КПСС: ОТ СОЦИАЛИЗМА К РЕСТАВРАЦИИ КАПИТАЛИЗМА V

Чернышев Александр Юрьевич

Окончание

Скачать:

ВложениеРазмер
Microsoft Office document icon kpss5.doc85 КБ

Предварительный просмотр:

КПСС: от социализма к реставрации капитализма V

К началу XXVIII съезда КПСС, состоявшегося летом 1990 г., общество подошло уже крайне поляризованным: по данным социологов, 20% респондентов вообще считали партию ненужной, столько же (почти как делегатов съезда) видели в партии организацию рабочего класса. А идея консолидации вокруг партии всех слоев общества, поддерживающих идеи социализма, оказалась приемлема лишь для 36 % опрошенных. Каждый четвертый вообще затруднился определить свое отношение к вопросу, какой должна быть партия.

После съезда в партии и обществе усиливаются процессы социального и идейно-политического размежевания. Однако в плане первоочередных пропагандистских и организационных мероприятий в связи с итогами XXVIII съезда, утвержденном Секретариатом ЦК КПСС, еще предполагается «вести широкий диалог с общественно-политическими организациями, объединениями и движениями, использовать встречи со всеми группами населения «в интересах консолидации общества». Эта двойственность между провозглашаемым «общенародным» характером партии и растущим сопротивлением ее политике так и не будет разрешена, еще более разрушая единство партии, усиливая отток из нее рядовых коммунистов, среди которых наблюдались и антирыночные настроения. Так, по данным исследований, каждый четвертый делегат XXVIII съезда КПСС безоговорочно считал, что переход к рынку — предательство социализма. Только 4% из 363 опрошенных делегатов съезда рабочих Москвы, состоявшегося в июле 1991 г., высказались за частную собственность, а в резолюции съезда большинство выступило против дележа государственной собственности. О неоднозначности отношения к переходу к рыночной экономики свидетельствовали и другие данные социологических исследований. Например, в Белоруссии «активнее всех поддерживают идею перехода к рыночным отношениям наиболее продвинутые в социальном отношении социальные слои – учителя, инженеры, врачи и другие категории служащих». В этой группе за переход к рынку выступают 75,2% опрошенных, против – 10.3%, затруднились определить свою позицию 14.5%. Значительно более сдержанно высказываются о рыночной экономике рабочие. Если в поддержку рынка высказались 60% из них (на 15.2% меньше, чем служащих), то против – 20.4%. почти вдвое больше, чем представителей умственного труда. Рабочие (54,9%) более всего высказывали опасение перед незащищенностью в условиях рынка.

В 1991 г. социологи по провокативной методике проводили в Кузбассе опрос о предпочтительных для шахтеров формах приватизации шахт. Они включили в анкету вопрос о приватизации через «аренду без выкупа имущества шахты» и другие нереальные формы и выяснили, что треть опрошенных выступает именно за эти формы, а не за акционерные общества, не за частную собственность на шахты. Представления же шахтеров о частной собственности были сродни некой мечте о «дачном капитализме». Согласно опросам 1990 г. 96% шахтеров хотели иметь в частной собст-венности землю и квартиру, а 33% хотели также иметь и собственный грузовик или трактор для обработки приусадебного участка. И только 24% желали быть собственниками производственных помещений, техники и оборудования для производства, т.е. 3/4 рабочих не желали быть собственниками средств производства, а лишь мечтали о своей квартире, машине, даче. При этом почти 90% опрошенных предпочитали коллективные формы собственности, в том числе передачу шахт в собственность трудового коллектива («за» – треть респондентов). Но при этом только 2% шахтеров готовы были вложить свои средства в развитие предприятия: остальные хотели работать в условиях капиталистической рыночной системы на коллективном предприятии и ничего не вкладывать в его развитие, предпочитая вкладывать деньги в свою собственность – квартиру, дачу, землю, машину (трактор). При этом подавляющему большинству шахтеров (2/3) было вообще безразлично, на каких предприятиях трудиться – «лишь бы платили зарплату».

