Моё творчество

 Мышев Юрий

Татарстан, г.Тетюши                                      

                                      Волжская Троя

Городок Тетюши, расположенный на берегу Волги между Казанью и Ульяновском с недавних пор привлекает к себе пристальное внимание историков. В мае 2009 года здесь была проведена первая Всероссийская научно-практическая конференция на тему: «Археология раннесредневекового города»  с приглашением ряда ученых из-за рубежа. В ней приняли участие 15 докторов и 16 кандидатов исторических наук.  В  ноябре 2010 спрошла вторая  международная конференция, в которой выразили желание принять участие ученые не только из России и стран СНГ, но  также из Германии, Венгрии, Финляндии, заинтересованность выразили и историки из США и Японии.  Проведение такого уровня конференций в провинциальном городке – случай уникальный. Что привлекает сюда ученых?

           Легендарное место

Тетюши сохранили многие черты тихого купеческого городка девятнадцатого века. В старой части до сих пор стоят крепкие каменные здания. Любимым местом  прогулок тетюшан является гора Вшиха. С неё открывается замечательный вид на бескрайние волжские просторы. В археологии это историческое место известно как Тетюшское городище II. Оно образовано крутым берегом Волги с северной стороны и двумя оврагами с западной и восточной сторон. Площадь его небольшая – 2 903 кв.м., и с каждым годом оно уменьшается, так как крутые склоны постоянно осыпаются.

Всё чаще ученые сравнивают Тетюшское городище с легендарной Троей. Археологические раскопки, проводимые в последние четыре года под руководством доктора исторических наук, старшего научного сотрудника Института истории АН РТ Константина Руденко, показали, что на городище прослеживается  не менее восьми культурных слоев! Нижний, древнейший относится к IX в. до н.э. В древнегреческой культуре это был Гомеровский период. Племена, жившие в крае в период раннего железного века – ананьинцы были известны Геродоту, который называл их тиссагетами. Среди украшений, найденных во время раскопок, встречаются бусы, попавшие сюда из Северного Причерноморья, Передней Азии. Поиски сокровищ велись здесь в разное время - и не безуспешно – жители не раз находили рядом с городищем золотоордынские монеты. А на могильнике по соседству с городищем археологами были обнаружены следы (вкопы) грабителей.

Находка на территории города каменного орудия мустьерского облика позволила сделать предположение о существовании стоянки в районе города ещё в период палеолита. В районе города был найден сверленый топор-молот, шлифовальный камень и кварцитовый наконечник стрелы листовидной формы. Немало бивней, костей и зубов мамонтов можно увидеть в местном краеведческом музее. В Национальном музее республики хранится найденная на территории города часть шумящей подвески в виде бронзовой фигурки уточки и глиняный сфероконус, относящийся к культуре булгар домонгольского периода. На территории города была также найдена медная монета времен Бату-хана с именем Ал-Насира. Возможно, отсюда происходит предположение некоторых исследователей о посещении Тетюш Бату-ханом и, якобы, его первоначальном намерении разместить здесь свою столицу.

Гора Вшиха– любимое место прогулок местных жителей. Она словно магнитом притягивает к себе. Даже силы природы. Мне не раз приходилось наблюдать летом мечущиеся над горой всполохи молнии. Словно огненный дракон из легенд прошлого является на мгновенье и впивается огненными когтями в замершую, будто огромный зверь от страха гору. Не случайно дракон изображен на гербе  Тетюш…  И не найти более великолепного вида на  Волгу чем с этой горы, словно стремящейся в ясный солнечный день  взлететь над бескрайними просторами реки.

          Путешествие в прошлое

Июль 2010 года. От палящего безжалостно с утра до вечера солнца на раскаленной горе негде укрыться. Груды раскопанных камней пышат жаром. И лишь изредка поднимается от Волги влажный ветерок, приносящий временное облегчение. Но когда в раскопе идут интересные находки – забывается и палящий зной. Снимаем слой за слоем, углубляемся всё дальше в прошлое, будто на фантастической машине времени.

Сначала век девятнадцатый – начало двадцатого. В дерне и поддерновом слое находим фрагменты фарфоровой посуды, гвозди, остатки деревянных сооружений. Наверняка это остатки рыбацких хижин.  В прошлом году на этом уровне были найдены  две бронзовые именные гербовые печати рубежа XIX -XX вв. На одной из них можно прочитать, что она принадлежала смотрителю Симбирских больничных заведений. Неясно, как она оказалась на горе? Фрагменты железных изделий, рыболовные крючки, гвозди, угли от сгоревших деревянных сооружений – все эти находки говорят об интенсивной хозяйственной жизни на горе в то время.

Второй поздний слой относится к XVII – XVIII вв. В нём встречаются фрагменты фаянсовой посуды, осколки стеклянных сосудов (бутылей, флаконов), оконного стекла, кованные гвозди, кирпичная крошка, фрагменты керамики и кирпичей. Возможно, здесь стояла церковь, а ещё раньше смотровая башня, о чем говорят местные легенды. Сооружения из кирпича, вероятно, были связаны с Троицким собором (расположенным рядом с городищем), построенном в 1777, во времена Екатерины II – первом каменным сооружением в городе. Позднее эти постройки были разобраны, а кирпич выбран.

 Подтверждением существования города в XVII веке является  изображение Тетюш на гравюре немецкого путешественника того времени Адама Олеария. Его поразили местные рыбаки, доставившие на судно 65 больших и жирных лещей на продажу всего за 50 копеек (или 1 рейхсталер). А одной белугой (купленной за рубль) накормили всех, кто был на корабле, и остатками еще засолили целую бочку.

Отмечены Тетюши и на голландской карте XVII века, а также можно увидеть их и  в европейском атласе 1729 года.

В XVI веке в Тетюшах была поставлена военная крепость. Н.М.Карамзин в своём знаменитом сочинении писал, подводя итоги правления Ивана Грозного: «К достохвальным деяниям этого царствования принадлежит еще строение многих новых городов для безопасности наших пределов». Среди прочих крепостей историк отмечал и Тетюши.

Встречаются на раскопах и предметы, относящиеся к золотоордынскому периоду: находки гвоздей квадратного сечения, фрагменты керамики, покрытой цветной глазурью.

Второй ранний слой (до 25 см) - содержит преимущественно материалы именьковского времени и отдельные находки булгарской эпохи.

Раскопки подтвердили предположение ученых о существовании поселения на городище и в период Волжской Булгарии в XII – XIV вв. Видимо на месте городища стояло несколько богатых усадеб. Это открытие позволило уверенно говорить об исторической преемственности существования города на протяжении всей эпохи средневековья.

.

И вот, снова неожиданность – на крайнем участке открылся костяк человека. Рядом - второй, третий…  Всего было обнаружено пять костяков, в том числе два детских. Новая загадка: как и когда они здесь оказались? Возле одного из них найден железный топор VI-VII вв. Учёный Руденко предварительно относит захоронения к XVI веку. Но возможно они древнее.

Третий слой (до 20 см) относится к именьковской и кушнаренковской культурам VI – IX вв. В большей степени здесь представлены материалы именьковской культуры VI – VIIвв. (Название культура получила от села Именьково Лаишевского района Татарстана, где впервые было обнаружено поселение этого периода). Почти в каждой горсти грунта попадаются фрагменты именьковской керамики с веревочным орнаментом по верхнему краю, шарикообразными углублениями, незамысловатыми косыми насечками. Среди находок попадаются железные топоры, удила, бусы. Уникальность городища и в том, что материалы именьковского периода укладываются в довольно широкие рамки: рубеж IV- V- VII вв. н.э. Важной особенностью Тетюшского городища является наличие здесь следов массового металлургического производства (остатки производственных мастерских, находки тиглей и литейных форм).

Представляет интерес бронзовая сюльгама (женское нагрудное украшение) относящаяся к началу VIII в., когда в крае появляются кушнаренковские племена. Они явились основой формирования древних венгров. На раскопе встречаются фрагменты керамики, характерные для этой культуры.  

Вопрос об этнической принадлежности жителей поселения VI-VIIIвв. остается открытым. Неизвестно – чьими предками являлись именьковцы, откуда пришли и куда исчезли. Ряд ученых полагает, что в основном здесь жили представители двух крупных этносов – тюркского и сарматского, которые существовали несколько сотен лет.  Исследования показали  неоднородность представителей местного населения в прошлом. Если черепа с монголоидными чертами можно связывать с ранними болгарами, то узколицые, с неярко выраженными европеидными чертами мы можем связывать, прежде всего, с «местными» финно-угорским населением. Однако встречаются и представители групп населения, переселившиеся в золотоордынский период на Среднюю Волгу с юго-запада Восточной Европы.

Венгерский ученый Иштван Фодор обосновывает наличие тесных связей волжских булгар с древними венграми, которые в середине VIII века. переселялись из Западной Сибири в Приуралье (под натиском тюрков), а затем на юго-запад. На территории Венгрии были найдены монеты, выпущенные первым булгарским царем Алмушем. Обряды захоронений ранних булгар и древних венгров схожи - воин с конем, саблей, топором и поясной гарнитурой, украшенной позолоченными накладками, захоронение шкуры коня вместе с черепом и ногами.  

Наш край был местом пересечения многих народов в разные периоды, и с древности местное население формировалось как многонациональное. И сегодня Тетюшский край является одним из самых многонациональных. Рядом располагаются русские, татарские, чувашские и мордовские села.  

Древность

Следующий, четвертый слой содержит следы сожженных построек. Он датируется IIIв. до н.э. – Vв. н.э. Среди находок -  стеклянные и раковинные бусины, оригинальные глиняные прясла, часть костяных наконечников стрел I – V вв.н.э., а также фрагменты человеческих скелетов. Заметен слой пожара.

И вот, наконец, мы оказываемся в глубокой древности – ранний железный век, около трех тысяч лет назад…На дне глубоких ям прохладно даже в жаркий полдень. В древности в таких ямах жители хранили запасы мяса и рыбы, судя по многочисленным костям. Весной бросали на дно осколки льда, а над ямой делали навес от дождя и солнца - так выглядел древний «холодильник».

На раскопе это уже пятый слой. Он полностью переработан и сохранился отдельными участками. Мощность его - до 35 см. В этих отложениях мы находим фрагменты округлодонных сосудов с веревочной и ямочной орнаментацией, с «рогожными» и «текстильными» отпечатками. Слой относится IX –VII вв. до н.э. А ещё глубже идёт шестой слой – он хорошо сохранился под валом, где его мощность составляет 21-36 см. В верхней части этого слоя вне вала попадаются находки костей животных. От вышележащих слоев шестой слой четко отделяется тонкой углистой прослойкой. Снова заметны следы сожженных построек. В то время здесь жили племена, которые ученые называют ананьинцами (от села Ананьино Елабужского района). В эпоху бронзы древние племена осваивали высокие речные террасы, используя их в качестве укрепленных поселений. Поселения становились все многочисленнее. Выделилась родовая знать.

Мы можем представить вождя ананьинского времени на основе находок на раскопках I Тетюшского могильника (на соседнем от Вшихи волжском мысу), которые в разное время проводили здесь известные археологи Н.Ф.Калинин, А.Х.Халиков, Е.А.Халикова, Е.П.Казаков, В.С.Патрушев.

…В правой руке воин держит большое копье с бронзовым наконечником. За спиной - тугой лук и колчан со стрелами.  В украшенном медными пластинами кожаном колчане лежат стрелы на любой случай жизни. Те, что с бронзовыми трехгранными наконечниками - для сражений,   они летели далеко и глубоко впивались в тело врага. Большие стрелы с крупными железными или костяными наконечниками - для охоты на крупных животных. Небольшие деревянные стрелы с кремневыми наконечниками - на дичь, а особые с тупым концом («тупаки») - для охоты на пушных зверей, чаще всего белок. Такие стрелы оглушали животных, но не портили шкурки – их можно было обменять на дорогое оружие и украшения у чужеземцев.

Главным оружием воина был кинжал. Его он добыл в бою с врагами. Обоюдоострый железный клинок длиной немногим более ладони от рукояти отделялся бронзовым перекрестьем в виде брусков. Ножны были окрашены в красный цвет. На поясе висел бронзовый топор.

Одежда состояла из легкой рубахи, перехваченной в талии кожаным поясом с медными накладками. Ворот рубахи был расшит мелким бисером. Воин носил шаровары, заправленные в кожаные легкие сапожки. На голове – полоска ярко-красной ткани, на которой, прикреплена круглая бляшка. На шее висит большое бронзовое кольцо с резным орнаментом, у висков - спиральные подвески из медной проволоки. А на груди красуется большая округлая бляха из бронзы, на которой изображен солнечный круг с отходящими от центра лучами.

Под стать воину молодая жена. На лбу - кожаная полоска, на которую ремешками нашиты медные круглые и прямоугольные ажурные пластиночки и трубочки. У висков на ремешках висят большие медные кольца. На шее, как и у мужа, массивное украшение – гривна с загнутыми концами. На груди прикреплена бляха с хитрыми узорами. Широкое платье на груди ниже бляхи расшито мелким бисером и маленькими пластиночками с двумя выступами. Такие же пластинки украшают пояс и невысокую кожаную обувь. К поясу на ремешке подвешен небольшой нож с вогнутой спинкой и костяной рукоятью, а также шило в чехле. Некоторые фрагменты подобных вещей найдены нами при раскопках на Вшихе.

Для укреплений жители раннего железного века использовали с одной стороны защитные свойства местности, а с другой – искусственные укрепления в виде насыпного вала и рва перед ним. По гребню шли деревянные стены. Вокруг в лесах водились кабаны, лоси, волки, рыси, медведи, охота на которых требовала от древних охотников ловкости и мужества. Нередки на раскопках среди костей животных находки амулетов из клыков кабана и медведя. В Волге ловили крупную рыбу – один из найденных рыболовных крючков длиной более 8 см.

Пришедшие сюда позднее именьковцы сначала не строили укреплений (под валом сооружены хозяйственные объекты). Последствия пожара ими были ликвидированы, площадка выровнена, негодные к использованию объекты были засыпаны и забутованы строительным мусором, камнями из очагов разрушенных жилищ. Но позднее были созданы укрепления – обстановка изменилась. На валу у самого края был поставлен частокол из бревен диаметром около 15 см. Одновременно с этим была увеличена крутизна склона рва и вырыты волчьи ямы. Они были расположены на склоне холма в шахматном порядке и были замаскированы – судя по обгоревшим и обуглившимся жердинам. В именьковское время городище являлось, скорее всего, крепостью-кремлём, где укрывалась верхушка племени, знать, а за укреплениями жило основное население.

Для защиты жители поселения использовали пращи, на раскопе обнаружено немало увесистых камней-голышей.

Линия укреплений с напольной стороны возводилась исходя из рельефа местности – небольшой овраг, который создавал естественное препятствие перед подъемом и атакой. Дно оврага в именьковское время периодически наполнялось водой – судя по слоистым отложениям с включениями глинистых конкреций, раковин мелких ракушек. Ров, вероятно, периодически чистился.

И сегодня, стоя у основания заплывшего древнего рва, поражаешься крутизне склона – совсем непросто было штурмовать поселение на возвышении…

Торговые связи

Население края в прошлом имело широкие торговые связи. Среди находок при раскопках Тетюшского могильника попадались вещи, характерные для Нижнего Поволжья, Кавказа, Причерноморья. Части конской сбруи, наконечники стрел скифо-сарматского мира, бляха из раковины южных морей (характерная для культуры сармат), халцедоновый диск («серп») – загадочное изделие с трехгранной рабочей частью, относящееся, скорее всего, к гуннскому времени. Эти предметы попали в наш край в обмен на пушнину, которую отправляли на юг на ладьях. На одной из найденных в могильнике стел видно изображение доскифского киммерийского меча. «Сарматский след», возможно, связан с тем, что в последней четверти IV века в степной зоне господствовали гунны, и сарматы вынуждены были отойти к северу, оттесняя, в свою очередь азелинское население.

Обнаруженные бронзовые боевые топоры вытянутых очертаний  с округлой втулкой (кельты) раньше были известны только в Скандинавских странах. О возможных связях с европейскими народами свидетельствует и обнаруженная во время раскопок на городище женская застежка IV – V вв., характерная для европейского производства.

Интересны  бусинки с полосками белого, красно-коричневого и черного цветов (ученики называют их «арбузинками»). Исследования показали, что такие бусины известны были в Северном Причерноморье, на Северном Кавказе в первые века нашей эры, позднее (7-9 вв.) схожие бусы появились в Юго-Восточной Европе. Бусы из золистого стекла, по мнению специалистов, связаны с месопотамско-сирийскими традициями. Попадались на раскопках красивые светлые бусины из раковин-каури, чья родина - Индийский океан.

О связях с Уралом говорят найденные украшения из уральского камня. Янтарные бусы, возможно, попали из Прибалтики.

Далеко простирались торговые связи местных жителей в древнее и средневековое время…

О достаточно высоком уровне развития металлургического производства, в том числе бронзолитейного, говорят находки на городище остатков металлургических мастерских, обломков специальных сосудов для плавки металла (тиглей). Причем сосуды были большие, превышающие стандартные нормы в два-три раза. Обнаружены также  и глиняные ложки (льячки), с помощью которых производился розлив металла. Это ещё одно доказательство наличия в Тетюшах того периода городской культуры. Значит, в городе были мастера, владеющие этой сложной профессией, была развита торговля – плавка требовала дополнительных ингредиентов, которые могли быть приобретены только путем торговли. Подобные металлургические центры обнаруживаются очень редко.

Можно ли утверждать, что Тетюшам как городу около 1500 лет? Ученые пока осторожно употребляют термин «протогородской центр»». Но бесспорно одно: раскопки четырех лет показали, что поселение на II Тетюшском городище было далеко не рядовым, здесь присутствуют все признаки средневекового города. В результате исследований, проведенных в 2007-2013 гг. удалось получить данные об этапах заселения территории города. Ученым предстоит теперь определить когда и как происходил процесс перерастания города средневековой эпохи в город нового времени. Для этого нужны новые исследования на территории современных Тетюш.

«ПОД ГРАД ОШЕЛЬ НА ВОЛГЕ,,,»

Город-призрак. 28 сентября 2003 г.

Стояло теплое осеннее утро. За селом в низинах и оврагах стелился сизый туман. Я присмотрелся к равнине, раскинувшейся между оврагами, и замер: сквозь причудливо клубившиеся облака тумана и дыма вдруг проявились смутные очертания древнего города. Высокая дубовая стена с башнями, на валу - изготовившиеся к бою лучники, от посада к мосту, перекинутому через глубокий ров, бежали ремесленники, спешно покинув свои мастерские с дымившимися горнами. Слышался бешеный лай собак и испуганное карканье ворон, беспорядочной стаей удалявшихся к темному лесу. На валу раздавались отрывистые команды начальника стражи, а из-за стен доносились женские причитания и плач детей...

Я оглянулся. По противоположному склону оврага к городу двигался табун коней. Всадников в тумане не было видно.

Когда я подошел к городу, туман уже рассеялся, дым осел по низинам, и пробившиеся сквозь белесую пелену яркие лучи рыжего солнца высвечивали пустынную серую равнину. Я не успел рассмотреть город вблизи, не успел пройти по его улицам, вглядеться в лица его жителей, спросить, что происходит.

Город исчез, и даже его название осталось для меня неизвестным.

Я поднялся на высокий вал - все, что осталось от города, оглядел полуовальную площадь городища. В синем, пропитанном гарью сгоревшей соломы воздухе витала тревога. Ее не могли заглушить ни поддавшиеся обманчивому сентябрьскому теплу безмятежно порхавшие бабочки, ни глазевшие из подзабытых поникших колосков пшеницы ярко-сиреневые васильки, ни доверчиво льнувшие к одежде серебряные паутинки. Их тонкие, едва видимые нити тянулись к плетеным, переливавшимся перламутром сеточкам, рассыпанным, словно льдинки, по зелено-желтому склону оврага. Подхватив снизу рукой одну из них, я увидел, как сеточка рассыпалась на множество росинок-жемчужинок.

Рядом, в рощице, под грустный пересвист синичек и вкрадчивое шуршание ветерка падали, медленно кружась, желтые кленовые листья. Легкие порывы ветра относили их к подножию вала. Где-то на дне оврага в густых зарослях полегшего рогоза журчал бойко, совсем по-летнему ручей. И кони, наткнувшиеся нечаянно на свежую отаву, мирно паслись на краю поля.

От рощицы хорошо просматривалось все городище. Полуовальное, с небольшим наклоном к юго-востоку, охваченное оплывшими валами с разрывами с юга и с севера. Тысячу лет назад здесь стоял один из самых загадочных городов Волжской Болгарии, споры о котором продолжаются по сей день.

"И бысть брань межи ими..."

15 июня 1220 г.

Пристальным взглядом наблюдал князь Святослав Всеволодович за медленно плывущим вдоль крутобокого борта ладьи обрывистым берегом Волги, выискивая удобное место для высадки войска. По правую руку от князя стоял верный и опытный воевода Еремей Глебович, с горящими глазами, вздернутой кверху черной бородой, готовый по первому кличу ринуться в бой. А позади, на других ладьях и насадах - полк брата Ярослава, ростовцы, устюжане, муромцы, переславцы. Никто не устоит перед такой силой.

Князь решительно поправил на поясе прохладную рукоять меча. Из-за поворота показался остров Исады и напротив - пологий берег. Где-то там за бугром - богатый город Ошель, который наказал ему взять брат - Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович.

Высадившись на берег, изрядил Святослав полки: ростовский по правой руке, переславский - по левой, сам же князь встал посередине с муромским. Один полк оставил у ладей.

Пройдя лес, дружинники вышли в поле ко граду. Булгары с князем своим во главе встретили непрошеных гостей сидя верхом на конях. Выстроились в ряд.

- Пойдем к ним вборзе! - приказал Святослав.

Выпустили булгары стрелы во врага и, развернувшись, помчались ко граду под защиту крепких стен.

Подъехав ближе, осмотрел Святослав укрепления Ошеля. Крепко острог утвержден: высокий дубовый тын, два выдвинутых вперед оплота перед ним, меж ними вал насыпан, на валу и на стенах - готовые к бою лучники.

Нарядил князь людей с огнем и с секирами, а за ними послал стрельцов и копейников. Подступили те ко граду навстречу булгарам, и "бысть брань межи ими крепка зело". Подрубили воины тын дубовый, разрушили оплоты и зажгли их. Укрылись булгары в городе.

На приступ шли с разных сторон. Город был охвачен огнем, и все вокруг покрылось дымом. Ветер тянул от города на полки Святослава, людей не было видно. Дым, зной, жажда заставили и их отступить на время.

Оглядел князь охваченный огнем Ошель, и неожиданная мысль мелькнула в его разгоряченной голове: "Пойдем с поветрия, с другой стороны! Сечь тын и оплоты, жечь их!"

Отовсюду загорелся город, и "бысть во граде вопль велик зело". Князь ошельский с малой дружиной смог прорваться через другие ворота, там, где дым был плотнее. Те же ошельцы, что пешими пытались спастись следом, были побиты, "а иные сами иссекоша жены своя и дети, и потом сами ся избиша".

Дружинники Святослава, осмелившиеся в город войти для грабежа, едва спаслись от пламени, многие сгорели в нем.

Опоздала помощь Ошелю с Великого города. Когда булгарский князь вернулся, Святослав со своими полками был уже на ладьях и насадах. И плач слышался с берега по уводимым в неволю женщинам и детям, стенали сердца ошельцев, и очи смыкались от печали...

Загадки древнего Ошеля

В русских летописях Ошель упоминается лишь в связи с описанными событиями, и потому его точное местонахождение осталось неизвестным.

В домонгольский период в волжском правобережье, по данным археологов, располагалось около десяти укрепленных булгарских поселений (городищ). Описанию в летописях более всего соответствуют два из них: Янтиковское (Кирельское), расположенное чуть ниже устья Камы около Куйбышевского затона, и Богдашкинское в Тетюшском районе. На первое указывал еще В.Татищев, который называл город Ашла. Янтиковское городище известно давно, впервые исследовалось еще в 1890 году. Сегодня его большая часть затоплена и затруднена для изучения. Богдашкинское городище открыто в 1909 году Г.Ахмаровым, впервые обследовано в 1949-1950 годах Н.Калининым, который, изучив оба городища, высказался в пользу "тетюшской" версии.

В Тверской летописи сказано, что город был основан еще Александром Македонским. Явное историческое несоответствие: общепринятое время существования Ошеля - X-XIII века. Но если учесть, что войска знаменитого полководца выходили к Каспийскому морю, то можно предположить, что рассказы о том походе, передаваемые из поколения в поколение, могли со временем дойти вверх по Волге и до Булгар.

Неясно и происхождение названия города. А.Смирнов, придерживавшийся "камской" версии, связывал его с наименованием племени эсегелов (эскелов), которые были в подчинении у правителя булгар в период складывания государства. По мнению же известного специалиста по Волжской Болгарии Р.Фахрутдинова, эта версия основана лишь на созвучии слов "эскел" и "ошель". В ряде работ он убедительно доказывает, что летописный город находился на месте Богдашкинского городища.

Если это так, то что заставило Святослава идти на большой риск, спускаясь вниз по Волге, уходя при этом на достаточно большое расстояние от устья Камы? Чем привлекал его Ошель? И как смогли его полки беспрепятственно высадиться на крутом правом берегу Волги?

Богдашкинское городище. Раскопки. Август 2003 г.

В поисках ответов на эти вопросы мы с учащимися - юными краеведами из Тетюшской средней школы №1 отправились в село Богдашкино, около которого производились археологические раскопки золотоордынской экспедицией под руководством проректора Татарского государственного гуманитарного института Альберта Бурханова.

Когда мы подходили к городищу, у ребят возникла первая догадка: наступать на Ошель со стороны Волги полкам Святослава было с руки - яркое июньское солнце светило защитникам города в глаза - фактор, в бою немаловажный.

Нынешний август не баловал археологов хорошей погодой. Частые дожди вынуждали прерывать работы, но и то, что успели обнаружить, выкраивая солнечные дни, а порой и часы, впечатляет. Удача ждала археологов в первые же дни. На мысе, перед валом, где когда-то располагался посад, был раскопан гончарный горн, рядом с которым обнаружены глиняные сосуды. Один - он темный и меньшего размера - предположительно относится к девятому веку, три других - к XI-XII векам.

Один из них сохранился целиком. Редкая находка! Я держал тот кувшин в руках с легким волнением, ощущая ладонями тысячелетнюю прохладу обожженной глины и вслушиваясь в таинственный шорох ветра в горлышке сосуда. У нижней округлой части широкие вертикальные полосы - простые элементы украшения. Что хранилось в нем? Это предстоит выяснить, изучив его содержимое, которое археологи бережно упаковали в пакет.

Раскопки производились в нескольких местах. Немало интересного было обнаружено в земле на территории городища за валом, где мы работали вместе со студентами казанских вузов. Среди многочисленных находок оказались черепки гончарной посуды разного периода, куски железного шлака, пряслица, ключ, нож, кости животных и рыб, изделия из кости.

Рассматриваем тусклую стеклянную бусинку.

- Ничего особенного... - разочарованно произносят девочки, но когда я подставляю бусинку на солнце и она начинает играть янтарным переливом, они вдруг затихают в восхищении.

В углу раскопа на глубине полутора метров показалась широкая черная полоса.

- Здесь проходил древний ров, - объясняют студенты Рамзис Замалетдинов и Родион Хамзин. - В него сбрасывали все ненужные вещи, значит, можно найти немало интересного.

И снова находки. На срезе стены за рвом появились полосы золы - следы давнего пожара.

У руководителя экспедиции А.Бурханова нет сомнений: это тот самый Ошель. Раскопки подтвердили: на месте Богдашкинского городища располагался крупный ремесленно-торговый пункт с мощными укреплениями. Его площадь намного превосходит Янтиковское городище. Хорошо проявляются посад и крепость, обнаружены остатки кремля - "острога", упоминаемого в летописях, во многих местах видны следы большого пожара. Всего этого на Янтиковском городище не обнаружено. Мы прошли по валам по периметру Богдашкинского городища и насчитали более двух тысяч шагов. Его размеры впечатляют.

Удачной была и предыдущая археологическая экспедиция 1987 года, изучавшая внутренний город площадью около десяти гектаров. Были обнаружены остатки построек, ремесленных мастерских, части оружия, бронзовые и серебряные украшения, были даже вещи из Индии! Кроме того, найдены наконечники стрел, обломок железной пластины от панциря. Рядом с городищем к западу были вскрыты захоронения. Экспедицией были вновь отмечены следы пожара.

Местные жители рассказывали о том, что находили здесь раньше монеты, части оружия, жерновов, осколки различных железных предметов, посуды. Взрослые богдашкинцы вспоминают, что в детстве, лазая по оврагам вокруг городища, часто находили интересные вещи, видели торчавшие из земли на склонах черные бревна. Да и сейчас после вспашки поля можно найти то закоптелый камень, то осколок кости, то черепок глиняной посуды.

Очевидно, что Святослава привлекли богатства города - в Ошеле было чем поживиться. Удаленность от берега позволяла подойти к городу незаметно, застать его жителей врасплох. Расположение "богдашкинского" Ошеля в поле и его мощные укрепления не могли быть помехой для полков Святослава, опыт взятия таких крепостей у них имелся. Брать города, расположенные на крутых берегах Волги, было гораздо сложнее. Святослав, например, и не помышлял о взятии небольшого города Тэтеш, спокойно проплыв мимо.

Ошель приоткрыл нам свои тайны. Оставалось найти предполагаемое место высадки на берег дружин Святослава.

"И поиде оттуду Святослав к лодиам своим..."

Тетюшанам хорошо известно: правый берег Волги - крутой, обрывистый, покрыт лесами, в прошлом - труднопроходимыми. Было ли в районе Ошеля пригодное место для высадки большого количества воинов?

От села Богдашкино до Волги - около пяти километров. Пройти этот путь лучше всего в середине осени, когда убрана пшеница, скошена трава и пространство вокруг просматривается до горизонта. Спасибо "бабьему лету". Мельтешит в поле мошкара, порхают бабочки, трещат стрекозы. Ослепительно переливаются на солнце медно-золотой мозаикой кроны вязов, лип, кленов. Зачарованные окружающим нас со всех сторон сказочным великолепием, мы идем наугад в сторону Волги.

Справа остается село Пролей-Каша. Мы обращаем внимание на возвышенность у развилки дорог. Еще одна догадка: а что если это курган, под которым захоронены воины, погибшие при взятии Ошеля? Позже мы узнали, что местные жители когда-то прорыли в нем ход глубиной до полутора метров в поисках клада, но ничего не нашли. Какую тайну хранит курган?

На нашем пути глубокий овраг. Поднимаюсь по крутому склону наверх, бросаю взгляд направо, и он неожиданно "проваливается" в пустую сизо-голубую бездну. Волга! От ее огромности захватывает дух.

Вдоль оврага идет широкая полоса зеленого луга - трава успела вновь отрасти. Она уходит, полого понижаясь, к самой воде. По бокам - крутые возвышенности, покрытые густо деревьями. Будто кто-то специально прорыл эту дорогу к Волге. Мы вспомнили о многочисленных находках костей разных рыб на городище. Может быть, здесь была пристань? И если очертания берега за восемь веков несильно изменились, то лучшего места для высадки полков Святослава нельзя было и придумать! По лугу разбросаны редкие сучкастые вязы - остатки бывшего леса.

Спускаемся к Волге. На пустынном откосе чернеет кряжистый пень, похожий на огромного паука, а рядом уткнулась угрюмо носом в песок старая рассохшаяся лодка. С прибрежной ольхи падают медленно в желтую воду сухие темные листья. Влажная, обволакивающая прохлада как рукой снимает с нас усталость, освежает запыленные лица.

Противоположный берег совсем не виден - растворился в голубовато-сизом тумане. Мы прислушиваемся и вдруг различаем где-то вдали на Волге гулкие всплески весел, встревоженные голоса, приглушенный женский плач...

Или это плеск осенних волжских волн, нервно накатывающихся на пологий песчаный берег, должно быть, помнящий горестную судьбу Ошеля-города, упомянутого в летописях единственный раз.

Юрий Мышев

Болдинские встречи

 «Унылая пора! Очей очарованье!..»

Ранним сентябрьским утром московский поезд прибывает на дальнюю станцию Сергач Нижегородской области. В сером предрассветном небе  кружат встревожено грачи. На перроне нас встречают организаторы Международного фестиваля «Живое слово». Первые знакомства с финалистами: журналист Владимир Веретенников из Латвии, молодой поэт из Москвы Иван Мурашов, общительная Елена Кононкова из Белоруссии - её грустно-весёлый рассказ о поездке в Лондон мне запомнился ещё на отборочном этапе конкурса. От Сергача до Болдино полтора часа езды на автобусе. Не оторвать глаз от сентябрьского пейзажа за окнами. Пушкинские места, пушкинская пора.

Село Большое Болдино встречает нас моросящим дождём. Добрая примета! Чистые ухоженные улицы – болдинцы с любовью относятся к своему знаменитому селу. Перед гостиничным комплексом хлебом-солью и песней приветствуют нас местные артисты, одетые в старинные праздничные наряды.

В уютном номере отеля знакомлюсь со своим соседом. Олег Нехаев из Красноярска. В журналистском мире личность известная: победитель и призёр в более чем 20 творческих конкурсов. Обладатель престижных званий «Золотое перо России», «Лучший журналист Сибири». Работал в «Российской газете». За журналистские расследования был награжден премией имени Артема Боровика «Честь. Мужество. Мастерство». Его Интернет-публикация «Хотя бы раз в жизни», прошедшая в финал конкурса, производит большое впечатление. Она посвящена жизни отшельника старовера в сибирской тайге на берегу Бирюсы. Олег замечательный рассказчик. Не забыть его рассказы о Сибири, Байкале, о встречах с Виктором Астафьевым (он брал у писателя последнее интервью) и Валентином Распутиным.

Первая прогулка по пушкинской усадьбе под моросящим дождём… Пушкин любил такую погоду – туманов, сереньких туч, долгих дождей ждал он, как своего вдохновенья. С волнением поднимаюсь по ступенькам крылечка. Пушкинский дом. Прихожая, зальце – самое просторное помещение в доме, с большими окнами и застекленной дверью, ведущей на веранду. Угловой кабинет. Чудесный осенний пейзаж виднеется за окнами дома. Таким его видел и поэт. Возле дома шумят вековые липы и дубы, прямо перед верандой растет лиственница; по преданию она была посажена самим Пушкиным во второй приезд в Болдино.

