сценарий литературно-музыкальной композиции "А зори здесь тихие..." по мотивам одноименной повести Б. Васильева
материал

Музыкально-литературная композиция по мотивам

повести Б. Васильева «А зори здесь тихие»

Оформление: маскировочная сеть, плащ-палатки, 4 куба, слеги – 6 шт., бинокль, пистолет, 5 винтовок, кисет с табаком и газетой.

Музыка (М. Таривердиев). Звуки деревни. Выходит современная Девушка.

Девушка – Как же хорошо у нас здесь, даже воздух не такой как везде…. сладкий какой-то. И зори здесь такие тихие!

     Люблю тебя, моя деревня,

     Мой милый сердцу уголок…….

Но так тихо было не всегда. Говорят, что в годы войны, почти на этом самом месте, бой был. И приняли его… девчонки, такие как я. Самой старшей было 20.  Старики рассказывали.

Девушка уходит за кулисы.

Сцена «Приезд девушек» (голоса из-за кулис)

Лиза – Ой, девчата, какое место тихое.

Соня – Хорошо-то как.

Галя – Как будто и нет войны.

Девушки появляются на сцене

Кирьянова – Вот это укрепрайон! Тут и защищать-то нечего.

Женька – Как? А тут же старичок есть, забавный такой, один остался, его и будем защищать (девушки смеются).

Кирьянова – Отставить смешки! Стройсь!.... Это вам не старичок, а товарищ старшина, наш командир, между прочим, Федот Евграфович Васков.

Лиза –  Ой! А он женатый?

Галя – Девчата, глядите, Лизка замуж за этого пенька собралась!

Соня - Гляди, как бы он от такой радости не помер!

Галя - Чо делать с ним будешь, кашу за него жевать? Зубов-то, поди, нету?

Женька - И зубов, и…..

Кирьянова – Отставить! Бричкина, это что за разговоры? О замужестве после войны будешь думать. А годов ему, между прочим, ну, чуть больше, чем нам с вами.

Выходит Васков

Кирьянова — Отставить! Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта.  Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.

Васков – Это что такое? Я кого просил? Я просил непьющих!

Кирьянова и девушки – Так мы непьющие, товарищ старшина!

Васков — Извиняюсь, значит. И чтоб насчет, значит, женского полу, тишина, так сказать……Ну, чтоб, значит, проблем никаких.

Кирьянова – Так и с этим проблем никаких, Федот Евграфович.

Васков – Да мужчин я просил! Понимаете, мужиков! Чего я с вами тут делать-то буду?

Кирьянова – А мы вообще-то воевать сюда приехали, а не чего-то тут с вами делать!

Васков - Вояки, мать вашу. Вольно! (машет рукой)

Женька (поет частушки)

Я хотела выйти замуж,

Мать корову не дает.

А старшина такой попался,

Без коровы не берет.

     Говорят, картошку съели

Колорадские жуки,

Без картошки обойдемся,

Лишь бы были мужики.

Девушки отходят на задний план, оформляют задний план маскировочной сетью и остаются спинами к залу

Васков (скручивает цигарку) - Зенитчики оказались зенитчицами, да вдобавок ко всему, девахами шумными и задиристыми.

Старшина Федот Васков чувствовал, что попал в гости в собственный дом, боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти без стука, не могло быть и речи.

Всю свою 32 –летнюю жизнь Федот Евграфович выполнял приказания. Выполнял буквально, быстро и четко. Он любил армию. Спокойно служилось старшине Васкову. Почти до сегодня спокойно.  А теперь…Вздохнул старшина, размышляя о своих зенитчицах.

Текст девушек идет на музыке

Рита (на своих словах каждая девушка поворачивается к залу и выходит вперед) - Рита была не из бойких…Замуж вышла рано по большой любви за лейтенанта Осянина. И более счастливой девушки на свете не было. На заставе её сразу выбрали в женский совет и записали во все кружки. В первый же день войны она оказалась одной из немногих, кто не растерялся, не ударился в панику. Она вообще была спокойной и рассудительной…..

Уже на второй день войны Рита стала вдовой. Война уничтожила маленькую, дружную семью, превратив тихую домохозяйку в бесстрашного солдата.

