Мои достижения в области исследования

На полусгнившем кресте – только надпись

Иван ЭРТЕЛЬ

Стогов Иван Феофанович (1903-1949 гг.), уроженец деревни Богдановка. В РККА призван Седельниковским РВК в феврале 1942. Рядовой, стрелок 127 стрелкового  полка  71 стрелковой дивизии Волховского фронта. Ранен. Инвалид III группы. Награжден медалью «За отвагу».

Когда я вплотную начал заниматься поиском биографий фронтовиков из моей деревни Богдановки, я встретился с очень интересной судьбой, которая меня очень сильно поразила.

Иван Стогов появился на свет в большой крестьянской семье в далеком уже 1903 году. Его отец, Феофан, научил детей всему, что умел делать сам. Иван окончил четырехлетнею школу и сразу же пошел работать. Время было не спокойное, шла Гражданская война. Как и любой романтик-подросток, Иван рвался к партизанам, но отец жестко осадил сына.

Сегодня уже практически невозможно восстановить то, чем занимался Иван до образования колхозов. Жену он встретил  в соседней деревне Никаноровке – это была белокурая красавица, переселенка из Белоруссии, звали ее Евдокия Хвесик. Долго не думая, молодые поженились и Иван забрал  жену в Богдановку.

Когда в деревне начали создавать колхоз, Иван вступил в него без  раздумий: в совместном труде он видел перспективы развития крестьянства. В деревне считалось, что он был ярым колхозником, в труде себя не жалел, был передовиком, за что неоднократно поощрялся начальством. Но и про  домашний быт Иван Феофанович не забывал, так как год от года семья пополнялась. Стоговы построили новый дом в очень уютном местечке рядом с сосновым бором, начали держать немного пчел, а потом и вовсе развели настоящую пасеку. Иван Феофанович был заядлым рыбаком, и как только  появлялась свободная минутка, брал удочки и бежал на озеро, а то и вовсе – на речку Уй.

Время летело  быстро. 1930-е годы хоть и были лихими, но не всех коснулись репрессии и раскулачивание. Постепенно колхоз рос и укреплялся. Но все прервала война. 23 июня 1941 года председатель собрал колхозников и других сельчан, чтобы сообщить о страшной беде, о том, что немцы перешли нашу границу.

– Война! Война! – сказал в конце  председатель.

Разговоры пошли по деревне разные. Иван Стогов сразу же поехал  военкомат, чтобы его призвали на фронт, но ему ответили отказом. Уже  ушли воевать его друзья и родственники, а его все не брали. В конце декабря 1941 года в семью пришло первое страшное известие – почтальон принес «похоронку» на родственника: погиб двоюродный брат Ивана Андрей Шульгин.

После этого Стогова как будто кто-то подменил, он не находил себе места, рвался на фронт и в начале 1942 года ему пришла повестка. 6 февраля передовой колхозник стал красноармейцем. Уже через месяц рядовой Стогов получил боевое крещение и первые «царапины». Волховский фронт в это время был одной из самых горячих точек войны, поэтому стычки с фашистами в новгородских и ленинградских болотах были почти ежедневными.

Рядовой Иван Стогов воевал не щадя ни себя и уж тем более врага. Не раз, как и в колхозной жизни, командиры ставили его в пример остальным бойцам. Не смотрел он на то, что порой сутками лежал в ледяной воде, ведя наблюдение за противником. За здоровьем некогда следить было, спал мало,  ел – тоже.

Ночью 10 декабря 1942 года в лютый мороз Иван, находясь на посту, заметил, как группа вражеских разведчиков пробирается к нашим позициям. Недолго думая, Стогов сообщил об этом командиру взвода, а сам начал отражать атаку. За это уже на следующий день он получил устную  благодарность  от  взводного.  

