Моя родословная в истории Отечества.

Московская область

Истринский район

МОУ «Костровская СОШ»

ХХХIII районная краеведческая конференция, посвященная 70-ю Московской битвы и освобождению г. Истры.

Моя родословная в истории Отечества.

                                                        Выполнила ученица 11 класса

                                                        Кондрашина Екатерина.

                                                        Учитель истории Ромова Любовь

                                                        Николаевна.

2011г.

Оглавление.

I.Введение…….………………………………………………………….……с.

II.Основная часть.

     1.Род – Лизуновы по материнской линии ………………………………с.      

     2. Рассказывает Анастасия Лизунова…………………………………….с.

     3. Деревни  Аксубаевского района……………………………………….с.

III. Заключение………………………………………………………………..с.

IV. Источники…………………………………………………………………с.          

V. Приложение.

Введение.

В наше время особенно проявляется интерес к истории нашего Отечества, к истории родного края, к истории каждой семьи. Пришло время, когда каждый человек задумывается о судьбе близких ему людей и ищет ответ на вопросы: «Кто я? Кто мои родные?» В последние годы на постсоветском пространстве заметно возрос интерес к генеалогии и семейной истории. Причина проста: раньше зачастую было опасно заниматься своей родословной, да и возможности такой не было. Архивы на запросы частных лиц не отвечали, да и в семьях старшее поколение старалось не говорить на эту тему. И вот открылись архивы, стало не стыдно за предков-дворян, предков-купцов, да и узнать, что твои предки были "кулаками","врагами народа" или белогвардейцами стало совсем не страшно. Возникли Историко-родословные общества, стала издаваться специализированная литература. Теперь уже стало неудобно говорить в приличном обществе, что не интересуешься своими предками. Также как до революции лучшая часть общества – дворяне знали о своем родословии, так и теперь преуспевающему, состоявшемуся человеку, стало важным знание об истории своих предков. Знание родословной стало непременным атрибутом культурного человека.

Изучением генеалогии своей семьи в прошлые века занимались не из праздного любопытства, а из жизненной необходимости: родословной семьи занимались только знатные люди, которым  нужны были доказательства своей принадлежности к знатному, благородному семейству. Сейчас же большинство людей начинает составлять свою родословную книгу, чтобы оставить для потомков сведения о себе и своих предках (многим весьма обидно, что родословную своих животных они изучили лучше, чем свою собственную). Другими словами, в обществе начинают изучать генеалогию в ответ на ту или иную историческую потребность. Раньше это была потребность в разделении людей на имущих и неимущих, знать и низы, сегодня это потребность в сохранении нации, русского народа и России в целом. Если число россиян, занимающихся изучением своей генеалогии, станет весомым в масштабах страны, то это приведет к существенным изменениям в нашей жизни: мы узнаем, где и как живут и жили наши родственники, ближе познакомимся с историей и географией нашей страны, научимся любить свою Родину сыновней любовью. Наконец, ощутим себя важным звеном в истории рода и постараемся передать потомкам всё самое важное из нашего настоящего в их настоящее.

Сегодня  - это желание оставить для потомков сведения о себе и своих предках, это возможность узнать, где и как жили наши предки, поближе познакомиться с историей и географией нашей Родины.

Самые близкие мне люди — моя семья, мои родные. Я всегда помню об этом и поэтому решила написать историю своей семьи. Я начала с составления генеалогического древа рода с мамой. Узнала у родителей, бабушек, дедушек, прабабушек о том, кто были мои предки, чем они занимались, в какие времена жили. Начала поиск сведений в архивах, музеях. Стала собирать семейные реликвии, фотографии, что привело к созданию домашнего архива.

При работе над данной темой я поставила следующие цели:

составить генеалогическую схему;

соотнести историю рода Лизуновых с историей нашей страны;

привести примеры из быта и нравов представителей своего рода.

Хронологические рамки моего исследования охватывают период XVIII-XXI вв.

