Сборник рассказов для детей старшего дошкольного возраста о ВОВ

Шел по улице солдат. С виду и не солдат совсем. Ни шинели на нем, ни
шапки с красной звездой. Рабочая телогрейка, сапоги да кепка. Просто
рабочий. Но за спиной у него винтовка со штыком. И рядом с ним такие же
рабочие с оружием и моряки с крейсера «Аврора».
Шел солдат по петроградским улицам, по набережной Невы. Шел к царскому
Зимнему дворцу. Там белые. Враги. Впереди — враги. На соседней улице —
враги, за углом каждого дома — враги. На набережной Зимней канавки — враги.
Дворец все ближе и ближе.
Отряд рабочих и моряков подходил к Зимнему дворцу. И не только этот
отряд. Со всех сторон окружали дворец красные революционные рабочие,
солдаты, матросы.
Но вот прозвучал выстрел. Один, другой, третий. Это пушки
революционного крейсера «Аврора».
— Вперед! — крикнул солдат.
Бросились люди на штурм Зимнего дворца. До глубокой ночи шел тяжелый
бой.
И вот победа! Зимний дворец взят!
А на рассвете следующего дня солдат стоял уже у дверей Смольного —
штаба революции.
В Смольном выступал Владимир Ильич Ленин.
Во дворе Смольного горели костры. Стояло холодное октябрьское утро.
Отряды революционных бойцов уходили в бой с недобитым врагом.
— Дяденька, а вы кто — белый или красный?
Перед солдатом появились два мальчишки, оба маленькие, в одинаковых
картузах и одеты кое-как.
Обиделся солдат.
— Почему же — белый? Красногвардеец я.
— А как увидишь? — сказал один мальчишка.
— И формы на вас, дяденька, нет. И красного ничего нет! — сказал
другой. — Как узнать?
— Будет и форма! Да еще с красной звездой! И ружьишко получше будет! —
пообещал солдат.
Вдруг оба мальчишки попросили:
— Нам бы в Красную гвардию записаться, а? Дяденька, запишите нас!
— Эх, чего захотели! — сказал солдат. Потом отошел немного, смягчился —
вспомнил: скоро и у него такой сынишка будет. — Малы еще! Подрастете,
запишем!

ДОМОЙ

Шел по улице солдат. Домой возвращался с долгой гражданской войны.
Шинель на солдате потертая, пулями и осколками пробитая. На голове буденовка
с большой красной звездой. Буденовка тоже пулей пробита — память о ранении
на фронте.
По заснеженной зимней улице шел солдат. А улица разбита. Столбы
перевернуты. Провода разорваны. Трамваи лежат вверх колесами. Рельсы
покорежены. Окна в домах фанерой и досками забиты. Холод. Голод.
Трудно жилось людям. Но и красному солдату нелегко в эти годы пришлось.
Враги хотели уничтожить Советскую власть. Солдату пришлось с ними воевать.
Под Псковом и Нарвой воевал красный солдат. На Севере и на Юге
сражался. На Волге и на Урале. На Дальнем Востоке и в песках Средней Азии.
Всюду наседали белые, да всюду отбивал их красный солдат. И победил!
Потому и улыбался сейчас, когда с войны шел. И еще потому, что домой
шагал. Дома жена и сынишка. Когда на гражданскую уходил, сынишке год
исполнился. А сейчас…
Пришел домой солдат, а сын и не узнал отца. Еще бы! Четыре года не был
солдат дома! Четыре года, а сыну пять!
— Ты кто? — спросил сын солдата.
— Папка я твой! Отец! — сказал солдат.
— Нет, ты кто?
— Красноармеец, — ответил солдат.
— А как ты воевал?
— Ну как, сынок, воевал? Из винтовки по врагам стрелял и из пулемета.
Конником был и на бронепоезде ездил. С моряками в бой ходил и с партизанами.
А как-то раз… Как-то раз танк мы в бою захватили английский. Так и в танке
том я ездил, против беляков воевал…
— А Буденного ты видел? — спросил сын.
— Видел, — ответил солдат. — Вместе с ним воевал. А еще вместе с
Чапаевым, Фрунзе, Блюхером…
— И с Чапаевым?
— И с Чапаевым.
Кажется, теперь признал сын отца:
— А ты счастливый, папка! — И тут же спросил: — А завтра ты что будешь
делать?
— Завтра, сынок, работать пойду, — сказал солдат. — Много дел у нас!
Все, что врагом разрушено, восстанавливать надо. Новое строить надо! И новую
жизнь!

ГРАНИЦА РЯДОМ!

