А зори здесь тихие ...
презентация к уроку на тему

Федеральное государственное казенное общеобразовательное учреждение «Московский кадетский корпус «Пансион воспитанниц МО РФ»

Методическая разработка литературно-театральной  постановки

 по повести Б.Васильева «А зори здесь тихие»

Автор: преподаватель Савинкова Е.В.

Москва,2015

Действующие лица: Воспитанницы 9-х классов ПВ МО РФ

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Явление 1

Кирьянова. Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта.  Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.

Васков. Та-ак,  Нашли, значит, непьющих...

 Из расположения без моего слова ни ногой.

Бричкина.  Даже за ягодами?

Васков. Ягод еще нет.

Кирьянова. А щавель можно собирать? Нам без приварка трудно, товарищ старшина, — отощаем.

(Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил: )

Васков. Не дальше речки. Аккурат в пойме прорва его. (Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, что попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, не могло теперь быть и речи, и, если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Пуще же всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил, уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц.)

Хозяйка. Да не бычьтесь вы, Федот Евграфыч. Они вас промеж себя стариком величают, так что глядите на них соответственно.

Явление 2

Рита. (А зори здесь были тихими-тихими. )

Рита шлепала босиком: сапоги раскачивались за спиной. С болот полз плотный туман, холодил ноги, оседал на одежде, и Рита с удовольствием думала, как сядет перед разъездом на знакомый пенек, наденет сухие чулки и обуется.

До пенька осталось два поворота, потом напрямик, через ольшаник. Рита миновала первый и — замерла: на дороге стоял человек.

Он стоял, глядя назад, рослый, в пятнистой плащ-палатке, горбом выпиравшей на спине. В правой руке он держал продолговатый, туго обтянутый ремнями сверток; на груди висел автомат.

Почти не дыша, смотрела сквозь редкую еще листву на чужого, недвижимо, как во сне, стоящего на ее пути.

Из лесу вышел второй: чуть пониже, с автоматом на груди и с точно таким же тючком в руке. Они молча пошли прямо на нее, неслышно ступая высокими шнурованными башмаками по росистой траве.

Рита сунула в рот кулак, до боли стиснула его зубами. Только не шевельнуться, не закричать, не броситься напролом сквозь кусты! Они прошли рядом: крайний коснулся плечом ветки, за которой она стояла. Прошли молча, беззвучно, как тени. И скрылись.

Задыхаясь, кинулась напролом: сапоги били по спине. Не таясь, пронеслась по поселку, забарабанила в сонную, наглухо заложенную дверь:

Рита. Товарищ комендант!.. Товарищ старшина!..

Васков. Что?

Рита.  Немцы в лесу!

Васков. Так... Откуда известно?

Рита. Сама видела. Двое. С автоматами, в маскировочных накидках...

Васков.  Нет, вроде не врет. Глаза испуганные...  Команду - в ружьё: боевая тревога! Кирьянову ко мне. Бегом!

Соня. Бросились в разные стороны: Рита – к пожарному сараю, а старшина в будку железнодорожную. К телефону. Он вызывал «СОСНУ», затем просил третьего. Объяснив всю ситуацию, передал трубку Кирьяновой. Кирьянова говорила коротко: сказала два раза «слушаю» да раз пять поддакнула. Положила трубку, дала отбой.

Кирьянова. Приказано выделить в ваше распоряжение пять человек.

Васков. Ты мне ту давай, которая видела.

Кирьянова. Осянина пойдет старшей.

Васков. Ну, так. Стройте людей.

Кирьянова.  Построены, товарищ старшина.

(Строй, нечего сказать. У одной волосы, как грива, до пояса, У другой какие-то бумажки в голове. Вояки! Чеши с такими лес, лови немцев с автоматами! )

Рита. Вольно! Женя, Галя, Лиза...

Васков. Погодите, Осянина! Немцев идем ловить — не рыбу. Так чтоб хоть стрелять умели, что ли...

Рита. Умеют.

Васков. Да, вот еще. Может, немецкий кто знает?

Соня. Я знаю.

Васков. Что — я? Что такое я? Докладывать надо!

Соня. Боец Гурвич.

Васков. Ох-хо-хо! Как по-ихнему — руки вверх?

Соня. Хенде хох.

Васков. Точно. Ну, давай, Гурвич...

