Отечественная литература, цикл лекций по творчеству А. С. Грибоедова, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя.

                                                           ТЕМА 2.

                                            ГРИБОЕДОВ.  «ГОРЕ  ОТ  УМА».

Александр  Сергеевич  Грибоедов  родился  4  января  1795  года  в  Москве,  в  дворянской  семье,  получил  домашнее  воспитание,  учился  а  Благородном  пансионе  при  Московском  университете,  затем  в  самом  университете,  где  окончил  три  факультета:  философский (словесное  отделение),  юридический  и  математический.  Участвовал  в  военных  действиях  против  Наполеона,  в  1818году  получил  должность  секретаря  поверенного  в  делах  с  Персией,  он  вынужден  был  уехать  на  юг.

Способности  его  были  поистине уникальны.  По  окончании  пансиона  в  одиннадцать  лет  становится  студентом  университета,  уже  в  17  владеет  французским,  английским,  немецким,  итальянским  языками,  позже  прибавит к  этому  знание  греческого,  персидского,  арабского.

Г.  привлекал  к  себе  людей  мыслящих,  думающих  не  только  о  собственной  выгоде.  И  вызывал  презрительное  недоверие  людей  косных,  ценящих  лишь внешний  блеск,  богатство,  знатность.  Это  невольно  озлобляло,  придавало  «меланхолию»  его  блестящему  уму,  которую  с  проникновенной  верностью  отметил  А. С. Пушкин.  С  Пушкиным  судьба  свела Г,  тогда,  когда  они  оба,  поступая  на  службу  в  Государственную  коллегию  иностранных  дел,  подписали,  по  удивительной  случайности,  вместе  с  общим  их  другом  Вильгельмом  Карловичем  Кюхельбекером  один  и  тот  же  лист  присяги.

С  той  же  страстью,  с  какой  учился,  Г.  увлекался  театром.  Он  был  влюбленным  в  сцену  зрителем,  находился  в  дружбе  со  многими  драматургами  и  актерами.

  Наиболее  важными  были  московский  и  петербургский  периоды  жизни  Грибоедова  с  весны  1823  по  май  1825г.  Писатель  вернулся  из  Тифлиса  в  долгосрочный  отпуск  и  с  головой  окунулся  в  бурную  общественную  и  литературную  жизнь.  Здесь  Г.  имел возможность  на  балах  и  раутах  еще  раз  столкнуться  с  нравами  реакционной  фамусовской  Москвы,  холодного,  официального  Петербурга  и  всем  сердцем  и  умом  осознать  благородную  миссию  молодых  поборников  свободы,  таких,  как  его  Чацкий.

Летом  1823г.  Г.  уехал  в  Тульскую  деревню  своего  приятеля  С,  Н,  Бегичева,  где  с  исключительным  творческим  подъемом  работал  над  третьим  и  четвертым  действиями  над  третьим  и  четвертым  действиями  «Горе  от  ума».  В  июне  1824  уже  читают  комедию  в  литературных  салонах  Петербурга  и  приятельских  кружках.  Ее  встретили  восторженно.  Реплики  действующих  лиц  запоминались на  ходу,  мгновенно  становились  крылатыми.  Но Г.  хотел  увидеть  «Горе  от  ума»  на  сцене. И  тут  познал  полную  меру  мук  цензурных  запрещений.  Г.  попытался  переделать  комедию,  но  добился  немногого.  На  профессиональную  сцену  при  жизни  автор  комедия  так  и  не  попала. В  это  время  в  Петербурге  готовится  революционное  выступление  декабристов,  в  котором  примут  участие  почти  все  друзья  Г. .Он  познакомился  здесь  с  Рылеевым,  Бестужевым,  долгое  время  жил  в  одной  квартире  с  Одоевским,  где  под  диктовку  переписывалось  во  множестве  экземпляров  «Горе  от  ума»  для  распространения  по  всей  России.

В  мае  1825  г  Г.  выехал  из  Петербурга  на  Кавказ,  к  месту  службы. В  день  восстания,  14  декабря  1825г,  его  в столице  не  было,  но  он  разделял  программу  декабристов,  хотя  и расходился  с  ними  по  вопросам  тактики.

В  1826  он  был  арестован.  Г.  отрицал  свою  принадлежность  к  тайному  обществу.  Умная  самозащита,  ходатайство  друзей  помогли  ему  выйти  на  свободу.  На  самом  же  деле  он  знал  о  тайном  обществе  и  его  целях  и  считал  необходимым  уничтожение  крепостничества  и  самодержавной  власти.

Творческие  замыслы  Г.  отражали  все  более  глубокое понимание  автором  непримиримости  противоречий  между  крестьянством  и  помещиками  и  все  более  отчетливое  осознание  исторической  роли  народа.

Русское  общество  переживало  резкое  размежевание.  На  смену   слитному  чувству  патриотизма  во  время  военных  событий  1812г  ко  многим  людям  пришло  горькое  разочарование.  Повсюду  давала  себя  знать  усиление  аракчеевского  казарменного  режима.  Деспотия  самодержавия  вызывала  возмущение.  Крепостное  право  начало  казаться  особенно  позорным  после  того,  как  люди  всех  сословий  России  плечом  к  плечу  защищали  родину.

После  поражения  декабристов  Г.  оказался  в  своеобразном  политическом  одиночестве,  находился  под  постоянным  надзором  III  отделения.  Для  современников драматурга  не  было  секретом,  что  в  его  трагической  судьбе  был  косвенно  повинен  Николай  I.  Арестованный  по  делу  декабристов,  автор  знаменитой  комедии  вдруг  был  «милостиво  прощен».  Он  был  облечен  высоким  саном  министра-резидента (посла)  и  отправлен  в  Тегеран.  Царю  надо  было  этой  мерой  несколько  скрасить  неблагоприятное  впечатление  в  обществе,  вызванное  казнью  декабристов.  Перед  отъездом,  встретившись  на балу  с  Пушкиным,  Г,  поделился  с  поэтом  своими  мрачными  предчувствиями: «Вы  еще  не  знаете  этих  людей;  вы  увидите,  что  дело  дойдет  до  ножей».

30. января  1829г  в  Тегеране  фанатически  настроенная  толпа  персов,  искусно  направленная  рукой  реакционно  настроенной  придворной  верхушки и  духовенства  Персии, при  тайном  подстрекательстве  английской  дипломатии  учинила  кровавую  резню. Г.  был  зверски  убит,  а  русская  миссия  разграблена.  Это было  сделано  в  отместку  за  недавние  победы  русской  армии  над  Персией  и  заключенный  Туркманчайский  мирный  договор.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ  ВЗГЛЯДЫ.

Литературная  позиция  Г,  первоначально  определялась  его  принадлежностью  к  писательскому  кружку,  в  который  входили  П. А.  Катенин,  С. Н.  Бегичев,  В. К.  Кюхельбекер.  Ему  были  близки  некоторые  программные  принципы складывавшегося  революционного  романтизма  декабристов.  Находясь  в  Петербурге,  он  посещал  заседания  Вольного  общества  любителей  словесности.  Из  Тифлиса  и  Персии  он  пристально  следил  за  развитием  передового  литературного  течения.  Весьма  вероятно,  что  эта  связь  эстетического  мышления  Г.  с  декабристской  поэтикой  отразилось  на  первоначальном  замысле  «Горя  от  ума»  как  «сценической  поэмы»  «великолепного  и  эстетического  значения».  Эти  слова  Г.  следует  понимать,  по-видимому,  в  том  смысле,  что первоначально  комедия,  особенно  в  той  части,  которая  связана  с  Чацким,  был  более  сильно  развит  граждански-воспитательный,  лирико-патетический  элемент (что  было характерно  для произведений  К.  Ф.  Рылеева  и  других  и  других  поэтов-декабристов).  Но  в  последних  редакциях  «Горя  от  ума»,  рассчитывая  на  сценическое  воплощение  комедии,  Г.  искал  чисто  реалистическое  решения  гражданской  темы.  В  своей  комедии  драматург  перерос  рамки  романтической  поэзии  декабристов.

В  20-хгг  литературно-критические взгляды  Г.  приобретают  ярко  выраженный  реалистический  характер,  что  является  результатом  раздумий  писателя  над  лучшими  достижениями  мировой  литературы. Г.  сам  раскрыл  реалистическую  сущность  комедии  «Горе  от  ума»  в  письме  Катенину  в  начале  1825г.  Его  поэтика  стала  полной неожиданностью  и  для  друзей  по  катенинскому  кружку,  и  для  декабристов. «Классик»  в  драматургии,  Катенин  занял враждебную  позицию  по  отношению  к Г.,  а  романтики-декабристы,  верно  оценив  идейно-политический  смысл  «Горя  то  ума»,  не  осознали  того,  что  комедия  знаменовала  решительный  поворот  русской  литературы  к  реализму.

Целостное  по  своей основной мысли  и  настроению,  согретое  искренним  авторским  лиризмом,  гениальное  творение  имеет  сложную  предысторию. Оно  связано  с  ранними  драматическими  опытами  писателя.  

В  1815 – комедия  в  стихах  «Молодые  супруги»,  являющееся  переделкой  пьесы  французского  драматурга  Крезе  де  Лессера  «Семейная  тайна».

1817 – совместно  с  Катениным – комедия-памфлет  «Студент»,  а  с  А.А.Шаховским  и  П.И.Хмелевским – комедия  «Своя  семья,  или  Замужняя  невеста». Позднее,  совместно  с  А.А.Жандром  перевел  с  французского  К.Барта «Притворная  неверность».

Конечно,  эти  пьесы  резко  отличаются от  «Горя  от  ума»,  но  в  них  уже  проявляется  талант  драматурга.  Характерные  особенности  драматургии:  ее  сценичность.

Г.  писал  для  театра  и  сам  смотрел  свои  произведения  из  зрительного  зала.  Он  изучил  лучшие  драматические  приемы  французского  и  русского  классицизма:  комедия должна  быть  стройной,  сценичной,  с  четкой  завязкой  и  развязкой,  стремительной  по  развитию  действия.

Тогдашний  комедийный  репертуар  развивался  в  двух  направлениях:

А.А.Шаховской  и  М.Н.Загоскин:  злободневные  сатирические  комедии,  которые  всегда  были  «уроками»,  полными  намеков  на  современников.

Н.И.Хмельницкий  писал  комедии  на  светские  темы,  часто  занимая  сюжеты  у  французских  историков.

Г.  на  основании  «МС»  и «ПН»  нередко  относили  к  «светской  школе».  Но  это  ошибочное  мнение. Он  объединил  обе  школы,  и  одновременно  отталкивался  от  разных  традиций  в  драматургии. Это  характерная  черта  творчества  Г.

КОНФЛИКТ  И  СЮЖЕТ  КОМЕДИИ  «ГОРЕ  ОТ  УМА».

По  линии  бытовой  правды  и  мастерству  языка  связь  между  ранним  творчеством  Г.  и  «Горем  от  ума»  очевидна  и  давно  установлена.  «Горе  от  ума»  является  великим  произведением  русского  реализма,  по  словам  Белинского, - одно  из  самых  выдающихся  произведений  русской  литературы ХIХ  века.

А.С.грибоедов  избрал  в качестве  содержания  своей  комедии  борьбу  двух  общественно-политических  лагерей – нового  со  старым,  реакционного  с  революционным,  антикрепостнического  с  крепостническим, - составляющую  основной  смысл  эпохи  после  отечественной  войны  1812  года.  Он  показал  в  «Горе  от  ума» (первоначально – «Горе  уму»)  самый  процесс  отрыва  передовой  части  дворянства  от  косной  среды  и  борьбу  со  своим  классом.  Г.  сумел  увидеть  передового  героя  в  самой  жизни.

В  выборе  жизненного  конфликта  и  проявился  прежде  всего  реализм  Г.  Этот  конфликт  он  осмыслил  не  в  отвлеченной  форме,  как  это  было  характерно  для  «классиков»  и  романтиков,  а  в  подлинных  «формах  жизни»,  перенеся  в  комедию  характерные  черты  и  бытовых  и  общественных  явлений.  Многочисленные  намеки  на  современность,  которыми  насыщена  комедия,  глубоко  органичны  для  нее,  они  характеризуют  ее  конкретный  историзм  в  изображении  действительности.

Действие  «Горя  от  ума»  имеет  четкие  хронологические  границы. Так,  упоминая  комитет,  который  стал  требовать,  «чтобы грамоты  никто  не  знал  и  не  учился»,  Чацкий  имел  в  виду  реакционный  комитет,  созданный  правительством  в  1817г.;  взаимное  обучение,  о  котором  злобно  говорит  Хлестова – это  с  1819,  и  его насаждали  в  своих  полках  декабристы;  обвинение  профессоров  петербургского  пединститута   в  «расколах  и  безверьи» (кн. Тугоуховская) началось  в 1821г.. Восклицание  Фамусова:  «Ах1  Боже  мой!  Он  карбонарии!» - толки  московских  бар  о  достигшем  своего  апогея  в  1820-1823гг  революционного  движения  итальянских  патриотов.  Все  эти  события  как  злободневные  вопросы,  являющиеся  предметом  горьких  обсуждений  действующих  лиц  комедии  отразило  накаленную  атмосферу  в  дворянском  обществе  накануне  1825г.  Большинство  дворян  испытывают  тревогу  за  свое  благополучие,  обнаруживают  злобную ненависть  к  вольнодумцам.  А  эти  новые  вольнодумцы,  несмотря  на  численный  перевес  противника,  бросают  последнему  гордый  вызов.

В  комедии  на  первый  план  выдвинуто  столкновение  героев  на  идейной  почве,  борьбе  героев  за  свое  понимание  смысла  жизни.  И  недалекий  Молчалин,  которого  Чацкий  никак  не  хочет  считать  своим  противником,  развивает  свои  понятия  о  правилах  поведения,  выводя  их  как  некий  кодекс  общепринятой  морали.  Чацкий  отказывается  верить  в  то,  что  Софья  может  любить  М.,  т.  к.  слишком  разные  они  по  нравственному  и  интеллектуальному  развитию.

Эту  недоверчивость  Ч.  Пушкин  считал  одной  из  «прелестных»  и «натуральных»  черт  комедии.  Показывая  столкновение  героев,  Г.  стоит  всецело  на  стороне  Ч,  и  заканчивает  пьесу  его  моральной  победой  над  соперниками.

«Горе  от  ума» - комедия  двух  параллельных  интриг.  Но  социальная  интрига  более  широкая,  она  как  бы  обрамляет  любовную. Сочетание  двух  интриг  на  всех  ступенях  развития  сюжета  придает  значительность  и  жизненное  правдоподобие  комедии.

По  мере  развертывания  комедии  происходит  своеобразная  перегруппировка  лиц.  В  дом  Ф.  Ч.  Привела  любовь  к  С..  еще  до  его  появления  о  нем  сочувственно  отзывается  Лиза,  язвительные  замечания  изначально  не  касаются  никого  из  присутствующих.  Он  «слегка  перебирает  странности»  знакомых:  отца  С. – верного  члена  английского  клуба,  ее  дядюшки,  затем  того  черномазенького,  который,  «куда  ни  сунься – тут  как  тут»,  «троих  бульварных  лиц,  которые  с  полвека  молодятся»  и  имеют  «родных  мильон»,  наконец,  «чахоточного»  врага  книг,  «поселившегося2  в  «ученый  комитет».

Но  уже  эти  легкие  характеристики  вызывают  неодобрение  С.. Она  корит  его  за  злой  язык.  Сначала  С.  Парирует  выпады  Ч.  Холодной  иронией:

Вот  вас  бы  с  тетушкою  свесть,

Чтоб  всех  знакомых  перечесть.

Но  Ч.  Тотчас  же  касается  и  тетушек. Когда    же  он,  не  догадываясь,  что  М. – его  соперник  в  любви,  сравнил  себя  с  ним:  «Что  я  Молчалина  глупее?  Где  он,  кстати?» - С.  Негодует  на  него: «Не  человек,  змея!»  С  этого  момента  ее  отношение  к  ч.  Вполне  определилось. Но  Ч.  еще  не  подозревает  об  этом.  Затем  шаг  за  шагом  изображаются  терзания  Ч. . обморок  С.,  как  ему  показалось,  открывает  все:  С.  любит  М..  Эта  сцена  является  поворотным  моментом  в  развитии  любовной  интриги  комедии. Если  до  этого  Ч.,  добиваясь  взаимности  С., ссылался  на  давнюю  его  к  ней  любовь,  то  теперь  он  с  новым  жаром  С.  ее  страшное  заблуждение.  Но  в  ответ – лишь  похвалы  М..  Более  того,  разговор  с  М.  убеждает  Ч.  В  том,  что  многие  взгляды  М. – уже  и  взгляды  С..  Для  Ч.  Блекнет  ореол,  окружающий  С. . теперь  и  на  нее  обрушивается  сарказм,  она  становится  в  ряды  его  гонителей  и  в  отместку  за  себя  и  за  всех  объявляет  его  сумасшедшим.

Социальная  интрига  выдвигается  на  первый  план  в  столкновениях  Ч.  С  Ф.,  Скалозубом  и  М. . И  противоположная  сторона  не  скупится  на  оценки,  она  быстро  узнает,  каким  врагом  для  нее  является  Ч..  Каждое  новое  лицо  становится  враждебным  Ч.,  а  в  III  действии  враждебным  выступает  все  общество,  собравшееся  у  Ф. .

Злословят  все,  даже  те,  которые  о  нем  никогда  и  ничего  не  слыхали.  При  этом  индивидуальные  персонажи  все  более  стираются.  Вступают  в  борьбу  Тугоуховские,  6 безликих  княжеских  дочерей,  наконец,  просто  господа  N  и  D.  Это – судьи,  это – их  общий  глас.

Ч.  на  протяжении  всей  пьесы остается  одиноким.  Но  есть  и  сочувствующие  ему.  Так,  у  Скалозуба  есть  двоюродный  брат,  который  предался  вольнодумству  и  наукам,  а  племянник  кн.  Т. – химик  и  ботаник.  Они – такие  же  опасные  чудаки.

В  конце  комедии  Г.  искусно  ввел  фигуры,  которые  призваны  резко  оттенить  одиночество  и  благородство  Ч..  Платон  Михайлович  Горич  должен  был  несколько  скрасить  впечатление  от  той  неприязни,  которой  окружен  Ч  в  обществе фамусовской  Москвы,  но  на  деле  он  ее  лишь  подчеркивает.  Горич,  бывший  полковой  товарищ  Ч.,  теперь  распростился  со  своей  свободолюбивой  молодостью,  попал  под  мораль  жены  и  фамусовскую  мораль. Этот  образ  оттеняет  волю  и  настойчивость  Ч..

Репетилов – болтун,  выдающий  себя  за  либерала  и  политического  деятеля.  Его  намеки  на  существование «тайного  общества»,  членом  которого  он  будто  бы  является – пустая  похвальба,  над  которой  Ч.  иронизирует.

Загорецкий,  поддакивающий  либеральным  фразам,  но  опасный  как  доносчик.  Это  показывает,  какими  опасными  людьми  окружен  Ч..

Ч.  одинок,  но  он  избавлен  от  иллюзий  в  отношении  С.,  лучше  разглядел  своих  врагов  и  псевдодрузей,  лучше  осознал  свои  цели. И.А.Гончаров  в  статье  «Мильон  терзаний» (1872): «Ч.  сломлен  количеством  старой  силы,  нанеся  ей  в  свою  очередь  смертельный  удар  качеством  силы  свежей.  Он  вечный  обличитель  лжи,  запрятавшийся  в  пословицу: «один  в  поле  не  воин».  Нет,  воин,  если  он – Ч.,  и  притом  победитель,  но  передовой  воли,  застрельщик  и  всегда  жертва».

В  образе Ч.  воплотились  черты  передового  человека  того  времени.  Это первый  в  РЛ  образ  дворянского  интеллигента,  оторвавшегося  от  своей  сословной  среды.  А.И.Герцен  в  статье  «Новая  фаза  в  РЛ»: «Образ  Ч.,  печального,  неприкаянного  в  своей  иронии,  трепещущего  от  негодования  и  преданного  мечтательному  идеалу,  появляется  в  последний момент царствования  Александра I  на  Исаакиевской  площади:  это  декабрист».

В  своих  монологах  Ч.  резко  обличает  пороки  и  развертывает  целую  политическую  программу:  подвергает  разоблачению  крепостничество  и  его  порождение:  бесчеловечность,  лицемерие,  тупую  военщину,  невежество,  лжепатриотизм.  В  знаменитом  монологе  «А  судьи  кто?»  он  обрушился  на  тех  «негодников  знатных»,  которые  меняют своих  слуг  на  борзых  собак,  сгоняют  для  своих  затей  на  балет  «от  матерей,  отцов  отторженных  детей»  и распродает  их  «поодиночке».

Обличения  Ч. – в  духе  декабристов,  которые  клялись  бороться  со  всякой неправдой  и  воспитать  в себе  и  окружающих  доблестных  граждан  свободной  России.  Ч.  оставил  службу:  «Служить  бы  рад,  прислуживаться  тошно». Ч.,  как  и  декабристы,  бичует  дворянское  общество  за  низкопоклонство  перед  всем  иноземным,  за  презрение  к  родному  языку  и  обычаям:

Воскреснем  ли  когда  от  чужевластья  мод?

Чтоб  умный,  бодрый  наш  народ

Хотя  по  языку  нас  не  считал  за  немцев.

Обаяние  Ч. – в  силе  его  ума,  убеждениях:  он  их  высказывает  горячо  и  страстно,  они  им  выстраданы.  Он  не  озабочен  тем,  много  ли  людей  поверит  ему сейчас.  Он  убежден  в  истинности своих  слов,  поэтому  стоек  и  упорен. Ч.  все  говорит от  лица  передового  поколения.  «положительно  умен, - писал  Гончаров – Речь  его  кипит  умом,  остроумием.  У  него  есть  и  сердце,  и  он  безукоризненно  честен».

Ч.-романтик  нарисован  без  той  романтической  отвлеченности,  которая  была  присуща  поэтике  декабристов.  Он – живой,  реалистический  образ. Г.  широко  наметил  связь  Ч.  с  идеями  декабристов. Но  при  этой  политической  определенности  Ч.  сложен  и  противоречив,  человек  страсти,  сердечного  увлечения,  пылкой  непосредственности.  Словно в  некоторой  романтической  растерянности  он  хочет,  удаляясь  из  Москвы,  найти  на  свете  «оскорбленному … сердцу  уголок». Этих  обстоятельств  тоже  не  должно  упускать  из  виду.  Он – в  движении  и  в  росте.

Главным  идейным  противником  ч.  является  реакционер  Ф..  будучи  неглупым  и  изворотливым,  он  парирует  удары  Ч.,  ссылаясь  на  авторитеты,  оглядываясь  на  примеры,  предания  и  обычаи.  Он  живет  предрассудками.  Источником  всякого  зла  считает  просвещение: « Уж  коли  зло  пресечь:  забрать  все  книги  бы,  да  сжечь». Ф. – типичный  московский  барин-крепостник,  который  и  на  службе  в  казенном  месте  распоряжается  как  в  своей  вотчине.  Он  не  просто  отсталый,  чудаковатый  барин,  московский  хлебосол,  но  и  бездарный  чиновник: «Подписано,  так  с  плеч  долой».  Чадолюбивый  отец,  он  позволяет  себе  вольности  в  отношениях  с  горничной; строгий  хозяин  дома,  грубый  с  низшими,  предупредителен  с  высшими.

М. – чиновник  Ф.. Он  идет  путями  лести,  низкопоклонства.  В  М.  навсегда  останется  чиновничья  закваска.  Он  вечно  будет  «с  бумагами-с»; но  ему  уготовано  прочное  будущее.  Молчалины  блаженствовали  и  будут  «блаженствовать на  свете»,  особенно  в  последнее  царствование,  при  Николае  I,  когда  понадобятся  массы  «служак  бессловесных».

Полковник  Скалозуб – крайне  ограниченный  человек,  живет  лишь  мечтой  о  генеральском  чине.  Этот  солдафон  цинично  потешается  над  вольнодумцами,  грозя  дать  им  в  наставники  фельдфебеля,  который  может  успокоить  непокорных.  Скалозубы – надежная  опора  трона  и  казарменного  режима.

Противоречив  образ  С..  К  какому  лагерю  она  принадлежит? Одни  считают,  что  она – на  стороне  Ч.,  он  был  первой  ее  любовью.  Оскорбленная  отъездом  любимого  человека,  она  переживает  «горе  от  любви».  С.  любит  не  реального  М.,  а  образ,  она  выдумала  себе  своего  М.  по  контрасту  с  уехавшим.  Чувство  к  Ч.  не  умерло  в  С.,  отсюда  ее  противоречивое  отношение  к  нему. Ч.  делится  с С.  своими  сокровенными  убеждениями.  С. – один  из  самых  первых  художественных  образов  русской  женщины.

По  мнению  других,  она  целиком  принадлежит  к  фамусовскому  миру. Сам  Г.  в  письме  к  Катенину  говорил  о  нелюбви  С.  к  Ч.,  именно  она  «со  злости»  выдумала,  что  он  сумасшедший.  В  финальной  сцене  С.  не  переживает  душевного  перелома  и  не  склоняется  на сторону  Ч.,  ей  раскрывает  глаза  на  М.(подлинного)  лишь  случайное  обстоятельство.  Отец,  вероятно,  отправит  С.  к  тетке  в  саратовскую  губернию,  но  через некоторое  время  она  вернется  и  станет  женой  либо  скалозуба,  либо  М.,  т. е.  не  выйдет  из  фамусовского  общества.  Ч.  для  С. – «человек  опасный»,  злой  насмешник.  Сопоставляя  эти  т. з.,  мы  приходим  к  выводу,  что  обе  не  слишком  «проясняют»  образ  С. и  вносят  субъективные  домыслы,  не  подтверждающиеся  текстом  комедии.  Г.  оставил  этот  образ  таким  не  потому,  что  ему  не  хватило  таланта,  С.  и  задумана  как  противоречивый  образ.

Однако  то,  что  С.  полюбила  человека,  не  равного  себе – это  есть  вызов  домостроительным  сословным  правилам.  Обманутая  в  своих  чувствах,  С.  не  боится  суда  окружающих.  Она  мужественно  говорит  Ч.: « Я  виню  себя  кругом». М.  она  презрительно  приказывает  убраться  из  дома  до  зари. Если  бы  не  было  в  С.  задатков  самостоятельности,  была  бы  непонятна  любовь  Ч.  к  ней.  Может  быть,  первый  толчок  в  развитии  самостоятельности  дал  ей  не  кто  иной,  как  Ч..  при  встрече  Ч.  как  бы  взывает  к  ее  уму,  не  веря  в  ее  слепоту.  Но  С.  духовно  не  выросла.  Независимый  ум  Ч.  ее  пугает  и  сближает  ее  со  станом  его  противников. С.  наносит  удар  Ч.,  даже  не  сознавая,  насколько  связано  ее  стремление  любить  по  велению  сердца и  жить  своим  умом  с  его  борьбой  за  права  свободного  человека.

  Во  II  действии  между  Ф. и  Ч.  происходит  крупное  столкновение,  в  результате  которого  Ф.  кричит: «И  знать  вас  не  хочу!»,  но  вот  слуга  докладывает  о  приходе  скалозуба  и  спор  обрывается. Ф.  даже  мирится  с  Ч.  и  предупреждает  его: «Пожало-ста,  сударь,  при  нем  остерегись».  Он  пускается  в  похвалы  Ск.,  видя  в  нем  будущего  зятя,  и  Ч.  на  время  остается  в  тени.  Но  эта  пауза  готовит  новый  взрыв.  Ч.  ввязывается  в  спор  сразу  с  обоими,  круг  острых  ??  быстро  расширяется (монолог).

Огромного  напряжения  достигают  события  в  III  действии,  когда  Ч.  был  объявлен  сумасшедшим. В  IV – спад  напряжения.  Последние  свечи  гаснут,  Ч.  остается  один  на  один  со  своими  мыслями.

Много  написано  о  мастерстве  индивидуализированного,  афористического  языка  «Горя  от  ума».  Г.  ввел  в  произведение  живую  народную  московскую  разговорную  речь.                                                                                                                                        

Скалозуб:  выражения  военного  службиста: «Дистанция  огромного  размера»,  «фальшивая  тревога».

Хлестова:  «В  его  лета  с  ума  спрыгнул!  Чай,  пил  не  по  летам!»

Служанка  Лиза – смесь  простонародности  и  жеманства: «Ан,  вот  беда»,  «Пустите,  ветреники  сами,  опомнитесь,  вы  старики».

           Наиболее  сложна  речь  Ч..  в  ней  чисто  разговорные  выражения ( «…ужли  я  здесь  опять,  в  Москве!»),  эмоциональность  возлюбленного:  «И  все-таки  я  вас  без  памяти  люблю!».  Ч.  красноречив,  но  главное  в  его  речи – гражданская  фразеология.  Он  с  сарказмом  бросает  фразу: «И  вот  общественное  мненье!»

        Сценическая  и  литературная  жизнь  творения  Г.  продолжается.  Оно  оказалось  поистине  нетленным.  И  теперь,  спустя  сто  лет  после  написания  Гончаровым  статьи  «Мильон  терзаний»,  мы  с  полным  основанием  повторяем  слова  о  сценической  и литературной  борьбе  бессмертной  комедии:  «Она,  как  столетний  старик…ходит,  бодрый  и  свежий,  между  могилами  старых  и  колыбелями  новых  людей.  И  никому  и  в  голову  не  приходит,  что  настанет  когда-нибудь  и  его  черед».    

ТЕМА  5.

«ЕВГЕНИЙ  ОНЕГИН».

В  Болдине  был  в  основном  закончен  «многолетний  труд»  П. – роман  в  стихах  «ЕО»,  работа  над  которым,  длительная  и  настоящая,  падает  на  самый  плодотворный  период  его  творчества (9  мая  1823 – 5  октября  1831)  и  который  сам поэт  называет  своим  литературным подвигом.

«ЕО»  по существу  является  центральным  пушкинским  творением.  В  своем  романе – и  в  повествовательной  части,  и  в  многочисленнейших   лирических  отступлениях,  которые  П.  шутливо  называет «болтовней»; - поэт  отражает  русскую  жизнь  с  небывало  широким,  подлинно  энциклопедическим  охватом  и  в  то же  время  делает  это  со  свойственным  ему  исключительным  лаконизмом,  действительно  в  какой-то  мере  приближающейся  к краткости  энциклопедических  заметок  и  статей.

Если  в  «южных»  поэмах  П.  перед  русским  читателем   развертывались  экзотические  картины  гор  Кавказа  и прочее,  то  с первой  же  строфы  «ЕО»  он  сразу  же  ощущал  себя  в  привычной,  хорошо  знакомой  обстановке  русской  действительности,  которая  окружала  его  на  протяжении  всех  глав  романа.  Деревенские  пейзажи  в  «ЕО» - явление,  в  РЛ  дотоле  небывалое.  П.  совершил  подлинное  открытие (эстетическое)  русской  природы,  показал  читателям,  сколь  прекрасно  и поэтично  то,  что  их  окружает.

Еще  важнее,  что  в  П.  романе  предстает  перед  читателем  живой  образ  реальных  русских  людей,  заключенные  широкие  художественные  обобщения  основных  тенденций  русского  общественного  развития.

Задача,  которую  ставил  поэт  уже  в  «Кавказском  пленнике», - показать  типичный  образ  русского  молодого  человека  19  столетия,  представителя  вольнолюбиво  настроенной  и вместе  с  тем  неудовлетворенной,  скучной,  разочарованной  дворянской  молодежи, - была  блестяще  решена  в  лице  ЕО.  В  предисловии  к  изданию  первой  главы  «ЕО»  П.  говорил,  что  «характер  главного  лица»  «сбивается»  на  образ  Пленника.  Преемственность  между  произведениями  сказывается  еще  и  в  том,  что  в  основе  фабульной  линии,  связанной  с  главным  лицом,  лежит  та  же  сложенная  схема.  Это – охладелый,  разочарованный  герой,  страдающий  «преждевременной  старостью  души»,  попадающий   из  столицы (искусственной  среды)  на  естественную  почву,  встречается  с  «простой  девой»,  выросшей  на природе  в  условиях  патриархального  быта.  Но  в  «ЕО»  эта  излюбленная  романтиками  схема  развертывается  совсем  другим,  не  в  исключительном,  а  типическом  плане.  О.  «летит»  в  русскую  деревню – обыкновенное  дворянское  поместье,  и  не  в  поисках  «священной  свободы»;  а  всего  лишь  за  дядиным  наследством;  и очаровывает  не «диву  гор»,  а  «уездную  барышню» (сравнение  с  «КП»).

Новая  жанровая  форма  «ЕО» - роман  в  стихах – очень  близка  байроновскому  «Дон  Жуану»,  которого  П.  считал  лучшим  произведением  английского  поэта.  «Пишу  не  роман,  а  роман  в  стихах – дьявольская  разница.  Вроде  «Дон  Жуана»».  

Но  уже  к  тому  времени,  когда  было  написано  около  половины  романа,  П.  отрицает  похожесть  своего творения  с  «ДЖ»  Б. «Никто  более  меня  не  уважает  «ДЖ» (первые  шесть  песен,  другие  не  читал),  но  нем  нет  ничего  общего  с  «ЕО»».  

При  близости  формы  «ЕО» и  «ДЖ»,  по  существу,  между  ними  действительно  нет  ничего  общего. «ЕО» - это  бытовой  роман.  Субъективно – лирическое  начало  и  в  нем  занимает  особое  место.  Мы все  время  ощущаем  присутствие  поэта,  который  неизменно  выражает  свое  отношение  ко  всему,  дает  оценку  героям,  их  поведению,  поступкам.  И  это – одна  из  отличительных  особенностей  по  сравнению  «ЕО»  с  последними русскими  классицистическими  романами.  С этим  непосредственно  связана  и его  необычная, переходная  от  поэмы  к  роману  стихотворная  форма.  Но  в  то  же  время  субъективное  начало  не  является  в  произведении  господствующим.  Лирические  и  эпические  стихии  равноправны,  голос  автора  не  мешает,  а  способствует  реалистической  широте и  правдивости рисуемых  картин  и  образов.

«ЕО» - роман о  современной поэту русской  действительности,  авторское  начало  сквозит в  той  или  иной  степени  и  в  созданных  поэтом  объективных  образах. Поэт  в  то  же  время  не  отождествляет  себя  ни  с  одним  из  персонажей  романа,  как  бы близок  и  даже  родствен  этот  персонаж  ему  ни  был,  не  подменяет героя  самим  собой.

Особенно  близок  был  П.  сам  О.,  что  естественно,  поскольку  именно  в  нем  наиболее  полно  воплощены  те  черты,  которые,  по  словам  поэта,  явились  отличительными  чертами «молодежи  19  века»  и его  самого.  Уже  в  первой  главе  П.  говорит  об  этом  радостно  и натурально.  В  последней  главе  П.  снова  называет  О.  своим  «странным  спутником»,  как  бы  двойником  на  протяжении  многих  лет  жизни.  Но наряду  с  этим  п. опять-таки  с  самого  начала  повествования  резко  и определенно  подчеркивает, что  о.  не  является  его  автопортретом.

П.  никогда  не  переставал  ценить сильные  стороны  свободолюбивой  и  мятежной  поэзии  Байрона,  вписавшего  новую  страницу  в  историю  мировой  литературы,  но  в  отличие  от  его  «унылого  романтизма»  и  «безнадежного  эгоизма»  утверждает  СВОЙ  взгляд  на  мир  и  людей,  СВОЙ  художественный  метод.  Нагляднее  всего  об  этом  свидетельствует  глава  о  путешествии  О,  написанная  в  форме  шутливой  пародии  на  сводившие  с  ума  современников  автора  в России,  так  и на  Западе  «Паломничества  Чайльд  Гарольда».

