ТЕОРИЯ ЯЗЫКА. МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ: "МОСКОВСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА"
план-конспект занятия на тему

МОСКОВСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА

Содержание

Введение

Глава I. Основные положения Московской лингвистической школы

1.1 Проблема языка и мышления в трудах Ф.Ф. Фортунатова

1.2 Учение о форме слова в трудах Ф.Ф. Фортунатова

1.3 Учение о словосочетании на основе трудов Ф.Ф. Фортунатова

Выводы по 1 главе

Глава II. Основные положения Казанской лингвистической школы

2.1 Проблемы статики и динамики языка в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ и

Н.В. Крушевского

2.2 Учение о языке как системе в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского

2.3 Учение Бодуэна де Куртенэ о фонеме

Выводы по 2 главе

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Данная работа посвящена исследованию основных принципов и положений, которые изучались в рамках русских младограмматических школ конца XIX - начала XX вв., к которым относятся, в частности, Московская и Казанская лингвистические школы. Работа выполнена в рамках теории языка, его фонологических, морфологических и синтаксических аспектов, а также психолингвистики.

Актуальность данного исследования обусловлена, прежде всего, интересом современных лингвистов к концепциям младограмматизма как сравнительно молодого лингвистического направления, а также концепциям последователей этой школы и ее критиков.

И к той, и к другой категории можно отнести, в частности, Московскую и Казанскую школы в языкознании. Представители этих школ во многом развили идеи младограмматиков, однако многие аспекты этого учения были опровергнуты и заменены более точными, с точки зрения русских ученых, законами. Эти идеи и законы оказали огромное влияние на формирование современных лингвистических школ, в частности, школ структуралистического направления, таких как Пражский и Копенгагенский лингвистические кружки.

Важность исследования данного направления лингвистики обусловлена также антропоцентризмом в современном языкознании. Работы русских ученых - представителей Московской и Казанской школ - по психолингвистике, изучению языка и его составляющих как психологических явлений, такие как вопрос связи языка и мышления, а также рассмотрение фонемы как психологического эквивалента звука, внесли неоценимый вклад в современные исследования языка и создали обширную базу для дальнейшего развития российской и мировой лингвистики.

Объектом настоящей курсовой работы является рассмотрение основных теоретических положений Московской и Казанской лингвистических школ, предметом - труды основных представителей этих школ и некоторых других выдающихся лингвистов.

Целью данного исследования является изучение различных взглядов на фонологический, морфологический, психологический и другие аспекты языка, получившие распространение в современных исследованиях.

Для достижения указанной цели были поставлены следующие задачи:

1) выделить основные теоретические положения Московской и Казанской лингвистических школ;

2) определить связь данных положений с позициями основного младограмматического направления;

3) подробно разобрать и изучить основные положения данных школ;

4) выделить степень присутствия психологизма в данном направлении лингвистики;

5) разобрать различные классификации языка, предлагаемые различными представителями данных школ;

6) сделать вывод о значении деятельности Московской и Казанской школ для дальнейшего развития языкознания.

Методологической базой исследования послужили работы по общему языкознанию (В.М.Алпатов, Ф.М. Березин, Б.Н. Головин, В.А. Звегинцев, В.И. Кодухов, В.В. Колесов, Н.А. Кондрашов, С.Г. Шулежкова, Т.А. Амирова, Б.А. Ольховиков, Ю.В. Рождественский, Ф.П. Филин, Т.С. Шарадзенидзе, Ю.А. Левицкий, В.Э. Будейко и др.).

Практическая ценность настоящего исследования заключается в том, что материал исследований и выводы данной работы могут быть использованы студентами и аспирантами, изучающими деятельность русского младограмматического направления в языкознании, а также изучающими вопросы психолингвистики.

Глава I. Основные положения Московской лингвистической школы

В течение 80-х годов XIX века в России формируется направление так называемого «Русского младограмматизма», к которому относят две крупные лингвистические школы, сложившиеся в то время - Московскую и Казанскую. Наряду с некоторыми западноевропейскими языковедами, они подвергли жесткой критике концепции младограмматиков, обнаружили некоторые неточности и неясности в их учении и предложили систему собственных взглядов на теорию языка.

Московская лингвистическая школа сформировалась под влиянием трудов, а главное - педагогической деятельности выдающегося русского ученого Филиппа Федоровича Фортунатова. Эту школу иначе называют «формальной», так как ее сторонники при исследовании всех сторон языка опирались на собственно лингвистические (формальные, реально представленные в языке) факты.

Представителями Московской лингвистической школы стали такие выдающиеся лингвисты, как Ф.Ф. Фортунатов, А.А. Шахматов, А.М. Пешковский, М.М. Покровский, В.Е. Щепкин, В.К. Поржезинский, и другие.

1.1 Проблема языка и мышления в трудах Ф.Ф. Фортунатова

В своих работах Ф.Ф. Фортунатов часто ставил перед собой и решал не только чисто лингвистические, но также и лингвистико-философские проблемы. Одной из основных таких проблем стало соотношение языка и мышления.

Фортунатов считал, что не только язык зависит от мышления, но и мышление зависит от языка. По его мнению, «процесс мышления состоит в образовании чувства соотношения между представлениями как частями одной цельной мысли» [Фортунатов 1956: 83]. Представление же, в его понимании, «…есть представление того или иного предмета мысли … представления являются в мышлении заместителями других представлений, т.е. представлениями знаков для мышления»; «все представления по происхождению являются воспроизведениями ощущений» [Фортунатов 1956: 85]. И наконец: «Представлением как известным духовным явлением называют тот след ощущения, который сохраняется некоторое время после того, как не действует уже причина, вызвавшая ощущение, и который впоследствии может воспроизводиться по действию закона психической ассоциации» [Фортунатов 1956: 88].

Основная особенность концепции Ф.Ф. Фортунатова заключается в том, что при рассмотрении вопроса о соотношении языка и мышления он исходит из чувственно-образной формы последнего, не разграничивая представления и понятия. При чувственно-образной форме мышления, одним из компонентов которой является представление, обобщение всех свойств в одном образе невозможно, так как образ еще сохраняет известные индивидуальные признаки. Так как, например, словом «карандаш» можно обозначать любой карандаш, то происходит вычленение из всех признаков карандаша таких, которые могут относиться к любому карандашу, являясь индивидуальными для этого образа признаками, которые также отличают карандаш от других предметов. Представляется, что именно это имел в виду Фортунатов, когда писал «Все наши ощущения, а потому и представления, индивидуальны». Разбирая в качестве примера слово «береза», он указывает, что предмет мысли, обозначаемый данным словом, есть конкретная, «индивидуальная» береза в тех ее свойствах, какие являются у нее общими с другими березами.

Фортунатов считал представление духовным явлением, обусловленным влиянием психических представлений на функционирование языка, однако он не смог подойти к пониманию обобщенного и абстрактного характера мышления в виде понятий, что отразилось на его восприятии связи между представлением и мышлением. В отличие от представления, понятие является более абстрактной и обобщенной формой отражения действительности, то есть оно содержит отвлечение от индивидуальных свойств и признаков предмета. Фортунатов это понимал, и все же, рассматривая вопрос о сопутствующих представлениях, возникающих в нашем мышлении при представлении того или иного предмета, он указывал, что «для такого существования представлений вовсе не требуется непосредственная по происхождению связь между представляемыми знаками и тем, что ими обозначается» [Фортунатов 1956: 90].

Тот или иной предмет внешнего мира, по его мнению, может через ощущение давать представление о себе. Но одновременно с этим основным представлением появляются и сопутствующие представления, поэтому часто в процессе мышления могут воспроизводиться не основные представления, а сопутствующие (например, в словосочетании «голубое небо» таким сопутствующим представлением является признак голубизны неба).

По Фортунатову, представления могут вступать между собой в соотношения двух видов - объединения и отделения. Эту связь представлений (в смысле их соотношения) Фортунатов называет суждением. «Отдельная мысль, образуемая объединением (в чувстве соотношения) одного представления с другим, называется суждением, именно положительным суждением (а также утвердительным суждением) по отношению как к процессу образования этой мысли, так и по отношению к результату этого процесса. Точно так же отдельная мысль, образуемая отделением (в чувстве соотношения) одного представления от другого, называется суждением, именно отрицательным суждением, по отношении к процессу ее образования и к результату процесса» [Фортунатов 1956: 97]. На основе теории психических ассоциаций И. Гербарта, Фортунатов различает суждения по смежности и по ассоциации. В дальнейшем он приходит к полному отождествлению суждения и предложения.

Своеобразное понимание природы представления повлияло и на уяснение природы суждения. Согласно Фортунатову, суждение, как и представление, является психологической категорией, сущность которой состоит в связи двух представлений - господствующего и подчиненного: «…в психологическом суждении, рассматриваемом по отношению к выражению его в речи, мы можем различать два элемента: первую часть психологического суждения и вторую в открываемом мыслью отношении к ее первой части. Вторая часть психологического суждения в ее отношении к первой части может быть названа психологическим сказуемым, а первая, предполагаемая такою второю частью, - психологическим подлежащим» [Звегинцев 1964: 242]. Это значит, что субъект психологического суждения - это то представление или комплекс представлений, которое является в сознании говорящего или слушающего первым, а предикат - это то, что слушающий или говорящий должен мыслить об этом представлении.

Подходя к проблеме психологических и грамматических категорий, Фортунатов проводит различие между языком и речью. Он отмечает, что язык имеет дело с процессом мышления как способом выявления соотношения между представлениями. К нему относятся предложения и мысли (психологические суждения), которые затем выражаются в грамматических предложениях. Речь же выступает как выражение мысли, как обнаружение в звуках речи представлений слов и оформляется речевыми (психологическими) предложениями.

Признавая тесную связь языка и мышления, Фортунатов отмечает, что суждения можно называть предложениями, так как они настолько тесно связаны с мышлением, что в реальном процессе мышления человек не разделяет суждения и предложения, мыслит суждениями-предложениями, которые и являются в речи предложениями. В этом смысле языковед прав, однако при этом нельзя говорить об отождествлении суждения и предложения прежде всего потому, что суждение как логическая категория состоит из трех частей, а предложение как категория грамматическая может состоять и из одного члена.

Признание тесной взаимосвязи языка и мышления определяло решение Ф.Ф. Фортунатовым конкретных вопросов языка, в частности вопроса о форме слова.

