Моё творчество

Применко Валентина.

Хочу в школу!

            Долгий, томительный день. Зимний февральский вечер. Такой же, как вчера, как позавчера… Даже стихи попробовала написать. «В ожидании весны» называются. Первые и последние в жизни – поняла, что  я не поэт. От  чтения уже рябит в глазах.  Когда же в школу?  К ребятам, с которыми каждый день – что бы ни случилось  - захватывающий,  насыщенный. А если ничего не случилось, всё равно интересно, потому что даже обычный день в школе  полон событий, встреч, разговоров.

          Уже три недели  сижу дома с воспалением лёгких. Ленка тоже. Как мы умудрились вместе заболеть? Да  ещё одной и той же болезнью. Да, гуляли, да, в сугробы с крыш прыгали, но ведь как только замёрзли, прибежали домой!  И гуляли-то всего  часа три!

           Ленка – моя подружка, моя соседка, моя одноклассница. А вот теперь ещё  - « товарищ  по болезни».  Она учится в музыкальной школе на скрипке. Я на первые занятия тоже с ней ходила, сидела, слушала. Преподавательница  прониклась сочувствием и нанесла визит  маме на работу  просить за меня.  Мама сказала: «Нет. Я не могу платить каждый месяц пять рублей за художественную школу, да ещё пятнадцать за музыкальную. И когда же она уроки учить будет, если сразу в три школы пойдёт?»

       Мама, конечно, права. Она у нас медсестра. Зарплата – 90 рублей. Отца нет уже четыре года. Поехал перед новогодними праздниками в отпуск на родину и попал под товарняк. После похорон, на следующий день, заявилась целая компания одноклассников.

-Ты молодец, Алька, крепко держалась, не ревела. Мы в лес  собрались, тебе ёлку принесём к Новому году.

     А я знаю, что не молодец – заревела, когда духовой оркестр затянул похоронный марш. Так тоскливо затянул, что хоть плачь. Я и заплакала. Но ребятам не призналась. Беру лыжи, иду с ними. Алик, Федька, Иринка, Вика, Вовка  -  краснощёкие от мороза, весёлые. Пытаются выразить сочувствие, но не знают как. А мне неловко от их  сочувствия.

            Под вечер заваливаемся с ёлкой домой, греемся. Мама напекла оладушек. Пьём горячий чай с оладьями, смеёмся, перебиваем друг друга. Ёлка стоит в углу, оттаивает. По комнате разносится аромат хвои.

         Оттаяли и мы. Ёлку поставили на то же место, где ещё недавно стоял гроб. Но отчего-то аромат новогодней ёлки совсем не напоминает  запах пихтовых веток, брошенных  вслед за торжественной прощальной процессией. Наоборот,  обещает праздник, новые радости, счастье…

               Ура, нас выписали! Завтра любимая геометрия. Каждая задачка – интрига. Доказать, что угол АБС равен углу ДСЕ. Вертишь эти треугольники и так  и сяк, применяешь разные теоремы. Ура! Получилось! Доказано! Хочу быть  учителем геометрии! Наша Нина Петровна, математичка, ух и грозная дама! Насмешливая, энергичная, зоркая. Бегает по классу весь урок, всё замечает.

-Гареева, ты чего это волосы накрутила, а теорему не выучила? Вот Сазоновой (это мне) можно завиваться, она весь урок с поднятой рукой, всё успевает: и чертить, и решать, и отвечать.

Голос с последних парт:

-А Гареевой не надо завиваться, у неё волосы с рождения кудрявые.

-Кто это тут умничает? Азовцев? Выйди вон.

Вовка,  ни слова не говоря, выходит, хлопая дверью. Характер! В классе напряжённая тишина.

-Чего замолчали? Что, это не Азовцев хамил? А кто?

Фёдор встаёт:

-Да я это, только я не хамил, а правду сказал, у Зинки волосы вьются сами.

Нина Петровна густо краснеет, Вовка водворяется обратно из коридора за парту, с достоинством принимает извинения.

После урока стройная, моложавая, элегантная, Нина Петровна, окружённая девочками, оправдывается:

-Надо же, такое богатство на голове, вот бог наградил! Жаль, правда, что только волосами.

