Великие педагоги

Ша́лва Алекса́ндрович Амонашви́ли (род. 1931) — советский, грузинский и российский педагог и психолог. Академик АПН СССР (1989)

Родился 8 марта 1931 года в Тифлисе (ныне Тбилиси, Грузия). Окончил Тбилисский государственный университет, факультет востоковедения. Педагогическую деятельность начал пионервожатым в 1952 году, будучи студентом второго курса. В 1958 году закончил аспирантуру при НИИ педагогики им. Я. С. Гогебашвили и защитил кандидатскую диссертацию по педагогике в 1960 году.

Ш. А. Амонашвили относится к числу редких учёных, которые отказываются от своей кандидатской диссертации, поскольку она опровергается его последующими идеями. Своими учителями называет Академика Давида Онисимовича Лордкипанидзе ("...Он пристрастил меня к классической педагогике... (Коменский, Ушинский, Гогебашвили, Руссо, Песталоцци. Вся классика) и Барната Иосифовича Хачапуридзе (доктор психологических наук, создал свою версию теории установки, исследовал невоспринимаемые раздражители в установке)[1]. В 1972 году защитил докторскую диссертацию по психологии на Учёном Совете Института общей и педагогической психологии АПН СССР. В 1970—1980-е годы он активно взаимодействует с известными московскими педагогами и психологами, в частности с В. В. Давыдовым, который оказывает ему помощь, когда деятельность Амонашвили подвергается резкой критике со стороны официальной педагогики, и его пытаются освободить от должности заведующего лабораторией. С 1958 года по 1991 год работал в НИИ педагогики Грузии — лаборантом, научным сотрудником, учёным секретарём, заведующим лабораторией, заместителем директора, директором, генеральным директором Научно-производственного педагогического объединения.

В 1989—1991 годах был народным депутатом СССР, членом ВС СССР. С 1991 по 1998 год заведовал кафедрой начального образования в Педагогическом университете имени С. С. Орбелиани (Тбилиси). С 1998 года по сей день работает заведующим лабораторией гуманной педагогики в Московском городском педагогическом университете (МГПУ)[2].

Член-корреспондент АПН СССР с 23 мая 1985 года, действительный член АПН СССР с 27 января 1989 г., почётный член РАО с 21 марта 1993 года, действительный член РАО с 30 мая 2001 г. Состоит в Отделении психологии и возрастной физиологии[3]. Почётный член МОИП (2015). Доктор Honoris Causa Софийского университета (Болгария)[4]. Научный руководитель экспериментальных школ в Москве (№ 1715), С.-Петербурге (№ 38), Тюмени, Нижневартовске, Сургуте и других городах[5]. Ректор Академии педагогического искусства и социализации[2]. В сентябре 2001 года для целей дальнейшего научного исследования и популяризации идей гуманной педагогики при Международном центре Рерихов (МЦР) был создан Международный Центр Гуманной Педагогики под руководством Ш.А.Амонашвили[6]. Руководитель издательского дома «Шалва Амонашвили». Вместе с членом-корреспондентом РАО Д. Д. Зуевым издаёт «Антологию Гуманной Педагогики» (вышло более 40 томов).

Педагогические идеи

Разработчик оригинальной концепции гуманной педагогики. Гуманная педагогика ориентирована на личность ребёнка, абсолютное отрицание авторитарной, императивной (повелительной, приказной) педагогики.

Основные установки

Законы учителя: любить ребёнка, понимать ребёнка, восполняться оптимизмом к ребёнку.

Принципы: очеловечивание среды вокруг ребёнка, уважение личности ребёнка, терпение в процессе становления ребёнка.

Заповеди: верить в безграничность ребёнка, в свои педагогические способности, в собственное, возможно неизвестное родителям и окружающим, предназначение ребёнка, в силу гуманного подхода к ребёнку.

Опоры в ребёнке: стремление к развитию, к взрослению, к свободе.

Личностные качества учителя: доброта, откровенность и искренность, преданность.[11]

Ш. А. Амонашвили выдвигает следующую установку в воспитании: принятие любого ученика таким, каков он есть: «мы должны быть людьми доброй души и любить детей такими, какие они есть». «Понимать детей — значит стать на их позиции»[12]

Основные методические подходы

Технология обучения детей с шестилетнего возраста.

Все обучение стимулирует активность и самодеятельность детей.

Обучение с включением типичных ошибок, что приучает детей постоянно думать самостоятельно, слушать, проверять, критически воспринимать всю поступающую информацию.