За домом – просторная поляна, по её краям строения: кухня на берегу пруда,  рядом с домом,  конюшня с каретником и амбаром, справа поодаль в кленовых зарослях приютилась банька. Слева убегает вдаль берёзовая аллея. Ощущение такое, что Пушкин где-то рядом – сидит в задумчивости на скамейке в тени развесистых лип, тронутых сентябрьской позолотой или бродит за тем зелёным бугорком, между берёзок. Как образно передало это ощущение присутствия живого Пушкина Марина Цветаева:

И – потому, что от худшей печали

Шаг -  и не больше! – к игре,

Мы рассмеялись бы и побежали

За руку вниз по горе…

Иду по дорожке, усыпанной жёлтыми листьями. Она петляет среди берёзок, клёнов, лип. Справа в лёгкой дымке застыли яблони. Трава ещё зелёная после бесконечных сентябрьских дождей. Тихие синие пруды, позолоченные листвой и укутанные в ветвистые заросли ив. Беседка, мостик, садовая скамейка в зарослях шиповника и жасмина…

Выхожу на окраину усадьбы. На возвышенности стоит деревянная потемневшая церковь. Говорят, срублена по образцу церквей в Кижах, без единого гвоздя. Крылечек с резными столбиками.  Рядом с церковью  – старинные ворота с деревянной куполообразной башенкой.  А за ними внизу среди зеленеющих ещё деревьев расстилается село Большое Болдино с аккуратными ухоженными избами.

Спускаюсь по тропе вниз вдоль верхнего пруда, к мостику. С него хорошо просматривается высокая ива со стволом в несколько обхватов. По преданию ей более 230 лет, она помнит Пушкина. Когда-то в неё ударила молния, срезала вершину,  расщепила ствол, но ива выжила. Переливается на ветру серебристая листва. Неподалеку от ивы растут два дуба. Они чуть моложе ивы, но тоже из пушкинского времени.

Чудный уголок, наполненный пушкинским вдохновением!

 «Что за прелесть здешняя деревня!»

Впервые Пушкин приехал в село Большое Болдино Нижегородской губернии  в начале сентября 1830 года. Надо было хлопотать о приданном к свадьбе - оформлять владение имением, переданным ему отцом. Болдино и его окрестности на протяжение трех столетий  принадлежали роду Пушкиных. Первыми владельцами имения были предки поэта, отличившиеся ещё в эпоху Ивана Грозного и  участвовавшие в Нижегородском ополчении в Смутное время.  Перед поездкой Пушкин писал из Москвы другу, родственнику и издателю Петру Плетневу: «Милый мой, расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего, хуже тридцати лет жизни игрока… Осень подходит. Это любимое мое время – здоровье мое обыкновенно крепнет – пора моих литературных трудов настает – а я должен хлопотать о приданном да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда».

Это был непростой период в жизни поэта. Его тяготили высочайший надзор, журнальные нападки Булгарина, критика об упадке таланта.  

 …Позади Владимир, Муром, Арзамас. Вот, наконец,  и Большое Болдино. Кибитка едет  по широкой улице села. По сторонам проплывают унылые серые избы. Лошади свернули к усадьбе. Слева показался пруд, а дальше, на зеленеющем лугу появилась белокаменная церковь. Вот и бледно-оранжевый дом с верандой. За ним тянется парк, а в просветах между берёз и лип виднеются пруды, над которыми склонились кудрявые ивы.

Пушкин надеется через пару недель завершить дела и вернуться к невесте. Приказчик объясняет ему, что Сергей Львович оставил сыну часть деревни Кистенево с двумястами крестьянскими душами. На следующий день они едут в это село, чтобы быстрее уладить дела. Пушкин намерен сразу же заложить имение, чтобы получить так необходимые ему деньги. Для оформления документов приходится выезжать в уездный город Сергач.

 Вскоре настроение Пушкина меняется, он очарован чудным тихим уголком. В письме Плетневу из Болдино Пушкин пишет: «Ах, милый мой! Что за прелесть здешняя деревня! Вообрази, степь да степь, соседей ни души; езди верхом, сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает».

Хозяйственные хлопоты не слишком докучают. Александр Сергеевич увлечён творчеством, от вдохновенного труда его почти ничего не отвлекает. В необжитом доме поэт устроил рабочий кабинет в угловой комнате, просторной и светлой, рядом с зальцем. Эту комнату Пушкин запечатлел на одном из рисунков.

 В Болдине поэту предстояло прожить три месяца -  с сентября до конца ноября. Ему приходится задержаться из-за надвигавшейся с низовьев Волги на центральные районы России  эпидемии холеры. Границы губернии оцеплены, на дорогах установлены карантины. Он ждёт писем от невесты, но их всё нет. Он пишет Наталье Николаевне: «На днях мне может быть сообщат, что вы вышли замуж… Есть от чего потерять голову».

Но затворничество в Болдино оказывается плодотворным, здесь Пушкин переживает небывалый творческий подъём. Вернувшись в Москву, он сообщит Плетневу: «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал…»

В первую знаменитую осень 1830 года Пушкин создал около пятидесяти шедевров! «Повести Белкина», две последние главы «Евгения Онегина», «Маленькие трагедии», сказки, около тридцати стихотворений… Здесь он попрощался с героями своего знаменитого романа в стихах. Сжёг десятую главу, посвященную политическим событиям начала века, видимо поняв, что опубликовать её будет невозможно.    

В Болдино он вспоминал свою молодость, былые увлечения, прощался с ними навсегда. Прощался с прошлым. Но он надеялся, что впереди его ждала счастливая семейная жизнь.

В Болдино Пушкин приезжал ещё дважды. Во вторую осень в 1833 году, после поездки по пугачевским местам, он прожил здесь неполные шесть недель. Поэт работал над «Историей Пугачева», «Медным всадником». Были написаны поэмы «Анджело», повесть «Пиковая дама», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», стихотворение «Осень» (отрывок) – со знаменитыми строками: «Унылая пора! Очей очарованье!..». Третья осень, в 1834 году подарит лишь «Сказку о золотом петушке». Тогда его всё больше беспокоило материальное положение семьи - долги росли, отвлекали хлопоты по делам отцовского разорявшегося имения, надо было заботиться о стареющих родителях и о будущем детей. Пушкин пытался подать в отставку, обострились отношения с Николаем I, с царским двором, особенно после «пожалования» поэту придворного звания камер-юнкера, оскорбительного для его возраста. «Двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове»,- писал Пушкин.  Но он надеялся все же в ту осень найти время для литературных трудов. Ждал вдохновения.  Однако  поездка в Болдино не рассеяла ощущение безысходности и усталости, он не смог обрести на этот раз «душевного спокойствия».

В последние годы он мечтал переселиться в Болдино с семьёй. Не осуществилось. Но навсегда поселилась здесь его знаменитая Болдинская осень.

Фестивальные встречи

Главное событие фестиваля происходит 25 сентября – театрализованное представление «Парк Пушкина». Тихий парк в усадьбе превращается в сказочную страну. В старинной ротонде играет оркестр. На центральной улице развернута ярмарка с поделками местных мастеров, с пирогами, бражкой, домашним вином, наливками. Неожиданно меняется погода и сквозь пелену туч проглядывает, словно по заказу, солнце. Чудесный день!

Торжественное награждение финалистов конкурса проходит на веранде Пушкинского дома. Генеральный продюсер фестиваля «Живое слово» Нина Зверева (известный тележурналист, член Академии Российского телевидения, обладатель премии Тэффи) перечисляет страны и города, из которых прибыли в Болдино финалисты фестиваля: Латвия, Украина, Казахстан, Канада, Сербия, Израиль, Москва, Сочи, Красноярск, Тетюши… Замечаю улыбки вокруг. Да, у моего городка весёлое название, пушкинское. И в биографии поэта он оставил свой, пусть и мимолетный, след. По мнению ряда исследователей путь поэта в сентябре 1833 года, во время путешествия по пугачевским местам  из Казани в Симбирск, проходил через Тетюши. Хочется верить, что пусть проездом, но поэт побывал в нашем городке. Может наши места особенно замечательные золотой осенней порой вдохновили его на стихи, датированные 1833 годом?

Когда б не смутное влеченье

Чего-то жаждущей души,

Я здесь остался б – наслажденье

Вкушать в неведомой тиши…

Торжественная часть завершается традиционным чтением стихов с веранды Пушкинского дома. Пушкинские стихи, переведенные на английский язык, прекрасно читает гость из Америки Джулиан Генри Лоуэнфельд. Поэт, драматург, переводчик с восьми языков. «Русский язык выучил потому, - объясняет он, -  что им разговаривал Пушкин.» По профессии Джулиан судебный адвокат, работает в Нью-Йорке. С отличием окончил Гарвардский университет. У него лучшие переводы Пушкина на английский язык. Кроме этого, он и композитор – на Пушкинском празднике оркестр играл его музыку, и режиссёр – в 2009 году в Центре Искусств Михаила Барышникова в Нью-Йорке поставил «Маленькие трагедии». Обладатель премии «Петрополь» (2010 год). Мне запомнились его слова: «Пушкин – это духовное противоядие. Я люблю Пушкина, люблю Россию. Мне бывает больно за эту страну, хочется защитить её». Он впервые посетил Россию в 1986 году, и тогда его поразило  отношение некоторых россиян к Анне Ахматовой. Долго не мог найти в Ленинграде дом, в котором она жила. На его расспросы ему отвечали: «У нас такие не живут». Посетив могилу Ахматовой в Комарово, удивился её неухоженности – пустые бутылки мешали расти траве. Побывать в Пушкинском Болдине было его давней мечтой. И уже на следующий день после приезда он читал вдохновенно свои прекрасные стихи на русском языке, написанные под впечатлением от Болдинской осени.

Участники фестиваля, такие разные и за такой срок – всё-таки короткий, хотя три дня в Болдино – это царский подарок судьбы и … жюри фестиваля – сразу окунулись в тёплую атмосферу общения, будто мы были давно «на дружеской ноге». Эту атмосферу ничуть не нарушали острые споры. Не устарели ли классика? Современен ли Пушкин? Как привлечь к чтению классики молодёжь? Нужно ли классику приспосабливать к современности? Есть ли сегодня настоящая литература? Есть ли будущее у печатной книги? Как сохранить живой Пушкинский язык?

 А был ли Серебряный век? Литературный критик, литературовед, доктор филологических наук, преподающий во ВГИКе Валерий Мильдон считает, что нет. По его мнению, литература на рубеже XIX- XX веков была логическим продолжением века Золотого, начавшегося с Пушкина.

 Мастер-класс Ксении Турковой, преподавателя факультета журналистики МГУ был посвящен интересной проблеме: как избежать журналистских штампов?

Будто школьники волновались финалисты при написании диктанта. Почему слова Твиттер, Фейсбук, блогер нужно писать именно так? И почему нельзя эсэмэски писать английскими буквами SMS? У специалистов свои доводы. А о том, как и откуда проникают в наш лексикон модные слова шла речь в мастер-классе профессора, директора Института лингвистики Российского гуманитарного университета, председателя жюри конкурса Максима Кронгауза. Он автор замечательных книг по лингвистике, а также известен своими интересными лекциями в цикле «Академия» на канале «Культура». По мнению участников дискуссии «словами года» нынче стали роспил и манежка.

Дискуссия продолжалась и в литературной мастерской у популярного писателя Захара Прилепина.  В начале встречи он заявил: «Самое важное происходит не в сфере политики, а в литературе, в языке…» В чём секрет успеха писателя? «Пишу ежедневно с семи до двенадцати.  Жду ли я вдохновения? Мне некогда ждать музу, сажусь за компьютер и пишу – надо зарабатывать, у меня семья…» Нужно ли писателю литературное образование? «Молодые редко пишут хорошую прозу – нужно много прочитать, чтобы не повторяться,  набраться жизненного опыта». Писатель доброжелателен, внимателен, мгновенно реагирует на реплики слушателей. «В конце одного романа у вас есть фраза из Бунина…» Он тут же подхватывает: «Другого лета не было никогда…»? Я помню тексты своих романов. Нет, я ориентировался сознательно на другого писателя-эмигранта, не менее талантливого, Гайто Газданова. Почитайте его «Вечер у Клер». Что касается заимствования – ничего страшного, они встречаются у многих писателей и поэтов». На вопрос: «Пишете ли вы стихи?» - отвечает: «В молодости писал, но сейчас невозможно представить меня сидящим и придумывающим рифму к слову «сирень».  Не исчезнет ли печатная книга? «Не представляю, как можно читать с айфона «Тихий Дон» Шолохова…» Любимое произведение у Пушкина? «Капитанская дочка», мне нравится проза Пушкина. Нельзя не согласиться с Л.Н.Толстым, который писал, что пушкинская проза - это «идеальная иерархия слов». Достичь такого уровня – задача невыполнимая, но надо стремиться …»

Удивила глубоким знанием пушкинской поэзии известная телеведущая Светлана Сорокина, активно участвовавшая в дискуссиях и великолепно читавшая стихи с веранды Пушкинского дома. Также она удачно провела, наверно самый живой, конкурс баек. Поделилась примерами из своей журналистской практики. Например, один из дикторов, произнёс название оперы Пуччини с неверным ударением «Тоска», за что, конечно, ему досталось от телевизионного начальства.

Были и другие запомнившиеся события. Уникальный спектакль «Крылья для клоунов» необычного театра пантомимы «Пиано», в котором участвуют дети, лишенных слуха. Театр побывал во многих странах. Современную трактовку прочтения романа «Евгения Онегина» предложили молодые московские артисты из театра «Класс-Центр». Также мы стали участниками незабываемого Пушкинского бала с мазуркой, полонезом, полькой. А в последний вечер наслаждались пронзительными романсами и зажигательными танцами цыган – профессиональных артистов из цыганского театра «Рада». Трудно было удержаться и не пуститься с ними в пляс. А завершился праздник в Болдино ярким вечерним фейерверком.

«Осень чудная…»

Болдинский парк. Снова моросит дождь. Подбираю с ещё зеленеющей по-летнему травы кленовые листья. На память. Хочется увезти с собой твою частичку, чарующая Болдинская осень. От тебя останется сентябрьская закладка в томике «Евгения Онегина».

…Люблю песчаный косогор,

Перед избушкой две рябины,

Калитку, сломанный забор,

На небе серенькие тучи,

Перед гумном соломы кучи,

Да пруд под сенью ив густых…

В синеющей дымке трепещут на ветру позолоченные кроны берёз, лип, клёнов.  Серебрятся на ветру пышные кудри ив, склоненные над прудом. Всплывают в памяти строки из   повести «Станционный смотритель», написанной Пушкиным в первую Болдинскую осень: «Это случилось осенью. Серенькие тучи покрывали небо; холодный ветер дул с пожатых полей, унося красные и желтые листья со встречных деревьев…».

Пушкину по душе была такая погода, в письме Плетневу из Болдина он писал, сокрушаясь, что невеста не пишет ему: «Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь и снег и по колено грязь». (По поводу «стихи в голову не лезут» - той осенью Пушкиным написано около пятидесяти произведений, ставших классикой). Тёплая и сухая осень его не очень привлекала, так что и нынешний дождливый сентябрь – пушкинский.

В такую погоду легче расставаться. Я прощаюсь с тобой, прекрасная Болдинская сказка, со светлой грустью и тайной надеждой на новую встречу.

Сентябрь 2011

Тетюши-Болдино

В Долгой Поляне

Мне в шорохе лиственниц слышится снова

Последней хозяйки усадьбы дворянской

Взволнованный голос.  Элиз Молоствова

Бредёт по аллее долгополянской.

Звенит колокольчик и хлопает дверью

Владимир - наследник дворянского древнего рода

Встречает Элиз под столетнею елью

Застывшей над Волгой- красавицей гордо.

И там особняк, словно замок старинный

Мерцает в ночи ослепшими окнами,

Стоит над рекой великаном былинным

И шлемом пронзает повисшее облако.

Плывут над усадьбой волшебные звуки

Рояля и тонут в ночной синеве.

Две призрачных тени, сомкнувшие руки,

Вальсируют в парке на мягкой траве.

Под берегом плещутся волжские волны,

С ветром-горычем беспечно играя.

Встревожено шепчутся липы и клёны,

Над башней вспорхнёт голубиная стая,

Над елью покружит, застывшей на склоне.

С последней звездой на рассвете растает

Виденье чудесное пары влюблённой.

Мышев Юрий

Среди безмолвных деревень…

(Толстой и Молоствовы) 

(Сценарий)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

Молоствова Елизавета Владимировна, дворянка, поэтесса, последняя хозяйка сохранившейся доныне усадьбы в селе Долгая Поляна на берегу Волги.

Молоствов Владимир Германович, дворянин, предводитель уездного дворянства, муж Елизаветы Владимировны. 50 лет.

Молоствов Николай Германович, брат Владимира, литературный критик, публицист, журналист. 35 лет.

Гауг Августина Карловна, бывшая прислуга в доме Молоствовых, близкий человек Елизаветы. За сорок лет.

Дед Яков, старожил села Долгая Поляна, ему за 90 лет.

Автор. (Средних лет).

ПРОЛОГ

Наше время. Высокий зелёный берег Волги. Напротив парадного входа в заброшенный старинный дворянский особняк под пологом высокой развесистой елью на деревянной скамейке сидят двое – мужчина средних лет (автор) и старик(дед Яков). Особняк напоминает средневековый замок. Стены выложены рельефной кладкой, второй этаж украшен строгими пилястрами, вокруг окон  белые зубчатые обрамления веером, устремленная ввысь башня со шпилем и  круглым окном. Четыре кирпичные выщербленные колонны поддерживают балкон, окна которого смотрят на Волгу.

 ДЕД ЯКОВ. (Местный старожил, ему за девяносто,  с белой пышной бородой и хитрым внимательным прищуром серых выцветших глаз. Говорит неспешно, тихим низким голосом).

 Вот, мил человек, держусь ещё за белый свет, мёд выручает – пасека мне от прежней хозяйки осталась, да воздух здешний, настоянный на травах лечебных… Слышал небось, в этом особняке жила барыня Молоствова? Душа её до сих пор является сюда. То белой голубкой прилетает, то привидением бродит по аллеям, а то мелькает тенью в верхних окнах особняка. Бывает, что во время летней грозы свет отключится во всем селе и щелчки раздаются по домам, а из шпиля башни вылетают огненные шары. Да… Однажды во время страшной грозы на Верхнем пруду вода поднялась столбом высотой до десяти метров, чуть деревню не затопило… А в годы войны, когда здесь располагался детский дом, вдруг среди ночи в коридорах раздались негромкие шаги, и с сильным стуком стали распахиваться поочередно все двери, будто кто-то торопливо шел по особняку. Наутро воспитательницы проверили все двери, они были не просто закрыты, а заперты изнутри…

Ладное поместье было прежде у хозяев. Помню, на берегу был сад - до пятисот яблонь росло, рядом три озера с форелями и белыми лебедями. Вокруг - цветники с розами, кусты жасмина, оранжерея с диковинными растениями - барыня их со всего света собирала. Видишь, вдали среди деревьев темнеет пустое пространство? «Чудная» поляна. Вокруг лес, а она не зарастает несколько веков. Говорят, здесь энергетическая зона, напрямую связанная с космосом. Сюда с того берега переправлялись в средние века булгарские ханы подлечиться, подпитаться энергией. Побывал здесь и хан Бату перед походом на Русь… Как сохранилась усадьба? Видно её оберегает призрак барыни. Он  и поныне по ночам  бродит по комнатам особняка. Не веришь? ( Дед испытывающе косится на собеседника). Оставайся на ночь в особняке, увидишь…

Молоствовы были известным дворянским родом не только в Казанской губернии, но и в России. Были в родстве и поддерживали дружбу со знаменитыми людьми: Баратынским, Пушкиным, Жуковским, Далем, Толстым... После революции разбросала судьбина кого куда, и следов, поди, не осталось. Разве что за границу кто успел уехать…  А здешним не шибко повезло. Не захотела барыня покидать насиженное гнездо.  Помню её в последние годы жизни. Высохшая, больная старуха, в деревенской линялой одежде, а осанка – гордая, что тебе. Мальчишки дразнили её, местные крестьяне косились – странная «графиня», будто привидение из «проклятого» прошлого…

Безвозвратно всё ушло. Что осталось от барского дома? Пустые комнаты, обшарпанные стены, выдранный дубовый паркет, холодные камины, остатки разбитой мебели… Чужой дом. Нерадостно посещать его привидению барыни… 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Год 1936–й. Старый дворянский особняк на крутом берегу Волги.  К нему пристроен деревянный флигель. Внутри тесная комната, простая обстановка.  На кровати лежит пожилая женщина. Она поднимается  с постели, накидывает на плечи вязаную шерстяную кофту, тяжело ступая, выходит на берег Волги. Всматривается в волжскую даль. Подходит поспешно Августина.

АВГУСТИНА. Лизавета Владимировна, вы зачем поднялись? (Поправляет кофту на плечах Елизаветы)). Прихватит на ветру-то, поди. Отлежаться Вам надобно, хвораете ведь...

ЕЛИЗАВЕТА. Захотелось полюбоваться, возможно, в последний раз красавицей Волгой, яблоневым садом, что мы развели с Владимиром, аллеей, посаженной когда-то им в ожидании   моего давнего приезда в Долгую Поляну. Удивить хотел молодую жену. В тени лохматых лиственниц так прохладно и умиротворенно в жаркие июльские дни. Этим воздухом не надышаться...(Смахивает ладонью со щеки слезу)

АВГУСТИНА. Это верно сказано: не надышаться...  Много труда вами с Владимиром Германовичем вложено в усадьбу. А вот теперь все забыли о Вас и о делах Ваших добрых…

ЕЛИЗАВЕТА. Но может это и хорошо? Мне удалось избежать самого страшного: выселения властями из родного гнезда. Без этих мест, где прошли самые счастливые для нас с Владимиром дни, я не смогла бы прожить и дня. Это наш мир. Ради его сохранения я перенесла годы унижения, потеряла здоровье. Но все-таки выстояла, сохранила, отстояла свой родной дом. Что будет после меня?

Как странно уходить от этих ярких зорь

            И знать, что без тебя всё будет, так как было…

Хорошо, что обо мне все забыли…

АВГУСТИНА. Доходят слухи, что по деревням и селам вылавливают «врагов народа».  Люди не спят по ночам, прислушиваясь к звукам на улице: за кем приехал на этот раз «черный воронок»? Вон и в Тетюшах всех бывших господ пересажали, выслали, кто не успел уехать... Что ж вы не уехали за границу с Владимиром Германовичем? Теперь вот Вас выселили из дома в сарай.

ЕЛИЗАВЕТА. Ты же знаешь, Августина лучше моего, почему мы не смогли уехать… Надеюсь, не тронут больную старуху, какой я им враг? Высылки в дальние края я не перенесу. Все-таки надо окончить свой земной путь здесь, в родном гнезде.

АВГУСТИНА. Чай не тронут теперь. Ничего святого не осталось - что они сделали с могилой Владимира? Раскопали, видно искали ценности…

ЕЛИЗАВЕТА. Не ведают, что наше богатство – это красота этих мест, любовь к ним… Доживать свои дни я готова и в этом флигеле, только бы дома.  

АВГУСТИНА. В вашем доме теперь отдыхают писатели. Но на свои вечера не приглашают. На Вас многие смотрят с опаской – «враждебный элемент», из бывших. Но ведь Вы знали Толстого, вели переписку с ним, он Вас ценил, неужели и Толстой теперь не в почете?

ЕЛИЗАВЕТА. Я бережно храню авторский вариант романа «Воскресенье» с дарственной надписью «Е.В. от Л.Н. Толстого». Я   занималась подготовкой юбилейного издания собрания сочинений Льва Николаевича,  редактировала 49-ый том. Я рада, что исполнила свой долг перед Учителем… (Пауза). Какой замечательный вид открывается на матушку Волгу!  Даже зимой вид с башни изумительный, глаз от Волги не оторвать. Снежные очертания берега напоминают огромных лебедей, взмахивающих крыльями с черными вплетениями – силуэтами деревьев. А вдалеке, на противоположном берегу Волги в белом пространстве проявляются чудесные очертания шатровых мавзолеев, островерхих минаретов, приземистых башен средневекового города Булгар.

Волга встала. Тихо дремлют горы

Над пустынной белой гладью ее вод.

Широки заречные просторы!

АВГУСТИНА. Хорошо говорите, Лизавета Владимировна. Что ж вы им плохого-то сделали? Уважить бы Вас надобно, хранить  эту красоту да радоваться.

ЕЛИЗАВЕТА. Бог им судья. Мне не забыть тот печальный мартовский день 1930 года. Светило яркое солнце. Капало с крыш. Громко кричали грачи, предвещая раннюю весну. Я  стояла перед парадным крыльцом особняка, прислонившись спиной к  шершавому стволу высокой ели. Сквозь просветы кроны виднелись янтарные шишки на ветках. Тихий благодатный день…    

                                                 День был прекрасный,

Лазоревый ясный,

Солнцем насквозь залитой.

Капало с крыши

В безветренной тиши

Пахло, как пахнет весной…

Хмурый чиновник протянул мне листок бумаги: «Постановление Тетюшского волостного исполкома…» Я наблюдала безучастно за суетой приезжих людей. На бумагу даже не взглянула. Чужие мужчины выносили из дома кровати, мебель из рабочего кабинета Владимира, библиотечный шкаф, посуду, какие-то мелкие вещи – кому они нужны? Уводили оставшихся последних двух лошадей, двух коров, выгребали остатки зерна. «У тебя, барыня, недоплатеж. Надобно пособрать ещё чего-нибудь в твоем доме». Тот человек в кожаной тужурке, что тыкал мне, смотрел на меня как на раскулачиваемый вражеский элемент, равнодушно скользя взглядом. Думала: хорошо, что хоть Владимир не дожил до сегодняшнего дня, и не увидел этого ужасного разора.

И тот блажен, кто не дождался ночи
       Чьи всех позоров не видали очи…

Вот и рояль белый погрузили. На нем когда-то играл композитор Балакирев, виртуозно импровизируя на темы народных русских песен.  Музыка больше не будет звучать в нашем доме…

АВГУСТИНА. Много невзгод Вам пришлось пережить…

ЕЛИЗАВЕТА. Нашу жизнь разрушил семнадцатый год, хотя мы понимали неизбежность тех событий - сама власть была виновна в революции.

 Мы с Владимиром пытались включиться в новую жизнь, ведь наш опыт, знания необходимы любой власти. И народу мы не чужие. Разве смог бы уехать, бросив народ на произвол судьбы, Лев Николаевич? И случилась страшная трагедия с Владимиром зимой восемнадцатого. Он возвращался после выступления перед молодежью в Тетюшах, доказывал: нельзя выбрасывать все из прошлого, нельзя все разваливать до основания, нужно учиться управлять страной, это непросто. Ему не давали говорить. Свист, топот, выкрики…По пути в Долгую Полягу разыгралась пурга. Кучер пошел за подмогой. А сердце Владимира не выдержало переживаний, он замерз, оставшись один среди снежной пустыни.  Меня в те тягостные дни поддержал брат Борис Бер.  Поэт-символист. Здесь же он написал лучшие свои произведения: два тома лирических стихов, том мистических стихов «Изумрудная скрижаль», книгу поэм и сказок «Святая Русь», сделал перевод книги Уитмена «Листья травы». А жизнь Бориса, к сожалению,  закончилась тоже трагически. Спустя ровно три года, и в такую же вьюжную ночь он погибнет. Спасая меня от голода, поедет в Казань обменять вещи на продукты. Нелепая жуткая смерть под колесами поезда…  Максим Горький запечатлел его в романе «Жизнь Клима Самгина» в образе Туробеева. Горький  справедливо называл Бориса «вторым Фетом».

А тогда в Долгой Поляне Борис за одну ночь сочинил элегию,  посвященную Владимиру.

                                             «Наверно ты судьбою

 Любимей тех, кого покинул ты

        В тот год, когда, как осенью листы

                    Взметнулись беды над страной родною…»

АВГУСТИНА. А впереди ещё была гражданская война. Жестокое время. Как Вам удалось отстоять имение?

ЕЛИЗАВЕТА. К кому только я не обращалась за поддержкой! Сначала к замнаркома труда Ногину. Мне выдали охранную грамоту «за особые заслуги перед революцией». Ходили легенды, будто бы в нашей усадьбе спасался от полиции Ленина. Я не развевала эти слухи, опасаясь за судьбу имения. Слухи имели почву под собой. Я знала  Надежду Крупскую по Бестужевским курсам, посылала им с Лениным за границу деньги, посылки, книги. Во время гражданской войны я оказала помощь продовольствием и фуражом Первой конной армии Буденного. И даже предоставила лошадей из племенного состава конного завода. Однако местная власть не раз поднимала вопрос об изъятии имущества усадьбы. Я обратилась к Луначарскому, который распорядился взять под охрану также библиотеку и этнографический архив. В двадцать пятом году  вышло распоряжение о выселении помещиков. Я обратилась на этот раз к председателю Совнаркома и во ВЦИК. Постановление о выселении снова отменили. А в феврале тридцатого года местные власти все-таки приняли решение о «раскулачивании». Вывезли оставшееся имущество: кровати, мебель, шкаф, личные вещи. Конфисковали двух лошадей и двух коров, а также последний хлеб, не подлежавший бесплатному изъятию. В усадьбе разместили школу  коммунистической молодежи. В особняке поселился её заведующий, а я  стала жить в деревянном флигеле напротив. В доме мне предоставили только комнату для научных занятий.  Я работала на местной метереологической станции, вела опытные - «географические посевы» под руководством Вавилова. Выполняла поручения Казанского университета по исследованию флоры Татарии. Зал с библиотекой переделали в помещение для зимовки пчел. Книги отсырели. Воспитанники школы, ленясь ездить за дровами, жгли дубовый паркет. Я была в отчаянии. Обратилась во ВЦИК к Калинину с просьбой о передаче дома Союзу писателей.  

АВГУСТИНА. А где ваши книги? В Вашей библиотеке насчитывалось более восьми тысяч томов!

ЕЛИЗАВЕТА. Свой архив вместе с документами брата Бориса я передала ещё в двадцать пятом году в научные учреждения – Пушкинский Дом, Толстовский музей, Казанскому университету, которому подарила и уникальный гербарий. Но он был упакован, как попало, и не сохранился.  Утеряна была и библиотека, которую я  завещала музею Толстого… (Пауза)

Как странно уходить от этих ярких зорь

           И знать, что без тебя все будет так, как было…

              Грустишь ты? Но о чем? Что путь окончен твой?

           Что ночь сменяет день в естественном теченье?

И отдых дан тебе, как благостный покой

                С надеждой новых зорь при новом пробужденье?

Что будет с усадьбой после меня?.. Посмотри, Августина милая, там, по тропе в темнеющей лиственничной аллее слышатся чьи-то шаги.  Качнулись на ветру лохматые темно-зеленые ветви. Вижу улыбающегося Владимира. Он вышел из глубины аллеи. Стройная офицерская выправка, бравые черные усы. Машет мне  приветливо рукой. Сейчас мы встретимся, и уже никогда не расстанемся…

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Теплый июльский вечер 1906 года. Просторная зала на втором этаже особняка. Мерцают, отражаясь в бронзовых подсвечниках, огоньки горящих свечей. Елизавета импровизирует вдохновенно за белым роялем. Рядом на столике стоит букетик луговых гвоздик. В окно виден прекрасный волжский пейзаж. Залитый бледно-желтым светом огромной луны он кажется нереальным. В паузе Елизавета  услышала подозрительный шорох, донесшийся снаружи через приоткрытую дверь балкона. Она встает из-за рояля и выходит на балкон. Слышится пение птиц. С веток ближней ели вспорхнула какая-то птица. С Волги веет прохладный ветерок. Елизавета поежилась от дуновения и неожиданно ощутила тепло накинутой на её плечи шерстяной шали, и вслед за этим зазвучал тихий баритон Владимира.

ВЛАДИМИР.                         С лугов струится запах тонкий,

Цветы склонилися во сне,

И отразился лес могучий

         В водах при блещущей луне…

ЕЛИЗАВЕТА (улыбнувшись)  Ты знаешь мои стихи? Это очень мило. Я люблю такие тихие вечера, когда ты дома.

ВЛАДИМИР (нежно приобняв жену)

       Луна взошла. Сверкают звезды.

Прохладны  полночи струи.

    И ночь над миром простирает

                                                Как мать, объятия свои…

ЕЛИЗАВЕТА (с грустью). Бог не позволил мне испытать счастье матери. Ты очень переживаешь по этому поводу, я знаю, хотя ты никогда не говорил об этом. Ты же мечтал продолжить старинный дворянский род Молоствовых…

ВЛАДИМИР. Не думай об этом. Благодатный воздух этого прекрасного места поправит твое здоровье и у нас все будет хорошо. Главное, что ты рядом со мной.

ЕЛИЗАВЕТА.  Мне нравится слушать твои  рассказы о путешествии по Сирийской пустыне. Словно книгу увлекательную читаю. Расскажешь что-нибудь сегодня?

ВЛАДИМИР. Да, это самая яркая страница моей жизни, если не считать встречу с тобой. (Улыбается, по привычке погладив усы).

ЕЛИЗАВЕТА.  Что тебе запомнилось больше всего из путешествия?

ВЛАДИМИР. Запомнилась каменистая пустыня на пути к Пальмире, горные перевалы, дождь и ветер, апельсиновые рощи на ухоженной земле, старинные города Хомс и Хаму. В Хомсе сохранились остатки римских стен, развалины средневековой крепости, старинная мечеть. Там со скрипом вращаются огромные водоводные деревянные колеса римских акведуков в виде мостов, привычные к вечному вращению. В семнадцатом веке наместник в Хомсе, раздраженный скрипом колес, приказал их остановить. Но тишина оказалась столь непривычной, что он тут же отменил приказ.

Запомнилось лучезарное Средиземноморье. По сторонам дороги – бледно-желтые, оливковые горы, темно-зеленые апельсиновые деревья, заросли кактусов, остатки древних сооружений ещё от легендарной Финикии. Я спускался в подземный храм Франциска Ассизского, где от камней исходит успокаивающая прохлада и проникает внутрь луч света через купол, едва возвышающийся над землей. Золото, зелень, синь пейзажных мозаик мечети Омейядов...

А ещё осуществилась моя детская мечта – побывать в настоящем средневековом замке.

ЕЛИЗАВЕТА (с улыбкой). Отсюда твоя идея построить наш дом в виде замка? Ты – романтик.

ВЛАДИМИР.  Да, эта черта присуща Молоствовым. И название этому месту мой прадед Порфирий Львович дал красивое: Долгая Поляна. Я рад, что мы смогли создать здесь свой уютный мир.

ЕЛИЗАВЕТА. А ты помнишь наше венчание?

ВЛАДИМИР. Конечно. Даже помню день - 5 сентября 1899 года. Мы обвенчались в Воскресенском соборе на Грузинской улице.

ЕЛИЗАВЕТА. Я была счастлива:  осуществились мои заветные девичьи мечты. Потом было знакомство с Долгой Поляной. Я была приятно поражена прекрасной лиственничной аллеей, которую ты рассадил к моему приезду. Я была счастлива. Это мое любимое место в окрестностях усадьбы. Я даже сосчитала деревья: их 468.

