Содержание

Введение        

Глава I . Женщина в античном мире от рождения до брака        

1. Рождение и  воспитание  женщин  в  Древней   Греции.        

2.Воспитание и образование женщин в Древнем Риме        

Глава II. Брак и семья в античном мире        

1. Брачные обряды у греков        

2. Идеальная  жена в представлении греков        

3.Три «Женские комедии» Аристофана как исторический источник        

4.Обручение и брачная церемония в Древнем Риме        

5.Римлянка   в   быту        

6. Брак по политическому расчёту        

Заключение        

Список литературы        

                                                         Введение

 Актуальность  темы  исследования  «Положение  женщины  в  Древнем  Риме  и  Древней  Греции»  обусловлена  тем, что  положение женщины  в  античности  –  это  предмет  для  научных дискуссий  в  современном мире, потому как с времени появления  античной цивилизации женщина находилась в неполноправном  положении с мужчинами. И сегодня, в эпоху эмансипации, интересно изучить и проанализировать  статус древнеримской и древнегреческой женщины. Это позволит глубже понять истоки некоторых острых проблем современности.

 Несмотря на многочисленные возвышенные образы женщин, созданные в античной литературе, несмотря на многочисленные примеры того, как жены управляют своими мужьями, женщина официально считалась существом диким и лишенным разума. Хочется отметить, что на основе литературных памятников римского и греческого общества можно четко проследить, какова природа женщины в понимании античного мужчины. Образ женщины в литературе Греции и Рима перекликается. Мужские представители этих обществ разделились на два лагеря. Если одни видели женщину страстной, чувственной, легкомысленной и, не стыдясь, писали об этом, то другим милее был образ верной и любящей жены. Но и те и другие высмеивали женские пороки: любопытство, страсть к подаркам, увлечение дорогой одеждой и париками и др., давая тем самым в целом весьма негативную оценку женщине.

Однако все было не так просто. И греки, и римляне понимали, что без женщин продолжение рода невозможно, и потому были вынуждены мириться с наличием рядом с собой неполноценных существ. Более того, отношение к ним было различным. Если греки дошли в своей мужской гордыне до того, что посчитали невозможным испытывать какие-либо чувства к существу противоположного пола, то римляне, наоборот, будучи великими законниками, понимали, что закон природы не от нас зависит, и потому, не приравнивая женщин к себе, с уважением относились к их слабостям.

Отсюда цель дипломной работы - проследить, насколько возможно, эту разницу и показать, как в рамках одного и того же отношения к женщине как к биологическому существу, были возможны два прямо противоположных отношения к ней как существу социальному, несущему очень важные функции в обществе.

Территориальные рамки исследования: Территория распространения древнеримской и древнегреческой цивилизации.

Хронологические рамки исследования: начиная с V в. до н.э.– до II в. н.э. Внутренняя логика исследования иногда вынуждала обращаться как к более поздним, так и к  более ранним периодам.

Предмет исследования: положение женщины в Древнем Риме и Древней Греции, ее роль в античном обществе и семье.

Для достижения  цели предстоит решить следующие задачи:

1. проследить жизнь женщины до брака в Греции и в Риме, рассмотреть, каким было ее воспитание и к какой судьбе ее готовили;
2. рассмотреть брачные обряды в Греции и Риме, их символику, значение для всего будущего настроя семейной жизни;
3. рассмотреть положение замужней гречанки, ее обязанности в доме, отношение к ней как к хозяйке и матери;
4. рассмотреть положение римской матроны, выяснить отличия от положения греческой женщины, дать объяснение этим отличиям;
5. рассмотреть участие римлянок в общественных делах, показать их не как затворниц, а как людей, вовлеченных в активную общественную деятельность.

В рассмотрении этих вопросов помогают греческие и римские авторы, которые служат главным источником для написания работы. Никто из них не писал прямо о женщинах, описывая их жизнь и положение с рождения до смерти, но в их сочинениях разбросаны ценные указания, которые при систематизации позволяют составить достаточно целостное представление по  интересующим нас вопросам. Имеющиеся  в нашем распоряжении источники представлены самыми различными жанрами. Это и представители греческой и римской лирики (Семонид, Овидий, Гораций), и выдающиеся философы (Аристотель, Платон), и авторы различных сборников анекдотов и т.н. «пестрых рассказов» (Лукиан Самосатский, Аполлодор), и известные моралисты (Плутарх), а также прирождённые историки типа Ксенофонта и Тита Ливия. Каждый из них вносит свой особый вклад в изучение интересующей нас темы. Любое брошенное ими вскользь указание может пролить свет на некоторые малоизвестные для нас вопросы.  

Источники:

Библия, на мой взгляд, касается не только религиозных, но и бытовых проблем, поэтому единого мнения по поводу ее рационального или сакрального предназначения нет. Я думаю, Библия включает в себя оба этих начала и наиболее важным для меня является то, что в ней четко прослеживаются общественные нравы, царившие в ближневосточном мире в библейские времена. Что делает этот источник очень ценным для исследования моей темы.

Законы XII таблиц^[1] - это древнейший из сохранившихся сборников римских законов. Восстановлен он по цитатам и пересказам более поздних античных авторов. Согласно традиции, законодательство XII таблиц датируется 451 – 450 годами до н.э. Архаичность языка и характер отраженных в памятнике социальных отношений подтверждает эту датировку.

Для исторической характеристики XII таблиц необходимо учесть зафиксированные в них пережитки первобытности, а также нормы, восходящие к царским законам, что может быть определенно только с помощью сопоставлений с сообщениями античных писателей. В законах также четко определяются родственные и семейные отношения в Риме V в. до н.э., с помощью которых можно определить положение женщины в данный период.

К первой группе используемых нами источников относятся труды античных историков, а именно Тита Ливия, Ксенофонта, Геродота, Гая Светония Транквилла,Тацита.

Геродот (ок.490- 480- ок.425 г. до н.э.) по праву считается «отцом истории». Главный его труд «История», в котором он описал Греко- персидские войны. Собрал огромный и разнообразный фактический материал, который, однако, перемешан с различными легендами и народными преданиями. Можно сказать, что это художественная проза, повествующая о деяниях людей, но не в мифологические, а в исторические времена^[2]. В своем произведении он отражает бытовавшее в Древней Греции мнение по отношению к женщине.

Ксенофонт (ок. 430 - 355 гг. до н.э.) как источник ценен тем, что он смотрел на описываемые события изнутри, он был их современником и активнейшим участником, близким знакомым многих выдающихся деятелей эпохи^[3]. Но кроме «Истории» автору принадлежат труды философского и экономического содержания, среди которых «Домострой». В этом труде, в одной из глав описывается семейная жизнь молодых супругов, обязанности жены. Ксенофонт здесь отражает бытовавшее в греческой цивилизации  мнение о месте и статусе женщины в семье.

Писатель, мыслитель и историк Тит Ливий (59 г. до н.э. – 17 г. до н.э), которого принято относить к так называемому золотому веку древнеримской литературы, писал диалоги общественно-философского содержания, трактаты по риторике, но все они безвозвратно пропали. Мировая слава его, основана на единственном сочинении, которое сохранилось  далеко не полностью, и которое по традиции принято именовать «История Рима от основания города»^[4]. В своем изначальном виде этот труд охватывает события римской истории от легендарных ее истоков до гражданских войн и установления империи. Наиболее важной для моей темы оказалась первая книга, именно события, связанные  с похищением сабинянок. Они наталкивают на многозначительные выводы, связанные с особым положением женщин у римского народа.

Древнеримский писатель и историк Плутарх (ок. 46 – 120 г. н.э.) получил всемирную известность благодаря «Сравнительным жизнеописаниям»^[5]  значительных людей от мифических времен и до своего времени. Помимо всего прочего, в своем труде Плутарх затрагивает проблемные сюжеты семейных отношений великих политиков и полководцев, где женщины чуть ли не впервые проявляют себя в некоторых сферах общественной жизни. Плутарх является автором «Наставления супругам» - определенного сборника советов по созданию благоприятных условий семейной жизни, так же помогающих понять нам специфику отношения к женщине. А так же его перу принадлежат  «Моралии», в которых описывается  традиционное наказание женщины за измену мужу.

  Гай  Светоний Транквилл  (ок. 70 – ок. 140 г. н.э.) римский историк и писатель в своем главном сочинении – «Жизнь двенадцати цезарей»^[6] обстоятельно излагает исторические события и привычки Цезарей (от Юлия Цезаря до Домициана). В его труде четко определяется статус женщины при дворе, проявление их властных возможностей.        

Среди многочисленных римских историков, Тацит лучше всех может познакомить с римской женщиной. По словам П. Кудрявцева – «он самый верный живописец эпохи упадка, он знает все слабые стороны этого времени; ему известны больше чем кому-нибудь тайны пружины двигавшие  тогда римской  внутренней политикой, а между этими пружинами женская страсть, бесспорно, занимала одно из самых первых мест»^[7]. Глубокий знаток человеческих страстей вообще, Тацит подробно изображает в своих «летописях – «Анналы»» и «История»^[8], и те ее проявления, которым основою служила натура женщины и ее наклонности. По нему можно изучить не только историю времени, но и историю человека. Соответственно, я во многом опираюсь на его работы.

Ко второй группе используемых нами источников относятся речи ораторов - Лисия и Демосфена. Вообще, в античном мире публичная речь была наиболее тесно связана с современной ей политической жизнью, социальным строем, бытом, с особенностями характера народа^[9].

Лисий (ок.444- 431- ок.380 г. до н.э.) преимущественно выступал с судебными речами. Его речи - ценный источник в бытовом отношении. Например, защитная речь по делу об убийстве Эратосфена показывает традиционную ситуацию жизни жены.

Демосфен (384- 322 гг. до н.э.) в основном писал политические речи, но кроме них и судебные. Как раз в этих речах автор и обращается к бытовой стороне жизни, рисует типичные женские образы, которые и важны для нас. Показывает бытовавшие в то время законы поведения.

К  следующей (третьей) группе исторических источников относятся труды античных философов - Платона и Аристотеля.

Платон (ок.428- ок.348 гг. до н.э.) написал следующие произведения: «Государство», «Законы» и другие, в которых рассуждает о женской добродетели, ее обязанностях и привычном образе жизни, в контексте изложения собственной теории идеального устройства государства.

Аристотель (384- 322 гг. до н.э.) был учеником Платона. Автор многих сочинений по логике, теории поэзии, этике, риторике, политике и др. В своей «Политике» рассуждает о положении женщины, о превосходстве над ней мужчины и т. д., что так же отражает общепринятое отношение к женскому полу.

 Четвёртой группой источников являются поэзия и  драматургия. Сюда можно включить таких авторов, как Семонид Аморгосский,  Гесиод, Еврипид, Аристофан, Менандр.

Гесиод(VIII- VII вв. до н.э.) автор поэм «Теогония» и «Труды и дни». В своей первой поэме Гесиод производит первую попытку систематизации всей греческой мифологии, а во второй - дает наставления практического и нравственного характера, раскрывающие психологию крестьянина. В данных произведениях автор приводит миф о Пандоре, ценный для нас тем, что отражает психологию мужчин по отношению к женщине.

Семонид  Аморгосский (к. VII в. до н.э.) древнегреческий поэт родом из о. Самос, руководил основанием колонии на о. Аморгос, отчего и получил свое прозвище. До нас дошли лишь отрывки его произведений, среди которых и  ямбическая поэма посвященная порицанию женщин, в которой автор сравнивает отдельные виды женщин с восемью животными, а так же с землей и морем. Этот сохранившийся фрагмент дает нам традиционную картину отношения к женщине, выражающуюся даже в таких сравнениях.

Еврипид (ок.485- 484- ок.406 гг. до н.э.) автор семнадцати, дошедших до нас, трагедий. В своих произведениях отражает различные бытовые элементы, в том числе и в отношении женщин. Является носителем традиционных взглядов по отношению к ней.

Аристофан(ок.446- ок.385 гг. до н.э.), автор одиннадцати, сохранившихся, комедий, в том числе и трех «женских»: «Лисистрата», «Женщины на празднике Фесмофорий» и «Женщины в Народном собрании». Его комедии являются не только ценным источником в исследовании древнегреческого быта, но и в исследовании отношения самого автора к женскому полу.

Менандр (ок.342- 292 г. до н.э.) написал более ста комедий, которые несут в себе общественное восприятие женщин. Кроме того, до нас дошли цитаты из несохранившихся его комедий, которые непосредственно касаются вопросов отношения к женщине.  

Последней (пятой) группой используемых нами источников являются иконографические источники, наглядно показывающие древнегреческих женщин за их традиционными занятиями. А так же помогающие  реконструировать внешний вид женщин, их одежду, прически и т. д.

Все используемые нами исторические источники помогают реконструировать общую картину положения древнегреческих и древнеримских женщин в обществе, разобраться в бытовавших тогда мнениях в отношении женщин, понять причины такого к ним отношениям и т. д. Безусловно, что без использования исторических источников  невозможно получить достоверные сведения, а без них не возможно и изучать историю.

Степень изученности темы в историографии:

В историографии тема «Положение женщины в Древней Греции и Древнем Риме» нашла достаточное отображение, однако нет единства мнений, существуют дискуссионные вопросы.  Каждая работа носит свою специфику и исследует различные направления данной темы.

Из зарубежной историографии так же можно привести статью Дж. Келли «Социальные отношения полов и методологическое значение истории женщин»^[10], в которой автор исследует положение женщин в Древней Греции, отражает общепринятое отношение к ним. В конце исследования приходит к выводу о том, что история женщин открывает новую половину истории, рассматривая женщин как действующих лиц, а семью - как производительную и общественную силу^[11]. Эта работа помогает понять специфику отношения к женщине в древнегреческом обществе, однако в ней отсутствуют сноски на источники, что делает ее менее ценой.

Работа П. Брюле «Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху»^[12] непосредственно касается нашей темы, содержит хорошую источниковую базу. Здесь автор раскрывает основные моменты жизни женщины: ее замужество, семейную жизнь и жизнь после развода или вдовства. А так же в работе четко сформулирована сама цель брака и вообще основные требования к женщине в древнегреческом обществе. Однако автор высказывает мнение о традиционном существовании в Древней Греции женоненавистничества^[13], что, по нашему мнению, неверно.    

   Обращаясь к отечественной  историографии, можно отметить работу В. Бузескула «Женский вопрос в Древней Греции»^[14]. Здесь рассматривается в  основном процесс эмансипации женщин, но в недостаточной мере уделено внимание положению женщин в классический период Древней Греции. Работа построена на использовании литературных произведений, однако трактовка используемых источников является не верной, порой автор воспринимает высказывания античных драматургов в буквальном смысле.

В книге Е.Е. Вардимана «Женщины в Древнем мире»^[15] читатель найдет информацию о старинных обычаях или представлениях, касающихся женщин. Следует отметить, что автор по  образованию не историк, а архитектор, и недостаток профессиональной подготовки отчетливо чувствуется в этой работе.

«История Рима»^[16] Теодора Момзена, считается наиболее значительным произведением в мировой  научной литературе, посвященной античной истории, входит в золотой фонд исторической классики. Концептуальность труда, подробнейшее и красочное изложение римской истории сочетается у автора с великолепным стилем, яркостью исторических образов и блестящими характеристиками действующих лиц от Ганнибала и Сципиона до Помпея и Юлия Цезаря. Именно сочетание научной и художественной ценности сочинения Т. Моммзена стало причиной того, что «Римская история» была удостоена Нобелевской премии по литературе.

О положении женщин в Древнем Риме мы располагаем общей работой, соединяющей научную достоверность с доступностью изложения. Известная работа М.Е. Сергеенко «Жизнь Древнего Рима»^[17], создана на основе лекций, прочитанных автором в 1958 – 1961 гг. Работа в основном посвящена повседневной жизни, что очень ценно для моего исследования. Автор подробно рассматривает семейные отношения и прослеживает их изменения. Освещает все существующие формы брака на период от IV до н.э. – до I в. н.э., касается проблемных вопросов, связанных с эмансипацией женщины: какие изменения происходили в семье и обществе, с чем это связано и как это отразилось на общественной мысли. М.Е. Сергеенко подробно рассматривает археологические находки, свидетельства античных авторов, и других памятников для воссоздания обычаев и мировоззрение древнеримского народа. Это очень основательная работа.

