14. Инновационная площадка. А.С.Пушкин. Два портрета - две судьбы

 А.С.Пушкин. Два портрета – две судьбы

Жизнь и творчество  Пушкина изучены, казалось бы, до мельчайших подробностей, но тайна их  все равно не раскрыта. Более того, есть связанные с его именем  события, до сих пор будоражащие воображение. Как будто само пространство вокруг Пушкина рождает собственные сюжеты, полные загадок. Один из таких сюжетов сложился вокруг известного портрета Пушкина кисти Тропинина.

Василий Андреевич Тропинин создал портрет Александра Сергеевича Пушкина в 1827 году. 

Размер: 68×56 см. 

Местонахождение: Всероссийский музей А. С. Пушкина, Санкт-Петербург. 

 Портрет написан в мастерской Тропинина зимой 1827 года по заказу друга Пушкина, Сергея Александровича Соболевского. Соболевский хотел увидеть поэта в его естественном, домашнем образе, без искусственных поз и укладок. 

Тропинин писал портрет с натуры, сразу же подметил особенности внешности Пушкина и уже в первый день набросал эскиз. 

Композиция: Пушкин сидит вполоборота за столом, взгляд устремлён прямо вдаль. 

Одежда: на поэте простая, домашняя: белая рубашка с поднятым воротником, вокруг шеи повязан шёлковый изумрудный шарф, на плечи небрежно наброшен домашний свободный халат. 

Детали:

На ухоженной руке с длинными заострёнными ногтями надеты два перстня. Один был подарен поэту Елизаветой Воронцовой, Пушкин считал кольцо своим талисманом, приносящим удачу, и никогда с ним не расставался. О происхождении второго перстня историкам ничего не известно.

Из-под широкого рукава видны бумажные листы — возможно, это новая незаконченная поэма.

 Колорит: скромные серые и тёмно-коричневые тона. 

Центр композиции: серьёзное и несколько задумчивое лицо поэта, которое выделяется светлым пятном на общем тёмном фоне. 

Отзывы

Современники отмечали, что художнику удалось передать настоящее, «живое» выражение лица, которое было свойственно Александру Сергеевичу. 

Издатель Н. А. Полевой в журнале «Московский телеграф» (1827) писал: «Сходство портрета с подлинником поразительное», одновременно отмечая недостаточную «быстроту взгляда» и «живость выражения лица», которые при каждом новом взгляде на лицо

Эту историю стоит начать с 1826 года, когда Пушкин пребывал в ссылке в родовом имении Михайловское. В политической жизни страны произошли важные перемены: смерть императора Александра 1, подавленный декабрьский бунт в Петербурге и восшествие на престол Николая 1. В надежде на освобождение из шестилетней ссылки Пушкин пишет письмо новому императору в мае 1926 года. Позже, после казни пятерых декабристов, написать подобное письмо по признанию самого Пушкина  "рука не поднялась бы". В июле из Петербурга в Новоржев отправился секретный агент с целью произвести "возможно тайное и обстоятельное исследование поведения известного стихотворца Пушкина". В случае виновности проверяемого был предусмотрен арест и отправка "куда следует". Для этих целей власти выделили фельдъегеря. Оснований для ареста не оказалось. В августе спецагент написал  рапорт о поездке в Псковскую губернию, после которого Пушкина доставили к императору в Москву. Восьмого сентября состоялась встреча Николая 1 и Александра Пушкина. Известно, что разговор  был длительным, что император назвал  Пушкина  умнейшим человеком России, отменил ссылку и разрешил проживать в обеих столицах, освободил от официальной цензуры, взяв ее заботы на себя. Царь и поэт понравились друг другу.
Москва встретила Пушкина восторженно. Главной новостью было: Пушкин здесь и он свободен!  Длительное уединение сменилось бурной жизнью. Это было время триумфа поэта.  "Пушкин здесь на розах! Все альбомы и лорнеты в движении", - писали современники. В Москве у Пушкина было несколько адресов, но главный - квартира Сергея Александровича Соболевского2 на Собачьей площадке.
Пушкин не любил позировать художникам, но сам себя рисовал часто: в виде придворного арапа, юноши с длинными кудрями, лицеиста, старика в очках, денди и во многих других образах. Эти автопортреты известными не были, а те портреты, которые до 1826 года и были, мало подходили для  представления автора своим читателям3.
Пушкинский триумф отразился и на его изображениях. В 1826 году художник Жан Вивьен выполняет карандашный портрет поэта, а на следующий год  появляются сразу два больших портрета, писанные маслом: московский и петербургский Пушкин. Обе эти работы художников Тропинина и Кипренского станут не только главными прижизненными изображениями поэта, но и навсегда сформируют представление у потомков о его внешнем облике.
Первым большой портрет маслом написал московский живописец Тропинин4 для друга Пушкина Сергея Соболевского.
Мы настолько привыкли к тому, что у Тропинина Пушкин изображен в домашнем халате, что чаще не придаем тому особого значения. Но об этой важной детали стоит поговорить отдельно.