Формирование у детей способностей к оценке и самооценке при безотметочном обучении.[13]

Вся воспитательная система построена не по принципу подготовки ребёнка к жизни, а на основе понимания детства как важнейшего жизненного этапа, со своими сложными проблемами и переживаниями, которые должны пониматься и приниматься педагогом.

Труды

Амонашвили Ш. А. Обучение. Оценка. Отметка. — М., 1980

Амонашвили Ш. А. Созидая человека. — М., 1982.

Амонашвили Ш. А. Здравствуйте, дети!: Пособие для учителя/ Предисл. А. В. Петровского. — М., 1983.

Амонашвили Ш. А. Как живете, дети? — М., 1986

Амонашвили Ш. А. Единство цели. — М., 1987

Амонашвили Ш. А. Воспитательная и образовательная функция оценки учения школьников. — М., 1984

Амонашвили Ш. А. В школу — с шести лет. — М., 1986

Амонашвили Ш. А. Размышления о гуманной педагогике.- М., 1996

Амонашвили Ш. А. Школа Жизни.- М.,1996.

Амонашвили Ш. А. Улыбка моя, где ты? Мысли в учительской. — М., 2003.

Амонашвили Ш. А. Вера и любовь.- М., 2009.

Амонашвили Ш. А. Исповедь отца сыну.- М.,2009.

Амонашвили Ш. А. Письма к дочери

Амонашвили Ш. А. Баллада о воспитании

Амонашвили Ш. А. Истина Школы.- М.,2006.

Амонашвили Ш. А. Без сердца что поймём?

Амонашвили Ш. А. Спешите, дети, будем учиться летать!.- М..2005.

Амонашвили Ш. А. Почему не прожить нам жизнь героями духа.- М.,2003.

Амонашвили Ш. А. В Чаше Ребёнка сияет зародыш зерна Культуры. — Артемовск, 2008.

Амонашвили Ш. А. Рука водящая. — Артемовск, 2009.

Амонашвили Ш. А. Чтобы дарить Ребёнку искорку знаний, Учителю надо впитать море Света. — Донецк, 2009.

Амонашвили Ш. А. Как любить детей (опыт самоанализа). — Донецк, 2010.

Амонашвили Ш. А. Амона-Ра: Легенда о Камне. — Артемовск, 2010.

Амонашвили Ш. А. Песнь Великой Любви. Саломея. Воин света. — М.: Амрита-Русь 2017. Амонашвили Ш. А. Песнь Великой Любви. Воин света. Тысячу лет спустя. — М.: Свет 2018.

Ян Амо́с Ко́менский[7] (чеш. Jan Amos Komenský, лат. Ioannes Amos Comenius; 28 марта 1592, Нивнице, Южная Моравия — 15 ноября 1670, Амстердам) — чешский педагог-гуманист, писатель, общественный деятель, епископ Чешскобратской церкви, основоположник научной педагогики, систематизатор и популяризатор классно-урочной системы.

Ян Коменский родился в Моравии, в городке Нивнице. Сын Мартина Коменского (Martin Komenský) и Анны Хмеловой (Anna Chmelová). Мартин Коменский был уроженцем соседней деревни Комне. Отец Мартина — Ян Сегеш (Jan Segeš) — перебрался в Моравию из Словакии, и взял себе фамилию Коменский — в честь деревни Комне, в которой поселился. Мартин и Анна Коменские были членами религиозной общины Чешских (Моравских) братьев.

Первоначальное образование Ян получил в братской школе. В 1602-04 гг. от чумы умерли его отец, мать и две сестры. В 1608-10 Ян учился в латинской школе города Пршерова. В 1611 году Ян Коменский, в соответствии с догматами своей церкви, прошёл обряд крещения и получил второе имя — Амос.

Затем он учился в Херборнской академии, в Гейдельбергском университете, где приступил к созданию своеобразной энциклопедии — «Театр всех вещей» (1614-27) и начал работу над полным словарём чешского языка («Сокровищница чешского языка»[8], 1612-56). В 1614 г. Коменский — учитель братской школы в Пршерове. В 1618-21 жил в Фульнеке, изучал труды гуманистов эпохи Возрождения — Т. Кампанеллы, Х. Вивеса и др. В Фульнекский период Коменский написал книгу «Моравские древности»[9] (1618—1621) и составил подробную карту родной Моравии[10] (1618—1627).