I.    Изучая родословную нашей семьи по материнской линии я узнала, что более ста лет наши предки проживали на территории Казанской губернии  в деревни Барское Енорускино. Деревня была основана в 18-м веке. До реформы 1861 года жители относились к категории помещичьих крестьян. Занимались земледелием, разведением скота, выделкой кожи. После 1917 года почти все жители деревни носили фамилию – Лизуновы. Точное происхождение фамилии  -  Лизуновы – мне пока установить не удалось, часто фамилии у крестьян появлялись только если они куда-то переселялись и по новому месту их регистрировали, или когда их призывали в солдаты. Массовое «офамиливание» началось когда ликвидировали крепостное право и стало увеличиваться городское население – в городах фамилия была необходима, а так как мои предки продолжали жить в деревне то и  фамилия была им присвоена гораздо позже. Поэтому мужскую линию своих предков  я указываю под фамилией – Лизуновы  -  условно.  

Первым моим предком, о котором есть точные сведения можно считать  - Лизунова  Семена Васильевича 1790 года рождения (Приложение № 1). В исповедальной ведомости Троицкой Церкви села Аксубаево Чистопольского уезда Казанской губернии за 1828 год  он значиться как крестьянин деревни Барское Енорускино, а также его жена и  семеро детей. (Приложение № 2). При бракосочетании его старшего сына – Леонтия -  в метрической книге той же церкви упоминается, что  Семен Васильевич является крестьянином помещицы Донауровой. Подтверждение того, что помещики Донауровы владели землями в Чистопольском уезде Казанской губернии можно найти в «Приложения к трудам редакционных комиссий, для составления приложений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости.» (Приложение № 3)

Наши родственники пережили все тяготы и невзгоды, которые переживала Россия.

Великая Отечественная война – одно из тех редких исторических событий, память о которых не стирается со временем. Все дальше и дальше уходят от нас страшный июнь сорок первого и ликующий май сорок пятого; все меньше становится среди нас победивших в той войне ветеранов. Однако память о событиях более чем шестидесятипятилетней давности никуда не ушла.

В современной России память о Великой Отечественной войне стала основой национальной идентичности. Для жителей нашей страны слово «Победа» исполнено глубочайшего смысла. В нем смешались память о выживших и погибших, слезы радости и скорби, грохот салютов и звон колоколов, улыбки и щемящие чувство общего праздника. 9 мая – это тот редкий день, когда мы ощущаем себя не населением, а единым народом.

В годы Великой Отечественной войны ушел на фронт мой прадед Лизунов Яков Алексеевич.

Мой прадед, Лизунов Яков Алексеевич, был призван 30 августа 1941 года в возрасте 35-и лет. (Приложение № 4) Он служил в 4-ом  моторизованном понтонно-мостовом полку. Это инженерные войска. Полк, в котором он служил, строил понтонные мосты – это мосты, которые имеют плавучие опоры – понтоны или плавучими являются сами пролетные сооружения. Основное применение понтонных мостов – это организация временных переправ через водные преграды.

По словам деда, говорить о войне прадед не любил, а медали отдал детям играть в войну (по словам деда, так поступали многие фронтовики).

Всю войну мой прадед прошел рядовым, но об его героическом прошлом я могу судить по сохранившимся наградным грамотам и удостоверениям на медали.

Я знаю, что полк прадеда входил в состав 1-го Белорусского фронта. Он освобождал Белоруссию, Польшу, принимал участие в битве за Берлин.

После Рогачевско-Жлобинской операции их полку было присвоено наименование Жлобинского.

Полк прадеда участвовал в Висло-Одерской операции, освобождал Польшу с Варшавой.

Вместе с 1-ым Украинским фронтом участвовал в штурме столицы Германии – Берлина.

После войны мой прадед переезжает жить в Ташкент. Там в 1950 году родился мой дед – Лизунов Валерий Яковлевич. Во время войны на территорию города было эвакуировано более 100 предприятий в том числе и Московский авиационный завод им.Чкалова. На нем мой дед проработал более 20 лет. За доблестный труд мой дед имеет множество грамот и является ветераном труда.

Перестройка – очередное испытание для нашей страны. Политика перестройки привела к значительным переменам в жизни страны и мира в целом. В ходе перестройки обнажились копившиеся десятилетиями проблемы, особенно в экономике и межнациональной сфере. Ко всему этому добавились ошибки и просчеты, допущенные в процессе проведения самих реформ. К началу 1990-х годов перестройка привела к обострению кризиса во всех сферах жизни общества и к дальнейшему распаду СССР.

