Искусство Древнего Египта

 МОБУ Новобурейская СОШ №3

      Искусство Древнего                     Египта

           Путешествие в страну Благовоний (или, как её называли египтяне, страну Пунт) известно нам по надписям и рельефам храма Амона, близ Фив. Очевидно, эта страна находилась на территории современного Сомали. Мореплаватели на утлых судёнышках проделали путь в две тысячи километров. В 1976 году французские исследователи Рене де Ториак и Жиль Артаньян на корабле древнеегипетского типа под названием «Пунт» повторили знаменитое плавание времён царицы Хатшепсут.

             «Обрати своё сердце к книгам!» Я, писец Падиусет, заносил под диктовку учителя на папирус эти слова столько раз, что, казалось, они были выжжены в моей памяти. Шесть лет – день за днём – меня приучали к мысли, что в книгах, и только в книгах, заключена высшая мудрость. Я, подобно другим ученикам школы в Фивах, думал, что человек,  не читавший книг и не овладевший искусством письма,- жалкий червь. Ветер странствий сдул с меня спесь школьной учёности. Я стал уважать людей моря, узнал мир. Послушайте мою историю, как я её запомнил благодаря владычице памяти богине Маат.

                    Всё началось с того, что в школьную комнату ворвался эфиоп Рету, раб нашего учителя. Вращая белками глаз, он делал ему знаки, из которых можно было понять : Кто-то срочно хочет видеть учителя.

                      Надо ли говорить, что мы всегда радовались возможности отдохнуть от его монотонного голоса и пальмового прута, который он жалел куда меньше, чем наши спины. Мы благословляли Тию, тощую и крикливую жену учителя, за её обыкновение отрывать супруга от занятий. Наверное, и сейчас что-то стряслось в их доме, полном детьми, как сеть рыбами.

                       Но на этот раз всё было иначе. Показался учитель. Лицо его было не столько строгим, сколько торжественным. Глядя поверх наших голов, он почти пропел:

                      - Падиусет!

                          Я вскочил, но ноги не держали меня. В кленях ощущалась отвратительная дрожь. «За что будут бить?-думал я. – Стукнул Яхмеса? За это уже били.  Наверное, ябеда нажаловался отцу, носителю царских сандалий, и теперь всыпят по-настоящему?»

                            - Падиусет! Пойдем со мной!- голос учителя звучал, как в тумане.

                            И, как его отголосок, за спиной раздавалось отвратительное хихиканье Яхмеса. Мало ему одного синяка!

                           Не помню, как я оказался в прихожей, а затем и в комнатке учителя, справа от входной двери.

                          Там сидел человек лет сорока, широкоплечий, с коротко остриженными седеющими волосами. На лбу у него был шрам, а на правой руке не хватало мизинца. «Нет, это не отец Яхмеса»,- заключил я и, приветствуя незнакомца, почтительно сложил руки на груди.

                          Разглядывая меня в упор, незнакомец ответил кивком.

                         - Ваша милость! – обратился учитель. – Это тот мальчик, которого вы хотели видеть, Падиусет. Лучший ученик в моём классе.

                         Я искоса взглянул на учителя. Что это ему вздумалось меня расхваливать. И ведь только сегодня он назвал лучшим учеником Яхмеса.

                         Лицо незнакомца осветилось улыбкой.

                       - В моём дело,- сказал он,- лучший может оказаться худшим. Умеет ли он у тебя драться?

                        -Этому я не учу!- обижено отозвался учитель.- Но, насколько мне известно, Падиусет сможет постоять за себя.

                        - Вот и хорошо,- сказал незнакомец миролюбиво.- Прошу тебя сообщить родителям этого юноши, что им оказана честь. Я, Хебсен, посол его величества Хатшепсут, да будет она жива, здорова и невредима, принимаю Падиусета в экспедицию и назначаю писцом.

                       -У Падиусета нет родителей, у него дядя,- молвил учитель.

                        Наш учитель любил точность во всём. Мы к этому успели привыкнуть, А царский посол, как мне показалось, не любил излишних подробностей.

                         - Пусть дядя,- оборвал он раздражённо,- скажи ему, что его племянник отправляется в страну Пунт, где не бывал ни один египтянин.

                         - Позвольте, ваша милость,- торопливо проговорил учитель.- В древних книгах говорится, что при фараоне Сахура в нашу страну было доставлено 80 тысяч мер мирры и 2600 кустов чёрного дерева. Кормчий Хви посетил страну Пунт одиннадцать раз…

                         -А когда жил этот Хви?- перебил царский посол.

                        -Полторы тысячи лет назад!- выпалил учитель, как хорошо заученный урок.

                        -О! Так давно! – небрежно отозвался посол.- Кто запомнил дорогу в страну Пунт? Скажи ты, знающий  свитки, как  туда плыть? Сколько времени отнимет плавание? Будет ли ветер дуть в нос или на корму?!

                         Учитель молчал.

                          -Вот видишь. Твой Хви  об этом не написал, а он, - посол торжественно  ткнул  рукой в мою грудь,- напишет. Через много лет люди будут знать, где находится страна Пунт, какой народ её населяет, какими он владеет богатствами. Идём, Падиусет.

