Комплексный анализ романа-эпопеи М. А. Шолохова «Тихий Дон»

Ежова Марина Сергеевна

Комплексный анализ романа-эпопеи М. А. Шолохова «Тихий Дон» предназначен для учеников старших классов и студентов-филологов. 

Скачать:


Предварительный просмотр:

Комплексный анализ романа-эпопеи М. А. Шолохова  «Тихий Дон»

Ежова Марина Сергеевна,

учитель русского языка и литературы

МБОУ «Лицей №38»

  1. История создания романа-эпопеи.

В конце 1925 года, завершив работу над ранними рассказами, составившими впоследствии сборники «Донские рассказы» и «Лазоревая степь» (1-й том настоящего Собрания сочинений), М. А. Шолохов, после двухлетнего пребывания в Москве, вернулся на Дон. Его рассказы продолжали появляться в периодической печати вплоть до 1928 года, но писателя волновали теперь новые, более широкие замыслы — он приступил к созданию большой повести на историко-революционную тему.

О том, как возникла мысль написать «Тихий Дон» Шолохов говорил: «Начал я писать роман в 1925 году. Причем я первоначально не мыслил так широко его развернуть. Привлекала задача показать казачество в революции. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград… Донские казаки были в этом походе в составе третьего конного корпуса… Начал с этого… Написал листов 5–6 печатных. Когда написал, почувствовал: что-то не то… Для читателя останется непонятным — почему же казачество приняло участие в подавлении революции? Что это за казаки? Что это за Область Войска Донского? Не выглядит ли она для читателя некоей terra incognita…

Поэтому я бросил начатую работу. Стал думать о более широком романе. Когда план созрел, — приступил к собиранию материала. Помогло знание казачьего быта…» («Известия», 1937, 31 декабря, № 305.)

Повесть, над которой работал Шолохов, должна была называться «Донщина». Прийдя к мысли изменить план и характер своего произведения, писатель решительно отложил в сторону все написанное — результат целого года напряженного труда — и в конце 1926 года начал все сызнова.

«Работа по сбору материала для «Тихого Дона», — рассказывал Шолохов, — шла по двум линиям: во-первых, собирание воспоминаний, рассказов, фактов, деталей от живых участников империалистической и гражданской войны, беседы, расспросы, проверка всех замыслов и представлений; во вторых, кропотливое изучение специально военной литературы, разборки военных операций, многочисленных мемуаров, ознакомление с зарубежными, даже белогвардейскими источниками» («Комсомольская правда», 1934, 17 августа, № 191).

Не весь нужный материал можно было найти на месте. Порой приходилось уезжать в Ростов или Москву для занятий в архивах. Все это требовало чрезвычайного напряжения сил. «— И писалось трудно, и жилось трудно, но в общем писалось», — говорил об этом периоде М. Шолохов («Известия», 1940, 12 июня, № 134).

Сюжет романа и образы основных персонажей взяты Шолоховым непосредственно из жизни. По словам писателя, «все было под рукой — и материалы и природа».

Действие первой книги «Тихого Дона» развертывается на хуторе Татарском, которому писатель придал многие типические черты придонских казачьих хуторов. Под хутором Татарским можно подразумевать и родной хутор М. Шолохова — Кружилин или один из соседних хуторов — Калиновский, находя в них много общего с изображенным в романе.

Собирательными являются образы героев «Тихого Дона». Назвать их прототипы трудно. Сам Шолохов указывал: «Для Григория Мелехова прототипом действительно послужило реальное лицо. Жил на Дону один такой казак… Но, подчеркиваю, мною взята только его военная биография: «служивский» период, война германская, война гражданская» («Известия», 1937, 31 декабря, № 305). Основываясь на этом заявлении, некоторые исследователи утверждают, что «черты Григория Мелехова взяты… из биографии казака Ермакова. (Курсив редакции.) — Многие из жителей верхнедонских станиц знают историю этого человека. Расказывают, что дочь этого Ермакова и сейчас учительствует в Базковском районе, недалеко от Вешенской. Она смуглая, с черными, как смоль, волосами, вся в отца» («Известия», 1940, 12 июня, № 134). Однако, как видно из цитированного выше заявления Шолохова, оно не только не дает основания для подобного утверждения, но, наоборот, предостерегает от столь определенных выводов.

Но если с какой-то долей вероятия может быть назван прототип Григория и некоторых других главных героев, то в отношении второстепенных персонажей романа это сделать еще труднее, хотя совершенно несомненно, что они взяты художником непосредственно из жизни, так, например, «Иван Алексеевич Котляров — машинист моховской паровой мельницы, Валет и Давыдка-вальцовщик существовали в действительности» и работали на паровой мельнице на хуторе Плешаковом, а вальцовщик Давыдка (Давид Михайлович Бабичев) жив и сейчас и работает инструментальщиком Кружилинской МТС (В. Васильев, «Тихий Дон» М. Шолохова, Алма-Ата, 1948).

Безусловно, реальным лицом является широко известный в годы первой империалистической войны пресловутый «герой» казак Козьма Крючков, о «подвигах» которого писатель знал не только по многочисленным лубочным изданиям того времени («Неустрашимый герой донской казак Козьма Крючков…» М. 1914, или «Славный герой-казак, доблестный сын вольного Дона, Козьма Крючков», М. 1914), но и по устным рассказам сослуживцев Крючкова, одновременно с ним участвовавших в столкновении с немцами, например, казак Иванков, житель станицы Каргинской, в которой проходила основная работа над первой книгой «Тихого Дона».

Завершив работу над первой книгой романа, Шолохов в конце 1927 года направил рукопись в журнал «Октябрь», где от автора потребовали значительных сокращений. Рукопись была передана на окончательное заключение А. С. Серафимовичу, который ознакомился с нею и предложил «немедленно печатать роман без всяких сокращений».

Первая книга «Тихого Дона» (без указания на то, что это первая книга) первоначально была опубликована в журнале «Октябрь» за 1928 год (часть первая — № 1, часть вторая — № 2, часть третья — № 3 и № 4). Отдельными изданиями роман Шолохова в том же 1928 году почти одновременно появился дважды: в двух выпусках «Роман-газеты» №№ 7 и 12 и в серии «Новинки пролетарской литературы», выпускаемой издательством «Московский рабочий». В «Роман-газете» № 7 были напечатаны первые две части романа без указания на то, что это первая книга. В этом издании каждая глава романа имела подзаголовок (например: «Турчанка», «Сазан», «Проводы», «Ловля», «В лагери» и т. п.). Третьей части романа был отведен отдельный выпуск (№ 12), озаглавленный: «Тихий Дон», кн. 2-я, «Казачество на войне». Так же, как и в первых двух частях, каждая глава имела здесь свой заголовок. В издании «Московский рабочий» все три части романа были объединены подзаголовком: «Книга первая». Названия глав, как и во всех последующих изданиях, здесь отсутствуют.

Вторая книга «Тихого Дона» была напечатана (без указания на то, что это «Вторая книга») в журнале «Октябрь» за 1928 год непосредственно вслед за первой книгой (часть четвертая в №№ 5 и 6, часть пятая — в №№ 7, 8 и 9-10). В том же 1928 году четвертая часть «Тихого Дона» была издана «Роман-газетой» (№ 17), также без указания на то, что это вторая книга романа, но с подзаголовком: «Перед Октябрем». Пятая часть романа была перепечатана «Роман-газетой» в 1929 году (№ 7) опять-таки без указания на то, что это «Вторая книга», с подзаголовком «Кровь под копытом». Главы «Тихого Дона», опубликованные в «Роман-газете», не имели порядковой нумерации, но зато каждая из них имела свое название (например: «В офицерской землянке», «Фронт рушится», «Родня по труду», «Навоевались!», «Гиблое время», «Семнадцатая путевка» и т. п.).

Отдельной книгой четвертая и пятая части романа (с указанием на то, что это «Книга вторая») вышли в издании «Московский рабочий», М. — Л. 1929. С тех пор они стали переиздаваться вместе с первой книгой.

Над третьей книгой романа «Тихий Дон» М. А. Шолохов работал с 1928 по 1931 год. При создании ее писатель встретился с большими трудностями. Кроме сложности задач чисто художественного порядка, требовавших большого творческого напряжения, он столкнулся почти с полным отсутствием необходимых печатных материалов. Приступив к изображению Верхнедонского, так называемого «Вёшенского», белоказачьего восстания, Шолохов располагал лишь скупыми и немногочисленными сообщениями красноармейских газет и листовками. Весь остальной материал ему пришлось черпать главным образом из бесед с оставшимися в живых участниками изображаемых событий.

В конце мая 1930 года, во время встречи с ростовскими читателями, М. А. Шолохов, касаясь особенностей работы над третьей книгой, сказал: «Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде» (журнал «На подъеме», 1930, № 6, стр. 172).

Сложность замысла, отсутствие необходимых исторических материалов надолго задержали работу над третьей книгой романа. Писатель приступил к ней сразу же после окончания второй книги в 1928 году (отрывок первой главы третьей книги под заголовком «Казачья «Война и мир» появился в ростовской газете «Молот», 28 декабря 1928 года). Отчасти задержка произошла в силу того, что одновременно с третьей книгой писатель работал над первой частью своего нового романа «Поднятая целина».

Шолохов вновь и вновь возвращался к совершенно законченной, казалось бы, рукописи, улучшал ее и не торопился печатать. «Хочу поставить тебя в известность, — писал он 3 октября 1929 года ростовскому литератору А. Бусыгину, — что в этом году печатать в «Октябре» «Тихий Дон» я не буду. Причина проста: я не смогу дать продолжение, т. к. седьмая часть у меня не закончена и частично перерабатывается шестая» (Архив Института Мировой литературы им. А. М. Горького, П. 68, 1051).

Весной 1931 года третья книга «Тихого Дона» была завершена в передана для публикации в журнал «Октябрь». Однако Шолохову вновь пришлось столкнуться с большими препятствиями. Некоторые работники журнала, не поняв основной идеи новой книги, требовали от писателя значительных сокращений.

В письме к А. М. Горькому от 6 июня 1931 года Шолохов указывал: «В шестой части я ввел ряд «щелкоперов от советской власти» (парень из округа, приехавший разбирать конфискованную одежду, отчасти — обиженный белыми луганец, комиссар Девятой армии Малкин — подлинно существовавший и проделывающий то, о чем я рассказал устами подводчика-старовера, члена малкинской коллегии — тоже доподлинный тип, агитировавший за социализм столь оригинальным способом) для того, чтобы, противопоставив им Кошевого, Штокмана, Ивана Алексеевича и др., показать, что эти самые «загибщики» искажали идею Советской власти».

Рапповские критики и редакторы не поняли этой сложнейшей задачи, стоявшей перед писателем. Шолохов замечал в том же письме: «Некоторые «ортодоксальные», «вожди» РАППа, читавшие шестую часть, обвинили меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествовавшую восстанию…» И далее: «Непременным условием печатания мне ставят изъятие ряда мест, наиболее дорогих мне (лирические куски и еще кое-что). Занятно то, что десять человек предлагают выбросить десять разных мест, и если всех слушать, то три четверти нужно выбросить… Буду с большим нетерпением ждать от Вас письмо или телеграмму. Изболелся я за эти полтора года за свою работу и рад буду крайне всякому Вашему слову, разрешающему для меня этот проклятый вопрос».

Прочитав рукопись, А. М. Горький поделился своими впечатлениями с А. А. Фадеевым. В письме к нему он указывал: «Третья часть (речь идет о третьей книге. — Ред.) «Тихого Дона» — произведение высокого достоинства на мой взгляд — она значительнее второй, лучше сделана», «Шолохов — очень даровит, из него может выработаться отличнейший советский литератор…»

Впоследствии А. М. Горький неоднократно возвращался к оценке романа. В ряде писем, статей, выступлений, высказываний он отмечал отдельные положительные стороны романа, давал ему глубокую, содержательную характеристику.

Вмешательство Горького ускорило печатание третьей книги романа. Впервые она была опубликована в журнале «Октябрь» (№№ 1–3 за 1929 г. и №№ 1–8 и 10 за 1932 г.). Отдельным изданием вышла в феврале 1933 года в Государственном издательстве художественной литературы и в том же году (несколько позднее) — выпущена «Роман-газетой». Затем неоднократно переиздавалась.

Четвертую книгу эпопеи «Тихий Дон» М. А. Шолохов писал с 1931 по 1940 год.

Первоначально писатель предполагал завершить роман значительно раньше. В беседе с корреспондентом «Комсомольской правды» летом 1934 года он говорил: «Последнее время я почти одновременно работал над четвертой книгой «Тихого Дона» и второй книгой «Поднятой целины». Работа над ними уже почти закончена. Это, естественно, не означает, что я могу сейчас же сдать оба романа в печать. Отнюдь нет. Отложив на время «Поднятую целину», в настоящее время я засел за окончательную отшлифовку «Тихого Дона»…» («Комсомольская правда», 29 июня 1934 года, № 150).

В начале 1935 года на вопрос корреспондента газеты «Известия», над чем писатель работает, М. А. Шолохов отвечал: «Да, я пишу четвертую книгу «Тихого Дона»… Вместить такое обилие материала в одной книге, как вы сами понимаете, — трудно. Этим объясняются и тугие темпы, при которых книга пишется. Давно я сижу над ней. Были мысли увеличить роман еще на одну книгу, но я их оставил. Нужно кончать роман, который пишется восемь лет…» («Известия», 10 марта 1935 года, № 60).

