Трансляция мифа о Пигмалионе и Галатее в искусстве и способы его усвоения современными школьниками.

 Михайлова Т.

Трансляция мифа о Пигмалионе и Галатее в искусстве и способы его усвоения современными школьниками.

Миф стоит у истоков словесного искусства, мифологические представления и сюжеты занимают значительное место в устной фольклорной традиции различных народов. Мифологические мотивы сыграли большую роль в создании литературных сюжетов, мифологические темы, образы, персонажи используются и переосмысляются на всём протяжении её истории. В качестве примера мы предлагаем рассмотреть миф о Пигмалионе и Галатее, найти в более поздних и современных его отражениях главную мысль, которую через миф хотели донести наши предки.

Содержание мифа гласит: «Афродита благосклонна к тем, кто ей верно служит. Она принесла счастье Пигмалиону, великому художнику с острова Кипр. Пигмалион жил уединенно, избегал женщин, не был женат. Но однажды он сделал из белой слоновой кости статую девушки, невыразимо прекрасной. Взирая на свое создание, он восхищался его совершенством и жизненностью. Казалось, что девушка дышит, что она живая. В итоге Пигмалион влюбился в собственное творение. Бессильный совладать со своей страстью, он даже обращался к статуе со словами, но она была нема. Тогда на празднике в честь златой Афродиты он принес ей в жертву телку с позолоченными рогами и обратился с мольбой к богине любви дать ему в жены девушку, столь же прекрасную, что и его статуя. После этого пламя жертвенника ярко вспыхнуло. Это был знак того, что богиня услышала его просьбу. Когда Пигмалион вернулся домой, он увидел, что прекрасная статуя — живая. Так богиня любви дала Пигмалиону в жены красавицу девушку.>> [3, с. 52].

В таком случае, образ Пигмалиона можно определить как человека, который силой своего чувства заставляет другого человека духовно переродиться, «ожить» для другой жизни.

В Средневековье Пигмалион был примером фанатичного идолопоклонства. Однако, к XVIII столетию сюжет этой истории стали больше воспринимать со стороны истории любви, что особенно было заметно в музыкальной пьесе Руссо[5]. К XIX столетию, история интерпретируется и чаще при пересказе ожившее творение отвергает влюбленного Пигмалиона. При этом она, как и прежде остается холодной и недосягаемой.

Уильям Шекспир, в заключительной сцене «Зимней сказки» [7], презентует иллюзию оживления Гермионы из «статуи» на ее могиле:

«Такой она была бы мне на радость.

А ныне я, живое знавший тело,

Пред равнодушным мрамором стою

И не могу холодное величье

Склонить мольбой к любви, к ответной ласке.

Позор, позор! Она как будто молвит:

Не я из камня сделана, а ты.

Но это колдовство! В ней все живое!

Я вспоминаю… Дочь моя, смотри,

Ты веришь ли? Но что с тобой, Утрата,

И ты подобно статуе стоишь…» [7,c. 90].

Для Рамо, Руссо [4; 5]. Пигмалион был символом влюбленного, способного силой своей страсти создать идеал красоты. Этот образ стал особенно популярным после появления пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион» (1913).

Как многие помнят, пьеса рассказывает о профессоре фонетики Генри Хиггинсе, который заключил пари со своим новым знакомым - полковником Британской армии Пикерингом. Суть пари состояла в том, что Хиггинс (выступающий в роли Пигмалиона) сможет за несколько месяцев обучить цветочницу Элизу Дулиттл (представляющую собой образ Галатеи) произношению и манере общения высшего общества.[7]

Часто сравнивают два произведения: «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда[5], где имеет место противопоставления даже двух «пигмалионов» в одном произведении и «Пигмалион» Бернарда Шоу, где преобразитель-экспериментатор только из чистого интереса к своей деятельности берется за обучение юной цветочницы.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                

И если Уайльд придает эстетическую и идеалистическую окраску истории о Пигмалионе, то Шоу рационализирует и социологизирует миф. Уайльд расширяет зону значений, вводя массу дополнительных коннотаций и мотивов, Шоу, наоборот, редуцирует миф – до одного главного смысла – социально-моралистического. В этой связи хотелось бы не согласиться с одной весьма распространенной точкой зрения (В.В. Ивашева, Д.Шестаков)[2; 8] о том, что парадоксы Шоу гораздо более серьезны и глубоки, чем парадоксы Уайльда, которые якобы поверхностны и формалистичны. По нашему мнению, тяготение к публицистике обедняло художественный мир Шоу, делало его хотя и остроумным, но чрезмерно детерминированным. Автор «Пигмалиона» на самом деле, не верит ни в какие чудеса, он воспринимает их в духе своего времени, как типичный позитивист: чудо есть результат усиленного труда самого человека, его доброй воли. Интерпретация мифа о Пигмалионе Уайльдом выглядит на этом фоне гораздо более интересной, богатой мыслями и неожиданными решениями, а рассмотрение романа «Портрет Дориана Грея» в этом ключе показывает, что текст еще далеко не исчерпан и не до конца понят как философское произведение, как притча.