1.2 Учение о форме слова в трудах Ф.Ф. Фортунатова

Подобно тому, как мышление, по Фортунатову, состоит из соотношения представлений, так и форма слова является результатом соотношений, существующих в определенном языке в определенную эпоху.

Слово Фортунатов понимал как всякий звук речи, имеющий в языке значение, не зависящее от других звуков, являющихся словами. Он разделял слова на полные, частичные и непростые, или сложные. Полные - это слова, обозначающие предметы мысли и образующие части предложения или целое предложение. Отдельные полные слова могут иметь форму - «способность отдельных слов выделять из себя для сознания говорящих формальную и оснувную принадлежность слова» [Фортунатов 1956: 186]. Исходя из другого фортунатовского определения, «присутствие в слове делимости на основу и аффикс дает слову то, что мы называем его формою» [Фортунатов 1956: 198]. Из этих определений мы можем сделать вывод, что под формой слова Фортунатов понимал внешнее морфологическое выражение грамматического значения, то есть сводил форму к наличию или отсутствию флексии (внешней или внутренней), к словообразовательным аффиксам. Ограничение формы слова внешним звуковым выражением окончания, подмена сущности грамматической формы одним из факторов, создающих эту форму, считается основным недостатком фортунатовской концепции формы слова.

Фортунатов различает два вида форм отдельных полных слов, в зависимости от того, являются ли они знаками отдельных предметов или обозначают отношения между предметами. Исходя из этого, он выделяет формы отдельных знаков предметов мысли (формы словообразования) и формы слов в предложении (формы словоизменения).

Формы словообразования делятся на две категории. Первую категорию составляют формы, обозначающие различия в признаке того или иного предмета мысли, обозначаемого данным словом (например, «желтоватый», но «желтый»; «зелененький», но «зеленый»; «камень», но «камни»). Ко второй категории относятся формы, образованные от той же основы, но находящиеся в определенным отношениях к предметам мысли, обозначаемым другими словами («белизна» по отношению к «белый»; «обитатель» по отношению к «обитать» и т.д.). Форма словообразования в простых словах может быть формой целого слова (как, например, в формах числа «нож» - «ножи») или формой основы («красненький»). В формах образования сложных слов Фортунатов различает формы словосложения («самовар», «теплоход») и формы, принадлежащие второй части данного сложного слова («длинноногий»), не употребляющиеся отдельно.

Формы словоизменения, или формы флексий слов, Фортунатов также делит на две категории. К первой категории относятся формы времени, наклонения и лица в глаголе, это те формы, которые показывают отношения между подлежащим и сказуемым. Вторая категория включает в себя формы, обозначающие различия в уже известных отношениях данного предмета мысли к другим предметам. В частности, в индоевропейских языках к этим формам относятся формы склонения существительных и прилагательных («хороший день», но «хорошая погода»).

Кроме форм отдельных полных слов Фортунатов выделяет также формы словосочетаний. К ним относится порядок слов, а также различие в музыкальном ударении, положение главного ударения и т.д.

Форма, по Фортунатову, может быть положительной (иметь звуковое выражение) и отрицательной (отсутствие звукового выражения), ибо «само отсутствие в слове какой бы то ни было положительной формальной принадлежности может само сознаваться говорящим как формальная принадлежность этого слова … по отношению к другой форме … где являются положительные формальные принадлежности… Например, в русском языке слова «дом», «человек» заключают в себе известную форму, называемую именительным падежом, причем формальной их принадлежностью в данной форме является самое отсутствие в них какой-либо положительной формальной принадлежности» [Фортунатов 1956: 204]. Фортунатов добавляет, что подобное отсутствие формы выполняет в языке конкретную функцию - показывает отношение этого слова в именительном или винительном падеже к другим словам в косвенных падежах.

Из данной концепции формы слова сложилось своеобразное понимание Фортунатовым задач грамматики и ее объема. Определяя грамматику как учение о формах слова, он подразделяет ее на морфологию и синтаксис. Морфология рассматривает отношения отдельных слов между собой, а синтаксис изучает формы отдельных слов по отношению к употреблению их в словосочетаниях, равно как и такие формы языка, которые представляют собой формы словосочетаний.

Исходя из факта наличия у полных слов форм словоизменения и словообразования, Фортунатов различает грамматические и неграмматические классы слов. В его понимании грамматические классы - это разряды (группы) слов, имеющих одну общую форму или формы, соотносительные между собой по значению. Грамматическим классам слов противопоставляются неграмматические, основывающиеся на классах значений слов. Наиболее общими неграмматическими классами слов являются слова-названия, обозначающие либо предметы мысли, либо совокупность признаков этих предметов, и слова-местоимения, обозначающие предметы мысли в их отношении к речи или отношения этих предметов в речи.

Фортунатов считает традиционную классификацию частей речи смешением грамматических и неграмматических классов слов, и предлагает свою классификацию, основанную на наличии или отсутствии в слове формы. Части речи - это классы слов, которые могут различаться по значению, по способности сочетаться с другими словами в предложении и выполнять определенные синтаксические функции и по своим грамматическим функциям. Фортунатов рассматривает части речи как чисто формальные классы слов. Он различает полные, то есть самостоятельные, слова, имеющие формы словоизменения, и слова, не имеющие таких форм. Первые делятся на слова с формами склонения (существительные) или спряжения (глаголы) и слова, которые кроме форм склонения имеют еще формы согласования в роде (прилагательные). Вторые подразделяются на слова, имеющие формы словообразования (большинство наречий), и слова, не имеющие форм (некоторые наречия и отдельные числительные). По данной классификации местоимения и числительные не являются отдельными частями речи, деепричастие и инфинитив попадают в одну категорию с наречиями.

Основная особенность формальной классификации частей речи Фортунатова заключается в том, что отличительные признаки частей речи сводятся в ней к одному критерию - наличию или отсутствию в словах аффиксов.

Основной единицей синтаксиса по отношению к форме слова Фортунатов считал словосочетание. Оно послужило основой еще одной его теории, также ставшей одним из основных принципов Московской лингвистической школы в целом.

1.3 Учение о словосочетании на основе трудов Ф.Ф. Фортунатова

Словосочетание определяется Фортунатовым как «то целое по значению, которое образуется сочетанием одного полного слова (не частицы) с другим полным словом, будет ли это выражение целого психологического суждения или выражение его части» [Фортунатов 1956: 115]. Как мы видим, это понятие он теснейшим образом связывает с психологическим суждением, из которого оно исходит. Во всяком словосочетании Фортунатов выделяет две части - зависимую, несамостоятельную и независимую, самостоятельную. Ученик Фортунатова В.К. Поржезинский, развивая его мысль, добавляет, что «словосочетание может быть законченным, если оно выражает целое суждение и не составляет, следовательно, части другого словосочетания, и незаконченным, когда оно является выражением только лишь части суждения» [цитата по Березину 2001: 130].

Если психологическое суждение является предложением в мысли, то словосочетание является предложением в речи: Фортунатов определяет словосочетание как мысль, выражающуюся в предложении и имеющую две части, которые могут быть сложными. Кроме того, согласно фортунатовскому определению предложения, между этими частями существуют определенные отношения в пределах образуемого ими целого. Далее Фортунатов приходит к отождествлению словосочетания и предложения («законченное словосочетание и предложение полное - синонимы в языковедении» [Фортунатов 1956: 141]) и в дальнейшем, говоря о словосочетании, всегда имеет в виду предложение как форму его выражения.

Словосочетания могут выступать в качестве полных и неполных предложений. Под неполным предложением Фортунатов понимает выражение такого психологического суждения, в котором одна часть находит словесное выражение, а другая является внеязыковым выражением действительности. Например, вид пламени, дыма представляет собой подлежащее психологического суждения, языковым выражением сказуемого которого будет слово «пожар», следовательно, неполное предложение. Полное же предложение - это такое выражение психологического суждения, которое в обеих своих частях имеет представления слов, причем оно может состоять не только из словосочетания, но даже и из отдельного слова. Такие предложения Фортунатов называет словами-предложениями. В частности, в индоевропейских языках он выделяет личные и безличные слова-предложения. Примерами личных слов-предложений могут служить русское «слушай» или латинское «habeo», в которых подлежащее - форма лица. Безличные слова-предложения, происхождение которых Фортунатов относит к индоевропейскому праязыку, - это предложения типа: «Стемнело»; «Холодает», в которых глагол включает в себя предмет мысли. Подобные безличные слова-предложения можно также представить в виде развернутых словосочетаний и предложений: «Признак стемнения произошел»; «Похолодание в настоящее время происходит» и т.п.

Фортунатов не рассматривает различные виды полных предложений, его больше интересуют отношения между частями словосочетания. Он выводит понятие грамматической формы словосочетания, под которой понимает обозначение отношения данного предмета мысли к другому предмету. С точки зрения выражения этих отношений Фортунатов делит словосочетания на грамматические и неграмматические. К грамматическим словосочетаниям относятся такие, в которых можно вычленить грамматические части, то есть формы слова, которые показывают отношения (например, «яблоня цветет», «студент университета» и т.д.). В неграмматических словосочетаниях отношения между предметами не обозначены через определенные грамматические формы (например, «завтра полнолуние», «он - переводчик» и т.д.).

Ученик Ф.Ф. Фортунатова В.К. Поржезинский отмечал, что данная концепция грамматической формы словосочетания предполагала наличие противопоставления, оппозиции одной формы к другой: «Предложение «Отец добр» является в русском языке потому грамматическим, что само отсутствие обозначения формы времени вспомогательным глаголом при «добр» понимается нами как обозначение настоящего времени в соотношении с «Отец был добр» и т.д.». [цитата по Березину 2001: 137]. Из этого следует, что грамматическим может быть и незаконченное словосочетание в том случае, если его самостоятельная часть выражена грамматической формой.

Словосочетания-предложения Фортунатов также разделял на грамматические и неграмматические. Грамматические - это те, в которых «грамматические части … различаются как грамматическое сказуемое и как грамматическое подлежащее; грамматическим сказуемым является та часть словосочетания, которая заключает в себе форму сказуемости, а грамматическое подлежащее есть та часть словосочетания, с которою сочетается грамматическое сказуемое» [Фортунатов 1956: 160]. В неграмматических словосочетаниях нет грамматически выраженных сказуемого и подлежащего, а потому нет и противопоставления. Игнорирование Фортунатовым качественного своеобразия между словосочетанием и предложением объясняется психологической основой его определения единиц языка, искажавшей объективное изучение языковых фактов.