        После школы – домой, делать фигуру, как говорит бабушка. Включаю музыку и начинаю. Пятьдесят приседаний, пятьдесят наклонов к одной ноге, пятьдесят к другой, пятьдесят вращений. Бег на месте. Ух, хорошо! Теперь  холодный душ. Бр-р.  Ничего не поделаешь, не наградил бог ростом и фигурой, как Зинку волосами, так  приходится самой стараться. Если уж в классе самая маленькая, так хоть самой толстой не буду!

        Прибежала Ленка. Она живёт в квартире номер двадцать восемь, а я в  двадцать девятой. Не знает, как задачу решать. Пришлось сделать уроки. Главное, до художки успеть. Людмила Ивановна не любит, когда опаздывают. Да и лучшие места у натюрморта займут.

    Людмила Ивановна – педагог детской художественной школы, весёлая, улыбчивая, добрая, хоть и ругает, но  не обидно. Мы её не боимся, но расстраивать не хотим. Невероятно, но она любит всех своих учеников, даже бесталанных, и каждый из учеников это чувствует. А сколько интересного знает!  Ребята рисуют яичницу в сковороде и слушают Людмилванну. Сегодня рассказывает про Распутина.

    После занятия остаюсь поболтать с Людмилой Ивановной, заодно помочь убрать натюрморт, поставить на полки реквизиты.

-Алевтина, а ты не хочешь поступить на художественное отделение?

          Я думала об этом, но всю жизнь рисовать, марать бумагу, как говорит моя бабушка, не по мне. Рисовать люблю, если есть особое настроение, если руки сами тянутся к кисти и бумаге, если душа просит. Нет, это не может быть моей жизнью.

        Маргарита, наша классная и учитель литературы, попросила нарисовать иллюстрацию к «Евгению Онегину». Хочу  изобразить Татьяну в саду. Мне нравится Татьяна. Я тоже люблю одна гулять по лесу, читать, размышлять. Во что её одеть? Спрашиваю у Людмилы Ивановны, как могли выглядеть девушки в 19 веке. Придумываем наряд. Это здорово! Может, стать художником-модельером? Это мне подходит. Рисунок сдам, шить мало-мальски умею, Татьяна (моя сестра) пристрастила. Она вечно себе какие-нибудь обновки шьёт, и я за ней. Но у неё лучше получается, она и вяжет хорошо. А я второй ряд набрать не могу. Учитель домоводства Александра  Александровна  говорит: «Не мучайся, лучше стенд  мне в кабинете оформи – больше толку будет».

           Прибегаю из художки, уже темно.  Сейчас зайдут ребята - и на каток! Коньки в прокате на целую зиму взяла. Не столько на коньках катаемся, сколько у катка «гуляем». Собираются почти все одноклассники. На катке шумно, народу много, музыка звучит. Вовка, наш хоккеист, круги на льду выписывает. Все девчонки его взглядами провожают. Он у нас в юношеской хоккейной команде посёлка играет. Но не загордился, с удовольствием всех желающих девочек покатает на прицепе – клюшке.  А то и в снегу поваляет, чаще всего Иринку. У неё длинная рыжеватая  толстая коса ниже поясницы. Вовка её на руку накрутит и за собой тянет по льду. Иринка отбивается, ругается, но мы знаем – это для проформы. Вовка, как это говорят, «бегает за Иринкой», а она за ним. Мы возмущаемся грубостью ухаживаний Вовки, обсуждаем, как это она терпит, но в душе завидуем. Наверное, каждая хотела бы быть на  её месте.

           Быстро одеваюсь и мечтаю прошмыгнуть  на улицу незамеченной. Не получилось. Танька  ябедничает маме: «Не пускай её гулять, она двойку по английскому получила». Маманька, низенькая, толстенькая, крепкая, стоит стеной у двери – не обойдёшь, не пролезешь. Возимся, боремся, смеёмся, но мама не отступает. У неё сильней аргумент, чем  двойка по английскому: «Только что выздоровела, опять заболеть хочешь!» Спасают подоспевшие ребята, упрашивают, канючат: «Тётя Миля, мы недолго, полчасика». Наконец сопротивление ослабевает, крепость пала, я с воплем радости вылетаю на улицу.

           После прогулки меня ждёт сестра – завивать. Накручиваю её густые длинные волосы на бигуди. Сестра у меня модница. Она уже в десятом классе. Каждый вечер – завивка, каждое утро – макияж. Я у неё в качестве подопытного кролика: выщипала мне брови, покрасила хной волосы. Теперь в нашем восьмом классе двое крашеных шатенов – я и Юрка. Классная выразила неудовольствие и в наказание посадила нас за одной партой.  Мы с Юркой не расстроились.    

