В данном исследовании освещаются малоизвестные факты из жизни великого драматурга, связанные с Тверским краем.
Вложение | Размер |
---|---|
ostrovskiy.docx | 388.7 КБ |
А.Н. Островский и Тверской край
Великий русский драматург Александр Николаевич Островский постоянно находился в живом, общении с самыми разнообразными людьми и побывал в различных уголках нашей великой страны: в Ярославле, Костроме, Нижнем Новгороде, Самаре, Воронеже, Харькове, Одессе, Крыму и на Кавказе. Бывал Островский и за границей: в Германии, Австрии, Франции, Италии. Эти поездки расширяли его кругозор и давали ему обильный материал для творческих обобщений.
Одной из наиболее плодотворных была поездка А. Н. Островского в Тверскую губернию. Состоялась она при особых обстоятельствах. В 1855 году морское министерство решило, организовать литературно-этнографическую экспедицию в Архангельск, Астрахань, Оренбург, на Волгу и в Приднепровье «для исследования быта жителей, занимающихся морским делом и рыболовством, и составления статей в «Морской сборник». К участию в экспедиции были привлечены видные литераторы: Островский, Писемский, поэт М. Михайлов, Афанасьев-Чужбинский и С. Максимов. Писемскому было поручено исследование низовьев Волги и берегов Каспийского моря, М. Михайлову—Оренбургского края, С. Максимову — русского Севера, Афанасьеву-Чужбинскому — устья Днепра и Днестра, а А. Н. Островскому досталось исследование верхнего течения Волги.
Островский провел в нашем крае около 4,5 месяцев, с 18 апреля до конца августа 1856 года (календарные даты везде указаны по старому стилю). Кроме Твери он посетил Торжок, Осташков, Ржев, Зубцов, Старицу, Корчеву, Кимры, Калязин и ряд сел и деревень. В этих поездках его сопровождал Г. Н. Бурлаков, секретарь Островского по литературной экспедиции.
В течение всего этого времени Островский систематически вел дневник, в который записывал свои наблюдения, встречи, беседы, зарисовки пейзажа. Результатом поездки были его очерки «Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода», напечатанные в «Морском сборнике», (1859 год).
В поездках по губернии его интересовали быт, нравы и характеры людей разных сословий и классов, но преимущественное внимание писателя было направлено на положение трудящихся, их промыслы и ремесла. Сквозь сдержанный тон повествования явственно проступает глубокое сочувствие писателя-демократа бесправному и бедственному положению угнетенных масс.
b
В Твери Островский жил на Миллионной улице (ныне Советская), в гостинице купца Барсукова. Он посетил все районы города, был в Заволжье, за Тьмакой, в Затверечье, осматривал бумагопрядильную фабрику Каулина и Залогина, знакомился с судостроением, рыболовством.
«В будничный день вы в Твери не заметите на улицах никакой жизни, как будто все вымерло, — писал Островский. — Едва ли во всей Великороссии найдется еще такой безжизненный город». На набережной Волги он видел гуляющими лишь представителей богатого класса: дам, катающихся в колясках, пьяных офицеров да купчих. «Барышни купчихи одеты по моде, большею частью в бархатных бурнусах, маменьки их в темных салопах и темных платьях и в ярко розовых платках на голове, заколотых стразовыми булавками (страз—искусственный драгоценный камень.—Н. П.), что неприятно режет глаза и совсем нейдет к их сморщенным, старческим лицам, напоминающим ростопчинских бульдогов».
Простым людям было не до прогулок. Они жили под гнетом повседневной заботы о насущном куске хлеба. Островский подробно описывает ужасающую бедность тверских обывателей—рыбаков, перевозчиков, кустарей. Зимой весь бедный класс жителей Твери,— отмечал Островский, — занимался ковкою гвоздей. «Средняя выручка не более полтинника в неделю. Из-за полтинника они спят три часа в сутки: такова бедность мещан в Твери. Самое любимое кушанье тверских мещан, о котором они мечтают, жареный в конопляном масле лук».
Ковкою гвоздей занимались и в Тверском уезде, особенно в селах Васильевском и Михайловском. Островский установил, что количество выделанных гвоздей в Твери и в Тверском уезде простиралось до 100 тысяч пудов в год, на сумму 500 тысяч рублей. Но, прибавляет он, «если вычесть из этой суммы цену железа, то немного придется за работу». Еще менее благодарным было вязанье чулок и варежек, которым занимались женщины, вырабатывая их весьма значительное количество: «Это самый бедный, но единственный промысел тверских мещанок», — с грустью отмечает писатель.