Выводы по 1 главе

Представители Московской лингвистической школы в своих исследованиях затрагивают многие общетеоретические вопросы языка, которым с древности и по сей день пытаются дать обоснование различные поколения лингвистов. Основатель школы Ф.Ф. Фортунатов, в частности, в своих немногочисленных работах рассматривает такие проблемы, как, например, проблема языка и мышления. Он считает, что два этих понятия тесно взаимосвязаны, и представление, как один из компонентов мышления, влияет на функционирование языка. При этом, сами представления могут вступать между собой в определенные соотношения, которые языковед называет суждением.

Кроме того, известно учение Ф.Ф. Фортунатова о форме слова. Эта форма, по его мнению, также является результатом определенных соотношений и сводится к наличию или отсутствию флексии. На том же принципе строится формальная классификация частей речи Ф.Ф.Фортунатова, согласно которой части речи различаются только по наличию в них аффиксов.

Также представители Московской лингвистической школы вместе с ее руководителем исследуют понятие словосочетания. Ф.Ф. Фортунатов в своих трудах отождествляет его с предложением, рассматривает отношения между частями словосочетания и, исходя из этого, предлагает свою классификацию словосочетаний.

Таким образом, несмотря на то, что концепция, разработанная Московской лингвистической школой, не встретила однозначного отклика у современников, их вклад в языкознание трудно переоценить. Занимаясь исследованием многих базовых вопросов языка, таких как связь языка и мышления, а также понятия формы слова и словосочетания, московские лингвисты заложили фундамент нового лингвистического мировоззрения, нацеленного на поиск внутренних, собственно лингвистических связей и закономерностей в языке.

Глава II. Основные положения Казанской лингвистической школы

лингвистический школа младограмматический язык

Казанская лингвистическая школа объединила ученых, которые с 1875-го по 1883 г. работали в Казанском университете под руководством выдающегося лингвиста - Ивана Александровича Бодуэна де Куртенэ. Представители этой школы достигли серьезных успехов в разных областях лингвистики, особенно в фонетике и морфологии. Не менее ценными были и их общетеоретические разработки.

К числу наиболее известных представителей школы относятся, в основном, последователи И.А. Бодуэна де Куртенэ: Н.В. Крушевский, В.А Богородицкий, С.К. Булич, В.В. Радлов и другие выдающиеся лингвисты.

2.1 Проблемы статики и динамики языка в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского

При рассмотрении истории языка Бодуэн де Куртенэ выдвинул принцип исторического, истинно научного его изучения. Критикуя языковедов, признающих эволюционную точку зрения верной только в науках биологических и социологических, он указывал: «Нет неподвижности в языке. Принимаемые, например, многими лингвистами одинаковые, неизменные корни, одинаковые, неизменные основы склонения, спряжения и т.д. во всех родственных языках - есть ученая выдумка, ученая фикция и вместе с тем тормоз для объективного исследования. В языке, как и вообще в природе, все живет, все движется, все изменяется. Спокойствие, остановка, застой - явление кажущееся; это частный случай движения при условии минимальных изменений» [Березин 2001: 138]. Исторические изменения в языке совершаются по определенным законам движения, которые составляют динамику языка. Наряду с этим существуют законы сочетания звуков в определенный момент существования языка, законы равновесия, составляющие статику языка. В языке в каждый данный момент его состояния надлежит «считаться с фактом наличности, с одной стороны, пережиточных форм, унаследованных от прошлого и уже не соответствующих данному общему строю языка, с другой же стороны, явлений, предвещающих, так сказать, будущее состояние данного племенного и национального языка и еще не подходящих под современное построение этого языка» [Звегинцев 1964: 243]. Взаимоотношения статики и динамики Бодуэн де Куртенэ понимает диалектически.

В начале 80-х годов XIX века Бодуэн де Куртенэ вместо двучленной предлагает трехчленную систему категорий (статика - динамика - история). При описании звуковой системы языка под статикой понимается описание и исследование того, что существует, без учета изменчивости, под динамикой - исследование и определение условий изменчивости, а история констатирует изменения в языке и является общественной наукой. В трактовке этого положения мнения Бодуэна де Куртенэ и Крушевского во многом совпадали.

Н.В. Крушевский также различает современное состояние языка, его статику, и процесс его исторического развития, последовательность в изменении фактов языка. «Звук человеческий, - пишет Крушевский, - может быть рассматриваем трояко: 1) независимо от места и времени. Под «местом» здесь надо понимать место звука в звуковых комплексах или соприкосновение звука с другими звуками; 2) в зависимости от места, т.е. в зависимости от соседних звуков; 3) в зависимости от времени, т.е. изучение звука в его историческом развитии. Первое составляет предмет … статики, второе и третье - предмет динамики» [Березин 2001: 139]. Это разделение, примененное языковедом, имеет много общего с системой категорий Бодуэна де Куртенэ.

Предупреждая исследователей о невозможности разделения статического и динамического изучения языка, Бодуэн де Куртенэ указывал на то, что современные звуковые явления станут понятными, если их перевести в прежнее время. Он сформулировал принципы относительной хронологии, теоретическое значение которых важно до сих пор:

Положение 1. Данный язык не родился внезапно, он происходил постепенно, развиваясь в течение многих веков. Каждый исторический период создал что-нибудь новое, ставшее основой для дальнейшего развития. Такие результаты работы различных периодов были названы «слоями» языка, выделение которых составляет одну из главных задач языкознания.

Положение 2. Механизм языка, его строй и состав в данное время содержат в себе всю предшествующую ему историю, все пройденные ступени развития, тогда как этим механизмом обусловливается дальнейшее развитие языка.

Положение 3. Недопустимо измерять строй языка в известное время категориями какого-нибудь предшествующего или последующего времени. Задача исследователя - подробным рассмотрением языка в отдельные периоды определить его состояние, сообразное с этими периодами, и только исходя из этого, показать, каким образом из определенного слоя и состава предшествующего времени мог развиться определенный слой и состав времени последующего. Наука должна отыскивать в объекте только то, что в нем живет, обусловливая его строй и состав.

Утверждение тесной связи и взаимообусловленности языковых периодов, возможности их перехода из одного в другой стало одним из открытий Бодуэна де Куртенэ.

И.А. Бодуэн де Куртенэ одним из первых обращает внимание на социальную дифференциацию языка. Он указывает, что «язык может реализоваться только в обществе и так как психическое развитие человека вообще возможно только в общении с другими людьми, следовательно, мы имеем право сказать, что языкознание - наука психологично-социологическая» [Звегинцев 1964: 280]. Следовательно, основой языкознания должна служить как индивидуальная психология, так и социология. Однако неразработанность социологии не позволила Бодуэну де Куртенэ подняться до признания общественного сознания как объективно существующей категории.

2.2 Учение о языке как системе в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского

В понимании И.А. Бодуэна де Куртенэ система языка - это совокупность, части которой связаны между собой отношениями значения, формы, звучания и т.д. Это понятие он применяет не только к фонологии, но и к другим элементам языка. В 1910-х годах языковед выделяет в системе языка подсистемы: фонетическую («фонетическую структуру слов и предложений»), морфологическую («морфологическую структуру слов») и синтаксическую («морфологическую структуру предложений»). Эти подсистемы, в свою очередь, подразделяются им на микросистемы.

Бодуэн де Куртенэ так определяет уровни звуковой системы: «В языке само собой напрашивается разграничение его «внешней» стороны (чисто фонетической), его внеязыковой стороны (стороны семантических представлений, стороны семасиологической) и его морфологической стороны (его структуры), являющейся основной характеризующей чертой человеческого языка» [Звегинцев 1964: 253]. При этом он четко указывает соотношение элементов языковой системы в разных подсистемах языка. Например, фонемы могут рассматриваться лингвистически только в составе живых языковых элементов, т.е. морфем, ассоциируемых как с семасиологическими, так и с морфологическими представлениями.

Система языка считается категорией исторической. При этом в процессе исторического развития системность языка увеличивается: уменьшается число обособленных, не связанных друг с другом форм, их место занимают формы, подведенные под известные типы.

Мнение Бодуэна де Куртенэ о языке как системе оказало влияние на Н.В. Крушевского. Свою систему языка он строит на взаимозависимости фонетики и морфологии. Язык он понимает как одно гармоническое целое. В этом целом языковед выделяет три большие подсистемы - фонетическую (звуковую), характеризующуюся гармоническим сочетанием звуков и их разновидностей, семантическую и морфологическую, основанные на внешнем и внутреннем сходстве слов. Каждая часть слова связана «отдельными узами сходства с такою же или почти такою же частью в тысячах других слов» [Алпатов 2005: 115]. Сотни и тысячи слов, построенных по единому образцу, образуют структурные семейства, системы типов, которым соответствуют столь же упорядоченные представления о предметах и явлениях объективной действительности. Крушевский делает вывод о том, что системы структурных элементов языка связаны и соотносятся с процессами типизации, т.е. со способностью человеческого мышления классифицировать или обобщать предметы и явления объективного мира в определенные системы или типы понятий.

В морфологической системе языка Крушевский выделяет системы низшего порядка, отдельные члены которых находятся в более тесных связях между собой, чем с элементами других систем. К ним он относит, к примеру, системы склонения и спряжения.

Рассматривая связь элементов между собой, Крушевский выделяет три типа систем. Во-первых, это неупорядоченные системы, которые включают в себя все старое в языке. Связи между элементами в таких системах основаны на ассоциациях по смежности с означаемыми вещами (связь по значению). В противовес им, существуют также упорядоченные системы, которые включают в себя все новое в языке. Связи между их элементами основаны на ассоциациях по сходству, под которыми понимается оформление модели по внешнему структурному образцу. Крушевский придает большое значение закону ассоциаций по сходству, считая, что нечто, основанное только на ассоциациях по смежности, стоит вне языковой системы. Третий тип систем является промежуточным между предыдущими двумя и включает в себя системы, находящиеся на пути к упорядочению. В этих системах наряду с новыми формами употребляются и старые.

«Если наши слова своим происхождением обязаны ассоциациям сходства, то своим значением они обязаны ассоциациям смежности» [Звегинцев 1964: 168]. Эти два важнейших закона ассоциации определяют, по Крушевскому, положение слов в системе языка - их линейную последовательность, когда группы слов складываются в ряды либо на основе тождественности выражаемых ими значений, когда то или иное слово воспроизводится по памяти - ассоциация по смежности; либо на основе сходства или различия с другими словами, когда слова соединяются на основании внешнего сходства или сходства по значению - ассоциация по сходству.

