Урок и дети

А теперь предлагаю Вам, уважаемый Учитель, свои раз­мышления об уроке, о целостности педагогического процесса, о втором уровне жизни детей.

Урок есть важнейшее открытие классической педагогики и творческой практики. Ему уже несколько сотен лет, и я уве­рен, что еще долгое время он будет служить воспитанию и об­разованию подрастающего поколения.

Я не могу представить себе школу без уроков, не в том смысле, что такой школы не может быть, а в том, какой будет результат в развитии и становлении ребенка. Школы без уро­ков уже существуют, в них другой порядок жизни, основанный на свободном излиянии познавательных потребностей ребен­ком, и в таких моментах учитель со своим учеником могут сесть на ступеньке лестницы или пойти в библиотеку и зани­маться учением до тех пор, пока ребенку не расхочется пости­гать мудрости. Дети живут в таких школах (они есть в США, Англии, во Франции...) весело и радостно, бегают, прыгают, дерутся, играют — в общем, проявляют все свои функциональ­ные тенденции совершенно свободно. Многообразные игровые комплексы, содержательность оборудования здания школы и двора создают им для этого хорошие условия. Однако обще­ственность начала выражать все более усиливающееся беспо­койство по поводу качества развитости и знаний, а также норм поведения у детей, окончивших эти школы (они начальные). Это есть школа без уроков в том понимании, в каком они сло­жились в нашем опыте, в наших представлениях.

Но я видел уроки в некоторых школах США, Англии, ФРГ, которые ломают наше понимание урока. В одних уроки проводятся без звонка, то есть учителя сами регулируют вре­мя урока, в других уроки могут длиться в течение 90 минут, в третьих уроки могут проводиться без парт, на коврике, в чет­вертых на уроке дети могут заниматься разными делами: реше­нием задач, чтением, письмом, аппликацией, а учитель ведет с ними групповую и индивидуальную работу.

Представьте себе такой урок с 7-летними детьми (третий год обучения).

Дети полукругом устраиваются на ковре, каждый поудоб­нее для себя, без какой-либо регламентации. Учитель — моло­дой бородатый мужчина — тоже сидит на ковре перед ними.

— Мы сегодня проведем симпозиум о лягушках, — говорит учитель.

Сует руку в маленькую картонную коробочку:

— Я сейчас достану лягушку...

Достает лягушку, показывает детям, тянет ее за лапки:

— Смотрите, какие у нее глаза, лапки, цвет какой... Сажает лягушку на ковре, та начинает прыгать в разные

стороны. Дети с веселым испугом разбежались по комнате: кто на диван залез, кто на стул.

— Кто не боится, пусть возьмет лягушку в руки, у меня здесь и другие лягушки есть. Выпускает из коробочки еще трех лягушек. Те тоже начинают прыгать.

— Лягушка не кусается, она вам вреда не причинит. Толь­ко берите ее нежно, не причиняйте боль и рассмотрите внима­тельно. Один из смелых лежа подползает к лягушке, осторожно берет ее в руки. Смелость передается другим. Образовывается четыре группы детей.

— Даю вам 15 минут, — говорит учитель, — за это время вы должны изучить лягушку: какие у нее глаза, лапки, форма, как она прыгает. Нужно посадить ее в аквариум и посмотреть, как она будет там себя вести.

Каждый получает листок, на котором нарисована лягуш­ка. На нем ребенок должен записать свои личные наблюдения, описать внешность лягушки. В группах дети выбирают доклад­чиков, они обобщают наблюдения других.

Проходит 15 минут. Учитель опять приглашает всех на симпозиум. Дети устраиваются полукругом. Докладчикам да­ется по полторы минуты. Они рассказывают о результатах на­блюдений.

Начинается дискуссия. Учитель в ней уже тот человек, который в жизни «не видел» лягушек, боится их, но страшно интересуется, что это за животное, почему живет то на земле, то в воде, как может прыгать на длинные расстояния, как себя ведет. Такая роль учителя не оговаривается, это происходит как бы само собой.

