Реферат по литературе "Архитектоника поэзии О.Э.Мандельштама"

Гимназия №2

Реферат по литературе

Архитектоника поэзии О.Э.Мандельштама

                                 О.  Мандельштам - философ, культуролог,

«архитектор»

                                                                                          Преподаватель: Страшнова И.В.

                                                                                          Выполнила: Лосева М.В., 9 класс А

Мурманск, 2008 год

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Введение: обоснование работы, цели и задачи

2. Черты поэтики Мандельштама.

2.1  Символика образов.

2.2. Культурологический аспект творчества. «Гражданин мира».

2.3. Слово и камень. Архитектурность поэзии.

3. Заключение. Своеобразие художественного мира Мандельштама.

4. Библиография.

1. Введение: обоснование работы, цели, задачи.

У Мандельштама нет учителя. Вот о чем стоило бы подумать. Я не знаю в мировой поэзии подобного факта. Мы знаем истоки Пушкина и Блока, но кто укажет, откуда донеслась до нас эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама!..

А.Ахматова

    В конце ХIХ – начале ХХ века русская лирика полностью избавилась от запретов. Множество течений и направлений литературы берёт начало у истоков эпохи: акмеизм, символизм, футуризм…   Серебряный век дал России удивительно созвездие поэтов: Анна Ахматова, Александр Блок, Андрей Белый, Марина Цветаева, Юрий Анненков. Одним из самых значимых имен русской литературы становится Осип Мандельштам.

  Мандельштам родился в немецко-еврейской семье купца-кожевника в Варшаве и рос в атмосфере поощрения образованности, увлечения искусством; с самых юных лет находился в кругу интеллигенции с народной идеологией. Осип Эмильевич очень много учился: сначала в Париже посещал лекции на словесном факультете Сорбонны; потом в Тейдельберхском университете и, наконец, в Тенишевском училище Питербурга на отделении романских языков историко-филологического факультета, где попал под воздействие влияния Владимира Васильевича Гиппиуса, педагога и поэта-символиста. Он также был знаком со многими поэтами этой эпохи.

  Мандельштам-поэт, по его собственному высказыванию, "двуполое существо, способное к бесчисленным расщеплениям во имя внутреннего диалога", в семейно-филологической обстановке приобретает возможность совмещать два типа мышления: традиционно "поэтический", и "научный", предполагающий теоретическую нагрузку каждого поэтического слова или явления культуры. В результате возникает его феноменальная поэтика, позднее названная "семантической" (в лингвистике – смысловое значение), и эстетика, включающая в себя структурные элементы философии искусства. В последнем случае, правда, необходимо оговориться: будучи поэтом, а не философом, Мандельштам не пишет последовательную философию культуры и искусства. Он выбирает из потока явлений наиболее близкие себе, комбинирует в собственном пространстве-времени, игнорируя реальные исторические и хронологические границы и рамки. Его философия культуры предельно субъективна, однако не перестает из-за этого быть именно философией.  Мандельштама лишь формально можно отнести к акмеистам.

  Обучаясь у В.В.Гиппиуса (символиста с эстетикой романтизма), Мандельштам приходит к пониманию эстетики через призму жизненного порыва, сочетающегося с идеями "христианской эстетики". Идеальная личность для него - такая, которая полагает свое внутреннее содержание не законченным, а находящимся в становлении, в обретении собственной формы. Каждое стихотворение – диалог такого персонажа с самим собой (в произведениях слышен только один голос).

 Целью настоящей работы является выявление своеобразия творчества Мандельштама, обусловленное его собственной философией и интересом к мировой культуре, и для реализации этой цели я поставила следующие задачи:

- узнать о воспитании, образовании, влиянии, оказанном современниками, с целью анализа поэтическое становление О.Э.Мандельштама.

- проанализировать наиболее яркие стихи

- определить характерные черты творчества

- определить значимость ключевых образов

- выявить поэтическую направленность стихов Мандельштама в ключе его философских и эстетических идей.

2. Черты поэтики Мандельштама.

2.1 Символика образов.