В письмах к Н. А. Островскому от 14 августа и 2 октября 1936 года М. А. Шолохов сообщал о своем намерении закончить роман в том же году. Об этом он говорил и корреспонденту «Известий» в октябре 1936 года: «Вы спрашиваете меня о четвертой книге «Тихого Дона»? Я сегодня получил письмо из Лондона — меня спрашивает об этом же мой английский переводчик. Могу сообщить вам, что четвертая книга «Тихого Дона» наконец-то закончена. Через полтора-два месяца я надеюсь сдать ее в печать. Четвертая книга сейчас меня целиком поглощает… Снова и снова отделываю ее. Много езжу по станицам и все исключительно с одной целью — переправляю уже написанное, собираю дополнительные данные, относящиеся к концу романа» («Известия», 20 октября 1936 года).

Однако завершить роман в 1936 году писателю не удалось, хотя отдельные главы четвертой книги время от времени появлялись на страницах газет («Известия» от 22 и 24 октября 1936 года). И только в ноябре 1937 года журнал «Новый мир» начал публикацию четвертой книги (седьмой части) «Тихого Дона» (№ 11–12 за 1937 год и №№ 1–3 за 1938 год). Работа же над последней, восьмой, частью романа продолжалась еще в течение двух лет.

Восьмая, заключительная, часть романа была опубликована в № 2–3 журнала «Новый мир» за 1940 год.

Четвертая книга «Тихого Дона» была перепечатана «Роман-газетой» (седьмая часть в №№ 5 и 6 за 1938 год и восьмая — в № 4–5 за 1940). В том же 1940 году она вышла отдельным изданием в Государственном издательстве художественной литературы. Первое издание всех четырех книг в одном томе было осуществлено Гослитиздатом в 1941 году.


1.2 Важнейшие исторические события, описываемые в книге.

В первых двух частях первой книги «Тихого Дона» М. Шолохов дает широкую картину жизни донского казачества накануне первой мировой войны. На первом плане повествования — семья Мелеховых, центральные герои — Григорий и Аксинья.

В третьей части первой книги «Тихого Дона» в основном показаны боевые действия на фронтах первой империалистической войны 1914 года. Военные картины романа написаны с глубоким знанием стратегической обстановки, мельчайших деталей солдатского быта, отдельных подробностей развития военных событий, эпизодов и операций. Шолоховым были использованы не только рассказы непосредственных участников войны, их записи и воспоминания, подлинные документы той эпохи, но также изучены специальные военно-исторические исследования и труды, например: «Стратегический очерк войны 1914–1918 гг.» (семь частей, обильно снабженных оперативными картами и схемами), А. Зайончковский, Мировая война 1914–1918 гг. Общий стратегический очерк», и многие другие.

Вторая книга «Тихого Дона», в основном, охватывает исторические события периода февральской буржуазно-демократической революции, монархический заговор генерала Корнилова, первые дни Великой Октябрьской социалистической революции и дает картины борьбы с контрреволюционными выступлениями на Дону в конце 1917 и начале 1918 года.

Трудность художественного воссоздания всех этих событий заключалась прежде всего в том, что конкретный исторический материал ко времени создания романа был еще совершенно не изучен, не были опубликованы многие важные документы, не было научных исследований, дающих достаточно полное и глубокое освещение эпохи. В числе печатных источников, содержащих некоторые исторические сведения, можно назвать лишь книгу В. Владимировой «Контрреволюция в 1917 году» («Корниловщина»), М. 1924, и газетную публикацию «Где находятся войска Корнилова» («Известия Ростово-Нахичеванского Совета рабочих и солдатских депутатов» от 2 (15) сентября 1917 г.).

Во второй книге «Тихого Дона» большое место отведено историческим лицам, среди которых мы встречаем деятелей свергнутого революцией царского строя, руководителей различных политических партий, атаманов казачьих войск, белогвардейских генералов, вожаков Донского Войскового круга и других.

Органически входят в действие романа и образы представителей революционного народа: Подтелкова, Кривошлыкова, Щаденко, Головачева, Минаева, Лагутина, изложению подвигов которых посвящена почти вся пятая часть романа.

Известно, что такие выдающиеся борцы за утверждение советского строя на Дону, как Федор Григорьевич Подтелков (1886–1918), Михаил Васильевич Кривошлыков (1894–1918), Иван Лагутин, с первых же дней революции решительно встали на ее сторону и благодаря своим незаурядным способностям смогли оказать решающее влияние на весь ход борьбы с контрреволюцией на Дону.

В третьей книге М. Шолохов описывает Верхнедонское, так называемое «Вёшенское», белоказачье восстание. В конце мая 1930 года, во время встречи с ростовскими читателями, М. А. Шолохов, касаясь особенностей работы над третьей книгой, сказал: «Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде» (журнал «На подъеме», 1930, № 6, стр. 172).

Впоследствии в первых публикациях третьей книги «Тихого Дона» (журнальная редакция — к главе LIX, книжная — к LVII) было следующее авторское примечание: «Характерно, что доподлинные размеры Верхнедонского восстания не установлены нашими историками, работающими по воссозданию истории гражданской войны, и до настоящего времени. Так, в очень обстоятельном и ценном труде Н. Какурина («Как сражалась революция», Госиздат, 1925, т. I) Верхнедонское восстание описывается так:

«Наиболее обширными и организованными движениями, притом с определенным контрреволюционным характером, в сфере красных фронтов в пределах Великороссии и Урала явились ижевско-воткинское восстание в августе 1918 года и восстание донских казаков в северной части Донской области в марте 1919 года в тылу Девятой армии нашего Южного фронта, как раз в тот период времени, когда обе стороны сосредоточили на этом фронте свое преимущественное внимание. В противоположность только что описанному восстанию (ижевско-воткинскому — М. Ш.), которое разразилось тогда, когда фронты обоих противников только еще обозначались, это восстание возникло в тылу, достаточно насыщенном войсками, и уже ясно определившегося фронта, в непосредственной от него близости и в момент развития решительных операций, почему его отрицательное влияние на ход этих операций оказалось гораздо существеннее и потребовало от красного командования затраты значительных сил и времени для борьбы с ним. Центром восстания явилась станица Вешенская; площадь, охваченная восстанием, занимала до 10 000 кв. км., простираясь от станицы Усть-Медведицкой до г. Богучара; число восставших казаков определялось в 15 000 человек при нескольких пулеметах. Вокруг этого главного ядра восстания возникло несколько второстепенных в районах Новохоперска, Бутурлиновки и др., носивших чисто дезертирский характер. Необходимость подавления восстания в кратчайший срок, пока оно не успело разъесть с тыла противостоящий белым армиям участок фронта, вынудило ослабить войска фронта выделением значительного количества сил. В течение апреля 8-я и 9-я Красные армии выделили для борьбы с повстанцами по одной экспедиционной дивизии, общим количеством до 14 000 бойцов с артиллерией и пулеметами. Эти силы раздробились по четырехсоткилометровому обводу восстания и действовали разрозненно. Так же, как и ижевское восстание, и это восстание первоначально носило эсеровскую окраску: повстанцы стремились сохранить власть советов, но без коммунистов. С назначением бывшего командарма 8-й т. Хвесина командующим всеми экспедиционными силами, действующими против повстанцев, подавление восстания пошло успешнее: в течение недели, с 24 по 1 июня 1919 г., восстание на правом берегу р. Дона было подавлено».

На самом же деле повстанцев было не 15 000 человек, а 30 000-35 000, причем вооружение их в апреле — мае составляло не «несколько пулеметов», а 25 орудий (из них 2 мортирки), около 100 пулеметов и по числу бойцов почти полное количество винтовок. Кроме этого, в конце раздела, посвященного характеристике Верхнедонского восстания, есть существенная неточность: оно (восстание) не было, как пишет т. Какурин, подавлено в мае, на правом берегу Дона. Красными экспедиционными войсками была очищена территория правобережья от повстанцев, а вооруженные повстанческие силы и все население отступили на левую сторону Дона. Над Доном, на протяжении двухсот верст, были прорыты траншеи, в которых позасели повстанцы, оборонявшиеся в течение двух недель, до Секретевского прорыва, до соединения с основными силами Донской армии (М. Ш.)». («Октябрь», 1932, № 7, стр. 11.)

Значительная часть верхнедонского казачества выступила против советской власти благодаря усиленной провокационно-подрывной деятельности кулаков и белогвардейцев, демагогическими речами о любви к родине обманувших народные массы. Впоследствии писатель следующими словами характеризовал вожаков и «деятелей» контрреволюционного лагеря на Дону: «Говорили о любви к родине и в годы гражданской войны. Говорили, в частности, и атаман Краснов и прочие подобные ему политические пройдохи, говорили и одновременно приглашали на донскую землю немецких оккупантов и потом так называемых «союзников» — англичан и французов. Говорили о любви к родине и одновременно торговали кровью казаков, обменивали ее на предметы вооружения для борьбы с советской властью, с русским народом. История проверяет людей на деле, а не на словах. История проверяет, в какой мере существует у человека любовь к родине, какая цена этой любви. Истинную любовь к отчизне кощунственно топтал Краснов и прочие продажные мерзавцы, вероломно обманывавшие трудящееся казачество и вовлекавшие его в гражданскую войну» (М. Шолохов, Речь перед избирателями. Сборник «Мастера искусств — депутаты Верховного Совета СССР», М. 1938, стр. 40).

В письме к А. М. Горькому от 6 июня 1931 года из станицы Вешенской Шолохов указывал: «Восстание казаков на верхнем Дону возникло в результате перегибов по отношению к казаку-середняку». Шолохов, как художник, верный исторической правде, стремился последовательно, до конца раскрыть в своем романе причины, приведшие к восстанию.

Четвертая книга «Тихого Дона» хронологически охватывает события, происходившие на Дону с 1919 по 1922 год.

Повествуя о событиях завершающей фазы гражданской войны (1919–1920) и борьбе с контрреволюционными кулацкими бандами на Дону в 1920–1922 годах, М. А. Шолохов опирался главным образом на свидетельства непосредственных участников и очевидцев этих событий. Так, например, один из них, Я. Лапченков, казак с хутора Колундаевского, говорил: «Мы — местные жители-казаки — знаем нравы и обычаи казачьи, знаем, что и как происходило на Дону. При мне (я был еще подростком) в наш хутор заходила банда Фомина. Как раз шло собрание в доме Щирова Афанасия. Фомин явился прямо на собрание. Часть казаков успела убежать, часть Фомин задержал и начал перед ними «речь» держать — точно, как описано в «Тихом Доне». Михаил Александрович будто с натуры обрисовал банду, и слова как будто тогда были им записаны» («Большевистский Дон», 27 марта 1941 года, № 38).

  1. Организация повествования, особенности стиля и композиции.

Четко определив местоположение хутора, а на краю его - мелеховского двора, писатель начинает рассказ о драматической судьбе Прокофия Мелехова, вернувшегося с предпоследней турецкой кампании с иноземкой женой.

По словам этнографа и фольклориста, "подобного рода предания и поверья можно услышать в каждом районе Дона"1. Но писатель не просто воспроизвел его, положив в основу предыстории мелеховской семьи. Сюжетно завершенной новеллистической ситуацией народного предания он начал эпическое повествование о судьбах народа в революции.

Предыстория мелеховской семьи дается не только для объяснения, откуда повелись горбоносые казаки Мелеховы, не только для возможной индивидуализации "строптивого" характера центрального героя романа. Рассказ этот вступает в сложную идейно-композиционную связь с дальнейшим повествованием, в нем истоки социально-нравственных конфликтов изображаемой среды.

Повествование развивается в настойчиво выдержанной хронологической последовательности, впитывая в свои поры изображаемое время, широко охватывая людские судьбы, большие исторические события в их сложных социально-психологических конфликтах и противоречиях. Точное определение места действия во времени и пространстве, тщательное, с тяготением к документальной точности, изображение бытовых и конкретно-исторических фактов, получающих образное воплощение, - все это определяет историзм повествования, а движение истории - динамику развития сюжета. Расширение места действия (в первой части оно не выходит за пределы казачьего хутора) в связи с участием героев романа в событиях мировой войны сопровождалось сужением времени действия (в первых двух частях - почти два года, в третьей - восемь месяцев). Если время действия первой книги - два с половиной года (с мая 1912 года по ноябрь 1914 года), то время действия второй книги - только полтора года (с октября 1916 года до июня 1918 года). Причем здесь изображаются большие исторические события исхода империалистической войны и перерастания ее в войну гражданскую, события двух революций, разгром корниловщины и калединщины, установление советской власти на Дону и борьба с контрреволюцией на юге страны. Писатель переносит повествование с одного участка фронта на другой, из Могилева, где находилась царская ставка, - в столицу, из донских хуторов и станиц - в Новочеркасск и Ростов.

Как "бытописательский" роман о казачестве склонны были воспринимать и "Тихий Дон" после появления его первой книги, Шолохова даже упрекали в том, что он "любуется этой казацкой сытостью, зажиточностью"7. Истинный же смысл детального воссоздания жизни и быта донского казачества в романе Шолохова впервые отметил Серафимович. Он увидел способности большого художника "выпукло дать человека", "сосредоточенно и скупо обрисовать целую людскую группу, человеческий слой", его стремление проследить рост классового расслоения народа по мере развертывания больших социальных конфликтов.