Халат - атрибут творчества

В первой четверти 19 века поэты-романтики делают халат символом литературного труда. Петр Вяземский в 1817 году пишет стихотворение "Прощание с халатом", сравнивая свободную одежду со свободой творчества:
Как я в твоем уступчивом уборе
В движеньях был портного не рабом,
Так мысль моя носилась на просторе
С надеждою и памятью втроем.
Ему в 1821 году вторит Николай Языков в стихотворном обращении "К халату":
Как я люблю тебя, халат!
Одежда праздности и лени,
Товарищ тайных наслаждений
И поэтических отрад!
Пускай служителям Арея
Мила их тесная ливрея;
Я волен телом, как душой.
Стихотворение Вяземского восходит к мининиатюре французского просветителя Дени Дидро 1772 года "Сожаление о моем старом халате или совет тем, у кого вкуса больше, чем денег". В ней автор говорит о подаренном новом халате. "В этой связи возникает целый фейерверк мыслей о достоинствах бедности и соблазнах богатства, о труде и о праздности. Вытесненный пышной обновой старый халат становится символом трудового и полного внутренней свободы писательского бытия своего владельца, которое противопоставляется бесплодному безделью светского модника.  "Я  литератор, писатель и трудящийся человек. Теперь же я похож на богатого шалопая, и другие не знают, кто я". (В. Стефанович. Французские просветители 18 века в переводах Вяземского).
Эту миниатюру Вяземский позже переведет с французского на русский язык, а в конце жизни у него появится еще одно стихотворное размышление о халате "Жизнь наша в старости - изношенный халат". Вот ее заключительные строки:
И как боец свой плащ, простреленный в бою,
Я холю свой халат с любовью и почетом.
"Прощание с халатом" нравилось юному Пушкину, он знал стихи наизусть. Сохранились две копии стихотворения, им переписанные по памяти - одна в 1817, другая в 1820 годах.
Художники также часто изображали писателей и поэтов именно в халатах. Тот же Вяземский любил позировать в халате. На рисунке И. Зонтага (1821год, Варшава) он изображен в полосатом халате, из-под которого виден распахнутый ворот белой рубахи, а волнистые пряди волос пребывают  в романтичном беспорядке. Образ завершают модные бакенбарды и задумчивый взгляд поэта. Этот карандашный рисунок удивительным образом близок тропининскому  портрету Пушкина по общему замыслу.
Что касается Василия Андреевича Тропинина, то на его портретах халат появляется очень часто. Его называют мастером "халатного жанра". "Считается, что через эту бытовую деталь художник старался отразить характер московской жизни, ее размеренность, неспешность; но эта манера... наследует давней живописной традиции, акцентирующей внесословную ценность творческой личности". (Ирина Кулакова. О халате как атрибуте интеллектуального быта россиян 18 – 1 половины 19 века).
В халатах изобразили себя и сами живописцы Тропинин и Кипренский.
Есть интересный рассказ Пушкина о том, как в Москве "цензировали его "Графа Нулина": нашли, что неблагопристойно его сиятельство видеть в халате!" (А. Н. Вульф. Дневник. 16 сентября 1827 г. Тригорское) Этот курьезный штрих говорит о появлении нового символического значения халата: свободе человека от мундира, от регламентированной жизни, согласно Табели о рангах. Московский цензор точно продемонстрировал государственное понимание большей важности внешней жизни человека, обусловленной чином, нежели жизни частной, внутренней.
Соболевский с юности был знаком с Пушкиным, но особенно сблизился с ним после возвращении поэта из Михайловского в Москву. "Он мне нравится более прежнего, ибо он в моем роде. Любит себя показывать не в пример худшим, чем он на деле". (Строчки из письма Соболевского в сентябре 1826 года). Склонность Пушкина к эпатажу распространялась и на одежду. Об этом говорится во многих воспоминаниях.
Соболевский принимал горячее участие в издательских делах Пушкина и,  конечно,  знал, что ему не понравился опубликованный портрет с гравюры Гейтмана; видел рисунок Нотбека для "Невского альманаха" по авторскому наброску. (Ноябрь 1824 года, письмо брату Льву: "Брат, вот тебе картинка для "Онегина", найди искусный и быстрый карандаш.") Наверное, друзья обсуждали портрет Вивьена и то, как лучше изображать поэта. Для себя Соболевскому хотелось иметь изображение  Пушкина "как он есть, как он бывал чаще", "в домашнем его халате, растрепанного, с заветным мистическим перстнем на большом пальце" (Н. В. Берг со слов В. А. Тропинина. Рус. Арх., 1871). Выбор художника для будущего портрета был предопределен.
Устные воспоминания Тропинина были записаны и опубликованы тремя мемуаристами но, к сожалению, не совпадают во многих деталях, поскольку писались спустя годы по памяти. (Н. А. Рамазанов. В. А. Тропинин. — «Русский вестник», 1861, № 11;  Н. В. Берг Из рассказов Соболевского. — «Русский архив», 1871, № 1; П. П. Соколов. Воспоминания. — «Исторический вестник», 1910, № 9)  Но все-таки общий ход событий по этим материалам восстановить можно.
Для начала работы над портретом  Василий Андреевич Тропинин, списавшись с Пушкиным, пришел в дом Соболевского и обнаружил поэта в кабинете, игравшего со щенками. (Собака Соболевского ощенилась у Пушкина в комнате и он часто возился со щенками). Важно отметить, что Тропинин впервые видел Пушкина, и впечатление от первой встречи было очень сильным. Работа над портретом началась с этюда маслом - знаменитого "первого присеста" художника. До нашего времени дошел этот небольшой этюд на дощечке, еще один этюд на холсте и два карандашных наброска на одном листе с двух сторон. (Подробностей об этюде на холсте мне найти не удалось. То ли он писался в процессе работы над большим портретом, то ли позже для себя). Для сеансов с натуры Пушкин приходил в мастерскую Тропинина.
Художник мыслит образами и чем он талантливее, тем больше может рассказать будущим зрителям о своей модели, раскрыть то, чего не замечают другие и тем самым помогает глубже понять изображаемого человека.