ВЛАДИМИР. Любопытно. Но настоящий рай здесь создала ты. Своим присутствием. (Елизавета прильнула к нему).  Огромные клумбы прекрасных цветов, вдоль дорожек благоухают розы, аромат жасмина сводит с ума…Из каждой своей поездки за границу ты привозишь семена разных трав, цветов, саженцы редких деревьев и кустарников. Ты – прекрасный воспитатель, собираешь местных детей, ходишь с ними на поляны, в лес, высаживаешь с ними новые растения, поручаешь следить, поливать, оберегать их. Ведь до тебя, например, в Тетюшском уезде не растили помидоры...

ЕЛИЗАВЕТА. (Останавливает его легким жестом). Тогда позволь перейти к твоим заслугам. Вокруг усадьбы ты рассадил пихты, сосны. Развел парк с березовой, кленовой, липовой, тополиной аллеями.  Великолепные, тенистые аллеи! Для поливки яблонь отведена ключевая вода, которая спускается по специальному желобу. Устроены три больших пруда, питающиеся подземными источниками и расположенные на разных уровнях, соединяются каскадом сливающейся воды. В них водится даже форель. Построен  винокуренный завод для переработки фруктов. Привез из Германии динамо-машину – кажется, так она называется? И первый свет появился в Долгой Поляне благодаря тебе… Ты – настоящий хозяин, умеешь организовывать работу и в нашей усадьбе, и в уезде. Жаль, что  у нас нет наследника…

ВЛАДИМИР.  Не грусти! Рядом с тобой я чувствую себя счастливым.

ЕЛИЗАВЕТА.                     В лиловатой дымке чуть белеет

      Церковь старая далекого села.

А закат все ярче пламенеет

         День ещё один из жизни унося…

Таким вечером кажется, что нас впереди ждет долгая счастливая жизнь.

ВЛАДИМИР. Так и будет.

ЕЛИЗАВЕТА.  «В жизни нет счастья, есть только зарницы  его, цените их, живите ими…», - так говорил Лев Николаевич.

ВЛАДИМИР.  Ты до сих пор под впечатлением своей поездки в Ясную Поляну?

ЕЛИЗАВЕТА. Конечно. Для меня было невероятным получить от великого писателя и мыслителя ответ на свое письмо. А поездка осталась в памяти в мельчайших деталях.

ВЛАДИМИР.  Ты поделишься впечатлениями?

ЕЛИЗАВЕТА. С удовольствием. С большим волнением шла я через ворота усадьбы в Ясной Поляне между двумя башнями, и вот, ступила в светлую березовую аллею, которую Толстые называют «прешпектом».

ВЛАДИМИР. Так её называл и старый князь Волконский в знаменитом романе…

ЕЛИЗАВЕТА. Да-да. Сначала меня встретила Софья Андреевна. Пригласила на прогулку по парку, сказав, что пока Лев Николаевич занят, у него были посетители. Я с восхищением оглядывалась по сторонам: три красивых пруда; ореховые, липовые, ясеневые и еловые аллеи,  фруктовые сады, цветники, старый дубовый лес  «Чепыж». Мы прошли в елово-берёзовый лес с любимой скамеечкой Льва Николаевича, где темнели заросли старого и молодого «Заказов», убегала  к речке Воронке дорожка, по которой ходит купаться писатель. В густом лесу над оврагом я увидела, наконец, место, где была зарыта в детстве старшим братом Льва Николенькой  знаменитая «зеленая палочка».

ВЛАДИМИР. Она хранила секрет человеческого счастья…

ЕЛИЗАВЕТА. Потом через переднюю с книжными шкафами, охотничьим снаряжением - я отметила про себя: мой муж тоже страстный охотник - мы прошли в столовую-зал. На большом и длинном столе сверкал самовар. По сторонам стояли два рояля – малый и большой с надписью «Беккер».

С высокого старого «вольтеровского кресла» мне навстречу легко поднялся Лев Николаевич. Седобородый, из-под насупленных, слегка лохматых бровей блеснул внимательный взгляд. Лев Николаевич показался мне сначала строгим, придирчивым. Но с первых слов он изменил отношение к себе в самом приятном свете. У него глуховатый голос, взгляд внимательный с прищуром. Сказал, что у меня хорошее открытое лицо, какое бывает только у добросердечных людей. Пожаловался, что не может привыкнуть к очкам, пишет без них, желая видеть фразы «вживую», иначе не получается, будто преграда между ним и словами. Его улыбка – мягкая, с грустинкой – располагает к себе. На Льве Николаевиче были широкая мешковатая блузка из серой хлопчатой ткани бумазеи, широкие  штаны; на ногах – тупоносые башмаки. Подойдя ко мне, он вынул из-за пояса крупные ладони, приобнял меня. Неловкость тотчас исчезла. Он лестно отозвался о роде Молоствовых, сказав, что и сенаторы, и генералы были в этом семействе. Расспрашивал о тебе. Узнав, что ты служишь дворянским предводителем в Казанской губернии, сказал, что это важный чин, много полезного для общества позволяет сделать. Я заметила на столе букетик полевых цветов. Совсем такой, какой обычно ты приносишь для  меня с прогулки. Я начала с восторгом говорить о произведениях великого писателя. Он остановил меня: «Не всё так хорошо, не всё. За что-то и стыдно».

Мы сели возле маленького столика. Софья Андреевна зажгла свечи, распорядилась подать чаю. Лев Николаевич заговорил о моем письме: «Вот вы в письме спрашиваете, как жить? И я не знаю. Трудиться надо, жить простой жизнью, нравственно совершенствоваться. Просвещать народ, открывать школы для крестьян, стать для них своим. Вместе с ними пахать, косить, охотиться, заниматься пчеловодством….» Заинтересовался моими исследованиями идей духоборцев.

ВЛАДИМИР. Вспоминал ли Лев Николаевич свое пребывание в Казани в студенческие годы?

ЕЛИЗАВЕТА. Да. За чаем Лев Николаевич рассказал, что в Казани был знаком с Модестом Порфирьевичем Молоствовым. Встречался  и с его знаменитым братом Владимиром Порфирьевичем, который был назначен попечителем Казанского учебного округа. В генеральском мундире любил щеголять. Жизнь в Казани Толстой вспоминал с болью. Говорил, что всей душой хотел быть хорошим, но был молод, и у него были страсти, а он был один. Всякий раз, когда он пытался высказать то, что составляло самые задушевные его желания, - он встречал презрение, а как только  предавался едким страстям его хвалили и поощряли… Но именно в Казани он понял, что выбрать жизненный путь нужно самому. Не прожигать жизнь в аристократической среде, а служить людям, помогать крестьянам. Именно в их непрерывном труде он увидел здоровое начало. Из Казани он уехал другим.

ВЛАДИМИР. А вспоминал ли Лев Николаевия свою первую юношескую любовь? Мне известно, что с его сестрой Марьей в Родионовском институте благородных девиц училась Зинаида Молоствова, дочь Модеста Порфирьевича. Она выделялась среди других своим умом и живостью характера. Бывая у сестры, Лев  познакомился там с Зинаидой. Её очень любили в доме Толстых. Она не обладала броской красотой, но было в ней что-то, исходившее изнутри, притягивающее, милое. Ощущалось богатство внутреннего содержания, глубокий ум, горячее сердце. Её наблюдения над людьми всегда были проникнуты юмором, остроумием, и в то же время она была добра, деликатна по природе и всегда мечтательно настроена… Так о ней отзывались те, кто знал её. Между прочим, ею всерьез увлекся писатель–романист Владимир Соллогуб,  посвятивший ей печальные прощальные строки:

Случайно встретились мы с вами,

Сошлися – право хоть куда –

И вот различными путями

Мы разойдемся навсегда.

ЕЛИЗАВЕТА. Да, Лев Николаевич не забыл Зинаиду. Говорил, что её незаурядность произвела на него глубокое впечатление, он был в таком упоении от Зинаиды, что «даже имел смелость», как он выразился,  сочинить стихи. Вспоминал, что в 1851 году по дороге на Кавказ он заехал в Казань и в течение недели ежедневно виделся с Зинаидой. Он был счастлив, но ни слова не сказал Зинаиде о любви, но так был уверен, что она знает его чувства… Это были светлые чистые чувства, о которых он боялся признаться даже самому себе. Он вспоминал Архиерейский сад, боковую дорожку, где они гуляли с Зинаидой. Неделю спустя Толстому пришлось уехать на Кавказ. Потом была Крымская война, тяжелая оборона Севастополя. Со временем переживания угасли.  

ВЛАДИМИР. Мне рассказывали, что её судьба сложилась непросто. Схоронив свою младшую сестру Елизавету, она вышла в 1852 году замуж за чиновника-коммерсанта Тиле, человека заурядного, но домашнего, тихого. Она жила с семьёй в Казани. Потеряв здоровье при неудачных родах, занялась попечительством сиротскими домами. В браке с Тиле прожила 41 год.  Она скончалась в возрасте шестидесяти восьми лет, спустя три года после смерти мужа. Она всю жизнь мечтала встретиться со Львом Николаевичем. Но не дождалась не то, что признания, даже письма от него.  

ЕЛИЗАВЕТА. Печально. Почему он не написал ей?

ВЛАДИМИР. Возможно, не был уверен в себе, боялся, что она не отвечает взаимностью, его переживания были очень сильны. Или опасался разрушить чистые платонические чувства? Неизвестно.

ЕЛИЗАВЕТА. По его словам, он  долго вспоминал последний бал у Депрейсов 9 мая 1851 года перед отъездом на Кавказ, когда все мазурки Зинаиды были отданы ему. Эти чистые воспоминания согревали ему душу в суровые дни Севастопольской блокады. Чувства не исчезли бесследно, они отразились в образах Наташи Ростовой, Катюши Масловой, Вареньки из рассказа "После бала"…

 На прощание Лев Николаевич пожал мне руку, пожелав всего доброго и попросив ценить сегодняшнее счастье, беречь его.

ВЛАДИМИР. Он прав, надоценить сегодняшнее счастье…

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Год 1908. В комнате Елизавета и Владимир. Владимир за рабочим столом перебирает деловые бумаги. Елизавета у камина читает книгу. Внизу у парадного входа звучит колокольчик. Через некоторое время в комнату входит Николай Германович – высокий статный мужчина лет тридцати пяти.

НИКОЛАЙ. Здравствуйте! (Целует руку Елизавете, приветствует Владимира). В этом новом доме у вас стало ещё уютнее. Пожалуй, я задержусь на несколько дней в Долгой Поляне…

ЕЛИЗАВЕТА. Это мило с твоей стороны (Приглашает Николая в залу). Как обстоят дела с биографией Льва Николаевича?

НИКОЛАЙ. Он не очень одобряет мой замысел, но надеюсь убедить его.

ВЛАДИМИР. Ты известный журналист, критик, публицист, у тебя хороший слог. Лев Николаевич из-за своей скромности видимо против написания его биографии.

НИКОЛАЙ. В 1897-м я дважды обращался к Толстому с просьбой о содействии в  издании библиографического справочника, но Лев Николаевич отвечал, что это дело «прямо неприятно ему», и он не сможет помочь. В июне Лев Николаевич всё же принял меня, рассказал о друзьях и соратниках ранней молодости, о своей матери, о писателях 1850-х годов. О матери не мог «без слёз говорить». Толстой слушал чтение материалов первого выпуска биографии и находил, что я пишу "искусственно". На его взгляд, в моём исследовании  оказалось недостаточно духовного, а осталось материальное. В любом случае считаю полезной свою работу. В следующем году в Санкт-Петербурге готовится издание моего критико-биографического исследования о Толстом.  

ВЛАДИМИР. Читали твою рукопись. Может быть, Лев Николаевич  говорил неодобрительно отчасти и потому, что в пожилом возрасте с иным чувством относится к шутливым ситуациям в его жизни, которые ты описываешь? Например такой, какая имела место в имении Юшкова, когда Толстой заезжал в Казань в 1851 г. по пути на Кавказ, когда он предложил молодому сопровождавшему его прокурору Оголину, по прибытии в усадьбу Юшкова, поспорить, кто из них скорее взлезет на дерево. И вот, пока слуга докладывал об их приезде, оба стали карабкаться на березы. По словам самого Толстого, "когда Юшков вышел и увидал прокурора, лезущего на дерево, он долго не мог опомниться…"

НИКОЛАЙ. Возможно. Мне запомнился разговор с писателем вечером 13   июня. Я расспрашивал Льва Николаевича об его старых знакомых литераторах. Он, между прочим, сказал, что с одним только Островским был на «ты». Драматург нравился ему своей простотой, русским складом жизни, серьезностью и большим дарованием. Отзывался о нем, как о самобытном, оригинальном человеке, который ни перед кем не заискивал, даже и в литературном мире. Лев Николаевич вспомнил, что еще в 1860 или 61 году он написал комедию «Зараженное семейство», в которой осмеивались так называемые «нигилисты». Писатель считал её недурной и хотел все поскорее ее напечатать, и Островский сказал ему с иронией: «Боишься, поумнеют?» Комедия эта так и не была напечатана, и где теперь рукопись и цела ли она, Лев Николаевич не знает. Не удержался я от вопроса о его отношении к Достоевскому. Лев Николаевич ответил, что очень ценит его, правда, в его произведениях тот недостаток, что он сразу высказывает все, а дальше размазывает. Может быть, это потому, что ему деньги были нужны…

ЕЛИЗАВЕТА. Это несправедливо.

НИКОЛАЙ. Толстой говорил о том, одна из самых больших радостей его жизни в том, чтобы встречать, узнавать про существование людей, внутри которых происходит духовная работа. Работа эта есть установление в себе царства божия, то есть приближение к совершенству (хоть очень отдаленное, но все-таки приближение). И в этом деле он всей душой сочувствует мне и готов, по мере своих сил, служить.  

ЕЛИЗАВЕТА. Рада, что ты, бывший офицер флота, мичман, выйдя в отставку, посвятил себя литературной деятельности. У тебя несомненный дар.  

НИКОЛАЙ. Не знаю. Возможно, Лев Николаевич прав: важнее и поучительнее читателям описание внутренней работы, преображения своей души, потому что всё это человек знает лучше других, это всё ново, потому что нет ни одного человека такого же, как другие. Важно быть искренним, открытым людям, говорить то, что другие хотят сказать, но не решаются открыть свои сокровенные мысли.  

ЕЛИЗАВЕТА. Важны и практические дела. Молоствовы немало пользы принесли нашему Отечеству.    

НИКОЛАЙ. И род Беров весьма известный. Ты, Лиза – его достойный продолжатель! Получила прекрасное образование. Экстерном сдала экзамен по программе реальной гимназии и продолжила своё образование во Франции и Италии, совершенствуясь во французском, немецком, английском и итальянском языках. Вернувшись из-за границы, преподавала в женской воскресной школе Нижнего Новгорода, основанной твоей матерью. Достойное занятие во всех отношениях. Ты обладаешь  разносторонними интересами и смелыми философскими суждениями. С сильным характером - решилась без раздумий с Владимиром переехать на постоянное жительство в провинциальное поместье. Вы создали здесь райский уголок - эталон гармонии природы и деятельности человека…

ЕЛИЗАВЕТА. Спасибо, Николя. Да, наш род также достойный. Беры, по семейной легенде, являлись выходцами из Курляндии. Дед мой Борис Иванович был сенатором. Мой отец Владимир Борисович окончил императорский Александровский Лицей. Службу начал в Сенате. Потом  перевелся членом окружного суда в Нижний Новгород. А что нового тебе удалось выяснить об истории рода Молоствовых?

         НИКОЛАЙ. Немало. Наш дед Владимир Порфирьевич, который с 1823 года стал хозяином Долгой Поляны,  был именитым человеком. Генерал-майор, участник Отечественной войны 1812 года (в восемнадцать лет!),- прошел путь от Москвы до Парижа, награжден орденами и золотой шпагой с надписью «За храбрость». Служил адъютантом  принца Евгения Виртембергского – племянника жены Павла I императрицы Марии Федоровны. В 1815 году Владимир Порфирьевич переехал в Силезию, где поселился в родовом замке принца – Карлсруэ. Это были лучшие годы его жизни. Изумительные пейзажи, тишина, беседы с принцем о литературе и живописи, занятия искусством. Знакомство с великим Гёте! Что ещё можно было пожелать? Участник русско-турецкой войны 1828-1829 годов, а также печально знаменитого Хивинского похода 1839-1840, закончившегося гибельно для русской армии. С 1839 года командующий Оренбургским казачьим войском, а с 1841 стал его «наказным атаманом». В Оренбурге служил под началом близкого друга Жуковского Василия Алексеевича Перовского. Там встречался с  Владимиром Ивановичем Далем. Знаменитый писатель и будущий крупный лингвист, также участвовавший в Хивинском походе, отзывался о Молоствове с теплотой.  

ЕЛИЗАВЕТА. Славно.  А где он служил, оставив военное поприще?

НИКОЛАЙ. С 1847 по 1857 годы он был попечителем Казанского учебного округа

ЕЛИЗАВЕТА. Да-да, о нем рассказывал Лев Николаевич.  Знаменитый человек! Много читал, в совершенстве владел французским и немецким языками, интересовался историей, любил исполнять романсы и народные песни. Бывал  в его доме композитор Балакирев Милий, слывший местным виртуозом и композитором. Играл на пианино сочиненные композиции на темы русских народных песен, любил импровизировать.

НИКОЛАЙ. Конечно, Владимир Порфирьевич был не без противоречий. Многим было известно, что он был усердным служителем Вакха, но в то же время имел дружеские отношения с поэтом Жуковским, который был шафером на свадьбе Молоствова с Евдокией Васильевной Повалишиной.  Прислушивался к мнению ректора Казанского Императорского университета Николая Ивановича Лобачевского, а затем Ковалевского Осипа Михайловича. При Александре II вышел в отставку. В 1859 году был назначен сенатором.

ЕЛИЗАВЕТА. А где он прожил последние годы?

НИКОЛАЙ. Жизнь его завершилась в любимом Карлсруэ, куда он отбыл с женой после отставки уже к сыну герцога Евгения. Один из сыновей Владимира Порфирьевича Владимир Владимирович, был военным агентом в Вене; старший сын его, от брака с княжной Л.А.Суворовой, наследовал майоратные имения князей, Италийских графов Суворовых-Рымникских.

ЕЛИЗАВЕТА. Я восхищена твоим рассказом. Как удивительно переплетаются порой судьбы людей!

И отражает род часы

Великих подвигов народа,

Как капля утренней росы

Великолепный мир природы…

НИКОЛАЙ. И это ещё не всё. Меня заинтересовали также отношения Молоствовых с Пушкиным. В число близких знакомых поэта в Царском Селе входил лейб-гвардии гусар полка, стоявшего в Селе Памфамир Христофорович Молоствов. Знакомство с поэтом, благодаря уму и образованию Молоствова, перешло в столь близкие отношения, что Пушкин стал часто бывать у него в доме, а впоследствии был с ним в переписке.  Не случайно поэт завещал Молоствову опекунство над своими детьми. Кстати, бывал Пушкин и в этих местах. Заезжал по дороге из Казани в Симбирск в сентябре 1833 года, собирая материалы о пугачевском бунте. В Казани он встречался с Евгением Баратынским, который жил у своего тестя генерал-майора Энгельгардта на Грузинской улице, где находился и дом Молоствовых. Баратынский был хорошо знаком с Молоствовыми. Возможно, встретившись с Пушкиным и узнав маршрут его путешествия, кто-то из Молоствовых пригласил поэта по пути в Симбирск заехать в Долгую Поляну.

В пушкинских черновиках есть стихотворение датированное: «1833, дорога, сентябрь»:

Когда б не смутное влеченье

Чего-то жаждущей души,

Я здесь остался б – наслажденье

Вкушать в неведомой тиши:

Может впечатления от здешних мест золотой осенью вдохновили поэта на написание этих строк?

ВЛАДИМИР. Да, я что-то слышал о той поездке Пушкина от деда, но не совсем доверился его рассказу.

    НИКОЛАЙ. Я люблю бывать в Долгой Поляне золотой осенью, Пушкинской порой, когда многоцветной мозаикой расцвечивается беспредельные волжские берега. Такая благодать разливается по окрестностям, не хочется покидать эти места…  У меня не возникает сомнений: поэт побывал здесь!

ЭПИЛОГ

Год 1916-й. Елизавета и Владимир взявшись за руки,  бредут по берегу Волги вдоль усадьбы.

ЕЛИЗАВЕТА.  Не могу представить себе: эта красота будет существовать и после нас. Грустно.          

 В этом мире мне жаль нежной ласки твоей,

Удивленного милого взора,

Золотого заката средь тихих полей,

Над заснувшей землей звезд узора.

Жаль мне летнего дня на прибрежном песке
Трав высоких, пахучих цветенье,

Солнца жаркого утра, и в ближнем леске

Птиц неумолчное звонкое пенье.

Жаль гвоздики пучок на столе предо мной,

Принесенный любимой рукою,

И осеннего вечера мирный покой

У камина в беседе с тобою.

  Никогда не смогу покинуть этот край.…

ВЛАДИМИР. Я тоже. (Пауза) Я люблю возвращаться домой. И в этот раз, возвращаясь из Казани, не мог дождаться нашей встречи. …Белый пароход с золотистыми буквами на бортах «Кавказъ и Меркурий» уверенно разрезает острым носом утреннюю дымку и медленно, словно парящая птица, приближается к Тетюшской пристани. Я подставляю встречному ветру, увы,  тронутые сединой волосы, не могу оторвать взгляда от далекого, утопавшего в густой зелени островерхого здания нашей усадьбы на высоком берегу Волги. Взметнулась над озером пара белоснежных лебедей, словно заметили своего хозяина и приветствовуют меня радостными кличами. Я вижу на берегу перед особняком одинокую стройную фигуру женщины в голубом платье. Она машет пароходу рукой.

ЕЛИЗАВЕТА. Я встречала каждый пароход, приближавшийся к пристани со стороны Казани…

ВЛАДИМИР.  Признаюсь в это вечер, Лиза,  я часто тайком любуюсь тобой, когда ты кормишь с рук лебедей, читаешь в кресле у камина книгу, собираешь на лугу цветы… Серые внимательные глаза, склоненная чуть набок – когда ты о чем-то задумываешься - голова, горделивая осанка, изящные движения тонких рук. Ты очень милая. И в Казани я постоянно думал о тебе.  Снова  прошелся по  нашим улочкам, где мы, держась за руки, как подростки, бродили вечерами по набережной Казанки под стенами древнего белокаменного Кремля. Посетил Воскресенский собор, напоминающий мне храм Христа Спасителя в Москве,  на Грузинской улице, где мы повенчались сентябрьским счастливым днем…

Наконец пароход причаливает к Тетюшской пристани. Я схожу на берег и тороплю извозчика: скорей домой в Долгую Поляну! Справа в стороне проплывает зеленеющий великолепный берег Волги...

И вот я иду по лиственничной аллее от большака к особняку. Под ногами – шорох сухой хвои. Пение птиц. Аромат луговых цветов. Шум ветерка. Ты  ожидаешь меня перед парадным крыльцом. Я успеваю по дороге набрать букетик гвоздик, которому ты всегда радуешься не меньше, чем роскошному букету огненных роз. Волнение охватывает меня. Сейчас мы встретимся…

2013 г.

_   _   _                                                                                            

Юрий Мышев

Тайны старинного монастыря

Недалеко от Казани на высоком берегу Волги стоит городок Тетюши. Маленький город с большой историей. В 1781 году указом Екатерины II Тетюши были возведены в ранг уездных городов. А первое постоянное поселение, по данным археологии, возникло на месте современного города ещё в VII веке. После завоевания в XVI веке Казани Иваном Грозным  была поставлена крепость Тетюш, после чего здешние места стали заселяться переселенцами из России. Тогда же возникли в крае и первые монастыри. Большинство из них не сохранились, и теперь трудно не только выяснить их историю, но даже установить место их нахождения. Я попытался разгадать тайны монастыря, находившегося когда-то недалеко от Тетюш.

1. «Богородицын рынок»

В конце 1850-х годов казанский краевед Степан Мельников записал и опубликовал легенду, связанную с Нижними (Старыми) Тетюшами, которые располагались недалеко от современного города:

«В цветущие времена булгарского владычества в здешних местах какой-то болгарский царь ходил воевать на русскую землю и вместе с огромной и богатой добычей, доставшейся ему после кровавой битвы с русскими, привез в плен русскую княжну неписанной красоты. Царь сделал пленную княжну своей женой; уговаривал ее переменить веру. Но после многих напрасных убеждений позволил ей остаться христианкой и даже исполнять христианские обряды. Когда наступал пост, княжна удалялась в другую сторону Волги, именно на то самое место, где поныне находится часовня, и тут, живя в небольшой келье, постилась и молилась Богу, а когда оканчивался пост, княжна возвращалась в Булгар».

Именно поэтому, по мнению местных жителей, позже здесь и был основан монастырь.

В книге Г.И.Перетятковича «Поволжье в XVII и начале  XVIII века» можно найти дополнительные сведения:

«Как мы уже знаем, что Преображенский монастырь издавна владел рыбными ловлями за рекой Камою. В описи начала XVII века сказано. Что здесь для рыбной ловли на Волге против Тетюш поставлен монастырский двор для рыбной ловли… Здесь среди работных рыбных ловцов находились иногда и крестьяне Преображенского монастыря. В 30-годы XVII века на острову меж Волги и Чертыка поставлен монастырь и устроен храм во имя Троицы. Преображенский монастырь, что в Казани, в данное время не ограничивает своей деятельности пределами острова, а двигается дальше: в описываемое время против того монастыря за рекой Чертыком по речке Бездна стала уже деревня Преображенского монастыря. Но не только монастыри двигались за реку Каму. Что в описываемое время находилась недалеко от деревни Преображенского монастыря с версту в степь на увеле деревня Андрея Ивановича Молоствова. (1)

Можно предположить, что речь идет о селе Монастырское Тетюшского района. Следовательно, в нашем крае имелись и владения в XVII веке Преображенского монастыря.

О каком острове идет речь?  Старожил города Тетюши, увлеченный краевед А.Журин рассказывал:

«Вверх и вниз по Волге от Тетюш до пятидесятых годов и с незапамятных времен простирались лесные волжские острова. В связи с поднятием уровня воды при постройке Волжской ГЭС в пятидесятые годы все они затоплены, от них не осталось и следа. Лишь сохранились они в памяти народной, да в истории. Остров Кабаний был в семи верстах от Тетюш вверх по Волге.Начинался он против Краснополянского взвоза и кончался у деревни Долгая Поляна. Он был самый большой, имел форму треугольника с основанием у Волги и катетами с юга и востока омывался волжской водой, именуемой Чертык. Остров принадлежал нашему району и ряд колхозников на нем имели наделы лугов, накашивали большое количество добротного сена. Куда ни глянь, всюду стояли стога. Сено вывозили зимой на лошадях после ледостава и установления санной дороги. Другим богатством были рыба, дрова и ягоды.(2)

По  воспоминаниям старожила Тетюш труда Анны Григорьевны Осенковой, остров Кабаний был богат ягодами земляникой, клубникой, много было грибов. Собирали на острове ежевику, смородину. Много накашивали сена.(3)                                           

Природные богатства острова Кабаний, его удобное расположение привлекали настоятелей Преображенского монастыря.

Удалось выяснить, что на длинном острове (Перетяткович называет его Чертык), находившемся чуть выше Тетюш, ближе к левому берегу, с начала XVII века располагались рыбные ловли самого богатого монастыря Казанской епархии – Спасо-Преображенского. Монастырь находился в Казанском Кремле. Этот монастырь основал на острове деревню с тем же названием и дочерний Троицкий монастырь. В 1643 году деревню и монастырь разграбили калмыки, увели в полон всех крестьян (более 80 человек) и около 400 голов лошадей.(4)

По рассказам краеведа А.Журина  можно представить, как монахи занимались рыбной ловлей:

«Перед спадом высокой весенней воды низовье острова «запиралось» сеткой, чтобы удержать уходящую рыбу с острова . Зимой её ловили неводом из озера. Уровень воды озер в зимнее время намного выше уровня Волги. Воду из Долгого озера выпускали в Волгу по сделанному каналу. Внизу у водопада ставили короба, в которые вместе с водой шла и рыба. Рыбу из короба выгребали, выносили наверх, где она скапливалась, образуя ворох. Мерзлую вывозили для реализации.

В изобилии были и ягоды, особенно на приверхе Кабаньего. Раздвинешь руками ветви ежевики, а там черно, грязи, черно-сизой ягоды. Оттуда возили ее корзинами». (5)

2. Владения монастырей в Тетюшском крае

(Жалоба монахов царю Михаилу Федоровичу)

Интересные сведения рассказал местный краевед А.Журин о Старых Тетюшах:

«Ниже Тетюш, в семи километрах на горной стороне, вблизи от берега располагался женский монастырь – Богородицын рынок. (Точнее – стояли кельи монахинь, восстановить монастырь здесь не успели – Авторы). Жилые кельи, у домиков яблони, часовня. Среди поляны бежит бойкий ключ из родника, бьющего из горы. Ежегодно на Петров день 12 июля сюда сходились помолиться жители района. В тридцатые годы, во время «культурной революции», монастырь закрыли».

Владения Никольского монастыря, видимо, распространялись и на ближние острова.

Краевед рассказывал:

«На девятом километре, в луговой стороне вниз, начинался остров Лихачев, первый из цепочки трех островов. Каждый из них напоминал пирожок. Концы острые, середина широкая, овальная. Лихачев был невелик. Следующий за ним остров Середыш, хотя по размерам и был большим, почему-то в народе назывался «Маленьким». На острове располагалось два поста бакенщиков. Здесь начинался «Сергиевский речной перекат». Неглубокое дно, вода не успевает уходить спокойно, поэтому течет быстро, как ключ… Богат был остров и ягодами, и охотой на уток.

Третий «пирожок» был остров Ревун, прозванный так за бурное течение весной. Начинался он против Урюмских озер и заканчивался перед деревней Долиновкой. Находился в горной стороне Волги.

В указанных местах я бывал многократно, все исходил вдоль и поперек. Вот где лапти были нужны». (6)

Побывал и я в тех местах. К сожалению, давно уже нет лесных островов. Но места по берегам Волги очень красивые, богатые грибами, ягодами. У берега сохранился бетонный бакен, торчащий из воды.

Обувь и, правда, нужна крепкая, берег во многих местах каменистый или глинистый, крутые склоны, всюду лежат сухие поваленные деревья. Кроссовки легко истереть и порвать.

Необходимо снова углубиться в историю.

После монгольских вторжений XIII наш край вошел в состав Золотой Орды (Улуса Джучи). А после распада этого государства на территории Татарстана было образовано Казанское ханство. Это произошло в середине XV века. После завоевания Казани Иваном Грозным в 1552 году в наш край стали переселяться русские крестьяне из других областей России. В том числе переселялись крестьяне известных монастырей.

Так, по рассказам местных жителей, когда-то село Колунец рядом с Тетюшами, называлось Чудовкой. Будто бы первыми поселенцами этих мест были монахи , выселенные за непослушание из подмосковного Чудова монастыря. Говорят, что ещё недавно перед въездом в село стоял черный крест – предупреждение путникам, что в этом селе останавливаться на ночлег опасно, лихие люди здесь живут. Потомки непослушных монахов? По этой или по другой причине судьба этого села была печальной. Трижды случался здесь пожар. Особенно страшным был пожар в 1931 году, по рассказам местных стариков, которые мальчишками бегали смотреть на зарево. Но село возродилось. Только новые дома были построены на новом месте. А за прежним «горелым» местом сохранилось название Жаренный бугор.

В 1918 году из-за тифа часть населения Колунца переселилась в Юматейку (Первомайское), а в голодный 1922-й многие семьи переселились ближе к Волге, где образовался поселок Кашка. Это напротив Нижних (Старых) Тетюш.                                                                                                                                                                                                        

После падения Казанского ханства правобережная часть территории Тетюшского края вошла в Свияжский уезд, но вновь заселившиеся земли оказались в Казанском уезде, основная часть которого находилась на левом берегу Волги.

С 70-х годов XVI века на казанских землях стали создаваться засечные черты. Они представляли собой укрепленные линии в виде валов, рвов, лесных засек со сторожевой службой. Первоначально эти укрепления – в них входили также города, остроги и крепости – служили для защиты от набегов кочевников с юга. В дальнейшем они стали опорными пунктами колонизации в Поволжье. Первая засечная черта начала возводиться от Темникова к Алатырю и Тетюшам в 1578 году. (7)

Следы этой засечной черты сохранялись возле села Федоровка, по рассказам жительницы этого села А.Г.Осенковой. (8)

Интересный материал имеется в документе «Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и др. соседственных губерний», составленные в 1859 году. Они хранятся в Национальной библиотеке в Казани. Вот содержание одной из них:

« Грамота. К стольнику и воеводам князю Михаилу Михаиловичу Чемкину – Ростовскому; да Степану Лукьяновичу Хрущеву о избавлении крестьян и бобылей Тетюшского Покровского монстыря от стояния на Тетюшской засеке.

Бьем челом старцы Покровского монастыря Марко Воронцов да Родион Жданов с братии. В дозорной росписи казанец Тагаш Гладков – 120 дворов крестьянских и бобылевских, и приписал де лжею своею 50 человек служат на Тетюшской засеке с десяти дворов  по человеку. Найму им дают по полтора рубля на неделю, велят с пищалями, с саблями и со всяким боем, а крестьяне люди пахотные, а не служилые. По 200 четы овса, сами возят в Казань. Монастырю в разоренье быть» (9)

Из документа следует, что обязанность служить на Тетюшской засеке, была крестьянам монастыря в тягость, и они добивались освобождения от этой обязанности.

Важно отметить, что в этих документах к владениям Спасо-Преображенского монастыря относится села Ильинское, Красная Поляна,  деревни Середние, Задняя, Выползово, Мордовский починок. Упоминаются также «Отрясевская сенная дорошка», речка Имерля, «долгие поляны». Многих из этих населенных пунктов уже нет.

Из документа следует, что владения Спасо-Преображенского были обширными и занимали значительную площадь на территории Тетюшского уезда.

Спасо-Преображенский монастырь – «мужеской штатный монастырь», первый на территории Казанского кремля. Построен он был в 1556 году между нынешними Спасской и Преображенской башнями, и имел «две церкви, церковь деревяна Приображение Господа нашего Иисуса Христа… да церковь Николы чудотворца…»

К 60-м годам XVI столетия стала Никольская церковь каменной. Монастырь звали Спасским, по названию Спасской башни, а иногда – Преображенским, как звалась главная соборная монастырская церковь. Согласно писцовым книгам Спасо- Преображенский монастырь занимал площадь «В длину сорок одна сажень, а поперег двадцать шесть сажень… Да у монастыря ворота святые, на воротах пять икон болших на обе стороны писаны.., да у церкви на колокольне шесть колоколов.., да на монатсыре келья архимандрита да братских 15 келий, да келарская, а под нею лежневая да поварня деревянная в земле да погреб да ледник квасные. Да погреб да ледник кормовые, а на верху сушило да две житницы да седелна». (10)

Описание дает возможность представить хозяйство крупного монастыря в то время. В нем имелось все необходимое для обособленной жизни, представлял собой маленький городок внутри большого города. По царскому указу к монастырю были приписаны  «в кормление» села, деревни, починки, пустошь, а кроме того – рыбные ловли, сенокосы.