Метод  объективного  изображения  дает  о  себе  знать  с первой  же  строфы «ЕО».  Необычно  уже  само начало.  Вместо  традиционной  описательной  экспозиции – внутренний  монолог  «главного  лица»,  причем  из  его  содержания,  интонаций,  лексически  сразу  становятся  ясны  отличительные  черты  О..  Человек  острой  и  трезвой  мысли,  эгоист,  скептик,  превосходно  разбирающийся  в  «низком  коварстве»,  лжи  и  лицемерии  существующих  патриархально-семейных  связей  и  отношений.  Вместе  с  тем,  он  вынужден  подчиниться  сложившимся  обстоятельствам (смерть  дяди),  т. е.  в  свою  очередь  лгать  и  лицемерить,  сетуя  на  сопряженную  с  этим  скуку – слово,  часто  повторяющееся  в  романе,  наиболее  полно  характеризуя  душевное  состояние  О.  и  основной  тон  отношения  его  к  окружающей  действительности.

Первый  общий  абрис  О.  этим  монологическим  зачином  намечен  достаточно  точно.

В  романе  в  стихах  поэт с  самого  начала  ставит  перед  собой  и  последовательно  осуществляет  задачу  «отыскать» причину  такого  душевного состояния,  добавляя,  что  это  давно  пора  было  сделать.  При  этом  он  снимает  с  него  романтический  ореол  «мировой  скорби»,  рассматривая  их  как  «скуку»,  «хандру»,  т. е.  нечто  ненормальное,  некий  общественный  недуг,  связанный  не  с  неведомыми  «безымянными»  страданиями,  а  с  конкретными  условиями  общественной  деятельности.

Из  подробного  описания  детства  и  юношества  героя,  принадлежащего  к  столичному  дворянско-светскому  обществу,  читатель  наглядно  видит,  как  постепенно  складывается  его  характер.  Никаких  загадочно-романтических  несчастий,  наоборот,  О.  везло  в  жизни.  Да  и  ведет  он  то  самое  существование  «молодого  повесы»,  какое  вело  в  большинстве  случаев светская  молодежь.  Такие  типические  обстоятельства и  сформировали  типический  характер,  последнее  сразу  бросилось  в  глаза  современникам  писателя. Его  типичность,  отсутствие в  образе  романтической  приподнятости,  исключительности  обескуражили  романтически  настроенных  поклонников  П. А.А.Бестужев: «… Дал  ли  ты  О.  поэтические  формы,  кроме  стихов?  Поставил  ли  ты  его  в  контраст  со  светом,  чтобы  в  резком злословии  показать  его  резкие  черты?.. я  вижу  франта,  который  душой  и  телом  предан  моде,  которых  тысячу  встречаю  наяву,  ибо  самая  холодность  и  мизантропия  и странность  в  числе  туалетных  приборов».

Однако  поэт  как  раз  к  этому  и  стремился.  Поэтому  подобные упреки  значили  для  него,  что  ему  удался  его  замысел.

Не  самом  деле  О. – не  просто  «молодой  повеса».  Сам  П.  неоднократно  отзывается  о  нем  иронически.  Он  ни  в  коей  мере  не  скрывает  недостаточность  своего  героя,  порожденного  средой,  но  и  подчеркивает  положительные  стороны  О.,  ведь  по  интеллекту  он  на  голову  выше  окружающих.  Действительно,  в  отличие  от  большинства  своих  современников  О.  неудовлетворен  своей  праздностью.  И  из  этого  следует,  что  «недуг» - разочарованность,  та  «русская  хандра»,  которая  подобна,  но  не  аналогична  английскому  «сплину».  Томительная  неизбывная  скука – свойство,  присущее  многим  современникам  П.

Многие  современники  прямо  узнавали  в  О.  своих  знакомых,  при  этом  лиц,  выделявшихся  из  общей  массы  дворянства,  принадлежащих  к  прогрессивному,  оппозиционному  лагерю. Некоторые  видели  в  нем  П.Я.Чаадаева,  другие – А.Раевского.  все  это – доказательства  замечательно  достигнутой  П.  индивидуализации  образа,  его  яркой  насыщенности,  портретности.

Так,  подобно  Ч.,  О.  оставил  «свет»,  уединился  в  кабинете.  Но  «проклятое  воспитание»  Е.  гувернерами-иностранцами  сказывается:  он  не  приучен  к  труду.  Светская  жизнь  утомила  его  своей  занятостью  без  дела,  а  делать  что-нибудь  он  не  умел: «…труд  упорный  ему  был  тошен».

По  дальнейшему  ходу  романа  этот  уже  сложившийся  характер  выступает  все  отчетливей  и  ярче.  В  разнообразной  житейской  обстановке  (в  деревне,  в  кругу  поместного  дворянства,  в  странствиях  по  России,  на  великосветском  рауте),  в  развитии  сюжета  (в  испытании  дружбой  и  любовью)  образ  О.  раскрывается  со  всех  сторон.

Однако,  несмотря  на  заключенные  в  О.  широчайшие  художественные  обобщения,  делающие  его  «главным  лицом»,  он  не  дан  П.  в  качестве  единственного  представителя  молодежи  19 в. Другим  ее  представителем  является  Ленский.  Тесно  сошлись  О.  и  Л.  Не  только  потому,  что  они  противоположны.  Л.  Так  же  резко  выделяется  из  окружающей  среды  и  так  же  для  нее  чужероден  и  непримирим: «…столь  же  строгому  разбору  в  соседстве  повод  подавал».  Причем  пылкий  и  восторженный  романтизм  Л. – явление,  в  своем  роде  не  менее  характерное  для  передовой  дворянской  молодежи  П.  времени,  чем  «охлаждение  и  скептицизм»  О.

Для  наибольшего  прояснения  характера  Л.,  его  пламенной  восторженности,  противоположной  О.  скептицизму,  П.  пользуется  тем  же  приемом:  ставит  вопрос  о  причине ситуаций (2 встречи О. и Т., контраст между ними, обусловленные этим драматические столкновения).

Подобно О. и Л., Т. чувствует себя чужой среди окружающей среды и также мучительно ощущает это: «Вообрази, я здесь одна, никто меня не понимает». Вместе с тем, характер Т. сложился в другой общественной среде, развивался совсем в иной обстановке. Т. – «русская душою» - говорит о ней поэт. Т., уже одно имя которой, впервые «своевольно» вводимое поэтом в большую литературу (традиционным для дворянских героинь было - Софья), влечет за собой ассоциации «старины глубокой иль девичьей», выросла в противоположность О. «в глуши забытого селенья», в патриархальной близости к народу – «бедным поселянам», в атмосфере русских народных сказок, поверий, «простонародной старины».

Если сопоставить картины детства, отрочества и юности Т. и О., то видно, что они во всем противостоят друг другу. Начиная от воспитателей (иностранцы - няня) до образа жизни (обращение «утра в полночь» и жизнь в полном соответствии с природой). Т., «ранняя пташка», просыпается на рассвете, как крестьянские девушки первым снегом умывает «лицо, плеча и грудь». Там – «наука страсти нежной»; здесь – мечты о настоящей, большой любви, о единственном, сужденном небом избраннике. Хотя на эти мечты оказали влияние иностранные романы – «от Ричардсона и Руссо». Более того, П. сообщает нам, что его героиня «по-русски плохо знала…и выражалася с трудом на языке своем родном»; даже письмо к О. она пишет по-французски. Но обрисовке «столь милого идеала», с не меньшей степенью, чем в обрисовке образа О., к которой он умеет отнестись с такой критичностью, сказывается стремление П. быть полностью верным жизненной правде – его реализм. Т. – «идеальный» образ русской девушки и женщины, но этот образ не просто объективированная мечта поэта, он взят из жизни и совершенно конкретно-историчен. Достаточно перечитать хотя бы разговор Т. с няней перед отправкой письма О.. здесь перед нами уездная барышня, но глубоко искренняя и привязанная к своей няне, облик которой в ее сознании и памяти связан со всем самым лучшим и дорогим в ее жизни. Т. зачитывалась «страшными» романами, но ведь русских романов такой силы еще не было. А по поводу языка сам П. в 1825 заявлял: «Проза наша еще так мало образована, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты для изъяснения понятий самых обыкновенных».В то же время поэтом при помощи тонкого художественно-психологического приема раскрывается «русская душа» Т.. в роман введен насквозь пронизанный фольклором сон Т.. Под подушкой у нее французская книжка, но видит она русские «простонародные» сны. Вот мимо этого всего О. и проходит. Даже тогда, когда в его охлажденном сердце внезапно вспыхивает любовь, он увлекается не той Т., которая была в деревне, в окружении русской природы. Этой Т.  О. «пренебрегал»; останься она в той же «смиренной доле», он пренебрег бы ею и сейчас. Он влюбился в Т., обрамленную блистательной, великосветской рамкой Пб, светских гостиных, - «равнодушною княгиней». А ведь все лучшее в духовном облике Т. – ее высокое душевное благородство, искренность и глубина чувств, целомудренная чистота натуры – связаны с ее близостью к простому, народному. Даже ответ ее в финальной сцене объяснения с О.: «Но я другому отдана; я буду век ему верна» - перекликается со словами народной песни: «Я достануся иному, друг. И верна буду по смерть мою». И Т. неуютно в этой светской среде, в которой она стала так мила О.. Она ненавидит и презирает ее. Вот почему Т., продолжая любить О., называет вдруг разгоревшуюся любовь к ней «мелким чувством». Здесь она и права, и неправа.  Повод к любви был, действительно, «мелок» («Запретный плод вам подавай»). Но полюбил Т. О. искренне и беззаветно.

Термин «лишний человек» получил широкое распространение лет 20 спустя после опубликования пушкинского романа. Но слово «лишний» в применении к О. мы находим уже у П.. Действительно, образ О. – первый в галерее «лишних людей», которая так полно представлена в последующей русской литературе. Герцен: «Молодой человек не находит ни малейшего живого интереса в этом мире низкопоклонства и чинопочитания. И однако именно в этом он осужден жить, ибо народ еще был далек от него… Между ним и народом нет ничего общего».

Разобщенность между носителем передового сознания, освободительных людей и народом – трагическая черта всего дворянского периода русского освободительного движения. В этом причина разгрома восстания декабристов. В «ЕО», в том виде, как он был автором опубликован, не только нет ответа на этот вопрос, но нет и его постановки. Нет в романе и непосредственно политической тематики. Вместе с тем, даже и в этом виде весь роман овеян дыханием современности. В трагических исходах индивидуальных, частных судеб двух типичных представителей русской молодежи 19 века, далеких от народа, явственно сквозит общая проблематика эпохи, дает себя чувствовать особая общественная атмосфера периода декабристского восстания.

Особенно остро современники ощущали гибель романтического Л., убийством его были как бы убиты «грезы юности» - поры «надежды, чистоты, неведения». «Л. – последний крик совести О., ибо это он сам, его юношеский идеал. П. видел, что такому человеку нечего делать в России, и он убил его рукою О., - О, который любил его и, целясь в него, не хотел ранить. П. сам испугался этого трагического конца, он спешит утешить читателя, рисуя ему пошлую жизнь, которая ожидала бы молодого поэта» (Герцен). Однако П. прочил Л. И другой вариант: Л мог быть «повешен, как Рылеев» (слова из пропущенной главы). Как видим, здесь уже намечается прямая связь с темой декабристов. В рукописях Л. Характеризуется как «крикун, мятежник и поэт» и т.п. . Весьма возможно, что не все из этих рукописных вариантов были отброшены П. по соображениям цензурного порядка. Но и независимо от этого образ Л. Вызывал у некоторых современников характерные ассоциации.

Еще более значительна попытка постановки темы декабристов в связи с образом О. развитие фабулы позволяет это. Роман не без основания представляется многим неоконченным; во всяком случае, в нем не было того, что обычно считалось концом. Но и помимо отсутствия традиционной развязки, поэт, действительно покинув своего героя «в минуту, злую для него», не досказал даже того, что эта минута – неизбежного объяснения с мужем Т., заставшим О в неположенное время в комнате жены – закончилась. Между тем душевное состояние героя на протяжении всей главы романа существенно изменилось. Неожиданная захватившая все его существо любовь к Т. произвела в нем благодетельный переворот, вернула «чувствительность» его сердцу, омолодила праздно постылую душу, наполнила его пустое существование содержанием и смыслом. Последние слова Т., отнявшие и О. смысл жизни, погасившие всякую надежду на личное счастье, потрясли все его существование.

«Именно в состоянии сильного нравственного потрясения оставляет П. своего героя. И как же отразилось все это и на внутреннем мире О. и на дальнейшем его жизненном пути? Сам П. в отношении О. подобного  вопроса не ставит. Вместе с тем мы располагаем данными, что по мысли поэта, О. должен был пойти по первому, героическому пути. За год до окончания романа, во время поездки П. в 1829г в Закавказье, на театр боевых действий, встречаясь с сосланными участниками декабристского движения, П. рассказывал, что по его первоначальному замыслу О. «должен был или погибнуть на Кавказе или попасть в ряды декабристов»». Уже после написания романа для печати (9 глав) он, видимо, почти сразу же принимается за написание новой, десятой главы.

10 глава посвящена теме декабристского восстания. Из этой главы, сожженной П., до нас дошли лишь зашифрованные поэтом несколько фрагментов первых строф, дающие описание деятельности тайных обществ и исторических событий, предшествующих восстанию. Очевидно, что эти фрагменты являлись только историческим ведением, за которым должно было следовать дальнейшее развертывание сюжета романа, О., очевидно, попал бы в число декабристов.

Мог ли О. стать декабристом? Наличие у О. критического к настоящему несомненно. Отсюда следует, что его участие в декабристских восстаниях не противоречило бы исторической действительности. В натуре О., развитие которой было искажено средой, общественными отношениями, заложены и добрые задатки. Угрызения совести, не оставлявшие О. с момента убийства друга, гнавшие его с места на место, возрождение любовью к Т., «тоска бездушных сожалений» о столь близком и возможном и навеки, по его же вине, утраченном счастье – все это не могло не оказать существенного внимания на развитие этих задатков, создающего несомненные предпосылки для новой формы проявления благородства его души, перехода его на иную ступень страдания.

В общем замысле романа этой главы была предназначена очень важная функция. Во время странствий О. впервые непосредственно и широко знакомится с родной страной, с жизнью народа – следы столь идеализировавшейся декабристами древней русской вольности – и с ее тяжким настроением – можно с уверенностью сказать, что это играло бы важную роль для объяснения прихода О. в лагерь декабристов. Мы не должны забывать и о том, что большое влияние имела цензура, а судить по черновым наброскам о произведении – также не имеем права. Но если бы замысел П. был бы осуществлен, то О., естественно, выступал бы в существенно ином освещении. Но поскольку этого не произошло, то О., каким он представлен в романе, таким и вошел в умы читателей. Такой, какой он есть – это образец «умной ненужности», или «мелкий человек», впервые с такой правдой открытый П..

И то, что он оставлен таким, делает его много больше национальным. Но уже одно намерение сделать его декабристом показывает, насколько злободневен роман по замыслу.

Подобно О., столь же жизненны и другие лица в романе (Ольга, Ларина-мать, няня). При наличии самой яркой индивидуальности все это – типические образы, причем все они не только представлены в типической обстановке, но и объясняются ими.

Многие упрекали П. в том, что в его романе представлено только дворянское сословие, даже называли «будуарным писателем». Но это не так. Белинский: «Высший круг общества в 20-е годы 19 века находился в «апогее своего развития», в котором почти исключительно выразился прогресс развития общества». Поэтому то, что поэт отразил жизнь и трагедию именно этого слоя общества, как раз и делает роман «первым истинно-русским, научно-художественным» созданием новой русской литературы. Изображение своей современности П. дал объемно. Светский Пб и Пб трудовой, патриархально-дворянская Москва, поместная деревня, живая панорама всей «святой Руси», «селенья, грады и моря»; общественная жизнь и семейный быт, театры, балы, великосветский раут и святочные гадания; работа крепостных девушек в саду помещичьей усадьбы; кутящая золотая молодежь и крестьянин, едущий на дровнях по зимнему первопутку…Ничего нет хоть сколько-нибудь подобного такому широчайшему, поистине «энциклопедическому» охвату всех сторон русской жизни, и не было ни в одном произведении русской литературы до П.. Причем гениальный поэт-живописец, П. еще и художник-социолог, способный не только вскрыть причины недуга Онегиных, но и четко охарактеризовать процессы, совершающиеся в российской экономике того времени».

Сумел П. показать в «ЕО» несколькими выразительными штрихами и всю тяжесть жизни крестьян в самодержавно-крепостной России. Очень ярко выступает это в рассказах няни о своем замужестве. В стихах П. действительно открыл нам русский мир. Это было связано с целым переворотом в области традиционных эстетических представлений и понятий, с замечательным расширением границ самого предмета художественного изображения, кругом явлений, доступных изображению поэта.

Во времена П. бытовало мнение, что предметом поэзии может быть только «высокое», а все «низкое» должно находиться за пределами художественной литературы. Исключение только для сатиры. Автор «ЕО» стирает эти границы. Благодаря ему хлынула широким потоком  жизнь как она есть, со всеми ее оттенками, праздничными и обыденными, высокими поэтическими порывами и мелким «житейским сором».

В осуществлении этого замысла П. пришлось идти непроторенными путями. Строфы «ЕО» полны полемики со всеми существовавшими тогда традиционными школами и традициями (классицизм, сентиментализм, почти всеми типами романов). Для «поэзии действительности» надо было создать новые способы и средства выразительности, новые художественные приемы, и, наконец, преобразовать русский литературный язык. И это было замечательно осуществлено. В «ЕО» использовано все богатство общенародного языка, все стили русской речи. Слог романа точно, ясно и просто, без излишних поэтических украшений выражает мысли и чувства человека и вместе с тем необычайно поэтичный. В выработке нормированного  русского языка роману в стихах принадлежит исключительно важное место.

С целью вместить все многообразие действительности и сообщить ему необходимое единство, П. использует своеобразную стихотворную форму. «ЕО» написан специально созданным для него П. 14-стишной «онегинской строфой»; и каждая строфа является не только ритмической, но и смысловой единицей. Будучи тесно связана с предшествующей и последующей строфами, она, между тем, целостное и законченное по своему созданию.

Большое место занимает в романе лирический герой, а значит, и образ самого поэта. Зеркало исторической эпохи, «ЕО» - одновременно зеркало и внутреннего мира автора. Но при этом отношение между автором и его героями, действительно соответствуют реализму пушкинского романа в стихах. Поэт совсем неравнодушен к героям и повествованию. В его заметках – итог всего пережитого, прочувствованного, передуманного. При этом автор еще и человек передовых взглядов  и идеалов, не только современник, но и брат, товарищ декабристов.

То, что действительность дана сама по себе, опосредованно от автора – это едва ли не самая замечательная победа П. как писателя-реалиста, осуществленная с помощью разнообразных художественно-стилистических приемов.

Замечательно новаторство П. в приемах характеристики героев. Если до этого у него характеристика складывалась в основном из авторского повествования и рассказа – монолога героя о самом себе, то в «ЕО» мы находим богатство приемов характеристики героев. Образ О. – его речи, размышления в виде внутреннего монолога, разговоры, реплики, письма. Предполагал автор ввести в роман и «альбом» - дневник О., для которого заготовил ряд характерных афоризмов героя.

П. применяет еще один выразительный способ характеристики героя – обрисовку духовной жизни человека с помощью указания на круг его чтения (особенно – чтение Т. и О.), материализации внутреннего мира героя через его «жилище».

Характеристики даются и самими автором по ходу развития романа и характеров героев. Но плюс к этому с целью большей полноты раскрытия образа он показывает героя не только таким, каким он сам видит, но также и таким, каким видят его окружающие. Так, О. – глазами деревенских соседей, Т. – «светской черни». В романе непосредственно звучат голоса персонажей – их живая характерная речь. И это было впервые разработано в «ЕО».

В творческом пути П. «ЕО» сыграл исключительно важную роль в процессе его создания началось и получило широкое и всестороннее развитие становление нового, реалистического метода. «ЕО» - по новаторству, по художественному охвату действительности с ее «поэзией» и «прозой» - соединительное звено между П. 20-х и П. 30-х гг., П.- поэтом и П. – прозаиком, П. «Р и Л», и П. «БГ» и «КД».

Огромно значение «ЕО» и в развитии всей русской литературы. Это и демократизация ее за счет развития повествовательных жанров. Это и вершина и итог всей предшествующей ему новой русской литературы по преимуществу стихотворной. Пушкинский роман в стихах стоит у истоков самого значительного явления русской литературной классики – реалистического романа в прозе. Начиная с «ЕО» русская литература становится высокохудожественная отрасль реалистической русской жизни от «ГНВ» до «В и М» все вершинные создания в области нашего классического романа имеют в «ЕО» замечательный образец.

Наконец, как и другие основополагающие произведения 19 века, это есть шедевр мирового литературного  развития, как и современная ему европейская литература.

ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО Н.В.ГОГОЛЯ. ОСОБЕННОСТИ САТИРЫ ГОГОЛЯ.

Н.В.Гоголь происходил из старинного малороссийского рода. Прадед был священником, отец – автор веселых комедий, передал своему сыну юмор и литературную одаренность. Гоголь родился в Полтавской губернии в 1809 г. Его мать, Мария Ивановна, была женщина очень религиозная, суеверная и мнительная. Он рос слабым, впечатлительным и неуравновешенным, испытывающим припадки стихийного ужаса, с раннего детства боялся смерти и возмездия за гробом.

В 1821 г. Г. Поступает в Нежинскую гимназию высших наук, где он проведет 7 лет. Учится плохо, с товарищами не сходится. «Товарищи его не любили, называли таинственный карла». Относился к товарищам саркастически и любил над ними посмеяться. Г. Чувствует себя романтическим героем и презрительно относится к «толпе»; верит в свое великое призвание, мечтает о славе, рвется в СПб.

В 1829г. Г. Приезжает в СПб. Однако его радужные мечты разбиваются. Вместо «светлой комнаты» он поселился на четвертом этаже большого, мрачного дома. На последние деньги издает поэму «Ганц Кюхельгартен», но после жестокой журнальной критики он отбирает у книготорговцев все экземпляры и сжигает их.

Он фактически убегает в Любек, и после некоторого успокоения вновь возвращается в СПб, поступает на службу в департамент уделов, знакомится с литераторами и сотрудничает в журналах.

В 1831 году выходит его сборник «Вечера на хуторе близ Диканьки», которые приносят ему внезапную славу. П. приветствует книгу Г.: «Вот истинная веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства и чопорности!». Рассказы, написанные от лица «пасечника Рудого Панька», очаровали читателей.

  Тоскуя в туманном СПб, Г. Представляет свою солнечную Украину, ее поэтический быт, веселые игры, шумные праздники и ярмарки. В начале 30-х годов русская романтическая школа стремилась к народности, изучала сокровища фольклора. Малороссия, открытая Г., показалась читателям новым, волшебным миром, светлым, красивым, поющим.

Г. просил мать присылать ему подробные описания костюмов, утвари, обрядов; он хотел предельно точно изобразить действительность, но получалась поэтическая сказка о далекой стране, где все молодцы храбры и влюблены, девицы прекрасны, задорны и нежны, где старые казаки, ленивые и беспечные, курят длинные трубки и хвастаются своими подвигами. Где сварливые старухи художественно ругают своих мужей и притесняют падчериц, и заводят шашни с нечистью.

Повести Г. веселы и страшны. Читатели, очарованные юмором, не обратили внимания на его жуткую фантастику. Правда, если в «Ночи перед Рождеством», «Пропавшей грамоте» - чертовщина уморительная и домашняя, то в «Майской ночи» и в «Вечере накануне Ивана Купалы» - страшное уже преобладает над смешным. В страшном описании мертвецов, выходящих темной ночью из могил на берегу Днепра, рассказе о схватке колдуна и всадника, сцена вызова души Катерины – здесь самые страшные страницы. Г. неумолимо проводит мысль о вторжении демонической силы в жизнь людей, и на исход этой борьбы он смотрит с безнадежность. В этом он сознательно отступает от народной сказки с ее верой в добро.

Успех «Вечеров» окрыляет Г., он задумывает новые повести, хочет писать комедию, изучает историю Малороссии, мечтает о научной деятельности. С помощью друзей получает место на кафедре, но после первых лекций пыл его угасает, и его слушатели разбегаются. Самолюбивому Г. трудно примириться с такой неудачей. С лицейской скамьи он мечтал об «общественном служении» и ему очень горько было признаться в своей неспособности к научной академической работе. Зато он снова всецело отдает себя литературе.

В 1835 году выходят 2 его сборника – «Арабески» и «Миргород». Ощущение безнадежности, которая только проскальзывало в его первом сборнике, здесь расширяется и углубляется. Г. видит мир во власти темных сил; он умеет показать все, что не зрят равнодушные очи, всю страшную тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных характеров.

В «Старосветских помещиках» - жизнь тихой и счастливой супружеской пары. Но как непрочны часто колы и заборы, окружающие этот рай стариков! С умиленной любовью рассказывает автор об их прямодушии, простоте, скромности, гостеприимности, но ничто не может уберечь это беззащитное счастье. «Злой дух», в образе тощей и облезлой кошки входит в их мир и несет страдание и смерть. Суеверная Пульхерия Ивановна верит, что одичавшая кошечка приносит ей смерть, а через несколько дней умер и А Иванович, «услышав» зов своей жены. В чем смысл их жизни? Отчего они погибли? Из-за суеверия? И вспоминаешь слова автора: «Страшная, потрясающая тина мелочей, опутывающих нашу жизнь».

В «Повести о том, как поссорились ИИ с ИН» перед нами снова – «медвежий угол», в котором живут два друга-помещика. Г. как бы хочет сказать нам, что на земле дружба так же случайна, как и любовь, она также бессмысленна и беспомощна. Друзья дополняли друг друга и были счастливы. И вот из-за ружья (один из них не хочет уступать его) они повздорили, один другого назвал «гусаком» и начинается многолетняя тяжба. Здесь бывшие друзья проявили всю злобу, коварство и мелочность. Автор заканчивает: «Скучно жить на этом свете, господа!». Скучно от трясины провинциального города с его пошлостью, злобными сплетнями; скучно от доносов, «удивительной лужи», находящейся на центральной площади Миргорода. Серая и убогая жизнь, серые, пошлые души, страшный мир раскрывается беспощадным зорким глазам.

В рассказе «Вий» Г. глубоко задумывается над загадкой красоты. В своей жизни он не знал любви, и женщин, и боялся этого чувства. Ему казалось, что оно разрушит его душу.

В сборнике «Миргород» помещена и историческая повесть «Тарас Бульба». Вместо истории Малороссии, огромного и академического труда, Г. создал поэтическую историю о славном прошлом Запорожской Сечи. Г. видит это прошлое сквозь призму украинских дум, которые он называет «звонкими, живыми летописями». Он не рассказывает, а поет, вот почему ритм прозы легко переходит в ритм стихотворной речи; образы, сравнения, эпические повторения, текут легким, ровным живым потоком. Фигуры Тараса и его сыновей – сурового Остапа и романтического Андрия – заполняют первый план этой полуисторической полусказочной картины. Они выше человеческого роста, полные стихийных сил и неутомимых страстей. Андрий, влюбленный в полячку, изменяет родине, и Тарас убивает его. Остапа казнят, и Тарас видит его смерть в толпе зевак. Тарас свирепо мстит врагам, за что, попав в плен, и был сожжен.

В повести «Тарас Бульба» Г. прощается со своей любимой Малороссией. Жизнь в СПб и знакомство с чиновничеством внушают ему иные сюжеты, другую литературную манеру. Он отказывается от своего юношеского пылкого романтизма и старается просто и точно описывать будничную действительность, незначительные мелочи убогой жизни петербургских чиновников.

В повести «Шинель» появляется мелкий, забитый и жалкий чиновник ААБ. Он так принижен, обижен и запуган судьбой, что кроме механического переписывания бумаг ничего не умеет делать. Говорит он больше междометиями, боится насмешек сослуживцев и трепещет перед начальством. Он так смирен и безотказен, что ему и в голову не придет жаловаться на судьбу. Только когда молодые чиновники уж слишком издеваются, он говорит: «Оставьте меня! Зачем вы меня обижаете?». Лишь одного из этих чиновников ему удалось пронять своими словами. Он больше никогда не насмехался над ним, и «долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысиной на лбу, с своими проникновенными словами: «Оставьте меня! Зачем вы меня обижаете?». И в этих проникновенных словах звучало: «Я брат твой!»».

Эта изумительная страница меняет наше отношение к АА. Наш смех сменяется мучительной жалостью. Основатель «натуральной школы» Г. открыл для русской литературы новую область: мир «маленьких людей», незаметных страдальцев, смирных и кротких жертв социальной несправедливости, «униженных и оскорбленных». И после великих романтических героев мир этих людей кажется живым и близким. Слова Г. «Я брат твой» подхватили и горячо откликнулись на них Тургенев, Достоевский, Некрасов, Толстой и другие писатели. Русская литература прониклась состраданием к униженному и несчастному человеку, любовью к его страдающей душе, гуманным отношением. Вся она стала бороться за достоинство человека и за улучшение его участи на земле. Гуманизм и филантропизм в русской литературе идет от Г., и в этом его великая заслуга.

После того, как у АА крадут шинель и после всех его мытарств, АА заболевает от горя и умирает. Так несложна и печально история бедного чиновника. В каком душевном одиночестве, в какой заброшенности жил этот человек, если величайшим идеалом для него была новая шинель! Не виноваты ли все окружающие, проходящие равнодушно мимо наших братьев?

В «Записках сумасшедшего» Г. изображает мелкого чиновника Поприщева, который чинит перья в кабинете Его Превосходительства. Он был развитей, чем ААБ, и его и его униженное положение мучит. Его душевная драма усиливается из-за любви к дочери ЕП, и он сходит с ума. Мания величия – его вознаграждение за все обиды самолюбия, которые пришлось перенести в жизни. Г. проницательно изображает историю развития болезни; мы видим, как борется с болезнью его изнемогшая душа, и как бесконечно надвигается на него мирок безумия.

7 октября 1835 года Г. просит П. дать ему сюжет для комедии. Так рождается «Ревизор», написанный менее чем за 2 месяца.

Интрига комедии несложна: одного человека принимают за другого, получается смешная путаница, забавные ошибки. Наконец, все выясняется. Городничий, напуганный известием о приезде ревизора из СПб, собирает всех чиновников. Мнимый ревизор – Хлестаков – мелкий петербургский чиновник, ехавший к отцу в гости, проигравшийся по дороге. Появление чиновников сначала пугает его, но поняв, в какое положение он «счастливо» попал, он не преминул им воспользоваться.

После его отъезда в руки почтмейстеру попадает его письмо к приятелю, и тот читает его вслух в дома Городничего. Чиновники еще не успели прийти в себя от изумления, как появляется жандарм и провозглашает: «Приехавший по именному повелению из Пб чиновник требует всех сейчас же к себе». Далее – знаменитая «немая» сцена.

Комедия Г. и в наши дни не потеряла своей комической силы. По справедливости ее можно назвать лучшей русской комедией. 19 апреля 1836 года «Р» был поставлен на Пб сцене. Г. обиделся на критику и заявил, что на него «восстали все сословия». Может быть, он надеялся, что после нее вся Россия вдруг увидит все свои недостатки, что произойдет фурор. Но этого не произошло. Разочарование вызывает в авторе душевный надлом, и он уезжает за границу, чувствуя себя пророком, не признанным в своем Отечестве. Г. полон веры и вдохновения. «Какой огромный, оригинальный сюжет! Вся Русь явится в нем! Огромно-велико мое творение, и не скоро конец его».

Душевный перелом в Г. был действительно велик: за границей, вдали от России, он почувствовал себя русским писателем. С 1837г. – «римская» эпоха его жизни, влюбленность в Италию. В Риме он полон жизнерадостности и вдохновения. Но счастливая трехлетняя жизнь завершается припадком страшной нервной болезни. Г. кажется, что он умирает: он верит, что Господь спасет его от смерти, что он – проповедник и пророк. Тон его резко меняется: они становятся по-церковному торжественными.

В 1841 году Г. приезжает в Россию печатать первый том «МД». На родине ему тяжело. Летом 1842 он снова покидает Россию, на этот раз на целых 6 лет. В конце этого же года он подготавливает к печати свой полный сборник литературных произведений. Этот датой замыкается его последний литературный период жизни. Остальные 10 он медленно и неукоснительно уходит от литературы.

В «Авторской исповеди» Г. говорит о том, что П. советовал ему написать большой роман и дал сюжет: написать какой-то проходимец скупает умерших крепостных, затем закладывает их в ломбард и получает большой куш. Г. начал писать без определенного плана, увлекшись возможностью постранствовать по Руси, изобразить множество забавных лиц и смешных явлений.

Г. пламенно верил в духовную красоту Руси, в нравственность русского народа – и его терзали упреки критиков, утверждавших, что он способен изобразить только низменное и уродливое. Его трагедия заключалась в том, что ему был дан великий сатирический талант, гениальное умение подмечать все смешное и пошлое, и полная неспособность создавать идеальные образы. А между тем он смотрит на свой труд как на религиозно-общественное учение, хотел не развлекать и смешить читателя, а поучать его и обратить к Богу. И именно от этого внутреннего конфликта Г. и погиб, так и не закончив свою поэму.

Фантазия Г., создавая живых людей, мало считается с действительностью. У него особый и фантастический реализм, это – не правдоподобная, а полная убежденность и самостоятельность художественного вымысла. Было бы нелепо судить по «МД» о николаевской России. Мир Г. утверждается своими законами, и его маски каждая живее настоящих людей.

Когда автор читал первые главы П., тот сначала смеялся, а под конец стал мрачен. «Боже, как грустна наша Россия,» - произнес он тоскливо. «П. не заметил, что это – карикатура и моя собственная выдумка!  - восклицал Г.

Словесная ткань «МД» чрезвычайно сложна. Г. не пропускал гримасы. В этой нарочитой торжественности – глубокая ирония. Г. уничтожает своих героев смехом: Чичиков надевает  свой фрак «брусничного цвета с искрой» - и клеймо пошляка навсегда ложится на него. Ирония и «натуральная живопись» превращает людей в манекены, вечно показывающие все те же механические жесты; жизнь умерщвлена и разъята на бесчисленное множество бесчисленных мелочей. Воистину, царство «МД»!

1845 – самый трагический год в жизни Г.: вдохновение его покидает и работа над «МД» превращается в чудесную мечту, начинаются нервные припадки. В отчаянии он решает, что его призвание – религиозно-нравственная проповедь. Он издает сборник статей «Избранные места из переписки с друзьями». Их духовно-общественное значение не было понято современниками, и на него обрушились враги и друзья. А между тем. В «Переписке» были намечены все черты, характерные великой русской литературе: ее религиозно-нравственный пафос и мессианство. От Г. все глубины нашей словесности.

Перед русским читателем поставлены вопросы религиозно-нравственной культуры. «Мне ставят в вину , что я заговорил о Боге… Как молчать, сами камни готовы возопить о Боге?». Провал «переписки» автор истолковывает как личный грех: он томится чувством богооставленности; идет в Св. Землю, чтобы замолить свои грехи и грехи России. Но сердце его остается черствым.

В ночь на 12 февраля 1852 года Г. сжигает второй том «МД». Утром у него обнаружилась жестокая нервная горячка, и 21 февраля, в четверг, его не стало…

Так кто же такой Г.? Г. – объективный, созерцательный, всеобъемлющий эпический поэт, русский Гомер.

Гоголь – социальный романист, великий сатирик, гуманистически проповедующий «любовь великим слово отрицания», создающий антологии нарицательных народных типов.                              

Гоголь – религиозный моралист, подвижник и мистик, творчество которого становится выражением его страхов и кошмаров.

Гоголь – светлый художник, прозаик чистого искусства, настолько оригинально и «вкусно» описывающий мир, что чтение его вызывает «блаженное мурлыканье».

Так что, глядя на творчество Г. глазами его наследников, других читателей и почитателей, мы можем выбрать свою позицию: плакать, смеяться, восхищаться метафорами или задуматься о религиозных проблемах и духовном подвиге писателя.

Есть ироническая эпиграмма, отражающая развитие физической карты мира:

Был этот мир, глубокой тьмой опутан.

«Да будет свет!». И вот явился Ньютон.

Но Сатана недолго ждал реванша:

Пришел Эйнштейн – и стало все, как раньше.

В литературе, в творчестве великих писателей, происходит что-то подобное. Создателем новой картины мира, впервые давший названия вещам, был П.

Дальше путь русской литературы раздваивается.