Указанные Крушевским ассоциации по сходству аналогичны соссюровским ассоциативным отношениям, а ассоциации по смежности - синтагматическим отношениям. Эти различные отношения слов тесно связаны между собой, и их взаимодействие определяет развитие языка.

2.3 Учение Бодуэна де Куртенэ о фонеме

Понятие фонемы как отличной от звука языковой единицы, введенное Бодуэном де Куртенэ еще в казанский период, является одним из главных достижений ученого в лингвистике. Всю науку о звуках он называл фонетикой или фонологией. Эти два термина употреблялись в его работах как синонимы. В составе фонологии выделялись антропофоника, психофонетика и историческая фонетика. «Антропофоника занимается научным изучением способа возникновения преходящих фонационных явлений, или физиолого-акустических явлений языка, а также взаимных связей между этими явлениями». [Алпатов 2005: 123] Антропофоника создает базу для психофонетики. Психофонетика - лингвистическая дисциплина, изучающая фонационные представления в человеческой психике, а также их связи с другими представлениями: морфологическими и семасиологическими или семантическими. Позже в структурной лингвистике антропофонику стали называть фонетикой, а область языкознания, изучающую явления, относимые к психофонетике, - фонологией. Смена терминов объясняется отказом от психологизма у большинства фонологов, работавших после Бодуэна де Куртенэ.

Фонема понимается у Бодуэна как минимальная единица психофонетики: «Фонема есть однородное, неделимое в языковом отношении антропофоническое представление, возникающее в душе путем психического слияния впечатлений, получаемых от произношения одного и того же звука». [Бодуэн де Куртенэ 1963: 191] Таким образом, фонема - психическая единица, существующая вполне объективно, хотя у разных людей звуковые представления могут быть и неодинаковыми.

В трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ встречаются две теории фонемы - морфологическо-этимологическая и психологическая. В первой теории можно выделить ряд основных положений. Прежде всего, согласно этой теории, фонемы определяются не в синхронном плане, а с исторической точки зрения как звуки, возникшие из одного и того же звука в одном или нескольких родственных языках. Кроме того, согласно этой теории, дефиниция фонемы основывается на морфеме: фонемы - подвижные элементы одной и той же морфемы, наименьшей значимой единицы языка. Здесь потенциально намечается функциональный подход к фонеме: фонема - признак морфологической категории. Также в этой теории определяются основные характеристики фонемы. Во-первых, фонема - результат обобщения звуков. Это объединение различных звуков с этимологической точки зрения. Во-вторых, фонема не является психической единицей, она состоит из обобщенных антропофонических признаков. Это означает, что фонема - это звуковой тип, что связано с обобщением антропофонических признаков. И, наконец, важно отметить тот факт, что фонемы не определяются с точки зрения их взаимоотношений в системе языка.

Рассматривая вышеперечисленные пункты с точки зрения последующего развития фонологии, можно сделать вывод о том, что дефиниция фонемы с исторической точки зрения была устранена во всех во всех фонологических направлениях, в том числе и у самого Бодуэна де Куртенэ.

Понятие фонемы в современном понимании более выпукло вырисовывалось во второй, психологической теории Бодуэна де Куртенэ. Согласно Бодуэну, «Фонема - единое представление, принадлежащее миру фонетики, которое возникает в душе посредством слияния впечатлений, полученных от произношения одного и того же звука - психический эквивалент звуков языка. С единым представлением фонемы связывается (ассоциируется) некоторая сумма отдельных антропофонических представлений, которые являются, с одной стороны, артикуляционными представлениями…а, с другой стороны, акустическими представлениями» [цитата по Шарадзенидзе 1980: 56].

Таким образом, звуки как физические факты заменены их психическими эквивалентами - фонемами, которые могут быть поняты только с психологическо-социологической точки зрения. Звук языка, согласно Бодуэну де Куртенэ, - чистейшая фикция, ученое измышление, возникшее благодаря смешению понятий и подстановке мгновенно появляющегося, преходящего вместо постоянно существующего.

К основным моментам психологической теории о фонеме относится, прежде всего, понятие фонемы как психического эквивалента звука. Такое понимание органически увязывается с общей психологистической концепцией автора. Правда, фонема связана с физико-физиологической, акустической и артикуляционной сторонами языка, но в конечном итоге и эти стороны сводятся к их психическим субстратам - к представлениям.

Звук в этой теории противопоставляется фонеме. Автор отмечает, что звук преходящее, а фонема не преходящее, постоянно существующее в психике индивида явление. Фонема, так же как и язык в целом, психологическо-социальное явление. Эти два понятия противопоставляются и по другому признаку: звук в различных условиях произносится различно, а фонема - это единое, общее представление. В теории Бодуэна второе противопоставление не акцентировано, в то время как в позднейшей фонологии именно оно стало основным. Это - поиск постоянного за переменным, инварианта за вариантами.

Одной из характерных черт психологистической теории Бодуэна де Куртенэ является то, что в ней четко определился объем понятия фонемы. Теперь бодуэновская фонема уже по существу совпадает с фонемой более поздних фонологических теорий, поскольку фонема определяется по отношению к звуку, - это представление звука. Тем самым исключается последовательность звуков, которая могла оказаться неделимой с точки зрения соответствий в родственных языках.

Дискуссионным является вопрос о наличии или отсутствии в учении Бодуэна смыслоразличительной функции фонемы. Ряд исследователей высказывает мнение, что Бодуэн рассматривал фонемы как функциональные единицы языка, связанные с различением значения, тогда как некоторые другие языковеды категорически отрицают наличие такой функции в трудах лингвиста.

Фонема, с точки зрения Бодуэна, не является простой, неделимой единицей. Для обозначения составляющих элементов фонемы появляются специфические термины: кинема, акусма, кинакема. Бодуэн пишет: «Мы разлагаем фонемы на психические - произносительные и слуховые - элементы, которые уже не подлежат дальнейшему разложению. С точки зрения языкового исполнения, то есть с точки зрения произношения, мы разлагаем фонемы на составляющие их произносительные элементы или кинемы; с точки зрения восприятия, мы разлагаем их на слуховые элементы или «акусмы» [цитата по Шарадзенидзе, 1980: 59].

Кинакема определяется Бодуэном как соединенное представление кинемы и акусмы в тех случаях, когда благодаря кинеме получается и акусма. Например, кинема губ вместе с губным акустическим оттенком составляет кинакему губности.

Учение Бодуэна де Куртенэ о фонеме не было единогласно принято его современниками, однако оно активно используется современной лингвистикой.

Выводы по 2 главе

Представители Казанской лингвистической школы занимались исследованием важнейших вопросов языка. Прежде всего, это дихотомия статики и динамики в языке, которая особенно интересовала И.А. Бодуэна де Куртенэ и Н.В. Крушевского. Язык, по их мнению, постоянно развивается, и рассматривать его нужно историческим путем, принимая во внимание отдельные языковые периоды, которые этот язык прошел в своем развитии.

С той же исторической точки зрения языковеды рассматривают и систему языка. И.А. Бодуэн де Куртенэ выделяет в нем три подсистемы: фонетическую, морфологическую и синтаксическую, которые обозначают «внешнюю», внеязыковую и морфологическую стороны языка и делятся также на микросистемы.

Основатель Казанской школы И.А. Бодуэн де Куртенэ также разрабатывает собственное учение о фонеме. Он создает две теории фонемы, приходя в своих исследованиях к тому, что фонема - это психологический эквивалент звука, противопоставленный ему. Сама же фонема делится на психологические и слуховые элементы - кинемы, акусмы и кинакемы.

Таким образом, Казанская лингвистическая школа своими исследованиями и открытиями оказала огромное влияние на развитие отечественного языкознания и подняла российскую лингвистику на мировой уровень. Многие идеи лингвистов этой школы нашли дальнейшее распространение в трудах ученых XX столетия.

Заключение

В данном исследовании были рассмотрены две основные и наиболее известные русские лингвистические школы конца XIX - начала XX веков - Московская и Казанская, а также ключевые концепции и теоретические положения этих школ.

Обе эти школы вобрали в себя тех лингвистов, которые критически относились к основным идеям младограмматизма, предлагая свои собственные концепции объяснения как уже рассмотренных младограмматиками, так и многих других законов языка. Основными идейными вдохновителями Московской и Казанской лингвистических школ стали Ф.Ф. Фортунатов и И.А. Бодуэн де Куртенэ, а также их многочисленные последователи и ученики, такие как А.А. Шахматов, А.М. Пешковский, М.М. Покровский, В.К. Поржезинский, Н.В. Крушевский, В.А Богородицкий и др. В своих исследованиях они интересовались не только вопросами общего языкознания, но и, в частности, вопросами психолингвистики, фонологического и морфологического аспектов языка, проблемами различных классификаций языков и др.

Основатель Московской школы, выдающийся лингвист Ф.Ф. Фортунатов в своих работах возвращается к проблеме взаимоотношения языка и мышления, которая волновала многих его предшественников, но была предана забвению большинством лингвистов к моменту начала его педагогической деятельности. Кроме того, Ф.Ф. Фортунатов предлагает свою классификацию слов и словосочетаний, основанную на наличии или отсутствии в них аффиксов.

Основоположник же Казанского направления в языкознании И.А. Бодуэн де Куртенэ, интересуясь психологией языка, разрабатывает учение о фонеме, в котором рассматривает ее как психологический эквивалент звука, состоящий из определенных частей: кинем, акусм и кинакем. Также совместно с другим Казанским лингвистом Н.В. Крушевским он обращается к проблеме разграничения статики (синхронии) и динамики (диахронии) языка, впервые разработанной Ф. де Соссюром. Интерпретация этой антиномии русскими лингвистами стала одной из основных идей, взятых на вооружение структуралистами.

Современная лингвистика восприняла и развивает многие идеи представителей Московской и Казанской языковедческих школ. Вместе с Ф. де Соссюром Ф.Ф. Фортунатов, И.А. Бодуэн де Куртенэ и их единомышленники помогли преодолеть кризис, который переживало сравнительно-историческое языкознание на рубеже XIX-XX веков, и проложили дорогу новому направлению лингвистики XX столетия - структурализму. Своими обширными исследованиями и выдающимися трудами по общему языкознанию, психолингвистике, философии языка и другим важным сферам и направлениям в лингвистике, представители Московской и Казанской школ внесли неоценимый вклад в историю русского и мирового языкознания.

