Театральный роман. Коми актриса Зинаида Жакова.
статья

ПОД   ЗНАКОМ   ГРОЗЫ

(театральный роман)

    Косым, стремительным углом

И ветром, режущим глаза,

Переломившейся ветлой

На землю падала гроза.

…И вниз. К обрыву. Под уклон:

К воде. К беседке из надежд,

Где столько вымокло одежд,

Надежд и песен утекло.

                       П.Коган «Гроза»

К грозам она относится почтительно. С детства знает: случаются они не зря – всегда кому-то меткой по жизни оказываются…

Родилась Зинаида Васильевна в Сыктывкаре 8 января 1934 года в семье чистокровных коми из знаменитого рода писателя и ученого Каллистрата Жакова, жизнь положившего за самобытное развитие родного народа, за изучение его древней истории, его оригинального мировоззрения.  Правда, в те времена про Каллистрата Жакова еще мало кто знал. А вот ее папа был, действительно, большим начальником в системе связи. Из раннего своего детства Зина запомнила частые переезды: отца отправляли   в самые отдаленные места республики открывать и налаживать работу новых почтовых отделений. «До Каниного Hоса добрались однажды»,- вспоминает Зинаида Васильевна. Почти целый год жили семьей в землянке, потом переселились в какую-то баньку, а уж после   - в рядовой барак, - он показался раем. Наконец перевели отца в пригород Сыктывкара и здесь оставили надолго.

             Самым большим развлечением в Выльгорте был клуб. Если концерт или спектакль были платными, то Зина с подругами уже днем заходили в помещение и прятались в зрительном зале за печками от бдительного ока проверяющих билеты. Точно таким образом однажды девчушка оказалась на спектакле сыктывкарского драмтеатра «Гроза» с Юлией Трошевой в главной роли. Впечатлительная девочка настолько прониклась игрой молодой актрисы, что когда в положенное время, после эффектного громового удара Катерина бросилась в реку, - с нею случилось что-то невообразимое: она громко, в голос   зарыдала, так что соседи не без труда вывели Зину из клуба.

             Нужно ли говорить, что с этих пор девочка возмечтала быть актрисой?

           Она начала с увлечением заниматься в художественной самодеятельности: петь, танцевать, читать выразительно, но в заветных снах видела себя драматической актрисой.

             Известно, что жизнь от мечтаний отличается: как практически осуществить свою мечту – Зинаида, тихая и робкая в общении,- не знала. Все-таки, чтобы быть поближе к искусству, поступила после семилетки в музыкальное училище (соседка по Давпону Лена Малыщенко чуть не за руку привела), а потом закончила его по классу хорового дирижирования.

             В училище годы учебы летели незаметно -   в житейских заботах, в ответственных занятиях вокалом и музыкальным инструментом, в волнительной концертной практике. Зина училась старательно и терпеливо, но душа ее все ожидала какого-то особого часа…

             На третьем курсе начались занятия по сценическому искусству. С замиранием сердца Зина пришла на первый урок. А когда в аудиторию вошел Николай Николаевич Шамраев,- поняла, что и ей, наконец, судьбой подан знак. По классу тогда будто электрический разряд прокатился - тридцатичетырехлетний артист драмтеатра Шамраев был не только молод, но в высшей степени обаятелен и ослепительно красив! С первой же минуты его появления не осталось на курсе никого, кто не влюбился бы в нового преподавателя.

             А он будто ничего и не замечал: был счастливо женат на актрисе Надежде Сурковой, имел малышку-дочь, был интенсивно занят в текущем репертуаре, причем чаще всего в главных ролях, (восторженный Ромео, ловкий Хлестаков, вальяжный Паратов, разочарованный и мрачный Арбенин), был обласкан прессой.    Что ему молоденькие ученицы, не умевшие себя подать, одевавшиеся более чем скромно, ничем особенным себя не проявляющие?