Лермонтов идет вглубь, психологически развивая пушкинскую картину мира, усложняя ее. Центром художественного мира оказался одинокий герой, внутренний человек, находящийся в бесконечной вражде с самим собой, ищущий применения своей недюжинной силе, мечтавший о вечно живом сне, лишь иногда примиряющийся с миром при виде женской красоты, русского пейзажа, крестьянской пляски.

Путь Г. оказался движением вширь. Пушкинское творчество становится для Г. основой грандиозной живой картины современной России, данной во множестве разнообразных подробностей, органически включающих мистику, сны, фантастику.

П. начертил литературную карту и обозначил на ней контуры морей и континентов.

Г. раскрасил ее, превратив в живописный наглядный рельеф. Л. вписал в нее психологически противоречивый портрет современного человека.

Так исторически мгновенно возник великий деятель, ставший фундаментом новой литературы, - не только образцом и ориентиром для писателей нескольких поколений, но и легендой, мифом, отразившемся во множестве драм, стихов, рассказов и романов.

Прошло несколько десятилетий, и эпоху П., Л. и Г. назовут «золотым веком» РЛ. Такой она и осталась навсегда.

Уже второе поколение русских реалистов, людей сороковых, осознали, что этот век позади, но они получили огромное наследство, которым необходимо было правильно воспользоваться.

ИЗОБРАЖЕНИЕ ДВОРЯНСТВА В РОМАНЕ «Мертвые души». СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ САТИРИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ В РОМАНЕ.

Почти половина первого тома «МД» (5 глав из 11) посвящена характеристике различных типов русских помещиков. В этом томе Г. создал 5 характеров, 5 портретов, которые по яркости и выразительности признаны так называемыми первоклассными образцами искусства слова.  Эти 5 портретов так не похожи друг на друга, что можно только удивляться мастерству индивидуализации характеров у Г. и в то же время в каждом из них выступают типичные черты русского помещика.

По первому впечатлению о Манилове можно сказать: «Какой приятный и добрый человек!». Он чрезвычайно любезен с друзьями, нежен с женой, добр к своим крепостным. Он любит поразмышлять и помечтать, при этом иногда даже о вещах, полезных для крестьян. Но автор быстро рассеивает это первое впечатление и определяет настоящую цену прекраснодушию и мечтательности Манилова. Его самодовольство прикрывает внутреннюю пустоту и паразитизм. Его прожектерство (открыть лавку с «мелкими товарами для крестьян») от настоящих запросов и реальной жизни и возможностей. О действительных нуждах крепостных М. не знал и не думал, «никогда не ездил в поля», во всем соглашался с приказчиком. Г. демонстрируют полную неспособность помещика к делу, к труду. Это выражалось в его неумении даже позаботиться о своих собственных нуждах («в доме его вечно чего-то недоставало»). Маниловщина, как социально-психологическая категория была открытием, имевшем большое значение для понимания и критической оценки этого широко распространенного явления.

Коробочку Г. относит к числу тех «небольших помещиц, которые плачутся по неурожаям, убыткам и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящичкам комодов». «Дубинноголовая» К. поняла выгоду от торговли и согласилась продать МД, - правда, после долгих уговоров продать такой необычный товар. Лишь бы только не продешевить их! Но и хозяйство, и весь быт К. носят еще патриархальный характер, что подчеркивается во всей картине, нарисованной Г.. Чич. бросилось в глаза, что избы «показывали довольство обитателей», но она блюдет и свой интерес, и потачки не дает. Это не добрая Пульхерия Ивановна из «Старосветских помещиков», время обучило К. коммерции. Но в своем уменьшенном кругозоре К. (Настасья Петровна) осталась ПИ: она ничего, кроме своего хозяйства, не видит.

Совершенно иную форму разложения дворянского сословия Г. показывает в Ноздреве. И здесь первое впечатление может обмануть: со своим лицом, в котором было «что-то открытое, прямое, удалое», Ноздрев мог показаться общительным, живым, полным энергии. Но очень скоро приходится убедиться, что его общительность – безразличное панибратство с каждым встречным, что его живость – неспособность сосредоточиться на каком-то серьезном предмете, его безалаберная непоседливость. Что энергия «разбитного малого» - это пустая растрата сил в кутежах и дебоширствах. Ноздрев принадлежит к числу людей, имеющих страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины. «В этом для Ноздрева было, пожалуй, высшее наслаждение жизни. Естественно, что хозяйство у такого романтика оказалось беспризорным и хирело. В конюшнях, которые он показывал Чич., почти не осталось лошадей», на водяной мельнице не хватало одной важной части; кузница только предполагалась. Зато псарня была богатой.

Собакевич сродни К.. но это не просто скопидом, это «кулак». Г. рисует фигуру, поражающую своей грубостью: Чич. он «показался весьма похожим на средней величины медведя».  Характеристика С. Является у Г.блестящим примером создания художественного образа, все детали которого подчинены одному идейно-художественному мотиву: одичание, превращение человека в животное. Достаточно послушать, как он судит о просвещении, и станет ясно, что он глубоко враждебен передовой мысли, твердолобый крепостник: «Толкуют: просвещение, просвещение, а это просвещение – фук! Сказал бы другое слово, да вот только за столом неприлично». Такой облик хозяина указывает на историческую причину «косности» его хозяйства. Это забота эксплуататора о рабочей силе. Он расхваливает Чич. своих работников, знает, с кого что можно спросить, понимает, из кого что можно выжать.

Имя Плюшкин стало нарицательным для обозначения скупца, скряги. Г. герой – это скупой помещик. Созданные черты отчетливо выступают в облике П.. Знакомство читателя с персонажем Г., как обычно, начинается с описания деревни и усадьбы, принадлежащих помещику. Он рисует картину полнейшего разорения когда-то богатого помещичьего хозяйства. Причина не мотовство, не безделье, а болезненная скупость, в которую постепенно превращалась разумная бережливость хозяина. Г. прослеживает развитие этой болезни, приведшей к «омертвению» хозяйства и владельца. Это отразилось и на крестьянах, о бедном положении которых свидетельствуют и состояния крестьянских изб, большая смертность и частые случаи бегства крепостных Плюшкина.  Г. показывает пагубное воздействие общей П. страсти на его любовь. Хозяйство П. пришло в полный упадок; социально он оказался в полном одиночестве; болезненная скупость постепенно съела все его духовные интересы, и «он обратился наконец в какую-то прореху человечества».

Эти 5 характеров столь разнообразно и разносторонне рисуют состояние дворянско-помещичьего класса в крепостной России, что нетрудно сделать вывод: ни одной положительной фигуры! Действительно, «МД». Все они – различные фигуры и последние ступени единого процесса: экономического, духовного, социального упадка и разложения класса помещиков-крепостников. Галерея характеров, созданная Г., ярко демонстрирует постепенное и все более глубокое омертвение человека. От Манилова до Плюшкина перед читателем раскрывается пугающая картина постепенного угасания человеческого в человеке. Таков принцип композиционной последовательности образов помещиков.

Сам автор подчеркивает широкое обобщение созданных им образов. Так, Коробочки встречаются не только среди мелких, захолустных помещиц, но и среди аристократических дам, зевающих за незначительной книгой и высказывающих «вытверженные мысли» о политических делах во Франции. Ноздрев мог оказаться даже человеком в чинах, с благородною наружностью, со звездою на груди. Собакевич проявил бы себя кулаком даже в Пб, только под властью у него были бы не крестьяне, а чиновники, которых бы он сильно «пощелкивал». Исключение Г. готов сделать разве что для Плюшкина: «данное явление редко встречается на Руси, где все любит спорое развитие».  

Но эту оговорку можно отнести только к крайним формам того нерадивого скопидомства, которое порождало крайнюю отсталость крепостнического хозяйства.

И во втором томе «МД» многие персонажи являются не «героями добродетелей», а «героями недостатков». К их числу можно отнести «барина старого покроя» Петра Петровича Петухова, который отличается большой страстью к объединению, но не лишен положительных черт6 гостеприимства и хлебосольства, добродушия и широты натуры, любви к народной песне и русской природе.

В образе помещика Кошкарева Г. рисует непомерное увлечение бюрократической системой управления хозяйством, хотя само стремление организовать сельское хозяйство заслуживает одобрения

Хлобуев окончил университет, пытается честно служить, но не умеет правильно вести хозяйство, доводит крестьян до нищеты, разоряется и продает имение. Такие же Бетрищев и Платонов.

Но Г. считает своей обязанностью вывести и вполне положительных героев, тех, которые могли бы указать «путь к прекрасному». В сохранившихся главах второго тома находим помещика Костанжогло, откупщика Муразова, не названного по фамилии генерал-губернатора, «чудного воспитателя» Александра Петровича и «чудную русскую девушку» Улиньку Петрищеву.    

Костанжогло – помещик, добившийся хороших результатов и для себя и для своих крестьян в условиях крепостного права и натурального, по существу, хозяйства. Его крестьяне довольно обеспеченные. Достигается это разумным, с т.з. Г., ведением помещичьего хозяйства. Костанжогло – прекрасный «землевед» и сам работает как вол. Г., не жалел слов, чтобы восхвалить любовь «идеального помещика» к труду. Идеолог сельского хозяйства, Костанжогло считает производство «того, что нужно здесь, под рукой, на месте». К-о – неудачная попытка персонифицировать идею статьи «Русский помещик». Несвойственный Г. антиреалистический в данном случае метод  творчества и ложность самой идеи были причинами творческой неудачи писателя.  

Столь же натянутыми, неживучими оказались два других «идеальных» образа второго тома: Муразов и генерал-губернатор. Ворочающий миллионами, откупщик Муразов представлен человеком, который достиг богатства честным путем и остался бодрым христианином, носителем высшей морали, способным благостно воздействовать на людей. Образ добродетельного капиталиста у Г. бесплотен, лишен жизненной убедительности.

Персонификацией идей государственной мудрости явился и добродетельный генерал-губернатор, произносящий суровый приговор глубоко укоренившейся неправде и призывающий чиновников вспомнить свой служебный долг, нравственно переродиться и этим путем победить общее зло.

Свое представление об идеальном воспитателе юношества Г. воплотил  в образе Александра Петровича, одержимого «чутьем слышать природу человека» и школьной наукой считающего ту, которая «способна образовать из человека гражданина земли своей». Этой идее г. придает большое значение.

В Улиньке Петрищевой Г. пытался нарисовать идеал русской женщины, которая наделена не только обаятельной внешностью, благородством поведения, но и непримиримостью  к «бесчестным поступкам».

Наиболее интересен и нов для гоголевской философии второго тома «МД» является молодой помещик Тентетников. Два обстоятельства повлияли на формирование его Я. Он воспитывался у замечательного педагога АП, сумевшего внушить своему воспитаннику высшее представление о человеке. Позднее Т. испытал на себе влияние одного из тех кружков молодых, которые были типичны для последекабристского периода. С большим лиризмом, заставляя вспомнить ПП, говорил Г. о наслаждениях, которые «…живут и в Пб, несмотря на его суровую, сумрачную наружность». Т. «попались два человека, которые были то, что называется огорченные люди». Дальнейшее изложение показывает, что Г. называет так оппозиционно и революционно настроенных современников. Их благородное «негодование против общества» укрепило в Т. критическое отношение к общественным порокам и разочарованность в государственной службе. Он решил, что его долг – заняться улучшением участи вверенных ему 300 душ. Но эти попытки потерпели крах. Г. здесь гораздо ближе к истине, чем в крепостной идиллии К-о. Близок он и к пониманию причин неудачи: «Ни мужи не узнал барина, ни барин мужика». Но Г. усматривает не только моральные, но и социальные противоречия: «и мужик стал дурною стороной, и барин дурной стороной». У Т. опустились руки, и он забросил хозяйство. Не находит он сил и для написания сочинения о нуждах России. Все это дало автору право назвать его «байбаком» и «коптителем неба». Но следует подчеркнуть своеобразие места, занимаемого т. в этой галерее «лишних людей»: кружок, с которым он имел связь в юности, был революционным, и по первостепенному замыслу он должен был подвергнуться аресту и ссылке. Г., естественно, не сочувствует этим увлечениям своего героя, но знаменателен интерес писателя к представлениям молодого поколения, мысль которых бьется над вопросом о дальнейших путях развития России. Характерно, что с образом Т. связано лирическое отступление Г. о «всемогущем слове: ВПЕРЕД!», «которое жаждут повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, и званий, и промыслов, русский человек». С образом т. были связаны прогрессивные идеи, оживление которых намечается у Г. к концу 40-х годов. Свидетельства современников, знакомых с последней редакцией «МД», позволяют предположить, что образ Т. занимал здесь гораздо большее место, вытесняя образ К-о.

Г. дает в «МД» выразительные картины и городской жизни. Здесь уже не уездный, а губернаторский город, где «городские сановники» умеют сохранять внешнюю благопристойность и порядок. Изображенные чиновники, также как и уездные в «Ревизоре», живут и действуют тесной корпорацией, охраняющей выгоды и благополучие каждого ее члена. Они «жили между собой в ладу». Не гражданский долг, не благо государства, а личный интерес, собственное благо были жизненным принципом чиновника. Остро нарисован образ типичного хапуги – Ивана Антоныча, чиновника «крепостной экспедиции», до тонкости знающего приемы получения взяток. Но установившейся системы не нарушали и более высокопоставленные. «Полицейский был некоторым образом отец и благодетель в городе. Он был среди граждан совершенно как в родной семье, а в лавки и в гостиный двор наведывался как в собственную кладовую». Возглавлял эту корпорацию губернатор, имевший Анну на шее и ожидающий иных достижений, но совершенно безличный и пустой, находивший удовольствие в вышивании по тюлю. Г. затрагивает и вопросы о взаимоотношениях публичной власти и народа. Оказывается, полицейский «успел приобрести совершенную народность».Завершая этим штрихом характеристику полицейского, Г. тут же разъясняет смысл своей иронии: он завоевывал покорность среди купцов тем, что прикрывал их делишки. В отношении же к демократическим слоям он был построже. Когда появились опасения по поводу бунта купленных Чич. крестьян, так полицейский заявил, что хватит и «картуза полицмейстера, чтобы добиться порядка».

Г. изображает дворянство и в его частной жизни. В черновиках он пишет: «Возникшая до высшей степени пустота. Пустословие.  Сплетни, перешедшие пределы, как все это возникло из безделья и принявшего выражение смешного в высшей степени. … Как пустота и бессильная праздность жизни сменяется с мутною, ничего не говорящей смертью». Этот замысел автор полностью осуществил. Г. сатирически рисует волнение, вызванное в городе приездом Чич. и его приобретениями и обнаружением его мошенничества.

Это дало возможность автору показать всю пустоту, бессмысленность, праздность губернского общества, его узость и примитивность его интересов, все противоречие между внешней социальной значимостью дворянского сословия и его внутренним духовным ничтожеством.

Обе рассмотренные темы «МД» тесно связаны между собой. Как помещики, так и чиновники не выполняют общественно полезной роли. Наоборот, они стали социально вредными; обнаруживают черты антинародности, антигосударственности. Такой приговор господствующим в России сословиям выносит сатирическая поэма «МД».

Не обойден вопрос и о столичном чиновничестве. Г. включил в роман «Повесть о капитане Копейкине», которая имеет к сюжету довольно внешнее отношение, но которую Г. никак не хотел уступать цензуре. Вставная новелла о герое Отечественной войны 1812 года была нужна Г., чтобы показать, что и на самых «верхах» нет справедливости. Министр лишь ограничился обещаниями помочь, а затем и вовсе выслал из Пб.

Таким образом, за показным блеском дворца министра и пристойной формой скрывается то же, что  наблюдалось во всей России: хозяева страны равнодушны к нуждам человека, бюрократическая власть антинародна. Этот вывод подтверждается и судьбой капитана Копейкина: он стал главарем шайки разбойников. «Романтическая» концовка, не пропущенная цензурой, направлена против того «неправосудия» столичных властителей, на борьбу с которыми вооружался еще юноша Гоголь.                  

ТЕМА 9.

РОМАН Ю.М.ЛЕРМОНТОВА «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ».

В романе «ГНВ» русская повествовательная проза достигает своего совершенства. Новеллы Л. по характеру своему прямо противоречат его стихам, поэтический стиль его, перегруженный чувственными образами, эффективными контрастами и риторическими фигурами, часто представляется нам неким «лирическим красноречием». Здесь мы нередко слышим оратора, проповедника, обличителя. Прозаический стиль, напротив, поражает своей «неукрашенностью»; он бескрасочен, точен и прост. Л. в поэзии пользуется богатой палитрой и широкими кистями; в прозе он довольствуется остро отточенным карандашом, тонкой иглой гравера. В поэзии – мазки, светотени, яркий и пестрый колорит; в прозе – строгий рисунок, безукоризненная правильность линий, легкая уверенность штриха. В поэзии все пламенеет, звенит и благоухает, в прозе холодок и воздушная прозрачность. Проза Л. чиста, отчетлива и гибка. Как воздух, она обтекает предметы, подчеркивает их формы. Конечно, Л. учился у П., но как чудесно он преобразовал он пушкинскую манеру, смягчив ее сухость и придав ей необъятное очарование.

«ГНВ» - повесть о Печорине, представителе целого поколения русских людей. Он – меньший брат пушк. Онегина, более сумрачный и менее добродушный. О., несмотря не все его хандру и «остывшее сердце», все же «добрый малый»,  «москвич в гарольдовом плаще». Он скучает и любуется своей скукой, ропщет на нее, но в глубине души все-таки ее любит. Не то Печ.: «болезнь века» от одного поколения до другого развилась и углубилась. Странный недуг недоверия, сомнения, бессердечия поразил уже самые истоки жизни. Онегин еще просто «чудак», Печ. уже «нравственный калека». Онегин по легкомыслию молодости, из тщеславия и модной разочарованности отвергает Т., из досады и боязни светского суда убивает друга на дуэли, но как он будет наказан! Как пылко влюбляется он в свою «бедную Т.», встретив ее на балу в СПб, как терзается угрызениями совести, когда «окровавленная тень» Ленского является ему каждый день!

Печ. Уже не знает ни возможности любви, ни способности к раскаянию. Его сердце окаменело, его острый, все разлагающий ум созерцает сам себя и парализует всякую попытку действия. «Из жизни бурной, – говорит он – я вынес только несколько идей – и ни одного чувства. Я давно уже живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки со строгим любопытством, но без участия. Во мне 2 человека». Раздвоение, только наметившееся у О., превратилось у Печ. в трагический разлад. Он – созерцатель и экспериментатор. Самый жуткий, почти демонический эксперимент над человеческим сердцем рассказан в повести «Княжна Мэри». Встретив в Пятигорске молодую и прекрасную княжну Мэри Лиговскую, Печ. ведет с ней сложную и коварную любовную игру, возбудив в ней сначала ненависть, потом любопытство, ревность, жалость, привязанность и, наконец, глубокую любовь.

Он действует как опытный режиссер театра жизни, держа в своих руках все нити интриги назначая действующим лицам соответствующие им роли. Ему не нужно ни любви, ни уважения, ни счастья; с него довольно холодного сознания  своей безграничной власти над душами. «Честолюбие есть не что иное, как жажда власти, - говорит он – а первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает». Этот духовный деспотизм, ненасытная гордыня, питающаяся чужыми страданиями, и расчетливая «игра в страсти» придает образу Печ демонические черты. Он добивается у измученной княжны признания в любви; он ждал этой минуты, к ней и вел все действие придуманной им комедии. Это – минута его торжества. На любовное признание Мери он ответил: «Я вас не люблю».

Параллельно с игрой в любовь с княжной Мери Печ. ведет другую любовную игру6 встретив свою прежнюю возлюбленную, Веру, он со скуки возобновляет с ней связь, несмотря на то, что она замужем. Она приносит ему в жертву свое спокойствие, свою честь, быть может, жизнь. И уходит от него с сознанием, что жертва была бесплодной, что он никогда ее не любил.

В другом рассказе, входящим в «ГНВ», «Бэла», Печ. похищает дочь кавказского князя, красавицу-дикарку Бэлу и увозит ее в крепость за Тереком. Б. целомудренна и горда. Печ. ее не любит, но ему скучно, и ее сопротивление его забавляет. Как и с кн. М., так и с Б. он производит опыт: покорить себе это своевольное и чистое существо. Только средства его теперь проще: для победы над бедной дикаркой достаточно грубоватой ласки, угроз и подарков. Б. завоевана: она любит страстно, забыв и аул, и честь, и вольную жизнь. Но опыт окончен, и Печ. ее бросает. К счастью, шальная пуля разбойника-горца заканчивает ее погубленную жизнь. Добрый капитан ММ, под начальством которого служит Печ., хотел его утешить, тот «поднял голову – и засмеялся». ММ прибавляет: «У меня мороз пробежал по коже».

Рассказы «Тамань» и «Фаталист» не прибавляет ничего нового к характеристике Печ. В первом описывается его странное приключение с девушкой-контрабандисткой, завлекшей его в лодку и пытающейся его утопить; во втором излагается история поручика Вулича, пожелавшего испытать на себе власть фатума: он стреляет в себя из пистолета, но тот дает осечку. В ту же ночь пьяный казак на улице убивает его шашкой.

В образе Печ. русская «болезнь века» была раскрыта Л. во всей ее зловещей глубине. Сильная личность, властолюбивая и ледяная, волевая и бездеятельная, должна до саморазложения. Весь путь был пройден. Романтический прекрасный демон развенчан.

Собственно, уже в «Кн. Лиговской» Л. дал первый очерк характера того «героя времени», обрисовке которого посвящен весь «ГНВ». Рисуя жизнь Печ. в Пб в светском обществе, Л. намечает то противопоставление героя среде, которое будет развиваться в «ГНВ». Печ., с его проницательным умом, самостоятельностью суждений, сильным характером, глубокими переживаниями стоит особняком в среде окружающего его дворянского общества. Можно было ожидать, что при таких задатках Печ. станет одним из передовых людей своей эпохи. Этому должен был способствовать и Московский университет, студентом которого был Печ.. Л. сам указывает на эту возможность: «Суждения Жоржа в то время были резки, полны противуречий, хотя оригинальны, как суждения вообще молодых людей, воспитанных в Москве и привыкших без принуждения постороннего развивать свои мысли». Однако указанная возможность не стала действительностью. Печ. оказался не в передовом отряде московского студенчества 30-х годов, а в толпе таких же «негодяев, как и он», которые вращаются в светском обществе, появляясь на всех гуляниях и пугающих квартальных тем, что, «держась под руки…прохаживались между вереницами карет». Увлекшись Верочкой Р-вой, Печ. не явился на экзамен в университет, и ему пришлось надеть военный мундир.

Характеризуя Печ.. Л. дает некоторые указания на социальные условия, определяющие личность его героя. Опасность «пускаться в политику» не располагала, очевидно, Печ. к увлечению общественными вопросами. Но здесь было и другое: Л. называет Печ. «повелителем 3000 душ» и племянником двадцати тысяч московских тетушек. Тем самым Л. подчеркивает связи Печ. с дворянско-помещичьим классом, видя в этом некоторое объяснение характера и психологии героя. Тем же самым объясняется и высокомерно-пренебрежительное отношение Печ., его аристократическая заносчивость.

В 1839г в журнале «Отечественны записки» появилась повесть «Бэла» с подзаголовком «Из записок офицера Кавказа». В конце того же года в том же журнале увидела свет последняя часть будущего романа – «Фаталист». В 1840г – «Тамань». Впоследствии, в том же 1840г, вышло и отдельное издание романа в его полном составе.

«ГНВ» многими нитями связан с романтизмом, не утратившим еще в эту пору значения для самого автора «Демона» и «Мцыри». Преимущественное внимание к внутреннему миру человека, аналитический способ его раскрытия, психологический самоанализ героя, некоторая загадочность его прошлого, контрастность характеров, острота сюжета, нарушение в композиции романа и хронологической последовательности. Также заметен хорошо выраженный «субъективный элемент», придающий эпическому жанру глубокий лиризм, - таковы художественные традиции романтизма, в той или иной степени проявляющиеся в произведении Л. но это не дает нам право относить «ГНВ» к разновидностям романтического романа, бывшего тогда в России и на Западе. Традиции романтизма в РЛ подчинены иному художественному заданию, реалистическому. «ГНВ» вместе с произведениями П. и Гоголя стали великими творениями русского реализма.

Романтическим решением вопросов, выдающих реальной действительностью, романтическим отображением процессов, происходивших в русской жизни той поры, нельзя было ограничиваться.

       Роман Л. вызвал ряд критических отзывов. Реакционная критика карала автора, без оснований усмотрев в романе «психологические несообразности», следы французской «неистовой словесности», «безнравственность» главного героя, в котором хотели видеть автопортрет Л. Совершенно противоположную сторону произведению дал В.Г.Белинский, напечатав в 1840г две краткие рецензии и большую критическую статью о «ГНВ» и позднее не раз возвращался к обсуждению романа. Бел. показал огромное идейно-художественное значение лермонтовского произведения как реалистического романа, в основу которого положен «важный современный вопрос о внутреннем мире Ч», т.е. о психологии современного человека.

Откликом на критические суждения о «ГНВ» явилось предисловие Л., написанное ко второму изданию романа, вышедшему в 1841г. Автор указывает на основные принципы, которым он следовал в своем произведении. Это, во-первых, РЕАЛИЗМ, задачей которого является создание типического характера: « «ГНВ» … это портрет, состоящий из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Л. отстаивает реалистичность создаваемого им характера: «… Ежели вы верили, - обращался он к читателям, - возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печ.? Уж не от того ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..» Это, во-вторых, КРИТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР РЕАЛИЗМА. «Довольно людей кормили сластями, - возражает Л. тем, кому образ Печ. казался «преувеличенным» - у них от этого испортился желудок; нужны горькие лекарства, едкие истины».

Действительно, лермонтовский роман ставит центральную проблему эпохи – проблему «деятеля», отвечающую общественно-историческим потребностям эпохи. Плюс образ пламенного и активного борца за достойную человеческую жизнь, который л. нарисовал в своих произведениях. В реалистическом романе он попытался художественно познать  и оценить «человека времени» как он есть, в свете своего морально-общественного идеала. Какой же этот герой и как судит о нем автор?

Печ. – натура богато одаренная. Он не переоценивает себя, когда говорит: «… я чувствую в душе моей силы необъятные…». Он обладает острым, аналитическим умом, позволяющим ему глубоко и верно судить о людях, о жизни. Он видит пороки окружающего его общества и относится к ним резко отрицательно. Печ. стоит значительно выше среды, для которой он, как герой лерм. драмы, является «странным человеком» (так называет его кн. Мэри). Развита у Печ. рефлексия, побуждающая его анализировать каждый свой поступок, судить себя, вызывающая у него критическое отношение не только к другим, но и к самому себе. Печ. пишет в дневнике, что он «привык во всем себе признаваться». Вот одно из таких признаний: «Я иногда себя презираю … не оттого ли я презираю и других?»

Печ. от природы наделен горячим сердцем, способным глубоко чувствовать и сильно переживать. С большой психологической правдой Л. показывает происходившую в душе Печ. борьбу искреннего чувства, возникающую в глубине его души и привычного для него равнодушия, черствости. Отвечая на вопросы ММ и Б., Печ. отвернулся и притворно зевнул. Но за этим показным безразличием Печ. торопится скрыть истинное волнение, заставившее его чуть-чуть побледнеть. При последнем свидании с Мэри Печ. с принужденной усмешкой спешить подавить возникшее в нем чувство острой жалости к девушке, которую он заставил глубоко страдать.

Печ. – волевой, активный человек, что делает его весьма способным к действию, и он в какой-то мере действует. Когда Печ. говорит кн. Мэри о том, что его молодость прошла в борьбе «со светом», то это не громкие слова. Его «история», которая наделал много шума, была выражением его протеста светской среде, разрывом с нею. Л., вероятно, не случайно устранил имевшиеся в черновиках романа указания на дуэль Печ. как причину высылки из Пб: глухое упоминание «истории», вызвавшей разговоры в обществе, придает еще больше остроты конфликту. «Борьбу со светом», пусть в уродливой форме, продолжает Печ. и на водах. Если в образе Печ. дано изображение реалистического характера, то своеобразную меткость мы находим и здесь. Т. о., Печ. говорит решительное «нет» окружающей его действительности.

Таковы положительные задатки богато одаренной натуры лерм. героя. Однако они не получили необходимого развития, а, наоборот, пошли в ложном направлении. Оригинальный ум Печ., его острая мысль не идет дальше резкой критики людей и афористических суждений о жизни. Сердце его охладело, ожесточилось, и лишь в отдельные минуты он снова  способен переживать сильные чувства. Основное разительное противоречие между способностью Печ. действовать и ничтожностью его «действия». Печ. – Ч, пожираемый жаждою деятельности, но это – пустая деятельность.

Т.о. объясняется и в какой-то мере оправдывается Печ. неудовлетворенность «решительным безделием», Л. герой не мог пойти дальше «пустой деятельности». Характер Печ. – переходное состояние духа, когда для Ч. Все старое разрушено. А нового – нет.

        Общественными условиями объясняется свойственные Печ., как и другим «лишним людям», и бесплодное стремление к деятельности, сознание, что из них многое могло бы выйти, но не выйдет ничего. Принадлежность Печ. к дворянско-помещичьему классу наложило на него неизгладимую печать.

В 30-х гг. положение передовых людей было особенно трудным. Они сломались, затаились, окруженные обществом без живых интересов, струсившим, жалким, подобострастным. И это были 10 первых лет юности! Поневоле приходилось, как О., завидовать параличу тульского председателя и уехать в Персию.

Правд, у героя Л. романа намечаются некоторые связи с передовыми общественными кругами. Через доктора Вернера, с которым Печ. встретился в С… среди многочисленного и шумного круга молодежи. Речь идет, конечно, о Ставрополе и проживавших там декабристах, с которыми и был связан доктор Н.В.Майер, прототип Вернера. Однако и здесь Печ. не покидает скептицизм. «…Каждый был убежден в разных разностях» - заключает Печ. по поводу тех разговоров «об убеждениях», находя, что никто не сказал «ничего умнее» тех скептических суждений, которые были высказаны им и Вернером. У него нет сколько-нибудь отчетливых политических убеждений, отрицая, он ничего не утверждает.

 В «Ф» сам Печ. противопоставляет волевым и убежденным людям прошлого свое поколение как «жалких потомков».

Слабость социальных связей, неумение стать на путь общественной борьбы оказывает на Печ. глубокое действие. В одном из выступлений Горький говорит, что индивидуализм, переходящий в эгоцентризм, создает «лишних людей». Так получилось и с Печ.. Он откровенно признается в свеем эгоцентризме «по правде говоря, мы все ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя». Отношение Печ. к женщинам, к ММ, ко всем окружающим говорит, что он не ошибся в оценке самого себя. Это приводит его к полному одиночеству и сознанию бесцельности своей жизни. Таков был результата дальнейшего развития тех задатков, которые определились у него еще в «Княгине Лиговской».

Хорошо помним, что у читателей возникает вопрос об отношении автора к своему герою, столь сложному и противоречивому. Л. в «Предисловии» к «Журналу Печ.» дает уклончивый ответ на поставленный вопрос: «Мой ответ – заглавие этой книги». Он дает понять, что к Печ. неприложима ни одна оценка. В нем есть и сила и слабость. В суде над ним Печ. выступает и как обвинение, и как защита.

Особенно отчетливо авторская оценка героя в романе проявляется через систему образов. Героя оттеняют другие персонажи романа. На фоне «водяного общества» с его пошлостью, ничтожеством интересов, мелочным эгоцентризмом он вырастает как благородный высококультурный, страдающий от светского общества человек. Особенно различен контраст между Печ. и Грушницким. Первый переживает глубокую трагедию, второй играет роль непримиримого и разочарованного героя.

Но в романе есть и другая группа персонажей, которые оттеняют Печ. с невыгодной стороны. Уже в «Б» скучному и раздираемому внутренними противоречьями Печ. противопоставлены кавказцы (Казбич, Азамат) с их горячностью, цельностью, постоянством. Встреча Печ. с ММ, свидетелем которой был автор («ММ»), показывают «героя времени» в резком контрасте с обыкновенным человеком той же эпохи.

И оказывается, что этот «обыкновенный» ММ гораздо выше по своим моральным качествам, чем «необыкновенный» Печ., гордо поднимающий голову над толпой. Душевная неуравновешенность и общественная неустойчивость резче выступают в сопоставлении с доктором Вернером, которому скептицизм, сближающий его с героем романа, не мешает выполнять свой общественный долг. Подобно П., Л. вышел за рамки к оценке своего героя, что не могло не повлиять на развитие РЛ.  

Л. вызывает сочувствие к одаренной и благородной натуре, сохраняющий протест против общественного гнета, в то же время осуждает «героя времени» за его неспособность к общественной борьбе.

«Второстепенные» персонажи романа, играя служебную роль в отношении главного героя, имеют и самостоятельные значения. Развитие пушкинских традиций в обрисовке «второстепенных» лиц романа, Л. в образах Бэлы, Казбича, Азамата реалистически обрисовал типы кавказцев, долгое время остававшиеся в его произведениях романтическими, хотя и не имевшими жизненно- бытовой правды.

В «Т» Л. вводит читателя в экзотическую среду контрабандистов, но изображение этой среды лишено всякой экзотики, а характеры обрисованы с жизненной правдой и художественной простотой. В «КМ» особенно ярок Грушницкий, в образе которого Л. заклеймил тех, кто опошлил, лишил внутреннего смысла глубокий душевный кризис, который переживали люди типа Печ. Романтический идеализм был для Г. не результатом идейного разрыва с дворянским обществом, а пустым подражанием, модной маской, под которой скрывалась банальная физиономия юнкера, далеко отстоящего от острых жизненно-политических вопросов современности.

Разные оттенки женского характера и психологии Л. воплощает в ярких индивидуально-законченных женских образах, начиная с Бэллы и девушки из «Тамани», а также почти эпизодической фигурой Насти, «хорошей дочки старого урядника», в «Ф». В «КЛ» Л., ограниченный формой изложения (от лица Печ.), сумел, однако, передать душевное состояние Мэри: путем описания ее взглядов, выражения лица, жестов. Бледнее других оказывается образ Веры.

Одним из литературных лиц романа является ММ. Он – тип старого кавказского служаки, закаленного в опасностях, трудах и битвах, лицо которого также загорело и сурово, как манеры просты и грубы, под которыми чудесная душа и золотое сердце.

ММ противопоставлен Печ. в психологическом и социальном планах: как обыкновенный, скромный человек, ясный и цельный в своей психологии,  сложной и противоречивой натуре, с одной стороны, и как представитель демократической среды аристократу – с другой. И в том и в другом случаях симпатии автора – на стороне ММ, чисто русского типа человека. В творчестве Л. этот образ был одним из высших достижений реализма, знаменательным для дальнейшего идейно-художественного развития поэта.

Помимо принципов критического реализма, выдвигаемых Л. в предисловии ко второму изданию, он с той же эстетической точностью определил и жанровую специфику своего романа: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа». «ГНВ» - роман психологический. Основная задача писателя – раскрыть «историю души человеческой», характер и внутренний мир героев в их типичности для людей 30-х годов, переживших духовную драму. Л. не был бы реалистом, если бы не показал социальную природу характера и переживаний своего героя, если бы не обрисовал «типических обстоятельств» общественной жизни, объясняющих личность Печ. с этой точки зрения роман Л. следовало бы назвать социально-психологическим. «ГНВ» является романом, в котором интерес к психологическому анализу определяет особенности жанра. Это было естественным развитием созданного П. социально-психологического романа в исторической обстановке 30-х годов, когда нравственные вопросы выдвигались на первый план. Лермонтовское направление развития психологического романа нашло продолжение в РЛ: от него отталкивался толстовский метод «диалектики души».

Задача раскрытия характера и внутреннего мира героя подчинена и композиция «ГНВ». Так, Белинский подчеркивает композиционное единство романа: «Это не собрание разрозненных повестей, изданных в двух книжках и объединенных  одним названием, это роман, в котором один герой, одна идея, одна главная мысль. Его нельзя писать по-другому, в другой хронологической последовательности, чем нежели указует автор, потому что части поставлены так в связи с внутренней необходимостью».

В начале романа Печ. – таинственное лицо («Б»), и лишь после туман рассеивается, основная идея романа, как и горькое чувство, пристает и преследует вас.

