Семейные реликвии на фоне пороховых лет. Сочинение для областного конкурса ко Дню Победы.

      Семейные реликвии на фоне пороховых лет

    «Память – основа совести, память - основа культуры, «накоплений»  культуры... Хранить память, беречь память -  это наш нравственный долг перед самими собой и перед потомками...». Д.С.Лихачёв.

    В нашей семье бытует благородная традиция, которая почему-то сейчас забывается, а в некоторых семьях и вовсе подвергается иронии – дарить детям, большим или маленьким, книги. Просвещённые  современные родители рассуждают вполне в духе нашего непростого и довольно бездуховного времени: подумаешь, книжка, вот одарить своё ненаглядное чадо новым «мобильником», компьютерной игрой с «прыгалками» и «стрелялками», плеером – это точно «крутой» подарок, да и друзья крепко будут завидовать. В моей семье есть всё, что нужно для существования современного человека – от еды и мебели, до всевозможных электронных устройств. Однако книгу  ни за что не решусь поставить в один ряд ни с телевизором, ни с компьютером, ни с музыкальным центром, потому что она в моём понимании – предмет одушевлённый, это своего рода духовное завещание предшествующих поколений современным людям.

     В прошлом году перед очередным днём рождения ждал: что же преподнесёт мне мама. Ожидания не обманули: в моих руках оказалась небольшого формата, в красивом переплёте с изображением поникшей ивовой ветки на обложке,  книга Д.С.Лихачёва «Письма о добром и прекрасном». В этот же день прочитал все тридцать коротких миниатюр, обращённых к юному читателю, а потом десятки раз перечитывал. Что запомнилось? Всё! И как рассматривать картину, и как путешествовать, и как воспитать в себе интеллигентность, но в процессе чтения этих мудрых строк надо мною витало слово, которое, как мне кажется, вобрало в себя всю историю, культуру, нравственную состоятельность народа и отдельного человека. Слово это – ПАМЯТЬ.

     На прошлой неделе книгу Д.С.Лихачёва я принёс на очередное занятие школьной литературно-творческой студии «Проба пера», и наш руководитель Нина Николаевна Полянских предложила всем участникам студии (как она называет нас, «творческому потенциалу страны») написать рассказы, эссе, стихи, сказки на тему памяти. Главный лейтмотив своего эссе я сформулировал в эпиграфе. Что значит для меня память? Это, в первую очередь, проникновение в историю своей семьи, своего рода, своих корней. Что смогли  передать мне и моей семье далёкие и такие близкие  предки, и жил бы я сейчас на белом свете без их участия? А раз так – в путь, в дорогу, «по волнам моей памяти» о тех, кого уже давно нет на земле, но о ком трепетно берегут воспоминания мои близкие как самое дорогое и волнующее завещание, ценность которого не измерить никакими материальными благами.

   В нашей семье – а это папа Валерий Викторович, мама Светлана Юрьевна, я и братик, пятилетний Даниил,  – есть две поистине дорогие и  святые вещи: старый потертый фотоальбом в красном сафьяновом переплете и деревянная самодельная шкатулка, скорее, небольшой сундучок, изготовленный, видно, каким-то сельским умельцем, обтянутый уже обветшалым зелёным плюшем. Среди интерьера квартиры с современной бытовой техникой и утварью эти вещи вроде бы не должны гармонировать. Но только не в нашей семье! Их даже не дают в руки маленьким детям, которые склонны все ломать. Впервые шкатулку с ее содержимым  мама показала мне почти восемь лет назад, когда привела домой меня, первоклассника, с торжественной школьной линейки. И каждый год, в преддверии светлого Дня Победы, мы вновь и вновь с мамой рассматриваем дорогие для нашей семьи реликвии. На бордовом лоскутке ткани – два ордена Отечественной войны II степени, орден Боевого Красного Знамени, медаль за взятие Кёнигсберга – это награды моего прадедушки по маминой линии Лычкина Филиппа Павловича (1909-1979). Суровыми дорогами войны он прошел, а точнее,  проехал на своей «полуторке» по бесконечным фронтам с первого дня Великой Отечественной войны, оставив дома  жену и троих детей. Попадал под обстрелы, бомбёжки, доставляя на передовую боеприпасы, вывозя в тыл раненых бойцов... Тоненькая стопка пожелтевших  треугольничков у боковой стенки шкатулки – фронтовые письма прадедушки домой. С трепетом беру одно из них. От нестройных строк (писал в походных условиях!) расплывшихся пятен химического карандаша (слезы бабушки!) на меня пахнуло порохом военных лет: «Любимая моя, дорогая Софьюшка! Как детишки? Как твое здоровьице? Вспахали ли  поле? Хватило ли зимой картошки? Как дела в колхозе? Продай ульи на одежду и обувку детям, а мёду мы уж отведаем после победы… Одевайся теплее, береги ребятишек. Обо мне не беспокойся: сыт, одет, обут, бьём фашиста что есть мочи... С солдатским приветом муж твой Филипп Павлович». Письмо было написано в самые тяжёлые дни войны, в декабре 1942 года.  Вы заметили, сколько за этими скупыми словами бывалого бойца нежности, тепла, какого-то человеческого благородства, неизбывного крестьянского духа простого русского человека, что лично у меня не возникает (уж пусть простят меня маститые историки) вопроса о том, почему мы победили в той страшной войне. Потому что за каждым бойцом стоял огражденный Божьим благословением надежный «семейный тыл». И в тылу этом семейном были жена, старики-родители, малые дети... Прадедушка завершил войну в поверженном Берлине, в начале июня 1945 года пришел домой. Со своей женой Софьей Степановной воспитал семерых детей, вырастил из них достойных людей, добрых и работящих. И профессии своей фронтовой не изменил – до 65-лет работал шофером в одном из совхозов Тамбовщины…

