Марина Цветаева: личность,судьба, творчество.

Марина Цветаева: личность,судьба,творчество.

        Введение  

Рубеж  XIX и XX веков-важная страница в жизни литературы,связанная с великими именами,такими как Бальмонт,Брюсов,Гумелев,Ахматова, Есенин. Это поэты «серебряного века», создавшие новую концепцию мира и человека в этом мире. Поэзия того времени изумляет своим многоцветием и многоголосием. Представители появившихся литературных течений (акмеизм, футуризм, символизм) провозглашали освобождение поэзии от многозначности образов, утверждали индивидуальность восприятие мира каждым отдельным человеком, отрицали «серость и убогость» быта. Критерием познания мира они считали внутренний духовный опыт человека. Творчество поэтов «серебряного века» отличается глубиной мысли, мастерством слова, умением осмыслить жизнь духа, историко-литературной и общественно-гражданской проблематикой их произведений. К гениальному поэту «серебряного века» относится и М.И.Цветаева, которая однажды сказала: « Я не верю стихам, которые-льются. Рвутся – да!» Мне нравится поэзия Цветаевой. Сила её стихотворений, как мне кажется, не в зрительных образах, а в завораживающем потоке постоянно меняющихся ритмов,она вечно ищущий истины поэт, метущийся дух, поэт предельной правды чувства, яркое и неповторимое дарование.

   Судьба,личность,творчество

   Московское детство.

   Марина Ивановна Цветаева родилась 26 сентября 1892 года в Москве. Ее отец, Иван Владимирович Цветаев, известный искусствовед, филолог, профессор Московского университета, директор Румянцевского музея и основатель Музея изящных искусств на Волхонке (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина), происходил из семьи священника Владимирской губернии. Иван Владимирович рано овдовел, и свою первую жену, Варвару Дмитриевну Иловайскую, дочь крупного историка, от которой у него осталось двое детей – сын Андрей и дочь Валерия – не переставал любить всю оставшуюся жизнь. Это постоянно чувствовали его дочери от второго брака – Марина и Анастасия. Впрочем, он был нежно привязан к своей второй жене Марии Александровне Мейн. Она, женщина романтическая, самоотверженная, расставшись с любимым человеком, вышла замуж, чтобы заменить осиротевшим детям мать. Мария Александровна происходила из обрусевшей польско-немецкой семьи, была натурой художественной, талантливой пианисткой, учившейся у Рубинштейна. Ася, младшая дочь в своих «Воспоминаниях» писала: «Детство наше полно музыкой. У себя на антресолях мы засыпали под мамину игру, доносившуюся снизу, из залы, игру блестящую и полную музыкальной страсти. Всю классику мы, выросши, узнавали как «мамино» - «это мама играла…». Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ… под звуки музыки  мы уходили в сон». Посвятив себя семье, Мария Александровна стремилась передать детям все, что почитала сама: поэзию, музыку, старую Германию, «Ундину», презрение к физической боли, культ святой Елены, «с одним против всех, с одним без всех». Отверженность и мятежность, сознание возвеличенности и избранничества, любовь к поверженным стали определяющими моментами воспитания, которые сформировали облик Цветаевой. «После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом», - напишет она в автобиографическом очерке «Мать и музыка»(1934). Благодарным воспоминанием о родителях будут посвящены и другие очерки Марины Цветаевой: «Сказка матери»(1934 год), «Отец и его музей»(1933).

 Счастливая пора детства, связанная с рождественскими елками, рассказами матери, волшебством книжных открытий и человеческих встреч, проходившая в уютном старом доме в Трехпрудном переулке у Патриарших прудов, была прервана неожиданной болезнью матери. Мария Александровна заболела чахоткой, ее здоровье требовало теплого и мягкого климата, и осенью 1902 года семья Цветаевых уезжает за границу. Они живут в Италии, Швейцарии, Германии, Марина продолжает образование в католических пансионах Лозанны и Фейбуга. Величественность швейцарских Альп и сказочность германского Шварцвальда навсегда останутся в памяти Цветаевой. 1905 год семья Цветаевых проводит в Крыму, где Марина пережила юношеское увлечение революционной романтикой – кумиром той поры был лейтенант Шмидт. Летом 1906 года Цветаевы уезжают в старинный городок Тарусу на Оке, где обычно проводили летние месяцы. Там в июле, так и не выздоровев, Мария Александровна скончалась. Горечь этой утраты никогда не изгладится в душе Марины:

С ранних лет нам близок, кто печален,

Скучен смех и чужд домашний кров…

Наш корабль не добрый миг отчален

И плывет по воле всех ветров!

Все бледней лазурный остров – детство,

Мы одни на палубе стоим.

Видно грусть оставила в наследство

Ты, о мама, девочкам своим!