В 1627 Коменский приступил к созданию труда по дидактике на чешском языке. В связи с гонениями со стороны католических фанатиков, Коменский эмигрировал в Польшу, в город Лешно (где в 1626 году моравские братья основали свою гимназию). Здесь он преподавал в братской гимназии, закончил свою «Дидактику» на чешском языке (1632), а затем переработал её и перевёл на латинский язык, назвав «Великой дидактикой» (Didactica Magna) (1633-38), подготовил несколько учебников: «Открытая дверь к языкам» (1631), «Астрономия» (1632), «Физика» (1633), написал первое в истории руководство для семейного воспитания — «Материнская школа» (1632). Коменский усиленно занимался разработкой идей пансофии (обучение всех всему), которые вызвали большой интерес европейских учёных.

В 40-е гг. опубликовал ряд учебников. В 1651 году трансильванский князь Дьёрдь II Ракоци предложил Коменскому осуществить реформу школ в его землях. Преподавание по новой системе началось в городе Шарошпатак. Коменскому удалось частично осуществить замысел устройства пансофической школы. Научное обоснование её принципов, учебный план, распорядок дня были изложены Коменским в сочинении «Пансофическая школа» (1651).

Вскоре Коменский вернулся в Лешно. В 1655 году Лешно взяли шведы — союзники запорожского гетмана Богдана Хмельницкого, воевавшего с Речью Посполитой. Как местные лютеране, так и Ян Амос Коменский и моравские братья, прежде много претерпевшие от католического фанатизма, радушно встретили протестантскую (лютеранскую) армию.

В 1656 году Коменский выехал в Амстердам через Гамбург.

Стремясь оживить преподавание и пробудить в детях интерес к знаниям, Коменский применил метод драматизации учебного материала и на основе «Открытой двери к языкам» написал ряд пьес, составивших книгу «Школа-игра» (1656). В Венгрии Коменский закончил первый в истории иллюстрированный учебник «Мир чувственных вещей в картинках» (1658), в котором рисунки являлись органической частью учебных текстов.

Переехав в Амстердам, Коменский продолжал работу над начатым ещё в 1644 г. капитальным трудом «Всеобщий совет об исправлении дел человеческих» (лат. De rerum humanarum emendatione culsultatio catholica), в котором дал план реформы человеческого общества. Первые 2 части труда опубликованы в 1662, рукописи же остальных 5 частей найдены в 30-х гг. 20 в.; полностью труд опубликован на латинском языке в Праге в 1966 году[11]. Итог своей долгой жизни Коменский подвёл в сочинении «Единственно необходимое» (1668).

Педагогическая система Я. А. Коменского

Источники выработки мировоззрения: античная философия, Ф.Бэкон, Ф.Рабле. Основные педагогические идеи: всеобщее обучение, идеи дисциплины, понятие школьного года, дидактические принципы, классно-урочная система. Коменский считал, что обучение нужно осуществлять в школе с помощью: общешкольного плана, классно-урочной организации, учёбы с 6 лет, проверки знаний, запрета пропускать уроки, учебников для каждого класса.

Дидактические принципы: природосообразность, наглядность, последовательность, сознательность, посильность, прочность, систематичность[12].

Вопросы воспитания и обучения Коменский рассматривал в неразрывном единстве. Дидактику он трактовал как теорию образования и обучения и как теорию воспитания. Коменский призывал давать всей молодёжи широкое универсальное образование, считал необходимым связать всю образовательную работу с обучением языкам — сначала родному, потом латинскому — как языку науки, культуры того времени.

В учебном методе, который Коменский толковал расширительно, самым существенным он считал порядок и естественность. Отсюда у Коменского вытекали и основные требования к обучению: начинать обучение надо по возможности раньше, учебный материал должен соответствовать возрасту учеников. Коменский был убеждён в том, что разум человека способен охватить всё, только для этого в обучении надо соблюдать последовательное и постепенное продвижение вперед, следуя от близкого к далёкому, от знакомого к незнакомому, от целого к частному, добиваясь того, чтобы учащиеся усваивали систему знаний, а не отрывочные сведения. Коменский полагал, что необходимо с детства вырабатывать положительные нравственные качества (справедливость, умеренность, мужество, причём под последним он понимал, в частности, настойчивость в труде и др.). Важную роль в нравственном воспитании он отводил примеру взрослых, систематическому приучению детей к полезной деятельности и к выполнению правил поведения.

