Пьеса "Таинственная незнакомка"

Р.Гатауллин

ТАИНСТВЕННАЯ НЕЗНАКОМКА

          Человек

     Мама называла меня «болтушкой-хохотушкой» и всегда ставила мне в пример мою старшую сестру, которую я за глаза называла ботаничкой. Но в душе, по правде сказать, я ей завидовала и даже восхищалась. Была она какая-то правильная, как мамка говорила, «обязательная и пунктуальная, не то, что ты, попрыгунья». Вот и сейчас, оказавшись в начале июня на Каме, я с утра до вечера плескалась в воде, валялась на тёплом песочке, а по вечерам болтала по скайпу со своей подругой Дианкой, перебирая косточки нашим противным мальчишкам-одноклассникам и в то же время грустно вздыхая из-за того, что их нет рядом. Сестра же сидела на веранде в окружении книг и тетрадей и только изредка вспоминала о том, что у неё есть младшая сестрёнка. Вернее, это я напоминала ей о своём существовании, когда она с блокнотом и ручкой отправлялась в лес, а я начинала у неё клянчить взять меня с собой. В лесу она чувствовала себя полной хозяйкой, рассказывала о нём так, как будто он был живым существом.

- Конечно, живым, - тихо говорила она, - ты только внимательно смотри по сторонам, и везде увидишь жизнь.

- Ой! – вскрикнула я и в страхе отшатнулась от пригорка. – Змея!

- Да не визжи ты, глупая, - спокойно сказала сестра, хватая меня за руку.

     Отодвинув ветку куста, она склонилась над небольшой змеёй, свернувшейся серо-бурым клубком под лучами ласкового июньского солнца, и усмехнулась:

- Ну, здравствуй, загадочная красавица!

          Медянка

     Ночь выдалась ясной, лунной и, наверное, поэтому, несмотря на то, что я веду дневной образ жизни, мне захотелось поохотиться. Я выползла из норы, которую когда-то оставили грызуны и которая на несколько лет стала моим убежищем: мы, медянки, не любим менять свой индивидуальный участок. По мелькнувшей среди травы тени я поняла, что охотиться мне придётся не одной – это из соседней норы ящериц выполз Кусач. Называла я моего соседа так за его противный нрав кусаться и вести себя агрессивно. В отличие от меня, окраска у него была медно-красной, поэтому и считал он себя настоящей медянкой. Лунный свет выхватывал несколько рядов мелких пятен, тянущихся вдоль его спины, а на шее у него красовались две чёрно-бурые полосы, сливающиеся на затылке.

     Приблизившись ко мне, Кусач свернулся, втянул шею, расширил затылок и угрожающе раскрыл пасть. Когда мы встретились в первый раз, он проделал то же самое и даже укусил меня. А когда я дала ему отпор, он, извиваясь в злобе, даже укусил себя. Ведёт себя как гадюка: так же легко озлобляется.

     Однако сейчас ему не до меня: из-под куста в сторону тропинки юркнула молодая гадюка. Среагировал Кусач мгновенно: будучи чрезвычайно шустрым, он, резко разжавшись, рванулся вслед за гадюкой, и её участь была предрешена.

     Кусач не боялся охотиться даже на птиц. Я же, осторожно отползая в чащу, искала насекомых или мышевидных грызунов.

     После сытного ночного обеда я ползла в свою нору, а утром, когда земля нагревалась под лучами летнего солнца, я выползала на излюбленный пригорок на открытой лесной полянке. Или лезла в заросли подлеска у обочины дороги. Нравились мне также гари и вырубки.

     … Сытный ночной обед и нежное дневное солнце разморили меня настолько, что появление людей у моего пригорка стало для меня неожиданным. По своему многолетнему опыту я знала человека как существо непредсказуемое. И когда один из них вскрикнул и попятился назад, я ждала, что будет делать второй: побежит или схватится за палку и камень. Эти два предмета в руках человека представляли для меня смертельную опасность, спастись от которой можно было только за счёт быстроты своего тела и отчаянной борьбы. И я приготовилась к борьбе, зная, что буду защищать не только свою жизнь, но и жизни моих детей, которых я уже чувствовала в себе.

          Человек

     Поведение сестры успокоило меня, и я осторожно приблизилась к пригорку.

