"С новым Годом Истории! Он может оказаться пострашнее Года Учителя" (Московский Комсомолец, № 25842 от 14.01.2012

Не успели мы передохнуть от 2010-го — Года учителя, отмеченного в СМИ беспрецедентным черным пиаром отдельных представителей этой профессии и школы в целом, как накатил новый, 2012 год, объявленный Годом отечественной истории, призванным высветить ее роль в мировом историческом процессе.

Справедливости ради следует отметить, что, несмотря на информационную хулу, заработную плату педагогам повсеместно подтянули, дав возможность учителям с благодарностью отнестись к государству в соответствии с известной поэтической формулой: «от тебя и хула — похвала». Правда, если придерживаться фактологической точности, прибавка к жалованию произошла годом позже, в преддверии других исторических событий.

И вот теперь наступил новый, судя по всему, исторический год. Что сулит он всем нам?

Понять прагматические основания новой президентской инициативы нетрудно. Мой добрый знакомый, питерский писатель А.Мелихов, искренне убежден в том, что «потребность чувствовать себя красивым и значительным — базовая черта всякого народа, а потому склонить какой угодно народ отказаться от какой угодно части его национального достояния совершенно невозможно без целых океанов лести. Обличать же и стыдить его — дело не только бесполезное, но и просто опасное, ничего, кроме озлобленности, оно не приносит. Либеральные обличители национализма тоже бывают сеятелями или, по крайней мере, катализаторами фашизма. Отнестись рационально к своим землям, к своим преданиям для народа означало бы рассыпаться при первом же испытании (выделено мной. — Е.Я.) — ни один рациональный аргумент ничего не может сказать о том, почему одна территория предпочтительней другой, один язык предпочтительней другого, один эпос предпочтительнее десятка других».

Звучит достаточно убедительно, если вспомнить обличительный пафос 90-х и его последствия. Все без исключения народы живут грезами и коллективными фантомами. Тронь одну иллюзию — посыплются все остальные. Следовательно, людям, облеченным властью, осознающим свою ответственность за державу, ничего другого не остается, кроме как поддерживать мифопоэтическое коллективное сознание.

Отсюда нашумевший проект «Имя России» и другие подобные ему, подчеркиваю — педагогические, а не исторические передачи. Что с того, что замечательный русский историк В.О.Ключевский пришел к выводу: жития святых так же похожи на биографию, как икона на портрет? Поэтому, когда во время рассмотрения фигуры Александра Невского один из немногих профессиональных историков робко заметил, что мы обсуждаем золотой миф русского средневековья, государственник Н.С.Михалков резонно его одернул: «А что же мы еще должны обсуждать?..»

Известный режиссер — не первый и не единственный из тех, кто стоит на страже отечественных преданий. В своей статье «Запоздалая тень победы» («Новаягазета», № 75, 2010 г.) философ Г.Померанц, прошедший фронт, раненный под Сталинградом, вспоминает, как после войны в концлагере его соседом по бараку оказался историк Альшиц. Листая летописи, он натолкнулся на приписку, сделанную мелким почерком, о боярском заговоре. Экспертиза установила авторство Ивана Грозного. Так и продержался этот мнимый заговор четыре века. На следствии Альшица обвинили в пародии на процессы тридцатых годов. Вот уж воистину — на ворах и шапки горят.

Впрочем, и раньше ситуация с оценкой прошлого была не лучше. В середине XIX века Сенковский опубликовал перевод саги, в которой убийцы, нанятые Ярославом, рассказывали, как они прикончили Бориса и Глеба. Нашелся только один историк Погодин, который считал необходимым отредактировать житие Бориса и Глеба. Церковь же настояла на незыблемости памятника, запечатленного в сердцах, а стало быть — на незыблемости ложного обвинения Святополка.

Если средневековые сюжеты вызывают такую охранительную реакцию, то что говорить о событиях, близких нам по времени! Боязнь, что рациональное отношение к своим преданиям приведет к утрате идентичности, издавна пронизывала государственную воспитательную политику.

Таковы прагматические основания огосударствления прошлого в школьных учебниках. Авторы воспитательного проекта испытывают страх перед дезинтеграцией России. В силу многих внутренних и внешних причин такая опасность действительно существует. Но именно она заставляет внимательно прислушаться к аргументам противоположной стороны.

Английский историк Пол Томсон справедливо заметил, что для политиков прошлое — рудник для добычи символов в собственную поддержку, как то: имперских побед, мучеников, викторианских ценностей, голодных маршей. Такова специфика их профессии. Так что наши политики не хуже и не лучше других. Проблема в другом. В наших обстоятельствах хаоса в головах, смуты в сердцах, высокого градуса взаимного неприятия и агрессии, когда у каждого своя история, а точнее — эмоционально окрашенные представления о ней, прошлое перестает быть исключительно золотоносным рудником для правящей элиты и превращается в ящик Пандоры. По меткому наблюдению Ю.Трифонова, история — провод многожильный. Потянешь за одну жилу — неизбежно зацепишь другую.

Конечно, в целях сохранения единства державы соблазнительно опереться на укорененное в историческом сознании поколений обожествление государства и опыт святой борьбы с любыми «чужаками» (не важно какими: национальными, классовыми, идейными) вплоть до полного уничтожения противника. Четырехсотлетний юбилей изгнания поляков из Москвы и двухсотлетний — изгнания французов, казалось бы, дают прекрасный повод для сплочения. Но тогда как быть с другой, не менее укорененной в нашей ментальности традиции: потребности в ритуальном поругании (осквернении тела поверженного противника)? Нелишним будет напомнить, что Дмитрий с презрительной приставкой «лже» был не просто растерзан толпой, но прах Самозванца был выстрелен из пушки, обращенной в сторону Польши. Не пощадили и Воренка — больного шестилетнего ребенка, на руках отнесенного палачами к виселице. Выходит, что у государственников своя история, а у охлоса — своя, опирающаяся на не менее укорененные в сознании анархические архетипы.

В галерее героев войны 1812 года мы не найдем портрета генерал-губернатора Москвы Ростопчина. Представления о дворянской чести не позволили императору Александру увековечить дельного (действительно так!) администратора, отметившегося такими «подвигами», как поджог Москвы, осуществленный специальными агентами полиции (во время пожара погибли многие раненые русские солдаты, которых в сумятице отступления не удалось вывести из госпиталей), и отдание на растерзание толпы мнимых французских шпионов.

Вот и получается, что заигрывать с историей опасно. Не ровен час, вызовешь к жизни дремлющих демонов, чудовищ, рожденных сном разума. В русском языке издревле существует выражение «чур меня!». (Ни тени намека на современную персону.) Чур — бог межи, рубежа, границы у древних индоевропейцев. Все живущие за Чуром — враждебные и низшие существа. Для древнего человека и народа древности его отечество — центр мира, свое племя неизмеримо выше всех других, земля лучше других и т.д.

Так вот.

«Чур нас всех!» от доставшегося в наследство от обезьяньих предков, воспроизводимого под любыми благовидными предлогами первозданного инстинкта деления особей на «своих» и «чужих». Похоже, что инстинктивное стремление людей объединяться в группы, сцементированные чувством ненависти к общему врагу, нарастает сегодня во многих точках планеты. Тем более в хрупкой конструкции отечества нашего честный прагматизм, очищенный от инстинктов корысти и властолюбия, диктует по вопросу воспитания историей вполне внятную позицию. Воспитание народа не имеет ничего общего с потаканием национальному нарциссизму. В этой трудной неблагодарной работе ключевая роль принадлежит школе.