Курсовая работа по литературе БАЙРОНИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ И. С. ТУРГЕНЕВА («ОТЦЫ И ДЕТИ», «РУДИН», «СТИХОТВОРЕНИЯ В ПРОЗЕ»)

Содержание

Введение…………………………………………………………………………...2

Глава 1. Образ нигилиста и байроническая традиция в русской литературе…6

1. Душа человека в поэтическом мире Байрона…………………………….6

2. Влияние Байрона на русскую литературу………………………………12

3. Байрон и Россия…………………………………………………………...15

Глава 2. Отражение Байронических мотивов в творчестве И.С. Тургенева…20

2.1.   Байронические  мотивы  в  прозе писателя.    «Лишние люди»    как  тип    

«байронического героя»…………………………………………………………20

2.2. Влияние Байрона на «Стихотворения в прозе» И.С. Тургенева…………25

Заключение………………………………………………………………………30

Список литературы………………………………………………………………32

Введение

Творчество Д.Г. Байрона отразило сложную и переломную эпоху в истории Европы, наступившую после французской революции. Будучи сыном своего века, Байрон как личность впитал в себя противоречивые устремления послереволюционной поры, характеризовавшиеся нестабильными общественными отношениями. Многое в личности поэта объясняется не столько природными врожденными качествами, унаследованными от аристократических предков, его высоким положением английского пэра, сколько общественными катаклизмами, несовершенностью устанавливающихся повсеместно в Европе буржуазных отношений.

Поэзия Байрона рождалась в условиях роста национально-освободительного движения, она была пропитана героикой борьбы. Поэт воспел активную героическую личность, свободную и независимую, непреклонную в своем решении противопоставить себя общепринятому, мелочному, пошлому.

Общепризнанно, что поэзия Байрона оказала большое влияние на духовное развитие русского общества. Но при этом обычно имеют в виду эпоху Пушкина и Лермонтова. Между тем отзвуки байронических мотивов сохранялись в творчестве классических писателей даже тогда, когда тон в общественной жизни задавали нигилисты и утилитаристы. Это объясняется тем, что эпоха великих реформ сконцентрировала перед Россией проблемы, решавшиеся в Европе на протяжении весьма длительного исторического периода. Определённые условия были и для утверждения просветительских идеалов, и для романтической реакции на просветительство, и всё это было неизмеримо усложнено тем новым опытом разочарований и открытий, который мог быть наиболее адекватно отражён только в реалистическом типе творчества. Как справедливо отмечал В.М. Маркович, «стремление и способность синтезировать традиции отдалённых друг от друга эпох             (или несовместимых на иной исторической почве литературных направлений) составляет, по-видимому, одну   из общих типологических  черт,     характерных для всей «большой» русской  литературы  нового времени».

Синтетический характер творческого метода Тургенева был убедительно доказан в нашем литературоведении ещё в 60-70 годы прошлого века. В работах Г.Б. Курляндской была решена задача «раскрытия очень сильных преемственных связей Тургенева-реалиста с искусством классического романтизма, тех связей, которые сказались и в эстетических взглядах писателя, и в его концепции человека, и в приёмах психологического анализа, в богатой системе определений-эпитетов, в использовании художественных тропов вообще, в любых компонентах стиля».Но, если статическое определение художественного метода писателя как прочно сложившегося, замкнутого в себе, неподвижного реализма давно и единодушно отброшено, то вопрос о влиянии на Тургенева конкретных романтических течений, несомненно, нуждается в дополнительном изучении.

Актуальность данной работы состоит в интересе литературоведения к изображению автором главного героя произведения как выразителя его мировоззрения. В отечественном литературоведении отдельные аспекты творчества Д.Г. Байрона рассматриваются в исследованиях Р. Усманова, Н. Соловьёвой, Н. Пальцева.

Цель данной работы состоит в том, чтобы определить и проанализировать, как И.С. Тургенев выражает свои общественно-политические взгляды, которые он воплотил в главном герое, придав ему бунтарские черты.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

         1. Изучение и анализ литературы по данной проблеме;

2. Рассмотрение байронических мотивов в творчестве И.С. Тургенева;

3. Исследование отражения мотивов в творчестве др. писателей.

          Объектом исследования являются байронические мотивы в творчестве И.С. Тургенева.

Предметом является творчество И.С. Тургенева.

В работе используется комплекс дополняющих друг друга методов и приемов анализа, среди которых базовыми являются анализ определений и понятий, историко-типологический и сравнительно-исторический методы.

Курсовая работа включает в себя введение, две главы, заключение и список литературы.

Глава 1. Образ нигилиста и байроническая традиция в русской литературе

3. Душа человека в поэтическом мире Байрона

Творчество Байрона покоряет и современного читателя благородством своих устремлений, бескомпромиссностью бунта против всего косного, ханжеского, трусливого и мелочного.

Глубина и трагизм конфликта одинокой личности с обществом на разных стадиях творчества Байрона различны. Поэт пытается найти объективные предпосылки этого бунта, его герои преодолевают индивидуализм, снова к нему возвращаются.

Многие из противоречий Байрона и его поэзии отражают противоречия эпохи, о которой сам поэт сказал: «Мы живем во время гигантских преувеличенных масштабов, когда все, что мельче Гога и Магога, кажутся нам пигмеями» (Байрон, 1963).

Для стиля лучших стихов поэта характерны лаконизм, динамика, внутренняя философская напряженность, смягчающие жесткость классицистической лексики и формы. Большинство рецензентов первого поэтического опыта Байрона были благожелательны в своих оценках. Лишь влиятельный шотландский журнал «Эдинбургское обозрение», подвергнув тщательному разбору недостатки и неудачи отдельных стихов, обрушился с резкой критикой на автора, подвергнув, в довольно грубой форме, сомнению наличие поэтического таланта у Байрона.

13 марта 1809 Байрон стал членом палаты лордов. Политическая деятельность давно привлекала Байрона, хотя он скептически отзывался о парламентской системе и борьбе партий («Английские барды и шотландские обозреватели»). К этой деятельности поэт был отчасти подготовлен в университете, совершенствуя и свое ораторское мастерство. Насколько серьезно Байрон относился к политике, стремясь уже тогда, в 1809 году, определить свою позицию, позволяют судить следующие строки из eгo письма от 15 января 1809 года: «Я займу свое место в Палате, как только позволят обстоятельства. Я еще не решил, к кому примкнуть в политике, и не намерен необдуманно связывать себя заявлениями или обещать поддержку тому или иному лицу или делу; я не хочу очертя голову кидаться в оппозицию, но буду всячески избегать общения с министерством. Не могу сказать, чтобы я вполне сочувствовал той или другой партии. Я останусь в стороне, буду говорить, что думаю, но не часто и не сразу. Если удастся, надеюсь сохранить независимость, но если вступлю в какую-либо партию, то постараюсь быть там не из последних» (Байрон, 1963).