- А почему «загадочная красавица»?

- Так её зовут герпетологи… ну, специалисты по змеям. – Сестра взяла с земли прутик и, не делая резких движений, дотронулась до змеи, пытаясь слегка её перевернуть. – Ну разве не красавица?

     Змейка свернулась, втянула шею, и её кожица заиграла на солнце удивительной расцветкой: красной, нежно-голубой, стальной.

- Если внимательно приглядеться, то у неё можно найти все цвета радуги, - заметила сестра, проводя прутиком по тонкому блестящему телу рептилии. –А знаешь, какая она ловкая спортсменка. Гляди!

     Сестра ухватилась пальцами за змеиный хвост и приподняла её над землёй. Не успела я интуитивно вскрикнуть, предупреждая об опасности укуса, как змея стремительно изогнулась и выбросила голову к пальцам, держащим её за хвост. Сестра вскрикнула: на пальце показалась капелька крови.

- Укусила, - испуганно прошептала сестра, не выпуская рептилию из рук.

     Я почувствовала, как дрожь пробежала по моему телу, а на лице выступил холодный пот.

- Что… что же делать? – залепетала я дрожащими губами.

- Надо отрезать укушенный палец, - обречённым голосом отозвалась сестра. – Возьми из кармана моих джинсов перочинный ножик.

     Я попятилась назад.

- Или хотя бы кусок плоти. Ну! – настаивала сестра, наступая на меня со змеёй наперевес.

     Мне стало плохо.

- Может… как-то по-другому… Что-нибудь сделать… - беспомощно забормотала я.

- Да, да, - закивала головой сестра, - мне надо привести свои дела в порядок до захода солнца.

- Почему… почему до захода солнца?

- А ты что же, не знаешь, что, согласно легенде о ядовитой змее, человек, укушенный ею, живёт только до захода солнца..?

     Я вскинула голову, а когда посмотрела на сестру, чтобы утешить её, заметила смешливые искринки в её глазах. Наконец, она не выдержала и прыснула со смеху.

- Да не ядовитая она, - сквозь смех выговорила сестра, - это же медянка. Вон какая самочка, разноцветная, гибкая и драчливая.

     Теперь я уже задрожала от гнева.

- Ах ты… - задыхалась я в бешенстве, потрясая кулаками. – Я всё мамке, слышишь, всё мамке расскажу.

     Но сестра, не обращая на меня внимания, продолжала любоваться рептилией. Немного успокоившись и поняв всю глупость своего положения, я примирительным тоном поинтересовалась:

- А почему самка?

- А у самцов окраска верха – красно-бурая или медно-красная. Да и они короче самок. А эта сантиметров шестьдесят-шестьдесят пять будет. Да и дерётся она не на жизнь, а насмерть: детёнышей своих будущих защищает.

- А где её детёныши?

- Да в ней. Брачные игры у них в мае были. Значит, в октябре жди потомства. А детёныши у них, знаешь, какие? Как карандаши, сантиметров пятнадцать.

- Много?

- В книгах написано: от двух до пятнадцати. Ну, не бойся, потрогай её.

     Отказаться от такого предложения я не могла при всём моём нежелании делать это. Мой отказ значил бы больше, чем просто трусость в глазах сестры, и я провела рукой по телу рептилии. На ощупь она была гладкая.

- Ну да, в отличие от шероховатой гадюки, - одобрительно заметила сестра. – И вообще, их часто путают. В этом медянка, отчасти, сама виновата. Забияка она порядочная, особенно если её настойчиво дразнить. Вон, видишь, у неё на голове большие щитки. Таких у гадюки нет. А ведут они себя, особенно в момент опасности, почти одинаково. Только вот если гадюка укусит – это беда.

- А медянка?

- Пустяки, - улыбнулась сестра, показывая палец. – Будто булавкой укололи. И главное, последствий никаких для человека. А вот для ящериц и мышей у неё есть ядовитые зубы. Но они глубоко в пасти, да и яда у неё мало. Так что  человек от неё может пострадать только в случае, если засунет ей палец в горло. Хочешь попробовать?

     Сестра бережно опустила змею на землю, и та юркнула от нас вдоль тропинки.

- Куда поползёт: направо или налево?

- Не знаю, - пожала я плечами. – Ну, наверное, направо.