О том, что антигорбачевские настроения в коллективах промышленных предприятий были сильны, говорит такой факт. В марте 1991 года в зале заседаний Московского электрозавода состоялось совещание членов парткома, руководителей профкомитетов и пропагандистского корпуса трех заводов: АТЭ-1, МЭЛЗ, Электрозавода, где обсуждалось положение в стране. На это совещание был приглашен первый секретарь МГК КПСС Юрий Прокофьев. В принятом решении, переданном затем Ю.Прокофьеву как члену Политбюро, содержалось требование о наведении порядка в стране, о приостановке антикоммунистической истерии в печати, говорилось о неприятии курса на рыночную экономику и развал в социалистической экономики.

Подводя в конце мая 1991 г. итоги зональных совещаний секретарей первичных организаций, Секретариат ЦК КПСС был вынужден констатировать, что, несмотря на решения XXVIII съезда, в партийной среде «проявляется невосприятие» мероприятий по переходу к «рыночной экономике», отсутствуют «достаточно полные» представления о ней, бытует «ошибочное» мнение о несовместимости социализма и рынка.

Все больше первичных организаций отмежевываются от официальной политики, не желая брать на себя ответственность за нее, оказываются один на один с расслаивающейся партийной и беспартийной массой. В этих условиях стихийно подстегивается деполитизация, среди остающихся еще в партии активистов начинает давать знать о себе теория малых дел, конкретная работа на месте. «Мы решили так: хватит лозунгов – «ускорить», «расширить», «повысить», – писал в журнал «Известия ЦК КПСС» секретарь парткома Уральского автомобильного завода В. С. Кадылкин. – Пошли по другому пути: не ускорить, не повысить, не повлиять, а непосредственно принять участие в конкретной работе. Прошлогодняя уборочная кампания – мы все вместе в поле работали… члены парткома едут в совхозы договариваться о выделении участков». Но, как показало развитие политических процессов, даже такая перспектива оказалась для КПСС не реализуемой.

ЦК КПСС и послесъездовскому Политбюро приходилось учитывать настроения в партийных организациях, особенно в крупнейшей республиканской парторганизации КПСС, преобразованной в компартию РСФСР на Учредительном съезде накануне XXVIII съезда КПСС. В отличие ЦК КПСС, избранного на съезде, в ЦК КП РСФСР были весомо представлены силы, пытавшиеся с классовых позиций обратить внимание коммунистов на идущие в обществе процессы социального размежевания и на необходимость возвращения партии к классовому подходу в политике. При этом руководство российской компартии, балансируя между разными политическими течениями в партии, в общем поддерживало линию горбачевского большинства XXVIII съезда партии (курс на многоукладную экономику, признание многопартийности и парламентаризма в форме преобразованных советов).

КП РСФСР, как и в целом КПСС, демонстрировало отказ от положения правящей партии, стремление разделить власть с другими политическими силами, для чего, согласно «Основным направлениям деятельности КП РСФСР», полагалось «заключать соглашения», «вступать в предвыборные блоки с другими партиями». Причем возможный их спектр конкретно не определялся. Коммунистам предлагалось поддерживать любые политические движения и партии, которые будут предлагать реформы, направленные «на улучшение жизни народа».

Выступая на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК КП РСФСР 15 ноября 1990 г., его первый секретарь И. К. Полозков хотя и говорил об «антагонистическом характере» идущей политической борьбы – этот тезис нашел затем отражение в «Основных направлениях деятельности КП РСФСР», – но тут же выступил с предложением, выдержанном в духе линии перестройки, «ВСЕМ (выд. авт.) политическим партиям, движениям и организациям вместе рассмотреть вопросы положения дел в республике и в стране…» и даже объявить мораторий в политической борьбе.