Мой дед с семьей переезжает в д.Кострово Московской области. Уже здесь моя мама заканчивает Красногорское медицинское училище и работает лаборантом.

Все, что я узнала о своей родословной, я в будущем передам своим детям и буду беречь память о судьбах  дорогих мне людей, потому, что это история нашей семьи, история нашей Родины.

1.    Рассказывает Анастасия Лизунова^[1]

Господи, Владыко, благослови. Ну что… Я не была богоотступница от веры христианской православной, как и родители, которые очень пострадали за веру. За Христову Церковь были гонимы…

Деревня наша Барское-Енорускино русская, все сапожничали. И кожу сами выделывали. Несколько человек держали такие бани, где кожу делали, к ним все ходили и покупали. Возле деревни были кустья большие, а леса большие за три-четыре километра, там ягод и грибов было много. В деревне было несколько домов Ершовых, а остальные — Лизуновы, других фамилий не было. Наша деревня жила крепко. Все сапожники были. Деревня была как "лялечка" красивая, дома все хорошие. А в километре — чуваши деревни Чув-Енорускино, у многих трахома, глаза больные. Возле деревни были кустарники большие, а леса большие были за четыре километра, там ягод и грибов было много.

Под соломой дома были в деревне, но очень мало. У нас дом был под железом, а у Ершовых — под драночкой. У нас была одна лошадь, а у некоторых по три было. Жили Ершовы средненько: не богато и не бедно. У них был хороший домик, пятистенок, с хорошим крыльцом, выведенным на улицу, называли его "парадным". Двор красивый, все загорожено было. Три окна на улицу выходило, два-три окна — во двор. Иконы хорошие у них были. Помню его отца, дядю Василия, сапожником был, помню его и как председателя сельсовета. Позднее я слышала от мамы, что в тридцать восьмом году он сильно болел, что все его бросили.

Жена его, тетя Дарья, была аккуратная и смирная, не скандальная, а спокойная. Сам владыка^[2] был старше меня, мы с ним не дружили. В детстве он был смиренный, не как другие, которые дрались и ругались. Моя мама была верующая, и он стал рано ходить к ней. Все Ершовы в церковь ходили, что была у чувашей в деревне Томаклы, за три километра. Голоса у них у всех были хорошие, отец был голосистый, у сестры Лиды особенно хороший голос был. Владыка тоже ходил в церковь, я это помню. Церковь то окрывали, то закрывали, потом уже закрыли совсем.

Хорошо помню Федора Михайловича Галкина, в хате у него была. Он жил в деревне Удельное-Енорускино, в одном километре от нас. И сам, и семья его была очень верующая, его первого и забрали за веру, отец Михаил ,поэтому же пути потом пошел. Сестры его, Евдокия и Лида, сразу же пошли в комсомол и хотели заставить, чтобы Михаил в драмкружке играл. А он не хотел, пришел к моей маме со слезами: «Тетя Маша, как мне неохота ходить. Я уйду». Мама ему: «Мишенька, крепись как-нибудь». «Нет, нет, я уйду из дома». К нам он часто приходил, но его отец пресекал это, он мать мою презирал за то, что она Михаила, его сына, с толку сбила. Говорил: «Это ее работа. Маша-богомолка его сбивает».

В жизни Михаила был такой случай: он, привлеченный сестрами в драмкружок, ослеп. Потом они с дядей Федором ходили в деревню Сосновка, и там он у чудотворной иконы Божьей матери Толгской исповедался и причастился — зрение вернулось. Он это рассказал моей маме, я это помню. Когда отец Михаил приходил, мама ему особое внимание уделяла. Он придет, чуть не плачет: «Тетенька Маша, что же мне делать?» А она: «Мишенька, настал час, надо все переживать». «Я уже не могу, отец меня поедает. Я уже молюсь только на чердаке, в хате мне не дают. Дунька больше всех заедает. Я должен скоро уйти». И в двадцать девятом он ушел из дома, ему еще семнадцати не было. Помню, ему уже двадцать один год был, а он все к маме приходил часто-часто. Осенью тридцатого Миша совсем ушел.