Внешность Пушкина

В дополнение к портретам мы имеем воспоминания друзей Пушкина о его внешнем облике. Фрейлина двора Александра Осиповна  Смирнова-Россет5 записала в своем дневнике:  «Я увидела, что вошёл незнакомый молодой человек, невысокий; У него голубые глаза с серым оттенком; когда зрачки расширяются, то глаза кажутся чёрными. Его волосы вьются, но они не чёрные и не курчавые (т.е. не тонкорунные, как у негра). Зубы - поразительной белизны, и, когда он смеётся, все они видны. Губы полные, но не очень толстые. В нём ничего нет негритянского. Воображают, что он непременно должен походить на негра; у него были правильные черты, лицо длинное и сухое, выражение жёсткое, но интеллигентное».
А вот рассказ Веры Александровны Нащокиной6:  «Пушкин был невысок ростом, шатен (тёмно-русые, каштановые волосы), с сильно вьющимися волосами, с голубыми глазами необыкновенной привлекательности. Это были особые, поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и ощущений, переживаемых душою великого поэта. Других таких глаз я во всю мою долгую жизнь ни у кого не видала».
"Чудные голубые глаза" отмечали и другие современники поэта. Также сохранилось описание своей внешности самим Пушкиным на так называемом «Билете на проезд в Петербург»: «... волосы темнорусыя, глаза голубыя».
Все эти свидетельства тем более важны, что существует множество разноречивых портретов Пушкина.
Многие современники вспоминали длинные, ухоженные ногти Пушкина. И Тропинин, и Кипренский запечатлили их на своих портретах. Будто в оправдание, поэт писал в «Евгении Онегине»:                Быть можно дельным человеком                                И думать о красе ногтей:                К чему бесплодно спорить с веком?                Обычай деспот меж людей.
У поэта было  несколько колец с самоцветными камнями. Тропинин изобразил два знаменитых перстня, которые Пушкин считал своими талисманами и дорожил ими. Нужно сказать, что талисманы в то время были в моде. Пушкинское стихотворение "Талисман", отвечая моде, было положено на музыку и звучало в гостинных в виде романса.  Нам, конечно же, интересны подробности отношения к талисманам самого поэта. Однако, ответов на этот вопрос больше в творчестве Пушкина, чем в свидетельствах его друзей.

Изумрудный перстень

На большом пальце руки Тропинин изобразил золотой перстень с квадратным изумрудом.  Когда и как он появиося у поэта не известно. Этот перстень иногда  называют "магическим кристаллом". Несомненно, многое  о перстне знал Соболевский, но подробных записей о нем не оставил. Он лишь делал правки на полях рукописей первых пушкинистов. Так изумрудный перстень Соболевский назвал "известный талисман". Есть путанное свидетельство об изумрудном перстне П. В. Анненкова7 : "Пушкин по известной склонности к суеверию, соединял даже талант свой с участью перстня, испещрённого какими-то каббалистическими знаками и бережно хранимого им". Точности ради стоит сказать, что "каббалистические знаки" были на другом перстне, также изображенном Тропининым. А показания, что с потерей перстня исчезнет поэтический дар, отвергал Нащокин. Соболевский тоже сделал приписку: "никогда не слыхал".
Изумрудный  перстень после смерти Пушкина достался В. И. Далю8,  для которого тоже стал талисманом. В этом смысле интересно письмо Даля князю  В. Ф. Одоевскому9 (5 апреля 1837 года): «Перстень Пушкина, который звал он — не знаю почему — талисманом, для меня теперь настоящий талисман. Вам это могу сказать. Вы меня поймете. Как гляну на него, так и пробежит по мне искорка с ног до головы, и хочется приняться за что-нибудь порядочное». Настоящую славу Далю принесло составление четырехтомного "Толкового словаря живого великорусского языка", но он также автор произведений, отразивших столкновение человека с нечистой силой. Среди его персонажей - русалки, оборотни, колдуны, грешники, закладывающие душу черту и пораженные карой за безбожное поведение. Даль писал, что многие, насмехающиеся над народными предрассудками, сами верят им "втихомолку". В своем словаре ученый так объяснил значение слова талисман: "вещь, в коей, по поверью, заключена спасительная волшебная сила: перстень, ладанка и пр." Даль хорошо понимал склонность Пушкина к суевериям, видел в них своеобразие отношений с высшими силами. Он не раз повторял, что не знает причин, по которым Пушкин считал перстень талисманом, но его  необъяснимую силу чувствовал. Трудно сказать, носил ли Даль кольцо Пушкина или только хранил его. На известном портрете Даля кисти Перова кольца нет, хотя кисти рук тщательно выписаны художником.
В 1880 году дочь Даля Ольга Демидова привезла это кольцо на Пушкинскую выставку в Москве. После выставки кольцо хранилось у президента Императорской Академии наук Великого Князя  Константина Константиновича10. Великий князь был поэтом, известным под псевдонимом КР. Он считал себя продолжателем пушкинской традиции в русской поэзии. Этого же мнения придерживались Гончаров, Фет и многие другие.   
После смерти Великого Князя по его завещанию в 1915 году кольцо было передано в Академию, откуда в 1953 году поступило в фонды Всероссийского музея А. С. Пушкина11. В настоящее время кольцо хранится в фондах Музея-квартиры Пушкина на Мойке, 12. Иногда его можно видеть на выставках фонда.