Много интересных подробностей сообщает Островский о тверских перевозчиках. Лодки («глинковки»), на которых они ездят, настолько утлы и непрочны, что того и гляди их продавишь «ногой. По своей бедности перевозчики лучших приобрести не могут, потому что и те четыре рубля, которые они обычно платили за эти лодки, «для них уже великая сумма». Весной, в половодье, перевозом через Волгу и Тверцу занималось около ста бедняков, выручая 15—20 копеек на человека в день. «Да и эта работа не на долго, — писал Островский, — по сбытии воды наводятся два моста через Волгу и один через Тверцу. В межень (в середине лета. — Н. П.), по недостатку работы, занимаются перевозкой не более двадцати человек; а остальные ходят на вязках вверх или возят вниз, даже до Рыбинска, бедных пассажиров, которым дорого съехать на пароходе». Стоимость такого проезда была в зависимости от того, помогает или не помогает «пассажир» хозяину лодки работать на веслах: если помогает—75 копеек, не помогает — полтора рубля.
В каждом приволжском населенном пункте Островский с большим интересом присматривался к рыболовству; это входило, во-первых, в круг его обязанностей, как члена литературной экспедиции, а, во-вторых, он и сам был страстный рыболов.
В Твери рыболовство не было развито. Некоторое оживление в этом отношении наблюдалось только после вскрытия рек ото льда, когда «все огороды от мельницы до архиерейского дома и от нового шоссе до Тьмацкого моста залиты водой. Берега усеяны рыболовами большими и маленькими с удочками, хотя идет еще одна только уклейка, и то мелкая. Не думайте, что это праздная забава свободных людей в праздное время. Нет. При бедности тверских мещан, если мальчик натаскает в день небольшой кувшинчик уклейки, и то уж в.доме подспорье».
Наблюдательный художник подметил и бедность тверского базара: «Торговый день, народу много, но товару немного. Более всего вам бросаются в глаза: немудреные цветы в горшках, бабы с маслом, сморчки очень большого размера и длинные, гнуткие можжевеловые удилища для наступающей рыбной ловли».
Не эти ли наблюдения подсказали драматургу слова Кулигина в «Грозе», которыми он характеризует положение тружеников в своем городе: «В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной, не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать». И дальше: «Бедным гулять, сударь, некогда, у «их день и ночь работа. И спят-то всего часа три в сутки».
c
Для получения краеведческого материала Островский перечитывал специальную литературу, пользовался «Губернскими ведомостями», установил в Твери связь со множеством лиц различных общественных положений: с тверским помещиком-либералом А. М. Укковским, прогрессивными чиновниками Н. Колышкиным и В. А. Преображенским, директором тверской гимназии Д. Г. Ржевским учителем Гарусовым, с тверскими купцами Лавровым и Ворошиловым и др. Но больше всего он узнавал из непосредственного общения с людьми простого звания—рыбаками, перевозчиками, барочными плотниками, ремесленниками.
В Твери Островский не оставлял и творческой работы. Так, в своем дневнике он упоминает, что в конце июня он «набросал сцену для комедии».
9 мая в доме Унковского А. Н. Островский читал «Свои люди— сочтемся».
3 мая Островский выезжал из Твери в Городню. От Эммауса до Городни его вез молодой красавец ямщик на тройке прекрасных серых лошадей и мчал так лихо, с таким гиком и свистом, что «четырнадцать верст, — пишет Островский, — мы ехали 0,75 часа». Городчя произвела на писателя сильное впечатление. До XVII века на месте, где теперь расположено это село, стоял русский городок Вертязин, от которого сохранились на обрыве лишь старая церковь, воздвигнутая в XIII веке, да глубокий ров, которым она была обведена. Здесь когда-то прошло «литовское разорение» (польско-литовская интервенция), и городок Вертязин заглох. С крутого, обрывистого берега Островский любовался прекрасными окрестностями Городни: «Под ногами текла Волга, синяя от пасмурной погоды и подернутая рябью... За рекой зеленел поемный луг, его замыкал высокий сосновый лес, справа и слева изгибы и плеса Волги и несколько сел по берегам. Прекрасная картина!».