(Выстроились эти пятеро. Серьезные, как дети, но испуга вроде пока нет. )

Идем на двое суток, так надо считать. Взять сухой паек, патронов... по пять обойм. Подзаправиться... Ну, поесть, значит, плотно. Обуться по-человечески, в порядок себя привести, подготовиться. На все — сорок минут. Р-разойдись!.. Кирьянова и Осянина — со мной.

(Пока бойцы завтракали и готовились к походу, старшина увел сержантский состав к себе на совещание. Федот Евграфыч угощал сержантов похлебкой и разглядывал старенькую, истертую на сгибах карту-трехверстку. )

Васков. Значит, на этой дороге встретила?

Рита. Вот тут, — палец Осяниной слегка колупнул карту. — А прошли мимо меня, по направлению к шоссе.

Васков. К шоссе?.. А чего ты в лесу в четыре утра делала?

Кирьянова. Просто по ночным делам.

Васков. Ночным? вот ведь врут! Для ночных дел я вам самолично нужник поставил. Или не вмещаетесь?

Кирьянова. Знаете, товарищ старшина, есть вопросы, на которые женщина отвечать не обязана.

Васков. Нету здесь женщин! Нету! Есть бойцы, и есть командиры, понятно? Война идет, и покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем...

Васков. К шоссе, говоришь, пошли?

Рита. По направлению...

Васков. Черта им у шоссе делать: там по обе стороны еще в финскую лес сведен, там их живо прищучат. Нет, товарищи младшие командиры, не к шоссе их тянуло... Да вы хлебайте, хлебайте.

Рита. Там кусты и туман. Мне казалось...

Васков. Креститься надо было, если казалось. Тючки, говоришь, у них?

Рита.  Да. Вероятно, тяжелые: в правой руке несли. Очень аккуратно упакованы.

Васков. Мыслю я, тол они несли. А если тол, то маршрут у них совсем не на шоссе, а на железку. На Кировскую дорогу, значит.

Кирьянова. До Кировской дороги не близко.

Васков. Зато лесами. А леса здесь погибельные: армия спрятаться может, не то что два человека.

Рита. Если так... Если так, то надо охране на железную дорогу сообщить.

Васков. Кирьянова сообщит. Мой доклад — в двадцать тридцать ежедневно, позывной «17». Ты ешь, ешь, Осянина. Топать-то весь день придется...

Кирьянова. Через сорок минут поисковая группа построилась, но вышли только через полтора часа, потому что старшина был строг и придирчив:

Васков. Противника не бойтесь. Он по нашим тылам идет, — значит, сам боится. Но близко не подпускайте, потому как противник все же мужик здоровый и вооружен специально для ближнего боя. Если уж случится, что рядом он окажется, тогда затаитесь лучше. Только не бегите, упаси бог: в бегущего из автомата попасть — одно удовольствие. Ходите только по двое. В пути не отставать и не разговаривать. Если дорога попадется, как надо действовать?

Женя. Знаем. Одна — справа, другая — слева.

Васков. Скрытно. Порядок движения такой будет: впереди — головной дозор в составе младшего сержанта с бойцом. Затем в ста метрах — основное ядро: я... с переводчицей. В ста метрах за нами — последняя пара. Идти, конечно, не рядом, а на расстоянии видимости. В случае обнаружения противника или чего непонятного... Кто по-звериному или там по-птичьему кричать может?

Захихикали, дуры...

Васков. Я серьезно спрашиваю! В лесу сигналы голосом не подашь: у немца тоже уши есть..

Соня. Я умею.По ослиному: и-а, и-а!

Васков. Ослы здесь не водятся.  Ладно, давайте крякать учиться. Как утки.

Показал, а они засмеялись. Чего им вдруг весело стало, Васков не понял, но и сам улыбки не сдержал.

Васков. Так утица утят собирает.Ну-ка, попробуйте.

Васков. Идем на Вопь-озеро. Глядите сюда. Ежели немцы к железке идут, им озера не миновать. А пути короткого они не знают: значит, мы раньше их там будем. До места нам верст двадцать — к обеду придем. И подготовиться успеем, потому как немцам, обходным порядком да таясь, не менее чем полета отшагать надо. Все понятно, товарищи бойцы?

Посерьезнели его бойцы:

Все. Понятно...

Васков. Младшему сержанту Осяниной проверить припас и готовность. Через пятнадцать минут выступаем.  Сигналы напоминаю: два кряка — внимание, вижу противника. Три кряка — все ко мне. Готовы?