             Зина помнит первый урок до мелочей: Николай Николаевич сел за стол и сразу своим совершенно особенным – бархатно обволакивающим – голосом произнес: «Ну, кто что будет читать?» Все молчали. Вызвал на подмостки ее. А она, всеми имеющимися силенками унимая грозящее быть услышанным сердцебиение, объявила, что знает монолог Катерины из «Грозы». Он не усмехнулся, только деликатно опустил глаза, чтобы не смущать, сцепил согнутые в локтях руки над столом, – и приготовился слушать. Зинаида же вложила в уста   знакомой до родства героини весь пыл и жар, скопившиеся за время многолетнего ожидания этого мгновения: оно дарило, наконец, возможность быть услышанной и увиденной настоящим профессионалом.  Николай Николаевич же во время чтения поднял голову, всмотрелся внимательнее… Потом, не скрывая радостного удивления, возгласил: «Деточка, вы же должны быть актрисой!». «Деточка» - в слезы…

Шамраев поделился с администрацией училища сделанным им открытием, и все стали как-то по-иному смотреть на скромную, маленького росточка девушку, интересную прежде, пожалуй, только роскошными черными косами: что же в ней такого необыкновенного?

             А Зинаида с тех пор стала у педагога кем-то вроде ассистента: следила за ходом репетиций, за выполнением домашних заданий, за тем, чтоб все к показам было готово. И была этим счастлива.

              Наступил день выпуска. Ее, как одну из лучших учениц пригласила к себе в Министерство культуры Серафима Михайловна Попова: «Пошлем тебя в Московскую консерваторию!» А Зина уперлась: «Не поеду в консерваторию! Хочу в коми студию Ленинградского театрального института». И добилась своего.

             До этого, на выпускных торжествах Николай Николаевич давал своим ученикам полагающееся случаю напутствие.  Улицу обнимала весенняя   гроза, по стеклам струились дождевые ручьи, питая влагой готовую к плодоношению землю…  Сердцу же девичьему было тяжко: так и не узнал учитель про влюбленность -  первую, пылкую, верную. Зря только косы отрезала, чтоб взрослее казаться и разницу в возрасте умерить!

             В Ленинграде – в мастерской Николая Евгеньевича Серебрякова -  Зинаида уже была замечена. С доброй иронией ее в институте называли КОМИссаржевской. Еще бы она возражала! Играла много -  в классических пьесах и в современных, в больших ролях и в эпизодах, на коми и русском языках. К последнему курсу стала готовить главную – возрастную! – роль благородной и гордой Эухении    в пьесе испанского драматурга А. Касоны «Деревья умирают стоя». Особенных успехов добилась Зина в занятиях танцем и сценическим движением. Знаменитый преподаватель фехтования, постановщик боев в различных спектаклях и кинофильмах Э.Кох на показах коми группы обычно говаривал: «Жакова – вне конкуренции!». Он же предлагал Зине остаться в Ленинграде и пробоваться в театр Музкомедии, где его жена была героиней: «Им нужна субретка!». Зинаида серьезно отвечала: «Что вы! Это невозможно. Я должна ехать к себе на родину».

  Естественно, поглядывали на нее юноши. Однокурсник Владимир Пельмегов, за своеобразную диковатую красоту прозываемый Тарзаном, имел, пожалуй, на нее серьезные виды. А у нее был свой свет в окошке: а вот Шамраев посоветовал бы как сыграть, а что бы он сказал, а как бы поступил?.. И в один прекрасный день рука сама потянулась – точь-в-точь как у Татьяны Лариной – к бумаге и перу: «Знайте, люблю! Запретить уже не сможете!» Как Татьяна – с замиранием сердца – ждала ответа. Ответ пришел совсем не в онегинском духе: ОН догадывался о чувствах с ее стороны, но не позволял себе верить, а сейчас станет ждать приезда!..

             Наверное, если бы пришел другой ответ – вопреки сопротивляющемуся материалу стала бы Зина еще упорнее добиваться взаимности. А тут словно бы успокоилась.

             Вот здесь и случился настоящий в ее жизни поворот! Да и какой крутизны!

