БИБЛИЯ

Валерий Яковлевич Брюсов

О, Книга книг! Кто не изведал,

В своей изменчивой судьбе,

Как ты целишь того, кто предал

Свой утомленный дух — тебе!

В чреде видений неизменных,

Как совершенна и чиста —

Твоих страниц проникновенных

Младенческая простота!

Не меркнут образы святые,

Однажды вызваны тобой:

Пред Евой — искушенье змия,

С голубкой возвращенной — Ной!

Все, в страшный час, в горах, застыли

Отец и сын, костер сложив;

Жив облик женственной Рахили,

Израиль-богоборец — жив!

И кто, житейское отбросив,

Не плакал, в детстве, прочитав,

Как братьев обнимал Иосиф

На высоте честей и слав!

Кто проникал, не пламенея,

Веков таинственную даль,

Познав сиянье Моисея,

С горы несущего скрижаль!

Резец, и карандаш, и кисти,

И струны, и певучий стих —

Еще светлей, еще лучистей

Творят ряд образов твоих!

Какой поэт, какой художник

К тебе не приходил, любя:

Еврей, христианин, безбожник,

Все, все учились у тебя!

И столько мыслей гениальных

С тобой невидимо слиты:

Сквозь блеск твоих страниц кристальн*

Нам светят гениев мечты.

Ты вечно новой, век за веком,

За годом год, за мигом миг,

Встаешь — алтарь пред человеком,

О Библия! о Книга книг!

Ты — правда тайны сокровенной,

Ты — откровенье, ты — завет,

Всевышним данный всей вселенной

Для прошлых и грядущих лет!

1918

НОВЫЙ ЗАВЕТ

И.А.Бунин

С Иосифом Господь беседовал в ночи,

Когда Святая Мать с Младенцем почивала:

«Иосиф! Близок день, когда мечи

Перекуют народы на орала.

Как нищая вдова, что плачет в час ночной

О муже и ребенке, как Пророки

Мой древний Дом оплакали со Мной,

Так проливает мир кровавых слез потоки.

Иосиф! Я расторг с жестокими завет.

Исполни в радости Господнее веленье:

Встань, возвратись в Мой тихий Назарет —

И всей земле яви Мое благословенье».

24 марта 1914

НОВЫЙ ЗАВЕТ

И.С.Никитин

Измученный жизнью суровой,

Не раз я себе находил

В глаголах предвечного Слова

Источник покоя и сил.

Как дышат святые их звуки

Божественным чувством любви,

И сердца тревожного муки

Как скоро смиряют они!..

Здесь всё в чудно сжатой картине

Представлено Духом Святым:

И мир, существующий ныне,

И Бог, управляющий им,

И сущего в мире значенье,

Причина, и цель, и конец,

И вечного Сына рожденье,

И крест, и терновый венец.

Как сладко читать эти строки,

Читая, молиться в тиши,

И плакать, и черпать уроки

Из них для ума и души!

1853

НАДПИСЬ В ЕВАНГЕЛИЕ

К.Р.

Пусть эта книга священная

Спутница вам неизменная

Будет везде и всегда.

Пусть эта книга спасения

Вам подает утешение

В годы борьбы и труда.

Эти глаголы чудесные,

Как отголоски небесные

В грустной юдоли земной,

Пусть в ваше сердце вливаются —

И небеса сочетаются

С чистою вашей душой.

2 апреля 1883, Афины

БЛАГОВЕЩЕНИЕ

(К картине Боровиковского)

Владимир Григорьевич Бенедиктов 1807—1873

Кто сей юный? — В ризе света

Он небесно возблистал,

И сияющий предстал

Кроткой деве Назарета;

Дышит радостью чело;

Веют благовестыо речи;

Кудри сыплются на плечи;

За плечом дрожит крыло.

Кто сия? — Покров лилейный

Осеняет ясный лик,

Долу взор благоговейный

Под ресницами поник;

Скрещены на персях руки;

В персях сдержан тихий вздох;

Робкий слух приемлет звуки:

«Дева! Сын твой будет Бог!»

Этот юноша крылатый —

Искупления глашатай,

Ангел, вестник торжества,

Вестник тайны воплощенья;

А пред ним — полна смиренья -

Дева — Матерь Божества!

