Интервью с участником Великой Отечественной войны

Бланк конкурсной работы Международного конкурса сочинений

«Без срока давности» 2024/25 учебного года

1 страница

2 страница

Сочинение

Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..

Д. С. Самойлов

Холодным январским утром подъезжали мы на снегоходе «Буран» к деревне Ракулка, что находится в Красноборском районе близ старинного села Черевкова, на правом берегу Северной Двины. Деревенька затерялась средь лесов. Жителей человек 20, а остальные - кто умер, кто уехал добра искать вдали от родных мест.

Поднявшись на высокий берег, мы очутились в сказке: деревянные рубленые дома, на оконных стеклах затейливые морозные узоры, из труб дым идет, тропинки протоптаны от дома к дому, а над деревней разливается, плывёт запах свежеиспеченного хлеба. Вся эта красота окружена вековыми елями и соснами, припорошёнными снегом. “Лепота”, - как говорил Иван Васильевич в известной комедии.

Как же люди смогли отказаться от такой красоты?

У большинства домов окна заколочены, рядом с добротными домами стоят покосившиеся избы, неприкаянные, одинокие, никому не нужные. Сколько таких деревень разбросано на необъятных просторах России… И доживают в них свой век старики, не пожелавшие переехать в теплые городские квартиры, потому что у них свое понимание жизни и своего места в ней.

Но дом, куда мы направляемся, еще крепок, видно: в прошлом веке настоящие мастера рубили. Бревна толстые, в лапу сложенные. “Так дом лучше тепло держит”, - объясняет дядя Паша, который и привез нас в гости к удивительному человеку - Анатолию Александровичу Мигалкину, участнику Великой Отечественной войны, награждённому медалью «За оборону Ленинграда».

Постучались. Вошли в деревенскую избу.

- Здравствуйте, - говорим мы хором, а Ирина Викторовна, мой учитель, добавляет, - мир вашему дому.

За столом, перед самоваром, сидит седой дед. Натруженные руки спокойно лежат на столе. Спина прямая. На нём клетчатая рубаха, брюки заправлены в валенки. И не скажешь, что ему почти 102 года. Небольшого роста, ещё вполне крепок, на морщинистом лице под кустистыми бровями потускневшие от времени карие глаза, в которых видна вековая мудрость.

- Утречка доброго, - приветствует нас Анатолий Александрович, улыбается, в прищуре стариковских глаз весёлые огоньки.

Я впервые в гостях у Анатолия Александровича, мнусь у порога, разглядывая скромную обстановку дома. В левом углу большая русская печь, аккуратно выбеленная, рядом рукомойник, у небольшого окошка, на котором стоит герань, стол, вокруг четыре стула, буфет с посудой, да пузатый холодильник.

Дочь деда, Римма Анатольевна, суетится:

- Раздевайтесь… вот сюда, на вешалочку. К столу проходите, удобнее будет.

Стол накрыт нарядной скатертью, в центре, сверкая начищенными боками, стоит самовар, рядом вазочка с конфетами. Мы тоже не с пустыми руками. Выкладываем на стол гостинцы.

- Благодарствую за угощение, - довольно улыбается Анатолий Александрович. - Стало быть, не забываете старика.

Ароматный чай разлит по чашкам, и начинается тягучий, неспешный разговор.

- Ну, спрашивай, что помню – расскажу, - и улыбается, щуря глаза.

- Анатолий Александрович, Вы родились второго октября 1923 года, значит, на начало войны Вам было 17 лет. Я читала, что Вы не сразу попали на фронт.

- Да, сначала взрослые мужики ушли, а меня отправили в Карелию. Там рыли окопы, землянки строили. После домой отпустили.

- Выходит, на войну Вы дважды уходили?

На морщинистом лице появляется улыбка:

- Так, выходит, и впрямь дважды… Весной 42-го снова повестка пришла. Отправили меня, значится, на Соловки, военному делу обучаться. Получил специальность «торпедист-минер». Полгода провёл в «Школе оружия» («Школа оружия Учебного отряда Северного флота»), а потом, человек 200 нас было, погрузили на поезд, затем переправили на буксире в Ленинград по Ладожскому озеру. В марте это было.