(«Маме»)

Становление поэта

Осенью 1906 года она по собственной воле поступила в интернат при московской частной гимназии, предпочитая жить среди чужих людей, но не в стенах осиротевшего дома в Трехпрудном . она много и беспорядочно читает, отличаясь в гимназии не столько усвоением предметов обязательной программы, сколько широтой своих культурных интересов. Она увлекается Гёте, Гейне и немецкими романтиками, историей Наполеона и его несчастного сына, герцога Рейхштадского, героем пьесы Э. Ростана «Орленок», которую Цветаева перевела (перевод не уцелел), искренностью исповедального «Дневника» своей современницы, рано умершей художницы, Марии Башкирцевой, Лесковым и Аксаковым, Державиным, Пушкиным и Некрасовым. Своими любимыми книгами позже она назовет: «Нибелунгов», «Илиаду» и «Слово о полку Игореве», любимыми стихами – «К морю» Пушкина, «Свидание» Лермонтова, «Лесной царь» Гёте. Цветаева рано ощутила свою самостоятельность во вкусах и привычках, и всегда отстаивала это свойство своей натуры в дальнейшем. Она была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна, за пять лет она поменяла три гимназии.

В 1909 году шестнадцатилетняя Цветаева самостоятельно совершает поездку в Париж, где в Сорбонне слушает курс старо-французской литературы. Летом 1910 года вместе с отцом Марина и Ася едут в Германию. Они живут в местечке Вайсер Хирш, недалеко от Дрездена, в семье пастора, пока Иван Владимирович собирает в музеях Берлина и Дрездена материалы для будущего музея на Волхонке. А осенью того же года Марина Цветаева, еще ученица гимназии, выпускает на собственные средства сборник стихов «Вечерний альбом».

 Писать стихи Цветаева начала еще в шестилетнем возрасте, причем не только по-русски, но и по-французски и по-немецки, затем ведет дневник, пишет рассказы. Появившийся в цветаевской семье поэт Эллис (псевдоним Л.Л. Кобылинского) способствовал знакомству Марины с творчеством московских символистов. Символизм- литературное направление, для него характерно утверждение индивидуальности восприятия мира и установка на вызывание при помощи символики эмоциональной реакции читателя. Стихотворения символистов были устремлены к идеальному и мистическому (Сологуб,Блок,Брюсов,Цветаева). Она посещала издательство «Мусагет», слушала «танцующие» лекции Белого, ее влекла и одновременно отталкивала личность и поэзия Валерия Брюсова, она мечтала войти в этот малознакомый, но притягательный мир. И свой первый сборник она, не раздумывая, посылает Брюсову, Волошину, в издательство «Мусагет» с «просьбой посмотреть». Прямота, правдивость и искренность во всем до конца всю жизнь были для Цветаевой источниками радости и горя. Позже она четко сформулирует жизненный принцип, которому бессознательно следовала с детских лет: «Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа». На сборник последовали благосклонные отзывы Брюсова, Гумилева, Волошина и других. Брюсов отметил дневниковую непосредственность, выделяющую автора из среды приверженцев крайностей эстетизма и отвлеченного фантазирования, и некоторую «пресность» содержания, (чем задел самолюбие Цветаевой), отзыв Волошина был исполнен благожелательности к «юной и неопытной книге». Он даже счел необходимым посетить юную Цветаеву у нее дома, и после серьезной и содержательной беседы о поэзии начинается, несмотря на большую разницу в возрасте, их длительная дружба. До революции она часто гостила у него в Коктебеле, а позже она вспоминала об этих посещениях пустынного тогда уголка Восточного Крыма как о самых счастливых днях в своей жизни.

В своей первой книге Цветаева приглашала читателей в страну счастливого детства, прекрасную, хотя и не всегда безоблачную. Все стихи сборника объединяет ориентация на романтическое видение мира глазами ребенка. Это отразилось и в названии вымышленного издательства «Оле-Лукойе», по имени андерсеновского сказочного героя, навевающего детям сказочные сны. Полудетские «впечатления бытия» лишь условно делятся на разделы: «Детство», «Любовь», «Только тени». В них наивно, но непосредственно и искренне отражены основные мотивы ее будущего творчества: жизнь, смерть, любовь, дружба… Однако уже в этом сборнике есть стихи, в которых слышится голос не просто талантливого ребенка – но поэта. Ее лирическая героиня в стихотворении «Молитва» исполнена лихорадочной любви к жизни, любви, жаждущей абсолюта:

Всего хочу: с душой цыгана

Идти под песни на разбой,

За всех страдать под звук органа

И амазонкой мчаться в бой

…………………………………..

Люблю и крест, и шелк, и краски,

Моя душа мгновений след…

Ты дал мне детство – лучше сказки

И дай мне смерть – в семнадцать лет!

(«Молитва», 26 сентября 1909)

Не окончив гимназии, весной 1911 года Цветаева уехала в Коктебель к Волошину. Здесь она познакомилась с Сергеем Эфроном, круглым сиротой, сыном революционеров-народников. В январе 1912 года она выходит за него замуж и выпускает посвященный ему второй сборник стихов – «Волшебный фонарь». Стихотворения этого сборника продолжали избранную в начале тему детства, перепевали старые мотивы. Неудивительно, что реакция критиков была более чем сдержана. Акмеисты, участники «Цеха поэтов», С. Городецкий и Н. Гумилёв удостоили книгу Цветаевой несколькими неодобрительными отзывами, а Брюсов выразил явное разочарование. Задетая критическими отзывами, Цветаева заносчиво писала: «будь я в цехе, они бы не ругались, но в цехе я не буду». Действительно, она никогда не связала себя ни с одной литературной группировкой, не стала приверженкой ни одного литературного направления. В ее понимании поэт всегда должен быть уединен. «Литературных влияний не знаю, знаю человеческие», - утверждала она. На отзыв же Брюсова Цветаева ответила стихотворением:

Я забыла, что сердце в Вас – только ночник,

Не звезда! Я забыла об этом!