                Спим с сестрой вместе на одной большой кровати. На соседней – бабушка. Ей уже восемьдесят лет, десять лет назад она ослепла. Глаукома. К тому же семья её в тридцатые – сороковые годы голодала, двое детей умерли. Она взяла оставшихся двоих девочек и сбежала из деревни  в Губаху без паспорта. Устроилась на шахту. Так  и выжили. Бабушка у нас строгая, умная, закончила два класса церковно-приходской школы. Стихи длиннющие до сих пор нам наизусть читает. От неё у нас любовь к чтению. Вот и сейчас примостились на кровати – и за книжки. Я читаю «Двенадцать стульев», Таня «Анну Каренину». Глаза слипаются, но не могу бросить, хочется хоть главу до конца дочитать. Мама просыпается, кричит: «А ну-ка гасите свет! Час ночи, спать-то когда будете?» Мы выключаем, но, заслышав мамин храп, опять включаем. Ещё чуть-чуть. Хорошо, бабушке свет не мешает!

             Читать я начала рано,  в четыре года. Когда мама сказала, что я буду ходить в детский сад, я в первую очередь поинтересовалась, есть ли там книги. Книги были, и воспитательница, выходя по делам, частенько усаживала меня перед ребятами, давала книгу  «Айболит» и велела читать. Как это  ни странно, но ребята сидели и слушали. В группе я была самой маленькой и по росту, и по возрасту. Мама не хотела отдавать меня в школу в шесть лет (я сентябрьская), очень уж мала. Но воспитательница сказала, что в садике мне делать нечего.

                Запахло весной. Март. Мы в предчувствии весны, каникул и ещё чего-то радостного, неизвестного. Три дня готовились к вечеру, посвящённому Восьмому марта. Вчера после уроков дорисовала праздничную газету, прибежала домой переодеться на вечер, выклянчила у Таньки босоножки на платформе, прибежала уже с опозданием, смотрю – весь класс у школы толпится. Что случилось? Уборщица, она же сторож, в школу не пускает.

-Учительница ушла домой, велела никого не пускать!

- Почему? У нас же вечер!

-Ничего не знаю. Велено никого не пускать!

Что за ерунда! Кто-нибудь говорил Маргарите про вечер? Мы вообще её пригласили?  Молчат, вспоминают. Значит, никто не предупредил и не пригласил.

-Но мы же три дня у неё на глазах готовились!

-Обиделась. Пошла на принцип.

                     Принцип так принцип! Сметаем всей оравой уборщицу, потому что если сейчас не повеселимся, не напляшемся, то сметём что-нибудь  ещё. Класс, конечно, закрыт. Хорошо, что в нашей школе рекреации огромные, есть где разгуляться.   Скидываем одежду на подоконники, включаем магнитофон, и сразу  - танцы! Уже не до праздничной программы, в следующий раз пригодится. Музыка орёт на всю пустую школу. Возбуждённые, разгорячённые неожиданной ситуацией, все отплясывают самозабвенно. «Лето, лето, лето, лето твоих губ, твоих глаз!» И хором: «Лето, лето, лето, снова я встречаю сейчас!» Ну как можно не пустить рвущихся в школу учеников!  Это же наша школа! Мы её весь сентябрь мыли, убирали за строителями то, что они не успели, оформляли, приводили в порядок после строителей пришкольный участок, тополя высаживали, а нас – не пускать! «Вот увидишь, вот увидишь, вот увидишь, я влюблюсь тебе назло…» Восьмиклассники в полутёмной рекреации, освещаемой только таинственным светом вечерних сумерек, попарно топчутся в медленном танце.

Первой не выдерживает уборщица:

-А ну домой уже идите! Я сейчас директору позвоню.

               Да, директору позвонит – мало не покажется. Директор у нас хоть и понимающая дама, но строгая. Под горячую руку лучше не попадаться.  Однажды после коллективной зарядки (было даже такое новшество в школах)  отправила меня домой форменное школьное платье удлинять:

-Cазонова, как в такой короткой форме можно наклоны и махи ногами выполнять?

- А как в платье вообще можно наклоны  и махи выполнять?

-Не умничай, а отправляйся домой и распускай подол! Пока не распустишь, в школу можешь не приходить!