И в последующих боях рядовой Стогов не отсиживался в окопе. Буквально через месяц, 11 января 1943 года, когда началась знаменитая операция «Искра», в ходе которой наши части должны были пробить кольцо блокады у Ленинграда, отважный боец из Богдановки, двигаясь с подрывниками в составе войск 71 дивизии, первый с шестью бойцами соединился с наступающими навстречу другими подразделениями Волховского фронта. В этом бою Стогов получил тяжелое ранение в левую руку с повреждением кости и нерва. В госпитале была сделана сложнейшая операция, в ходе которой вскрылся и еще ряд проблем со здоровьем: сильно были застужены ноги и легкие. На заседании военно-врачебной комиссии Стогов был признан не годным к строевой службе, получил инвалидность III группы и 13 октября 1943 года комиссован.

Указом Президиума Верховного Совета СССР № 204/80 от 6 августа 1946 года «О награждении орденами и медалями Союза ССР офицерского, сержантского и рядового состава Вооруженных Сил СССР» за отвагу и храбрость, проявленные в боях с немецкими захватчиками в Великой Отечественной войне Иван Феофанович Стогов был награжден медалью «За отвагу». Запись об этом значится под номером 1315.

Зимой 1944 года Стогов добрался до родных мест. Отдыхать ему было некогда, мужиков не хватало, а в колхозе нужно было работать, как говориться, за себя и за того парня. Никто тогда инвалидов на иждивение не садил. Однако, очень скоро от такой нагрузки его стали сильно беспокоить  боевые раны. Иван Феофанович терпел, никому ничего не говорил.

Отрадой в это время были письма старшего сына Дмитрия, что приходили с фронта. Однако эта радость прервалась в январе 1945 года. Сын замолчал. Иван не находил себе места. Весной 1945 года в дом принесли извещение о том, что «…Стогов Дмитрий Иванович пропал без вести в феврале 1945 года». После такого удара Иван Феофанович очень сильно сдал.

Но время притупляет душевные раны. Уже прогремел салют  Победы, фронтовые отметины потихоньку затянулись и почти не беспокоили, Стоговы восстановили свою пасеку, начали налаживать быт. Да и Господь, видя трудолюбие супругов, послал им ещё один подарок: в 45 лет Евдокия родила сына Николая.

Только бы жить да радоваться, но счастье оказалось недолгим. Здоровье Ивана стало ухудшаться, руки «выворачивались», сильно болели застуженные ноги и к весне 1949 года Стогов совсем слег, а вскоре и умер. Похоронили фронтовика на богдановском кладбище. Через некоторое время Евдокия с детьми уехала с деревни.

Я с ребятишками в 2017 году нашел могилку ветерана, крест уже совсем сгнил, но надпись на нем мы смогли разобрать. К сожалению, фотокарточки Ивана Стогова не сохранилась не то что на кресте, но даже и у родственников. Теперь каждую весну перед великим праздником Победы с учениками мы будем ухаживать за могилками богдановских фронтовиков, у которых родные уже не живут в Седельниковском районе, в том числе и  за последним пристанищем Ивана Стогова.

…Где живет «длинный мичман»?

Иван ЭРТЕЛЬ

Дербенев Николай Петрович (1926-1989 гг.), уроженец деревни Богдановка. В РККА призван Седельниковским РВК в 1943 году. Рядовой, затем матрос Краснознаменного Балтийского флота. Ранен. Награжден медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Занимаясь вплотную списками моих земляков – фронтовиков из деревни Богдановки, я удивился тому, что нигде не просматривается фамилия Дербенева Николая Петровича, 1926 года рождения. Меня это очень взволновало и я, недолго думая, обратился за помощью к родному племяннику и полному теске – Николаю Петровичу Дербеневу. Он мне и рассказал, почему так случилось.

Родители Коли жили в деревне Никаноровка, но так как до райцентра добираться было очень сложно и опасно, они решили перебраться поближе – в Богдановку. Быстро построили себе жилье, и уже здесь на свет появился третий сын, которого назвали Колей. Случилось это в 1926 году.

Николай рос быстро, как говорилось в сказке, не по дням, а по часам –  к 14 годам его рост уже достигал почти 190 сантиметров. Детство шло так же, как и у всех его сверстников: бегал босиком, помогал по дому, ловил рыбу, а вечером – ходил на вечёрки. Окончил лишь начальную школу, а дальше учиться не довелось.