Книга К. Куманецкого «История культуры Древней Греции и Рима»^[18], плод не только огромной эрудиции автора, но и  его прекрасного знания источников и бесчисленных научных работ по истории, археологии, истории искусств и литературы античного Средиземноморья. Подчеркивая значение самых выдающихся и оригинальных талантов, К. Куманецкий  в тоже время делает историю культуры как можно более многолюдной. Обширный труд К. Куманецкого, где собран и систематизирован огромный материал, со множеством иллюстраций, карт и указателей вышел впервые в Варшаве в 1964 году и с тех пор не раз переиздавался. В своей работе К. Куманецкий освещает события первой половины I в. до н.э., когда наиболее ярко проявляется кризис римской семьи, особенно в высших слоях общества. Заостряет внимание на том, что семья теряет свой давний патриархальный характер. Автор утверждает, что именно в это время все более типичной становится ситуация, когда женщина управляла своим имуществом вполне самостоятельно. Так же затрагивает такую проблему, как заключение браков по политическим соображениям. Как мы узнаем позже, эта практика крайне негативно сказывалась на обществе и государстве в целом.

Работа Е.В. Федоровой «Люди императорского Рима»^[19] очень ярко описывает античный мир, мир энергичных людей с чрезвычайным богатством и разнообразием характеров и интеллекта. Это  был мир людей, психология которых во многом перекликается с психологией современного человека. По словам Федоровой, «у древних римлян были иные социально-экономические условия, иной исторический опыт, но в принципе, они были  такими же людьми, как и мы. Поэтому события далеких веков сохраняют для нас живой интерес». В первом разделе речь идет о простом народе, в котором абсолютное большинство всегда составляют порядочные люди. Второй раздел состоит  из биографий императоров и их близких, которые оставили более или менее заметный след в истории либо своими достоинствами, либо пороками. Ценна эта работа тем, что автор описывает повседневную жизнь женщин императорского происхождения, указывает на утраченные семейные ценности и повышенный интерес женщин к государственной деятельности.

          XIX – XXI вв. для зарубежной и отечественной историографии - время  новых исканий по данной проблеме, появляется свежий интерес и современный подход к вопросу о роли женщины в древнеримском обществе, решению новых проблем и переосмыслению традиционных точек зрения.

Тема достаточно хорошо обеспечена источниками. Имеется и довольно обширная научно-исследовательская литература. Однако многие вопросы остаются дискуссионными, а некоторые из них – и недостаточно  разработанными. Это и побудила меня обратиться к теме, которая никогда не перестанет быть актуальной – «Положение женщины в обществе».

Глава I . Женщина в античном мире от рождения до брака

1. Рождение и  воспитание  женщин  в  Древней   Греции.

В Древней Греции женщина занимала свою особую нишу в обществе, и эта ниша была ограничена во всех отношениях. Чтобы лучше понять суть такого приниженного её положения, необходимо обратиться к истокам, а именно к мифологии. Наиболее показательным мифом, содержащим в себе изначальное отношение к женщине, служит миф о Пандоре. Так, у Гесиода Пандора воплощает в себе весь женский род, поскольку именно от нее «женщин губительный род… на земле происходит» (Теогония. 591). Таким образом ясно, что подобно тому как Адам не родился от женщины, так и греческие мужчины не происходят от своей Евы-прародительницы; от нее произошли только женщины^[20]. Женщины изначально воспринимались древнегреческими мужчинами как нечто совершенно другое, отдельное от них.

В мифе говорится о том, что Пандору решил сотворить Зевс для того, чтобы отомстить Прометею и всему человеческому роду за то, что тот украл для людей огонь. Именно в лице Пандоры было послано им зло. Гесиод так пишет о её происхождении:

« Славному отдал приказ он Гефесту, как можно скорее

   Землю с водою смешать, человеческий голос и силу

   Внутрь заложить и обличье прелестное девы прекрасной,

   Схожее с вечной богиней, придать изваянью. Афине

   Он приказал обучить её ткать превосходные ткани,

   А золотой Афродите- обвеять ей голову дивной

   Прелестью, мучащей страстью, грызущей члены заботой.

   Аргоубийце же Гермесу, вожатаю, разум собачий

   Внутрь ей вложить, приказал и двуличную, лживую душу»

                                                         (Гесиод Труды и дни. 60- 68)

А далее боги щедро одарили её всевозможными украшениями и дарами, но кроме этого вложили в неё «льстивые речи, обманы и лживую, хитрую душу» (Там же, 79). Зевс  назвал девушку Пандора, что означает «одаренная всем» и приказал доставить её - «приманку искусную, гибель для смертных» (Теогония. 589)  вместе со всеми дарами, запертыми в прочный ящик на землю, к брату Прометея, Эпитемию. А он, в свою очередь хоть и был предупрежден, но женился на красоте очевидной - «и тогда лишь, как зло получил, догадался» (Труды и дни. 89). Впоследствии Пандора выпустила из своего ящика все несчастья на Землю:

« В прежнее время людей племена на земле обитали,

   Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы,

   Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных.

   Снявши великую крышку с сосуда, их все распустила

   Женщина эта и беды лихие наслала на смертных»

                                                               (Труды и дни. 90-95)

Таким образом, Гесиод  в лице одной Пандоры показывает губительность и изначальную вредоносность всего женского рода. Пандора являлась посредницей, через которую сами боги передали людям зло^[21]. Зло воплощенное во всех женщинах, уже не временное, а постоянное. Постоянный соблазн, исходящий от женщины, гарантирует Зевсу постоянное действие его ловушки^[22]. Общий смысл данного мифа сводится к тому, что обосновывается отрицательная природа всего женского рода, что именно женщина принесла на землю все беды и страдания. Миф о Пандоре является плодом мысли патриархального общества. Общества сугубо мужского, в котором женщина не представляла большой ценность, не участвовала в управлении государством, не производила материальные блага и  именно поэтому ее воспринимали как необходимость для продолжения рода и не более. Только в «мужском» обществе мог появиться такой миф.

В античной общественной мысли существовали и другие представления о происхождении женщины. В данном отношении можно привести мнение Фокилида, который говорит, что:

« …от четверки зверей происходят

   Женщины все. Так, одна - от пчелы, от собаки- другая.

   Та - от свирепой свиньи, та - от лошади с пышной гривой.

   Эта легка и быстра, непоседлива, видом пригожа,

   Та, что от злобной свиньи, ни худой, ни благой не бывает.

   Та, что от псицы, дика, неуживчива, та ж, что от пчелки,

   И  к домоводству склонна, и ко всякой работе пригодна.

   С женщиной этой ищи, милый друг, вожделенного брака»^[23]

Как видим, Фокилид  происхождение женщин выводит от животных и приписывает им черты, свойственные этим животным. И благо видит лишь в женщине произошедшей от пчелы - как наиболее трудолюбивой. Таким образом, сравнивая женщин с определенными видами животных, перенося на нее их отдельные черты, автор показывает свое отношение к ним. Уже сам тот факт, что проводится сравнение женщин с животными свидетельствует об отрицательном отношении самого автора, не говоря уже обо всех перечисленных пороках.  

Тему происхождения женщин от животных развивает и Семонид Аморгосский, который добавляет к «четверке зверей» Фокилида еще три вида животных -  лису, ослицу и обезьяну. Так, он  свидетельствует:

«… другую создал бог от продувной лисицы.

   Все этой ведомо. Будь то добро иль зло,

   Их различить она умеет без ошибки,

   Но только зло добром, добро же злом зовет,

   И настроенье в ней меняется всечасно.

   … та богом создана от серой и тупой

   Ослицы. Только брань да принужденье могут

   К труду ее толкнуть, чтоб мужу по душе

   Сработать что-нибудь. Зато и днем и ночью

   Жует она в углу, жует у очага,

   И если кто зайдет потешиться любовью,

   Случайного дружка принять она не прочь.

   … иную создал бог от обезьяны. В ней

    Зло величайшее дано от Зевса людям.

    Лицом она гнусна. На посмеянье всем

    Жена подобная идет по стогнам града.

    Короткошейная, бредет она с трудом,

    Сухая, как доска,- одни сплошные кости.

    О злополучный муж, кто должен это зло

    В  объятья заключать! Зато, как обезьяне,

     Ей шутки разные и выверты близки.

     На смех ей наплевать! Ни для кого не станет

     Добро она творить, и на уме у ней

     Всегда одно и то ж: всяк день она мечтает,

     Чтоб причинить другим как можно больше зла»

                                       (Семонид Аморгосский II, 7- 11, 43-  49, 71- 83)  

Как видно из приведенных выше отрывков, эти примеры так же не несут в себе никаких положительных качеств, а наоборот являются средоточием лишь отрицательных. Автор так же согласен с мнением Фокилида в том, что благо несет в себе та, что произошла от пчелы - «в её руках цветет, растет достаток» (Там же II, 86). Но и этот тип не является идеалом, так как в заключении Семонид Аморгосский пишет:

           « Зло величайшее Зевс в женщинах  явил!

   И если мыслит кто в жене найти опору,

   Тот вред один найдет, обзаведясь женой »

                                         (Там же II, 96- 99)

Кроме того, уже упоминавшийся выше, Гесиод сравнивает женщин с пчелиным ульем, но уже не с положительной стороны, а сугубо с отрицательной. Он сообщает:

«Так же вот точно в покрытых ульях хлопотливые пчелы

  Трутней усердно питают, хоть пользы от них и не видят;

  Пчелы с утра и до ночи, покуда не скроется солнце,

  Изо дня в день суетятся и белые соты выводят;

  Те же все время внутри остаются под крышею улья

  И пожинают чужие труды в ненасытный желудок.

  Так же высоко - гремящим Кронидом, на горе мужчинам,

  Посланы женщины в мир,- причастницы дел нехороших»

                                                                                      (Теогония. 594- 601)

Гесиод, таким образом, показывает изнутри действие «западни» Зевса. Заняв свое место, женщина «съедает дом», в котором она устроилась. И Гесиод выносит ей свой приговор, говоря, что она послана «на горе мужчинам».

Все эти приведенные мнения отражают общее  восприятие, общественное и личное процитированных авторов, всего женского рода.

В Древней Греции, исходя из всего вышесказанного, к женщине уже изначально относились с отрицательным подтекстом, и такое к ней отношение проявлялось, начиная с самого ее рождения. Считалось, что «мужчина по отношению к женщине: по своей природе выше, женщина- ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении» (Аристотель. Политика, II, 12). Вообще основной функцией греческой семьи было обеспечение государства новыми гражданами и число детей в ней обычно  ограничивалось двумя, редко тремя.  Семьи, где было две дочери, считались скорее исключением. В таких семьях имущество отца наследовала дочь, в отличии от семей, где были сыновья. Но и в этом случае девочка не имела свободы действий - чтобы родовое имущество не перешло в чужие руки, она была обязана выйти замуж за ближайшего родственника. Причины всего этого можно объяснить следующим: женщины не могли выполнять те задачи, которые ожидало подрастающее поколение граждан греческих полисов. Женщины не охраняли границ государства, не исполняли сакральных функций, поддерживая культ предков, не представляли они ценности и как рабочая сила^[24]. Кроме того, девочки не являлись продолжательницами рода. Так же с увеличением детей пришлось бы ещё больше дробить семейную собственность, граждане разорялись бы, а с ними и государство. Именно из этих соображений девочек считали убытком для семьи, они несли за собой лишь растраты, так как при её замужестве были обязательны затраты на приданое. Кроме того, выйдя замуж, девушка отлучалась от семейного очага и навсегда покидала свою семью. В связи со всем выше сказанным девочки чаще подвергались обряду горшкования и оставлялись своими родителями, чем мальчики. Вообще долголетие отца, доблестные сыновья, необходимые для продолжения рода, изобилие, мир и порядок в семье - вот, по понятиям древних греков, критерии счастья^[25].

В Древней Греции существовал такой обычай - сразу после рождения в семье ребенка, всем окружающим сообщали об этом: когда рождалась девочка - дверной проем обвивали шерстяными нитями (это был символ приданого), а когда мальчик - оливковыми ветвями. Судьбу новорожденного решал только глава семьи - отец, а мать лишь исполняла его решения. Существовал ещё один обряд - новорожденного (независимо от пола) укладывали к ногам отца, и если он его перешагивал, то ребенок не признавался новым членом семьи, от него избавлялись, а если отец поднимал ребенка - его оставляли. После того, как отец с новорожденным три раза обходил вокруг очага, ребенок приобщался к этому дому. А на десятый день новорожденному давали имя.

Таким образом, после признания и приобщения ребенка к семье и дому, начиналось его воспитание. Воспитывала только мама и иногда кормилица, отец редко видел ребенка. Платон так изложил общий принцип воспитания: «изнеженность делает характер детей тяжелым, вспыльчивым и очень впечатлительным к мелочам; наоборот, чрезмерно грубое порабощение детей делает их приниженными, неблагородными, ненавидящими людей, так что в конце концов они становятся непригодными для совместной жизни»^[26]. В связи с этим принципом дети воспитывались в скромности (даже в богатых семьях), их не баловали и им не потакали. Воспитание девочек оставалось постоянно в первобытной простоте^[27]. Суть воспитания сводилась к трем основным моментам:

1. Отец - это хозяин дома и всех в нем.

2. Отец - это кормилец, защитник, опора и надежда.  

3. Отца необходимо уважать и, безусловно, почитать.

Следовательно, из  этих трех принципов воспитания можно сделать вывод о том, уже с самого рождения девочкам давалась установка о главенстве и превосходстве мужчины, как в семье, так и в обществе.  Девочки были в приниженном положении, в отличие от мальчиков, от них гораздо чаще отказывались, не принимали в семью. Что так же содержало в себе установку на то, что девочка менее ценна, чем мальчик; а женщина - чем мужчина. Посему она воспитывалась с неизменной установкой на пожизненное послушание мужчине (отцу, мужу). Так что женщина должна была быть скромной, тихой и незаметной. Именно такая система воспитания закладывала покорность и скромность - наиболее ценимые греками черты женщины. Все это исходило из общего назначения женщины, которое определялось правилом: «Хорошо содержать свой дом и быть послушной мужу»^[28]. Это и было сутью, главной целью её воспитания. Вообще нравственное воспитание представлялось более важным, чем приобретение знаний^[29].  

Девочка обычно росла вдали от общественной жизни. Она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, меньше слышать, меньше говорить (Ксенофонт. Домострой,  7). Афинские понятия о приличии требовали, чтобы женщина не присутствовала в мужском обществе. Так, Лисий в одной из своих речей сообщает: «там была моя сестра со своими дочерьми, которые прожили жизнь так скромно, что они стыдятся, даже когда видят их родные» (Лисий. Речь в защиту против обвинения Симона (III), 6). Плутарх так же свидетельствует  «… украшает женщину то, что делает её более красивой, но делает её таковой не золото, изумруды и пурпур, а скромность, благопристойность и стыдливость» (Плутарх, Наставление супругам, 26). До семи лет она оставалась под опекой матери или кормилицы, свободная от каких- либо обязанностей. После  этого гречанка знакомилась с домоводством, с женскими ремеслами: обработкой шерсти, прядением и ткачеством, которые являлись основными занятиями в её дальнейшей жизни. Её обучали как можно лучше делать то, способной к чему создали её боги, как это признаёт обычай (Ксенофонт.  Домострой,  7). И если девушка плохо справлялась со своими обязанностями, то она не пользовалась уважением. По этому поводу Платон пишет: «…женщины ткут, пекут жертвенные лепешки, варят похлебку. Действительно, в этом-то женский пол кое-что смыслит -  вот почему все осмеивают женщину, если она не справляется даже с этим»^[30]. Так же в девушке развивали чувство порядка, так как, выйдя замуж, она вела хозяйство в доме. В греческом обществе считали «спасением дома - добродетельную женщину», в понятие добродетельная они вкладывали такие понятия, как экономность, запасливость, покорность. Платон так сообщает: «А если хочешь взять добродетель женщины - и тут трудно рассудить, что она состоит в том, чтобы хорошо распоряжаться домом, блюдя все, что в нем есть, и оставаясь послушной мужу» (Платон. Менон, 71е).  Соответственно спасением дома, то есть хорошей хозяйкой, является женщина заботливая и приумножающая хозяйство, и именно на создание такого идеала и было направлено её обучение. В Древней Греции школ для девочек не было. Однако не пренебрегали и элементарным образованием, а именно: в домашних условиях матери обучали своих дочек чтению, письму и музыке. Программа обучения девочек включала в себя так же пение и танцы, поскольку умение петь и танцевать было необходимо им для участия в религиозных празднествах. Греки никогда не заботились об умственном развитии девушки. Более того, считалось, что ей это не нужно и даже вредно. В очень редких случаях девушка  выходила из своего дома. Она участвовала только в одном виде общественной жизни - в религиозных празднествах^[31]. А именно -  появлялась в некоторых сакральных церемониях и принимала участие в религиозных танцах. Нарушая свое затворничество, видя внешний мир именно во время религиозных праздников,  молодая девушка получала незабываемые воспоминания, которые развивали в ее душе чувство гармонии и порядка.  