Что поэзия Ваша из книг

И из зависти критика. Ранний старик,

Вы опять мне на миг

Показались великим поэтом…

(«В.Я. Брюсову», 1912)

В сентябре 1912 года у Цветаевой родилась дочь Ариадна, Аля, к которой будут обращены многочисленные стихотворения.

Все будет тебе покорно,

И все при тебе – тихи.

Ты будешь как я

; - бесспорно –

И лучше писать стихи…

(«Але», 1914)

Стихотворение, посвящается Ариадне. Когда я впервые начала знакомство с лирическими произведениями М.И.Цветаевой, мне открылся совершенно новый мир материнской любви. Почему? Потому что я очень люблю свою маму, люблю детей и еще потому что когда-нибудь сама буду матерью. Мать(Марина) и дочь(Ариадна) были связаны крепкими и чуткими узами. И когда я читала стихотворение, посвященное Ариадне, мне приходила мысль о том, что эта тема – грань в поэзии Цветаевой, где ближе всего соприкасаются ее жизнь и творчество. Как мне кажется, это ключевая тема во всем её творчестве. я провела небольшое исследование, и вот, что у меня получилось.

-Тема материнства, как никакая другая, тесно переплетена с биографией Цветаевой, а значит, лирическая героиня наиболее близка поэтессе.

- Тема дома, детства, матери доминировали всегда в лирике Цветаевой (стихи о маме, родном доме, о себе-ребенке). Родилась Ариадна – это новый толчок теме материнства. Цветаева, став матерью, сохранила детское, восторженное восприятие мира: её дитя – это чудо, божий дар. Она чувствует тревогу и ответственность за детскую жизнь (1912г). Чуть позже она станет писать о дочери, как о сестре, подруге. Но всегда мать и дочь-единое целое.

-Тема детства будет продолжена Цветаевой и в 30-х годах. Это небольшое исследование помогло мне понять ее как человека и поэта.

Я прочитала ее стихотворение «Ты будешь невинной, тонкой» (1914г), где Цветаева предстает пророчицей. Это стих-колыбельная, которую молодая мама поет своей дочери. Прошлое перетекает в будущее, образуя как бы знак бесконечности, а связка между этими временными пластами слово «сейчас» и она, сивилла (?)…

Аля – главная героиня предсказания. Она путешествует во времени от античности («стремительная амазонка») в средние века («пленительная госпожа»), далее в новое время («царица балла»). Цветаева наделит свою дочь бессмертием и воинственностью («и многих пронзит, царица, насмешливый твой клинок»). Она очень похожа на дочь Зевса («все будет тебе покорно и все при тебе тихи»…). Она величественна и прекрасна, как Афина Паллада, защищена шлемом и вооружена клинком. Но вместо оружия - острый ум («насмешливый твой клинок»), а шлем – это красота («и косы свои, пожалуй, ты будешь носить как шлем»). Действительно, этого соответствия Ариадна потом добьется благодаря вере стараниям матери. В шесть лет дочь напишет: «Моя мать очень странная, она не похожа на мать. Матери всегда любуются на своего ребенка, а Марина маленьких детей не любит». С моей точки зрения, в этом случае Марина Цветаева просто не любила баловать детей, не любила несамостоятельности в них. Её очень привлекла чистота детских душ. Она называет дочь «тонкой», «невинной», «лебеденок», глаза девочки – « пресветлые два провала в небесную бездну». Цветаева пыталась поднять Алю до уровня своего сознания, потому что дочь для неё – подруга, поэтому Ариадна называла мать по имени: «Марина». Но почему же в стихотворении Аля смотрит на поэтессу и на людей сверху вниз («дом не земля, а небо», мать не Цветаева, а искусство вообще…», « ты будешь царицей … молодых поэм»). Цветаева – мать считает своего ребенка воплощением всего лучшего ( как и всякая мать). Но тем не менее, поэтесса понимает, что мать и дочь очень похожи : «гордость и робость» (сильный и властный характер-бездействие), утонченность души («пленительная госпожа»).

Можно сделать вывод: рисуя образ дочери, Цветаева говорит о себе. «Все», «всех», «многих» - это максимализм поэтессы, ее требования «непомерно много с себя  с близких» нашли отражение и в характере дочери.

Цветаева М.И. с детства была немного своенравна и иногда не находила общего языка с матерью, видевшей в свою очередь отражение своей натуры в девочке. Матери казалось, что похожесть характеров принесет Марине несчастье, поэтому старалась укротить и выравнить дочь. Борьба за индивидуальность, за собственное «я» и отделило Марину от всего мира, поэтому, став матерью, поэтесса старалась, чтобы Ариадна не стало «чужой» в сознании. Это и будет самой главной целью в воспитании дочери. Окружив заботой, любовью, пониманием, Цветаева верила в то, что она и Ариадна – одно целое.

В стихотворении «Четвертый год» (1916) Цветаева уже по-другому смотрит на дочь. Девочка повзрослела, проявляет характер («руки скрещены», «рот нем», «брови сдвинуты-Наполеон!», «ты наблюдаешь Кремль»). Умаляет ли это сравнение с Бонапартом достоинства дочери? Нет. Цветаева была «влюблена в Наполеона», и такое сопоставление лишь подтверждает любовь матери к ребенку, хотя она не потакала слабостям Ариадны, а становилась к ней все критичнее. Когда Ариадна повзрослела, вспоминала, что нарисованного ею человечка мать назвала уродом, призывая к старанию.