Стремясь сделать образование доступным всем детям, Коменский разработал классно-урочную систему обучения, которая заменила индивидуальную. Коменский разработал единую школьную систему: материнская школа (воспитание в семье под руководством матери до 6 лет), школа родного языка для детей от 6 до 12 лет (изучение родного языка, арифметики, элементов геометрии, географии, природоведения, чтение священного писания, знакомство с важнейшими ремёслами), в крупных городах для наиболее способных учащихся с 12 до 18 лет — латинская школа или гимназия (в учебный план гимназии Коменский вводил наряду с традиционными «семью свободными искусствами» естествознание, историю, географию). Коменский изменил и содержание самих «свободных искусств», связав их с практическими потребностями и подняв до уровня современной ему науки. Наконец, в каждом государстве должна быть академия — высшая школа для молодёжи с 18 до 24 лет. Эту систему, описанную уже в «Чешской дидактике», Коменский в «Пампедии» расширил, добавив к ней «школы зрелого возраста и старости», в которых «преподаёт» сама жизнь.

В большинстве педагогических работ Коменского содержатся высказывания об учителе, а в «Пампедии» есть специальная глава. Учитель, по Коменскому, должен владеть педагогическим мастерством и любить своё дело, пробуждать самостоятельную мысль учащихся, готовить из них деятельных людей, заботящихся о всеобщем благе.

Коменский оказал огромное влияние на развитие мировой педагогики и школьной практики. Многие его дидактические положения вошли в современную теорию обучения.

Великая дидактика  Via Lucis', 1668

Самый известный теоретический труд Коменского по педагогике «Дидактика», то есть общая теория обучения. Первоначально он был написан на чешском языке, а потом в переработанном виде переведён на латинский язык, в то время международный язык науки, под названием «Великая дидактика»[13].

Глава 16. Общие требования обучения и учения, то есть как учить и учиться.

Основоположение 1

Образования человека надо начинать в весну жизни, то есть в детстве.

Утренние часы для занятий наиболее удобны.

Всё, подлежащее изучению, должно быть распределено сообразно ступеням возраста — так, чтобы предлагалось для изучения только то, что доступно восприятию в данном возрасте.

Основоположение 2

Подготовка материала: книг и др. учебных пособий — заранее.

Развивать ум ранее языка.

Реальные учебные предметы предпосылать формальным.

Примеры предпосылать правилам.

Основоположение 4

В школах должен быть установлен порядок, при котором ученики в одно и то же время занимались бы только одним предметом.

Основоположение 6

С самого начала юношам, которым нужно дать образования, следует дать основы общего образования (распределить учебный материал так, чтобы следующие затем занятия не вносили ничего нового, а представляли только некоторое развитие полученных знаний).

Любой язык, любые науки должны быть сперва преподаны в простейших элементах, чтобы у учеников сложились общие понятия их как целого.

Основоположение 7

Вся совокупность учебных занятий должна быть тщательно разделена на классы — так, чтобы предшествующее всегда открывало дорогу последующему и освещало ему путь.

Время должно быть распределено с величайшей точностью — так, чтобы на каждый год, месяц, день и час приходилось своя особая работа.

Глава 17. Основы лёгкости обучения и учения

Основоположение 1

Образование юношества должно начинаться рано.

У одного и того же ученика по одному и тому же предмету должен быть только один учитель.

По воле воспитателя прежде всего должны быть приведены в гармонию нравы.

Основоположение 2

Всеми возможными способами нужно утверждать в детях горячее стремление к знанию и учению.

Метод обучения должен уменьшать трудности учения, чтобы оно не возбуждало в учениках неудовольствия и не отвращало их от дальнейших занятий.

Основоположение 3

Каждая наука должна быть заключена в самые сжатые, но точные правила.

Каждое правило нужно излагать немногими, но самыми ясными словами.

Каждое правило должно сопровождаться многочисленными примерами, чтобы стало очевидно, как разнообразно его применение.

Глава 18 Основы прочности обучения и учения

Основательно должны рассматриваться только те вещи, которые могут принести пользу.

Всё последующее должно опираться на предыдущее.

Всё должно закрепляться постоянными упражнениями.

Всё нужно изучать последовательно, сосредоточивая внимания на чём-то одном.

На каждом предмете нужно останавливаться до тех пор, пока он не будет понят.

Глава 26 О школьной дисциплине

«Школа без дисциплины есть мельница без воды»

Для поддерживания дисциплины руководствоваться:

Постоянными примерами воспитатель сам должен показывать пример.