Довольно уединенная жизнь, которую вел Байрон в Ньюстэде после окончания университета, не способствовала расширению его знаний о жизни, которые, по его мнению, были необходимы начинающему политическому деятелю. Вместе с тем события на континенте развивались стремительно. 21-22 мая 1809 года Наполеон потерпел поражение при Лобау, в Париже было неспокойно, в Тироле началась партизанская война против французов. Байрон считал, что ему необходимо узнать жизнь и быт других народов, и он отправился в путешествие со своим другом Хобхаузом. Из Португалии (Лиссабон, Синтра) Байрон направился в Испанию (Севилья, Кадикс), затем провел месяц на Мальте, потом отправился в Грецию и Албанию, побывал в Константинополе и долго оставался в Афинах. Байрон вернулся в Англию через два года в 1811 году. Во время путешествия Байрон вел дневник, в котором отразились многочисленные внешние события интереснейшего странствования, яркие этнографические детали быта отдельных народов, запечатлены внутренний облик и национальный характер испанца, португальца, албанца, грека. В дневниках и письмах Байрона 1809-1811 гг. довольно отчетливо прослеживается идейное созревание большого поэта и глубокого мыслителя. Путешествия по-настоящему формируют и оригинальный талант Байрона – поэта лирического[Соловьёва, 1988, с.88-100].

Вся богатая мыслями и чувствами жизнь Байрона-юноши нашла свое отражение в его ранних стихах. В 1806 году, будучи студентом Кембриджа, он анонимно издает сборник своих стихов «Летучие наброски», но почти весь небольшой тираж его уничтожает. В 1807 году анонимно появляется новый сборник «Стихи по разным поводам». В том же году издан третий сборник стихов поэта уже с указанием имени автора - «Часы досуга», стихи оригинальные и переводы Джорджа Гордона, лорда Байрона. Несовершеннолетнего».

В «Часы досуга» вошли стихи из ранее вышедших сборников и новые, впервые публикуемые. Многие стихи сборника были еще несовершенны, в них сказывалось подражание английской поэзии XVIII века, но уже виден был широкий диапазон поэтических возможностей молодого Байрона, осваивающего различные поэтические размеры, ищущего выразительные средства для образной и точной передачи своей мысли.

В конце июня 1809 года Байрон отправился в двухлетнее путешествие. Во время путешествия он заканчивает поэму «По стопам Горация», задуманную им как продолжение «Английских бардов и шотландских обозревателей», и пишет путевые впечатления в стихах, которые легли в основу первых двух песен «Паломничества Чайльда Гарольда».

На связи Байрона с XVIII веком, то есть веком Просвещения, давно обращалось внимание как в зарубежной, так и в нашей отечественной науке. Байрон-критик, провозглашавший принципы просветительского классицизма, противоречил Байрону-поэту, утверждавшему своей поэзией художественный метод романтизма, разрушавший нормативную эстетику просветителей. Многое роднило Байрона с просветителями. Стойкая непримиримость к религиозному и политическому ханжеству давала Байрону уверенность при схватках с многоликим лицемерием и политическим коварством. Личности Байрона отвечал дух активного вмешательства в жизнь, обличавший мыслителей и писателей XVIII века. Байрон был сторонником обычной для просветителя пропаганды знаний, их распространения среди современников. Чем, как не истинной потребностью делиться с людьми приобретенными знаниями, объясняется большой объем примечаний и приложений написанных им ко многим своим произведениям.

И, наконец, Байрон подхватил и продолжил просветительское отношение не только к литературе, но и к другим видам искусства. Он верил, например, что средствами театра можно развить ум и чувства людей, и, критикуя современную ему сцену с нравственных позиций просветителей XVIII века, заглядывал вперед, предчувствуя возможности иного развития театра. И отнюдь не случайно Байрон в 1820 году  возвращается  к  мысли   опубликовать поэму «По  стопам Горация», значительная  часть   которой       посвящена театру [Машинский, 1938, с. 75].

Романтические поэмы были новым достижением Байрона в поэзии. Их отличает разнообразие поэтического видения душевного мира человека в самые напряженные моменты жизни. Герою, его мыслям, переживаниям созвучна природа и ее стихии. Их движение и непрерывное изменение во времени придают пейзажам в поэмах особую красоту. Где бы ни видел поэт своих героев – на фоне бескрайнего моря, диких скал или развалин замков, - он использует пейзаж не только для того, чтобы подчеркнуть их одиночество, но и показать быстротечность времени. Одновременно с романтическими поэмами Байроном создавалась любовная и героическая лирика, к которой относится цикл «Еврейские мелодии».

Написана поэма в стиле сатирических поэм XVIII века. И все, что в ней говорится об ответственности поэта за судьбы художественного творчества, Байрон относил и к себе. Но случилось так, что в печати раньше поэмы «По стопам Горация» появились две первые песни «Чайльда Гарольда», которые сделали его «в одно утро знаменитым». И теперь многие строки поэмы «По стопам Горация», в частности, такие:

Поэзия не знает середины,

Здесь тот на дне, кто не достиг вершины,

У всех в презреньи серенький поэт,

У бога, у людей и у газет… (Byron, 1939).

- были бы восприняты литературной средой как высокомерные наставления всем, менее значительным, чем он, поэтам, то есть вступали в силу этические соображения, поэтому Байрон приостановил печатание подготовленного им пятого издания «Английских бардов…», отложил публикацию «По стопам Горация», ибо, как он заметил, любое продолжение «Английских бардов…»  «обрушило  бы на  его голову лавину  горящих угольев» (Byron, 1939) . Поэма так и не была опубликована при жизни поэта.

Путешествие, которое совершил Байрон в 1809-1811 годах, имело огромное значение для развития его личности и поэтического дара. Оно началось с Португалии, затем последовали города Испании. Из Испании Байрон выехал на о. Мальту, вслед за Мальтой он посетил Грецию, Албанию, отсюда поехал в Константинополь, вновь вернулся в Грецию.

Какой бы удивительной ни была по своей красоте природа и величественной древняя культура этих южных стран, Байрон не воспринимал их вне жизни народов, их населявших. Люди, их быт, язык, обычаи, одежда – все вызывает пристальный интерес поэта. Его поражают социальные контрасты в этих странах: с одной стороны, нищета, рабство народов, с другой – неограниченная власть и произвол кучки тиранов. Во время путешествия Байрон глубоко осознал свое общественное призвание поэта, он стремился увиденное передать в строфах, обличавших политику правительств тех стран, которые поддерживали тиранию и насилие над народами.