1842—1850

БЛАГОВЕЩЕНЬЕ

В.Я.Брюсов

Ты была единая от нас,

Днем Твоей мечтой владела пряжа,

Но к Тебе, святой, в вечерний час

Приступила ангельская стража.

О царица всех мирских цариц,

Дева, предреченная пророком.

Гавриил, войдя, склонился ниц

Пред Тобой в смирении глубоком.

Внемля непостижное уму,

Ты покорно опустила очи.

Буди Мне по слову твоему,

Свят! свят! свят! твой голос, о пророче.

27 августа 1902

ЗВЕЗДА…

Константин Михайлович Фофанов

Еще те звезды не погасли,

Еще заря сияет та,

Что озарила миру ясли

Новорожденного Христа...

Тогда, ведомые звездою,

Чуждаясь ропота молвы,

Благоговейною толпою

К Христу стекалися волхвы...

Пришли с далекого Востока,

Неся дары с восторгом грез, —

И был от Иродова ока

Спасен Властительный Христос!..

Прошли века... И Он, распятый,

Но всё по-прежнему живой,

Идет, как истины Глашатай,

По нашей пажити мирской;

Идет, по-прежнему обильный

Святыней, правдой и добром,

И не поборет Ирод сильный

Его предательским мечом.

<1891>

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА

Борис Леонидович Пастернак

Стояла зима.

Дул ветер из степи.

И холодно было Младенцу в вертепе

На склоне холма.

Его согревало дыханье вола.

Домашние звери

Стояли в пещере,

Над яслями теплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухи

И зернышек проса,

Смотрели с утеса

Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,

Ограды, надгробья,

Оглобля в сугробе,

И небо над кладбищем, полное звезд.

А рядом, неведомая перед тем,

Застенчивей плошки

В оконце сторожки

Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в стороне

От неба и Бога,

Как отблеск поджога,

Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой

Соломы и сена

Средь целой вселенной,

Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней

И значило что-то,

И три звездочета

Спешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.

И ослики в сбруе, один малорослей

Другого, шажками спускались с горы.

И странным виденьем грядущей поры

Вставало вдали всё пришедшее после.

Все мысли веков, все мечты, все миры,

Всё будущее галерей и музеев,

Все шалости фей, все дела чародеев,

Все елки на свете, все сны детворы.

Весь трепет затепленных свечек, все цепи,

Всё великолепье цветной мишуры...

...Всё злей и свирепей дул ветер из степи...

...Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,

Но часть было видно отлично отсюда

Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.

Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,

Могли хорошо разглядеть пастухи.

— Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, —

Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.

По яркой поляне листами слюды

Вели за хибарку босые следы.

На эти следы, как на пламя огарка,

Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,

И кто-то с навьюженной снежной гряды

Всё время незримо входил в их ряды.

Собаки брели, озираясь с опаской,

И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге, чрез эту же местность

Шло несколько ангелов в гуще толпы.

Незримыми делала их бестелесность,

Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.

Светало. Означились кедров стволы.

— А кто вы такие? — спросила Мария.

—  Мы племя пастушье и неба послы,

Пришли вознести Вам обоим хвалы.

—    Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглы

Топтались погонщики и овцеводы,

Ругались со всадниками пешеходы,

У выдолбленной водопойной колоды

Ревели верблюды, лягались ослы.

Светало. Рассвет, как пылинки золы,

Последние звезды сметал с небосвода.

И только волхвов из несметного сброда

Впустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,

Как месяца луч в углубленье дупла.

Ему заменяли овчинную шубу

Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,

Шептались, едва подбирая слова.

Вдруг кто-то, в потемках, немного налево

От яслей рукой отодвинул волхва,

И тот оглянулся: с порога на Деву,

Как гостья, смотрела звезда Рождества.

1947

В РОЖДЕСТВЕНСКУЮ НОЧЬ

В. Иванов

О, как бы я желал, огнем пылая веры

И душу скорбную очистив от грехов,

Увидеть полумрак убогой той пещеры,

Для нас где воссияла Вечная Любовь,

Где Дева над Христом стояла Пресвятая,

Взирая на Младенца взглядом, полным слез,

Как будто страшные страданья прозревая,

Что принял на кресте за грешный мир Христос!