Шел по улице солдат. По песчаной улице приграничного военного городка.
На груди у солдата значок — «Ворошиловский стрелок». В петлицах по два
кубика.
Шел солдат не один. Шел вместе с сыном. Большой сын — пионер,
тринадцать лет. К отцу приехал на каникулы.
Мимо проскакал отряд конников. Прошел наряд пограничников; впереди
огромная серая овчарка.
— Наш Рекс, — сказал солдат. — Молодец! Двадцать нарушителей границы на
его счету!
— Мы тоже воспитываем для пограничников служебных собак! — похвалился
сын.
— Найдется дело и для ваших воспитанников.
А вокруг цвели яблони и вишни. Пчелы и бабочки кружили над цветами. И
звонко пели птицы в садах.
— Хорошо, — сказал сын.
— Граница рядом, — сказал солдат.
На футбольном поле свободные от наряда пограничники гоняли мяч. На
кольцах и на турнике занимались.
Из леса вылетела сорока, шарахнулась в сторону от футболистов и вдруг
спокойно, как ни в чем не бывало села у колодца.
Пить сорока захотела. Опустила клюв в лужу — попила. Опять опустила —
еще попила. Потом взмахнула крыльями и обратно в лес полетела. А там, в
лесу, танки стояли и бронемашины. На опушке леса расположились артиллеристы.
Но сорока их не боялась. Видно, привыкла.
Вдали камыши, а за ними река. Неширокая, спокойная, вода на солнце
блестит. По реке и проходит граница. Этот берег наш, а другой — не наш,
чужой.
— Тихо, — сказал сын.
— Граница рядом, — опять повторил отец.
Попрощались они:
— Ну, мне пора на заставу! До вечера!
— До вечера!
Ушел солдат на заставу. Застава рядом. Рядом граница.
На берегу реки замерли в кустах пограничники. Замер солдат. Смотрит в
бинокль на камыши, на близкий чужой берег.
Граница рядом!

ДВЕ МЕДАЛИ

Шел по улице солдат. Форма на нем ладная, и сам ладный. Ни дать ни
взять — герой! Какой мальчишка случай упустит, чтоб на такого солдата не
посмотреть! Да еще с медалями! Да еще с двумя! В ту пору не часто человека с
наградами встретишь!
— А эта за что? — забегая вперед, спрашивал один мальчишка.
— Не эта, а «За отвагу», — перебил его второй. — Не знаешь!
Третий молчал, но все норовил поближе к солдату подбежать.
— Эта, — объяснял солдат, — за бои на озере Хасан. Слыхали про такие?
— Еще бы не слыхали! — закричали ребята.
В те годы все мальчишки бредили Хасаном.
— Так вот, за это, — продолжал солдат. — Японцы на нас там напали. И на
наших монгольских друзей. Ну, а мы японцев, конечно, привели в чувство.
Побили, в общем.
— А эта? — не унимались мальчишки. — «За боевые заслуги»?
— «За боевые заслуги», — подтвердил солдат. — Это за бои на Карельском
перешейке. Защищали мы славный город Ленинград.
— Здорово! — сказали ребята.
— А это разве не здорово? — спросил солдат и на мостовую глазами
показал.
Как раз в это время по улице воинская часть проходила. Шли по мостовой,
чеканя шаг, такие же ладные солдаты. На головах каски с красными звездами.
Гимнастерки перетянуты портупеями. За спиной винтовки. Сапоги блестят.
— Верно здорово! — согласились мальчишки.

ЗА РОДИНУ!

Шел по улице солдат. Июньским солнечным днем шел. Днем беспокойным,
тревожным.
Началась война, какой еще не было прежде. Война с фашистами.
Шел солдат по своей родной земле. За ним была страна — самая огромная и
великая. С ним был народ — самый сильный. Значит, победит солдат фашистов.
Победит он, советский солдат!
Победит! Но труден и долог этот путь. Под Брестом и у Москвы будет
солдат громить фашистские войска. В Сталинграде и на Кавказе, под
Ленинградом и Одессой, под Севастополем и Киевом…
— За Родину! — кричит солдат и идет в бой.
Идет в бой пехота — стрелки, автоматчики, пулеметчики, снайперы…
— За Родину!
Идут в бой артиллеристы. Бьют по врагу из минометов и легких пушек, из
тяжелых гаубиц и «катюш».
— За Родину!
Ревут моторы танков. Танкисты идут в бой на врага.
— За Родину!
По рекам и морям уходят в бой корабли: линкоры, крейсеры, миноносцы,
подводные лодки, торпедные катера и даже простые мирные суденышки — и на них
идут на врага военные моряки.
— За Родину!
Взмывают в небо самолеты — истребители, бомбардировщики, разведчики.
И даже там, куда вступили на нашу землю фашисты, слышится клич:
— За Родину!
Это идут сражаться с врагом лесные солдаты — партизаны.
Идет солдат в бой за Родину. Может, это тот солдат, что Зимний брал, в
гражданскую войну страну свою отстоял, родную землю на Хасане защищал…
Может, и не тот. Или сын его, который тоже стал солдатом.
И деды, и отцы, и матери, и сыновья, и внуки шли теперь в бой.
— За Родину!

СЛАВА

Шел по улице солдат. Усталый и довольный. Сколько лет солдат на свете
прожил, сколько боев прошел, а такого дня еще не было в его жизни, чтоб
первомайский праздник в Берлине встречать. И вот Первое мая в Берлине!
Победил солдат фашистов. Победителем пришел в Берлин!
Шел по улицам Берлина солдат.
— Слава советскому солдату! — говорили жители Берлина.
А когда ушел солдат из далекого города домой, поставили ему памятник. С
девочкой на плече, с мечом в руке. Чтоб всегда помнили люди, кто спас землю
от фашистов.
Где только нет таких памятников нашему солдату! В Германии и Польше, в
Румынии и Венгрии, в Болгарии и Чехословакии… Всюду, где бывал, сражался и
побеждал наш солдат.
Шел по улице солдат. Вернулся на Родину солдат. Домой вернулся. По
московской улице шел солдат на Красную площадь. У Мавзолея Ленина бросил он
на брусчатку взятые в боях фашистские знамена.
— Слава тебе, родной! — говорили москвичи.
И стали качать солдата:
— Слава! Слава! Слава!

