Прототипы и прообразы в романе «Плавающие-путешествующие» М. Кузмина.

Прототипы и прообразы в романе

 «Плавающие-путешествующие» М. Кузмина.

История создания романа и его восприятие современниками

Роман «Плавающие-путешествующие» был закончен Кузминым в марте 1914 года и впервые опубликован в издательстве М.И. Семенова в феврале 1915 года с тиражом 2100 экземпляров. В июле 1915 года состоялось второе издание романа в шестом томе собрания сочинений автора в таком же тираже. Обложки обеих книг были оформлены И.А. Божеряновым. Издание сопровождалось аннотацией, своей формулировкой вызывающей улыбку у современного читателя: «Въ своемъ новомъ романѣ («Плав.-Путеш.») Кузминъ описываетъ одинъ  изъ популярныхъ подваловъ, гдѣ собирается литературная богема, бродящая по ночамъ»^[1]. В сентябре 1923 года вышло берлинское издание этой книги.

Роман писался в то время, когда Кузмин жил в большой квартире у писательницы Евдокии Аполлоновны Нагродской, известной своим популярным в то время  романом «Гнев Диониса». Нагродской посвящено несколько стихотворений Кузмина и роман «Тихий страж». Квартира беллетристки описана в романе «Плавающие-путешествующие»^[2].

     Название романа является отсылкой к христианской молитве из Великой Ектении: «О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасении их, Господу помолимся»^[3].

     Произведение было воспринято публикой неоднозначно. Так, поэтесса София Парнок оставила резко отрицательную рецензию: «В какой-то обездоленной провинции, почему-то называемой М. Кузминым Петербургом, и главным образом в духовном закоулке этой провинции, кабачке "Сова", почему-то изображаемом М. Кузминым в роли какого-то средоточия столичного артистического мира, развертывается суета, которая преподносится читателю в качестве "действия" романа»^[4]. Примечательно, что гомосексуальная тематика, тоже присутствующая в романе, не вызвала такого нарекания у критиков, как «Крылья», ставшие первой в России повестью об однополой любви между мужчинами и вызвавшие широкий общественный резонанс. Тем не менее, в «Плавающих-путешествующих», на наш взгляд, гомоэротические отношения  даже несколько идеализированы Кузминым, что вполне объясняется его собственной ориентацией.         

Литературные параллели между текстом «Плавающих-путешествующих» и произведениями иных авторов

 Ряд мест в «Плавающих-путешествующих» перекликается как с «Поэмой без героя» Анны Ахматовой, так и с некоторыми стихами и статьями Блока. Этой теме посвящено несколько статей Р.Д. Тименчика, В.Н. Топорова, Т.В. Цивьян.

     В основе «Поэмы без героя» лежит трагическая история о молодом поэте Всеволоде Князеве, который влюбился в Олечку Судейкину и в результате неудавшегося романа покончил с собой. В качестве третьего главного героя в поэме выведен персонаж в дьявольском обличье, прототипом которого считается Михаил Кузмин. С Всеволодом Князевым его также связывали романтические отношения, поэтому неудивительно, что в смерти двадцатилетнего юноши обвиняли как Судейкину, так и Кузмина. Более того, Михаил Алексеевич поразил современников своим безразличием к новости о смерти человека, которого он так горячо любил. В своем дневнике Кузмин оставил лишь три сухих слова, относящихся к этому событию: «Князев вчера умер»^[5].

     В «Поэме без героя», как и в «Плавающих-путешествующих» описаны реальные события, происходившие в «Бродячей собаке», но в несколько ином ключе. Анна Ахматова воспринимала происходящее намного более трагично, нежели Кузмин. Ощущение «пира во время чумы» в «Бродячей собаке» отчетливо иллюстрируют строки стихотворения, написанного Ахматовой 1 января 1913 года:

     «Все мы бражники здесь, блудницы,

     Как невесело вместе нам!

     На стенах цветы и птицы

     Томятся по облакам»^[6].

     Стоит ли говорить, что самые страшные предположения Ахматовой оказались пророческими: трагически сложилась судьба как самой Анны Андреевны, так и Николая Гумилёва, Осипа Мандельштама и других близких ей людей.

     Впрочем, не только Ахматова со временем разочаровалась в сомнительном образе жизни «собачников». В стихотворении Осипа Мандельштама «…Дев полуночных отвага» (1913) явственно прослеживаются схожие настроения:

     «И гораздо глубже бреда

     Воспаленной головы

     Звезды, трезвая беседа,

     Ветер западный с Невы…»^[7].

     Еще одним произведением, основой для которого послужили события, происходившие в «Бродячей собаке», является незаконченный роман Алексея Николаевича Толстого «Егор Абозов». Существует предположение, что роман был заброшен автором из-за появления в печати «Плавающих-путешествующих» Кузмина, имеющих слишком схожую тематику^[8]. В произведении Толстого главный герой, Егор Абозов, влюблен в женщину-вамп Валентину Васильевну Салтанову, фамилия которой перекликается с Ахматовой. Эта героиня похожа на кузминскую Зою Лилиенфельд: высокая, худая, вызывающая восхищение у мужчин и зависть у женщин. Большинство же персонажей, которые легко могут быть идентифицированы, выведены в несколько сатирическом ключе. Так, за именем поэта и музыканта Горина-Савельева скрывается Михаил Кузмин, показанный глуповатым и обидчивым романтиком: «Горин-Савельев у рояля пел свои песенки. Нам не нужно ни философии, ни алгебры, говорилось в них, одна отрада в этой жизни – любовь; она приходит негаданно, как милый гость в полночь, и не оглянешься – уж нет ее вновь, и ты опять одинок, мешаешь в камине уголья. Так будь же прост сердцем, полюби милую чепуху любовных забав. Все хорошо, что удержит любовь еще на часок»^[9].