В «Б» герой выступает посредством рассказа ММ и автора. В «ММ» одно звено отпадает: остается только автор, наблюдающий героя, имеющий поэтому прямую возможность судить о нем по его внешности, словам и поступкам. В «ЖП» устраняется это посредничество, перед читателем предстает сам герой в его рассказе о самом себе.

Т.о., Л. в композиции образа Печ. идет от поступков к их психологическим мотивам, от портрета героя к его внутреннему миру. Он нужен не для того, чтобы заинтриговать читателя, он способствует обрисовке личности Печ. Внутренняя подоплека всех «странностей» может быть вскрыта только при условии полного обнажения тех мотивов, чувств, стремлений, мыслей, который человек неохотно обнаруживает. А это возможно лишь в дневнике, не рассчитанном на постороннего читателя. Отсюда и искренность Печ.

В комп. Печ. значительное место занимает его портрет («ММ»). Принцип обрисовки внешности героя соответствует жанру Л. романа: художник рисует психологический портрет, стремясь через изображение внешнего облика героя раскрыть его внутренний мир, психологически мотивируя каждую деталь его наружности, манеры, мимики. Так, при ходьбе Печ. не размахивает руками – Л.: «это верный признак скрытности характера». Манера сидеть обнаруживает в Печ. «какую-то нервную слабость». Центральное место в описании Печ. занимает описание глаз, их выражения, и здесь все детали интерпретируются психологически.          

Средством портретной живописи Л. дает не только психологическую, но и социальную характеристику героя. Портрет Печ. показывает нам аристократа, в котором видна «порода» (маленькая рука, черные брови и усы при светлых волосах) и привычки «породистого человека» («ослепительно чистое белье»).

Мастерство Л-портретиста проявляется и в других портретах: Грушницкий, княжна Мэри, ММ, Б и т.п.. Среди разных средств литературного портрета обращает на себя прием повторения детали, характерной для персонажа: тонкий стан Б, бархатный глаза Мэри, солдатская шинель Грушницкого и т.д.

Принцип реализма, осуществленный Л. в «ГНВ», определяет и стиль романа. Процесс становления реалистического стиля, отразившийся в неоконченном романе, нашел свое завершение в «ГНВ». Это – совершеннейший образец романа реалистической прозы, отказ от метафоричности предметная точность используемых слов, преобладание простых предложений, придающее изложению сжатость – таковы основные особенности прозаической речи Л. в «ГНВ». Но, развивая художественные достижения реалистического романа П., Л. не забывал и творческих завоеваний романтизма.

Так, отказ от метафоризации не приводит к полному отказу от слов и выражений, используемых в переносном значении: «Берег обрывом спускался к морю и почти у самых стен ее [лачужки], и внизу с беспрерывным рокотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на бесконечную, но покорную ей стихию».  

Но единство основного образа придает поэтической мысли ясность и определенность, характерные для реализма,  помогает глубже понять психологию Печ. С традициями афоризмов связано обилие афоризмов и парадоксов, которыми сопровождается повествование, особенно в «КМ»: «А что такое счастье? Насыщенная гордость», и т.д. Но подобные фразы возникают не из-за стремления к эффектам, а из потребности передать сложность и противоречивость глубоко анализирующей себя личности.

Как писатель-реалист Л. в «ГНВ» блестяще разрешил задачу сохранения индивидуального речевого стиля каждого персонажа. Стиль ММ придается при помощи разговорных слов и фразеологизмов: «Наделал он мне хлопот, не тем будет помянут». Разговорный характер речи рассказчика Л. подчеркивается и такой стилистической деталью, как сравнения, которые использует ММ (Печ. «сделался бледен, как полотно»).

Если характеризовать стиль дневника Печ., то можно отметить: динамизм повествования, основанного на глагольных конструкциях, непосредственное и простое отражение потока пережитых событий; драматизм естественной, точной передачи чужой речи; лирическая поэтичность развитой и тонко чувствующей души; точное воспроизведение («бытовой протоколизм»), настроений и внутренних противоречий духовного мира личности, разъедаемой самоанализом.

«Индивидуальный стиль речи изображаемого персонажа Л. сумел сохранить и там, где изложение ведется от лица рассказчика. Особенно яркая характеристика была дана в речи Грушницкого. Л. здесь зло высмеял ставшую шаблонной романтическую фразеологию. Устами Печ. Л. так характеризует язык Грушницкого: «Говорил он скоро и вычурно: он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые фразы»». Грушницкий: «Моя солдатская шинель – как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня».   

Вся эта стилевая многогласность «ГНВ» подчиняется внутреннему единству авторского стиля. Такого высокого совершенства Л. достиг благодаря тому, что внимательно вслушивался и сумел постигнуть дух народной поэзии, продолжая борьбу П. за народность языка художественной литературы, опираясь в своей работе на общенациональный русский язык с его богатством, накопленным народом на протяжении столетий.

Роман «ГНВ» является важнейшим этапом в творческом развитии Л. Характер, нашедший воплощение в образе Печ., с детских лет занимал воображение поэта.  В романе Л. средствами реалистического искусства создает типический образ, в котором нашли отражение существующие стороны современной писателю действительности. В этом же направлении и должно было, очевидно, идти творчество Л. дошедшие до на свидетельства новых замыслов говорят в пользу этого предположения и вместе с тем позволяют строить догадки о тематике, интересующей Л.

Идейная основа романтизма и реализма Л. определились его дальнейшим развитием идей дворянской революционности в декабристский период.

Характерно, что противопоставлением Печ. в «ГНВ» оказался «маленький человек» с большой душой ММ. Конечно, Л. не хотел сказать, что честные и скромны служаки, подобные ММ, являются героями будущего и должны прийти на смену дворянству. Но живой и яркий образ разночинца привлекает внимание к той демократической среде, которой предстояло играть большую политическую роль.

Умений Л. вызвать у читателя сочувствие к МЧ было проявлением демократического гуманизма автора.

Л., сумевший рано постичь недостатки современного ему общества, умел понять и то, что спасением от этого ложного пути находится только в народе. Именно так определяет Добролюбов направление идейного развития романа. Творчество Л. нанесло сокрушительный удар по эпигонскому романтизму 30-х годов.    

ТЕМА 8.

ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ ЛЕРМОНТОВА И ЕГО ДУХОВНЫЕ ИСКАНИЯ. ТЕМА ПОЭТА И ЕГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ.

ЛИРИКА ЛЕРМОНТОВА.

Уже для современников Л. стал поэтом односторонним, поэтом отрицания и анализа, поэтом «тоски по жизни» (Белинский). Строгие критики видели в его поэзии повторение многих романтических мотивов. Действительно, мотивы одиночества, разочарования, тоски, бегства, сна привычны и распространены в романтической лирике. Но особенность Л.-поэта в том, что еще совсем юным он оправдывает и присваивает их, делает их фрагментами своей биографии. «…Лик его темен, отдален и жуток», - писал о нем А.Блок. Л. лирический герой был однозначен, тесно связан с биографией автора. Л. объективно нарушает и разрушает пушкинскую гармонию. Основными свойствами его ЛГ становятся горький скепсис, энергия отрицания, и в то же время – тоска по утраченной гармонии, жажда жизни.

С Л. в русской культуре начинается традиция превращения жизни в книгу, подлинное осуществление романтического принципа: «Живи, как пишешь, и пиши, как живешь!». Неустранимое противоречие в отношениях с миром, обнаруживание в себе внутреннего человека стало открытием лермонтовской лирики, перешедшим в прозу («ГНВ»).  

Загадку Л. видели и в его тяготении к философским  проблемам, пытались разгадать последнюю траекторию его творческого пути, внезапно оборвавшейся на самом взлете.

Хотя никто из поэтов не начинал так смело и вдохновенно, как Л. ничья слава не была столь внезапной!

Четыре года жил Л. с этого дня. Только 4 года определял направление РЛ. За это время он создал «Песню про царя Ивана Васильевича», последнюю редакцию «Демона», «Мцыри», «Сказку для детей», «ГНВ», выпустил сборник стихов, написал очерк «Кавказец», начал повесть о Лунгине, задумал три романа из трех эпох жизни русского общества.

И все это было задумано или написано между разводами и парадами, в кордегардии, после светского раута, в перерыве между балами. Это и время его деятельного участия в журнале «Отечественные записки».

Ни один поэт не начинал с таких зрелых стихов: «Смерть поэта» и вскоре – «Бородино». А в сборник стихотворений через три года из всего созданного он включил лишь два с половиной десятка стихов – и ни одного юношеского произведения.

В ранней юности он жил мечтою о подвиге – то видел себя впереди восставших, то погибающим в изгнании или на плахе. Но при всей политической значимости эти стихи написаны для себя и для тех, кто был посвящен в его душевные тайны и больше напоминают дневник.

В зрелые годы он уже осуждал опыты первых лет. А вместе с ними и то направление поэзии, которое раньше утверждал с таким вдохновением. Все чаще стал он уходить от романтических гипербол, все проще и глубже становились его стихи, все шире и объемней – мир, сильнее и точнее – слова. Он создает «Казачью колыбельную», «Соседку» - стихотворения, которые на многие годы опережают современную ему поэзию.

Все чаще вторгалась в поэзию Л. повседневная жизнь 1830 – начала 40-х годов с ее главными противоречиями, глубокими идейными интересами передовых идей и мертвящим застоем  в общественной жизни. Порожденные этим состоянием душевные конфликты  своего времени Л., как никто другой, умел выразить в стихах, в которых такое могучее впечатление производят его антитезы – столкновение противоположных понятий: господа – рабы, свобода – изгнание, холод – огонь, злоба – любовь.

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

Скорбная мысль о поколении, которое, казалось ему, так и не сможет оставить следа в истории, вытесняла юношескую мечту о романтическом подвиге. Теперь он видел подвиг в другом. Надо было сказать сверстнику своему правду, назвать общественную болезнь, которой страдает его поколение, малодушное, безвольное, смирившееся.

Л. обладал «железным характером», предназначенным «на борьбу и владычество», и в то же время был склонен к сосредоточенной мечтательности. Л. не мог отдалиться от застенчивости, которой только прикрывал холодной или насмешливой сумрачностью приемов. Он имел немного друзей, но по отношению к ним был полон женской деликатности и юношеской горячности.

С людьми враждебными, чуждыми Л. держался независимо и замкнуто и не пускал их в свой внутренний мир. В светском обществе был нелюбим, ибо всем творчеством посылал вызов официальной России. Он разоблачал ее, писал о том, о чем не говорят и не пишут.

В стихах гудит вечевой колокол, призывавший к мщению за попранную свободу. Поэт презирает современников за раболепие перед престолом, ему скучно и одиноко. Он без слов понимает узника, оплакивает кончину декабриста, едет в изгнание. Называет придворных вельмож палачами.

Разговор с тучами, судьба трех пальм – все показывается как отказ от официальной России и призыв к свободе в самом широком смысле слова – свободе жить, мыслить, творить.

И при этом у Л. широкая слава, он приглашаем в аристократические дома. Не потому, что там принимаются его стихи, а потому, что это модно.

Чем чаще задумывается над фактами биографии Л., тем больше понимаешь, что он был обречен. Не сын дипломата Баранта, не Мартынов – так еще кто-нибудь другой убил бы его: ненависть императора была велика.12.04.1841 года, после краткого отпуска в СПб, Л.опять приказано отправляться на Кавказ в Тенгинский пехотный полк. 13.04. он заехал проститься с Вл. Одоевским. На прощание он (О) подарил ему чистый альбом в сафьяновом переплете.

Первые страницы Л. начал заполнять карандашом, очевидно, в пути. Еще в Пб он начал писать стихотворение «Утес». И в новом альбоме продолжил эту работу. О чем стихотворение? Об утесе? О тучке? В этой аллегории выражаются человеческие чувства, человеческие отношения. И в этом у Л. мало соперников во всей мировой поэзии! Он умел одухотворить и оживить природу: утес, дубовый листок, пальма – все наделены у него людскими страстями – им ведомы радости встреч, горечь разлук, и свобода, и одиночество, и глубокая неутолимая тоска.

Потом в альбоме – «Спор», «Сон», «Свиданье» - один лучше другого (ЧТЕНИЕ ОДНОГО).

У Л. был с собой томик Гейне – «Книга песен». Он стал переводить стихотворение «Они любили друг друга». Но получилось так, что он переделал и углубил сюжет. В оригинале влюбленные умирают, но едва ли знают об этом, у Л.:

И смерть пришла: наступило за гробом

                                                              свиданье…

но в мире новом едва ли друг друга они не узнали.

Л. с юношества был влюблен в Варвару Александровну Лопухину, но судьба разлучила их: она ждала его, но не дождавшись, вышла замуж за Бахметева, человека нелюбимого и пожилого. И с тех пор это ускользнувшее счастье не давало Л. покоя. И обреченный на гибель, страдая от этой любви и зная, что и она страдает, как он, Л. о разлуках и расставаниях и о любимых, которые думают друг о друге.

Еще в 1837, путешествуя по Военно-Грузинской дороге, Л. видел и даже зарисовал в Дарьяльском ущелье старую башню, которая высится почти на неприступной скале. В незапамятные времена здесь жила царица Тамара (или Дарья?), которая привечала понравившихся ей путников и убивала их наутро.

Обратившись к этой теме, Л. написал замечательную балладу о ней (ЧТЕНИЕ).

В глубокой теснине Дарьяла

**************************

Как демон коварна и зла.

Размышляя об участи политического изгнанника, он олицетворял е в образе гонимого бурей листка. И написал, словно рассказ, какую-то грустную сказку: «Дубовый листок оторвался от ветки родимой…». В том же альбоме: «Выхожу…» (ЧТЕНИЕ). По настроению оно чем-то сродни П..

Измученный преследованиям, П.мечтал о покое и воле. О том же мечтал Л., и он говорит о покое, который сходит на него среди природы.

Но Л. верит в будущее России, считая, что она уже просыпается, и провидит ее влияние на мир.

Уже мало ему осталось жить: «Чувствую – мне очень мало жить» - говорит он в Пятигорске приятелю (по дороге он останавливается в Пятигорске, пользуясь тем, что его направление еще в пути).

За несколько часов до гибели Л. гостил у своей родственницы Кати Быховец и там же написал последнее признании в любви к Лопухиной – через другую:

Нет, не тебя так пылко я люблю,

Не для меня красы твоей блистанье:

Люблю в тебе я прошлое страданье

И молодость погибшую мою.

После гибели Л.альбом О. был передан бабушке.

Провозглашать я стал любви

И правды чистое ученья:

В меня все ближние мои

Бросали бешено каменья.

Наряду с элегией любимым лермонтовским жанром является баллада. Они продолжают его элегии, дополняют их. В балладах Л. делает основой повествования те же лирические мотивы одиночества, тоски по неведомому, бегства, любви и смерти. Но теперь эти темы растворяются в сюжете, превращаются в чувства различных персонажей.

Баллада «Сон» (1841) – одно из самых загадочных его стихотворений. Хотя в первой же строфе появляется указание на место действия (долина Дагестана), хронотоп стихотворения оказался  лирически-неопределенным, условно-экзотическим, представленным лишь несколькими деталями (выступы скал и их вершины, песок долины, яростно жгущее солнце).

Первый сон, как и первый лирический герой в балладе не названы и не описаны, а лишь подразумеваются. Но справедливо, что «Я» раненого, лежащего на поле боя и ожидающего смерти, относится не к автору, а к другому персонажу, второму лицу: это ролевая лирика. Обратим внимание на то, что образ из второй строки ранее встречался в стихотворении «смерть поэта» и относится к П. («С свинцом в груди и жаждой мести» - «С свинцом в груди лежал недвижим я»).

Стихотворение, тем не менее, называется не «Смерть солдата» (или офицера), а «Сон». Умирающий видит в предсмертном сне «в родимой стороне» - юную жену, во время веселого разговора погруженную в грустный сон.

И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди, дымясь, чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей.

Внутри баллады течет время: в первой строфе герой умирает, в последней строфе девушка видит «знакомый труп». Однако ни отношения персонажей, ни степень реальности их сновидений принципиально не проясняются. Главным событием этой баллады становится тайна: странное столкновение вещих снов, загадочное соприкосновение душ.

В другой балладе Л. втягивает в повествование внешний мир, делает героями предметы, явления природы, стихии. Но, в отличие от баснописцев, данные герои нужны поэту не для поучения (морали), а для выражения привычного круга лирических мотивов.

Вечно свободные тучи, не знающие, в отличие от героя, ни родины, ни изгнания, мчатся куда-то в неведомую даль («Тучи»).

Плачет о покинувшей его тучке утес («Утес»). Одинокая сосна грезит – также во сне – о растущей на другом конце земли, в пустыне далекой, прекрасной пальме («На севере диком…»).

Оторвавшийся от ветки родимой дубовый листок не может найти сочувствия у изнеженной, избалованной вниманием чинары: «Иди себе дальше, странник! Тебя я не знаю!» («Листок»).

Мечтающие о чьем-то «благосклонном взоре» пальмы гибнут под топором, как люди; их листья называются одеждой, стволы – телами, сожжение их на костре изображается как страшная казнь («Три пальмы», ЧТЕНИЕ).

Л. не просто оживляет природу, но делает ее выражением основных мотивов своего творчества.

Однако романтические баллады приобретают у Л. и другую форму. «Он создает нечто новое для русской литературы, русской поэзии – лирическую новеллу, кратчайшую страстную повесть о современном человеке» - говорит М.Я.Гинзбург.

«Завещание» походе на «Сон». Снова перед нами умирающий и женщина, о которой он думает в последние минуты. Но сходная лирическая ситуация насыщена многочисленными для краткой баллады бытовыми деталями и психологическими подробностями.

Монолог умирающего с постоянными остановками и оговорками, паузами слушает его товарищ. Точно и конкретно сказано о его ранах. Ясно, что он умирает в госпитале: «Плохи наши лекаря…». Упоминаются его отец и мать, с которыми взятый на военную службу простой солдат не виделся и не общался много лет; они давно забыли про него, и, может быть, считают сына давно умершим. Наконец речь заходит о соседке с «пустым сердцем». Только ей герой просит сказать всю правду.

В балладе «Сон» конкретные отношения между персонажами так и остаются неясными. В «Завещании» они очевидны: солдат всю свою жизнь помнил, любил соседку и перед смертью посылает ей прощальный привет, рассчитывая на запоздалое и бесполезное сочувствие: «Пускай она поплачет… Ей ничего не значит!». Эта реплика лермонтовского персонажа напоминает по смыслу финальный вздох П. героя: «Как дай вам Бог любимой быть другим!».

В «З», как и в «Б», в лерм. лирику входит образ простого человека как равноправного объекта лирики со своим словом, голосом и проблемами. Здесь же, но пока не в центре баллады возникает тема человека на войне, которая становится главной в стихотворении «Валерик».

«В» кажется уже не «лирической новеллой», а наброском стихотворной повести или романа. Л.возвращает себе право повествователя. Но композиционно «В» («Я вам пишу случайно, право…») подобен «З», только там переходы от одной темы к другой были мотивированы тем, что воспроизводили мысли умирающего человека, а здесь же мотивировкой становится письмо к женщине, превращающее стихотворение в свободный разговор, сочетающий действия и размышления, картины войны и любовные признания, точные детали и ненавязчивые символы.

Отношения автора и адресата письма  в «В» снова заставляют вспомнить о пушк. «Я вас любил, любовь, еще, быть может…». Л. утверждает: «Думаю, мы друг другу чужды, да вряд ли есть родство души». Но сама его исповедь, попытка разговора и объяснения говорит о еще не ушедшем чувстве. «Случайное» письмо на самом деле оказывается необходимым разговором о самых серьезных проблемах.

После лирического вступления идет рассказ о двух эпизодах Кавказской войны, которую много лет вела Россия. В первом перед нами возникает картина военного быта, вполне сопоставимая с той, которую Л. параллельно изображает на кавказских страницах «ГНВ». Солдаты отдыхают на привале, обмениваются самыми лирическими репликами, вспоминают о Ермолове: «Шум, говор, Где вторая рота? Что, вьючить? – Что же, капитан? Повозки выдвигайте живо! «Савельич»! – «Ой, на»! – «Дай огниво!»», «Мирной татарин свой намаз Творит», а по соседству беседуют его соплеменники. Генерал проверяет смотр. Живописные детали и неожиданные сравнения создают почти идиллический образ отдыха и своеобразного уюта посреди кочевой жизни: «Рассыпались в широко поле, Как пчелы, с гиком казаки», «Конь светло-серый весь кипит».

Даже возникшая случайная перестрелка, «сшибка удалая» напоминает рассказчику «трагический балет». Но вдруг эта театральная метафора тянет за собой другой эпизод, совершенно противоположный по эмоциям. «Зато видали представленья, Каких у нас на сцене нет». Сражение с горцами предстает как страшная схватка, в которой весь мир окрашивается в кровавые цвета.

УРА! И СМОЛКЛО…ВОН КИНЖАЛЫ,

Общая картина сражения сменяется описанием одного эпизода (по объему равного предыдущему и тематически напоминающему «З»: смерть солдата на поле боя). Раненый капитан бредит, в бреду пытается спасти генерала и потом тихо умирает на глазах плачущих солдат.

В этом стихотворении страшна не только сама схватка, но и поразительное равнодушие. С которым воспринимают происходящий бой многие его участники:

Меж тем товарищей, друзей

Со вздохом возле называли

************************

Был полон воздух. Генерал

Сидел в тени на барабане

И донесенья принимал.

Бессмыслице произошедшей человеческой бойни противостоят вечная природа и безответные вопросы повествователя.

А там, вдали, грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы – и Казбек

**************************

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем?

Еще одной деталью Л. дает понять, что произошедшее сражение лишь эпизод в ряду других. На реплику повествователя, что горцы долго будут помнить этот урок, «чеченец посмотрел лукаво И головою покачал».

«В» заканчивается повторным обращением к жизни: «Но я боюся вам наскучить, В забавах света вам смешны Тревоги дивные войны». Повествователь извиняется за свой безыскусный рассказ, который разве что развеселит собеседницу. Но эта светская концовка иронична. Внешне спокойное повествование о речке смерти должно потрясти читателя, заставить его задуматься о смысле и цене человеческой жизни.

Война здесь соотносится по контрасту с другой войной, изображенной в «Бородино». В исторической битве людей объединяются идеи правоты, спасения Отечества, общей памяти. «Недаром помнит вся Россия про день Бородина». Память о сражении, описываемом в «В», сохраняют лишь оставшиеся в живых участники. Человек остается один на один с миром, в котором нет ничего воодушевляющего и определяющего все смысла: «Жалкий человек. Один враждует он – зачем?».

Правдивое, ненародное изображение войны в творчестве Л. непосредственно связано с пафосом и смыслом стихотворения «Родина». Первое слово «Р» - анафорическое «люблю» (оно повторяется еще дважды и определяет четырехчастную структуру стихотворения). Но в зачине «Р» есть загадка. Стихотворение начинается с полемики, спора: «люблю Отчизну я, но странною любовью!». Странность, иррациональность этого чувства подчеркивается двустишиями: «Не победит ее рассудок мой», «Но я люблю – за что, не знаю сам». Вызывающая начальная реплика, словно адресованная наконец-то невидимому оппоненту с его шаблонными представлениями о любви к родине.

В первой строфе с помощью перифраз перечислены предметы той любви: слава, купленная кровью – военные победы; полный гордого доверия покой – вероятно, государственные традиции,  темной старины заветные преданья – конечно, история. Этим официальным предметам патриотической гордости поэт противопоставляет иные ценности: им посвящен второй фрагмент, состоящий из трех кадров – фрагментов.

После поворотного НО художественная логика резко меняется: на смену общим формулам, абстракциям приходят конкретные картины и детали, создается образ ДРУГОЙ Родины – Отчизны.

Сначала Л.дает предельно широкий образ, картину родины «с птичьего полета», глазами какого-то невидимого наблюдателя. Степь, лес, река – привычные детали русского пейзажа. Но разливы рек и лесов безбрежных полыхание – приметы разных времен года, их нельзя увидеть сразу, с одной пространственно-временной точки зрения. Объединяет же изображенные предметы любовь поэта, подчеркивающая их национальный колорит и общий, не только рекам присущий масштаб: необъятность, безбрежность.

Следующее ЛЮБЛЮ обозначает новую смену кадра и т.з.:

Проселочным путем люблю скакать я в темноте,

*****************************************

Дрожащие огни печальных деревень.

В стихотворении снова появляется ЛГ, персонаж, но теперь уже не просто размышляющий и полемизирующий, а существующий одновременно в пространстве и времени, в хронотопе этой элегии. Пейзаж увиден с определенной Т.З.: вечер, степь, езда по проселочной дороге. С помощью ритма (разностопный ямб приобретает у Л. не привычный, пляшущий, а неспешный, размышляющий характер) и тонкой звукописи поэт удивительно точно передает ощущения Ч., находящегося в такой ситуации. «И, взором медленным прощая ночи тень…». Чувство Ч., с напряжением вглядывающегося в ночное пространство, поразительно передано здесь мерным развертыванием пяти слов (после каждого приходится делать паузу) и пронзающим всю строку. По тонкой изобразительности этот Лермонтовский пейзаж – один из лучших во всей русской литературе. Дрожащие огни печальных деревень – главное, что видели путники нескольких столетий на ночных проселочных дорогах: изобразительный и психологический эпитеты оказываются здесь в удивительной гармонии.

Следующий, последний фрагмент-кадр обозначен не только очередным анафорическим «люблю», но и сменой стихотворного ритма. На смену шести и пятистопным ямбам приходит ямб четырехстопный, вместе со сменой лексики придающий последней части более светлый, воодушевляющий характер. Наряду с прежними пейзажными деталями (чета белеющих берез) в стихотворении появляются приметы человеческой деятельности, крестьянского довольства и благополучия (скошенная жнива, полное гумно, украшенный резьбою дом). Завершается этот фрагмент картиной сельской пляски, крестьянского веселья.

Т.о., если в «Б» и «В» Л. создает два контрастных пейзажа, в «Р» антитеза определяет структуру одного стихотворения. Споря с официальным патриотизмом, с абстрактными лозунгами поэт в конкретных деталях демонстрирует настоящую любовь, которая питается русской природой и жизнью русского простонародья.

Очень важно, однако, и основное слово стихотворения: МУЖИЧКОВ. В умилении Л. – добродушная снисходительность и отстраненность. ЛГ не растворяется в народном веселье, а сохраняет по отношению к нему дистанцию, т.з. наблюдателя.

И здесь его любовь – особая, странная, одинокая.

«Выхожу один я на дорогу» - это космос Л. Эти 20 лермонтовских строк, сочиненных за несколько дней до гибели – одна из вершин его поэзии. Основные мотивы в лирике Л. предстают в этой элегии с необычайной четкостью и наглядностью. Первый же стих вводит образ ЛГ. Странника, и представляет два главных мотива лермонтовской лирики, предметный и психологический. ЛГ снова на дороге, и он, как обычно, - одинок.

Но в отличие от «Р» или «В», дорога здесь, скорее, условный, романтический хронотоп. Почти в это же время написан «Сон», причем пространство здесь безмерно растягивается, приобретает космический характер за счет того, что опорные предметные детали представляют нередко широкие понятия, взятые из разных природных и географических областей.

Дорога в следующей строке превращается в кремнистый путь, который пролегает в пустыне. Туман, тем не менее, позволяет видеть звезды.

В целом же в первой строфе создается образ абсолютной гармонии и тишины (даже слышно, как говорят между собою звезды), мира, благословленного Богом.

В первых двух стихах второй строфы т.з. внезапно меняется. Небеса и земля увидены откуда-то с очень большого расстояния, как мир в первый день творения, космос, но именно увидены тем же ЛГ.

Л. еще в юности, в 17 лет написал два стихотворения, где тема места Ч. Во вселенной, в космосе были переведены во внутренний план:

Чем ты несчастлив? –

Скажут мне люди.

Тем я несчастлив,

Добрые люди, что звезды и небо –

Звезды и небо! – а я человек!...

Кончалось это стихотворение («Небо и звезды», 1831) признанием зависти не к людям, а к звездам.

Через 10 лет все существенно меняется. В ранних стихотворениях нет ни одной предметной детали. В «Выхожу…» - земля, небо, звезды превращаются из абстрактных аргументов в космический пейзаж. ЛГ ощущает мир как абсолютную гармонию. Но его мысль направлена внутрь, в себя. Он пытается понять собственную душу.

Переход от живописания к размышлению происходит в середине второй строфы и занимает шесть стихов. Описание внутреннего мира строится на контрасте божественной гармонии сфер. ЛГ задает вопросы и сразу же на них отвечает. Кремнистый путь ведет куда-то вдаль, но духовная перспектива закрыта: «Уж не жду от жизни ничего я…». Остаются мечты о свободе и покое, которые может дать уже не прежняя жизнь, а сон.

Описанию этого сна-грезы и посвящен две последние строфы. Сон в этом стихотворении – не «вечный покой» (как определяется в христианской молитве смерть), а покой жизни, в которой Ч. сохраняет способность воспринимать ценности бытия:

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной, чтоб вечно зеленея,

Темный дуб склонялся и шумел.

Сдодкий голос и темный дуб – метонимическое изображение двух главных ценностей Л. мира – любви и природы.

Л. еще не знал, что в последний раз воспевал любимые мотивы, не знал, что это стихотворение – его завещание…

ТЕМА 7.

М.Ю. ЛЕРМОНТОВ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПУШКИНСКИХ ТРАДИЦИЙ.

НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА МИР И ЧЕЛОВЕКА.

М.Ю.Лермонтов происходил из шотландского рыцарского рода; предок его Георг Лермонт перешел на службу московскому царю в начале 17 века. Русский род Л. скоро обеднел. Отец поэта, отставной капитан, женился на богатой и знатной Марии Михайловне Арсеньевой, мать которой презирала бедного зятя. Она заставила молодых поселится в Тарханах и всячески их изводила.

Л. Родился в Москве в 1814 году, мать его, «тихая, бледная барыня», нелюбимая мужем и запуганная матерью, умерла, когда ему не было трех лет (чахотка).

После смерти отец переехал к себе в маленькое имение и началась борьба за ребенка, между ним и бабушкой, сыгравшая роковую роль в судьбе поэта.

Мальчик рос в богатом поместье А.; чувствовал себя маленьким царьком. Детство Саши Арбенина из незаконченной повести – его собственное детство.

Слабого здоровьем ребенка бабушка три раза возила на кавказские минеральные воды. Горы Кавказа поразили его и на всю жизнь стали священными. Здесь же – первая детская любовь.

В 1828 – поступает в Московский университет пажом и увлекается поэзией. Здесь же воспитанниками издается рукописные журналы. Свободно читает по-английски, знакомство с творчеством Байрона. Таинственное сродство душ соединяет их; действие Б. – не только в литературе, оно было глубже и значительней: в поэзии гордого английского поэта Л. Узнал самого себя, понял загадку своей судьбы и осознал свой поэтический гений.

В университете Л. презирал «допотопных» профессоров; держался замкнуто и смотрел с презрением на товарищей-студентов. Стихи этого времени свидетельствуют о большой и напряженной внутренней жизни: все содержание будущих произведений уже складывается в его юношеских стихах. Начал он с ученических подражаний П. («Чернь», «Кавказский пленник», «Корсар») и первых его поэм – «Аул Бастунджи», «Измаил-Бей», «Хаджи Абрек». Они написаны (поэмы) в байроновском романтическом стиле: бурные страсти, роковые преступления, загадочные и мрачные герои в сложные и запутанные сплетения представлены на фоне величественной и грозной природы Кавказа. Весь человеческий мир возбуждает в гордом поэте негодование и презрение: он – особенный, отмеченный печатью избранничества и одиночества. Его бунт против общества во имя величия «гения», его кумиры – Байрон, Наполеон, полководцы 12 года, поэт «печально глядит» на свое поколение, холодное сердцем и равнодушное к добру и злу.

Уйдя из университета вследствие «истории» с одним профессором, Л. поступает в школу гвардейских прапорщиков, и здесь он, как будто мстя за свои юношеские мечтания, бросился в омут распутной и грязной жизни. Его «юношеские стихи» полны грубого, нарочитого цинизма. Они талантливы – и отвратительны. «Пора моих мечтаний миновала, нет больше веры; мне нужны материальные наслаждения, счастье осязательное, которое можно купить за золото».

Такая жизнь была попыткой заглушить тоску, «оставить в покое и бездействии душу». Она была надломом и вызовом судьбе. Но вскоре наступило отрезвление. В 1834, произведенный в офицеры: «Двух страшных годов как не бывало».

Начинается период блестящей светской жизни, однообразно пышной и утомительно пестрой. «И тьмой и холодом объята душа усталая моя» - пишет он в стихотворении 1836 года. Ждет освобождения и осознает свое бессилие «начать другую жизнь». В 1837 – смерть П; Л. пишет «На смерть П.», полное благоговейной любви к великому поэту и негодующе обличающее его врагов (ЧТЕНИЕ).

Поэт взывает к Божьему Суду, грозному и нелицеприятному.

Стихотворение Л. распространяется в Пб во множестве списков4 дело дошло до Николая I , и автор был переведен на службу на Кавказ. Там поэт странствовал, одетый в черкесскую форму, с ружьем, лечился на водах, взбирался на Крестовую гору. Здесь он задумал роман «ГНВ», поэму «Мцыри» и написал стихотворение «Бородино».ссылка на Кавказ явилась освобождением. Для Л. началась «новая жизнь», полная творческой сосредоточенности и поэтического вдохновения. Между тем бабушка помогла ему вернуться в Пб, куда он прибыл через полгода. «Большой свет» встречает его приветливо. Но он по-прежнему чувствует себя одиноким: его тоска - от встречи с Варенькой Лопухиной, которую он любит с детства и которая по воле родителей вышла замуж за другого.

Между тем его литературная известность быстро растет. 1840 – выход его «ГНВ» и вскоре, в тот же год, первый сборник его стихотворений. Имя молодого поэта окружено славой. Критики почти единогласно называют его прямым наследником П..

В 1840 году из-за дуэли с сыном французского посланника Баранта его снова выслали на Кавказ. Поселившись в Пятигорске, он встречается со своим старым товарищем по юнкерской школе Мартыновым, человеком ограниченным и заносчивым, одевавшимся по-черкесски и носившем на поясе длинный кинжал. Л. подшучивал над ним, рисовал на него карикатуры. Взбешенный М. вызывает его на дуэль, где Л. был убит 15 июля 1841 года.

Если вспомнить, что он умер в 27 лет, нельзя не поразиться быстрому росту его поэтического таланта. После слабых поэм вроде «Исмаил-бея» он через несколько лет создает шедевры – «Мцыри», «Песнь о купце Калашникове», «Демон».

Да, у него были мощные учителя: Б., П., Жуковский, Шиллер, Козлов, но нам хочется определить его собственный голос, его своеобразие.  

Л. редко касается богословских тем и вполне равнодушен к религии, а между тем вся лирика его движется подлинным, религиозным вдохновением. Ум его скептический, охлажденный, сомневающийся, в разладе с сердцем, всегда горел тоской по Богу и жаждой искупления темной и грешной жизни. Душа его «по природе христианка», в ней живет видение потерянного рая, чувство вины и томление по иному, просветленному миру. Его романтическое мироощущение основано на чувстве грехопадения и стремления к «небесному отпущению». В таинственно-прекрасном стихотворении «Ангел» поэт создает поэтический миф своей душе (ЧТЕНИЕ).

Душа – жилище двух миров; она не может забыть блаженства райских садов, в ней звучат отголоски райских песен; и, попав в мир слез, она вечно томится «чудным желаньем», чувствует себя бездомной странницей. Неудовлетворенность, покинутость, одиночество души, тоска по раю, неземная музыка и неудачные попытки передать ее словами – такова мистическая основа поэзии Л.. «Душа-христианка», не имеющая здесь своего града, жалуется на пленение и изгнание: сидит, как падший Адам у ворот Эдема и горько оплакивает свою судьбу. Образ странника, пленника, скитальца упорно повторяется в стихах поэта. То сравнивает себя с «одиноким парусом» - «в тумане моря голубом»,

А он, мятежный, ищет бури,

Как будто в бурях есть покой…

То – с узником, тоскующим по свободе:

Отворите мне темницу,

Дайте мне сиянье дня,

Черноокую девицу,

Черногривого коня.