- Налево, - уверенно сказала сестра.

     Медянка, действительно, виляя хвостом, свернула налево.

- А справа – река, а медянка воды, да и сырости вообще недолюбливает, - сказала сестра в ответ на моё удивлённое лицо и, протерев ладошки о джинсы, сошла с пригорка. – Ладно, пошли. Пройдём вдоль берега. Там тоже много чего интересного. Кстати, медянка, хотя и не любит воды, но пловчиха отличная.

          Змея

     Я вползла в свою нору и, забившись в неё, ещё долгое время не могла оправиться от всего того, что со мной произошло. Впервые в своей жизни я побывала в руках человека! Прошлым летом человек ткнул палкой в мою соседку, гревшуюся на солнце рядом со мной. Она вцепилась в палку, и человек поднял её над землёй. Уж бы свалился, а мы можем так держаться несколько минут. А потом человек сунул кончик палки в стеклянную банку, и больше своей подруги я уже не видела.

     В сумерках я выползла на охоту. Где-то за ложбинкой орудовал Кусач. Добывать пищу становилось всё труднее: меньше становилось лягушек и прочей мелкой живности. Из-за этого здесь остались только мы с Кусачом. Куда уж мы друг без друга.

     Мне всё же удалось поймать одну небольшую мышь. Уже ближе к ночи я забилась в свою нору и свернулась клубком. Странно. Человек не причинил мне никакого вреда. За всю мою жизнь ко мне прикоснулся только кабан, который чуть не затоптал меня. Я до сих пор помню боль и страх, от которых я отходила в своей норе несколько недель…

     У самой норы кто-то завозился, по траве пронёсся шорох, и всё опять замерло в ночной тишине. А я всё не могла забыть прикосновения человеческих рук. Что-то в этом было и страшное, и необычное, и притягательное…

     Утром я опять приползла на свой пригорок. Было тепло и тихо. А я лежала и чего-то ждала. И следующим днём тоже. А может, ничего и не было, может, это был просто сон под полуденным знойным солнцем…

          Человек

     В последующие два дня сестра с утра уходила куда-то с пустым мешочком и каждый раз с этим же пустым мешочком возвращалась. Но на третий день она вернулась со своих таинственных прогулок с мешочком, в котором что-то было.

- Что там? – поинтересовалась я.

- Роскошный завтрак для нашей незнакомки, - загадочно улыбнулась сестра. – Не можем же мы идти в гости с пустыми руками.

- Фу, - сморщилась я, заглядывая в мешочек. – Что это?

- Веретеница ломкая – излюбленное лакомство нашей незнакомки.

     Когда мы подходили к пригорку, мы сразу увидели её, беззаботно лежащую на сухой траве.

- Солнечные ванны принимает, - шепнула сестра и медленно выложила перед змеёй мёртвую ящерицу.

          Змея

     Солнечные лучи уже почти сморили меня, когда передо мной появились два человека. Инстинкт самосохранения сработал, и я, свернув тело в тугой комок, спрятала внутри него голову, а затем с коротким шипением выбросила переднюю часть туловища в сторону людей, но они продолжали спокойно стоять рядом, и в руках у них не было ни палки, ни камней. Только мешочек, из которого выпала мёртвая ящерица. Я уже давно не лакомилась такой пищей и с жадностью набросилась на еду.

          Человек

     Наевшись, медянка успокоилась и, растянувшись на земле, смотрела на нас своими умными глазами.

- Видишь, зрачки у неё круглые, - заметила сестра, время от времени что-то записывая в свой блокнот. – Это ещё одно отличие медянки от гадюки.

     Она осторожно провела рукой по телу рептилии и, улыбнувшись, как бы приглашая, кивнула в мою сторону. Я тоже потянулась к медянке.

          Змея

     Когда ко мне опять прикоснулись человеческие руки, я узнала их: пальцы первого человека – цепкие и уверенные, а второго – нежные и слегка дрожащие. И мне было хорошо не только от этого тёплого солнца и долгожданной еды, но и от прикосновения этих рук, которые несли не страх опасности, а какуюто необъяснимую теплоту и нежность.