Позже образ Кремля как символа Москвы, «город сердца» Цветаевой тесно переплетается с образом Али. Поэтесса говорит о том, что именно в Москве Ариадне придется «зоревать и горевать», «принимая венец» ( «Стихотворение о Москве»).

Лирическая героиня Цветаевой в стихотворении «Четвертый год» терзается душевными переживаниями («Письма читать дерзкие», «рот кусать», «смертельно виски сжимать»). Она как бы чувствует будущие страдания дочери, поэтому старается её не допустить в мир взрослых. Поэтесса призывает своего «лебедёнка» идти вперёд мимо «церквей, ворот, дворцов», не сдаваясь. Стихотворение заканчивается картиной ледохода. Ледоход- это символ непрерывного потока времени : холодный, жесткий, опасный. Но он пройдёт, нужно только выстоять.

У М. Цветаевой есть целый цикл работ, посвященных Ариадне и младшим детям: Ирине и Георгию. Стихотворения, посвященные старшей дочери жизнерадостны. Цветаева-мать предсказывала первенцу счастливую судьбу, и она не ошиблась: Аля проявила себя как замечательный художник, переводчик, поэт. «Я прожила свою жизнь!,- позже напишет Ариадна Сергеевна,- нельзя назвать это жизнью: гонения, репрессии, лагеря…». Дочь издает последний сборник матери «Мой Пушкин», переводы «Просто сердце».

В августе 1913 года скончался отец Марины Цветаевой – Иван Васильевич. Несмотря на утрату, эти годы, ознаменованные семейной устроенностью, множеством встреч, душевным подъемом, станут самыми счастливыми в ее жизни. Сдержанность, с которой критика встретила ее вторую книгу, заставляет Цветаеву задуматься над своей поэтической индивидуальностью. Ее стих становится более упругим, в нем появляется энергия, ясно ощущается стремление к краткой, выразительной манере. Стремясь логически выделить слово, Цветаева использует шрифт, знак ударения, а так же свободное обращение с паузой, что выражается в многочисленных тире, усиливающих экспрессивность стиха. В неопубликованном сборнике «Юношеские стихотворения», объединявшем стихотворения 1913 – 1914 годов, заметно особое внимание Цветаевой к детали, бытовой подробности, приобретающей для нее особое значение. Цветаева реализует принцип, заявленный ей в предисловии к сборнику «Из двух книг»: «Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох! Но не только жест – форму руки, его кинувшей»; не только вздох – и вырез губ, с которых он, легкий, слетел. Не презирайте внешнего!..» эмоциональный напор, способность выразить словом всю полноту чувств, неустанное внутреннее душевное горение, наряду с дневниковостью, становятся определяющими чертами ее творчества. Говоря о Цветаевой, Ходасевич отмечал, что она «словно так дорожит каждым впечатлением, каждым душевным движением, что главной ее заботой становится – закрепить наибольшее число их в наиболее строгой последовательности, не расценивая, не отделяя важного от второстепенного, ища не художественной, но, скорее, психологической достоверности. Ее поэзия стремится стать дневником…»

В мятущейся и страстной душе Цветаевой постоянно происходит диалектическая борьба между жизнью и смертью, верой и безверием. Она переполнена радостью бытия и в то же время ее мучают мысли о неизбежном конце жизни, вызывающие бунт, протест:

Я вечности не приемлю!

Зачем меня погребли?

Я так не хотела в землю

С любимой своей земли.

В письме к В.В. Розанову Цветаева писала с присущей ей откровенностью и желанием высказаться до конца: «…я совсем не верю существование Бога и загробной жизни.

Отсюда – безнадежность, ужас старости и смерти. Полная неспособность природы – молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жажда жить.

Все, что я сказала – правда.

Может быть, вы меня из-за этого оттолкнете. Но ведь я не виновата. Если Бог есть – он ведь создал меня такой! И если есть загробная жизнь, я в ней, конечно, буду счастливой».

Цветаева уже начинает осознавать себе цену, предвидя, однако, что ее время придет не скоро, но придет обязательно:

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я поэт…

………………………………………..

…Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет!),

моим стихам, как драгоценным винам,

настанет свой черед.

(«Моим стихам, написанным так рано…», 1913)

  Московская тема

Переломной в ее творческой судьбе стала поездка зимой 1916 года в Петроград – Петербург Блока и Ахматовой – с которыми она мечтала встретиться и … не встретилась. После этой поездки Цветаева осознает себя московским поэтом, соревнующимся с петроградскими сородичами по ремеслу. Она стремится воплотить в слове свою столицу, стоящую на семи холмах, и подарить любимый город своим любимым петербургским поэтам: Блоку, Ахматовой, Мандельштаму. Так возникает цикл «Стихи о Москве» и строки, обращенные к Мандельштаму:

Из рук моих – нерукотворный град

Прими, мой странный, мой прекрасный брат

(«Из рук моих – нерукотворный град…»)

Любовью к «златоустой Анне всея Руси», желанием подарить ей «что-то вечнее любви» объясняет Цветаева возникновение цикла «Ахматовой»

И я дарю тебе свой колокольный град,

Ахматова! – и сердце свое в придачу.

