"Слава тебе , победитель солдат!"

«…И знали бы невольные герои,

Молясь, спасая, веря и любя,

Что, заполняя летописи кровью,

Ни капли не оставят для себя…»

18 сентября 1941.

…Вот все у нас с тобой и кончилось. Мы больше не увидимся. Не сомневайся в этом, как не сомневаюсь и я. Война унесла на передовые всех мужчин и мальчиков, способных держать оружие, и меня тоже. Мне было шестнадцать, когда я сказал сестре, матери, горько причитавшей в последствии, что мое решение пойти добровольцем на фронт категорично и не подлежит обсуждению. С этими словами я навсегда покинул родной дом, обрезал свои детские волосы и пообещал себе, что если я вернусь, весь город увидит меня героем. Я не раскаиваюсь в том, что настоял на своем, что пошел, возможно, против тебя, против себя,что устоял, когда ты плакала, зарывшись головой в свою постель, когда ты поднимала на меня свое измученное, блестящее от слез лицо. И когда потом, в вечернем полумраке я уже не мог видеть твоих слез и только чувствовал их на своих руках…

Страдания, которые предстоят нам обоим, невыносимы. При мысли о них у меня возникает ощущение ужаса. Несколько недель, возможно, даже месяцев, мы не сможем поверить, что переживем. Несколько месяцев мучительная боль будет неотступно с нами.Потом начнется выздоровление.

И только тогда я вновь напишу тебе - ведь мы решили, что я буду тебе писать время от времени. Да, мы и об этом договорились. И эта связь - односторонняя, потому что ты не узнаешь моего адреса никогда! - только она и сохранится между нами, но благодаря ей в нашей разлуке останется хоть какой-то просвет.

Я целую тебя в последний раз; это легкое, почти неуловимое прикосновение. Я обещал писать тебе, и я сдержу свое слово, моя дорогая Маргарет.

22 декабря 1941.

        Я вновь пишу тебе, как обещал. Прошло уже несколько месяцев, как мы  больше не "мы". Я хорошо знаю, милая, что ты не забыла меня. Мы с тобой еще  одно целое, и я могу   ощущать тебя всякий раз, когда   думаю о тебе.

Мне хотелось бы верить, что ты ждешь с нетерпением моего возвращения, как раньше ждала меня каждый вечер под своим балконом. Слышны залпы из пушек со всех сторон, бомбы взрываются порой слишком близко. Вчера было такое ясное голубое небо, что я сразу подумал о тебе, моя милая, твои глаза такого же бесподобного голубого цвета. Я думал о том, зачем мы убиваем в этот час, когда под этим небом новый мир должен стать сейчас? Я думал, но не находил ответа. Пепельный снег легко ложился на заводские трубы ближайшего городка. Все кругом веяло апокалипсисом. На фронте без перемен. С трудом поступает скудная провизия, в воздухе постоянно слышен гул вражеских самолетов, счета нет погибшим и раненым. Земля, по которой мы ступаем, обагрена кровью.

Но все же эти несколько месяцев не прошли бесследно. Мне они принесли несколько мелких побед в стычках со вражескими отрядами, и  окутали прошлое лето легкой дымкой скорби. Да, моя милая, дымкой! За этой дымкой многое потеряло свою прежнюю отчетливость, а кое-что совсем исчезло. И мы отдаем себе в этом отчеткогда что-нибудь из исчезнувшего случайно всплывает в памяти.

Я пытался вспомнить выражение твоего лица в тот раз, когда я впервые тебя увидел. Но безуспешно, мне не удалось восстановить этот образ в своей памяти. Попробуй представить себе мой первый взгляд. Тогда ты тоже поймешь, что все в мире стирается неумолимым временем.

А вчера я улыбнулся. Кому? Чему? Никому и ничему. Луч солнца осветил укутанные в мерзлые шубы деревья, и мои губы сами сложились в улыбку. Я много раз пытался улыбнуться за последнее время. Мне казалось, что уже никогда я не смогу научиться этому снова. Но, как видишь, настал срок, и улыбка сама вернулась ко мне. Мне хочется, чтобы ты тоже все чаще и чаще улыбалась. Просто хорошей погоде или мыслям о нашем светлом будущем. Как ни странно, но именно в этот момент у меня появилась на него надежда.

12 апреля 1942.

Я опять с тобой, мой милая. Тебе не кажется, что я похож на мечту? Я появляюсь, когда мне это кажется необходимым, и хоть я совсем рядом, ко мне нельзя прикоснуться.

Я не могу назвать себя несчастным. Каждую неделю наступал новый день, каждый день занималась заря, и мужество постепенно вернулось ко мне. Солнечные лучи полны дружбы и доверия, и даже в обычном дневном свете столько смысла! Вчера разбили большой отряд немцев, двое пленных, но из них командир пока не может вытащить из них ни слова. Меня немного повысили в звании ,  и от этого мне только больше хочется вступить в решающий бой за мою Родину. Весна ворвалась в наши ряды радостным криком и теперь вместе с окружающей природой оттаивает и мое сердце, я провожу дни в размышлениях о том, что мы будем делать, если…нет, когда война закончится.