В российской компартии, как и в КПСС в целом, остро проявилась противоречивость подходов к выбору партийного курса. Если КПСС на своем последнем съезде на уровне официальных решений (правда, не без жесткой борьбы) подтвердила отказ от провозглашения всякой классовости, то в документах КП РСФСР до ее фактического запрета соседствовали абсолютно противоположные идеи: и соответствующие решениям XXVIII съезда КПСС, и те, которые на том съезде отстаивало меньшинство, неприемлевшее курс к «рыночной экономике» в принципе. Так, в «Основных направлениях деятельности КП РСФСР» однозначно отрицаются формы собственности и хозяйствования, основанные на эксплуатации человека человеком, но тут же допускается частнопредпринимательская деятельность при условии личного труда собственника или труда членов его семьи.

В «Основных направлениях…» партия обещала поддерживать «прямое участие трудовых коллективов в процессе приватизации». Первичным организациям предписывалось принимать активное участие в выборе трудовыми коллективами наиболее эффективных форм хозяйствования. При этом совместно с советами трудовых коллективов и профсоюзами не допускать перехода основных фондов в руки дельцов «теневой экономики».

В программных установках и в деятельности КП РСФСР так же, как и в целом в КПСС, проявилась двойственность положения и мировоззрения мелкого собственника, которому милы рынок и частная собственность, но вызывают страх «доморощенные богачи», сосредоточенные в теневой экономике и стремящиеся к приватизации всей собственности. Поэтому, с одной стороны, в духе решений последнего съезда КПСС в документах ее ЦК целью КП РСФСР провозглашалось «сохранение гражданского мира и «достижение общенационального согласия» при переходе к рынку, но, с другой стороны, допускалась возможность дальнейшего нарастания противоречий коренных интересов трудящихся с интересами «нарождавшейся буржуазии».

Вопросы рабочего движения и отношения к нему партии также стояли в центре внимания ЦК КП РСФСР. Так, в своем решении от 5 марта 1991 г. комиссия ЦК КП РСФСР по социально-экономической политике и связям с рабочим движения отмечала, что с развитием радикальной экономической реформы, появлением разнообразных форм собственности и форм хозяйствования, формированием многоукладной экономики кроме конфликтов типа «администрация – рабочий» объективно возникают новые виды противоречий – между коллективами различных предприятий, коллективами и отдельными его членами, членами трудового коллектива и органами местной власти, занятых в отраслях производства и обществом в целом в лице государства. «Нельзя недооценивать опасность обострения классовых противоречий с расширением сферы рыночных отношений и появлением рынка труда. Это шаг назад в развитии общества». Вместе с тем, «стратегическая задача КПСС заключается в таком преобразовании общества, при котором сами трудящиеся (прежде всего рабочие, крестьяне, трудовая интеллигенция) демократическим путем в своих интересах определяли бы весь спектр производственных отношений, и постановка вопроса о специальных мерах их защиты была бы излишней».

Таким механизмом объявлялась колдоговорная практика на предприятиях и распространение механизма соглашений («социального партнерства») до уровня государства, общероссийских объединений работодателей и профсоюзов, в котором бы нашлось место и для партии.

В документах республиканской партии настойчиво проводилась идея восстановления и укрепления традиционной социальной базы партии как «партии трудящихся: рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции» и линия неприятия «доморощенных богачей», миллионеров, спекулянтов, взяточников и т.п. Отсюда в качестве политической линии партии предлагалось «всемерно способствовать процессу политического самоопределения трудящихся», вплоть до создания неких отрядов самообороны, призванных противостоять дележу общенародной собственности. Но эта идея, озвученная И. К. Полозковым, явно контрастировала с его же примирительным заявлением на Пленуме ЦК и ЦКК КП РСФСР 15 ноября 1990 г.: «Надо сделать так, чтобы трудовые коллективы, все слои трудящихся не только увидели себя в новой системе социально-экономических отношений, но и активно участвовали в их формировании».