                                                                                                      Началось все с невинного позирования художнику. Был среди студентов в общежитии один – старше других, знающий ответы на миллион вопросов – с породистым греческим профилем, каким-то особенно острым взглядом – увлекающийся и увлекающий. Много лет спустя   его импозантная фактура привлечет внимание кинорежиссеров: В.Мотыль пригласит его на роль императора Александра в фильм «Звезда пленительного счастья», а Е.Евтушенко – на роль Комиссара в свою ленту под названием «Детский сад». К описываемому времени Борис Дубенский уже закончил художественную Академию, отслужил в армии, а в театральном - учился на режиссера (среди его преподавателей – известнейшие Николай Акимов и Георгий Товстоногов). Он покорил Зину тем, что водил ее по Эрмитажу, по Русскому музею, по выставкам и театрам как завзятый экскурсовод, как много знающий человек, влюбленный в искусство. Ей, конечно же, импонировало, да что там – просто льстило! - внимание интересного, дерзко-  галантного, не скрывающего своего увлечения взрослого мужчины. «Ну, как там твоя «комка» поживает?» - иронизировали его приятели, считая Зину не более чем экзотическим увлечением Бориса. А того, что называется,- «замкнуло». Влюбился всерьез. В Зиночке его покорила абсолютная открытость к восприятию прекрасного, необычная для столичных снобов искренность в поведении, какая-то особая хрупкость, нуждавшаяся в защите.  

             Короче говоря, в Сыктывкар Зина приехала (вместе с М.Даниловым, А.Ларевым, Л.Родионовой и др.)  После выпуска летом 1957 года уже замужней дамой, мало того,- ожидающей ребенка.  

             Чувствовала, что перечеркнула что-то: страшилась встреч с Шамраевым. А он, уже ушедший от Надежды, только издали смотрел на нее, совсем чужую. Правда, попытался как-то во время режиссерского собеседования что-то выяснить: «Зиночка, как же все случилось?» Разговор происходил в глубине зрительного зала, под театральным балконом, на сцене кто-то репетировал… Зину   переполняли чувства, они просто душили ее, а слов не находилось: с нею случилась истерика.

              Шамраев попытался   было уговорить постановщиков назначить Зину на центральную роль в спектакль «Коварство и любовь», где сам играл Фердинанда, но она отказалась сама, заметив, что роль Луизы совершенно не в ее характере. Зато играла в других спектаклях, сейчас, пожалуй, по названиям забытых: «Почему улыбались звезды» (первая роль после рождения сына), «Ураган», «Веселка». Сыграла Машу в «Чайке». Между прочим, режиссер этого спектакля В.А.Стояновская отмечала, что у Зины есть замечательное качество, отличающее истинного профессионала: она умеет на сцене думать так, как думает создаваемый образ. Молодая актриса радовалась похвалам и терпеливо училась, перенимала опыт коллег, копила свой… Муж доучивался в Ленинграде. Стремясь как-то помочь материально ему и обеспечить всем необходимым маленького Алешу, Зина взялась за каторжную работу диктора на коми радио - с подъемами в четыре утра, с изнуряющей периодичностью передач, с сухими дежурными текстами. Зато думать «о постороннем» стало некогда.  

 При встречах с Шамраевым старалась избегать его взгляда, чтобы не позволить ни себе, ни ему ничего лишнего. Однажды (опять в грозу!) увидела в окошко: идет по улице – весь совершенно вымокший. Вдруг – стук в дверь! Мать пошла было открывать, а Зина судорожно вцепилась в рукав: «Не открывай! ОН!..»

 Молодого режиссера Б.Дубенского определили очередным в Астрахань. Он уехал первым и вызвал жену. А ее долго не отпускали из театра: молодые исполнительницы всегда наперечет – это во-первых, а во-вторых, руководству не хотелось отпускать обученный республикой «кадр», ее уход некоторые даже сочли предательством. Все-таки Зина поехала за Борисом, и они стали жить у его родителей. Первые самостоятельные спектакли начал ставить он,- молодой и амбициозный, первые самостоятельные роли в совершенно незнакомом коллективе начала создавать она – не имевшая ни большой профессиональной уверенности, ни закаленного еще характера.

           Слава богу, в Астрахани начались у Бориса трения с главным режиссером: столкнулись два сильных характера. Слава богу, – потому что жару астраханскую выносить северянке не было сил: спала там, где было прохладнее – на окрашенном подоконнике, обернувшись мокрой простыней. Расставались с Астраханью легко – тем более что после крупных ролей во время учебы и в Сыктывкаре – здесь Зине доставались персонажи, указываемые театральными программками в самом конце, зачастую безымянные -  Корчемница, Певица, Куртизанка, Горничная…Хотя и в этих ролях Зинаида была замечена: так выразительно она танцевала, будучи Куртизанкой, такой открыла в себе драматический потенциал, играя служанку Вики в спектакле «Остров Афродиты».