ТОЧНО В ЦЕЛь!

Шел по улице солдат. Совсем молодой солдат, а на груди у него боевой
орден.
Откуда орден, когда солдат на войне не был? Да и не мог он быть на
войне. Война уже кончалась, а солдат еще на свет не родился.
И вот сейчас, в мирное время, получил молодой солдат боевой орден. За
что?
А было так.
Высоко в небе летел самолет. Так высоко, что с земли не увидишь, не
услышишь. Самолет не наш — чужой, из далекой страны. Приказали летчику:
незаметно пролететь над Советским Союзом и рассекретить наши военные тайны.
Где какой завод у нас стоит — сфотографировать! Где какие воинские части
расположены — сфотографировать! Где какие военные аэродромы есть —
сфотографировать!
Не виден был чужой самолет с земли, да только наши зенитчики по
приборам его обнаружили. Где летит, на какой высоте, даже марку самолета
определили точно.
— По местам! — раздалась команда.
Заняли ракетчики свои места. Направили ракету на невидимую цель.
Доложили:
— Готово!
Еще команда. Взрыв! Пошла ракета высоко в небо, оставляя за собой хвост
дыма. Минута, другая, а ракета уже цель нашла. Загорелся самолет. А летчик
на парашюте выбросился и долго еще удивлялся потом, как это его на такой
высоте обнаружили и сбили.
А зенитчикам нашим, ракетчикам, ордена дали за точное попадание. И
самому молодому солдату тоже.
Вот почему шел по улице солдат с боевым орденом.

СТРАШНЫЙ КЛАД

Шел по улице солдат. По улице большого города. Строился город. Десятки
новых домов уже заселены и обжиты. Ребята возле них играли, магазины
работали, школы. А рядом новая стройка шла. Шумели бульдозеры и экскаваторы:
готовили площадки для новых домов.
В годы войны фашисты весь город разрушили. А теперь вырос город —
новый, светлый, молодой, лучше, чем прежде был. Радовался солдат: хороший
город!
— Эй, братишка! — кто-то окликнул солдата.
Оглянулся солдат: экскаваторщик, молодой парень, который траншею для
водопровода копал, зовет.
Подбежал солдат.
— Смотри! — сказал экскаваторщик.
Посмотрел солдат в траншею, а там, чуть присыпанные землей, лежали
поржавевшие и заплесневелые мины и снаряды. Много мин и снарядов!
Это фашисты во время войны, отступая из города, оставили под землей
страшный клад — тысячи мин и снарядов. Взорвутся они, и взлетят на воздух
новые дома, школы, детские сады. Погибнут люди. Страшно!
— Не бойся! — сказал солдат экскаваторщику. — Подожди, я сейчас своих
товарищей позову. Не должно беды быть!
Позвал он своих товарищей — минеров.
Чтобы не случилось беды, переселили всех жителей в безопасное место. А
когда вокруг никого не осталось, стали солдаты осторожно на руках мины и
снаряды из земли вынимать и относить их далеко от города в чистое поле. Там
одну мину взорвали. И другую. Снаряд и еще сто таких же снарядов. И вновь в
траншею, и снова осторожно со снарядом в руках на далекое поле. Двести
десятый снаряд. Сто первая мина. Тысяча второй снаряд. Две тысячи седьмая
мина.
Один за другим взрывали солдаты снаряды. Одну за другой взрывали мины.
Наконец все взорвали. Миновала беда!
Через несколько дней вернулись жители в свои квартиры. Школы открылись.
Магазины заработали. Дети стали опять играть возле новых домов — куличи из
песка лепить и в салки гонять.
— Можете жить спокойно! — сказал солдат. — Теперь ничто вам не грозит.
Фашистский клад уничтожен!

В СТРАНЕ ДРУЗЕЙ

Шел по улице солдат. По незнакомой улице незнакомого города. Рядом с
городом горы. Сюда, в соседнюю страну, пришла беда — землетрясение.
Разрушило землетрясение целый город. Люди погибли под развалинами домов.
Многих не могли разыскать. А тем, что остались в живых, нужны новые дома.
Друзья позвали нашего солдата.
Пришел на помощь жителям города советский солдат. Развалины помог
расчистить. Людей пострадавших спасти. Новое жилье построить, дороги, мосты.
Да мало ли дел было у солдата!
Шел по улице солдат. По улице страны друзей. Он всегда спешит на помощь
к друзьям. Когда нужно. Если приходит беда.
Так бывает всегда.

НЕТ СИЛЫ СИЛЬНЕЕ!