          Человек

     Сестра уехала на неделю в Казань, и в последующие дни я уже одна приходила к пригорку навещать знакомую медянку. Угощала её излюбленной пищей, даже разговаривала с ней, сидя на траве, а она лежала рядом и смотрела на меня спокойным мудрым взглядом.

          Змея

     Однажды, по тропинке к пригорку, за мной увязался Кусач. Вот ревнивец! Сначала он, конечно, зашипел на человека, но потом, увидев ,как я веду себя, успокоился.

          Человек

- Ага, вот вас уже и двое. А вот и третья, - сказала я, увидев выползающую из-под куста змею чёрного цвета и склонившись над ней.

          Змея

     Чернуху я заметила первой. Увидев её, Кусач боязливо уполз в сторону. Чернуха не была моей сестрой, это была змея с холодными глазами и жестоким взглядом, и этот взгляд нёс смертельную опасность и для человека. Я это поняла, когда Чернуха, вынув жало, приготовилась к резкому выпаду в сторону тянущейся к ней человеческой руки. Молодых сестрёнок Чернухи я просто проглатывала, но это была большая взрослая змея, и я её боялась так же, как и Кусач. Но страх именно за этого человека победил во мне страх смерти, и я, спружинившись всем телом, бросилась на Чернуху. Та в удивлении повернулась, попыталась встать в стойку, но повторным моим выпадом была отброшена назад. Перевернувшись ещё раз, она юркнула под поваленное дерево и скрылась.

          Человек

     Когда я дома рассказала сестре о змеиной схватке, она, не отрываясь от книги, пробурчала:

- Обычное дело: разборки медянок.

- Как она её, эту чёрную, поддала..! – в упоении рассказывала я, бешено жестикулируя.

     Сестра вскинула на меня глаза:

- Чёрную?! А ну-ка, опиши мне её.

     Выслушав мой ответ, она резко захлопнула книгу и крепко сжала мою руку:

- Ты что же, противная девчонка, ворон считаешь, когда я тебе о змеях рассказываю?!

- Да в чём дело-то? – огрызнулась я, пытаясь вырваться из змеиной хватки её пальцев.

- А то, что это была ядовитая гадюка! Я тебе запрещаю, ты слышишь меня, запрещаю возиться со змеями до тех пор, пока ты не научишься различать их… Хоть бы книги почитала. Ты вообще какую последнюю книгу читала-то? «Колобок»?

     В другой раз язвительно-строгий тон сестры и задел бы меня, но сейчас я подумала о другом.

- Значит, - медленно проговорила я, - моя загадочная красавица спасла меня от…

     Сестра разжала свои пальцы, высвободив мою руку, и, задумавшись на мгновение, произнесла:

- Выходит, что так, - и снова потянулась к своему блокноту, чтобы сделать в нём какую-то запись.

     Утром следующего дня занялся дождик. Сестра укрылась от всех неприступной стеной из книг и тетрадей. Я чувствовала себя безнадёжно одинокой, слонялась по комнате и время от времени выглядывала в окно. Наконец, небо слегка прояснилось, и я, схватив куртку, побежала к лесу. На пригорке никого не было. Побродив вокруг да около, я уселась на расстеленную на земле куртку и тут вдруг заметила полоску примятой травы. Значит, она приползала и ждала меня! Вскочив на ноги, я обежала пригорок. И что мы за люди такие! Кошек знаем, как звать, собак – тоже, а вот змей – не научились. А может, они на шум реагируют? И я начала подпрыгивать на мокрой траве, размахивая руками, и громко петь. Представляю, какой видок у меня был со стороны.

     Медянка как сквозь землю провалилась. Я снова уселась на куртку и уже готова была зареветь от отчаяния. И вдруг у меня за спиной послышался шорох травы. Это была она, моя загадочная красавица. Гибкая, она, переливаясь радужными красками своего блестящего тела, ползла ко мне.

- И я тоже соскучилась по тебе! – засмеялась я и провела рукой по её скользкому, вздрогнувшему от радости телу.

          Змея

     Терпеть не могу сырую траву. А около человека тепло и уютно. Я подняла глаза на него, и он как будто меня понял.

          Человек

     - Ты хочешь ко мне? – прошептала я. – Ну иди же, иди ко мне, не бойся, я же перестала тебя бояться.