             Переехали в Иваново. Б.Ф. – очередным в Драмтеатр, а З.В – сначала в Музкомедию, поскольку в драматической труппе не нашлось для нее ставки. И ничего – справилась! Профессионально петь и танцевать она была обучена, а тут еще обнаружилось в ее даровании то легкое, искрометное начало, что составляет суть опереточных и водевильных героинь. Она пела и танцевала целых два сезона, пока ее    не попросили перейти в драму. А там – получила роль липучей и мстительной Майи Мухиной в «Дне свадьбы», оптимистичной Анки в популярной тогда пьесе А.Андреева «Рассудите нас, люди», начала играть в «Комедии ошибок» и других постановках. Стали замечать ее рецензенты: «очаровательное существо», «маленькая хищница», «неунывающая девчонка»,- так характеризовались в газетах созданные ею образы. Сейчас очевидно, что в те времена З.В.Жакова окончательно сформировалась как актриса яркой характерности: «с перчинкой» пластическая составляющая роли, выразительный грим, отточенная речевая характеристика образа. Характерные роли могут быть совсем крошечными, но всегда – запоминающимися. За это же время Б.Ф.Дубенский окончил Высшие режиссерские курсы в Москве, и ему предложили на выбор стать  режиссером сразу в нескольких российских театрах. Кстати, Ивановский театр тогда очень много гастролировал: они объездили всю Белоруссию, Украину, побывали в Карпатах. Но Зинаида, взбираясь на живописнейшие карпатские кручи, всегда с ноющим сердцем вспоминала северные леса – тянуло в них необыкновенно.  

Супруги остановили свой выбор на Томске.

Бориса Федоровича назначили Главным.

Сейчас Зинаида Васильевна считает, что лучшие свои творческие годы она прослужила театру именно в этом старинном городе. Здание театра было в довольно запущенном состоянии, и Дубенскому приходилось в нем дневать и ночевать, чтобы привести все к началу сезона в нужное состояние. В принципе он всегда был трудоголиком. Но сейчас высокая должность, вернее, ответственность - требовала особой активности. Бывало, свою получку не задумываясь, тратил на всякие дефицитные лампы и прочие детали сложного сценического механизма. Кстати, в Томске Первым секретарем тогда был небезызвестный Егор Лигачев. Оказался он большим театралом и присутствовал на всех премьерах – благо, здание Обкома партии было рядом. Кстати, при случае с увлечением играл в шахматы с Борисом. Тогда в театре шли: «Щит и меч», «Денис Давыдов», «А зори здесь тихие». Во всех этих постановках играла Жакова, и имела очень неплохую прессу. Но муж из какой-то необыкновенной скромности и принципиальности никогда не поощрял вслух свою жену – для него было правилом (это правило он внушил Зине): супруга режиссера должна быть готова к репетиции безусловно лучше всех,- и по знанию текста, и по багажу домашних заготовок к роли.  Мало того – никогда ему не приходило в голову посоветовать ей подать заявление на повышение ставки: «Зин, ну тебе же хватает наших общих денег?». И Зиночка молчала. Тем более, что с труппой сложились поначалу очень хорошие отношения: их дом был открыт для многочисленных гостей, после премьер или особенно ответственных спектаклей исполнители зачастую собирались у Главного – сбросить эмоциональную напряженность, отдохнуть в дружной семье, где умеют принять гостей, угостить, увлечь умным или доверительным разговором, выговориться стихами, согреть душу музыкой: Борис Федорович отлично играл на гитаре, Зина пела. Соло и дуэтом – они вдвоем могли бы собрать полновесный концерт: цыганские романсы, популярные песни, весь репертуар Булата Окуджавы:

- Ах, не делайте запаса из любви и доброты,

И про черный день грядущий не копите милосердья…

-Когда метель кричит, как зверь,-

Протяжно и сердито.

Не запирайте вашу дверь.