Сердоликовый перстень

На указательном пальце Пушкин носил еще один свой талисман - витой золотой перстень с резным сердоликом  восьмиугольной формы. На камне была вырезана еврейская надпись. Именно этот перстень до сих пор рождает много вопросов и версий ответов на них. Первоначальная легенда гласит о романе поэта и графини Елизаветы Воронцовой12 в Одессе. При расставании графиня подарила Пушкину перстень в качестве талисмана. Второй, точно такой же, остался у нее. Однако, есть исследования, утверждающие, что и роман, и подарок - красивый вымысел.
Поскольку перстень сделан как печать, то надпись, вырезанную на камне зеркально, можно прочесть только на оттиске. Сохранились некоторые письма Пушкина с этим оттиском. Кроме того, есть рисунок Пушкина своей руки с перстнем на ней, а стихотворение "Талисман" в рукописи буквально заштамповано вокруг оттисками перстня.
На портрете Тропинина сердолик с надписью не виден, так как перевернут наоборот. И это еще одна загадка, почему Пушкин так сделал.
Точно не известно, знал ли Пушкин перевод надписи на камне, но среди его знакомых был человек, который мог бы ее прочесть. Речь идет о Никите Яковлевиче Бичурине13. В 1832 году, возможно под влиянием Бичурина, Пушкин начинает изучать еврейский язык. (Свидетельство П. В. Киреевского в письме Н. М. Языкову: "Пушкин был две недели в Москве и третьего дня уехал. Он учится по-еврейски, с намерением переводить Иова".)
Надпись на перстне расшифровывали разные специалисты. Их выводы в основном совпадают. Перстень представляет собой именное кольцо. Вот вариант перевода, сделанного А. Я. Горкави: "Симха, сын честного господина Иосифа старца, да будет благословенна его память". (Из книги Февчук "Личные вещи Пушкина"). Перевод надписи говорит, скорее, об определенных правах  владельца печати, нежели поддерживает легенду о тайной любви ссыльного поэта и жены важного сановника. Сама еврейская надпись наводит на мысли о фамильном интересе Пушкина, связанном с происхождением Абрама Ганнибала14. Любопытны возникающие параллели между именами "Иосифа старца" на перстне, библейского Иосифа и прадеда Пушкина Ганнибала. Как и библейский Иосиф, прадед Пушкина Ганнибал был продан в рабство и добился высокого положения на чужбине.
Какой смысл нес перстень для Пушкина и почему продолжал оставаться всю жизнь талисманом - тайна. В связи с этим перстнем на память приходят два кольца с надписями. Первое - легендарное кольцо царя Соломона с надписью на внешней стороне "Все проходит", а на внутренней - "Пройдет и это". Второе - подаренное Пушкиным Чаадаеву с латинской надписью "Sub rosa 1820". Перевод означает "Под розой", что следует понимать, как тайну, известную лишь им двоим.
По мнению пушкинистов  двум перстням, изображенным на портрете Тропинина, посвящены стихи: "Сожженное письмо" 1825 г., "Храни меня мой талисман"1825 г., "В пещере тайной, в день гоненья" 1825 г., "Талисман" 1827 г. Но стоит обратить внимание на стихи, связывающие Пушкина с древним библейским автором царем Соломоном. Вот пример из позднего творчества:
Воды глубокие                Плавно текут.                Люди премудрые                Тихо живут.
Эти строчки написаны на листе, обнаруженном в книге в виде закладки. Пушкинист Кулагин А. В. находит в них перекличку с "Книгой притчей Соломоновых". Например, притча четвертая: "Слова уст человеческих - глубокие воды; источник мудрости - струящийся поток". Толкование этой притчи: «Глубокий взгляд на внутреннюю природу человеческой речи, преимущественно человека мудрого: речь его, прежде произнесения, слагается в глубине души его, подобно сокрытой в недрах земли, воде: глубина и обдуманность содержания, обилие ценных мыслей и животворность речи мудрого - таковы пункты сравнения ее с ключевой водой».  (А. П. Лопухин. Толковая Библия. Книга притчей Соломоновых. Глава 18)
После смерти поэта перстень перешел к писателю Василию Андреевичу Жуковскому15. В одном из писем с оттиском сердоликового перстня(20 июля 1837 года  соученику по Университетскому благородному пансиону С.М. Соковнину) Жуковский  сделал приписку: «Перстень мой есть так называемый талисман; подпись арабская, что значит, не знаю. Это Пушкина перстень, им воспетый и снятый мною с мертвой его руки». На портрете Жуковского, написанном Карлом Брюлловым,  этот перстень изображен на безымянном пальце левой руки. Действительно ли не знал о еврейской надписи и ее переводе Жуковский, или искажал правду по каким-либо причинам, сказать трудно, но сомнения о его непосвященности  в перевод надписи возникают.