* * *

Бабушка моя и мать отца Михаила — двоюродные сестры. Родители мои — Мария Ивановна Ершова-Лизунова и Степан Яковлевич Лизунов. Нас было трое в семье, я самая старшая была, сестра Лизавета была на семь лет младше меня, а брат Иван моложе сестры еще на семь лет. Мы хорошо жили, дом был большой и красивый, крыша была железом покрыта. Голод в двадцать первом году я плохо помню, говорят, был страшный голод. У нас корова пропала, а тут братик маленький родился, так вскоре он умер без молока. Отец с семьей поехал по деревням, он сапожничал, этим и питались. Мама продавала все, чтоб накормить нас. Кофту продаст — ведро картошки принесет. Когда стало полегче, вернулись домой, мне уже лет пять-шесть было. Игрушек у нас не было, в свободное время мы бегали в кустарники, набирали глину, лепили из нее кукол или солдатиков и играли в них. Мать была портнихой, я обрезки ткани собирала и шила из них одежду куклам. Играли и в мячик, если давали, если нет — сами шили. Детство у нас, как у всех, было, играли с другими детьми и дрались.

В сентябре двадцать шестого я пошла в школу. Самой школы не было — комнату снимали у одной женщины, и Александра Александровна, дочь священника, за три километра стала ходить и учить нас. Потом пришла бумага: «Почему вся деревня Лизуновы. Меняйте фамилию». У нас тогда многие поменяли, и девчонки могли. А я говорю: «Зачем мне? Я выйду за какого-то чуваша и стану какой-то Павловой». И отказалась. Проучилась я лишь три месяца, и меня выгнали, когда мать в колхоз не пошла. Потом организовали ликбез, пришли к нам: «Тетя Маша, где Настенька? Пусть в школу идет». А отец им: «Какая школа? Она уже с кавалерами за углом стоит, а вы говорите — в школу». Мне тогда уже тринадцатый год пошел. Мама со мной дома занималась, а отца стали в ликбезе грамоте учить.

Коллективизация началась, когда мне было двенадцать лет или меньше. Это я помню. Сперва кулаков начали выгонять, но наши поднялись и не дали их выселить. А в двадцать девятом году стали вывозить кулаков. Приехала тройка, суд — и черная машина. Люди были уже с Аксубаево, милиция, видно, была, подводы, и их отправляли. У нас двадцать с лишним дворов разорили, двенадцать семей выслали, несколько раз вывозили, днем, вечером, но обычно старались ночью. Они уже знали, что поедут, прятали вещи, узлы нам приносили. Обыски у них делали, а потом вывозили.

Колхоз еще был так себе: кто шел, туда, кто отказывался, только активисты были. Правда, один из них, ярый коммунист, первым пошел в колхоз, потом уже, в семидесятом году, встретил маму в Мамыково и говорит: «Маша, мне налобник надо». Венчик ему надо! Мама ему: «Что?» Он ей: «А то ведь умирать я буду. Как без налобника?» — «Ты уже давно его получил, налобник». А тетя Клава отчаянная была, она ему: «Ах, ты! Налобник тебе надо. А ты забыл, как кулаков громил?» — «Да, что, я ведь старый теперь»… Такие вот активисты у соседей наших все подобрали, даже юбку лишнюю не дали надеть, просто снимали. А потом отправили на север.

Еще делали, помню, бойкот. Не идешь в колхоз — все отбирали, оставляли пару буханок хлеба, ведро воды, парашу, а дверь и окошки дома забивали досками. Не идешь в колхоз — вот и живи так. Они мучались, мучались, а потом не выдерживали и вступали в колхоз. Я помню, спрашивала: «Мама, мы пойдем в Удельное? Там уже три дома забили — бойкот им». Это мы бегали и узнавали. Но бойкот не всем делали, а только середнякам, кто особо выделялся. Вот нам не делали бойкота.

Церковь была в трех километрах от нас, в чувашской деревне Тымаклы. В церковь все мы ходили, пели на хорах, голоса у многих были хорошие. Церковь то закрывали, то открывали, и тогда служили там. Потом уж закрыли совсем, а священников забрали. Молились в доме у нас много, утром тебя за стол не посадят, если ты не помолишься. И вечером также. Отец мой неграмотный был, мать четыре класса кончила, и книг богослужебных у нас много было, потом все отобрали. У нас как молились: отец помолится, мать псалтырь немного почитает, а мне говорит: «Давай "Богородицу" почитай». В воскресенье мать соберет меня: «Беги в церковь». Молилась — не молилась, а около церкви побегаю. Вот такая я была молельщица.

