Антонине.

Антонине.

   Всё ли хорошо у вас, радость моя? Всё ли у вас спокойно? Как мама? Витя уже, наверное, совсем большим стал, как давно я вас не видел…

У меня всё хорошо. Это только слово «война» страшное. Услышишь его, и сразу представляются ужасы. А на самом деле труднее всего не битва, а ожидание битвы. Страх от того, что ночью могут напасть, что с тобой и Витькой может что-нибудь случится - вот что не даёт мне покоя, а не эта «война».

     Ты не думай, и не верь тому, что мы тут мучаемся и страдаем. Жизнь здесь такая же, как и везде. Только иногда по ночам бывают слышны выстрелы, а на той неделе снаряд взорвался совсем недалеко от нас, но никого не задело. А к выстрелам быстро привыкаешь. Без них уже даже и не спится.

     Недавно я познакомился с Димой, у него задело руку, и его перевели к нам. Дима быстро поправился, стал здоровенным, весёлым, и глаза у него живые. Представляешь, Тоня, здесь у всех такие живые глаза, все шутят и поют песни. Меня сначала это смущало, было странно: а резвятся после трудного дня, как дети малые, ей богу. Но сейчас я понял, что так и надо. Как бы тяжело не было, нужно жить. Как бы ни было грустно, нужно смеяться. И я смеюсь с ними, пою песни, представляешь, я даже научился играть на гитаре! А раньше и балалайки в руках не держал.

А замечала ли ты когда-нибудь, какое красивое небо над нами? Нет? Вот и я не замечал. А сейчас лежу и вижу звёзды. И кажется мне, что ты за сотни километров отсюда тоже в этот момент смотришь на небо. И так светло становится, радостно, будто и нет войны, и она мне только снится…

   Кажется, я не видел тебя уже много лет, как будто мы расстались лет двадцать назад. Но я помню твои серо-зелёные глаза, они снятся мне каждую ночь.

Я тебя люблю. И я знаю, что ты любишь меня, а, значит, всё хорошо. Береги себя и Виктора.

Скоро приеду, Вадим.