        О, как бы я хотел облить слезами ясли,

         Где возлежал Христос-Младенец, и с мольбой

        Припасть, — молить Его о том, чтобы погасли

        И злоба, и вражда над грешною землей.

        Чтоб человек в страстях, озлобленный, усталый,

        Истерзанный тоской, жестокою борьбой,

        Забыл столетия больного идеалы

        И вновь проникся крепкой верою святой, —

О том, чтоб и ему, как пастырям смиренным,

В Рождественскую ночь с небесной высоты

Звезда чудесная огнем своим священным

Блеснула, полная нездешней красоты.

О том, чтоб и его, усталого, больного,

Как древних пастырей библейских и волхвов,

Она всегда б вела в ночь Рождества Христова

Туда, где родились и Правда, и Любовь.

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

В. С. Соловьев

Пусть все поругано веками преступлений,

Пусть незапятнанным ничто не сбереглось,

Но совести укор сильнее всех сомнений,

И не погаснет то, что раз в душе зажглось.

Великое не тщетно совершилось;

Недаром средь людей явился Бог;

К земле недаром небо преклонилось,

           И распахнулся вечности чертог.

Родился в мире Свет, и Свет отвергнут тьмою,

Но светит Он во тьме, где грань добра и зла,

Не властью внешнею, а правдою самою

Князь века осужден и все его дела.

НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО

Владимир Сергеевич Соловьев

Посвящается В.Л.Величко

Пусть всё поругано веками преступлений,

Пусть незапятнанным ничто не сбереглось,

Но совести укор сильнее всех сомнений,

И не погаснет то, что раз в душе зажглось.

Великое не тщетно совершилось;

Недаром средь людей явился Бог;

К земле недаром небо преклонилось,

И распахнулся вечности чертог.

В незримой глубине сознанья мирового

Источник истины живет не заглушен,

И над руинами позора векового

Глагол ее звучит, как похоронный звон.

Родился в мире Свет, и Свет отвергнут тьмою,

Но светит Он во тьме, где грань добра и зла.

Не властью внешнею, а правдою самою

Князь века осужден и все его дела.

24 декабря 1894

НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Петр Павлович Ершов 1815—1869

Светлое небо покрылось туманною ризою ночи;

Месяц сокрылся в волнистых изгибах хитона ночного;

В далеком пространстве небес затерялась зарница;

Звезды не блещут.

Поля и луга Вифлеема омыты вечерней росою;

С цветов ароматных лениво восходит

в эфир дым благовонный;

Кипарисы курятся.

Тихо бегут сребровидные волны реки Иордана;

Недвижно лежат на покате стада овец мягкорунных;

Под пальмой сидят пастухи Вифлеема.

Первый пастух

Слава Селящему в вышних пределах Востока!

Не знаю, к чему, Нафанаил, а сердце мое

утопает в восторге;

Как агнец в долине, как легкий олень

на Ливане, как ключ Элеонский, —

Так сердце мое и бьется, и скачет.

Второй пастух

Приятно в полудни, Аггей, отдохнуть под сенью

Ливанского кедра;

Приятно по долгой разлуке увидеться с близкими сердцу;

Но что я теперь ощущаю... Словами нельзя изъяснить...

Как будто бы небо небес в душе у меня поместилось;

Как будто бы в сердце носил я всезрящего Бога.

Первый пастух

Друзья! Воспоем Иегову,

Столь мудро создавшего землю,.

Простершего небо шатром над водами;

Душисты цветы Вифлеема,

Душист аромат кипариса;

Но песни и гимны для Бога душистей

всех жертв и курений.

И пастыри дружно воспели могущество Бога

И чудо творений, и древние лета...

Как звуки тимпана, как светлые воды — их

голоса разливались в пространстве.

Вдруг небеса осветились, —

И новое солнце, звезда Вифлеема, раздрав

полуночную ризу небес,

Явилась над мрачным вертепом,

И ангелы стройно воспели хвалебные

гимны во славу рожденного Бога,

И, громко всплеснув, Иордан покатил

сребровидные воды...

Первый пастух

Я вижу блестящую новую звезду!

Второй пастух

Я слышу хвалебные гимны!