А у нас, действительно, часто гости бывали, приходили, окна закрывали, читали книги и молились. Федор Михайлович Галкин, глубоко верующий, приходил из деревни Удельное-Енорускино, какой-то молодой человек с книгами появлялся, из села Черемухи^[3] приезжал дядя Ваня, божественный человек, связанный с Афоном: он отправлял туда посылки, а оттуда ему присылали книги. Когда все собирались к нам и читали, отец вешал замок на дверь, сам садился во дворе возле окошечка и брал папиросу в руки. Они сидели, несколько человек, разговаривали и читали, а он сидел под окном, курил и отвлекал внимание: «Вы к Маше? А ее нет дома. Я сам ее сижу и жду». Мать ведь портниха была, к ней приходили шить. Меня обычно из дома выгоняли, как шпиона молодого, но, если я вó время пряталась, то слышала, о чем они говорили.

С двадцать девятого по тридцать третий год, когда колхоз уже был, к нам тоже приходили, но очень скрытно. Уже боялись. Отец выходил и проверял — закрыто ли все. Одеялами окна завешивали, сидели и разговаривали. Первым человеком, кто пошел против властей, и кого забрали у нас за веру, был Федор Михайлович. Я его знала и прекрасно помню, как его арестовали и посадили. Потом он прислал нам последнее письмо из Москвы: писал, что копают они подземные траншеи для метро, что вода их заливает, и что много священников там погибло. Дядя Ваня, когда коллективизация пошла, сильно обличал колхозы, и они ему в отместку выжгли глаза, — он слепой к нам приезжал. Нападение и на нас пошло, и к нам перестали уже съезжаться.

Мама не пошла в колхоз, сказала: «Я иду на все». А отцу посоветовала: «Ты иди, вступай с детьми. Я тебе дорогу не загораживаю, а сама не пойду. Пусть меня отправляют, куда хотят». А он ей: «Куда иголка, туда и нитка. Иголка вперед идет». Она открыто говорила: «Это руку наложил на весь народ сатана. Это уже власть сатаны». И стали у нас все отбирать. Сперва отобрали лошадь Агнейку, а она приходила к дому и ржала, как будто по-своему плакала. Мама выйдет на крыльцо: «Агнеечка, ведь ты не наша. Не надо уже сюда ходить. Иди». А сама плачет, пока не придут и не уведут ее. Лошадь сама со двора не уходила.

Недели две прошло, корову стали забирать. Она красивая была, ей пора было телиться. Я пошла, пригнала ее, а мама говорит: «Красоточка наша, молочка мы от тебя так и не попробовали». Мы стояли, мама держала Ванюшку на руках, он еще маленький был, года полтора ему было. Соседу Кольке приказали увести ее в Аксубаево, он и повел. Потом пришел Колька, брякнулся и плачет: «Тетя Маша, я всю дорогу плакал. Корова шла, и слезы у нее лились. Мычала, дескать, куда ты меня ведешь. Корова плакала, и я плакал. Тетя Маша, не обижайся на меня». Мама ему: «Нет, Коленька, нет. Час пришел всему». Он: «Я ее только привел в Аксубаево, начальник скотного двора как глянул, закричал сразу: «В сторону ее, в другой хлев. Я сегодня приведу за нее свою корову». Так и забрал нашу корову себе, своей заменил. Смирением, без ропота жили: «Настал час. надо все перетерпеть. Люди все терпели, и мы должны».

Потом швейную машинку у мамы забрали, я уже на ней хорошо шила. Правда, ее вернули позднее: маме секретарши помогли, ведь сами же к ней шить приходили. Уговорили председателя: «Куда ее? Она поржавеет и выкинете». Потом кто в колхоз не пошел, стали на Урал отправлять. Все и пошли в колхоз, в единоличниках никого не осталось. Но мама так и не пошла и столько натерпелась. Но смирением жила, без ропота: «Настал час, надо все перетерпеть. Люди все терпели, и мы должны».