Таким  образом, можно   заключить , что как  и  воспитание , так и  всё женское  образование, от начала  и до  конца, имело свою, строго  определённую  цель. И воспитание, и образование закладывали в молодой девушке только те качества  и навыки, которые ей были б необходимы  в дальнейшей  супружеской  жизни. Древние греки не заботились об умственном развитии девушки, так как считали, что в этом нет необходимости.  

2.Воспитание и образование женщин в Древнем Риме

Что касается воспитания девушек в Риме, то для начала необходимо отметить, что детские годы римских мальчиков и девочек, как и в Греции, проходили в играх и развлечениях. Братья и сестры росли вместе, и эта совместная жизнь продолжалась и тогда, когда дети менее состоятельных классов отправлялись (мальчики и девочки вместе) в начальную школу, а в богатых семьях садились вместе за азбуку под руководством одного и того же учителя. Чем дальше, однако, шло время, тем больше расходились пути брата и сестры: мальчик все больше и больше уходит из дому, готовится к общественной и политической жизни, а девочка живет дома, около матери, приучается к домашним работам, сидит за прялкой и за ткацким станком. В состоятельных домах девочка брала уроки у того же грамматика, в школе которого учился ее брат: образование для нее не закрыто. Широкое образование ограничивалось, конечно, только высшими кругами. Чем беднее слой общества, тем скромнее образование его женщин, которые только умеют читать, писать, и считать. И здесь, впрочем, также как и в кругах аристократических, не наука и не литература, были уделом женщины: сферой ее деятельности, ее настоящим местом в жизни были дом и семья — муж, дети, хозяйство^[32].

Вообще следует отметить, что рождение ребенка составляло большой праздник для римлянина. На восьмой день по рождении, если это девочка, и на девятый, если это мальчик, ребенок подвергается очищению, ему дают имя и обращаются за него с мольбою к Паркам, которые держат в руках его судьбу^[33].

Римские законодатели, в отличие от Греции, заботились о судьбе родившейся девочки. Все данные о происхождении и правах новорожденных вписывали в книгу метрик-календарий^[34]. Это весьма ценный документ, так как он подтверждает, что в списки граждан вносили и девочек, что имело большое значение для женщин с формально-правовой точки зрения — и при заключении брачных контрактов, и при обеспечении имущественных прав жены^[35].

Мы должны отметить, что большая часть римлян, также как и греков, поручало вскармливание своих детей кормилицам. Богатые имели для этого рабынь. Бедные же, которые не в состоянии купить кормилицу, нанимают ее. На масляном рынке существовал род постоянной биржи для женщин, торгующим своим молоком^[36]. О том, хорош ли этот обычай, допустимо ли, чтобы мать отказывалась сама кормить грудного ребенка, в Риме судили по-разному: одни полагали, что не так уж важно, чье молоко пьет новорожденный, лишь бы оно было питательно и полезно для младенца; другие считали кормление грудью обязанностью родной матери ребенка, а уклонение многих матерей от этой обязанности — постыдным проявлением эгоизма. Помощь няньки была необходима матери в первые месяцы и годы жизни ребенка, когда приходилось постоянно следить за ним, пеленать и укладывать, а затем приучать к дисциплине, воспитывать^[37].

Древние римляне имели очень важное понятие о матери семейства. В I в. н.э. в своем труде о сельском хозяйстве Луций Юлий Колумелла писал, что в Риме с древнейших времен сохранялся обычай: управление всем домом и ведение домашних дел составляло сферу деятельности матери, дабы отцы, оставив за собой хлопоты, связанные с делами государственными, могли отдыхать у домашнего очага^[38]. То есть матрона должна была наблюдать за порядком в доме и разделять с мужем домашнее управление. Такие занятия требовали серьезного ума и решительного характера; эти достоинства ценились всего более в женщинах. Даваемое женщинам воспитание было вполне способно развить в них эти качества. В богатых домах молодые девушки вместо со своими братьями воспитывались образованными рабами; они брали те же уроки, учились по тем же книгам, слушали, как грамматики читали и объясняли великих поэтов Греции и Рима, и с молодых лет приучались к чтению Менандра и Теренция, и эту привычку сохраняли потом на всю жизнь^[39].

Из такого совместного воспитания часто выходило то, что у них были не только одинаковые знания, но даже одинаковые свойства^[40].

Подобное воспитание было, конечно, небесполезно в том отношении, что давало римлянкам первых веков существования Рима энергичный и мужественный характер. Известный историк Рима и его культуры Г. Буассье писал: «Некоторые найдут, может быть, что это заходило слишком далеко. В настоящее время в молодых девушках нравится более робкий, нежный и менее решительный нрав. Но мы все более начинаем ценить те качества, которые необходимы для домашней жизни и для общественных отношений, каковы твердость в поступках, рассудительность, здравомыслие и сила характера»^[41].

Из домашних дел девочки обучались, прежде всего, женским рукоделиям. Вышиванием, которое считалось мужским ремеслом, занимались, по-видимому, и женщины, хотя определенно об этом нигде не говорится^[42]. Варрон требует только того, чтобы девочек обучали живописи, так как в противном случае они не будут в состоянии судить о вышивках ковров и занавесей. Особенно же их учили прясть и ткать: дело в том, что и в то время еще в домах, где придерживались добрых старых нравов, одежды на всю семью выделывались при содействии или, по крайне мере, под руководством хозяйки. Как известно, даже дочери и внучки Августа должны были прясть и ткать, и он носил, обыкновенно, только те платья, которые были сработаны ими или его женой и сестрой^[43].

Кв. Лукретий Веспилон (консул в 19г. до н.э.) в надгробной речи своей жене Турии восхваляет, помимо всех ее добродетелей, свойственных как ей, так и всем другим честным женщинам, и то прилежание, с которым она занималась выделкой шерсти. Само собой разумеется, что в средних и низших классах это занятие считалось обязанностью хозяйки еще более, чем в высших; даже те женщины, которые не претендовали на название степенной матроны, не уклонялись от всеобщего обычая; так, например, Цинтия Пропертия^[44] и Делия Тибулла. Последний из них, страдая от разлуки с возлюбленной, находит некоторое утешение, когда представляет себе минуту свидания: как Делия поздним вечером при свете лампы слушает сказки старухи, в то время как прядущие вокруг нее девушки уже начинают засыпать; как она вскочит при его неожиданном появлении и побежит ему навстречу с босыми ногами и распущенными волосами^[45]. Если Колумелла жалуется на то, что женщины стали настолько важными и ленивыми, что не желают даже позаботиться о пряже и тканье в доме, то на основании его слов можно заключить, что обычай все еще продолжал требовать от них исполнений этой обязанности, хотя ей придавали уже меньше значения, чем прежде^[46]. Мусоний Руф тоже считает пряжу и тканье самой существенной работой женщин, и Тертуллиан славит выше всех других обязанностей хозяйки надзор за приготовлением шерстяных тканей^[47]. Надгробные камни, восхваляющие женщин, как прилежных прях^[48], и изображенный на них символ их прилежания в форме ткацкого станка свидетельствует о том, что обычай этот все еще сохранялся. Авсоний в некрологе своей матери и жены племянника не забыл упомянуть об их прилежных руках, изготовляющих шерсть^[49], и Симмах благодарил свою госпожу дочь за присланное ею из Байи платье, отличное доказательство ее уменья выделывать шерсть, свидетельствующее одновременно об ее дочерней любви и ее хозяйственном прилежании^[50].

Итак, как и в Древней Греции, в Древнем  Риме женское воспитание было частным делом и осуществлялось дома, в семье. В Риме женщина ценилась, в первую очередь, как мать. Однако , её роль была шире, чем роль просто матери воина. Она была хранительницей дома, поэтому девочки с детства готовились к этой роли. «В семейном кругу дитя рано усваивало староримские  добродетели — почтение к богам и законам, скромность в делах и речах, послушание, честность, умеренность и трудолюбие. <…> Дочери прядут, ткут и вяжут вместе с матерью; сыновья пашут, сеют и жнут вместе с отцом»^[51].

Таким образом, основная цель воспитания девочек была приобщить их к традициям насколько они касались женщин, с тем, чтобы, выросши, она передала эти же традиции своим дочерям, и связь времен осталась неразорванной.

Глава II. Брак и семья в античном мире

До нас дошли две формулы, в которых грек и римлянин выражают свое отношение к браку и свой взгляд на него. Демосфен в речи «Против Неэры» говорит: «Жен мы берем ради того, чтобы иметь от них законных детей, а также для того, чтобы иметь в доме верного сторожа своего имущества»^[52]. Противоположное этому говорит у Плутарха Порция, жена Брута, убеждая мужа открыть ей свои замыслы: «Я … вошла в твой дом не для того только, чтобы, словно наложница, разделять с тобою стол и постель, но чтобы участвовать во всех твоих радостях и печалях» (Plut. Brut. 13).

Итак, грек женится, чтобы иметь законных детей и хозяйку в доме; римлянин — чтобы иметь подругу и соучастницу всей жизни, в которой отныне жизни обоих сольются в единое нераздельное целое.

1. Брачные обряды у греков

В Древней Греции девушку замуж выдавали около пятнадцати лет. Любовь между супругами не рассматривалась как нечто важное для создания семьи^[53]. Брак был скорее делом расчета. При той замкнутой жизни, которую вели греческие женщины, личные достоинства и красота имели весьма ничтожное значение при выборе жены^[54]. Чувства девушки не принимались в соображение, она не имела права высказываться на счет выбора мужа^[55]. Вступая в брак, обращалось внимание главным образом на состояние девушки, а так же на её происхождение, так как гражданами признавались только дети, рожденные в браке гражданина и гражданки. В жене видели лишь служанку мужа, а сам брак рассматривали как долг перед государством и необходимость продолжения рода. Так, в одном из сохранившихся фрагментов изречений Менандра, говорится «женитьба, если рассмотреть как следует, конечно, зло, но зло необходимое» (Менандр. Фрагменты, 578). И это нужно потому, что именно «необходимость побуждает, прежде всего, сочетаться попарно тех, кто не может существовать друг без друга,- женщину и мужчину в целях продолжения потомства» (Аристотель Политика, I, 4).  Показательны так же слова Еврипида, вложенные в уста одного из героев его комедий:

« О Зевс, зачем ты создал жену?

   И это зло с его фальшивым блеском

   Лучам небес позволил обливать?

   Иль для того, чтоб род людской продолжить,

   Ты обойтись не мог?»

                                                                    (Еврипид.  Ипполит.       615-619)  

По этому же поводу свидетельствует и Платон - новобрачные должны подумать о том, чтобы дать государству по мере сил самых прекрасных и наилучших детей^[56]. Таким образом, взгляд на женщину как на необходимое зло, которое нуждается в контроле со стороны мужчин , был обычным в Греции^[57]. Женщина всегда находилась в подчинении мужчины, не зависимо от того, выше или ниже она его по происхождению.

Брак был священной церемонией, имевшей целью посвятить молодую девушку в культ ее новой семьи. Эта церемония происходила не в храме: она совершалась дома под покровительством домашних богов. Правда, в молитвах обращались также и к небесным богам, и позднее вошло даже в обычай отправляться предварительно в храм и приносить этим богам жертвы, называвшиеся приготовлением к браку; но главная и существенная часть церемонии всегда совершалась перед домашним очагом^[58].

Заключению брака предшествовало формальное обручение. Обещание жениху давала не сама девушка, а ее отец от ее имени; если она была сирота, то от ее имени выступал ее брат или другой близкий родственник; если же у нее не было никого из близких, то все ее дела вел назначенный по закону опекун. Обручение было важным юридическим актом, ибо при этом обсуждали имущественные отношения будущих родственников, размеры приданого, часть которого, называемая «мейлия» (утешение), оставалась личной собственностью молодой жены и в случае развода возвращалась ее семье. Давать за невестой приданое требовал не закон, а обычай, часто более могущественный, чем любое писаное право. Поэтому даже сироты и девушки из малоимущих семей не оставались без приданого: его собирали для них вскладчину их сограждане или даже само государство^[59].

Итак, жена обыкновенно приносила своему мужу приданое. Но напрасно предполагают, что отец был обязан давать приданое за своей дочерью: если он это делал, то по своей доброй воле. Напротив того, сын, ставши главою семьи, нес это обязательством по отношению к своей сестре. В самом деле, т.к. сын был единственным наследником, то казалось вполне справедливым отделить у него часть наследства, чтоб помочь устроиться его сестре, тем более, что, если та не выходила замуж, она оставалась на его попечении. Греческие законы предписывали ближайшим родственникам наделить сироту приданым или же жениться на ней. Договор о приданом не требовал никакого вмешательства со стороны нотариусов или стряпчих. Достаточно было простого заявления перед свидетелями. Не запрещалось присоединять к нему письменный документ или известным образом оглашать его; но это не было обязательно. Когда кто-нибудь выдавал замуж свою дочь, то, упрочивая приданое, он всегда требовал от зятя, в виде обеспечения, закладную на его недвижимое имущество. Совершение такой закладной констатировалось надписью на самом недвижимом имуществе.

Заведывание имуществом, составлявшим приданое, принадлежало мужу, но он должен был передать его неприкосновенным своим наследникам. В случае развода, он возвращал приданое родственникам жены или же выплачивал им за него 18% в год. Если жена умирала первая, не оставив детей, то приданое возвращалось тем, кто его выдал, или их представителям^[60].

Сама свадебная церемония состояла из трех действий: первое происходило перед очагом отца невесты; третье перед очагом мужа; второе же служило переходом от одного к другому^[61].

1. В родительском доме, который украшался по этому случаю зеленью (ветками лавра и маслины) в присутствии жениха отец невесты, окруженный обыкновенно своей семьей, совершал жертвоприношения. Жертвы обычно приносились Зевсу Совершителю, Гере Совершительнице и Артемиде^[62]. Жертвы последней — богине-девственнице — были обязательны, поскольку невесте предстояло расстаться с девственностью. Именно за то, что он забыл об этой жертве, в мифах был наказан царь Адмет, брачный покой которого оказался наполнен змеями^[63]. Невеста в этот день тоже совершала жертвоприношение, принося богам прядь волос и свои детские игрушки^[64].

По окончании жертвоприношений совершалось брачное омовение, для которого брали воду из определенных обычаем источников. Затем отец объявлял, произнося установленную священную формулу, что отдает свою дочь молодому человеку. Это заявление было совершенно необходимо для брака, так как молодая девушка не могла бы немедленно идти и поклоняться очагу мужа, если бы ее отец не оторвал ее предварительно от родительского очага. Для того чтобы она присоединилась к новой религии, ей необходимо было освободиться от всяких обязательств, связывавших ее с ее прежней религией^[65].

После этого следовал пир, который устраивался на средства отца невесты. Сама она при этом сидела среди женщин, закутанная в свадебное покрывало^[66]. Свадебный пир иногда бывал очень буйным, но жениху и невесте в этот день подобает умеренность — ведь, как поясняет Платон, «почти неизвестно, в какую ночь — или день — будет с божьей помощью зачат ребенок. Поэтому бракосочетание не должно совершаться, когда тело отяжелело от вина»^[67].

2. Вечером девушка переходила в дом мужа. Иногда ее провожал туда сам муж; но в некоторых городах эту обязанность исполняли особые люди, носившие характер священнослужителей и называвшиеся вестниками. Девушка садилась обычно на колесницу с лицом, закрытым покрывалом, и с венком на голове; венок употреблялся во всех религиозных церемониях^[68]. Платье на ней было белое — белые одежды надевались при всех религиозных обрядах. За нею ее мать несла брачный факел, зажженный от очага в ее родном доме. Этим факелом затем разжигали огонь в очаге в доме молодоженов. Во всем продолжении пути вокруг нее раздавался религиозный гимн, который именовался «гименей». Девушка не входила сама в свое новое жилище. Надо было, чтобы муж внес ее, чтобы он сделал вид, что похищает ее, чтобы она испустила несколько криков, и чтобы сопровождавшие ее женщины притворно защищали ее. Этим, без сомнения, хотели показать, что женщина, готовившаяся приносить жертву у очага мужа, не имела на это никакого права, что она приближалась к нему не по своей собственной воле, и что необходимо было, чтобы хозяин этого места и этого бога ввел ее в дом проявлением своей власти. После этой притворной борьбы муж поднимал ее на руки и вносил в дом, но непременно так, чтобы ноги ее не коснулись порога^[69].
3. Все происходившее до сих пор представляло только приготовление, прелюдию к настоящей церемонии. Священный обряд начинался в доме. Здесь приближались к очагу; новобрачную подводили к домашнему божеству и кропили ее очистительной водой; затем она прикасалась к священному огню, причем произносились молитвы; наконец, муж и жена делили между собой пирог, хлеб и несколько фруктов. Это подобие легкой трапезы, начинавшейся и оканчивавшейся возлиянием и молитвой, этот раздел пищи перед очагом приводил супругов в религиозное общение и в общение с домашними богами^[70].