                     Да я бы распустила, ведь в школу-то хочется, да нечего. Выросла из платья, а новое не купили. Да и жалко менять – эта форма мне нравится, я на кармашке рисунок красивый вышила, большой белый воротничок сшила, манжеты. А если форму покупать, то и фартук менять надо, этот тоже короткий. Делать нечего, достала ножницы, распорола, прогладила – и в школу. Не заметно, конечно, что длиннее стало, только сантиметр подгиба было, но теперь уж не придерётесь, Галина Матвеевна, покажу подол!

                      Сегодня наши мальчишки играют в баскетбол с командой из соседней школы. Идём за них болеть. Наши играют здорово! Высокий, стройный Алик даже не подпрыгивает, когда закидывает мячи в корзину противника. Вовка, мускулистый, ловкий, точным пасом делает передачу Косте, Костя – Алику – и мяч в корзине. Ура! Мы и радуемся победе, и любуемся нашими парнями. Мы горды тем, что это наши одноклассники, с которыми любое горе – не беда. А они считают, что самые лучшие девчонки -  в нашем классе. Лишь однажды всего на одну ночь пробежала между нами чёрная кошка. Было это в седьмом классе.

                  Мы собрались в двухдневный поход на Усьву к подножию Мултыка. Классная сказала, что с нами не пойдёт, но договориласьс администрацией шахты, чтобы нам дали шефа. Накупили тушёнки, пакетов, колбасы, хлеба – всего, что полагается для похода. Пришли к школе, ждём. Час, два – нет шефа, нет классной. Домой расходиться никому даже в голову не пришло, для нас, живущих в посёлке среди леса, поход – обычное дело. Пошли одни. Через четыре часа были на месте у подножия Мултыка. Мальчишки поставили палатки, наносили веток хвои, дров, девчонки приготовили обед. Поиграли, поплескались в Усьве и начали устраиваться на ночлег по палаткам. И вот тут мальчишки на сон грядущий, почувствовав свободу, начали петь частушки не очень приличного содержания, вернее, совсем неприличного содержания. Сначала девочки молчали, потом попросили прекратить. Но где там! Нецензурные слова звучали в тишине ночи всё громче и громче, и эхо разносило их по всему побережью Усьвы. Тогда девчонки в знак протеста покинули палатки и улеглись на пихтовые ветки у костра. Было довольно прохладно от реки, нещадно кусали комары, но мы, обиженные поведением одноклассников, терпели. Мальчишки же, как только лишились слушателей, потеряли интерес к хоровому пению  и от скуки заснули. Нам же у костра  комары и обида не давали уснуть, мы встали потихоньку и достали у парней из рюкзаков все принесённые сигареты, сложили их в коробку из-под сахара и унесли в лес, закопав в землю.

                       Мальчишки толком не курили, только баловались, поэтому не сразу обнаружили пропажу. А когда обнаружили, особенно не злились – чувствовали свою вину. На этом конфликт был исчерпан, новый день прошёл в играх, соревнованиях, купании в холодной ещё Усьве, а ночью уже всем классом мы собрались у костра и все вместе пели про картошку, Антошку, вальс в ритме дождя и про счастливое пионерское детство, поскольку были ещё пионерами. Кто-то предложил подняться на Мултык. На скале было страшновато, склоны Мултыка круто обрывались и уходили в воду. Но взрослых не было, и никто не зудел о том, что подниматься в темноте на скалу опасно. Там и встретили рождение рассвета. Как только подножие скалы осветили первые лучи, решили двинуться в обратный путь, так как завтракать было уже нечем. Одиннадцать километров обратного пути дались нам с трудом после бурно проведённой ночи, и, дойдя до дому, все провалились в долгий, крепкий сон на двенадцать-пятнадцать часов. И только потом родители узнали, что чада их в лесу двое суток провели без присмотра взрослых.

                  Скоро экзамены у меня и у сестры. Таня переживает, как напишет сочинение, куда сможет поступить.

   -Аля, если бы я писала сочинения так же хорошо, как ты, я бы поступала на филфак. А почему бы тебе не стать учителем литературы?

             Учителем литературы? А как же профессия художника-модельера? Что мне нравится больше? Я люблю литературу и люблю школу. Не представляю свою жизнь без неё. Почему бы не объединить две моих самых больших страсти? Интересная мысль.

                  Я буду учителем литературы! Хочу в школу!