Третий пастух

Не Бог ли нисходит с Сиона?..

И вот от пределов Востока является ангел:

Криле позлащенны, эфирный хитон на раменах,

Веселье во взорах, небесная радость в улыбке,

Лучи от лица, как молнии, блещут.

Ангел

Мир приношу вам и радость, чада Адама!

Пастухи

О, кто ты, небесный посланник?.. Сиянье

лица твоего ослепляет бренные очи...

Не ты ль Моисей, из Египта изведший нас древле

В землю, кипящую млеком и медом?

Ангел

Нет, я Гавриил, предстоящий пред Богом,

И послан к вам возвестить бесконечную радось.

Свершилась превечная тайна: Бог во плоти

днесь явился.

Пастухи

Мессия?.. О радостный вестник, приход

твой от Бога!

Но где, покажи нам, небесный Младенец,

да можем ему поклониться?

Ангел

Идите в вертеп Вифлеемский,

Превечное Слово, его же пространство

небес не вмещало, покоится в яслях.

И ангел сокрылся!

И пастыри спешно идут с жезлами к вертепу.

Звезда Вифлеема горела над входом вертепа.

Ангелы пели: «Слава Сущему в вышних!

мир на земли, благодать в человеках!»

Пастыри входят — и зрят непорочную

Матерь при яслях,

И Бога-Младенца, повитого чистой рукою Марии

Иосифа-старца, вперившего очи

в Превечное Слово...

И пастыри, пав, поклонились.

<1834>

ЛЕЖИТ ОН В ЯСЛЯХ…

Семен Петрович Кисемский 1859 — 1906

Лежит Он в яслях тих, прекрасен,

С улыбкой дивной на устах,

И Божий Промысел так ясен

В Его Божественных чертах.

Пред Ним в раздумий глубоком

Сидит Его Святая Мать

И зрит в чертах духовным оком

Страданий будущих печать!..

И в этот час Его рожденья,

Великой ночи поздний час,

Раздался с неба трубный глас

И хора ангельское пенье, —

То хоры ангелов толпой,

Слетевши к Божьему чертогу,

Запели «Слава в вышних Богу», —

И песне дивной и святой

Природа чуткая внимала

И вся, казалось, трепетала,

Исполнясь радостью живой.

<1905>

С НАМИ БОГ

В. С. Соловьев (1853-1900)

Во тьму веков та ночь уж отступила,

Когда, устав от злобы и тревог,

Земля в объятьях неба опочила

И в тишине родился с нами Бог.

И многое уж невозможно ныне:

Цари на небо больше не глядят,

И пастыри не слушают в пустыне,

        Как ангелы про Бога говорят.

Но вечное, что в эту ночь открылось,

Несокрушимо временем оно,

И Слово вновь в душе твоей родилось,

Рожденное пред яслями давно.

Да, с нами Бог, — не там, в шатре лазурном,

Не за пределами бесчисленных миров,

Не в злом огне и не в дыханьи бурном,

        И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь, средь суеты случайной,

В потоке мутном жизненных тревог,

Владеешь ты всерадостною тайной:

Бессильно зло! Мы вечны: с нами — Бог!

ТЕБЕ ЗАВЕТ, ПОТОМОК МОЙ… (Рождество)

Вячеслав Иванович Иванов 1866—1949

Тебе завет, потомок мой,

Земли грядущий поселенец!

От зверя-предка путь прямой

К звериности глухонемой,

От зверя кто спасет? Младенец.

Его лишь ты в себе спаси:

Еще невинный, он играет

С лучом и к Богу в небеси,

Смеясь, ручонки простирает.

5 января 1944

ТАИНСТВО ЛЮБВИ

Константин Михайлович Фофанов

Господь карающий, Бог грозный Иудеи,

Бог в дымной мантии тяжелых облаков,

Бог, шумно мечущий огнистых молний змеи

На избранных сынов;

Бог созидающий, чтобы разрушить снова

Созданье рук Своих, как злой самообман;

Бог, славы ищущий у племени людского,

Бог-деспот, Бог-тиран!

Бог, проносившийся грозою над Сионом,

Испепеливший в прах Гоморру и Содом;

Бог, улыбавшийся над кесаревым троном

И тяготевший над рабом!