 Символика образов Мандельштама несёт в себе философский подтекст.  Одни из наиболее распространенных - образы насекомых и птиц: его стихи населяют стрекозы, осы и ласточки.

Я слово позабыл, что я хотел сказать.

Слепая ласточка в чертог теней вернется,

На крыльях срезанных, с прозрачными играть...

…И медленно растет, как бы шатер иль храм:

То вдруг прикинется безумной Антигоной,

То мертвой ласточкой бросается к ногам...

…Все не о том прозрачная твердит,

Все — ласточка, подружка, Антигона...

      В чём «находка» этих образов? Пчёлы, ласточки и стрекозы никем не управляемы в полёте, непредсказуемы. Их полёт стремителен, жизнь их долговечна. Но это и есть природная гармония. Не зря носится пчела от цветка к цветку, не зря чертит ласточка свои штрихи в небе, не зря надолго зависает стрекоза над зеркальной гладью озера, чтобы потом неожиданно сорваться с места и исчезнуть...

      Все эти образы соответствуют «капризной» и в то же время выверенной поэзии Мандельштама. Метафоры, уникальность синтаксиса, сочетание антонимических по значению слов… Это и есть стихотворная абсурдность и исключительность.

      Критики Мандельштама (например, А. А. Измайлов) даже называли его стихи «сущей ерундой», вовсе отказывая им в разумном смысле. Но большинство серьезных исследователей отмечают удивительную глубину его образов, сложность созданных художественных «пластов», берущих начало в сиюминутном и теряющихся в глубоком прошлом.

 2.2.  «Гражданин мира».

Формально Мандельштама часто относят к акмеизму. Это литературное течение, противостоящее символизму. Акмеисты провозглашали материальность, предметность поэтической тематики и образов, точность слова. Но творчество Мандельштама сочетает в себе эти, казалось бы, противоположные черты: чувственность символизма и предметность акмеизма.

    По словам Мандельштама, «Акмеизм – это тоска по мировой культуре».

    Это крылатое определение раскрывает суть мировосприятия самого поэта и во многом объясняет особенности его художественного мира. Это мышление культурно-историческими эпохами, осмысление современности и её перспектив через историко-культурные ассоциации.   

    Мандельштам создаёт собственную «эссенцию» европейской культуры и впоследствии идёт по пути единства совершенно противопоставленных друг другу культурных начал (эпоха Гомера и готические соборы), словно бы пренебрегая любыми временными рамками.

Я в Риме родился, и он ко мне вернулся;

Мне осень добрая волчицею была,

И — месяц цезарей — мне август улыбнулся.

 Разные по своему статусу и значимости события в своём сочетании создают авторское мнение – принятие мира таким, как есть, (такие черты были и в творчестве А.С.Пушкина). Выборы таких сочетаний ведутся на грани интуиции.  Культура – стекло, через которое автор смотрит на мир: в начале творчества она является накопленным опытом, духовной прогрессией человеческого бытия, как египетские пирамиды, делающие бессмертными своих владельцев. В позднем этапе творчества роль культуры – осознание человеком мира, отражение действительности.

«Природа — тот же Рим! И, кажется, опять

 Нам незачем богов напрасно беспокоить —

 Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,

Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!»

1914

      Ещё одной важной особенностью поэзии Мандельштама является «эллинизация», придание полноты бытия любому явлению, даже смерти, то есть эллинское воспевание красоты и гармоничности жизни.

   «Русский язык становится эллинистическим. По целому ряду исторических условий, живые силы эллинской культуры, уступив Запад латинским влияниям и надолго загощеваясь в бездетной Византии, устремились в лоно русской речи, сообщив ей самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения, и поэтому русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью».

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

 Я список кораблей прочел до середины:

 Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

 Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи

 На головах царей божественная пена –

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

   Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — все движется любовью

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

 И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью

1915

  Создается впечатление, что слушатель слышит мысли Эгейского моря.