Путевые впечатления обретали разный по тону характер: они были то раздумьями, то призывом к народам сбросить иго тирании, то восторгами перед красотой женщин, перед экзотикой природы. Ложились эти записи большей частью в спенсерову строфу, девятистрочную, со сложным чередованием рифм; Байрон работал тогда над овладением этой строфой, которая берет начало в английской поэзии эпохи Возрождения. Во время путешествия им было также создано немало лирических стихотворений о запомнившихся встречах и событиях. Одновременно появлялись и стихи, давшие начало политической лирике поэта, - «Песня греческих повстанцев», «Прощанье с Мальтой», к которым примыкала и сатира «Проклятие Минервы», написанная также в годы путешествия [Машинский, 1938, с. 80].

Не случайно имя Барона было популярно во многих странах Европы. Его творчество привлекало своей актуальностью, связью с современными ему явлениями жизни. Оно выражало тенденции эпохи. Байрона ценили Пушкин и Лермонтов, Мицкевич и Гёте, Петефи и Гейне, Гюго и Стендаль.

Имя Байрона, поэта, по выражению Пушкина, «оплаканного свободой», всегда близко и дорого тем, для кого святы высокие и прекрасные чувства людей, их благородная борьба против произвола и тирании.

Творчество Байрона было новаторским, в нем содержались идеи, которые волновали как современников, так и последующие поколения. Недосказанное, непонятое Байроном досказывалось или рождало новые споры, но всегда его творчество тревожило умы, будило фантазию. И поэт, как бы предвидя это, сказал:

…жил я не напрасно!

Хоть, может быть, под бурею невзгод,

Борьбою сломлен, рано я угасну,

Но нечто есть во мне, что не умрет,

Чего ни смерть, ни времени полет,

Ни клевета врагов не уничтожит,

Что в эхо многократном оживет… (Byron, 1939).

1.2. Влияние Байрона на русскую литературу

Выступления Байрона, осуждающие колониальную политику английского правительства, подавление свободы и принятие жестоких законов, направленных против трудового народа Великобритании, вызвали ненависть правящих кругов Англии. Эту ненависть к Байрону французский писатель Стендаль, современник поэта, определил как «ненависть политическую». Враждебная кампания против поэта, начавшаяся в 1816 году, вынудила его навсегда покинуть родину. В изгнании Байрон принял активное участие в движении итальянских карбонариев и греческих повстанцев за независимость Италии и Греции.

И как поэт и как борец за свободу Байрон был «властителем дум» для своего времени, но и в дальнейшем его творчество продолжало оставаться актуальным.

Прошло свыше полутора веков со дня смерти Байрона, но интерес к его личности и к его творчеству по-прежнему велик, и вокруг его имени до сих пор бушуют страсти и ведутся споры. Наряду с объективной оценкой его творчества, с изучением его в комплексе всех проблем, исторических и эстетических, в литературе о Байроне имеются работы, в которых некоторые зарубежные литературоведы пытаются рассматривать творчество поэта лишь как иллюстрацию к его биографии и в каждом его произведении видят намеки на те или иные факты его личной жизни.

Глубокую оценку общественно-исторического значения творчества Байрона дал в русской критике В.Г. Белинский. Ко времени Белинского в ряде стран, но более всего на родине поэта, появилось довольно значительное число развернутых статей, воспоминаний и книг о Байроне. Белинский начал полемику с авторами, которые прямолинейно судили о творчестве поэта, рассматривая его особенности как результат случайного стечения обстоятельств его жизни и своеобычности его характера. «Видите ли, - говорят они: - он был несчастен в жизни, и оттого меланхолия составляет отличительный характер его произведений», - писал Белинский. Коротко и ясно! Этак легко можно объяснить и мрачный характер поэзии Байрона: критика будет и недолга и удовлетворительна. Но что Байрон был несчастен в жизни – это уже старая новость: вопрос в том, отчего этот одаренный дивными силами дух был обречен несчастию? Эмпирические критики и тут не задумаются: раздражительный характер, ипохондрия, - скажут одни из них, - и расстройство пищеварения, прибавят, пожалуй, другие, добродушно не догадываясь в низменной простоте своих гастрических воззрений, что подобные малые причины не могут иметь своим результатом такие великие явления, как поэзия Байрона» [Белинский, 1955, с. 585-586].

Внутренний мир этого замечательного поэта-гуманиста открыт навстречу свежим и волнующим веяниям времени. Байрон становится частью европейской культуры, европейской политики. Недавний завсегдатай светских салонов и гостиных, Байрон включается в борьбу за правое дело – в Италии он помогает карбонариям, в Греции он снаряжает на свои средства корабли и вооружает людей, много занимается разработкой плана компании и умирает от лихорадки в Миссолунгах, горя страстным желанием помочь Греции освободиться от турецкого ига. Герой байроновской поэзии принадлежит не одной нации, он, подобно своему создателю, неотделим от национально-освободительной борьбы народов, он сочувствует обездоленным, восхищается мужеством патриотов, и он всегда активен.                

Вместе с тем, это герой своего времени, жаждущий найти себя, свое место в жизни, еще неясной и неопределенной,                                     находящейся в стадии  становления и формирования [Машинский, 1938, с. 125].

Байронизм, по словам Ф.М. Достоевского – это целая философия, система взглядов, возникшая в период страшной тоски людей, разочарования их и почти отчаяния, когда старые кумиры лежали разбитые. И именно в это время появляется великий гений, страстный поэт, в звуках которого и звучала вся тоска человечества и мрачное разочарование в обманувших его идеалах.

Поэзия Байрона, как и личность поэта, строилась на контрастах часто взаимоисключающих устремлений, негодование по поводу политики Каслри, страстные выступления в защиту луддитов и тяжелый мрачный колорит «Тьмы», остроумные блестящие каскады ситуаций в «Беппо» и сатирическое бескомпромиссное осуждение ханжеской пуританской морали. Романтическая идеализация страсти, возвышенное представление о любви, побеждающей все условности и предрассудки, и осуждение самим Байроном женщин, изменивших добродетели.

С именем Байрона связана целая эпоха в развитии не только английской, но и мировой литературы XIX в. Век Байрона – это время глубокого размежевания сил в литературе романтизма. В борьбе с лейкистами Байрон отстаивал не только возможности нового художественного метода, он утверждал позицию активного восприятия жизни.

Подобно другим романтикам, Байрон понимал, что в мире существуют неподвластные человеку, его сознанию и деятельности необъяснимые силы, оказывающие воздействие на судьбы отдельных людей и обществ. Но он считал человека не пассивным объектом этих сил. Активность байроновского героя обусловлена самим мировоззрением поэта, восприятием им сущности антагонистического отношения между личностью и обществом.

Высшее назначение человека (а это является лейтмотивом всей байроновской поэзии) в том, чтобы не только бросить вызов своей судьбе, этим враждебным человеку силам, но и выстоять в этой неравной борьбе со злом, не утратив желания бороться, страдать, ненавидеть, любить жизнь и отдаваться ей полностью без остатка.