Рита.  Готовы, — сказала Рита

Васков. Головной дозор, шагом марш! Двинулись.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Явление 1

Выбрав позицию, Федот Евграфыч, как положено, произвел расчет времени. По расчету этому выходило, что немцев ждать оставалось еще часа четыре, и поэтому разрешил он своей команде сготовить горячее из расчета котелок на двоих. Кухарить Лиза Бричкина сама вызвалась: он ей в помощь двух пигалиц выделил и дал указание, чтоб костер был без дыма.

Васков. Слушай боевой приказ! Противник силою до двух вооруженных до зубов фрицев движется в район Вопь-озера с целью тайно пробраться на Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал имени товарища Сталина. Нашему отряду в количестве шести человек поручено держать оборону Синюхиной гряды, где и захватить противника в плен. Сосед слева — Вопь-озеро, сосед справа — Легонтово озеро... Я решил: встретить врага на основной позиции и, не открывая огня, предложить ему сдаться. В случае сопротивления одного убить, а второго все ж таки взять живым. На запасной позиции оставить все имущество под охраной бойца Четвертак. Боевые действия начинать только по моей команде. Своими заместителями назначаю младшего сержанта Осянину, а ежели и она выйдет из строя, то бойца Гурвич. Вопросы?

Галя. А почему это меня в запасные?

Васков. Несущественный вопрос, товарищ боец. Приказано вам, вот и выполняйте.

Рита. Ты, Галка, наш резерв.

Женя. Вопросов нет, все ясненько.

Васков. А ясненько, так прошу пройти на позицию.

Явление 2

Васков. Как там у тебя, Осянина?

Рита. Никого, товарищ старшина.

Васков. Продолжай наблюдение!

Соня. Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы — дети страшных лет России —

Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы

Кровавый отсвет в лицах есть...

Васков. Кому читаешь-то?  Кому, спрашиваю, читаешь?

Соня. Никому. Себе.

Васков. А чего же в голос?

Соня. Так ведь стихи.

Васков. А-а... Глаза портишь.

Соня. Светло, товарищ старшина.

Васков. Да я вообще... И вот что, ты на камнях-то не сиди. Они остынут скоро, начнут из тебя тепло тянуть, а ты и не заметишь. Ты шинельку подстилай.

Соня. Хорошо, товарищ старшина. Спасибо.

Васков. А в голос, все-таки не читай. Ввечеру воздух сырой тут, плотный, а зори здесь тихие, и потому слышно аж за пять верст. И поглядывай. Поглядывай, боец Гурвич.

(Ближе к озеру Бричкина располагалась, и еще издали Федот Евграфыч довольно заулыбался: вот толковая девка! Наломала лапнику елового, устелила ложбинку меж камней, шинелью прикрыла: бывалый человек. Даже поинтересовался: )

Васков. Откуда будешь, Бричкина?

Лиза. С Брянщины, товарищ старшина.

Васков. В колхозе работала?

Лиза. Работала. А больше отцу помогала. Он лесник, на кордоне мы жили.

Васков. То-то крякаешь хорошо.

(Засмеялась. Любят они смеяться, не отвыкли еще )

Васков. Ничего не заметила?

Лиза. Пока тихо.

Васков. Ты все примечай, Бричкина. Кусты не качаются ли, птицы не шебаршатся ли. Человек ты лесной, все понимаешь.

Лиза. Понимаю.

Васков. Вот-вот...

(А боец Четвертак сидела под скалой на мешках, укутавшись в шинель и сунув руки в рукава. Поднятый воротник прятал ее голову вместе с пилоткой, и между казенных отворотов уныло торчал красный хрящеватый носик. )

Васков. Ты чего скукожилась, товарищ боец?

Галя. Холодно...

(Протянул руку, а она отпрянула: решила сдуру, что хватать он ее пришел, что ли... )

Васков. Да не рвись ты, господи! Лоб давай. Ну?..

(Высунула шею. Старшина лоб ее стиснул, прислушался: горит. Горит, лешак тебя задави совсем! )

Васков. Жар у тебя, товарищ боец. Чуешь?

