Воспитательная работа

МОУ гимназия «Школа искусств» им А.А. Цветкова г. Талдома Московской области

Классный час, посвящённый жизни и творчеству М.Е. Салтыкова-Щедрина

Учитель русского языка и литературы:                               В.Н.Карелова

2018-2019 учебный год

О чём писать? Послушай, старина,

Я понял настоящее бессмертье.

Герои Салтыкова-Щедрина

Пока ещё сильны на белом свете.

Одни – умней, другие – потупей

В качанном хрусте свежих портупей.

Ах, капитан, прилежный интендант,

Ты в плутовстве – давно не дилетант.

Жизнь прожигай в приморских кабаках,

Идею убаюкав на руках

Полковник – жох, распухший от наград,

Ведь не беда, когда ты казнокрад.

И Страшный Суд, и правый не проймёт!

Давайте громче всех: « Виват! Почёт!»

Григорий Вихров (1981).

   Спас-Угол – старинное село в Талдомском районе, оно существует с начала XVII столетия. В XIX веке имением в селе владели родители будущего известного русского писателя, автора «Истории одного города» и редактора журнала «Отечественные записки» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. В этом имении будущий писатель родился в 1826 году и провел там первые десять лет своей жизни. Затем он поступил на учебу в Московский дворянский институт и покинул родительскую усадьбу, но часто посещал ее и в последний раз был в имении в 1874 году, когда умерла его мать Ольга Михайловна. Свою жизнь в Спас-Углу писатель изобразил в книге «Пошехонская старина».

После революции 1917 года усадьба Салтыковых-Щедриных была национализирована, да еще пострадала от пожара так сильно, что из построек уцелела только Преображенская церковь. 1976 год был объявлен ЮНЕСКО Годом писателя, и Совет министров СССР решил восстановить родовое имение Салтыкова-Щедрина. Через десять лет в церкви Преображения Господня был открыт музей писателя.

Церковь была построена в XVIII столетии в стиле раннего классицизма с элементами барокко. Во второй половине прошлого века здание храма использовали как картофелехранилище. В настоящее время салтыковский музей занимает часть помещений действующего храма. Рядом с музеем был установлен памятник Салтыкову-Щедрину. Возле церкви сохранилось родовое кладбище, на котором покоятся родители писателя, могила же самого Михаила Евграфовича находится на Волковом кладбище в Санкт-Петербурге.

В музее в селе Спас-Угол представлена не только биография писателя, но и воссоздана атмосфера эпохи крепостного права, в которой жил юный Салтыков-Щедрин.

Странно, что храм делит свое здание с музеем. Но от родовой усадьбы Салтыковых больше ничего не осталось. А ведь именно в этих местах родился будущий сатирик — Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. На границе Московской области,совсем где-то в углу, среди болот и лесов, прячется село Спас-Угол — родовая вотчина Салтыковых. Здесь  родился будущий писатель М.Е. Салтыков-Щедрин.
Когда-то въезд в усадьбу украшали две аллеи. Сейчас он едва заметен. Большой двухэтажный дом с мезонином, флигели и хозяйственные постройки, оранжереи, тенистый парк с каскадом прудов… Ничего этого уже нет — сгорело в 1918 году.

А осталась от усадьбы лишь Спасо-Преображенская церковь 1796 года постройки в смешанном стиле классицизма и барокко. Сейчас ее делят верующие и музей Салтыкова-Щедрина. А на церковном кладбище можно увидеть могилы Салтыковых.
А чтобы узнать, как выглядела усадьба, можно обратиться к роману М.Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина», где она выведена под именем Малиновец:
Что касается до усадьбы, в которой я родился и почти безвыездно прожил до десятилетнего возраста (называлась она «Малиновец»), то она, не отличаясь ни красотой, ни удобствами, уже представляла некоторые претензии на то и другое. Господский дом был трехэтажный (третьим этажом считался большой мезонин), просторный и теплый. В нижнем этаже, каменном, помещались мастерские, кладовые и некоторые дворовые семьи; остальные два этажа занимала господская семья и комнатная прислуга, которой было множество. Кроме того, было несколько флигелей, в которых помещались застольная, приказчик, ключник, кучера, садовники и другая прислуга, которая в горницах не служила. При доме был разбит большой сад, вдоль и поперек разделенный дорожками на равные куртинки, в которых были насажены вишневые деревья. Дорожки были окаймлены кустами мелкой сирени и цветочными рабатками, наполненными большим количеством роз, из которых гнали воду и варили варенье. Так как в то время существовала мода подстригать деревья (мода эта проникла в Пошехонье... из Версаля!), то тени в саду почти не существовало, и весь он раскинулся на солнечном припеке, так что и гулять в нем охоты не было. Еще в большем размере были разведены огороды и фруктовый сад с оранжереями, теплицами и грунтовыми сараями. Обилие фруктов и в особенности ягод было такое, что с конца июня до половины августа господский дом положительно превращался в фабрику, в которой с утра до вечера производилась ягодная эксплуатация. Даже в парадных комнатах все столы были нагружены ворохами ягод, вокруг которых сидели группами сенные девушки, чистили, отбирали ягоду по сортам, и едва успевали справиться с одной грудой, как на смену ей появлялась другая.