Картины народного быта приобретают существенное композиционное значение в эпическом повествовании как прием эпической ретардации, как "олицетворение состояния "покоя", предшествующего социальному взрыву"9. В поле зрения Шолохова все шире включаются общественные противоречия изображаемой среды. Они-то и вступают в композиционное взаимодействие с внешним состоянием "покоя" устоявшейся жизни. Это ведет не только к расширению повествования, но и к разорванности его различных планов.

В свое время склонны были считать, что образ Григория Мелехова - "композиционный центр "Тихого Дона", придающий роману законченное, стройное целое"10. Но такое утверждение никак не охватывает всей особенности композиции романа, продиктованной не только раскрытием целой системы характеров, но и еще изображением судьбы народа.

"Когда я начал писать "Тихий Дон", - вспоминает Шолохов, - то я убедился, что мне при всем желании не удастся достигнуть такой композиционной цельности и соответственности, какой бы хотелось. Приходилось перемежать огромное количество событий, фактов, людей. В силу этого происходил прорыв, когда о человеке я забывал, и он оставался вне сферы моего внимания длительное время"11.

Неудержимый натиск событий, фактов, людей начал ощущаться к концу первой книги и особенно сказался во время работы над вторым томом романа. Одним из главных композиционных принципов становился принцип чередования событий в их причинной и следственной связи, движении и развитии. Темп действия неизбежно обретал стремительность. Необходимость охвата разных сторон бурной исторической действительности вела к переключению повествовательных планов в разные плоскости.

Принцип двуплановости композиции становится с конца первой книги характерной структурной особенностью "Тихого Дона". Писатель чередует описание быта народа, его трудовой жизни с показом фронтов мировой войны, общественно-политических событий в стране, в которых участвуют его герои. Как и в "Войне и мире" Л. Толстого, картины мира в романе Шолохова перемежаются картинами военных действий.

Структура второго тома "Тихого Дона" опять-таки определяется логикой исторического развития, движения масс в революции. Максимальная историческая конкретность художественного воссоздания первой мировой войны, Февральской, Великой Октябрьской революций, гражданской войны, особенно ожесточенной на юге России, широкое изображение различных социальных лагерей, народных масс и выдвинутых из их среды революционеров обусловили принципиальное своеобразие второй книги романа, насыщенной историческими фактами и документами, отражающими самые значительные этапы народной борьбы за советскую власть.

Временной разрыв между первой и второй книгами устраняется воспоминаниями Григория о "пройденной путине". Писатель добивается того, чтобы перенесенные из "Донщины" "куски" текста органически вошли в художественную ткань повествования как целого организма.

Глубинное постижение народной жизни на ее великом переломе позволяло Шолохову преодолеть трудности совмещения большого фактического, документального материала, хроникально-исторических картин и развертывающихся судеб героев. Движение огромных людских масс, решающих судьбу свою в небывало ожесточенных сражениях полярных миров, все нарастает не только в батальных и других массовых сценах, несущих большую идейно-композиционную нагрузку, но и в целой галерее характеров, персонифицирующих различные социально-исторические тенденции. Это дает Шолохову возможность проследить соотношение борющихся сил, внутренние процессы в лагере революционного народа и в лагере контрреволюции. Логика развития событий ведет к перераспределению сюжетно-композиционной нагрузки на те персонажи, которые позволяют с наибольшей полнотой и исторической конкретностью выразить их пафос.

Эпические контрасты и параллели, сравнения и другие средства эпического повествования подчиняются раскрытию эпохального социально-исторического конфликта. Важнейшим композиционным принципом становится чередование в изображении борющихся лагерей. Перекрестное изображение событий и людей, оказавшихся на противоположных полюсах борьбы, начинает как бы оттенять промежуточное положение мятущегося, неуверенного в правильности избранного пути Григория Мелехова. Образ народа как решающей исторической силы и образ личности, несущей в себе сложные противоречия своего времени, создают в единстве ту емкую художественную концепцию революционной эпохи, которая разворачивается в шолоховской эпопее. Роман насыщается атмосферой трагического заблуждения человека из народа. Именно отсюда протягиваются внутренние связи к тем событиям и людским судьбам, которые развертываются в третьей книге "Тихого Дона" как цельного эпического полотна.

Одной из основных особенностей стилевого своеобразия романа «Тихий Дон», по мнению ряда исследователей, является так называемое хоровое начало, организующее речевой строй произведения и составляющее одно из главных художественных открытий писателя. Ещё первые критики связывали мастерство эпического повествования М.А. Шолохова с созданием «массового фона». Воспользовавшись определением греческой классики, И. Лежнев назвал его «хором». Перенос этого понятия оказался весьма удачным в том отношении, что массовый голос действительно напоминает функцию «хора» античной трагедии. Он комментирует события, выражает отношение к ним, оценивает поступки героев. Но для Лежнева коллективный голос — всего лишь фон, на самом же деле, как показали последующие работы исследователей творчества Шолохова, роль его в «Тихом Доне» принципиально иная. В структуре эпопеи «массовый фон», массовый герой становится действующей силой и носителем собственной точки зрения.

 

Народное многоголосие (диалоги, монологические высказывания и россыпь реплик), составляющее структуру массовых сцен, обычно не содержит внутри себя спора, драматического столкновения позиций. В нем рождается единство «мнения народного», складывается интерпретация исторического события:

— Это что же, братушки? Свобода-свобода, а касаемо войны — опять, значится, кровь проливать?

— Старый прижим начинается!

— На кой же ляд царя-то уволили?

— Нам что при нем было хорошо, что зараз подходяще...

— Шаровары одни, только мотней назад.

  1. Жанровая природа книги. Важнейшие исторические события и лица в романе.

Роман «Тихий Дон» по жанровой принадлежности — эпопея, и его типологические особенности свидетельствуют, что их предопределила «память жанра» и традиции русской классики — «Войны и мира» Л.Н. Толстого. Масштабное воссоздание эпохальных в жизни народа событий, глобальный охват исторического времени, подчинение им многочисленных сюжетных линий, раскрытие судеб не только главных героев, их семей, но и больших человеческих коллективов, групп (военных отрядов, повстанцев банды Фомина), значимость образующих «хоровое» начало массовых сцен и так называемых второстепенных, подчас безымянных персонажей (а их в произведении более 700) определяют жанровое своеобразие шолоховского романа — полифонию голосов, несущих свою правду понимания мира. В «Тихом Доне» показан процесс постепенного пробуждения и роста народного сознания, движение масс, определившее дальнейший ход истории.

 

Исторический процесс предстает в эпосе Шолохова в широком движении масс. Героем романа стал народ. Судьба народа — в центре внимания автора «Тихого Дона», поэтому столь важную роль в романе играют массовые сцены.

 

В сцене мобилизации Шолохов создает образ народной массы, объединенной общим событием. Важнейшим средством создания этого образа становится коллективный портрет:

На площади серая густела толпа. В рядах лошади, казачья справа, мундиры с разными номерами погонов. На голову выше армейцев-казаков, как гуси голландские среди мелкорослой домашней птицы, похаживали в голубых фуражках атаманцы. <...> Пьяные, разгоряченные лица.

Однако казачья масса, хотя она и названа толпой, не кажется Шолохову однородной и безликой, она состоит из индивидуальных человеческих характеров, поэтому с коллективным портретом соседствуют детали портретов отдельных персонажей, в том числе и эпизодических (хмурый и озабоченный военный пристав, здоровенный черный атаманец, низкорослая казачка с подсолнуховой лузгой в распатлаченных космах, вахмистр в рыжей оправе бороды и др.). Эти визуальные образы, нередко образующие целые полотна, играют важную роль в поэтике массовых сцен в романе Шолохова.

 

В массовых сценах жизнь казачества предстает в бесконечном многообразии красок, и неслучайно разговоры о войне перемежаются репликами бытового характера, серьезными и комическими. Следует также заметить, что в этом эпизоде, как и в большинстве массовых сцен, писатель раскрывает не только настроение казаков в данный момент. За разнообразными, подчас не связанными между собой репликами многоголосого диалога встают исторические судьбы казачества, его традиции и жизненный уклад. Здесь и вековая ненависть к иногородним («Я их, мужиков, в кррровь! Знай донского казака!»), и участие казаков в подавлении революции («Я, браток, в тысячу девятьсот пятом годе на усмирении был. То-то смеху!»), и нежелание вновь оказаться в рядах усмирителей («Полиция пущай, а нам, кубыть, и совестно»).

 

Массовые сцены даны в романе не изолированно, их ритмическое чередование с повествованием об отдельных судьбах придает изображаемым событиям удивительную объемность, стереоскопичность. В задачу автора входит изображение трагического в революции и гражданской войне, противоречий героев и самой жизни. Шолохов совмещает биографии с историей, батальные сцены — с бытовыми, движение масс с индивидуальной психологией. Он показывает, как социальные катаклизмы влияют на судьбы людей, как политическая борьба ведет к счастью или краху.

 

Сочетание массовых сцен, в которых дается коллективный портрет определенного социального слоя, группы в тот или иной конкретный исторический период, с изображением судеб отдельных людей, с социально-историческими экскурсами, величавыми картинами природы, насыщенными философским содержанием, определяет своеобразие эпической структуры «Тихого Дона». При этом массовые сцены, множество второстепенных и эпизодических персонажей, исторические и военно-политические отступления не заслоняют судеб главных действующих лиц. Тщательно выписанные образы Григория Мелехова, Аксиньи, Натальи, Пантелея Прокофьевича, Ильиничны, Кошевого выдвинуты на первый план; ведущие характеры помогают осмыслению всей сложности и противоречивости исторического развития и поразительно емки по содержанию.

 

Исторически значительные события, которые дают возможность писателю раскрыть закономерности общественного развития, являются сюжетными и композиционными узлами произведения. Исторический процесс предстает в эпопее Шолохова в живом движении масс, в накале жестокой борьбы. «Мысль народная» составляет основу авторской позиции. С помощью массовых сцен в романе выражено многообразие точек зрения, согласие и несогласие с происходящим, философские раздумья над судьбами казачества и всего русского народа.

Трагедии героев разворачиваются на фоне переломных для нашей страны событий – старый мир до основания разрушен революцией, ему на смену идет новая социальная система. Все это и обусловило качественно новое решение таких «вечных» вопросов, как человек и история, война и мир, личность и массы.

В начале повествования автор знакомит читателя с главой семьи – Пантелеем Прокофьевичем: «Под уклон сползавших годов закряжистел Пантелей Прокофьевич: раздался в ширину, чуть ссутулился, но все же выглядел старичком складным. Был сух в кости, хром (в молодости на императорском смотру на скачках сломал ногу), носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу, до старости не слиняли на нем вороной масти борода и волосы, в гневе доходил до беспамятства...» Пантелей Прокофьевич – истинный казак, воспитанный на традициях доблести и чести. На этих же традициях он воспитывал своих детей, проявляя порой черты крутого характера. Глава семейства Мелеховых не терпит непокорности, но в душе добрый и чувствительный. Он умелый и трудолюбивый хозяин, умеет рачительно вести хозяйство, сам работает от зари до зари. На него, а еще в большей мере на его сына Григория, ложится отсвет благородной и гордой натуры деда Прокофия, бросившего некогда вызов патриархальным нравам хутора Татарского.

Несмотря на внутрисемейный раскол, Пантелей Прокофьевич старается соединить в одно целое куски старого быта, хотя бы ради внуков и детей. Не раз он самовольно покидает фронт и возвращается домой, к родной земле, которая была для него основой жизни. С необъяснимой силой манила она его к себе, как манила и всех казаков, уставших от напряженной и бессмысленной войны. Пантелей Прокофьевич умирает на чужбине, вдали от родного дома, которому отдал все свои силы и бесконечную любовь, и в этом трагедия человека, у которого время отняло самое дорогое – семью и кров.

Такую же всепоглощающую любовь к родному дому отец передал своим сыновьям. Старший, уже женатый сын его Петро напоминал мать: большой, курносый, в буйной повители пшеничного цвета волос, кареглазый, а младший, Григорий, пошел в отца – «так же сутулился Григорий, как и отец, даже в улыбке было у обоих общее, звероватое». Григорий, как и его отец, любит свой дом, где Пантелей Прокофьевич заставлял его выхаживать коня, любит свой клин земли за хутором, который он пахал своими руками.

С большим мастерством М. Шолохов изобразил сложный характер Григория Мелехова – цельной, сильной и честной личности. Он никогда не искал собственной выгоды, не поддавался соблазну наживы и карьеры. Заблуждаясь, Григорий немало пролил крови тех, кто утверждал новую жизнь на земле. Но он осознал свою вину, стремился искупить ее честной и верной службой новой власти.