          Змея

     Я осторожно заползла на колени человека, а он гладил меня, и я не знала, как его отблагодарить…

          Человек

     У меня на глаза навернулись слёзы:

- Ах ты, моя красавица, давай, устраивайся поудобнее…

     А через час я неслась домой, размахивая мокрой курткой и, взбежав на крыльцо веранды, бросилась к сестре.

- Ты представляешь, - закричала я, - я её глажу, а она, как котёнок, хвостиком шевелит.

     Сестра оторвала глаза от книги и серьёзно посмотрела не меня.

- Ты что же, думаешь, что я вру? – возмутилась я.

- Ну ещё бы ты наврала мне. Просто я немного удивлена. Понимаешь, медянки, действительно, могут подружиться с человеком, но существа они вспыльчивые и могут кусаться ещё несколько месяцев после того, как их поймали. А у вас это получилось как-то быстро. Это ведь у Тургенева, по-моему, есть фраза о том, что дети интуитивно тянутся к незнакомым людям, у которых добрый характер. Так же, наверное, и звери.

     Я почти задохнулась от счастья: услышать от сестры такое в свой адрес! Я бросилась радостно тараторить, рассказывая сестре о повадках моей красавицы, но она вдруг показала указательный палец, направив его в сторону выхода. Спорить было бесполезно. А ещё сестра называется. Вслух, конечно, это произнести я не решилась и поплелась в свою комнату.

     Утром я бежала к пригорку и увлекала мою красавицу за собой к небольшой песчаной полоске берега. С радостным криком врезаясь в тёплую гладь Камы, я переворачивалась на спину и наблюдала за поведением медянки. Та замирала на берегу и, подняв голову, искала меня взглядом. Вылезая из реки, я окатывала её брызгами воды, и красавица, недовольно шипя, поспешно уползала в прибрежный кустарник.

- Ну ладно, не обижайся, я больше не буду, - кричала я и бросалась на песок, а моя красавица, грациозно струясь по песчаной полосе, ползла ко мне и скользила своим гибким телом, кольцами обвивая мою руку.

     А вечером я залезала в Интернет, и сестра, как-то заглянув через моё плечо, усмехнулась:

- Ого, вместо комиксов – рептилии и амфибии?

- Так в Инете же всё есть, а ты всё с книгами, - попыталась я показать себя взрослой и небрежно добавила:

- Вчерашний день.

- Ну, во-первых, не всё, а во-вторых, у книг есть свой особый запах.

- Какой?

- Книжный, глупышка, - улыбнулась сестра, вздёрнув мою чёлку.

     Через день она уехала в экспедицию от университета. Летние деньки летели быстро, в отличие от зимних. В последний день перед отъездом в Казань я прибежала к пригорку проститься со своей красавицей. Но её на месте не оказалось. И почему, стало понятно сразу: рядом стояли две палатки туристов, на огне булькала вода в котелке. Я немного побродила вокруг, осматриваясь по сторонам, а потом подошла к сидящим у костра людям. Положение, по правде сказать, было дурацкое: не могла же я спросить у них: «А вы не видели тут мою змею?». И я, собравшись с духом, попросила:

- Пожалуйста, если… если увидите… змею здесь, не трогайте её, она безвредная. У неё щитки на голове. И узора от головы до хвоста нет, как у гадюки.

     Люди, сидящие у костра, с улыбкой переглянулись, и один из них сказал:

- А мы-то думаем, что ты ходишь здесь вокруг да около. Не бойся, девочка, никого мы здесь не тронем: ни змею, ни ящерицу, ни крокодила, если, конечно, встретим.

     При последних словах все сидящие рядом с ним засмеялись.

- Я серьёзно! – вспыхнула я.

- И мы серьёзно, - ласково сказала женщина, помешивая ложкой бульон в котелке, и, встав, положила мне руку на плечо:

- Не беспокойся, никто здесь твоих зверушек не обидит.

     У неё были добрые глаза – как ей было не поверить. Я услышала голос сестры, которая кричала мне о том, что все собрались и ждут только меня. Я повернулась и быстро пошла к дороге, потом обернулась и крикнула женщине с ложкой в руке:

- Смотрите, вы мне обещали!