Бог, проносившийся заразой над пустыней

И забывавший грех при сладостных псалмах

В душистом сумраке благоговейных скиний

На цветоносных алтарях;

Бог, крови жаждущий и слушающий речи

Слепого демона сквозь райские врата, —

Бог, этот грозный Бог неумолимой сечи,

Родил смиренного Христа,

Святого, кроткого, властительного Сына,

Всё возлюбившего бессмертною душой,

Кто умер на кресте, Чья мирная кончина

Зажглася вечною звездой;

Зажглась, чтоб озарять мир мрака и печали

И поучать людей смиренью и добру,

Чьи чудные персты недужных исцеляли,

Едва приблизившись к их смертному одру...

И этот мирный Сын властительного Бога

Пришел в мир бедняком, — не царская парча,

Не складки пурпура, не бархатная тога

Спускались с бледного плеча...

О, как блаженно тих, любвеобильно мирен

Был Бог, громовый Бог, когда в дыму кадил,

Под пение молитв, пройдя ряды кумирен,

В ложницу Девы Он вступил.

И как была чиста безгрешная Мария

В своем счастливом сне на девственном одре,

Как улыбалися уста ее живые

И Богу и заре!

Всё в храмине ее дышало тишиною,

Румяный луч зари струился в полумглу

Сквозь занавес окна и алой полосою

Ложился на полу;

И на ковре ее разбросанные ризы

Луч солнечный лобзал, скользя по ним змеей;

И шумно под окном на фрески и карнизы

Взлетали ласточки веселою семьей.

Тогда к ней Бог вошел! Он не тревожил сладкий

Прекрасный сон ее, исполненный чудес,

Он только колыхнул бесчувственные складки

Малиновых завес.

Он только опахнул стыдливые ланиты,

Он только осенил безгрешное чело, —

И были новые ей помыслы открыты,

И даль грядущего разверзлася светло...

Со смутною тоской проснулася Мария,

С раздумьем на челе пошла в росистый сад,

Где пели хоры птиц, где маслины густые

Струили аромат.

И солнцу ясному и радостному шуму,

Вокруг звучащему, внимала, и порой

Невольно думала таинственную думу

О райском чудном сне, смутившем ей покой.

И плакала она!.. Вдруг голубь белоснежный

Внезапно выпорхнул из синей вышины,

И закружил над ней, воркуя с лаской нежной,

И поняла она пророческие сны.

И поняла она, что пышное убранство

Природа с этих пор кладет к ее ногам

И что под куполом небесного пространства

Весь мир, весь Божий мир — ее заветный храм.

Что только ей кадят душистые растенья,

Что только ей — зари волшебный перелив,

И в девственной груди разлился вдохновенья

Задумчивый прилив...

А голубь всё кружил! — То был всё Тот же грозный,

Самодержавный Бог, молниеносный Бог!

Теперь Он не метал стрелу из выси звездной,

Он не хотел, не мог!

Он понял мир земной, погрязший в тьме полночной;

Он стал его Отцом, Бессмертный и Благой,

Теперь очищенный любовью непорочной

И освященный сном невинности земной!..

5 сентября 1885

ВОЛХВЫ

Константин Льдов

В сиянье звездном к дальней цели

Спешит усердный караван;

И вот, леса зазеленели,

Засеребрился Иордан,

Вот, башни стен Ерусалима,

Громады храмов и дворцов, —

Но горний свет неугасимо

Зовет всё дальше мудрецов.

Струит .звезда над Палестиной

Лучи прозрачные свои...

Вот, над уснувшею долиной

Гора пророка Илии.

Всё ниже, ниже свет небесный,

Вот, Вифлеем — холмов гряда...

И над скалой пещеры тесной

Остановилася звезда.

Лучи небесные погасли;

Янтарный отблеск фонаря

Чуть озаряет ложе — ясли

Новорожденного Царя.

Волхвами вещий сон разгадан,

Открылся Бог Своим рабам.

И смирну, золото и ладан

Они несут к Его стопам.

Младенец внемлет их рассказам.

Небесный луч им светит вновь:

В очах Христа — предвечный разум,

В улыбке — вечная любовь.