Путь героя к истине тернист и сложен. В начале эпопеи это восемнадцатилетний парень – веселый, сильный, красивый. Автор всесторонне раскрывает образ главного героя – тут и кодекс казачьей чести, и напряженный крестьянский труд, и удальство в народных игрищах и гуляньях, и приобщение к богатому казачьему фольклору, и чувство первой любви. Из поколения в поколение воспитываемые смелость и отвага, благородство и великодушие по отношению к врагам, презрение к малодушию и трусости определяли поведение Григория во всех жизненных обстоятельствах. В тревожные дни революционных событий он совершает немало ошибок. Но на пути поисков истины казак порой не в силах постичь железную логику революции, ее внутренние закономерности.

Григорий Мелехов – гордая, вольнолюбивая личность и вместе с тем философ-правдоискатель. Для него величие и неотвратимость революции должны быть выявлены и доказаны всем последующим ходом жизни. Мелехов мечтает о таком строе жизни, при котором человеку воздавалось бы мерой его ума, труда и таланта.

Женщины семьи Мелеховых – Ильинична, Дуняшка, Наталья и Дарья – совершенно разные, но их объединяет возвышенная нравственная красота. Образ старой Ильиничны олицетворяет трудную долю женщины-казачки, ее высокие нравственные качества. Жена Пантелея Мелехова – Василиса Ильинична – коренная казачка Верхнедонского края. Несладкая на ее долю выпала жизнь. Именно она больше всего страдала от вспыльчивого характера мужа, но терпение и выдержка помогли ей сохранить семью. Она рано постарела, страдала болезнями, но несмотря на это оставалась заботливой, энергичной хозяйкой.

Высокой лиричности исполнен образ Натальи – женщины высокой нравственной чистоты и чувства. Сильная характером, Наталья долго мирилась с положением нелюбимой жены и еще надеялась на лучшую долю. Она проклинает и любит Григория бесконечно. Пусть ненадолго, она все же обрела свое женское счастье. Благодаря терпению и вере, Наталье удалось восстановить семью, вернуть согласие и любовь. Она родила двойню: сына и дочь, и оказалась столь же любящей, преданной и заботливой матерью, какой была женой. Эта прекрасная женщина является воплощением драматической судьбы сильной, красивой, беззаветно любящей натуры, готовой ради высокого чувства пожертвовать всем, даже собственной жизнью. Сила духа и покоряющая нравственная чистота Натальи с невиданной глубиной раскрываются в последние дни ее жизни. Несмотря на все зло, которое ей причинил Григорий, она находит в себе силы простить его.

Ярким представителем семьи является Дуняшка. Природа наделила ее таким же горячим и твердым характером, как и Григория. И это особенно ярко проявилось в ее стремлении любой ценой отстоять свое счастье. Несмотря на недовольство и угрозы близких, она со свойственным ей упорством отстаивает свое право на любовь. Даже Ильинична, для которой Кошевой навсегда остался «душегубом», убийцей ее сына, понимает, что ничто не изменит отношения дочери к Михаилу. И если она полюбила его, то уже ничто не вырвет этого чувства из ее сердца, как ничто не смогло изменить чувства Григория к Аксинье.

  1. Важнейшие вехи жизненной судьбы Григория Мелехова.

 При создании романа Шолохов стремился найти художественное выражение исторической правды. В поисках этой правды и совершают суровый жизненный путь его герои.

Главный герой романа «Тихий Дон» – Григорий Мелехов – фигура столь же выразительная, сколь и противоречивая. Частная жизнь этого героя и есть сама история. Так, его жизнь – метания между несколькими правдами, переходы из красного лагеря к белым и обратно – повторяет метания Донского казачества, являясь частью живой истории. Даже его личное чувство – любовь к замужней Аксинье – выражает своеволие, исконную черту казака, вступающую в конфликт с устоями той же казацкой морали.

  1. Брак с Натальей Коршуновой, нелюбовь к ней, тяготение своим положением.
  2. Разрыв с семьей во имя любви к замужней Аксиньи, уход с Аксиньей из хутора в имение к пану Листницкому.
  3. Рождение дочери от Аксиньи.
  4. Армия, первая мировая война, острое ощущение  враждебности  к миру.
  5. Во время нахождения на службе главный герой получает ранение и, оказавшись в больнице, знакомится с Гаранжой, слова которого оказывают большое влияние на мировоззрение Григория. Он встает против царской власти.
  6. Смерть дочери, предательство Аксиньи.
  7. Впервые убивает противника – австралийца, что причиняет ему душевную боль на протяжении всей жизни: «…Вот и ну, срубил зря человека и хвораю через него, гада, душой. По ночам снится, сволочь. Аль я виноват?..».
  8. Спасает от смерти своего соперника Степана Астахова. За военные подвиги удостоен офицерского звания и неоднократно награжден медалями. За терпение и выдержку получил Георгиевский крест.
  9. Первое кровопролитие на войне переворачивает духовный мир Мелехова. Собственноручное убийство врага становится для него трагедией. Приносит ему множество душевных переживаний и мук совести. Сущность его характера стремится к проявлению любви к окружающему миру.
  10. В период революции сталкивается с выбором: какую сторону принять, кому верить. Вначале ему кажется: прав Изварин, который говорит: «Нам необходимо свое, и, прежде всего, избавление казаков от всех опекунов... Избавь, Боже, от друзей, а с врагами мы и сами управимся». Но после встречи с другим героем романа Подтелковым Григорий склоняется к красным, воюет на их стороне, хотя душой еще никак не пристанет к какому-то берегу. После ранения под станицей Глубокой едет он в свой родной хутор. И там еще более терзают его сомнения: «Там, позади, все было путано, противоречиво. Трудно нащупывалась верная тропа; как в топкой гати, выбилась под ногами почва, тропа дробилась, и не было уверенности — по той ли, по которой надо, идет».
  11. Смерть Натальи в результате попытки аборта из-за возвращения Григория к Аксиньи. Чувство вины героя.
  12. Находясь на стороне восставших, Григорий оказывается в безвыходном положении и ему приходится перейти на сторону «красных», где он самоотверженно воюет.
  13. Возвращение Мелехова домой, где остались лишь его сестра Дуняшка, которая вышла замуж за большевика Мишку Кошевого, сын Мишатка и дочь Полюшка. Мелехов, который уже устал от бесконечной войны, стремится к тихой и спокойной семейной жизни. Он планирует жить вместе с Аксиньей и детьми.
  14. Однако «красные» преследуют Григория, так как он имел офицерский чин и долгое время воевал против большевиков. Григорию приходится податься в бега. Оказавшись в «банде» Фомина, Мелехов думает о побеге. Главный герой возвращается домой, чтобы вместе с Аксиньей бежать на Кубань.
  15. По дороге Аксинья получает ранение и погибает.
  16. Григорий возвращается домой, где узнает, что дочь Полюшка умерла от болезни.
  17. В финале произведения центральный персонаж оказывается без любимых женщин, без родителей и брата, с одним сыном на руках.

Демонстрируя такое тесное сплетение личной и гражданской жизни Григория Мелехова, М.А. Шолохов показывает, что начавшаяся Гражданская война повлияла на судьбы всех людей того времени. Гражданская война отняла у Мелехова почти всех родных и близких людей. Его судьба была тяжела и по-настоящему трагична.

  1. Критика 20-90 годов, в которой объяснялись причины и суть трагедии Григория Мелехова.
  1. Критики, объясняющие трагизм Григория Мелехова в том, что он «не наш человек», он запутался в «переплете сословных предрассудков».

"Литературная газета" Ю. Лукин, 1 марта 1940 год.  "Григорий остался одиночкой... Он оказался не в силах выпутаться из переплета сословных предрассудков, которые веками культивировал царизм в казачестве. Григорий мог бы быть нашим человеком, но он безнадежно запутался. Трагический смысл книги, мне кажется, в этом... Григорий остался в живых, но по существу он умер".

«Литературная газета» М. Чарный, "О конце Григория Мелехова и конце романа». Вердикт критика о судьбе главного героя "Тихого Дона" был не только более развернутым, но и более определенным: "Не доверяет ему друг детства, революционер Мишка Кошевой. Вся заключительная часть романа может создать впечатление, что, не будь этого недоверия... Мелехов не бежал бы, не попал бы опять в антисоветскую банду и не кончил бы так трагически. Но для всего образа Григория Мелехова гораздо существеннее то, что еще до встречи с Кошевым он является перед нами опустошенным, измочаленным до последнего предела... Почему "надоела" Мелехову контрреволюция - это изображено обстоятельно и с огромной силой убедительности. Почему "надоела" революция - не видно... Здесь что-то недосказано... Автор не оставляет на этот счет почти никаких надежд... Так что же - вся почти полностью погибающая мелеховская семья, в том числе и Григорий, это - прошлогодняя трава, обращенная огнем в едкую темную пыль? По-видимому, ответ таков...".

"Литературная газета", И. Гринберг, 28 июля 1940 год. "Разумеется, Григорий Мелехов - это отнюдь не заурядный белогвардеец. Разумеется, ему не по пути с контрреволюционным офицерьем... Вспоминая слова Егора Булычева, можно сказать, что он "не на той улице живет". Но именно в этом-то и заключается смысл романа, именно в этом и состоит трагический его конфликт... Столкновевение логики исторического хода событий и логики личной судьбы Мелехова".

  1. Трагедия Мелехова заключается в отрыве главного героя от русского народа.

Литературный современник. Л., 1940, N° 7, с. 159, 161, Н. Жданов. "Пожалуй, не было еще у нас в нашей послеоктябрьской литературе произведения, в котором с такой силой, в таких масштабах, с таким достоверным и глубоким знанием действительности отразилась бы народная жизнь России... Народ, из несознательного и пассивного объекта истории становящийся ее творцом... Григорий мог быть с народом в его борьбе. Но не стал с народом. И в этом его трагедия". Молодой критик все же отрывал главного героя "Тихого Дона" от русского народа, но, рассматривая его судьбу как "трагедию", явно оспаривал суровые суждения IO. Лукина или М. Чарного*.

  1. Опровержение трагизма в судьбе Мелехова.

"Литературная газета", В. Ермилов, 11 августа 1940 год. "Этот новыйособый, другой Мелехов уже не имеет права на трагедию... Мотивы поступков Григория Мелехова в восьмой части становятся чрезвычайно мелкими для трагического лица. В самом деле, почему Мелехов идет в банду Фомина, почему, после того как он хорошо осознал неправоту, никчемность борьбы с большевиками, он все-таки продолжает рубать, устилая свой путь трупами, заливать его кровью? Да только из-за того, что ему лично "податься некуда"! Это, разумеется, уже не трагическая тема".

Примерно в том же духе, продолжая дискуссию в той же газете, высказался критик Д. Лейтес в «Литературной газете», 8 сентября 1940 г. "Какое же типическое ощущение выразил Григорий Мелехов в заключительных главах "Тихого Дона"? Это - ощущение бесконечной усталости от войны... это неистовое стремление к тому, чтобы укрыться от классовой борьбы, остаться где-то в "середке", между революцией и контрреволюцией... Мелехов уже выступает не как социально- бытовой тип, а как выразитель одного из тех типических ощущений, в преобладании которых, в борьбе с которыми крестьянство (и казачество) нашли путь к социализму... Чем больше накапливалось наше уважение и наши симпатии к отдельным чертам Григория Мелехова, тем острее возникал наш стыд за него в конце романа". В том же номере публиковалась повторная статья М. Чарного, где он отстаивал прежнюю точку зрения, ничего нового там не прозвучало, кроме резких и малосодержательных выпадов в адрес И. Гринберга и В. Гоффеншефера.

  1. Трагизм Мелехова как обстоятельства судьбы, он жертва, поддавшаяся влиянию других.

"Литературная газета", П. Громов 6 октября 1940 год. "Почему в последний раз ушел к белым Григорий Мелехов? Потому что схематически мыслящим оказался Кошевой. Он создал вокруг Григория атмосферу недоверия, мелкой придирчивости, чем и толкнул его на новое преступление. Кошевой действует как политический схематик... По Кошевому, мир делится на белых и красных... Шолохов не показал историческую несостоятельность схематических взглядов Кошевого на историческую коллизию. Михаил Кошевой абсолютно нехудожественен потому, что Шолохов явно хочет сделать его положительным героем. В неудовлетворенности читателя теперешней судьбой Григория виноват Кошевой, то есть соотношение образов романа, его общая конструкция". Конечно, искать трагедию Григория в неком конкретном виновнике (в данном случае Кошевом) - значит найти причину поверхностную и случайную; ясно, что истоки мелеховской трагедии уходят куда глубже, однако важно отметить тут основное: главный герой романа не объявлялся врагом, обреченным на смертный приговор, а жертвой жестокой игры судьбы.

  1. Трагичная судьба героя как логичное завершение его поступков, его природы, характера.

"Молодая гвардия", И. Лежнев 1940, N° 10, с. 119, 136, 144.. В статье "Две души" Григорию Мелехову выносится безоговорочно смертный приговор, и никаких смягчающих обстоятельств критик для него не находит*: "Григорий стал не колхозником, а, напротив того, бандитом». Это опрокинуло навзничь все прежние замыслы и догадки некоторых критиков.

Мало чем отличается Григорий от Прохора по своему социальному положению и по уровню культуры: он такой же средняк-хлебороб, малограмотный и темный. Через те же политические колебания, что и Григорий, прошли тысячи других казаков, совершивших преступления перед революцией и народом заодно с Мелеховым. Но он командовал дивизией, дослужился до сотника, занимал должность генерала, был одним из главарей контрреволюционного восстания 1919 года...