     В первый же день нового учебного года я взахлёб рассказывала своим одноклассникам о моей красавице. Девчонки в ответ пожимали плечами, а мальчики подняли меня на смех. Сашка Арсеньев, скорчив испуганное лицо, театрально прошептал:

- Вы, братва, с ней теперь поосторожнее: она укусить может.

- Очень смешно, - фыркнула Диана, беря меня за руку. – Да не обращай ты внимания на это парнокопытное. Слушай, сегодня у Адели пати будет. Ты идёшь?

- Нет, мне надо в библиотеке посидеть.

     А потом были контрольные, лабораторные… Школьная жизнь с её проблемами и заморочками увлекла в себя с головой, и я снова стала прилежной ученицей, мало напоминающей недавнюю лесную полудикарку.

          Змея

     В течение нескольких дней я старалась не покидать моего убежища и выползала только глубокой ночью, чтобы поохотиться. А когда люди покинули эти места, оставив после себя выжженный пятачок после костра и пустые банки, я тут же устремилась к пригорку. Но он был пуст. Каждое утро я приползала туда и ждала. Может быть, эти люди причинили вред моему человеку. Я ползла по их следам, дотрагиваясь телом до оставленных ими вещей, и снова ползла к пригорку. Дважды я радостно неслась навстречу людям и дважды бросалась в кусты, понимая, что ошиблась.

     Однажды, лёжа на пригорке, я закрыла глаза и через некоторое время почувствовала прикосновение к моему телу. Наконец-то, он пришёл, пришёл мой человек. Я подняла голову и открыла глаза: пригорок был пуст. Осенний ветер срывал мокрые листья с деревьев и швырял их на меня. С реки донёсся какой-то шум, я вздрогнула и заскользила по мокрой траве к песчаной прибрежной полоске. Как я могла забыть! Ну конечно же, он ждёт меня там. На берегу суетились люди, вытаскивая из воды лодки и переворачивая их дном вверх. Я наблюдала за людьми до тех пор, пока они не ушли, а потом поползла по песку и замерла на месте. На том месте, где когда-то был мой человек. Вот здесь он лежал, а я ползала по его телу, и нам вдвоём тогда было так хорошо!.. Я закрыла глаза и вспомнила всё, а когда очнулась от дрёмы, почувствовала холод октябрьского вечера и заползла в свою нору.

     Их отложенных мной яиц появились шесть детёнышей. Взломав тонкую стенку скорлупы, они сразу же принялись искать себе пропитание. Радость материнства, давшего жизнь этим шести маленьким существам, не могла заслонить горечь потери того, к кому я так привязалась. Но пригорок был безлюден…

     После заморозков выпал первый снег. Я окончательно забилась в нору. Закрывая глаза, я видела в разноцветье кругов лицо моего человека, чувствовала его руки. Но когда открывала глаза, с трудом различала тёмные очертания моего убежища. Лучше совсем не открывать глаза. И, словно прячась от ужаса охватившего меня одиночества, я сворачивалась в клубок, в котором глубоко прятала свою голову.

     … Дуновенье тёплого апрельского воздуха ворвалось в мою нору и разбудило меня. Я выползла наружу и, почти пьяная от весеннего солнца, блаженно развернулась всем телом на траве. Вышедший из спячки раньше меня Кусач уже вовсю хозяйничал у пригорка. Весь май мы охотились вместе, вместе грелись на солнышке. Но странное дело, что-то мне не давало покоя, что-то то, о чём я не могла вспомнить. И каждый раз приползая на пригорок, я внимательно осматривалась по сторонам, будто пытаясь что-то найти.

     Однажды, в начале июня, греясь под лучами солнца на пригорке, я вдруг увидела человека. В руках у него не было палки и камня. Приподнявшись, я зашипела, но человек не испугался и не убежал, а, наоборот, подошёл ближе и склонился надо мной.

          Человек

- Это ты? – От радости я замерла на месте, а затем наклонилась над моей красавицей. – Ты не узнала меня?

          Змея

     Что-то близкое, знакомое кольнуло меня, и невольно потянулась к человеку, пытаясь осознать причину своего волнения.

          Человек

 - А помнишь песок, реку, помнишь наши игры. – И я осторожно провела пальцами по вздрогнувшему телу медянки, и она сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее поползла ко мне на руки, плечи.

     Я почувствовала, как у меня к горлу подкатил ком.