                            Я простился с учителем, поблагодарив его за то, что он обучил меня грамоте.

                           Мне показалось, учитель доволен тем, что Хебсен одобрил его выбор. Мог ли он предложить Яхмеса или другого какого-нибудь  ученика, у которого знатные и богатые родители? С ними было бы много хлопот. А я не знаю отца. Моя мать не назвала его имени.

                          Уже на улице я услышал голос учителя:

                         - Падиусет, привези мне маленькую обезьянку! Не забудь!

                         Мы двигались по красным, раскалённым пескам, изнемогая от жары и жажды. Труднее всего было рабам-носильщикам. Сколько их осталось в пустыне! Не счесть.

                         На шестой день пути вдали показалась голубая полоска. И только тогда Хебсен нарушил угрюмое, сосредоточенное молчание, в которое был погружён все эти дни.

                           -Выше голову, мальчик! Вот наши корабли!

                           Глаза Хебсена сверкнули яростным блеском, словно в них проснулась  усыплённая зноем пустыни жажда странствий.

                            Я прибавил шагу. Полоска становилась всё шире и шире. Уже можно было увидеть покачивающиеся у берега корабли. У них были загнутые носы, невысокие мачты с широким парусом и два весла на корме. Корабли были раза в два больше тех, что плавают по Нилу.

                             Я обрадовался, решив, что мне придётся описывать море, берег, корабли, и вспоминал, какие для этого требуются иероглифы. Но работа оказалась совсем неинтересной. Сидя на корточках, я под диктовку Хебсена записывал, что грузилось в трюм каждого из пяти кораблей нашей экспедиции.

                             -Двадцать мешков ячменя. Шесть бурдюков чёрного пива. Тридцать бурдюков воды.

                             Я удивлённо повернул голову.  К моему стыду, я тогда ещё не знал, что в море вода солёная.

                             -Из моря не напьёшься! - пояснил Хебсен. – Воды надо запасти хотя бы на месяц.

                             -Луков шесть,- продолжал он после паузы.- Колчанов со стрелами двенадцать.

                             Один из рабов споткнулся и выронил свою ношу. Из мешка высыпались десятки металлических зеркал, и в каждом из них сияло солнце.

                              -Никогда не видел столько зеркал сразу,- признался я.

                              -Любят они эти побрякушки,- сказал Хебсен, воспользовавшись перерывом в погрузке.- Однажды меня послали на один из островов,- он показал в открытое море.- Там за каждое зеркальце платили жемчугом.

                             Поняв, что слово «жемчуг» мне не о чём не говорит, он добавил:

                             - Это такие блестящие камешки, которые бывают в раковинах. Чтобы их добыть, нужно спуститься на морское дно. Поэтому они ценятся на вес золота.

                            Его слова были прерваны появлением шести рабов, согнувшихся под тяжестью какого-то предмета. Да ведь это статуя нашей владычицы Хатшепсут, да будет она жива, здорова и невредима!

                              Я почтительно склонился. Мне, конечно, никогда не приходилось бывать во дворце  и лицезреть Лучезарную на  троне, но в новом храме Амона, куда меня водил дядя, на каменных стенах было множество рисунков с изображением Хатшепсут.

                             -За день до нашего отправления из Фив, -сказал Хебсен,- владычица вызвала меня во дворец. В возвышенных словах, какие приличествуют дочери творца и владыки мира Амона, она объяснила мне, как важно, чтобы я открыл путь в страну Пунт и доставил оттуда в храм её родителя мирровые деревья. В знак благоволения дочь Амона разрешила мне взять это изваяние и водрузить его на носу  первого из кораблей, чтобы немеркнущий взор владычицы первым коснулся возлюбленной её сердцу страны Благовоний.

                             Быстро стемнело. Погрузка продолжалась при свете факелов. Полуобнажённые рабы всё таскали и таскали мешки и ящики. Моя рука делала почти механические движения. Слипались глаза.  Потом я узнал, что смежил их во время записи погрузки на третий корабль. Хебсен приказал отнести меня на палубу первого судна. Я не видел, как были подняты тяжёлые каменные якоря и как флотилия отправилась в плавание.

                           Два месяца длился наш путь.

                              Страна Благовоний!- торжественно проговорил Хебсен. Он пал на колени, прославляя Амона.

                              Нашему взору открылось необычайное зрелище. Мы увидели деревню: тростниковые хижины стояли на столбах, как на ходулях. Люди были чернее смолы. Они удивлённо вздымали вверх руки. Видимо, им ещё не приходилось видеть корабли.

                              А ещё через некоторое время произошла удивительная встреча,  которая запомнилась мне навсегда. Мы стояли на берегу. Навстречу нам двигалась процессия: вождь этой страны, его жена женьщина невероятной толщины, восседавшая на осле, несколько менее толстые дочери и придворные.

                                Стемнело. Небо покрылось звёздами. Воздух был наполнен одуряющим ароматом. Это и была стана Благовоний.