Пусть будет дверь открыта…

 В Сибири томский театр знали и любили. Он много гастролировал по новым, как грибы после дождя возникавшим городам; атмосфера молодежных комсомольских строек захватывала и актеров особой энергетикой, энтузиазмом, который хотелось поддержать и продолжить в собственной работе. Бывало, что во время гастролей играли спектакль прямо на просеке, на только что выстроенных подмостках.  Часто встречали их хлебом-солью, угощали медовыми сотами. А еще бывало – во время гастролей по Оби – от пристани к указанному месту специально ехали на лошадях в исторических костюмах, например, из «Дениса Давыдова»: тогда любопытные зрители просто осаждали театр, образуя аншлаг …

  Зинаида Васильевна была вовсю занята в репертуаре. Кого она только не играла! - тихих студенток (Рая из «Чужого ребенка»), бойких лукавых служанок (Клара в «Дурочке»), вульгарных эгоисток (Аглая из «Семьи Плаховых»), сыграла и героическую простушку Лизу Бричкину в спектакле «А зори здесь тихие».                                                                                                                                                Но в конце-концов   актеры начали выражать недовольство непомерной – как им казалось,- требовательностью режиссера, его темпераментной манерой повышать голос на исполнителей, добиваясь во время репетиций нужного результата. Кстати, Зинаида Васильевна во время споров, оказываясь меж двух огней, никогда не принимала чьей-то определенной стороны: сидела тише воды, ниже травы.

И в этом театре начались трения, которые Б.Дубенский не счел нужным разбирать: просто уехал на место очередного назначения в Иркутск. И опять – Главным.

             Его Зиночке страшно не хотелось уезжать из полюбившегося города, от налаженного быта, от друзей и знакомых, от добротного репертуара. «Вот если бы домой, в Коми!»,- думала она. Однажды из какого-то приемника случайно услышала: «Сёрнитö Сыктывкар! Кывзöй бöръя юöръяс!»,- сердце тут же бешено застучало, захотелось не мешкая ни минуты очутиться в родных краях. Но куда – от мужа, от Алешиного отца?

Ее мучили неясные предчувствия. Незадолго до отъезда решилась заглянуть в кабинет к директору театра, по секрету от супруга попросила о повышении актерской ставки: опыт в профессии большой, а зарплата – мизерная, даже неудобно в незнакомый театр переезжать. Хорошо зная характер Б.Дубенского, директор легко пошел Зинаиде Васильевне навстречу. Как оказалось впоследствии, Зина поступила правильно, потому что больше ей – с 1969 года -  ставки не повышали: первая тарифная категория с окладом в 100(сто) рублей.

             Долго в Иркутске не получали квартиры. Правда, поселили их в уютной гостинице – но чужое жилье не возвращало ощущения семейного гнезда. С нетерпением ждали, пока над Ангарой построят дом, который им предстояло обживать. А пока -  он в театре ставил, она – играла. Вроде все опять начинало налаживаться. Ей дали роль трогательно-беззащитной умалишенной Флоренс в «Странной миссис Сэвидж», позже - роль простой деревенской бабы в «Характерах» по В.Шукшину. В последнем спектакле играла с необыкновенным наслаждением,-  в паре с одним из лучших актеров – В. Венгером. Вот что писала об их дуэте местная газета: «Вместо «утерянной» получки муж героини Жаковой принес в дом … микроскоп! Встал у двери счастливым дурнем, неуверенно улыбаясь навстречу жене, прижимая к груди драгоценную коробку. А Зойка его – обхватила руками голову, завыла. Потом спохватилась- сняла валенки, засучила рукава и, воинственно выпятив круглую грудь, пошла на мужа! Чуть позже гневно припечатала к столу сковородку, грохнула об пол стул, расправила, всхлипнув, над тазом орудие мести – тряпку! …Характеры, созданные В.Венгером и З.Жаковой, созвучны друг другу, согреты живым теплом и мягким, покоряющим сердце юмором».

 Спектакль был выдвинут на премию, с Жаковой в том числе, но в список получивших эту премию она, как и предполагалось, не попала. Вместо нее вписали фамилию предместкома, попросту более нужного для учреждения человека.

Годы между тем все бежали. Вот уже и сын подрос, начал задумываться о поступлении в ВУЗ. Накапливался в театре репертуарный список ролей. Как будто и семейная жизнь катилась по налаженным рельсам. Но не тут-то было! Все копящееся под прессом когда-нибудь да прорывается.