Шел по улице солдат. Обычный солдат. Необыкновенный солдат.
Обычный, потому что он такой же, как все его товарищи — солдаты.
Гимнастерка зеленого защитного цвета. Пилотка с красной звездочкой.
Начищенные до блеска сапоги. И еще значок отличного воина. А необыкновенный,
потому что он солдат Советской Армии.
Много силы у солдата.
Где-то стоят в лесах ракетные установки. Ракеты разные — малые, средние
и большие.
Такие ракеты запускали корабли наших космонавтов.
А если нужно, они и по врагу ударят — за многие тысячи километров
попадут ракеты в цель.
Где-то скрыты аэродромы. Вертолеты на них стоят.
Тяжелые вертолеты, которые могут подняться в воздух с людьми, пушками и
даже танками. И самолеты.
Тяжелые и быстрые самолеты с могучим оружием на борту.
Где-то стоят неуязвимые танки и самоходные орудия, броневики и
минометные установки. Дай приказ, и они пойдут в дело!
Где-то в морях и океанах стоят на рейдах быстроходные корабли и
неуловимые атомные подводные лодки, которые, если потребуется, незаметно
доплывут хоть до края земли — где бы ни появился враг.
Много силы у солдата.
И еще есть одна — самая главная сила. Эта сила — наш народ, наша
Советская страна.
— Нет силы сильнее! — говорит солдат о нашей армии.
— Нет силы сильнее, чем наша сила! — говорит о солдате народ.
И враги знают об этом.
Знают и не решаются напасть на Страну Советов — на нашу страну.

КОГДА ПРОЙДЕТ НЕМНОГО ЛЕТ

Шел по улице солдат. Знакомый солдат. Где мы его видели? Кажется, он
похож на того солдата, что брал Зимний дворец в семнадцатом году. И на того,
что с победой пришел после гражданской войны в году двадцать втором. И на
солдата, который в тридцатом году защищал наши границы. А еще на солдата,
защищавшего нашу Родину на Хасане в тридцать седьмом и на Карельском
перешейке в тридцать девятом и сороковом. И, уж конечно, он похож на
героического солдата Великой Отечественной войны. И на молодых
солдат-ракетчиков, солдат-защитников, солдат, которые приходят на помощь к
своим друзьям, тоже похож.
Да, он похож на твоих дедов, отцов, старших братьев. И все же…
Шел по улице солдат. Это — ты.
Пройдет немного лет. Для кого десять, для кого двенадцать, для кого
чуть больше, и ты станешь солдатом. Не для того, чтобы нападать на другие
страны, а для того, чтобы защищать свою страну.
Ты станешь солдатом Советской Армии. Ты станешь солдатом Советской
страны! Ты станешь солдатом нашего большого советского народа!

«ПАМЯТНИК СОВЕТСКОМУ СОЛДАТУ»

Л. Кассиль
 Долго шла война.
 Начали наши войска наступать по вражеской земле. Фашистам уже дальше и бежать некуда. Засели они в главном немецком городе Берлине.
 Ударили наши войска на Берлин. Начался последний бой войны. Как ни отбивались фашисты - не устояли. Стали брать солдаты Советской Армии в Берлине улицу за улицей, дом за домом. А фашисты всё не сдаются.
 И вдруг увидел один солдат наш, добрая душа, во время боя на улице маленькую немецкую девочку. Видно, отстала от своих. А те с перепугу о ней забыли... Осталась бедняга одна-одинёшенька посреди улицы. А деваться ей некуда. Кругом бой идёт. Изо всех окон огонь полыхает, бомбы рвутся, дома рушатся, со всех сторон пули свистят. Вот-вот камнем задавит, осколком пришибёт... Видит наш солдат - пропадает девчонка... «Ах ты, горюха, куда же тебя это занесло, неладную!..»
 Бросился солдат через улицу под самые пули, подхватил на руки немецкую девочку, прикрыл её своим плечом от огня и вынес из боя.
 А скоро и бойцы наши уже подняли красный флаг над самым главным домом немецкой столицы.
 Сдались фашисты. И война кончилась. Мы победили. Начался мир.
 И построили теперь в городе Берлине огромный памятник. Высоко над домами, на зелёном холме стоит богатырь из камня - солдат Советской Армии. В одной руке у него тяжёлый меч, которым он сразил врагов-фашистов, а в другой - маленькая девочка. Прижалась она к широкому плечу советского солдата. Спас её солдат от гибели, уберёг от фашистов всех на свете детей и грозно смотрит сегодня с высоты, не собираются ли злые враги снова затеять войну и нарушить мир.


«ПЕРВАЯ КОЛОННА»