При беседах с местными жителями на Островского повеяло далекой стариной, легендами и преданиями; ему указывали на древнее село Едимоново, рассказывали о литовском разорении, о царских рыболовах, живших в Городне, о древней церкви. Островский писал: «Церковь у нас так стара, говорили мне в Городне крестьяне, что уже ушла в землю. Но она не ушла в землю, а внизу под сводами был устроен храм, на стенах которого еще и теперь старинные фрески».
d
Утром 10 мая Островский в сопровождении Г. Н. Бурлакова и купца Лаврова отправился в Торжок, в котором пробыл до 16 мая. Нар пути в Торжок он останавливался в Медном и собрал необходимые сведения о нем. В Медном в те времена еще была пристань, на которой грузились суда для отправки в Петербург через Вышневолоцкую водную систему; в селе жило много лоцманов и коноводов, как впрочем и в других деревнях и селах, расположенных по Тверце,— Островский дает полный их список.
В Медном писатель застал ярмарку: «Посреди села стояло несколько небольших палаток: в одних пряники, а в других платки и ситцы, «красный товар» в полном смысле слова, да ящика два с медными серьгами, оловянными кольцами и разноцветными тесемками; вот и все».
По прибытии в Торжок Островский спешит получить общее представление о городе и приходит к выводу, что «Торжок один из красивейших городов Тверской губернии». В своем дневнике он записывает: «Ходили по городу, который расположен на горах. Вид с бульвара на ту сторону Тверды выше всякой похвалы». Он знакомится с городничим, которого нельзя было обойти, как представителя местной власти, с винным приставом Разводовским (рыболовом), купцом Елизаровым — «законником и собирателем разных древних рукописей о Торжке», с местным учителем и др., кто мог сообщить ему интересные материалы.
Так, у купца Елизарова он читал «Описание города, учиненное по указу Михаила Федоровича в 1625 году», из которого взял много сведений, характеризующих драматическую историю этого древнего городка, сильно потерпевшего от литовского разорения. Во времена Островского в Торжке было значительно развито судостроение, солодовенная и кожевенная промышленность, золотошвейное мастерство, которое шло, однако, к упадку. «Торжок исстари славился производством козлов и сафьянов,— писал Островский,— и в этом отношении уступает только Казани и Москве... Работа вещей прочна и красива, но цена, по незначительности требования, не высока: я заплатил за две пары туфель, одни из разноцветного сафьяна, другие из бархата, шитые золотом, 3 рубля серебром».
Островский вновь и вновь подчеркивает, что различные виды промысла и производства обогащали лишь именитых купцов и промышленников, которые обрекали честных тружеников на жалкое прозябание. «Несмотря на то, что промышленность в Торжке развита значительно, в быте мещан довольства не заметно,—указывал Островский,— значит и здесь труд дешев и не всем рукам достает работы».
В обычаях, языке и костюмах местных жителей писатель заметил существенную разницу против других городов. Он обратил внимание на свободу обращения девушек и парней и затворнический образ жизни замужних женщин, на засоренность языка новоторов вульгаризмами и нелестную репутацию новоторжских торгашей. «Девушки (в Торжке. — Н. П.) пользуются совершенной свободой: вечером на городском бульваре и по улицам гуляют одни или в сопровождении молодых людей, сидят с ними на лавочках у ворот и не редкость встретить пару, которая сидит обнявшись и ведет сладкие разговоры, не глядя ни на, кого. Почти у каждой девушки есть свой кавалер, который называется предметом. Этот предмет впоследствии делается, большей частью, мужем девушки...
Образ жизни замужних совершенно противоположен образу жизни девушек: женщины не пользуются никакой свободой и постоянно сидят дома».
e
Из Торжка Островский направился в Осташков. В пути, проезжая по глухим и малонаселенным местам, писатель поражен был той бедностью и беспросветной темнотой, в которой жили местные крестьяне. В одной деревне он пробегал полчаса, чтобы добыть несколько яиц, но оказалось, что женщина, у которой он, наконец, купил их, не умеет приготовить яичницу; в другой деревне он не нашел ни одного грамотного человека, который мог бы прочитать его проездной документ; в третьей были только одни женщины, мужчины же на целый год ушли все на заработки, на тяжелую каменотесную работу.