ТРИ ВОЛХВА

(Из Лонгфелло)

О.Н.Чумина

Три мудреца из дальних стран востока

Шли в Вифлеем: Гаспар и Мельхиор

И Валтасар. Их путь лежал далеко,

И ко звезде, — что в небесах высоко

Сияла им, — прикован был их взор.

И та звезда казалась так прекрасна,

Среди небес таинственно горя,

Что путникам тут сделалося ясно:

Пророчества вещали не напрасно,

И близок час рождения Царя.

Три ларчика везли они с собою

Из золота и с золотым ключом;

Пурпурный шелк их одевал волною,

Под белою повязкой головною

Их взор горел восторженным огнем.

«Где юный Царь и с Матерью Своею?» -

Так вопрошали старцы у людей, —

«Его звезду увидев, мы за нею

Последовать спешили в Иудею,

Дабы узреть Царя из всех царей.»

— «Не ведаем доселе мы такого,» —

По всей земле звучало им в ответ, —

«Здесь Ирод царь и нет царя иного!»

И мудрецы вперед спешили снова,

И молча те глядели им во след.

Но Ирод сам, о них оповещенный,

Тут повелел волхвов к себе привесть.

И молвил он с тревогой затаенной:

«Идите в град, где Царь новорожденный,

И мне о Нем вы принесите весть».

В обычный путь они ночной порою

Пустилися, и скоро им пришлось

Оснановиться вместе со звездою

Там, где лежал, окутан легкой мглою,

Тот Вифлеем, где родился Христос.

Пройдя врата, пройдя ряд улиц длинный,

Где им никто не встретился, они

Вошли на двор гостиницы старинной;

Там было все безмолвно и пустынно,

И лишь в хлеве светилися огни...

И в яслях там лежал под сенью крова

Убогого, в величии Своем,

Христос — Дитя, принесший людям снова

Прощенье; Он, что царства неземного,

Небесного — явился к ним Царем!

И Дева тут сидела Пресвятая.

Над Господом склонилася Она,

Младенца лик с любовью созерцая,

В душе то скорбь, то радость ощущая,

И тайного предчувствия полна...

И пали ниц волхвы в благоговеньи...

Их ладан в дар назначен был Христу,

Их золото — Царю для приношенья,

А смирна их — Тому на погребенье,

Кто обречен идти был ко кресту.

И радостью объяты благодатной,

Пришельцы в край направились родной;

Но к Ироду не заходя обратно,

Томимому тревогой непонятной, —

Иным путем вернулися домой.

БЕГСТВО В ЕГИПЕТ

И.А.Бунин

По лесам бежала Божья Мать,

Куньей шубкой запахнув младенца!

Стлалось в небе Божье полотенце,

Чтобы ей не сбиться, не плутать.

Холодна, морозна ночь была,

Дива дивьи в эту ночь творились:

Волчьи очи зеленью дымились,

По кустам сверкали без числа.

Две седых медведицы в лугу

На дыбах боролись в ярой злобе,

Грызлись, бились и мотались обе,

Тяжело топтались на снегу.

А в дремучих зарослях, впотьмах,

Жались, табунились и дрожали,

Белым паром из ветвей дышали

Звери с бородами и в рогах.

И огнем вставал за лесом меч

Ангела, летевшего к Сиону,

К золотому Иродову трону,

Чтоб главу на Ироде отсечь.

21 октября 1915

БЕГСТВО В ЕГИПЕТ

Ф.Н.Глинка

из   поэмы

«ТАИНСТВЕННАЯ КАПЛЯ»

Затмитесь звезды Палестины!

Затихни сладкий шум ручьев!

Не пробуждайтеся долины

Вечерней песнью соловьев,

Ни горных горлиц воркованьем!

Оденься в тяжкую печаль,

О дар Иеговы, Палестина!

Какая Мать, какого Сына

Несет с собой в чужую даль?!.

А вы, небесные светила,

Вы, — звезды, солнце и луна,

Спешите все к разливам Нила:

К его брегам спешит Она!