Общую картину того, как молодая жена приобщалась к своей новой семье, как она в ней осваивалась, дает «Домострой» Ксенофонта. Хотя этот труд посвящен вопросам ведения домашнего хозяйства и земледелия, в одной из его глав описывается разговор Сократа и Исхомаха, который передает ему свой разговор с собственной женой. В своем разговоре он задает различные вопросы, общая суть которых сводится к тому, что женщина создана именно  для домашних забот, для жизни внутри дома, для рождения и воспитания детей.

Вначале Исхомах сообщает об обычае, который указывает, «что для мужчины и женщины приличны те занятия, к которым бог даровал каждому из них больше способности: женщине приличнее сидеть дома, чем находиться вне его, а мужчине более стыдно сидеть дома, чем заботиться о внешних делах» (Ксенофонт. Домострой,  7). Затем он говорит о том, что «… ввиду того, что в женщину бог вложил способность кормить новорожденных детей и назначил ей эту обязанность, он наделил ее и большей любовью к новорожденным младенцам, чем мужчину. Но так как бог назначил женщине также и охранять внесенное в дом добро и знал, что для охраны не худое дело, если душа труслива, то он наделил женщину и большей долей трусости, чем мужчину. С другой стороны, бог знал, что  тому, кто занимается трудом вне дома, придется и защищаться в случае нанесения обиды, и потому наделил его большей долей смелости» (Ксенофонт.Там же). Этим самым вновь высказывается мысль о том, что женщина изначально создана для ведения домашнего хозяйства, а не для жизни вне дома. Далее Исхомах определяет те обязанности, которые предстоит выполнять жене: « тебе надо будет сидеть дома: у кого из  слуг работа вне дома, тех жене надо посылать, а кому следует работать дома, за теми смотреть; принимать то, что приносят в дом: что из этого надо тратить, она должна распределять, а что надо оставить про запас, о том должна заботиться и смотреть, чтобы количество, предназначенное для расхода на год, не расходовалось в месяц; когда принесут шерсть- должна позаботиться о приготовлении из нее одежды кому нужно. И чтобы сушеные припасы были хороши для еды, так же следует заботиться. Но одна из лежащих на жене забот, может быть, покажется ей не очень приятной: кто из слуг будет болен, придется заботиться об уходе за ним» (Ксенофонт. Там же).

Далее, из беседы становится ясно, что жена Исхомаха согласна со всем вышесказанным. Она говорит о том, что главой семьи, безусловно, является мужчина и то, что она хранит внесенное им в дом богатство, лишь ее обязанность и если бы он не приносил в дом новое, то и от нее не было бы никакой пользы.

В конце своего рассказа Исхомах говорит своей жене: «… другие, твои специальные заботы, поверь мне, жена, будут тебе приятны, например, когда ты возьмешь женщину, не умеющую прясть шерсть, и сделаешь ее умеющей, так что она станет для тебя вдвое ценнее; или когда возьмешь женщину, не знающую обязанностей ключницы и не умеющую служить за столом, и сделаешь из нее знающую, верную, ловкую прислугу, которой и цены нет; или когда у тебя будет право слуг благонравных и полезных для твоего хозяйства наградить, а кто окажется дурным, наказать. Но всего приятнее тебе будет, если ты окажешься деловитее меня, сделаешь меня своим слугой, и тебе нечего будет бояться, что с годами тебе будет в доме меньше почета; если, напротив, ты будешь уверена, что старея, чем лучшим товарищем для меня и лучшим стражем для дома для детей ты будешь, тем большим и почетом будешь пользоваться в доме. Ведь ценность человека для практической жизни, - прибавил  я, - увеличивается не от красоты, а от его внутренних достоинств» (Ксенофонт Там же).

Из данного рассказа можно выделить тот факт, что в излагаемой речи автор ни разу не упомянул о любви или привязанности между будущими супругами, решение о женитьбе основывалось лишь на рациональном начале. А так же ясно и то, что мир семьи у Ксенофонта - некий особый мир, где хозяйкой выступает женщина, в то время как мужчина реализуется на общественном (вне дома) поприще, как гражданин^[71].  

Исходя из общего принципа, что целью брака является обеспечение государства новыми гражданами, греческие мыслители считали необходимым расторгать бездетные браки. Так, Платон устанавливает десятилетний срок для рождения детей, не более, а если за это время у супругов детей не будет, то они- ко взаимной пользе, должны разойтись^[72]. Так же они обращали внимание и на создание благоприятных условий для будущих матерей. «Пусть же молодой супруг обратит внимание на свою жену и на деторождение. То же самое пусть делает и молодая супруга, в особенности в тот промежуток времени, когда дети у них еще не родились»^[73]. Самая благоприятная обстановка для развития плода- спокойствие. Платон продолжает «все беременные женщины должны во время беременности особенно заботиться о том, чтобы не испытывать множества неистовых наслаждений, а равно и страданий;  желательно чтобы этот промежуток времени они прожили в радостном, безмятежном и кротком настроении»^[74]. То есть, старались создать наиболее благоприятные, для рождения детей, условия как бытового, так и эмоционального характера.

Необходимо так же отметить и то, что женщинам была свойственна гордость своей добродетелью, и когда они противопоставляли легкомысленным нравам своих мужей строгость собственной жизни, усердное исполнение своих обязанностей и верное охранение чести домашнего очага, то легко убеждались в своем собственном превосходстве. Бесправные и приниженные женщины считали себя морально выше своих мужей, но никогда не показывали этого. Мужчины ограничивали женщин сферой домашних забот, они привыкли делить свое существование на две части. Возвращаясь в свой дом, мужчина не считал нужным посвящать свою супругу в политические дела, не давал высказывать ей свое мнение^[75].

Таким образом, можно сделать вывод, что во всех отношениях женщина, несомненно, была ниже мужчины. Она была лишена прав как в общественной, так и частной жизни. Единственной сферой ее реализации был дом, но и здесь она находилась в подчиненном положении. По сути, женщина должна была служить семье и продолжать род, воспитывая законных наследников, к которым перейдут наследство и семейные традиции^[76]. И несмотря на свое ограниченное, приниженное положение, женщина находила возможность своего самоутверждения, всецело отдаваясь сфере домашнего хозяйства.

2. Идеальная  жена в представлении греков

Итак, женщинам отводился узкий мирок их гинекея, совершенно отгороженный от мира мужчин с их государственными делами, симпосиями и развлечениями. Однако парадокс ситуации был в том, что греки прекрасно сознавали, что женщина в доме — это необходимый элемент их быта. Даже обиженный на все и на всех Гесиод был вынужден признать:

Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете…^[77]

Что же это такое — хорошая жена в понимании грека? Ответ на этот вопрос оставался неизменным в течение веков. Так, Семонид Аморгский, поэт VII в. до н. э., среди выведенных им типов женщин идеальным признает только один — созданный Зевсом из пчелы:

                                              Тот счастливец,

Кому она жена. Не прикоснется смех

Лишь к ней. В ее руках цветет, растет достаток.

Ей мил ее супруг, она мила ему

До старости. У ней красивы, славны дети.

Всех жен она затмит приятностью своей,

И прелесть тихая вокруг нее витает,

И там, где женщины, собравшись в круг, ведут

Беседу про любовь, она сидеть не любит.

В такой жене, что всех и лучше, и умней,

Вручает людям Зевс сокровище благое^[78].

Таким образом, достоинства этой жены — хозяйственность, плодовитость, верность мужу, отсутствие праздной болтливости. Хотя это написано в VII в., то же самое можно сказать и про гомеровских героинь — Андромаху, Пенелопу, к такой жизни готовится в «Одиссее» Навсикая.

Такое представление сохранялось и впоследствии. До нас дошел теоретический трактат Аристотеля, в котором описываются обязанности хорошей жены: «Хорошая жена должна править хозяйством в доме, заботясь обо всем согласно писаным законам, не разрешая входить никому без ведома мужа, особенно остерегаясь пагубных для души пересудов сплетниц. И что происходит в доме, пусть знает только она одна, а если случается что-нибудь дурное от входящих, то ответственен муж. Она должна быть хозяйкой в расходах и тратах на удовольствия, если, конечно, их позволит муж, иметь расходов, нарядов и украшений даже меньше, чем дозволяют законы полиса, и иметь при этом в виду, что жену украшают не столько красивые наряды и обилие золота, сколько умеренность во всем и стремление к достойному и порядочном образу жизни. <…> …Пусть жена сама приучается быть умелой хозяйкой в таких делах (так как мужу кажется недостойным знать о том, что делается в доме); но во всем другом пусть она стремится повиноваться мужу, не интересуясь политическим вопросами и не занимаясь устройством каких бы то ни было дел, которые могут иметь отношение к браку. И когда настает время выдавать замуж или женить своих сыновей и дочерей, пусть и тогда она повинуется мужу во всем, а вместе с тем обдумывает и следует тому, что он велит, считая, что не так зазорно мужу устраивать некоторые домашние дела, как жене — интересоваться внедомашними делами. Но настоящая жена должна считать, что нравы ее мужа назначены как закон для ее жизни, так как они назначены ей богом вместе с браком и судьбой, и если только она будет переносить их терпеливо и смиренно, ей легко будет управлять домом, а иначе — будет труднее. Поэтому она должна жить в согласии с мужем и выполнять его волю не только тогда, когда у него благополучие в делах или какая-нибудь слава, но и при невзгодах. А если что-нибудь будет упущено в делах явно по болезни или по неведению, пусть и при этом она говорит самое лучшее и будет услужлива, как положено, но только пусть не поступает безобразно или недостойно себя и пусть не будет злопамятной, если муж сгоряча в чем-то был несправедлив к ней, и пусть совсем не жалуется, будто это сделал он, а припишет это болезни и неведению, и случайным заблуждениям»^[79].

Однако, по-видимому, идеальный образ так и оставался только идеалом, иначе откуда столько скептических отзывов о супружеской жизни? Представления об идеальной жене остались в дальнейшем уделом специалистов, а вот имя сварливой жены — Ксантиппа — со временем стало нарицательным и широко известным.

Главный недостаток греческой семьи заключался в том, что женщина в ней не была достаточно тесно связана с жизнью своего мужа. А в связи с этим развод в классический период в Древней Греции был достаточно частым явлением.

Вполне достаточным поводом для расторжения брака рассматривалась измена жены. Впрочем, Платон осуждал неверность любого из супругов «гражданам нашим не подобает быть хуже птиц и многих других животных, рожденных в больших стадах, которые вплоть до поры деторождения ведут безбрачную, целомудренную и чистую жизнь. Когда же они достигают должного возраста, самцы и самки по склонности соединяются между собою попарно и все остальное время ведут благочестивую и справедливую жизнь, оставаясь верными своему первоначальному выбору. Наши граждане должны быть лучше животных»^[80]. Все это было, однако, лишь теорией. В действительности, греки наказывали за измену лишь женщин. В то время, как связи мужчин не имели никаких юридических последствий. Женщины же, уличенные в измене, теряли свое доброе имя, а муж имел право убить её любовника. По этому поводу Плутарх сообщает « Женщину, уличенную в неверности, выводили на площадь и ставили всем на показ на какой- то камень. Затем её сажали на осла и провозили вокруг всего города, а потом она опять должна была стоять на этом же камне. После этого женщина оставалась обесславленной на всю жизнь; камень же из- за этого считался нечистым, и его чурались»^[81]. Однако было и другое развитие событий в случае измены жены. Так, Лисий приводит один пример из своей судебной практики, пример того, как обманутый муж, взяв свидетелей, подкараулил свою жену с любовником и тут же убил совратителя. Муж всячески выгораживал свою жену. Отмщенный супруг при этом ссылался на закон: «Сам ареопаг, который исстари вершил суд по делам об убийстве и которому в наши дни предоставлено это право, постановил в совершенно определенных и ясных выражениях, что неповинен в убийстве тот, кто покарает смертью прелюбодея, если застигнет его вместе со своей женой… Я считаю, судьи, что покарал его не только за себя, но и за государство. Если вы согласитесь со мной, подобные люди поостерегутся вредить своему ближнему, видя, какая награда их ждет а такого рода подвиги. А если вы не согласитесь со мной, то отмените существующие законы и введите новые, которыми будут карать тех, кто держит жен в строгости, а соблазнителей оправдывать. По крайней мере, так будет честнее, чем теперь, когда законы ставят гражданам ловушку, глася, что поймавший прелюбодея может сделать с ним что угодно, а суд потом грозит приговором скорее потерпевшему, чем тому, кто попирая законы, позорит чужих женщин» (Лисий Защитная речь по делу об убийстве Эратосфена, 47- 49). Но надо отметить, что такого рода случаи скорее были исключением, чем правилом. . И если объяснять,  почему мужчины чаше разводились с женой, которая ему изменила, то можно предположить, что они следовали такой логике: «если у твоей жены есть любовник, а ты вполне согласен с такой «демократией», то твоей власти в доме пришел конец»^[82]. Причем, если развод происходил по причине измены жены, то муж имел право не возвращать приданое.  

У древних греков существовало два слова для обозначения развода. Развод, потребованный мужем они называли - ОТСЫЛКА, а развод, происшедший по желанию жены - ОСТАВЛЕНИЕ.

Развод со стороны мужа не был подчинен никаким формальностям, он был свободный. Муж мог в любое время отослать жену из своего дома. В этом случае он обязан был вернуть её приданое, если только развод не был вызван изменой жены^[83].  Жена изгонялась без всякого вмешательства со стороны общественной власти, она возвращалась к своему отцу, а дети оставались у мужа. Обычно муж отказывался таким образом от своей жены перед свидетелями, хотя подобная церемония не была обязательна. Так же при измене супруг имел право самостоятельно карать жену за нанесенное ему оскорбление. Если он не желал сам воспользоваться этим правом, то мог представить соответствующим должностным лицам письменную жалобу на виновную.^[84]  В этом смысле жена подвергалась АТИМИИ (гр. презрение, позор). Атимия, в её различных степенях, означала полное или ограниченное лишение гражданских прав, составляющих честь гражданина, и входила в силу или на основании судебного приговора, или же просто вследствие неисполнения каких- либо гражданских обязанностей. Жена была обязана немедленно оставить дом мужа.

Если к расторжению брака стремилась жена, то она не могла поступать в таких случаях по собственному усмотрению: она должна была в письме на имя архонта изложить причины, по которым она хотела развестись с мужем. А архонт утверждал развод по её требованию только в том случае, если она приводила в его пользу достаточные основания. Однако как ни проста была подобная процедура, но она представляла большие затруднения для женщины, вследствие её зависимого положения. В этом отношении можно привести свидетельство Плутарха «Гиппарета была примерной и любящей мужа женой, но Алкивиад оскорблял жену своими связями с иностранными и городскими гетерами. Она ушла из дома и поселилась  у своего брата. Алкивиад не был озабочен этим и продолжал свою распущенную  жизнь. Гиппарета должна была подать архонту прошение о разводе, и никто другой не мог сделать этого за нее. Когда она появилась на агоре, чтобы поступить согласно закону, Алкивиад вышел, и, схватив её, понес через рынок домой; никто не посмел ни противодействовать ему, ни отнять её. Она жила у него до самой смерти и умерла спустя много времени во время морского путешествия Алкивиада в Эфес» (Плутарх, Алкивиад, VIII ). И далее, здесь же, автор поясняет, что «насилие это решительно никому не показалось противозаконным или жестоким, так как закон, вероятно, и рассчитан на то, чтобы благодаря необходимости для жены, требовавшей развода, явиться в публичное место, муж имел возможность примириться с ней и удержать её». Однако, с этим утверждением нельзя согласиться, по нашему мнению, он не был рассчитан на счастливое примирение супругов, а давал право мужчине беспрепятственно вернуть свою жену. Закон этот просто лишал женщин права свободного волеизъявления, вновь ставил ее в полную зависимость от мужчин.

В случае же, когда муж не возражал против развода, жена могла оставить своего супруга без всякого судебного разбирательства и иных правовых формальностей. Если же при разводе возникали какие-либо имущественные споры (например, о возвращении приданого), дело усложнялось и передавалось в суд. Исход тяжбы зависел в немаловажной степени от того, насколько брачный договор предусматривал обстоятельства и последствия взаимного развода, и как он определял взаимные обязательства супругов в этом случае^[85].  

Таким образом, развод мог произойти или с согласия обоих супругов, или по желанию только одного из них, несмотря на сопротивление другого. Однако развод, потребованный женой, бол гораздо сложнее в достижении.