Список использованной литературы

1. Алефиренко, Н.Ф. Теория языка. Введение в общее языкознание: учеб. Пособие для студентов филол. спец. [Текст] / Н.Ф. Алефиренко. - Волгоград: Перемена, 1998. - 398 с.

2. Алпатов, В.М. История лингвистических учений. 2-е издание, испр. [Текст] / В.М. Алпатов. - М.: Языки русской культуры, 1999. - 368 с.

3. Амирова, Т.А., Ольховиков, Б.А., Рождественский, Ю.В. История языкознания: учеб. Пособие для студентов высш. учеб. заведений [Текст] / Под ред. С.Ф. Гончаренко. - М.: ИЦ «Академия», 2003. - 671 с.

4. Березин, Ф.М. История лингвистических учений: Учебник для филол. спец. Вузов. 2-е изд., испр. и доп. [Текст] / Ф.М. Березин. - М.: Высш. школа, 1984. - 319 с.

5. Березин, Ф.М. Русское языкознание конца XIX - начала XX вв. [Текст] / Ф.М. Березин. - М.: Наука, 1988. - 360 с.

6. Бодуэн де Куртенэ, И.А. Избранные труды по общему языкознанию [Текст] / И.А. Бодуэн де Куртенэ. - М., 1963. - 391 с.

7. Будейко, В.Э. История лингвистических учений [Текст] / В.Э. Будейко. - Челябинск: Полиграф-мастер, 2006. - 298 с.

8. Звегинцев, В.А. История языкознания XIX - XX вв. в очерках и извлечениях [Текст] / В.А. Звегинцев. - М.: Просвещение, 1964. - 468 с.

9. Кодухов, В.И. Общее языкознание: учебник для студентов филол. специальностей ун-тов и пед. ин-тов [Текст] / В.И. Кодухов. - М.: Высш. школа, 1974. - 375 с.

10. Колесов, В.В. История русского языкознания: очерки и этюды [Текст] / В.В. Колесов. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. - 471 с.

11. Кондрашов, Н.А. История лингвистических учений: учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. №2101 «Рус. язык и лит.» [Текст] / Н.А. Кондрашов. - М.: Просвещение, 1979. - 327 с.

12. Крушевский, Н.В. Очерк науки о языке [Текст] / Н.В. Крушевский. - Казань, 1883. - 294 с.

13. Крушевский, Н.В. Очерки по языковедению: часть 2. Антропофоника [Текст] / Н.В. Крушевский. - Варшава, 1893. - 239 с.

14. Левицкий, Ю.А. История лингвистических учений [Текст] / Ю.А. Левицкий. - М.: Высш. школа, 2005. - 302 с.

15. Поржезинский, В.К. Введение в языковедение [Текст] / В.К. Поржезинский. - М., 1916. - 381 с.

16. Фортунатов, Ф.Ф. Избранные труды [Текст] / Ф.Ф. Фортунатов. - М., 1956. - 357 с.

17. Фортунатов, Ф.Ф. Сравнительное языковедение: Лекции, читанные в 1899-1900 гг. [Текст] / Ф.Ф. Фортунатов. - М., 1900. - 206 с.

18. Хрестоматия по истории русского языкознания [Текст] / Под ред. Ф.П. Филина. - М.: Высш. школа, 1973. - 558 с.

19. Шарадзенидзе, Т.С. Лингвистическая теория И.А. Бодуэна де Куртенэ и ее место в языкознании XIX-XX веков [Текст] / Т.С. Шарадзенидзе. - М.: Наука, 1980. - 133 с.

20. Шулежкова, С.Г. История лингвистических учений: учеб. пособие [Текст] / С.Г. Шулежкова. - М.: Флинта: Наука, 2007. - 404 с.

Ф.Ф. Фортунатов – основатель Московской лингвистической школы.

Краткие сведения из его научной биографии.

Заслуги Ф.Ф. Фортунатова в разработке проблем общего и сравнительно-исторического языкознания

СОДЕРЖАНИЕ

1. Вступление
2. Биография Ф. Фортунатова
3. Деятельность Ф. Фортунатова
4. Исследования Ф. Фортунатова в языкознании
5. Московская лингвистическая школа
6. Учение о грамматической форме слова
7. Синтаксические взгляды Ф. Фортунатова
8. Заключение
9. Список литературы

1. ВСТУПЛЕНИЕ

Неизгладимый след в истории русского языкознания оставил выдающийся учёный-лингвист, индоевропеист-компаративист, славист, индолог, литуанист, знаток многих индоевропейских языков (ведийский, санскрит, пали, греческий, латинский, старославянский, готский, литовский, латышский, армянский, бактрийский), специалист в области сравнительно-исторической фонетики и акцентологии, палеографии и орфографии, теоретической грамматики, воспитатель блестящей плеяды языковедов Филипп Фёдорович Фортунатов (1848-1914), научная деятельность которого длилась 43 года (начиная с изучения литовских говоров в 1871). Ему принадлежат 37 научных трудов, изданных в основном в специальных журналах или литографическим способом (для студентов Московского университета); значительной по объёму была редакторская работа. Он создаёт первые в России систематические лекционные курсы индоевропейской и славянской сравнительно-исторической грамматики.

Во многом Ф.Ф. Фортунатов был близок к методологическим принципам младограмматического направления, предлагая одновременно оригинальное решение многих теоретических вопросов. Многие существенные результаты в области сравнительной фонетики и сравнительной морфологии ставили Ф.Ф. Фортунатова впереди немецкой лингвистики периода младограмматизма. Он фактически различает синхронический и диахронический подходы. Им принимается младограмматический постулат о безысключительности звуковых законов и тут же подчёркивается необходимость при описании фонетических процессов учитывать структурные особенности языков и конкретные исторические условия, хронологию изменений в языке. Указывается на общественный характер языка и связь истории языка с историей общества.

Вокруг Ф.Ф. Фортунатова сложилась Московская (фортунатовская) лингвистическая школа. Его учениками были: в России - Алексей Александрович Шахматов (1864-1920), Григорий Константинович Ульянов (1859-1912), Вячеслав Николаевич Щепкин (1863-1920), Михаил Михайлович Покровский (1868 или 1869-1942), Борис Михайлович Ляпунов (1862-1943), Виктор Карлович Поржезинский (1870-1929), Александр Иванович Томсон (1860-1935), Дмитрий Николаевич Ушаков (1873-1942), Николай Николаевич Дурново (1876-1937), Степан Михайлович Кульбакин (1873-1941), Евгений Фёдорович Будде (1859-1929), Михаил Николаевич Петерсон (1885-1962), Александр Матвеевич Пешковский (1878-1933), Василий Михайлович Истрин (1865-1937); из зарубежных учёных - Олаф Брок, Торе Торнбьернссон, Хольгер Педерсен, Николас ван Вейк, Краузе ван дер Коп, Поль Буайе, Ф. Сольмсен, Эрих Бернекер, Александр Белич, Йоан Богдан, Иосиф Юлиус Миккола, Матиаш Мурко.

2. БИОГРАФИЯ Ф.Ф. ФОРТУНАТОВА

Фортунатов (Филипп Федорович) - выдающийся русский языковед. Фортунатов, профессор сравнительного языкознания в Московском университете. И ординарный академик по отделению русского языка и словесности Санкт-Петербургской Академии Наук.

Родился в 1848 г., учился в петрозаводской гимназии, в которой его отец был директором, и в московском университете, в котором окончил курс в 1868 г. В1871 г. предпринял, вместе с В. Ф. Миллером, научное путешествие в Литву, результатом которого был ценный сборник литовских народных песен ("Известия Московского Университета", 1872 г. и отд.).

Вслед за этим он уехал в заграничную командировку. По возвращении в 1875 защитил в Московском университете магистерскую диссертацию по древнеиндийским ведам и в 1876 был избран профессором по кафедре сравнительной грамматики индоевропейских языков. Этот пост занимал вплоть до своего переезда в Санкт-Петербург в 1902. За четверть века преподавательской деятельности в Москве Фортунатов прочел множество разнообразных университетских курсов по сравнительно-исторической грамматике, общему языкознанию и древним индоевропейским языкам и стал основоположником Московской (ее называют также Московской формальной, или Фортунатовской) лингвистической школы. Его учениками и учениками его учеников (в особенности Д.Н.Ушакова) были десятки выдающихся российских и зарубежных, в том числе Р.Якобсон, много сделавший для популяризации имени Фортунатова и его идей за рубежом.

В 1884 Фортунатов по представлению Московского и Киевского университетов без защиты диссертации получил почетную степень доктора сравнительно-исторического языкознания. В 1898 был избран членом-корреспондентом, а в 1902 действительным членом Российской академии наук. В Санкт-Петербурге Фортунатов сосредоточился на работе в Отделении русского языка и словесности Академии и редактировании академических изданий. Фортунатов был также действительным членом Сербской Королевской академии, почетным доктором университета Христиании (ныне Осло) и действительным членом Финно-угорского общества в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки). В 1902 г., после 30-летней профессорской деятельности, оставил Москву и переселился в Петербург.

Умер Фортунатов в Косалме, недалеко от Петрозаводска, 20 сентября (3 октября) 1914.

3. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Ф. ФОРТУНАТОВА

Ф.Ф. Фортунатова характеризуют внимание к живому языку, бережное отношение к произведениям народного творчества, подчёркивание важности для истории языка изучения территориальных народных говоров, нередко сохраняющих черты глубокой древности и различающихся между собой даже на незначительном расстоянии в этимологическом, фонетическом и лексическом отношении. Выдвигалось требование высокой степени точности фактического материала и его глубокого теоретического осмысления. Учёный стремился к созданию целостных описаний диалектов (на материале литовского языка, которым Ф.Ф. Фортунатов занимался всю жизнь). Изменения языка во времени характеризуются как способ существования языка. Ф.Ф. Фортунатов предполагал наличие диалектного членения, территориального варьирования и в общеиндоевропейском, на реконструкцию которого были направлены усилия А. Шлайхера и его последователей. Он отказывался сводить развитие языка к его дроблению на наречия и призывал считаться и с противоположным процессом сближения и соединения наречий. Им была предпринята разработка теории дивергентно-конвергентной эволюции языков. Он развивал также идею языковых («общественных») союзов. Ему принадлежит призыв к различению внешних и внутренних факторов развития языка.