Когда повзрослел – вступил в колхоз, был разнорабочим: куда пошлет  бригадир, туда и шел. А потом началась война. Коля мечтал о том, чтобы уйти на фронт, бить врага. Сколько раз он ездил в военкомат, просился, чтобы его отправили на учебу, хотел быть военным. Но ему из-за возраста отказывали, и он продолжал работать.

Женщины, которые трудились в колхозе, приходили на наряд в контору, в свободную минутку читали заветные «треугольнички», которые приносил  почтальон. Николай их внимательно слушал, а сам мыслями был там – на передовой, на фронте.

Шел уже 1943 год. Коля решил действовать: он незаметно исправил в метриках дату рождения, приписал себе два лишних года. Теперь он числился под 1924 годом рождения, а не 1926-м, как было прежде. С «новыми» бумагами он пришел в военкомат и там дали «добро» на отправку. Через  десять дней Дербенева призвали на фронт.

К сожалению, родной племянник точно не помнит, где первое время служил  Николай. Точно ему известно, что это были пехотные части. Запомнился ему со слов дяди и такой факт: «…Был бой летом 1943 года, Курская дуга, наши пошли в атаку. Николай встал во весь свой богатырский рост, повел бойцов за собой, за что тут же был наказан – получил ранение в щеку и попал в госпиталь. В лазарете его выходила медсестра Анна Кузьминична, она была старше Коли на четыре года. Молодые люди друг другу понравились».  

Под пристальным уходом Анны Кузьминичны рядовой Дербенев быстро  восстанавливался, сначала подумывали его списать в запас, но лежавший с ним в одном госпитале морской офицер приметил рослого сибиряка и сказал:

– Николай, тебе с таким ростом тяжело воевать в пехоте, в окопе трудно  прятаться, айда лучше к нам во флот.

После выписки из госпиталя офицер забрал его на Балтийский флот, в город Выборг. Там наш земляк продолжил свой боевой путь, только теперь уже в морской пехоте. Освобождал Ленинград от блокадного кольца, за умелые действия командование наградило его медалью «За оборону Ленинграда». Потом матрос Дербенев участвовал в других операциях Балтийского флота.  Смерть  преследовала его по пятам, но он говорил, что она еще успеет найти его, но только не на фронте. За подвиги уже после войны Николаю были вручены еще две награды – медали «За боевые заслуги» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Так из простого деревенского паренька Коля стал настоящим мужчиной. Он понял, что хочет остаться служить на флоте.

После Победы матрос Дербенев первым делом отправился искать свою  любимую Анну Кузьминичну, нашел её, сделал предложение руки и сердца и она согласилась. Как вспоминает племянник, отношения у них были очень теплыми, искренними. Они всегда, даже когда оставались одни, называли друг друга  по  имени-отчеству. Так и прожили душа в душу больше сорока лет… Николай остался жить в Выборге, но так как гражданской профессии он не имел, ему предложили преподавать в военном училище. Николай Петрович был отличным человеком, он преподавал  стрелковое дело, всегда был  в отличной физической форме. В 1950-х годах ему присвоили звание мичмана.

Дербенев был судьей международной категории по стрельбе, не раз вывозил своих курсантов на соревнования, где они показывали отличные результаты. В 1962 году командование доверило ему очень важную миссию – он должен был сопровождать боевые ракеты на «остров свободы» – на Кубу. Вернулся оттуда мичман почти весь седой. О том, что там было, он никогда и никому не говорил, хранил тайну.

На военных парадах или праздниках Николай Петрович был знаменосцем,  шел впереди с флагом части. Рост его в зрелые годы равнялся двум метрам пяти сантиметрам.