Дети объясняют, показывают, доказывают, убеждают его.

Для высказывания своего мнения каждому дается 15-20 секунд. За это время надо высказать какую-нибудь мысль, обосновать ее. Потом еще можно взять слово.

Симпозиум завершается тем, что делаются обобщения, сравнения.

— На следующем занятии я собираюсь принести вам чере­паху, хотите? Живую, конечно.

Дети в восторге. Они интересуются, что будет с этими че­тырьмя лягушками.

— Можно оставить в школе, пустить в нашем дворике, там травка, бассейн маленький, это им понравится. А если кто хочет и может поухаживать за лягушкой, пусть возьмет себе домой.

Этот урок я записал в начальной школе г. Лос-Анджелеса (США).

Вот другой урок. Первый класс (5-6-летние дети), ко­нец учебного года. Учитель — тоже молодой бородатый мужчина (в школах стран Запада я не раз встречался с мужчинами — учителями начальных классов).

Урок начинается с медитации.

Дети восхваляют солнце, день, природу, внушают самим себе быть добрыми, милосердными, любить близких, учите­ля, товарищей, любить учиться, читать и т.д. Это не заученные фразы, каждый импровизирует для себя, говорит вполголоса. На это уходит 15 минут.

Затем учитель ведет непринужденную беседу о прожитом дне.

Далее дети приступают к чтению рассказа, обсуждают его, высказывают свое мнение, дополняют, продолжают со­держание.

Переходят к письму. Детям предлагается записать предло­жения, проанализировать их грамматически, дополнить.

После этой работы дети достают флейты и разучивают красивую, спокойную мелодию. Кто-то дирижирует вместо учителя, кто-то набирает мелодию на висячих металлических трубах.

Приступают к решению математических задач. Сами со­здают задачи и сами решают их.

Учитель приглашает детей в маленький спортзал. Там ус­траивается весьма подвижная игра (нужно подпрыгивать, бе­гать, садиться, успевать, догадываться), требующая от детей математической сообразительности, быстрого вычисления. Учитель — равноправный участник игры.

90 минут урока исчерпываются.

Дети идут отдыхать, завтракать, проводят свободное вре­мя по собственному усмотрению: играют во дворе, где соору­жены сложные спортивные городки, идут в игровую комнату, играют на компьютере, сидят в библиотеке, лежат на диване...

Этот учитель поведет детей до восьмого класса, будет учить их по возможности всем предметам.

Урок этот я записал в Вальдорфской школе (г. Кассель, Германия).

Непринужденность и увлеченность были главными черта­ми описанных мною уроков. Я не оцениваю их и не считаю, что именно они есть эталоны современных уроков. Хочу только подчеркнуть, что в нашей школьной действительности уроки требуют качественного обновления.

Мне представляется, что урок в нашей школе находится в кризисном состоянии. Во что он у нас превратился?

Уроки у нас превратились в какие-то застывшие в раз­ных методических позах изваяния, изображающие типичные «схватки» учителей с учащимися, когда первые отчаянно пы­таются их образумить, а вторые упорно не хотят образумиться. Теория и методика вместе с инспекторской службой сделали уроки безжизненными и бездушными, а школы ежедневно производят их миллионными тиражами по образцам готовых штампов. Спешу сделать оговорку: конечно, бывают, на ра­дость детям, многие учителя, которые ломают штампы, созда­ют другое качество уроков с другими, более очеловеченными свойствами. Но сколько процентов будет таких уроков в пото­ке всех остальных? Как Вы думаете, уважаемый Учитель? Урок в жизни ребенка!

Вся школьная и внешкольная жизнь ребенка подвергну­та этому процессу обучения в форме урока. Личность ребенка измеряется тем, как он ведет себя на уроке, в чем и как себя проявляет, с чем приходит на урок и с чем с него уходит.

И надо же тогда, чтобы они, дети и урок, любили друг дру­га, стремились друг к другу?