Ф.Ф. Фортунатову принадлежат специальные исследования в области древнеиндийского языка. Он изучал тексты ведийских памятников в связи с подготовкой к изданию текста Samaveda, его толкованием и переводом, составлением словаря. Исследователь стремился не вносить исправления в сам текст, используя для этой цели комментарии. Он открыл получивший большой резонанс в мировой лингвистике того времени звуковой закон, касающийся соотношения между древнеиндийскими церебральными и группой l + зубная в других индоевропейских языках. Позднее он выдвинул предположение о существовании в общеиндоевропейскую эпоху (на основании разных рефлексов в отдельных индоевропейских языках) не двух, а трёх плавных.

Фортунатовцы строго разграничивали формы словоизменения и словообразования. Они многое сделали в разработке основ современной морфологии, заменившей «этимологию» с его зыбкими границами между современным и историческим словообразованием, между собственно этимологией и морфологией. Был заимствован бодуэновский термин морфема. Критерий морфологического строения слова использовался в типологической классификации языков, которой был придан динамический подход. Чисто генетический подход к реконструкции древнейшего состояния языка был заменён подходом генетико-типологическим. Получил развитие теоретический синтаксис (А.А. Шахматов, А.М. Пешковский, М.Н. Петерсон). Выделилась в самостоятельную дисциплину семасиология, исследующая законы семантических сдвигов с учётом системных связей - синонимии, места в семантическом поле, морфологического оформления (М.М. Покровский). Было принято противопоставление - вслед за И.А. Бодуэном де Куртенэ и Н.С. Трубецким - фонетики и фонологии. Наметилось разграничение сравнительно-исторической грамматики славянских языков и грамматики общеславянского языка, исторической грамматики и истории литературного языка. В научных исследованиях и университетском преподавании утверждался приоритет синхронического подхода к языку. Был создан ряд университетских курсов по введению в языкознание, продолжающих традицию фортунатовского курса сравнительного языковедения (А.И. Томсон, В.К. Поржезинский, Д.Н. Ушаков, А.А. Реформатский, О.С. Широков). Методы исследования, выработанные в фортунатовской школе, в нашей стране переносились в финно-угроведение, тюркологию, кавказоведение, германистику.

Фортунатов признавал сравнение средством реконструкции предшествующего состояния с целью выявления истории конкретного языка. Он призывал искать «законы, управляющие фактами», «взаимосвязь и причины исследуемых явлений». Из целостной концепции Фортунатова вытекает постулат безысключительности фонетических законов и связанная с ним методика установления относительности хронологии.

Положение о взаимосвязи истории языка с историей общества Фортунатов углублял требованием разграничивать внешние и внутренние связи и причинность. Фортунатову принадлежит ряд открытий в области сравнительно-исторической грамматики индоевропейских и славянских языков: теория сонатов, лабиальный ряд задненёбных, состав вокализма индоевропейских языков, слабая ступень чередований, связь долготы и характера интонации, закон переноса ударения в балтийских и славянских языках.

4. ИССЛЕДОВАНИЯ Ф.Ф. ФОРТУНАТОВА В ЯЗЫКОЗНАНИИ

Отличное знакомство со славянскими и балтийскими или литовскими языками характеризует все работы Фортунатова, из которых особо выдающееся значение имеют исследования литво-славянского и индоевропейского ударения, пролагавшие пути в область в то время еще нетронутую и получившую с тех пор громадную научную важность.

Можно сказать, что в этой области Фортунатов является первым тонером и одним из основателей современного учения об индоевропейском ударении, родоначальником исследований Левкина, Гарта, Штрейтберга и других новейших акцентологов. К заслугам Фортунатова относится и то, что он первый в наших университетах начал читать курсы по литовскому языку, столь важному для сравнительного языкознания вообще и славянского в особенности.

Кроме того, он читал и общие курсы по фонетике и морфологии индоевропейских языков, а также специальные по старославянскому и готскому языкам. По литовскому языку он напечатал несколько статей в"Beitrage zur vergl. Sprachforschung" Куна и Шлейхера, в "Beitrage zurKunde der indogerm. Sprachen" Бецценбергера и в московском "Критическом Обозрении".

Кроме того, в 80-х и 90-х годах явился ряд его статей и рецензий в "Mittheilungen der litanischen litterarischen Gesellschaft",в геттингенских "Gelehrte Anzeigen" и в латыш. журнале "Austrums". В 1897 г. под его редакцией вышел первый выпуск "Литовского словаря А.Юшкевича", изданного академией наук и составляющего в высшей степениценное научное приобретение, благодаря полноте и новизне материала. Фонетике санскрита посвящены: статья "L+dental im Altindischen", в"Beitrage" Бецценбергера (т. VI), и позднейшая работа о том же предмете:"индоевропейские плавные согласные в древнеиндийском языке", явившаяся в юбилейном сборнике в честь О. Е. Корша Caristhria (1896). Немецкийперевод ее, сделанный проф. Сольмсеном, появился в "Zeitschrift fur vergleich. Sprachforschung" Куна (т. XXXVI), где напечатан и другой интересный этюд Ф.: "Ueber die schwache Stufe des urindogermanischenavokals".

Главное значение в научной деятельности Фортунатова имеют его труды в области литво-славянской акцентологии, открывающиеся весьма ценной статьей: "Zur vergleichenden Betonunglehre der lituslavischen Sprachen",в "Archiv fur slavische Philologie" Ягича (т. IV, 1880 и т. XI).

Здесь установлен ряд новых законов ударения и количества, давших отправную точку для исследований Лескина и др., высказаны важные замечания относительно русского полногласия и связи некоторых особенностей его сотношениями ударения и т. д.

Дальнейшее развитие взглядов Фортунатова в этой области дает его исследование "Об ударении и долготе в балтийских языках. I. Ударение в прусском языке", явившееся в "Русском Филолог.Вестнике", 1895 (нем. перевод проф. Сольмсена в "Beitrage"Бецценбергера, т. XXII). Фонетика общеславянского и старославянского языков служила предметом интересных и во многом самобытных университетских курсов Фортунатова.

Издание этих лекций его (в "Известиях" моск. унив.) давно уже начато (равно как немецкий перевод Бернекера, печатающийся в Лейпциге), но до сих пор они еще не обнародованы.

Некоторые основные положения учения Фортунатова изложены им в его статье в"Архиве" Ягича (т. XI-XII): "Phonetische Bemerkungen veranlasst durchMiclosich's Etymologisches Worterbuch der Slavischen Sprachen", где он излагает свои взгляды на формы общеславянского языка, часто несогласные со взглядами Миклошича.

Ценны и критические статьи Фортунатова, часто излагающие и собственные взгляды критика на затронутые ее авторами вопросы. Таковы: отзыв о "Синтаксических исследованиях" А. В. Попова, талантливого, рано умершего ученика Потебни (в "Отчете о присуждении Уваровских премий", 1884), где находим ряд оригинальных гипотез Ф. о происхождении некоторых падежных окончаний индоевропейских языков, - и рецензия на сочинение ученика Фортунатова, проф. Ульянова: "Значения глагольных основ в литовско-славянском языке" ("Отчеты о присуждении Ломоносовской премии",1895).

К ученикам Фортунатова принадлежат проф. варшавского университета, ныне его ректор, Г. К. Ульянов, академик А. А. Шахматов, приват-доцент московского унив. В. К. Поржезинский, В. Н. Щепкин, Яблонский и др.

До некоторой степени учениками Фортунатова могут считаться профессора казанского унив. Е. Ф. Будде и одесского Б. М. Ляпунов. Из нерусских ученых, занимавшихся у Фортунатова, назовем проф. боннского унив. Сольмсена, проф. гельсингфорского унив. Миккола, доктора Бернекера и т. д. Среди современных лингвистов Фортунатов занимает совершенно самостоятельное и независимое положение. В начал своей научной деятельности он несколько отражал влияние геттингенской школы (Фик) и отчасти Шлейхера, но впоследствии совершенно эманципировался от него и пошел своим оригинальным путем.  

Характерной особенностью метода Фортунатова является наклонность объяснять различные позднейшие фонетические особенности индоевропейских языков существованием соответствующих минимальных разниц уже в индоевропейском праязыке - прием, не составляющий исключительной особенности Фортунатова (на нем основаны гипотезы о двух и трех рядах заднеязычных согласных в индоевропейском праязыке Асколи-Фика-Шмидта, современное учение об индоевропейском вокализме и т. д.), но никем, вероятно, из лингвистов не применявшийся так широко и систематически.

Фонетические гипотезы Фортунатова отличаются остроумием и сложностью комбинации, но страдают некоторой схематичностью и отвлеченностью, лишающими их иногда убедительности. Эта отвлеченность или метафизичность построений Фортунатова объясняется отсутствием у них надлежащей антропофонической или звуко-физиологической основы.

Вследствие этого у Фортунатова нередко решение известной фонетической проблемы только отодвигается в область праязыка, но не разрешается действительным образом, и таким образом трудность"wird verschoben, aber nicht gehoben".

Важное научное значение трудов Фортунатова, впрочем, не колеблется этим недостатком, так как, несмотря на него, они в высшей степени возбуждают научную мысль и вызывают дальнейшую научную работу над затронутыми им вопросами.

Ф.Ф. Фортунатову принадлежат специальные исследования в области древнеиндийского языка. Он изучал тексты ведийских памятников в связи с подготовкой к изданию текста Samaveda, его толкованием и переводом, составлением словаря. Исследователь стремился не вносить исправления в сам текст, используя для этой цели комментарии. Он открыл получивший большой резонанс в мировой лингвистике того времени звуковой закон, касающийся соотношения между древнеиндийскими церебральными и группой l +зубная в других индоевропейских языках. Позднее он выдвинул предположение о существовании в общеиндоевропейскую эпоху (на основании разных рефлексов в отдельных индоевропейских языках) не двух, а трех плавных. Он сделал ряд открытий, касающихся состава индоевропейского вокализма, лабиального ряда заднеязычных, слабой ступени аблаута, связи долготы и характера слоговой интонации, относительной хронологии первой и второй палатализации в праславянском. Вел он исследования и в области славяно-балтийской акцентологии. Он открыл закон передвижения ударения от начала к концу слова в определенных фонетических позициях (закон Фортунатова-Соссюра).  