Таким образом, «широкой народной поддержки» новой экономической программы М.С.Горбачева не наблюдалось. Наоборот, объявление нового курса подстегнуло процессы идейного и политического размежевания в партии, усиливало оппозицию в ней, углубляло противоречия и ужесточало политическую борьбу, которой горбачевскому крылу КПСС так хотелось избежать во имя мнимого «общенационального согласия». Но согласия с кем? Во многих регионах страны к власти приходили некоммунистические режимы, все более о себе как факторах власти заявляли забастовочные и рабочие комитеты, комитеты общественного самоуправления, народные фронты, комитеты национального спасения и т.п. Все это неизбежно разрушало консолидирующую роль партии, сокращало время на осмысление реально складывавшуюся ситуацию перехода к двоевластию и многовластию.

Обществу и партии предстояло определиться по поводу нового экономического курса – перехода к рыночной экономике. Этот переход означал коренное изменение отношений собственности, всей социальной структуры общества, складывание новых социальных сил, активизацию взращиваемого в условиях экономической реформы класса предпринимателей. Очевидно, что в той мере, в какой централизованное планирование замещалось бы рыночным механизмом, становилась бы на ноги новая рыночная инфраструктура (коммерческие банки, биржи, предпринимательские ассоциации и пр.), взращивался бы новый класс предпринимателей, значительная сфера общественных отношений уходила бы из сферы государственного регулирования и контроля со стороны общественных организаций. Механизмы, регулирующие отношения между работающими и работодателями, отошли бы в той или иной мере к новым общественным институтам, прежде всего обслуживающих нужды частного капитала. В таких условиях ни теоретические выкладки партии, ни ее идеология, ни она сама становились бы не нужны. В лучшем случае, ее организаторский потенциал в лице бывших кадровых партработников мог быть использован в целях налаживания системы менеджмента на новых и приватизируемых предприятиях.

Каждому члену партии предстояло делать выбор уже не столько в теоретических спорах о судьбах социализма, сколько трезво оценить свое желание и, главное, возможность изменить свое социальное положение и жизнь при новом общественном строе, а также то, в какой мере пребывание в партии может этому помочь или помешать.

Причем обществу предлагалось обывательское понимание «рыночной экономики», в которой «свободно развиваются» на основе «здоровой и честной конкуренции» «равноправные» и «самостоятельные» товаропроизводители независимо от форм собственности. Согласно концепции инициаторов рыночных преобразований, окружавших Горбачева, частная собственность не должна быть «тотальной», а неравенство глубоким. Горбачев выражал уверенность, что собственниками предприятий должны стать сами трудовые коллективы, а почему-то не частные собственники. «Я все-таки представляю, что это будет мелкая собственность», – говорил он на XXVIII конференции Московской городской партийной организации в ноябре 1990 г.

Это заявление отражало объективное состояние советского предпринимательского класса, капиталы которого еще в значительной мере оставались в «теневой экономике». «Предусмотренные реформой действия… рассчитаны на определенные социальные силы, – говорил в 1989 г., еще будучи первым заместителем главы правительства СССР, академик Л.Абалкин. – А у нас их либо нет. Либо они находятся в зачаточном состоянии, и это предопределяет сложность, длительность процессов, которые предстоит нам пережить».

Главной причиной кризисного состояния, к которому подошла к 1990 г. советская экономика и главным препятствием на пути выхода из этого кризиса было объявлено «монопольное, безраздельное господство государственной собственности». Социальное равенство отождествляется с уравниловкой. Горбачев объявил, что рынок позволяет «объективно и в какой-то мере без вмешательства бюрократии измерить трудовой вклад каждого производителя», что «вне рыночной экономики нельзя реализовать принцип распределения по труду».

При этом разгосударствление и приватизацию собственности предполагалось провести, естественно, «в рамках социалистического выбора». Предусматривалась передача собственности трудовым коллективам, создание акционерных обществ, кооперативов, арендных предприятий, продажа в частную собственность небольших предприятий, в первую очередь в сфере услуг и торговли. «Всемерно должен поощряться в обществе дух свободного предпринимательства», – начал призывать Горбачев. Рынок объявлялся универсальной ценностью, существовавшим во все времена, а значит, его можно развивать и вне капитализма. «Казалось бы, очевидные вещи, но какими извилистыми путями и с каким опозданием приходим мы к пониманию этих истин!», – сокрушался Горбачев.