     Жизнь многих моих старших родственников опалила война. Ведь своим черным крылом она коснулась почти каждой семьи. К счастью, оба моих прадедушки выжили в той войне, подарили жизнь моим дедушкам, родителям, а значит и мне... «Мои дети, - любит часто повторять папа, - никогда не будут Иванами, не помнящими родства». Только теперь я осознаю высокий смысл этих слов...  

 В вышитом синими незабудками батистовом платочке покоится на самом дне нашего сундучка полуистлевший цветок... магнолии. Да-да, настоящей черноморской магнолии! Мама даже не разрешает мне прикасаться к этому цветку – только смотреть. Я понимаю ее. Цветку-то этому ... 64 года! Его лепестки уже утратили аромат, превратившись в бестрепетных свидетелей той далекой и суровой поры. Весной 1944 года этот цветок в письме своей жене Анастасии Григорьевне прислал из приморской Керчи ее муж (мой прадедушка по линии папы) Дёмин Пётр Васильевич (1910-1950). Письмо, к сожалению, не сохранилось, а цветок этот в соседстве с боевыми наградами моих прародителей стал настоящим символом верности, нежности и любви. Я представляю,  через  сколько городов, рук, почтовых цензурных проверок прошёл этот крошечный посланец, прежде чем достичь затерянного на заснеженных просторах нашей страны маленького тамбовского села! К прабабушке потом было настоящее паломничество деревенских женщин: вмиг тесная изба наполнилась чёрными вдовьими платками, многие плакали, но у всех этих исстрадавшихся матерей, сестёр и жён было одно желание – прикоснуться загрубевшими от непосильной работы пальцами к этому диковинному цветку … «манголии»….

   У прадедушки было прострелено легкое, тяжелое ранение ноги,  и после войны он прожил всего пять лет. Прабабушка, храня верность мужу, так и не вышла больше замуж (да и не за кого было выходить – в их село вернулось с фронта всего шестеро мужчин) и воспитывала четверых детей одна...

   Никогда не спрашивал своих родителей, почему в этой старой шкатулке лежат их «мирные» награды – золотая медаль моей мамы, полученная после окончания средней школы, армейские и спортивные награды папы – он служил в армии в пограничных войсках на Сахалине, закончил потом спортфак Тамбовского пединститута: «Медаль за бой, медаль за труд – из одного металла льют»...

    Второй ценнейшей реликвией нашей семьи являются фотоальбомы как настоящие хранилища памяти о близких людях. Вслушайтесь, пожалуйста, в эти слова: семейный альбом. У нас их  аж девять! Но самым любимым и дорогим является старый, в потертом картонном переплёте  альбом, которому скоро будет 50 лет. Его-то мы и любим  рассматривать всей семьей, даже шаловливый Данилка затихает, водит пальчиком по фотографиям и становится таким серьёзным и сосредоточенным, что просто не узнаём его. Вот на этом пожелтевшем фото мой прадедушка Дмитриев Николай Михайлович (1922-1975) – дедушка моей мамы – совсем подросток, в форменной одежде и в фуражке с перекрещенными молоточками - предвоенный снимок учащегося ФЗО в городе Воронеже. Это же лицо я вижу на другой старой фотографии: молоденький лейтенант на заснеженных приволжских просторах со своим боевым расчетом лихо сдвинул набок ушанку. Прадедушка  был командиром артиллерийского расчета под Сталинградом, был контужен, почти сутки пролежал  под толстым слоем перемешанной со снегом земли – его откопала похоронная команда после артобстрела.  Документы «погибшего» бойца были тут же отправлены в штаб, а бездыханное тело его было отдано местным жителям для захоронения. Но закалённый организм деревенского паренька пересилил смерть: в тёплой избе боец ожил, его долго потом лечила одна пожилая женщина, а  затем – два месяца госпиталей. Через четыре месяца, когда в родном селе получили на наго похоронку и оплакали, Николай Михайлович уже под Курском догнал свой взвод. В 1945 году участвовал в войне против Японии…