- Получается, к тому времени Ленинград уже был в кольце. Расскажите, как вас встретил город?

- Выгрузили нас и повели строем. А мы ж из деревни. У нас-то дома маленькие да низенькие… А там дома ого-го, - рука взметнулась вверх. – Старший и говорит: “Чё головы задрали? Под ноги смотрите”. Ну, мы и шли строем, а я по сторонам нет-нет, да и гляну. Окна крест-накрест газетами заклеены, народа на улице не было. Всё-таки секретно, наверно, вели. Уныло. Потом определили меня на лидера эскадренных миноносцев “Ленинград”, – Анатолий Александрович отпил горячий чай и зажмурился от удовольствия.

- Как Вас приняла команда?

- Я младше всех был, остальные-то лет по пять служили, а то и боле. Встретили хорошо. Помогали поначалу. Дружно жили. Да и понятно, одна беда на всех, - глаза рассказчика словно дымкой подернулись. Молчит, подперев рукой подбородок. А мыслями далеко, в прошлом. Затем неспешно продолжил:

- А знаешь, ведь у нас разные национальности на корабле были. А все вместе, как семья. И горе, и радости одни на всех…

- Что входило в обязанности команды и конкретно Ваши? - после небольшой паузы продолжила я задавать вопросы.

- А дело-то мое несложное было. Готовь торпеды да мины. Это, когда на задание нас отправляли, артиллерия корабельная работала. А так мы прикрывали артиллерийские орудия на суше. Они по самолетам палили, когда те город бомбить летели, ну и наши пушки тоже стреляли по самолётам, а как же иначе?- и так просто об этом говорит, словно каждый день стоять на грани жизни и смерти – это просто работа.

Тишина, каждый о своем думал.

- И не страшно Вам было? Расскажите о самом тяжелом моменте. 42-ой – сложный год, может, утратили веру в победу? Что запомнилось из того времени? - прервала я молчание.

- Да и не помню я сейчас, наверно, страшно, но страх как-то иначе ощущался там, когда знаешь, что ты не один. Война - страшное дело. А так что, корабли стояли в блокаде, держали оборону, бывало, товарищей теряли. Никита Кузнецов вот погиб, тоже торпедист-минёр был. Артобстрелы, бомбёжка. До обеда – артобстрел, а после обеда, бывало, бомбили. Но все проявляли храбрость. Понимали - служба такая. Сплочённые были. В этом сила наша была. Всем миром навалились. Знаете, никто не сомневался, что победим, даже когда туго приходилось. Все были уверены: враг будет разбит, победа будет за нами! Это знали всюду и везде, - глаза деда светились гордостью за свой народ, голос звенел силой.

- Согласна, сила в единстве. Выстоял город, несмотря на бомбёжки и голод. Знаете, для меня слово «блокада» ассоциируется именно с голодом. Вы тоже голодали?

Улыбнулся Анатолий Александрович как-то по-доброму, словно знает что-то, чего мы, неразумные, понять не можем:

- А не было у нас голода. Мирные жители, те да, голодали, потому что, как оно было, всё фронту отдавали: понимали, какой вояка, если брюхо урчит. Вот и выходит, Дашенька, что непонятно, где сложней было - на фронте или в тылу. По тогдашнему времени кормили нормально, три раза: утром – хлеб с маслом, чай, даже песок был, в обед – суп с мясом, каша из крупы, которая была, из той и варили, компот, да и на ужин, когда что, но чаще тоже каша. Когда я пришёл служить на корабль, ледовая переправа вовсю работала. Вот и было облегчение с питанием.

Мы заворожено слушали рассказчика, а я обдумывала, как правильно сформулировать вопрос, который очень меня интересовал. Понятно, что война не допускает выходных, но всё же…

- Скажите, а чем занимались, когда было свободное время? Может, в город Вас отпускали? - я смутилась, но собеседник ободряюще улыбнулся.