То – с небесными тучками, у которых нет ни родины, ни изгнанья:

Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,

С милого севера в сторону южную.

То- с «утесом-великаном», на груди которого «ночевала тучка золотая».

….одиноко

Он стоит; задумался глубоко

И тихонько плачет он в пустыне;

То – с дубовым листочком, оторвавшимся от ветки и принесенный бурей к корню чинары, которая в гордой своей красоте презирает запыленного странника:

Иди себе дальше, о странник!  тебя я не знаю.

Я солнцем любима, цвету для него и блистаю.

Печальна участь одинокой путницы-души; но еще скорбней судьба поэта, одаренного вещим зрением, напоминающим людям о Царстве Божьем. В ответ на пушкинского «Пророка» Л. пишет стихотворение с таким же названием. Поэта-пророка люди побивают камнями, только природа видит в нем избранника Божьего.(ЧТЕНИЕ)

В пустыне его слушают звезды, ему покорна «тварь земная», а в городах старики говорят детям:

Смотрите, как он наг и беден,

Как презирают все его.

«Пустыня» ближе к богу, чем грешные люди: природа блистает в своей непорочной красоте; ночью, на безлюдной дороге, поэт чувствует присутствие Божье, великую гармонию миров, беседу звезд между собой. «ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ», ЧТЕНИЕ.

Несчастная любовь к В.Л. внушила Л. много стихотворений, то страстных, то гневно-скорбных, то покорно-ясных. Он пережил муки ревности, разочарования и даже ненависти к женщине, которую он одну любил в жизни. Но в душе после этой бури чувств осталась только печальная нежность («Молитва странника», ЧТЕНИЕ).

В «МС» он просит Св. Деву окружить ее счастьем, дать ее сердцу «мир упования».

В своей тоске и разочарованности Л. знал мгновения чистого умиления, минуты религиозного экстаза, благодатную силу молитвы («Молитва», ЧТЕНИЕ).

Центральное место в его творчестве занимает поэма «Демон», которую он задумал еще пятнадцатилетним мальчиком. Сохранилось 5 редакций, но и последнюю нельзя считать окончательной. Сюжет «Д» характерен для поэзии Шиллера: бессмертный дух, влюбляющийся в простую женщину. Лермонтовский демон не встречает сопротивления. Он тоскует по тем дням, когда «в жилище света блистал он, чистым херувимом», тяготится своим могуществом, одиночеством, беспредельной свободой.

Любовь к Т. – внезапная, перерождение – было бы невозможно для злого духа. Но у Л. под маской Д. – человек, лицо разочарованного романтического героя. Он губит жениха Т. и пытается совратить несчастную.

Т. уходит в монастырь, но и здесь Д. настигает ее. Он верит, что любовь чистой девушки спасет его. Он раскрывает ей душу, целует ее – и она умирает. Ангел забирает ее, и побежденный Д. проклинает свои «безумные мечты». Образ Д. остается до конца неясным поэту. Он подчеркивает искренность его любви, его обращение к «добру», а вместе с тем дает понять, что все это – лишь соблазн и обман. Мы так и не знаем, к чему стремился Д., и эта двойственность знаменательна6 в самом поэте происходит то же самое. В «Д» поэт без меры расточает свои поэтические сокровища; в РЛ, похоже, нет стихотворения более пышного и живописного.

Также знаменательна поэма «Мцыри». Для исповеди умирающего черкеса, его монолога и написана вся поэма. Мцыри (груз. -послушник) – сильная, страстная и мятежная натура. Он тяготится мирной и тихой жизнью, ищет воли, бурь и опасностей. Три дня, проведенные на воле - вот его настоящая, счастливая жизнь.

Л. и П. навсегда связаны и в жизни, и в литературе, хотя даже факт знакомства точно не установлен.

Ко времени написания «Смерти поэта» (1837г) у Л. уже были сотни стихов, в которых влияние П. было определяющим. Некоторые историки Л. говорят даже о «плагиатах Л.», имея в виду его явную зависимость от старшего современника. Но эта связь на самом деле было диалогом и даже конфликтом. Осознание Л. своей собственной  поэтической миссии происходило на фоне стихов П., но в иных общественно-политических условиях.

П. родился и сформировался в эпоху национального единения, общего подъема и веры в будущее.Наследник традиций двухсотлетнего дворянства, воспринимал Россию как собственный дом, в котором ему  до всего есть дело. В 20-е годы он был окружен друзьями, поклонниками, сочувствующими. Испытания 30-х он уже переживает  в собственной семье, с женой, руки которой он долго добивался. Л. же сознает свой поэтический дар, когда надежд на примирение Свободы и Империи уже ничего не осталось. Декабристы оказываются в Сибири. Частная и общественная жизнь людей этой эпохи – непримирение и противоречие.

МЫСЛЬ оказывается главным ДЕЛОМ образованных людей, осознание мучительных противоречий между историей и современностью – результатом их размышлений. Одиночество – их постоянным ощущением. Разочарование и безнадежность – их постоянным уделом.

В 1832 – «Нет, я не Байрон, я другой…»(ЧТЕНИЕ), в котором уже проявлены главные мотивы его лирики. Но Л. мог бы перефразировать первую строку: «Нет, я не П., я другой…».

Даже в П. элегиях эпохи романтизма ощутимо упоение миром, примирение с ним.   

А у Л. – чувство отчуждения от мира. Оно проявляется даже в простых стилистических приемах. «Различие между поэтическим миром П. и Л. на эпитетах сказывается особенно разительно – говорит литературовед М.А. Рыбникова – Л. берет очень определенные эпитеты, круг его определений замкнут. П. свободен и бесконечно изобретателен. Словно и в зрелом возрасте были для него новы все впечатления бытия: он удивлялся, поражался и отзывался на все новым, молодым словом».

«Мне впечатления не новы» - говорит Л.. Он ничему не удивлялся, словно все знал заранее. И потому  у него все немое, тайное, таинственное, далекое, чуждое, мрачное и роковое.

Главным в Л. мире оказывается эпитет хладный. Из-под холодной полумаски на него смотрит женщина, его холодных рук касается давно бестрепетные руки гордых красавиц и т.д.. Холодное у него и море и волны, луч и ночь, чело и взор, красота, привет, слушатель, кинжал. И в этом Холодном Мире он мечтает о солнце, тепле, сочувствии, любви.

Привычные лирические темы видоизменяются. В элегии «Я вас любил: любовь еще, быть может…» П. признается в любви и самоотреченно желает любимой женщине счастья. Л. же благодарит любимую «За тайные мучения страстей, за горечь слез, отраву поцелуя, За месть врагов и клевету друзей» и заканчивается желанием смерти: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне недолго я еще благодарил». П. элегия – благодарность любимой, лермонтовская – ненависть.

В «ЕО» образ «большого света» противоречив. Он отталкивает, но все же привлекает. В лермонтовском стихотворении «Как часто пестрою толпою окружен…» образ большого света однозначен. «Пестрая толпа» светской черни превращается в «образы бездумные людей», городские красавицы лишены даже тени настоящего чувства.

«МЕРТВЫЕ ДУШИ». РОМАН-ПОЭМА. ПРОБЛЕМАТИКА, КОМПОЗИЦИЯ.

В апреле 1836 года «Ревизор» был представлен на Пб сцене. Г. обиделся на критику, жаловался, что против него «восстали все сословия». Более того, он надеялся, что его комедия произведет какое-то немедленное действие: Россия увидит в пьесе свои грехи и вся как один человек, зальется покаянными слезами и мгновенно переродится. Но ничего подобного не произошло: были восторги и возмущения, были толки вкривь и вкось, и это все. Разочарование вызывает в авторе душевный перелом, и он уезжает за границу, чувствуя себя пророком, не признанным в своем Отечестве. «Пора, пора, наконец, заняться делом,» - пишет он. Это дело – писание поэмы «Мертвые души».

Г. полон веры и вдохновения. «Какой огромный, какой оригинальный сюжет! - воскликнул он. – Вся Русь явится в нем! Огромно-велико мое творение, и не скоро конец его». Вся Русь должна отразиться в его поэме. «Весь русский человек, со всем разнообразием богатств и даров, оставшихся на его долю, преимущественно перед другими народами», «со всем множеством недостатков, которые находятся в нем, также преимущественно перед другими народами».

Душевный перелом в Г. был действительно велик: за границей, вдали от России, у него родилось сознание, что он – национальный русский писатель. С 1837 года начинается «римская эпоха» его жизни. Будучи во Франции, в Париже, он узнает о смерти П.. Г. был безутешен. Гениальный поэт был не только страшим товарищем Г., с полным правом он считал его своим духовным отцом, не произведениях которого он учился, чьим мудрым советам следовал. «Ничего не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему. И теперешний труд мой («МД») есть его создание. Он взял с меня клятву, чтобы я писал, и не одна строка писалась без того, чтобы он не являлся очами моими».

В Риме Г. вновь обращается к произведению «МД», создание которого писатель рассматривал как исполнение клятвы, дано им П., как осуществление гражданского долга перед Россией. Он снова и снова переделывал и переписывал уже завершенные им главы поэмы. Через 5 лет напряженный творческий труд был завершен. В конце 1841 года он выехал в Россию, везя с собой готовый к печати первый том «МД».

Пройдя через сложные и строгие цензурные рогатки, «МД» в конце концов были разрешены к печати, и в мае 1842 первые экземпляры готовой поэмы появились в Москве. Завершив дела, связанные с изданием «МД», Г. вернулся за границу.

«МД» быстро раскупились. «Появление первого тома «МД» совпало с периодом нового общественного подъема в России, который особо ощущался в литературной и духовной жизни тех лет», - писал Герцен.

Гениальное произведение писателя потрясло мыслящую Россию. Всем своим содержанием гоголевская поэма – безобразный, подлый мир «МД» - бездушных, жадных стяжателей, рабовладельцев и чиновников. Благодаря Г. они были разоблачены.

«МД» оказались сразу же в центре журнальной критической полемики 40-х годов. «МД», по словам Белинского, нанесли сокрушительный удар по ложноромантической и дидактической школам, по проповедникам «чистого» искусства и утверждали натурально-реалистическую школу в России.

Собственно, П. дал Г. сюжет для «МД»: какой-то ловкий проходимец скупает крепостных, уже умерших, но по бумагам числившихся живыми, затем закладывает их в ломбард и таким способом приобретает крупный капитал. Г. начал писать без определенного плана, увлекшись возможностью постранствовать со своим героем по России, изобразить множество забавных лиц и смешных явлений.

«Дон Кихот» Сервантеса или «Жиль Блаза» Лесажа. Но под влиянием духовного перелома, происшедшего в нем во время написания этого произведения, характер романа постепенно стал меняться. Из авантюрной новеллы «МД» превращаются в громадную поэму в 3-х томах, в русскую «Божественную комедию», первая часть которой должна соответствовать «Аду», вторая – «Чистилищу», третья – «Раю». Сначала – темные явления русской жизни, пошлые, тупые, порочные «мертвые души», потом постепенное наступление рассвета: в отрывках незаконченного второго тома встречаются уже лица «добродетельные»: идеальный хозяин Костанжогло, идеальная девушка Уленька, мудрый старец Муразов, проповедовавший о «благоденствии душевного имущества»; наконец, в задуманном, но не написанном третьем томе – полное торжество света.

Г. пламенно верил в духовную красоту России, в нравственные сокровища русского народа – и его терзали упреки критиков, утверждавших, что он способен изобразить только низменное и уродливое. Как жаждал он возвеличить свою Родину!

Г. не хотел своим произведением развлекать читателя, он поучал его и обращал к Богу. От этого внутреннего конфликта Г. погиб, так и не закончив своей поэмы.

Первый том «МД» заканчивается поспешным отъездом главного героя – Чичикова – из губернского города.

В сохранившихся главах второго тома странствия Чич. продолжаются, появляются новые «типы»: толстяк-обжора Петр Петрович Петух, бравый вояка Петрищев, ленивый и мечтательный «байбак» Тентетников. Юмор автора заметно ослабевает, творческие силы его угасают. Художника часто заслоняет теперь моралист-проповедник. Неудовлетворенный своим трудом, г. перед смертью сжег второй том. Это произошло в Москве, где Г., не имевший собственного пристанища, поселился в доме своего давнего знакомого графа А.А.Толстого, человека, чьи религиозно-мистические увлечения граничили с изуверством. Несмотря на продолжавшийся кризис, Г. поначалу находил в себе силы для создания очередного варианта второго тома «МД». Но писатель, захваченный осуществлением новых творческих замыслов, был лишен здоровой творческой атмосферы.

В доме Толстого Г. оказался в окружении ханжей и лицемеров, постоянно стремящихся разбудить в нем решительные чувства, растравляя и без того надломанные последними переживаниями душу. Фанатичные церковники своими поучениями довели писателя до полного изнеможения.

Г. понимал, что снова попал в тупик, но стремление освободиться из-под влияния мракобесов ни к чему не привели. Он тяжело заболевает, и в один из затяжных приступов  болезни Г. сжигает почти все свои рукописи: в огне погиб и второй том «МД».

Словесная ткань «МД» необычайно сложна. Г. издевается над ранними красотами слога и стремится к точности и детальным записям действительности всех фактов. Он пересчитывает все пуговицы на платье своих героев, все прыщики на их лицах. Ничего не пропустит он – ни одного жеста, ни одной гримасы, ни одного подмигивания или покашливания. В этой нарочитой торжественности изображения мелочей, в этом пафосе возвеличивании ничтожества – его беспощадная ирония. Г. уничтожает своих героев смехом: Чич. надевает свой фрак «брусничного цвета с искрой» и клеймо пошлости уже навсегда ложится на его образ. Ирония и «натуральная живопись» превращают людей в манекены, вечно повторяющие все те же механические жесты, жизнь умерщвлена и разъята на бесчисленное множество бесчисленных мелочей. Воистину, страшное царство «мд»!

Но вот внезапно тон изменяется. Насмешливый прозаик уступает место восторженному поэту, прерывается педантически-подробное описание пошлых лиц и убогих вещей и разливается поток вдохновенной лирики. Автор умышленно вспоминает свою юность, взволнованно говорит о волшебном назначении писателя и с исступленной любовью простирает руки к Родине. На фоне холодной полемики и злой сатиры эти лирические взлеты поражают своей эпической поэзией.

Чич. выехал на своей бричке из города NN:тоскливо и уныло потянулись по сторонам дороги «версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, городишки, рябые шлагбаумы, гнилые мосты, поля неоглядные…». Перечисление это напоминает не сколько описание пейзажа, сколько инвентарь какой-то убогой рухляди, и вдруг: «Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу! Открыто-пустынно и ровно все в тебе; как точки, как значки неприятно торчат среди равнин невысокие твои города, ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? ... У, какая сверкающая, чудная, незнакомая земная даль! Русь!...».

Идейно-образное содержание «МД» определило жанровое своеобразие этого произведения. Работая над ним, Г. в письмах друзьям называет свое творение то романом, то поэтической поэмой. На сделанном по рисунку автора титульном листе первого издания на котором заглавием, характерным для плутовского романа – «Похождения Чичикова, или Мертвые Души» (первая часть заглавия была дана по требованию цензуры), - крупным шрифтом был выделен подзаголовок «Поэма». Это определение жанра «МД» вызвало много недоумений: слишком не похожа сатира Г. на то, что привыкли называть поэмой. Какой же смысл вкладывает автор в такое обозначение жанра своего произведения?

Прежде всего, наименование «МД» поэмой связано с неосуществленным замыслом Г.. Противопоставляя в начале седьмой главы 2 типа писателей: романтиков и сатириков, Г. своим призванием считал сатирическое изображение несовершенств в повседневной жизни. Однако, имея в виду обращения к положительным явлениям действительности, он мечтает о том времени, «когда иным ключом грозная вьюга вдохновения подымется из облеченной в святой ужас блистанье главы и почуют в смущенном трепете величественный гром других речей». Тогда-то «МД» из сатиры превращаются в поэму!

Но элементы поэмы, жанра «воспевающего», присутствуют и в первом томе «МД». Они связаны с тем утверждающим началом, которое выступает в поэме Г. наряду с началом отрицания. Обличая современное ему состояние Российского государства, Г. воспевает Русь в глубинных ее основах. Именно с этим и связаны лирические отступления.

Однако этим не исчерпывается наименование «МД» поэмой. В составленном Г. проспектом «Учебной книги словесности для русского юношества» (замысел этой книги возник, вероятно, в 40-х гг.) есть раздел «Меньшие роды эпопей», в которых определяется жанр, прописанный между романом и эпопеей. Определение этого жанра во многом соответствует особенностям «МД», и, по-видимому, строилось Г. на творческой основе своей поэмы. Героем такого «меньшего рода эпопей» бывает, по Г., «частное и невидное лицо», однако значительное во многих отношениях для наблюдателя души человеческой. Характер, интересный в социально-психологическом отношении – таков герой подобной эпопеи. Точно определяет г. и особенности ее сюжета: «Автор ведет его [героя] жизнь сквозь цепь приключений и перемен, дабы представить с тем вместе вживе верную характеристику всего значительного в нравах и чертах взятого им времени… картину недостатков, пороков, злоупотреблений…». Из этого следует, что сюжет малой эпопеи должен служить правдиво-критическому отображении. Эпохи. В качестве примера Г. называет «Неистового Роланда» Ариосто и «Дон Кихота» Сервантеса (он посмеялся над охотой к приключениям, сохраняющимся у некоторых людей вопреки изменившемуся веку). Оба произведения проникнуты значительной мыслю и могут быть названы «эпопеей малого рода», несмотря на шутливый тон, на легкость и даже на то, что одно из них писалось в прозе. С историческо-литературной т.з. это отнесение неправильно, но законно стремление г. найти исторические аналогии для задуманного им произведения широкой значительной формы.

Однако, будучи эпопеей «малого рода», «МД» заключают в себе и все важные признаки социального романа, в котором на первый план  выносятся общественные отношения и характеры, а личные интриги занимают подчиненное место. В «МД» любовный сюжет (Чич. и губернаторская дочь) смещается на задний план, что дало возможность Белинскому отграничить произведение Г. от романов в обычном его понимании. Внешне напоминая авантюрный роман, который строится на смене встреч и приключений героя, «МД» отличны от него по существу: похождения Чич. служат средством раскрывания типических характеров в типических обстоятельствах.

Но каково бы ни было жанровое определение «МД», это произведение – великий образец сатиры как обличения посредством осмеяния, выдающееся явление в истории русской и мировой сатиры.

Являясь высшей ступенью в развитии гоголевского реализма, «МД» завершили собой и развитие художественного языка Г. Все стилистические достижения великого реалиста-сатирика находят здесь концентрированное выражение. Принцип критического реализма определял в «МД» и диалогическую речь, и стиль авторского повествования. Богатства речевых средств, разработанных Г.- сатириком, настолько велики, что обозреть их сколько-нибудь полно не предоставляется возможным. Ограничимся некоторыми примерами.

Диалогическая речь, занимающая в «МД» большое место, с предметным реализмом и законченной характеристикой выбирает художественную форму «лепки» образов, дополняя портреты и характеристики персонажей. Но Г. – сатирик, и это побуждает его использовать речь персонажей как одно из средств его сатирического осмеяния. Такова, например, сентиментально-слащавая речь Манилова, которая обличает его пустопорожнюю мечтательность и пересахаренную «приятность». То же и с другими персонажами.

Комизм в авторской речи создается нередко у Г. тем же противоречием выражения и выраженного, которое мы отмечаем как один из приемов индивидуализации речи персонажей. «…Один из священнодействующих, тут же находящихся, - пишет автор о губернских чиновниках, - приносящий с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и дивно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора, прислуживался нашим приятелям, как некогда Вергилий прислуживался Данту». Словами и выражениями «высокого» стиля Г. иронично рисует порядки губернского управления. Здесь же мы наблюдаем и характерный для Г. прием такого расположения слов в предложении, при котором в непосредственной близости оказывается понятия, не имеющие между собой смысловой связи. Чиновник – так вытекает из порядка слов у Гоголя – получает повышение по службе за то, что продрал локти, а не за то, что усердно служил правосудию.

Пародирует Г. и салонно-дворянский жаргон, который любят использовать некоторые его персонажи. Таков знаменитый разговор двух дам города N, они, гнушаясь общеупотребительными словами «облегают свой нос» (высмаркиваясь), «скандальезу наделали ужасного».

Беспощадной насмешкой над дворянскими персонажами звучат у Г. просторечные слова и выражения: «нарежется в буфете таким образом, что только смеется» (о Ноздреве); «нагадит так, как простой коллежский регистратор», «Собакевич в четверть часа доехал его (осетра) всего».

Идейно-художественной задаче сатиры подчинены у Г. изобразительные средства. Смелый и неистовый в своих сравнениях, Г. обычно «снижает» изображаемое лицо или явление (в отличие от романтически возвышенных сравнений). Таково, например, последнее сравнение Собакевича с медведем, или сравнение правителя канцелярии с орлом, пока «он сидит среди своих подчиненных» и куропаткой, когда он «приближается к кабинету своего начальника». Характерную особенность гоголевского стиля составляют развернутые сравнения, рисующие целую картину, которая напоминает изображаемое явление. Так, у Плюшкина «маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-за высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, настороже ухо и моргая усом, они высматривают, не затерялся ли где кот или шалун-мальчишка и нюхают воздух».

Переходя от романтического стиля к реалистическому, Г. гораздо реже пользоваться метафорической речью и при этом при самой характеристике образов подчиняет их все той же функции создания комизма (собаки «доложили» о Чич., партнеры игры по картам «задавали передрыжку» густым бакам Ноздрева, «целый потоп перьев»). В метафорах Г. любил использовать каламбур. У Ноздрева «игра весьма часто оканчивается совсем другой игрою». Много гипербол: «невиданный земле чепец», «храп неслыханной густоты», «может быть, от самого создания света не было использовано столько времени на туалет».

Отметим и выразительное средство художественного синтаксиса Г. Примером может быть перечисление вещей, который Ноздрев покупал на ярмарке без разбору. По Виноградову, Г. внедрил «прием несобственно-прямой речи», который внедряется в авторское повествование, раскрывая перед читателем помыслы и замыслы героев во всей свежести их непосредственного экспрессивного выражения. Так, тревожные ожидания Чич. по случаю назначения нового генерал-губернатора, Г. передает теми словами, которые используют они сами: «…пойдут переборки, распеканья, взбутетениванья и всякие должностные похлебки, которыми угощает начальник своих подчиненных».

Г. присуще и сложность синтаксических конструкций. Это вызвано детализацией изображения, которое составляло новаторскую особенность художественного метода Г.

Результатом был роман Г. – в стилистике наметилось заметное усиление национального колорита художественного языка, с одной стороны, и обогащение его элементами демократической речи – с другой. Примером вклада в общенациональный словарь РЯ может служить различные слова и обороты, образованные от имен гоголевских героев или явлений: маниловщина, хлестаковщина, плюшкины, собакевичи и т.д..

Скажем несколько слов о втором томе «МД». Случайно уцелевшие главы – одно из первых редакций того, что представляла бы из себя книга в ее окончательном варианте. Второй том был закончен в 1851 г.: автор читал его своим знакомым и предполагал печатать. Во втором томе он пытался дать ответы на вопросы о дальнейшем пути развития России, но его ответ (судя по той редакции, которая сохранилась) оказался ошибочным.

И тем не менее, Г. размышлял в правильном направлении – он думал о развитии России. Просто дело в том, что писателю еще не была ясна связь обличаемых ими явлений с «общею обстановкой нашей жизни» (Герцен). И в этом есть основной недостаток мировоззрения Г.

В России того времени не все «обстояло благополучно, как писалось в государственных рапортах. Это хорошо знали и решились сказать благородные и энергичные люди, желавшие, чтобы жизнь нашла свое отражение в печатном слове всеми своими сторонами, хорошими и худыми, и всеми стремлениями, близкими и далекими. Изображением этих сторон является Г.» - писал Добролюбов.

«МД» можно по праву отнести к тем произведениям русской литературы, которые служили делу освобождения России от крепостничества и самодержавия. Значение творчества Г. не сводится к возможности использования и создания образов и явлений, далеко вышедшим за пределы николаевской России, широко известно влияние русской сатиры на зарубежных писателей. Значение гоголевского творчества определятся новизной и своеобразием того вклада, который был внесен великим национальным художником слова в сокровищницу мирового искусства.

ТЕМА  4.

ОСНОВНЫЕ  МОТИВЫ  ЛИРИКИ  А.С.ПУШКИНА.

Пушкинскую  лирику (как  и  лирику  вообще)  классифицируют  тематически  и  жанрово. Тематически  лирику  подразделяют  на:

-гражданскую

-патриотическую

-любовную

-философскую.

Иногда  лирику  как  выражение  личных  чувств  и  переживаний  противопоставляют  гражданским  стихам,  затрагивающим  общие  темы. Тематически  репертуар  лирики  часто  классифицируют  конкретно,  говоря  о  теме  поэта  и  поэзии, теме  родины,  дружбы  и  др.

Основные  лирические  жанры – ода,  сатира,  элегия,  эпиграмма,  послание. Тематический  подход  позволяет  объединять  стихотворения  разных  лет  и  разных  поэтов,  устанавливается  между  ними  связь  и  отличия.  Но  тема  по-разному  может  быть  развернута  в  лирическом  произведении:  гражданская  тема  решена  восторженно  или  сатирически,  любовь – прославляется  или  отрицается.  Кроме  того,  современная  поэзия  отражается  многообразием  тем,  сочетанием  их  в  одном  произведении.

Жанровое  разграничение  тоже  было  распространено,  главным  образом,  на  ранних  этапах  развития  литературы.  Позднее  и  жанры  стали  смешиваться,  исчезать.  Поэтому  с  середины  ХIХ в  начали  говорить о   лирическом  стихотворении   как  о  некой  лирической  форме,  заменяющей  и  отменяющей  прежние  жанры  оды  и  элегии.

Но  на  самом  деле  свойства  прежних  жанров  сохранились  и  в  позднейшей  литературе. Читая  лирику  нового  времени,  мы  настраиваемся  на  определенную  волну,  которая  лежала  в  основе  лирического  жанра.  Увидеть,  понять  ее,  значит  правильно  прочесть  стихотворение.

Творчество  П.  в  этом  смысле  было  переломным. П.  совершает  переход  от  привычных  жанров мышления  к  более  сложным  литературным  формам.

П.-лирик  проделал  быструю  эволюцию.  Опираясь  на  классицистическую  систему  жанров (первые  П.  сборники  строились  по  жанровому  принципу),  сочиняя  оды  в  духе  классицизма («Вольность» 1817),  быстро  освоив  жанры  параллельной  легкой  поэзии (элегии,  послания  эпиграммы),  П.  уже  в  начале  20-х  гг.  становится  первым  поэтом  русского  романтизма,  быстро  и  оригинально  усвоив  опыт  европейской  поэзии,  прежде  всего – Байрона.

Открывающее  южный  период  творчества  стихотворение  «Погасло  дневное  светило…» (1820г),  поэт  предполагал    сопроводить  его  эпиграфом  из  Б.,  давая,  т. о., ориентир  для  понимания.

Стихи  были  написаны  в  ночь  с  18  на  19  августа  по  пути  из  Феодосии  в  Гурзуф. Реальный  факт  своей  биографии  п.  превратил  в  жанровый  образец:  романтическую  элегию.

Элегия  воспроизводит  целый  комплекс  распространенных  романтических  тем  и  мотивов.  Начинается  с  нейтрального  стихотворения-заставки:

Погасло  дневное  светило;

На  море  синее  вечерний  пал  туман.

Шуми,  шуми,  послушное  ветрило,

Волнуйся  предо  мной,  угрюмый  океан.

Первое  двустишие  повторяется  еще  дважды,  образуя  композиционное  кольцо.  Ночной  морской  пейзаж  лишен  контрастности.  Но  перифразы  солнце – дневное  светило,  парус – послушное  ветрило  и  эмоциональные  эпитеты (море – синий  океан)  создают  представление  о  загадочном,  таинственном  месте,  которое  можно  воспроизводить  и  символически – океан  житейский.

Второй  стих – парафраз  народной  песни: «Уж  как  пал  туман  во  сине  море,  А  злодей-тоска  во  ретивое  сердце». Этой  скрытой  цитатой  начинается  разработка  основного  мотива  стихотворения:

Я  вижу  берег  отдаленный,

Земли  полуденной  волшебные  края;

С  волнением  и  тоской  туда  стремлюся  я,

Воспоминаньем  унесенный..

И  чувствую:  в  очах  родились  слезы  вновь;

Душа  кипит  и  замирает…

Поводы  воспоминаний,  реализуемые  во  множестве  метафор,  связываются  к  двум  главным  темам:  любви («я  вспоминаю  прежних  лет  безумную  любовь» и т. д.)  и  искусству  («Где  музы  нежные  мне  тайно  улыбались»).

Прошлое  предстает  в  ореоле  счастья  и  надежд,  обернувшиеся  бурными  разочарованиями  («Желаний  и  надежд  томительный  обман»),  но  забыть  прошлое,  но  забыться  на  какое-то  время  позволяет  лишь  море  и  движение  корабля.  В  последний  раз  повторение  некоторых  деталей  приобретает  новый  смысл.  Обращение  к  стихии  теперь  наполняется  горькой  памятью  о  прошлом.  Тема  элегии  приобретает  теперь  законченное  разрешение.

Романтический  характер  имеют и  многие  другие  П. стихотворения  20-х  гг.  Романтики  много  странствуют  не  только  в  пространстве,  но  и  во  времени.  ИСТОРИЗМ,  как  и  ПСИХОЛОГИЗМ,  был  одним  из  главных  открытий  романтизма.  В  «Подражании  Корану» (1825)  П.  пытается  воспроизвести  своеобразие  восточного,  мусульманского  мировосприятия,  фатализм,  отношение  к  женщине,  понимание  природы  и  мира.  Пятый  стих  цикла  начинается  с  энергичного  космологического  утверждения:

Земля  недвижна – неба  своды,

Творец,  подержаны  тобой,

Да  не  падут  на  сушь  и  воды

И  не  подавят  нас  с  тобой.

Такую  же  смелую  поэзию, игру  со  временем,  представляет  последнее  стихотворение  цикла: «И  путник  усталый  на  Бога  роптал...».  Усталый,  бредущий  по  пустыне  путник  наконец  обнаруживает  оазис,  утомляет  жажду  и  сладко засыпает.

И  лег,  и  заснул  близ  верной  ослицы –

И  многие  годы  под  ним  протекли

По  воле  владыки  небес  и  земли.

После  пробуждения  из  диалога  с  неведомым  голосом (это,  конечно,  Бог),  выясняется,  что  он  проспал  целую  жизнь.

Но  голос: «О,  путник,  ты  долее  спал;

Взгляни:  лег  ты  молод,  а  старцем  восстал;

Уж  пальма  истлела,  а  кладезь  холодный

Иссяк  и  засохнул  в  пустыне  безводной,

Давно  занесенный  песками  степей;

И  кости  белеют  ослицы  твоей».

Но  Бог  отзывается  на  горе  несчастного  «мгновенного  старика» (пушкинский  оксюморон)  и  свершает  чудо: «минувшее  в  новой  красе  оживилось». Путник  возвращается  в  ту  же  самую точку  пространства  и  времени  и  продолжает  свое  движение.

И  чувствует  путник  и  силу,  и  радость,

В  крови  заиграла  воскресшая  младость;

Святые  восторги  исполнили  грудь:

И  с  Богом  он  дале  пускается  в  путь.

Подобно  «Погасло…» - образец  романтической  элегии,  «И  путник…» - замечательное  осуществление  жанра  романтической  баллады:  местный  колорит,  необычная  фабула,  элементы  чудесного.

Во  второй  половине  20-х  гг.  П.  уходит  от  романтизма.  «БГ», работа  над   «ЕО»  были  важными шагами  к  поэзии  действительности,  к  тому  методу  изображения,  который  позднее  стали  называть  реализмом.

Аналогичные  изменения  происходят  и  в  лирике.  На  смену  экзотическому  пейзажу  приходят  конкретные  описания  Михайловского  или  других  мест,  где  оказывается  поэт. Загадочный  облик  лирического  героя  проясняется,  насыщаются  обстоятельствами  личной  жизни.

Четкое  жанровое  мышление  исчезает.  С  середины  20-х  гг.  поэт  располагает  стихи  в  сборниках  не  по  жанрам,  а  по  хронологии, превращая  его  в   лирический  дневник,  летопись  жизни  современного  человека. П.  реабилитирует  реальность  во  всех  аспектах,  отменяя  противопоставление  «высокого» и  «низкого»,  открывая  в  окружающей  реальности  множество  новых  тем  и  предметов  поэтического  изображения.

В  стихотворении  «…Вновь  я  посетил…» (1855)  поэтический  язык  кардинально  меняется.  На  смену  поэтической  условности  и  метафорической  обобщенности  приходит  сугубая  конкретность  образа  и  поэтического  размышления. «уголок  земли,  где  я  провел / изгнанником  два  года  незаметных»,  «опальный  домик», «холм  лесистый»,  «озеро»  и  многие  другие  предметы  и  детали  ясно  говорят  о  Михайловском.

Три  сосны,  «младая  роща»,  послужившие  основой  для  главной  мысли  элегии,  настолько  убедительно  вписаны  в пейзаж  окружающего  Михайловского,  что  их  туристам  и  сейчас,  будто  эти  сосны – вечны.

В  романтической  элегии,  размышляя  о  возможности  смерти:  «И  пусть  у  гробового  входа / младая  жизнь  будет  играть, / И  равнодушная  природа / Красою  вечною  сиять».  В  поэзии  «михайловской»  элегии  этот  образ  конкретизируется,  вписывается  в пейзаж,  приобретает  очень  конкретный,  семейный  характер:

Здравствуй,  племя!

Младое,  незнакомое! не  я

Увижу  могучий  поздний  возраст,  

Когда  перерастешь  моих  знакомцев

И  старую  главу  их  заслонишь

От  глаз  прохожего. Но  пусть  мой  внук

Услышит  ваш  приветный  шум,  когда,

С  приятельской  беседы  возвращаясь,

Веселых  и  приятных  мыслей  полон,

Пройдет  он  мимо  вас  во  мраке  ночи

И  обо  мне  вспомянет.

Образ  «молодого  поколения»  создает  природу  и  человека.  Это  и  молодая  поросль  сосен,  и  потомки поэта,  которых  еще  нет.

Поэтическая  образность  и  метод  П.  лирики  меняется,  мысль  остается,  сохраняется  отношение  к  миру.

Поэма  «МВ»,  созданная  во  вторую  болдинскую  осень,  была  связана  с  обыгрыванием  жанра.  Роман  в  стихах  («ЕО»)  сменяется  также  стихотворной  петербургской  повестью.

Заглавие  и  подзаголовок  ориентируется  на  разных  персонажей  и  разные  стилистические  пласты,  разные  типы  художественной  речи.  Заглавие  «МВ» - «высокий стиль»,  традиция  поэмы-оды  18  века.  Подзаголовок  «петербургская  повесть» - воспоминание  о  прозаическом  бытописании  современной жизни  с  ироническим  оттенком,  представленным, например,  в «ПБ».

Но  начинается  П.  повествование  не  с  современности,  в  котором  существует  монумент  Фальконе  и  страшное  наводнение  1824г.  «Введение»  обращает  нас  к  истории,  где  вместо  памятника  был  ОН  император  Петр  I,  а  вместо  Петербурга – тонкий  финский  берег,  где  император  мечтает  город  «назло  надменному  соседу».

В  «МВ»,  в  отличие  от  «ЕО»  или  «Пиковой  дамы»  город  одним  из  главных,  если  не  самым  главным  героем  поэмы.

В  1828  П.  написал короткое  стихотворение,  первая  строфа   которого  может  служить  исходной  формулой,  подробно  развернутой  в  «МВ».

Город  пышный,  город  бедный,

Дух  неволи,  стройный  вид.

Свод  небес  зелено-бледный,

Скука,  холод  и  гранит.

Во  «вступлении» на  ограниченном  стихотворном  пространстве  П.  создает  поразительную  картину  почти  волшебного  создания  города  по  повелению  императора  на  совершенно  неподготовленном  для  этого  месте.