Так же дело о разводе могло быть возбуждено и третьим лицом. Так, например, отец имел право развести свою дочь с мужем, чтобы выдать её замуж за другого. Этот новый брак мог быть заключен, если он представлял большую выгоду отцу, нежели прежний брак. Так же, после смерти отца, ближайший родственник сироты мог потребовать, чтобы она покинула своего мужа и стала его женой. Это делалось из соображений того, чтобы фамильное имущество осталось внутри семьи. Кроме всего этого, мужу предоставлялось право выдать супругу замуж за другого, причем на это не требовалось согласия самой жены^[86]. Таким образом, эти примеры показывают тот факт, что от женщины абсолютно ничего не зависело в вопросах, как замужества, так развода и повторного вступления в брак. Ее мнение не учитывалось. Все вопросы решали мужчины, будь то отец, муж или родственник, причем основной упор делался на получение экономической выгоды для себя.  

Кроме всего прочего, необходимо отметить тот факт, что античная мораль крайне отрицательно относилась к женщинам, требовавшим развод. Такие женщины воспринимались как отступницы от общепринятых норм поведения, пошедшие против традиций, установленных веками. Женщины эти не находили никакого одобрения в обществе, тем более, что такие случаи были единичны и, естественно, бросались в глаза.

Таким образом, даже при разводе женщины не были в равном положении с мужчинами. Достичь развода ей было гораздо труднее, чем мужчине, трудности заключались даже в самой процедуре. Кроме того, общественная мораль сурово относилась к таким женщинам, в то время как мужчине не составляло никакого труда развестись без всяких  формальностей, и общество его в этом не упрекало. Вообще можно сказать, что женщина на всех этапах своей жизни находилась в подчиненном положении, не имея права голоса даже тогда, когда решалась её дальнейшая жизнь.

3.Три «Женские комедии» Аристофана как исторический источник

Хотя сохранилось одиннадцать комедий Аристофана, наше внимание коснется трех, так называемых «женских» комедий. «Женскими» они названы потому, что  в них главные роли занимают женщины. К данным комедиям относятся - «Лисистрата», «Женщины на празднике Фесмофорий» и «Женщины в Народном собрании». В неожиданном свете в комедиях выступают женщины, выходящие за пределы гинекея и ступающие на поприще общественных дел с  целью спасения государства^[87]. Изображаемая в них гендерная ситуация непременно должна восприниматься в рамках гротескной, шутовской картины мира.

Известно, что комедия «Лисистрата» была написана в 411 году до н.э. Основной идеей здесь служит протест против войны. В данной комедии вопрос о скорейшем заключении мира берут в свои руки женщины во главе с Лисистратой, решившие не подпускать к себе мужчин, пока те не положат конец войне^[88]. Причем само имя главной героини говорит само за себя- Лисистрата, буквально, переводится как «распускающая войско».

Содержание данной комедии в общих чертах следующее: женщины Афин, во главе с Лисистратой, чтобы прекратить затянувшуюся войну, в которой они теряют своих мужей и сыновей, объединяются в заговоре против её сторонников. Ранним утром, тайно собравшись у подножия Акрополя, все женщины клятвенно обязуются отказывать мужьям в исполнении супружеских обязанностей до тех пор, пока они не прекратят войну.  А для исполнения этого они захватили Акрополь и заперлись в нем от мужчин. Приходят мужчины, чтобы отбить у женщин Акрополь. За ними приходит пробул, важное должностное лицо, сопровождаемый отрядом скифских стрелков, служивших в Афинах городской полицией. Он приказывает разогнать женщин, но Лисистрата объявляет, что она заняла Акрополь с целью уберечь от мужчин хранящуюся там государственную казну, которую они тратят на войну. Далее Лисистрата критикует недостатки мужского государственного хозяйства, причем отмечая необоснованность презрительного отношения мужчин к женщинам в вопросах политики и войны. Одураченного пробула женщины закутывают с головой в плащ и принуждают уйти в таком виде. Далее Лисистрата принимается со всей строгостью проводить в жизнь объявленную ею «забастовку», осуществление которой оказывается тяжелым не только для мужчин, но и для самих женщин. Затем появляется вестник из Спарты с сообщением о такой же забастовке спартанских женщин, которые требуют того же- прекращения войны. Вскоре мужчины сдаются: воюющие государства обмениваются посольствами. Лисистрата устраивает роскошный пир на Акрополе, в котором участвуют и афиняне, и спартанцы. И пьеса оканчивается всеобщим весельем.      

Несмотря на всю шутливость комедии, в ней заложены серьезные идеи: необходимость окончания войны и панэллинский мотив- женщины всей Греции должны сообща спасти всю Грецию «…так вместе мы поможем эллинам» (Лисистрата, 41). Особенно он важен тем, что является возражением против распространившегося тогда в Греции чувства пламенной вражды и готовности греков предавать других греков исконным врагам Греции- персам^[89]. Другая мысль, проходящая через всю комедию- это защита женщин, указание на то, что и женщинам война приносит страдания и что поэтому и они имеют право требовать прекращения войны. С горечью звучит речь Лисистраты в разговоре с пробулом:

 «Ты ведь помнишь, в начале войны и невзгод

                                терпеливо нужду мы сносили.

   Запрещала нам женская скромность тогда

                              в ваше дело мужское мешаться.

   Да и вы не давали ворчать и роптать, хоть

                                       не по сердцу многое было.  

 Только вскоре узнали мы вас хорошо-

                                и как часто, за прялками сидя,

   Приходилось нам слышать о новой беде

                                     и о новых безумиях ваших,

   И, печаль глубоко затаивши, вопрос

                               задавали мы, будто с улыбкой:

   «Что же нового слышно о мире у вас?

                                   Что о мире решили сегодня

   На собрании вы?»- «Что за дело тебе?-

                                   отвечали мужчины сердито.-

   Ты молчи себе знай». Приходилось молчать»

                                                                (Лисистрата, 527- 536)

Таким образом, можно сделать вывод, что в комедии «Лисистрата» основная мысль заключается в обосновании необходимости окончания войны.  Лисистрата- это вымышленное лицо, нет даже ее индивидуальной характеристики, она является олицетворенной идеей протеста против войны. В данной комедии показана вредоносность ведения войны с новой стороны, а именно со стороны вредоносности ее для женщин: замужние женщины остаются без своих мужей, девушки не выходят замуж, а от этого страдает и само государство, так как не рождаются дети, происходит убыль населения. Греки ясно сознавали и обращали большое внимание на ущерб для государства от не рождения детей и видели в этом проявление гнева богов^[90]. Кроме того, Лисистрата, на фоне остальных женщин, выглядит сильной, умной, волевой женщиной. Тот факт, что автор именно женщине приписывает новые, не свойственные ей, черты характера может говорить о том, что это сделано для того, чтобы привлечь большее внимание к поднимаемой проблеме в комедии. Вероятно, женщина показана здесь именно в таком образе для того, чтобы донести до мужского населения- насколько они обезумели от войны, что не видят ее бесполезности и вредоносности и даже далекие от политики женщины поняли это.  

Следующей «женской» комедией Аристофана является комедия под названием «Женщины на празднике Фесмофорий». Она так же была поставлена на сцену в 411 году до н.э. И соответственно политическое состояние Афин во время ее написании было то же, что и при написании «Лисистраты». Однако эта комедия совершенно не затрагивает политических вопросов, а подвергает осмеянию поэта Еврипида^[91].

В название комедии положен праздник  Фесмофории, который был посвящен Деметре. Он совершался исключительно афинскими гражданками, жившими в законном браке; мужчины и девушки к нему не допускались^[92]. Вероятно, что в основе допущения к празднику исключительно замужних женщин лежала та мысль, что брак является одним из важнейших установлений культурной жизни. Участницы праздника из каждого дема выбирали по две наиболее уважаемых и зажиточных гражданки для совершения священных обрядов от имени гражданок всего дема. В свою очередь, выбранные женщины были обязаны всех гражданок угощать обедом.   Сам праздник происходил в течении пяти дней.  В первый день праздника женщины собирались в определенном пункте и все вместе отправлялись в местечко Галимунт. Здесь, в храме Деметры, на второй день совершалось празднество, которое собственно и называлось «Фесмофория». На следующий день все участницы возвращались в Афины, где продолжали праздновать праздник. Четвертый день женщины держали пост и совершали определенное очистительное жертвоприношение. И, наконец, в последний день, совершалось вышеупомянутое угощение женщин всех демов и в заключении праздника приносился богине Деметре жертвенный дар для отвращения ее гнева за поступки и прегрешения, которые могли быть допущены в праздник. Таким образом, видно, что наша комедия представляет четвертый день праздника.  

Содержание комедии следующее:каким- то образом Еврипид узнал, что женщины, озлобленные его нападками, на празднике Фесмофорий будут обсуждать, как ему отмстить, как погубить его. Рассказав об этом своему родственнику, он, составив план противодействия, решает обратиться к поэту Агафону, известному изнеженным образом жизни, прося заступиться за него. Однако Агафон дает решительный отказ. Тогда на помощь приходит старый родственник Еврипида. Сбрив ему бороду и переодев в женское платье, драматург отправляет своего родственника на собрание под видом старухи- афинянки. На собрании одна из присутствующих указывает на те тяжелые последствия, которые влечет за собой для женщин творчество Еврипида, а именно мужья перестали доверять женам:

« Всегда и всячески он унижает нас.

   Нет гадости такой, которую бы он

   На нас не взваливал. Где хоры есть, поэт

   И публика, везде на нас клевещет он,

   Что и развратны- то, и похотливы мы,

   Изменницы, болтуньи мы и пьяницы,

   И вздор несем, что мы- несчастие мужей.

   И вот, вернулся муж- в театре побывал,-

   Сейчас исподтишка осматривает все,

   Не спрятан ли куда возлюбленный у нас.

   Бывало, что хотим, все делать мы могли,

   Теперь уже нельзя: предубедил мужей,

   Презренный, против нас. Плетет жена венок.-

    Мужчина думает: «Наверно, влюблена».

    В домашних хлопотах вдруг выронит сосуд,-

    Сейчас готов упрек: «Ты что посуду бьешь?

    Наверно, вспомнила коринфского дружка!»

    …

    Благодаря ему покоев женских дверь

    Закрыта на запор; поставлена печать,

    Болты приделаны, а сверх того еще

    На страх любовникам молосских держат псов»

                         (Женщины на празднике Фесмофорий, 388- 404, 414- 417)

В приведенном отрывке мы видим всевозможные жалобы женщин, однако, вероятно все они преувеличены автором и не имели такой остроты в действительности. Ведь представляется невероятным тот факт, что женщины весь день проводят взаперти в своей спальне, под охраной псов. Возникает вопрос- кто же в током случае следит за прислугой, управляет ходом работ в домашнем хозяйстве? Это же прямая функция жены.  

Следующим выступает родственник Еврипида. Притворяясь женщиной, он уверяет собрание, что не меньше других ненавидит Еврипида, но только стоит ли, спрашивает он, так сильно злиться на него за то, что из бесчисленного множества женских пороков он указал всего лишь несколько недостатков? Ведь женщины, продолжает он, в действительности гораздо хуже, чем их изображает Еврипид. Здесь, вероятно, автор выражает общепринятое мнение о женской порочности. И в подтверждение своего мнения он забрасывает собрание различными рассказами о женских изменах. Это вызывает всеобщее негодование, в результате чего его разоблачают. В отчаянии он пишет письмо Еврипиду с просьбой о помощи. И в конце комедии ему удается вызволить его хитростью, пообещав женщинам больше не порочить их.

Главной темой данной комедии является осмеяние Еврипида, и притом не с нравственной стороны; просто для смеха пародируются некоторые драматические  приемы его, очень далекие от реализма, вроде посылки письма, написанного на весле, брошенном в море; возвышенные образы Еврипида и высокий стиль его прилагаются к низким предметам и положениям: например, освобождение Персеем Андромеды, прикованной к скале для съедения морским чудовищам, в комедии превращается в освобождение пойманного в мошенничестве старика от стражей порядка^[93].  Кроме того не соотвествующей действительности видится и сама завязка комедии- заговор женщин отомстить Еврипиду. Вероятно, что  афинские женщины не знали трагедий Еврипида, так как они не посещали театральные представления, так же чтением они мало занимались и вообще были мало образованы. В комедии даже  нет ни одного индивидуального образа женщины.

Вместе с Еврипидом подвергается осмеянию и поэт Агафон, но не как драматург, а как изнеженный, женственный человек «А ты красив и бел, не носишь бороды, и голос мягок твой, ты нежен и пригож» (191- 192). Это  так же можно расценить, как насмешку над самим женщинами, ведь он непосредственно представлен с женскими чертами, что само по себе уже оскорбительно и не должно быть применимо к мужчине. Кроме того в комедии можно встретить насмешки драматурга и над самими женщинами, а именно: он рисует такие картины из быта женщин, как случаи когда они берут обруч для прически и с его помощью воруют вино из бочки или используют продукты в качестве взятки сводням, а потом пропажу списывают на домашних животных (556- 559). В комедии говорят о женщинах в не привлекательном свете, как о  «язвах» (797), пьяницах и бесстыдницах (735). Все эти насмешки свидетельствуют о том, что сам Аристофан в действительности так думал и относился к женщинам и выражал не только собственное, но и общепринятое мнение.

Третьей «женской» комедией является комедия под названием «Женщины в народном собрании». Она была написана между 393- 392 гг. до н.э. Характерная черта комедии состоит в том, что глубочайшая социальная трансформация происходит в виде «бескровного переворота», осуществленного афинянками путем обмана: переодевшись в мужскую одежду, они осуществили передачу всей полноты власти женщинам- хранительницам древних законов и традиций, утраченных в результате бесконечной погони мужчин за новшествами^[94].  Главным действующим лицом здесь является афинянка Праксагора. Согласно выдвигаемому ей проекту, суть нового строя должна сводиться к обобществлению имущества, денег и всего остального, в том числе  и самих женщин. Так, Праксагора говорит:

«   Мы общественной сделаем землю.

  Всю для всех, все плоды, что растут на

  земле все, чем собственник каждый владеет.

  От имущества общего будем кормить вас,

                               мужчин, мы, разумные жены,

  Бережливо и мудро хозяйство вести,

                                     всенародно отчет отдавая»

                                             (Женщины в Народном собрании, 597- 600)

В комедии вдвое больше внимания уделяется именно вопросу отношений между полами, нежели вопросу общности имуществ. В конце произведения приводятся примеры, показывающие нелепость применения на практике выдвинутых преобразований- нашлись противники обобществления имущества, скрывающие его от сдачи в казну, обобществление женщин и вовсе доводится до смешного абсурда. В этом отношении рисуется картина того, как три старухи не могут поделить между собой молодого человека, вырывают его из рук друг друга, причем эти пожилые женщины названы «гнилыми старухами» (940), «старыми клячами» (980) и вообще мерзкими созданиями. Автор употребляет саму эту картину и всевозможные «черные» сравнения, чтобы показать изначальную женскую порочность, похотливость, неразумность. Заканчивается же все веселым шествием на обед.

В  комедии «Женщины в Народном собрании» Аристофан высмеивает, с точки зрения аттических земледельцев, утопическую картину переустройства общества^[95].  Переустройства, основанного на передаче управления государством в руки женщин, обобществлении имущества, женщин и детей. Показывая в последних сценах комедии в юмористическом виде последствия таких невероятных теорий на практике, Аристофан заключает всю «соль» своего юмора. Он показывает, к какому абсурду может привести управление государством женщинами, если они получат власть.

Таким образом, подводя итог, можно сделать вывод, что все три комедии несут в себе различную смысловую нагрузку, имеют в своей основе различные темы. Но в то же время служат ценным источником как в исследовании определенных новых тенденций в общественной мысли того периода, так и в выявлении отношения самого автора к женщинам.

Первая комедия, «Лисистрата», посвящена актуальной теме войны и мира. Из нее видно, что сами греки уже устали от многолетней войны. Но попутно автор высмеял женщин- чтобы придать занимательности сюжету, а так же чтобы показать, что даже благое дело, если за него возьмутся женщины, будет доведено до абсурда.

Вторая комедия, «Женщины на празднике Фесмофорий», имеет узкую и конкретную направленность- осмеяние Еврипида. Однако попутно она дает ценнейший, хотя и безусловно гиперболизированный материал о положении женщин в Древней Греции. А так же показывает отношение самого автора к ним. В этом и заключается ее ценность.