(«О муза плача, прекраснейшая из муз!»)

Таким же страстным монологом влюбленности предстает и цикл «Стихи к Блоку», с которым Цветаева не была лично знакома и мельком, не обменявшись с ним не единым словом, увидит только однажды, в мае 1920 года. Для нее Блок – символический образ поэзии. И хотя разговор ведется на «ты», видно, что Блок для нее не реально существующий поэт, несущий в своей душе сложный, беспокойный мир, а мечта, созданная романтическим воображением (характерны эпитеты, которыми Цветаева его наделяет: «нежный призрак», «рыцарь без укоризны», «снежный лебедь» и другие). Удивительно звучание стихов этого цикла:

Имя твое – птица в руке,

Имя твое – льдинка на языке,

Одно – единственное движение губ,

Имя – твое – пять букв.

Мячик, пойманный на лету,

Серебряный бубенец во рту…

(«Имя твое – птица в руке»)

В это же время в стихах Цветаевой появляются дотоле ей не свойственные фольклорные мотивы, распевность и удаль русской песни, заговора, частушки:

Отмыкала ларец железный,

Вынимала подарок слезный, -

С крупным жемчугом перстенек,

С крупным жемчугом…

(«Отмыкала ларец железный»)

Революция

Ни Февральскую, ни Октябрьскую революции Цветаева близко не приняла. Однако с весны 1917 года наступает трудной период в ее жизни. «Из истории не выскочишь», - скажет она позднее. Жизнь на каждом шагу диктовала свои условия. Беззаботные времена, когда можно было заниматься тем, чем хотелось, уходили в прошлое. Цветаева пытается уйти от внешней жизни в стихи, и, несмотря на тяготы быта, период с 1917 по 1920 годы станет исключительно плодотворным в ее жизни. За это время она написала более трехсот стихотворений, шесть романтических пьес, поэму-сказку «Царь-Девица».

В апреле 1917 года Цветаева родила вторую дочь. Сначала она хотела назвать ее Анной в честь Ахматовой, но потом передумала и назвала Ириной: «ведь судьбы не повторяются».

А жить в Москве становится все труднее и в сентябре Цветаева уезжает в Крым к Волошину. В разгар октябрьских событий она возвращается в Москву и вместе с Сергеем Эфроном вновь отправляется в Коктебель, оставив в Москве детей. Когда же через некоторое время она приезжает за ними, вернуться в Крым оказывается невозможно. Начинается ее долгая разлука с мужем, вступившем в ряды армии Корнилова.

Цветаева стоически переносила разлуку и становившиеся все более тяжелыми бытовые условия. Она ездит осенью 1918 года под Тамбов за продуктами, пытается работать в Наркомнаце, откуда через полгода, будучи не в силах постигнуть то, что от нее требовали, ушла, поклявшись никогда не служить. В самое тяжелое время, осенью 1919 года, чтобы прокормить дочерей, отдала их в Кунцевский детский приют. Вскоре тяжело заболевшую Алю пришлось забрать домой, а в феврале двадцатого умерла от голода маленькая Ирина.

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были – по одной на каждую –

Две головки мне дарованы.

Но обеими – зажатыми –

Яростными – как могла! –

Старшую у тьмы выхватывая –

Младшей не уберегла.

(«две руки, легко опущенные», 1920)

Цветаева всегда оставалась вне политики. Она, как и Волошин, была «над схваткой», осуждала братоубийственную войну. Однако после поражения Добровольческой армии исторические и личные потрясения, слившись воедино (уверенность в гибели дела, которому служил Сергей Эфрон, а также уверенность в смерти его самого), вызвали в творчестве Цветаевой ноту высокого трагического звучания: «Добровольчество – это добрая воля к смерти». В сборнике «Лебединый стан» со стихами о героическом и обреченном пути Добровольческой армии меньше всего было политики. В е стихах звучит тоска по идеальному и благородному воину, они заполнены отвлеченной патетикой и мифотворчеством. «Прав, раз обижен», - станет девизом Цветаевой, романтическая защита побежденных, а не политика движет ее пером:

Белая гвардия, путь твой высок:

Черному делу – грудь и висок.

Божье да белое твое дело:

Белое тело твое – в песок

(«Белая гвардия, путь твой высок», 1918)

«России меня научила Революции» - так объясняла Цветаева появление в своем творчестве неподдельных народных интонации. Народная, или, как говорила Цветаева, «русская» тематика, проявившаяся в ее творчестве еще в 1916 году, с каждым годом все больше избавлялась от литературности, становилась более естественной. Интерес Цветаевой к русским поэтическим истокам проявился в цикле о Стеньке Разине, стихах «Простите меня, мои горы!..», «Полюбил богатый – бедную», «А плакала я уже бабьей…» и других. Она обращается к большим жанрам, и эпическая поэма «Царь-Девица» (осень 1920) открывает ряд русских эпических произведений Цветаевой. Вслед за ней последовала поэма «Егорушка» о чудесных деяниях устроителя земли русской Егории Храбром, целиком сочиненных самой Цветаевой, затем небольшая поэма «Переулочки» (1922). Весной 1922 года Цветаева начинает работать 6над своей самой значительной из «русских» поэм «Молодец», законченной уже в эмиграции, в Чехии. Древняя Русь предстает в стихах и поэмах Цветаевой как стихия буйства, Своеволия и безудержного разгула души. Ее Русь поет, причитает, пляшет, богомольствует и кощунствует во всю ширь русской натуры.