Лиза Бричкина все девятнадцать лет прожила в ощущении завтрашнего дня. Каждое утро ее обжигало нетерпеливое предчувствие ослепительного счастья, но тотчас выматывающий кашель матери отодвигал это свидание с праздником на завтрашний день. Не убивал, не перечеркивал — отодвигал.

— Помрет у нас мать-то, — строго предупреждал отец,

Пять лет изо дня в день он приветствовал ее этими словами. Лиза умывала, переодевала и кормила с ложечки мать. Готовила обед, прибирала в доме и бегала в сельпо за хлебом. Подружки ее давно кончили школу: кто уехал учиться, кто уже вышел замуж, а Лиза кормила, мыла, скребла и опять кормила. И ждала завтрашнего дня.

Завтрашний этот день скрывался в чём-то сияющем и пока обходил стороной этот затерянный в лесах кордон, где жила Лиза с отцом-лесником. Но Лиза знала твердо, что жизнь существует, что она предназначена для нее и что миновать ее невозможно, как невозможно не дождаться завтрашнего дня.

Галка Четвертак была этакая…… замухрышка. Худющая, востроносая, косички из пакли и грудь плоская, как у мальчишки.

Она была подкидышем, и даже фамилию ей в детском доме дали: Четвертак. Потому что меньше всех ростом вышла, в четверть меньше.

В десять лет Галя стала знаменитой, устроив скандал, которого монастырь, в котором размещался детский дом, не знал со дня основания. Отправившись ночью по своим детским делам, она подняла весь дом отчаянным визгом. Выдернутые из постелей воспитатели нашли ее на полу в полутемном коридоре, и Галя очень толково объяснила, что бородатый старик хотел утащить ее в подземелье.

Её долго дразнили и презирали, а она просто …… сочиняла сказку. После бородатого старика из подвалов стали появляться призраки в развевающихся белых одеждах. Призраков видели многие, и малыши категорически отказались выходить по ночам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Дело приняло размеры бедствия, и воспитатели вынуждены были объявить тайную охоту за ведьмами. И первой же ведьмой, схваченной с поличным в казенной простыне, оказалась…. Галя Четвертак.

      Война застала Галю на третьем курсе, и вскоре, придя вместе со всем курсом в военкомат, она оказалась в зенитчицах.

Реальный мир оказался суровым и жестоким. Праздничная новизна улетучилась быстро, а будни были совсем непохожи на Галины представления о фронте. Галя растерялась, скисла и тайком плакала по ночам. Но тут появилась Женька, и мир снова завертелся быстро и радостно.

Женька Комелькова ничего не боялась: так ее воспитал отец. Он смеялся: «Дочка красного командира ничего не должна бояться». И Женька не боялась. Скакала на лошадях, стреляла в тире, сидела с отцом в засаде на кабанов, гоняла на отцовском мотоцикле по военному городку. А еще пела под гитару и крутила романы с молоденькими лейтенантами. Легко крутила, для забавы, не влюбляясь.

— Женька, совсем ты голову лейтенанту Сергейчуку заморочила. Докладывает мне сегодня: «Товарищ Евге... генерал...»

— Врешь ты все, папка.

Счастливое было время, веселое, а мать все хмурилась да вздыхала: взрослая девушка, а ведет себя...

— Женечка, нельзя же так. Знаешь, что о тебе в городе говорят?

— Пусть болтают, мамочка!

— Говорят, что тебя с полковником Лужиным несколько раз встречали. А ведь у него семья, Женечка. Разве ж можно?

— Нужен мне Лужин!.. — Женька передергивала плечами и убегала.

А Лужин был красив, таинствен и героичен: за Халхин-Гол имел орден Красного Знамени, за финскую — Звездочку. И мать чувствовала, что Женька избегает этих разговоров не просто так. Чувствовала и боялась...

Лужин-то Женьку и подобрал, когда она одна-одинешенька перешла фронт после гибели родных. Подобрал, защитил, пригрел и — прилепил к себе. Тогда нужна была ей эта опора, нужно было приткнуться, выплакаться, приласкаться и снова найти себя в этом грозном военном мире. Все было как надо, — Женька не расстраивалась. Она вообще никогда не расстраивалась.

Соня Гурвич еще в университете донашивала платья, перешитые из платьев сестер, — серые и глухие, как кольчуги.  У них была очень дружная и очень большая семья: дети, племянники, бабушка, незамужняя мамина сестра, еще какая-то дальняя родственница, и в доме не было кровати, на которой спал бы один человек, а кровать, на которой спали трое, была.