Главенствовал в кремлевском монастыре святой отец Варсонофий, первый архимандрит в истории Спасо-Преображенский обители. Интересная личность. В молодости побывал в плену у крымских татар, там выучил татарский язык, а вырвавшись на волю посвятил себя Богу.

Интересно отметить, что в послевоенные годы вплоть до 1958 года в Тетюшах, когда не действовали церкви, верующие обращались тайно к священнику Варсонофию. Тоже личность интересная. Служил игуменом в Раифском монастыре. После закрытия монастыря дошел до Тетюш, потом добрался до Сибири, где его все-таки разыскали, отсидел 10 лет в лагерях. После вернулся в Тетюши. Возможно, он взял имя Варсонофия не случайно, ведь Спасо-Преображенский монастырь имел владения обширные в Тетюшском крае.

Монастырь пережил разные времена. Горел в знаменитом пожаре 1579 года. В 1586 году на месте сгоревшей Преображенской церкви была заложена новая, уже каменная, с одноименным названием между 1589 и 1601 годами. Церковь была соборная, имела пять глав и стала прототипом нынешней Богоявленской церкви, построенной в 1731 году. Монастырь пережил много пожаров. С 1917 года стал разрушаться. Сейчас от него ничего не осталось.

И все-таки как выглядел монастырский Преображенский собор можно представить сегодня, увидев на улице Баумана в Казани за высокой колокольней из красного кирпича бывшую Богоявленскую церковь.

3. Основатели Никольского монастыря

(Соловецкие чудотворцы)

В XVI веке шло заселение Тетюшского края, в том числе местность вокруг Тетюш. Сначала стали заселяться окрестности города. Поселенцы прибывали по Волге из Казани.

В первой половине 1580-х  годов на высокой горе в семи верстах от Тетюш был построен мужской монастырь с длинным названием – «Во имя Святителя и Чудотворца Николы и Зосимы и Савватия Соловецких Чудотворцев». В 1588 году монастырю были пожалованы земли. Грамота о пожаловании была опубликована краеведом Степаном Мельниковым в 1859 году. Сборник называется «Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и других соседственных губерний». Они хранятся в Национальной библиотеке в Казани.

Вот текст:

«Грамота боярина и воеводы, князя Федора Дмитриевича Шестунова, со товарищи, на отданную пустошь Отары, в монастырь Нового Николы, да Зосима и Савватия Соловецких, что в нижних Тетюшах.

По Государеву, Цареву и Великого Князя Федора Ивановича, всея Руси, наказу, Боярин и Воевода, Князь Федор Дмитриевич Шестунов, да Воевода и Дворянин Думной Игнатий Петрович Татищев, да Государя, Царя и Великого Князя, Дъяки Второй Федоров, да Василий Нелюбов, дали в пустыню, в нижние Тетюши, в монастырь, что стал ново Николы чудотворца, да Зосима, Савватия, Соловецких чудотворцев, черному священнику Ионе, да старцу Нилу, с братиею, пониже монастыря на речке Черемше-Отары, а та пустошь в писцовых в отдельных книгах не написана. И буде та пустошь не отдана никому, и не владеют ею никто, и черному священнику Ионе, да старцу Нилу с братиею, на той пустоши пашню пахать, и сено косить, и всякими угодьями владети. К сей грамоте Боярин и Воевода. Князь Федор Дмитриевич Шестунов, да Воевода и Дворянин Думной Игнатий Петрович Татищев, печати свои приложили. Лета7197 (1588), апреля в 4 день.» У подлинной грамоты две печати, черного воска.» (11)

Грамота о пожаловании земли Никольскому монастырю в середине XIX века оказалась в волостном архиве села Сюкеево (сейчас Камско-Устьинский район). Была обнаружена краеведом Степаном Мельниковым. Нам удалось узнать, что он являлся членом сотрудником императорского общества географии, археологии и экономики, членом корреспондентом Казанского губернского статистического комитета. Сборник был издан в 1859 году типографией губернского правления.

В этом же сборнике интересна ещё одна грамота о пожаловании земель в поместье:

«По Государеву, Цареву и Великого Князя Ивана Васильевича всея Руси, слову, от Воеводы, от Князя Григория Андреевича Булгакова, с товарищи, да от Царева и Великого Князя Дьяка, от Михаила от Битяговского, в Тетюшский уезд, в Качаловское поместье, Жукова, опричь того жеребья, что дано напрожиток Качаловской жене Жукова, Оксинье, крестьян; пожаловал Государь, Царь и Великий Князь тем Качаловским поместьем Прокофия Аничкова, в поместье, в половину его окладу Тетюшского поместья во сто в семьдесят в пять четвертей, со всеми угодьями. А в Тетюшских книгах восемьдесят второго года написано: отделено Качалу Жукову, в Тетюшском уезде на усадище, под двор, и под огород и под гуменное место селище старое, на речке на Имелне, а к тому усадищу отмерено пашни от речки от Имелни, поляна, что была Ногайские станы, промежу лесом и желтым болотом, до городовые межи, и за реку за Имелну, дикова поля, на сто на двадцать на пять четвертей в поле… а Прокофию Аничкову, дано дикова поля на сто на пять четвертей, в поле…а сена лесу по пашне…и вы бы все крестьяне…Прокофия Аничкова слушали, и пашню на него пахали, и оброк ему платили чем вас оброчит…(12)

Из содержания грамоты можно сделать вывод о заселении Тетюшского края переселенцами из других районов. Край осваивался и дворянами и монастырями. Ещё можно сделать вывод о богатстве природы в наших местах.

Почему монастырь назван в честь Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев? Обычно была связь между названием и основателями монастыря. Возможно, из Соловецкого монастыря был священник Иона или старец Нил? Можно предположить, что с собой они принесли икону святого Николая чудотворца, именем которого и назван монастырь. Как мы узнали из книги о Соловецком монастыре, образ святого Николая Чудотворца был почитаем в монастыре. И сейчас его икона висит над Никольскими воротами.

Узнав о связи Никольского монастыря со знаменитыми Соловецкими чудотворцами, захотелось больше узнать об этих людях и об истории Соловецкого монастыря.

В книге «Молитослов»  о Зосиме и Савватии чудотворцах сказано:

«Ища особого подвижнического уединения, пришли на Соловецкий остров в Белом море. Основали славную Соловецкую обитель. Преподобным Зосиме и Савватию молятся о помощи и наставлении в иноческом делании».(13)

В книге «Помни Соловки» содержатся более подробные сведения об основании Соловецкого монастыря и о чудотворцах.

Древнейшие признаки присутствия человека на Соловках относятся к III тысячелетию до н.э. – это рукотворные каменные спирали, прозванные «вавилонами». По древним преданиям, они охраняют вход в Царство мертвых: так называли архипелаг древние жители Севера – саамы, хоронившие там своих умерших.

Первые русские колонисты поселились на архипелаге в XII – XIII веках. Возникновение иноческой традиции связывают с именами двух старцев – Савватия и Зосимы. Преподобный Савватий был первым иноком, в начале XV века поселившемся на острове, а Зосима признается основателем и благоустроителем Соловецкой обители. (14)

Закладку каменного кремля датируют серединой XVI века. Связывая ее с именем игумена Филиппа, который управлял монастырем восемнадцать лет и заложил основы его будущего величия. Приграничное положение и опасность военного вторжения из-за рубежей заставили Филиппа строить фактически крепость.

На протяжении трех столетий, с середины XVI до конца XIX века, Соловецкий монастырь был государственной тюрьмой, в которую за преступления против веры и государства ссылались многочисленные узники. Среди заключенных Соловецкой тюрьмы были известные государственные и религиозные деятели: Игумен Троицкой лавры Артемий, царевич Касимовского царства Симеон Бекбулатович. В тридцатые годы ХХ века здесь находился в ссылке известный ученый историк Д.М.Лихачев.

Природа Белого моря, Соловецких островов, напоминает природу нашего края. Изрезанные берега, острова со знакомыми названиями (Заяцкий, Сенные). Интересно, что Белое море зимой не замерзает, вокруг архипелага зимой образуется полоса льда шириной около 6 километров. Многие века с ноября по май Соловки были полностью отрезаны льдом от остального мира. Сейчас сообщение в это время возможно только самолетом. Говорят, что истинную красоту островов можно увидеть с корабля. Далеко впереди из тумана выплывают суровые силуэты башен монастыря. Они высятся над озером (на островах около 400 озер). Виднеются синие еловые гущи, перекликаются в камышах утки и гагары. И ещё на Соловках бывают солнечные ночи. Не успеет солнце нырнуть в синюю полосу горизонта, как уже снова выскакивает на голубое небо. Уходит туман, и море и небо становятся чистыми.  Может, когда-нибудь нам удастся побывать там и увидеть эту необыкновенную красоту своими глазами.

Настоятели монастыря могли быть выходцами из монастырских училищ. В «Истории старой Казанской духовной академии, 1797 – 1818» говорится о том, что священник Гурий ещё в 1557 году при двух Казанских монастырях завел училища. (15)

Наверняка черного священника Иону и старца Нила с братией привлекли красота и природные богатства нашего края. Я убедился в этом, побыв в местах, где находился монастырь. По рассказам жителей эти места богаты ягодами, орехами, грибами, дичью, чистой родниковой водой. До сих пор стекают с гор чистые ручьи. Сюда за водой приходят жители из ближних сел и даже иногда из Тетюш.

 Я прошел по лесу вдоль Волги от Старых Тетюш до самых нынешних Тетюш. Встречал разных птиц, огромные муравьиные кучи, норы животных. Казалось, природа здесь не тронута, и все сохранилось таким, каким было более четырех веков назад.

4. Разорение

(Бывал ли в Тетюшах Степан Разин?)

Когда и кем был разорен Никольский монастырь?

Точный ответ в источниках трудно найти, но, изучив доступные нам материалы, можно сделать к вывод, что это произошло в XVII веке. Существует два предположения. Первое – монастырь был разорен в начале XVII века, в период Смутного времени. Второе- монастырь был разорен разинцами осенью 1670 года. Попробуем разобраться.

Судя по документам, Никольский монастырь в начале XVII века владел обширными угодьями, хозяйство было крепким. Монахи занимались рыбной ловлей, сбором плодов, ягод, грибов. Развели яблоневый сад, огороды. Занимались земледелием. Ходили по «бортным ухожениям», собирали дикий мед. Чудотворцы Зосима и Савватий, кстати, покровительствовали тем, кто занимался пчеловодством. Казалось, благополучной и мирной жизни ничто не может помешать. Крутой берег Волги, с напольной стороны насыпан вал – он, видимо, сохранился ещё с булгарских времен, - крепкие дубовые стены. Не так просто было подойти к монастырю.

Исследовав берег Волги в районе монастыря, я пришел к выводу, что монастырь имел и уязвимые места, что, видимо, и сказалось на его печальной судьбе. Он располагался на высокой горе, хорошо просматривался со всех сторон от Волги. В некоторых местах берег был пологий, сильные ветра, резкий поворот реки разрушали берега и они осыпались.

Так что, если с напольной стороны опасность была маловероятна (к тому же там шли густые, труднопроходимые леса, в которых, судя по рассказам старожилов, водились тогда даже медведи), то со стороны Волги монастырь оказался беззащитным. Вероятно, монахи недооценили этой опасности, надеясь на неприступность крутых волжских берегов.

Представления о природных условиях края, его хозяйственного развития в начале XVII века дает, например, следующий документ:

«Писцовая книга Казанского уезда 1602 – 1603 годов. Дорога Зюрейская.

Да за князь Яковом же по выписи с казанские дачи 105 году (1596/1597), что было за отцом его,- бортной ухожей да бобровые гоны и рыбные ловли за рекою за Камою, по реке по Волге. И на Ногайской стороне по Самарской дороге ниже Тетюш по мамне (Майне-прим. автора) реке Алтыбаевский луг, по речке по Уреню по вершине да к малому бору, а от малого бору по верхней бор и по дубровник и по Волгу реку, а по Волге по реке на низ». (16)

Из документа можно сделать вывод, что наш край в то время был богат природными дарами, обширный, недостаточно ещё освоенный. Также следует, что основные пути передвижения проходили по рекам.

Именно с Волги и пришла угроза Никольскому монастырю.

В 1606 году в России вспыхнуло крестьянское восстание под предводительством Болотникова. В наш край продвигались отряды «царевича Петра» (Илейки Муромца или И.Горчакова – беглого свияжского холопа), который выдавал себя за несуществовавшего сына царя Федора Ивановича. В его отрядах были и служилые люди, недовольные политикой московских царей Бориса Годунова, а затем Василия Шуйского. В документах говорится «о волнениях казаков, собравшихся до 4000 между Казнью и Астраханью» во время движения Илейки Муромца по Волге. (17)

Но именно здесь, под Свияжском. Илейка получил известие о гибели Лжедмитрия I, на встречу с которым он направлялся. После этого отряды казаков, по словам «Нового летописца», «поворотиша назад, многие городы и места разориша и придоша к городу к Царицыну». (18)

Осенью 1606 года весь край был охвачен восстанием. Шла борьба между сторонниками Василия Шуйского и «царевича Дмитрия Углицкого» - Лжедмитрия II. Новая волна восстания вспыхнула в 1608 году. Центром ее стала Горная сторона. В 1609 году произошло сражение под Свияжском, в котором царские войска одержали победу. Вероятно, в это тяжелое смутное время и был разорен Никольский монастырь.

Военные действия шли и в окрестностях Тетюш, немало населенных пунктов пострадало от «воровских казаков».

По рассказам старожилов, рядом с Тетюшами на берегу Волги жили раньше казаки. (19) Откуда они пришли сюда и почему остались в Тетюшах?. Можно предположить, что они остались со смутных времен, стараясь избежать наказания в своих родных местах. Не их ли предки разграбили когда-то Никольский монастырь?

Путешествуя по Волге в 1636 году, немецкий путешественник Адам Олеарий ничего не упоминает о монастыре, вероятно, его уже не существовало или его полуразрушенные остатки не были видны со стороны Волги. Но Олеарий пишет, что «3000 казаков, распределившись по разным местам, подстерегают нас; иные из них на Волге, другие на Каспийском море». (20)  Значит, опасность нападения на прибрежные города и пункты оставалась и после Смутного времени.

Кстати, Олеарий упоминает реку Чертыг, на берегу которой находились владения Спасо- Преображенского монастыря: «Она начинается в немногих сушею верстах от Камы, в качестве особого рукава, и здесь в 30-ти верстах за Камой впадает в Волгу». (21)

«Воровские казаки» оказались снова под Тетюшами  осенью 1670 года во время восстания Степана Разина. В Тетюшском уезде действовали отряды некоего Иштярек абыза, рассылавшего призывные «прелестные грамоты» к населению. Совершались нападения на Тетюши и другие населенные пункты.

Главные события происходили под Симбирском. Четыре раза пытался Разин со своим войском взять штурмом хорошо укрепленный город. 6 сентября восставшие обрушились на острог (вторую крепость в городе с восточной стороны). В царских войсках началась паника. Тогда восставшие ударили по рейтарским полкам князя Барятинского, разгромили и ворвались в город. Воевода укрылся в кремле, который осадили повстанцы. Сам же Барятинский с остатками своих полков, потеряв весь обоз, бежал к Тетюшам.

Преследовал ли его Степан Разин, пытался ли пойти на Тетюши и взять их штурмом? До сих пор в Тетюшах можно услышать от старожилов, что Разин побывал здесь, нападал на город, но взять не смог. В Тетюшах есть улица Степана Разина. Не сумев захватить Тетюши, восставшие, якобы, стали грабить окрестности, в том числе разорили Никольский монастырь.

Документов подтверждающих эти факты найти не удалось. Судя по доступной литературе, Степан Разин не имел возможности отвлечься от осады Симбирска, около которого продолжались постоянные стычки, сражения.

 Но победы Разина в тот период привлекли на его сторону многих людей: стрельцов, казаков, крестьян, народы разных национальностей. Они громили помещичьи усадьбы. Мог быть разорен и разрушен до конца и Никольский монастырь. «Воровские казаки» ничего и никого не щадили. Отряды разинцев разбрелись по округе и нападали на небольшие города.

Какое-то время князь Барятинский отсиживался в Тетюшах, ожидая помощи от царя. Автор книги «Разин Степан» А.Чапыгин полагает, что именно в Тетюшах князь продиктовал подъячему отписку царю, из которой можно сделать вывод о тяжелом положении царских войск в тот период:

«Воевода и окольничий, а твой. Великого государя, холоп, Юшка Борятинский доводит. Стоял я, холоп твой, в обозе под Синбирском, и вор Стенька Разин обоз у меня, холопа твоего, взял, и людищек, которые были в обозе. Посек, и лошади отогнал, и людишек, которые были, и те отбил, и все платьишко и запас весь побрал без остатку. Вели, государь, мне дать судно и гребцов, на чем людишек и запасишко ко мне, холопу твоему, прислать… Кругом же бунты великие завелись, государь, сколь их, и перечесть нельзя… Повели, государь… дать мне прибавошных ратных людей…» (22)

Собравшись с силами, Барятинский двинулся на Симбирск и с большим трудом разгромил восставших. Начались расправы. В этом Барятинский преуспел. Например, в Козьмодемьянске казнил 60 человек, у сотни были отрублены руки и пальцы на правой руке, 400 человек били кнутом. (23)   Подобные меры, конечно, коснулись и жителей Тетюшского края, поддержавших восставших.

Не сразу удалось царским войскам подавить восстание. О событиях под Тетюшами в ноябре 1670 года говорит  следующий документ, датированный 8 декабря 1670:

«…Казанского уезду дворцового села Чинчерина крестьяне воруют, и из того де села приходили в Тетюши, и убили приказного человека Игнатия Шапкина и иных людей, и тетюшан всяких жителей, которые к воровству не пристали, пограбили. И на тех де воров послали из Казани боярин и воевода князь Алексей Андреевич Голицын с товарищи государевых ратных людей, полковника Матвея Кровкова с салдаты, да казанского голову стрелецкого Степана Веригина с приказом». (24)

На основе изложенного выше можно сделать вывод о том, что Никольский монастырь был разорен сначала в период Смутного времени в начале XVII века. После этого его обитатели пытались восстановить  разрушенное, но после «казацкой вольницы» восстания Степана Разина осенью 1670 года  монастырь был снова разорен, сожжен и разрушен окончательно. Видимо, после этого монастырские крестьяне покинули это место в поисках более надежного поселения. По одной из версий они переселились на место современного села Монастырское.

Молились монахи во время штурма монастыря, его разорения, обращаясь к преподобным Зосиме и Савватию: « О преподобныи отцы, велицыи заступницы и скории услышателие молитв угодницы Божии и чудотворцы Зосимо и Савватие! Молиль убо вас, о преподобии: избавите ны от огня и меча, от нашествия иноплеменников и междусобия брани, от тлетворных ветров и от внезапныя смерти и от всех прилог бесовских, находящих на ны…» (25)

Не помогли, не оберегли молитвы.

5. Богородицын рынок

(Чудотворная икона)

В конце XVIII века рыбаки, случайно проплывавшие мимо берега, где находились раньше Нижние Тетюши, увидели окруженный сиянием образ. Пораженные этим явлением они объявили об этом священникам в Тетюшах. Те, пригласив с собой горожан, действительно обрели здесь икону Казанской Божьей Матери. Она прославилась местночтимыми чудесами и была перенесена в Тетюшский Троицкий собор. На месте обретения иконы выстроили часовню, и в ней поставили список с явленной иконы.

С этого времени место обретения иконы Казанской Божьей Матери на месте Нижних Тетюш стали называть Богородицыным (Богородицким) рынком.

В «Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Даля» можно прочитать: «Рынок – мыс, особенно при впадении одной реки в другую; плоский, округлый мыс. Иногда пустое место». В.Даль добавляет, что на Волге крутой мыс называют лбищем, в Сибири быком, бычком, а в воронежских краях рынком называют небольшой овраг, овражек. (26)

Месту, где расположены Нижние Тетюши, соответствуют все варианты: округлый мыс напоминает бычий лоб, место было пустынным, рядом овраги, и, учитывая существовавший рядом раньше остров напротив, Волга здесь раздваивалась, и мыс находился как бы на месте впадения одной реки в другую. К тому же, не так далеко впадает в Волгу Кама. Достаточно взглянуть на карту Татарстана или Тетюшского района чтобы заметить:  между Долгой Поляной и Урюмом самый выдающийся выступ правый берег Волги делает именно в районе Нижних Тетюш напротив Кашки. От этого мыса далее вниз Волга резко расширяется и в настоящее время в этом месте напоминает настоящее море. В этом я убедился, пройдя по берегу дальше кашкинского выступа: сблизившись, берега вдруг «разбегаются» в стороны. В узком месте, на противоположном берегу просматривается залив и перед ним остров. В прошлом, до разлива Волги он был, конечно, намного больше, и были другие острова.

После обретения иконы Богородицын рынок стал почитаемым местом у верующих Тетюшского  и соседних уездов.

По рассказам старожилов Тетюш каждое лето, обычно на Петров день 12 июля, сюда прибывало множество богомольцев Тетюшского, Спасского, Ставропольского (уезд в Самарской губернии, Ставрополь – сейчас Тольятти). Помолившись в часовне святой иконе, и вложив свою посильную лепту в поставленную здесь кружку, богомольцы в тот же день отправляются домой. Бурлаки, идущие по берегу Волги бичевой, никогда не проходят мимо этой часовни, не помолившись перед образом Казанской Божьей Матери. Для охранения часовни здесь в землянке живет летом старец, приходящий из Тетюш.

Часовня была довольно просторная с приличным иконостасом. Во время крестного хода в нее вносилась Святая икона. Здесь же рядом был устроен довольно вместительный барак для помещения на ночь престарелых и матерей с малолетними детьми. До всенощного бдения служилось множество заказных молебнов, а после них молебны продолжались до полуночи.

После молебнов богомольцы всю ночь сидели у костров с песнопениями. Были тогда на Богородицыном рынке и постоянные жители: женская община, ее обитатели проживали в пяти кельях. (27)

Во время нашего похода к Старым Тетюшам, недалеко от мыса мы увидели устроенный на берегу шалаш. С крышей, лежанкой из жердей, на которой лежали тряпки, кострищем рядом. Возможно, и сейчас приходят сюда богомольцы из дальних мест.

Икона Казанской Божьей Матери почиталась как чудотворная. Немало удивительного про нее рассказывают старожилы. Происходили чудесные исцеления, а кто совершал недоброе по отношению к иконе, того ожидало наказание. Однажды нам рассказали об охотнике, который ради озорства стрелял в икону, (это были «безбожные» двадцатые годы). Вскоре он серьезно заболел и был парализован.

Как оказалась икона около Старых Тетюш? Можно предположить, что ее вымыла вода из тайника, в который ее спрятали монахи во время разграбления монастыря

  Говорили даже, что был подземный ход от монастыря к Волге. Не в нем ли спрятали монахи святыни Никольского монастыря, и не из него ли вымыла родниковая вода икону спрятанной иконы Казанской Божьей Матери? Ключ здешний почитается, как святой. Он протекал под часовней. Святой ключ мог вынести со временем на берег Волги икону. Старожилы Тетюш  рассказывали, что раньше обветшавшую икону хозяева пускали по воде, в надежде, что ее найдут и смогут отреставрировать. В этом случае вероятнее, на наш взгляд, другой случай.

Богородицын рынок всегда почитался у богомольцев, даже после разорения монастыря, многие приходили сюда с образами, кто-то мог  оставить их на святом месте. Вода подмыла берега овражка и вынесла икону к Волге.

 Казанский краевед XIX века Степан Мельников называет икону пресвятой Девы Одигитрии, то есть Путеводительницы и относит ее по композиции к типу «Одигитрий», где младенец Христос сидит на левой руке Божьей Матери. (28) К этому же типу относится и знаменитая Смоленская икона Божьей Матери и Грузинская икона в Раифском монастыре. Нам удалось побывать в Раифском монастыре и увидеть Грузинскую икону подобную Тетюшской.

К сожалению, икона Казанской Божьей Матери пропала в советское время. Возможно, она где-то до сих пор хранится. По отрывочным сведениям она была вывезена в Астраханскую область.

Троицкий собор был разграблен в начале гражданской войны в сентябре 1918 года красноармейцами во время боев. А в начале 1930-х годов собор был закрыт.

Приходской староста А.А.Антипов рассказал мне историю закрытия храма.  В 1939 году ключи от закрытого храма были сданы в финотдел. Была расхищена вся золотая и серебряная утварь, пропали иконы, среди них и чудотворная икона Казанской Божьей Матери. В настоящее время с большим трудом находятся иконы разграбленных в 1930-е годы храмов. Удивительные истории случаются с иконами. Какие-то из них чудом сохранились, какие-то повлияли на судьбу тех людей, кто относился к ним с пренебрежением. В одном доме икону использовали как стол. Вскоре тут случился пожар. Кто берег иконы, у тех жизнь складывалась благополучно. Верующие верят в это.

30 сентября 1990 года после восстановительных работ Троицкий храм снова открыт для верующих. На его освящение прибыл архиепископ Казанский и Марийский Анастасий. В 2005 году на пожертвования прихожан была приобретена новая икона Казанской Божьей Матери в подмосковном поселке Софрино, где располагается сейчас Художественно-производственное предприятие Русской Православной Церкви.

Первоначально оно располагалось в подвалах Успенского храма Новодевичьего монастыря. В 1980 году по ходатайству Церкви было построено предприятие в Софрино. (29)

Мастера «Софрино» продолжают и развивают традиции старинного русского православного творчества. О своих впечатлениях рассказал староста А.А.Антипов: «Кругом благолепие, глаз радуется. А икону Казанской Божьей Матери, которую вы видите сейчас в нашем соборе, мы с отцом Валентином сразу приметили. Решили обратиться за поддержкой к прихожанам, помогли и предприниматели».

И все-таки остается надежда обнаружить когда-нибудь ту чудотворную икону, обретенную на месте Нижних Тетюш.

6. Ценный документ

(Рассказ Владимира Казанского)

В архиве тетюшского Троицкого собора удалось отыскать ценный документ по нашей теме. Он называется: «Краткое описание явления находящейся в тетюшском Троицком соборе иконы Казанской Божьей Матери». Описание составлено священником Владимиром Казанским. Напечатано в Казани в 1892 году. (30)

В документе содержатся интересные сведения по истории Никольского монастыря.

После завоевания Казани Иваном Грозным в местности нынешних Тетюш были посажены по царскому указу стрельцы. Из межевых писцовых книг боярина и воеводы князя Владимира Дмитриевича Долгорукого видно, что тетюшские стрельцы принимали участие при размежевании монастырских дач, пограничных с тетюшскими дачами (поместьями). Там же упоминатеся о бобыльской слободе «Взвоз», принадлежавшей тетюшскому Покровскому монастырю и расположенной приблизительно на том месте, где в настоящее время устроен почтовый по горе тракт, и где находится в настоящее время Никольская деревянная часовня, поставленная в память того, что тут некогда стоял храм во имя Святителя и Чудотворца Николая. На существование этого храма есть точное указание, сохранившееся до конца XIX века: в тетюшском Троицком соборе имеется напрестольный восьмиконечный крест с чеканною надписью: «7191 года (1683 г.) ноября в 29 день построен сей крест во граде Тетюши, в приходе во храме Святителя и Чудотворца Николая под горою». Следовательно, в это время слобода Взвоз слилась уже с Тетюшами и имела свою церковь.

Вскоре после покорения Казани упоминается в документах Никольский мужской  монастырь. Он существовал уже в 1589 году.

Но далее в исторических актах монастырь уже не упоминается, его как будто не существует.

А взамен его в тех же актах весьма часто упоминается другой монастырь – Покровский, который в 1673 году именуется новым, а в последующие годы приписанным к Спасскому монастырю.

Покровский монастырь, судя по его земельным владениям близ речки Имерли,т.е. около деревень Любимовки и Федоровки, находился выше города Тетюши; в числе вотчин тетюшского Покровского монастыря упоминается очень часто село Ильинское, которое принадлежало раньше Никольскому монастырю, так как упомянутые в грамоте земельные владения этого монастыря, близ речки Черемши принадлежали до конца XIX века селам Ильинскому и Монастырскому.

Что же сталось с монастырем, находившемся на Богородицыном рынке?

Автор «Краткого описания» ссылается на члена и сотрудника Императорского географического и археологического общества Степана Мельникова. Тот, описывая в 1859 году замечательные местности по Волге в пределах Казанской губернии, пишет о местности «Богородицына Рынка» следующее:

«В семи верстах (31) ниже г.Тетюш, на правом берегу Волги, где обрывистые горы, отодвигаясь от реки несколько к северу, оставляют на берегу ее ровные площадки, поросшие небольшим лесом, находится деревянная часовня. Народ это место называет Старыми или Нижними Тетюшами и Богородицыным Рынком. Относительно первого названия у чуваш и мордвы существует предание, что будто бы город Тетюши находился на этом месте. Но, судя по настоящему положению площадки,  едва ли можно согласиться с этим преданием: эта площадка имеет, правда, неопределенную длину вдоль берега, но поперечник ее составляет лишь несколько сажень. (32)  И с каждым годом становится все уже, потому что быстрое течение весенних вод постоянно отрывает большие глыбы земли; и вероятно в непродолжительном времени вода унесет стоящую тут часовню, и площадка эта исчезнет совсем.» (33)

Автор «Краткого описания» не совсем согласен с Мельниковым: «По поводу сего смелого заключения нужно сказать, что площадка земли, занимаемая Богородицыным Рынком действительно узка, но чтобы весенние воды много отрывали ее, этого не заметно; местность эта будто самою природою защищена выступающего далеко в реку Волгу каменною грядою, которая удерживает напор весенних вод и защищает берег Богородицына Рынка. (34)

Относительно своего времени (конец XIX века) автор «Краткого описания» прав, но что касается настоящего времени, то нужно отметить, что берега Волги меняются с каждым годом и особенно с каждой весной. Разлившаяся Волга  подмывает берега, и на ее пути не могут устоять ни деревья с мощными корнями, ни каменные глыбы. В этом я убедился на своем опыте, пробираясь к Богородицыному рынку через сваленные беспорядочно деревья, вырванные из берега с корнями, через огромные валуны, обвалившиеся с крутого берега.

Часовня, упоминаемая Мельниковым, пришла в ветхость и заменена другою, поставленною на том же месте.

Во второй половине XIX века началось возрождение монастырской жизни. Открывались новые монастыри, чаще женские. На территории Татарстана появилось пять новых женских монастырей. В Тетюшском крае тоже шло такое движение, но монастыри не успели организоваться.

В середине 1880-х годов в Тетюшском уезде возникла женская община на Богородицыном рынке – месте обретения святой иконы. К 1891 году здесь было построено пять келий,  в которых жили вдовицы и пожилые девицы, посвятившие себя служению Богу. Место это в то время называли также «пустыней». Оно располагалось на склоне крутой горы, зимой было труднодоступно, занесено снегом, а женщинам необходимо было посещать Троицкий собор в Тетюшах. Женщины занимались огородничеством, рыбной ловлей, подаянием богомольцев.

Община продолжала существовать неофициально. Только в начале ХХ века помещица деревни Любимовка княгиня Прасковья Волконская предоставила землю, более 400 десятин (около 450 гектаров), и община перебралась туда (в 15 километрах к северу). Часть тетюшских купцов выделила  средства, были предприняты усилия, и 27 октября 1903 года община была утверждена Синодом, а 9 июня 1904 года состоялось ее официальное открытие. В том же году была заложена деревянная Никольская церковь, по которой община получила свое название. Через год она была освящена. К 1914 году в общине проживало 7 монахинь и более 50 послушниц. Превратиться в монастырь помешали революционные события. Земля была национализирована советской властью и к 1919 году она прекратила свое существование. (35)

Интересные подробности об удивительной судьбе иконы Казанской Божьей Матери (Тетюшской) можно найти в «Кратком описании». История начинается в начале XIX столетия и далеко за пределами г.Тетюши.

В Ярославском женском монастыре есть особо чтимая икона Казанской Божьей Матери. В описании сего монастыря она именуется Тетюшскою; к сожалению, там ничего не сказано, почему икона названа Тетюшскою. У жителей же г.Тетюш сохранилось до нас следующее предание.

В начале  столетия, когда путешествие по Волге сопровождалось различными неудобствами и тянулось очень медленно, какой-то ярославский гражданин, проезжал из низовых городов мимо Тетюш по Волге. Дорогою у него сильно заболела  рука, которая не давала ему покоя и возможности продолжать путь, почему он принужден был остановиться под Тетюшами. Услыхав о святой иконе, он прибыл к ней и просил об исцелении. На другой же день больной почувствовал себя здоровым и в знак благодарности к Матери Божьей, за Ее чудесное исцеление руки его, спустя некоторое время возложил на образ металлическую ручку. Ручка действительно находилась на венчике иконы, она повешена была на серебряной цепочке очень древней работы. А пречистый образ Богоматери-целительницы, как передает предание, исцеленный пожелал иметь у себя и тут же через иконописца снял копию с иконы и, взяв с собою, отправился в Ярославль.

Снимок с иконы, очень может быть, переходил из рода в род в семье исцеленного. А потом уже сделался достоянием Ярославского монастыря. А может быть исцеленный, по приезде в Ярославль, желая прославить Матерь Божию, тотчас пожертвовал образ Ее в монастырь под именем Тетюшской Божьей Матери.

Эта икона, во имя которой устроен левый придел Тетюшского Троицкого собора, находился в серебряном позолоченном киоте; по левую сторону царских врат, как местная икона главного иконостаса. Она была украшена самоцветными камнями и покрыта жемчужною ризою.(36)

Местные жители почитали икону и за то, что как бы не была продолжительной засуха; но как только икону выносили в ход, почти тотчас начинался дождь, и сопровождал икону в каждом селении. Этот видимый знак благоволения Божьей Матери к поселянам и их труду весьма дорого ценился тружениками.

Икону считали спасительницей от холеры, бывшей в 1848 году. После этого жители Тетюш обратились с ходатайством построить, вместо ветхой, новую часовню.

Преосвященный Аонасий разрешил построить новую часовню, а просьбу прихожан разрешить крестный ход с иконой перенес на разрешение Святейшего Синода. В 1866 году из Казанской Духовной Консистории пришло разрешение совершать ежегодно крестный ход в 29 день июня (канун Петрова дня)  с иконою из Тетюшского собора на Богородицын рынок.

