Моим ученикам

Старое пианино стояло в углу гостиной. На нем давно никто не играл. Однажды в комнату вошла маленькая девочка. Она подняла тяжелую крышку и сказала:

— Я знаю, ты пианино. Моя мама учила меня играть на пианино, но у меня не получилось.

Пианино вздохнуло, и какая-то струна грустно прозвенела у него внутри.

— Я приехала сюда к бабушке вместе с мамой из другого города. Моя бабушка заболела, — сообщила девочка и стала нажимать пальчиком на разные клавиши. Если клавиша была расположена справа, она гудела басом, если слева — отзывалась звонкой нотой. Одна клавиша хрипела, как простуженная, а в середине две клавиши не издавали звуков, когда на них нажимали.

— Пианино, у тебя некоторые клавиши болеют. Наверное, ты тоже состарилось, как моя бабушка, — произнесла девочка.

— Да, это так, — вдруг откликнулось пианино гулким голосом.

— Ты умеешь говорить! — обрадовалась девочка. — Расскажи мне о своей жизни.

— Моя история очень длинная, — снова отозвалось пианино.

— Я люблю длинные истории, — ответила девочка. Она села на круглую вращающуюся табуретку и приготовилась слушать.

— Давным-давно в древней Греции жил математик Пифагор, — начало свой рассказ пианино.

— Почему ты рассказываешь про математику? — удивилась девочка. — Я учусь в школе и знаю, что математика — очень трудная наука.

— В древней Греции музыка была великой Богиней. Ее любили все, даже математики и воины. Математик Пифагор изобрел специальный музыкальный инструмент — длинный ящик с одной струной — монохорд. На струне были подвижные перекладины. Пифагор передвигал их, и получались различные музыкальные интервалы, например октава. Посмотри, мои клавиши поделены на октавы, по семь нот в каждой.

— Значит, ты такой же древний инструмент, как Древняя Греция, и тебе много тысяч лет? — изумилась девочка.

— Нет, мне еще не исполнилось даже трехсот лет, — засмеялось пианино, и его струны издали рассыпчатую трель. — Монохорд — это только вступительная часть к моей истории, прелюдия, если говорить музыкальным языком. Настоящая моя история началась позднее, когда появился клавикорд. А случилось это так.

В доме музыкального мастера родилась дочка. Вскоре мать заметила, что малютка не произносит никаких звуков и даже не плачет. Врач сказал, что девочка никогда не сможет говорить, но слух у нее, к счастью, прекрасный. Девочка любила сидеть в мастерской отца. Скрипки ей нравились больше, чем куклы. Она трогала тоненьким пальчиком струны и долго вслушивалась в их нежный отзвук.

Музыкальный мастер очень любил свою дочурку. В молодости он однажды видел музыкальный инструмент — монохорд. И он придумал для своей дочурки похожий инструмент, но не с одной струной, а с несколькими. Это был длинный ящик со струнами внутри. Маленьким пальчикам девочки тяжело было щипать струны, и мастер приделал сбоку клавиши. Когда девочка нажимала на клавиши, металлические пластинки задевали струны. Легкого прикосновения пальчиков было достаточно, чтобы звучала нежная и певучая музыка. Так родился клавикорд.

Когда дочка выросла, мастер сделал для нее новый большой клавикорд на резных ножках, украшенный перламутровыми розами. Послушать диковинный инструмент приходили даже именитые музыканты, и однажды молодой музыкант попросил мастера отдать девушку ему в жены.

— Мы уже давно любим друг друга, — сказал он, смущаясь.

— Как же ты узнал, что моя дочка любит тебя, она же не умеет говорить? — спросил мастер музыканта.

— Попросите вашу дочку поиграть для меня, — ответил музыкант.

Мастер так и сделал. Девушка села за клавикорд, и полилась такая нежная, ласковая, полная любви музыка, что все стало ясно без слов.

«Живите в мире да любви, дети мои», — сказал старый мастер, когда девушка кончила играть.

Пианино смолкло, задумавшись, и струны в нем еле-еле звенели, словно что-то вспоминали.

В этот момент раздался голос мамы из соседней комнаты. Она звала дочку.

— Спасибо, милое пианино, за твою историю, — сказала девочка. Она закрыла крышку пианино и убежала. Несколько минут в комнате было слышно только тиканье часов.

— Тик-так! — вдруг сказали часы. — Тик-так. Нам кажется, ты задаешься, пианино. Тик-так. На самом деле ты умеешь только молчать, а мы всегда тикаем и считаем время. Тик-так.

— Да, — подхватила канарейка в клетке на окне. — Я иногда пою веселые песенки, а это пианино никогда не поет, а только хвастается.
Пианино в ответ промолчало.