Очерк. «В тылу, будто в бою»

Лощинина Варвара Дмитриевна

6 «А» класс, МАОУ СОШ №4

Учитель: Янгирова Алина Леонидовна

Очерк. «В тылу, будто в бою»

1943 год, январь. Я уже перестал считать дни и, похоже, скоро совсем позабуду про месяц, который так длительно идёт. После смерти моей матери, а после и ухода отца на фронт ещё в 1941 году всё, кажется, стало невероятно ужасным: ветхий дом, в котором я живу со своим младшим братом по имени Степан, скоро совсем развалится от падающих и жутко взрывающихся боеприпасов. В доме совсем холодно, и хлеб, по-моему, почти кончился. Похоже, мы скоро совсем пропадём. Вдруг в дом врывается тётя Наташа, наша соседка, с лучезарной улыбкой на лице.
         - Ну же, закрывайте дверь, холод так и стремится мучительно погубить меня. Этого ещё не хватало, - немного грубовато ответил я, сразу уставляясь в пол от стыда - всё-таки грубить это не по-нашему.

- Полно, что за невежливый тон? - принахмурилась высокая женщина с острым носом - Я, между прочим, с чудеснейшей новостью пришла.
         - Не томите, выкладывайте.
         - Проложили нам железную дорогу через Неву, теперь не погибнем с голода! Скоро уж прибудет первый состав с провизией, да и с немалым количеством боеприпасов, скажу я по секрету, - Наталья тихо хихикнула.
         Я, услышав эту новость, радостно вспрыгнул со своего вялого стула и широко улыбнулся.
         - Что?! Правда?! - спросил я с небольшим недоверием к женщине.
         - Чистейшая правда. Даже чище воды в Байкале, хотя куда там чище, - она взмахнула рукой - Но тебе не под силу это. Большую часть разберут, не успеешь и глазом моргнуть. Тебе ни крошки не останется. Со Стёпкой-то сидеть кому-то надо, - Наташа коварно усмехнулась.
- А вы... - я замолчал лишь на пару мгновений - Поделитесь с нами? У нас только половина хлеба осталась, на этом запасы провизии кончаются.
- Смешно, мальчишка, смешно. Нам, конечно же, надо хвататься друг за друга, но у меня своих детей полно, они уже третий день ни крошки в рот не брали. Порции, которые выделяются, сегодня небольшие, это объявили уж давненько. Но дальше - больше, как сказали наши-то отечественные военные. 
         - А если я у вас выкуплю чуток? - я отвёл взгляд куда-то в сторону.
         Женщина вновь залилась задорным смехом.
         - Чем ты платить-то собрался? Помершими от отвратительного мороза крысами?
         - Нет... - я кратко задумался, ведь решение нужно было принять как можно быстрее - Я на завод пойду! Этим же и помогу отцу, он на фронте уже года два, а от меня никакого толка. Вы мне кусочком хлеба оплатите работу, ведь ваш муж сейчас за наш родной-то Ленинград стоит, чтоб освободить от блокады. 

         Наталья Валерьевна задумалась: "А если и правда чем-то поможет?"
         - Ладно, дам я тебе хлеба, но на завод уж лучше не ходи, это слишком опасно.
         - Нет уж, пойду. Лучше умру и от голода, и от холода, да хоть от рук мерзких фашистов, главное - Родине и папе помочь!
На этих словах я мигом ринулся одеваться, ведь медлить нельзя ни минуты.
         - Возьмите, пожалуйста, Стёпу под своё крыло на время - это последнее, что я успел сказать перед выходом из дома.
На улице стоял леденящий до костей мороз. Я бегу на ближайший завод по изготовлению, если мне не изменяет память, танков. Может, мой папа уже мёртв, ведь я который месяц не получаю от него ответного письма, но я верю. Верю в то, что эта адская блокада, а после и война закончатся, мой отец благополучно вернётся с фронта. Уверен, Стёпка побольше меня обрадуется. Даже от самой мысли об этом душа будто бы расцветает. Рядом с заводом мечется из стороны в сторону огромная толпа, но это меня никак не останавливает. Я ловко пробираюсь через толстых и худых, высоких и низких, через самых разнообразных людей. И вот, с великим волнением, наконец, тихо, словно мышка, пробираюсь на завод. Неожиданно меня останавливает мужчина низкого роста и пухлого телосложения.

         - Эу, мальчуган, куда это ты собрался? А ну вон отсюда! - он поднял руку..для..размашистого..удара.
         - Постойте! Я просто хотел вам помочь... И папе помочь своему хотел!
         - Эх ты, мальчишка... Ладно, пойдём, ну же, не медли, пойдём скорее. Нельзя терять ни минуты, - мужчина медленно опускает свою жилистую руку и направляется в сторону главного помещения, если я правильно понял.
Скорее всего, как только я переступил порог огромного здания, моё сердце стало будто трепетать, а эмоции стали буквально неописуемы. Почему же? Нет, совершенно не из-за славы, которая могла бы возникнуть в процессе моей деятельности, хоть и с малым процентом вероятности. Я просто осознал, что буду делать детали для танка, которым, возможно, воспользуется мой папа! Никто и не могу представить, какие же меня переполняли эмоции, когда я даже на секунду задумывался об этом. Я чувствовал себя гордо. И мой папа будет испытывать за меня гордость, я больше чем просто уверен. Стоит не витать в облаках, а работать качественно, вкладывая искусность и тонкость в детали, а в особенности - частичку души. Пока я был погружён в свои размышления, мужчина успел привести меня в цех. Рабочие усердно трудились за станками, руками робко вытирая выступавшие на лбу капли пота. Несмотря на смертельный мороз, в помещении всё равно было относительно жарко. Я скинул дряхлую куртейку, которую успел порвать где-то. И, по всей видимости, на заводе, ведь он был достаточно наворочен: везде торчали металлические штыки, а если попадались двери, то их края были безумно остры.