Один раз я танцевал. Я снова часто смеюсь своим мыслям о нашем счастливом будущем. Сначала я пытался считать, сколько раз мне удалось засмеяться. Потом я сбился со счета. А вчера я любовался праздником при заходе солнца. Толпа окружала меня со всех сторон, красочная, как весенний сад, и я был счастлив от того,что нахожусь здесь и могу разделить с людьми их общую радость.

Я пишу тебе, чтобы рассказать об этом. И еще о том, что я обратился вновую веру. И эта вера - нежность к тебе. Нежность... Мы говорили о ней когда-то, но не знали что это такое. Давай помолимся вместе о том,чтобы поверить в нее, поверить всей глубиной сердца.

15 октября 1942.

Месяцы проходят, уже год. Я был далеко, и я снова уезжаю еще дальше.Ты, наверно, стала уже совсем взрослой, моя прекрасная, абсолютно красивой. Интересно, такие же ли у тебя густые волосы, такие же огненно – рыжие, как когда мы прощались? У тебя,конечно, есть дом и семья, для которой ты дорога. Надеюсь, что с тобой и твоими родственниками все в порядке. А ты сама, какая ты теперь? Мне кажется, у тебя стали еще четче видны скулы, фигура немного изящнее. Но, я думаю, твои глаза, как и прежде, начинают светиться еще до того, как ты улыбнешься.

Ну, а я? Я не стану рассказывать тебе о том, как мои дела и как преобразил меня возраст. Будь я сейчас с тобой, я казался бы ровесником твоему отцу, - так мне подсказывает моя внешность и то, каким я себя представляю.

Ты сама видишь теперь, что, расставшись ненадолго, мы поступили благоразумно. Потому что спокойствие вернулось к тебе, а ко мне – полная уверенность в своей победе. И  ещепотому что твой взгляд, когда минуту назад ты узнала мой почерк на конверте, был почти рассеянным.

25 марта 1943.

        Моя милая, вот уже почти три года, как мы расстались.

Моя дорогая, вот уже два года, как я умер. Если ты жива и можешь прочитать это письмо, отправленное тебе не мною, то за эти долгие годы ты забыла меня и простишь мне то, что война унесла меня назавтра же после нашей разлуки, унесла потому, что я был бессилен, неспособен бороться за жизнь без тебя.

Мы расстались только вчера: ты,наверно, не посмотрела, как следует, на дату этого письма, взгляни еще раз. Да, вчера, только вчера ты рыдала в своей комнате, зарывшись головой в подушку, беспомощная, похожая на ребенка, вся во власти своего безмерного отчаяния. Все это было только вчера... Приближалась ночь, мы сидели у полуоткрытого окна, за которым была темнота нашего двора, и по моим рукам струились твои невидимые слезы. Ты кричал что-то, а я молчал, молчал изо всех сил.

Тем же вечером, перед тем, как покинуть свою семью, сидя за своим столом, среди всего того, что нас окружало и к чему мы привыкли,я написал те четыре письма, которые ты получила за эти долгие годы, и теперь я заканчиваю это, последнее, и вместе с ним заканчивается все.

После этого я исчезну из твоей жизни. Не стоит говорить о том, как я это сделаю. В таких вопросах детали неуместны, они лишь оставят неприятный осадок и могут причинитьтебе новые страдания даже после этих двух лет.

Для меня сейчас главное - чтобы мой уход из жизни, мой уход от тебя не нанес тебе жестокой раны, а был бережным и ласковым. И я хочу пережить самого себя, чтобы позаботиться о тебе. Я не хочу, чтобы смерть сразу вырвала меня из твоей жизни - ты, быть может, не перенесла бы такой ничем несмягченной боли. Поэтому я буду возвращаться к тебе - не слишком часто и не слишком редко - так, чтобы мой образ постепенно исчез из твоих глаз, но пощадил твое сердце. А когда я наконец скажу тебе правду, мне удастся выиграть достаточно времени, и моя смерть вряд ли будет означать для тебя то, что она сейчас означает.

Моя милая,мне кажется, есть что-то пугающее, почти сверхъестественное в нашем сегодняшнем последнем разговоре, в том, как тихо, такие страшно далекие, мы говорим и слушаем друг друга.  Я, которого больше нет и который жив только в тебе, и ты, уже почти не помнящая, какой я был когда-то - и в том, что слово "теперь" имеет какое-то ускользающее от разума различие для того, кто его пишет, и для того, кто его читает.

И теперь, через всю бесконечность пространства, через всю вечность времени - пусть это кажется абсурдным, - я целую твое лицо.

А потом... Но я заканчиваю. Потому что не смею признаться тебе - я не хочу стать грустным, это дурное чувство - в том, какими безумными могут быть мечты о любви, когда она так велика, и о нежности, когда ей нет границ.