Когда Жуковский умер, его дочь и сын были еще детьми. Повзрослев, его сын Павел Васильевич передал пушкинский перстень писателю Ивану Сергеевичу Тургеневу16. Новый владелец реликвии состоял в родстве с Пушкиным, а заветный перстень, по выражению поэта Константина Бальмонта, навечно связал их колдовским побратимством. На репинских портретах Тургенева заветный перстень темно-кроваво-красного оттенка и восьмиугольной формы можно хорошо рассмотреть. Тургенев, судя по портретам, носил его на мизинце правой руки и безымянном пальце левой. В 1876 году дипломат и писатель  В. Б. Пассек записал слова Тургенева: «Я очень горжусь обладанием пушкинского перстня и придаю ему, так же, как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы этот перстень был передан графу  Льву Николаевичу Толстому… Когда настанет и „его час“, гр. Толстой передал бы мой перстень по своему выбору достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями». Опубликует свою запись Пассек через десять с лишним лет, когда Тургенева уже не будет в живых. (Газета "Новое время" от 8 марта 1887 года) А в 1880 году этот перстень, как и изумрудный талисман,  экспонировался на благотворительной выставке, посвященной Александровскому лицею  сначала в Москве, а затем в Петербурге. Выставка была устроена "Обществом для пособия нуждающимся литераторам и ученым"- Литфондом. За два года до этого Тургенев ездил в Англию и обращался к ориенталисту с просьбой разъяснить таинственную надпись. Составленный ученым перевод на выставке не был представлен.
После смерти Тургенева его наследница Полина Виардо не стала передавать перстень Льву Толстому. Скорее всего, не Тургеневу принадлежала идея передачи перстня от писателя к писателю. Можно только предполагать, почему Тургенев передумал передавать талисман "достойнейшему последователю пушкинских традиций". Удивительно, но Лев  Толстой в 1882 году начинает изучать еврейский язык. "Бывают странные сближенья".
В 1887 году П. Виардо переслала перстень Пушкинскому музею  Александровского лицея. В музее перстень экспонировался с двумя записками:
«Перстень этот был подарен Пушкину в Одессе княгиней Воронцовой. Он носил почти постоянно этот перстень (по поводу которого написал своё стихотворение «Талисман») и подарил его на смертном одре поэту Жуковскому. От Жуковского перстень перешел к его сыну, Павлу Васильевичу, который подарил его мне. Иван Тургенев. Париж. Август 1880.»                "В числе вещей, принадлежащих покойному Ивану Сергеевичу Тургеневу и перешедших согласно его завещанию в собственность госпожи Полины Виардо-Гарсиа, остался перстень, принадлежавший некогда А. С. Пушкину. Госпожа Виардо прислала мне этот перстень, уполномочив меня просить Пушкинский музей принять от нея этот подарок для хранения в музее" - присяжный поверенный Владимир Николаевич Герард.               
Невероятно, но перстень-печатка был украден дважды. Первый раз прямо с выставки в 1880 году, но широкого известия эта история не имела. Кражу скрыли, изготовили дубликат и представили копию, как подлинник. Тургенев, получивший перстень после выставки, подмены не заметил. Копию сделал профессор В. В. Мате, руководитель граверной мастерской Высшего художественного училища. О копии Мате указано в "Описании Пушкинского музея 1879-1899 годов", но факт кражи не описан. Зато сообщается, что в 1888 году музей посетили Император Александр 3 и Императрица Мария Федоровна, особенно удостоившие своим вниманием перстень Пушкина.
В 1917 году перстень был украден второй раз, о чем сообщалось в газете "Русское слово"17. На этом загадки пушкинского талисмана не заканчиваются. Примерно в 30-х годах прошлого века советское правительство обратилось с просьбой к наследникам графини Елизаветы Воронцовой, проживающим за границей, подарить пушкинскому дому-музею второй экземпляр украшения, и получило согласие. Однако потомки так и не смогли найти обещанное. То ли дубликата никогда не было, то ли он был также украден. Опять тайна!
Есть еще один портрет Пушкина, на котором присутствует сердоликовый перстень. Это посмертный портрет, написанный Карлом Мазером в 1839 году по заказу Павла Воиновича Нащокина. Пушкин изображен в своем кабинете, сидящим на том самом диване, на котором скончался и в архалуке. Этот архалук в красную и зеленую клетку достался Нащокину на память о друге. Позировал Мазеру в нем сам Нащокин, имевший с Пушкиным одинаковый рост и сложение. Сердоликовый перстень художник изобразил на большом пальце левой руки, как запомнил Нащокин. Поскольку на портрете нет случайных вещей и деталей, понятно, что свой талисман Пушкин носил постоянно.
Можно верить, можно не верить в сакральную силу пушкинских талисманов, но их судьба кое-что нам рассказывает. Так изумрудный перстень стал символом сохранения пушкинских традиций в литературе. При этом никто специально ему  это назначение не придумывал. Все случилось как бы само собой, по некой тайной воле. И до сих пор, находясь в музее Пушкина, перстень продолжает оставаться талисманом. А вот сердоликовый перстень оставил после себя романтичную легенду, оттиски на сургуче и воске, изображения на портретах и пушкинском рисунке, отражение в стихотворениях гения. У талисмана судьба печати, когда читается не то, что на самом носителе, а то, что на оттиске, им оставленном. Это самый загадочный из двух талисманов поэта!  Даже сам Пушкин, позируя Тропинину, предпочел его скрыть от посторонних глаз. А, может быть, это была воля самого талисмана? Придуманную для него символику он не принял и исчез! Sub rosa.