Последняя комедия, «Женщины в Народном собрании», касается дискуссии о справедливом переустройстве мира - вновь глобальная проблема. Попутно в ней Аристофан выражает свое отрицательное восприятие женщин.  Во всех своих трех произведениях автор вкладывает в уста своих героинь не лестные речи о самих себе. Так, например, в «Лисистрате» главная героиня говорит: «О род наш женский, подлый, распролюбленный!» (137) и далее продолжает: «Постыдный нрав наш женский, слабый разум  наш» (725). В  комедии «Женщины в Народном собрании» Праксагора так говори о женщинах: «Они ведь сами мастера обманывать!» (238). В третьей комедии героини говорят сами о себе, так:

          «Сознаться надо, по натуре женщины бесстыдны,

            И нет зловреднее созданий, кроме тех же женщин»    

                                            (Женщины на празднике Фесмофорий, 531- 532)

 Так же и Мнесилох, переодевшись в женскую одежду, так характеризует «собственный» пол:

          «. . .                                                   отдаемся мы,

            Когда другого нет, погонщикам, рабам,

            Как, возбужденные излишеством ночным,

            Принуждены чеснок жевать мы поутру,

            Чтоб муж, вернувшись с караула к нам домой,

            Не заподозрил нас ни в чем дурном

            . . . женщина одна взяла красивый плащ,

            Чтоб мужу показать при свете утреннем,

            И, им укрыв, любовника спровадила»

                                                                ( 491- 496, 498- 500)  

И далее женщины соглашаются с общепринятым мнением о себе:

          «Все и каждый чернят, унижают наш пол, все о нас

                                                                говорят много злого.

            Ведь повсюду твердят, что мы сеем кругом только

                                                         зло в человеческом роде,

            Что исходит от нас и вражда, и война, и восстанья,

                                                                       и распри, и горе.

            Допускаем: мы- зло, мы действительно зло…»

                                                                                    (686-689)

И еще в одном месте они так же показывают свое приниженное положение, когда взывали к помощи богов, женщины говорят такую фразу «хоть мы женщины только» (369).

Таким образом, перед нами предстает набор расхожих обвинений в отношении женщин. Однако сами женщины вовсе не возмущены таким отношением к себе, они не пытаются отрицать, опровергать слова Мнесилоха как возводимую на них напраслину. Они возмущены лишь его откровенность:

      «Говорить такие вещи так открыто, так бесстыдно!» (524- 525)  

В результате во всех трех комедиях женщины берут «в свои руки» дела в государстве. В «Лисистрате» главная героиня борется за прекращение войны во всей Греции, хотя и своими специфическими методами, но  все же добивается своей цели. В комедии «Женщины на празднике Фесмофорий» женщины устраивают самосуд над Еврипидом и добились своей цели, а именно того, чтобы тот не распространял более про них нелестных речей. В «Женщинах в Народном собрании»  Праксагора вместе со своими соучастницами захватывает народное собрание и вводит новые законы об обобществлении имущества. Притом, важно, каким образом это делается. Женщины не идут на совет в своих одеждах, они переодеваются в мужчин, крадут одежду у своих супругов: лаконские ботинки, палки, плащи и делают бороды. И набрав в собрании большинство, захватывают власть в полисе.

Однако все это не говорит о том, что все эти идеи были распространены среди самих женщин, повсеместно и вообще носили ярко выраженный, оформленный характер. В самих же комедиях мы наблюдаем моменты, которые говорят о том, что женщины сами стремятся к своей привычной сфере- к домашнему быту. Так, в «Лисистрате» после захвата Акрополя некоторые женщины стремились сбежать домой под любым предлогом. Таким образом, выясняется, что их главным делом является ведение домашнего хозяйства, а не забота о государственных делах. Одна из женщин стремится убежать домой, чтобы спасти «шерсть милетскую: боюсь, чтоб моль не съела» (743- 745), другая- чтобы соткать полотно (751), третья претворилась беременной, подложив под платье шлем (758- 759).  А в комедии «Женщины в Народном собрании» одна из женщин, собравшихся идти на собрание, взяла с собой немного шерсти, чтоб «расчесать, пока идет собрание» (88- 89), кроме того Праксагора говорит о женщинах, что они не рвутся к новизне (217). Поэтому нельзя однозначно утверждать, что в это время были реальные тенденции в пользу определенного освобождения женщин, доступа их к  определенным общественным сферам. Так как мы видим- по своей сути женщины продолжают быть все теми же домохозяйками, со своими заботами и желаниями.

Все это свидетельствует о том, что Аристофан был близок по своим симпатиям именно к консервативному аттическому крестьянству и к средним слоям городского населения, демоса^[96]. И, соответственно, носителем традиционного отношения к женщин. Хотя в своих комедиях он и вводит, в качестве главных персонажей, именно женщин, однако это обусловлено не изменением его отношения к ним, а лишь как средство достижения своих целей, именно как комедиографа.

В заключении, можно отметить следующее. Комедии Аристофана являются достоверным источником в исследовании периода рубежа V- IV веков до н. э. Они отражают наметившийся кризис греческого мира, который породила Пелопоннесская война. В трех «женских» комедиях находят отражение актуальные проблемы времени Аристофана. В «Лисистрате» центральное место занимает идея окончания войны; в «Женщинах в Народном собрании» нашли выражение  утопические теории о передаче управления государством в руки женщин, об обобществлении имущества, женщин и детей; в комедии «Женщины на празднике Фесмофорий» основной темой является осмеяние Еврипида и некая пародия на его драматические приемы. Однако наравне со всеми поднимаемыми в комедиях темами, Аристофан отражает новые идеи, зародившиеся в самом греческом мире, а именно то, что в условиях социальных потрясений и кризиса возникают новые мысли относительно положения женщин и их роли в обществе.

4.Обручение и брачная церемония в Древнем Риме

Древние ритуалы обручения могут нам показаться варварскими, и все же они  знаменовали высокую степень цивилизации. То, что мы понимаем под браком, появляется лишь у «культурных» народов в историческую эпоху, причем первоначально в форме «умыкания невесты». Летопись почти каждого  народа если не начинается с похищения женщин, то, по крайней мере, упоминает такие случаи по ходу сюжетной линии. Основание Рима связано с похищением сабинянок, согласно сочинению Тита Ливия «История от основания Рима»^[97]. Ромул, согражданам которого не хватало женщин, пригласил на праздник сабинян вместе с их семьями. Во время празднества «… по данному знаку римские юноши бросились похищать девиц, большую часть хватали без разбору, какая кому попадется» (I. 9. 11). Однако, это похищение если не по методам, то по последствиям раздельно отличается от «похищения невест» всеми другими народами.

О похищении девушек нам рассказывает Библия во времена потомков Вениамина в царскую эпоху. Они напали на город к востоку от  Иордана  и «поразили мечом всех мужчин и женщин», а «четыреста девиц, не познавших ложа мужского», они похитили и привели в свой лагерь в Силон. В Библии об этом говориться так:

И так убейте всех детей мужского пола, и всех женщин познавших мужа на мужском ложе, убейте:

А всех детей женского пола, которые не познали мужского ложа, оставьте в живых для себя. (Моисей 4.31.17.-18.) 

Почему во многих случаях так важно было, чтобы девушка была девственна? На мой взгляд, мужчина хотел показать и доказать молодой жене и окружающим, что он является полноправным хозяином: некое проявление власти и собственности.

Если сравнивать эти два случая, то они по отношению к женщинам несут разный характер. В Библейском рассказе женщина является просто военной добычей.  Ромул  же, обращаясь к похищенным сабинянкам, обещал: … что они будут замужем, общим с мужьями будет у них имущество, государство и, что всего дороже роду человеческому, дети^[98] (I. 9. 11).

Такое достойное отношение принесло свои плоды. Похищенные сабинянки, довольные своим положением в семье и обществе, остановили назревающую войну между своими отцами и похитителями.

… Тут сабинянки женщины, из-за которых и началась война, распустили волосы и разорвав одежды, позабывшие в беде женский страх, отважно бросились прямо под копья и стрелы наперерез бойцам, чтобы разнять два строя, унять гнев враждующих, обращаясь с мольбой то к отцам, то к мужьям: пусть не пятнают они – тести и зятья – себя нечестивою пролитою кровью, не оскверняют отцеубийством потомство своих дочерей и жен. «Если вы стыдитесь свойства меж собою, если брачный союз вас претит, на нас обратите свой гнев: мы – причина войны, причина ран и гибели наших мужей и отцов; лучше умрем, чем останемся жить без одних иль других, вдовами или сиротами». Растроганы были не только воины; но и вожди; все вдруг смолкло и замерло^[99]. (I. 13.)

И даже в более поздние времена, Катулл воспевал в своих поэтических строках преданность благодарных женщин: «…Под любым из имен Святись и для племени Ромула, будь опорою доброю, как бывало издревле»^[100].

Вот в этом и заключается часто римская специфика – похищалась не не служанка, а будущая супруга. Следует сказать о рыцарском отношении римлян к женщине. Строго, но бережно и уважительно, заботливо. На это женщины отвечали любовью и преданностью, как в случае с сабинянками.

Умыканию невест посвящена большая этнографическая литература, обязанная своим появлением главным образом тому, что в прошлом этот способ заключения брака считался древнейшим и едва ли не универсальным^[101]. Э. Тайлор первым подразделил умыкание на 3 формы: враждебное, мирное  (или супружеское) и формальный захват. Он понимает под первым насильственное похищение девушки, под вторым похищение с согласия девушки и без ведома или с ведома ее родни, и под третьим имитацию похищения во время свадебного обряда^[102]. Эта классификация была принята А.Н. Максимовым, отметившим в то же время, что вторую форму умыкания «Удобнее всего сблизить с последней третьей формой похищения невесты и видеть в ней лишь одну из разновидностей символического захвата^[103]. К последней точке зрения склонялся так же Л.Я. Штернберг, различавший только действительное и мнимое умыкание^[104].

Таким образом, изначально в Риме закладываются основы  положения женщины в римском социуме, когда в ней, даже в похищенной – видели личность. Поэтому хотя юридически римская женщина и не имела никаких прав, но фактически ее положение было просто завидным по сравнению с греческой женщиной. Период «похищение невест» длился совсем недолго. Ему на смену пришел юридически оформленный брак, который обязательно предполагая хотя бы формальное согласие невесты.

В Риме замуж девушек выдавали рано, чаще всего между пятнадцатью и восемнадцатью годами, но иногда даже в тринадцатилетнем возрасте.

 Браку предшествовал сговор, который от принятой при нем формулы: spondesne? — «обещаешь ли?» (обращение к отцу или опекуну девочки) — и его ответа: spondeo — «обещаю», — получил название sponsalia^[105].

В обычае было обручать детей и поэтому между обручением и свадьбой проходило иногда несколько лет. Обязательства вступить в брак с обручением не соединялось; письменное условие, если его и составляли, подписывалось только при совершении брачной церемонии. Сговор был только домашним праздником, на который приглашались друзья и родные, приходившие не столько в качестве свидетелей, сколько простых гостей. Жених одаривал невесту и надевал ей на четвертый палец левой руки кольцо, гладкое, железное, без камней; золотое кольцо вошло в обиход относительно поздно.

Девушка, выходя замуж, переходила из-под власти отца под власть мужа, которая обозначалась специальным термином — manus. Было три формы брака, основанного на manus: конфарреация (confarreatio), «купля», (coemptio) и «совместная жизнь» (usus).

Древнейшим видом брака (в историческое время) была confarreatio — торжественный брак, совершаемый главным жрецом (pontifex maximus) и фламином Юпитера (flamen Dialis) и сопровождавшийся чтением молитв и жертвоприношением. Жертвами были хлеб из полбяной муки (far — «полба»; отсюда и название конфарреация) и овца; присутствие десяти свидетелей было обязательно. В древности брак в форме конфарреации разрешался, вероятно, только патрициям; установление его Дионисий Галикарнасский приписывал Ромулу^[106]. «Ничего не было священнее из брака, заключенного таким образом», — писал Плиний^[107]. Эта форма брака все больше исчезала в быту: в 23 г. н. э. нельзя было найти даже трех кандидатов на должность жреца Юпитера, который, по древнему закону, должен был происходить от родителей, сочетавшихся путем конфарреации, и сам находиться в браке, заключенном таким же образом.

Другой формой брака была coemptio — «купля», фиктивная продажа отцом дочери будущему мужу, совершавшаяся в форме манципации: жених в качестве покупателя в присутствии пяти свидетелей ударял монетой по весам и объявлял девушку, держа ее за руку, своей собственностью. Собственность эта была, однако, иного рода, чем обычно: «купленная» жена не оказывалась на положении купленной рабыни, и «покупка» сопровождалась следующим диалогом: «Мужчина спрашивал, хочет ли женщина стать матерью семейства; она отвечал, что хочет. Таким образом, женщина переходила под власть мужа; этот брак назывался браком через «куплю»: женщина была матерью семейства и занимала по отношению к мужу место дочери» — то есть находилась в его власти. Эта форма брака тоже стала исчезать; последний раз мы встречаемся с ней в середине I в. до н. э.^[108] Женщина, вышедшая замуж таким образом не приобщалась к культу пенатов своего мужа, святилище которых составляет самое сокровенное место в доме. Этот брак юридически ставит ее в положение рабыни, так, что она имеет право чтить только общественных ларов — божеств, покровительствующих рабам. Она, впрочем, должна сделать также приношения и ларам домашнего очага в виде аса, который она, по старинному обычаю, приносит в день свадьбы в своей обуви^[109].

Брак в форме usus имеет основой своей понятие пользования (usucapio): если предмет, хозяин которого неизвестен, находится во владении у такого-то (одушевленный предмет в течение года, неодушевленный в течение 2-х лет), то он становится собственностью фактического владельца. Женщина, прожившая безотлучено в доме своего фактического мужа один год, признавалась его законной женой, находившейся в его manus. Брак в такой форме редко заключали уже при Цицероне; законами Августа он был формально упразднен.

Кроме этих трех форм брака, существовала еще четвертая, при которой жена не находилась под властью мужа (sine in manum conventione) и оставалась во власти отца или опекуна. Однако постепенно женщины освобождались от всякой опеки, и, например, по законам Августа, женщина, имевшая троих детей, освобождалась от всякой опеки; если девушка жаловалась, что опекун не одобряет ее выбора и не хочет выдавать ей приданого, то опекуна «снимали». О пожизненном пребывании женщины под властью отца, мужа, опекуна законодательство эпохи империи говорит в прошедшем времени: «В старину хотели, чтобы женщины и в совершенных годах находились по причине своего легкомыслия под опекой»^[110]; однако уже Цицерон обстоятельно рассказывает, какие обходы этого закона были придуманы юрисконсультами: «Предки наши признали нужным отдавать всех женщин, ввиду их неразумия, под власть опекунов; законоведы изобрели таких опекунов, которые подпадали под власть женщин. Предки наши повелели сохранять священнодействия неприкосновенными. Законоведы, в своей находчивости, с целью уничтожения священнодействий, нашли стариков для коемпции»^[111]. Фактически замужняя женщина уже в конце республики пользуется в частной жизни такой же свободой, как и ее муж: распоряжается самостоятельно своим имуществом, может развестись, когда ей захочется.

Брачная церемония складывалась из многих обрядов, смысл которых иногда вовсе ускользает от нас, иногда может быть объяснен путем сопоставления со свадебными обрядами других народов. Верой в счастливые и несчастные дни определялся выбор дня свадьбы: ее нельзя было совершать в календы, ноны, иды и следующие за ними дни, потому что как раз на эти числа падали жестокие поражения, которые пришлось несколько раз потерпеть римскому войску^[112]. Неблагоприятны были весь март, посвященный Марсу, богу войны: «воевать не пристало супругам»^[113], май, на который приходился праздник Лемурий (лемуры — неуспокоенные души усопших, скитающиеся по ночам), и первая половина июня, занятая работами по наведению порядка и чистоты в храме Весты. Дни поминовения умерших, как дни печали и траура, естественно, не подходили для свадьбы, равно как и те дни, когда бывал открыт mundus — отверстие, сообщавшееся, по представлению древних римлян, с подземным миром: 24 августа, 5 сентября и 8 октября.

Когда день свадьбы был назначен, невеста накануне снимала свое девичье платье и вместе с игрушками приносила его в жертву Ларам. Ей повязывали голову красным платком и надевали на нее особую тунику, предназначавшуюся и для дня свадьбы. Называлась эта туника прямой (recta) и ткали ее особым образом на ткацком станке старинного образца, работать у которого надо было стоя и работу начинать снизу. Туника была длинной; ее перехватывал шерстяной (из овечьей шерсти) белый пояс, который завязывался сложным «геракловым узлом» (несколько напоминающим «морской узел»); узел вообще, а так трудно развязываемый в особенности, был защитой от колдовства и злого глаза; шерстяной пояс брали потому, что «как шерсть, остриженная прядами, плотно соединена между собой, так и муж да составит с женой единое целое»^[114].