Наряду с лозунгом о соединении «социализма с демократией» в обществе был вброшен лозунг «обручения социализма со свободой», который был понят и раскрыт уже открыто классово, по-буржуазному, как право открыто заниматься предпринимательством. Лозунг сделать человека хозяином на производстве, в стране, повторявшийся неустанно с момента избрания Горбачева генсеком, был, в конечном счете, расшифрован вполне в классовом смысле: хозяин – тот, кто собственник, «работает на себя». А задача преодоления отчуждения людей от средств производства привела к идее сделать всех просто мелкими частными собственниками, включая работников «народных предприятий», имеющих право на свою долю прибыли.
«Включать в число владельцев, хозяев, собственников все более широкие слои трудящихся», – призывал Горбачев на Пленуме ЦК 25 июля 1991 г. при обсуждении проекта новой программы партии. И этот пленум можно рассматривать как логический финал в эволюции представлений партии о своей классовой основе. К концу своего существования и составом, и идейно, и организационно она выродилась в заурядную, раздираемую внутренними противоречиями, мелкобуржуазную партию, партию «золотой середины» между трудящимися классами и нарождающимся классом буржуазии, призывающую сочетать «позитивный потенциал» частной собственности, рынка с «преимуществами» плановой экономики, то есть фактически паразитируя на ней.

С социально-классовой точки зрения в бесконечных метаниях партии от одной политики к другой, от одного проекта реформ к другому лежала, с одной стороны, неприязнь мелкого собственника к тому строю, который был, а, с другой стороны, его паническая боязнь наступающего капитализма с его неизбежной монополией крупной частной собственности.

К этому времени радикализировалась антикоммунистическая оппозиция, которая уже открыто стала выражать интересы частных предпринимателей. «Программу действий – 90», ставящую цель «явочным порядком» передать собственность на средства производства «непосредственным производителям», устранить с политической сцены КПСС и всесоюзные структуры государственной власти, принял Российский демократический форум. В начале 1990 г. в журнале «Огонек» за подписью одного из идеологов еще первоначального (1987 г.) проекта радикальной экономической реформы, а в это время мэра Москвы Г. Попова будет опубликована программа трех «Д»: денационализации, десоветизации и дефедерализации. Программа фактически становилась манифестом, призывающим антисоветские и антикоммунистические силы начать объединяться уже на классовой основе. «Главное в перестройке в экономическом плане, – писал Г. Попов, – это дележ государственной собственности между новыми владельцами. В проблеме этого дележа суть перестройки, ее корень». Ему вторила академик Т. И. Заславская: «Главное социальное противоречие советского общества на протяжении десятилетий заключалось в экономической эксплуатации и политическом подавлении трудящихся партийно-государственной номенклатурой. Возникшее в начале 30-х годов и резко углубившееся к 80-м социальное противостояние этих классов носило и носит антагонистический характер. Что касается прослойки, то часть ее представителей поддерживает тот класс, из которого вышла, другая же часть верно служит классу, от которого зависит.

…В этих условиях единственно разумной политикой является последовательный демонтаж тоталитарной государственно-монополистической системы в целях ее замены более эффективной системой «социального капитализма», сочетающего частную собственность с демократической формой политического правления и надежными социальными гарантиями для трудящихся».