Наставлениями, увещеваниями, иногда и выговорами[14].

9 правил искусства обучения наукам

Всему, что должно знать, нужно обучать.

Все, чему обучаешь, нужно преподносить учащимся, как вещь действительно существующую и приносящую определенную пользу.

Всему, чему обучаешь, нужно обучать прямо, а не окольными путями.

Всему, чему обучаешь, нужно обучать так, как оно есть и происходит, то есть путём изучения причинных связей.

Все, что подлежит изучению, пусть сперва предлагается в общем виде, а затем по частям.

Части вещи должно рассмотреть все, даже менее значительные, не пропуская ни одной, принимая во внимание порядок, положение и связь, в которой они находятся с другими частями.

Все нужно изучать последовательно, сосредоточивая внимание в каждый данный момент только на чем-либо одном.

На каждом предмете нужно останавливаться до тех пор, пока он не будет понят.

Различия между вещами должно передавать хорошо, чтобы понимание всего было отчетливым.

16 правил искусства развивать нравственность

Добродетели должны быть внедряемы юношеству все без исключения.

Прежде всего основные, или, как их называют «кардинальные» добродетели: мудрость, умеренность, мужество и справедливость.

Мудрость юноши должны почерпать из хорошего наставления, изучая истинное различие вещей и их достоинство.

Умеренности пусть обучаются на протяжении всего времени обучения, привыкая соблюдать умеренность в пище и питье, сне и бодрственном состоянии, в работе и играх, в разговоре и молчании.

Мужеству пусть они учатся, преодолевая самих себя, сдерживая своё влечение к излишней беготне или игре вне или за пределами положенного времени, в обуздывании нетерпеливости, ропота, гнева.

Справедливости учатся, никого не оскорбляя, воздавая каждому своё, избегая лжи и обмана, проявляя исполнительность и любезность.

Особенно необходимые юношеству виды мужества: благородное прямодушие и выносливость в труде.

Благородное прямодушие достигается частым общением с благородными людьми и исполнением на их глазах всевозможных поручений.

Привычку к труду юноши приобретут в том случае, если постоянно будут заняты каким-либо серьёзным или занимательным делом.

Особенно необходимо внушить детям родственную справедливости добродетель— готовность услужить другим и охоту к этому.

Развитие добродетелей нужно начинать с самых юных лет, прежде чем порок овладеет душой.

Добродетелям учатся, постоянно осуществляя честное!

Пусть постоянно сияют перед нами примеры порядочной жизни родителей, кормилиц, учителей, сотоварищей.

Однако нужно примеры сопровождать наставлениями и правилами жизни для того, чтобы исправлять, дополнять и укреплять подражание.

Самым тщательным образом нужно оберегать детей от сообщества испорченных людей, чтобы они не заразились от них.

И так как едва ли удастся каким-либо образом быть настолько зоркими, чтобы к детям не могло проникнуть какое-либо зло, то для противодействия дурным нравам совершенно необходима дисциплина.

Афоризмы

Спорить с Природой — напрасное дело (Великая дидактика, гл. XXIII).

Добродетель взращивается посредством дел, но не посредством болтовни (Великая дидактика, гл. XIII).

Без примера ничему не выучишься.

Вечным законом да будет: учить и учиться всему через примеры, наставления и применения на деле.

Дети охотно всегда чем-нибудь занимаются. Это весьма полезно, а потому не только не следует этому мешать, но нужно принимать меры к тому, чтобы всегда у них было что делать.

Изучение мудрости возвышает и делает нас сильными и великодушными.

Книги — это инструмент насаждения мудрости.

Образование должно быть истинным, полным, ясным и прочным.

Нет ничего труднее, как перевоспитать человека, плохо воспитанного.

Не гонись за похвалой, но изо всех сил старайся действовать похвально.

Мудрое распределение времени есть основа для деятельности.

Ум освещает путь воле, а воля повелевает действиями.

Тот, кто мало знает, малому может и учить.

Ничто притворное не может быть продолжительным.

Читать и не понимать — то же, что совсем не читать.

Счастлива та школа, которая учит ревностно изучать и делать хорошее, ещё ревностнее — лучшее, и всего ревностнее — наилучшее.

Следует как можно больше заботиться о том, чтобы искусство внедрять настоящим образом нравственность было поставлено надлежащим образом в школах, чтобы школы стали, как их называют, «мастерскими людей».