- Узнала, моя красавица, узнала, - шептала я, гладя ей скользкое тело, - эх, сейчас бы сюда этого дурака Арсеньева. А ну-ка, кто быстрей – до речки. Давай, давай, не отставай, разленилась во время спячки. Шевели своим брюхом!

     А вечером я восторженно кричала в телефонную трубку, рассказывая сестре о встрече со старой знакомой. «Завтра утром приеду – вместе её навестим», - ответила сестра.

     Ночью я не могла долго уснуть, ворочаясь с одного бока на другой. Вздохнув, я приподнялась на кровати и вдруг в углу увидала Арсеньева.

- Ты чего здесь? – беззвучными губами произнесла я. Он виновато смотрел перед собой, держа на коленях мою красавицу. «А, - обрадовалась я, - будешь теперь знать, как смеяться надо мной. «Вот тебе, вот!» А в ответ он издавал какой-то пронзительный, сверлящий звук, идущий словно издалека…

          Змея

     Утром я выползла из норы и сразу же уткнулась, как в стенку, в кирзовый сапог. Страх опасности пришёл уже после жгучей боли, пронзившей моё тело. Защищая себя, я вытянулась кверху, но второй болевой ожог бросил меня на землю. Я вытянулась, напрягаясь всем телом, и поползла туда, к пригорку. Вместо шипения я слышала свой хрип, и снова ожог боли, но уже не такой острый, наверное оттого, что я уже не чувствовала своего тела. И всё продолжала ползти и ползти к заветному пригорку, волоча за собой хвост. Сейчас мне хотелось только одного: доползти до пригорка и спрятаться в руках человека.  Надо ползти, ползти…

     Перед глазами пронеслись лицо человека, пальцы его рук, песок, река, солнце, - и вдруг наступил мрак…

          Человек

     Сверлящий звук перерос в тарахтенье, и с играющими на моём лице солнечными лучиками я проснулась. К звукам работающего где-то вдалеке тракторного мотора присоединился звон посуды: мама готовила завтрак. Сладко зевнув, я повернула голову к раскрытому окну и сквозь дрожащие ресницы различила надвигающееся к нашему дому пятно. Оно росло, росло и превратилось в сестру. Я вытянула руку, чтобы помахать ей. Сестра опустила на скамейку сумку, и взявшись за лямки своего рюкзака, спросила:

- А что за шум, ма?

- Да это Семёновы расширяются: вон с утра на тракторе стройматериалы привезли.

- И где?

- А рядом с песчаной косой, там, где лес начинается.

     Сестра вдруг замерла и, быстро взглянув на меня, скинула рюкзак и бросилась к дороге. Моя рука осталась висеть в воздухе, а в сердце что-то кольнуло, тревожное и неприятное. Я свесила ноги с кровати и… ахнула: только сейчас до меня дошёл смысл сказанного мамой. Шорты были надеты за секунду, футболка – практически на ходу. Я вывалилась из окна и понеслась к дороге прямо по маминым цветам. Я бежала, в мозгу тяжёлым молотком звучало: «нет, нет, нет!». Решив сократить путь, спрыгнула с дороги в канаву и полезла по склону, цепляясь за ветки деревьев и кустарники. Листья нещадно хлестали по лицу, но я не чувствовала их, а мозг вместе со стуком сердца всё призывно отсчитывал: «нет, нет, нет!». Ну вот, теперь метров десять по равнине, а потом – овраг. Цепляюсь за ветку дерева, чтобы сохранить равновесие, но она со зловещим хрустом ломается, и я качусь на дно оврага. Пыталась встать и почти кричу от боли, хватаясь за колено. Скорчившись на земле, сжимаю колено ладошкой, стараясь унять боль. Ладонь становится мокрой; понятно, от крови. Не надо смотреть на неё, надо встать и бежать дальше. Выбравшись из оврага, ковыляю ещё метров двадцать и вижу пригорок. Всё! Озираюсь по сторонам, внимательно осматриваю траву и облегчённо вздыхаю. Взбираюсь на пригорок и в метрах тридцати вижу трактор, левее – группу людей с пилами и молотками. И вдруг я увидела сестру. Согнув одно колено, она что-то рассматривала в траве, а рядом, опираясь на лопату, стоял какой-то бородач в кирзовых сапогах. На мгновение я застыла, и в это мгновение, показавшееся мне вечностью, я смотрела только на сестру. Мои губы шевельнулись, и я услышала будто не свой, чужой шёпот: «нет, нет, нет…» Тяжело дыша, я сделала один шаг, другой и, покачиваясь и хромая, рванулась к сестре. Словно что-то почувствовав, она вздёрнула голову и, увидев меня, вскочила; бросившись мне навстречу, крепко схватила за руку и почти закричала:

- Не ходи туда!