1.3. Байрон и Россия

Сравнение русской романтической поэзии с её английским образцом было общим местом в литературной критике 20-30-х гг. 19 в. Вот что, например, писал И.В. Киреевский о А.С. Пушкине начала двадцатых годов: «…подобно Байрону, он в целом мире видит одно противоречие, одну обманутую надежду, и почти каждому из его героев можно придать название разочарованного».

Существует огромная литература, посвященная роли Байрона в русской поэзии. С начала 20-х годов поэзия Байрона приобретает в России особую известность. В письмах писателей и просто рядовых представителей российской культуры того времени то и дело мелькает его имя с отзывами о его произведениях. О Байроне и его героях беседуют в литературных салонах. Известную роль в знакомстве русских читателей с творчеством Байрона сыграло то обстоятельство, что в Италии 20-х гг. было много русских, которые отмечали его популярность среди итальянцев. В Россию передавались рассказы о Байроне, о его участии в революционной борьбе. В то же самое время в реакционных русских кругах, параллельно с ростом влияния и популярности Байрона, усиливалось настороженное отношение к нему, отчасти поддержанное европейской реакционной печатью и тем более крепнувшее, чем очевиднее становилась его роль в итальянском революционном движении. Одним из ранних, но чрезвычайно характерных отрицательных отзывов о Байроне явилось известное письмо консервативного критика и крупного царского чиновника Д. П. Рунича к издателям «Русского инвалида», датированное 22 апреля 1820 года и вызванное появившейся в этом журнале статье о Байроне. Это был перевод из парижского журнала «Conservateur». Рунич удивляется появлению этой статьи в русском переводе и выражает сомнение по поводу того, насколько назидательными для подрастающего поколения смогут явиться «суждения французского журналиста-философа об английском безбожнике-стихотворце».

Несмотря на недовольство придворных кругов, быстро растут переводы произведений Байрона вначале с французского, но затем и с английского подлинника. В журналах печатаются статьи о Байроне, появляются его портреты. Не все дозволялось цензурой к публикации в России. Так, сатира «Бронзовый век» и «русские» главы «Дон Жуана» были запрещены, и проникали к читателю контрабандой. Это было вызвано гневным осуждением крепостного права в России и язвительными замечаниями в адрес русских императоров, содержащихся в этих произведениях. В 20-х годах П.А. Вяземский, наряду со многими будущими декабристами, был одним из первых, кто правильно понял в России политическое значение поэзии Байрона и дал оценку его творчеству именно с этой стороны: «Байрон, который носится в облаках, спускается на землю, чтобы грянуть негодованием в притеснителей, и краски его романтизма сливаются часто с красками политическими». До Байрона доходили известия о русских переводах его произведений. Он вряд ли мог знать о тайных дворянских обществах в России. Но он знал о непосредственной поддержке, оказываемой итальянским карбонариям со стороны многих русских. Байрона интересовала не только Россия 18 века, Россия Екатерины II.

Усиление интереса к Байрону в русских читательских кругах стояло в прямой связи с обострением общественно-политического недовольства в широких кругах русской дворянской интеллигенции и активизации тайных обществ, вроде Союза Спасения и Союза Благоденствия. Произведения Байрона итальянского периода находили в России быстрый отклик, прежде всего потому, что они будили вольнолюбивые мечтания, отвечали нарождавшимся общественным оппозиционным настроениям.

Вступление Байрона в ряды греческого освободительного движения, активное вмешательство в дела формирования греческого правительства и будущего греческого государства в еще большей степени усилили интерес к Байрону и его творчеству как со стороны российской общественности, так и со стороны властей. Восхищенному вниманию, с которым русское общество следило за действиями Байрона в пользу греческой свободы, и восторженным откликам о нем русских поэтов противостояла не только сеть цензурных запретов, но и вдохновлявшая их информация Министерства иностранных дел. Это была настоящая борьба общественного мнения и правительственных постановлений за и против Байрона, борьба явных и тайных общественных сил, которую живо ощущали современники. В свете этой борьбы становятся более понятными и явная недоговоренность многих критических статей о Байроне, вышедших в российской периодике, и искаженность переводов его произведений. Характерно в этой связи письмо правителя Новороссийского края графа М.С. Воронцова министру иностранных дел графу К.В. Нессельроде с просьбой об удаление А.С. Пушкина из Одессы, где ему кружат голову его восторженные поклонники, «между тем как он, в сущности, только слабый подражатель не совсем почтенного образца – лорда Байрона».

Таким образом, Байрон и как поэт, и как борец, и как создатель «байронического героя» стал на определенное время центральной фигурой русской культурной и общественно-политической жизни.

По прошествию десятилетий, когда байронизм как явление утрачивал свою актуальность и значимость, имя Байрона не исчезает бесследно из контекста русской культуры. Представляет определенный интерес оценка творчества Байрона, данная знаковыми фигурами русской культуры второй половины-конца19 столетия.

Интересна оценка, данная Байрону, другим крупным деятелем русской культуры рубежа 19-20 вв. Дмитрием Мережковским. В объемном труде под названием «Пушкин», Мережковский рассматривает влияние байронизма на культурную и литературную жизнь России 20-30 гг. 19 столетия. Он, в отличие от многих критиков, считает, что Байрон не оказал столь существенного влияния, как это традиционно признавалось: «Некоторые критики считали величайший из русских романов, — писал Мережковский, имея ввиду «Евгения Онегина»,— подражанием Байронову «Дон Жуану». Несмотря на внешнее сходство формы, я не знаю произведений более отличных друг от друга по духу. Веселая мудрость Пушкина не имеет ничего общего с едкою иронией Байрона». По мнению Мережковского, образом Евгения Онегина Пушкин развенчивал все привлекательные для русского читателя стороны байронизма.

Несколько позднее, но очень близко по смыслу к мнению Д.С. Мережковского, было высказано мнение одного из лидеров русского символизма Вячеслава Иванова. В статье «Два маяка» он подчеркивает, что Пушкин своими литературными героями развенчивал «байронического героя».

Теперь, по прошествию без малого двух столетий с момента вхождения Байрона и «байронического героя» в круг русской культуры, можно предположить, что уместны все вышеприведенные точки зрения. Байрон был и в центре русской культуры 20-30-х гг. 19 столетия, но его влияние и влияние «байронического героя» не только сходило на нет с учетом времени, но и сознательно преодолевалось как Пушкиным и Лермонтовым, так и другими деятелями культуры.

В целом в европейской духовной жизни середины — второй половины 19 века творчество Байрона воспринимается уже в заметно приглушенных тонах. Бунтарский пафос затихает с учетом времени, а мода на «байронический тип», как и всякая мода, уступает место новым веяниям. Но это не означало, что имя Байрона стало забываться. Его произведения по-прежнему печатались большими тиражами. Творчеству Байрона посвящали свои исследования многие видные литераторы и ученые. Особое внимание обращали на героев произведений Байрона композиторы.