Однако, зная финал обеих историй, все предельно ясно: ни один из этих «пигмалионов» не обрел счастья в своём творении, как сумел это их прообраз, предшественник – мифический скульптор. И если Элиза оскорбительно покидает Хиггинса:«Да, да, теперь вы будете хитрить и подлизываться, когда увидели, что я вас не боюсь и могу без вас обойтись», то Бэзил-Пигмалион и вовсе принимает смерть от своего объекта поклонения:  «В  тот  же миг Дориан подскочил к нему, вонзил ему нож в

артерию за ухом и, прижав голову Бэзила  к  столу,  стал  наносить  удар  за

ударом.»[9, c. 428]  Задаваясь вопросом: «А почему?», мы находим ответ – в их творчестве не было любви. То, с каким упоением смотрел настоящий Пигмалион на свою Галатею просто поразительно! Он, создавший свою идеальную возлюбленную! Его может превзойти разве что Единорог из рассказа В.В. Вересаева «Состязание», там, где, герой искренне любит и превозносит свою избранницу Зорьку, обычную, казалось бы, всем знакомую девушку... Он рисует её на огромном полотне на день состязания художников, становясь противником своего учителя, который, в свою очередь, исходил множество земель, ради «настоящей красоты». Вот только, несмотря на внешние, поначалу ещё превосходства Фиалковой девы над Зорькой, победу одерживает именно влюбленный Единорог! – «Как будто солнце взошло высоко над площадью. Радостный, греющий свет лился от картины и озарял все кругом. Вспомнились каждому лучшие минуты его любви.»[1] Зорька излучала свет как с полотна, так и с трибуны – она любима! И каждый начинает замечать в ней множество достоинств, но даже не это главное. Любовью проникаются и зрители. И уже ни к чему эта стройная, невероятная, никому не знакомая дева, когда рядом стоит хоть и давно уже увядшая внешней красотой, но своя, вызывающая сладкие воспомнания молодости жена! Скажете, мол, всё равно Пигмалион влюбился сначала во внешность? Безусловно, будучи статуей она могла показать себя только этим.. Но подумайте, неужели на всем Кипре не сыскать было чудесной девы? А ведь сокрушаясь о женщинах, он утверждал их внутренние недостатки… Он создает Галатею как собственный идеал, он сам, создает её глаза – зеркало души.. И, что самое главное, он готов мириться с тем, что она навсегда останется каменной, лишь бы боги ниспослали ему хоть отдаленную копию его мечты… Когда в душе воцаряется любовь – человек преображается, сами боги готовы прийти на помощь такому великому сердцу!

Таким образом, ознакомление с мифом, прямое восприятие и запоминание мифа на основе «преображающей силы любви» необходимо в младших классах, чтобы ученик уяснил для себя, в чем заключается поступок Пигмалиона, запечатлив историю в своей памяти. Неспроста произведения Уайльда, Шоу и Вересаев изучаются в старшей школе,  когда ученик способен мыслить более полно и глубоко, оперируя спорными аргументами,без которых не одно утверждение не смеет быть таковым, когда образ Пигмалиона раскрывается ученику с новых сторон. И только при тщательном анализе размышлений и поступков героев, при сравнении целей этих «пигмалионов», смог прийти к одной простой истине – «нельзя сотворить, не вложив души!». Конечно, можно быть и расчетливо-рациаональным и что-то, безусловно, обязательно получится, вот только оставлять после себя оно будет не впечатление, а осадок.

В заключение мы можем заметить, что этот миф, из которого мы извлекаем истину, только один из множества. И сколько мудрости мы могли бы почерпнуть из историй, не просто прочитав и забыв, а проанализируя, остановивши мысль на прочитанном. Ведь рассказывая друг другу какие-либо истории из жизни, вы обязательно, не важно каким образом, даете оценку происходящему!..

Список использованных источников

1. Вересаев, В.В. Состязание. / В.В. Вересаев «Повести и рассказы». – Донецк, «Донбас», 1986, с 169-172.
2. Ивашева В.В. «Английская литература ХХ век» - издательство «Просвещение», Москва, 1967 г.
3. Кун, А.Н. Мифы Древней Греции. / Н.А. Кун. – Йошкар-Ола, «Марийский полиграфическо-издательский комбинат», 1998. – С.52.
4. Рамо, Ж.-Ф. «Пигмалион» http://classic-online.ru/ru/production/43063
5. Руссо, Ж.-Ж. «Пигмалион»//Руссо Ж.-Ж. Избр.соч.:В 3 т. М., 1961
6. Уайльд, О. Портрет Дориана Грея/ Пер. с англ. А. Абкиной. – М., «Азбука», 2010.
7. Шекспир, У. «Зимняя сказка»./ Пер. с англ. В. Левика. – М., «Азбука», 2012.        
8. Шестаков Д. Послесловие// Пирсон X. Бернард Шоу. – М., 1972.
9. Шоу, Б. «Пигмалион»// Пер. с англ. П. Мельковой. – М, «Эксмо», 2004. – с. 363-445.