Я́нуш Ко́рчак (польск. Janusz Korczak; настоящее имя Эрш Хе́нрик Го́льдшмит (польск. Henryk Goldszmit); 22 июля 1878, Варшава — 6 августа 1942, Треблинка) — выдающийся[4] польский педагог, писатель, врач и общественный деятель.

Биография

Родился в Царстве Польском (Российская империя), в Варшаве 22 июля 1878 года[5] в интеллигентной ассимилированной еврейской семье. Дед Корчака, врач Хирш Гольдшмидт, сотрудничал в газете «Ха-Маггид», отец, Юзеф Гольдшмидт (1846—1896) — адвокат, автор монографии «Лекции о бракоразводном праве по положениям Закона Моисея и Талмуда» (1871). Корчак вспоминал: «Меня назвали в честь дедушки, а дедушку звали Герш (Гирш). Отец имел право назвать меня Генриком, ведь сам он получил имя Юзеф...»[6]. В ассимилированной еврейской семье, в которой он родился и вырос, его называли Генриком — на польский манер. У Генрика была младшая сестра Анна.

Школьные годы прошли в Варшаве, в русской гимназии Варшавского учебного округа Министерства Народного просвещения России. Там царила принятая тогда в Европе жёсткая дисциплина, поход в театр или поездка домой в каникулы возможны были только после письменного разрешения дирекции. Преподавание велось на русском языке. Уже в первом классе (детям 10—11 лет) преподавалась латынь, во втором — французский и немецкий, в третьем — греческий. По окончании гимназии ему было вручено «Свидетельство».

В 1889 году у отца Генрика обнаружились признаки душевной болезни. Теперь отца приходилось время от времени помещать в специальные клиники. Его содержание в клиниках стоило дорого, и со временем семья оказалась в тяжёлом материальном положении. С пятого класса (15—16 лет) Генрик начал подрабатывать репетиторством.

В 1898 году Корчак поступил на медицинский факультет Варшавского университета, одновременно обучался на подпольных высших курсах[7]. Летом 1899 года он ездил в Швейцарию, чтобы поближе познакомиться с педагогическим наследием Песталоцци. В своей поездке Корчак особенно интересовался школами и детскими больницами.

В 1903—11 гг. работал в еврейской детской больнице имени Берсонов и Бауманов[8] и воспитателем в летних детских лагерях. Являлся членом еврейского благотворительного Общества помощи сиротам.

23 марта 1905 года получил диплом врача. В качестве военного врача Русской императорской армии принимал участие в Русско-японской войне.

В 1907 году Корчак на год едет в Берлин, где за свои деньги слушает лекции и проходит практику в детских клиниках, знакомится с различными воспитательными учреждениями. Он проходит стажировку также во Франции, посещает детский приют в Англии.

В 1911 году Корчак оставляет профессию врача и основывает «Дом сирот» для еврейских детей в доме 92 на улице Крохмальной,[9] которым руководил (с перерывом в 1914—18 гг.) до конца жизни. От филантропов, субсидировавших его начинание, Корчак потребовал полной независимости в своей административной и воспитательской деятельности.

Во время Первой мировой войны 1914—18 гг. Корчак служил военным врачом в дивизионном полевом госпитале Русской императорской армии. В Тернополе он взял под свою опеку беспризорника Стефана Загородника[10], затем работал врачом в приютах для украинских детей в Киеве[11], где написал книгу «Как любить ребёнка»[12].

Корчак возвращается в Варшаву в 1918 году, где руководит детскими приютами, преподаёт, сотрудничает с журналами, читает лекции в Свободном польском университете и на Высших еврейских педагогических курсах. Во время советско-польской войны 1919-20 годов Корчак в звании майора медицинской службы работал в военном госпитале в Лодзи[13].

В 1919—36 гг. он принимал участие в работе интерната «Наш дом» (на Белянах) — детского дома для польских детей, — где также применял новаторские педагогические методики.

В 1926—32 гг. Корчак редактировал еженедельник «Mały Przegląd» («Малое обозрение», приложение для детей к еврейской газете «Nasz Przegląd» «Наше обозрение»), в котором активно участвовали его воспитанники.