С. Алексеев
(рассказы Сергея Алексеева о Ленинградцах и подвиге Ленинграда).
 В 1941 году фашисты блокировали Ленинград. Отрезали город от всей страны. Попасть в Ленинград можно было лишь по воде, по Ладожскому озеру.
 В ноябре наступили морозы. Замёрзла, остановилась водяная дорога.
 Остановилась дорога — значит, не будет подвоза продуктов, значит, не будет подвоза горючего, не будет подвоза боеприпасов. Как воздух, как кислород нужна Ленинграду дорога.
 — Будет дорога! — сказали люди.
 Замёрзнет Ладожское озеро, покроется крепким льдом Ладога (так сокращённо называют Ладожское озеро). Вот по льду и пройдёт дорога.
 Не каждый верил в такую дорогу. Неспокойна, капризна Ладога. Забушуют метели, пронесётся над озером пронзительный ветер — сиверик, — появятся на льду озера трещины и промоины. Ломает Ладога свою ледяную броню. Даже самые сильные морозы не могут полностью сковать Ладожское озеро.
 Капризно, коварно Ладожское озеро. И всё же выхода нет другого. Кругом фашисты. Только здесь, по Ладожскому озеру, и может пройти в Ленинград дорога.
 Труднейшие дни в Ленинграде. Прекратилось сообщение с Ленинградом. Ожидают люди, когда лёд на Ладожском озере станет достаточно крепким. А это не день, не два. Смотрят на лёд, на озеро. Толщину измеряют льда. Рыбаки-старожилы тоже следят за озером. Как там на Ладоге лёд?
 — Растёт.
 — Нарастает.
 — Силу берёт.
 Волнуются люди, торопят время.
 — Быстрее, быстрее, — кричат Ладоге. — Эй, не ленись, мороз!
 Приехали к Ладожскому озеру учёные-гидрологи (это те, кто изучает воду и лёд), прибыли строители и армейские командиры. Первыми решили пройти по неокрепшему льду.
 Прошли гидрологи — выдержал лёд.
 Прошли строители — выдержал лёд.
 Майор Можаев, командир дорожно-эксплуатационного полка, верхом на коне проехал — выдержал лёд.
 Конный обоз прошагал по льду. Уцелели в дороге сани.
 Генерал Лагунов — один из командиров Ленинградского фронта — на легковой машине по льду проехал. Потрещал, поскрипел, посердился лёд, но пропустил машину.
 22 ноября 1941 года по всё ещё полностью не окрепшему льду Ладожского озера пошла первая автомобильная колонна. 60 грузовых машин было в колонне. Отсюда, с западного берега, со стороны Ленинграда, ушли машины за грузами на восточный берег.
 Впереди не километр, не два — двадцать семь километров ледяной дороги. Ждут на западном ленинградском берегу возвращения людей и автоколонны.
 — Вернутся? Застрянут? Вернутся? Застрянут?
 Прошли сутки. И вот:
 — Едут!
 Верно, идут машины, возвращается автоколонна. В кузове каждой из машин по три, по четыре мешка с мукой. Больше пока не брали. Некрепок лёд. Правда, на буксирах машины тянули сани. В санях тоже лежали мешки с мукой, по два, по три.
 С этого дня и началось постоянное движение по льду Ладожского озера. Вскоре ударили сильные морозы. Лёд окреп. Теперь уже каждый грузовик брал по 20, по 30 мешков с мукой. Перевозили по льду и другие тяжёлые грузы.
 Нелёгкой была дорога. Не всегда здесь удачи были. Ломался лёд под напором ветра. Тонули порой машины. Фашистские самолёты бомбили колонны с воздуха. И снова наши несли потери. Застывали в пути моторы. Замерзали на льду шофёры. И всё же ни днём, ни ночью, ни в метель, ни в самый лютый мороз не переставала работать ледовая дорога через Ладожское озеро.
 Стояли самые тяжёлые дни Ленинграда. Остановись дорога — смерть Ленинграду.
 Не остановилась дорога. «Дорогой жизни» ленинградцы её назвали.


«ТАНЯ САВИЧЕВА»

С. Алексеев
 Голод смертью идёт по городу. Не вмещают погибших ленинградские кладбища. Люди умирали у станков. Умирали на улицах. Ночью ложились спать и утром не просыпались. Более 600 тысяч человек скончалось от голода в Ленинграде.
 Среди ленинградских домов поднимался и этот дом. Это дом Савичевых. Над листками записной книжки склонилась девочка. Зовут её Таня. Таня Савичева ведёт дневник.
 Записная книжка с алфавитом. Таня открывает страничку с буквой «Ж». Пишет:
 «Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.».
 Женя — это сестра Тани.
 Вскоре Таня снова садится за свой дневник. Открывает страничку с буквой «Б». Пишет:
 «Бабушка умерла 25 янв. в 3 ч. дня 1942 г.». Новая страница из Таниного дневника. Страница на букву «Л». Читаем:
 «Лека умер 17 марта в 5 ч. утра 1942 г.». Лека — это брат Тани.
 Ещё одна страница из дневника Тани. Страница на букву «В». Читаем:
 «Дядя Вася умер 13 апр. в 2 ч. ночи. 1942 год». Ещё одна страница. Тоже на букву «Л». Но написано на оборотной стороне листка: «Дядя Лёша. 10 мая в 4 ч. дня 1942». Вот страница с буквой «М». Читаем: «Мама 13 мая в 7 ч. 30 мин. утра 1942». Долго сидит над дневником Таня. Затем открывает страницу с буквой «С». Пишет: «Савичевы умерли».
 Открывает страницу на букву «У». Уточняет: «Умерли все».
 Посидела. Посмотрела на дневник. Открыла страницу на букву «О». Написала: «Осталась одна Таня».
 Таню спасли от голодной смерти. Вывезли девочку из Ленинграда.
 Но не долго прожила Таня. От голода, стужи, потери близких подорвалось её здоровье. Не стало и Тани Савичевой. Скончалась Таня. Дневник остался. «Смерть фашистам!» — кричит дневник.