Один из портретов, которые Дубенский во множестве писал со своей жены,- по тогдашней моде коротко стриженой и курчавой - он назвал: «Африка расправляет плечи» - из-за насыщенного колорита и специфического ракурса головы. Но, наверное, не только из-за этого. Вероятно, относится портрет к тому периоду их жизни, когда Зинаида Васильевна начала проявлять все больше самостоятельности в определении линии поведения – на службе и в их общем доме. Оттого что, наверное, начала острее, чем когда бы то ни было, ощущать бег быстротекущего времени. ОН -  тоже. Вошедший во вкус власти, могущественный и еще моложавый Главный режиссер, да еще привыкший к всепрощению жены,- он сейчас перестал скрывать свои увлечения на стороне. Раньше она лишь догадывалась о них, считая неизбежными на пути режиссеров, чем-то   вроде морских приливов и отливов… Мало того, Зина с внутренним недоумением, граничащем с ужасом, начала замечать в Борисе Федоровиче глубочайшее разочарование в занятиях режиссурой. Он даже в театр на работу стал являться реже: Главному можно было и не ставить самому. Позже он официально ушел с должности режиссера, остался в театре актером и вернулся к своим занятиям живописью, которые полностью никогда и не бросал. А она вдруг поняла, что устала. Устала быть номинальной женой, устала слыть в труппе безропотной исполнительницей.   Все чаще начала подумывать о родном коми театре, в котором, возможно, перейдет на совсем другие уже – немолодые - роли, о городе юности, который ей помнился исключительно со светлой стороны, о знакомой труппе, которая ее примет непременно – и всякую. Последнее замечание было немаловажным: вынужденное одиночество она начала преодолевать самым известным способом – сидя напротив все понимающего бокала.

             В такие часы и минуты все чаще приходила на память ее первая и не заживающая – как оказалось – любовь. Про Шамраева она изредка слышала во время гастролей, встречала его фамилию в журналах «Театр» и «Театральная жизнь». Она знала, что он давно уехал из Сыктывкара, кроме звания «Народный артист Коми АССР», получил «Заслуженного РСФСР», к послужному списку классических ролей прибавил уже и короля Лира, служил в Рыбинске, Южно-Сахалинске, Мукачево. Знала, что много занят в репертуаре, по-прежнему кружит головы. Молва сообщала, что и он подружился с Бахусом…

Однажды она решилась: списалась с Сыктывкаром, напомнила о себе. Потом попросилась в труппу. Оказалось, ее не забыли.    Но как всегда, в актерском составе не хватало мужчин, а женщин ее возраста было достаточно.  И все-таки через несколько месяцев ее вызвали (настоял тогдашний директор И.Суханов, который ее хорошо знал и ценил по совместной работе на радио), дали подъемные, и она, оставив в Иркутске все, связанное с прежней жизнью и Б.Ф.Дубенским (кроме сына) – в 1975 прилетела в родной Сыктывкар, к своим родителям, сестрам и брату, в свою первую молодость, в свой театр. Здесь Алексей и поступил в университет, выбрав экономический факультет, не продолжив театральной династии. Но мама не стала возражать, доверившись здравому смыслу сына.

             Позже Зина – в который раз первой! - написала ЕМУ. Почему-то чувствовала: откликнется, не забыл. Предполагала, что оба они нуждаются друг в друге.

Переписка длилась целый год. Улыбаясь своим мыслям, сегодняшняя Зинаида Васильевна говорит: «Полный чемодан писем сохранился с того памятного года…» Вспоминает, как, увлеченная пением Аллы Пугачевой, она чудом умудрилась в пору тотального дефицита достать пластинку с ее записями и отослать Николаю Николаевичу. В ответ он написал: «Счастлив. После твоего подарка не хожу,- летаю».  

К началу следующего сезона его тоже взяли в сыктывкарский театр, хоть и с небольшой охотой. Но за него просила влиятельная Н.Суркова, надеявшаяся на то, что он возвратится к ней и подросшей дочери. Н.Н.Шамраев же приехал к Жаковой.

Сразу начал играть и ставить. Одной из первых его постановок стала внеплановая «Старомодная комедия» - с любимой женщиной, с ним самим в главных ролях. И получилось так, будто они доверили зрителям историю своей собственной жизни. Историю обретения друг друга вне сцены.

 Их личные отношения тогда были сложными. Не было вокруг никого, кто желал бы их союза. Она шла к нему на репетицию – свидание, а в голове неотвязно крутились строки: «Оттого ли нередко любовь/ называют так грозно изменой, / что любовь – это тайный союз, /это заговор двух – против всех» …Сами встречи были переполнены лихорадочными признаниями и потрясающе острыми ощущениями узнавания. Причем, узнавания не всегда радостного. Но они глядели в глаза друг другу и не могли насытить взгляда.                                                                                                                                                

-Знаешь, я не смогла…Я отпустила такси.