    А на этом послевоенном фото Николай Михайлович вместе со своей женой Александрой Игнатьевной (1924-1983). Молодые, одухотворённые лица, сияющие глаза моей юной прабабушки, светлые волосы ее уложены в красивые волнистые валики, кружевной воротничок скромного серого платья. Рядом он, её избранник, гордый, слегка смущённый, в гимнастёрке, с боевыми орденами на груди. «Это их свадебное фото», - поясняет мама. «Свадебное? - удивляюсь я, - а где же подвенечное платье, фата?..». «Что ты, сынок, - терпеливо говорит мама, - они поженились в начале 46-го года. Война закончилась, но людям материально жилось очень трудно – донашивали военные шинели, гимнастерки, ушанки с отметинами от кокард, перешивали всё из старого...». И еще мама рассказала, что бабушка ее была настоящей красавицей - я и сам это вижу на фото. В войну много месяцев она провела на трудовом фронте: рыла окопы, вязаных рукавичек холодной зимой хватало на два-три дня – протирались о лом, которым долбили мёрзлую землю. Кровавые мозоли долго не заживали, вечером их смазывали гусиным жиром, а наутро – снова на работу. И эти, совсем не девичьи, с мозолями руки своей бабушки мама называет золотыми. После войны прабабушка выучилась на портниху и, живя в селе, обшивала не только семью, соседей, но ей делали заказы даже городские модницы. Она умела перелицевать любое старое пальто и пошить такую шикарную вещь, что никакому Пьеру Кардену и во сне  не приснилась бы!  Когда мы бываем в гостях у старшего её внука в Мордово, то я всякий раз не могу оторвать взгляда от расшитых рушников, украшающих фамильные иконы нашего рода, – прабабушкина работа: расцвели на льняных полотнах диковинные цветы, фантастические жар-птицы  пылают алыми красками, а в уголках смеются оранжевые солнышки, стучат по краям полотенец чёрные медведи по наковаленкам.  Ах, какая прелесть! Любой бы этнографический музей не прочь обладать такой вышивкой, только никогда семья наша не расстанется с этими реликвиями – они будут передаваться нашим детям и внукам...

   Всякий раз, завершая просмотр альбома, мама нежно проводит рукой по его обложке и укладываем в ящик новенького комода – чтобы не запылился. А потом мы долго сидим и молчим. Что тут сказать? Да и надо ли говорить в такую минуту что-то?..  Я родился после смерти моих прадедушек и прабабушек, а вот мама и папа их хорошо помнят. Папа со своим братом Лёшей в раннем детстве играли в прятки в огромном саду дедушки Коли. До войны сушёной вишни заготавливали на зиму по два мешка. Дедушка ездил в Мичуринск за саженцами пепин-шафрана, антоновки, крыжовника и смородины. Палисадник перед домом с весны начинал благоухать гроздьями черёмухи и сирени, пунцовыми мальвами и шиповником. А на яблочный Спас он нагружал ивовые корзины  яблоками и на подводе привозил их к церкви, где, окропленные святой водой, раздавались плоды всем нуждающимся. После войны, когда вышел нелепый по своей чудовищной безнравственности закон об обложении налогом каждое фруктовое дерево, на селе застучали топоры. Их страшный стук болью отзывался в сердце моего прадедушки Коли, бывалого бойца, видевшего смерть так близко… Николай Михайлович, единственный из села, сохранил свой сад, весь его приработок плотника уходил на этот жуткий налог…

    Вот в этом, по-моему, и состоит смысл жизни настоящих мужчин, какими были мои прадедушки: в лихую годину отстояли Отчизну, строили себе дома, воспитывали детей, разводили сады, бескорыстно помогали людям, следуя извечным христианским законам добра и милосердия…

    Неумолимое время стирает следы и лица людей, те далёкие грозные события «пороховых лет» уже давно стали историей, и сможем ли мы, поколение нового тысячелетия, уже внуки своих не воевавших дедов, как можно дольше пронести память о своих доблестных предках? Думаю, сможем, но с одним непременным условием: если будем проявлять достойный интерес к мельчайшим крупицам этой памяти, будь то старая фотография в семейном фотоальбоме,  обветшалое фронтовое письмо в скромной шкатулке или «безуханный» цветок экзотической магнолии… А от себя всем ветеранам «пороховых лет» дарю стихи собственного сочинения.

                                             Фотографии старые в пожелтевших альбомах,

                                   Словно ласточки стаями окружают меня.

                                   Фотографии добрые, как привет из окопов

                                   Той далёкой войны и большого огня.

                                   Вот на этом уже обветшалом листочке

                                   Молодой лейтенант улыбается мне,

                                   А на той вон странице хохочет девчонка,

                                   Высоко восседая на пегом коне.

                                   На клочке чуть помятой драгоценной бумаги

                                   Расцвела в палисаднике буйно сирень,

                                   Под  которою  полные счастья, отваги

                                   Мои  бабушка с дедом и домика сень.

                                  Фотографии милые в потертых альбомах!

                                  Вы – хранилища памяти и завет всем живым.

                                  Фотографии светлые на семейных просторах,

                                  Вы завещаны дедами внукам своим…

 Дёмин Дмитрий, 14 лет, ученик 8 класса МОУ СОШ № 23 города Тамбова.

Жанр сочинения: лирическое эссе.