Политические взгляды

Автор книги «Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака» Бетти Джин Лифтон (США) сообщает, что Корчак с юмором говорил о своем Доме Сирот: «Другие приюты плодят преступников, наш же плодит коммунистов». За этой шуткой скрывалась его озабоченность тем, что ряд выпускников Дома Сирот участвовал в деятельности находившейся в подполье Коммунистической партии Польши. Сам же Корчак был скептически настроен по отношению к коммунистическим идеям. Он сказал однажды: «Я уважаю эту идею, но это как чистая дождевая вода. Когда она проливается на землю, то загрязняется». Он говорил, что при революциях, как и всегда, выигрывают ловкие и хитрые, тогда как наивные и легковерные остаются ни с чем, а революционные программы — это комбинация безумия, насилия и дерзости, связанной с неуважением к человеческому достоинству.[14]

Еврейская деятельность

В 1899 году Корчак присутствовал в качестве гостя на Втором Сионистском конгрессе. Преклоняясь перед Теодором Герцлем, он, однако, не принял идей сионизма, считал себя поляком во всём, кроме религии, следование которой, по его убеждениям, было личным делом каждого. Он ждал, как великого чуда, независимости Польши и верил в полную ассимиляцию евреев. Кровавые еврейские погромы, устроенные польскими националистами в 1918—1919 гг., посеяли в душе Корчака глубокое разочарование.

С приходом Гитлера к власти в Германии и ростом антисемитизма в Польше в Корчаке пробудилось еврейское самосознание. Он стал польским несионистским представителем в Еврейском агентстве. В 1934 г. и 1936 г. он посетил подмандатную Палестину, где встретил многих бывших своих воспитанников. Педагогические и социальные принципы киббуцного движения произвели глубокое впечатление на Корчака. В письме 1937 г. он писал:

«Приблизительно в мае еду в Эрец[15]. И именно на год в Иерусалим. Я должен изучить язык, а там — поеду, куда позовут… Самое трудное было решение. Я хочу уже сегодня сидеть в маленькой тёмной комнате с Библией, учебником, словарем иврита… Там самый последний не плюнет в лицо самому лучшему только за то, что он еврей.»

Отъезду помешала лишь невозможность покинуть своих сирот. Корчак в эти годы собирался написать повесть о возрождении еврейской родины, о пионерах-халуцим.

В годы Второй мировой войны. Гибель

После оккупации Варшавы немцами в 1939 году Корчак ходил по Варшаве в своем мундире офицера польской армии и говорил: «Что касается меня, то нет никакой немецкой оккупации. Я горд быть польским офицером и буду ходить, как хочу».[16]

В 1940 году вместе с воспитанниками «Дома сирот» был перемещён в Варшавское гетто. В этот период Корчак был арестован, несколько месяцев[17] провёл в тюрьме. Был освобождён по ходатайству провокатора А. Ганцвайха, который таким образом хотел заработать авторитет среди евреев.

В гетто Корчак отдавал все силы заботе о детях, героически добывая для них пищу и медикаменты. Воспитанники Корчака изучали иврит и основы иудаизма. За несколько недель до Песаха в 1942 году Корчак провёл тайную церемонию на еврейском кладбище: держа Пятикнижие в руках, взял с детей клятву быть хорошими евреями и честными людьми.

Он отклонил все предложения неевреев-почитателей его таланта вывести его из гетто и спрятать на «арийской» стороне. Соратник Корчака Игорь Неверли рассказывал[18]:

На Белянах сняли для него комнату, приготовили документы. Корчак мог выйти из гетто в любую минуту, хотя бы со мной, когда я пришёл к нему, имея пропуск на два лица — техника и слесаря водопроводно-канализационной сети. Корчак взглянул на меня так, что я съёжился. Видно было, что он не ждал от меня подобного предложения… Смысл ответа доктора был такой: не бросишь же своего ребёнка в несчастье, болезни, опасности. А тут двести детей. Как оставить их одних в газовой камере? И можно ли это всё пережить?

Когда в августе 1942 года пришёл приказ о депортации Дома сирот, Корчак пошёл вместе со своей помощницей и другом Стефанией Вильчинской (1886—1942)[19], другими воспитателями[20] и примерно 200 детьми на станцию, откуда их в товарных вагонах отправили в Треблинку. Он отказался от предложенной в последнюю минуту свободы и предпочёл остаться с детьми, приняв с ними смерть в газовой камере.[21] Эммануэль Рингельблюм, сам позже расстрелянный, оставил такое свидетельство[18]:

Нам сообщили, что ведут школу медсестёр, аптеки, детский приют Корчака. Стояла ужасная жара. Детей из интернатов я посадил в самом конце площади, у стены. Я надеялся, что сегодня их удастся спасти… Вдруг пришёл приказ вывести интернат. Нет, этого зрелища я никогда не забуду! Это был не обычный марш к вагонам, это был организованный немой протест против бандитизма! Началось шествие, какого никогда ещё до сих пор не было. Выстроенные четвёрками дети. Во главе — Корчак с глазами, устремлёнными вперед, державший двух детей за руки. Даже вспомогательная полиция встала смирно и отдала честь. Когда немцы увидели Корчака, они спросили: «Кто этот человек?» Я не мог больше выдержать — слезы хлынули из моих глаз, и я закрыл лицо руками.