Соня долго не замечала тяжести этих платьев, потому что вместо танцев бегала в читалку и во МХАТ, если удавалось достать билет на галерку. А заметила, сообразив, что очкастый сосед по лекциям совсем не случайно пропадает вместе с ней в читальном зале. Это было уже спустя год, летом. А через пять дней после их единственного и незабываемого вечера в Парке культуры и отдыха имени Горького сосед подарил ей тоненькую книжечку стихов Блока…. и ушел добровольцем на фронт.

Через год и Соня надела форму. И сапоги — на два номера больше.

Музыка. Выходит современная Девушка.

Девушка – Они были моложе меня, девочки эти. Вот только повзрослеть им пришлось очень рано.

Господи, а ведь их жизнь только начиналась: закончили школу, мечтали о будущем, о любви…. Всё перечеркнула проклятая война, даже дотанцевать не успели.

Звучит «Рио-рита», девушки танцуют друг с другом, Васков тут же, протирает пистолет

Женя — Товарищ старшина, а вы женаты?

Васков — Был женатый, боец Комелькова. Дезертировала жена с полковым ветеринаром, покуда я на финской был.

Женя — Понятно… А дети есть?

Васков — Дети?.. Был мальчонка, Игорь. Помер. Аккурат перед войной.

Лиза — Умер?..

Васков – Так точно, боец Бричкина.

Вбегает Рита

Рита – Товарищ старшина, там немцы!

Васков – Где?

Рита – В лесу.

Васков – Откуда известно?

Рита – Сама видела. Двое. С автоматами, в маскировочных накидках... 
         Васков — Команду — в ружье: боевая тревога!

Галя – Ой, мамочки, немцы.

         Васков - Кирьянову ко мне. Бегом! 

Вбегает Кирьянова

Кирьянова – Да, товарищ старшина!

Васков – Давай, Кирьянова, 5 человек. Строй команду. Немцы в лесу.

Кирьянова — Женечка, Галя, Лиза, Сонечка. Осянина идет старшей.

Васков - Погоди, Кирьянова. Ну что это «Женечка, Сонечка»? Немцев идем ловить — не рыбу. Стрелять-то хоть умеют?
     Кирьянова — Умеют, товарищ старшина.
Васков  — Да, и вот еще. Может, немецкий кто знает? 
Соня — Я знаю. 

Васков — Что — я? Что такое я? Доложить по форме!

Соня – Боец Гурвич.

Васков - Хм! Как по-ихнему — руки вверх? 
Соня — Хенде хох. 
Васков — Точно. Ну, давай, Гурвич. Значит, так: идем на двое суток, надо считать. Взять сухой паек, патронов... по пять обойм. Подзаправиться... Ну, поесть, значит, плотно. Обуться по-человечески, в порядок себя привести. На все – про все 40 минут. Выполнять.

Девушки разбежались

  Васков - Сроду Васков чувствовал себя старше, чем был. Не ворочай он в свои четырнадцать за иного женатика — по миру пошла бы семья. Тем более голодно тогда было, неустройства много. А он единственным в семье мужиком остался — и кормильцем, и поильцем, и добытчиком: отца медведь заломал. О том, что людям выходные положены, узнал к двадцати годам. Ну, потом армия. В армии солидность уважают, а он армию уважал. Так и получилось, что и на данном этапе он опять же не помолодел, а наоборот, старшиной стал. А старшина — старшина и есть: он всегда для бойцов старый. Положено так.

Девушки вернулись, построились

Васков - Кто по-звериному или там по-птичьему кричать может?
                                         Девушки захихикали

Васков  — Я сурьезно спрашиваю! В лесу сигналы голосом не подашь: у немца тоже уши имеются.

Соня  — Я умею. По ослиному: и-а, и-а! (девушки засмеялись). 
Васков  — Ослы здесь не водятся.  Ладно, давайте крякать учиться. Как утки (показывает). Что молчите? Повторяйте.

Девушки пробуют повторить

Васков – Прекратили обучение.  Головной дозор, шагом марш! Двинулись.

Перестройка кубов

Васков - Дойдя до болота, остановились.