А вот ещё один эпизод из жизни моего героя, рассказанный его племянником:

– Однажды мы с женой и детьми приехали в гости к дяде, сошли с поезда, а адреса толком не знаем. Сотовой связи то в те времена и в помине не было. Как найти дядю? Где он живет? Не знаем. Стали спрашивать у местных и тут  нам случайные прохожие выдали: «Это не длинный мичман с усами? Знаем, где он живет». Потом, когда я рассказал это дяде, все долго смеялись. Николай Петрович ответил: «Меня многие тут так ласково называют».

Но и про родную деревню «длинный мичман» не забывал – каждый отпуск приезжал на малую родину. Только в последние годы не стал ездить в Богдановку. Как оказалось, у него была онкология. Он до последнего терпел,  не хотел расстраивать свою Аннушку, а когда все раскрылось  –  было уже поздно.

Длинный мичман умер быстро, «сгорел на глазах». Он был похоронен на Выборгском кладбище со всеми воинскими почестями в 1989 году. Эту тяжелую потеряю любящая жена не смогла перенести, она умерла через год.  Похоронена она рядом с мужем со всеми воинскими почестями, так как тоже была участницей войны, хирургической медсестрой госпиталя.

Следы новгородских болот

Иван ЭРТЕЛЬ

Синютин Александр Андреевич (1913-1979 гг.), уроженец деревни Богдановка. В РККА  призван Седельниковским РВК летом 1941 года. Рядовой, стрелок 27 отдельной стрелковой бригады 3 Ударной армии Волховского фронта. Ранен. Награжден медалью «За освоение целинных земель».  

За год до начала Первой мировой войны в большой крестьянской семье Синютиных, которая уже состояла из 17 детей, родился мальчик, нарекли его Сашей. Родители, Андрей Синютин и Наталья Липатьева, держали огромное хозяйство: только коров у них было тринадцать, а уток, гусей и другой живности счет шел не на один десяток. Дети помогали по хозяйству, у всех  были распределены обязанности. Саше нравилось пасти крупнорогатый скот, за телятами он ухаживал, как за малыми детьми.

Окончив кое-как начальную школу, он полностью посвятил себя сельскому хозяйству. Когда деревенскому красавцу исполнилось 20 лет, его призвали в ряды Красной Армии. Отслужив срочную, Александр вернулся как будто в другую деревню: в Богдановке во всю бурлило колхозное строительство. Поначалу Синютин все это воспринял в штыки, но потом вступил в колхоз и стал трудиться на благо малой родины.

На очередной масленичной ярмарке в Седельникове он встретил юную  колхозницу Ульяну. Она так запала ему в душу, что молчун Сашка взял и позвал ее в жены. Ульяна Терентьевна согласилась: уж сильно они друг  другу понравились. Об этом я узнал от слов дочери, Галины Александровны Репиной, которая мне и рассказала не простую судьбу своего  отца.

– После того, как папа и мама поженились, а случилось это в 1938 году, местом постоянного жительства они выбрали Богдановку. Здесь они стали строить дом, затем родилась и я. В 1940 году все шло как у всех – работа в колхозе, домашний труд, отдых  по  праздникам. Но  летом 1941 года пришла страшная беда: немецкие захватчики напали на СССР, началась война, – рассказывает она. – Я, конечно, была еще совсем крохой и ничего не помню. Через месяц после начала войны, отцу принесли повестку на фронт и раним солнечным утром отец ушел. Почти три года о нем не было никаких  известий: ни строчки письма, ни официальной бумаги, ни даже слухов. Мама не знала, что и думать. Известие пришло в 1944 году.

Оказалось, что Александр Андреевич воевал в 27 стрелковой бригаде, входившей весной 1942 года в группировку сил 3 Ударной армии. Её войска до лета запирали в Демянском котле фашистскую группировку и в районе печально известного Рамушевского коридора с большими потерями сдерживали фашистов. О том, какой накал боев был здесь, говорил строка из оперсводки 27 стрелковой бригады за 21 февраля 1942 года: «Батальон, находясь в квадрате «47г», потерял 45 процентов личного состава, большинство командного состава выбыло из строя. Комбат и комиссар выбыли из строя. Роты рассеяны. Батальон занял оборону в квадрате «47г» в верхнем углу у оврага речки Каменки. Обнаружены два дзота у сараев, что мешают продвигаться. Требуются минометы и мины, чтобы подавить вышеуказанные дзоты, нужна помощь для эвакуации раненых. Командование батальоном принял лейтенант Икрюк…»

Именно во время боем в Рамушевском коридоре «следы» рядового Синютина обрываются. Как оказалось позже, он попал в плен.