Позорный конец Григория закономерен. Естественно и вымирание семьи Мелеховых в обстановке гражданской войны. "Вся ваша мелеховская порода... контровая", - говорит Михаил Кошевой. И сурово-правдивый художник... должен был привести в исполнение приговор истории. Так конец эпопеи является концом семьи Мелеховых... Мелехов - воинствующий идеолог сословного казачества. Политически неразвит и культурно отстал".

  1. Ответ критикам-обвинителям образа Григория Мелехова.

"Литературный критик" 1940, N° 11, с. 184, 194, 199. Б. Емельянов. Автор в начале статьи сделал очень тонкое наблюдение о суждениях критиков типа М. Чарного или И. Лежнева: "Все самые непримиримые критики покорены художественной силой финала романа. Но, придя в себя, они обрушиваются на роман с обвинениями столь тяжкими, что остается только изумляться, каким образом произведение... признано теми же критиками значительнейшим произведением литературы... Центр спора, вокруг которого по самым причудливым кривым вращаются все предположения критиков... является ли "Тихий Дон" произведением трагическим, а Григорий Мелехов - героем трагедии?" Верное и тонкое замечание: действительно, как можно оценить литературное произведение высочайшей меркой, если его главный герой нетипичен, а финал романа лишен исторической и художественной убедительности?

Далее Б. Емельянов дает свою оценку образу Григория: "Да, Григорий Мелехов несет ответственность за свою прошлую вину - активного участника повстанческого казацкого движения и командира в белогвардейских войсках... Но это - "вина трагическая". Григорий был жертвой "всемирно-исторического заблуждения"... Весь смысл романа, вся трагедия восьмой его части в том, что Григорий в своей сущности остался тем же, каким он был, что Григорий, купив ценой преступления свою жизнь, терпит муки более страшные, чем греческий трагический герой, преследуемый эринниями". Возражая против "деградации" Григория, Емельянов отмечает, что не только он, но и другие "бандиты-убийны из отряда Фомина сохранили некоторые человеческие чувства" (далее приводится сцена добивания раненого Стерлядникова по его просьбе). "Это предсмертное прощение... одно из самых страшных мест в романе. Страшно, что "отходная", произнесенная палачом Чумаковым, - не высокопарная, нелепая речь, что он говорит простые, нужные слова, полные такта и теплоты". Неожиданные слова в общем контексте критики того времени. Автор ясно и последовательно отходит от предписаний вульгарного социологизма.

  1. Трагедия Мелехова как трагедия мелкобуржуазной раздвоенности.

И. Лежнев, "Мелеховщина". Журнал «Звезда», 1941 год. Автор вновь толковал о "тысячах предрассудков и реакционных поветрий" среди героев романа, однако в оценке самого Григория прозвучала новая нота, и она заслуживает внимания: "Выгодно отличается Григорий среди остальных персонажей романа своей принципиальностью, бескорыстием... С омерзением относится Григорий к грабежам на войне, ведет систематическую борьбу с этой, также казачьей, "традицией" ...Он - рыцарь без страха и упрека, патриот-воин беспредельной храбрости, человек долга и чести. Он многосторонне одарен... Его чувства тонки и сложны. Ему близки идеи социальной справедливости... В образе Григория Мелехова воплощена двуличность мелкой буржуазии... В груди героя романа сожительствуют и бурно сталкиваются две души: одна - полупролетарская, другая - "хозяйская"... Вся его судьба ярко выраженная борьба тех двух начал... "Мелеховщина" - это трагедия мелкобуржуазной раздвоенности".

6. Семья Мелиховых.

Повествование в «Тихом Доне» строится как изображение жизни семейных гнезд. Жизнь обитателей дома Мелеховых предстает со страниц эпопеи в переплетении личных противоречий и идеологической борьбы. Вся семья Мелеховых оказалась на перекрестке больших исторических событий, 16 кровавых столкновений. Революция и гражданская война вносят крутые перемены в сложившийся семейно-бытовой уклад Мелеховых: рушатся привычные родственные связи, рождаются новые мораль и нравственность.

  1. Пантелей Прокофьевич

Последствия жестокого вмешательства исторических событий в естественный ход жизни показаны Шолоховым на истории постепенного разрушения семьи Мелеховых. Трагедия разрушения семейного лада, гибели рода ярче всего передается автором через образ Пантелея Прокофьевича, судьба семьи лучше всего просматривается сквозь его точку зрения, историю его жизни. Пантелей Прокофьевич приложил много усилий, чтобы вернуть Григория к законной жене Наталье. Он и Аксинью пытался усовестить, и Григорию угрожал всякими карами. Для него мнение хутора было законом, а хутор считал, что Григорий опозорил Мелеховых, уйдя с Аксиньей от венчанной жены. Старик тяжело переживал несчастье, и, когда Григорий вернулся в родительский дом, к жене, Пантелей Прокофьевич, крестясь, всхлипывал от радости. Старик безмерно гордится сыновьями, дослужившимися на фронте до офицерских чинов. Приехавшего на побывку Григория везет он со станции через весь хутор, минуя свой проулок. «...Сыновей на войну провожал 17 рядовыми казаками, а выслужились в офицерья. Что ж, аль мне не гордо прокатить сына по хутору? Пущай глядят и завидуют. А у меня, брат, сердце маслом обливается?» – простодушно признаётся Пантелей Прокофьевич.

Растерянность перед историческими событиями, крушившими весь привычный старый мир жизни, непонимание происходящего, усталость от 18 горя и утрат рождали трагические черты в образе некогда сильного и властного Пантелея Прокофьевича: «Война разорила его, лишила прежнего рвения к работе, отняла у него старшего сына, внесла разлад и сумятицу в семью. Прошла она над его жизнью, как буря над деляной пшеницы, но пшеница и после бури встает и красуется под солнцем, а старик подняться уже не мог. Мысленно он махнул на всё рукой, – будь что будет!». Смерть Петра от руки коммуниста Кошевого была первым сильным ударом, который нанесла по семье Мелеховых гражданская война. С большой силой звучит в размышлениях, переживаниях Пантелея Прокофьевича скорбное чувство приближающейся смерти. Когда рыли могилу Дарье, он выбрал на кладбище место и для себя. Но старику довелось умереть вдали от родных мест. Красная армия погнала из донской земли белогвардейцев, собрался в «отступ» (от родной земли, с которой был связан всей своей жизнью, ради которой жил и работал) и Пантелей Прокофьевич. Заболев тифом, он умер на Кубани. В чужой земле его похоронили Григорий и Прохор Зыков.

  1. Ильинична

Нравственную силу и великую жизненную стойкость выделяет М.А. Шолохов в характере матери Григория Мелехова – Ильиничне, воплощающем, по мнению Семанова, «идею материнства и единения всех людей».

Женщина, мать, неугомонная и хлопотливая, вечно занятая бесконечными домашними работами, и внешне казалась незаметной, и в происходящих событиях принимала малое участие. Всё в доме вершилось волею отца, хозяина, который, хотя и считал нужным советоваться со своей старухой во всех важных делах, всё же часто поступал по своему усмотрению.

Жизнь с мужем была для нее несладкой. Вот как говорит она Наталье: «Норов у вас, молодых, велик, истинный бог! Чуть чего – вы и беситесь. А меня идол мой хромоногий смолоду до смерти убивал, да ни за что, ни про что; вины моей перед ним нисколько не было. Прийдет, бывало, на заре, закричу горькими слезьми, попрекну его, ну он и даст кулакам волю… По месяцу вся синяя, как железо, ходила, а ить выжила же, и детей воскормила, и из дому ни разу не счиналась уходить…».  Это объясняется семейным укладом казачества и патриархальности в русской деревни, всевластии отца в семье: Пантелей Прокофьевич неоднократно поднимает руку на сыновей, бивал и жену. Он женит Григория на Наталье, даже не спрашивая его согласия или мнения.

Война не щадит ее, старуху. Сначала она теряет старшего сына, Петра: «толпа молча расступилась, почтительно дала дорогу сходившей с порожков Ильиничне. Она глянула на сани. Мертвенная бледность полосой легла у ней на лбу, покрыла щеки, нос, поползла по подбородку. Под руки подхватил ее дрожавший Пантелей Прокофьевич...» Безжалостная смерть отнимает у нее сына, мужа, многих родных и близких людей. «Много пришлось испытать ей горя, пожалуй, слишком много».

В последних главах произведения ее образ выдвигается на первый план, где с наибольшей полнотой раскрывается прекрасный и мужественный облик матери. Только о Григории думает Ильинична. Им живет она свои последние дни «...сердце у меня болит об Грише... Так болит, что ничего мне не мило и глазам глядеть на свет больно». С беспокойством и великой тревогой мать ждет своего «младшенького». С какой-то исступленной силой она 30 говорит Аксинье: «Не может быть, чтобы лишилась я последнего сына. Не за что богу меня наказывать... Живой Гриша! Сердце мое мне вещует – значит, живой он, мой родимый!»

С каждым днем Ильинична всё сильней ощущает свое одиночество. «Сама жизнь стала ей в тягость...». С мудрой и величавой простотой, рождающей тревожное волнение, повествует Шолохов о драме материнского сердца. Силы оставляют Ильиничну. Она серьезно заболевает, часами лежит, не шевелясь, полузакрыв глаза – «... вся жизнь проходила перед ней за эти часы».

Судьба ее была нелегкой, подчас несправедливой и даже жестокой, но высота ее нравственного облика, сила морального духа, разумность, трудолюбие и практичность в гармоничном сочетании с богатым жизненным опытом позволяли ей, хорошей жене и заботливой матери, принимать поистине мудрые решения, оберегая теплотой своей щедрой души всю семью.

  1. Наталья.

С волнующей глубиной изображена Шолоховым жизненная драма Натальи. Позиции ученых в оценке этой героини разделились. Б.Л. Дайреджиев в статье «О «Тихом доне» отчетливо противопоставил свободную «от патриархальных пут» Аксинью и коршуновскую дочь Наталью. Другой известный критик – А.И. Хватов – выступал против принижения характера Натальи и считал, что незащищенные честность и благородство героини стали причинами ее трагической судьбы. С его точки зрения, нравственность – это преобладающее качество характера Натальи.

Наталья, жена Григория, появилась у Мелеховых, как подсчитал С.Н. Семанов, в августе 1912 года. Она была старшей и любимой дочерью в большом семействе Мирона Коршунова, богатейшего казака в хуторе.

Пантелей Прокофьевич твердо решил женить сына, даже не спрашивая его мнения. И невесту нарочно выбрал – как бы в противовес «распутной» Аксинье – девушку скромную и «слухмённую» из строгой и домовитой семьи. Наталья полюбила Григория сразу, с первого взгляда. Мирон Григорьевич противится ее браку: не хочет выдавать дочь из первого в хуторе куреня в небогатую семью Мелеховых, «турков». Митька всячески чернит в глазах сестры своего школьного товарища. Но Наталья упрямо стояла на своем. «Люб мне Гришка, а больше ни за кого не пойду! Не нужны мне, батенька, другие… – Наталья краснела и роняла слёзы. – Не пойду, пущай и не сватают…».

Григорий и Наталья жили внешне мирно, но только внешне. Он тяготился нелюбимой женой, она чувствовала это, молча страдала. «Ее отношения с мужем в первый год после свадьбы Шолохов сравнивает со звёздным займищем, со снегом – так холодна и медлительна ее любовь, так глубоко скрыты ее чувства». Близкие, разумеется, не могли не замечать холодности их отношений и, зная истинную причину их неладов, – привязанность Григория к Аксинье, – сочувствовали Наталье, которая даже внешне изменилась: «На пожелтевших щеках ее, как на осеннем листке, чахнул неяркий румянец. Она заметно исхудала,.. в глазах появилось что-то новое, жалкое...». Она убедилась, что ее муж любит другую.

После побега Григория с Аксиньей потрясенная Наталья не выдержала: «Легкий озноб сотрясал ее согнутое калачиком тело,.. масленой нездоровой поволокой подернулись глаза». После пасхального богослужения, подслушав в церкви грязные разговоры, злые усмешки в свой адрес, «пьяно раскачиваясь, побежала она домой». Униженная, она попыталась покончить с собой: в сарае вонзила себе косу в горло. Она осталась жить, но ранение было чудовищным: семь месяцев пролежала она в постели, ей было так плохо, что священник соборовал ее, как умирающую. Но здоровый молодой организм победил, к концу года она поправилась, только на шее остался глубокий некрасивый шрам, да голову она стала держать чуть набок. Вся семья Мелеховых очень переживала за нее, ее по-прежнему любили. У родных жилось ей невесело; к тому же брат Митька стал приставать к ней с самыми гнусными желаниями. В марте 1914 года Наталья вернулась к Мелеховым, которые приняли её с радостью. Этот поступок Натальи говорит об исключительной, по мнению С.Н. Семанова, самоотверженности и внутренней силе ее натуры.