Совершался также многодневный крестный ход по селам Спасского и Тетюшского уездов. Ход продолжался до полутора месяцев с 10 мая и до 27 июня. По окончании хода икона торжественно возвращалась в Тетюши, и на другой день в сопровождении народа и духовенства с крестным ходом отправлялась на Богородицын рынок.

Это было впечатляющее шествие. Красивое и живописное местоположение Богородицына Рынка выглядело празднично. Журчали ручьи, стекавшие с гор, пели в лесу птицы. Богомольцы, не чувствуя утомления, всю ночь бодрствуют, разделившись на кружки, раскладывают костры и поют молитвы. Через Богородицын рынок протекал обильный источник воды, начинавшийся с полугоры,  и журчал, плескался своими водами, как бы принимая участие в этом торжестве. Насвистывали в лесу наверху птицы.

Люди разных сословий, званий, состояния, возраста, русские, чуваши, мордва - все объединялись, обращаясь к Заступнице края Казанского, родного края.

 Нельзя не согласиться с автором «Краткого описания» Владимиром Казанским:

«Разбойники, разграбляя и разрушая Никольский монастырь, думали уничтожить его с лица земли и память о нем и его святыне, но трудно идти против рожна: Господу Богу угодно было паки прославить сие святое место явлением на сем месте святой иконы Казанской Божьей Матери».

Добавлю, что история Никольского монастыря, память о нем важна не только православным христианам, но всем, кому дорога память об истории родного края, своей родины. И надеюсь, что на месте нахождения Никольского монастыря со временем будет восстановлена часовня. Мы в долгу перед прошлым родного края.

Примечания

1 Перетяткович Г.И. Поволжье в XVII и начале  XVIII века: Очерки колонизации края. Одесса, 1882

2 Журин Андрей Викторович. Воспоминания. Тетюши. 2001

3  Осенкова Анна Григорьевна. Воспоминания. Тетюши.2007

4 Перетяткович Г.И. Поволжье в XVII и начале  XVIII века: Очерки колонизации края. Одесса, 1882

5 Журин Андрей Викторович. Воспоминания. Тетюши. 2001

7 История Татарстана. (Научный редактор Б.Ф.Султанбеков). Казань, 2001, стр.115

8 Осенкова Анна Григорьевна. Воспоминания. Тетюши. 2007

9 Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и др. соседственных губерний, собранные Степаном Мельниковым. Т.I, Казань, 1859, стр.2210 Казань.

10. Времен связующая нить. (Девятых Л.И.,Белоглазов А.В., Илялова И.И. и др.) Казань, 2000, стр.9-10

11. Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и других соседственных губерний, собранные Степаном Мельниковым. Т.I, Казань, 1859, стр.6-7

12 Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и других соседственных губерний. Т.I, Казань, 1859, стр.5-6

13 Молитослов. Санкт-Петербург, 2004, стр.310

14 Рыбаков Н. И. Помни Соловки. Санкт-Петербург, 2005, стр.9

         15 История старой Казанской духовной академии, 1797 – 1818. (Сост.А.Благовещенский). Казань, университетская типография. 1875, стр.1

16 Писцовая книга Казанского уезда 1602-1603 годов. Издание Казанского университета. (Сост.Р.Н.Степанов). 1978, стр.67

17 Синицына К.Р.История Татарстана и татарского народа. Казань, 2000, стр.42

18 Там же, стр.42        

19 Чекмарев Василий Николавич. Воспоминания. Тетюши.1995

20 В книге Синицыной К.Р. История Татарстана и татарского народа. Казань, 2000, стр. 71

21 Там же, стр. 71

22 Чапыгин А.П. Разин Степан. Книга вторая. Тюмень, 1993, стр. 164-167

23 Синицына К.Р. История Татарстана и татарского народа. Казань, 2000, стр.60

24 Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. М., 1954, т.2, ч.1, стр. 374

25  Молитослов. Санкт-Петербург, 2004, стр.310

26  Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Том третий. Издание товарищества М.О.Волф. С.-Пб.- М., 1907, стр.1757- 1758

27  Журин Андрей Викторович. Воспоминания. Тетюши. 2001

28 Акты исторические и юридические и древние царские грамоты Казанской и других соседственных губерний собранные Степаном Мельниковым. Казань, 1859, стр.55

29 Софрино. Художественно-производственное предприятие Русской Православной Церкви. М., 2004, стр.1-2

30 Краткое описание явления иконы Казанской Божьей Матери. Казань, 1891, стр.3-4

31 По нашим данным: расстояние от Тетюш до Богородицына рынка не менее 8 километров по берегу Волги.

32 Сажень-русская мера длины, равна 2,1336 м.

33 Краткое описание. Казань, 1891, стр.6

34 Там же, стр.6

35 Есть на Волге городок. (Научный редактор А.М.Залялов), Казань, 2004, стр.75-76

36 Краткое описание явления иконы Казанской Божьй Матери. (Священник Владимир Казанский). Казань, 1891, стр.8

Юрий Мышев

Дубки Прянишные

(Рассказ)

Лавочка – бахарница

Давай посидим у двора на лавочке. Вечер пригожий, зористый. Вишь, как выяснилось. Утих, притаился до рассвета в Синих вражках ветер, а талины всё равно лопочут себе, видно, не наговорились за долгий июльский день. Жители рассадили их по закоулкам ещё в давние времена – лишнюю влагу испарять. Прежде деревни ставили на  неудобье - болотистых да овражьих местах, хорошую-то землю берегли под пашни. Жаль, всё меньше остаётся талин в деревне, уходят вслед за старожилами в далёкие края. Только над нашей избой по-прежнему шумят, держатся видно за хозяев, ни за что не желающих покидать родную Талиновку. Разве можно их бросить? Посадил я прошлой весной перед избой саженцы, лубками обвязал их тонкокожие гибкие талии от блудных овец. Дождёмся, зашелестят над лавочкой перед синими ставнями молодые озорные талинки серебристыми листьями-лодочками.

Слышал, как талины плачут перед ненастьем? Может, оттого они плачут, что печальных историй наслушались, коих немало было перебаяно на этой лавочке. Бабка моя Василиса была мастерица их рассказывать. Не говорила – пела. Даже кот Васька её заслушивался, дожидаясь вечерами хозяйку в развилке на ближней талине.

Запомнился мне с детства бабкин рассказ о моем прадеде Фёдоре и его брате Никифоре.

- Разные они были, - сказывала бабка, -  Фёдор, мой свёкор, открытым человеком был, простым. Заводила на гулянке, первый в работе. Никифор – не тот: молчаливый, задумчивый. С чудинкой. Всё мастерил какие-то безделушки из корней, глины, древесной коры. Жизнь – не налаженная, затворническая. Чего девкам мало было: волосы – смоль, глаза – небо пересохшее июльское, во взгляде – отчаянная грустинка, добрая усмешка в уголке рта.… Сгинул в пожаре в своём доме, а что да как, не ведает никто. И не курил ведь даже. Труба печная, видно, прохудилась, а крыша – то соломенная. К хозяйству не очень свычным был... В тот год как раз вернулся с империалистической  войны Фёдор, взял это позьмо, новую избу поставил, женился… Никифор был другим…  

Не сразу, но разгадал я эту запутанную историю о Никифоре. Хочешь, расскажу?

Лето отдыха не знает, но мы украдём полчасика у воробьиной ночи. Давай посидим у двора на лавочке.

Звень – колодец

Ядрёная да звонкая что хрусталь, вода в нашем колодце. И не напьюсь другою. С приятным солоноватым привкусом. Мятой и прянишным дубовым ароматом отдаёт. Губы огнём ледяным обжигает.

Колодец был вырыт ещё Никифором. Ладно обустроен - с приступочками, скамеечкой-игрушкой, двускатным навесом от дождя и снега.

Со временем сруб в негодность пришел, труха и гнилушки стали воду засорять. Боялся я к ремонту подступиться, а куда денешься? В деревне без колодца никуда. Позапрошлым летом настроился.

Плашки для сруба мы ещё с отцом загодя приготовили: по дедовским заветам дубки валили на новолуние. Заготовишь на ущербье – скоро в труху сердцевина превратится. Не довелось отцу испробовать водицы из обновлённого колодца, давняя война по пятам мчалась, настигла до времени. Помню, рассказывал он, как мечтал о глотке холодной воды из родного колодца, задыхаясь от зноя и пыли в донских степях в сорок втором. А больше о войне ничего не рассказывал, на мои расспросы только желваками нервно играл да «беломорины» одну за другой жадно тянул…

В такую знойную июльскую пору, когда вода ушла на дно, и взялся я за ремонт. Колодец крепко был сложен, звенья не разомкнуть, хоть и гниль наполовину. Пришлось повозиться. Воду вычерпывать помогал приятель мой Тиша Ерёмин. Тоже житель деревенский в сотом поколении. Изба его на Старице самая ухоженная. Хозяин.

Дошёл я до низовых звеньев, стукнул обухом топора по нижней, почерневшей, будто смоль, плашке, думал -  развалится. А она отпружинила: звень! Привет от прадеда Никифора!

Тут солнце высветило торец плашки, и я увидел на нём отпечатанный в круге дубовый рельефный листок. Думать некогда было, поддел я нечаянно топором дно, прорвалась родниковая жила – пошла бурно вода. Зачерпнул ведром остаток ила –  о дно звякнуло что-то неожиданно. Нащупал пальцами штучку металлическую, достал – оказалось, это гильза медная  от старого винтовочного патрона! Не до неё мне тогда было – еле успел надводное звено уложить, как вода стала быстро прибывать снизу. Точное место для колодца Никифор выбрал!

А об отметине на старой дубовой плашке  и о гильзе я забыл на время. Сладил колодец – успел до петровского ливня. Поставил ворот, устроил приступки, сменил скамеечку. Позвал маму воду отведать. Она оценила вкус: тот самый, ядрёный, мятой да прянишным ароматом отдаёт. Звонкая вода, что хрусталь чистый.

Косьба – маета

Косьба – маета, но и в ней есть свои радостинки. Если коса под рост, пробита тонко, если на покос прийти с утра пораньше – косить росистую траву одно удовольствие.

В то лето я выкашивал полянки меж Прянишных Дубков. Прихожу поутру, а на моём месте машет косой дядя Фима, Ефим Тишин. Его ещё Филином в деревне зовут. Невысокий, крепенький старичок. Острый нос крючком, глаза зеленоватые. Сторожем всё работал, колхозный сад охранял, пока тот не разорили в перестроечные времена. Ночью-то он не спал, зато днём залезай, кто хочешь - Филин безмятежно в шалаше отсыпался. А так – мужик дотошный, всегда первым лучшие покосы успевал в Дубках до Троицы занимать.

- Долго спишь, - поддел он меня, – зачурал я место. Да ладно, и тебе хватит, трава нонче в полный рост вымахала. Тем летом я в лугах Романских косил, а в этот год там одна трень-брень – северные ветра сильно сквозят, а дождей хороших не было.

Так и маялся я с ним. Он то к косе моей придирался: «Давай косьё поправлю, не в рост тебе», то к моей манере косить: «Прижимай пятку-то, а носок к себе тяни, пусть коса сама идёт, отпускай её!», а увидев, как я, наткнувшись в траве на перепелиное гнездо с тремя бело-голубоватыми в чёрную крапинку яичками, взял его и понёс вместе с яичками осторожно ближе к Дубкам на отаву, заверещал:

- Жалливый ты больно, на манер своего прадеда Фёдора Верхнева. Тебя в честь его Фёдькой-то обозвали? А внешностью ты больше на его брата Никифора похож. Знал я его немного, с чудинкой был мужик. В последние годы обходчиком работал.

- Обходчиком? – удивился я.

-Да. За Дубками этими присматривал. Он и прозвал их Прянишными. Мой батя - кузнец  ему топорик–отметчик выковал с дубовым листом в круге на обухе для клеймения дубков. Подлежащих спиливанию. Строгим был Никифор, зазря дубки не позволял никому валить…  Сказывали, невеста от него перед свадьбой к другому сбежала, а другой он не нашёл. Так и не женился…

Я слушал Филина, замерев на месте: что ещё он знает? Но он вдруг замолчал. Вспомнил я, конечно, и отметину в колодце и старую гильзу. Прояснилось кое-что.

- А у кого в деревне тогда была винтовка? – спросил я.

Он недоумённо пожал плечами.

К вечеру нахлестал нас с дядь Фимой ливень. Пришлось в тот раз с сеном повозиться, на поветях досушивали. А укладывали на сельницу – аромат прянишный под крышей стелился. Запах сена ни с чем не сравнить.

Косьба – маета. Но и в ней есть свои радостинки.

Мазанка – выручальница

Она б ещё сто лет простояла, если бы косые дожди не подмыли фундамент со стороны заулка.

В хозяйстве как: пока одно налаживаешь, другое ветшает. Поначалу я вовсе хотел разобрать мазанку. На что она? Вовремя одумался. В ней, что хочешь летом, храни без забот: молоко, квас, студень. Душными ночами привольно спать в прохладе, на дощатой лежанке накрытой пуховой периной с прабабушкиных времён. Пол в мазанке земляной, немного углубленный. Место низинное, подболоченное, холодком от пола веет – в июльский знойный полдень как на лёд босиком ступишь. Сложена мазанка из больших сырцовых кирпичей, слепленных из смеси глины с резаной соломой и мякиной.

Разбирал я мазанку аккуратно, приглядывался к манере прадеда. В зазор между кирпичами лезвие ножа не просунешь, сложены на перехлёст, угловые кирпичи брусками дубовыми скреплены, а под углами в фундаменте для крепости уложены огромные плоские камни.

Один из кирпичей, обильно пропитанный дождями, рассыпался у меня в руках. Я обратил внимание на засохший букет ромашек, зажатый в большем куске. Случайно ли попали цветы в раствор?

Сел я перекурить, и догадка тогда в голове мелькнула: это же подсказка прадеда Никифора, где глину брать для ремонта. В Ромашковом вражке! Там самая подходящая глина,- вот почему наша мазанка самая долголетняя в деревне.

Ещё больший сюрприз ждал меня, когда я принялся с наружной стороны новую канаву под фундамент рыть. Наткнулся на толстый слой золы и чёрные куски угля! Следы большого пожара. Ясно, что именно там стояла изба Никифора. Среди золы попадались скорлупки от лесных орехов, засохшие рябиновые бусинки, коричневые листья с обгоревшими краями - пожар, похоже, случился в начале осени.

Но главной находкой оказался закопчённый расплавленный наполовину мундштук. Я и не сразу сообразил, что это такое. Костяной, обхваченный медными колечками. Никифор никогда не курил,  это чужой мундштук и, значит, был поджог избы! Вот так дела! Разве узнаешь теперь, кто это натворил?

Устроил я мазанку. Далеко до Ромашкового вражка, но куда деваться, навозил на тележке нужной глины. Двери двойные приладил – внешнюю железом оббил по старинке -  чтобы летом меньше тепла проникало, а зимой - холода. Потолок и стены внутри глиной жирно промазал. Заменил внутри полочки и скамейки. Новую лежанку на манер прадедовской смастерил.

Как-то после косьбы зашёл в обновлённую мазанку кваску прохладного хлебнуть да подремать перед пригоном, а на меня из полутьмы жаба уставилась жёлтыми в пятнышках зенками. Отпрянул я поначалу, а потом вспомнил: в старой мазанке у нас раньше тоже жаба обитала. В плохой она жить не станет. Раз в новую прискакала  - значит, признала. Пусть мазанка ещё сто лет стоит.

Лад – корень

У нас за сараем берёзка растёт, видел, наверно? Не на месте озорница красуется. Пробовал я избавиться от неё. Спилишь – через год на том же месте другая вырастает, стройнее прежней. Корень видно ладный.

В начале этого лета надо было мне подгнившие столбы под сараем заменить. Решил я корень ослушницы берёзки снизу подрубить, вывести окончательно. Тяпнул топором под самый низ – скрежет глухой металлический раздался. Выкопал покрытую копотью железную шкатулку, а в ней – пригоршня бус янтарных, выточенных  в виде разных древесных листочков. К тому времени я приучен был к диковинным находкам, быстро сообразил, что это безделушки Никифора. Но как они попали под берёзку?

За новыми столбами обратился я к лесничему – стрелком у нас зовут эту хлопотную должность - Тихону Ерёмину. Выделил он лишние начавшие сохнуть деревья в Прянишных Дубках. В детстве мы с Тихоном были приятелями, в одном классе учились, потому и вызвался он помочь мне не только спилить дубки, но и разделать их и даже на место привезти на подводе.

Сели перекурить. Не удержался я, рассказал ему про находку под берёзой. Его маленькие глазки вдруг расширились, огнём загорелись:

-А ну-ка покажи!

Глянул он на янтарные листочки, обомлел:

- Как настоящие! У нас дома в бабушкиной шкатулке такие же хранятся! Только там дубовые и берёзовые листики. А тут смотрю: липовые, кленовые, вязовые…Чудеса!

Стал я выпытывать у Тихона про его бабушку.

- Да не помню её почти, маленький был, когда её не стало, - отмахнулся, было, он, но мало–помалу разговорился. – Звали её Елей по-старинному, Еленой значит на нынешний манер. Прадед мой Еремей, по рассказам увел её у кого-то из деревенских парней перед самой свадьбой. Немудрено, Еремей богато жил. Местный помещик его управляющим поставил. Ловчил маленько мой прадед. Лес самовольно с братьями пилил и куда-то по реке сплавлял. Лес – у нас семейное. Натворил он что-то нехорошее, сбежал из деревни, семью бросил. Сгинул где-то на стороне. Еля осталась с оравой детей и огромным хозяйством. Так и прожила одна. Бабка мне сказывала, что Еремей с Елей плохо ладили – украденным было счастье-то. Не сложилось. Вот и вся история.

-А у вас не было раньше какой-нибудь винтовки? – спросил я осторожно.

- Валяется где-то на подоловке. Да что толку - затвор куда-то делся, ствол проржавел ствол, приклад разбит … Погоди-ка, - вдруг дошло до Тихона, - а не твой ли прадед подарил бусы янтарные моей прабабушке?..

Я перевёл разговор на другую тему. Не хотелось тот разговор с Тихоном продолжать.

А от своей затеи выкорчевать корень берёзы я отказался. Пусть красуется и дальше, красавица форсистая.

Ночь – сорва

…Хмурой сентябрьской ночью в заднее окно избы громко постучали.

Проснулся Никифор, в тревоге, но без боязни вышел на крыльцо: постучали со двора, значит, свой кто-то пришёл.

-Долго ещё будешь ерепениться, Верхнев? – донеслось из темноты.

-Еремей, ты, что ли? Чего надо в такую непору?

-А не догадываешься? Ты доложил в управу, что мы с братьями лес незаконно будто бы рубим и сбываем? В тюрьму меня удумал засадить? За Елю не можешь простить?

- Она ни при чём тут, дело прошлое, - с трудом сдержал негодование Никифор. -  Сколько вас предупреждал: не трожьте  дубки, внукам ещё сгодятся. Чай, не последние в Талиновке живём. Дубки-то хлопотно вырастить, молоденькие и от жары и от холода могут пропасть, и ветра, и тени боятся. Даже в траве засохнут, ежели не прополешь вовремя посадки. А вы прянишные пилите. Не дело это!

-Не дело, говоришь… - произнёс зловеще Еремей, попыхивая дымом самокрутки, вставленной в дорогой мундштук. – Мы же тебя не раз предупреждали…

-Не застращаешь ты меня, Еремей. Ступай со двора по добру, да поразмысли крепко над моими словами…

Из темноты вдруг раздался резкий сухой щелчок, и яркая вспышка высветила на мгновение бледное лицо Никифора. Он стал медленно оседать, схватившись рукой за живот.

-Выбрось гильзу в колодец! – приказал Еремей брату. – Надо следы заметать.

Бросил нервно мундштук с дымящейся самокруткой на соломенную крышу:

-Уходим!..

Никифор был ещё жив. Померещилась ему вдруг в темноте красивое манящее лицо Ели. Она все-таки осталась с ним, ведь для неё он поставил свою просторную избу с парадным теремковым крылечком. Мазанку сладил да колодец устроил. Всё под рукой – живи да радуйся… Только что-то печальное у неё лицо. Ах, да, он же обещал своей Еле на свадьбу вырезать из янтаря прибалтийского бусы в виде листочков всех деревьев, что растут в их родном крае. Он закончил уже работу, только в огне сейчас пропадут украшения… Никифор рванулся в избу, прикрывая рукой рану в животе, нашёл в дыму на ощупь шкатулку с бусами, поспешил наружу. Видение Ели исчезло. Надо успеть спрятать бусы…

 Он доковылял с трудом до берёзки за сараем, где когда-то они с Елей шептались… Только бы сил хватило закопать поглубже шкатулку, пожар уже вовсю занимался…

Такой мне видится та хмурая сентябрьская ночь.

Рань – золотинка

Хочешь полюбоваться на Прянишные Дубки? Тогда пойдём к ним перед рассветом. Заодно грибные места проверим. Третьего дня дождь хороший прошёл, наверняка грузди появились.

В предутреннем сумраке выпорхнет из Синих вражков, будто напуганный нашим приходом, ветер, пахнущий таволгой и рогозом, обдаст прохладной волной и, пригнув низко переросшую траву по обочинам, взъерошит озорно  зубчатые края Дубковых крон. Затрепещет беспорядочно листва, охваченная первой предрассветной дрожью.

Разбуженный неожиданным шумом, выскочит на дорогу сонный зайчишка, непонимающе поведёт по сторонам ушами, замрёт вдруг, увидев идущих к Дубкам людей, и шмыгнёт испуганно в высокую траву.

Мы подойдём к Дубкам в момент, когда вспыхнет на горизонте первый луч солнца, искрящийся золотинками, и, пронзив сиреневое, дымчатое пространство, разбрызгает их по кудрявым верхушкам деревьев. Перезвон этих сверкающих бусинок сольётся с отрывистой трелью зарянки наверху, спрятавшейся где-то в тёмно-зелёных густых кронах.

Погаснут искринки, и всхлипнет в траве жалобно перепёлка, сожалея, что снова проспала мимолетную рассветную красоту. И тогда ты заметишь среди сверкающих бриллиантиков – росинок прямо у себя под ногами поддубовика, давно дожидающегося твоего внимания. Он и, правда, хорош, белый крепкий толстоножек. А на пригорке поспела земляника-заманиха. Не оторваться.

Пойдём к Дубкам Прянишным перед рассветом.

Лето на озере Лань

Рассказ

Встреча

На озеро Лань надо приходить одному. Июльским вечером: тихим, чистым, розовым.

Густая влажная синь медленно-медленно выливается из переполненных - скленных овражков и гасит постепенно огненный закат, оставляя после него лишь чёрные неподвижные силуэты сосен на дальнем берегу.

Охваченное лёгкой дрожью затихает озеро, погружается в вечернюю, тревожную таинственность.

Мы снова встретились с тобою, Лань. Мне нет ничего дороже этой незатейливой мелодии неугомонного ветерка, гулких вскриков стремительных чаек, дразнящих всхлипов невидимки-перепёлки в высокой густой траве под пологом акациевой рощи.

Замру, наберусь терпения, и дождусь нежной, переливчатой песенки пугливой красавицы иволги в густой кроне развесистой липы. А как стихнут волшебные звуки невидимой флейты, окунусь в парную воду озера, прогретую за день до дна. Рассыплется испуганно стайка золотистых карасиков, притаившихся было на дне  в гуще остролистых водорослей. Проплыву под водой, как в детстве, сколько смогу, пока из самой глуби не вырвется вдруг ледяная струя родника и не вытолкнет наверх, в спасительное теплое облако.

Надо мной совсем низко - кажется рукой достать, - повисли первые звёзды. Они ли перезваниваются или зарянки в роще, словно хрустальные колокольчики?

Выберусь из воды на другом берегу и пройдусь по сосновой аллее пропитанной густым ароматом смолы. Маленькое волшебство: высокие стволы сосен вблизи кажутся огромными свечами, которые сияют оранжевыми огоньками, вспыхнувшими от огромного пламени вечерней зари.

По колючей хвойной подстилке выйду к окраине аллеи. На тропинку к озеру луна успела выплеснуть мерцающие жемчужинки. Кажется - сделай шаг и они зазвенькают дружно, нарушая хрупкую вечернюю тишь.

Постою в тени деревьев. Не вспугнуть бы тебя, Лань. Не вспугнуть бы.

Легенда

Когда-то в давние времена на месте Лани стоял дремучий лес. Всякое дикое зверьё водилось в нем: волки, медведи, даже рыси. Хозяйничал здесь злой колдун-оборотень, мог обратиться не только в любого зверя, но и в дерево, пень, камень.

Пролетали как-то над этим краем дикие гуси. Упала с крыла  самой красивой птицы росинка серебряная в овражец. Забил на его дне родник хрустальной чистоты. Стала прибывать водица – образовалось, небольшое поначалу, озерцо.

Летними лунными  ночами появлялась  на его берегу пугливая дикая лань. Выпьет в полночь той водицы, обратится в девицу ясноглазую с длинной чёрной косой. Слезы застилали её ясные голубые глаза. Грустила, печалилась девица, грустили, печалились вместе с ней  птицы и звери, затихал ветер, только нежно ласкал её шелковистые волосы. А перед рассветом с первыми всплесками зорьки снова в лань превращалась и исчезала в лесной чаще.

Заколдовал ту девицу злой колдун-чародей, хозяин здешних мест. Была она княжеской дочерью, и захотел оборотень в жёны её взять - поражён был девичьей  красотой. Отказалась она от такого счастья. Тогда  он ветром  чёрным налетел на княжеский терем и унёс красавицу в глухой лес. В лань её превратил. И поставил условие: будет ланью, пока  не согласится  стать его женой. Позволялось ей только в летнюю ночь принимать облик девицы, выпив воды из озерца.

И вот как-то объявился в здешних краях лихой разбойник. Благородный заступник бедных и обиженных. От царских властей скрывался. Бежал из самой Сибири, с каторги. Облюбовал этот глухой край. Питался плодами, ягодами, грибами, травами, ловил рыбу самодельной сетью, стрелял из лука дичь.

Однажды в лунную ночь встретил на берегу озерца дикую лань. Схватил лук, прицелился да засмотрелся, уж больно красавицей была лань, жалко было стрелять. А тем временем лань опустилась на колени и хлебнула жадно живительной водицы… и перед изумленным взором благородного разбойника предстала девица неописуемой красоты.

Полюбил её разбойник с первого взгляда. Вызвал на поединок колдуна и победил его. Но не смог он расколдовать девицу. Боялась та разбойника и перестала появляться у озерца. Тогда он начал разыскивать её. Много дней и ночей мыкался по лесам и оврагам, в кровь ободрал руки и ноги. Только в конце лета, когда листва стала бледнеть и менять цвет, на одной        дальней поляне увидел он лань, подбиравшую в траве лесные дикие яблочки. Встал перед ней на колени: «Не бойся меня, я помогу тебе!»

За время скитаний разбойник узнал тайну родника. То ли ветер нашептал, то ли птицы напели. Привел он лань к озерцу и напоил из пригоршни водицей. Превратилась лань уже безвозвратно в девицу. Благодарила избавителя, в ножки кланялась. Потом согласилась стать его женой. Жили они в шалаше на берегу озерца счастливо. А осенью поздней, когда листва на деревьях поредела, и стало сильно холодать, залетела сюда стая диких гусей. Захотели и молодые улететь с ними в тёплые края. В полночь напоили друг друга с ладоней родниковой водицей, превратились в прекрасных белоснежных птиц и улетели с гусиной стаей.

Много лет минуло, но до сей поры, каждую осень залетают сюда перелётные птицы. Покружат над озером, напьются живительной воды из него и с печальными кличами летят дальше.

А озеро - оно со временем накопилось и стало большим,- местные жители прозвали Ланью. И родник чудесный сохранился. Нет нигде воды прозрачнее и вкуснее. Нет нигде на свете другой прозрачнее и  вкуснее.

Сенокос

- Раньше Троицына дня в бывалошные времена не начинали косить. Дед наш Илья выжидал, пока не начнёт трава на Лани под утренней зорькой звенеть и серебринками переливаться, вот тогда самое время: косу на плечо! Нынче всё по-другому…

Володя грустно разводит руками, закуривает простую «приму». Ему за пятьдесят. Поредевшая выцветшая шевелюра. Васильковые глаза с открытым, почти детским взглядом, в глубине которого спрятана мудрая лукавинка: «Смысл жизни в её простоте». Тёмное загорелое лицо – всю зиму на ветру, всё лето под солнцем.

- Бабушка говорила на деда я, будто бы, похож и обликом, и домовитостью, чем несказанно гордилась. Не знаю, но дедушкины заветы, чтить стараюсь.

Не захотел Володя из родного села никуда уезжать, даже на уговоры невесты своей бывшей не поддался. «Мне без хлопот деревенских не прожить». Оттого и не женился до сей поры. А сенокос его любимое занятие летом.

- Как бывало? Косы дед Илья загодя налаживал. Втыкал в соломенную крышу под застреху. Лезвия ржавели, тоньше становились, пробивать было легче. Под «бабку» использовал старый паровозный клапан, вбитый в вязовый пень. В молодости дед помощником машиниста подрабатывал на железнодорожной станции, там и приглядел стальной клапан. И ему, и отцу служил и мне верно служит, вот только ножка нынче треснула. Где другой взять? Была у деда и литовка про запас - незаменима для грубой травы, репейника, бастыльника. Или при косьбе на засеке, где поросль осиновая да сучья сухие в траве попадаются.

К сенокосу дед  готовился как к празднику престольному. Накану баньку топил. Раскочегаривал до треска в брёвнах. Любил это дело. Доставал с подоловки майский берёзовый веник, на голову надевал старый малахай – он у него наготове в предбанке на гвозде висел, на руки рукавицы и - в пекло. Исхлёстывал себя до изнеможения. Банька по-чёрному топилась, на полу у двери не выдержишь больше пяти минут, а он на полке! Остывал малость в предбанке, хватал холодного кислого кваску из кувшина и назад.

Наутро Илья облачался в рубаху просторную, чтобы к потному телу во время косьбы не липла, на ноги надевал шерстяные носки от змей. Брусок  на пояс под рубаху прилаживал, в холщовой сумке молоток, сухой клинышек про запас, кисет с доморощенной махоркой, в кармане молодые яблочки с кислушки, чтобы меньше пить хотелось. Приходил с Лани – обязательно косу убирал в траву за колодцем: там влажно, клинья не пересохнут, не ослабнут. Потом в мазанку заходил хлебнуть прохладного кваса… Теперь всё по-другому…

Володя втыкает косьё в землю, пучком травы очищает лезвие:

-Перекур. Как у тебя коса, поёт? Должна петь. Дедом ещё вырезана из клёна, как скрипка. Должна петь…- Он приставляет косу к стволу одинокого вязка.

Трава на Лани нынешним дождливым летом выросла, коси - не хочу. Вжик! И катятся под ноги золотые короньчики душицы, кланяются смиренно до земли пышные сиреневые султанчики шалфея, фиолетовые шляпки луговой герани, алые шапочки клевера…

-Трава – калач! - говорит Володя.- Как раз для нашей Белянки- беглянки. Она у нас интеллигентка – изоблюдница, трень-брень всякую кушать не станет.

 Вжик! И расстилаются мозаичными ковриками по стерне колокольчики, гвоздички, незабудки, анютины глазки… Вжик! И угодишь носком в муравейник. Жаль мурашей, и так работёнки у них невпроворот влажным летом, но как разглядеть их домики в высокой траве? А то разворошишь нечаянно гнездо земляных ос под кустом шиповника. Тогда берегись!

-Отбегай подальше! – кричит Володя,- они далеко от гнезда не улетают. Их только лисы не боятся, даже лакомятся ими.

Но главная опасность Лани – медянки, так называют в здешних местах гадюк обыкновенных.

- Живут они в мышиных норах,– объясняет Володя. – Хорошо устроились: и жильё готово, и еда под носом. Там и зимуют, свернувшись в клубок по несколько штук. В жаркую погоду таятся в сырых низинах, под старыми пнями, заползают под плотные пласты скошенной травы. Придёшь, сено ворочать, приподнимешь двузубыми бянками ворох – черная молния сверкнёт, оторопь берет! Любят по утрам на солнышке погреться. Бывает, устроишься на пласту перекурить, глядь – рядом медянка разлеглась, млеет. А как-то привезли сено, стали на сельницу подавать. Швырнул я навильник, а из него змея полетела, чуть не за шиворот… Да ты не бойся, так-то они безобидные твари,  никогда первыми не нападут. Смотри под ноги и не трогай их зря. К тому же и на них управа есть. Видел, как вечерами кружат над Ланью темнокрылые орланы? То-то. Может и название озера от татарского слова «елан» - «змея» произошло? Не больно-то я верю всяким легендам.

Володя тревожно поглядывает на небо: «Замолаживает. Не ливануло бы, намочит траву. Хотя и дед, и отец говорили: что за сено, если под дождём не побывало? И ещё говорили: не то сено, что в лугах, а то, что в стогах. Верно.

В февральскую стужу залезешь на сельницу, встряхнешь охапку сена – окатит тебя душистая земляничная волна, перенесёт на июльскую Лань. Не надышаться тем ароматом. Ни за что не надышаться.

Тайна

На дальней окраине озера за сосновой рощей прежде располагалась пасека – пчельник по-здешнему. От неё теперь  остались только упавшая вкось в высокую переросшую крапиву деревянная изгородь, омшаник, заросший лопухами и пустырником да полуразвалившаяся избушка с застывшим чёрным взглядом одинокого окна.

Хозяином пасеки был дядя Гриша Родин. Настоящим хозяином: и дневал, и ночевал здесь. Ульи – игрушки, один другого краше, каждый с особинкой. В изгороди ни одной лазейки, - деревенскими мальчишками не раз проверено. Траву вокруг пасеки никому не позволял косить, разноцвет для пчел берёг. В ульях копошился без дымаря и сетки. Нам казалось, что он мог пчёл заговаривать. Мимо пасеки в его отсутствие не пройти было, пчёлы рьяно охраняли свои владения. Собаки и те боялись рядом пробегать. Возвращался хозяин – пчёлы успокаивались. Ни одна не кусала гостя, пока он находился в компании дяди Гриши. И хоть строгим  и мрачным на вид был пасечник, но без угощения с пасеки никого не отпускал, даже мальчишек залезавших на неё из хулиганства.

В овражке, рядом с пасекой дяди Гриша обустроил родник. Дно камешками выложил, колодечек смастерил, по бокам тропинки перила из липовых слег пристроил. Над родником навес сделал. На скамеечке был припасён ковшик самодельный деревянный. Вода в роднике хрустальная, звонкая, ледяным холодом в июльский зной обжигала. Ходили разговоры, будто бы это тот самый родник из легенды, с живительной, чудесной водой.

Был у меня в детстве дружок Митя. Бездомовый, вечно ходил растрёпанный, испачканный, всё лето босиком бегал – по стеклу не боялся пройти,- все сады и огороды были его, не раз и дядя Гриша его на пасеке ловил. Крапивой угощал вдоволь. Пчёлы его личным врагом своим считали, гоняли до самой деревни, жалили беспощадно. Ничего не помогало.