Васков - Стойте покуда здесь (выносит слеги). Вот это – слеги, тропу, значит, нащупывать. Пробуйте (девушки пробуют). Все, двинулись.

Звуки болота. Движение по кубам

Рита – Девушки шли через болото, а когда добредали наконец до твердой земли, то валились на жухлую прошлогоднюю траву замертво.

Соня – Мокрые, облепленные грязью, задыхающиеся, но……без стонов.  

Девушки приводят себя в порядок

Васков – Выбрав позицию, Федот Евграфыч, как положено, произвел расчет времени. По расчету этому выходило, что немцев ждать оставалось еще часа четыре, и поэтому разрешил он своей команде сготовить горячее из расчета котелок на двоих.

Лиза – Кухарить Лиза Бричкина сама вызвалась: старшина ей в помощь еще двоих выделил и дал указание, чтоб костер был без дыма.

Васков — Замечу дым, вылью в огонь все варево в тот же момент. Ясно говорю?

Лиза — Ясно….

Васков — Нет, не ясно, товарищ боец. А ясно тогда будет, когда у меня топор попросишь да подручных своих пошлешь сухостоя нарубить. И накажи им, чтобы тот рубили, который еще без лишая стоит. Чтоб звонкий был. Тогда дыма не будет, а будет один жар. (2 девушки уходят)

Женька – Старшина расположил своих бойцов и сам прикорнул, но не спал, переживал, на сколько времени они немцев обогнать успели, всё ли удалось подготовить как надо.

Соня – И пошел от бойца к бойцу, проверил, все ли ладно устроены. Вернулся на свою позицию, и Гурвич рядом с ним, по его приказу вела наблюдение.

Васков – Тихо было. Уже и в сон стало клонить.. Как вдруг…. Колыхнулись далекие кусты, и на опушку осторожно выскользнули двое. Легким, кошачьим шагом они двинулись к озеру...

Но Васков уже не глядел на них. Не глядел, потому что кусты за их спинами продолжали колыхаться, и оттуда, из глубины, все выходили и выходили серо-зеленые фигуры с автоматами наизготовку.

Соня — Три... пять... восемь... десять... Двенадцать... четырнадцать... пятнадцать, шестнадцать... Шестнадцать, товарищ старшина...

Васков -  Вижу.

Музыка опасности

Васков – Ну что, девоньки? Бой нам предстоит неравный, страшный бой. Всё понимаю: вам бы ещё привыкнуть надо, душой зачерстветь, да времени уж на это нету: пропустить их на Синюхину гряду и дать взорвать железнодорожный мост не имею права. А они направляются именно туда, видите, тихонько, в обход. Ежели убьют меня, не поминайте лихом.

Девушки бросаются к нему, повисают на нём.

Рита – Товарищ старшина!

Галя - Федот Евграфыч!

Лиза – Миленький! Мы сможем!

Соня – Не пропустим гадов, товарищ старшина!

Женя – Не пропустим, Федот, ещё и до Берлина дойдём.

Васков – Девчонки, дорогие мои, подружки милые, конечно, сдюжим, ещё как сдюжим, мы немцам сейчас такой тарарам устроим, что пожалеют, что явились сюда. А сейчас тихо, тихо, спешить надо, позиции занять. Давайте, быстро, быстро.

Девушки убегают за кулисы

Васков - Федот Евграфыч переживал сейчас самый настоящий страх, прямо-таки звериный страх.  Эх, пулемет бы сейчас с полным диском и толковым вторым номером! Но не было у него ни пулеметов, ни мужиков, а была пятерка смешливых девчат да по пять обойм на винтовку. Оттого-то и обливался потом старшина Васков в то росистое утро… Да выбора не было, ни у него, ни у девчонок. Эх, сестренки, поехали!!! 

Васков остается на сцене

Слышны выстрелы

Галя – Выбора не было. Ни выбора, ни права, а потому и не пропустили они немцев, здесь остались, а не пропустили.

Девушки вышли из-за кулис, звучит «Музыка любви», идет текст девушек

Галя. Галя погибла первой. Фрицы оказались слишком близко к тому месту, где пряталась Четвертак, и Галино сердце не выдержало такого напряжения.

С шумом раздались кусты, и из них порскнула Галя. Выгнувшись, заломив руки за голову, метнулась через поляну наперерез диверсантам, ничего не видя и не соображая от страха….

Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую, напряженную в беге спину, и Галя с разлету сунулась лицом в землю, так и не сняв с головы заломленных в ужасе рук.

Соня. Соня побежала за кисетом Васкова: забыл он его на прежней позиции, и когда прозвучал этот странный выкрик, Федот Евграфыч, холодея, уже догадывался, уже знал, что он означает. Глянул стеклянно, сказал чужим голосом:

— Комелькова, за мной. Остальным ждать.

В расселине, скорчившись, лежала Гурвич, и из-под прожженной юбки косо торчали грубые кирзовые сапоги, на два номера больше. А на гимнастерке были видны две дырочки, лишь две маленькие дырочки от лезвия.

Лиза. Лиза спешила в расположение своих, за подмогой. Идти по болоту становилось труднее. И Лиза опять стала думать о Васкове и даже заулыбалась. Споют они, обязательно споют, ведь обещался комендант. А там... Там посмотрим.

Огромный бурый пузырь вспучился перед ней. Это было так неожиданно, что Лиза рванулась в сторону. Всего на шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору, повисли где-то в зыбкой пустоте. Земли не было. Ноги медленно и страшно тащило вниз, руки без толку гребли топь, и Лиза, задыхаясь, извивалась в жидком месиве.

— Помогите!.. На помощь!.. Помогите!..

Над деревьями медленно всплыло солнце, лучи упали на болото, и Лиза в последний раз увидела его свет — теплый, нестерпимо яркий, как обещание завтрашнего дня. И до последнего мгновения верила, что это завтра будет и для нее...

Рита. Несколько минут было выиграно: куснули они противника, показали зубы, и второй раз он в этом месте так просто не полезет. Не успел Васков своей диспозиции додумать: шаги за спиной. Оглянулся: Женька прямиком сквозь кусты ломит.

— Скорее!.. Рита!..

Что Рита, не стал Федот Евграфыч спрашивать: по глазам понял.

Осянина, скорчившись, сидела под сосной, упираясь спиной в ствол. Силилась улыбнуться серыми губами, то и дело облизывая их, а по рукам, накрест зажавшим живот, текла кровь.

— Чем? — только спросил Васков.

— Граната...

Положил Риту на спину, за руки взял и понял, что все... Даже разглядеть было трудно, что там, потому что смешалось все — и кровь, и рваная гимнастерка, и вмятый туда, в живое, солдатский ремень…..

Женька. Женька вообще никогда не расстраивалась. Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно.

И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет.

А немцы ранили ее вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и потом потихоньку уйти. Но там была Рита, там был Федот, и она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добивали ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и прекрасное лицо...

Звучит «Дьявольская музыка»

Васков - Тот, последний путь, он уже никогда не мог вспомнить.

  Эту поляну с прогнившим колодезным срубом и въехавшей в землю избой он искал, как гончая: по запаху, по нюху, ненависть вела, ненависть и боль. И когда нашел, эту сотню метров прошел беззвучно и невесомо. Он знал, что там враг, знал точно и необъяснимо, как волк знает, откуда выскочит на него заяц. 

Одним рывком рванул скособоченную дверь и прыжком влетел в избу:

— Хенде хох!..

И забыл вдруг все немецкие слова и только хрипло кричал:

— Лягайт!.. Лягайт!.. Лягайт!..

И ругался черными словами. Самыми черными, какие знал...

Нет, не крика они испугались. Просто подумать не могли, в мыслях представить даже, что один он, на много верст один-одинешенек. Не вмещалось это понятие в их, фашистские, мозги, и потому на пол легли. Мордами вниз, как велел.

А Федот Евграфыч трясся в ознобе и рыдал. Слезы текли по грязному, небритому лицу, он смеялся сквозь эти слезы, и кричал:

— Что, взяли?.. Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично…

Сознание его на последней паутинке висело, и боль такая во всем теле горела, что рычал он от боли той. Рычал и плакал.

И лишь тогда он сознанию своему оборваться разрешил, когда окликнули его, и он понял, что навстречу бегут свои. Русские...

Все девушки на сцене. Звучит вокализ.

Выходит современная Девушка

Девушка – Хорошо у нас здесь, даже воздух не такой как везде…. сладкий какой-то. И зори здесь такие тихие!