 Московский портрет Пушкина

Теперь о судьбе живописного шедевра Тропинина. История эта запутана, некоторые факты – тайна, сокрытая временем. Удивительно, как пережив множество приключений,  портрет все же сохранился и сегодня мирно висит на стене известного музея. 
Художник работал над портретом примерно с января по апрель 1827 года. Готовую работу Пушкин, по словам Соболевского, поднес ему "в виде сюрприза с разными фарсами". Конечно, портрет показывался друзьям и знакомым, о нем говорили. По просьбе хорошего знакомого А. А. Муханова18 Соболевский отдал портрет в его дом для копирования. Обе сестры Муханова прекрасно рисовали. Копировала портрет Елизавета Муханова19.
В июне в журнале "Московский телеграф"(1827,  №9) его издатель Николай Полевой поместил заметку о тропининском портрете. Он писал: "Русский живописец Тропинин недавно окончил портрет Пушкина. Пушкин изображен en frois guart (три четверти) в халате, сидящий возле столика. Сходство портрета с подлинником поразительно, хотя нам кажется, что художник не мог совершенно схватить быстроту взгляда и живого выражения лица поэта. Впрочем, физиогномия Пушкина столь определенная, выразительная, что всякий хороший живописец может схватить ее, вместе с тем и так изменчива, зыбка, что трудно предположить, чтобы один портрет Пушкина мог дать о ней истинное понятие... Портрет Пушкина, о котором мы говорим, будет отправлен в Петербург для выставки в Академии. Надеемся, что знатоки оценят превосходную работу". Автор сообщил и то, что портрет принадлежит Соболевскому.
В августе Соболевский передал портрет Елагиной Авдотье Павловне20 для того, чтобы она сделала с него уменьшенную копию. Сергей Александрович собирался за границу и хотел иметь при себе изображение Пушкина. По причине копирования портрет не попал в Петербург на выставку 1 сентября 1827 года. (Письмо И. В. Киреевского от 30 августа 1827 года: "Матушка велела тебе сказать, что Пушкина получишь скоро, ибо он почти сух.") В 1828 году Сергей Соболевский, уезжая за границу на пять лет, оставил в доме Елагиной и ее сыновей на хранение свои ценности - библиотеку и портрет  Пушкина. А когда он вернулся в Россию, то обнаружил, что «в великолепной рамке» от портрета Пушкина присутствует "скверная копия". Возмущенный Соболевский выбросил подделку в окно.
Что же произошло за пять лет отсутствия в Москве Соболевского? Пока Сергей  Александрович путешествовал в чужих краях, И. В. Киреевский дом сдал внаем, а библиотеку и портрет Пушкина отдал на хранение общему приятелю Шевыреву. У того в доме жил крепостной маляр, которому давали портрет "для добывания копиями барышей". Кто из двоих приятелей просмотрел подмену, выяснить Соболевскому не удалось.
Подлинник изображения поэта появился двадцать с лишним  лет спустя в середине 1850-х годов в московской торговой лавке. Там его увидел и купил директор архива Министерства иностранных дел князь Михаил Андреевич Оболенский21. Для подтверждения достоверности портрета он обратился к Тропинину. По свидетельству Рамазанова Василий Андреевич так рассказывал  о встрече со своей картиной ("Русский архив", 1871 г., стр. 193—194.): "И тут-то я в первый раз увидел собственной моей кисти портрет Пушкина после пропажи, и увидел его не без сильного волнения: он мне напомнил часы, которые я провел с глазу на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мне мое молодое время, а между тем я чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валяясь где-нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что не смею трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою..." Тропинин только почистил портрет и покрыл его лаком. 
Князь Оболенский приобретение портрета Пушкина вряд ли афишировал. Лишь в 1860 году он опубликовал небольшую брошюру, состоящую из фотографии с портрета Пушкина и заметки к ней:  « Портрет Александра Сергеевича Пушкина, снятый посредством фотографии с картины, писанной в 1827 году Академиком Василием Андреевичем Тропининым». М., 1860 (цензурное разрешение 24 февраля 1860 г.) Брошюра стала библиографической редкостью. Советский искусствовед Владимир Згура, писавший об истории портрета, видел только два ее экземпляра, один из которых принадлежал  библиотеке Главного архива Министерства иностранных дел, где Оболенский был директором.
О находке тропининского портрета Соболевский не знал, скорее всего, до 1868 года, когда состоялась выставка портретов, устроенная Обществом любителей художеств. На этой выставке впервые демонстрировался и тропининский портрет Пушкина.
Именно в это время возникает спор о заказчике портрета, хотя логичнее, казалось бы, вести спор о возвращении портрета его прежнему владельцу. Соболевский обращается с письмом к Михаилу Погодину22, в котором излагает факты пропажи-подмены портрета и просит "расписать оное, как следует" в его газете "Русский" в качестве отклика на выставку портрета Пушкина. Кстати сказать, Соболевский и Погодин - давние знакомые и естественно, что Соболевский рассчитывал на его помощь. Но Погодин, публикуя письмо, дал его не только без подписи автора, но исказил некоторые сведения. Он написал, что портрет заказал сам Соболевский и не в 1827, а в тридцатые годы. (Газета «Русский» 1868, №119)