Однажды Митя предложил:

-Давай проверим, может правда вода в роднике волшебная?

Как я поддался на его уговоры? Да от него и не отвязаться было.

Пришли мы в полночь к роднику. Выпили воды.

-Сейчас над Ланью полетаем, - размечтался Митя.

 Стали  мы ждать. Сквозь сизый туман вдруг вижу: вместо Мити гусь  крыльями хлопает, только не дикий, а домашний. Хлопает отчаянно крыльями. А взлететь не может. Слышу голос Митин:

- Наверно воды мало выпил…

Дошло тут до меня, что задремал я. И Митя тоже. Стал я будить его. Он огрызнулся спросонья:

-Не понимаю, говори по-птичьи! – видно тоже во сне в гуся оборотился.

И после этого Митя не успокоился:

-Надо обследовать Старое озеро.

На берегах Старого, давно заилившего озера, отделяющего Лань от леса, сумрачно даже в самый яркий полдень. А придёшь к нему вечером – будто в страшную сказку попадаешь. Для зачина каркает гортанно с вершины сухого сучклявого дуба коршун. Собирается на его зов всякая ночная нечисть. Это на рассвете, когда сквозь непроходимые заросли ивняка прорвутся сюда лучи солнца, острозубые кривляющиеся чудища, заросшие ядовитым зелёным мхом, превратятся снова в безобидные коряги, корни, сучья; многорукий великан снова станет обычным вязом. Попрячутся в дупла летучие мыши, коршун покорно замолкнет, разлетятся совы, а лягушки будут не реветь зловеще, а притворно весело, как ни в чем не бывало, наквакивать. Это на рассвете спасительном. Дождись его…

По слухам дальний берег Старого озера, куда не просто добраться, - это последний осколок владений колдуна-оборотня из легенды. Там находится главное логовище змей, которыми он повелевает. Я бы никогда не решился побывать там, несмотря на Митькины поддёвки: «Боишься, что ли?»,- если бы мы не наткнулись случайно на полузатопленную лодку под кустами ивняка на Старом озере. Когда мы очищали её от ила, чтобы вытащить на берег, обнаружили на ее дне всякие ржавые железяки.

-Вот та цепь похожа на кандалы каторжника,- осенило Митю.- А ты не верил…

 Я не стал разуверять дружка – уж очень глаза его сияли в тот момент, - но такую цепь я видел на дверях омшаника на пасеке у дяди Гриши.

С трудом, но мы добрались всё-таки на лодке до дальнего берега Старого озера. Оказалось, что берег был обитаем. Там стоял шалаш, перед которым чернел круг от кострища. От шалаша уходила в заросли камыша тропинка. Там послышался шорох. Мы залегли под кустами орешника и притихли. Скоро на тропинке показалась девочка в синем джинсовом костюме. В руках бережно несла кувшин с водой.

-Она…- прошептал Митя.- Черноволосая, глаза диковатые, походка как у дикой лани.

Девочка прошла мимо шалаша и исчезла в лесу. Мы осторожно последовали за ней. Тропинка неожиданно вывела нас к пасеке. Тут я сообразил:

- Это же внучка дяди Гриши, Алёна. Она к нему ещё позапрошлым летом в гости приезжала из города.

-Надо же, как изменилась, - разочарованно протянул Митя. – Совсем взрослой стала.

После той встречи я забыл на какое-то время об Алёне. Но вот однажды повстречал её  случайно в сосновой роще.

-Что это за гриб?- спросила она меня, будто мы сто лет были до того знакомы. – Сломала шляпку, а из нее красный сок  брызнул.

-Рыжик. Их здесь много.

Потом вдруг ветер налетел и начался ливень. Мы спрятались под развесистым деревом. Впервые в жизни я пожалел, что ливень быстро прошёл.

-Ой, смотри какая радуга, а там вторая! Они  опускаются в родник на Старом озере. Ты знаешь его тайну? Водой из него мой дед вылечился, когда вернулся с войны раненым и больным. Такая прозрачная вода, как осенний воздух. Таволгой пахнет летом, а весной ландышами. Вода помогает только тому, кто сам найдет родник без подсказки. Так дедушка говорит. Поэтому никому о нем не рассказывает. Осенью сюда опускаются перелётные птицы. Раньше дед охотился на них, была у него лодка, но озеро заилило со временем, да и птиц ему жалко было. А вдруг и, правда, люди могут в птиц превращаться?..

Я нашел потом тот родник. Вода в нём искрилась вечерами, будто на дне его лунные осколки рассыпаны. Так искрились ещё глаза у Алёны.

Я разгадал твою главную тайну, Лань. Разгадал.

Рыбалка

Встрепенулась Лань – прошуршала, встревожено по колючим тропинкам акациевой рощи, потренькала испуганно в зарослях орешника, всхлипнула опасливо в заводи под ивовыми кустами и через минуту снова притихла, не желая избавляться от сладкой предутренней дрёмы. Только слышался шелест родников, от которых  на поверхности озера расходились кругами едва заметные волны.

Венера в сиреневой дымке сияла ярче луны, ощущая себя королевой дремавшего ещё призрачного мира. Солнце прилипло к горизонту, не торопясь раскаляться, и снисходительно  взирало на легкомысленную самоуверенную красавицу.

Торжественность рассвета вдруг нарушил резкий всплеск дёрнувшегося поплавка. Начался бешеный клёв. Караси с жадностью хватали насадку – успевай только подсекать. Попадались и осторожные карпы.

Через час, когда уже заметно стало марить, всё разом стихло. Рыба ушла на глубину к холодным родникам или рассеялась по камышовым зарослям. Надо было менять место.

-Сегодня клёва больше не будет…

Я оглянулся. На берегу за спиной стоял рыбак с собранными снастями в одной руке, с ведром в другой.

-Жарким обещает день. Чайки улетели с озера, ни одного облачка. Теперь рыба надолго притаится в водорослях. Ого, сколько у тебя золотистых! На что ловишь? Мякиш с сыром? Неплохо. На комара пробовал? Насаживаешь сразу трех и у поверхности держишь. Хватает зверски карась!

Мне показался знакомым голос рыбака. Я присмотрелся к нему. Так и есть: Митька! Поседевшие волосы, тёмное лицо в морщинах, нервная улыбка, похожая больше на усмешку…

- Что не узнал? Я тебя тоже не сразу. Сколько лет прошло, жизнь не помолодила нас.- Тот же упрямый подбородок, ямочки на щеках, тот же озорной, вспыхнувший на мгновенье, огонёк во взгляде… - Мелочи полно развелось, всю насадку пожирают, нормальная рыба подплыть не успевает. Птицы, что ли, занесли? Окуней бы сюда. Помнишь, как мы с Мохового болота сюда таскали в стеклянных банках карпов? Вот развелись. Я вчера «морду» на глубину закинул, утром потянул – за что-то зацепилась. Похоже, кто-то крупный попался, надо вечером «кошку» захватить.

Он присел рядом. Задымил самокруткой:

- Табак, пересохший на чердаке нашёл, бабка им крыс отпугивала. Мне сгодился. Как ты? А помнишь Алёну? Я ведь после школы за ней в город поехал. Даже в институт тот же поступил, финансово-экономический. Несколько раз встречались, но не заинтересовал её. На втором курсе замуж вышла за городского. Я бросил институт, в армию ушел.

Служить попал в Сибирь, в Читинскую область, на самую границу. Часто по службе бывал в Чите. Однажды попал случайно в театр драмы - надо было где-то время убить. Соседкой моей оказалась девушка  удивительно похожая на Алёну, глаза, улыбка, жесты. Познакомились. Звали её Катей. После спектакля согласилась прогуляться по вечернему городу. В общем, запала та встреча мне в душу. Стали переписываться с ней. А после дембеля приехал к ней. Много гуляли по городу. Однажды зашли в церковь Михаила Архангела. Церковь необычная, бревенчатая, со времён декабристов сохранилась. Катя рассказала потом, что в этой церкви венчались её прадедушка с прабабушкой. Удивительно, но её прадедушка родом был из наших краёв. Да-да. Разбойничал в царские времена. Богатых грабил, в лесах скрывался. Завелась у него в одной деревеньке зазнобушка. Изредка он к ней наведывался. На этом его и поймали. Засаду устроили, дождались его прихода. В Сибирь на каторгу сослали. Потом на поселении под Читой познакомился  с Катиной прабабушкой. Там они и прожили вместе всю жизнь. Так-то. Почти всё, как в той легнде.

Я обещал Кате вернуться за ней, а сам отправился домой. Надо было заработать денег. Мать на свои сбережения, и дядя помогли купить мне квартиру в городе. Я мечтал о том, как мы будем жить в ней с Катей. Время было сумбурное, девяностые годы. Ввязался я в одно сомнительное дело, сулившее немалые деньги. Прогорел. Надо было выплачивать долги. Пришлось продать  квартиру. Остался ни с чем. Потом мать заболела. Ухаживал за ней два года. Похоронил. Все эти годы Катя по ночам снилась. Писал ёй, но ответа не получил. Может, переехала куда. Денег так и не заработал, вот махорку с чердака курю. – Митя на какое-то время забыл о самокрутке, теперь вдруг нервно стал глубоко затягиваться ядовитым дымом.

- Часто вспоминаю наше детство. Помнишь, мы с тобой однажды наперегонки плыли к дальнему заливчику? Через камыши, обдирая руки, царапая лицо. Забираемся на высокую липу, которая прямо в воде росла, на самую верхушку. Ты раздумываешь: прыгать или нет, высоко всё-таки, и дно не проверено. А я без раздумий  прыгаю вниз – на том берегу стоит Алёна и наблюдает за нами. Взмахиваю руками, едва не задев пальцами пролетавшую мимо чайку. Перед нырком успеваю  увидеть промелькнувшую стрекозу над белыми облачками, а за ними бездонное, голубое-голубое небо. Через мгновенье оно разлетится вдребезги. Но до этого будет полёт над Ланью и восхищённый взгляд с того берега. Наверно по-настоящему живёшь только в детстве…

Митя вдруг замолчал, улыбнулся, и лицо его на мгновенье осветилось по-детски от ямочек на щеках.

- Ладно, пора мне, заговорил я тебя. Надо будет завтра придти, «морду» вытащить. Там что-то крупное попалось…

Он резко поднялся и, не попрощавшись, пошёл своей размашистой покачивающейся походкой вдоль акациевой рощи.

Мы больше не встретились с Митей. Вскоре он уехал куда-то из села.

Я так и не узнал, что там попалось в его «морду», зацепившуюся за корягу на дне. Я так и не узнал.

Август

Пройдусь вечером по заветным уголкам озера. Надо попрощаться перед отъездом. Заканчивается ещё одно лето.

По краям тропинки, ведущей к заброшенной пасеке, лопочут встревожено осинки. Где-то наверху, в кудрявых кронах липы вскрикивает – уже не до песен - иволга, пора и ей покидать родные края, скоро начнёт осыпаться листва.

И облака уже не останавливаются над озером, а, поднимаясь выше и выше, обгоняя друг друга, мчатся мимо. Не удержать лето, оно уже взмахнуло позолочёнными крыльями над берегами в ожидании попутного ветра и стаи перелётных птиц.

Поспешно нарядившись в праздничные ярко-красные наряды, шагнула на тропинку кудрявая рябинка.

Среди трепещущей листвы осинок вдруг промелькнул обрывок ярко-синего паруса, будто девочка в джинсовом костюме устремилась вдогонку за улетающим летом. И, превратившись в белую чайку, взлетела над Старым озером и скоро исчезла за дальним лесом.

Мне осталось  посидеть немного на берегу, помолчать перед дорогой.

Мы ещё встретимся с тобою, Лань. Мы ещё встретимся.

Юрий Мышев

Подоловка

Рассказ

          Не люблю копаться в прошлом, но тут, вьюжным декабрьским утром в него затащил меня неожиданно разлюбезный Барсик.

         Дело было в старом деревенском доме, в котором когда-то жили мои бабушка с дедушкой и в котором прошло моё детство. Теперь дом никому стал не нужен. Продать его в покидаемой всеми деревне нет возможности. По старой привычке я приезжаю сюда иногда, чтобы провести в благодатной тиши выходные. Барсик тоже достался мне в наследство от бабушки, которая доживала свои одинокие дни в родном доме, не желая никуда переезжать.  У кота странная окраска, как у настоящего леопарда: рыжеватый с тёмными пятнами.  Барсик даже в моё долгое отсутствие оставался жить в бабушкином доме. Прогрыз в нижней части обветшалой двери дыру и через неё проползал вовнутрь. Подкармливал его сосед Фомич, отставной подполковник, вернувшийся после многолетней суматошной военной службы в родную деревню и ставший здесь заядлым рыбаком.

 С вечера я не хватился кота. Бывало, что он оставался на ночь у  Фомича, пропахшего насквозь рыбным запахом. Как раз накануне  сосед демонстрировал нам с Барсиком дюжину выловленных в реке на мормышку краснопёрых полосатых окуней. Не мудрено, что мой  зверь позарился на аппетитных рыбок и ночь провёл в ожидании удобного момента, чтобы стянуть парочку у соседа, подвыпившего по такому случаю. Но когда Барсик не явился утром, я забеспокоился. Фомича дома не оказалось. Неужели  кот увязался с ним на речку? Летом такое с Барсиком случалось, но чтобы зимой…

Фомич вернулся с речки под вечер хмурым. Барсика с ним не было. Узнав о моей пропаже оживился:

- Вот денёк, всё одно к одному. Да собаки одичавшие скорее всего загрызли  твоего зверя.

Не так-то просто было загрызть моего хитрого котяру, но пришлось поверить соседу и выпить с ним по полстакана мутного самогона.

А следующим утром меня разбудили странные звуки, напоминавшие грозное рычанье затаившегося в засаде молодого леопарда. Было непонятно, откуда они исходили. Накинув фуфайку, я вышел во двор. Звуки доносились откуда-то изнутри дома. Отодрал дощатую обшивку на углу избы, проверил подпол, заглянул под крылечек. Никого.  Показалось, что рычание доносилось откуда-то сверху. Пришлось лезть на чердак.

Чердак в наших краях называют подоловкой.

Там живёт до сих пор моё детство. Те же звёзды на ночном небе, тот же затхлый аромат хмеля и сушёных яблок. Тот же вид из окошечка: внизу простираются яблоневые сады, только заброшенные, одичавшие.  За ними вдалеке  всё также извивается голубоватая лента речки, опоясывая разбросанные небрежно по берегу деревянные домики.

На подоловке  всегда одно время. 23. 57. С той поры, как здесь оказались сломанные  старинные часы, напоминающие сказочный теремок со стеклянной парадной дверцей. Выбрасывать окончательно такую дорогую в те времена вещь было жалко. Чёрной минутной стрелке, будто остановленной цепкой паутиной,  никогда уже не преодолеть оставшиеся три шажка до вершины, когда должен прозвучать  мелодичный перезвон, извещающий о начале новых суток. «Выхожу один я на дорогу…»  Именно на подоловке я, наконец, разгадал тайну перезвона, когда снял заднюю стенку уже не нужных никому часов. Оказалось всё просто: минутная стрелка, двигаясь по кругу, заводила механизм подъёма деревянного молоточка, который начинал постукивать по стальным пружинкам в момент касания стрелкой цифры 12.

На подоловке всегда одно время года. Осень. Её густые терпкие ароматы не выветрились за многие годы. Раньше под обрешёткой крыши висели тряпичные мешочки, набитые резаными сушёными яблоками, грибами, орехами и хмелем; кисти чёрной черёмухи, кустики цветущей липы. К жердям были привязаны верёвочками  засушенные гроздья калины и рябины. В стороне дед развешивал пучки табака, выращенного им самим на огороде. Дед Иван признавал только самосад. Как-то в детстве я попробовал это доморощенное остро пахнувшее зельё, измельчив его и свернув по дедушкиному примеру самокрутку – «козью ножку». От едкого въедливого дыма едва не задохнулся, навсегда с той поры отвадившись от курения. И собирателем, и грибником дед был заядлым, знал все заветные места в Дальней роще. Бывало, поздней осенью из леса притаскивал по мешку орехов или опят. Вот уж бабушка ворчала на него:

- И что я теперь буду делать с этой прорвой!..

 Дед тогда сам рассыпал на односкатной лубковой крыше сарая припасы для сушки, а потом складывал их аккуратно в льняные заштопанные мешочки и развешивал по подоловке.        

     Калину, рябину, черёмуху, липовый цвет запасливая и предусмотрительная бабушка заставляла собирать меня:

    - Зимой от всех хворей избавят.          

     А вот хмель был личной бабушкиной заботой. Домашнее пиво, которое она варила, на всю округу когда-то славилось. Это было непростое дело – сварить пиво. Сначала намоченную отборную рожь бабушка откидывала на печь париться – малеть. Потом сушила – зёрна становились тёмно-коричневыми под цвет зёрнам бразильского кофе,  и поручала деду смолоть ручными жерновами. Получался солод. Тем временем бабушка готовила сечку – нарезала серпом мелко ржаную или ячменную солому. Смешанную массу укладывала в корчаги,  заливала свежей колодезной водой и ставила их в хорошо протопленную дубовыми дровами  печь. Сладкий аромат с вечера наполнял жаркую избу, создавая предпраздничное настроение. Ранним утром корчаги вынимались из печи и ставились на лавку в чулане. Через маленькое отверстие в основании корчаг в ведра стекала густая тёмно-коричневая жидкость - сусло. Его сладкий, чуть прогорклый аромат и вкус не с чем сравнить. Затем бабушка лепила головку из хмеля, муки и дрожжей, которую опускала в сусло, налитое в большой молочный бидон. Он плотно закрывался. После этого нужно было выждать несколько часов. Пока не всплывал хмель, и не появлялись зайчики – белая пена, выступившая на поверхности сквозь хмельную головку. Пиво готово! Бабушка его сцеживала и оставляла отстаиваться до нужной крепости в кадушке на земляном холодной полу в мазанке. Молодое пиво давали пробовать и детям, оно ещё было сладковатым и не сильно хмельным, но, простояв до следующего утра, набиралось крепости, становилось ядрёным. С корчаги выходило по два ведра, а если брать густое праздничное пиво, то одно.      

 На подоловку выбрасывали то, что и выкинуть было жалко и оставить в избе нельзя. Самой оберегаемой тайной была спрятанная на подоловке винтовка  - трёхлинейка Мосина. Она принадлежала прадеду Егору. Ещё до революции он служил в Дальней роще охотоведом – стрелком. Отстреливал волков – много их водилось в прежние времена, повадились даже в деревню за овцами. Что волки, тогда в здешних лесах можно было встретить и медведя, и рысь. Как-то раз Егор по ошибке человека застрелил, браконьера, приняв его в темноте за зверя. Не миновать Егору было каторги, да тут началась  вовремя империалистическая война. Егора первого из деревенских парней забрали.

- Хорошо стреляешь, - сказали ему в управе. – Твоё самое место на фронте!

 Воевал три года. Потом грянула революция. Из деревни жена письмо прислала, мол, землю бесплатно раздают, мужик нужен, иначе без надела останемся... Ну и рванул дед с фронта в свою деревню, прихватив с собой винтовку, мало ли чего. Сумбурное было время, никто разбираться не стал… Затвор от винтовки я так и не нашел – надёжно его спрятал прадед.      

    В середине подоловки высится обшарпанная кирпичная труба, выходящая на шиферную крышу. В зимнюю стужу можно было согреться, прислонившись к тёплым кирпичам. Затаишь, бывало, дыхание, и  услышишь мерный гул пламени в печи. Метнётся от порыва ветра дым с крыши на подоловку сквозь щели у карниза – донесёт аппетитные запахи печёной картошки, серых щей, сдобных бабушкиных пирогов.          

    Рядом с часами валяется пара лаптей. Тоже память о прадеде Егоре. В Лаптёвке много было лаптёвых дел мастеров, но Егор был первым. Эти лапти он сплёл особым способом в два слоя, так что в них и в грязь ноги не промочишь. Подарок для прабабки.  

За трубой  лежит, покрытая седой  пылью старая  дедушкина гармошка. Растянешь меха – тяжело вздохнет двухрядка и смолкнет, словно задохнувшись от приступа астмы.  А когда-то немало деревенских красавиц заманивала в пленительные сети минорных аккордов.

«Сыграй, Ваня, сыграй, Ваня, сормача повеселей,

Чтобы это скучно времечко катилося быстрей…»

    Наверху кое-где виднеются прилепленные к обрешётке серые осиные домики. Однажды я осмелился развернуть один – надо же было выяснить:  что там у них внутри. В глубине хрупкого, похожего на бумажное яйцо, убежища обнаружились слепленные соты похожие на дудочки. Они были пустыми.          

    Каждую весну под крышей  между карнизом и стеной  лепили гнездо ласточки. Мне удавалось наблюдать с подоловки, как подлетала к гнезду  касатка с острыми черно-синими крылышками и кормила птенца, доверчиво высунувшего из отверстия гнезда свой маленький плоский клювик. Не забыть пережитого мною в детстве потрясения от увиденной гибели ласточки. Она укрылась от начинавшегося ливня под карнизом, устроившись на проводе. От сильного порыва ветра два провода соприкоснулись, посыпались с треском ослепительные искры, и ласточка камнем свалилась вниз в придорожную траву. Но птенец был все-таки выкормлен другой ласточкой. Наверно именно он вернулся следующей весной под нашу крышу и слепил с подругой новый уютный домик.            

    Низ подоловки надёжно утеплён: на сухие, плотно уложенные  листья насыпаны опилки, прижатые сверху слоем земли. Лучше всего для утепления потолка подходят крепкие  дубовые листья. Помню, однажды в детстве, когда дед закончил перекладывать обветшавшую печь, мы с ним солнечным октябрьским днём в Дубраве набирали в крапивные большие мешки опавшие листья. Я с восторгом кувыркался в ворохах оглушительно шумящей листвы. Дивился могучим высоченным дубам с побуревшими кудрявыми кронами, корявыми сучьями-руками, казалось,  подпиравшими собой низкий стеклянный небосвод. В отдалении, между серыми стволами у ещё зелёных кустов бересклета с оранжевыми подвесками – «сорочьими очками» сновали бело-чёрные с голубыми крылышками вертлявые сойки. Хрипло выкрикивая: «Ке-ей, ке-ей..», они хватали желуди и отлетали вглубь рощи…        

 Осматриваю подоловку: а что из моих вещей на ней осталось?  

 Старая истрёпанная книжечка, издательства «Детгиз». Лермонтов. «Герой нашего времени». Всплывают в памяти строки: «Два часа ночи… не спится… А надо бы заснуть, чтоб завтра рука не дрожала. Впрочем, на шести шагах промахнуться трудно». От лермонтовской прозы, которую я читал осенними вечерами при свете фонарика, кружилась голова.  Я хотел подражать Печорину. Была история. Дуэль из-за княжны Мэри – изящной городской красавицы Ленки. С Грушницким  - хулиганом Генкой с соседней улицы. Право выбора оружия я великодушно предоставил ему. Он остановился на  шпагах - орешниковых палках. Поединок состоялся на стволе старой ивы, наклонившейся над бездонным оврагом. Генка начал наступать на меня рьяно и за это поплатился – соскользнул с бревна и первым нырнул вниз. Но успел задеть кончиком шпаги моё лицо. Ленка, посмеявшись над моей ободранной в кровь глупой, наверно, физиономией, предпочла побеждённого Генку. Необъяснима женская логика.  После тех пережитых страданий Печорин стал мне ещё ближе. Дождавшись призывного возраста, я сам напросился служить на Кавказ. «… И путь неизвестный над пропастью, где, покрываясь пеной, бежит безымянная речка, и выстрел нежданный, и страх после выстрела: враг ли коварный,  иль просто охотник… всё, всё в этом крае прекрасно… Воздух там чист, как молитва ребёнка…» Несмотря ни на что.

 Из той же жизни - клубок магнитофонной  ленты от катушечного магнитофона.

«Но верил я: ещё не всё пропало,

Пока не гаснет свет, пока горит свеча…»

И запутавшаяся в паутине бабочка голубянка - засохший лепесток выцветшего осеннего неба.

Барсика я не сразу обнаружил. Он забился в дальний недоступный  уголок, решив видимо, что именно я замуровал его на подоловке. Кто ж ещё?  Когда мне удалось просунуть руку и ухватить его за шею, он вдруг превратился в маленького настоящего барса – расцарапал мне в кровь полруки.  Пришлось отпустить его и в стороне дожидаться, пока он не успокоиться и не выйдет наружу сам. Я осмотрел дощатые стены на чердаке – во многих местах они были исцарапаны острыми когтями моего вольнолюбивого зверя. Всё выяснилось. Барсик забрался на подоловку в поисках добычи, увлёкся охотой на мышей. Тем временем началась вьюга снаружи, замела щель, через которую кот обычно попадал на чердак. Сутки кот держался, а на вторые вспомнил о своём зверином происхождении и заметался с рычанием по подоловке.  

Вернувшись в протопленную избу, он снова превратился в привычного  Барсика. После праздничного обеда из выпрошенных мной у Фомича пары свежих окуньков, кот улёгся покорно у моих ног, как ни в чём не бывало.

В понедельник мне нужно было возвращаться в город. Но с утра вновь закружила сумасшедшая вьюга. Она бесновалась весь день. Выбраться из деревни не было никакой возможности. Я оказался в западне, как мой Барсик на подоловке. Да вдобавок ещё пропал мой сотовый телефон. Впрочем, эта потеря мало что меняла в моей затворнической жизни – Лаптёвка была вне зоны досягаемости мобильной связи.

Вьюга не утихомирилась и во вторник. Днём ко мне пришёл Фомич с бутылкой самогона и банкой солёных огурцов.

- Слушай, сосед, что-то со мной не то: утром вышел покурить во двор - кто-то песни поёт на твоей подоловке.

 Я пожал плечами – Барсик сидел на моих коленях, кому ж там ещё петь?  Да, без рыбалки Фомич совсем пропадает. Не успел я  разрезать огурец, как сосед снова напрягся:

- Слышишь? Опять поют там…

 Он в страхе покосился на потолок и поспешно перекрестился. Я прислушался. Это были звуки старых бабушкиных часов! «Выхожу один я на дорогу…» Фомич засобирался домой:

- Пойду я, надо отоспаться. Пить мне больше нельзя, не напрасно меня старуха пилит…

 Я не стал задерживать Фомича -  к его мутной жидкости и умным рассуждениям о текущей политике у меня сложное отношение. Когда он удалился, я полез на подоловку,  преодолев суеверный страх – должно же быть какое-то объяснение вдруг ожившим старинным часам.

Оказалось, что это не часы пели, а мой потерянный сотовый, который         выпал из кармана, когда я Барсика из западни выручал. «Выхожу один я на дорогу...»  На высоте подоловки мобильная связь существовала. Ответить на вызов я не успел, телефон разрядился тотчас, как только я взял его в руку. Успел только пробежать взглядом по последней эсэмэске. «Не звони мне больше».

Я швырнул мобильник в дальний угол. Туда, где раньше свивали гнездо ласточки. Пусть останется в прошлом.          

                                                                                                                      2011 г.

Юрий Мышев

Тетюши  -  Лос-Анджелес

Притяжение родного берега

ЭМИГРАЦИЯ

Круг общения Олега Михайловича Маруты-Краснопольского сегодня узок и принял форму исключительно эпистолярную. Возраст солидный - девяносто восьмой год идет. Даже по телефону мало с кем разговаривает, но на мои публикации о родном городке откликнулся охотно. С этого и началось наше волнующее общение.

 Живёт Олег Михайлович в США в Редондо Бич, это один из пригородов Лос-Анджелеса (штат Калифорния). Таких «бичей» много по всему Побережью. Это большие и маленькие административно независимые города, расположенные по берегу Тихого океана. Если начать их счёт с севера на юг, то это будут Манхатен Бич, Ермоса Бич, Редондо Бич, Хантингтон Бич, Лонг Бич и так далее. Самый большой из них – Лонг Бич, один из главных морских портов страны. А в названиях некоторых городов присутствует сочетание двух слов: испанского «еромосо» - «красивый» и английского «бич» - «берег», «пляж». Есть русское слово «бечевник», по нему, бывало, «тянули баржу бурлаки и проливали тяжкий пот…» А «Редондо Бич» понятно и без перевода: «круглый пляж, берег». И действительно береговая линия здесь представляет собой почти полукруг. Напоминает Олегу Михайловичу ту, из далёкого детства, береговую дугу матушки Волги. Как раз перед городком Тетюши она делает полукруглый зигзаг, глубоко врезающийся в крутой высокий берег…

 Марута родился в 1914 г. в городе Тетюши Казанской губернии. Здесь прошли его детство и отрочество. Он выходец из старинного дворянского рода Марута-Сукало-Краснопольских. Его отец в советские годы был расстрелян за участие в Гражданской войне на стороне белых.  Олег со своими братьями и сестрами остался на попечении дяди, которого позже постигла такая же печальная участь. Мечте Олега учиться в знаменитом Казанском университете, по примеру деда и отца, не суждено было сбыться. Анкетные данные дворянина и сына «врага народа» стали непреодолимой преградой.

             В 1938 г. Олег окончил Казанский ветеринарный институт, а в 1939 г.  был призван в армию, где через полгода назначен начальником ветеринарной службы полка гаубичной артиллерии. На пятый день войны, 27 июня 1941 г., он был схвачен немецкой полевой жандармерией во время купания в речке. Следующие несколько лет он провел в немецком плену в рабочей команде близ бранденбургского города Науен.

В середине апреля 1945 г., во время наступления советских войск, Олег Марута бежал из лагеря, не веря, что ему дадут спокойно жить в России. С 1945 по 1951 год он провел в лагерях для перемещенных лиц («Ди-Пи») в Регенсбурге и Ингольштадте (Бавария), где в 1947-1951 гг. был участником издания и сотрудником редакции газеты «Эхо» на русском языке. В 1946 г. он женился на Тамаре Кремповской, и в 1947 г. у них родился сын Владимир. В 1951 г. семья переехала из Германии в Венесуэлу, а в 1963 г. они прибыли в США – страну, которая на все последующие годы стала для них домом. Балтимор, Нью-Йорк, Калифорния… В 1968 г. Олег Марута получил американское гражданство. Стал журналистом. В его речи, статьях, письмах сохранился живой русский язык интеллигента начала ХХ века.

ТАК НАЧИНАЛОСЬ

...В 1911 году в мужской гимназии Тетюш приступил к работе молодой учитель Михаил Марута-Краснопольский, отец Олега. Михаил только что окончил историко-филологический факультет Казанского Императорского университета.

Его семья была типичной семьей российских интеллигентов, бессребреников, идеалистов, народолюбцев. Женат Михаил был на Ольге Кулаковой, дочери помещика Бекетова. Родилась она в селе Бекетовка Спасского уезда. Бекетовы владели обширными угодьями. Но о родстве с «эксплуататором трудового народа» Ольге и Михаилу в советское время приходилось помалкивать. Между прочим, по материнской линии родственником Бекетовым приходился поэт Александр Блок. Ольга окончила казанскую Ксенинскую гимназию с серебряной медалью, знала иностранные языки, получила хорошее музыкальное образование. Кроме младшего, Олега, у Михаила и Ольги было еще трое детей - Юлия, Михаил и Мариамна.

Преподаватели гимназии были яркими личностями, получившими прекрасное образование в элитарных учебных заведениях. Были среди них окончившие Петербургский, Московский и Казанский университеты. Они вели и просветительскую деятельность, распространяя новый стиль жизни в патриархальном городке. Например, преподаватель истории Калинин добился открытия в городе краеведческого музея. Николай Филиппович стал известным археологом, внесшим большой вклад в изучении древней и средневековой истории края.

В гимназии был создан струнный оркестр из балалаек, гитар и мандолин, который в годы Первой мировой войны выступал на благотворительных вечерах. Совместно с городскими врачами преподаватели создали в 1913 году «Тетюшское общество любителей изящных искусств», которое организовывало в городе различные выставки.

На полученные в наследство деньги от отца помещика Бекетова Ольга приобрела в Казани рояль. Некоторые местные жители отнеслись к такой необычной покупке с удивлением. Но постепенно новый стиль жизни пробивал себе дорогу. Местная интеллигенция стремилась сохранить образ свой жизни и после революционных событий 1917 года. Так, продолжал действовать любительский театр, в котором по инициативе Ольги ставились пьесы Островского. Декорации оформлял молодой художник Михаил Куприянов, в будущем один из Кукрыниксов.

Городок Тетюши на Волге до революции был типичным уездным городком, но имел и свои особенности. Это был центр просвещения в крае. По воспоминаниям Олега Михайловича в городе имелись мужская и женская гимназии, учительская семинария, школа кройки и шитья, городской театр, краеведческий музей, Народный дом. Действовали три церкви, построенные на средства местных купцов. Городок был купеческим, торговым, имел семь пристаней. На рынке можно было купить недорого разнообразную волжскую рыбу, включая осетровых. В городе действовали четыре паровых (дизельных) мельницы, не менее двадцати пяти ветряных мельниц, стоявших вокруг города, молотивших зерно беспрерывно и летом и зимой для местного рынка. Купцы занимались благотворительной деятельностью. На их средства было построено немало зданий, в том числе  мужская и женская гимназии.

Драматические события начала прошлого века - революция, Гражданская война - перевернули жизнь семьи Марута-Краснопольских. Михаилу пришлось бежать из Тетюш. Ольга одна поднимала детей. Она оставалась членом РКП(б) до 1922 года, когда была исключена из партии как «социально неблагонадежная». Вырастила детей, перенесла на своих хрупких плечах все тяготы жизни. Старшая дочь Юлия проработала всю жизнь врачом, Михаил окончил Казанский ветеринарный институт, Мариамна стала актрисой Театра юного зрителя в Казани.

Много испытаний довелось пережить Олегу, пока судьба не привела его в США, в штат Калифорния, где он проживает и поныне.

В конце 1960-х годов Олег Михайлович повстречал в Сан-Франциско тетюшан, прибывших из Китая, куда те были вынуждены эмигрировать после Гражданской войны. В их числе были бывшие гимназисты тетюшской гимназии, в которой работал его отец. С одним из них - Михаилом Забиякиным - Олег познакомился поближе. И от него узнал подробности гибели отца. Бывший учитель истории в Тетюшской мужской гимназии во время Гражданской войны стал офицером в армии Колчака и командовал батареей. В 1918 году, после поражения белой армии в Сибири, он был расстрелян омской ЧК.