Волосы невесте убирали с помощью особого кривого инструмента: их разделяли на шесть прядей и укладывали вокруг головы. На голову надевали венок из цветов, собранных самой невестой (это были вербена и майоран), и накидывали покрывало, несколько спуская его на лицо. Покрывало это по своему огненному желто-красному цвету называлось flammeum. На тунику надевалась пала такого же яркого цвета, как и покрывало; желтой была и обувь.

В этом свадебном наряде невеста, окруженная своей семьей, выходит к жениху, его друзьям и родным. Брачная церемония начинается с ауспиций. Надо было узнать, благосклонно ли отнесутся боги к союзу, который сейчас заключается. Первоначально следили действительно за полетом птиц, но уже в I в. до н.э. во всяком случае, а может быть и раньше, гадали по внутренностям животного, чаще всего свиньи. О том, что знамения благополучны, жениху и невесте громко сообщали в присутствии собравшихся, иногда многочисленных гостей; на свадьбу приглашали родственников, друзей: не явиться на такое приглашение было неприлично. Десять свидетелей подписывали брачный контракт и ставили к нему свои печати, хотя контракт этот и не был обязательным. В этих «брачных табличках» указывалось и определялось то приданое, которое приносила с собой жена. Жених и невеста тут же объявляли о своем согласии вступить в брак, и невеста произносила знаменитую формулу: «Где ты Гай, там и я — Гайя»; присутствующие громко восклицали «Будьте счастливы!»; pronuba — почтенная женщина, состоящая в первом браке, соединяла правые руки жениха и невесты; и затем начинался пир, затягивавшийся обычно до поздн После пира начиналась вторая часть брачного церемониала: deductio — проводы невесты в дом жениха. Процессия, в которой принимали участие все приглашенные, двигалась при свете факелов под звуки флейт; невесту вели за руки двое мальчиков, обязательно таких, у которых отец и мать были в живых; третий нес перед ней факел, не из соснового дерева, как у всех, а из боярышника: считалось, что злые силы не могут поступиться к этому дереву, зажигали этот факел от огня на очаге невестиного дома. За невестой несли прялку и веретено, как символы ее деятельности в доме мужа; улицы, по которым шла свадебная процессия, оглашались пением насмешливых и непристойных песен, которые назывались фесценнинами. В толпу, сбежавшуюся поглазеть, пригоршнями швыряли орехи в знак того, как объясняли древние, что жених вступает теперь в жизнь взрослую и кончает с детскими забавами. его вечера, дотемна. Бывал он иногда очень роскошен.

После пира начиналась вторая часть брачного церемониала: deductio — проводы невесты в дом жениха. Процессия, в которой принимали участие все приглашенные, двигалась при свете факелов под звуки флейт; невесту вели за руки двое мальчиков, обязательно таких, у которых отец и мать были в живых; третий нес перед ней факел, не из соснового дерева, как у всех, а из боярышника: считалось, что злые силы не могут поступиться к этому дереву, зажигали этот факел от огня на очаге невестиного дома. За невестой несли прялку и веретено, как символы ее деятельности в доме мужа; улицы, по которым шла свадебная процессия, оглашались пением насмешливых и непристойных песен, которые назывались фесценнинами. В толпу, сбежавшуюся поглазеть, пригоршнями швыряли орехи в знак того, как объясняли древние, что жених вступает теперь в жизнь взрослую и кончает с детскими забавами. Вернее, конечно, другое: орехи символизировали плодородие, и разбрасывание их было символическим обрядом, который должен был обеспечить новой семье обильное потомство. Подойдя к дому своего будущего мужа, невеста останавливалась, мазала двери жиром и оливковым маслом и обвивала дверные столбы шерстяными повязками; жир и масло означали обилие и благоденствие, повязки имели обычное значение посвящения и освящения. Молодую переносили на руках через порог, чтобы она не споткнулась (это было бы дурным знамением); муж «принимал ее водой и огнем»: обрызгивал водой из домашнего колодца и подавал ей факел, зажженный на очаге его дома. Этим обрядом молодая жена приобщалась к новой семье и ее святыням. Она обращалась с молитвой к богам, покровителям ее новой брачной жизни: pronuba усаживала ее на брачную постель, и брачный кортеж удалялся. Наутро молодая жена приносила на очаге своего нового дома жертву Ларам и принимала визиты родственников, которых она, молодая хозяйка, встречала угощением; эта пирушка называлась «repotia».

К женщине относятся с уважением и дома; и в обществе: в ее присутствии нельзя сказать грязного слова, нельзя вести себя непристойно. В доме она полновластная хозяйка, которая распоряжается всем, и не только рабы и слуги, но и сам муж обращается к ней с почтительным domina^[115].

Мнение римлян о браке было высоким: они смотрели на него как на «слияние двух жизней», а это слияние могло быть полным только в том случае, если у супругов все общее. Разделение горя и радости вводило в семью принцип равенства и ничто, в конце концов, не устояло перед этим принципом^[116].

Ментальность римлянок заметно отличалась от самоидентификации себя рабыней и служанкой мужа, присущей почти всему остальному древнему миру. И это было хорошо. Но, когда пошатнулась мораль и устои общества – это и привело к появлению проблемы «женщина и власть». И вот здесь уже появились проблемы .

5.Римлянка   в   быту  

В Риме женщина  не была обречена на затворничество в отведенной исключительно для нее половине дома, а проводила время в общих комнатах. Когда же люди входили в переднюю  часть дома — в атрий, она встречала их там, как полновластная хозяйка^[117]. Атрий - это центр римского жилища, общая зала, где собиралось семейство, и где принимались друзья и посторонние. Здесь возле очага возвышался  алтарь  и вокруг  этого святилища  было собрано все, что было у семейства драгоценного и священного: брачное ложе, изображения предков, полотна и веретена матери семейства, наконец, сундук, в котором хранились списки домашнего имущества и семейное серебро. Все эти сокровища оберегались женщиною. Подобно главе семейства она приносила жертвы богам ларам; кроме того, присутствовала при домашних работах рабов и занималась воспитанием детей, которые в детстве долго оставались под ее надзором и властью^[118]. То есть, мать семейства ведала всем домашним хозяйством и занималась воспитанием детей^[119]. Таким образом, не было особой комнаты для мужа и особой комнаты для жены. Римская матрона не уединялась в отдаленное помещение дома, где ее могли бы держать под замком. Она могла свободно выходить для посещения своих родных и знакомых, а также принимать гостей у себя дома; она могла присутствовать вместе со своим мужем на общественных играх, а впоследствии и на драматических представлениях^[120].

Мы также видим, что римлянка свободно появлялась в обществе, ездила в гости, бывала на торжественных приемах, везде ей было почетное место; всякий уступал ей дорогу, даже консул со своими ликторами. Впрочем, ее редко можно было встретить в публичном месте или на общественном собрании: добродетель сделала ее такой же домоседкой, какою гречанка была по принуждению, — ее обычное место было у очага в атрии^[121].

С той минуты, как новая супруга вступала в атриум своего мужа, она начинала разделять с ним все его права^[122]. Таким образом, жена становилась госпожою всего, чего ее муж был господином. Так, Катон Старший лишь немного преувеличивал, когда шутя, делал следующее остроумное замечание:«Повсюду мужчины управляют женщинами, мы же, управляющие всеми людьми, сами в руках у женщин». Следовательно, восходить в истории Рима до того времени, когда женщины были в доме полными рабынями, совершенный вздор; они никогда не были в таком подчинении, как это думают. Если древние поэты с уважением говорят о «величии отца семейства», то они прославляют также «святость имени матроны». Можно даже утверждать, что причина, которою древние объясняли то низшее положение перед законом, какое желательно было сохранить за женщиной, не была для них слишком неблагоприятна. Римлянин предвидел, что допусти он женщину к соперничеству с собою за влияние, он, несомненно, был бы побежден ею; он чувствовал свою относительную слабость и, издавая свои строгие законы, просто хотел иметь против нее какое-нибудь оружие; но историки говорят, что она без всякого труда приобрела внутри дома все то, что законодательство отнимало у нее вне дома.

Однако скоро этой внутренней домашней победы ей стало недостаточно^[123]. Влияние женщины проявлялось не только под сенью домашнего очага и в узком кругу семейной жизни. Женщина фигурирует на каждой странице римской истории. Напрасно закон устраняет ее от участия в общественных делах: ее влияние, явное или тайное, сказывается бесспорно, решая судьбы государств. Древние римляне понимали, что семейные добродетели также необходимы для существования государства, как и доблесть, гражданская или воинская^[124].

Однажды в сенате поставлен был вопрос на обсуждение, можно ли позволять правителям провинций брать с собой жен. Один суровый сенатор, Цецина Север, горько жаловался не всевозможные злоупотребления, причиной которых были женщины, и заявил, что с тех пор как они были освобождены от уз, которыми предки считали нужным их связывать, женщины царствуют в семье, в суде и в войсках^[125]. Резкость Цецины не нашла себе сочувствия, и хотя обыкновенно сенат не упускал случая восхвалять прошлое, но на этот раз большинство было того мнения, что во многих случаях очень хорошо сделали, смягчивши суровость вредных законов, и проконсулам была оставлена свобода брать с собой свои семейства. Все, однако, должны были признать, что в обвинениях против женщин много справедливого: в самом деле, не было ни одного дела о лихоимстве, в котором не была замешана жена правителя. Все провинциальные интриганы обращались к ней, и она вмешивалась в дела и решала их. Она вмешивалась во все, даже в военное дело; бывали женщины, которые на коне около своего мужа присутствовали при учении, некоторые из них приобретали популярность в легионах, и не раз солдаты и младшие офицеры складывались, чтобы поставить статую жене своего командира.

Во всяком случае, такой независимостью женщины пользовались вследствие вошедшей в обычай снисходительностью по отношению к ним, а не основании каких-нибудь правил. Гражданские законы совершенно этому противоречили, философия относилась к этому не менее сурово. У Сенеки встречается грубое утверждение, что женщина — существо невежественное и неукротимое, не способное управлять самим собой, следовательно, не может быть и речи о даровании им преимуществ, или о требовании для них большей справедливости и равенства. Но то, против чего мудрецы так сильно ратовали, делалось само собой. В то время как философы и законодатели силились удержать женщину в постоянной опеке, общественное мнение ее совершенно эмансипировало^[126]. Принцип равенства мало-помалу, восторжествовал и над предрассудками света, и над теориями философов, и над предписаниями закона. Строгие правила против женщин должны были быть уничтожены или же остаться без применения. Юристы не замедлили указать, какими искусными способами можно устранить ограничения, созданные для женщин древним гражданским правом, и уравнять их с мужьями^[127].

Подобно мужчинам, они имели право устраивать ассоциации и выбирать из своей среды представителей. Одна из таких ассоциаций носит почтенное название «общество для сохранения стыдливости.  Случалось, что такие организации вмешивались в муниципальные дела и играли в них известную роль^[128]. В Ланувиуме одна ассоциация называлась «женским сенатом»; это название напоминает нам одно очень любопытное учреждение в Риме, к сожалению, очень мало нам известное; это было так называемое «собрание матрон» (conventus matronarum), куда собирались женщины знатных домов^[129]. Резиденция этого общества находилась на Квиринале, а в последние столетия Римской империи — на форуме Траяна. Его члены посещали собрания, на которых обсуждались подчас весьма важные дела, касавшиеся даже общего положения в государстве: например, решение римских женщин отдать свои золотые украшения и иные драгоценности в казну во время войны Рима с жителями города Вейи (396 г. до н. э.), было принято, очевидно, как раз на одном из таких собраний^[130].

В подобного же рода собрании в одном из городов Империи обсуждался, например, вопрос, о вознаграждении городскому магистрату и об изыскании средств для этого. Во время выборов женщины не подавали голоса, но зато они усердно агитировали в пользу того или другого кандидата. Богатых и знатных женщин признательность сограждан не отделяла от их мужей и им ставили общий памятник. Часто они становились благодетельницами города: сооружали за свой счет храмы, портики, украшали театры, устраивали от своего собственного имени игры и в благодарность за это получали восхваляющие их постановления^[131].

С течением времени значение женщины в Риме все более увеличивалось. Если во времена республики они оказывали влияние на решения народа и сената лишь косвенным образом, то при империи они нисколько не стараются скрывать своего участия в управлении делами. Все чаще мы видим, что женщины, принадлежавшие к высшему обществу Рима, открыто вмешиваются в политические интриги. Они вносят в них свойственную им хитрость и упорство. Если они не могут для себя добиваться государственных должностей, то хлопочут за тех, кому покровительствуют^[132].

В эпоху империи, когда и граждане-мужчины, по существу, уже перестали участвовать в управлении государством, изменился и характер деятельности женских организаций. Очень хорошо это изменение видно на примере самого города Рима. Император Гелиогабал в начале III в. н. э. переименовал «собрание матрон» в «малый сенат», проблемы же, которыми должны были теперь заниматься женщины, были очень далеки от тех, что привлекали к себе внимание женщин Римской республики. Это были исключительно личные или имущественные дела либо дела, касавшиеся различных общественных привилегий женщин в зависимости от их социального положения. Римские матроны решали, кто кому обязан первый поклониться и поздороваться, кто кому должен уступить дорогу при встрече, кто какими типами повозок имеет право пользоваться и кому принадлежит привилегия передвигаться по городу на носилках. В период существования республики право на носилки строго регламентировалось законами, но при императорах эта важная привилегия стала широко доступна замужним женщинам старше 40 лет. На своих собраниях женщины обдумывали также, в какой одежде полагается выходить на улицу и как добиться признания за ними привилегии на ношение обуви, отделанной золотом и драгоценными камнями.

Как видно из всего этого, римским женщинам было далеко до того рабства и затворничества, на которое, как обыкновенно думают, были осуждены женщины у древних народов. Справедливо лишь то, что предоставленная им свобода была скорее делом терпимости и обычая, нежели принципа. Гражданские законы были все против нее^[133].

Итак, как мы видим, римлянка не сидит в женской половине, куда доступ разрешен только членам семьи; окружающий мир не закрыт для нее, и она интересуется тем, что происходит за стенами ее дома. Она обедает с мужем и его друзьями за одним столом (разница лишь в том, что мужчины возлежат, а она и ее гости-женщины сидят), бывает в обществе, ходит вместе с мужем в гости, и первый человек, которого видит посетитель, — это хозяйка дома: она сидит в атрии вместе с дочерьми и рабынями, занятая, как и они, пряжей и тканьем. У нее ключи от всех замков и запоров, и она ведет хозяйство со всем усердием и старательностью, верная помощница и добрая советница мужу^[134].

6. Брак по политическому расчёту

В Древнем Риме, особенно в период Республики, частная жизнь человека была неразрывно связана с его политической жизнью.

Римское семейство представляло в малом виде государство. В семье воспитывались те свойства, которые делали римлянина ценным для государства. Гражданские качества римлянина развивались прежде всего в семье. Римлянин с малолетства привыкал признавать себя членом высшего нравственного целого, которому должно служить, он привыкал к дисциплине. Та власть, которая становилась над ним, не была чужою. Это была родная власть, которой он охотно уступал, принося себя в жертву, чтобы трудиться для ее интересов и совершенно гармонично подчинятся жизни общего.

Таким образом, семейная жизнь, семейное воспитание готовили римлянина к той роли, которая ожидала его в государственной жизни, семейная жизнь становилась подготовкой к государственной. Когда римлянин становился главой семейства, он привыкал управлять маленьким миром. В определенном смысле он уже дома был маленьким магистром и лишь затем на государственной службе он достигал подобного положения.

Отсюда можно видеть в широком смысле, что  семью строили для процветания государства (так часто думали политики того времени), а в узком - для собственных выгод.

Браки в то время нередко заключались по политическим соображениям. История знает массу таких примеров, приводимых античными авторами.

Например, как свидетельствует Тит Ливий: «… и не только общественными мерами старался Сервий укрепить свое положение, но и частными, чтобы у Тарквиниевых сыновей не зародилась такая же ненависть к нему, как у сыновей Анка к Тарквинию, Сервий сочетает браком двух своих дочерей с царскими сыновьями Лицием и Арруктом Тарквиниеми»^[135]. (I. 42).

Типичную ситуацию описывает в своем труде Гай Светоний Транквилл:

«Помолвлен он^[136] был еще в юности с дочерью Публия Сервилия Исаврика. Однако после первого примирения с Антонием, когда их воины потребовали, чтобы оба полководца вступили в родственную связь, он взял в жены Клавдию падчерицу Антония…» (II. 62)^[137].

В историографии также подчеркивается политический характер многих римских браков. Например, о брачном союзе Овидия говорит как о политически  выгодном.

… Последняя (его жена) была в родстве с очень важными родами и в личной дружбе с императрицей Ливией. Овидий женился на ней когда старался утвердиться в официальном мире и добиться близких отношений, с Августом. Очень возможно, что Овидий всегда относился со вниманием к особе с таким хорошим родством, но совершенно неизвестно, было ли оно ему приятно настолько же, насколько она могла быть полезна^[138].