     «Бродячая собака» в романе имеет название «Подземная клюква», а ее директор Борис Пронин именуется Иванушкой. Алексей Толстой не преминул подчеркнуть статус подвальчика как последнего прибежища для «лишних» людей: «Это было странное учреждение, где под землей просиживали ночи до утра те, кого не брал уже обычный дурман, кто боялся в конце дня остаться один и затосковать до смерти»^[10].

     Диалоги между персонажами тоже карикатурны:

     «– Браво. Ты гений! Солнышко, неужели и птиц успел дорисовать? – завопил Иванушко.

     – Кончил все, как сказал… Еду одеваться. Пожалуйста, не забудь передать актерам, чтобы они под разными предлогами напомнили публике, кто расписывал стены и потолок. И подчеркнуть, что я писал один, без помощников»^[11].

     Собеседником Иванушки в этом эпизоде является художник Белокопытов – бывший любовник Кузмина Сергей Судейкин, если вспомнить, что стены подвала в стиле «Цветов зла» Бодлера расписывал именно он.

     Еще одним любопытным произведением, правда, не литературного, а мемуарного характера является книга воспоминаний Бенедикта Лившица «Полутораглазый стрелец». Одна из глав этого сочинения посвящена «Бродячей собаке» и другим артистическим объединениям того времени. Сам Лившиц принадлежал к группе футуристов, которые, как известно, не были особенно желанными гостями в подвальчике, да и сами не слишком стремились его посещать. Свое повествование по поводу ночного кабаре Лившиц начинает с заключения о том, что значимость «Бродячей собаки» для искусства того времени значительно преувеличена, что подтверждают и многие бывшие завсегдатаи подвала^[12]. Как известно, большинство этих людей разочаровалось в «Собаке» уже ближе к концу ее существования, что объясняет некоторую необъективность их более поздних суждений о заведении.

     Лившиц так описывает свои первые впечатления от «Бродячей собаки»: «На несколько ступеней ниже его сводчатый красный пестрый подвал был тесно набит людьми. Ударили в голову гул голосов, обрывки музыки и смеха и хлопанье шампанских пробок. Среди столиков, бутылок и цветов двигались голые плечи, голые руки, покачивались головы, раскрывались рты. Фраки казались черноземом, на котором жили тропические насекомые»^[13].

     В конечном итоге Бенедикт Лившиц вспоминает о подвальчике с долей разочарования. Последняя сцена главы описывает, как он, среди пьяного угара, вдруг приходит в чувство и видит собственное зеркальное отражение: опухшие веки, съехавший цилиндр, остатки абсурдного грима – «еженощная маска завсегдатая подвала, уже уничтожаемая рассветом…»^[14].

Исследователи нередко проводят параллели между творчеством Владимира Набокова и Михаила Кузмина. Рассказ Набокова «Lips to lips» («Уста к устам», 1929), содержащий аллюзии на сочинения Кузмина, Вагинова, Г. Иванова, является своего рода пародией на популярную среди этих писателей манеру повествования. Произведение главного героя набоковского рассказа носит название «Плавающие и путешествующие», что является прямой отсылкой к прозе Михаила Кузмина. Этот «небольшой этюд» набоковского героя написан в стиле приподнятом, «выспренно-клишированном»^[15], как бы намекая на то, что для произведения Кузмина «Плавающие-путешествующие» характерны эти же качества.

Сам  Максим Горький в письме Леониду Андрееву писал: «Кузмин, человек видимо малограмотный, не умеющий связно писать, не знакомый с русским языком – творец новой культуры, оказывается! Это – не ирония»^[16]. Впрочем, Горький недооценивает заслуги даже Блока, возможно, слишком критично оценивая его «Балаганчик» и «Незнакомку»: «за них даже пьяный не похвалит»^[17].

Роман «Плавающие-путешествующие», описывающий сложное время между двумя революциями, позволяет нам визуально представить себе жизнь богемных легенд той эпохи. Возможно, именно благодаря этому интерес к данному произведению только возрастает. Например, в 2014 году в петербургском театре «Приют комедианта» и в Новом Рижском театре в Латвии состоялась премьера одноименного спектакля. Режиссером этих постановок стал латвиец Владислав Наставшев, известный своими резонансными работами. Спектакль «Плавающие-путешествующие» пришелся по вкусу не только широкой публике, получившей возможность переместиться на сто лет назад и почувствовать атмосферу эпохи, но и латвийским критикам, присудившим постановке Наставшева победу в номинации «Спектакль года в крупной форме».

На английский язык роман был переведен в 1999 году под названием «Travellers by Sea and Land». В качестве переводчика выступил Джон Альберт Барнстед, известный американский исследователь творчества Кузмина.