В таких условиях уже бессмысленно было ограничиваться прежним общим утверждением: «перестройке нет разумной альтернативы». Весь вопрос теперь был в том, какую перестройку (из альтернативных проектов) необходимо считать на каждом ее этапе разумной с позиций каких социальных групп и классов, какой партии (блока партий)? Проводя реформы, которые возрождали в СССР многоукладность, буржуазию, а значит, классовые противоречия, Горбачев и та часть партии, которая до конца шла за ним, думали, что ТАКИЕ реформы позволят «покончить с самим принципом классовой диктатуры, окончательно закрыть семидесятилетний раскол нашего общества. Вырвать корни глубокого гражданского конфликта, создать конституционные механизмы, при которых отношения между социальными слоями и людьми выясняются не с помощью мордобоя и кровопролития, а через политику». При этом политика ими понималась не как борьба за власть, то есть отношения господства и подчинения, а как искусство достижения компромиссов. Горбачев и мысли не допускал, что в результате таких реформ, «упрощенно говоря, на смену господства «красных» придет господство «белых».

Выступая летом 1991 г. в Белоруссии, Горбачев продолжал верить, что «смысл перестройки – идти через глубокие революционные реформы, а не через конфронтацию, не через новый вариант гражданской войны. Хватит нам противостояния белых и красных, черных и синих. Мы – одна страна, одно общество и должны в рамках политического плюрализма, сопоставляя программы перед лицом народа, находить ответы, которые отвечали бы коренным интересам страны, двигали ее вперед».

Социальная практика жестоко посмеялась над Горбачевым и партией. Партия оказалась совершенно неспособной вести политическую борьбу, рассчитывая призывами и лозунгами снять все обостряющийся вопрос: «кто-кого?». Горбачев и его окружение до конца верили, что «позиции отдельных лидеров демократических организаций, отличающихся крайней агрессивностью, нетерпимостью и непримиримостью» не отражают настроения масс, продолжали твердить о необходимости «новой, всецело устраивающей общество идеологии», об «общности, единой и неповторимой судьбе» народа, отрицали идеи о неизбежности конфронтации, отказывались мыслить «по принципу противопоставления».

Конечно, сами по себе «отдельные агрессивные» деятели вряд ли смогли бы покончить с властью правящей партии, если бы она сама этого не пожелала сознательно или в силу безграмотности своих вождей и идеологов, не замечавших объективных процессов социально-классового расслоения, идущих внутри советского общества и в партии, вызревания внутри общественной системы и выступления из тени более могущественной силы, чем все самые трескучие оппозиционные партии, неформальные группы и лидеры вместе взятые. Это была безличная, но организованная сила частного капитала.

Чем больше общество втягивалось в дискуссию о переходе к рынку, тем более актуализировался вопрос о социальной базе партии. «Очевидно, что переход к рынку резко усилит дифференциацию населения по самым различным критериям. В такой ситуации КПСС нельзя будет рассчитывать на поддержку всех слоев общества. Надо точно определиться в вопросе о социальной базе, какого избирателя и чем сможет привлечь партия», – отмечалось в записке АОН при ЦК КПСС, опубликованной в апреле 1991 г.

Провозглашая, с одной стороны, курс на рынок, отвечающий, в первую очередь, интересам предпринимательского класса, который предстояло еще сформировать, партия не отказывалась от защиты интересов «всех трудящихся». Такая политика называлась центристской. В записке отделов ЦК КПСС и АОН ЦК КПСС об итогах Всесоюзной научно-практической конференции «Деятельность КПСС в условиях политического плюрализма», состоявшейся в начале 1991 г., центристская политика определялась как «способ согласования действий на основе базовых общенародных интересов, как тактика разумных компромиссов». При этом «платформой коалиции центристских сил объявлялся «переход к социально-ориентированной рыночной экономике». Но откуда следовало, что эта экономика соответствует «базовым общенародным интересам», не объяснялось.

Как примирить противостоящие силы, как тех, что выступали с антирыночных позиций, так и тех, кто выступал за решительную капитализацию? Оставаясь в плену широкого понимания «народа», позволяющего всем силам «равноправно» сосуществовать на основе некоего «баланса интересов», окружение Горбачева при поддержке определенной части партии выбирала стратегию «примирения крайностей», эклектически соединяя принципы капитализма и социализма, план и рынок, «мирное сосуществование» коммунизма и антикоммунизма, «красных» и «белых».