 «Байронический герой», как бы иногда он не был антигуманно и антисоциально настроен, — все-таки сын великой этической, общественной и политической революции. Таким он и воспринимался наиболее вдумчивыми и образованными читателями спустя много десятилетий после своего появления. Без малого два столетия прошло со времени расцвета романтизма в европейской культуре. Это же время отделяет нас от Байрона и его героев. 1988 год – год 200-летия со дня рождения Байрона, - был объявлен ЮНЕСКО годом великого английского поэта. Его личность и творчество не исчезли за это время из круга актуальной культуры, т.е. не стали предметом интереса только историков культуры и литературоведов. Поэзия Байрона осталась востребованной и на рубеже двух тысячелетий. Естественно, мир героев Байрона для нас – достаточно отдаленная история. Но сами герои с их душевными порывами, сильными чувствами и непримиримой оппозицией по отношению к обществу воспринимаются совсем не как давно отжившие свой век типажи.

Тем самым, примеры показывают, как новые формы вбирают в себя классическое романтическое наследие, актуализируя их таким образом.

Глава 2. Отражение Байронических мотивов в творчестве

И.С. Тургенева

2.1. Байронические мотивы в прозе писателя. «Лишние люди» как тип «байронического героя»

Байронизм очень характерен для молодого Тургенева. Отнюдь не случайно одним из первых литературных опытов начинающего писателя станет драматическая поэма «Стено», где он пытается подражать английскому поэту. Байронические настроения звучат и в том часто цитируемом исследователями письме к Полине Виардо, где Тургенев пишет: «Я предпочитаю Прометея, предпочитаю Сатану, тип возмущения и индивидуальности. Какой бы я ни был атом, я сам себе владыка; и хочу истины, а не спасения; я чаю его от своего ума, а не от благодати». Конечно, в дальнейшей своей жизни Тургенев во многом отойдёт от юношеского увлечения Байроном, но отзвуки его поэзии будут сохраняться и в реалистических произведениях писателя. Вспомним, что писал Аполлон Григорьев о рассказе «Бежин луг». Среди крестьянских ребятишек, сидящих возле костра, он увидел «байронического мальчика», и «в лице байронического мальчика» критик нашёл отражение поэтической личности самого писателя. Конечно, подобное замечание поражает своей неожиданностью и оригинальностью. Всё-таки речь идёт о русской деревне. Казалось бы, причём здесь Байрон? Но, если вдуматься, оно вполне обоснованно. Просто романтик Аполлон Григорьев более, чем кто-либо другой, был способен уловить в «Записках охотника» отдалённую связь с художественным миром великого английского поэта. Сохраняется эта связь и в романе, посвящённом изображению современной Тургеневу демократической молодёжи, в романе «Отцы и дети».

Знаменательно, что замысел этого произведения возникает в Англии, где писатель отдыхал летом 1860 года. Знаменательны отзывы критиков и писателей, которые указывали (хотя часто в ироническом смысле), что в образе тургеневского нигилиста проступают черты романтического героя. Вспомним, как трактовал конфликт романа Н.Н. Страхов: «Базаров – это титан, восставший против своей матери-земли», и, «как бы то ни было, Базаров всё-таки побеждён, побеждён не лицами …, но самою идеею этой жизни». Базаров – титан. Пусть это всего лишь образное выражение, но оно возникло не случайно. Н.Н. Страхов верно уловил, что тургеневский Базаров может расцениваться как одно из воплощений грандиозной, восстающей против всего мира титанической личности, которая в своё время была опоэтизирована романтиками. Даже М.А. Антонович это почувствовал. Он писал: «По-видимому, г. Тургенев хотел изобразить в своём герое, как говориться, демоническую или байроническую натуру, что-то вроде Гамлета; но, с другой стороны, он придал ему черты, по которым и даже эта натура кажется самою дюжинною и даже пошлою, по крайней мере, весьма далёкой от демонизма. И от этого в целом выходит не характер, не живая личность, а карикатура…». Обвиняя Тургенева в злостном искажении облика передовой молодёжи, критик «Современника», безусловно, ошибался, и всё-таки демонические и байронические черты в образе Базарова он отметил, пусть, может быть, случайно, но вполне обоснованно. Самое же главное, конечно, это восприятие романа Достоевским. Как известно, он не раз высказывался о Базарове. Остановимся на одной реплике, прозвучавшей в романе «Бесы». Степан Трофимович Верховенский заявляет: «Я не понимаю Тургенева. У него Базаров это какое-то фиктивное лицо, не существующее вовсе; они же первые и отвергли его тогда, как ни на что не похожее. Этот Базаров это какая-то неясная смесь Ноздрёва с Байроном…» [Бялый, 1958, с. 75].

Конечно, в приведённом выше высказывании Степана Трофимовича Верховенского речь идёт не только о Байроне, упоминается и Ноздрёв. Упоминается с полным основанием. В характере Базарова хватает грубости, резкости. В ряде сцен описание его таково, что о романтизме не может быть и речи. И всё же к достоверному описанию демократической молодёжи шестидесятых годов образ Базарова не сводится. Об этом в своё время весьма убедительно писал Д.Н. Овсянико-Куликовский: «Смотреть на Базарова, как на тип наших «нигилистов» или «мыслящих реалистов» 60-х гг. нет никакой возможности. К этому «движению», в сущности безобидному, Базаров примыкает чисто внешним образом. Отрицание искусства, глумление над Пушкиным, культ естественных наук, материалистическое мировоззрение – всё это только «механически» связывает Базарова с известными кругами молодёжи того времени. Но ведь Базаров интересен и так значителен вовсе не этими «взглядами», не «направлением», а внутренней содержательностью и сложностью натуры, в самом деле «сумрачной», «наполовину выросшей из почвы», огромной силой духа, наконец – при демократизме «до конца ногтей» – такой независимостью мысли и такими задатками внутренней свободы, каких дай Бог настоящему философу». Особенно значительным в данном высказывании известного литературоведа представляется указание на то, что в Базарове воплощено стремление к свободе и независимости человеческого духа. Д.Н. Овсянико-Куликовский считает подобные качества свойством настоящего философа, и с ним можно согласиться. Но следует добавить, что для Тургенева это признак ещё и несколько иной системы ценностей. Вспомним слова писателя: «Романтизм есть не что иное как апофеоза личности». Между тем именно как апофеоза человеческой личности представлен в романе образ Базарова. И в этом, несомненно, отразилась глубинная связь Тургенева с романтизмом. Современный английский исследователь Р. Фриборн пишет: «В контексте развития мировой литературы, русская литература девятнадцатого века трансформировала образ уединённого, байроновского героя, типичного для романтического воображения, в реалистический образ «нового человека», обусловленного, но и как-то пересозданного условиями русской действительности». Трансформация образа, конечно, была очень значительной. Но сохранялась и связь байроновской идеи личности с осмыслением типа «нового человека» в романе «Отцы и дети». С романтическим бунтарём и отщепенцем Базарова роднит его индивидуализм. Мы как-то не очень охотно признаём, насколько он присущ тургеневскому герою. Некоторые характерные высказывания Базарова мы склонны объяснять временными обстоятельствами, депрессией. Например: «А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет… да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?» [Бродский, 1955 , с.125]. Между тем подобное заявление вполне соответствует основам базаровского мировоззрения. Нельзя не вспомнить, что Базаров весьма не понравился значительной части революционно-демократической молодёжи. И для этого были причины. Люди базаровского типа, если они не маскируют своих взглядов, мало уместны в той среде, где человека призывают к дисциплине, самопожертвованию, служению народу. Думается, что именно индивидуализм Базарова был одной из причин неприятия его теми, кто мечтал о хрустальных дворцах, кто идеализировал общину и верил в социалистические инстинкты русского крестьянина. Индивидуализм Базарова, кстати, хорошо почувствовал Писарев: «Ни над собой, ни вне себя, ни внутри себя он не признаёт никакого регулятора, никакого нравственного закона, никакого принципа». Писарев, правда, возмущения этим не выражал, истолковывая взгляды Базарова в духе собственных утилитарных этических принципов.