Возмущенный Соболевский написал второе письмо Погодину: "Батюшка Михаил Петрович — генерал, а повираете не хуже нашего брата, обер-офицера!" и дальше сообщил о статье в "Московском Телеграфе" за 1827 год, о том, что уехал за границу в 1828 году, что Пушкин сам заказал портрет в качестве подарка и пригрозил учинить иск об украденной собственности. Погодин напечатал выдержки из письма опять без подписи автора, а рядом разместил на него свой ответ. Он как-то странно объяснил, почему к тридцатым годам относит 1821-1830 годы. А дальше последовала просто пощечина: "Рассказ во второй заметке совершенно ложный, и показывает только, каким искажениям подвергается истина между современниками». Конечно, читатели не знали, кому предназначался ответ, но Соболевский-то прекрасно понял, что его искуссно обвинили во лжи, не приведя никаких доказательств. (Тропинина к этому времени в живых уже не было). Но почему такое развитие событий? Неужели сведение счетов?
"Учинять иск" Сергей Александрович не стал. Скорее всего, в это время он сделал на обороте "елагинской копии" надпись: "Уменьшенная копия с портрета, заказанного Тропинину А. С. Пушкиным в 1827 году. Этот портрет украли; он находится у князя Мих. Андр. Оболенского. Уменьшенная копия сделана в 1828 году Авдотьею Петровною Елагиною по случаю отъезда Соболевского в чужие краи. Соболевский".  Скорее всего, от волнения дата написания копии указана ошибочно, но метод борьбы за истину впечатляет. 
В разыгравшемся споре не стоит забывать о еще одном заинтересованном лице - князе Оболенском, лично знавшим Соболевского. По свидетельству Берга («Русский архив», 1871 г.) при разговоре о находке Оболенского Сергей Александрович сказал: «Деликатность требовала доставить этот портрет ко мне. Так бы и поступил князь О.; но он сердит на меня за то, что я не дал ему одного восточного бубна». Металлический бубен тут же был представлен участникам разговора.
У наследника князя Оболенского в 1909 году портрет Пушкина был куплен Тпетьяковской галереей.
Запутанная история на этом не заканчивается. Пора вспомнить об этюде маслом, "первом присесте" Тропинина. Этот небольшой этюд на дощечке был подарен Соболевскому незадолго до его смерти. И, надо полагать, портретная история покоя Сергею Александррвичу не давала. А поэтому на обороте подаренного эскиза он собственноручно опять делает запись о судьбе большого  портрета Пушкина.
Вот как была обнаружена эта запись. Академик И. Э. Грабарь, ставший в 1913 году во главе Третьяковской галереи, обратил внимание на небольшую дощечку с изображением Пушкина. Портрет не был подписан, но считался тропининским. Грабарь вскрыл наглухо заделанную оборотную сторону этюда. Там оказалась надпись: "Пушкин заказал Тропинину свой портрет, который и подарил Соболевскому. Этот портрет украли. Он теперь у князя Мих. Андр. Оболенского. Для себя Тропинин сделал настоящий эскиз, который после него достался Алексееву, после Алексеева был куплен H. М. Смирновым, а после Смирнов (около 3 марта 1870 г.) подарил его Соболевскому. Апрель 1870. Соболевский". ( Алексеев Николай Степанович – друг Пушкина по Кишиневу , секретарь и казначей масонской ложи "Овидий"– умер в марте 1854 г., Смирнов Николай Михайлович – муж А.О. Смирновой-Россет – скончался 4 марта 1870 г. Вероятно, этюд подарила Соболевскому сама Александра Осиповна после смерти мужа) Сергей Александрович Соболевский умер в октябре 1870 г. Эскиз после его смерти перешел в собственность Третьяковской галереи.
И этот небольшой эскиз, и эскиз на холсте, и рисунки итальянским карандашом, как написал  Грабарь в 1951 году, были переданы из Третьяковки  в Пушкинский музей в Ленинград.  А в 1952 году в архиве Погодина были обнаружены письма Соболевского по поводу портрета Пушкина. На них рукою Погодина сделана правка при подготовке к печати. Так чему же нам верить? Бездоказательному утверждению Михаила Погодина или подписям Сергея Соболевского на эскизе и копии портрета?
Что касается "елагинской копии", то после смерти Соболевского и по его желанию (свидетельствует Н. В. Берг в "Русском архиве") она была возвращена в семью Елагиных. Сейчас "елагинская копия" хранится в Московском музее Пушкина. 
Большой  тропининский портрет из Третьяковской галереи в Москве перешел в собственность Всесоюзного музея А.С. Пушкина в Ленинграде. Когда в 1937 году отмечалось столетие со дня гибели Пушкина, Третьяковка временно передала портрет Тропинина в Ленинград. На основе экспонатов выставки был образован новый Всесоюзный Музей А. С. Пушкина в Ленинграде. Так тропининский Пушкин "переехал" в  Ленинград.
А "скверная копия" тропининского портрета, выброшенная Соболевским в окно, тоже не пропала. Она оказалась в семье Елагиных, была представлена на Пушкинскую выставку 1899 года в Петербурге и наделала там много шума. В конце концов специалисты разобрались, что перед ними подделка, а не подлинный Тропинин. Хранится этот портрет в Петербурге в Пушкинском доме.