И ВИДЕЛИ — ПО УРЕННИМ ЗАРЯМ… (бегство)

Ф.Н.Глинка

И видели — по утренним зарям,

Когда роса сребрилась по долинам,

И ветерки качали ветви пальм, —

Шли путники дорогой во Египет:

Был Старец сед, но бодр и величав,

В одной руке держал он жезл высокий,

В другой, сжимая повод, вел осла,

И на осле сидела, как царица,

Младая Мать с своим Младенцем чудным,

Которому подобного земля

Ни до Него, ни после, не видала!..

И матери подобной не видали!!.

Какой покой в лице ее светился!

Казалось, все ее свершились думы,

И лучшие надежды уж сбылись;

И ничего ей более не надо:

Все радости и неба и земли,

Богатства все, все счастье мировое,

Лежали тут, — в коленях, перед ней,

Слиянные в одном ее Младенце.

Который сам — прекрасен так и тих, —

Под легкою светлелся пеленою,

Как звездочка светлеет и горит

Под серебром кристального потока...

В одежды алые жена одета,

Скроенные как будто из зари,

И голубой покров — отрезок неба, —

Вился кругом главы ее прекрасной...

СРЕТЕНИЕ

Иосиф Александрович Бродский

Анне Ахматовой

Когда она в церковь впервые внесла

Дитя, находились внутри из числа

людей, находившихся там постоянно,

Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук

Марии; и три человека вокруг

Младенца стояли, как зыбкая рама,

в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.

От взглядов людей и от взора небес

вершины скрывали, сумев распластаться,

в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом

свет падал Младенцу; но Он ни о чем

не ведал еще и посапывал сонно,

покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему

о том, что увидит он смертную тьму

не прежде, чем Сына увидит Господня.

Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,

Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,

затем что глаза мои видели это

Дитя: Он — Твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,

и слава Израиля в Нем». — Симеон

умолкнул. Их всех тишина обступила.

Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя

над их головами, слегка шелестя

под сводами храма, как некая птица,

что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина

не менее странной, чем речь. Смущена,

Мария молчала. «Слова-то какие...»

И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В Лежащем сейчас на раменах твоих

паденье одних, возвышенье других,

предмет пререканий и повод к раздорам.

И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, твоя

душа будет ранена. Рана сия

даст видеть тебе, что сокрыто глубоко

в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед

Мария, сутулясь, и тяжестью лет

согбенная Анна безмолвно глядели.

Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.

Почти подгоняем их взглядами, он

шагал по застывшему храму пустому

к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.

Лишь голос пророчицы сзади когда

раздался, он шаг придержал свой немного:

но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.

И дверь приближалась. Одежд и чела

уж ветер коснулся, и в уши упрямо

врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул

он, дверь отворивши руками, шагнул,

но в глухонемые владения смерти.

Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.

И образ Младенца с сияньем вокруг

пушистого темени смертной тропою

душа Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,

в которой дотоле еще никому

дорогу себе озарять не случалось.

Светильник светил, и тропа расширялась.

Март 1972

В БЕДНОЙ ХАТЕ В НАЗАРЕТЕ…

Ф.Сологуб

В бедной хате в Назарете

Обитал ребенок-Бог.

Он однажды на рассвете,

Выйдя тихо на порог,

Забавлялся влажной глиной,

Он кускам ее давал

Жизнь и образ голубиный,

И на волю отпускал, —

И неслись они далеко,

И блаженство бытия

Возвещала от востока

Новозданная семья.

О, Божественная сила,

И ко мне сходила Ты,

И душе моей дарила

Окрыленные мечты, —

Утром дней благоуханных

Жизни трепетной моей, —

Вереницы новозданных

Назаретских голубей.

Ниспошли еще мне снова

В жизнь туманную мою

Из томления земного

Сотворенную семью.

<1898>

ЛЕГЕНДА

А.Н.Плещеев

(Перевод с английского)

Был у Христа-младенца сад,

И много роз взрастил Он в нем;

Он трижды в день их поливал,

Чтоб сплесть венок Себе потом.

Когда же розы расцвели,

Детей еврейских созвал Он;

Они сорвали по цветку,

И сад был весь опустошен.

«Как Ты сплетешь теперь венок?

В Твоем саду нет больше роз!» —

«Вы позабыли, что шипы

Остались Мне», — сказал Христос.

И из шипов они сплели

Венок колючий для Него,

И капли крови вместо роз

Чело украсили Его.

<1877>