-А я чуть не умер за это время.

-Да…Смешно… Наверное, всю мою жизнь я только и делала, что шла тебе навстречу

К сожалению, особого успеха постановка не имела. Видно, все слишком выстраданное при перенесении на сцену теряет   долю праздника.                                                  

 Между тем сезоны выдались нелегкими: дали Зинаиде Васильевне множество вводов, которые не приносят творческого удовлетворения, а отнимают лишь массу нервов -   в спешке учишь тексты, влезаешь в необжитые толком мизансцены, стараешься соответствовать устоявшимся реакциям партнеров -  все равно, что носишь не тебе принадлежащий костюм.

 Правда, Шамраев настоял на том, чтобы именно Зина играла с ним в паре верную и пылкую возлюбленную народного героя Клааса в постановке «Тиль» (отличный был дуэт – все признавали в театре!); не без его же участия она получила    роль суперпринципиальной чиновной дамы в спектакле «Мы, нижеподписавшиеся»,- играла в очередь с С. Ростиславиной. А вот известный режиссер Эраст Попов с удовольствием доверил ей роль в спектакле «Ход конем», и она блестяще справилась с «экстравагантными штучками» своей героини.        Театральные программки тех лет констатируют ее профессиональную востребованность: ткачиха Фомичева в спектакле «Мои Надежды», заглавная роль в постановке «Верните бабушку!», Надежда Константиновна Крупская в спектакле «Есть такая партия!» ... А на Шамраева, популярнейшего в военные и послевоенные годы артиста,- больше никто не ставил спектаклей. Он с горечью ощущал, что сегодняшнему сыктывкарскому зрителю его художественная индивидуальность неведома. Оставалась, правда, режиссерская работа. Но -  одна не слишком кассовая постановка, другая, а там подошел возраст – и Николая Николаевича проводили на пенсию.

             Она продолжала играть. А он – обретя наконец свою суженую, свою родную половинку,- приходил на все ее спектакли, стоял в кулисах и… страшно ревновал. Буквально ко всем партнерам.  Играть стало в тягость. Вздохнула свободно, когда и ее на пенсию проводили.

К тому времени ее родственники разменялись квартирами – и Зиночке с Николаем Николаевичем досталась однокомнатная в центре города, около Мичуринского парка.

Любили они пройтись по его – пусть и не слишком ухоженным - дорожкам. Как только зацветали северные деревья, вся квартира вокруг Жаковой начинала благоухать: Шамраев приносил охапки черемухи, рябины, сирени… Дни они проводили за совместными воспоминаниями, за разбором несыгранного и непоставленного, за обсуждениями возможных постановочных проектов. Он еще не выработал своего творческого потенциала, его обуревала постановочная жажда. То и дело заставлял ее переписывать роли, думая о предстоящих – пусть внеплановых для театра – спектаклях.  В их маленькой кухоньке он мечтал о том, как хороша была бы Зиночка в «Хозяйке гостиницы» Гольдони, если бы кто-нибудь догадался эту пьесу поставить в свое время. «Кстати, о чем думал твой муж? Почему, будучи женой Главного режиссера почти двадцать лет – ты так и не получила звания? Такого в СССР не могло и не может быть ни с кем!» …А Зина тихо внимала его темпераментным монологам, нетерпеливым перемещениям по квартире и… молчала. А что говорить? Все поезда ушли, как говорится. Или – лучше сказать – все поезда давно пришли по своему назначению.  Ей просто было хорошо с ним, ничто и никто уже не мешал их общению. Дети их выросли, жили своими семьями и своими интересами, растили для них внуков. Зинаида Васильевна прибиралась и готовила, занималась с  Машуней – та уже пошла  в школу.   Николай Николаевич, как говорится, осуществлял связи с внешним миром. А когда он, худой, со всклокоченной седой шевелюрой, в старых валенках, рубахе навыпуск и теплой душегрейке-жилетке что-то горячо доказывал ей (единственной теперь зрительнице),- она сквозь него, нынешнего, видела любящим сердцем прежнего Шамраева,- своего кумира, великолепного, блистательного артиста, красавца и умницу…

        В юбилейных шуточных стихах Виктор Кушманов по случаю 70-летия Николая Николаевича писал про них, тогдашних:

                        …И тает в сердце добрая грустинка,

                        Да, счастье – не в количестве рублей.