Берлин. Эмиграция.

В мае 1922 года Цветаева добивается разрешения на выезд за границу. Некоторое время она живет в Берлине, где ей помог устроиться в русском пансионе Эренбург. В Берлине, недолговечном центре русской эмиграции, куда благодаря дружественным отношениям между Германией и Россией часто приезжали и советские писатели, Цветаева встретилась с Есениным, которого немного знала раньше, и подружилась с Андреем Белым, сумев его поддержать в трудный для него час. Здесь завязалось ее эпистолярное знакомство с Борисом Пастернаком, под сильным впечатлением от его книги «Сестра моя жиз6нь».

 Два с половиной месяца, проведенные в Берлине, оказались очень напряженными и человечески, и творчески. Цветаева успела написать более двадцати стихотворений, во многом не похожих на прежние. Среди них цикл «Земные предметы», стихотворения «Берлину», «Есть час на те слова…» и другие. Ее лирика становится более усложненной, она уходит в тайные зашифрованные интимные переживания. Тема вроде бы остается прежней: любовь земная и романтическая, любовь вечная, - но выражение иное.

Помни закон:

Здесь не владей!

Чтобы потом – в Граде Друзей:

В этом пустом,

В этом крутом

Небе мужском –

Сплошь золотом –

В мире где реки вспять,

На берегу реки,

В мнимую руку взять

Мнимость другой руки

В августе Цветаева уехала в Прагу к Эфрону. В поисках дешевого жилья они кочуют по пригородам: Макропосы, Иловищи, Вшеноры – деревни с первобытными условиями жизни. Всей душой Цветаева полюбила Прагу, город, вселявший в нее вдохновение, в отличие от не понравившегося ей Берлина. Трудная, полунищенская жизнь в чешских деревнях компенсировалась близостью к природе – вечной и неизменно возвышающейся над «земными низостями дней» - пешими прогулками по горам и лесам, дружбой с чешской писательницей и переводчицей

А.А. Тесковой (их переписка после отъезда Цветаевой во Францию составила отдельную книгу, вышедшую в Праге в 1969 году).

 Самой заветной цветаевской темой стала любовь – понятие для нее бездонное, вбирающее в себя бесконечные оттенки переживаний. Любовь многолика – можно влюбиться в собаку, ребенка, дерево, собственную мечту, литературного героя. Любое чувство, кроме ненависти и безразличия составляет любовь. В Чехии Цветаева дописывает поэму «Молодец», о могучей, всепобеждающей силе любви. Свою идею о том, что любовь это всегда лавина страстей, обрушивающаяся на человека, которая неизбежно оканчивается разлукой, она воплотила в «Поэме горы» и «Поэме конца», вдохновленных бурным романом с К.Б. Раздевичем. Ему же посвящены цикл «Овраг», стихотворения «Люблю, но мука еще жива…», «Древняя тщета течет по жилам…» и другие.

В лирике Цветаевой того времени отразились и другие волновавшие ее чувства – разноречивые, но всегда сильные. Страстные, щемящие стихи выражают ее тоску по родине («Рассвет на рельсах», «Эмигрант»). Письма к Пастернаку сливаются с лирическими обращениями к нему («Провода», «Двое»). Описания пражских окраин («Заводские») и отголоски собственных кочевий с квартиру на квартиру соединяются в тоску от неизбывной нищеты. Она продолжает размышлять над особой судьбой поэта (цикл «Поэт»), над его величием и беззащитностью, могуществом и ничтожеством в мире «где насморком назван – плач»:

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире где наичернейший – сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

(!Что же мне делать, слепцу и пасынку…», 1923)

1 февраля 1925 года у Цветаевой родился сын Георгий, о котором она давно мечтала, в семье его будут звать Мур. Через месяц она начала писать последнее в Чехословакии произведение – поэму «Крысолов», названную «лирической сатирой». В основу поэмы легла средневековая легенда о флейтисте из Гаммельна, который избавил город от нашествия крыс, заманив их своей музыкой в реку, а когда не получил обещанной платы с помощью той же флейты выманил из города всех малолетних детей,. Увел их на гору, где их поглотила разверзшаяся под ними бездна. На этот внешний фон Цветаева накладывает острейшую сатиру, обличающую всякие проявления бездуховности. Крысолов-флейтист – олицетворяет поэзию, крысы (отъевшиеся мещане) и жители города (жадные бюргеры) – разлагающий душу быт. Поэзия мстит не сдержавшему свое слово быту, музыкант уводит под свою чарующую музыку детей и топит их в озере, даруя им вечное блаженство.

Осенью 1925 года Цветаева, устав от убогих деревенских условий и перспективы растить сына «в подвале», перебирается с детьми в Париж. Ее муж должен был через несколько месяцев окончить учебу и присоединиться к ним. В Париже и его пригородах Цветаевой суждено прожить почти четырнадцать лет.