  Мандельштам выдвигает собственное доказательство высказывания Данте: « всё движется любовью». Его лирический герой духовно подобен морю. В первом катрене отчетливо слышно нервозное напряжение: «Бессонница. Гомер Тугие паруса». Стремительность выражается краткими предложениями. Попутно наблюдатель оказывается во временах битвы за Трою: «Список кораблей, … что над Элладою когда-то поднялся».

  Во втором катрене корабли приравниваются к свободным журавлям, чьи стаи тысячелетиями витают над Грецией и Римом.

   «На головах царей божественная пена» - метафора, седина в волосах правителей: им уже постыдно идти на войну друг с другом ради Елены.

    В третьем катрене раскрывается подтекст происходящего: на самом деле война царей соизмерима с внутренней борьбой.    Море – стихия, Гомер – поэт. Стихия и поэзия – близкие любовной лирике слова. Но море и имя Гомер гиперболизируют, превозносят эти чувства.

    В словах: «И море, и Гомер - всё движется любовью» заключено высказывание Данте, открывающее идею  произведения.

   «Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит…» - нет совета мудреца из глубины эпох, хотя он будто бы был только что рядом. А стихия – море, стихийное чувство набрасывает на плечи терзаемого изнутри тяжесть выбора.

    Идеей произведения является сопоставление стихии и внутренней смуты поэта, исторического и мифа.

    Читая стихотворение, можно представить одинокого человека перед морем. По водам плыли великие корабли Эллады в прошлом. В настоящем на берегу стоит человек терзаемый новым для него чувством. Данное стихотворение – иллюстрация всеобъемлющего предрешённого одиночества. Рядом с человеком к черте разрушения «с тяжким грохотом» подходит и весь мир.

    Для Мандельштама Эллада с ее характерно обостренным чувством личности служит неиссякаемой культурной почвой,. Эта лишенная национальности личность  мотивирует и обеспечивает бессмертие всей европейской культуры.

Золотистого меда струя из бутылки текла

Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:

«Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,

Мы совсем не скучаем». И через плечо поглядела.

…

Золотое руно, где же ты, золотое руно?

Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

2.3. Слово и камень. Архитектурность поэзии.

  Эстетика Мандельштама строится на двух основных понятиях: это мировая культура, сопоставляемая с природой, и слово как основа поэзии.

       Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам

("Notre Dame", 1912).

    В 1913 году выходит первый поэтический сборник – «Камень». В нем «спрессовались» почти все особенности его особенности художественного мира, которые на разных этапах жизни и творчества будут проявляться по-разному, но всегда сохраняя внутреннее единство и целостность.

 Основой основ поэзии Мандельштама является взаимосвязь архитектуры и слова, вовлечённые в творческое время, противостоящие разрушительному хаосу.

«Играет мышцами крестовый лёгкий свод».

   - прекрасная лёгкость – это результат победы разума над тяжестью и пустотой. Архитектура у поэта ассоциируется с той самой акмеистической «тоской по мировой культуре».

   Только Мандельштам мог сопоставить таран (орудие для пробивания крепостных стен) со сводом готического собора. Это кажется поэтическим капризом. Между тем все стихотворение о том, «как строить стихи», если перефразировать знаменитое выражение Маяковского «Как делать стихи?». Если Блок искал в поэзии «музыку», отвергая всякое рассудочное отношение к искусству, если Маяковский предлагал «делать» стихи и даже поставить это «дело» на промышленную основу, то Мандельштам считал необходимым стихи «строить», тщательно возводя здание каждого стихотворения.

    Любое анархическое отношение к стихам Мандельштам отрицал: своевольность означала полную неупорядоченность, а значит непоэтичность. Ключевым образом здесь становится камень Прежде всего, камень в творчестве Мандельштама – это свидетель и хранитель прошлого, основ земной цивилизации («кремней могучее слоение»), это материальное воплощение времени. И именно камень противопоставляется летящим ласточкам. Образ вечности против образа мимолётности жизни объединены между собой простым словом «гармония». Ведь из камня можно воздвигнуть храм - мир, а ласточки принесут на своих крыльях жизнь.

   Мандельштамовский камень обладает внутренней потенциальной энергией и основой строительства самой поэзии.