Таким образом, из силы реформаторской, преобразующей, «центризм» превращался в консервативную силу, стремящуюся как можно на дольше сохранить хрупкое равновесие, оттянуть разрешение противоречий, присущих переходному периоду, разлагая прежнюю систему, тормозя развитие новой, обрекая советских людей на новые испытания.

Иное поведение означало бы выбор между «крайностями», что могло привести к победе одной из них, а значит, наряду с поражением другой «крайности» и к исчезновению «центра». Этого Горбачев, искренно или нет, не хотел допустить. Выступая в Белоруссии летом 1991 г., он представил свое направление как «ставящее целью преобразовать общество на новых началах, но не на основе противопоставления одной части другой, не на основе конфронтации, тем более объявления врагом противостоящей стороны, а на основе сплочения подавляющего большинства общества».

При этом Горбачев отказывался «сегодня корректировать» весьма расплывчатое определение «социалистической ориентации» центристской политики, что в последующем развязывало ему руки в каком угодно отступлении во имя достижения компромиссов. Компромиссом (в смысле согласием) с его стороны теперь было все: и подписание указа о приостановлении деятельности партии в августе 1991 г., и роспуск высших органов государственной власти СССР, и отставка с поста первого и последнего президента СССР. Компромиссом для Горбачева стал и развал государства. Любопытный штришок к портрету этого «мастера компромиссов» оставил его бывший соратник А. И. Лукьянов в своих воспоминаниях, как рождался проект Договора «О Союзе суверенных государств».

«– Что это значит? – с возмущением спрашиваю я у помощника президента по политическим вопросам Г. Шахназарова. – Ведь мы же вместе условились, что нам нельзя уходить от федерации, нельзя не считаться с результатами референдума.

– Я это помню, – отвечает помощник, – но формула «Союз суверенных государств», предложенная Александром Николаевичем Яковлевым, дает Михаилу Сергеевичу больший простор для компромисса…».

Подводя итоги президентской компании в РСФСР в июне 1991 г., организационный отдел ЦК КПСС в своей записке высшему руководству партии вынес партии приговор: «Народ выразил недоверие политике перестройки. Курс КПСС и чаяния народа разошлись. Население и сами коммунисты перестали понимать политику руководства КПСС. Сделан крупный шаг по пути к упразднению социализма и развалу КПСС, этот разгром свершен руками народа. Партия оказалась ни идейно, ни организационно не готовой к серьезной политической борьбе, ее руководство пребывает в аппаратной спячке. Идет ревизия решений XXVIII съезда КПСС, отход от принципиальных согласованных позиций практически по всем вопросам экономической, социальной, политической жизни. Центральными органами государственной власти и управления фактически от имени КПСС проводится антипартийная и антинародная политика – лидеры КПСС окончательно потеряли авторитет. Мы остались без кадров и власти».

Орготдел рекомендовал «не строить иллюзий относительно сохранения нынешних государственных структур, выборов по производственным округам и т.д.», в июле провести Пленум ЦК для рассмотрения проектов Программы КПСС, созыва XX Всесоюзной партийной конференции в октябре, начать подготовку к выборам в новый Верховный Совет СССР и Президента СССР; на XX конференции обновить состав руководящих органов КПСС, решить вопрос о новых принципах формирования Политбюро, ЦК.

Но юридический запрет КПСС, совершенный при согласии ее Генерального секретаря, Политбюро, ЦК и попустительстве первичных организаций не позволил ей этого сделать. Горбачев так верил, что «здравый смысл в любом обществе преобладает», что народ «обеспокоен судьбой своей страны и в нужный момент скажет свое решающее слово», а народ партию защищать не вышел.
Таков исторический финал КПСС.

А.Чернышев

Формат газеты не позволяет привести все ссылки на использованные источники. Редакция приносит извинения читателям. Автор несет ответственность за достоверность цитат и фактов.

http://compaper.info/?p=6178