Важно ещё раз подчеркнуть, что индивидуализм тургеневского героя носит во многом именно романтический характер. Ведь Базаров предстаёт перед нами во многом как мятежный бунтарь и разрушитель. Он восстаёт против авторитетов и готов переступить все преграды, воздвигаемые законом, властью, государством:

- В теперешнее время полезнее всего отрицание, - мы отрицаем <…>

-  Как? Не только искусство, поэзию … но и … страшно вымолвить …

-  Всё, - с невыразимым спокойствием повторил Базаров

[Бродский, 1955,с.101-132].

Здесь ощущается то упоение идеей отрицания, то демоническое вдохновение, которое затем привлечёт внимание Достоевского. Базаров увлечён наукой, много работает, способен к созиданию, но чувствуется, что жажда разрушения также находит отклик в его сердце. Следует добавить, что в романтизме выделяется ряд течений. Для того из них, которое связано с именем Байрона, характерна как раз идеализация отрицания. Подобной идеализации подвергаются настроения, в которых выражено неприятие не только существующего общественного порядка, но и всего мироустройства. Это было обусловлено глубоким кризисом просветительских воззрений в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века. Достоевский указывал, что именно в поэзии Байрона «зазвучала тогдашняя тоска человечества и мрачное разочарование его в своём назначении и обманувших его идеалах. Это была новая и неслыханная тогда муза мести и печали, проклятия и отчаяния. Дух байронизма вдруг пронёсся как бы по всему человечеству». (Машинский, 1938). Для России нечто подобное сохраняло своё значение и в более поздний период. Наша страна, как известно, запаздывала в своём историческом развитии. Те феодальные порядки, которые на Западе были разрушены в ходе Великой Французской буржуазной революции, у нас оставались по крайней мере до 1861 года. Как отмечал В.В. Кожинов, «русские революционные демократы, одновременно являвшиеся и просветителями – Белинский, Герцен, Щедрин, Чернышевский. Добролюбов, Некрасов, – решали в России задачи, подобные тем, которые решали во Франции такие просветители, как, скажем, Руссо или Дидро». Но в России в середине девятнадцатого века просветители, испытывая многочисленные иллюзии, самой историей были подведены гораздо ближе к тому, чтобы ощутить трагическое противоречие между своими идеалами и действительностью. В романе Тургенева «Отцы и дети» именно это противоречие передано с огромной художественной силой. С одной стороны, Базаров по своим взглядам очень близок к просветителям. Не случайно есть версия, что прототипом его был Добролюбов. Для Базарова характерна, особенно в начале романа, безраздельная вера в разум, в науку, в способность человека на рациональной основе перестроить и самого себя, и окружающую действительность. Но, с другой стороны, его просветительские представления всё время оказываются слишком схематичными и односторонними.             Жизнь, загадочная, сложная, таинственная, постоянно опровергает тургеневского героя. В результате Базаров оказывается в состоянии духовного кризиса, глубокого нравственного смятения. По мере развития сюжета Тургенев изображает уже не самоуверенного, а, как писал Достоевский, «беспокойного и тоскующего Базарова (признак великого сердца), несмотря на весь его нигилизм» (Батюто, 1990). Именно этому Базарову становятся свойственны тоска, скука, меланхолия и разочарование в жизни: «Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет…» [Бродский,1955,  с.203]. Тургенев передаёт здесь герою свои мысли и чувства, свои настроения космического пессимизма, но и это та мировая скорбь, которая впервые была опоэтизирована Байроном.

2.2. Влияние Байрона на «Стихотворения в прозе» И.С. Тургенева

Главной особенностью цикла стихотворений является слияние индивидуального и всеобщего. Лирический герой даже в самых сокровенных раздумьях выступает выразителем всечеловеческого содержания. В миниатюрах раскрываются разнообразные грани духа, которому свойственна не только напряженная страсть жизнелюбия, но и мысль, обращенная к универсальному плану бытия. Отсюда проистекает двойственность подхода к проблеме жизни и смерти. С одной стороны, Тургенев выступает наследником Шопенгауэра, утверждая бесприютность и бренность человеческого существования. Это дает возможность говорить о катастрофизме сознания писателя, обусловленным как общемировоззренческим настроем, так и особенностями жизни последних лет и приближением старости. С другой стороны, Тургенев не вполне удовлетворен пессимизмом Шопенгауэра, согласно которому, жизнь есть проявление темной и бессмысленной воли.

Две грани проблемы воплощены в двух группах стихотворений. Мысль о трагическом одиночестве и беспомощности перед лицом смерти раскрывается в стихотворениях «Старуха», «Конец света», «Собака», «Морское плавание», «Соперник». Обратившись непосредственно к анализу названных произведений, легко проследить эволюцию проблемы и наполнение ее новыми нюансами.

Мысль о человеческом ничтожестве становится сквозным мотивом в цикле и в каждой лирико-философской миниатюре разрабатывается с дополнительными оттенками.

«Старуха» в одноименном фрагменте олицетворяет судьбу и ведет человека только к могиле.

Неотвратимость смерти — удел человека. Извечный ужас человека перед смертью приобретает в этом стихотворении совершенно пессимистический характер. Смерть становится единственной реальностью для индивида, взятого вне общественных связей, вне его социальности. Человек, выступающий здесь как биологическое существо, соотносит себя со вселенским миром. Перед его лицом он чувствует себя ничтожным и случайным.