Страдания Натальи тем сильней и горше, что она считает Аксинью недостойной любви Григория «Одно я знаю не любишь ты его, а тянешься за ним по привычке. Да и любила ль ты его когда-нибудь так, как я? Должно быть, нет. Ты с Листницким путалась, с кем ты, гулящая, не путалась? Когда любят – так не делают». В этих словах Натальи чувствуется не только осуждение, но и суровая горечь униженной женщины, жены, матери. Она была из тех гордых и стыдливо-скрытных натур, что переживают в одиночестве, долго таят всё в себе. А когда настает момент, когда внутренние силы иссякают, прорываются они исступленным криком. Очень ярко описана Шолоховым трагедия Натальи с помощью пейзажа «Черная клубящаяся туча ползла с востока. Глухо грохотал гром. Пронизывая круглые облачные вершины, извиваясь, скользила по небу жгучебелая молния». В природе всё изменилось поразительно быстро: ведь еще недавно ничто не предвещало грозы. Но горе Натальи настолько велико, что оно как бы само собой вызывает смятение, согласный отклик в природе.

По справедливому замечанию И.С.Юшковой, Шолохов воссоздает жизнь в самых резких, драматических ее переходах. От радости и счастья любви, материнства переходит Наталья ко всей безнадежности отчаяния. Горе, которое она переживает, надломило ее. Образовался какой-то разрыв, возникла трещина между Натальей и миром жизни, окружающим ее. Тяжелая семейная драма завершается страшным исходом: Наталья, желая избавиться от ребенка Григория, истекла кровью.

В. Кожинов писал о романе-эпопее, что «в «Тихом Доне» воссоздано бытие России в ее громадном целом и во всем сокрушающем размахе ее революции. И глубокое своеобразие казачества не только не мешает воссозданию этого целого, но, напротив, дает возможность воссоздать его с исключительной полновесностью и остротой». Чтобы добиться этой «исключительной полновесности» в изображении бытия донских казаков, автор «Тихого Дона» отказался от изображения одних лишь исторических событий и сделал центром изобразительной конкретизации своего произведения семью Мелеховых, которая втянута в историю, связана с самыми трагическими ее моментами, по которой острым ножом прошли все важнейшие события эпохи. Семейная проблема - не просто одна из важных в произведении М. Шолохова, в ней находит непосредственное выражение главная эпопейная проблема - судьбы нации.

7. Исторические события, в которых принимал участие Мелехов.  Его социальная позиция.

1) С началом мировой войны 12-й полк, где служил Григорий, в составе 11-й кавалерийской дивизии принял участие в Галицийской битве. В романе подробно и точно указаны тут приметы места и времени. В одной из стычек с венгерскими гусарами Григорий получил удар палашом в голову, упал с коня, потерял сознание. Это случилось, как можно установить из текста, 15 сентября 1914 года под городом Каменка-Струмилово, когда шло стратегическое наступление русских на Львов (подчеркнем: исторические источники точно свидетельствуют об участии 11-й кавдивизии в этих боях). Ослабевший, страдая от раны, Григорий, однако, шесть верст нес на себе раненого офицера. За этот подвиг он получил свою первую награду: солдатский Георгиевский крест (орден имел четыре степени; в русской армии строго соблюдалась последовательность награждения от низшей степени к высшей; следовательно, Григорий был награжден серебряным Георгием 4-й степени). О подвиге Григория, как сказано, писали в газетах.

2) В мае 1916 года Григорий участвует в знаменитом Брусиловском прорыве. Григорий переплыл Буг и захватил "языка". Тогда же самочинно поднял всю сотню в атаку и отбил "австрийскую гаубичную батарею вместе с прислугой". Кратко описанный эпизод этот многозначителен. Во-первых, Григорий только унтер-офицер, следовательно, он должен пользоваться у казаков необычайным авторитетом, чтобы по его слову они поднялись в бой без приказа свыше. Во-вторых, гаубичная батарея той поры состояла из орудий большого калибра, то была так называемая "тяжелая артиллерия", - с учетом этого успех Григория выглядит еще эффектнее.

3) Став во время вешенского восстания 1919 года командиром дивизии, то есть достигнув вроде бы головокружительных высот для простого казака, он тяготится этим своим званием, он мечтает лишь об одном - отбросить постылое оружие, вернуться в родной курень и пахать землю. Он жаждет трудиться и воспитывать детей, его не соблазняют чины, почести, честолюбивая суетня, слава.

4) К Каменской двигался с юга отряд Чернецова, одного из первых "героев" белой гвардии. Красное казачество поспешно мобилизует свои еще плохо организованные вооруженные силы для отпора. 21 января происходит решительный бой; красными казаками руководит бывший войсковой старшина Голубов. Григорий в его отряде командует дивизионом из трех сотен, он совершает обходный маневр, который в конечном счете и привел к гибели чернецовского отряда. В самом разгаре боя, "в третьем часу пополудни", Григорий получил пулевое ранение в ногу.

В тот же день к вечеру на станции Глубокая Григорий становится свидетелем того, как пленного Чернецова зарубил Подтелков, а потом по его приказу были перебиты другие взятые в плен офицеры. Жестокая эта сцена производит сильнейшее впечатление на Григория, в гневе он даже пытается броситься на Подтелкова с наганом, но его удерживают.

Эпизод этот исключительно важен в дальнейшей политической судьбе Григория. Он не может и не хочет принять суровой неизбежности гражданской войны, когда противники непримиримы и победа одного означает гибель другого. Григорию претят жестокие законы войны. Здесь уместно вспомнить, как в первые военные дни 1914 года он едва не застрелил своего однополчанина, казака Чубатого, когда тот зарубил пленного австрийского гусара. Человек иного социального склада, Иван Алексеевич Котляров, и тот не сразу примет суровую неизбежность неумолимой классовой схватки, но для него, пролетария, воспитанника коммуниста Штокмана, имеется ясный политический идеал и ясная цель. Этого всего нет у Григория, вот почему его реакция на события в Глубокой столь остра.

5) В апреле 1918 года гражданская война впервые ворвалась в хутор Татарский. 17 апреля под хутором Сетраковом, что юго-западнее Вешенской, казаки уничтожили Тираспольский отряд 2-й социалистической армии; эта часть, потерявшая дисциплину и управление, отступала под ударами интервентов с Украины. Случаи произвола со стороны разложившихся красноармейцев дали контрреволюционным подстрекателям удачный повод для выступления. По всему Верхнему Дону свергались органы Советской власти, на их место избирали атаманов, формировали вооруженные отряды.

18 апреля состоялся казачий круг в Татарском. Накануне этого, утром, ожидая неизбежной мобилизации, Христоня, Кошевой, Григорий и Валет собрались в доме Ивана Алексеевича и решали, что делать: пробиваться ли к красным или оставаться и выжидать события? Валет и Кошевой уверенно предлагают бежать, и немедля. Остальные колеблются. В душе Григория происходит мучительная борьба, он не знает, на что решиться. Сво

28 апреля татарская сотня, среди прочих казачьих отрядов соседних хуторов и станиц, прибыла к хутору Пономареву, где окружили экспедицию Подтелкова. Сотню татарцев ведет Петр Мелехов; Григорий, видимо, среди рядовых. Они опоздали; красных казаков пленили накануне, вечером состоялся скорый "суд", наутро - казнь.

На Григория эта сцена должна была произвести не меньшее впечатление, чем расправа с пленными чернецовцами за три месяца до этого. С поразительной психологической точностью М. Шолохов показывает, как в первые минуты неожиданной встречи с Подтелковым Григорий испытывает даже нечто похожее на злорадство. Он нервно бросает в лицо обреченному Подтелкову жестокие слова: " - Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли... По твоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Отходился ты, председатель Донского Совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал! Понятно? Ишо сказать?"

Но потом... Он тоже в упор видел жуткое избиение безоружных... Своих же - казаков, простых хлеборобов, фронтовиков, однополчан, своих! Там, в Глубокой, Подтелков велел рубить тоже безоружных и смерть их тоже ужасна, но они... чужие, они из тех, кто веками презирал и унижал таких, как он, Григорий. Как и тех, что стоят сейчас у края страшной ямы в ожидании залпа...

Григорий нравственно надломлен. Автор "Тихого Дона" с редким художественным тактом нигде не говорит об этом в лоб, прямой оценкой. Но жизнь героя романа в течение всего 1918 года словно проходит под впечатлением душевной травмы, полученной в день избиения подтелковцев. Судьба Григория в эту пору описывается каким-то прерывистым неясным пунктиром. И здесь глубоко и точно выражена смутность и гнетущая раздвоенность его душевного состояния.

6) Белоказачья армия германского приспешника генерала Краснова с лета 1918 года начала активные военные действия против Советского государства. Григорий мобилизован на фронт. В качестве командира сотни в 26-м Вешенском полку он находится в красновской армии на ее так называемом Северном фронте, в направлении Воронежа. То был тогда периферийный участок для белых, основные бои между ними и Красной Армией развернулись летом и осенью в районе Царицына.

Григорий воюет "невесело". Цель войны - как трещала о том глуповатая красновская пропаганда, "защита Донской республики от большевиков" - ему глубоко чужда. Он видит мародерство, разложение, усталое равнодушие казаков, очевидную безнадежность знамени, под которое он призван волею обстоятельств. Он борется с грабежами среди казаков своей сотни, пресекает расправы с пленными - то есть поступает обратно тому, что поощряло красновское командование. 

7) Красная Армия в середине мая 1919 года начала решительные действия против верхнедонских повстанцев: началось наступление деникинских войск в Донбассе, поэтому опаснейший враждебный очаг в тылу советского Южного фронта следовало как можно скорее уничтожить. Главный удар наносился с юга. Повстанцы не выдержали и отступили на левый берег Дона. Дивизия Григория прикрывала отступление, сам он переправился с арьергардом. Хутор Татарский заняли красные.

В Вешках, под обстрелом красных батарей, в ожидании возможной гибели вceгo восстания, Григория не оставляет то же мертвенное равнодушие. "Он не болел душой за исход восстания", - говорится в романе. Он старательно гнал от себя мысли о будущем: "Черт с ним! Как кончится, так и ладно будет!"

Григорий Мелехов - натура активная, действенная, теснее и непосредственнее связанная с жизнью в ее исторических, социальных и бытовых проявлениях. Его практические действия активного участника событий, имеющих историческое значение, намного опережают процесс их осознания героем. Своеобразным лейтмотивом его характеристики являются слова, полные смятения, сомнений, неуверенности: «Дай мне сказать: у меня вот тут сосет и сосет, кортит все время…Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый... Зараз бы с красными надо замириться и - на кадетов. А как? Кто нас сведет с советской властью? Как нашим обчим обидам счет произвесть?»

  1. Любовная линия в романе. Особенности психологизма.

Любовная линия в романе показана на примере отношений Григория Мелехова с Натальей и Аксиньей. Можно сказать, что в произведении возникает классический любовный треугольник, ни один из участников которого не обретает личного счастья. Две женщины оказывают огромное влияние на Григория Мелехова по мере повествования. Метания главного героя между ними занимают одно из важнейших мест во всём произведении. Наталья и Аксинья выражают собой кардинально противоположные системы взглядов.

Аксинья прожила тяжёлую жизнь. Она всеми силами пытается обрести своё счастье, и в самом начале романа находит его в Гришке. Героиня всецело отдаётся любви, и в своей страсти она неумолима и эгоистична. Разрушить семью, унизить Наталью, опозорить мужа — она готова пойти на всё, лишь бы Григорий остался с ней. Аксинья символизирует собой страстное начало любви, именно её эмоциональность, чувственность и жажда свободы вопреки патриархальным нравам казаков и привлекли к ней избранника. Но, живя исключительно эмоциями, она, получив ложную информацию о смерти любимого, изменяет ему с молодым дворянином Листницким.

Наталья же представляет собой многовековой казачий жизненный уклад. Она искренне любит своего мужа, но Гришка не может ответить ей тем же. Героиня пытается стойко пережить побег мужа, но в итоге идёт к Аксинье, умоляя её вернуть мужчину, а потом и вовсе неудачно пытается убить себя.

Казалось бы, Аксинья одержала победу, но после её измены, Григорий возвращается к законной жене, которая принимает и прощает его. Именно в этот период Наталья раскрывает свою истинную красоту. Она является воплощением семьи в романе, и пускай она не может сравниться с Аксиньей, Григорий и Наталья образуют крепкую семью, заводят детей и живут по-настоящему счастливой жизнью.

Однако их счастье недолговечно. Начинается гражданская война. Григорий, ежечасно рискуя жизнью на передовой, снова изменяет жене с Аксиньей. Повторного предательства Наталья не выдерживает, проклинает мужа, делает аборт и вскоре умирает.

Аксинья и Наталья представляют собой две противоположные концепции любви-умопомрачительная непреодолимая страсть и скромное, тихое семейное счастье. Характерно, что Мелехов в итоге теряет как Наталью, так и Аксинью, что напоминает нам о том, через какие испытания проходят люди во время переломных моментов истории.

Психологизм. Шолоховское мастерство психолога сказалось в портретных характеристиках героев: у него запоминающиеся зрительные образы. В портрете героя Шолохова занимают не только выразительность, характерность внешнего облика, но и темперамент человека, настроение данной минуты.

Шолохов всегда сочетает в портрете описание самого чувства, настроения с его внешним выражением. Одним из важнейших принципов портретной живописи Шолохова становится выделение во внешности того устойчивого, характерного, что находит свое соответствие в духовном складе, нравственном облике героя.