Ф.Ф. Фортунатов активно разрабатывал учение о грамматической форме вообще и грамматической форме слова в частности. Он фиксировал наличие формы лишь там, где она имеет специальный морфологический показатель и выводил форму из наличия в языке соотносительных рядов слов, сходных и различающихся по формальным признакам. Допускалось существование слов, не имеющих формы. Ему принадлежит сугубо формальная классификация частей речи (без учета семантических и функционально-синтаксических критериев). Получило развитие учение о формах словосочетаний. Предложение было отнесено к числу словосочетаний. Формализм как методологическое кредо Ф.Ф. Фортунатова и его последователей отразился впоследствии в иммантентизме Ф. де Соссюра и особенно Л. Ельмслева.  

5. МОСКОВСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА

Вокруг Ф.Ф. Фортунатова сложилась Московская (фортунатовская) лингвистическая школа. Его учениками были: в России – Алексей Александрович Шахматов (1864–1920), Григорий Константинович Ульянов (1859–1912), Вячеслав Николаевич Щепкин (1863–1920), Михаил Михайлович Покровский (1868 или 1869–1942), Борис Михайлович Ляпунов (1862–1943), Виктор Карлович Поржезинский (1870–1929), Александр Иванович Томсон (1860–1935), Дмитрий Николаевич Ушаков (1873–1942), Николай Николаевич Дурново (1876–1937), Степан Михайлович Кульбакин (1873–1941), Евгений Федорович Будде (1859–1929), Михаил Николаевич Петерсон (1885–1962), Александр Матвеевич Пешковский (1878–1933), Василий Михайлович Истрин (1865–1937); из зарубежных ученых – Олаф Брок, Торе Торнбьернссон, Хольгер Педерсен, Николас ван Вейк, Краузе ван дер Коп, Поль Буайе, Ф. Сольмсен, Эрих Бернекер, Александр Белич, Йоан Богдан, Иосиф Юлиус Миккола, Матиаш Мурко.  

Эта школа внесла большой вклад в исследования в области реконструкции праславянского языка, присущих ему тенденций к палатализации и к открытому слогу, в области праславянской акцентологии, морфологии, этимологии, лексикологии. Они разграничивали буквы и звуки, графику, орфографию и орфоэпию. Ими создавались системные описания русских говоров и первые диалектологические карты восточнославянских языков. По инициативе А.А. Шахматова была образована Московская диалектологическая комиссия (1903--1931). В нее входили Н. Н. Дурново, Н.Н. Соколов, Д.Н. Ушаков, и она функционировала по существу в качестве лингвистического общества, объединявшего московских ученых и контактировавшего с Московским лингвистическим кружком. На ее заседаниях выступали с докладами А.И. Соболевский, А.М. Селищев, Г.А. Ильинский, Н.Ф. Яковлев, Е.Д. Поливанов, Р.О. Шор, Р.И. Аванесов. Н.С. Трубецкой с опорой на учение Ф.Ф. Фортунатова об "общественных союзах" разграничил понятия языковых семей и языковых союзов.  

Фортунатовцы строго разграничивали формы словоизменения и словообразования. Они многое сделали в разработке основ современной морфологии, заменившей "этимологию" с ее зыбкими границами между современным и историческим словообразованием, между собственно этимологией и морфологией. Был заимствован бодуэновский термин морфема. Критерий морфологического строения слова использовался в типологической классификации языков, которой был придан динамический подход. Чисто генетический подход к реконструкции древнейшего состояния языка был заменен подходом генетико-типологическим. Получил развитие теоретический синтаксис (А.А. Шахматов, А.М. Пешковский, М.Н. Петерсон). Выделилась в самостоятельную дисциплину семасиология, исследующая законы семантических сдвигов с учетом системных связей – синонимии, места в семантическом поле, морфологического оформления (М.М. Покровский). Было принято противопоставление – вслед за И.А. Бодуэном де Куртенэ и Н.С. Трубецким – фонетики и фонологии. Наметилось разграничение сравнительно-исторической грамматики славянских языков и грамматики общеславянского языка, исторической грамматики и истории литературного языка. В научных исследованиях и университетском преподавании утверждался приоритет синхронического подхода к языку. Был создан ряд университетских курсов по введению в языкознание, продолжающих традицию фортунатовского курса сравнительного языковедения (А.И. Томсон, В.К. Поржезинский, Д.Н. Ушаков, А.А. Реформатский, О.С. Широков). Методы исследования, выработанные в фортунатовской школе, в нашей стране переносились в финно-угроведение, тюркологию, кавказоведение, германистику.  

Фортунатовская школа представляла собой школу формальной лингвистики, которая способствовала закладыванию основ лингвистического структурализма. Ее формализм заключался в стремлении исходить не из внешних по отношению к языку категорий логики, психологии, истории, физиологии, а из фактов самой языковой системы. Впоследствии многие представители этой школы отказывались от крайностей формализма фортунатовской школы. Эта школа оказала влияние на деятельность Московского лингвистического кружка (1915–1924), Пражской лингвистической школы, Копенгагенского лингвистического кружка, массачусетской ветви американского структурализма (Р.О. Якобсон).  

В основном в русле фортунатовского направления, но с существенной опорой на идеи И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, Н.С. Трубецкого происходило формирование и развитие Московской фонологической школы (Александр Александрович Реформатский, 1900–1978; Петр Саввич Кузнецов, 1899–1968; Владимир Николаевич Сидоров, 1902 или 1903–1968; Рубен Иванович Аванесов, 1902–1982; Алексей Михайлович Сухотин, 1888–1942; давший итоговое обобщение ее идей в 60-х–70-х гг. Михаил Викторович Панов, 1920). Представители МФШ опирались на учения И.А. Бодуэна о фонеме и альтернациях, на идеи Николая Феофановича Яковлева (1892–1974) и постоянно полемизировала с Ленинградской / Петербургской фонологической школой (Л.В. Щерба и его ученики и последователи), критикуя ее за учет "внеязыковых" факторов, в первую очередь за психологизм и интерес к звуковой субстанции. МФШ преимущественно ориентировалась на формальные, имманентно-структуралистские критерии. Здесь понятие фонемы было соотнесено с понятием морфемы (а не слова в тексте, словоформы, как в щербовской школе), что обусловило более абстрактный и в силу этого более удаленный от физической реальности уровень фонологического анализа. Было принято понятие нейтрализации фонологических оппозиций, выдвинутое пражцами. Было принято различать сильные и слабые фонологические позиции. Допускалась возможности пересечения в одной слабой позиции (позиции нейтрализации) двух или более фонем. Были введены понятия гиперфонемы, слабой фонемы, фонемного ряда.

6. УЧЕНИЕ О ГРАММАТИЧЕСКОЙ ФОРМЕ СЛОВА Ф. ФОРТУНАТОВА

Ф.Ф. Фортунатов активно разрабатывал учение о грамматической форме вообще и грамматической форме слова в частности. Он фиксировал наличие формы лишь там, где она имеет специальный морфологический показатель и выводил форму из наличия в языке соотносительных рядов слов, сходных и различающихся по формальным признакам. Допускалось существование слов, не имеющих формы. Ему принадлежит сугубо формальная классификация частей речи (без учёта семантических и функционально-синтаксических критериев). Получило развитие учение о формах словосочетаний. Предложение было отнесено к числу словосочетаний. Формализм как методологическое кредо Ф.Ф. Фортунатова и его последователей отразился впоследствии в иммантентизме Ф. де Соссюра и особенно Л. Ельмслева.

Теория Фортунатова о форме слова как результате «живых соотношений» и различия их «формальной принадлежности», «существующих в данном языке в данную эпоху» положила начало разграничению форм словоизменения и словообразования. Фортунатов строго разграничивал внешнюю и внутреннюю формы в учении о грамматических категориях и разрядах слов. Всё это легло в основу современной морфологии, оформившейся в самостоятельную научную дисциплину. Ещё в 1882-1883 годах Фортунатов ввёл термин морфология вместо бытовавшей в то время этимологии и разработал учение о форме слова. Фортунатов превратил морфологию в самостоятельную дисциплину об устройстве морфологического яруса языка. Учение Фортунатова о форме слова опиралось на реально существующее в языке материальное выражение этой формы. Форма слова могла быть установлена только там, где она материально представлена. Это не давало возможности фантазировать, рассуждая о языке. Фортунатов считал, что язык - это строгая система, в которой всё взаимосвязано и взаимообусловлено, а её закономерности можно строго обосновать и проверить. Фортунатов считал, что слово имеет форму, если в нём можно выделить основу, с которой связано его главное значение (Фортунатов называл его реальным), и аффикс, выражающий формальное значение. Формальное значение как-то видоизменяет или уточняет реальное значение.

Учение Фортунатова о грамматической форме вызвало в лингвистике шквал плодотворных идей, оно было продолжено его учениками. Фортунатовская морфология, его учение о форме слова заложили фундамент нового лингвистического мировоззрения, нацеленного на поиск внутренних, собственно лингвистических связей, закономерностей в языке. Идеи и методы лингвистической науки, разработанные Фортунатовым и его школой, будучи апробированными на материале русского и славянских языков, были перенесены в финно-угроведение, тюркологию, кавказоведение, германистику и другие направления лингвистики.

7. СИНТАКСИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ФОРТУНАТОВА

Современный период в развитии отечественного языкознания характеризуется бурным расцветом лингвистических теорий вообще и синтаксических в частности. Многие актуальные вопросы синтаксиса рассматривались и ранее, но в отличие от традиционного языкознания для современного периода характерен процесс интеграции и дифференциации, отличающий развитие всей науки в современную эпоху. Одним из достижений современного синтаксиса является выявление и разграничение аспектов изучения синтаксических единиц. Одни аспекты связаны с семантикой предложений, другие - с их структурой. Трудно сказать, какой аспект главнее, несомненно, что основным является и структурный, и семантический аспект, и это отразилось в современных синтаксических теориях. Выделенные аспекты не исчерпывают всего многообразия существующих подходов к изучению синтаксических единиц, возможно и выявление новых аспектов, которые позволят с новых позиций дать анализ каких-либо свойств единиц синтаксиса.

Логический аспект изучения синтаксических единиц связан с лучшими традициями русской лингвистики, так как классики отечественного языкознания рассматривали проблему соотношения языка, мышления и бытия. В советском языкознании эта проблема стала объектом исследования и описания общего языкознания.