Жизнь во Франции не стала легче. Эмигрантское окружение не приняло Цветаевой, да и сама она часто шла на открытый конфликт с литературным зарубежьем. С.Н. Андроникова-Гальперн вспоминала, что «эмигрантские круги ненавидели ее за независимость, неотрицательное отношение к революции и любовь к России. То, что она не отказывалась ни от революции, ни от России, бесило их». Цветаева ощущала себя ненужной и чужой, и в письмах к Тесковой, забыв о былых невзгодах, с нежностью вспоминала Прагу.

Весной 1926 года через Пастернака состоялось заочное знакомство Цветаевой с Райнером Мария Рильке, перед которым она издавна преклонялась. Так зародился эпистолярный «роман троих» – «Письма лета 1926 года». Испытывая творческий подъем, Цветаева пишет посвященную Пастернаку поэму «С моря», ему же и Рильке она посвящает «Попытку комнаты». Тогда же она создает поэму «Лестница», в которой нашла выражение ее ненависть к «сытости сытых» и «голоду голодных». Смерть в конце 1926 года так и не увиденного Рильке глубоко потрясла Цветаеву. Она создает стихотворение-реквием, плач по родному поэту «Новогоднее», затем «Поэму Воздуха», в которой размышляет о смерти и вечности.

А в лирике Цветаева все чаще выступает обличительницей духовного оскудения буржуазной культуры, пошлости окружающей ее обывательской среды.

Кто – чтец? Старик? Атлет?

Солдат? – Ни черт, ни лиц,

Ни лет. Скелет – раз нет

Лица: газетный лист!

…………………………………

Что для таких господ –

Закат или рассвет?

Глотатели пустот,

Читатели газет!

(«Читатели газет»)

Меняется поэтический язык Цветаевой, обретшей некое высокое косноязычие. Все в стихе подчиняется пульсирующему вспыхивающему и внезапно обрывающемуся ритму. Смелое, порывистое дробление фразы на отдельные смысловые куски, ради почти телеграфной сжатости, при которой остается только самые необходимые акценты мысли, - становится характерной приметой ее стиля. Она сознательно разрушает музыкальность традиционной стихотворной формы: «Я не верю стихами, которые льются. Рвутся – да!».

Некоторый успех, который сопутствовал Цветаевой в эмигрантском литературном мире в первые два парижских года, сходят на нет. Интерес к её поэзии падает, хотя печатаются её поэмы «Крысолов» и «Лестница», а в 1928 году выходит сборник стихов «После России (Лирика 1922-1925 гг.)», стихотворные произведения становятся все труднее устроить в печати. Заработки мужа были небольшими и случайными, он метался от одного занятия к другому: снимался статистом в кино, пробовал себя в журналистской деятельности. Уже в конце 20-х годов он всё больше принимает то, что происходит в Советской России, и начинает мечтать о возвращении домой. В начале 30-х годов его вербует советская разведка и он становится одним из активнейших деятелей «Союза возвращения на Родину». Подходила к концу чешская стипендия. «Эмиграция делает меня прозаиком», - признавалась Цветаева. Проза писалась быстрее и её охотнее издавали, поэтому волею судеб в 30-ые годы главное место в творчестве Цветаевой занимают прозаические произведения. Как и многие русские писатели в эмиграции, она обращает свой взгляд в прошлое, к канувшему в небытие миру, пытаясь воскресить ту идеальную с высоты прожитых лет атмосферу в которой она выросла, которая ее сформировала как человека и поэта. Так возникают очерки «Жених», «Дом у старого Пимена», уже упоминавшееся «Мать и музыка», «Отец и его музей» и другие. Уход из жизни ее современников, людей, которых она любила и почитала, служит поводом для создания мемуаров-реквиемов: «Живое о живом» (Волошин), «Пленный дух» (Андрей Белый), «Нездешний вечер» (Михаил Кузьмин), «Повесть о Сонечке» (С.Я. Голлидей). Пишет Цветаева и статьи, посвященные проблемам творчества («Поэт и время», «Искусство при свете совести», «Поэты с историей и поэты без истории» и другие). Особое место занимает цветаевская «пушкиниана», - очерки «Мой Пушкин» (1936), «Пушкин и Пугачев»» (1937), стихотворный цикл «Стихи к Пушкину» (1931). Перед гением этого поэта она преклонялась с младенческих лет, и работы о нем тоже носят автобиографический характер.

Но проза не могла вытеснить поэзию. Писать стихи было для Цветаевой внутренней необходимостью. Ни один сборник стихов теперь не обходится без своеобразной оды ее верному другу – письменному столу (цикл «Стол»). Часто в ее стихах проскальзывает ностальгические интонации по утраченному дому. Но признавая за Советской России будущее, для себя она в возвращении на родину смысла не видит. «Здесь я не нужна, Там я невозможна», - напишет она в письме к Тесковой. Лишь следующее поколение, поколение детей, считает Цветаева, сможет вернуться домой. Детям принадлежит будущее и они должны сами сделать свой выбор, не оглядываясь на отцов, ведь «наша совесть – не ваша совесть!» и «наша ссора – не ваша ссора», а потому «Дети! Сами творите брань Дней своих». В «Стихах к сыну» Цветаева напутствует своего семилетнего Мура:

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой – вперед –

В свой край, в свой век, в свой час, – от нас –

В Россию – вас, в Россию – масс,

В наш-час – страну! в сей-час – страну!