(Молчит. И глаза печальные, как у телушки: любого обвиноватят. Вот оно, болотце-то, товарищ старшина Васков. Вот он, сапог, потерянный бойцом, твоя поспешаловка и майский сиверко. Получи в натуре одного небоеспособного — обузу на весь отряд и лично на твою совесть. )

(Федот Евграфыч сидор свой вытащил, лямки сбросил, нырнул : в укромном местечке наиважнейший его энзе лежал — фляга со спиртом, семьсот пятьдесят граммов, под пробку. Плеснул в кружку. )

Васков. Так примешь или разбавить?

Галя. А что это?

Васков. Микстура. Ну, спирт, ну?

Галя. Ой, что вы, что вы...

Васков. Приказываю принять!.. Пей. И воды сразу.

Галя. Нет, что вы...

Васков. Пей, без разговору!..

Галя. Ну, что вы в самом деле! У меня мама — медицинский работник...

Васков. Нету мамы. Война есть, немцы есть, я есть, старшина Васков. А мамы нету. Мамы у тех будут, кто войну переживет. Ясно говорю?

(Выпила, давясь, со слезой пополам. Закашлялась. Федот Евграфыч ее ладонью по спине постукал слегка. Отошла. Слезы ладонями размазала, улыбнулась: )

Галя. Голова у меня... побежала!..

Васков. Завтра догонишь.

Лапнику ей приволок. Устелил, шинелью своей покрыл:

Васков. Отдыхай, товарищ боец.

Галя. А вы как же без шинели-то?

Васков. Я здоровый, не боись. Выздоровей только к завтрему. Очень тебя прошу, выздоровей.

Явление 3

Стихло кругом. И леса, и озера, и воздух самый — все на покой отошло, затаилось. За полночь перевалило, завтрашний день начинался, а никаких немцев не было и в помине.

Рита. Что?

Васков. Тише! Слышишь?

Рита. Птицы кричат...

Васков. Сороки!.. Сороки-белобоки шебаршат, Рита. Значит, идет кто-то, беспокоит их. Не иначе — гости. Крой, Осянина, подымай бойцов. Мигом! Но скрытно, чтоб ни-ни!.,

(Старшина залег на свое место — впереди и повыше остальных. Проверил наган, дослал в винтовку патрон. Шарил биноклем по освещенной низким солнцем лесной опушке.

Подтянулись бойцы. Молча разошлись по местам, залегли. )

Соня. Здравствуйте, товарищ старшина.

Васков. Здорово. Как там Четвертак эта?

Соня. Спит. Будить не стали.

Васков. Правильно решили. Будь рядом, для связи. Только не высовывайся.

Соня. Не высунусь.

Соня. Наступила та таинственная минута, когда одно событие переходит в другое, когда причина сменяется следствием, когда рождается случай.

Женя. В обычной жизни человек никогда не замечает ее, но на войне, где нервы напряжены до предела, где на первый жизненный срез снова выходит первобытный смысл существования — уцелеть, — минута эта делается реальной, физически ощутимой и длинной до бесконечности.

Васков. Ну, идите же, идите, идите...

Рита. Колыхнулись далекие кусты, и на опушку осторожно выскользнули двое. Они были в пятнистых серо-зеленых накидках, но солнце светило им прямо в лица, и комендант отчетливо видел каждое их движение.

Галя. Держа пальцы на спусках автоматов, пригнувшись, легким, кошачьим шагом они двинулись к озеру...

Соня. Три... пять... восемь... десять... Двенадцать... четырнадцать... пятнадцать, шестнадцать... Шестнадцать, товарищ старшина...

Женя. Замерли кусты.

С далеким криком отлетали сороки.

Шестнадцать немцев, озираясь, медленно шли берегом к Синюхиной гряде...

Явление 4

Соня. Шестнадцать, товарищ старшина.

Васков. Вижу. Давай в цепь, Гурвич. Осяниной скажешь, чтоб немедля бойцов на запасную позицию отводила. Скрытно чтоб, скрытно!... Стой, куда ты? Бричкину ко мне пришлешь. Ползком, товарищ переводчик. Теперь, покуда что, ползком жить будем.

Отряд его начал отход.

Лиза. Товарищ старшина... Товарищ старшина...

Васков. Веселей дыши, Бричкина. Это же даже лучше, что шестнадцать их. Поняла? Дорогу назад хорошо помнишь?

Лиза. Ага, товарищ старшина.

Васков. Гляди: левее фрицев сосняк тянется. Пройдешь его, опушкой держи вдоль озера.

Лиза. Там, где вы хворост рубили?

Васков. Молодец, девка! Оттуда иди к протоке. Напрямик, там не собьешься.