Происхождение этого образа поэт дает в статье «Утро акмеизма», где связывает его с таинственным камнем из стихотворения Тютчева «Problemе», который, «с горы скатившись, лег в долине, сорвавшись сам собой, иль был низвергнут мыслящей рукой». Мандельштам называет этот камень словом.

Символика камня и слова развита в евангельских образах, где «камень , его же отвергли зиждущие, той есть во главу угла». Камень здесь – слово Божие и Христос. «Камнем» назван и один из верховных апостолов Петр, на котором Господь строит Церковь Свою.

Мандельштам противопоставляет мировой пустоте очеловеченный камень – создания архитектуры: «Я ненавижу свет / Однообразных звезд. / Здравствуй, мой давний бред -/ Башни стрельчатой рост!» Поэтика стихотворения соединяет вещественную весомость и виртуозность образного языка, тяжесть и легкость.

NOTRE-DAME

Где римский судия судил чужой народ,

 Стоит базилика, — и, радостный и первый,

 Как некогда Адам, распластывая нервы,

Играет мышцами крестовый легкий свод.

 Но выдает себя снаружи тайный план:

Здесь позаботилась подпружных арок сила,

Чтоб масса грузная стены не сокрушила,

И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,

Души готической рассудочная пропасть,

Египетская мощь и христианства робость,

С тростинкой рядом — дуб и всюду царь — отвес.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,

Я изучал твои чудовищные ребра,

Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам.

1912

  Данное стихотворение – архитектура храма, отождествлённая с архитектурой словопостроения.

  Лирический герой, стоя у подножия каменного чуда, взглядом пробегает по строительным элементам, искажая каменный свод в мышцы и сердце, и перед читателем уже не грозный памятник инквизиции, а лёгкое дышащее нечто.

  В первом катрене нарушается связь времени: читатель последовательно оказывается во владениях Древнего Рима («Где римский судия судил чужой народ»), в четырнадцатом веке («стоит базилика»), в долетописный эпохе («как некогда Адам») и в текущем настоящем, подле оживающего пульсирующего архитектурного со «здания».

  Во втором катрене лирический герой восхищается Notre Dame. И «масса грузная» свода сравнивается с «дерзким тараном».

  В третьем катрене народы, вернее каждая душа, как собирательный образ, сравнивается с тростинкой, а благоговейный страх перед твердынею дуб по отношению к ней.

  В четвёртом катрене весь Notre Dame словно переворачивается: из лёгкости в тяжесть. Становятся заметными «чудовищные рёбра» - те подпорки, основа создания, на что автор замечает:

«Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам.»

  Notre Dame был заложен ещё в 1163г. и его строительство длилось два с половиной столетия. Исторически Париж – «печь, где выпекается духовный хлеб человечества», а храм – величественная базилика,  гармония готического и романского стилей. Поэт надеется, что из всех тяжёлых слов он создаст собственную гармонию, которая тоже стала бы живым, одушевленным существом.

  Судя по многочисленным воспоминаниям современников и биографиям, О.Э.Мандельштам был несколько гордым, по праву гордым человеком. Notre Dame воплощённая величественность природы и человека, которая простоит ещё многие столетия. Восхищаясь храмом, автор самоутверждается: его стихи должны быть точно такими же… они точно такие же! И мы по праву соглашаемся с ним.

   Наряду с образами храмов Мандельштам исследует человеческие переживания, перенося читателя в другую эпоху, назад, в Древнюю Грецию.

АЙЯ-СОФИЯ

Айя-София — здесь остановиться

Судил Господь народам и царям!

Ведь купол твой, по слову очевидца,

 Как на цепи, подвешен к небесам.

И всем векам — пример Юстиниана,

 Когда похитить для чужих богов

 Позволила эфесская Диана

Сто семь зеленых мраморных столбов.

Но что же думал твой строитель щедрый,

 Когда, душой и помыслом высок,

Расположил апсиды и экседры,

Им указав на запад и восток?

Прекрасен храм, купающийся в мире,

 И сорок окон — света торжество;

 На парусах, под куполом, четыре

 Архангела — прекраснее всего.