«ШУБА»

С. Алексеев
 Группу ленинградских детей вывозили из осаждённого фашистами Ленинграда «Дорогой жизни». Тронулась в путь машина.
 Январь. Мороз. Ветер студёный хлещет. Сидит за баранкой шофёр Коряков. Точно ведёт полуторку.
 Прижались друг к другу в машине дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. А вот и ещё один. Самый маленький, самый щупленький. Все ребята худы-худы, как детские тонкие книжки. А этот и вовсе тощ, как страничка из этой книжки.
 Из разных мест собрались ребята. Кто с Охты, кто с Нарвской, кто с Выборгской стороны, кто с острова Кировского, кто с Васильевского. А этот, представьте, с проспекта Невского. Невский проспект — это центральная, главная улица Ленинграда. Жил мальчонка здесь с папой, с мамой. Ударил снаряд, не стало родителей. Да и другие, те, что едут сейчас в машине, тоже остались без мам, без пап. Погибли и их родители. Кто умер от голода, кто под бомбу попал фашистскую, кто был придавлен рухнувшим домом, кому жизнь оборвал снаряд. Остались ребята совсем одинокими. Сопровождает их тётя Оля. Тётя Оля сама подросток. Неполных пятнадцать лет.
 Едут ребята. Прижались друг к другу. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке — кроха. Едут ребята. Январь. Мороз. Продувает детей на ветру. Обхватила руками их тётя Оля. От этих тёплых рук кажется всем теплее.
 Идёт по январскому льду полуторка. Справа и слева застыла Ладога. Всё сильнее, сильнее мороз над Ладогой. Коченеют ребячьи спины. Не дети сидят — сосульки.
 Вот бы сейчас меховую шубу.
 И вдруг... Затормозила, остановилась полуторка. Вышел из кабины шофёр Коряков. Снял с себя тёплый солдатский овчинный тулуп. Подбросил Оле, кричит: . — Лови!
 Подхватила Оля овчинный тулуп:
 — Да как же вы... Да, право, мы...
 — Бери, бери! — прокричал Коряков и прыгнул в свою кабину.
 Смотрят ребята — шуба! От одного вида её теплее.
 Сел шофёр на своё шофёрское место. Тронулась вновь машина. Укрыла тётя Оля ребят овчинным тулупом. Ещё теснее прижались друг к другу дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке — кроха. Большим оказался тулуп и добрым. Побежало тепло по ребячьим спинам.
 Довёз Коряков ребят до восточного берега Ладожского озера, доставил в посёлок Кобона. Отсюда, из Кобоны, предстоял им ещё далёкий- далёкий путь. Простился Коряков с тётей Олей. Начал прощаться с ребятами. Держит в руках тулуп. Смотрит на тулуп, на ребят. Эх бы ребятам тулуп в дорогу... Так ведь казённый, не свой тулуп. Начальство голову сразу снимет. Смотрит шофёр на ребят, на тулуп. И вдруг...
 — Эх, была не была! — махнул Коряков рукой.
 Поехал дальше тулуп овчинный.
 Не ругало его начальство. Новую шубу выдало.

«МИШКА»

С. Алексеев

Солдатам одной из сибирских дивизий в те дни, когда дивизия отправлялась на фронт, земляки подарили маленького медвежонка. Освоился Мишка с солдатской теплушкой. Важно поехал на фронт.
 Приехал на фронт Топтыгин. Оказался медвежонок на редкость смышлёным. А главное, от рождения характер имел геройский. Не боялся бомбёжек. Не забивался в углы при артиллерийских обстрелах. Лишь недовольно урчал, если разрывались снаряды уж очень близко.
 Побывал Мишка на Юго-Западном фронте, затем — в составе войск, которые громили фашистов под Сталинградом. Потом какое-то время находился с войсками в тылу, во фронтовом резерве. Потом попал в составе 303-й стрелковой дивизии на Воронежский фронт, затем на Центральный, опять на Воронежский. Был в армиях генералов Манагарова, Черняховского, вновь Манагарова. Подрос медвежонок за это время. В плечах раздался. Бас прорезался. Стала боярской шуба.
 В боях под Харьковом медведь отличился. На переходах шагал он с обозом в хозяйственной колонне. Так было и в этот раз. Шли тяжёлые, кровопролитные бои. Однажды хозяйственная колонна попала под сильный удар фашистов. Окружили фашисты колонну. Силы неравные, туго нашим. Заняли бойцы оборону. Только слаба оборона. Не уйти бы советским воинам.
 Да только вдруг слышат фашисты страшный какой-то рык! «Что бы такое?» — гадают фашисты. Прислушались, присмотрелись.
 — Бер! Бер! Медведь! — закричал кто-то.
 Верно — поднялся Мишка на задние лапы, зарычал и пошёл на фашистов. Не ожидали фашисты, метнулись в сторону. А наши в этот момент ударили. Вырвались из окружения.
 Мишка шагал в героях.
 — Его бы к награде, — смеялись солдаты.
 Получил он награду: тарелку душистого мёда. Ел и урчал. Вылизал тарелку до глянца, до блеска. Добавили мёда. Снова добавили. Ешь, наедайся, герой. Топтыгин!
 Вскоре Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский. Вместе с войсками фронта Мишка пошёл на Днепр.
 Вырос Мишка. Совсем великан. Где же солдатам во время войны возиться с такой громадой! Решили солдаты: в Киев придём — в зоосаде его поселим. На клетке напишем: медведь — заслуженный ветеран и участник великой битвы.
 Однако миновала дорога в Киев. Прошла их дивизия стороной. Не остался медведь в зверинце. Даже рады теперь солдаты.
 С Украины Мишка попал в Белоруссию. Принимал участие в боях под Бобруйском, затем оказался в армии, которая шла к Беловежской пуще.
 Беловежская пуща — рай для зверей и птиц. Лучшее место на всей планете. Решили солдаты: вот где оставим Мишку.
 — Верно: под сосны его. Под ели.
 — Вот где ему раздолье.
 Освободили наши войска район Беловежской пущи. И вот наступил час разлуки. Стоят бойцы и медведь на лесной поляне.
 — Прощай, Топтыгин!
 — Гуляй на воле!
 — Живи, заводи семейство!
 Постоял на поляне Мишка. На задние лапы поднялся. Посмотрел на зелёные гущи. Носом запах лесной втянул.
 Пошёл он валкой походкой в лес. С лапы на лапу. С лапы на лапу. Смотрят солдаты вслед:
 — Будь счастлив, Михаил Михалыч!
 И вдруг страшный взрыв прогремел на поляне. Побежали солдаты на взрыв — мёртв, недвижим Топтыгин.
 Наступил медведь на фашистскую мину. Проверили — много их в Беловежской пуще.
 Ушла война дальше на запад. Но долго ещё взрывались здесь, в Беловежской пуще, на минах и кабаны, и красавцы лоси, и великаны зубры.
 Шагает война без жалости. Нет у войны усталости.