Лиза. Да знаю я, товарищ...

Васков. Погоди, Лизавета, не гоношись. Главное дело — болото, поняла? Бродок узкий, влево-вправо — трясина. Ориентир — береза. От березы прямо на две сосны, что на острове.

Лиза. Ага.

Васков. Там отдышись малость, сразу не лезь. С островка целься на обгорелый пень, с которого я в топь сигал. Точно на него цель: он хорошо виден.

Лиза. Ага.

Васков. Доложишь Кирьяновой обстановку. Мы тут фрицев покружим маленько, но долго не продержимся, сама понимаешь.

Лиза. Ага.

Васков. Винтовку, мешок, скатку — все оставь. Налегке дуй.

Лиза. Значит, мне сейчас идти?

Васков. Слегу перед болотом не позабудь.

Лиза. Ага. Побежала я.

Васков. Дуй, Лизавета батьковна.

Явление 5

ЛИЗА РАССКАЗЫВАЕТ ПРО СВОЮ СМЕРТЬ

Перед тем как лезть в дряблую жижу, она затаенно прислушалась, а потом деловито сняла с себя юбку.

Привязав ее к вершине шеста, заботливо подоткнула гимнастерку под ремень и, подтянув голубые казенные рейтузы, шагнула в болото.

На этот раз никто не шел впереди, расталкивая грязь.

Жидкое месиво цеплялось за бедра, волоклось за ней, и Лиза с трудом, задыхаясь и раскачиваясь, продвигалась вперед. Шаг за шагом, цепенея от ледяной воды и не спуская глаз с двух сосенок на островке.

Но не грязь, не холод, не живая, дышащая под ногами почва были ей страшны. Страшным было одиночество, мертвая, загробная тишина, повисшая над бурым болотом.

Она плохо помнила, как выбралась на островок. Вползла на коленях, ткнулась ничком в прелую траву и заплакала.

Вскочила — слезы еще текли. Шмыгая носом, прошла островок, прицелилась, как идти дальше, и, не отдохнув, не собравшись с силами, полезла в топь.

Поначалу было неглубоко, и Лиза успела успокоиться и даже повеселела. Последний кусок оставался и, каким бы трудным он ни был, дальше шла суша, твердая, родная земля с травой и деревьями. И Лиза уже думала, где бы ей помыться, вспоминала все лужи да бочажки и прикидывала, стоит ли полоскать одежду или уж потерпеть до разъезда. Там ведь совсем пустяк оставался, дорогу она хорошо запомнила, со всеми поворотами, и смело рассчитывала за час-полтора добежать до своих.

Идти труднее стало, топь до колен добралась, но теперь с каждым шагом приближался тот берег, и Лиза уже отчетливо, до трещинок видела пень, с которого старшина тогда в болото сиганул. Смешно сиганул, неуклюже: чуть на ногах устоял.

Огромный бурый пузырь вспучился перед ней. Это было так неожиданно, так быстро и так близко от нее, что Лиза, не успев вскрикнуть, инстинктивно рванулась в сторону. Всего на шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору, повисли где-то в зыбкой пустоте, и топь мягкими тисками сдавила бедра. Давно копившийся ужас вдруг разом выплеснулся наружу, острой болью отдавшись в сердце. Пытаясь во что бы то ни стало удержаться, выкарабкаться на тропу, Лиза всей тяжестью навалилась на шест. Сухая жердина звонко хрустнула, и Лиза лицом вниз упала в холодную жидкую грязь.

— Помогите!.. На помощь!.. Помогите!..

Жуткий одинокий крик долго звенел над равнодушным ржавым болотом. Взлетал к вершинам сосен, путался в молодой листве ольшаника, падал до хрипа и снова из последних сил взлетал к безоблачному майскому небу.

Лиза долго видела это синее прекрасное небо. Хрипя, выплевывала грязь и тянулась, тянулась к нему, тянулась и верила.

Над деревьями медленно всплыло солнце, лучи упали на болото, и Лиза в последний раз увидела его свет — теплый, нестерпимо яркий, как обещание завтрашнего дня. И до последнего мгновения верила, что это завтра будет и для нее...

Явление 6

Васков. Чуешь? Подвела немца культура: кофею захотел.

Рита. Почему так думаете?

Васков. Дымком тянет, значит, завтракать уселись. Только все ли шестнадцать?..