«Черные глаза Аксиньи - постоянная, внешне запоминающаяся примета ее облика. Но глаза ее никогда не изображаются только в «цвете». Они то «горят исступленным огнем страсти и любви к Григорию», то «присыпаны пеплом страха».

У Мелеховых фамильные черты выявлены в портретных деталях. У Григория - вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз. Портрет дан всегда в динамике. Писатель рассредоточивает портретные детали, закрепляя некоторые черты внешнего облика, дополняя и оттеняя их, чтобы показать тс изменения во внешности и в духовном мире, которые произошли под воздействием времени и событий жизни.

Характеры Аксиньи и Натальи противопоставлены и раскрываются автором в переломные моменты жизни героинь.

Писатель сопоставляет внутреннюю жизнь Аксиньи и Натальи с природными явлениями (эти сопоставления вызваны самим характером соответствия между природными процессами и сложными переживаниями и мыслями персонажей), и идеальное (духовное), «материализуясь», воспринимается как зримо-предметное, ощутимое, пластичное. Писатель сравнивает любовь Аксиньи, ее жизнь — и снежный обвал или ее жизнь — и вытоптанное табуном поле пшеницы. Так и с Аксиньей. На вызревшее в золотом цветенье чувство наступил Гришка тяжелым «сыромятным чириком, испепелил, испоганил». «Гроза» в душе Натальи — и гроза в природе. У Натальи первый срыв: муж живет с соперницей, от людей нет помощи, и она обращается к стихиям природы, к Богу: «— Господи! Всю душеньку мою он вымотал! Нету больше силы так жить! Господи, накажи его, проклятого! Срази его там насмерть! Чтоб больше не жил он, не мучил меня!...»

Раскрывая психологическое состояние в его динамике, Шолохов, как правило, завершает описание авторским выводом в форме сравнения, взятого из мира природы. Когда чувство Аксиньи к Григорию только зарождалось, она «не желала этого, сопротивлялась всеми силами». Но ее любовь сильнее доводов разума. Описание завершается сравнением в форме авторского комментария-вывода: «Пугало это повое заполнявшее всю ее чувство, и в мыслях шла ощупью, осторожно, как через Дон по мартовскому ноздреватому льду»

Шолоховские пейзажи открывали эстетическое и эмоциональное богатство донской природы. В описании природы уделено внимание цвету, звукам, температурным ощущениям, что помогает писателю создать пластически осязательные образы. Критика насчитывает в «Тихом Доне» около 250 описаний природы.

В поэтике пейзажей широко использована фольклорная символика. Для поэтики пейзажей, связанных с судьбой главных героев, характерен темный, черный цвет, свидетельствующий о печали, утратах. Это образы черной тучи, черной тишины, черной полыни, темного леса, черной, выжженной палами степи, черного неба и черного диска солнца.

9.Литературная критика о творчестве Шолохова 20 – 40-х годов.

Литературная критика, преимущественно публицистическая, развивалась достаточно активно. С 1934 г. одно за другим вышли отдельные издания.

Уже во второй половине 20 – 40-х годов. появлялись работы с оценками отдельных героев шолоховского романа. Критики заложили своего рода основу для дальнейшего изучения характеров этих героев. Появлялись материалы со сравнительным анализом «Поднятой целины» и «Тихого Дона». Одна из таких публикаций принадлежит И. Машбиц-Верову.

 В статье «Михаил Шолохов» критик, во многом повторяя негативные рапповские оценки, рассматривал«Поднятую целину» как первое в творчестве писателя «пролетарское произведение», а отдельные сюжеты «Донских рассказов» рассматривал в качестве отдельных сцен «Тихого Дона».

Большим бесспорным недостатком литературной критики 1930-х гг. было нечастое обращение к историко-литературному контексту, в котором формировалось и развивалось творчество автора «Тихого Дона». Не всегда удачными были и редкие аналогии. В1934 г. вышла книга В. Гречишникова «Творчество Панферова», на страницах которой автор сравнивал двух писателей и заключал, что герои и пейзажи Панферова в отличие от шолоховских написаны пером писателя-новатора.

Об особенностях языка шолоховских героев писала Л. Мышковская. Большой успех романов Шолохова в1930-е гг. у писателей (А. Серафимович, Новиков-Прибой, Тренев, Вяч. Шишков, Фадеев, Сурков, В. Катаев, Погодин, Первенцев, Калинин) обеспечил громадный интерес к личности писателя, к тому времени получившего признание как общественный и государственный деятель. Жизнь и деятельность Шолохова активно освещались в отечественной печати. С 1935 г. творчество Шолохова вошло в программу средней школы, в этом году вышел учебник Л.М. Поляк и Е. Б. Тагера «Современная литература», в который впервые была введена глава о жизни и творчестве автора «Тихого Дона».

Уже в начале 1930-х гг. «Тихий Дон» переводился на иностранные языки. Он издавался в Германии, Франции, Чехословакии, Испании, Швеции, Китае, Дании, Венгрии, Англии, Америке. В 1933–1936 гг. на иностранные языки (французский, польский, чешский, шведский, немецкий, английский, норвежский, китайский, болгарский, испанский и др.) Возвращаясь из зарубежных поездок и отмечая большой интерес к советской литературе за границей, А. Толстой сообщал, что особенно хорошо там знают Шолохова.

В 1938–1940 гг. закончилась журнальная публикация «Тихого Дона», а параллельно был издан первый коллективный сборник статей о жизни и творчестве писателя. Среди многочисленных откликов читатели с наибольшим интересом читали заметки и статьи В. Гоффеншефера, которые публиковались с мая 1938 г. по 1940 г. и стали основой его книги «Михаил Шолохов. Это была первая научная монография о писателе. Уже широкоизвестный, к тому времени ставший, пожалуй, ведущим литературным критиком в шолоховедении, он писал о том, что никогда еще думы и переживания простого крестьянина не были представлены в столь широком изображении, в такой тонкой психологической трактовке, в таком многообразии социальных, психологических и лирических оттенков, как они представлены в «Тихом Доне» в думах и переживаниях Григория. Он обратил внимание на переживания простой крестьянки, которые никогда не были отражены так глубоко и в таком богатстве оттенков, как представлены в образе Аксиньи, вырастающем до высоты классических образов.

Весьма активной в оценке романа была писательская критика. Вячеслав Шишков в письме к Л. Когану от 21 мая 1940 г. писал: «С радостью читаю 7-ю и 8-ю части (конец) «Тихого Дона». М. Шолохов бесспорный и самый большой писатель. Он знает самые затаенные движения человеческих душ и с большим мастерством, по-серьезному умеет показывать это. Даже самые случайные его герои, жизнь которых началась и закончилась на одной и той же странице, надолго остаются в Вашей памяти. Правда, есть и промахи, например, излишне щеголяет он своими (всегда прекрасными) пейзажами. Ново всяком разе, по моему мнению, «Тихий Дон» занимает в советской литературе первое место».

Споры вокруг «Тихого Дона» в сентябре 1940 г. возобновились на заседаниях литературной секции Комитета по Сталинским премиям. Споры продолжались вплоть до января 1941 г. Здесь полемика была сосредоточена не только на финале романа, но и вокруг вопроса об «областничестве» Шолохова. А. Толстой, не поддержав концепцию «областной ограниченности» и отстаивая закономерность финала романа, полагал, что иначе закончить эпопею «Шолохов, как честный художник, не мог».

По данным Тургеневской библиотеки, в октябре 1930 – январе 1931 Ш. по читаемости занимал пятое место среди советских авторов, а в октябре – декабре 1932 – второе.

Несмотря, однако, на большой успех произведения в читательской среде, в литературных кругах русского зарубежья писателю не повезло. Во всяком случае, о нем говорили много меньше и не столь продуманно и систематично, как о М.Зощенко, И.Бабеле, Ю.Олеше, Л.Леонове или К.Федине, и, по верному наблюдению Г.Адамовича, “в эмиграции критика занималась Шолоховым лишь случайно” (ПН. 1933. 24 авг.) и, кажется, вынужденно, под давлением широкого читательского интереса. Что же касается непосредственно видных художников русского зарубежья, большинство из них Шолохова словно не заметили, а если и обратили на него внимание, то как-то вскользь, “по поводу”, “в связи” (в дневниках, письмах).

На издание первой книги “Тихого Дона” в Москве (1928) первыми откликнулись парижские “Последние Новости” рецензией их сотрудника Н. Кнорринга, который отмечал, что роман привлечет “особенное внимание... со стороны донцов”, “сам по себе” он “ничем не замечателен”, и “вся его несомненная ценность — в бытовом элементе”, в неотъемлемой от ткани произведения живой стихии народной речи, в “превосходном знании” казачества и в умении автора “дать подлинных живых людей” (1928. 20 сент.). Кнорринг же написал отзыв и о второй книге романа, вновь подчеркнув исключительный его интерес для казачьего читателя и “силу автора в удивительной красочности и изобразительности быта”. Резкие контуры последнего, выходящего на первый план повествования, “стушевывают”, по мнению рецензента, и делают “совершенно незаметными” немногие “большевицкие тенденции” в шолоховской “огромной хронике целого края” (ПН. 1929. 4 апр.).

  1. Вопрос об авторстве «Тихого Дона».

Сомнения в том, что именно Михаил Шолохов является автором «Тихого Дона», возникли уже в конце 20-х годов, почти сразу после того, как в 1928 году вышла первая книга романа, подписанного его именем. Уже в следующем году появляется письмо в газету «Правда», в котором утверждалось, что «врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи». Врагам, понятное дело, дали отпор, но в 70-х годах с легкой руки А. Солженицына дискуссия на тему авторства «Тихого Дона» возобновилась, перенесенная на страницы западных изданий.

Возможные обстоятельства, по мнению шолоховедов и исследователей творчества Шолохова, по которым возникло сомнение в авторстве Шолохова:

  1. Крайняя молодость писателя, когда он приступил к работе над романом. Неучастие в событиях, ярко описанных в военных главах "Тихого Дона". По мнению некоторых исследователей, они могли быть написаны только их участником.
  2. Недостаточное образование, отсутствие следов работы в библиотеках, архивах.
  3. Небывало высокая скорость писания первых двух книг "Тихого Дона" (ТД). Резкое падение литературной продукции после войны - количественное и качественное.
  4. Странная судьба черновиков и рукописей ТД.
  5. Полное неучастие в литературной жизни страны.

Много писали о "тайне Шолохова". Например, что у него был полусумасшедший литературный раб. А Шолохов, которого мы знаем - подставное лицо, он присвоил себе чужую биографию. Необходимо упомянуть наиболее "политизированную" версию самого яростного "антишолоховиста" З. Бар-Селлы (Израиль): «Тихий Дон» - это "проект" ОГПУ, цель которого - сотворить советского, пролетарского классика. Искусственность этого заявления очевидна. Во всяком случае, это пока не доказано.

Предполагаемых авторов «Тихого Дона» не меньше десятка. При этом исследователей не смущает, что ни уровень их таланта, ни образование, ни жизненный опыт также не соответствуют высоте романа, как и уровень самого Шолохова. Не было у них всех возможностей для изучения источников, ни даже бытовых условий в те бурные годы. Шолохова хоть это не ограничивало. При этом следует отдать должное "антишолоховистам" - они провели колоссальную работу по изучению текста, исторической и литературной обстановки того времени. К истине продвинулись немного, но пути намечены.

Среди "настоящих" авторов «Тихого Дона» чаще других упоминается Федор Крюков, также писатель казачьей темы. Так утверждали Солженицын и Рой Медведев, но кроме малоубедительных общих рассуждений они ничего не привели. Требовалось литературоведческое и историческое исследование. Наиболее успешно эту работу провел ростовский журналист М. Т. Мезенцев. Непонятно почему, но его выводы не получили поддержки. Большая статья, полная важных наблюдений и выводов, полностью нигде не напечатана. 

Федор Дмитриевич Крюков (1870 - 1920) был заметной фигурой в литературной и политической жизни России. Во всяком случае, о нем отзывался Ленин: и как о политике - естественно, отрицательно, и как о писателе - получше.

Крюков родился в семье донского казачьего офицера, закончил Петербургский университет, преподавал историю в провинциальных гимназиях, был делегатом 1-й Государственной Думы. И всю жизнь, начиная со студенческих лет, писал: очерки, рассказы, повести. Как писатель и как политик Крюков принадлежал к демократическому лагерю. И со стороны властей, и со стороны гимназического начальства, он, как говорится, подвергался взысканиям. Часто приезжал на родину, к донским казакам, об их жизни - почти все произведения и политические выступления Крюкова. Октябрьской революции он не принял. Воевал на стороне белых.

По общему впечатлению от произведений Крюкова, его талант не достигает уровня «Тихого Дона». Но среди других "кандидатов в авторы" он подходит больше других.

Текст «Тихого Дона» исследовали компьютером. По данным норвежских специалистов, все произведения, подписанные Шолоховым (частота употребления слов, длина предложений, ритм и т. п.), имеют много общего. Из этого следует важный вывод - они написаны одним автором. Но другой компьютерный анализ, проведенный В. П. и Т. Г. Фоменко, дал совсем другой результат. Очевидно, многое зависит от методики и от принятых критериев. Вот выводы Фоменко - первые 6 частей ТД близки к текстам Крюкова и отличаются от остального, написанного Шолоховым. Но это не значит "хуже". 7 и 8 части ТД и 1 (довоенная) часть "Поднятой целины" имеют высокий художественный уровень. Все остальное творчество Шолохова, включая рассказ "Судьба человека", являются лишь тенью прежних шедевров.