И мудрое сферическое зданье

Народы и века переживет,

И серафимов гулкое рыданье

Не покоробит темных позолот

1912

     Стихотворение словно воздвигает перед читателем  величественный храм из камня, непоколебимый оплот веры многих поколений, неподчинённый времени.

     Темой данного произведения является восхищение чудом архитектуры, святилищем, где сотнями лет ведутся религиозные службы.

     Повествователь словно завороженно стоит у подножия храма в трепетном восхищении.

     Выражение «Судил Господь» усиливает значимость и торжественность каждой последующей строки, а метафора «купол… как на цепи подвешен» выдаёт характерную авторскую черту: сочетание несочетаемого - купол легко превращается в абажур.

     В следующем катрене Мандельштам обращается к эллинизму: Диана, в древнеримской мифологии - богиня Луны и охоты. А личность Юстиниана реальная: восточно-римский император, в 528—533 построил храм Святой Софии в Константинополе, о котором идёт речь.

     В третьем и четвёртом четверостишьях употребляются архитектурные термины: апсида — выступ здания, перекрытый полукуполом или полусводом; появилась в древнеримских базиликах; в христианских храмах располагается в восточной (алтарной) части храма; экседра -  в античных общественных и богатых жилых зданиях полукруглая глубокая ниша, обычно с расположенными вдоль стены сиденьями, иногда полукруглое полуоткрытое сооружение, служившая местом собраний, бесед.

     Идея последнего катрена – идея всего произведения. Храм вечен, потому что вера – его фундамент и пока будет существовать человек со своею культурой, вера будет жить.

     Это стихотворение своего рода пейзаж и предсказание. Пейзаж здания и авторское предсказание человечеству, что вера обязана быть крепкой, как вековые стены святилища. Настолько сильной, что переживёт времена хаоса, когда даже серафимы будут плакать – всеобщий конец, смерть или апокалипсис.

Заключение.

    Корней Чуковский в 1920 году заметил, что в комнате Мандельштама в Доме Искусств (своеобразная писательская гостиница, организованная стараниями М. Горького) «не было ничего, принадлежащего ему, кроме папирос — ни одной личной вещи. И тогда я понял самую разительную его черту — безбытность. Это был человек, не создававший вокруг себя никакого быта и живущий вне всякого уклада».

    Мандельштама называли «гражданином мира»: он жил и писал по своим законам, согласно своей собственной философии.

    Удивительная интеллигентность стихотворений основана на глубоком знании истории, лингвистики и культуры различных стран.

    Его поэзия, как величественный храм, выбивается из литературных направлений, стоя в стороне от других.

    Поэт – дитя гармонии, поэтому каждое проявление дисгармонии для него мучительно и нестерпимо. На смену идеалистической веры в будущее его раннего творчества приходит глубокое понимание несовершенства окружающей действительности: социального строя, деспотичной цензуры. Как следствие этого, стихосложение становится более жёстким, пронзительным, направленное против существующего порядка – политизируется: «Мы живем, под собою не чуя страны». Это стихотворение прошло сквозь десятилетия, служило для поэтов-«шестидесятников» своеобразным камертоном творчества. Это была последняя попытка встряхнуть людей, ведомых к пропасти, с помощью чёткого обличения, а не эллинистического стиха.

    Это был человек вне времени, вне политики, создавший свой тонкий по чувственности, гармоничный по организации, удивительно разнообразный и в то же время цельный мир. Мир, где всё скоротечно: базилики, полисы, войны, цари, человеческие сомнения и привязанности… постоянными будут только ласточки в небе, постоянной будет только сама жизнь.

3  Библиография:

1. Журнал «Вопросы философии»№9 2006г. Эстетика Осипа Мандельштама

В. В. КАЛМЫКОВА с.130-143

2. В.В. Мусатов «История русской литературы первой половины двадцатого века (советский период)» Изд. «Высшая школа» 2001г.

3. «Русская литература Серебряного века» под ред. профессора В. В. Аганесова, изд. «Про-Пресс» 1997 г. с.213-229