Подсчитать их придется, Маргарита, не отбился ли кто. Слушай вот что. Ежели стрельба поднимется — уходи немедля, в ту же секунду уходи. Забирай девчат и топайте прямиком на восток, аж до канала. Там насчет немца доложишь, хотя, мыслю я, знать они об этом уже будут, потому как Лизавета Бричкина вот-вот должна до разъезда добежать. Все поняла?

Рита.  Нет. А вы?

Васков. Ты это, Осянина, брось.  Мы тут не по грибы-ягоды ходим. Уж ежели обнаружат меня, стало быть, живым не выпустят, в том не сомневайся. И потому сразу же уходи. Ясен приказ? Что отвечать должна, Осянина?

Рита. Ясен — должна отвечать.

Васков. Плохой ты боец, товарищ Осянина. Никудышный боец.

Рита. Почему?

Васков. Растопырилась на пеньке, что семейная тетерка. А приказано было лежать.

Рита. Мокро там очень, Федот Евграфыч.

Васков. Мокро... Твое счастье, что кофей они пьют, а то бы враз концы навели.

Рита. Значит, угадали?..

Васков. Я не ворожея, Осянина, Десять человек пищу принимают — видал их. Двое — в секрете: тоже видал. Остальные, полагать надо, службу с других концов несут. Устроились вроде надолго: носки у костра сушат. Так что самое время нам расположение менять. Я тут по камням полазаю, огляжусь, а ты, Маргарита, дуй за бойцами. И скрытно — сюда. И чтоб смеху ни-ни!

Рита. Я понимаю.

Васков. Да, там я махорку свою сушить выложил: захвати, будь другом. И вещички само собой.

Рита. Захвачу, Федот Евграфыч.

Явление 7

Рита. Забыла! Федот Евграфыч, миленький, забыла!..

Васков. Ну, ничего, ладно уж. Махорка имеется... Сидор-то мой не забыли, случаем?

(Сидор был на месте, и не махорки коменданту было жалко, а кисета, потому что кисет тот был подарок, и на нем вышито было: «ДОРОГОМУ ЗАЩИТНИКУ РОДИНЫ». И не успел он расстройства своего скрыть, как Гурвич назад бросилась: )

Соня. Я принесу! Я знаю, где он лежит!..

Васков. Куда, боец Гурвич?.. Товарищ переводчик!..

Какое там: только сапоги затопали...

СМЕРТЬ СОНИ

 Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь притащить ему, старшине Васкову, махорку ту, трижды клятую. Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет, успела. И понять успела и крикнуть, потому что не достал нож до сердца с первого удара: грудь помешала.  

В расселине, скорчившись, лежала Гурвич, и из-под прожженной юбки косо торчали грубые кирзовые сапоги. Васков потянул ее за ремень, приподнял чуть, чтоб подмышки подхватить, оттащил и положил на спину. Соня тускло смотрела в небо полузакрытыми глазами, и гимнастерка на груди была густо залита кровью. Федот Евграфыч осторожно расстегнул ее, приник ухом. Слушал, долго слушал, а Женька беззвучно тряслась сзади, кусая кулаки. Потом он выпрямился и бережно расправил на девичьей груди липкую от крови рубашку; две узких дырочки виднелись на ней. Одна в грудь шла, в левую грудь. Вторая — пониже — в сердце.

Васков. Неаккуратно. Неаккуратно... Вот ты почему крикнула.  Ты потому крикнуть успела, что удар у него на мужика был поставлен. Не дошел он до сердца с первого раза: грудь помешала...

Васков. В поиск со мной идет боец Четвертак. Здесь — Осянина старшая. Задача: следом двигаться на большой дистанции. Ежели выстрелы услышите — затаиться приказываю. Затаиться и ждать, покуда мы не подойдем. Ну, а коли не подойдем — отходите. Скрытно отходите через наши прежние позиции на запад. До первых людей; там доложите.

Васков. (Гали.) Вещмешок и шинельку здесь оставишь. За мной идти след в след и глядеть, что делаю. И, что б ни случилось, молчать. Молчать и про слезы забыть.

— Двоих мы там прищучили, Галя! Двоих — стало быть, двенадцать осталось. А это нам не страшно, товарищ боец. Это нам, считай, пустяки!..

— Про Павла Корчагина читала когда?