Трагическое олицетворение смерти, ее неизбежности уступает место пессимистическому толкованию.

Это настроение катастрофичности бытия находит предельное выражение в стихотворение «Конец света» с подзаголовком «Сон».

Рассказчику чудится необычное происшествие: провалилась земля, море обступило уцелевший домик на круге, «оно растет, растет громадно... сплошная чудовищная волна морозным вихрем несется, крутится тьмой кромешной». Наступает конец света: «Темнота... темнота вечная!» Ожидание конца света связывается с Россией, собравшиеся люди объяты ужасом от ожидания надвигающейся катастрофы.

В подобной трактовке проблем жизни и смерти сказались индивидуалистическая настроенность лирического героя, который чувствует себя слабым и несчастным отщепенцем, он видит перед собой целое и боится его. Смерть воспринимается как космическая катастрофа, перед лицом которой все ценности утрачивают свой смысл. Смерть становится единственной абсолютной реальностью. Психологию ужаса и страха писатель связывает с отрицанием высшего разума во вселенной, глубинных сущностных сил.

В миниатюрах «Собака» и «Морское плавание» разрабатывается та же Пример сочинения беспомощности и обреченности человека, но с новыми оттенками в развитии этого мотива.

В стихотворении «Собака» человек и животное оказываются родными братьями перед лицом смерти, окончательного разрушения. Они объединяются общей сущностью, «трепетным огоньком» жизни и страхом потерять его. Человек, обладающий самосознанием, понимает трагическую участь всего живого на земле, а собака «немая, она без слов, она сама себя не понимает...» Но «одна и та же жизнь жмется пугливо к другой». Солидарность человека с животным, готовность сострадать ему, тоже обреченному на гибель, — вот то новое, которое вносится в разработку этой темы «человеческого ничтожества» фрагментом «Собака».

В «Морском плавании» на пароходе два пассажира: человек и маленькая обезьянка, привязанная к одной из скамеек палубы. В призрачной мглистой пустыне моря, в полнейшем одиночестве они ощутили родство и радость при встрече друг с другом, какое-то успокоение: «погруженные в одинаковую бессознательную думу, мы пребывали друг подле друга, словно родные». Человек и животное объединяются общей сущностью — волею к жизни, которая становится болезненной из-за постоянного изнуряющего страха перед неизбежностью окончательного разрушения.

В миниатюре «Соперник» раздумье над бренностью и скоротечностью человеческого существования обогащается новыми штрихами и оттенками. Умершей товарищ-соперник явился повествователю в виде призрака, как обещал когда-то: «и вдруг мне почудилось, что между окон стоит мой соперник — и тихо печально качает сверху вниз головою». Не ответив ни на один вопрос, он исчезает. Напрашивается вывод о таинственности жизни, ее иррациональности, неисчерпаемости, который звучал и в «Таинственных повестях».

Но Тургенев в «Стихотворениях в прозе» выступает как источник жизнелюбия, тонко чувствующий красоту жизни, умеющий преодолевать мрачные настроения. Даже там, где автор размышляет об одиночестве и старости, слышен бодрый голос человека, не желающего смириться с превратностями судьбы.

О жажде жизни, о пробуждении чувства «задыхающейся радости» от сознания, что ты жив, говорит Тургенев в стихотворении «Уа..! Уа..!» Писатель вспоминает в нем о юности, когда увлекался Байроном, представлял себя Манфредом и «лелеял мысль о самоубийстве». И вот однажды, забравшись высоко в горы, он решил навсегда расстаться с «ничтожным миром». Но крик младенца, неожиданно раздавшейся в «этой пустынной дикой выси, где всякая жизнь, казалось, давно замерла», возвратил его к жизни.

Две противоречивые картины нарисовал здесь художник. Мертвые скалы и камни, резкий холод, черные клубы ночных теней и страшная тишина — это царство смерти. Низкая хижина, трепетный огонек, молодая женщина-мать и крик ребенка олицетворяют жизнь. В противоборстве жизни и смерти побеждает жизнь. С пробуждением в человеке любви к жизни уходят романтические мечты: «Байрон, Манфред, мечты о самоубийстве, моя гордость и мое величие, куда вы все девались?..»

Плач младенца вступил в борьбу со смертью и победил ее, спас человека и вернул его к жизни: «О горячий крик человеческой, только что народившийся жизни, ты меня спас, ты меня вылечил!»

Одной из форм преодоления бессмысленности жизни является любовь, входящая в цикл как одна из стержневых тем.

Для писателя любовь — вполне реальное, земное чувство, но обладающее огромной силой. Оно внезапно налетает на человека и целиком поглощает его. Перед этой мощной, стихийной силой любви человек беспомощен и беззащитен.

Любовь как большое, неодолимое чувство, как источник радости и страдания рисуется Тургеневым в стихотворении «Роза». Любящим существом выступает здесь женщина, которой автор не дает ни имени, ни биографии. Он называет ее просто — Она, придавая тем самым всему стихотворению обобщенный смысл. Любовь налетела на нее внезапно. Глубину и сложность переживаний человека, оказавшегося во власти любви, передает Тургенев с помощью двух образов природы: внезапного порывистого ливня, промчавшегося над широкой равниной, и молодой, чуть распустившейся, но уже с измятыми и запачканными лепестками розы, брошенной в горящий камин. Первый олицетворяет собой неожиданное и бурное проявление чувства, вторая — разрушительную силу любви, которая в своем пламени сжигает человека.

Одними из очевидно выраженных интересов Тургенева являются религиозные мотивы, сконцентрированные в основном вокруг проблемы соотношения небесной истины и человеческой правды и интерпретации образа Христа.

Иногда в рассказах героев Христос обретает реальные очертания. Лукерья из «Живых мощей» рассказывает свой чудесный сон, когда к ней явился Христос.

Образ Христа создан Тургеневым в одноименном стихотворении. Первоначально оно имело подзаголовок «Сон», но потом было снято автором. Сон превратился в видение. Мысль о простоте, обыденности Христа является основной в стихотворении. Христос — человек, он такой же, как все люди.

Написанные в конце жизни Тургеневым и являющиеся его своеобразным поэтическим завещанием, «Стихотворения в прозе» ярко характеризуют личность, мировоззрение и творчество знаменитого художника слова.

Заключение

С именем английского поэта связано известное под именем байронизма литературно-общественное настроение, которое явилось результатом впечатления, произведенного на всю образованную Европу как гениальными произведениями Байрона, так и своеобразной судьбой его. Тем же словом «байронизм» мы привыкли обозначать факты влияния поэзии Байрона на творчество наших поэтов.