Процветанию государства это мало способствовало. Немало находим мы примеров супружеских измен, становившихся причиной разводов. Разводы стали привычной практикой: Сулла был женат четыре раза, а Антоний даже пять раз. Примеру римлян подражали и жители муниципиев, где все чаще приходилось слышать об изменах и даже убийствах внутри семей.

Чем ненадежнее, не стабильнее становился семейный очаг римлянина, тем пышнее расцветала проституция. О публичных домах источники сообщают еще во II в. до Р.Х., но далее  проституция приобрела поистине устрашающие размеры. Матроны, предающиеся пьянству и распутству, становятся частным объектом грязных обсуждений, насмешек, героинями римских сатир. Ювенал с горестью пишет, что … не дождешься, чтоб мать дала дочери честные нравы – нравы, каких не имеет сама: ведь гнусной старухе полный расчет воспитать такую же гнусную дочку (6.239)^[139].

Такая «эмансипация» римских женщин  в конце концов ставится во взаимосвязь с общим упадком нравственности, современники описывают римских матрон как женщин, которые «поют, танцуют, играют на лире как куртизанки, они одеваются в легкие ткани, которые скорее выставляют их напоказ, чем укрывают от взглядов»^[140], и таким образом римлянки якобы «завоёвывают свою свободу…

Но в то же время женщина начинает играть другую социальную роль – роль подруги, с помощью чего без труда пробивается к власти.

Таким образом, как мы видим, семья всегда была тесно связана с политикой. Поэтому для верхних слоев римского общества брак по расчету (политическому либо экономическому) был явлением широко распространенным. Да, семья являлась важнейшей ячейкой римского общества. Действительно, она приучала будущего политика к дисциплине и повиновению старшим. Но браки, заключенные, без любви, по «голому» политическому расчету, были вредны не только для семьи, но и для государства в целом. Во многом именно такие браки расшатывали моральные устои общества. Именно такие браки зачастую приводили к убийству одного из супругов. Следует отметить еще одно отрицательное последствие «политических» браков. Женщина с сильным характером подчиняла своей воле слабохарактерного мужа, приобретала огромное влияние не только в семье, но и в политической жизни вообще, по сути управляя мужем, и через него влияла на политику.

Заключение

Итак, мы рассмотрели положение женщины в двух культурах, греческой и римской. Обе они исходили из одного и того же положения о природной неполноценности женщин, которые ни в коем случае не могут равняться с мужчинами. Как говорит софокловская Исмена, «в женской родились мы доле, не нам с мужами враждовать, сестра».

Как писал Фромм: «Когда мы думаем об индийской, египетской или греческой или об иудео- христианской и мусульманской религии, мы оказываемся в сердце патриархального мира с его мужскими божествами, над которыми властвует один верховный бог»^[141]. И, безусловно, таким богом в Древней Греции считали мужчину. Таковым его считали именно потому, что только он был юридическим собственником земли и средств производства. А, как известно, лишь экономическая свобода дает личную, юридическую и политическую независимость.  Этим и объясняется то зависимое положение, в котором находились женщины в Древней Греции. Ведь женщина именно вследствие своей физической слабости, не могла вспахивать поле, пасти в горах скот и т. д. Она не была собственницей имущества - только передаточным звеном, выходя замуж, она передавала мужу то, что получила в приданое и наследство. Именно по этой причине ее часто выдавали замуж за родственников, чтобы имущество, наследуемое ею и передаваемое мужу, не ушло в другой род. Соответственно, женщина, не имея экономической свободы, была полностью зависима от мужчин.

С самого своего рождения женщина находилась в приниженном состоянии. Девушкой - она подчинялась воле своего отца, а в случае его смерти воле брата или опекуна. А после  замужества она не выходила из под мужской власти, лишь переходя под власть своего супруга. С молоком матери она впитывала идею превосходства, главенства мужчины. Ее воспитание и образование закладывали в ней такие черты характера, как покорность и скромность, а так же чувство порядка и умение вести домашнее хозяйство. Ей не давали достойного образования, так как не представляли ее в сфере общественной и государственной жизни. Считали, что оно для нее вредно и губительно. Вообще в Древней Греции основной смысл брака заключался в том, чтобы сделать женщину своей законной супругой, чтобы она дала законных детей^[142]. В женщине видели лишь служанку мужа, ее воспринимали как необходимое средство для обеспечения государства новыми гражданами, а сам брак рассматривался именно как долг перед государством. Рождение детей было основной функцией женщины. Однако она даже сама не воспитывала детей. У детей часто была кормилица, то есть между матерью и ее детьми всегда была посторонняя женщина. А так как кормилица брала на себя самые тяжелые заботы о детях, то она приобретала и часть той привязанности, от которой отстранялась мать, передавая ей обязанности, которые не исполняла сама. Даже когда приходило время женить и выдавать замуж детей, мать не принимала участия в решении этих вопросов, предоставлявшихся законом одному отцу. Мнения женщины не спрашивали когда располагали ее собственной участью, ее же мнения не спрашивали и тогда, когда решалась судьба ее детей.

Весьма показательными служат слова Геродота, которыми он объясняет, чем египтяне отличаются от греков:

«Своими нравами и традициями египтяне как будто перевернули с ног на голову человеческие обычаи. Например, женщины ходят на рынок и участвуют в торговле, пока мужчины сидят дома и прядут шерсть».

                                                                              (Геродот История II, 35)

Для греческого историка этот мир представлялся буквально шиворот- навыворот^[143]. Сама идея того, что женщины могут заниматься торговлей на общественной площади, мужчины прясть дома,- казались ему непостижимой. Соответственно, такое отношение к женщинам и их восприятие можно объяснить именно укладом самого древнегреческого общества- общества сугубо патриархального, в котором женщине отводилась ничтожная роль, где умалялось ее значение.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что положение, в котором находилась женщина в Древней Греции, было абсолютно нормальным и приемлемым для норм того общества. И женщина, находившаяся в таком приниженном положении, воспринимала его как данность и норму, находила свои прелести в такой жизни, утверждалась и реализовывала свои возможности в тех условиях, которые ей были предоставлены обществом. А именно - замужняя женщина была полноправной хозяйкой в своем доме.

Если говорить о том, как смотрели на женский пол сами мужчины, то можно сказать, что женщина для греков - существо, принадлежащее скорее к миру Хаоса, чем к упорядоченному мужскому космосу^[144].  Она  находится под властью страстей и эмоций, которые безусловно преобладают у нее над разумом, между тем как в норме все должно быть наоборот. В этом отношении женщина даже схожа с диким животным, которое необходимо укрощать и приручать. Достоверным  источником, показывающим именно классическое восприятие женщины, служит творчество Аристофана. В своих трех «женских» комедиях он отображает традиционное отношение к ним. Крайне  отрицательный взгляд на женский пол Аристофан выражает не только в высказываниях своих героев, но и  героинь. А именно, он  вкладывает в их уста  нелестные речи о самих себе, в которых они признают свою лживую природу, постыдный нрав и слабый разум. . И, таким образом, Аристофан  выражает не только свое мнение, но и мнение своего окружения. Он является приверженцем именно консервативных взглядов на женщину. В Древней Греции мужчина так отрицательно относился к женщине потому, что она не представляла в его глазах достойной личности, ее воспринимали как необходимость для продолжения своего рода и ведения домашнего хозяйства, и не более.    

Совершенно иная традиция сложилась в государствах с сильным военным элементом. Здесь женщины, матери воинов-защитников отечества, пользовалась большим почтением. Может быть, дело здесь заключалось в том, что граждане этих государств были не склонны к размышлениям на отвлеченные темы, но лучше чувствовали природные законы. Женщина в этих государствах воспринималась тоже как существо иной природы, которому мужские заботы недоступны, однако ее природные функции были окружены почтением.

Женщина в этих государствах — это не просто производитель потомства, она вместе со своим мужем управляет домом, ее совета спрашивают, причем не только в домашних домах, но и  политических. Известны случаи, когда в этих государствах женщины сыграли роль спасительниц — неслучайно легендарная история Рима начинается среди прочего, с сабинянок, которые помешали битве римлян с их соотечественниками. Изначально, ещё в древнейшем Риме, закладывались основы того специфического положения женщины в римском социуме, когда в ней, даже в похищенной – видели личность. Поэтому хотя юридически женщина  и не имела никаких прав, но фактически её положение было просто завидным по сравнению  с Грецией. Период «похищение невест» длился совсем не долго. Ему на смену пришел юридически оформленный брак, который обязательно предполагал хотя бы формальное согласие невесты. Поэтому ментальность римлянок заметно отличалась  от самоидентификации себя рабыней и служанкой мужа, присущей почти всему остальному древнему миру. И это было хорошо. Но, когда пошатнулись мораль и устои общества – это привело к проблеме «женщина и власть». Все «уродливые» проявления общественной жизни начали приобретать новые формы и с большей силой.

Несмотря на то, что в течение долгих столетий сохранялись религиозные и правовые нормы, уже в эпоху империи нравы стали менее строгими, а в дальнейшем неизбежно стали забываться. Отцы уже не навязывали своей воли дочерям – невестам, а замужние женщины могли сами распоряжаться своим имуществом и даже составлять завещание без участия юридического опекуна. Именно это – юридические и имущественные права женщины и подготовили усилие её социального статуса.

Стать на шаг ближе к власти женщинам позволил брак по политическому расчету. Как мы знаем, семьи высокопоставленных людей всегда были тесно связанны с политикой. Для верхних слоев римского общества, брак по расчету (политическому, либо экономическому) был явлением широко распространенным. Да, семья являлась важнейшей ячейкой римского общества. Действительно, приучала будущего политика к дисциплине и повиновению к старшим.

Но браки, заключенные без любви, по «голому политическому расчету», были вредны не только для семьи, но и для государства в целом. Во многом именно такие браки зачастую приводили  к убийству одного из супругов. Матроны, лишённые любви искали её (или сомнительных удовольствий) «на стороне», а их супруги в это же время «утешались» с рабынями.

Следует отметить еще одно отрицательное последствие «политических» браков. Женщина с сильным характером подчиняла своей воле слабохарактерного мужа и в результате приобретала огромное влияние не только в семье, но и в политической жизни вообще, по сути – управляла мужем и через него влияла на политику.

Историки древнего мира в нашем столетии в своих суждениях действительно могут ссылаться на соответствующие оценки римских историков: «рабская покорность женщинам» - устойчивый элемент сетований на принципат в труде Тацита; биограф Светоний сообщает несколько пикантных анекдотов об интригах женщин из императорского дома  и описывает правление. Тиберия как непрерывную борьбу с попытками вмешательства со стороны его матери Ливии. Современник Тиберия Веллей Патеркул  ни в коей мере не оспаривает «причастность к власти» Ливии, тут же, правда, добавляя, что она использовала ее лишь с похвальными намерениями.

Однако, между античными и современными высказываниями обнаруживаются два решающих различия: римские тексты нигде не обращаются к теме процесса, который можно было бы соотнести с понятием «эмансипация женщин», и  римские историографы нигде не делают женщин объектом своего описания. Женские персонажи скорее включены в контекст политических событий, которые являются собственно темой исторических или биографических повествований. Эти события в изложении римских авторов в значительной степени определяются происходящим в императорском доме, и  женщины предстают при этом в качестве жен или матерей, оказывающих влияние на своего царственного мужа или сына, в качестве объектов почестей, оказываемых сенатом и римским народом, или как олицетворение непревзойденной безнравственности в сравнении со старыми республиканскими добродетелями.

Для современного общества тяжелое и унизительное прошлое женщины – не более чем древняя и не самая приятная страница истории человечества. Вместе с женским бесправием из нашей жизни ушло и отношение к женщине как к существу  второго сорта. При этом одновременно с нарастанием прав женщины, из жизни стало понемногу исчезать обаяние женственности.

Поэтому самый главный вывод – римлянки, даже самые властные и суровые, никогда не теряли своего женского очарования. И в этом плане многим современным женщинам следовало бы у них поучиться.

Список литературы

I.Источники

1. Аристофан. Женщины в Народном собрании /Комедии.    Калининград,1997  .          
2. Аристофан .Женщины на празднике Фесмофорий/ Комедии. М., 1983. Т.2
3. Аристофан . Лисистрата/ Комедии. Калининград, 1997
4. Библия
5. Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания / Пер. с лат. под. ред. М. Л. Гаспарова. М.: Худож. лит., 1970.
6. Светоний Гай Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей – М., 1991.
7. Законы XII таблиц // Хрестоматия по истории Древнего Рима / М., 1987.
8.  Ксенофонт Афинский . Домострой / Пер. С. И. Соболевского // Ксенофонт.         Сократические сочинения. М., 1993.
9. Ксенофонт  Афинский. Лакедемонская полития / Пер. М. Н. Ботвинника //                                                                                     Хрестоматия по истории древней Греции. М., 1964.
10. Лисий Речи. М., 1994.
11.  Тит Ливий. История Рима от основания города / Пер. с лат. / Ред.                            М. Л. Гаспаров, В. М. Смирин, Е. С. Голубцова. М.: Наука, 1989—1993. Т. 1—3.
12. Публий Овидий Назон .Фасты /Пер. С. Шервинского // Овидий. Элегии и малые поэмы. М.: Худож. лит., 1973.
13. 13.Платон Государство/ Государство, законы, политик. М., 1998.
14. Платон Законы/ Государство, законы, политик. М., 1998.
15. Платон Политик/ Государство, законы, политик. М., 1998.
16. Плутарх Алкивиад/ Избранные жизнеописания. М., 1987. Т. 1.
17. Плутарх. Моралии// http://hghltd. yandex. net/ yadbtm?url
18. Плутарх .Наставление супругам/ Сочинения. М., 1983.
19. Плутарх О доблести женской/ Застольные беседы. Л., 1990.

20.Тацит Корнелий. Анналы / Пер. А. С. Бобовича под ред. Я. М. Боровского // Тацит, Корнелий. Сочинения в двух томах. М., 1993. Т. 1.

21.Ювенал. Сатиры // Римские сатиры – М., 1957.

II.Литература

1. Античная культура. Словарь- справочник. Под ред. В. Н. Ярхо. М., 2002.
2. Бауссье Гастон. Цицерон и его друзья / очерк о римском обществе времен Цезаря – М., 1914.
3. Бауссье Гастон. Картины древне – римской жизни. Очерки общественного настроения времен цезарей. – СПб., 1896.
4. Брюле Пьер. Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху. М., 2005.
5. Бузескул Владислав. Женский вопрос в древней Греции. Харьков, 1905.
6. Бузескул Владислав. Исторические этюды. СПб., 1911.
7.  Вардиман Е. Женщина в Древнем Мире. – М., 1990.
8. Винничук Лидия. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима. М., 1988.
9. Велишский Ф. Быт греков и римлян. Прага, 1878.
10. Волчков А. С. Женщина и женское в раннем христианстве// Адам и Ева. Альманах гендерной истории. М., 2007.
11. Греция и эллинизм. Под ред. Струве В. В. М., 1951.
12. Гиро Поль. Частная и общественная жизнь греков. СПб., 1897.
13. Гиро Поль. Быт и нравы древних римлян – Смоленск, 2002.
14. Гуторов В. А. Античная социальная утопия. Вопросы истории и теории. Л., 1989.
15. Картленд Барбара. Таинство любви сквозь призму истории. М., 2001.
16. Кудрявцев П. Римская женщина. Исторические рассказы по Тациту. – М., 1879.
17. Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима. – М., 1990.
18. Келли Дж. Социальные отношения полов и методологическое значение истории женщин// Женщины. История. Общество. Тверь, 2002. Вып. 2.

1. 19.Краткие очерки Римских древностей -  СПб., 1909.

19.  Миронов В. Б. Древняя Греция. М., 2006

20. Моммзен.Т. История Рима. Т. I. – СПб., 1994.

21.Ораторы Древней Греции. М., 1985.

     22. Павлов А. А. Брак: любовь или добродетель// Адам и Ева. Альманах          гендерной истории. М., 2001. №2.

23.Радциг С. И. История древнегреческой литературы. М., 1982.

24.Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима – очерки быта. М. – Л., 1964.

25.Селиванова Л. П. Зевс и Гера: «мифология бога» и «мифология богини»// Адам и Ева. Альманах гендерной истории. М., 2003. №5.

    26. Суриков И. Древняя Греция: история и культура. М., 2005.

    27.Сергеенко М. Е. Жизнь в древнем Риме. СПб., 2000.

    28. Федорова Е. В. Императорский Рим в лицах. М., 1979.

    29. Федорова Е. В. Императорский Рим в лицах. М., 1979.

30.Grimal P. L`amour Roma. Paris,1980. P.165