«ЖАЛО»

С. Алексеев

Наши войска освобождали Молдавию. Оттеснили фашистов за Днепр, за Реут. Взяли Флорешты, Тирасполь, Оргеев. Подошли к столице Молдавии городу Кишинёву.
 Тут наступали сразу два наших фронта — 2-й Украинский и 3-й Украинский. Под Кишинёвом советские войска должны были окружить большую фашистскую группировку. Выполняют фронты указания Ставки. Севернее и западнее Кишинёва наступает 2-й Украинский фронт. Восточнее и южнее — 3-й Украинский фронт. Генералы Малиновский и Толбухин стояли во главе фронтов.
 — Фёдор Иванович, — звонит генерал Малиновский генералу Толбухину, — как развивается наступление?
 — Всё идёт по плану, Родион Яковлевич, — отвечает генералу Малиновскому генерал Толбухин.
 Шагают вперёд войска. Обходят они противника. Сжимать начинают клещи.
 — Родион Яковлевич, — звонит генерал Толбухин генералу Малиновскому, — как развивается окружение?
 — Нормально идёт окружение, Фёдор Иванович, — отвечает генерал Малиновский генералу Толбухину и уточняет: — Точно по плану, в точные сроки.
 И вот сомкнулись гигантские клещи. В огромном мешке под Кишинёвом оказалось восемнадцать фашистских дивизий. Приступили наши войска к разгрому попавших в мешок фашистов.
 Довольны советские солдаты:
 — Снова капканом прихлопнут зверь.
 Пошли разговоры: не страшен теперь фашист, бери хоть руками голыми.
 Однако солдат Игошин другого держался мнения:
 — Фашист есть фашист. Змеиный характер и есть змеиный. Волк и в капкане — волк.
 Смеются солдаты:
 — Так это было в какое время!
 — Нынче другая цена фашисту.
 — Фашист есть фашист, — опять о своём Игошин.
 Вот ведь характер вредный!
 Всё труднее в мешке фашистам. Стали они сдаваться в плен. Сдавались они и на участке 68-й Гвардейской стрелковой дивизии. В одном из её батальонов и служил Игошин.
 Группа фашистов вышла из леса. Всё как положено: руки кверху, над группой выброшен белый флаг.
 — Ясно — идут сдаваться.
 Оживились солдаты, кричат фашистам:
 — Просим, просим! Давно пора!
 Повернулись солдаты к Игошину:
 — Ну чем же фашист твой страшен?
 Толпятся солдаты, на фашистов, идущих сдаваться, смотрят. Есть новички в батальоне. Впервые фашистов так близко видят. И им, новичкам, тоже совсем не страшны фашисты — вот ведь, идут сдаваться.
 Всё ближе фашисты, ближе. Близко совсем. И вдруг автоматная грянула очередь. Стали стрелять фашисты.
 Полегло бы немало наших. Да спасибо Игошину. Держал оружие наготове. Сразу ответный открыл огонь. Потом помогли другие.
 Отгремела пальба на поле. Подошли солдаты к Игошину:
 — Спасибо, брат. А фашист, смотри, со змеиным и вправду, выходит, жалом.
 Немало хлопот доставил Кишинёвский «котёл» нашим солдатам. Метались фашисты. Бросались в разные стороны. Шли на обман, на подлость. Пытались уйти. Но тщетно. Зажали их богатырской рукой солдаты. Зажали. Сдавили. Змеиное жало вырвали.
 