Если сделать попытку вместить в одно слово превалирующее умонастроение времени, дать емкое воплощение мировоззренческой позиции и одновременно — житейской, поведенческой «позы» довольно широкого круга дворянской молодежи, чье сознание собственной отчужденности от окружающего отлилось в формы романтического протеста, то самым ярким выразителем этого критического мироощущения явился Байрон, а литературным героем, наиболее полно и законченно воплотившим этот этико-эмоциональный комплекс, — титульный персонаж его обширной, создававшейся на протяжении чуть ли не десятилетия лирической поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда» — произведения, которому Байрон обязан был сенсационной международной известностью.

Байронизм характерен для Тургенева. Байронические настроения звучат в письме к Полине Виардо, где Тургенев пишет: «Я предпочитаю Прометея, предпочитаю Сатану, тип возмущения и индивидуальности. Какой бы я ни был атом, я сам себе владыка; и хочу истины, а не спасения; я чаю его от своего ума, а не от благодати». Конечно, в дальнейшей своей жизни Тургенев во многом отойдёт от юношеского увлечения Байроном, но отзвуки его поэзии будут сохраняться и в реалистических произведениях писателя. Вспомним, что писал Аполлон Григорьев о рассказе «Бежин луг». Среди крестьянских ребятишек, сидящих возле костра, он увидел «байронического мальчика», и «в лице байронического мальчика» критик нашёл отражение поэтической личности самого писателя. Конечно, подобное замечание поражает своей неожиданностью и оригинальностью. Просто романтик Аполлон Григорьев более, чем кто-либо другой, был способен уловить в «Записках охотника» отдалённую связь с художественным миром великого английского поэта. Сохраняется эта связь и в романе, посвящённом изображению современной Тургеневу демократической молодёжи, в романе «Отцы и дети».

Подводя общий итог, необходимо подчеркнуть следующее. В образе нигилиста, созданных Тургеневым, отразилась отнюдь не только характерные черты людей шестидесятых годов девятнадцатого века. В них запечатлены важнейшие моменты духовного развития как русского, так и европейского общества. В них нашли своё выражение субъективные переживания писателей, прошедших школу романтизма, опиравшихся на его традиции. Влияние байронизма отчётливо выражено в приглушённом виде в «Отцах и детях» Тургенева.

Список литературы

1. Тургенев И. С. Полн. собр. соч. - Л., 1962
2. Альм и И. Л. Пушкинская традиция в романе Тургенева «Отцы и дети» (Базаров... pendant Пугачеву)//Пушкинский сборник -Псков, 1973.-С. 110-128.
3. Архипов В. А. К творческой истории романа И. С. Тургенева «Отцы и дети»//Русская литература.- 1958.- № 1.-C. 132-162.
4. Базанов В. Г. Из литературной полемики шестидесятых годов.- Петрозаводск, 1941.
5. Батюто А. И. Творчество И. С. Тургенева и критико-эстетическая мысль его времени.- Л., 1990.
6. Батюто А. И. Тургенев-романист. Л., 1972.
7. Боголепов П. К- Изучение образов-персонажей в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»//Изучение образов литературных героев в старших классах.- М., 1960.- С. 87-118.
8. Бродский Н. Л. О романе «Отцы и дети»//Тургенев И. С. Отцы и дети.-М.; Л., 1955.-С. 198-207.
9. Буданова Н. Ф. Тургенев и Добролюбов: у истоков образа Базарова//И. С. Тургенев в современном мире.- М., 1987.- С. 136-145.
10. Бялый Г. А. «Отцы и дети» и литературно-политическая борьба 60-х годов//Тургенев И. С. Отцы и дети.- М.; Л., 1949.- С. 193-207.
11. Бялый Г. А. Роман Тургенева «Отцы и дети». М-Л 1963.
12. Бялый Г. Архипов против Тургенева//Новый мир.- 1958.- № 8.- С. 255-259;
13. Бялый Г., Дементьев А. Архипов полемизирует//Новый мир.-1959.-№ 10.-С. 261-265;
14. Винникова Г. Э. Тургенев и Россия.- Изд. 3-е перераб.- М., 1986.-С. 194-224.
15. Винникова И. А. И. С. Тургенев в шестидесятые годы (Очерки и наблюдения).- Саратов, 1965.
16. Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 9 т.-М.; Л., 1961- 1964.
17. Жданов М. М. Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» в школьном изучении.- Л., 1972.
18. Изучение языка художественных произведений в школе/Под ред. Н. И. Кудряшева, Н. Д. Молдавской.- М., 1955.- С. 92-118.
19. История зарубежной литературы XIX века. /Под редакцией Н.А.Соловьевой/ - М.: Высшая школа; Издательский центр «Академия», 2000. – 559 с.
20. Куницын Г. Научная статья или... пасквиль//Подъем.- 1958.- № 4.- С. 189-195.
21. Курляндская Г. Б. И. С. Тургенев и русская литература.- М, 1980.
22. Лебедев Ю.В. Художественный мир романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». / - М.: Классике Стиль, 2002. - 288 с.
23. Литературоведение и современность: Ред. статья//Вопросы литературы.-1959. - № 10.-С. 8-9.
24. Манн Ю. В. Базаров и другие. - Новый мир, 1968, № 10;
25. Маркович В. М. Человек в романах Тургенева.- Л., 1975
26. Машинский С. Драматургия Байрона и гуманизм. – М.: «Театр», 1938 т. 1. - 258 с.
27. Медведев В. П. Раскрытие основного конфликта как путь анализа романа И. С. Тургенева «Отцы и дети»//Медведев В. П. Изучение эпического произведения в школе.- М., 1963.- С. 26-46.
28. Михайловский Н. К- Литературно-критические статьи. - М., 1957.
29. Мысляков В. А. «Отцы и дети» в восприятии Чернышевского//Русская литература.- 1978.- № 2.- С. 36-53.
30. Петров С. О некоторых вопросах изучения творчества И. С. Тургенева в школе//Литература в школе.- 1958. - № 5.- С. 11-15;
31. Пустовойт П. Г. Роман И.С. Тургенева «Отцы и дети» и идейная борьба 60-х годов XIX века. М., 1965.
32. Реизов Б.Г. Из истории западноевропейких романтиков - М., 1980 – 400 с.
33. Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» в русской критике. - Л., 1986.
34. Соловьева Н.А. У истоков английского романтизма. - М.,1988. – 236 с.
35. Тургенев в русской критике: Сб./Вступ. статья К- И. Бонецкого.-М., 1953.
36. Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч.: В 16 т.- М., 1939-1953. (Статьи: Антропологический принцип в философии. Не начало ли перемены?)
37. Шаталов С. Е. Роман Тургенева «Отцы и дети» в литературно-общественном движении. - В кн.: Литературные произведения в движении эпох. М., 1979.
38. Эстетика раннего французского романтизма.- М., 1982. – 377 с.