Петербургский портрет Пушкина

Орест Кипренский23 написал портрет Пушкина в том же 1827 году, что и Василий  Тропинин, только полугодом позже. 
Для Пушкина многое изменилось в жизни по сравнению с первыми месяцами освобождения из ссылки. Известную позицию по отношению к нему занял шеф жандармов Бенкендорф: он внимательно следил за Пушкиным и часто был не справедлив к нему. Тайные агенты, жандармы и просто недоброжелатели писали доносы и донесения на человека, официально возвращенного из ссылки и свободного. Кстати, в донесениях,  досталось и Соболевскому со товарищи. Его назвали "молодым человеком из московской либеральной шайки", а князя Вяземского и Полевого - "атаманами" этой шайки. В Москве после восторженных похвал и лестных приемов к поэту охладели и даже появились клевета и обвинения в угодничестве императору. Пушкин решает  переехать  в Петербург. Так совпало, что второй большой портрет Пушкина  стал другим  не только по манере исполнения. Изменилось внутреннее состояние поэта, что так ясно прочитывается на портрете Ореста Кипренского.
Портрет писался по заказу близкого друга Пушкина Антона Дельвига24 в доме графа Д.Н. Шереметева на Фонтанке,  где у художника была мастерская и где он жил в качестве личного живописца графа. Кипренский писал портрет в июне-июле 1827 года. Возможно, Пушкин показывал законченную работу знакомым. Известен отклик Николая Муханова в письме брату в Москву: "С Пушкина списал Кипренский портрет, необычно похожий, он представлен сидящим в плаще, а над ним фигура с светильником, представляющая Гений". Напомню, что в Москве у Мухановых уже был скопированный портрет Тропинина.
Сам  Александр Сергеевич откликнулся на создание своего живописного изображения стихотворением:                Любимец моды легкокрылой, Хоть не британец, не француз, Ты вновь создал, волшебник милый, Меня, питомца чистых муз,- И я смеюся над могилой, Ушед навек от смертных уз.  Себя как в зеркале я вижу, Но это зеркало мне льстит. Оно гласит, что не унижу Пристрастья важных аонид. Так Риму, Дрездену, Парижу Известен впредь мой будет вид.
Чтобы подчеркнуть тему творчества, Дельвиг попросил мастера пририсовать к картине бронзовую фигуру музы. В глубине портрета Кипренский поместил подставку, а на ней бронзовую статуэтку музы лирической поэзии Эрато, имевшей обычно в качестве атрибута цитру или лиру.
Впервые широкой публике портрет представили в Петербурге на художественной выставке в Академии художеств 1 сентября того же года. Портрет находился в зале Кипренского среди других его работ.
Запись из дневника знакомого Пушкина и цензора А. В. Никитенко на следующий день: "Вот поэт Пушкин. Не смотрите на подпись: видев его хоть раз живого, вы тотчас признаете его проницательные глаза и рот, которому недостает только беспрестанного вздрагивания. Этот портрет писан Кипренским".
Журналист Фаддей Булгарин в "Северной Пчеле" разместил статью о выставке в Академии художеств. Говоря о портрете Пушкина, он благодарил художника от имени всей образованной публики за то, что он "сохранил драгоценные для потомства черты любимца муз".
Поэт Михаил Лобанов в письме поэту и издателю Николаю Гнедичу писал, что Кипренский поразил всех "сходством и приятностью кисти".
После выставки Дельвиг заказал Николаю  Уткину гравюру с портрета Кипренского для фронтисписа своего альманаха "Северные Цветы на 1828 год". Уткин нарисовал уменьшенную копию, ориентируясь на формат альманаха. Он упростил изображение Кипренского: убрал фигуру музы, скрещенные на груди руки, изменил особенности фона. Образ Пушкина стал приземленнее по сравнению с образом у Кипренского. С рисунка Уткин сделал гравюру, которая  тиражировалась и стала широко известной. Изображение Пушкина настолько стало востребованным, что Дельвиг предпринял печатание этой гравюры "на китайской шелковой бумаге в большом формате". Объявление в "Северной Пчеле" сообщало, что "оттиски сии можно получить на квартире Барона А. А. Дельвига".
Жена Дельвига Софья писала своей подруге, посылая ей гравюру Уткина: «Вот тебе наш милый добрый Пушкин, полюби его! Его портрет удивительно похож. Как будто ты видишь его самого».
Современники узнавали Пушкина именно по этой гравюре и портрету Кипренского. Литератор Иван Панаев, описывая двоих посетителей книжного магазина Смирдина, продолжал: "Когда я взглянул на последнего, сердце мое замерло. Я узнал в нем Пушкина по известному портрету Кипренского".
Отец поэта Сергей Львович Пушкин и его лицейские друзья признали гравюру Уткина с портрета Кипренского лучшим изображением Пушкина.
Писатель Иван Гончаров, описывая встречу с Пушкиным в аудитории Московского университета, также утверждал: «Лучше всего, по-моему, напоминает его гравюра Уткина с портрета Кипренского. Во всех других копиях у него глаза сделаны слишком открытыми, почти выпуклыми, нос выдающийся - это неверно. У него было небольшое лицо и прекрасная, пропорциональная лицу голова, с негустыми, кудрявыми волосами". ( Посещение Пушкиным 27 сентября 1832 г. лекций Давыдова по истории русской литературы)
Жаль, что тропининский портрет Пушкина не попал на выставку в Петербург. Очевидцам и современникам Пушкина было бы что сравнивать и о чем говорить.
Очень интересное  сравнение двух портретов сделал уже в советское время известный искусствовед и книговед Алексеей Алексеевич Сидоров: "Между портретами Пушкина Тропинина и Кипренского – знаменательная противоположность. Интимный, "расстегнутый" Пушкин у Тропинина и Пушкин строго подтянутый у Кипренского; Москва и Санкт-Петербург; халат и сюртук; добрый "барин" у Тропинина и изысканный европеец у Кипренского; акцент на интимном реализме в одном случае и на шаблонизированном поэте-художнике в другом..."
Помня о том значении, которое приобретает образ халата в николаевское время, можно сказать, что роскошь частной жизни, воспетая Тропининым, будет для Пушкина вытеснена жизнью внешней, от которой сбежать назад не получится. На смену халату придет сюртук, фрак, мундир и "выползина".
Стоит обратить внимание и на то, что портрет Тропинина с удовольствием и часто копировался, а с портрета Кипренского повелось делать гравюры.
После смерти Антона Дельвига в 1831 году Пушкин через критика и поэта Петра Александровича Плетнева26 приобрел портрет у вдовы друга. До роковой дуэли портрет висел в кабинете поэта на Мойке, 12. После гибели Пушкина он хранился у Василия Андреевича Жуковского; впоследствии его унаследовал старший сын Пушкина— Александр27 , а затем внук — Григорий Александрович28, у которого в 1916 году его приобрел Совет Третьяковской галереи.  Ныне он находится в ее постоянной экспозиции.
Среди других картин в Треттяковской галерее портрет Пушкина выделен удачно расположенным светильником. Благодаря направленному на портрет свету, Пушкина не только замечаешь первым в зале, но и воспринимаешь этот свет, как не от мира сего.
Судьба распорядилась так, что московский портрет Пушкина хранится сегодня  в Петербурге, а петербургский его портрет – в Москве.