание представителей рабочего класса, крестьянства и инженерно-технических работников, состоявшееся 18-19 января 1990 г., и которое, по свидетельству члена Политбюро В.И.Воротникова, «особенно озадачило» Горбачева. Ведь планируемый переход к рынку мог вызвать решительное сопротивление в обществе. А в апреле 1990 г. Секретариат ЦК специально рассматривал ход реализации предложений и замечаний представителей рабочего класса – участников встречи в ЦК КПСС 14 февраля 1989 г.

В стране тем временем ширится рабочее движение.

(продолжение следует)

Формат газеты не позволяет привести все ссылки на использованные источники. Редакция приносит извинения читателям. Автор несет ответственность за достоверность цитат и фактов.

А.Чернышев


http://compaper.info/?p=6092