. — Читала, значит. А я его, как вот тебя, видел. Да. Возили нас, отличников боевой и политической, в город Москву. Ну, там Мавзолей смотрели, дворцы всякие, музеи и с ним встречались. Он — не гляди, что пост большой занимает, — простой человек. Сердечный. Усадил нас, чаем угостил: как, мол, ребята, служится...

Галя. Ну, зачем же вы обманываете, зачем?  Паралич разбил Корчагина. И не Корчагин он совсем, а Островский. И не видит он ничего и не шевелится, и мы ему письма всем техникумом писали.

— Ну, может, другой какой Корчагин?..

Хрустнула впереди ветка. Явно хрустнула под тяжелой ногой, а он даже обрадовался. Сроду он по своей инициативе во врунах не оказывался, позора от подчиненных не хлебал и готов был скорее со всей дюжиной драться, чем укоры от девчонки сопливой терпеть,

Васков.  В куст! И замри!..

СМЕРТЬ ГАЛИ

Галя. Диверсанты на прямую вышли, оставляя куст, где Четвертак пряталась, метрах в двадцати левее. Дозоры, что по бокам шли, себя не обнаруживали, но Федот Евграфыч уже знал, где они пройдут. Вроде никто на них нарваться не мог, но старшина все же осторожно снял автомат с предохранителя.

Немцы шли молча, пригнувшись и выставив автоматы. Прикрытые дозорами, они почти не глядели по сторонам, цепко всматриваясь вперед и каждый миг ожидая встречного выстрела. Через несколько шагов они должны были оказаться в створе между Четвертак и Васковым, и с этого мгновения спины их уже были бы подставлены охотничьему прищуру старшины.

С шумом раздались кусты, и из них порскнула вдруг Галя. Выгнувшись, заломив руки за голову, метнулась через поляну наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не соображая.

— А-а-а...

Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую, напряженную в беге спину, и Галя с разлету сунулась лицом в землю, так и не сняв с головы заломленных в ужасе рук. Последний крик ее затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками Сониных сапог.

Замерло все на поляне. На секунду какую-то замерло, и даже Галины ноги дергались замедленно, точно во сне. И Васков еще недвижимо лежал за своим валуном, не успев даже понять, что все планы его рухнули, что вместо козырного туза на руках оказалась шестерка. И неизвестно, сколько бы он так пролежал и как бы стал действовать дальше, но за спиной его раздался треск и топот, и он догадался, что правый дозорный бежит сюда.

Соображать некогда было. Не было уже времени, и Федот Евграфыч только главное решил: увести немцев. Увлечь их за собой, заманить, оттянуть от последних своих бойцов. А решив это, не таясь уже, вскочил, шарахнул по двум фигурам, что над Галей склонились, полоснул очередью по топоту в кустах и, пригнувшись, бросился подальше от Синюхиной гряды, к лесу.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Явление 1

Васков. Все-таки отошли они. Недалеко, правда: за речку, где прошлым утром спектакль фрицам устраивали. А я про это не подумал и, не найдя их ни в камнях, ни на старых позициях, вышел на берег уже не для поисков, а просто в растерянности. Понял вдруг, что один остался, совсем один, с пробитой рукой, и такая тоска тут на него навалилась, так все в голове спуталось, что к месту этому добрел уже совсем не в себе. И только на колени привстал, чтоб напиться, шепот услышал:

— Федот Евграфыч... Федот Евграфыч!.. Товарищ старшина!..

(Голову вздернул, а они через речку бегут. Прямо по воде, юбок не подобрав. Кинулся к ним: тут, в воде, и обнялись. Повисли на нем обе сразу, целуют — грязного, потного, небритого... )

Васков. Ну что вы, девчата, что вы!.. Эх, девчонки вы мои, девчоночки! Съели-то хоть кусочек, спали-то хоть вполглазика?

— Не хотелось, товарищ старшина...

Васков. Да какой я вам теперь старшина, сестренки? Я теперь вроде как брат. Вот так Федотом и зовите. Или Федей, как маманя звала...

(В кустах у них мешки сложены были, скатки, винтовки. Васков сразу к сидору своему кинулся. Только развязывать стал, Женя спросила: )

Женя. А Галка?..