К тридцать шестому году, когда меня уже с ними не было, у родителей последнее отобрали: всю одежду, сундук, самоваришко, посуду. В избе все отодрали, лишь голая изба осталось. Тогда мама с отцом посадили Лизу с Ванюшей в санки, машину швейную положили, весь инструмент отца и до деревни Кривозерки добрались, где сняли комнату. Отец стал там сапожничать, а мать портнихой работала. И так они тут и остались. Потом к маме приходили и звали на работу, она заявляла, что готова работать, но в колхоз никогда не пойдет. Ходила к людям косить, жать и помогать в огороде, за это ей сколько-то платили натурой.

А в тридцать третьем году, мне пятнадцать лет исполнилось,  записали меня на Урал, лес пилить. Брат двоюродный пришел и предупредил маму: «Тетя Маша, я помочь не могу. Ее надо скрыть. Ну, какая она пильщица. Она же пропадет там зимой». Он мне паспорт выписал, были знакомые в паспортном столе, и сбежала я в Кинешму. Паспорт дал мне жизнь. Сначала на заводе работала, потом три года жила в прислугах, а в восемнадцать лет переехала на Волгу и в Иваново на фабрику устроилась, ткачихой стала, работали в три смены по восемь часов. Тогда пятидневка была — дни недели назывались первый, второй, третий, не было ни понедельника, ни вторника, ни среды и так далее, воскресенье вообще убрали. Мы работали или пять дней, а шестой отдыхали, или четыре дня, а в пятый был отдых. Но не буду врать, может, и не так, — не помню.

Говорят, елку запрещали ставить — не помню, когда, нам не до елки было. Из Иванова опять приехала в деревню Кривозерки Аксубаевского района, а потом в тридцать девятом году выехала с одной семьей в Ташкент, к Николаю, брату двоюродному. Я приехала туда, и они меня замуж выдали, когда мне было двадцать два года. В сороковом сына родила, а в сорок первом забрали моего мужа Петра, он был в запасе. Он пошел на фронт в октябре, сыну было семь месяцев. И муж в сорок втором под Сталинградом остался. Я с сыном сидела, не работала, а тут в военкомат меня вызвали. Свекор со свекровью на дыбы — не пустим тебя. Явилась я в военкомат с ребенком, а мне: «Выходите на работу. Из Москвы парашютный завод в Ташкент перевели. Выбирайте любые ясли, мальчика устроят туда». Раньше в городе была большая тюрьма, недалеко от нас, в это здание завод и разместили.

Пришлось мне пойти работать на завод. Свекор со свекровью возились с внуком, а меня посадили за машину, "четырехиголку", шить края парашюта, мы перешивали старые парашюты. Они приходили все в крови, их стирали, поправляли и новые из них шили — за это нам стали выделять один килограмм хлеба.

Когда я уже больше года отработала, в Ташкенте построили домик на двоих, нам вместе с братом выделили, у него была своя комната. Потом мальчик мой заболел пеллагрой, совсем перестал ходить, а ручки стали, как рыбная чешуя. Врач сказал: «Здесь вам делать нечего». Написала я маме письмо, что еду к ней, получила сопроводительную бумагу и целый месяц ехала. Потом, уже во Львове, там были наши, "лизуновские", малыша лечили, но он все-таки умер. Муж под Сталинградом погиб, если бы я за него получала деньги, я бы получала тысячу сто рублей, но я не хочу. А во Львове я получала миллион триста, прожила там пятьдесят один год, потом уж в Рязань переехала. А когда сюда приехала, то сказала: «Нет». Я с ним не венчана, блудница, что я заработала, то и получала. Сколько раз меня вызывали, я говорила: «Не надо мне, не буду получать за него». Молилась всю жизнь, без креста никогда не ходила, как мама моя надела, так и не снимала.

2.  Деревня  Барское Енорускино.