Герои  великого сатирика, прекрасного прозаика М. Е. Салтыкова-Щедрина — от Иудушки Головлева до всех незабвенных градоначальников города Глупова — действительно пока еще сильны на белом свете… Суровый и строгий судья общественных пороков, остроязычный  гиперболист -сатирик… Талантливого пера Салтыкова-Щедрина боялись. Его  точно разящая критика, попадая в цель, пробуждала стыд.

(Инсценирование «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил…»)

    А в жизни Михаил Евграфович   был  чрезвычайно мягким, добрым и глубоко симпатичным человеком, – так о нем  вспоминал  Н.В Успенский, – (…) он всеми силами поддерживал начинающих писателей, раз только замечал в их произведениях хоть проблески таланта или дарования. Над чужими рукописями он работал едва ли не больше, чем над своими собственными. (…) С посетителями М. Е. обнаруживал необыкновенное благодушие, хотя между ними попадались люди положительно невыносимые». 

    Михаил Евграфович был прекрасным семьянином, очень любил свою жену, не имея  никаких сторонних увлечений — кроме страсти к  литературе. И образ русского писателя, потомственного дворянина, крупного чиновника (он был вице-губернатором в Рязани и в Твери), лучшего представителя российского культурного слоя предстанет перед нами воочию. Он жил любовью к Отечеству. И литературно-общественная деятельность была для него не просто потребностью внутренней, но потребностью витальной, все последние годы своей земной жизни «он жил в «Отечественных записках», и с того дня, как их подрубили (…), – подрублена в жизнь Щедрина. Мы слышали с тех пор о медленном умирании человека, у которого перерезали жизненный нерв. Правда, он все писал, и потому мы не верили, что он умирает.

Но он все-таки умер – в середине недоконченной работы», -

 так писал  В.Г Короленко,  выделяя в Салтыкове-Щедрине главное: «Болело у него то, что болело у русской печати и общества». 

     И на эту боль Салтыков-Щедрин откликался: и очерками, и  острой сатирой. Причем сам  писатель  идеалистично и скромно считал, что уже через несколько лет российская жизнь там изменится, что его злободневный отклик станет не актуальным, более того, даже не  очень-то и понятным без  дополнительных, разъясняющих комментариев.

   Однако, годы шли, а насыщенные художественной энергетикой объемные образы Салтыкова-Щедрина и его гениальные словесные обороты актуальности  не теряли. Перед 1917-м  писатель стал  широко читаемым у революционно настроенной молодежи. Всем  известно, что его постоянно цитировал В.И. Ленин. Однако после революции  многим стало казаться, что и в самом деле острота художественной сатиры Салтыкова-Щедрина угасла: ведь помещичий слой, так грустно и так безжалостно показанный  в «Господах Головлевых» и в «Пошехонской старине» уничтожен, чиновничество стало «прогрессивным и советским», а  всегда вызывавший у Салтыкова-Щедрина жалость простой неграмотный народ получил доступ к бесплатному образованию….

       И  позднее попытки объявить  писателя устаревшим продолжались и продолжаются. Вот что, к примеру,  пишет  в предисловии к  монографии Иванова-Разумника, посвященной жизни и творчеству  Салтыкова-Щедрина  В.А. Десницкий: «В наши дни Салтыков-Щедрин – уже «история»; у современного читателя часто нет ключей к пониманию образов, картин, волновавших великого сатирика; больше того – часто нет и способности к восприятию его смеха, нет готовности разделить с суровым критиком и судьей его затаенную, конфузливую, но горячую любовь к страдающим, измученным людям…»

    Возможно, лично у господина Десницкого  «нет  готовности разделить» с Салтыковым-Щедриным его любовь «к страдающим, измученным людям». Но уверена: у каждого, имеющего душу и сердце, такая любовь – при чтении  великого русского классика — возникнет,  потому что никакой заданной «готовности» для нее не требуется…

   Так давайте же дадим слово самому Михаилу Евграфовичу  Салтыкову-Щедрину и посмотрим – для современного читателя он остаётся собеседником, живым мыслителем и  учителем,  живым писателем и критиком.