(Тихо спросила, неуверенно: поняли они уж все. Просто уточнение требовалось. Старшина не ответил. Молча мешок развязал, достал черствый хлеб, сало, фляжку. Налил в три кружки, хлеба наломал, сала нарезал. Роздал бойцам и поднял кружку. )

Васков. Погибли наши товарищи смертью храбрых. Четвертак — в перестрелке, а Лиза Бричкина в болоте утопла. Выходит, что с Соней вместе троих мы уже потеряли. Это так. Но ведь зато сутки здесь, в межозерье, противника кружим. Сутки!.. И теперь наш черед сутки выигрывать. А помощи нам не будет, и немцы идут сюда. Так что давайте помянем сестренок наших, там и бой пора будет принимать. Последний, по всей видимости...

Рита. Бывает горе — что косматая медведица. Навалится, рвет, терзает — света невзвидишь., А отвалит — и ничего, вроде можно дышать, жить, действовать. Как не было. А бывает пустячок, оплошность. Мелочь, но за собой мелочь эта такое тянет, что не дай бог никому.

Женя. Вот такой пустячок Васков после завтрака обнаружил, когда к бою готовиться стали. Весь сидор свой перетряхнул, по три раза вещь каждую перещупал — нету, пропали. Запал для второй гранаты и патроны для нагана мелочью были. Но граната без запала — просто кусок железа. Немой кусок, как булыжник.

Васков. Нет у нас теперь артиллерии, девоньки.

Женя. Ничего, Федот, отобьемся!

(Громкий взрыв)

Женька. Женька не расстраивалась. Она вообще никогда не расстраивалась. Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно.

И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет.

А немцы ранили ее вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и, может быть, уйти. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и прекрасное лицо...

Рита. Рита знала, что рана ее смертельна и что умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только все сильнее пекло в животе и хотелось пить. Но пить было нельзя, и Рита просто мочила в лужице тряпочку и прикладывала к губам.

Васков спрятал ее под еловым выворотнем, забросал ветками и ушел. По тому времени еще стреляли, но вскоре все вдруг затихло, и Рита заплакала. Плакала беззвучно, без вздохов, просто по лицу текли слезы: она поняла, что Женьки больше нет...

А потом и слезы пропали. Отступили перед тем огромным, что стояло сейчас перед ней, с чем нужно было разобраться, к чему следовало подготовиться. Холодная черная бездна распахивалась у ее ног, и Рита мужественно и сурово смотрела в нее.

Она не жалела себя, своей жизни и молодости, потому что все время думала о том, что было куда важнее, чем она сама. Сын ее оставался сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной матери, и Рита гадала сейчас, как переживет он войну и как потом сложится его жизнь.

Рита. Женя погибла?

Васков. Мешков наших нет. Ни мешков, ни винтовок. Либо с собой унесли, либо спрятали где.

Рита. Женя сразу... умерла?

Васков. Сразу. Они ушли. За взрывчаткой, видно... Не победили они нас, понимаешь? Я еще живой, меня еще повалить надо!..

Рита. Болит?

Васков.  Здесь у меня болит. Здесь свербит, Рита. Так свербит!.. Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев?

Рита. Ну зачем так... Все же понятно, война...

Васков. Пока война, понятно. А потом, когда мир будет?? Что ответить, когда спросят: что ж это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли! Что ж это вы со смертью их оженили, а сами целенькие?

Васков. Погоди! Помнишь, на немцев я у разъезда наткнулась? Я тогда к маме в город бегала. Сыночек у меня там, три годика. Аликом зовут — Альбертом. Мама больна очень, долго не проживет, а отец мой без вести пропал.

Васков. Не тревожься, Рита, понял я все, Возьми. Два патрона, правда, осталось, но все-таки спокойнее с ним.

Рита. Спасибо тебе. Просьбу мою последнюю выполнишь?

Васков. Нет.

Рита. Бессмысленно это, все равно ведь умру. Только намучаюсь.

Васков. Я разведку произведу и вернусь. К ночи до своих доберемся.

(Зтм выстрел.)

Васков. Что, взяли?.. Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!..

Тот, последний путь он уже никогда не мог вспомнить. Колыхались впереди немецкие спины, болтались из стороны в сторону, потому что шатало Васкова, будто в доску пьяного. И ничего он не видел, кроме этих четырех спин, и об одном только думал: успеть выстрелить, если сознание потеряет. А оно на последней паутинке висело, и боль такая во всем теле горела, что рычал он от боли той. Рычал и плакал: обессилел, видно, вконец.

И лишь тогда он сознанию своему оборваться разрешил, когда окликнули их и когда понял он, что навстречу идут свои. Русские...