     Я пыталась заглянуть в её глаза, но она отводила их в сторону.

- Пусти меня, пожалуйста, - жалобно прошептала я.

- Я сказала: нельзя! Там стройка.

- Пусти меня, слышишь, пусти! – закричала я не своим голосом и впервые в жизни толкнула сестру. И снова побежала и вдруг словно ударилась о невидимую стенку. Мои ноги подкосились, и я повалилась на колени, не отрывая взгляда от устремлённых на меня неподвижных стеклянных глаз моей красавицы, неподвижно лежащей на земле. Взгляд этих глаз словно молил о помощи, и я, сжав кулачки, хватая ртом воздух, завыла, но завыла так жалко и отчаянно, что люди, подошедшие к нам, подумали, что это скулит беспомощный кутёнок…

     Что было потом, я помню смутно. Помню как я, захлёбываясь слезами, колотила по груди бородача, как меня оттаскивала сестра и прижимала мою голову к своей груди…

     Вечером того же дня я простилась со своей красавицей на пригорке – на том же самом месте, где впервые встретилась с ней. Сестра вырыла в земле небольшое углубление и потянулась к останкам медянки, завёрнутой в кусок белой простыни. Но я, до этого сидевшая неподвижно, тупо уставившись в одну точку, проговорила:

- Оставь меня одну, пожалуйста…

     Сестра положила рядом со мной лопатку, но я отрицательно мотнула головой. И, положив медянку на дно ямки, руками завалила ямку.

     Разглаживая землю, чтобы не заплакать, я приговорила:

- И всё же ты доползла до своего любимого пригорка, пускай после… но доползла. Летом тебя будет согревать тёплое солнышко, которое ты так любила, а зимой тебя будет укутывать снежок, и под ним ты будешь спать, как спала в своей норе, - а потом наклонилась над уже невидимой красавицей и прошептала:

- Ты прости меня, пожалуйста… Видишь как: ты спасла меня от змеи, а я тебя уберечь от человека не смогла…

     А потом мы сидели с сестрой на берегу и долго молча смотрели, как величественный кроваво-красный диск холодного солнца опускался к горизонту и медленно, словно нехотя, исчезал за ним.

     Я повернула голову к сестре и спросила:

- Как ты думаешь, она перед… в свою последнюю минуту вспомнила обо мне?

     Сестра помолчала, затем обняла меня и зашептала:

- Понимаешь, малыш, ведь, по большому счёту, ничто и никто не уходит их этой жизни. Каждый продолжается в другом, как она продолжится в своём потомстве, как наша мама продолжается в нас, а мы – в наших детях.

     Я оторвала свою голову от её плеча и ответила:

- Я понимаю.

- Я знаю, что ты понимаешь, поэтому и рассказываю тебе об этом…

    Через два дня она уехала на летнюю практику. Когда она собирала свой рюкзак, я, бессмысленно водя вилкой по тарелке, попросила:

- Возьми меня с собой.

- Я ведь будущий биолог, а не педагог. А нянек там у нас не будет, - и, сделав узел на верёвке рюкзака, направилась к двери, но остановилась, вернулась и, вынув из кармана куртки свой заветный блокнот, положила его передо мной.

- Держи. Теперь ты здесь хозяйка…

     Каждое утро я приходила к пригорку, садилась на землю и как будто чего-то ждала. Может, чуда? Вот сейчас зашуршит трава, и она, моя красавица, вползёт на мои колени, радуясь встрече. А однажды, уже перед самым отъездом, подходя к пригорку, я, словно споткнувшись, замерла на месте: под веткой куста виднелся бурый клубок змейки. Я опустилась на землю и в ответ на шипение прерывающимся от радостного волнения голосом произнесла:

- Ну, здравствуй, моя загадочная красавица…