В Осташкове и Осташковском уезде Островский прожил с 17 по 29 мая. Он ознакомился с рыбными промыслами, отметив, что осташковские жители «первые рыбаки в губернии и России», ездил смотреть Нилову пустынь, побывал у истоков Волги. «Поутру в сильный дождь по мокрому и вязкому болоту ходили в часовню, называемую Иорданом, построенную над источником Волги,—записал Островский в своем дневнике.—Ходили и дальше с большим трудом к самому истоку (сажень 12 от часовни на запад). Из-под упавшей и уже сгнившей березы Волга вытекает едва заметным ручьем. Я нарвал у самого истока цветов; на память».
f
Из Осташкова путь Островского лежал на Ржев, через Ельцы, Сытьково, Бочарово и Бахмутово. В Ржеве он гостил у родного брата Тертия Ивановича Филиппова — Астерия Ивановича — с 30 мая до 9 июня 1856 года. Очень интересны дневники А. Н. Островского, которые он вел во время своих путешествий. Они издавались неоднократно, а в 1 989- году издательством «Советская Россия» выпущены отдельной книгой под названием «Вся жизнь театру».
Путешествовал А. Н. Островский в почтовых каретах и на перекладных лошадях. Приятно читать дневник путешествия по Волге в 1856 году, в котором встречаются знакомые названия сел, деревень и городов. Вот как он описывает свое странствие до Ржева: «Во вторник (29 мая) в 10 часов утра мы выехали из Осташкова. Осташковским уездом ехали благополучно, до Ельцов. В Ельцах (удельная деревня) дали нам таких дурных лошадей, что мы принуждены были ехать шагом. Странствовали всю ночь. В Ситкове содержатель постоялого двора, толстый мужик с огромной седой бородой, с глазами колдуна, не пустил нас, у него гуляли офицеры с его дочерьми, которых пять».
Этот дорожный эпизод А. Н. Островский положил в основу для написания комедии «На бойком месте».
Далее Островский повествует: «Часа два мы соснули в бедной деревеньке Богучарове, откуда на скверной телеге и таких же лошадях доехали с большим трудом до Бахмутова. В Бахмутове нам не хотели давать лошадей, но человек станового помог нам. Мы доехали до Ржева на лихой тройке и в хорошей телеге. Во Ржев приехали в 11 часов утра, в середу (30 мая). Астерия Ивановича Филиппова не застали, - он ходил смотреть, как вступают ратники». Ратниками тогда называли ополченцев и они возвращались во Ржев после неудачного завершения Крымской войны. Далее Островский сообщает, что Астерия дождались, пообедали у него, отдохнули и вечером ходили смотреть собор и бульвар. «Ржев поражает высоким месторасположением, просаками и костюмами женщин» — пишет Островский.
Просаками называли примитивные прядильные станки, которых в то время было много, и они стояли прямо на улицах, мешая прохожим. Некоторые из них сохранялись почти до самой войны и ржевитяне, которым сейчас за семьдесят пять, их видели.
А красивый и высокий собор в Ржеве стоял на горе, где сейчас стоит обелиск. Вот поэтому и гору эту называют Соборной. А костюмы женщин, на которые обратил внимание Островский, были старомодными и патриархальными, т. к. Ржев был одним из крупных центров старообрядчества.
Проживая в Ржеве у А. И. Филиппова, ходил Островский в гости и к другим знакомым, а они делали ответные визиты. Из дневника Островского мы подробно узнаем о его пребывании во Ржеве. 31-го мая поутру приходила Лизавета Николаевна Бастамова — сестра друга Островского писателя Б. Н. Алмазова — члена молодой редакции журнала «Москвитянин». . . «как кажется мне очень обрадовалась»,— пишет Островский про Бастамову. «Ходили за Волгу, смотрели ямы и всю заволжскую сторону».
Дело в том, что А. И. Филиппов, у которого останавливался Островский, жил на левой, Князь — Федоровской (ныне Советской) стороне, а заволжская сторона, о которой пишет Островский, это правая Князь — Дмитровская (ныне Красноармейская) сторона. Вот там и располагались ямы-ямщицкие постоялые дворы, где приезжие могли отдохнуть, переночевать и сменить лошадей.
За время пребывания во Ржеве Островский много раз встречался с ржевским учителем Дормидонтом Николаевичем Никитиным. Обсуждали образование на Руси и, в частности, во Ржеве и Твери. Островский говорил об открытии театральных школ. С Никитиным «ездили в деревню к Худякову, там весь вечер играли на биллиарде, воротились в 3-м часу утра».