Первый  кадр:  ОН,  неназванный  император  Петр,  на  берегу  безымянной  реки.  Вокруг  мрачный  пейзаж:  убогие  избы,  бедный  челн  рыбака,  мшистые,  топкие  берега,  непроходимый  лес. Все  начальные  эпитеты (бедный,  мшистый,  топкий)  имеют  прозаический,  снижающий  характер. Переносы  придают  речи  бытовой,  описательный  характер.  Поэма,  следовательно,  начинается  как  бытовая  повесть  об  убогой,  но  естественной  жизни,  естественной, не  скованной  никакими  узами.

В  середине  первого  эпизода,  после  слов  «и  думал  он» - резкий  контраст  с  предыдущим  эпизодом.  Петр  мечтает  об  окне  в  Европу, прекрасном  городе  и т.д. мгновенно  исчезают  переносы. На  смену  бытовой  литературе  приходит  стилистика  оды.

«Природой  здесь нам  суждено» - мыслит  Петр.  Мечтает  построить  новый  город,  борясь с  природой,  которую  он  видит,  природой  как данностью,  но  опираясь, как на  идею,  на  природу  вещей.

Со  слов  «прошло  уж  много  лет» - новый  композиционный  фрагмент,  бросок  через  столетие.  Юный  град  предстает  как  осуществленная  мечта Петра:

И  перед  младшею  сестрицей

  Померкла старая  Москва,

Как  перед  новою  царицей

Порфироносная  вдова.

Далее  в  описании  города появляется  личная интонация. Четыре  ограниченных  периода ( анафорическое  слово  люблю)  дают  четыре  картины  Пб:

- город  белых  ночей;

- зимний  Пб;

- Пб  военный,  нарядный;

- Пб  праздничный (  победа  над  врагом,  рождение  наследника  или  взлом  льда).

Последний  период  замыкает  композиционное  кольцо:  впереди – снова белые  ночи.

Все  четыре картины проникнуты  гармонией  и  красотой.  Пб  оказывается  прекрасным  в своей  архитектурной («Твой  строгий,  стройный  вид»),  культурной («И  блеск,  и  шум,  и  говор  балов»)  и государственной («Люблю,  военная  столица/  Твоей  твердыни  дым и  гром»).

Но  после  такого  взлета  следует  стилистический  и  эмоциональный  слом.  В  самом  конце  вводится  новая  тема:

Была  ужасная  пора,  

О  ней  свежо  воспоминанье…

Об  ней,  друзья  мои,  для  вас

Начну  свое  повествованье.

Печален  будет  мой  рассказ.

Эпитеты  ужасный,  печальный  настаивают  на  принципиально  иное  восприятие  последующих  событий.  Героическая  эпоха  осталась  в  прошлом.  Первая  часть  П.  поэмы  двучастна.  На  фоне  приближающегося  наводнения  рассказаны  биография  героя  и  его  мечты.  Потом – трагический  день,  ломающий  жизнь  Евгения.

Имя  персонажа  выбрано  не  случайно.  Но  этот  новый  Е.  человек  совсем  иного  культурного  уровня  и  духовных  устоев,  нежели  Онегин. Наш  герой

 Живет  в  Коломне:  где-то  служит,

Дичится  знатных  и  не  тужит

Ни  о  почиющей  родне,

Ни  о  забытой  старине.

Ему  не  до  хандры,  не  до  онегинских  скитаний  и  духовных  проблем.  Он  живет  в  ином  мире.

О  чем  же  думал  он? о  том,

Что  был  он  беден,  что  трудом

Он  должен  был  себе  доставить

И  независимость,  и  честь…

Им,  в  сущности,  владеет  одна  мечта – о  семейной  жизни,  спокойном счастье  со  своей  Парашей (простонародное  имя  тоже  не  случайно).

Уж  кое-как  себе  устрою

Приют  смиренный  и  простой

И  в  нем  Парашу  успокою.

Пройдет,  быть  может,  год-другой –

Местечко  получу,  Параше

Препоручу  семейство  наше

и  воспитание  ребят…

мечте  этой  был  не  чужд  сам  поэт.  Подруга,  семья,  религия,  смерть – вот  основные  аспекты  Е.  Новый  Е. – маленький  человек  в  полном  смысле  этого  слова.  Его  скромная  мечта  о  счастье  с  Парашей  рушится  в один  день.

Наводнение  изображено  сначала  незаметно  подкрадывающимся  к  жителям  Пб. Вода  прибывает,  Нева  мечется  как больной,  народ  поначалу  с  любопытством  глазеет  на  происходящее,  и  вдруг:

И  вдруг,  как  зверь  остервеняясь,

На  город  кинулась.  Пред  нею

Все  побежало,  все  вокруг

Вдруг  опустело – воды  вдруг

Втекли  в  подземные  подвалы,

К  решеткам  хлынули  каналы,

И  всплыл  Петрополь,  как  Тритон,

По  пояс  в  воду  погружен.

Опять  высокая  интонация!  Прозаичный  ПЕТРОГРАД  в  начале  этой  части  превращается  в  кульминации  в  поэтически  высокий  ПЕТРОПОЛЬ.

В  прозаическом  предисловии  П.  писал:  «Происшествие,  описанное  в  сей  повести,  основано  на  истине.  Подробности  заимствованы  из  тогдашних  журналов».  Действительно,  отдельные  детали (плывущие  по  волнам  лодки,  вышедший  на  балкон  царь)  П.  заимствует  из  газет  и  преданий.  Но  в  ключевом  эпизоде  образуется  универсальная  символическая  природа  главного  образа  «МВ».  Наводнение - не  просто  природный  катаклизм,  оно – символ  восставшей  природы  против  сооруженного  на  хляби  города.  Созданный  державной  волей,  покорив  природу,  город  теперь  несет  страдания  и  гибель  своим  жителям.  И  здесь  не  просто  природный  катаклизм,  а  апокалипсис,  конец  света.

Обломки  хижин,  бревен,  кровли,

Товар  запасливой  торговли,

Пожитки бледной  нищеты,

Грозой  снесенные  мосты,

Гроба  с  размытого  кладбища

Плывут  по  улицам!

Народ

Зрит  божий  гнев  и  казни  ждет.

Увы!  Все  гибнет:  кров  и  пища!

Спасающийся  от  стихии  на  каменном  льве  дворцового  подъезда,  Е.  уже  догадывается  о  судьбе  своей  любимой  и  вдруг  превращается  в  философа,  библейского  Иова,  задающего  безответные  вопросы,  также  обращенные  к  небесам:

Почти  у  самого  залива –

Забор  некрашеный  да  ива

И  ветхий домик,  там  оне,

Вдова  и  дочь,  его  Параша,

Его  мечта… или  во  сне

Он  это  видит?  Иль  вся  наша

И  жизнь  всего  лишь  звук  пустой,

насмешка  неба  над  землей?

И  здесь,  в  этот  решающий  момент  в  поле  его  зрения  впервые  попадает  Петр-памятник:

И,  обращен  к  нему  спиною,

В  неколебимой  вышине,

Над  возмущенною  Невою

Стоит  с  простертою  рукою

Кумир  на  бронзовом  коне.

И  образ,  и  положение (спиной) отзовутся  в  дальнейшем  развитии  действия.

Вторая  часть  поэмы  тоже  многосоставна.  Четыре   ее  кадра – эпизода  и  продолжают  сюжетную  линию  петербургской  повести  и  формируют  символический  сюжет,  доводя  его  до  кульминации  и  развязки.

Е.  с  большим  трудом  добирается  до  знакомого  дома  и  видит  то,  что  уже  предчувствовал:  гибель  любимой  девушки  и  ее  матери.  Фоном  для  этой  трагедии  выступает  не  только  горе  других  людей,  но  и  восстановление  прежней  жизни,  в  которой  каждый  преследует  свои  цели:  перевозчик  беззаботный  везет  нашего  героя  через  все  еще  бушующую  реку;  на  следующий  день  чиновники,  привычно  идущие  на  службу;  «торгаш  отважный»,  собирающийся  возместить  свои  убытки  на  ближнем;  а  граф  Хвостов  уже  сочиняет  стихи  о  «несчастье  невских  берегов».

Второй  эпизод – описание  сумасшествия  героя – завершает  бытовой  сюжет.  МЧ  не  выдержал  свалившихся  на  него  испытаний: «И  так  он  свой  несчастный  век / Влачил,  ни  зверь,  ни  человек».

Здесь  вступает  в  силу  иная,  символическая  фабула.  После  обобщающего  описания  жизни  бедного  Е.  в  поэме  снова   появляется  крупный  план,  описание  одного  дня,  точнее,  вечера  и  ночи.  В  ночной  тьме,  в  такую  же  ненастную  и  дождливую  погоду (верно,  через  год)  Е.  оказался  на  том  же  месте,  где  его  застало  наводнение,  и  кажется,  находит виновника  всех  своих  несчастий:

Глаза  подернулись  туманом,

По  сердцу  пламень  пробежал,

Вскипела  кровь. Он  мрачен  стал

Пред  горделивым  истуканом

И,  зубы,  стиснув,  пальцы  сжав,

Как  обуянный  силой  черной,

«Добро,  строитель  чудотворный! –

Шепнул  он,  злобно  задрожав, -

Ужо  тебе!..»

Эта  угроза – кульминация  философского  сюжета  поэмы. Может  возникнуть  вопрос,  почему  Е.  обращается  с  угрозой  к  МВ,  ведь  Параша  погибла  во  время  наводнения.  На  него  возможен  один  ответ:  угрожая  «строителю  чудотворному»,  Е.  возлагает  на  него  ответственность  за  город,  построенный  в  неподходящем месте.

Но  не  надо  забывать,  что  сюжет  этот  принадлежит  уже  и  к  сюжету  философской,  эпической  поэмы (не  только  к  петербургской  повести),  в  которой  возникает  собственная  логика.  МВ  здесь – символическое  возникновение  государства.  Е. – простой,  частный  человек.  Его  сумасшествие, в  бытовом  сюжете  объяснимое  пережитым  потрясением,  в  сюжете  философском  оборачивается  высоким  безумием  человека,  восставшего  против  существующего  порядка  вещей,  против  несправедливости  мира.

Таким  образом,  в  поэзии  два  бунта.  Природа  против  цивилизации.  Е. – социальный  бунт,  попытка  МЧ,  оказавшегося  на  дороге  истории, отстоять  свои права.  Символический  план поэмы  отчетливо  проявляется  в  стихах,  предшествующих  непосредственно  этой  сцене.  Автор-повествователь  сразу  же  проясняет  символику  памятника  и  вот  этой  сцены:

Ужасен  он  в  окрестной  мгле!

Какая  дума  на  челе!

Какая  сила  в  нем  сокрыта!

А  в  сем  коне  какой  огонь!

Куда  ты  скачешь,  гордый  конь,

И  где  опустишь  ты  копыта?

О,  мощный  властелин  судьбы!

На  высоте,  уздой  железной

Россию  поднял  на  дыбы?

Здесь  речь  идет  не  об  этой  ночи,  а  обо  всем  периоде «петровском»  в  истории.  Россия,  поднятая  железной  уздой  над  самой  бездной,  мчится  в  неведомое  будущее.  Но  под  копытами  гибнут  обыкновенные  люди.

Дальнейшее  повествование  окончательно  переходит  в  символический  план.  То  ли  в  воображении  героя,  то  ли  в  фантастической  реальности  второго,  символического  сюжета  всадник  начинает  погоню  за  бедным  Е. В этой  сцене,  как  и в  описании  Петра  в  начале  поэмы,  происходит  возрождение  к  одической  традиции  18  века;  исчезают  переносы,  появляется  торжественная,  высокая  лексика:

И  он  по площади  пустой

Бежит  и  слышит  за  собой –

Как  будто  грома  грохотанье –

Тяжело-звонкое  скаканье

По  потрясенной  мостовой.

И,  озарен  луною  бледной,

Прстерши  руку  в  вышине,  

За  ним  несется  всадник медный

на  звонко-скачущем  коне…

бунт  Е.  оказывается  кратковременным.  После  этой  ночи  он  смиряется  с  горделивым истуканом,  возвращается  от  высокого  безумия  к  тихому  помешательству  и  умирает  там  же,  на взморье,  среди  пейзажа,  напоминающего  о  бедной  Параше.  В этом  последнем  эпизоде  снова  происходит  возвращение  к  литературе  и  стилистике  петровской  повести  с  ее  бытовой  лексикой  и обилием  переносов.

Кроме  того,  последний эпизод  образует  в  поэме  композиционное  кольцо.  ЧЕРНЕЛИ  ИЗБЫ  тут  и  там,  когда  Петр  стоял  на БЕРЕГУ  ПУСТЫННЫХ ВОЛН.  Их  снесли,  чтобы  построить великий  и  прекрасный  императорский  город,  но  бунт  неукрощенной  природы  привел  к  гибели  Параши. А  бедный  Е.  умирает  на  пороге  ДОМИШКИ  ВЕТХОГО,  он  очень  похож  на  приют  грубого  чухонца.  Герой – далекий  потомок  этого  чухонца.  Колесница  российской  государственности  оттеснила  этих  людей  куда-то  на  обочины  жизни.  Но  они  не  исчезли,  а  живут  и  мечтают  о  своем маленьком счастье.

Разделенный  временем  и безумной социальной  дистанцией,  в  символическом  мире  поэмы  МВ,  воплощение  истории  и  государственности  и  бедный  Е., символ  частной  жизни,  оказываются  соизмеримы,  равны  друг  другу.  П.  видит  за  каждым  из  них  свою  правду  и  не  выбирает  чью-либо сторону,  а  сопоставляет  их,  изображает  их  драматическое  сосуществование. «Так  стоят  они вечно  друг  против  друга – малый  и  великий.  Кто  сильнее?  Кто  победит?  Никогда  в  РЛ  два  лирических  начала  не  таком  странном  столкновении» - утверждал  Д.С.Мережковский.

П.  поэма  оказалась  одной  из  вершин  его  творчества.  В  ней  был  подведен  итог  традиции  высшей  поэзии  18  века.  В  поэме  был  дорисован  образ  МЧ.  Он  стал  одним  из  главных  в  РЛ  века  19,  и  приобрел,  в  конце  концов,  мировое  значение.    П.  создал  в  поэме  последний  образ  «светлого  Пб»,  ГОРОДА  ПЫШНОГО.  Его  наследники,  Гоголь,  Достоевский,  Блок  начали  изображать  главным  образом  ГОРОД  БЕДНЫЙ,  город  мрачный.  МВ,  созданный  в  слове,  стал  таким  же  символом  города,  как  и бронзовый  монумент  Фальконе.    

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ Н.В.ГОГОЛЯ. ГОРОД ДВОЙНОГО БЫТИЯ. «НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ».

Как мы помним, осуществление высоких юношеских идеалов Г. неизменно связаны с СПб – молодой северной столицей, центром культурной и политической жизни страны. В декабре 1828 года он, вместе со своим другом А.С.Данилевским, приехал в Пб.

Столица неласково встретила восторженного юношу. В короткое время были развеяны радужные надежды, связанные с Пб жизнью и государственной службой. Будущий писатель познал всю горечь лишений, нужду, холод и голод. Небольшая каморка, в которой он поселился, находилась под самой крышей большого доходного дома, но и это жилище Пб бедняков было ему не по карману.

  Николаевский Пб – средоточие сановной бюрократии, тупой военщины и канцелярского аппарата – произвел на Г. гнетущее впечатление. «Тишина в нем необыкновенная, никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют о департаментах да коллегиях, все подавлены, все погрязло в бездарных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их», - сообщает он матери. Такова была неприглядная картина столичной действительности, с отвратительными сторонами, с которыми так близко пришлось столкнуться Г. уже в первые месяцы пребывания в Пб.

И совсем рядом с этой бедностью процветала богатая, расточительная жизнь, был Невский.

«Какая быстрая совершается на нем фантасмагория в течение одного только дня!». Но внешний блеск Невского не мог скрыть трагическую безысходность людей, обитавших в Пб.

Повесть «НП» была написана вскоре после «Медного всадника» (с пушкинской поэмой Г. познакомился еще в рукописи). Потом она вошла в сборник «Повести» (1842г.). Пять произведений из 7, входивших в этот сборник, объединены местом действия. Поэтому они вскоре получили общее заглавие «ПП», встав тем самым в ряд созданных самим писателем сборников-циклов «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород». Эти книги образовали своеобразную трилогию.

ПП переносят многие конфликты прежних гоголевских повестей на столичную, городскую почву и соединяют эти противоположности в рамках одного сюжета и сюжетного стиля. «НП» - первая повесть, эпиграф нового цикла. Продолжают его «Нос», «Портрет», «Шинель», и «ЗС».

Композиция повести трехчастная. Истории двух приятелей, художника Пискарева и поручика Пирогова, предваряется приобретающей самостоятельное значение и занимающее большое место в экспозиции, описанием главного, вынесенного в заглавие героя: НП.

Кто это говорит? В отличие от «Вечеров…», в «НП» отсутствует названный по имени рассказчик. Но это и не безличное повествование от 3-го лица. Здесь ведет рассказ повествователь, который, в отличие, например,  от образа автора в «ЕО», лишен биографии, но обладает собственным голосом и системой оценок.

Главным эмоциональным тоном повести является тон преувеличенной похвалы, постоянного удивления, безмерного восхищения, за которыми скрываются разные оттенки смеха, юмора, иронии, сарказма.

Главным стилистическим средством гоголевского повествования становятся большие предложения, периоды и огромные, иногда занимающие несколько страниц, абзацы.

Г. необычайно расширяет стилистический диапазон прозы, существенно усложняет теорию трех стилей. Высокая лексика, архаизмы и библеизмы; романтические формулы; разговорный язык образованного общества; профессионализмы, украинские диалектизмы, просторечная основа – все это стягивается в воронку гоголевского повествования.

В изображении НП гоголевский повествователь необычайно прост и в то же время необычайно изобретателен.

Сначала он объявляет главную мысль: НП – улица-красавица, всеобщая коммуникация Пб, а потом прослеживает, как реализуется это утверждение в течение одного дня: вот всемогущий НП рано утром, он же – в 12 часов дня, потом – от 2до3, с 4 часов, наконец – поздним вечером.

И в это четко разграниченное время суток втискивается так много народу, персонажей, попутных наблюдений и соображений, что повесть действительно создает образ густонаселенной столиц, разнообразного жизненного быта горожан.

Описание Пб в первой главе построены по принципу П., приближено к «ЕО» - мелькающие перед глазами путников разнообразные явления и предметы сохраняют, однако, свою отдельность, цельность, но позволяют чуть более пристально разглядеть персонажей.

Каждый герой, пусть очень коротко, охарактеризован эпитетом или предметной деталью, изображен с т. з. естественного наблюдателя.

«… с самого раннего утра весь Пб пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях…». «В 12 часов на НП делают набеги гувернантки всех наций со своими питомцами в батистовых воротничках». И дальше: «В это благословенное время от двух до трех пополудни, которое может назваться движущеюся столицею НП, проходят главные выставки всех прелестей человека. Один показывает идеальный сюртук с лучшим бобром, другой – греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая – пару хорошеньких глазок и очаровательную шляпку, пятый – перстень с талисманом на щегольском мизинце…».

А в предыдущих описаниях мы буквально видим и грязный сапог отставного солдата, башмачки молодой дамы, гремящую саблю прапорщика и 1000 шляпок и париков.

Повесть словно рассматривает толпу сквозь сильный бинокль, отчего многие детали в подобных описаниях Г. сильно преувеличены. Сюртук, перстень, нос изображены в одном масштабе, уравновешены между собой. Т.о., части тела человека или его наряда заменяют человека. Он превращается лишь в приспособление, рамку для демонстрации талии, бакенбардов или шляпки.  

История усов – биография: «Здесь вы встретите усы чудные, никаким пером, никакой кистью не изобразимые; усы, которым посвящена лучшая половина жизни – предмет долгих бдений во время дня и ночи, усы, на которые излились восхитительнейшие духи и ароматы, и которые умаслили все драгоценнейшие и редчайшие сорта помад, усы, которые заворачиваются на ночь веленевою бумагою, усы, к которым дышит самая трогательная привязанность их посессоров и которым завидуют прохожие».

 Экспрессия заключается в том, что из толпы повествователь вызывает двух приятелей: Пискарева и Пирогова. Оба увидели двух совершенно разных женщин, но обе женщины поразили их с одинаковой силой. Подстрекаемый  страстью Пирогов, дергает за рукав Пискарева, который в восторге говорит: «Видел, чудная, словно Перруджинова Бианка». Однако офицер, бывший искушен в данных вопросах, толкает своего наивного товарища вслед яркого плаща брюнетки: «Ступай, простофиля, прозеваешь! А я пойду за блондинкой».

Первая сюжетная линия, история Пискарева, начинается как история внезапно возникшей и поразившей любви с первого взгляда. Но он испытывает страшное потрясение. Женщина, которую он сравнивал с Мадонной, оказывается обитательницей публичного дома, глупой и пошлой, пустой и праздной.

Лишь в снах он удостаивается поэтических свиданий и возвышенных разговоров. Наконец сновидения сделались его жизнью, и с этого времени вся жизнь приняла странный оборот: он, можно сказать, спал наяву и бодрствовал во сне.

Пытаясь сохранить сны, Пискарев прибегает к приему опиума и приобретает новую надежду. «Если она изъявит чистое раскаяние и переменит жизнь свою, я женюсь на ней, … возвращу миру прекраснейшее его украшение».  Так Г. начинает тему спасения падшей женщины, которая будет постоянно повторяться в русской литературе: у Некрасова, Достоевского, Толстого, Гаршина.

Но этот «легкомысленный план» приводит Пискарева к окончательной катастрофе. Он не выдерживает второго объяснения, поражается пошлости своей внезапной избранницы и страшно кончает собой, перерезав горло бритвой. Художник гибнет от своего разочарования, а равнодушный мир даже не знает этого.

«Так погиб, жертва безумной страсти, бедный Пискарев, тихий и робкий, скромный, детски простодушный, носивший в себе искру таланта…». Были только казенные лица, по долгу службы засвидетельствовавшие смерть, квартальный надзиратель да городовой лекарь. И только старый солдат-сторож лишь рыдал, да и то, потому что выпил лишний штоф водки. И Пирогов не пришел, хотя и оказывал при жизни ему «свое высокое покровительство».

Вторая сюжетная линия, история поручика Пирогова, развертывается по законам пошлого, скверного анекдота. Хорошенькая блондинка оказывается женой немецкого жестянщика Шиллера. Пирогов, попытавшийся ухаживать за ней, был подвергнут унизительному наказанию.

В первоначальной редакции повести, которую Г. читал П., было: «Немцы с величайшим неистовством сорвали с него все платье. Гофман всей тяжестью сел ему на ноги. Кунц схватил за голову, а Шиллер, схватив в руки пук прутьев, служивших метлою. Я должен с прискорбием заметить, что поручик Пирогов был очень больно высечен». Кульминация этой сюжетной линии является не сама секуция (выражение П.), а реакция на нее героя, он строит планы страшной мести и даже думает жаловаться государю.  Но гнев и негодование быстро проходит после того, как он съедает в кондитерской 2 слоеных пирожка. А уже вечером, поражая дам, Пирогов танцует на балу.

Две человеческие судьбы противопоставляются Г. по принципу сходства и в то же время абсолютного контраста. Оба героя обманываются, но для Пискарева крушение его мечты оказывается трагедией, катастрофой. А для Пирогова, напротив, мгновенно забывшейся неприятностью.

«Мерзавцы блаженствует на свете! – восклицает Г.. В  «НП» блаженствуют бессовестные обыватели поручики Пироговы и гибнут восторженные, возвышенные Пискаревы. Фоном для этих судеб становится Пб, призрачный, контрастный НП. Начинается повесть, как мы помним, с восхищения «этой улицей». Повесть строится по принципу композиционного кольца: в конце повествования снова появляется со своим пышным слогом повествователь, но он уже не восхищенный наблюдатель, а грустный мыслитель. «Дивно устроен свет наш! – думал я, идя третьего дня по НП и приводя на память эти два происшествия. – Как странно, как непостижимо играет нами судьба наша! Получаем ли мы когда-нибудь то, что желаем? Достигаем ли того, к чему, кажется, нарочно приготовлены наши силы? Все происходит наоборот».

Далее следует несколько комичных, гротескных примеров, подтверждающих эту серьезную мысль: «… тому судьба дала двух прекрасных лошадей, и он равнодушно катается на них, вовсе не замечая их красоты, тогда как другой, которого сердце горит лишь лошадиной страстью, идет пешком и довольствуется только тем, что пощелкает языком, когда мимо него проводят рысака».

И кончается повесть страстным предупреждением и заклинанием, вырастающим из символического изобилия лживого, враждующего, дьявольского города: «О, не верьте Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нем, и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Все обман, все мечта, все не то, чем кажется!».

В финале повести, романтически закутавшись плащом, бредет по ночному НП маленький человек, собрат бедного Евгения. Он – один во враждующем мире, в котором гибнут художники-мечтатели, но живут-поживают пошляки-богачи.

В «МВ» П. начинает новый Пб текст. В «НП» Г. вписывает в него важные страницы.

Город пышный оказывается городом-призраком, одержимым демоном. Гоголевский герой лишь гуляет по НП, но живет в городе бедном, обитателем которого был Евгений из «МВ», а позднее станут персонажи Достоевского.

Призрачный, вымышленный, литературный Пб стал для писателей и читателей следующих поколений столь же реальным, как и Пб, придуманный Петром и построенный Растрелли и Росси.      

ТЕМА 10.

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ Н.В.ГОГОЛЯ. СОЦИАЛЬНЫЕ КОНТРАСТЫ «ШИНЕЛЬ».

В повестях об украинских помещиках проявилось своеобразие гоголевского таланта, угаданное П.: умение показать и пошлость пошлого человека. Те же черты художественного метода проявились и в повестях, намеченных в «Арабесках». Три художественных произведения, появившихся здесь, - «Портрет», «Записки сумасшедшего» и «Невский проспект» - Г., в отличие от других украинских повестей не объединяет общим заглавием, хотя они, бесспорно, образуют отдельный, особый цикл гоголевских повестей. Они включают в себя еще 2 произведения: повесть «Нос» и написанную уже значительно позже повесть «Шинель» (опубл. в 1842г). Все эти произведения объединяются общностью изображаемого предмета – большого города, Пб, столицы Российского государства. На этом основании этот цикл стали именовать петербургским. Единство цикла определяется не только предметом, но и содержанием повестей, их социальным смыслом, художественными особенностями, их местом в развитии гоголевского творчества. Отделенная от других ПП значительным промежутком времени и обогащенная опытом работы над «Р» и «МД», замечательная повесть «Ш» концентрирует в себе всю идейную и художественную силу гоголевских произведений о николаевском Пб.

Вообще желание Г. собрать в «Арабесках» воедино статьи и публикации их в одном сборнике с близкими по идейному смыслу художественными произведениями мотивировалось отнюдь не «самонадеянностью» их автора, как это пытались представить недоброжелательные критики из «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения». Это было вполне сознательное выступление Г. с утверждением прогрессивно-демократических воззрений на историю, литературу и искусство. Они перемежались с резко сатирической тенденцией Пб повестей с обличением пошлости бытия мира аристократов и чиновников.

С особенной силой эти мотивы ознаменовались в Гоголевских повестях «НП» и «П», где на трагической судьбе 2-х художников Пискарева и Чарткова – автор раскрыл всю низость, вопиющую несправедливость николаевской действительности, безжалостно растоптавшей «детски чистого» Пискарева и убившей Чарткова, променявшего свой талант на деньги.

«ПП» ознаменовали решительный поворот Г. на реалистические позиции,  к жгучим вопросам современности. В этих произведениях Г.- сатирик  выступал суровым судьей крепостнической системы  и ее полицейско-бюрократического аппарата. Говоря об этом повороте в творчестве художника, Герцен писал: «Под московским небом все в его душе становится мрачным, пасмурным, враждебным. Он продолжает смеяться, даже больше, чем прежде, но это другой смех. Он может обмануть лишь людей с очень черствым сердцем или слишком простодушных. Перейдя от своих казаков и малороссов к русским, Г. оставляет в стороне народ и принимается за двух его заклятых врагов: за чиновника и помещика».

Все вместе повести были собраны в третьем томе «Сочинений Николая Гоголя» (1842г), где писатель подчеркнул этим их идейную и тематическую целостность.

Белинский, который подходил оценке ПП Г. с той же позиции их сюжетного единства, писал: «Печать Пб видна на большей части его произведений не в том, конечно, смысле, чтоб он Петербургу обязан был своей манерою писать, но в том смысле, что он Пб обязан был многими типами созданных им характеров. Такие пьесы, как «НП», «Записки сумасшедшего», «Нос», «Шинель», «Женитьба», «Утро делового человека», «Разъезд», могли быть написаны человеком не только с огромным талантом, но и человеком, который при этом знает Пб не понаслышке».

Вслед за П. Г. воссоздал неповторимый образ современного ему Пб – города разительных контрастов пышных дворцов и заброшенных окраин, роскоши, безудержной расточительности и потрясающей бедности. Грубая сила, чванливое самодовольство и беззаконие власть имущих царствовали здесь над судьбами измученных нуждою малых бесправных людей.

Почти все герои ПП жили в той части города и в тех же домах, где некогда обитал Г. – бедный департаментский чиновник. Это был тот же самый район Сенного рынка, Гороховой и Мещанской улиц, Столярного переулка и Вознесенского проспекта, в котором жили мелкие ремесленники, канцелярские чиновники и пр. рабочий люд, чьим уделом являлись беспросветное прозябание, голод и холод.

Поздними зимним вечерами по этим пустынным и грязным улицам одинокому, беззащитному путнику было опасно и страшно прохаживаться. А совсем рядом с Пб трущобами находился блестящий НП – всеобщая народная коммуникация столицы. «Нет ничего лучше НП, - восклицал писатель в одной из повестей, - по крайней мере, в Пб; для него он составляет все, чем не блестит эта улица-красавица нашей столицы!...». Но внешний блеск Невского не мог скрыть трагическую безысходность людей, попавших в водоворот меркантильного города, где «все обман, все мечта, все не то, чем кажется!».

Но мгновение поверил в обманчивый блеск НП художник Пискарев – человек возвышенный и благородной души, и, потрясенный чудовищной ложью, крушением мечты о чистой, прекрасной любви, погиб наивный романтик. Но остался жить и был весьма доволен своей судьбой поручик Пирогов, самодовольный пошляк.

На НП из бедной ночлежки Васильевского острова переехал некогда обездоленный и уставший от тягот жизни неожиданно разбогатевший живописец Чартков. Модный художник продал свою кисть в угоду толстосумам. Ему казалось, что он достиг всего – славы, почета, богатства. Но это оказалось призрачным счастьем, ибо Чартков как художник утратил самое главное – бескорыстную веру в искусство, в его возвышенную и облагораживающую силу. Он стал посредственным ремесленником, для которого погоня за наживой являлось основной целью. И его, изнеженного художника, сломила неумолимая действительность.  

     Не менее трагична была судьба забитого Пб чиновника – героя Г. «Ш». У  ААБ, на которого «нестерпимо обрушивались все несчастья», «какие-то люди с усами» отняли новую шинель – единственную радость в его нескончаемо одинокой жизни. Он пытался искать справедливости, но чванливый, надменный генерал выгнал его вон. Убитый бесчеловечным надругательством над своим горем, Б. еле добрался домой, тяжело заболел и умер.

Такова была страшная правда жизни. Страдали и гибли с проклятиями на устах маленькие униженные люди, сходили с ума и ненавидели оскорбленные. Глухим, безучастным ко всему остается Пб, холодный и надменный. Мало кого в этом городе интересовала судьба бродящего по темным улицам безумного Поприщина. Издевательская несправедливость, унижения свели его с ума. Какою скорбью, безысходностью, болью за человека, его поруганную, оплеванную душу, веет от трагического образа несчастного чиновника – героя повести «Записки сумасшедшего». Страстный голос протеста самого Г. – обличителя и гуманиста – против социальной несправедливости раздается со страниц его повестей.

В повести «Нос» причудливый сюжет, в котором фантастическая канва о похождениях майорского носа сочетается с подлинными картинами Пб жизни и быта, воспроизвела историческую несообразность российской действительности с ее уродливым и несуразным, с т.з. здравого смысла, миром чиновничьей иерархии, казенного этикета, чинопочитания, ранжира и муштры.

ПП произвели большое впечатление на читателей. Они предопределили дальнейшее развитие русской реалистической литературы и оказали огромное влияние на современных и последующих писателей-реалистов – Тургенева, Достоевского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина и др.

Точное определение времени и последовательность создания «ПП» представляет большую трудность. По-видимому, работа над ними развивалась во второй половине 1833 и особенно в 1834 году, когда Г. переживает творческий подъем.

Мы знаем, что идейно-бюрократический дух столицы, социальные контрасты большого города, его «кипящая меркантильность» болезненно отозвались в душе мечтателя, приехавшего в Пб с благородными намерениями приносить пользу государству. Столкновение мечты и реальности  - один из основных мотивов ПП – переживалось болезненно, но это было необходимым моментом в идейно-художественном развитии писателя. «О, как отвратительна действительность! Что она против мечты?» - мог бы воскликнуть Г. со своими героями под впечатлениями от Пб.

ПП, повторимся, отличаются богатством социального содержания. Г. изображает человека в его служебной деятельности. Рисуя и «народонаселение Пб», писатель подходит к нему дифференцированно. Он внимательно всматривается в различные социальные категории жителей столичного города. Здесь и чиновники различных рангов, от высшей бюрократии до мелких служащих, и богатая знать, и городская беднота, и купцы, и нищие, и военные, и художники. Кругозор писателя расширяется. Перед Г. раскрывается картина общественно-материального неравенства, глубокого социального противоречия, характеризующих жизнь большого города. Внимание и симпатии автора привлекают люди обездоленные, испытавшие на себе гнет общественной несправедливости. Героями ПП становятся их жизнь и неудачи, которые оттеняются изображениями судеб людей, «преуспевших» в Пб. Г. показывает, какой ценой достается это, да и достается ли?

 «Ш», несомненно, лучшая из повестей Г. о простых и бедных людях, о тружениках, а также одно из выдающихся произведений русской демократической литературы. ААБ, по своему общественному положению такой же титулярный советник, как и Поприщин, причем он был то, что называется «вечный титулярный советник». У него не было перспективы продвинуться по службе, да он и не стремился к этому. Он готов был всю жизнь переписывать бумаги, служа не только «ревностно», но «с любовью». Г. создает гротескный образ чиновника, для которого вне переписывания бумаг ничего не существенно – ни на службе, ни на улице, ни дома. Но при всем убожестве внутреннего мира Б. Г. не дает нам права рассматривать его как тупого и бесчувственного чинушу, утратившего все человеческое. «В переписывании ему виделся какой-то разнообразный и приятный мир».

Копируя некоторые бумаги дома, «для собственного удовольствия», АА удовлетворял этим как ни странно свои духовные потребности. Условия жизни и труда неимоверно сузили потребности переписчика. Но все же это были интересы, и гоголевский юмор в изображении этих домашних занятий АА направлен не на осуждение, а на защиту героя.

Большой социально-психологический смысл вложен автором в сюжет повести, на первый взгляд, довольно заурядной: человек сшил себе шинель, но в первый же вечер она была похищена грабителями. Это событие оказалось значительным для АА прежде всего потому, что новая шинель стоила ему большого материального напряжения, вплоть до голодания по вечерам. Но главным была даже не в этом. Забота о новой шинели наполнила жизнь АА новым содержанием и вызвала в его душе живые человеческие чувства. С искренней усмешкой взрослого над ребенком Г. пишет об АА: «… он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели. С этих пор как будто самое его существование сделалось как-то полнее, будто какой-то другой человек поселился в нем, как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить его жизненную дорогу». Г. тонко подмечает перемену, которая под влиянием этого произошла с герое: он сделался живее и тверже характером, как человек, имеющий определенную цель жизни; стал смелее и решительнее; в глазах его порою показывался огонь, а в голове мелькали дерзкие и отважные мысли. Правда, эта дерзость не простиралась дальше намерения положить на воротник куницу. Но и это ироничное «сужение темы» только подчеркивает всю трудность для обезличенного общественным укладом чиновника проявлять свою личность, самостоятельность. Как же был унижен, обесчеловечен «МЧ» бюрократической системой Николаевской империи!