         - Мальчик, сколько лет-то тебе? На станке-то хоть что-то сделать сумеешь? - он усмехнулся с нотками язвительности.
По этому мужчине было видно, что он персона прямолинейная и до неприязни грубая: постоянно нужно чем-то зацепить.
- Мне всего тринадцать, но я обещаю, что если научите, то я всякую работу без лишнего слова выполню! - робко воскликнул я, высокий для своего возраста..мальчишка.
         - Звучит, конечно, многообещающе, но что с тебя взять? - мужчина кратко хмыкает - Ладно уж… Раз больно своему папеньке помочь хочешь, то приму я тебя. Имя твоё как звучит?
- Достаточно простонародно. Я Иван, - я еле заметно, но более живо, чем обычно..улыбнулся.
         - О как! Одноимёнец мой значит. Может, и в процессе работе в меня пойдёшь. Таким же умельцем, да молодцом будешь. Ладно, поди-ка к тому худому мужичку, за тем станком, что в левом краю, - для наглядности он даже пальцем показал - Он тебя основам-то и научит.
Я положительно кивнул и спешно двинулся к старику: выглядел ну очень мудро. Он был единственным, кто не занимался тяжкой трудовой деятельностью.
         - Дня доброго! - я приветливо вскинул руку вверх, дабы поздороваться с ним, как с обычным товарищем.
         - Здравствуй-здравствуй. Что ты тут делаешь и какими судьбами? Детям, вроде как, здесь не место.
         - А я, стоит подметить, особенный ребёнок. Я здесь, чтобы Родине помочь, но в первую очередь батюшке благородному своему! 

         - Интересно... - между нами возникла задумчивая пауза - А ко мне-то ты зачем подошёл?
         - Опыта-то у меня совсем нет, - я тяжело вздохнул, потупив взгляд в стену - Мне сказали, что вы меня основам обучите.
         - Ладно, малой, обучу уж, раз так напрашиваешься. Вижу я в тебе будущий огромный потенциал, хорошо нам поможешь. Не бойся, подходи ближе, будем обучать тебя.
Я подошёл к мужчине, а он в свою очередь пододвинул для меня деревянную табуретку, почти вплотную к станку.
         Начался период, когда я усердно учился. Мысль о том, что я на столь большом расстоянии помогаю отцу, ни на секунду не покидала мою голову. Я чувствовал себя сильно полезным, ведь это было и правда так, я даже не сомневался в себе.
         Прошёл целый месяц. Вот бы Стёпа и тётя Наташа, да и вообще весь Ленинград, знали бы, сколько всего я изготовил и какого опыта набрался!    Мы отправили несколько десятков танков к нашим соотечественникам. А ещё у нас традиция есть: мы каждую деталь кротко целуем на счастье! И это совсем не бред! Много уж наших танков помогают в борьбе с фашистами. Но война всё равно продолжалась, и всё было не так хорошо, как казалось на первый взгляд. Небо не стало чистым, а количество смертей не уменьшалось. Я очень переживаю за мирных ленинградцев. На наш завод, слава Богу, не было нападений, несмотря на то, что он почти в самом центре событий. 

         Новый день был совсем непримечательным. Работа шла полным ходом, и все трудились не покладая рук. Вдруг в здание врывается запыхавшийся почтальон.
         - Письмо для Ивана Петрицкого!
         Я вскочил со своего места и подбежал к миниатюрному мужчине, выхватив у него желтовато-помятый конверт. Я сразу понял, что это драгоценное письмо отца. Вот он, жив, не щадит всякого фашиста. Я быстро и жизнерадостно пробегаюсь глазами по содержанию письма, что было именно для меня. Моя счастливая улыбка вмиг исчезает, а лицо принимает опечаленный вид… Отец, мой любимый батюшка, он мёртв. Подорвался на чёртовой бомбе. Этого не может быть, я искренне не хочу верить в эту чепуху! Я повалился на пол от досады, громко всхлипывая. Плохие новости не кончились. Ровно через минуту в наш цех забежала опечаленная девица. Она оповестила меня о том, что тётя Наташа попала под бомбёжку с детьми, а мой младший брат Стёпа пропал без вести. У меня не было ни единого слова, чтобы описать ту тоску, печаль, и растерянность, которую я чувствовал в тот момент.

         Прошёл ещё длительный месяц. Работа на заводе не приносила былого удовольствия. Я трудился через силу. Да, я точно приносил не малую пользу для военных, но не для отца. Ему, наверное, даже и слова о моей работе не дошло. Слишком досадно и противно, ведь я так хотел, чтобы мной гордились. Но уже некому. Стоило послушать Наталью и не идти на этот проклятый завод, а защищать брата. Только чёрт знает, где он сейчас.

         1944 год. Я стою перед зеркалом. На моей груди гордо покоится медаль за оборону Ленинграда. Это большая честь для меня, но, к сожалению, мне не нужна эта медаль. Лучше бы были живы мой отец и брат.