Встречался Островский с ржевским головой, старовером Е. В. Берсеньевым. Староверов в то время во Ржеве было около 7 тысяч, т. е. треть всего населения.
Этот эпизод так описан в дневнике: «В субботу (2 июня) поутру был у Евграфа Васильевича Берсеньева. Прекрасный, умный человек, старообрядец в лучшем смысле слова. Рассказывал, как губернатор хотел уничтожить просаки. - Кто же будет платить подати? - Спросил Образцов. - Ваши имения будут отвечать, - сказал губернатор».
«В воскресенье (3 июня) был у обедни, слушал проповедь отца Матвея о свете и тьме» - записано в дневнике. А во вторник (5 июня) Л. Н. Бастамова передала Островскому, что его хочет видеть отец Матвей. На следующий день «в середу (6 июня) был в соборе у вечерни и оттуда у отца Матвея. говорил он об усилиях дьявола против него и раскольниках».
Отец Матвей — это Матвей Александрович Константиновский, в сороковые — пятидесятые годы прошлого века он служил в Ржеве, был фанатичным врагом старообрядчества. Именно этот поп добился при правительственной поддержке закрытия староверческой молельни, учинил погром староверов, использовав для их усмирения солдат ржевского гарнизона.
Именно проповеди этого попа привели Н. В. Гоголя в тяжелое подавленное моральное состояние, из-за него Гоголь сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». Именно из-за этого попа Гоголь умер так рано, в свои сорок два года.
Об этом знали все члены семьи Филипповых, знал об этом и Островский, который даже побаивался влияния Матвея. Поэтому, когда он узнал о приглашении протоиерея, записал в своем дневнике: «Сегодня (6 июня) поутру были в бане, пообедали, теперь дожидаюсь вечерни. Пойду в собор и оттуда к отцу Матвею. Что-то будет? »
В четверг (7 июня) Островский был в гостях у промышленника Мыльникова, знакомился у него на фабрике с прядильным производством, а вечером были с Астерием Ивановичем у В. В. Образцова на даче, с которым говорили только о театре.
В Ржеве А. Н. Островский находился десять дней, с 30-го мая по 9-е июня, познакомился с матерью и сестрою Филипповых, вечерами читал у Л. Н. Бастамовой пьесы «Не так живи, как хочется» и «В чужом пиру похмелье».
В субботу (9-го июня) после обеда Островский покинул Ржев и отправился в Зубцов.
Путешествие Островского по волжским городам обогатило его яркими впечатлениями, позволило ему еще лучше узнать жизнь народа. С каким вниманием и любовью изучал он язык приволжских жителей: перевозчиков, рыбаков, бурлаков, лоцманов и других. Ведь Островский даже создал небольшой словарь волжского языка, в котором немало слов и ржевского происхождения. Сверх того собрал до семи тысяч прибавочных коренных слов в дополнение к словарю Даля. Собранного материала в этом путешествии хватило Островскому на множество пьес, которые он и написал, возвратившись в Тверь. Это его пьесы: «На бойком месте», «Воевода, или сон на Волге», «Козьма Захарович Минин - Сухорук», «Гроза». Островский написал, что действие «Грозы» происходит в г. Калинове на берегу Волги летом. Давно ведётся спор о фактическом городе, в котором происходит действие «Грозы». Одни говорят, что Калинов - это Торжок, другие - Тверь, третьи - Калязин, четвёртые - Старица и т.п.
Но большее число исследователей полагало, что Калиновым является Ржев, ссылаясь даже на то, что в те времена в Ржеве жили купцы Кабановы. А мы, ржевитяне, и не сомневаемся.
В Зубцове и Старице он остановился ненадолго. По определению писателя, Зубцов по своей запущенности—«несчастный город». В Старице Островский обратил внимание на древний вал и устроенные в нем кузницы, беседовал со стариком-кузнецом, который поведал ему о старицких каменоломнях, предание об Иване Грозном и сообщил, что в Волге стали попадаться белорыбицы.
g
11 июня Островский был уже в Твери. Отсюда он выезжал на несколько дней в Москву, а затем вновь приехал в Тверь. В это время ему пришлось пережить «самые мучительные дни» в связи с тем, что в московской реакционной прессе против него с новой силой вспыхнула злобная клеветническая кампания. «Мне так сделалось грустно,—писал Островский.—Личность литератора, исполненного горячей любви к России, честно служащего литературе, ничем у нас не обеспечена». 30 июня он выехал в Корчеву, затем побывал в Кимрах и, наконец, 3 июля приехал в Калязин, но никаких новых существенных материалов он здесь не нашел.