В работах по общему языкознанию язык рассматривается как средство формирования, выражения и сообщения мысли. Наиболее существенной чертой предложения является его способность формировать и выражать мысль. Философы и лингвисты, разделяющие это положение, различают 3 вида мысли: «мысль-сообщение», «мысль-вопрос», «мысль-побуждение». Различия этих видов мысли обусловливают особые структурные и семантические свойства предложений, выделяемых обычно только по цели высказывания: повествовательных, вопросительных и побудительных.

Изучение типов простого предложения по их структуре - одна из важнейших сторон работы советских языковедов в области синтаксиса русского языка.

Представители логико-грамматического направления (Н.И. Греч, А.X. Востоков, Ф.И. Буслаев), отождествляя предложение с суждением, рассматривали распространенные предложения как полные, допуская, что один из главных членов предложения - суждения - может быть опущен. Исходя из того, что «без сказуемого не может быть суждения», Ф.И. Буслаев категорически утверждает: «...Но нет ни одного предложения, которое состояло бы только из подлежащего». Отсюда совершенно очевидно, что представители логико-грамматического направления не признавали номинативных предложений, а рассматривали их как неполные предложения.

Представители историко-психологического и формально-грамматического направлений - так же, как и представители логико-грамматического направления, считали, что важнейшей частью предложения является сказуемое, что в нем вся сила высказывания, что без сказуемого не может быть предложения.

В тех случаях, когда единственный главный член односоставного предложения выражается именительным падежом, он, независимо от выполняемой им функции, рассматривался представителями этих направлений в качестве сказуемого, а предложение в целом признавалось неполным предложением, где подлежащее опущено.

Ф.Ф. Фортунатов наличие таких предложений объяснял тем, что предложение как психологическое суждение должно заключать сочетание двух представлений - психологического подлежащего и психологического сказуемого. В распространенных предложениях одно из представлений, согласно учению Ф.Ф. Фортунатова, должно иметь словесное выражение.

Ф.Ф. Фортунатов, подходя к характеристике односоставного предложения с психологической точки зрения, рассматривает подлежащее и сказуемое не с точки зрения выражения в языке взаимосвязи явлений реальной действительности, а с точки зрения сочетания непосредственного восприятия явления со словесным обозначением его в языке (предложении).

Отсюда ясно, что Ф.Ф. Фортунатов, устанавливая одностороннюю предикативную связь между конкретными раздражителями действительности и их словесными заместителями в речи, которые сами по себе могут вызвать те же реакции, что и заменяемые ими конкретные раздражители, по существу не дает представления о специфике номинативных предложений, как одного из грамматических средств общения людей между собой, реального проявления мысли в языке.

Большая заслуга в изучении односоставных предложений принадлежит А.А. Шахматову. На богатом языковом материале он выявил разнообразные типы построения (структур) односоставных предложений в грамматическом строе русского языка, но специфику их грамматической природы все же не вскрыл.

По мнению А.А. Шахматова, в односоставных предложениях не выражены ясно ни подлежащее, ни сказуемое. Нет расчлененности предложения на два состава. Поскольку подлежащее и сказуемое в этих предложениях не расчленяются, А.А. Шахматов считает, что можно говорить только о главном члене предложения. При этом, как пишет А.А. Шахматов, «главный член односоставного предложения может быть отождествлен формально или с подлежащим, или со сказуемым, причем, конечно, не следует забывать, что такое «сказуемое» отличается от сказуемого двусоставного предложения тем, что вызывает представление и о предикате и о субъекте, между тем как сказуемое двусоставного предложения соответствует только субъекту». В учении А.А. Шахматова, таким образом, стирается различие между словом как лексической единицей и словом как предложением. Между тем слово и группа слов превращаются в предложение при наличии грамматических признаков.

Рассматривая взаимоотношения главных членов предложения, мы установили, что подлежащее без сказуемого и сказуемое без подлежащего в двусоставных предложениях не дают каждый в отдельности законченного выражения высказывания. Подлежащее без сказуемого остается простым названием предмета. Причем названием условным, так как словесное обозначение предмета не обусловлено природой и свойствами этого предмета.

8. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Эта школа внесла большой вклад в исследования в области реконструкции праславянского языка, присущих ему тенденций к палатализации и к открытому слогу, в области праславянской акцентологии, морфологии, этимологии, лексикологии. Они разграничивали буквы и звуки, графику, орфографию и орфоэпию. Ими создавались системные описания русских говоров и первые диалектологические карты восточнославянских языков. По инициативе А.А. Шахматова была образована Московская диалектологическая комиссия (1903-1931). В неё входили Н.Н. Дурново, Н.Н. Соколов, Д.Н. Ушаков, и она функционировала по существу в качестве лингвистического общества, объединявшего московских учёных и контактировавшего с Московским лингвистическим кружком. На его заседаниях выступали с докладами А.И. Соболевский, А.М. Селищев, Г.А. Ильинский, Н.Ф. Яковлев, Е.Д. Поливанов, Р.О. Шор, Р.И. Аванесов. Н.С. Трубецкой с опорой на учение Ф.Ф. Фортунатова об «общественных союзах» разграничил понятия языковых семей и языковых союзов.

Фортунатовская школа представляла собой школу формальной лингвистики, которая способствовала закладыванию основ лингвистического структурализма. Его формализм заключался в стремлении исходить не из внешних по отношению к языку категорий логики, психологии, истории, физиологии, а из фактов самой языковой системы. Впоследствии многие представители этой школы отказывались от крайностей формализма фортунатовской школы. Эта школа оказала влияние на деятельность Московского лингвистического кружка (1915-1924), Пражской лингвистической школы, Копенгагенского лингвистического кружка, массачусетской ветви американского структурализма (Р.О. Якобсон). 

Ф.Ф. Фортунатова характеризуют внимание к живому языку, бережное отношение к произведениям народного творчества, подчеркивание важности для истории языка изучения территориальных народных говоров, нередко сохраняющих черты глубокой древности и различающихся между собой даже на незначительном расстоянии в этимологическом, фонетическом и лексическом отношении. Выдвигалось требование высокой степени точности фактического материала и его глубокого теоретического осмысления. Ученый стремился к созданию целостных описаний диалектов (на материале литовского языка, которым Ф. Ф. Фортунатов занимался всю жизнь). Изменения языка во времени характеризуются как способ существования языка.

Фортунатов был, прежде всего, индоевропеистом, своей деятельностью обеспечившим восприятие разработанных младограмматистами методов лингвистического исследования (на то время наиболее строгих) отечественным сравнительно-историческим языкознанием.

В то же время Фортунатов разделял не все познавательные установки младограмматизма, что проявлялось, прежде всего, в его интересе к общей теории грамматики, многие из вопросов которой рассматривались им безотносительно к истории языка. Фортунатов особенно активно занимался морфологией; ему принадлежат: определение формы слова как психологически значимой способности слова члениться на основу и окончание; разграничение форм словоизменения и форм словообразования, а также положительной и отрицательной (не имеющей звукового выражения) формы, – в дальнейшем эти идеи были развиты структуралистами в учение о грамматическом нуле. Фортунатовым была предпринята также попытка построения чисто формальной классификации частей речи, сильно отличающейся от традиционной, и формального определения словосочетания и предложения. Хорошо знавший математику, Фортунатов стремился к достижению в грамматике максимально возможной точности и строгости описания (в то время присущей лишь сравнительно-историческому языкознанию); позднее подобная абсолютизация строгости надолго станет характерной чертой структурализма и сыграет важную роль в развитии лингвистики.

Будучи блестящим лектором, Фортунатов, подобно Соссюру и некоторым другим «устным» ученым, очень мало публиковался; не оставил он и какого-либо обобщающего труда. Творческое наследие ученого состоит из нескольких десятков посвященных частным вопросам статей и рецензий, а также литографированных материалов для студентов. Два тома избранных работ Фортунатова были изданы лишь в 1956, а многие работы поныне остаются неопубликованными.

В основном в русле фортунатовского направления, но с существенной опорой на идеи И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, Н.С. Трубецкого происходило формирование и развитие Московской фонологической школы (Александр Александрович Реформатский, 1900-1978; Пётр Саввич Кузнецов, 1899-1968; Владимир Николаевич Сидоров, 1902 или 1903-1968; Рубен Иванович Аванесов, 1902-1982; Алексей Михайлович Сухотин, 1888-1942; давший итоговое обобщение его идей в 60-х - 70-х гг. Михаил Викторович Панов, 1920). Представители МФШ опирались на учения И.А. Бодуэна о фонеме и альтернациях, на идеи Николая Феофановича Яковлева (1892-1974) и постоянно полемизировала с Ленинградской / Петербургской фонологической школой (Л.В. Щерба и его ученики, и последователи), критикуя его за учёт «внеязыковых» факторов, в первую очередь за психологизм и интерес к звуковой субстанции. МФШ преимущественно ориентировалась на формальные, имманентно-структуралистские критерии. Здесь понятие фонемы было соотнесено с понятием морфемы (а не слова в тексте, словоформы, как в щербовской школе), что обусловило более абстрактный и в силу этого более удалённый от физической реальности уровень фонологического анализа. Было принято понятие нейтрализации фонологических оппозиций, выдвинутое пражцами. Было принято различать сильные и слабые фонологические позиции. Допускалась возможности пересечения в одной слабой позиции (позиции нейтрализации) двух или более фонем. Были введены понятия гиперфонемы, слабой фонемы, фонемного ряда.

9. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Алпатов, В.М. История лингвистических учений. М., 1998.

2. Амирова, Т.А., Ольховиков, Б.А., Рождественский, Ю.В. Очерки по истории лингвистики. М., 1975.

3. Березин, Ф.М. История лингвистических учений. М., 1975.

4. Березин, Ф.М. Русское языкознание конца XIX - начала XX в.

5. Кодухов, В.И. Общее языкознание. М., 1974.

6. Кондрашов, Н.А. История лингвистических учений. М., 1979.

7. Паршин П. Филипп Федорович Фортунатов// http://www.peoples.ru/science/linguist/philipp_phortunatov/index.html

Попова, З.Д. Общее языкознание. Воронеж, 1987.

8. Биография Фортунатова Филиппа Федоровича// http://www.biografia.ru/

9. Фортунатов и фортунатовское течение в языкознании / Сусов И. История Языкознания //

http://www.vitaeauct.narod.ru/011/vrb/bk_0001/index.htm

10. Фортунатов Филипп Федорович: Энциклопедия Брокгауза и Ефрона// http://www.enc.mail.ru/encycl.html?encycl_id=brok