Делается понятным и глубинный драматизм сюжета. «Самый торжественный день в жизни АА становится для него днем жизненной катастрофы, и опять-таки причина этого не в том, что он лишился новой шинели и снова обречен страдать от Пб морозов и ветров. Катастрофа была полна социально-психологического значения. Начинается это с будочника, которого АА справедливо обвинил в том, что  он «ни за чем не смотрит и не видит, как грабят человека». Недопущение до частного пристава привело к тому, что АА «раз в жизни захотел показать характер» и добился приема. Осмелился бедный чиновник обратиться с просьбой, минуя квартального, и к «знатному лицу». Но во всех инстанциях АА натыкался на стену равнодушия. Человеку не помогли в жестокой беде, за обиженного не заступились, его протест против несправедливости не поддержали. Все это смутило, вывело из равновесия, взбудоражило внутренний мир Б., его привычные представления, поколебало его веру в справедливость общественного порядка. Он не в силах этого осмыслить, но в состоянии болезненного беспамятства нетребовательный и незлобивый чиновник произносит самые страшные слова, который следовали непосредственно за словами «ваше превосходительство». Это был своеобразный «бунт», в котором Б. оказался близок сумасшедшему бунтарю Поприщину. АА начал неравную борьбу за свои права и погиб, как погиб в сумасшедшем доме такой же чиновник».

Но «здесь еще не все об АА», пишет Г.: его герою еще суждено было «несколько дней прожить шумно после своей смерти, как бы в награду за незамеченную никем жизнь». Здесь дано автором объяснение фантастического окончания повести. Этим путем восторжествовала справедливость. Обиженному, наконец, удалось восторжествовать над обидчиком. «Бедный чиновник потребовал, чтобы «значительное лицо» отдал ему свою шинель взамен той, за которую он «не хлопотал»», и «ЗЛ» вынужден был сделать это.

«Ш» нередко трактуется как произведение, в котором есть жалость, но нет протеста. Это совершенно неверно. АА не только страдал от деспотично-равнодушного и неуважительного отношения к нему сослуживцев, но и пытался робко протестовать против этого. Его деликатные обращения к обидчикам со словами «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» было отрицанием права человека глумиться над другим человеком. Глубокий гуманный смысл этих слов с болью отозвался в сердце одного из молодых чиновников, еще не успевшего очерстветь. Но если даже согласиться, что АА здесь еще очень робок, несознателен, - а реалист Г. не мог здесь еще показать большего – то сам-то автор поддерживает своего героя, и даже идет гораздо дальше, показывая порочность системы, погубившей «существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное». Каждой строчкой своей повести Г. вопиет против несправедливости социума. Гуманизм Г. – гуманизм демократический. Несчастье обрушилось на бедного чиновника «также нестерпимо», как «обрушивается на царей и повелителей мира…». В своих радостях и горестях, человеческих правах все люди одинаковы.

Подходя в «Ш» к художественному анализу социальных противоречий, Г. дает широкое типическое обобщение и противоположный МЧ институт общественной системы – а образе «ЗЛ». Отсутствие имени у этого персонажа не свидетельствует о недостаточности внимания к нему. Фигура важного, а еще более важничающего сановника вылеплена у Г. с пластической осязаемостью. Как живого, мы видим его, который хотел продемонстрировать присутствовавшему при сем старику-приятелю из провинции, что значит в Пб генеральский чин, а в намеке АА на недобросовестность секретарей, усмотревших признаки «буйства» против «почетных и высших». Ярко выступает «ЗЛ» и в другой ситуации. В благодушном настроении, «закутавшись весьма роскошно в темную шубу», он, «хороший супруг, почтительный отец семейства», едет к приятельнице, которую почел приличным иметь «в другой части города».

Напуганный посмертным явлением бедного чиновника, он закричал кучеру не своим голосом: «Пошел во весь дух домой!» - в решительные минуты «даже соприкасается кое с чем гораздо более действенным упрятывая на всякий случай голову свою в плечи». Все эти тонкие, ироничные штрихи сделаны Г. истинным пером писателя-сатирика. Комизм образа «ЗЛ» принципиально отличается от образа АА. Если во втором случае смех является средством выражения сожаления к герою, то в первом смех – способ обличения, осуждения.

Таким образом, Г. раскрывает в повести «Ш» одно из основных противоречий сословно-бюрократического общества, показного всевластия «канцелярии», которое Герцен назвал одной из главных опор николаевской политической науки. Г. проводит в повести мысль о том, что система губит слабых и портит сильных.

И вина ли АА, если данные ему Богом силы были истрачены даром, если цель его была столь низменна?            

ПЛАНЫ  ИЗУЧЕНИЯ  ТЕМ  ПО  КУРСУ  «РУССКАЯ  ЛИТЕРАТУРА»

На  базе  девятилетнего  образования.

А.С.Грибоедов  «Горе  от  ума»

«Горе  от  ума» - первая  реалистическая  комедия  в  русской  литературе.  Жанровое  своеобразие,  особенности  композиции,  новая  природа  конфликта.

Проблематика.  Грибоедов  в  комедии  и в ее  герое. Отражение  в  комедии  состояния  общественного  сознания  в  первой  трети  ХIХ  века.

Молодая  Россия  в  комедии.  Неприятие  идеологии  уходящего  екатерининского  века  с  его  бытом,  традициями  и  нравами.  Чацкий  как  «провозвестник  новой  жизни»  в  его  конфликте  с  фамусовским  обществом.

Значение  любовной  линии.

Общечеловеческое  содержание  комедии.

Статья  И.А.Гончарова  «Мильон  терзаний».

А.С.Пушкин.

Значение  Пушкина  в  истории  русской  литературы. Универсальный  характер  его творчества. Жанровое  и тематическое многообразие. Влияние  на  дальнейшее  развитие  русской  поэзии  и  прозы,  литературного  языка.

Основные  мотивы  лирики  Пушкина.

Тема  поэта  и  поэзии («Пророк»,  «Поэту»,  «Разговор  книгопродавца  с  поэтом»,  «Чернь»,  «Из  Пипделионте»,  «Памятник»).  Мотив  политической  и  духовной  свободы  как  ведущий  в  лирике  Пушкина («Вольность»,  «Стансы»,  «Арион»,  «В  Сибирь»).

Тема  лицейской  дружбы. («19  октября  1825г., 27, 28, 31, 36гг;  «Дельвигу»,  «И.И.Пущину»)

Любовная  лирика («На  холмах  Грузии»,  «Я  вас  любил»,  «Что  в  имени  тебе  моем»,  «Храни  меня,  мой  талисман»,  «Я помню  чудное  мгновенье»,  «Мадонна»)

Пейзажная  лирика («Осень»,  «Зима»,  «Редеет  облаков  летучая  гряда»,  «Погасло  дневное  светило»)

Петербургская  тема  в  поэзии  Пушкина («Ода  на  вольность»,  «Город  пышный,  город  бедный»,  «Домик  в  Коломне»,  «Медный  всадник»).

«Евгений  Онегин» - первый  реалистический  роман  в  стихах.  Роман – энциклопедия,  его универсальное содержание  и  национальная  основа. Особенности  композиции.  Судьба  поколения  20-х гг.  Тип  героя.  Концепция  личности.  Онегин  и  Ленский.  Татьяна – идеальный  тип  русской  женщины.  Лирические  отступления.  Личность  автора,  его отношение  к  героям.  Приемы  психологического  анализа.

Пушкин-прозаик.  ««Повести  Белкина» - начало  русской  прозы». Тема  маленького  человека («Станционный смотритель»,  «Гробовщик»).

Быт и нравы  поместного  дворянства.  Тема  любви («Метель»,  «Барышня-крестьянка»).

Мастерство  психологического  анализа («Выстрел»).

М.Ю.Лермонтов.

Продолжение  пушкинских  традиций  в  творчестве  Лермонтова  и  своеобразие  художественного  мира  поэта.  Новый  взгляд  на мир  и  человека.  Судьба  поколения  и  отдельной  личности – кардинальная  тема  творчества  Лермонтова.

Жанровое  и тематическое  многообразие  лирики.  Понимание  предназначения  поэта  и  поэзии («Поэт»,  «Порок»).

Лирический  герой  и  его  духовные  искания.  Мотивы  одиночества,  их  социальный  и  философский  смысл («Выхожу  один  я  на  дорогу»,  «Листок»,  «Утес»,  «На  севере  диком»).

Осознание  драмы  своего поколения («Дума»).  Поиск  идеала  и  гармонии,  мятежный  дух  и  страстные  стремления  к  духовной  свободе («Парус»,  «Узник»,  «Соседке»,  «Пленный  рыцарь»).

Чувство  родины,  связи  с  ее  настоящим  и  героикой  прошлого («Прощай,  немытая  Россия!»,  «Родина»,  «Бородино»).

Понимание  любви  как  роковой  силы,  несущей  и  спасительные,  и  разрушительные  начала,  отмеченных  знаком  вечности («Молитва»,  «Любовь  мертвеца»,  «Валерик»,  «Завещание»).

Восприятие  природы  как  воплощения  гармонии  и  высшей  целесообразности  бытия (особенности лирического  пейзажа  в  поэзии  Лермонтова).

«Герой  нашего  времени». Психологический и  философский  роман.  Идейно-художественная  связь  романа  с  лирикой  поэта.  Проблематика. Автор  о  своем  романе  и  герое.

Особенности  жанра  и  композиции.  Роль  главных  сюжетных  линий  в  реализации  художественного замысла  писателя.

Судьба  поколения  30-х гг..  Истоки и  причины  жизненной  драмы Печорина.  Концепция  личности  в  романе.  История  души  человеческой – духовный  центр  романа.

Мастерство  психологического  анализа.  Общечеловеческое  содержание  романа,  смысл  названия. Значение  романа  в дальнейшем  развитии  русской  прозы.

Н.В.Гоголь.

Продолжение  традиций  русской  сатиры  в  творчестве  писателя.  Особая  природа  его  художественного  дарования.

Петербургские  повести.  Новый  подход  к  петербургской  теме. Социальные  контрасты  города  двойного  бытия.  Трагическая судьба  маленького  человека. Конфликт  мечты  и  лирического  в  изображении  действительности.

«Мертвые  души» - роман-поэма.  Особенности  жанра  и композиции.  Типы  русских  помещиков. Принцип  построения  сатирических  образов.

Провинциальное  и  столичное  чиновничество  в  поэме.  Приемы  и  способы  типизации.

Чичиков – делец-приобретатель,  новый  русский  тип..

Образ автора,  лирические  отступления. Взгляд  писателя  на  настоящее  и  будущее  России.      

ЗАНЯТИЯ  ПО  РУССКОМУ  ЯЗЫКУ  ДЛЯ  АБИТУРИЕНТОВ,

закончивших  девять  классов.

№1.

1.Словарная  работа (двойные  согласные).

2.Предложение. Члены  предложения.

3.Текст  и его  строение.

№2.

1.Словарная  работа (иноязычные  слова).

2.Тире  между  подлежащим  и  сказуемым.

3.Типы  речи. Повествование,  описание,  рассуждение.

№3.

1.Словарная  работа (сл. слова  русского  языка).

2.Односоставные  и  неполные  предложения.

3.Сокращение  текста.  План.

№4.

1.Словарная  работа (с/с  с  предложенными  словами).

2.Обособление  членов  предложения.

3.Оценка  текста.  Конспект.

№5.

1.Словарная  работа (с/с-антонимы).

2.Сложносочиненное  предложение.

3.Интонационно-выразительные  средства  речи.

№6.

1.Словарная  работа (сложные  слова).

2.Вводные  и  вставные  конструкции.

3.Стилистика  текста.

№7.

1.Словарная  работа (правописание  приставок).

2.Прямая  и  косвенная  речь.  Оформление  цитат.

3. Публицистический  стиль.  Жанры  ПС.

№8.

1.Словарная  работа (правописание  наречий).

2.Сложносочиненное  предложение.

3.Путевой,  проблемный  очерки.

№9.

1.Словарная  работа (правописание  слов  с  НЕ  и НИ).

2.Сложноподчиненное  предложение.

3.Портретный  очерк.

№10.

1.Словарная  работа (правописание  глаголов  с  Ь).

2.Предложения  с  различными  типами  связей.

3.Художественный  стиль.

ТЕМА 6.

ПУШКИН-ПРОЗАИК. «ПОВЕСТИ БЕЛКИНА».ТЕМА МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА.

БЫТ И НРАВЫ ПОМЕСТНОГО ДВОРЯЕСТВА В «ПБ».

В полифонии пушкинского творчества звучат «мелодии» чувств чуть ли не всех литературных жанров. Все их П. освоил, осветил своим гением, оставил в наследие, из которого выросла, возмужала великая русская литература.

И в каждом жанре – ломка устаревших канонов, открытие «новых миров», говоря словами самого поэта, смелое новаторство, завоевание будущего – литературный подвиг.

Преобразовав русский поэтический язык, совершив революцию в драматургии, П. все чаще задумывается теперь о путях развития отечественной художественной прозы. Он полагал, что проза русская значительно отстает от поэзии.

Хотя Н.М.Карамзин и дал образец художественной и исторической прозы, попытался оживить мертвый парадный язык писателей 18 века живым человеческим чувством, но это было только началом. К тому же П. не устраивало стремление К. пересадить на русскую почву английский и французский сентиментализм.

Уже в 1822 году П. подверг резкой критике писание «с ужимкою», которое стало модным и заполонило журналы. Считалось, что негоже литератору упоминать слово «дружба», не прибавив при этом: «сие священное чувство, коего благородный пламень…» и т.п., на что П. восклицал: «Боже мой! Да поставь: «Эта молодая, хорошая актриса» - и продолжай!» («сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Аполлоном…»).

«Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящее выражение ни к чему не служат» - говорил П..

Знаменитая Болдинская осень 1830г знаменита не только яркой вспышкой пушкинского таланта, но и случилось нечто неожиданное для всех читателей России: появление П. как прозаика, автора повестей. Им были написаны в сентябре-октябре и через год опубликованы «ПБ».

П.-прозаик? Поэт, «любимый небесами», - и «презренная», «низменная» проза? Было чему удивляться!

«ПБ» встретили недоуменно, прохладно и разочарованно. П. «исписался», кончился как поэт, он даже посовестился подписать повести своим именем и скрылся за выдуманным Б.! даже Белинский сказал (уже после смерти поэта),что «эти повести были недостойны ни таланта, ни имени П.». Сам П., будучи «взыскательным художником» и самым взыскательным своим критиком, не стыдился «ПБ». Выдавая их за якобы найденную чужую рукопись, он следовал довольно распространенному в то время литературному приему и не думал отказываться от авторства.

Случаен ли Б.? думается, что нет. Б. с его бесхитростной, типичной биографией мелкого помещика нужен автору, чтобы естественнее воспринимался похожий на краткую запись устного рассказа бывалого человека.

Такой стиль П. освещает сознательно. Ему претили многословные, пошло-бытовые романы и повести, расплодившиеся в большом количестве (Булгарин, Загоскин и др.). П. боялся этого наводнения и хотел выставить ему заслон: указать русской литературе иную стезю, направить ее в иное русло. Как ни странно, писать коротко в то время русская литература еще не умела. «ПБ» были маленьким уроком, который мастер давал идущим за ним. И Л.толстой говорил, что «ПБ» «надо изучать и изучать каждому писателю». И, оглядываясь на путь литературы нашей, мы видим органичное родство «ПБ» с произведениями Лермонтова, Гоголя, толстого, Чехова. Конечно, тут надо вести речь не только о «ПБ», но о всем художественном опыте П.-прозаика, с его неоконченным «Дубровским», с многочисленными набросками-планами повестей и романов и, наконец, с «КД» - вершиной пушкинской прозы.

Внимание и интерес П. к людям и явлениям «исторического мира» ни в какой мере не ослабляли его пристальное внимание к русской действительности.

Для писателя-романиста, воспроизводящего жизненные формы, повесть и роман в прозе в самом деле оказалась особенно удобными и подходящими.

Повести, написанные Б., указывается в предисловии «от издателя», «большей частью справедливы и слышаны или от разных особ… названия сел и деревень заимствованы из нашего околотка… сие произошло…единственно от недостатка воображения.». Но в то же время в этот «простой пересказ» П. сумел внести столько глубокого гуманного чувства, меткой наблюдательности, тонкого юмора и мягкой иронии и вместе с тем столько жизненной правды, что его «ПБ» являются началом  реалистической прозы.

Прежде всего П. как в «ПБ» так и в непосредственно примыкающей к ним «Истории села Горюхина» существенно расширяет, демократизирует круг явлений действительности, входящих в сферу его творческого внимания. наряду с картинами поместной жизни («Метель», «Барышня-крестьянка») перед нами разворачивается быт армейского офицера («Выстрел»), городских ремесленников («Гробовщик»), мелкого чиновничества («Станционный смотритель»), наконец, жизнь крепостного крестьянства («История села Горюхина»).

«П. первым стал описывать русские нравы и жизнь различных сословий русского народа, с удивительной верностью и проницательностью» - Н.П.Чернышевский. Он вводит в круг своих героев «маленького», униженного жизнью и людьми человека. Таков «сущий мученик 14 класса» (низший служебный чин того времени), спившийся с горя Самсон Вырин в «СС».

Попытки нарисовать образ «МЧ» в русской литературе предпринимались и раньше. Это – повесть Карамзина «Бедная Лиза», но только П., и здесь, впервые удалось достигнуть такой высокой жизненной и художественной правды. Многие и многие тысячи простых людей, дотоле не находивших и не узнававших себя в литературе того времени, наконец-то увидели в «ПБ» свой подлинный портрет, свою собственную жизнь, изображенную с необыкновенной «натуральностью», со страшной силы правдой. Они то же самое чувствуют, да и сами подчас находятся в тех же положениях как этот самый Вырин.

Повесть явилась замечательной победой П. как прозаика-реалиста. В «СС» он гуманистически приподнял своего «МЧ», приниженного героя, явив в этой повести, как и вообще во всех «ПБ», поистине «натуральную действительность», жизнь. Этим и объясняется огромное значение, которое имел «СС» в дальнейшем развитии литературы. Вырин являлся прямым предшественником Башмачкина из «Шинели» Н.В.Гоголя и всех тех «бедных людей», которые вскоре начинают заполнять страницы повестей и романов писателей «натуральной школы» - колыбели русского реализма второй половины 19 века.

Реальному, «прозаическому» содержанию в «ПБ» полностью соответствовала их словесная форма. П. выработал лишенный всяких ложных поэтических украшений сжатый и ясный стиль прозы – «язык мысли».

«ПБ» отличаются предельной экономией художественных средств. Все они крайне невелики по объему, в каждой нет решительно ничего лишнего. С первых же строк П. знакомит читателя со своими героями, вводит его в круг событий: «последние пожитки гробовщика Адриана Прохорова были взвалены на похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз потащилась с Басманной на Никитскую, куда гробовщик переселялся со своим домом».Слова «пожитки», «тощая пара», «потащилась» сразу погружают нас в скудный мещанский быт прижимистого героя повести «Г». Как выразительно и то, что свое достояние он перевозит на похоронных дрогах – единственном экипаже, который был в его постоянном распоряжении. «Кто не проклинал СС? Кто с ним не бранился?» - это необычное начало «СС» органично связано с основной задачей автора – показать в человеке, к которому все привыкли относиться с крайним раздражением, существо глубоко несчастное, со своей маленькой, но от того никак не менее горестной драмой.

Так же скуп и вместе с тем выразителен П. в обрисовке характеров персонажей своих повестей. Он  не дает почти никакого внешнего портрета своих героев: в «М» мы узнаем лишь, что она «стройная, бледная и 17 летняя девица»; о Дуне из «СС», что она была необыкновенно красивой девочкой лет 14 и имела большие голубые глаза. Равным образом П. почти не останавливается на душевных переживаниях своих героев: в его повестях мы не найдем сколько-нибудь развернутого психологического анализа. В то же время облик каждого из персонажей выступает перед нами рельефно и отчетливо из его поступков и речей. Вспомним хотя бы драматическую сцену, которой заканчивается последняя встреча Сильвио с графом в «В», или совсем в другом роде – беседа между Лизой Муромской и ее горничной Настей, рассказывавшей о своих впечатлениях от встречи с «тушинским барином», молодым Берестовым.

К циклу «ПБ» примыкает незавершенная и самим П. не опубликованная «История…» (1830-1831гг). Здесь писатель впервые полностью сосредотачивает свое внимание не жизни и быте крепостных крестьян.

Свое сочувственное отношение к горестям и бедам закрепощенного крестьянства П. подчеркивает уже самим названием села – Горюхино (в течение долгого времени оно нечаянно было искажено – Горохино), что, весьма вероятно, восходит к традиции самого яркого и резкого до появления радищевского «Путешествия…» антикрепостного произведения в русской литературе 18 века – анонимного «Отрывка путешествия в Л*Т*», в котором изображается скорбная жизнь некой деревни Разоренной. Несомненным антикрепостническим духом проникнута и «История…», которая, по замыслу П., должна была заканчиваться крепостным бунтом (реальным прототипом Г. Было находящееся недалеко от Болдина пушкинское сельцо Кистеневка, крестьяне которого приняли участие в крестьянской войне под предводительство Пугачева). Стоит только вспомнить приводимую П. запись помещичьего календаря: «04.03. Снег. Тришка за грубость бит. 6. Корова бурая пала. Сенька за пьянство бит. 8.- погода ясная. 9. – дождь и снег. Тришка бит по погоде». Подлинность места придает нарочито наивный, бесхитростный и вместе с тем исполненный сарказма «Истории…» характер несомненной политической сатиры. Недаром манеру «смирного» горюхинского летописца подхватывает и блестяще развивает в своей «Истории одного города» С. – Щ.. В творчестве самого П.»История..» является началом того пути, который привел его к созданию «Д», а затем и «КД». Изображение жизни и быта простых людей проникает и в стихотворное творчество П.: после «ПБ» и «И…» он пишет шуточную новеллу в стихах «Домик в Коломне» (1830, опубл. 1833), в которой смело вводит в область поэзии жизнь петербургской окраины, бесхитростный и простой быт ее обитателей – городских мещанских низов.

ТЕМА  1.

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА  XIX  ВЕКА:  НАПРАВЛЕНИЯ  И  ПОКОЛЕНИЯ.

Разнообразных  определений  во  много  раз  больше,  чем  определений  человека:  портрет  эпохи,  память  человечества,  учебник  жизни,  источник  знаний  и  т. д.

Всматриваясь  в  определение  книги,  можно  заметить,  что  они  разделяются  на  три  группы,  даются  с  трех  разных  точек  зрения.

Т. З.автора,  создателя  книги (тело  его  мысли)

Т. З.  текста,  книги  самой  по  себе (пейзаж  на  столе)

Т.  З. читателя  (собеседник)  

Книга  обязательно  предполагает  читателя. «Читать – это  значит  писать.  Отраженно,  ослаблено,  но  мы  пишем  «Евгения  Онегина»,  когда  читаем  «Евгения  Онегина» ».

Таким  читателем  нельзя  родиться,  им  можно  только  стать.  Если  говорить  о  художественной  литературе  с  ее  особым,  специфическим  языком,  то  человек  учится  читать  дважды:  на  родном  или  каком-то  другом  языке,  потом – на  языке  искусства.  И  если  с  первым  чтением  все  понятно,  то  второе  чтение – бесконечный  процесс,  совпадающий  со  временем  человеческой  жизни.

Книге  в  ее  современном  виде  более  600  лет.  Однако  с  середины  ХХ  века  положение ее  стремительно  изменилось  с  приходом  аудиовизуальных  средств  общения.  Книга  в  современных  условиях  действительно  находится  в  сложном  положении.  Конфликт  слова  и  картинки  приобретает  сложные  формы,  и  способы  его  разрешения  скрыты  в  будущем.  

Бродский  говорил  о  том,  что  в  отличие  от  других  видов  искусства  чтение – процесс  сугубо  индивидуальный.  Оно  формирует  человека  не  только  эстетически,  но  и  нравственно,  развивает  и  поднимает  его,  хотя  не  делает  более  счастливым.

  В  качестве  собеседника  книга  более  надежна,  чем  любимый  или  подруга. И  в  момент  такого  «разговора»  писатель  становится  равен  читателю  и  наоборот.  Равенство  это – равенство  сознания.

Лучшее,  самое  светлое  в нашей  истории – наша  литература  и  культура.

РЛ,  особенно  19в, - одно  из  высших  достижений  мировой  культуры.  Важная  часть  «памяти  человечества»  существует  именно  на  РЯ.

Читать  классическую  литературу,  особенно  школьный  курс,  кажется,  скучно  и  неинтересно.  Зачем  я  должна  читать  то,  что  написано  200  лет  назад?  Потому  что  этот  отбор  сделан  не  нами,  а  историей  и  культурой.  Неужели  неинтересно  понять,  почему?  Настоящая литература  учит  двум  простым  и  одновременно  сложным  вещам: видеть  мир  и  понимать  человека.

Историческая  дистанция  оказывает  огромное  влияние  на  наше  понимание  событий.  В  истории  тоже  есть  свои  «близь»  и  «даль».

В  ближней  нашему  времени  истории  обычно  присутствуют  множество  имен  и  событий,  газеты  и  телевидение.  При  взгляде  в  далекое  прошлое – событий  и  людей  становится  немного,  они  уже  они  уже  не  теснятся,  а  свободно  располагаются,  а  смысл их  становится  более  понятным  и  ясным.

19в  совсем  недавно  стал  позапрошлым.  Его  границы,  внутренний  смысл,  логику  мы  уже  можем  представить  достаточно  четко.

Календарные  века  и  исторические  эпохи  часто  не  совпадают.  Исторический  век  может  быть  короче  или  длиннее  столетия.  Так  произошло  и  с  русским  19  веком.

Культурное  рождение  нового  в  России  совпало  с  12  марта  1801г,  когда  в  Петербурге  сообщили  о  внезапной  кончине  Павла  и  восшествии  на  престол  Александра  I. Радость  была  велика.  Надежды  на  изменение  были  сильней  сожалений  об  ушедшем.

«Век  новый!  Царь  младой,  прекрасный» - писал  Державин  в  оде  «Восшествия  на  престол  императора  Александра  I» (1801г).

С  царствованием  Александра  современники  связывали  надежды  на  реформы:  упразднение  крепостного  права,  утверждение  демократических  институтов.

Эти  надежды  постепенно  исчезли.  Но  нашествие  Наполеона  на  короткое  время  объединило  Россию.  Однако  после  Отечественной  войны,  вершины  национального  единения,  началось  быстрое  скольжение  вниз.  Император  забыл  о  своих  обещаниях  и  планах  и  предпочел  муштру  Аракчеева.

Ответом  на  реакцию  стали  первые  тайные  общества,  в  которых  будущие  декабристы  строили  планы  развития  России,  в  которых  рассматривались  не  только  мирные  преобразования,  но  и  цареубийство.

Восстание  декабристов  стало  очередной  переломной  точкой  в  русской  истории  19в.  Русское  общество  в  лице  передовых  дворян  впервые  заявило  о  себе  как  о  самостоятельной  силе.  Писатель  и  историк  Юрий  Тынянов  характеризует  этот  момент  как  рождение  нового  человеческого  типа.

Люди  20-х гг. – энтузиасты  и  практические  деятели.  Вечное  движение,  нетерпение,  ожидание  нравственных  и  социальных  преобразований («отцы»).

Люди  30-х гг. – нерешительные  мечтатели  или  скучные  скептики  именно  потому,  что  реальные  возможности  практического  действия  были  для  них  закрыты.  Выбирая карьеру,  надо  было  жертвовать  убеждениями  и  честью.

К  середине  19в  государственная  служба  становится  для  многих  писателей  уже  вынужденным  противостоянием  государству,  духовное – нормой. Разрыв  был  не  только  между  верхами  и  низами,  но  и  внутри  класса,  а  это   являлось  предвестником  великих  революционных  изменений.

В  30-е  гг.русской  культуре  окончательно  расходится  слово  и  дело.  Слово  представляется  более  важным  и  значительным,  поэтому  огромную  роль  приобретает  литература.

30  лет  царствования  Николая I  были  первой  туманной  эпохой  русской  истории  19  века.  Началась  с  крови  и  насилия. Николай  пытался  задушить  всякое  проявление  свободной  мысли.  В  заботах  об  этом  свирепствовала  цензура,  за  малейшие  провинности  закрывались  журналы.  Последний  период  николаевского  царствования  историки  назвали  мрачное  семилетие.  Даже  дворянам  был  запрещен  выезд  за  границу,  процветали  доносы  и  шпионство.

Парадоксально,  что  эпоха  горьких  разочарований  в  прошлом  и  настоящем,  эпоха  скептицизма,  была  одновременно  эпохой  мысли  и  великой  литературы.  В  николаевскую  эпоху  завершилось  творчество  П.,  написали  свои  произведения  Гоголь  и  Лермонтов.  Под  влиянием  Белинского  сформировалась  натуральная  школа,  в  рамках  которой  начали  литературную  деятельность  крупные  авторы  русского  реализма  второй  половины  19  века.  

В  40-е  гг.  полемику  о  России  и  Западе,  начатую  Пушкиным  и  Чаадаевым,  сравнительных  оценках  их  истории  и  деятельности  продолжают  западники  и  славянофилы.  Этот  спор  до  сих  пор  не  окончен.

19  век – промышленный,  практический.   «Одно  осталось  серьезное  для  человека – это  промышленность». (И. В. Кириевский)  «Все  эти  кислые  толки  о  добродетели  глупы  уж  тем,  что  непрактичны». (Островский,  «Бешеные  деньги»).

Роль  науки,  знания  резко  усилились,  отсюда  ослабла  роль  религиозности.  Теряя  религиозную  веру,  человек  чувствовал  себя  одиноким,  незащищенным.  Возрастала  роль  самостоятельного  размышления  и  поиска  идеалов. Разнообразие  идеалов  и  философских  поисков  провоцировало  появление  новых  социальных  и  психологических  конфликтов.  В  19в  несколько  «веков»,  образов  жизни  стали  тесниться,  сталкиваться  в  светских  салонах. Конфликты  «отцов»  и  «детей»,  «старых»  и  «новых»  людей,  людей  40-х  и  60-х,  60-х  и  70-х гг.,  западников  и  славянофилов,  романтиков  и  реалистов,  классиков  и  романтиков,  реалистов  и  декадентов – и  все  в  одном  веке!  Это  определенно  не  только  образ  жизни,  но  и  своеобразие  множества  произведений  литературы  19 века.

Смерть  Николая  I  в  феврале  1855 – очередное  облегчение  для  народа.  Император  умирал  красиво:  В  Зимнем  дворце  на  походной  кровати  под  солдатской  шинелью.  Но  фоном  служило  поражение  в  Крыму  и  всеобщая  усталость  от  крепостничества.

Новая  эпоха (шестидесятые  годы)  начиналась,  как  обычно,  с  новых  надежд.

Александр  II  из  всех  русских  царей   нового  времени  лучше  всего  был  подготовлен  к  слому  отжившего  института  императорского  правления.  Через  6  лет,  минуя  все  препоны,  он  подписывает  указ  об  отмене  КП.(1861)

Это  была  вторая  вершина  19  века.  Казалось,  теперь  Россия  может  двигаться  по  пути  мирного  эволюционного  развития,  социального  сотрудничества  и  прогресса.  Затем  последовали  земская,  судебная  и  военные  реформы.  Многие  журналы  и  книги  были  освобождены  от  предварительной  цензуры.  60-е  гг.,  по  словам  современников,  «эпоха  великих  реформ».  Но  многие  реформы  не  были  закончены   из-за  консерваторов  и  радикалов. «К  топору  зовите  Русь!»  появилось  уже  в  начале  60-х гг.  Мирные  60-е  закончились  в  1861,  выстрелом  в  царя  у  решетки  Летнего  сада  Дмитрием  Каракозовым (казнен).  Император  остался  жив,  но  террорист-неудачник  свое  дело  сделал. Время  опять  переломилось.  На  смену  нигилистам – шестидесятникам,  мирным  пропагандистам,  пришли  народники-террористы,  начавшие  охоту  на  царя.

В  результате  седьмого  покушения (1881)  взрывом  двух  бомб  на  Екатерининском  канале  император  был  смертельно  ранен. Террористы  казнены,  и  новый  император,  Александр  III,  вернулся  к  политике  «подмораживания»  России,  сдерживая  и  свертывая  всякие  преобразования.

Россия  не  воевала,  промышленность  развивалась,  но  император  отказался  от  всяких  политических  и  либеральных  преобразований,  отстранил  единомышленников  отца, начался  период  контрреформ.

Если  эпоха  Александра  II  чем-то  напоминала  «дней  Александровых  начало»,  то  время  Александра  III – их  печальный  конец.  Вторая  тупиковая  эпоха,  чеховское  время  «хмурых»  людей,  время  растерянности  и  поиска  новых  идеалов.

Александр  III  вдруг  внезапно умер  в  1894г.  передача  власти  произошла  без  конфликтов,  но  последнее  почти  сразу  превратилось  в  цепь  конфликтов  и  катастроф,  приведшей  к  гибели  и  императорской семьи  и  самой  империи.

Последний  царь – прекрасный  семьянин,  но  недальновидный  правитель.  Настаивал  на  незыблемости  принципов  самодержавия.  Николай  II  смело  верил  в  «единство  царя  и  народа»,  не  учитывал  реальностей  «промышленного  века»,  отказался  от  либеральных  реформ,  уступая  только  под  давлением  набиравшем  силу  революционным  движением.

Ходынское  поле  (Москва,  коронация)

Кровавое  воскресенье (январь,  1905)

Первая  русская  революция  (1905-1907)

В  результате  отвоевана  Государственная  Дума,  затем – виток  террора.

Первая  мировая  война (август  1914)

19. век – век  и  полтора  десятилетия. Первая  мировая  война – рубеж  19 века.

18. век – КЛАССИЦИЗМ.

Герой  классицизма – человек,  который  даже  такие  личные  чувства,  как  любовь,  подчиняет  служению  общественным  интересам.

Главный  конфликт классицистической  трагедии – между  чувством  и долгом,  побеждает  долг.

Главный  герой  од – абстрактное  восхваление  государевых  добродетелей,  восхваляет  обобщенно  изображаемый  поэт.

КЛАССИЗИЗМ – искусство  Общего,  Рационального,  Разумного.

Шаги  в  сторону  делают  Фонвизин (комедии,  сатирическое  изображение  дворянства)  и  Державин  (торжественные  оды  конкретным  лицам).

Карамзин  формулирует  ключевое  положение  СЕНТИМЕНТАЛИЗМА.  С  Натуры – природы  на  природу  человека,  призывает  обращаться  к  изображению  души  человека.  Приходит  на  смену  Разуму  ЧУВСТВО,  объединяющее  читателя  и  писателя  через  изображение  чувственного  героя.        

Карамзин  быстро  перестраивает  всю  систему  РЛ.  На  смену  оде  и  трагедии – элегия  и  послание,  сентиментальные  повести   и  путешествия.  Риторический  стиль  сменяется  разговорно-поэтической  речью (перифразы  и  инверсия).

Герой  сентиментализма – частный  человек  в  его  повседневной  жизни -  переживающий,  наслаждающийся,  страдающий.

Любовь  важнее  жизни. Любящими  становятся  не  только  знатные  дамы,  но  и простые  крестьянки.

РОМАНТИЗМ.  Романтики  увеличивают  и  углубляют  открытия  сентименталистов.

Индивидуальное – Необычное,  Экзотическое,  Таинственное.

Главный  герой – человек  исключительный,  странный. Жизнь  души  приобретает особый  размах,  большую  амплитуду  колебаний  между  добром  и  злом.  

Мирное  идиллическое  пространство  сменяется  экзотическим  и  таинственным (замок,  Кавказ).  Интерес  к  истории. Романтики  открывают  историзм  как  особый  способ  исследования  человеческой  жизни  в  динамике.

Действия  приобретают  напряженный  характер.  К  элегиям  и  повестям присоединяются  баллада,  роман,  романтическая  драма.

Поэтическая  речь  возвращается  к  метафоричности,  избыточности  тропов,  но  тропы  индивидуализированы.