– Сколько месяцев папа был в плену, мы точно не знаем, – признается Галина Александровна, – он никогда не чего не говорил об этом, да и мы не спрашивали. Единственное, что я знаю, так это то, что отцу как-то удалось сбежать и добраться до линии фронта. После плена папа избежал пыток НКВД, прошел проверку в фильтрационном лагере и вскоре был зачислен бойцом в стрелковое подразделение.

В 1943 году часть, в которой воевал Александр Синютин, перебросили на Курскую дугу. Шел тяжелый бой в районе города Орла. Наши подразделения  тяжело продвигались вслед за отступающим противником. Именно здесь богдановский воин был тяжело ранен в грудь, но продолжил сражаться. Через несколько минут в окопе, из которого он с товарищами вел огонь, разорвалась вражеская мина: осколками был убит находящийся рядом боец, Синютин вторично ранен, теперь уже в руку и щеку.

Потом был госпиталь, и в нем сотрудники НКВД начали проводить дознание. Долго Александру Андреевичу пришлось доказывать, что он в 1942 году не добровольно сдался в плен, что бежал сам и не был завербован. Однако его приговорили к исправительным работам, три года он работал на шахте и был  отпущен домой только в 1947 году домой.

– А вот как папа добрался домой, я уже помню, – сказала моя собеседница. –  Он рассказывал, что шел домой пешком, чуть ли не бежал – так был рад тому, что после стольких испытаний остался жив. Добрался кое-как до  Михайловки, там жил его родной брат, тот запряг коня и привез папу домой. А сколько было счастья, слез радости! Этого не передать словами. Ноги у папы были сильно обморожены, однако мама выходила его… Но дома пожить спокойно ему тоже было не суждено. Из райцентра приехала проверка, отца часто стали вызывать в милицию, допрашивали, постоянно что-то искали, но потом все стало налаживаться.

Синютин был отправлен на курсы трактористов, двадцать лет он работал  механизатором в колхозе. Однако с полного контроля фронтовика ещё долго не снимали: каждую весну и осень Александр Андреевич отмечался в милиции, да и в деревне первые годы на него смотрели не так, как на всех: все-таки был в плену. Проверки прекратились после смерти Сталина.

– Папа работал как вол, я его почти и не видела, потому что вставал он рано  и уезжал в поле, а возвращался далеко за полночь, – рассказывает Галина Александровна. – Потом началась эпопея по освоению целинных и залежных земель Западной Сибири и Казахстана. Участвовал в ней и папа. За высокие показатели в работе он был награжден медалью «За освоение целинных земель». Мы потом часто с ней играли и… потеряли. Долго боялись отцу признаться, а когда насмелились, папа только улыбнулся и пошел дальше работать.

Напарником у Александра Андреевича был передовик Федор Никитович Киселев. У них были трактора-колесники, они на них и пахали, и сено  возили, и зимой дрова таскали. Так Синютин проработал двадцать лет, а потом, когда совсем занемог, перешел на легкий труд: стал пасти коров, поил  на ферме телят. Без работы совсем не мог сидеть.

В свободное время ветеран все бросал, брал удочки, седлал своего коня и уезжал на рыбалку. Там он отдыхал и от труда, и от людей. Но в начале 1970 годов Синютин начал часто болеть, сказывались фронтовые раны, ноги стали подводить. В 1979 году от очередного приступа болезни фронтовик уже не оправился, он умер немного не дожив до своего семидесятилетия. Его верная спутница, Ульяна Терентьевна, осталась одна. Умерла она в 2011 году, не дожив всего четыре года до векового  юбилея.