В Калягине с Островским произошло несчастье: он сломал ногу. Это лишило его возможности продолжать путешествие. Объясняя остановку в своей работе, Островский в письме к Д. А. Оболенскому, который служил в морском министерстве, писал: «При выезде из Калязина лошади взбесились, и тарантас, в котором я ехал, опрокинулся и своей тяжестью расшиб мне ногу. Нельзя было и подумать ехать в Москву. Не только решиться на дальнейшую дорогу, я не мог переносить и малейшего движения. Когда кое-какими средствами в Калягине довели меня до возможности приехать в Москву, хотя и с великими страданиями, уже дело было испорчено. Здешние хирурги нашли важные переломы в ноге, которые не были исправлены, и я опять лежу без движения и страдаю».
Маршруты Н.А. Островского во время пребывания в Тверской губернии отмечены красными стрелками
Заключение
Пребывание в Тверской губернии обогатило Островского яркими впечатлениями, позволило ему ближе подойти к жизни народа и еще лучше узнать «темное царство» купцов-самодуров, промышленников и чиновников. Известно также, с каким вниманием и любовью изучал он сокровища русского языка и записывал поразившие его меткостью, точностью и новизной отдельные слова и выражения. Хорошо знавший драматурга С. В. Максимов в своих воспоминаниях писал о нем: «Родную речь он любил до обожания, и ничем нельзя было порадовать его, как сообщением нового слова или неслыханного им такого выражения, в которых рисовался новый порядок живых образов или за которыми скрывался неизвестный цикл новых идей».
Самый текст и поля его дневника испещрены словами и выражениями, которые он слышал в Тверской губернии; писатель приступил даже к составлению «Волжского словаря» (рукопись хранится в Театре-музее им. Бахрушина).
На своем пути Островский немало встречал чудаков и оригиналов, отдельные фразы которых ему надолго запомнились. Так например, в Торжке винный пристав Развадовский рекомендовался ему следующими словами: «Честь имею представиться, человек с большими усами и малыми способностями». Через 20 лет Островский вспомнил эти слова, работая над «Бесприданницей», и вложил их в уста помещика Паратова.
В другой раз, когда Островский уже покидал Торжок, его развеселила неожиданная встреча. «У самой гостиницы подошел ко мне господин мрачной наружности, но одетый весьма прилично; придав своему лицу таинственное выражение, он обратился ко мне со следующими словами: «Почтеннейший, хотя на мне и синь кафтан, но кто имеет чувствие, тот подаст».
Впечатления, вынесенные Островским из поездки по Тверской губернии, нашли отражение в ряде его пьес, особенно в «Грозе» и «На бойком месте»; здесь можно говорить лишь об отдельных мотивах и деталях, а не о произведении в целом. В своих драмах и комедиях А. Н. Островский, опираясь на глубокое знание жизни, давал широкие художественные обобщения, не сводя ни одной пьесы к натуралистическому изображению.
Вполне возможно, что красота волжских просторов, которыми любуется Кулигин в «Грозе», является отражением тех чудесных волжских пейзажей, которые наблюдал сам драматург в Городне, Ржеве и других местах Тверской губернии, хотя, например, костромские краеведы утвержают, что в «Грозе» отражен их пейзаж.
Разговоры в «Грозе» о свободе девушек и затворническом образе жизни женщин, о работе золотом по бархату, о литовском разорении и пр. могли быть навеяны драматургу его пребыванием в Торжке и Городне.
Но не это главное. Главное состоит в той прогрессивной направленности, которой отличается творчество А. Н. Островского. В 1946 г., в связи с 60-летием со дня смерти великого русского писателя. «Правда» писала: «Глубокая ненависть драматурга ко всяким формам угнетения и порабощения человека — господствующая черта его творчества... Ненависть к угнетателям явилась вместе с тем и источником гуманизма Островского, его симпатий и сочувствий, обращенных к миру гонимых и обездоленных. Именно поэтому творчество Островского пережило свою эпоху и сохранило неувядаемую идейную и эстетическую силу до наших дней».
Список использованной литературы
Самый богатый воробей на свете
Свадьба в Малиновке
Что такое музыка?
Лист Мёбиуса
Самарские ученые разработали наноспутник, который поможет в освоении Арктики