Романтики  выдвигают  принцип  абсолютной  свободы  художника.

«отец»  русской  романтики – Жуковский,  но  его  методы  еще  компромиссны.  Ведущим  направлением  романтизм  стал  только  в  20-х гг.  19  века,  в  это  время  и  рождается  литературный  19  век.

Русская  классика  представляет  собой  одну большую  «семью»,  между  членами  которой  существовали сложные  отношения  и  острые  конфликты,  но  одновременно – несомненное  единство.  По  роли  можно  выделить  два  поколения:

Пушкин,  Лермонтов,  Гоголь – творят  примерно  в  одно  время (четверть  века),  они  проживают  общий  литературный  путь:  от  романтической  эпохи  до  середины  20-х гг.,  где  создают  новый  метод – РЕАЛИЗМ (Пушкин  использует  истинный  реализм,  Белинский – поэзия  действительности).

Реализм  наследует  главные  открытия  романтического  искусства:  психологизм  и  историзм,  социально-приближенные  по  характеру. Романтики  писали  о  действительности  и  на  исторические  сюжеты.

Разные  способы  объяснения  человека  и  мира,  объединяя,  таким  образом,  рациональные  устремления  классицизма  и  психологические  открытия  романтизма.

Появляются  наряду  с  экзотическими  героями  крестьяне,  разночинцы-интеллигенты,  бедные  чиновники.

Сюжеты,  помимо  таинственных,  еще  и из  обыденной  жизни.   Место  действия – Петербургские  углы,  провинция,  дорога.

Художественная  речь  расширилась (диалектизмы,  разговорная  речь).  Выполнить задачу  всестороннего  описания  действительности  мог  только  универсальный  жанр.  Формой  времени становится   роман.  Лучше  всего  в  нем  сливается  смысл  с  действительностью,  художественное  изображение  смешивается  с  простым,  верным  списыванием  с  натуры.

Роман,  утвердившись  как  экспериментальный  вид  у  П.,  Л.,  Г.,  становится  обязательным  и главным  жанром  писателей  второй  поколения  писателей-реалистов 19  века.  Достоевский,  Тургенев,  Гончаров  воспринимают  П.  и  Л.  Как  учителей,  продолжая  их  темы  и  развивая  созданные  ими  методы  и  направления.

Реализм  становится  основным  художественным  методом  и  ведущим  направлением  19  века.

1730 – 1790  КЛАССИЦИЗМ. Абстрактные  типы  в  условном  хронотопе;  высокий  штиль;  жанры: ода  и  трагедия.

1790 – 1800  СЕНТИМЕНТАЛИЗМ. Чувственный  характер  в  изображении  частной  жизни; средний  стиль; разговорный  стиль  образованного  общества;  жанры: элегия, повесть.

1810 – 1820  РОМАНТИЗМ.  Исключительные  характеры  в  исключительных  обстановках; экспрессивно-поэтический  стиль;  жанры: элегии,  послания,  поэмы,  повести.

1820 – 1890  РЕАЛИЗМ. Типические  характеры  типических  обстановках;  стилистическое  богатство  и  широкий  диапазон  речи;  прозаические  жанры:  роман,  очерк,  повесть.        

РУССКАЯ  ЛИТЕРАТУРА  19  ВЕК.  ПЕРСОНАЛИИ.

19 век – эпоха  расцвета  русской  литературы.  Она  была  подготовлена  стремительным  культурным  ростом  России  после реформ  Петра  Великого. Блистательное  царствование  Екатерины  поставило  перед  новой  Россией  вопрос  о  создании  национального  искусства.  Развитие  художественного  языка  и  литературных  форм  происходят  в  необычайно  быстром  темпе.  В  1815г  на  лицейском  экзамене  Пушкин  читает  стихи  в  присутствии  Державина. «Солнце  русской  поэзии»,  П.  стоит  еще  в  зените,  когда  рождается  Л.  Толстой.

19  век  живет  в  лихорадочном  темпе:  направления,  течения  и  моды  сменяются  с  головокружительной  быстротой.  Сентиментализм  10х гг.  сменяется  романтизмом  20 – 30х;  40е  видят  рождение  русского  идеалистического  «любомудрия»  и  славянофильского  учения;  50е – появление  первых  романов  Тургенева,  Гончарова,  Толстого;  нигилизм  60х  сменяется  народничеством  70х;  80е  наполнены  славой  Толстого,  художника  и  проповедника;  в  90х гг.  начинается  новый  расцвет  поэзии:  эпоха  русского  символизма.

В  начале  19 века  Карамзин  производит  смелую  реформу  русского  литературного  языка:  сближается  с  разговорной  речью,  разрушая  каноны  классической  стилистики  Ломоносова.  Вводит  ясное  и  логическое  строение  фразы.  В  «Письмах  русского  путешественника»  и  «Бедной  Лизе»  поток  слезливой  чувствительности  и  трогательной  филантропии  вливается  в  русскую  литературу.  Умиленно  и  восторженно  доказывает  К.,  что  и  «крестьянки  чувствовать  умеют».

Жуковский  создает  язык  русской  поэзии.  Он  превращает  тяжеловесный  стих  18в  в  гибкое,  послушное  и  совершенное  орудие,  в  «Эолову  арфу»  передающую  самые  неуловимые  и  смутные  мелодии  романтической  души.

Волшебные  песни,  полные  глухой  музыки  души,  привнесенный  Ж.  из  туманной  Германии,  становятся  яснее  и  пластичнее,  когда  их  перепевает  Батюшков.

Крылов  стоит  в  стороне  от  романтизма  Ж.  и  итальянизма  Б. .Он  пишет  свои  добродушно-иронические  басни  простым,  чисто  народным  складом,  чуждым  заморской  книжности.  Всегда  верен  действительности  и  здравому  смыслу. Его  басни – произведения  народного  творчества.

В  бессмертной  комедии  «Горе от  ума»  Грибоедова  перед  нами  шедевр  русского  театра.  Написанная  острыми  стихами  и  построенная  по  принципу  классической  формы,  эта  комедия  изображает  борьбу  мечтателя  Чацкого  с  пошлым  московским  обществом.  В  доме  важного  чиновника  Фамусова,  жадного  к  чинам  и  деньгам,  среди  пестрой  толпы  «светской  черни»  разворачивается  печальная  развязка  романа  Чацкого  с  дочерью  Фамусова  Софьей. Язык  комедии,  напряженный,  нервный,  резко  выразительный,  изобилует  афоризмами,  давно  перешедшими  в  пословицы.  «Горе  от  ума»  продолжает  традиции  «Недоросля»  Фонвизина  и  открывает  путь  к  комедиям  Гоголя  и  Островского.

Подготовительный  период  кончился.  Выходит  светило  Пушкина,  обрамленное  плеядой  спутников – Дельвиг,  Веневитинов,  Языков,  Баратынский,  Одоевский  и  др. – все  эти  звезды  кажутся  нам  менее  яркими  только  потому,  что  их  затмевает  блеск  П. .Здесь  нет  места  преемственности.  П. – чудо  русской  литературы.  Нельзя  продолжать  его,  можно  только  восхищаться  и  вдохновляться  в  поисках  новых  путей.  Школы  П.  не  создает.

Лермонтов  заканчивает  блестящую  поэтическую  эпоху  первой  половины  века. Он  учится  у  П.  и  борется  с  ним,  разрушая  гармоническое  равновесие  его  стихов.  Возвратясь  к  романтическим  шаблонам,  преодоленным  П.,  он  создает  патетический  ораторский  стиль,  философскую  думу,  гневное  обличение.

После  Л.  Поэтический  поток  мелеет,  наступает  царство  повествовательной  прозы,  в  котором  затеряно  несколько  по  фигуре  больших  поэтов.  Это  Некрасов,  певец  народного  горя  и  гражданской  скорби,  описывающий  в  унылых  стихах  нищую  крестьянскую  Россию,  бездонное  море  народного  горя  и  народной  страды.  Тютчев,  поэт  трагически  раздвоенного  сознания,  одаренный  пророческим  даром,  поет  о  человеческой  душе.  В  текучей  музыке  его  стихов  мир  теряет  очертания,  душа  природы  говорит  своим  вещим  языком.  Т. – обличитель  вещей,  выдумки,  поэт  ночи.

Фет – поэт  дня,  для  него  блистательный  покров  природы – риза  Божества,  В  узорах  этой  ткани  он  видит  знаки  Божьего  имени.  Поэт  с  благоговейным  восторгом  отгадывает  их  тайный  смысл.  И  Ф.  и  Т.  подготавливают  поэтическое  возрождение  начала  20в – школу  русского  символизма.

Волшебное  словесное  искусство  Гоголя  вызывает  к  жизни  целое  поколение  рассказчиков,  бытописателей  и  романистов.  Из  гоголевской  «натуральной  школы»  выходят  все  великолепные  писатели  50 – 80х  гг. .  «Все  мы  вышли  из  гоголевской  Шинели» »,  - говорит  Достоевский .  от  «Мертвых  душ»  идет  линия  развития  романа,  победное  шествие  которого  наполняет  вторую  половину  19  века.  В  1846г  появляются  «Бедные  люди» - первая  повесть  Достоевского;  1847 – первый  рассказ  Тургенева  «Хорь  и  Калина»,  первый  роман  Гончарова  «Обыкновенная  история»;  в  1952 – Л.  Толстой – «Детство»,  «Отрочество».

Возвышаются  великаны – Толстой  и  Достоевский.  За  ними  идет  Тургенев,  автор  поэтических  и  правдивых  «Записок  охотника»,  глубокий  психолог  и  острый  наблюдатель,  певец  дворянской  усадебной  России,  создавший  «лишнего  человека»  Рудина  и  нигилиста  Базарова.  Его  изящные  повести  и  меланхолическое  «Стихотворение  в  прозе» - образцы  высокого  мастерства.

Из  романов  сдержанного  и  требовательного художника  Гончарова  «Обломов»  занимает  первое  место. Сытая,  праздная  и  ленивая  жизнь  помещичьей  усадьбы  изображена  автором  с  горьким  юмором  и  стыдящейся  любовью.

Аксаков  в  «Семейной  хронике»  и  «Детские  годы  Базарова  внука»  ту  же  старую,  живописную  помещичью  Россию,  тех  же  отцов  и  дедов,  вросших  корнями в  родную  землю  и  родной  народ.  Гончаров  обличает  и  морализирует,  Аксаков  только  описывает  то,  что  было,  спокойно  и  простодушно.

Лесков,  передающий  живую  речь  духовенства,  купечества  и  ремесленников (хроника  «Соборяне»,  рассказы  «Замечательный  ангел»,  «Очарованный  странник»)  Он  обогащает  русскую  прозу  сокровищами  народного  диалектического  сказа.

На  грани  ХХ  века  вырастает  тончайшее  искусство  Чехова,  печально-нежное  и  аристократически-сдержанное.  Рассказчик  и  драматург,  он  мягкими  пастельными красками  рисует  серые  будни  скучных,  обыкновенных  людей,  их  неясную  тоску  и  бессильные  порывы.

Для  русской  литературы  характерны  «чувства  добрые»,  любовь  к  человеку  и  искание  Божьей  правды.  Они  стояли  выше  культа  чистой  красоты  и  стремления  к  абстрактной  истине.  Борьба  за  свободу,  общественную  и  личную,  религиозное  горение  и проповедь  сострадания  к  падшим,  «униженным  и  оскорбленным»  всегда  вдохновляли  русских  писателей.  Наша  литература – самая  «жалостливая»,  самая  человечная  из  всех  литератур.

И  русская  литература  всегда  идет  по  следам  Христа.

ТЕМА НАРОДА В МЕРТВЫХ ДУШАХ.

В системе образов поэмы крестьяне не занимают место, резко противопоставленного с помещиками и чиновниками. Сатира Г. была направлена именно на эти общественные группы – однако тема народа, тема крепостного крестьянства органически входят в произведение. В первом томе «МД», где «вся Русь» показана «с одного боку», Г. не скрыл мрачных сторон в облике крестьянского мужика, примитивного в своем духовном развитии, отупевшего в условиях многовекового бесправного рабства. Таковы крепостные Чич. – кучер Селифан и лакей Петрушка, как и мужики, рассуждавшие, доедет ли колесо до Пб, таковы д. Митяй и д. Миняй.

Но отношение к народу у Г. неизменно: он по-прежнему верит в силы народа, его ум и наблюдательность, ценит его жизнеспособность, и обязательно прекрасное будущее, но этот мотив в «МД» получил развитие не в сюжете, а в лирических отступлениях.

Одно из них появляется в конце 5 главы по поводу прозвища, данного крестьянами Плюшкину. Восхищаясь меткостью русского слова, в котором выражается «сам-самородок, бойкий и живой русский ум», Г. высказывает общее положение: «…всякий народ, имеющий в себе залог сил, полный творческих способностей душу, свои яркие особенности и другие дарования Бога, своеобразно отличается каждый своим собственным словом, которое выражает какой ни на есть предмет, отражает в выражении его часть собственного, своего характера». Русский народ относится к числу таких народов: он полон творческих способностей души.

В лирической поездке первого тома «МД» Г. еще раз с восхищением упоминает о русском народе: «птица-тройка», летящая по необозримым просторам России, могло родиться только у «бойкого народа». Образ русской тройки, приобретающий в поэме символическое значение, неразрывно связано для Г. с образами «ярославского расторопного мужика», одним   топором и долотом смастерившего прочный экипаж, и ямщика, примостившегося «черт знает на чем»  и лихо, под задорную песню управляющего бешеной тройкой.

Натуры, типичные для русского крестьянства, привлекали внимание Г., и он, нарушая художественную убедительность, излагает свои думы о крестьянстве от лица Чич. Здесь поэт явно отдавал ему свои собственные благородные и чистосердечные слезы, незримые миру, свой глубокий, исполненный любовью юмор и заставлял его высказывать то, что должен был выговорить от своего лица. Сам автор чувствовал глубокую психологическую неправдоподобность раздумий скупщика МД о живых душах народа и пытается объяснить это необходимым для героя духовным прозрением, осенением его, а в подготовленном втором издании предполагал прямо указать, что здесь «видится сам автор». В этом «фантазерстве» Чич. перед читателями проходят образы трудолюбивых, умных, смелых русских людей, вроде плотника-богатыря Степана Пробки или чудо-сапожника Максима Телятникова. Именно «беглые» крестьяне заставляют задуматься Чич.(Г.), «как задумывается всякий русский, каких бы он ни был лет, чина и состояния, когда замыслит о разгуле широкой жизни». И далее рисуется портрет бурного разгула бурлацкой ватаги, сменяемая тяжким трудом «под одну бесконечную, как Русь, песню».

Развивая тему народа, не обошел автор и явных форм народного протеста. Тревожные толки о МД заставили побледнеть и инспектора врачебной управы, и председателя палаты, допустившего совершение купчей крепости на «души», купленные Чич., и многих других чиновников. Здесь Г. представляет живописную картину расправы крестьян над Дробяжкиным. Таким образом, Г. не обошел такого характерного явления эпохи, как крестьянские бунты, понимая возмущение крестьян, доведенных до крайности.

Тема народа законно перерастает в «МД» в тему России. Перед автором неизбежно должен был встать вопрос о судьбе, ожидающей феодально-крепостническую Русь, глубокий кризис которой был показан с полной убедительностью в поэме. В лирическом отступлении последней главы романа Г., созерцающий из своего «прекрасного далека» родную Русь, где все «бедно, разбросанно и неграмотно», задумывается о будущем своего Отечества.

Он верит в Россию. Но у него родится мысль к воскрешению этих необъятных просторов? Кто является тем богатырем, который нужен России? Кто скажет стране всемогущее слово ВПЕРЕД? Читателю ясно, что нет среди МД, которые только что прошли перед ним, его. Не станет им и Чич., энергия которого направлялась по ложному пути. Направление полета и «птицы-тройки» в первом томе так и останется для автора неясным.

Важнейшая социально-историческая проблема осталась нерешенной. Теперь, в начале 40-х годов, у Г. возникла надежда найти положительных героев среди господствующего сословия (обращаемся ко второму тому). Это было связано и с возложением на себя обязанности показать «пути и дороги» к прекрасному.    

                                                                         ТЕМА  3.

УНИВЕРСАЛЬНОЕ  СОДЕРЖАНИЕ  ТВОРЧЕСТВА  ПУШКИНА.

ЛИРИКА  А.С. ПУШКИНА

А.С.Пушкин  родился  в  Москве  26  мая  1799  года.  Его  мать  была  внучкой  «арапа  Петра  Великого» - Абрама  Ганнибала,  сына  мелкого  алжирского  князька.  Пушкин  гордился прозвищем  «арапчик»,  и  мечтал  пожить  «под  небом  Африки своей».  Отец  поэта  происходил  из  древнего  дворянского  рода,  но  шестисотлетний  род  Пушкиных  захудел  и  обеднел,  и  в  «Моей  родословной»  поэт,  высоко  ценивший  свое  дворянство,  с  горькой  усмешкой  заявляет:

Родов  униженных  обломок,

И,  слава  Богу,  не  один,

 Бояр  старинных  я  потомок:

Я  мещанин,  я  мещанин.

Пушкин  чувствовал  себя  «мещанином-литератором»  среди  «светской  черни», смотревшей  на  него свысока,  и  аристократом  среди  «пишущей  братии»  разночинцев,  которые  считали  его  спесивым  дворянином.  Его  положение  в  обществе  было  двусмысленным,  при  дворе – унизительным;  ни  там,  ни  здесь  ему  не  было  места;  отсюда  его  вечное  бунтарство  и  борьба  «со  светом»,  кончившаяся  его  гибелью.

Отец  его  был  человеком  екатерининского  века,  легкомысленным,  остроумным  и  холодным;  мать,  капризная  и ветреная,  предоставила  сына  французским  гувернанткам  и  гувернерам,  которые  учили  его  «чему-нибудь»  и  «как-нибудь».  Если  бы  не  няня  и  ее  прекрасные  сказки,  он  вырос  бы  настоящим  французом.  Лето  семья  П.  проводила  в  подмосковном  имении Захарове,  поэт  любил  русскую  деревню,  тенистую  рощу,  «веселый  сад».  Одаренный  необыкновенной  памятью,  в  11  лет  знал  наизусть  французскую  литературу,  читал  стихи  Батюшкова,  Дмитриева,  Жуковского. В  18  лет  поступил  в  Царскосельский  Лицей. Учился  посредственно,  но  очень  проказничал.  Шесть  счастливых  лет  провел  он в  Лицее,  в  дружной  семье  товарищей.  Там  же  он  познакомился  с  гусарами – Кавериным  и  Чаадаевым.  Гвардия,  недавно  возвратившаяся  из  заграничных  походов,  была  охвачена  «свободолюбивыми  мечтаниями».  Многие  из  близких  приятелей  П.  участвовали  в  декабрьском  восстании.  Если  бы  поэт не  был  сослан  в  Михайловское,  он,  вероятно,  разделил  бы  участь  своих  товарищей.

Почти  все  лицеисты  писали  стихи.  С  П.  соперничали  Дельвиг,  Ильичевский,  Кюхельбекер.  Но  слава  досталась  П.  без  борьбы  и  усилий:  он  как  будто  родился  венчанным  царем  поэзии.

«Лицейские  стихотворения» - скорее  упражнения  стихотворца,  чем  произведения  поэта.  П.  испытывает  свои  силы  во  всех  стихотворных  жанрах.  В  потоке  юношеских  стихов  мелькают  оды  в  стиле  Державина  и  лирические  сладострастные  пасторали,  и  анакреонтические  гимны  любви  и вину,  и  разгульные  застольные  песни,  и  письма,  и  элегии,  но  «безумие  страстей»  П.  переживал  еще  в  одном  воображении:  студенческие  попойки  превращались  в  торжественные  жертвоприношения  Вакху  и  Киприде;  боевые  проказы – в  оргии «огненных  страстей»;  скука  жизнерадостного  юноши – в  романтическую  тоску  разочарованного  мечтателя.  

Наконец  в  1817 г.  поэт  покинул  «царскосельские  тени»,  и  началась  вольная  бурная  жизнь,  которой  он  отдавался  со  всем  бешенством  африканской  натуры.  Но  лицей  он  не  забывал:  бывшие  воспитанники  каждый  год  праздновали  19  октября – лицейскую  годовщину. ( «Друзья  мои,  прекрасен  наш союз!»).

После  Лицея  П.  определился  чиновником  в  Коллегию  иностранных  дел  и  погрузился  в светскую  шумную  жизнь.  Балы,  вечера,  модные  рестораны,  театр,  балет,  разгульные  гусарские  попойки – ничто  не  могло  удовлетворить  его  ненасытной  жажды  жизни,  радости,  наслаждений.  Старик  Карамзин,  отечески  заботившийся  о  П.,  устраивает  ему  головомойку.

И  вот  над  поэтом  разразилась  гроза.  Увлеченный  революционными  настроениями  гвардейской  молодежи,  П.  писал  «вольнолюбивые  стихи», - «Деревни», «Ода  на  свободу».  В  оде  «Вольность»  описывается  убийство  Павла  I  и  призывается  народ  к  мести  тиранам;  в  эпиграмме  на  всемогущего  «всей  России  притеснителя»  Аракчеева  говорится:

Холоп  венчанного  солдата,

Благодари  свою  судьбу,

Ты  стоишь  лавров  Герострата,  

Иль  смерти  немца  Коцебу.

(Идеолог  «Священного  союза»  Коцебу  был  убит  студентом  Зондом.)

Стихи  стали  известны  правительству:  П.  грозила  Сибирь.  Карамзин  и  Жуковский  вступились,  и  его  сослали  в  Екатеринослав  под  начало  генерала  Инзова.

После  трехлетнего  пребывания  в  Петербурге (1817-1820гг) следовала  шестилетняя  ссылка:  4  года  в  Кишиневе  и  в  Одессе  и  2  года  в  Михайловском.

В  Екатеринославе  после  купания  схватил  горячку  и,  с  благословления  генерала  Инзова,  уезжает  с  ген.  Раевским  и  его  дочерьми  на  Кавказ.  Раевские  приняли  в  нем  живое  участие.  С  ними  он  прожил  на  Кавказе  два  месяца (Мин.  Воды),  был  поражен  красотой  Кавказа,  ему  нравился  полуазиатский  край,  опасные  вылазки.

Здесь  он  отдыхал  от  бурной  петербургской  жизни,  был  весел  и  беспечен. С  Кавказа  вместе  с  Раевским  едет  в  Крым.  Жизнь  в  Крыму – его  лучшие  дни.  

Наконец  П.  пришлось  возвращаться.  Генерал  Инзов  был  переведен  в  Кишинев,  куда  с  неудовольствием  последовал и  поэт.  Восточная  лень,  карты,  распутство  и  кутежи – вот  что  ждало  его  там.  Здесь  он  два  раза  дрался  на  дуэли. Раз,  повстречав  в  степи  цыган,  провел  с  ними  два  дня  «на  дикой  воле». И  все  же,  несмотря  на  разгул,  он  много  читал  и  думал («К  Чаадаеву»).

В  1823  году  переходит  на  службу  в  Одессу.  После  бессарабского  захолустья  большой  торговый  город с  порто-франко  показался  ему  Европой.  Население,  солнце,  море,  флаги  кораблей,  итальянская  охра – все  это  пробудило  вдохновение  поэта. Но  отношение  к  нему  как  к  чиновнику  со  стороны  его  начальника  Воронцова  омрачает  его.  Интрига  с  женой  Воронцова  побудила  последнего  подписать  ходатайство  о  высылке  поэта.  П.  отправляется  в  Михайловское – псковское  имение  его  родителей.

На  юге  П.  переживает  увлечение  Байроном,  поэзией  гордого  одиночества,  презрительной  тоски  и  угрюмой  разочарованности («Кавказский  пленник», «Бахчисарайский  фонтан»,  «Цыганы»).

После  П.  тема  Кавказа  навсегда  вошла  в  РЛ (Лермонтов,  Толстой).

В  августе  1824г  П.  приезжает  в  Михайловское,  ссорится  с  отцом,  который  увозит  всю  семью  в  Москву.  Поэт  остается  один  с няней.  Друзьям  он  пишет  о  тоске,  но  постепенно  привыкает  к  скучной  и  спокойной  деревенской  жизни.  Слушает  нянины  сказки,  ему  хочется  проникнуть  в  дух  народного  творчества,  почувствовать  себя  русским. По  праздникам  он  бродит  по  деревням,  прислушивается  к  народным  песням,  у  местного  священника  расспрашивает  про  «всякие  пословицы  и  приговоры»,  ездит  на  ярмарки,  слушает  нищих,  сказания  про  святых. Записывает  песни  о  Степане  Разине  и  искусно  подражает  им.

Постепенно  бледнеет  перед  ним  субъективизм  Б..  Этому  способствовало  увлечение  Шекспиром.

Черпая  материал  из  «Истории  Государства  Российского»  Карамзина,  П.  создает  романтическую  трагедию  «Борис  Годунов».

П.  писал  с  пламенным  вдохновением:  талант  его  созрел,  приближение  к  национальным  истокам  превращает  его  в  национального  поэта.

В  Михайловском  П.  написал  много  лирических  стихотворений.

Он  не  в  силах  больше  переносить  изгнание,  мечтает  вырваться,  строит  даже  планы  бегства  за  границу;  друзья  его  хлопочут  о  нем.  Новый  государь  Николай  I  разрешает  П.  приехать  в  Москву  на коронацию.  Царь  объявляет,  что  теперь  он  сам  будет  его  цензором. Эта  милость  вскоре  превратилась  для  П.  в  источник  обид  и  унижений:  царь  поручил  цензорство  начальнику  III  отдела (тайной  полиции)  Беккендорфу,  который  преследовал  поэта  мелочными  придирками,  выговорами  и  поддразниваниями.

Москва  встретила  П.  восторженно.  Чтение  «БГ»  прошло  на  высоте.  После  первого  опьянения  славой,  свободой,  блестящей  суетой,  П.  стал  вдруг  мрачен. Он  вел  самую  рассеянную  жизнь,  но  «в  нем  было  заметно  смутное  беспокойство». Он  переживал  глубокий  кризис.  На  свой  день  рождения  он  пишет  мрачные  стихи  «Дар  напрасный,  дар  случайный» (чтение).

П.  читал  поэму «Войнаровский»  Рылеева,  и  в  несколько  дней,  вдохновленный  ею,  пишет  свою  «Полтаву» (1828).

Эта  полная  драматизма  любовная  фабула  со  всеми  атрибутами  романтической  новеллы:  преступной  любви  юной  крестницы  к  старику-крестному  отцу,  предательством,  местью,  цепями,  казнью – вставлена  автором  в  широкую  раму  исторической  картины.

1829. год – поездка  в  Закавказье,  где  шла  война  с  Турцией.
1830. год – сватовство  к  шестнадцатилетней  красавице  Наталье  Гончаровой.  Отправляется  устраивать  свои  запутанные  дела  в  Болдино,  но  из-за  холеры  связь  с  Москвой  прервалась,  и  ему  пришлось  всю  осень  просидеть  в  Болдине.

Тут  посетило  его  такое  вдохновение,  что  он забыл  все  на  свете.  Здесь  дописан  «Евгений  Онегин»,  созданы  «Маленькие  трагедии»,  элегии,  стихотворения («Безумных  лет  угасшее  веселье»,  чтение).

Вернувшись  в  Москву,  18  февраля  1831  года  женится  и  начинает  работать  в  архивах,  где  собирает  материалы  для  написания  истории  о  Петре  I;  пишет  сказки.

В  1833 – совершил  поездку  по  местам,  где  происходило  восстание  Пугачева,  пишет  поэму  «Медный  всадник».

После  женитьбы  П.  некоторое  время  казался  спокойным  и  счастливым,  но  Н.Н. хотела  блистать  своей  красотой,  танцевать  на  балах,  поневоле  ему  пришлось  бывать  в  обществе,  делать  долги. Надзор  становится  все  более  невыносимым;  самые  зрелые  его  произведения  встречают  холодный  прием  у  публики.

Нигде  П.  не  находит  себе  места,  он  чувствует  свое одиночество,  видит  вокруг  злобу,  непонимание,  насмешки. Незадолго  до  смерти  пишет  стихотворение  жене – «Пора,  мой  друг,  пора!  Покою  сердце  просит».

Но  поэт  не  мог  бежать.  Молодой  гвардейский  офицер  барон  Дантес,  влюбленный  в  жену  П.,  открыто  преследует ее  своими  ухаживаниями. П.  жаждал  выхода  из  невыносимого  для  него  положения,  а  может  быть,  искал  и  смерти.  27  января  состоялась  дуэль,  П.  был  смертельно  ранен,  а  спустя  два  дня  скончался  в  жесточайших  мучениях.

Для  пушкинской  лирики  очень  важен  не  только  образ  лирического  героя  с  конкретными  биографическими  деталями,  но  и  тема  ПОЭТА  и  НАЗНАЧЕНИЯ,  образ  ТВОРЧЕСТВА,  меняющийся  в  разные  эпохи.

В  лицейской  лирике  появляется  образ  неопытного,  но  преданного  питомца  муз,  с  трепетом  восходившего  на  Парнас  и  нуждающегося  в  поощрениях («К  Жуковскому»,  1816).

В  романтической  лирике  образ  творца  меняется. Это  поэт-пророк,  служитель высокого  искусства,  охваченного  вдохновением  и противопоставленного  толпе,  равного  царям  и  героям  («Поэт»,  1827,  чтение).

Начинается  этот  ряд  стихов  о  пророческом  призвании  поэта  стихотворением  «Пророк» (1826).  Охваченный  духовной  жаждой  человек  оказался  на  перепутье, и  шестикрылый  серафим  превращается  в  пророка.  Последнее  слово  символически  принадлежит  Богу:

Как  труп  в  пустыне  я  лежал,

И  бога  глас  ко  мне  воззвал:

             «Восстань,  пророк,  и  виждь,  и  внемли. –

              ************************************

Глаголом  жги  сердца  людей».

Пушкинский  образ  постепенно  превратился  в  символ  уже  за  пределами  пушкинского  творчества.

Образ  поэта  и  идеал  творчества  подчинился  общим  законам  пушкинской  поэтической  действительности.  Так,  в  «Поэте  и  толпе» (1826)  вдохновение  и  быт  противопоставлены  друг  другу.

В  «Осени» (1833)  от  такого  романтического  представления  остается  только  лишь  сам  мотив,  вдохновение.  Но  его  раскрытие  оказывается  принципиально  иным.

В  начале  отрывок  представляется  просто  пейзажным  стихотворением.  П.  описывает  наступление  осени,  какой  она  представляется  ему,  одиноко  живущему  в  деревне,  согласуется  с  другими  временами  года  и  снова  приходит  к  ней.

Но  в  IХ  и  Х  строфах  происходит  резкая  перемена  тона,  подготавливающий  эмоциональный  взрыв.  Стихи  о  природе  превращаются  в  изображение  внезапно  нахлынувшего,  но  давно  подготовленного  вдохновения.

Романтическая  лирика  ценилась  за  оригинальность  метафор,  богатство  тропов  и  стилистических  фигур.  В  30-е  гг.  П.  открывает  прелесть  простого  неукрашенного  слова (автологический  стиль).

В  элегии «Я  вас  любил,  любовь  еще,  быть  может…»  есть  всего  одна  заметная  метафора: «любовь  угасла».  Все  стихотворение  строится  на  прямом  выражении    парадоксального  чувства:  говоря  о  любви  в  прошедшем  времени,  лирический  герой  на  самом  деле  продолжает  любить.  Его  самоотверженность  строится  на  самоотречении.

Такое  прямое  слово  часто  опирается  на  фольклор  и  воспевает  столь  же  простую,  притягательную  для  поэта  жизнь.  Мечтой  о  «покое  и  воле»,  о  побеге  в  «обитель  дальнюю  трудов  и  чистых  нег»  проникнута  незаконченная  элегия  «Пора,  мой  друг, пора…».

Подводя  итоги  своей  поэтической  деятельности,  он  снова  обращается  к  высокой  одической  традиции  и  к образу  поэта-пророка,  включая  в  него  и  некоторые  черты  нового  образа  поэта  из  стихотворения  «Осень».  Стихотворение  «Я  памятник  воздвиг  себе  нерукотворный»  опирается  на  давнюю  поэтическую  традицию,  но  вносит  в  нее  глубоко  личные,  индивидуальные  черты,  связанные  с  биографией  поэта.

Государственник  Державин (опираясь  на  его  «Памятник»,  П.  создает  свое  стихотворение)  считает  задачей  поэта  славить  государство  в  лице  императрицы.

Дерзость  П. – совершенно  иная.  Его  слова  и  значение  опираются  на  другие  источники.  Поэт – выше  царя,  главный  авторитет  для  него – народ  и  другой  пиит,  его  потомок  и  последователь.

Определение  народная  тропа  появляется  в  I  строфе,  а  в  III  перечисляются  народы  «всей  Руси  великой».  П.  предлагает  свою  формулировку  предназначения  поэта:  свобода,  чувства  добрые,  милость  к  падшим.

СВОБОДА – политическая  категория,  о  которой  П.  писал  в  стихотворении  «Во  глубине  сибирских  руд» (чтение).

МИЛОСТЬ  К  ПАДШИМ – неоднократные  призывы  п.  облегчить  участь  декабристов.

«Пир  Петра  Первого» (чтение).  Но  в  то  же  время  милость  к  падшим  одна  из  первых  пушкинских  универсальных  ценностей  для  поэта.

Для  пушкинского  творчества  характерно  нормальное  распределение  света  и  тени,  «лелеющая  душу  гуманность» (Белинский). В  гармонии  пушкинского  стиха  и  жизнь  ощущается  как  гармония,  преодоление  трагедии.    

ЧИЧИКОВ – ДЕЛЕЦ-ПРИОБРЕТАТЕЛЬ.

Особое место среди персонажей поэмы занимает образ Чичикова. Автор частенько называет его героем произведения. С т.з. сюжета и композиции «МД» Чич. действительно является ее героем. Но в системе образов он не занимает первенствующего места. «МД» - поэма о господствующих общественных силах феодально-крепостной России: помещиках и чиновниках. Однако развитие жизни в то время порождает новые тенденции, выразителем которых является Чич. Это были те тенденции, называет меркантилизмом – тенденции капиталистического развития России. В Чич. наглядно выразился дух бурного предпринимательства. Но тенденции капиталистического развития преломились в Чич. своеобразно, однобоко, в специфическом буржуазном авантюризме. Недаром этого нового «героя русской действительности» Г. называет не только «хозяином», «приобретателем», но и «подлецом».

Отображая новое явление, Г. хочет понять его происхождение. Этому служит биография Чич., объясняя генезис изображаемого в поэме характера. Г. показывает, каким путем бедный дворянин, унаследовавший после смерти отца ветхий дворишко с маленькой землицей и одну семью крепостных, развил в себе страсть к накоплению, глубоко усвоив родительное наставление: «… больше всех береги и копи копейку: эта вещь надежней всего на свете». Страсть к «копейке» развила у героя ту энергию, то упорство, с которыми он, претерпевая неудачи на «не очень чистых путях накопления», продолжал преследовать свою цель. Мошенничество с покупкой МД было для Чич. еще одной попыткой приобрести большой капитал. Этот сюжет помог писателю тонко обрисовать новый характер хищника-приобретателя, развившего в себе способность хитро приспосабливаться к людям и обстоятельствам, научиться подчинять моральные и материальным интересам. «Все приобретают» - пытается оправдать себя в собственных глазах начинающий буржуа. Г. верно схватил в своем художественном обобщении существенные особенности новой общественной силы, начинающей играть значительную роль в русской жизни. Но в Чич. отразились только стороны буржуазного развития. Идеалы его не выходят за пределы узколичностных интересов. Вместе с тем Чич., мечтая о положении богатого помещика, не оказался во вражде и с крепостными владетелями, а сближается с ними в «меркантильных» интересах, захватывающий и помещичьи класс. Гневно осуждает Г. дворянство, в образе Чич. обличая буржуазное хищничество.

Г. отказался от мысли возвратить Чич. к добру. Переживая временное моральное потрясение под влиянием елейных речей и страха наказания, Чич. опять обращается к привычным для него способам обойти закон. Подлец остается подлецом, приобретатель – приобретателем.