Он пал под городом Белым

Иван ЭРТЕЛЬ, д. Богдановка

Новоселов Михаил Филиппович (1902-1942 гг.), уроженец деревни Богдановка. В РККА призван Седельниковским РВК в июле 1941 года.  Рядовой, стрелок 215 стрелкового полка 179 стрелковой дивизии. Погиб 27 января 1942 года. Похоронен в 100 метрах восточнее северной окраины деревни Метелица Тверской области. Не награжден.

Со сбором материала про Михаила Филипповича Новоселова мне помогла моя первая учительница Валентина Дмитриевна Саева, которая является Михаилу внучкой. Я не раз беседовал с ней, и она рассказала мне много  интересного о нем. Итак, обо всем по порядку.

В 1902 году в семье Филиппа и Мани Новоселовых родился сын Михаил. Семья была большая, зажиточная, очень дружная и работящая. Учиться Михаилу много не довелось, так как хозяйство было огромным, приходилось  помогать  родителям, в семье он был старшим сыном. Новоселовы сеяли лен, гуно, держали много лошадей и в середине двадцатых годов прошлого столетия считались в Богдановке самой зажиточной семьей.

Михаил женился на Евдокии Михайловне (в девичестве Скворцовой) и у них пошли дети: Александр, Виктор, Мария, Рая. Но 1930-е годы стали самыми страшными для семьи: началась коллективизация и массовое раскулачивание. Новоселовым пришлось не сладко: отец Михаила во время этих процессов скрывался в местных болтах, закапывали муку в землю, чтобы потом ночью тайно печь из неё лепешки, так как есть стало нечего. Лошадей угнали, забирали в колхоз и другой скот с их подворья. Время было  очень страшным.

Однако Новоселовы рук не опустили, продолжали жить дружно, много работали. В 1941 году пришла ещё одна беда: немцы напали на нашу родину. Настал час для Михаила Филипповича идти защищать родину от фашистов.

– Через две недели после начала мобилизации дедушке принесли повестку и в июле 1941 года его призвали на фронт, – рассказывает Валентина Дмитриевна, – но не одного: из отчего дома ушли еще два брата – Дмитрий и Николай. Судьбы их сложилась по-разному. Митя, как его ласково называла мама, вернулся домой, но без ноги, а вот младший Коля пропал без вести.

Михаил Филиппович попал служить в 215 стрелковый полк 179 стрелковой  дивизии. Бои 1941 года на направлении главного удара фашистов – московском – были страшными, подразделения дивизии несли большие потери и постепенно отступали к столице.

С 15 января 1942 года 179 стрелковая дивизия перешла в наступление на самом крайнем правом фланге 22 армии Калининского фронта, наступая на Селижарово, и в этот же день его заняла. 16 января 1942 года бойцы и офицеры дивизии вышли на правый берег Волги, а затем стали наступать на Нелидово и город Белый. В этих боях и погиб Михаил Новоселов. Не знал он, что его однополчане выйдут к Белому лишь в первых числах февраля 1942 года и будут безуспешно штурмовать город до июля 1942 года, а потом попадут в окружение, из которого вырвутся лишь незначительные группы.

По воспоминаниям старшей дочери Марии, отец прислал только одно письмо, и то было очень коротким и не радостным. Что в нем было написано она, к сожалению, уже не помнит. Само оно тоже не сохранилось.

– Морозным февральским утром 1942 года почтальонка принесла похоронку, – вспоминает Валентина Дмитриевна. – В ней говорилось о том, что «ваш муж, Михаил Новоселове, погиб смертью храбрых 27 января 1942 года под Тверью, где Красная Армия несла тяжелые потери…» Только сейчас из рассекреченных архивных материалов мы узнали точное место его захоронения: в 100 метрах восточнее северной окраины деревни Метелица Тверской области.

Прошло уже более семидесяти лет после Победы в Великой Отечественной войне, а память Михаиле Новоселове хранится как в сердцах родственников, так и его земляков.