 Олег Михайлович вспоминает: «Михаил Забиякин, сын богатого тетюшского купца, не закончив курса в гимназии, в начале Первой мировой войны поступил в юнкерское училище.  Перед отправкой в действующую армию, он приехал в Тетюши попрощаться с родными и знакомыми и на пути в гимназию встретился со своим бывшим учителем - моим папой. И они очень тепло, даже прослезившись, попрощались. Михаил в Белую Гвардию пришел, как кадровый офицер-фронтовик. Другой мой знакомец из бывших тетюшских гимназистов, с которым я познакомился в доме Забиякина,  Полосухин, или Полон по американскому паспорту,  был из добровольцев, ушедших с чехами защищать "Родину и Свободу".    У Михаила Забиякина (Заби)  был в эмиграции в Китае брат, также как и он занимавшийся в Харбине, а после в Шанхае коммерцией и позднее эвакуировавшийся из Шанхая в Бразилию. Как звали его, я не запомнил, кажется, Василий. Михаил о брате своем отзывался недружелюбно, не жаловал его и даже говорить о нем не хотел, называя его предателем за то, что тот, во время японской оккупации Северного Китая, взял  советский паспорт, чтобы не иметь неприятностей с японскими военными властями. Живя в Сан-Франциско, Михаил Заби (Забиякин) был неплохо устроен, работал в каком-то издательстве гравером и иллюстратором и был почти профессиональным художником: посещал художественную школу и писал портреты, натюрморты, пейзажи и даже устраивал свои выставки…»

ВОЛЖСКОЕ ДЕТСТВО

Дни, проведенные в Тетюшах, оставили наиболее яркие впечатления в жизни Олега Михайловича. Любимым местом его прогулок была гора, рядом с которой жила семья. У южной окраины горы начинался старый спуск к Волге, называли его Старым въездом. Грунтовая дорога шла по глинистому склону горки и приводила к пристаням и высоким амбарам-зернохранилищам. Сверху с горы тянулись закрытые желоба, по которым ссыпали зерно в зернохранилища, откуда потом грузили в баржи. Слева  находился причал перевоза-парома, а на противоположном пологом берегу также был деревянный причал для парома и лодочников, занимавшихся перевозом пеших. Метрах в ста от причалов начинались заросли тальника и осинника, рядом росли два высоченных осокоря.

С детства Олег увлекался природой, записывал в дневник фенологические наблюдения - появление «сала» осенью на Волге, подвижку льда весной, высоту разлива. Записи вел по определенной программе, которую получал от Общества любителей природы при Казанском университете. Его участок «живой природы» охватывал, кроме самого города, окрестности с Волгой, лугами, островами и озерами.

Олег Михайлович вспоминает: «А в снах, случающихся иногда в теперешнее время я чаще вижу себя бегающим и прыгающим по "осыпям" тетюшских  "гор", или по лестнице на всем ее протяжении от начала до последней ступеньки у самой пристани, или бродящим по берегу Волги где-нибудь у Холерных бараков, купание с мола, или на заволжских лугах. Вспоминаются и мальчишеские соревнования: кто быстрее переплывет Волгу теплыми летними ночами, когда вода в реке была «отварной». Или прогулки в Дубки, солнечные и веселые, начинающиеся зарослями орешника (лещины), или на тенистой опушке мрачного "Мещанского леса". И вспоминается мои прогулки в Дубки  еще с нянькой моей Елизаветой, которую я звал Линькой. Мы всегда спускались с полевой дороги, укатанной колесами до зеркального блеска, от горячей поверхности у меня болезненно сводило ступни босых и, даже в сандалиях, ног, на тропу, ведущую к лесу и проходили мимо  свежего холмика могилы  с простым, тоже свежим, деревянным крестом. На могилке всегда лежали полевые, а иногда и садовые цветы.  И нянька моя останавливалась, набожно осеняла себя крестным знамением, шептала молитву и утирала платочком глаза и шептала мне почти на ухо: "Здеся наш батюшка похоронен...".

А какие замечательные были галечные отмели с округлыми разноцветными камешками. Среди них было трудно заметить яйца крачек и чаек, закамуфлированные под гальку, а гнезд с яйцами среди этой гальки было множество, как и самих пернатых: куличков, крачек, чаек, гагар и уток с гусями. Вдоль берега тянулись Лихачевы острова, заросшие тальником, осинником, мощными величавыми осокорями, из стволов которых с давних времен выдалбливались лодки-бударки. Можно было заблудиться в зарослях ивняка, шиповника, черной смородины, ежевики. Были на островах и свои озера с изобилием рыбы и водоплавающих пернатых, можно было встретить крупных птиц на мощных ветвях осокорей.  В протоку - Чертык, где ловились крупные окуни, рыбаки могли попасть, только шагая верхом по левому берегу по тропе, ведущей прямо к древнему городу Булгару…

Широкая пойма в районе Тетюш, превращавшаяся весной в обширное море при разливе Волги и Камы, обеспечивала местных крестьян обильным кормом для скота - сеном с заливных лугов. Пойма изобиловала озерами, буквально кишащими в межень плотвой, красноперками, окунями, ершами и щуками - раздолье для рыбаков-любителей. Иногда можно было поймать и сома, застрявшего после половодья в озере. А для любителей пострелять это был край непуганых птиц...»

Не раз Олег со своим дядей Васей совершал традиционные парусные плавания по Волге. Дядя Вася работал главным бухгалтером-плановиком в «Кредитном сельхозтовариществе», позже закрытом как «вредное кулацкое предприятие». На лодке они ходили к островам пострелять уток, порыбачить. Брали с собой собаку Альбу и пса Фальстафа. Не раз бывали  в Астрахани, на улицах которой тогда пахло рыбой и это никого не удивляло, было привычным. В 1929 году рыбу и чёрную икру можно было увидеть на каждом столе, коробки с икрой украшали витрины магазинов, купить её можно было без всяких проблем по доступной цене. Но уже через четыре года в Астрахани рыбой уже не пахло, и достать рыбу можно было только по блату или на чёрном рынке.

В ГОДЫ НЭПА

В 1921 году тетюшские рыбаки выловили в Волге огромную белугу весом 960 кг! Вылавливать её пришлось долго, надо было измотать её. Но вот, наконец, показался в проруби огромный хвост в шипах, как в броне. За него-то и попалась белуга на остриё крепких удилищ. Пришлось рыбакам идти за подмогой. Собралось немало народу, всем миром вытащили рыбину на лёд, оглушили пешнёй и только тогда немного успокоились. Вот как вспоминает это событие Олег Михайлович, которому в ту пору было всего шесть лет: «Ведь я не только ее видел, но и осязал, трогал руками и даже со страхом и под угрозой, что мне уши оторвут, заглядывал в «пасть акулью»: круглый, как у простой стерляди, рот, в который я свободно мог пролезть. Я помню, как белугу везли на двух санях с подсанками, а хвост волочился по дороге. Это было зимой. Рыбина была промерзшей насквозь, твердая и холодная, как камень».

В белуге оказалось 12 пудов (192 кг) икры, а в желудке с добрый мешок раков, стерляди и налимов.

Среди других ярких воспоминаний Олега Михайловича  - гулянье тетюшан на берегу Волги после Гражданской войны и голода.

«Было это в 1924 году на Пасху. Удивил тогда своей внешностью гулявший с супругой под руку в толпе оружейный мастер Мартьянов. На нем были пиджак, белая накрахмаленная сорочка, галстук, на голове котелок. Джентльмен-джентльменом, а не измазанный машинным маслом с тучником в руке, каким его часто приходилось видеть. Все были веселы, пели песню «Солнце всходит и заходит...», водили хороводы. Весело перекликались с гулявшими на баржах, которые стояли у мола и ждали навигации. Весна тогда была ранняя, и к Пасхе лед уже прошел. Запомнился приход первого парохода, разукрашенного разноцветными фонарями, когда жители встречали его криками «ура!» и фейерверками».

Еще запомнилось Олегу, как в окрестностях Тетюш в овраге был убит местными охотниками последний медведь-бедолага. И год запомнил: 1923-й. Как попал косолапый в тот овраг, трудно сказать, может, случайно забрел. Попался на глаза охотникам. На троих у тех было одно ружье, шомпольное, со сломанным курком, и для того, чтобы выстрелить, хозяин ударял по капсулю молоточком, который постоянно носил с собой за поясом. Пристрелили того медведя, привезли в город и бросили на всеобщее обозрение на базарной площади напротив городского театра. Как раз у ворот дома, где жила семья Марута-Краснопольских.

«Коптильная индустрия в Тетюшах процветала и в дореволюционные, и в нэповские времена. В летнюю пору у пристаней, на берегу к каждому подходящему к дебаркадеру пароходу выстраивалась шеренга молодух, предлагающих пассажирам копчености - стерлядку, сомину, гусятину. И было в городе «Колбасное и коптильное» заведение, принадлежавшее господину Тяпкину, поставлявшему копчености и колбасы во все бакалейные лавочки и магазины. Он и заказы принимал от клиентов, и к нему можно было прийти со своей рыбой или окороком за копчением.

На центральной площади располагались ряды бакалейных, скобяных, хлебных, мясных, рыбных, гончарных лабазов, амбаров, лавок, киосков и просто палаток. Здесь два раза в год - весной и осенью - бывали ярмарки, на которые съезжались торговцы из далеких городов и регионов Средней Азии, тогдашней Персии и Китая, с каруселями, балаганами, зверинцами, обязательной «женщиной-пауком» и «человеком без костей», гипнотизерами и силачами. Во второй половине двадцатых годов ничего этого не осталось. Все было закрыто, запечатано, разрушено. Как и красовавшийся среди площади Крестовоздвиженский храм, который был средоточием духовной жизни города.

А главное, что отличало город 1920-х годов от его вчерашнего дня, - это то, что многие горожане исчезли в результате «раскулачивания», хотя никакого отношения к кулакам не имели. Ведь даже нашу семью нежданно-негаданно внесли в списки «лишенцев», подлежащих раскулачиванию. Хотя, кроме громкой фамилии, у нас не осталось уже ничего, и матери огромного труда стоило добиться справедливости».

Показательна судьба тетюшской купеческой семьи Серебряковых, которую хорошо знал Олег Михайлович.  В 1918 году Серебряковы были вынуждены покинуть родной край. Они переправились через Волгу и выехали сначала в Уфу. Им казалось тогда, что все эти драматические события продлятся не более двух месяцев, а оказалось – покидали родной берег навсегда. Многие из них осели позже в Америке. А тех, кто оставался, ожидала печальная участь. Один из представителей этой династии Николай Михайлович Серебряков жил с семьёй в тридцатые годы в Москве, на Петровке. Летом они отдыхали на даче в Серебряном Бору – месте тогда весьма престижном. Николай Михайлович работал инженером, был одним из тех, кто участвовал в строительстве печально знаменитого Дома на Набережной в Москве. Он был репрессирован в 1937 году и только указом Горбачева был реабилитирован в числе первых шести человек.

ДАЛЬНИЙ БЕРЕГ

  В августе 2007 года, после торжеств в Москве по поводу Акта о молитвенном воссоединении Патриаршей и Зарубежной церквей, Тетюши посетили потомки тетюшских купцов Серебряковых, ныне проживающие в США, во главе с епископом Петром Кливлендским, управляющий Чикагской и Детройтской епархией. Они преклонили колени перед Троицким собором, построенным на средства их деда, увезли с собой в далекую Америку мешочки с горстями родной земли. Один из них сказал: «Мы говорим и думаем по-английски, но мы остались русскими…»

Город, обстановку в родном доме они помнили лишь по фотографиям и по рассказам своей бабушки: печь в зале, облицованную белым кафелем, красивую лепнину на потолке… В бывшем доме купцов Серебряковых епископ Петр, с нескрываемым волнением всматривался  в фотографию первого выпуска женской гимназии 1913 года. Он узнал свою бабушку Екатерину Петровну, члена попечительского совета гимназии. Подивился хорошо сохранившимся зданиям бывших мужской и женской гимназий, в которых и ныне располагаются учебные заведения: «Не верится, что стоят до сих пор здания, построенные дедом. Пусть и дальше служат нашим землякам…»

 В составе делегации находился и протоиерей отец Александр (Лебедев), настоятель Свято-Преображенского собора в Лос-Анджелесе, являвшийся в ходе переговоров о воссоединении церквей секретарем комиссии. После возвращения в США отец Александр навестил Олега Михайловича.  

«Зимой того же года или весной 2008, помню что это было во время поста Рождественского или уже Великого, отец Александр навестил меня в моем жилище в Редондо Бич, и поведал мне о своем посещении Тетюш, а я ему рассказал, что возможно я был крещен в том храме, в котором он сослужил епископу Петру. Был, возможно, крещен, в Крестовоздвиженском храме, молился в детстве, а потом довелось со стороны наблюдать как "городской актив" яростно и будто чего-то боясь, суетливо и с оглядкой, срывал веревками кресты с куполов и   сбрасывали на землю колокола, а собравшийся на площади народ молчал, а моя соклассница Верочка Фомичева плакала (а у меня сейчас тоже слезы пытаются овлажнить, сухие от всего виденного за век, глаза). Я не плакал, а холодно смотрел на творящийся акт вандализма. Помниться, был такой слух, будто бы кто-то из "активистов", пытавшийся взобраться на один из куполов храма, сорвался и покалечился, но было сравнительно не высоко, и святотатец не убился»  

В одном из писем Олег Михайлович вспоминает: «В августе 1918 года город был захвачен белочехами. А уже в сентябре того же года в край пришли отряды Красной Армии. Вместе с белыми уходили многие жители города, опасавшиеся репрессий со стороны новых властей. Мне запомнилась на всю жизнь та осень. Наша семья, спасаясь от красных, о которых шли пугающие слухи, бежала в Спасский уезд в деревню Три Озера. Поразили тогда детское воображение высоченные осокори на берегу Волги. Они оставались нетронутыми до тридцатых годов и были своего рода ориентиром, видным с Тетюшской горы и с пароходов при подходе к пристани и сверху, и снизу по Волге...

Мне помнится Волга с протоками, город, в котором я родился и где прошли почти пятнадцать лет моей жизни. Город с именем неразгаданным и загадочной историей. Город, в котором у меня нет ни родных, ни знакомых, никого и ничего, кроме одной лишь могилы моей бабушки по отцу Юлии Петровны Царегородцевой, в замужестве Марута-Краснопольской, на кладбище за Прудком, ныне, наверно, уже несуществующим...»

Это не так. О Марута-Краснопольских в Тетюшах хранят память. Сохранился и ныне действует возведенный, в том числе на деньги этого семейства Троицкий собор. А на старом кладбище, примирившем и белых, и красных, на берегу Прудка разбит живописный парк со стройными белоствольными березами, в центре которого поставлена часовня в память Благоверного Святого Александра Невского.

2012 г.

Тау-теш

(Краеведческое фэнтези)

1

              Люди из племени тиссагетов замерли на склонах Тау-теш - Зуб-горы и  заворожено всматривались в обволакиваемый темно-сизым дымом высокий обрывистый Берег Реки.

             В этот важный день они должны быть вместе.

            На вершине горы совершался ведомый только Главному шаману обряд. В длинном просторном балахоне, подпоясанном мочальной веревкой, с прикрытым  наполовину тканью лицом тот обходил приземленные серые срубы – «дома мертвых». Вскидывая  руки в сторону медленно двигающейся внизу Реки, шаман выкрикивал заклинания.

            Река – это путь для душ умерших соплеменников в иной мир. Потому и дома устроены в виде лодок. Наполненная тайнами Река течёт в Вечность. Далеко-далеко, за горизонтом – обитель для душ предков, которые, достигнув её и обретя там вечный покой, затем возвращаются иногда незримо к месту земной жизни, ограниченной линией берега Реки.

            Шаман застучал кремнями, высекая спасительный для душ живой Огонь. Настал срок в это туманное раннее утро отправляться душам в долгое и неведомое для оставшихся на Берегу людей путешествие.

            Запылали срубы, заметались по земле черные тени, застывших от торжественности обряда, тиссагетов, заметались над пенистыми волнами белоснежные чайки с печальными глухими выкриками. Чернокрылые души отошедших предков срывались с пламени и улетали стремительно к Реке, растворяясь в сизой дымке. Завопили, запричитали женщины, затеняя треск горящих брёвен. Над ближним лесом поднялась стая огромных черных воронов, почуявших смрадную гарь.

            Погасло пламя, и установилась на Берегу зловещая тишина, которую даже малолетние дети не решались нарушить. Всех Это ждало в будущем, и никто из стоявших сейчас на Берегу не мог представить даже отдаленно – что ожидает их души там, за Рекой? Но они верили – их предки когда-нибудь вернуться в этот мир Живых и смогут снова ощутить вкус поджаренного на очаге мяса, вдохнуть ветер – густой и чистый, как вода в Роднике под Тау-теш.

             Никто не заметил, как с другой стороны из-за леса незаметно выплыла огромная синяя туча, обдирая свои лохматые края об острые вершины деревьев. От ослепительной вспышки молнии толпа вздрогнула, а раздавшийся тотчас вслед за вспышкой оглушительный грохот заставил тиссагетов обхватить головы руками и встать на колени.

            Вечность приняла души.

2

Настало время выбирать нового вождя. Не было в племени более меткого стрелка и более сильного воина, чем сын, отправившего по Реке бывшего Вождя.  Он  не раз показал себя ловким охотником – на его шее висит клык медведя, которого они с  отцом забили копьями в Дальнем Лесу в начале весны, когда медведь, изголодавшись после долгой зимней спячки,  набросился на Вождя, шедшего первым по лесной тропе, обхватив его крепко лапами. Зверь готов был оторвать голову человеку, но тут сзади сын Вождя вонзил в его горло острое копье с железным наконечником. Даже в опасный момент он помнил о необходимости не повредить шкуру медведя, удар наносил выверено. Кровь медвежья – тягучая, теплая залила его. Он хватал её ртом - сын Вождя навсегда запомнил ее терпкий сладковатый вкус и ощущал, как вместе с кровью перетекала в него сила зверя. Из клыков медведя они сделали  амулеты. Именно тот клык медвежий и то самое копье с бронзовым наконечником, которым Вождь отбивался тогда от медведя, были положены в его захоронение. Они помогут преодолеть ему опасности и в мире ином.

Сын Вождя был  отважным воином –  был ранен в плечо вражеской стрелой при осаде их поселения соседним племенем в прошлом году, но не покинул ряды  соплеменников и продолжал отбиваться. Его мужество вдохновляло других, и племя отстояло укрепленный поселок на Зуб-горе. Это удобное место с крутыми неприступными обрывами, с которого Река просматривалась далеко во все стороны. Тиссагеты укрепили его валом и рвом. За ними на Горе у них были устроены гончарные горны и плавильные печи для получения прочного Железа. Там размещались стражники, наблюдавшие зорко за Рекой, а также жили и работали без устали мастера – гончары, косторезы, металлурги, оружейники. Основное же население жило за пределами Горы, где шаг за шагом расчищало от деревьев площади под пашню.

Не одно вражеское племя стремилось отбить их укрепленный поселок. И в последнем сражении с вражеским племенем, отчаянно, не считаясь с жертвами, пробиравшемся через укрепления с полевой стороны, погиб Вождь тиссагетов. С ним они прощались в это туманное осеннее утро.

В ночь Полной Луны имя нового Вождя было названо.

3

            Ослепительная молния переломленной стрелой вонзилась в самую вершину Тау-теш, где в то же мгновение вспыхнул костер. Из фиолетовой тьмы, обступившей пространство вокруг яркого пламени, стали появляться один за другим люди в странных одеяниях.  

            Первым шёл мужчина среднего роста. Тело его было обернуто в белый гиматий, конец которого  перекинут через левое плечо. На ногах - шнурованные кожаные сапоги до колен. В правой руке он держал крепко копьё с широким сверкающим лезвием из бронзы. Волнистые белые кудри, выбиваясь непослушно из-под шлема с красным гребнем, свисали почти до плеч. В неподвижных стеклянных глазах отражались мечущиеся языки пламени.            

           - Я-басилевс Александр! Кто посмел потревожить меня? – Он повернулся к спутникам. – Вы кто? Дикие амарды? Это ваши владения, а там внизу Гирканское болото? Это вы похитили моего любимого Буцефала? Если вы не вернете коня, я прикажу перебить всех ваших жителей с их детьми и женами! Стража! Где моя стража? Я покорю ваши земли, а затем двину свои славные отряды через Арию в Индию!

            - Успокойся, басилевс, это река Итиль, -  проговорил мрачно, шедший вслед за ним, коренастый мужчина, одетый в простую белую рубаху. Голова его была выбрита, а на затылке торчал пучок связанных волос. В левом ухе виднелась золотая серьга, в которой переливались две жемчужины и рубин. – Это владения воинственных хазар. Их главный город Итиль, расположенный в низовьях реки, богат самоцветами, золототкаными материями, бархатом, золотом, пряностями, винами. И я – князь руссов Святослав  захвачу его и накажу коварных хазар! А там черёд  греков…

             - Греков? Знаешь ли ты кто перед тобой, бродяга! – басилевс Александр сверкнул взглядом и замахнулся копьем на князя. Тот выхватил в ответ тяжелый меч из ножен на поясе.

            Их остановил решительно широкоплечий монгол со смуглым лицом. Одет он был  в синий чепан с рубиновыми пуговицами в золотой оправе. В руках он держал наготове огромный лук с натянутой стрелой.

            - Мой великий дед - Потрясатель Вселенной завещал мне: «Монголы – самые храбрые, сильные и умные люди на земле», поэтому монголы должны царствовать над миром. Все другие народы должны быть нашими рабами, если мы оставим им жизнь…

            - Кто ты? – опешил от такой безумной храбрости басилевс.

            - Я великий джихангир Бату! Я покорю вселенную до последнего края, куда проваливается солнце, как завещал мой славный дед. - Хан вонзил стрелу в растущее поодаль дерево.  – Мне по душе это место: обзор вокруг беспредельный. Быть здесь ставке Улуса Джучи! Отсюда я направлю своих коней к последнему морю. Я превзойду самого Искандера  Двурогого, о котором мне рассказывал дед…

            - Я и есть Александр – сын Юпитера и египетского рогатого бога Аммона.

            - Но этого не может быть, - Бату-хан растерянно опустил лук. – Ты давно покинул земной мир и сейчас пребываешь в царстве теней…

            Князь Святослав вложил меч в ножны:

             - Александр? Я тоже слышал о твоих великих подвигах. Странно, как мы могли встретиться? Где мы очутились и  кто же эти люди, которые окружают нас?

4

            Силуэты остальных людей приблизились тоже к огню, и теперь можно было их лучше разглядеть. Вперёд вышел бородатый старец:

            - Мы стоим на священной горе Тау-теш. В древности здесь жило племя тиссагетов, сгинувшее в неизвестность…

            - Тиссагеты? – перебил его Александр. – Я читал о них у Геродота. Они жили за землями скифов. Так этот река Ра течёт внизу? А ты кто такой?

            - Моё имя – Тэтеш. Я предводитель булгарского племени. Переправился сюда с того берега реки – мы её называем Итилем. На наши земля напал Аксак-Тимур и мы, покоряясь силе, покинули свой край. Отныне будем жить на этой горе, на ней удобно защищаться от врагов: обрывистый берег реки, по сторонам крутые овраги, с напольной стороны выроем глубокий ров.   На вершине  поставим  каменный столб, на котором в случае опасности  будем зажигать огонь, и к нам придёт тогда помощь от соплеменников с того берега. От нашего укрепленного поселения возникнет город Тетюши.

            - Тетюши? – улыбнулся невысокий смуглый мужчина в дорожном костюме, с листом бумаги и гусиным пером в руках. Из-под его цилиндра выбивались непослушные черные кудри – Весёлое название… Я направляюсь из Казани в Симбирск. Записываю воспоминания старожилов о пугачевском бунте. По полудни вчера я выехал из городка Лаишев, сменив лошадей да напугав станционного смотрителя, который принял меня высокого сановника из-за моей подорожной. Заброшенные места. Лаишев показался мне сонным городом в домашнем халате. И Тетюши не лучше выглядят, из кареты не хотелось вылезать, да кучер вынудил…

            - Александр Сергеевич? Разрешите представиться – Маяковский,  – Пролетарский поэт, дымя папиросой, приподнял в приветствии кепку.   – У меня сложился  экспромт о Тетюшах:

«Погодите, буржуи,

Будет Нью-Йорк в Тетюшах,

Будет рай в Шуе…»

            - Маяковский? Не слышал о таком. И экспромт странный…

            Из темноты выступил молодой человек в черной гимназической куртке с металлическими блестящими пуговицами. Его каштановые волосы были аккуратно зачесаны назад. Широкий лоб, волевая складка губ, уверенный взгляд.

            - Не знаю, как насчет поэзии, но экспромт вполне приличный и, главное, к месту. Я сошел на берег с парохода, на котором мы с семьей переезжаем из Симбирска в Казань. Намереваюсь стать студентом Казанского университета. Дайте нам организацию революционеров, и лет через двадцать вы  не узнаете не только Тетюши, но и всю страну!

            - Я знаю, что будет через двадцать лет, - донёсся из темноты звучный бас Певца. – Вы разрушите страну, принесете в жертву миллионы, церкви порушите. А я вон в том Троицком соборе, чьи золоченые купола над Волгой благолепием светятся, пою в хоре. Стану оперным певцом, узнаете вы ещё Фёдора Шаляпина! Окажусь в эмиграции, встречусь с бежавшим из Тетюш после вашей революции купцом Мальцевым. Талантлив каналья, окажется. Мы с ним в Париже вместе будем петь в «Онегине»… Встретимся и с Николаем Фигнер, тоже выходцем из этих мест. Им будет сам Верди восхищаться. А Чайковский его Германа в «Пиковой даме» назовёт непревзойденным. Николай будет петь в Неаполе, потом в Мариинке. А сестрица его Вера по вашей дорожке пойдёт, Владимир, и за покушение  на императора Александра Освободителя двадцать лет в Шлиссельбургском заточении проведёт. Ради чего это всё?

             - В какую компанию я попала? – прозвучал низкий женский голос с легким немецким акцентом, и все разглядели пышную фигуру в шелковом платье на кринолине, с золотым шитьем, украшенном жемчугами. На голове женщины был надет напудренный белый парик, а на шее переливалось бриллиантовое ожерелье. – Вы погубите императора и совершите революцию, наподобие французской? О, Боже, не может быть! Мы, великая императрица Екатерина столько сделали, чтобы не допустить подобное и всё напрасно. Это захолустное поселение,  возведенное в ранг уездных городов по нашему высочайшему повелению, оказалось местом встречи моей с будущими погубителями России? Кто устроил эту ужасную встречу? Уж не Радищев ли из Сибири вернулся? Повелеваю возвратить его назад!

            - А вот это у вас не выйдет, барышня! – громыхнул Пролетарский поэт. – Ешь ананасы, рябчиков жуй…

            - Не думаю, что здесь растут ананасы, - усмехнулся господин в камзоле европейского пошива с узкими рукавами. – Вот рыба в Волге водится крупная.  Я - гольштинский посланник Адам Олеарий, направляюсь через Московию, с милостивого позволения  Михаила Фёдоровича,  в Персию.  Рыбаки местные доставили мне на судно  больших и жирных лещей всего за один  рейхсталер. Добрые здесь люди, не захотели даже брать деньги, пока их несколько раз не попросили об этом. Принесли мне на судно большую белугу длиной до шести локтей. Мясо её белое, сладкое. Одной рыбой накормились все, кто был на корабле, да ещё остатки засолили целую бочку. Позвольте и вас угостить.

           - Солёная рыба – пища рабов! – выкрикнул внук Потрясателя Вселенной.

5

            К костру приблизился мужчина с гордой осанкой, одетый в царский парчовый плащ. Оглядел внимательно Тау-теш, поводя из стороны в сторону черной бородкой:

            -После взятия Казани, надо закрепиться в этих краях. Повелю основать тут крепость, поставить стрельцов, а воеводой назначить князя Ивана Петровича Звенигородского. Достойный потомок знаменитого князя-мученика Михаила Черниговского. За верную службу я наделил его поместьями в Рузском уезде под Москвой… А что это за скоморох  кривой саблей казацкой машет у берега?

               Снизу к ним поднялся человек в голубом бархатном зипуне с алмазными пуговицами. На голове сдвинутая набок красная бархатная шапка, седеющие кудри свисали на лоб. На шапку намотана зеленая чалма с кистями. Обветренное лицо, длинные черные усы, взгляд орлиный.

            - Не скоморох я, а добрый казак Степан Тимофеевич. Мои лихие ратники порушили Никольский монастырь в семи верстах ниже, теперь же приступом намереваюсь взять это поселение. И возьму, вот только с Синбирском управлюсь. Я и просеку широкую распорядился прорубить в здешнем лесу. Двинусь из-под Синбирска на Казань, а там и на Москву…

            - Не двинешься, - возразил  Поэт. –  Сюда уже спешит на подмогу царскому воеводе Юшке Барятинскому большой отряд свычных к бою стрельцов, посланный Алексеем Михайловичем. Отобьют тебя от Синбирска, и сложишь ты буйную головушку на Болотной площади в стольном граде. Но в памяти останешься самым поэтическим лицом русской истории…

           - У него образина разбойника, анафеме  предать, да на кол посадить повелеваю! – вскричал разъяренно царь. – Где это видано, чтобы холоп посмел против царской власти идти да мои монастыри грабить и рушить!

            - Не в твоей это воле, царь-батюшка. В разных временах мы с тобой. Да и сам-то мало ли чего порушил?

             Отталкивая царя, к атаману бросился Певец со слезами на глазах:

             - Неужто сам Стенька пожаловал? Какими судьбами? Ах ты, горемыка, разбойник, уж не эта ли Зуб-гора тот самый «есть на Волге утёс»?… А ну-ка, споем с тобой любимую напоследок, когда ещё придётся…

              Над рекой вознёсся могучий бас:

            - Из-за острова на стрежень, на простор речной волны

              Выплывают расписные, Стеньки Разина челны…

            - Непонятный народ проживает на вашей земле, - недоуменно пожал плечами гольштинский посланник Олеарий. – За что восхваляют разбойника?

             - Дикие скифы, - поддержал его басилевс.

               -Я материалист и не верю в реальность происходящего. Требую прекратить это безобразие! – воскликнул выпускник гимназии, будущий Вождь мирового пролетариата. Его поддержал решительным кивком головы Пролетарский поэт. – Как мы, представители разных времен и народов, можем видеть, понимать язык друг друга? Пусть кто-нибудь объяснит: что здесь происходит?

6

            - Я могу, - спокойно ответил старец Тэтеш. – В здешних местах издавна существует поверье оТау-теш, согласно которому однажды наступит день – ударит в вершину горы молния и Река вернёт из прошлого души людей. Восстанут они  такими и в тот момент, когда  прикасались к священной горе.

           - Но я никогда не бывал в этих местах! – воскликнул басилевс.

             - Под обрывом горы был найден наконечник стрелы времён твоих походов. К тому же, вероятно, ты прикасался к водам Гирканского моря, в которое впадает Итиль. Этого достаточно, чтобы вызвать тебя сюда из небытия. И монета Бату-хана обнаружена на берегу. И драгоценные славянские бусы времён князя Святослава. И остальные бывали здесь. Одного я не могу понять: вызвать нас  под силу было  только Главному шаману тиссагетов. Заклятия были ведомы лишь ему. Кто смог разгадать тайну и почему вызвал нас?

            - Давайте осмотрим всё вокруг и выясним, кто решился на неслыханную дерзость!  – прокричало несколько голосов разом.

            Странники разбрелись по разным склонам Тау-теш.

             - Я вижу чью-то тень в кустах! – донеслось от низины у подножия горы. - Он здесь!

            К тому месту бросились все, у кого было с собой оружие. В кусты полетели копьё, меч, стрела, боевой топор, казацкая сабля.

             Неожиданно со стороны Реки налетел сильный порыв холодного ветра. Внизу загрохотали, накатывающиеся бешено на прибрежные камни, волны, заметались в воздухе с дикими выкриками чайки. Ветер относил их к Тау-теш.

            - Бежим к костру! – в отчаянии закричал старец. – Сейчас пламя погаснет и нам никогда не вернуться в свое прошлое!

            Не разбирая пути, отталкивая друг друга, люди кинулись к костру. Приближаясь к пламени, они превращались в тени и тотчас растворялись в нём. Последним, выскочив из кустов, бежал за ними незнакомец, ни одежды, ни лица которого невозможно было разглядеть. Он бежал к вершине, спотыкаясь, падая и задыхаясь. Он уже протягивал на бегу руки к огню, который метался в последних судорогах… Но не успел прикоснуться к нему.  Новый ураганный порыв влажного ветра погасил костёр и разметал по склонам Тау-теш едкий сизый дым.

            Незнакомец в ужасе обхватил голову руками и упал на колени, проговаривая невнятно уже бессильные заклятия. Внизу перед его застывшим взором медленно несла свои синие воды в вечность величавая Река.          

2009              

Тетюши  - это моя память о детстве…»

(Воспоминания Э.Е.Григорьевой)

Эльза Евгеньевна Григорьева. 1976 г.

С Эльзой Евгеньевной Григорьевой мы знакомы заочно. Она откликнулась тепло  на мои публикации в «Литературной газете» и поделилась интересными воспоминаниями. «Тетюши – дорогой для меня город, - пишет она.- Это моё детство, пришедшееся на военные годы; это бабушкин дом на улице Вахитова; это сады, сады, сады за домами; это Волга, крутой берег к ней; это гудки пароходов… Тетюши – это моя первая школа, в которой я начала учиться 1 сентября 1941 года. Чуть раньше, летом пыльными жаркими днями, по нашей улице проезжали телеги с мужчинами призванными на фронт, на краешках сидели ребятишки, а рядом шли  женщины, то притихшие, то не скрывающие рыданий… Этих будущих бойцов доставляли к пристани. Думалось тогда, что война закончится быстро, солдаты вернутся к семьям. Но уже вскоре родные получали извещения о гибели близких и это нами, детворой, воспринималось как нечто нереальное. В первые дни войны погиб мой дядя,  Геннадий Петрович Бызов, которому едва исполнилось 19 лет. Он был скромным парнем, даже застенчивым. В жаркий день он выбрался из окопа, пополз к реке, чтобы напиться, и был убит немецким летчиком. От него осталась только фотография в военной форме…»

Эльза родилась в Куйбышеве в 1934 году. Судьба её родителей сложилась драматично: отец был репрессирован, а мама жила некоторое время с двумя дочками в Тетюшах, в доме бабушки.  Семье пришлось сменить не одно место в Поволжье (отцу непросто было найти работу). Названия таких пунктов, как Шеланга, Теньки, Ташовка (из известной в Тетюшах старинной припевки) Эльзе о многом говорят. В Шеланге она училась в 5 и 6 классах, ходила туда пешком полем за 3 километра из Гребней, где тогда жила их семья. В Ташовке родился муж двоюродной сестры Эльзы Зинаиды, а в Теньках эта семья жила в годы его службы.