- Как же без этого. Конечно, война вносила свои особенности. В шашки, шахматы играли, карты тоже не запрещались. И увольнительные были, но с этим строго. Так-то не стремились куда-то. Обстрел да бомбёжки. Но бывало. Выдавали специальную бумагу с печатью, где указывалась часть, фамилия, имя, отчество, срок отбытия и прибытия, цель. Патрулей много было. Покажешь такую бумажку, а они уж там всё знали, и если всё хорошо, то отпускали. Особо по городу не походишь. Строго, - повторил Анатолий Александрович. - Военным положено было в форме ходить. У меня морская была… С девушкой познакомился. Капой звали. В кино иногда ходили. В зале народу много собиралось. Устали от войны. А вот на улице мало люди ходили. Жизнь продолжалась тихонечко так. Улыбок, смеха, суеты не было. После прорыва блокады в Кронштадт перевели, так больше и не встречались с Капой-то. Многих война раскидала… не собрать,- в голосе его слышалась грусть. Помолчав, продолжил:

– Мы, конечно, понимали, что город в кольце, но осознание блокады появлялось только в самом городе. Как-то тихо, что ли было, насторожённо, словно все ждали чего-то. Красивый Ленинград-то, дома там, статуи, а неуютно было, холодно внутри. Молодой я был, как-то не цеплялся за это. Война, значит, служи.

- А о чём мечтали?

- Какие там мечты, - вздохнув, сказал Анатолий Александрович. - Защита Родины, вот и всё. Победу надо заслужить.

- А помните день снятия блокады? Какой он был?

- С 18 на 19 января кольцо было прорвано. Этот день для меня до сих пор остаётся великим. Радость была немыслимая. Все кричали «ура», шапки кидали в воздух, обнимались, смеялись. Великий день. Ликование. Я до сих пор его ощущаю. Полностью-то сняли чуток позже. Нас тогда отправили в Петроградский район. Много мы тогда стреляли - огневую поддержку оказывали.

Чай уже давно остыл, а мы слушали о войне и понимали, что мы счастливые люди, потому что удалось встретиться, поговорить с человеком, для которого слово «война» не кино, не фотографии в учебнике. Она была в его жизни. Пусть он не всё помнит, не на все вопросы смог ответить, но энергетика, сила духа восхищали. Мы словно заряжались от этого человека любовью к Родине, верой в могущество русского человека.

- Анатолий Александрович, а что было с «Ленинградом» после снятия блокады? Как узнали о Победе?

- В Кронштадт нас отправили. Там и узнали о победе. Дневальным я был. Слышу позывные. Что делать? Разбудил радиста. За ногу его дёргаю, а он понять ничего не может: «Позывные, - кричу. - Там позывные». Схватил тот одежду и в рубку побежал. Я за ним. Потом он тихонечко так говорит: «Победа», - а на глазах слёзы. И потом громко так: «Победа, победа, Левитан сказал!» Что тут началось! Крики... радость была огромная.

Долго мы ещё разговаривали обо всём. Была выпита не одна чашка чаю. Анатолий Александрович рассказал, как работал в совхозе трактористом, как сейчас живёт. И, что самое удивительное, ни одной жалобы. А жизнь сейчас в деревне не сахар. Нет там ни больницы, ни магазинов - ничего там такого нет, автолавка приезжает раз в две недели.

Я же говорила о школьной жизни, о нашей группе «Поиск».

- Хорошее дело, нужное, важно помнить о прошлом, - одобрил Анатолий Александрович.

- Анатолий Александрович, какое напутствие Вы дали бы нам, подрастающему поколению?

- Учитесь хорошо, Родину берегите, живите без войн - вот это самое главное.

Распрощались мы тепло. Анатолий Александрович пожелал нам на прощание «мешок здоровья», и мы покинули гостеприимный дом.

После этой встречи ко мне пришло понимание того, почему наш народ непобедим. Если есть на русской земле люди, которые саму возможность смерти считают не чем-то героическим, а просто «службой», то не страшны никакие испытания и трудности.

И ещё одно: этот человек накрепко вошёл в мою жизнь. Обязательно позвоню ему и 27 января, и 9 Мая, и, конечно, 2 октября, да и просто так, без повода, буду звонить, чтобы услышать старческий голос: «Да, всё хорошо, Дашенька».