В на-Марс – страну! в без-нас – страну!

Возращение

Весной 1937 года, исполненная надежд на будущее, уехала в Москву дочь Цветаевой, Ариадна, еще в шестнадцать лет принявшая советское гражданство. А осенью Сергей Эфрон, продолжавший свою деятельность в «Союзе возвращения на Родину» и сотрудничество с советской разведкой, оказался замешанным в не очень чистоплотную историю, получившую широкую огласку. Ему пришлось в спешке покинуть Париж и тайно переправляться в СССР. Отъезд Цветаевой был предрешен.

Она находится в тяжелом душевном состоянии, более полугода ничего не пишет. Готовит к отправке свой архив. Из творческого молчания ее вывели сентябрьские события 1938 года. Нападение Германии на Чехословакию вызвало ее бурное негодование, вылившееся в цикле «стихи к Чехии».

О мания! О мумия

Величия!

Сгоришь,

Германия!

Безумие,

Безумие

Творишь!

(«Германии»)

12 июня 1939 года Цветаева с сыном уезжает в Москву. Радость от соединения семьи длится недолго. В августе арестовали и отправили в лагерь дочь, а в октябре – мужа Цветаевой. Цветаева скитается с часто болеющим Муром по чужим углам, стоит в очередях с передачами Але и Сергею Яковлевичу. Чтобы прокормиться она занимается переводами, с головой уходя в работу. «Я перевожу по слуху – и по духу (вещи). Это больше, чем смысл», - такой подход подразумевал поистине подвижнический труд. На свои стихи времени не хватало. Среди переводческих тетрадей затерялось лишь несколько прекрасных стихотворений, отражавших ее душевное состояние:

Пора снимать янтарь,

Пора менять словарь,

Пора гасить фонарь

Наддверный…

(Февраль 1941)

Ее пытаются поддержать Пастернак и Тарасенков, осенью 1940 года предпринимается попытка издать небольшой сборник ее стихов. Марина Ивановна тщательно составляет его, но из-за отрицательной рецензии К. Зелинского, объявившего стихи «формалистическими», хотя при личных встречах с Цветаевой он хвалил их, сборник был зарезан.

В апреле 1941 года Цветаеву принимают в профком литераторов при Гослитиздате, но силы ее на исходе: «Я свое написала, могла бы еще, но свободно могу не».

     Кончина

Война прервала ее работу над переводом Г. Лорки, журналам становится не до стихов. Восьмого августа, не выдержав бомбежек, Цветаева вместе с несколькими писателями эвакуируется в городок Елабугу на Каме. Работы, даже самой черной, для нее нет. Она пытается найти что-нибудь в Чистополе, где находится большинство московских литераторов. 28 августа, обнадеженная, возвращается в Елабугу. 31 августа 1941 года покончила жизнь самоубийством (повесилась) в доме Бродельниковых, куда вместе с сыном была определена на постой. Оставила три предсмертные записки: тем, кто будет её хоронить («эвакуированным», Асеевым и сыну). Оригинал записки «эвакуированным» не сохранился (был изъят в качестве вещественного доказательства милицией и утерян), её текст известен по списку, который разрешили сделать Георгию Эфрону.
Записка сыну:

Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.

Записка Асеевым:

Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете — увезите с собой. Не бросайте!

Записка «эвакуированным»:

Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте.

Марина Цветаева похоронена 2 сентября 1941 года на Петропавловском кладбище в г. Елабуге. Точное расположение её могилы неизвестно. На южной стороне кладбища, у каменной стены, где находится её затерявшееся последнее пристанище, в 1960 году сестра поэтессы, Анастасия Цветаева, «между четырёх безвестных могил 1941 года» установила крест с надписью «В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева». В 1970 году на этом месте было сооружено гранитное надгробие. Позднее, будучи уже в возрасте за 90, Анастасия Цветаева стала утверждать, что могила находится на точном месте захоронения сестры и все сомнения являются всего лишь домыслами. С начала 2000-х годов место расположения гранитного надгробия, обрамлённое плиткой и висячими цепями, по решению Союза писателей Татарстана именуется «официальной могилой М. И. Цветаевой». В экспозиции Мемориального комплекса М. И. Цветаевой в Елабуге демонстрируется также карта мемориального участка Петропавловского кладбища с указанием двух «версионных» могил Цветаевой — по так называемым «чурбановской» версии и «матвеевской» версии. Среди литературоведов и краеведов единой доказательной точки зрения по этому вопросу до сих пор нет.

      Борис Пастернак сказал о ее кончине: «Марина Цветаева всю жизнь заслонялась от повседневности работой, и когда ей показалось, что это непозволительная роскошь и ради сына она должна временно пожертвовать увлекательную страстью и взглянуть кругом трезво, она увидела хаос, не пропущенный сквозь творчество, неподвижный, непривычный, косный, и в испуге отшатнулась, и, не зная, куда деться от ужаса, впопыхах спряталась в смерть, сунула голову в петлю, как под подушку».

Могила ее неизвестна.

Однажды, будучи в эмиграции, она написала:

И к имени моему

Марина – прибавьте: мученица.

Мне бы хотелось закончить свой реферат стихотворением М.И.Цветаевой «Кто создан из камня, кто создан из глины», потому что , как мне кажется, именно оно отражает сущность М. И.Цветаевой.