  В 1947 году семья Эльзы  поселилась  в г.Раменское Московской области. После окончания школы Эльза поступила (на правах золотой медалистки) в МГПИ им.Ленина. Получила специальность преподавателя русского языка и литературы. Более 40 лет проработала в школе. Учитель-методист, Отличник народного образования. «Наша профессия самая благородная, - пишет Эльза Евгеньевна, - но требует огромных сил, духовных и физических, требует предельной ответственности на каждом уроке, в каждой беседе с детьми. А как иногда приходилось буквально биться за ученика, спасая его, предостерегая от гибельных шагов!..» Довелось Эльзе Евгеньевне поработать и в пресс-службе администрации, стать журналисткой. Её статьи публиковались как  в областной, так и в российской прессе.

Эльза из старинного рода Бызовых, которые жили в Тетюшах предположительно с начала 19 в. Один из их домов располагался на улице Вахитова,9. Он не перестраивался, расположение комнат сохранилось таким, каким было ещё при прадедушке Гурьяне Корнильевиче.

Бабушка Эльзы Александра Николаевна – из большого и состоятельного рода Городничевых. Она не получила никакого образования. Но слыла человеком поразительного ума: замечательно считала, умело вела домашнее хозяйство. В доме всегда была идеальная чистота, славилась бабушка и своими кулинарными способностями. Была религиозной, причём деятельно верующей. Так, она принимала активное участие в строительстве Крестовоздвиженской церкви на площади. В 1930-х храм разрушили, и бабушка очень горевала, поскольку имела к нему особое отношение: в своё время, при возведении церкви, подносила кирпичи, убирала строительный мусор, помогала строить храм, собирала яйца, доставляя их корзинами и вёдрами (для крепости зданий  кирпичи клали на смесь, в которую входили яйца). Усердие бабушки было высоко оценено: ей выплатили большую сумму денег, и она купила на них новые лаковые ботинки с каблучком («с калбуками», как она говорила) и калоши с малиновой фланелевой подкладкой. Нарядная, счастливая, Александра Николаевна пошла в церковь, радуясь прекрасной солнечной погоде. А когда она вышла из церкви, полил сильный дождь. Жалея новые калоши, она сняла их, завернула в фартук и в ботинках пошла по грязи. А тетюшская грязь известна…

Александра Николаевна Бызова (справа) и Мария Андреевна Бызова (Григорьева)

Бабушка Эльзы приходилась двоюродной сестрой одному из знаменитых в крае Серебряковых Дмитрию Павловичу. С его внуком Александром Михайловичем Эльза встречалась в Раменском в 50- годы. Она вспоминает: «Это был очень благородный человек, породистый, красивый, как все Серебряковы. А другой внук Николай жил в последние годы в Москве, на Петровке, с женой Ольгой и дочкой Светланой. Летом они отдыхали на даче в Серебряном Бору – месте тогда весьма престижном. Семья была интеллигентная, милая. Николай Михайлович – инженер, один из тех, кто участвовал в строительстве печально знаменитого Дома на Набережной в Москве. Он был немногословен, но очень доброжелателен».

Мама Эльзы Мария Андреевна, окончив гимназию, научилась играть играть на фортепиано и гитаре. Во времена её юности в Тетюшах существовал клуб, основанный на средства состоятельных семей Городничевых, Турковых, Серебряковых, Купцовых. Молодёжь собиралась почитать или послушать стихи, пошутить и, конечно, потанцевать. Смотрели немое кино.  Были гуляния в поле; туда выходили целыми семьями, брали с собой самовары и всякую снедь.

Дедушка служил приказчиком у купцов Мальцевых, одевался щеголевато: всегда «на людях» появлялся в жилетке, лаковых сапогах и фуражке с лаковым околышком. У него была окладистая борода, выглядел он степенно. Очень добрый человек, трогательно заботился о внуках, которые после смерти родителей остались сиротами.

Эльза хорошо помнит родной дом – две комнаты, сени, чулан, в потолок которого в незапамятные времена был вбит массивный крюк. Мама вспоминала, что задолго до Рождества к этому крюку подвешивали гуся, которого специально откармливали орехами, что придавало мясу отменный, нежный вкус. Позже гуся коптили.

Из всех благ цивилизации в доме было одно – радио. В переднем углу стоял небольшой столик с черным круглым репродуктором. Эльза воображала, что внутри его можно увидеть маленького человечка.

Серебряковы – мать и дочь. (Из семейного архива Э.Е.Григорьевой)

При доме был сад, за домом стояла банька. Во дворе, перед окнами, цвели розовые мальвы, а за домом – огромный куст бузины. Бабушка отсылала внучку к нему тогда, когда нужно было почистить ажурные оклады икон.А кастрюли приходилось натирать красным кирпичом.

В соседнем доме 11 жила семья Зиганчи Мускеевича Идрисова. Они угощали Эльзу лапшой-салмой, которую варили в большом котле, а по праздникам радовали удивительным лакомством – чак-чаком. Следующий дом принадлежал доктору Калсанову. А справа жил священник Горбунов с семьей. Этот дом Эльза хорошо запомнила: вдоль забора росли дивные маленькие розочки с манящим тонким ароматом… Напротив жили Кашаевы, с девочкой из этого дома Верочкой Эльза дружила. Они играли вместе на берегу Волги, собирали камешки, сбегали к берегу по крутому откосу; лестницей с бесконечными ступеньками пользовались редко. Налево от Кашаевых жил Семигулла Галеев с женой Фатимой.

Может быть, потомки соседей живы и им интересно будет знать, что об их родных помнят.

 «Поклонитесь нашему милому городку, - пишет Эльза Евгеньевна.- Увы, по состоянию здоровья мне, вероятно, не удастся выбраться туда, но всё, что касается этого городка, я собираю и включаю в воспоминания…»

Душевной теплотой, к сожалению, такой редкой в наше прагматическое время, веет от писем Эльзы Евгеньевны. Хочется низко поклониться ей, поблагодарить за подвижнический многолетний труд, за добрые слова о родных Тетюшах, за память.

Притяжение родного берега

1.Тетюши – Лос-Анджелес

Круг общения Олега Михайловича Марута-Краснопольского сегодня узок и принял форму исключительно эпистолярную. Возраст солидный – девяносто шестой год идёт. Даже по телефону он мало с кем общается, но на мои публикации охотно откликнулся.

Живёт Олег Михайлович в США в Редондо Бич, это один из пригородов Лос-Анджелеса, штат Калифорния. Таких «бичей» много по всему Побережью. Это большие и маленькие административно независимые города, расположенные по берегу Тихого океана. Если начать их счёт с севера на юг, то это будут Манхаен Бич, Ермоса Бич, Редондо Бич, Хантинтон Бич, Лонг Бич и так далее. Самый большой из них – Лонг Бич, один из главных морских портов страны. А в названиях некоторых городов присутствует сочетание двух слов: испанского «еромосо» - «красивый» и английского «бич» - «берег», «пляж». Есть русское слово «бечевник», по нему, бывало, «тянули баржу бурлаки и проливали тяжкий пот…» А «Редондо Бич» понятно и без перевода: «круглый пляж, берег». И действительно береговая линия здесь представляет собой почти полукруг. Напоминает Олегу Михайловичу ту, из далёкого детства, береговую дугу матушки Волги. Как раз перед городком Тетюши она делает полукруглый зигзаг, глубоко врезающийся в крутой высокий берег.

Олег Михайлович встречал в Сан-Франциско в конце шестидесятых годов прошлого столетия тетюшан, прибывших из Китая, куда они были вынуждены эмигрировать после Гражданской войны. В их числе были бывшие гимназисты Тетюшской мужской гимназии, в которой работал преподавателем отец Олега Михайловича. С двумя из них он познакомился поближе. Это Михаил Забиякин и Николай Полосухин. Михаил даже прислал схематический план города Тетюши, нарисованный им по памяти спустя полстолетия жизни в Китае и в Америке. Кстати, был неплохим художником, членом Ассоциации живописцев Сан-Франциско. От Михаила Забиякина Олег узнал подробности гибели своего отца. Бывший учитель истории мужской гимназии в Тетюшах стал офицером в армии Колчака и командовал батареей. В 1918 году, после поражения белой армии в Сибири,  он был расстрелян омским ЧК.

По словам Олега Михайловича «семья его была типичной семьёй российских интеллигентов, чистейших бессребреников, идеалистов, народолюбцев». Его матери пришлось одной поднимать детей. Она оставалась членом РКП(б) до 1922 года, когда была исключена из партии, как «социально неблагонадёжная», о чём никогда не сожалела. Вырастила своих детей, перенесла на своих хрупких плечах все ужасы и тяготы советской жизни и войны. Старшая дочь Юлия проработала всю жизнь врачом, Михаил окончил Казанский ветеринарный институт, Мариамна стала актрисой ТЮЗа.

Ныне в живых остался лишь Олег Михайлович.

2. Мужская гимназия

Почти сто лет тому назад в 1911 году, в мужскую гимназию города Тетюши Казанской губернии приступил к работе молодой учитель Михаил Михайлович Марута - Краснопольский, только что окончивший историко-филологический факультет Казанского Императорского университета. Это была семейная традиции – учиться в известном в России университете. Увлёкся Михаил, как и многие тогда студенты революционными идеями, организовывал марксистские кружки в средних учебных заведениях Казани, за что и был исключен из университета. Кстати, привлёк к участию в одном из них слушателя коммерческого училища Вячеслава Скрябина, в будущем – Молотова. Михаил всё же получил позже возможность закончить университет.

Женат он был на Ольге Кулаковой, внебрачной дочери помещика Бекетова. Родилась она в селе Бекетовка Спасского уезда Казанской губернии, в соседнем с городом Булгаром. Бекетовы были владельцами имений в Спасском уезде. Но о родстве с «эксплуататором трудового народа» Ольге и Михаилу в советское время приходилось помалкивать. По материнской линии родственником Бекетовым приходился Александр Блок. Ольга окончила Казанскую Ксенинскую гимназию с серебряной медалью, знала много иностранных языков, получила хорошее музыкальное образование. У Михаила и Ольги было четверо детей: Михаил, Мариамна, Юлия и Олег.

Преподаватели Учительской гимназии в Тетюшах (1917-1920 гг.) Второй ряд второй слева – А.М.Боголюбов.

Преподаватели гимназии были яркими личностями, получившими прекрасное образование в элитарных учебных заведениях. Были среди них окончившие Петербургский, Московский и Казанский университеты. Они вели и просветительскую деятельность, распространяя новый стиль жизни в патриархальном городке. Например, преподаватель истории Калинин добился открытия в городе краеведческого музея. Николай Филиппович стал известным археологом, внесшим большой вклад в изучении древней и средневековой истории края.

В гимназии был создан струнный оркестр из балалаек, гитар и мандолин, который в годы Первой мировой войны выступал на благотворительных вечерах. Совместно с городскими врачами преподаватели создали в 1913 году «Тетюшское общество любителей изящных искусств», которое организовывало в городе различные выставки.

На полученные в наследство деньги от отца помещика Бекетова Ольга приобрела в Казани рояль. Некоторые местные жители отнеслись к такой необычной покупке с удивлением. Но постепенно новый стиль жизни пробивал себе дорогу. Местная интеллигенция стремилась сохранить образ жизни интеллигенции и после революционных событий 1917 года. Так, продолжал действовать любительский театр, в котором по инициативе Ольги ставились пьесы Островского. Декорации оформлял молодой художник Михаил Куприянов, в будущем один из Кукрыниксов.

Городок Тетюши на Волге до революции был типичным уездным городком, но имел и свои особенности. Это был центр просвещения в крае. По воспоминаниям Олега Михайловича в городе имелись мужская и женская гимназии, учительская семинария, школа кройки и шитья, городской театр, краеведческий музей, Народный дом. Действовали три церкви, построенные на средства местных купцов. Городок был купеческим, торговым, имел семь пристаней. На рынке можно было купить недорого разнообразную волжскую рыбу, включая осетровых. В городе действовали четыре паровых (дизельных) мельницы, не менее двадцати пяти ветряных мельниц, стоявших вокруг города, молотивших зерно беспрерывно и летом и зимой для местного рынка. Купцы занимались благотворительной деятельностью. На их средства было построено немало зданий, в том числе  мужская и женская гимназии.

3.«Мы остались русскими…»

На мои публикации в «Литературной газете» также откликнулась бывшая жительница Тетюш, ныне проживающая в подмосковном городе Раменское Эльза Евгеньевна Григорьева. Она поделилась своими воспоминаниями.

По рассказам бабушки Эльзы Евгеньевны Тетюши были центром культуры в крае. Например, в городе существовал клуб, основанный молодыми состоятельными людьми. В нём собиралась молодежь, чтобы не только потанцевать, но и почитать и послушать стихи. Местная интеллигенция организовала общество изящных искусств. Было в городе и немое кино. Бабушка помнила даже фамилии великих артистов, Мозжухина, например. Целыми семьями устраивали гулянья в поле, брали с собой самовары и всякую снедь.

Дедушка Эльзы служил приказчиком у купцов Мальцевых, одевался щеголевато: всегда «на людях» появлялся в жилетке, лаковых сапогах и фуражке с лаковым околышем. У него была окладистая борода, выглядел он степенно. Очень добрый человек, дедушка трогательно заботился о внуках, которые после смерти родителей остались сиротами.

Два года назад в Тетюши приезжала Екатерина Мальцева, одна из потомков известного купеческого рода. Её отец, Евгений Николаевич, бежал из Тетюш в 1918 году. Волею судеб оказался во Франции, стал оперным певцом, был дружен с Шаляпиным. Екатерина родилась в Париже, снялась в нескольких фильмах. Будучи в Тетюшах зашла в  краеведческий музей, и будто повинуясь интуиции, подошла к стенду с названием «Благие дела наших предков» и показала на фамилию «Мальцев». Ей перевели текст под фотографией: «Тетюшский гражданин Мальцев М.И. пожертвовал дома и капитал на устройство богадельни для престарелых и неимущих граждан». В одном из зданий, принадлежавших Мальцеву, ныне действует магазин.

Бабушка Эльзы была религиозной, причём деятельно верующей. Так, она принимала активное участие в строительстве церкви, которая называлась Крестовоздвиженской и возводилась на площади. Церковь была разрушена в 1930-е годы, сейчас на её месте парк. Бабушка горевала по поводу разрушения храма, поскольку имела к нему особое отношение: в своё время, при возведении его подносила кирпичи, убирала строительный мусор; помогая строить храм, собирала яйца, доставляла их корзинами и вёдрами (крепость старинных зданий объясняется и тем, что кирпичи клали на смесь, в которую входили яйца). Усердие бабушки было высоко оценено: ей выплатили большую сумму денег, и она купила на них новые лаковые ботинки с каблучками и калоши с малиновой фланелевой подкладкой.

Среди предков Эльзы Евгеньевны известные в прошлом тетюшские купцы Серебряковы. Один из представителей этой династии Николай Михайлович Серебряков жил с семьёй в последние годы в Москве, на Петровке. Летом они отдыхали на даче в Серебряном Бору – месте тогда весьма престижном. Николай Михайлович работал инженером, был одним из тех, кто участвовал в строительстве печально знаменитого Дома на набережной в Москве. Он был репрессирован и только указом Горбачева был реабилитирован в числе первых шести человек. Николай Михайлович приходился двоюродным братом маме Эльзы Евгеньевны.

В 1918 году Серебряковы были вынуждены покинуть родной край. Они переправились через Волгу и выехали сначала в Уфу. Им казалось тогда, что все эти драматические события продлятся не более двух месяцев, а оказалось – покидали родной берег навсегда. Многие из них осели позже в Америке. Пути многих уехавших из Тетюш пересекались. А в 2007 году потомкам Серебряковых удалось, наконец, побывать на родине своих предков. Они преклонили колени перед Троицким собором, построенным на средства их деда, увезли с собой в далекую Америку мешочки с горстями родной земли. Один из них сказал: «Мы говорим и думаем по-английски, но мы остались русскими…» Город, обстановку в домах они помнили лишь по фотографиям и по рассказам своей бабушки: печь в зале, облицованную белым кафелем, красивую лепнину на потолке… В бывшем доме купцов Серебряковых их потомок, ныне Епископ Кливлендский Петр, управляющий Чикагской и Детройтской епархией в США, с нескрываемым волнением всматривался  в фотографию первого выпуска женской гимназии 1913 года. Он узнал свою бабушку Екатерину Петровну, члена попечительского совета гимназии. Подивился хорошо сохранившимся зданиям бывших мужской и женской гимназий, в которых и ныне располагаются учебные заведения: «Не верится, что стоят до сих пор здания, построенные дедом. Пусть и дальше служат нашим землякам…»

4. Волжское детство

С детства Олег Михайлович Марута увлёкался наблюдениями за природой, записывал в дневник фенологические наблюдения: появление «сала» осенью на Волге, подвижку льда весной, высоту разлива. Наблюдения вёл по определенной программе, которую получал от Общества любителей природы при Московском и Казанском университетах. Его участок «Живой природы» охватывал, кроме самого города также и его окрестности с полями, Волгой, лугами, островами и озёрами. Часто и ныне видит эти замечательные места Олег Михайлович в своих снах: кубарем скатывается с горы к Волге, прыгая по осыпям, переходит по брёвнышку через ручей, идет к баракам, прыгает в лодку, ныряет, плавает, если это лето или бегает на лыжах по волжским торосам, если это зима.

А какие замечательные были галечные отмели с округлыми разноцветными камешками. Среди них было трудно заметить яйца крачек и чаек, закамуфлированные под гальку, а гнёзд с яйцами среди этой гальки было множество, как и самих пернатых: куличков, крачек, чаек, гагар и уток с гусями. Вдоль берега тянулись Лихачевы острова, заросшие тальником, осинником, мощными величавыми осокорями, из стволов которых с давних времен выдалбливались лодки-бударки. Эти осокори когда-то восхитили знаменитого художника Шишкина, проплывавшего мимо Тетюш по Волге и мечтавшего написать их. Можно было заблудиться в зарослях ивняка, шиповника, черной смородины, ежевики и крапивы. Были на островах и свои озёра с изобилием рыбы и водоплавающих пернатых, можно было встретить на мощных ветвях осокорей цапель. Теперь острова затоплены Куйбышевским водохранилищем.

Запомнились мальчишеские соревнования: кто переплывёт Волгу тёплыми летними ночами, когда вода в Волге была «отварной». Осталась в памяти тропа, ведущая к древней столице Волжской Булгарии городу Булгару, от которого сохранились развалины и  минарет, устремленный в небо.

Помнит Олег Михайлович, как в окрестностях Тетюш в овраге был убит местными охотниками последний медведь-бедолага. И год запомнил: 1923-й.  Как попал в тот овраг косолапый трудно сказать, может, случайно забрёл. Попался на глаза охотникам. На троих у тех было одно ружье, шомпольное, но курок у него был сломан и для того, чтобы выстрелить, хозяин ударял по капсуле молоточком, который постоянно носил с собой за поясом. Пристрелили того медведя, привезли в город и бросили на всеобщее обозрение на тротуаре на базарной площади, напротив городского театра, как раз у ворот дома, где жила семья Марута-Краснопольских.

Ещё запомнилось, как в годы НЭПа местный умелец из найденного бивня мамонта изготовил бильярдные шары. Желающие могли посетить местную распивочную и  загонять в лузы исторические шары.

Олег не раз совершал со своим дядей Васей  на лодке традиционные парусные плавания по Волге. Дядя Вася тогда работал главным бухгалтером-плановиком в «Кредитном сельхоз-товариществе», позже закрытом, как «вредное кулацкое предприятие». На лодке они ходили на острова пострелять уток, порыбачить. Брали с собой собаку Альбу – сеттера-лаверака и пса Фальстафа – сеттера-гордона. В тридцатые годы не раз бывали  в Астрахани, на улицах которой тогда пахло рыбой. В 1929 году в Астрахани действительно пахло ещё рыбой и это никого не удивляло, было привычным. Рыбу и чёрную икру можно было увидеть на каждом столе, коробки с икрой украшали витрины магазинов, купить её можно было без всяких проблем по доступной цене. Но уже через четыре года в Астрахани рыбой уже не пахло и достать рыбу можно было только по блату или на чёрном рынке.

5. Дальний берег

После окончания седьмого класса в средней школе Олег поступил в Соликамский лесной техникум. Пришлось работать в тридцатые годы на лесозаготовках на северном Урале. Перед войной окончил Казанский ветеринарный институт. Потом началась война, в самом начале которой он попал в плен. С 1945 по 1951 год жил в лагере для перемещенных лиц в Регенсбурге и Ингольштадте в Баварии. С 1963 года проживает в США в штате Калифорния.

Дни, проведённые в Тетюшах, остались самой яркой страницей в жизни Олега Михайловича. Любимым его местом прогулок была Тетюшская гора Вшиха, рядом с которой жила его семья. У южной окраины горы начинался старый спуск к Волге, называли его Старым въездом. Грунтовая дорога шла по глинистому склону горки и приводила к пристаням и высоким амбарам-зернохранилищам. Сверху с горы тянулись закрытые желоба, по которым ссыпали зерно в зернохранилища, откуда потом грузили в баржи-сухогрузы. Тут же на берегу под горой был большой мол, слева от которого находился причал перевоза-парома, а на противоположном, левом берегу также был деревянный причал для парома и лодочников, занимавшихся перевозом пеших. А в метрах ста от причалов начинались поёмные заросли тальника и осинника, рядом росли два высоченных осокоря.

Запомнилось Олегу Михайловичу первое гулянье на Вшихе после Гражданской войны, эпидемий и голода. Было это в 1924 году на Пасху. Удивил тогда своей внешностью гулявший с супругов под руку в толпе оружейный мастер Мартьянов. На нём был пиджак, белая накрахмаленная сорочка, галстук, на голове котелок. Джентльмен – джентльменом, а не измазанный машинным маслом с тучником в руке, каким его часто приходилось видеть. Все были веселы,  пели песню «Солнце всходит и заходит…», водили хороводы. Весело перекликались с гулявшими на баржах, которые стояли у мола и ждали навигации. Весна тогда была ранняя, и к Пасхе лёд уже прошёл. Запомнился приход первого парохода, разукрашенного разноцветными фонарями, когда жители встречали его криками «Ура!» и фейерверками.

В одном из писем Олег Михайлович пишет: «В августе 1918 года город был захвачен белочехами. А уже  в сентябре того же года в край пришли отряды Красной армии. Вместе с белыми уходили многие жители города, опасавшиеся репрессий со стороны новых властей. Мне запомнилась  на всю жизнь та осень 1918 года. Наша семья, спасаясь от наступавшей Красной армии, о которой шли пугающие слухи, бежала в Спасский уезд в деревню Три озера. Поразили тогда детское воображение высоченные осокори на берегу Волги толщиной у комля в несколько обхватов, а на макушках деревьев гнездились большие серые цапли. Осокори оставались нетронутыми до тридцатых годов и были своего рода ориентиром видным с Тетюшской горы и с пароходов при подходе к пристани и сверху и снизу по Волге.

Больше всего мне хотелось бы отметить свой Девяносто пятый день рождения на месте рождения посещением храма, того, где был крещён и воцерквлен…

Мне помнится Волга с протоками, город, в котором я родился и где прошли почти пятнадцать лет моей жизни. Город с именем неразгаданным и загадочной историей. Город, в котором у меня нет ни родных, ни знакомых, никого и ничего, кроме одной лишь могилы моей бабушки по отцу Юлии Петровны Царегородцевой, в замужестве Марута-Сукало-Краснопольской, на кладбище за Прудком, ныне, наверно, уже несуществующем…»

Это не так. О Марута-Краснопольских в Тетюшах хранят память, как и о других известных выходцах из нашего городка. Сохранился и ныне действует Троицкий собор. А на старом кладбище, примирившем и белых и красных, на берегу Прудка разбит прекрасный парк со стройными белоствольными берёзами, в центре которого поставлена часовня Александра Невского.                                                                                                          

Помнить свои корни…

На  улице Либкнехта, бывшей Малой Архангельской стоят недалеко друг от друга три примечательных деревянных дома.  В одном из них большом, двухэтажном с большими окнами, украшенными причудливыми резными наличниками жили купцы Крупины. Это была самая многочисленная фамилия купеческая в Тетюшах. Мария Кондратенко последняя её представительница в городе, из тех, кто не ухела за границу.  Ей за девяносто. Недавно предоставили ей новую квартиру, а старом доме разместили библиотеку.

- Отец мой Николай Евграфович уехал учиться в Москву в начале века. Работал инженером – путейцем на Ярославском вокзале. Женился на москвичке. Случилась революция, и отец привез семью в Тетюши. Деда плохо помню – носатый, бородища по грудь. Строгий был больно. Бабушка говорила, что при первой встрече  в обморок от вида его бороды упала. Ей было 15, а ему 35. Вскоре отец забрал Марию и ее сестру Нину в Москву. Жили трудно. Мать вскоре умерла от «испанки». Питались, чем придется: луком, картофельными очистками. Дети бродили по путям в поисках выброшенного пассажирами из вагонов съедобного. Помню самый сладкий день – в одном вагоне с патокой кто-то проковырял дырку…

Всякое бывало в гражданскую войну. Кто воевал за белых, кто за красных. Родной племянник выдал моего брата, указав советским властям где тот прятал  тайник под паркетом. В нем хранились четыре шкатулки с золотыми украшениями и монетами. Посадили брата. Жила Мария, ничем не выделяясь среди сверстниц. Только фамилию все помнили, пока не сменила. До пенсии простояла в магазине за прилавком. Наверно гены купеческие…

А через дорогу дом Веры Дмитриевны Карасевой, дочери известного местного большевика.

- В августе восемнадцатого пришли в город белые. Купцы, конечно, воспряли духом. Отец наш успел до их прихода бежать на ту сторону Волги. Но не выдержал, приехал как-то ночью жену и детей малолетних проведать. Кто-то увидел, выдал. Схватили, увели куда-то. А потом нашли его тело на берегу Волги у Гремячего ручья. Всё тело исколото штыками, звезда на спине вырезана. Такая жестокость у людей была, свои своих губили.

Дом Веры Дмитриевны покосился, ворота с трудом открываются. Квартиру дочери одного из первых большевиков так не дали.

На углу улицы стоит ещё один старенький домишко. В нем жил священник Варсонофий. Родом был из деревни Колунец. В детстве шли мимо деревни монахи – богомольцы. Мальчик отправился с ними странствовать. Дошел до Раифского монастыря под Казанью. Служил там 25 лет, пока после революции монастырь не разграбили красные. Беглый священник пешком добрался до Тетюш, разжился у сочувствующих одеждой и едой, и, переночевав, ушел дальше. Добрался пешком до Сибири, но и там его разыскали. Он был арестован и посажен в Иркутскую тюрьму. Затем, отсидев 10 лет в Соловецком лагере,  бывший игумен вернулся в Тетюши в самый разгар гонений на веру. К нему обращались сначала знакомые. Но вскоре о нем узнали жители Тетюш и соседних деревень.

За все время ведения тайных церковных служб милиция, не раз устраивавшая рейды и облавы, так и не арестовала Варсонофия. О готовящихся мероприятиях властей верующие предупреждали его заблаговременно. К тому же для большей безопасности требы исполнялись либо поздней ночью, либо ранним утром, в 5-7 часов.

Последние двадцать лет жил и служил в Тетюшах…

          На соседней улице жил до революции купец Мальцев. Имелось у него несколько магазинов. Некоторые здания сохранились. Недавно побывала в Тетюшах дочь купца Екатерина. Она живет в Париже. Её отец бежал из Тетюш в 1918 году и после долгих скитаний оказался во Франции, стал оперным певцом, был другом Шаляпина. Они, безусловно, вспоминали Тетюши. В краеведческом музее Екатерина увидела на одном из стендов фамилию «Мальцев» и безошибочно указала на неё. Ей перевели текст: «Тетюшский гражданин Мальцев пожертвовал дома и капитал на устройство богадельни для престарелых и неимущих граждан».

В прошлом

Я в рабстве у прошлого, нет настоящего,

Встречу сулящего.

Мы разминулись с ним в прошлом столетии

В дождь под Венецией, где мы отметились.

Меж нами – зима подмосковная,

Колокола  Коломенского осанну нам спели.

Неслись с Воробьёвых с тобой на салазках,

Как в сказке.

На Чистых Прудах танцевали мы танго

Под музыку Дранги.

Забавно.

Играли в снежки на Казанском вокзале,

Под смех дембелей, а может под зависть.

Пока не расстались

Мы с настоящим,

Память палящим.

Осень

По листьям опавшим бегу переулком  

К талинам шумящим, где встречу вновь  детство я.

И эхом далёким и гулким

Меня оно поприветствует.

А где-то в яблонях

Озябшие зяблики

плачут со свистом

голосом Витаса.

Засохшие груши

Музыку слушают.

Кружат листву вальсы Шопена,

Пейзажи Поленова

Ожили.

Может ли Ожегов

выразить осень, в которой мы прожили

целую жизнь?

Звенело пространство хрустальное в поле.

Серым дождём опадавшие тучи...

Жался к обочине синий цикорий –

Неба осколок.

Прыгнуть бы с кручи

В детство осеннее…

Но не осилить мне.

Осенний дождь в парке Бурггартен

Осенние листья сияют позолотой

Словно на полотнах

Густава Климта.

Зонтами платанов укрыт парк Бурггартен

От серого ливня рваного ритма.

Гортанный крик ворона, в кронах заглохший,

Прервёт серенаду, которую

Моцарт, под ливнем намокший,

На скрипке выводит вдохновенно

В Вене притихшей, осенней.

Белое утро

Осыпается небо снежинками,

Растворяя белилами мир,

И спешит разговеться рябинками

Прилетевший случайно снегирь.

Прибодрилась черёмуха бледная,

Захмелевшая, было, от белого

Сна сумасшедшего, майского.

Райского.

 И винить некого…

Январь в Петровском

В лесной глухомани, куда не заманит

Январская радуга в  россыпи инея,

Где оказался по случаю ныне я,

Звёзды опавшие гаснут в тумане,

Псы одичавшие рыщут унылые,

Тропами стылыми.

Дятел долдонит на дальней поляне,

И сыплется жемчуг на ломкие кроны

Развесистых клёнов

Из щедрой ладони

Владычицы неба.

И мне бы.

28 января 2014 г.

В зимнем саду

Ветра дыханье

Снежинок шуршанье.

Сверкают рубины

На ветках калины.

Под дланями яблони,

Озяблая,

Укрытая веткой

Дремлет беседка,

Под свист свиристелей

Жалея о лете,

Что так пролетело.

Где ты?

.

В Люксембургском саду

Сад Люксембургский в августе чайном

Будто самим Модильяни раскрашен

В тональности встречи с тобою случайной:

Do you speak Russian?

С солнца-мольберта кистью платаны

Спахнуты краски вечерние нежные

Мы разлучились, но вместе по-прежнему.

Ты мне поведай парижские тайны,

Выпив «бордо»  в погребке возле Сены

Осеннего,

Года розлива нашей разлуки.

От скуки.

Как там Монмартр, Мулен Руж и ротонды,

Собор Нотр Дам и Версаль тот с  фонтанами?

Сводит с ума улыбка Джоконды,

Хранящая замыслы гения тайные?

Как здесь живется вдали от России?

Помнятся наши рассветы синие,

Запах черёмухи, волжские дали?

В Париже мы встретимся, в прошлом – едва ли.

                                                                                                   Париж-Тетюши, 2013-2014.

Под сенью тенистого сада

Снова ласточки  мечутся  низко,

Пахнет мятой июньской в саду

Вновь как  в детстве далёком и близком

Босиком по  тропинке бреду.

Посижу возле старенькой бани

Где осинки шумят о своём,

Мне протянет черёмуха длани

И тайком прошуршит о былом.

Загляну я к берёзе раскосой,

Что в заулке грустит на ветру,

Свои длинные пышные косы,

 Расплела для меня поутру.

Дремлет август в дощатой беседке,

За его невозвратность прости,

Только  слёзы застыли на ветках

Иль хрустальные  капли росы?  

Снова иволги слышится флейта

И встречает рассвет соловей,  

Это спелое шумное лето

Словно первое в жизни моей/

Список публикаций

1. Объединение юных краеведов Тетюшской СОШ № 1. //Магариф.-2006.-№8

2. Лето на озере Лань //Республика Татарстан.-2008.-14 августа

3.Дворянское гнездо ждёт хозяина в Долгой Поляне. //Литературная газета.-2008.- 9 декабря

4. После разлуки.//Литературная газета.-2008.- 14 октября

5. Учитель, археолог, этнограф.//Авангард.-2008.-21 октября

6. Тетюшская Троя. // Республика Татарстан.- 2009.-9 октября

7. Тау-Теш.//Идель. – 2009.-№9

8.  Нью-Тетюши. //Знамя.- 2009.- №3

9. На деревню, бабушке.//Литературная газета.-2009.-25 июня

10. Школе нужны мужчины! //Литературная газета. – 2009.-29 апреля

11. «Тетюши-моя память о детстве…» //Авангард.-2009.-

12. Старая роща //Республика Татарстан.-2009.-25 июня

13. Летние встречи//Республика Татарстан.-2009.-23 июля

14. Мелодия волжских волн//Республика Татарстан.-2009.-15 октября

15. Участие школьников в историко-археологических исследованиях Тетюшского края. Материалы и исследования по средневековой археологии Восточной Европы. Казань. 2009

16. Урок «Борьба французского народа против завоевателей. // Преподавание истории и обществознания в школе.Москва -2009.-№9

17 Публикация урока «Пушкин и «пугачевский бунт» в издании «История». Москва. 2010, № 16

18. Публикация в сборнике лауреатов международного конкурса «Согласование времен-2011». Франкуфурт на Майне. 2011.

19. Публикация в сборнике работ победителей Всероссийского конкурса «Педагогическое вдохновение».  «Тайны древней горы». Екатеринбург, 2011.

20. Течет река Волга… Сайт «Живое слово». 2011

21.Дом с подоловкой. Ж.Столица. Март 2012

22. Шиланда.// Республика Татарстан. Малая родина. 22 марта 2012.

23.История Тетюш и Тетюшского края. Учебное пособие для 9 класса основной школы. Тетюши, 2012.

24.Методическое пособие для учителей по курсу «История Тетюш и Тетюшского края». Тетюши, 2012.

25.Рабочая тетрадь по истории Тетюш и Тетюшского края. Тетюши, 2012.

26.Сборник тестов  и поисково-познавательных  заданий по истории Тетюш и Тетюшского края. Тетюши, 2012.

27.Древний край Тетюшский. Тетюши. 2012 .

28.Перваый татарский профессор. (Гильм Хайревич Камай). Тетюши, 2012.

29.»Среди безмолвных деревень…». (Документально-художественная повесть о жизни и судьбе Елизаветы и Владимира Молоствовых. Тетюши, 2012.

30.Тайны старинного монастыря. Тетющи, 2012.

31. Незабудки. Миниатюры. Москва, 2014

                                     Публикации на сайте:

http://nsportal.ru/myshev-yuriy-vladimirovich

сайт юных краеведов «Родной край» МБОУ «Тетюшская СОШ №1 им.Ханжина П.С.»

.