Но этого нет.

Что касается детей, у них все определенно. К тем исследо­ваниям и наблюдениям, которые выясняют отношение школь­ников к уроку, добавлю и результаты своих опытов. Приведу типичные высказывания из сочинений семиклассников на тему «Здравствуй, урок!».

«Здравствуй, урок, и давай тут же попрощаемся...»

«Что мне делать, урок, если все время смотрю на часы, ког­да ты кончишься?»

«Урок, тебя надо отправить на заслуженную пенсию...»

«Ты мой мучитель, мой плохой сон, мой испорченный день...»

«Мне тебя жаль, урок, ты — жертва учителей...» Есть в сочинениях и уважение к уроку, вроде: «Хотя ты такой недобрый, но я же знаю, ты заботишься обо мне...»

«Ты порой так радуешь меня, когда идешь к нам с улыб­кой...»

Но таких очень мало, меньше десяти процентов. Дети не любят уроки, хотя знают, что без них им никуда не деться.

Откуда такая неприязнь у детей к уроку?

Урок несет им знания, и они хотят познать мир; урок сулит им взросление, и они стремятся к взрослению; урок заботится об их будущем, и они устремлены в будущее.

Почему же тогда такая нелюбовь друг к другу?

Да, друг к другу, ибо урок тоже проявляет какую-то насто­роженность и недоверие к детям, не верит, что они хотят учить­ся. Он требует от них проявлять полную сознательность и дис­циплину уже взрослого, а не взрослеющего человека. Требует высокой познавательной активности, сознания долга и ответс­твенности, проявления воли и выдержки тоже уже по-взросло­му, а не по-взрослеющему.

Требование — вроде нравственной позиции урока. Он же для Детей старается, а они обязаны учиться! Урок с подчерк­нутым Уважением относится к тем, которые учатся усердно и прилежно, всегда выполняют домашние задания (без них урок детей не отпускает), на уроке сидят спокойно и слушают, под­нимают руки, отвечают, когда учитель спрашивает. Эти дети «хорошие», им Можно говорить добрые, поощрительные слова, дарить высокие отметки, хвалить и ставить другим в пример.

Но урок сердится, и порой не на шутку, на таких, которые не слушают, не выполняют, отстают, разговаривают на уроке, увлекаются другими делами, мешают ходу его дидактичес­ких наступлений. Эти дети для урока, ну, не плохие, но и не хорошие, они непослушные, ленивые, отстающие, слабые, бе­залаберные, не дисциплинированные. Их можно отправить в так называемые «классы выравнивания». Там особые уроки. Может быть, они чем-то повлияют на них, а там видно будет, может быть, вернутся обратно. И чем скорее освободится шко­ла от тех, которые упорно не хотят учиться и мешают другим, хамят и грубят учителям, тем лучше (но для кого — для них самих, для учителей, для урока?). Пусть ходят в школу те, ко­торые стремятся к знаниям, хотят учиться, ведут себя прилич­но. А остальные? Что остальные! Они не пропадут, найдут себе способ жизни.

Урок гонится за знаниями, умениями и навыками. Если большинство детей учатся нормально, его, урок, тоже не будут ругать, а может быть, и хвалить будут. Для урока не сущест­вуют дети, ребенок, все они для него только ученики, обязан­ности и долг которых — учиться. Урок предан не детям, а за­конам формальной дидактики, которая называет его основной формой организации процесса обучения. Хочу повторить это определение, звучащее в каждом учебнике педагогики, ди­дактики, методики, чтобы хорошо задуматься над ним: «Урок есть основная форма организации процесса обучения». Об­ращаю Ваше внимание, уважаемый Учитель, на два момента: первое — проигнорированы дети, без которых урок просто не может существовать, и второе — проигнорирована целостность педагогического процесса [воспитания и обучения].

Из книги Ш.А. Амонашвили «Гуманная педагогика. Актуальные вопросы воспитания и развития личности».