«МЕШОК ОВСЯНКИ»
А.В. Митяев

В ту осень шли долгие холодные дожди. Земля пропиталась водой, дороги раскисли. На просёлках, увязнув по самые оси в грязи, стояли военные грузовики. С подвозом продовольствия стало очень плохо. В солдатской кухне повар каждый день варил только суп из сухарей: в горячую воду сыпал сухарные крошки и заправлял солью.
 В такие-то голодные дни солдат Лукашук нашёл мешок овсянки. Он не искал ничего, просто привалился плечом к стенке траншеи. Глыба сырого песка обвалилась, и все увидели в ямке край зелёного вещевого мешка.
 Ну и находка! обрадовались солдаты. Будет пир горой Кашу сварим!
 Один побежал с ведром за водой, другие стали искать дрова, а третьи уже приготовили ложки.
 Но когда удалось раздуть огонь и он уже бился в дно ведра, в траншею спрыгнул незнакомый солдат. Был он худой и рыжий. Брови над голубыми глазами тоже рыжие. Шинель выношенная, короткая. На ногах обмотки и растоптанные башмаки.
 -Эй, братва! - крикнул он сиплым, простуженным голосом.- Давай мешок сюда! Не клали не берите.
 Он всех просто огорошил своим появлением, и мешок ему отдали сразу.
 Да и как было не отдать? По фронтовому закону надо было отдать. Вещевые мешки прятали в траншеях солдаты, когда шли в атаку. Чтобы легче было. Конечно, оставались мешки и без хозяина: или нельзя было вернуться за ними (это если атака удавалась и надо было гнать фашистов), или погибал солдат. Но раз хозяин пришёл, разговор короткий отдать.
 Солдаты молча наблюдали, как рыжий уносил на плече драгоценный мешок. Только Лукашук не выдержал, съязвил:
 -Вон он какой тощий! Это ему дополнительный паёк дали. Пусть лопает. Если не разорвётся, может, потолстеет.
 Наступили холода. Выпал снег. Земля смёрзлась, стала твёрдой. Подвоз наладился. Повар варил в кухне на колёсах щи с мясом, гороховый суп с ветчиной. О рыжем солдате и его овсянке все забыли.
 Готовилось большое наступление.
 По скрытым лесным дорогам, по оврагам шли длинные вереницы пехотных батальонов. Тягачи по ночам тащили к передовой пушки, двигались танки.
 Готовился к наступлению и Лукашук с товарищами. Было ещё темно, когда пушки открыли стрельбу. Посветлело в небе загудели самолёты.
 Они бросали бомбы на фашистские блиндажи, стреляли из пулемётов по вражеским траншеям.
 Самолёты улетели. Тогда загромыхали танки. За ними бросились в атаку пехотинцы. Лукашук с товарищами тоже бежал и стрелял из автомата. Он кинул гранату в немецкую траншею, хотел кинуть ещё, но не успел: пуля попала ему в грудь. И он упал. Лукашук лежал в снегу и не чувствовал, что снег холодный. Прошло какое-то время, и он перестал слышать грохот боя. Потом свет перестал видеть ему казалось, что наступила тёмная тихая ночь.
 Когда Лукашук пришёл в сознание, он увидел санитара. Санитар перевязал рану, положил Лукашука в лодочку такие фанерные саночки. Саночки заскользили, заколыхались по снегу. От этого тихого колыхания у Лукашука стала кружиться голова. А он не хотел, чтобы голова кружилась, он хотел вспомнить, где видел этого санитара, рыжего и худого, в выношенной шинели.
 -Держись, браток! Не робей жить будешь!.. слышал он слова санитара.
 Чудилось Лукашуку, что он давно знает этот голос. Но где и когда слышал его раньше, вспомнить уже не мог.
 В сознание Лукашук снова пришёл, когда его перекладывали из лодочки на носилки, чтобы отнести в большую палатку под соснами: тут, в лесу, военный доктор вытаскивал у раненых пули и осколки.
 Лёжа на носилках, Лукашук увидел саночки-лодку, на которых его везли до госпиталя. К саночкам ремёнными постромками были привязаны три собаки. Они лежали в снегу. На шерсти намёрзли сосульки. Морды обросли инеем, глаза у собак были полузакрыты.
 К собакам подошёл санитар. В руках у него была каска, полная овсяной болтушки. От неё валил пар. Санитар воткнул каску в снег постудить собакам вредно горячее. Санитар был худой и рыжий. И тут Лукашук вспомнил, где видел его. Это же он тогда спрыгнул в траншею и забрал у них мешок овсянки.
 Лукашук одними губами улыбнулся санитару и, кашляя и задыхаясь, проговорил:
 -А ты, рыжий, так и не потолстел. Один слопал мешок овсянки, а всё худой.
 Санитар тоже улыбнулся и, погладив ближнюю собаку, ответил:
 -Овсянку-то они съели. Зато довезли тебя в срок. А я тебя сразу узнал. Как увидел в снегу, так и узнал.
 И добавил убеждённо: Жить будешь! Не робей!