                        И светел дом, и черноглаза Зинка,

                        И горд Шамраев, словно Кочубей!        

             Как-то он признался: «Зиночка, я больше не могу ходить в магазины – не различаю денег».  Вдруг плохо стал видеть. Однажды упал, а потом долго упирался, не хотел идти к врачу: «Само заживет». Пока рука не перестала слушаться. Когда все-таки были сделаны анализы – оказалось, что дни Николая Николаевича сочтены: незалеченный перелом заразил кровь. Так и не успел он завершить театральные мемуары, которые изредка публиковались в местной периодической печати.

Похоронили его зимой, в конце 1993 года на центральном городском кладбище. Много позже, но позаботился   Союз театральных деятелей   о памятнике: отдельная благодарность в этом деле Г.Миковой, Л.Мальцевой и С.Горчаковой. Похороны же были организованы театром очень трогательные, по-своему торжественные. Постарался тогдашний директор Александр Александрович Куликов, который – даром что гораздо моложе их возрастом – понимал значимость имени Н.Н. Шамраева для искусства: за всю свою жизнь он сыграл более 400 ролей, поставил около 50 спектаклей, был награжден медалями «За доблестный труд в Великую Отечественную войну», «За трудовую доблесть».

                 Долго еще после похорон Зинаида Васильевна не могла придти в себя: ходила по квартире как потерявшая что-то очень дорогое, да так и не отыскавшая ничего. Из затяжной депрессии ее вывели родня и сын, который как-то незаметно стал   самой крепкой опорой в жизни. Сейчас интересы его семьи – ее интересы. Зинаида Васильевна аттестует его так: «Он у меня -  главный над всеми компьютерами в Комигражданпроекте». А Машенька выросла и стала очень серьезной девушкой: закончила университет, работает бухгалтером.

И с прежним мужем Б.Ф.Дубенским у Зинаиды Васильевны поддерживаются отношения через сына. А недавно коллега по театру В.Венгер прислал свой сборник воспоминаний с дружескими шаржами, в том числе и с профилем Бориса Федоровича. В пакет была вложена юбилейная статья из местной газеты, в которой очень тепло говорилось о творческой деятельности Дубенского. Выходило, что сейчас он на пенсии, живет с женой и шестью(!) собаками в деревянном   доме на берегу Байкала, пишет полюбившийся ему край -  в любое время года и в любую погоду. На его картинах -  первый снег, грозовое небо, цветущий багульник, жухлая трава, подсвеченные солнцем горные вершины. Одна лишь природа теперь его глубоко и по-настоящему волнует. Зинаида Васильевна представляет себе простеганный халат, всегдашнюю артистическую лохматость, взгляд внутрь себя, отрешенный от всего суетного…

Наверное, и он пришел к тому, что искал.

«Грозы» в жизни Зинаиды Васильевны отгремели. В размеренной давным-давно жизни самой крупной проблемой, кроме возрастных недомоганий, видится лишь ожидаемый ремонт (хочу розовую ванную!). Кажется, подступил момент оглянуться на прожитое, выстраданное, перечувствованное. Теперь на это есть время. Есть и кое-какой газетный материал, и альбомы. Но главную сердечную память составляют, пожалуй, старинные полотна Б.Дубенского да чемоданчик переписки с Н.Шамраевым. Они без ревности соседствуют в маленькой квартире вместе с прелюбопытными и забавными поделками Алеши из корней, безмолвно и преданно охраняя душевный комфорт хозяйки. Может быть, поэтому она нисколько на сегодняшнюю жизнь никому не жалуется: всегда улыбчива, непосредственна, радушна. Видимо, то искреннее и щедрое   чувство, которое испытывали к ней два замечательных человека, оставило ей огромный заряд жизнелюбия…

Очень хочется попросить Зинаиду Васильевну поделиться секретом, как ей удавалось столь долго быть необходимой таким разным, но таким значительным людям, какими были спутники ее жизни.

 Но ЧТО она скажет, я предполагаю.  Она ответит: «Вряд ли существуют рецепты на любовь».  

 И тайна останется нераскрытой.

Вера Морозова