Деревня в Аксубаевском районе, на реке М.Сульча, в 13 км от Аксубаево. На 2000 число постоянных жителей менее 10 чел. (русские). Основана в 18 веке. В дореволюционных источниках известна также под назв. "Временнообязанное Енорускино". До реформы 1861 жители относились к категории помещичьих крестьян. Занимались земледелием, разведением скота, выделкой кожи. В начале 20 века в Барское Енорускино функционировали школа начальной грамоты, 5 кожевельных заведений, водяная мельница, 2 мелочные лавки. В этот период земельный надел сельской общины составлял 151 десятин. До 1920 года деревня входила в Аксубаевскую волость Чистопольского уезда Казанской губернии, с 1920 г. в состав Чистопольского кантона Татарской ССР, с 1930 г. в  состав Аксубаевского района, с 1963 г. Октябрьского района, с 1965 г. Аксубаевского района. Число жит.: в 1859 — 183, в 1897 — 327, в 1908 — 340, в 1920 — 373, в 1926 — 433, в 1938 — 230, в 1949 — 135, в 1958 — 104, в 1970 — 50, в 1979 — 28 чел. В 2001 году вышло постановление исключить деревню Барское Енорускино из учетных данных в связи с переселением жителей в другие населенные пункты.

Деревня Кисы.

Деревня в Аксубаевском районе, на реке М.Сульча, в 4 км от Аксубаево. На 2002 - 473 жителей, в том числе чувашей - 82%. Жители занимались полеводством, свиноводством. Есть начальная школа, клуб, библиотека. Изв. с 1710. С нач. 20 в. по 1963 в офиц. источниках фиксировалась как 2 нас. пункта: Рус. Кисы и Чуваш. Кисы. До 1860-х гг. жители относились к категории гос. крестьян. Занимались земледелием, разведением скота. В нач. 20 в. в К. функционировали церковь, школа грамоты (открыта в 1897), крупообдирка, дегтярное заведение, 2 мелочные лавки. В этот период земельный надел сел. общины составлял 1812 дес. До 1920 деревня входила в Аксубаевскую вол. Чистопольского у. Казанской губ. С 1920 в составе Чистопольского кантона ТАССР. С 10.8.1930 в Аксубаевском, с 1.2.1963 в Октябрьском, с 12.1.1965 в Аксубаевском р-нах. Число жит.: в 1782 - 122 души муж. пола; в 1859 - 982, в 1897 - 984, в 1908 - 1049, в 1920 - 1021, в 1926 - 1055, в 1938 - 1159, в 1949 - 783, в 1958 - 767, в 1970 - 728, в 1979 - 771, в 1989 - 446 жит.

Деревня Старое Ильдеряково.

(тат. Иске Ильдерәк, İske İlderәk,чуваш. Кивĕ Ильдерек) — село в Аксубаевском районе Республики Татарстан. Основано в 1703 году. У чувашей Аксубаевского района сохранилась легенда о трех братьях: Акспае, Ильдереке и Ендрусе, основавших селения Аксубаево, Ильдеряково и Енорускино.. Известно в районе своими спортсменами.

Заключение.

Думаю, что знания о роде являются необходимым условием преемственности, духовной связи поколений, воспитания патриотизма и гражданина. Как говорил известный российский историк В.О.Ключевский: «...изучая предков, мы изучаем самих себя».

Я постараюсь и дальше узнавать  о том, кто были мои родственники, какие страницы истории Отечества отразились в их жизни и как их жизни, их судьбы приумножили эти страницы. Я думаю, что каждый человек должен знать прошлое своей семьи, а значит, и давние события из истории Отечества.

Источники.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ АРХИВ РЕСПУБЛИКИ ТАТАРСТАН

     420111, г. Казань, ул. Кремлевская, 12/20
    (код 8-843)
    Тел/факс 292-42-15, 279-41-19
    электронная почта: nart.archive@tatar.ru
    URL: http://www.archive.gov.tatarstan.ru/_go/anonymous/main/?path=/pages/ru/2nart

ОБЩЕДОСТУПНЫЙ ЭЛЕКТРОННЫЙ БАНК ДОКУМЕНТОВ «ПОДВИГ НАРОДА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 гг.»

     http://www.podvignaroda.ru/

«ПРИЛОЖЕНИЯ К ТРУДАМ РЕДАКЦИОННЫХ КОММИСИЙ, ДЛЯ СОСТАВЛЕНИЯ ПОЛОЖЕНИЙ О КРЕСТЬЯНАХ, ВЫХОДЯЩИХ ИЗ КРЕПОСНОЙ ЗАВИСИМОСТИ» Сведения о помещичьих имениях. Том I. Извлечение из описаний имений в 100 душ и выше, по великороссийским губерниям Казанская губерния. СПб 1860.

ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА КОНДРАШИНОЙ Н.В.