Заключение Фоменко сходится предположением о доле Крюкова в написании ТД по данным текстологического анализа. В цифрах это выглядит так. В 1-й книге (части 1 - 3) и 2-й (части 4 - 5) содержится 5% "шолоховского" текста и 95% - "крюковского" (термины условные). В 3-й книге (часть 6) и 4-й (части 7 - 8) - соответственно 30% и 70%. Примечательно, 8-я часть (заключительная) 4-й книги описывает события 1921 и 1922 гг. Крюков к тому времени умер. А художественный уровень этой части очень высок.

Наиболее убедительной сегодня выглядит работа А. и С. Макаровых, которые, опираясь на результаты кропотливого текстологического анализа, доказывают, что в основе «Тихого Дона» лежат две разные редакции текста неизвестного автора. Первая редакция была создана до начала вешенского восстания казаков, то есть не позднее зимы 1919 года. Вторая, оставшаяся незавершенной, – после зимы 1919-го. Формула «автор – соавтор», предложенная еще Ириной Медведевой-Томашевской, отводит Шолохову роль соавтора этого романа. Он соединял островки черновика своими вставками, корректировал и нивелировал поведение героев дошолоховского текста, вносил в него пропагандистские клише 20 – 30-х годов, компилировал и редактировал исходный текст с целью придать роману нужный политико-идеологический оттенок.

Макаровы поставили перед собой трудную задачу реконструкции первоначального текста и выявления редактуры, проявившейся во множестве хронологических разрывов и смещений, исторической путанице и нарушении последовательности изложения. Изучение конкретных изменений, которые «соавтор» Шолохов вносил в текст, увы, убедительно показывает и невысокий уровень его знаний по истории и географии области войска Донского.

Незавершенная рукопись, очевидно, была Шолоховым частично уничтожена, а частично отредактирована для придания отдельным фрагментам текста видимости единства и развития сюжета. Вопрос о том, кто является автором «Тихого Дона» – Шолохов или, например, Крюков, представляется Макаровым некорректным; вскрывая разные слои, разные уровни редактуры, они доказывают, что у хрестоматийно известного текста было несколько авторов – автор, соавтор, несколько редакторов: един из них -Михаил Шолохов. Не случайно его черновик «Тихого Дона» не сохранился, а, по словам будущего лауреата Ленинской, Нобелевской и прочих премий, погиб в 1942 году во время обстрела станицы Вешенской.

  1. «Шолоховский вопрос»

Огромен вклад ученых Славяно-Балтийского института в решении «шолоховского вопроса».

Норвежский славист Гейр Хьетсо (1937–2008) и русский советский филолог Константин Прийма (1912–1991) сделали многое для отстаивания права на объективное, непредвзятое исследование феномена М.А. Шолохова. Доброжелательная, откровенная беседа М. Шолохова с норвежским славистом Г. Хьетсо и ее посредником К. Приймой имела большое значение для развития зарубежного шолоховедения, связанного с разрешением так называемой «проблемы плагиата».

На подарочном экземпляре своей книги «С веком наравне. Статьи о творчестве М.А. Шолохова» (Ростов-на-Дону, 1981) К.И. Прийма написал автору статьи: «Надо активнее пропагандировать устно и в печати правду о жизни и творчестве М.А. Шолохова» (20.04.1982). Огромный материал, собранный энтузиастом за долгие годы кропотливых и целеустремленных изысканий, был обобщен в уникальном фундаментальном труде о мировом значении творчества М.А.Шолохова «Тихий Дон» сражается» (Ростов-на-Дону, 1972).

Книга К.И. Приймы, обладая силой объективного, документально подтвержденного анализа, разрушала установившиеся фетиши отечественного и зарубежного шолоховедения, заставив кануть в Лету близорукую трактовку«Тихого Дона» как «образца областнической литературы» и интерпретацию личности Григория Мелехова в русле пресловутых концепций «отщепенства»и «исторического заблуждения». Его новаторский труд помог утвердить обладателя «очарования человека» в галерее вечных образов мировой литературы, поставить его вровень с художественными типами Шекспира и Сервантеса, Толстого и Достоевского.

Г. Хьетсо с коллегами провел компьютерное обследование по шести параметрам на основе лексического и стилистического сравнения текстов М. Шолохова и Ф. Крюкова, убедительно доказав авторство первого в период шумной дискредитации его за рубежом.

Книга «Кто написал «Тихий Дон» Г.Хьетсо, С. Густавсон, Б. Бекман, С Гиластала одним из главнейших опровержений версии о плагиате Шолоховым романа «Тихий Дон». Авторы писали: «Мы можем с уверенностью исключить Крюкова как претендента на авторство эпопеи, в то время как исключить Шолохова нет оснований, поскольку язык романа недостаточно отличается от языка бесспорно принадлежащих ему произведений»

12. Работы критиков о «Тихом Доне»

А. С. Серафимович, статья "Тихий Дон" в газете "Правде", 1928 г.: «...Огромная литературная способность сразу взмыла Шолохова, и его увидали...»

Дм. Мазнин, статья "Какова идея "Тихого Дона"?", "Журнал марксистско-ленинской литературной теории и критики", 1931, №1: "«Тихий Дон» - произведение очень сложное... <…> Если внимательно всмотреться в образ Григория Мелехова, то можно заметить, что перед нами не столько средняк во всей конкретности своих типических свойств, сколько мелкобуржуазный интеллигент, мучающийся в поисках решения проблемы гуманизма."

Галина Колесникова, статья в журнале "Октябрь", 1933, №2: "Григорий один из тех, у кого понятие собственности уже сломилось. Он далеко ушел от своего отца и брата Петра, который, по существу, является омоложенным образом со всеми его характерными свойствами."

Ю. Лукин, "Литературная газета", 1 марта 1940 г.: "Григорий остался одиночкой... Он оказался не в силах выпутаться из переплета сословных предрассудков, которые веками культивировал царизм в казачестве. Григорий мог бы быть нашим человеком, но он безнадежно запутался. Трагический смысл книги, мне кажется, в этом... Григорий остался в живых, но по существу он умер."

Стэнли Эдгар Хаймэн. Новая «Война и мир»/«Знамя». 1945. N 9: «Его «Тихий Дон» из всей современной литературы ближе всего к «Войне и миру», и теоретические предпосылки у него имеются в большей степени, чем у кого-либо другого»

А. Старков, «"Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" И. Ильфа и Е. Петрова»,1969: "Оба они, и Мелехов, и Бендер, пытаясь обрести свой особый путь, в
отрыве от народной почвы, вступают в конфликт со временем».

Ю. В. Бондарев. Стремя «Тихого Дона». Paris, 1974: «Здесь начало звероватости Григория Мелехова и прямого звероподобия казачьей массы в расправе с врагом, в семейном и круговом деспотизме, отъединенности бытия, нетерпимости ко всему ИНОГОРОДНЕМУ. В прологе дан и генезис своеобразных черт Мелеховых; от деда - к внуку: их упрямая повадка и душевная мягкость, углубленная мужеством».

Йонас Авижюс, Мировое значение творчества Михаила Шолохова. Материалы и исследования. 1976: «Он писал, не скованный никакими предвзятыми правилами и канонами, писал мощно, широко, с обжигающей жаждой правды. И если уж поражаться, то, как мне кажется, только тому, что, несмотря на эту раскованность и свободу письма, «Тихий Дон» оказался по своей форме на редкость цельным, будто вырубленным из единой глыбы, произведением».

С. Н. Семанов. Быт и бытие в «Тихом Доне» Шолохов на изломе времени. 1995: «Хронологические рамки романа четко определены: май 1912 - март 1922 года. Это десятилетие делится Октябрем 1917-го на две равные половины: до и после революции (интересная подробность!). Шолохов объял старую и новую Россию, запечатлел народную жизнь на ее грандиозном историческом переломе»

Независимая критика всегда крайне положительно оценивала роман Шолохова «Тихий Дон» и его главного героя – Григория Мелехова. Трагедийность образа, историческая основа сюжета, реалистичность описания революции – все это привлекло внимания широко круга читателей и исследователей. Негативные отзывы были вызваны советской пропагандой, которая стремилась сделать все, чтобы поставить под сомнение талант неугодного правительству писателя.

13. Драматизм судьбы Григория Мелехова.

Истоки драматизма судьбы Григория Мелехова произрастают от того, что по природе добрый, отзывчивый и влюбленный во все живое человек вынужден выживать в суровых условиях постоянных войн и потрясений. Человеколюбие и свобода духа героя не позволяют ему смириться с теми разочарованиями, которые он видит на войне – с кровопролитием, неоправданной жестокостью, разрушенными судьбами. Он страдает оттого, что находится на грани двух начал, он отрицает идеологию обоих. Судя по поступкам, мыслям, переживаниям Григория Мелехова, мы видим, что он довольно часто ищет мирные пути разрешения жизненных противоречий, не хочет отвечать жестокостью на жестокость: приказывает отпустить пленного казака, освободить арестованных из тюрьмы, бросается спасать коммунистов Котлярова и Кошевого. Междоусобицы измотали его. Но человеческое в нем не угасло. Вот он на один день пришел в родной дом, взял на руки детей... Как пахнут волосы у этих детишек! Солнцем, травой и еще чем-то родным. На глаза Григория наворачиваются слезы. Он хочет остаться с близкими, жить в любви и мире. Но вместо этого – кровь, страдания, ненависть людей.

Л.Якименко писал: «Если в центре «Тихого Дона» и стоит Григорий Мелехов, то подлинным его героем является революционный народ». Л. Якименко в своих исследованиях о «Тихом Доне» поддержал концепцию отщепенства, которую выдвигала ранняя критика.

Н.Маслин в своей книге «Роман Шолохова», изданной АН СССР в 1963 году. Писал, что Григорий Мелехов – не отщепенец, а жертва заблуждения: «Со всех сторон, при любом переплетении общего и личного в герое, для всех этапов его жизненного пути, до финала включительно, его драма есть драма заблуждения».

В критике драматизм Мелехова рассматривается с позиций двух концепций.

Концепция «отщепенства»: социальная неустойчивость, колебания – это то, что отрывает Григория от народа, делает его отщепенцем.

Концепция исторического заблуждения: социальная неустойчивость, колебания–  это  то,  что  не  «отщепляет»  Мелехова от массы, а является общим у него с ней, – то, что его с этой массой объединяет. Григорий колеблется, как и все казаки, как все крестьяне.

Я считаю, что Григорий Мелехов – не является «Отщепенцем» или жертвой исторического заблуждения. Мне кажется, что он относится к тем людям, которые так хорошо и полно были описаны в литературе серебряного века, – к искателям правды, для которых поиск собственной правды становится смыслом всей жизни.

Григорий стоит на границе «белые-красные»: «От белых отбился, к красным не пристал». Белые не устраивают его своей чрезмерной «интеллигентностью», оторванность от народа: Григорий – «сын хлебороба, безграмотный казак». Постоянное недоверие и контроль ощущал герой и со стороны красных, ведь цели революционеров и казаков не совсем совпадали: казачеству не нужно было бороться за землю. В результате главный герой находится «на грани двух начал», впитывая в себя все лучшее, что было у двух общественно-политических сил.

14. Есть ли будущее у Григория Мелехова?

Критик Бритиков был склонен считать, что Шолохов не однозначен в оценке своего героя, что он не выносит ему приговора. Сам же Шолохов отметил, что для писателя очень важно передать движение души человека «Я хотел рассказать об этом очаровании человека в Григории Мелехове».

Таким образом, для автора Мелехов – это народ, который находился на перепутье, в состоянии отчаяния и усталости от военных потрясений. Если у народа есть будущее, то у и Мелехова оно тоже есть. Но это будущее заключается уже не в нем самом, а в его сыне – продолжателе и наследнике.

Критики же считают, что скитания и мучения шолоховского героя, его “хождение по мукам” подводятк мысли о том, что справедливые, гуманные призывы коммунистов к борьбе за счастье всего народа в конечном итоге свелись к истреблению этого самого народа, к борьбе за власть и установлению диктатуры.

Литературовед К. Прийма пишет: «Дальнейшая судьба его неизвестна, но его разоружение, переход Дона и вступление на наш берег до амнистии соответствует правде образа, логике характера Григория и символизирует закономерное снятие противоречий между им самим и действительностью…».Таким образом, с точки зрения критики у Мелехова в сложившихся исторических обстоятельствах теплится надежда на будущее.

 Финал романа Шолохов оставляет открытым, но подобная концовка не снижает трагизма его судьбы, его обреченности перед будущим.Мелехов морально истощен, пал духом, смирился со своей судьбой, но сын – это его слабая надежда на счастливое будущее. А слаба и маловероятна эта надежда, по моему мнению, потому, что в финале главный герой совершает роковую ошибку – он топит винтовку в реке. А у большевиков было правило: если ты пришел с повинной и сдал винтовку в сельсовет, то получишь амнистию. Но винтовку он не сможет сдать – значит, навсегда останется подозреваемым. Если бы не эта ошибка, то у казака с такими высокими заслугами, как у Мелехова, были бы шансы жить спокойно и счастливо.