Педагогическая деятельность

В «Доме сирот» Корчак ввёл новаторскую для тех лет систему широкого детского самоуправления, детский товарищеский суд, решения которого были обязательны и для руководства, плебисцит и т. д.[22]

Корчак читал лекции в Свободном польском университете и на Высших еврейских педагогических курсах, вёл работу в суде по делам малолетних преступников, выступал под псевдонимом «Старый Доктор» с воспитательными беседами по радио.

Отвлечённо веря в Бога («Один на один с Богом», 1922; содержит 18 молитв «для тех, кто не молится»)[23], Корчак отличался широкой веротерпимостью и видел в вере источник морального очищения[21].

Из БСЭ (1969—1978): «Педагогическая деятельность К[орчака] основана на формировании в детском коллективе и у отдельных воспитанников навыков самопознания, самоконтроля, самоуправления».

Работы Корчака оказали значительное влияние на известного советского педагога В. А. Сухомлинского[24].

Педагогические идеи

Принцип любви к ребёнку

«        Идея Януша Корчака была, по сути, одна, и такого она свойства, что, например, в последовательном курсе истории педагогики точное место Янушу Корчаку найдешь не сразу: о нем можно с одинаковым правом рассказывать до Руссо и после Песталоцци, между Ушинским и Макаренко, сразу после Марии Монтессори и вместе с Сухомлинским. С него можно начинать курс, а можно и заканчивать им, ибо идея Януша Корчака известна человечеству с тех пор, как оно стало человечеством: воспитатель должен любить детей… [25].        »

Принцип реальной выполнимости требований, предъявляемых ребёнку[26]

«        Ты вспыльчив, — говорю я мальчику, — ну и ладно, дерись, только не очень сильно, злись, только раз в день. Если угодно, в одной этой фразе помещается весь воспитательный метод, которым я пользуюсь. (Корчак. Как любить ребёнка: Ребёнок в семье.)        »

Своеобразное представление о правах ребёнка: «Я взываю о Magna Charta Libertatis, о правах ребёнка. Может, их больше, но я нашёл три основных. 1. Право ребёнка на смерть[27]. 2. Право ребёнка на сегодняшний день. 3. Право ребёнка быть тем, что он есть». (Корчак, Ребёнок в семье, гл. 37). «Горячая, умная, владеющая собой любовь матери к ребёнку должна дать ему право на раннюю смерть, на окончание жизненного цикла не за шестьдесят оборотов солнца вокруг земли, а всего за одну или три весны… „Бог дал, Бог и взял“, — говорят в народе, где знают живую природу, знают, что не всякое зерно даст колос, не всякая птаха родится способной к жизни, не всякий корешок вырастет в дерево». (Там же, гл. 38.) «В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребёнка, мы отбираем ребёнка у жизни…» (там же, гл. 40.) «Желая уберечь ребёнка от бактерий дифтерита, не переносите его в атмосферу, насыщенную затхлостью скуки и безволия…» (Там же, гл. 38.)

Учёт прав и возможностей родителя и воспитателя[28]. «Деспотичный крик ребёнка, который чего-то требует, на что-то жалуется, домогается помощи… Этот первый крик при свете ночника — объявление борьбы двух жизней: одна — зрелая, уставшая от уступок, поражений, жертв, защищается; другая — новая, молодая, завоевывает свои права. Сегодня ты ещё не винишь его: он не понимает, он страдает. Но знай, на циферблате времени есть час, когда ты скажешь: и мне больно, и я страдаю». (Там же).

Признание того, что дети — разные[29]. «Вместо того чтобы наблюдать, чтобы видеть и понимать, берется первый пришедший в голову пример „удачного ребёнка“ и перед собственным ребёнком ставится требование: вот образец, на который ты должен равняться…» (Там же).

Общаться с ребёнком имеет смысл на уровне возможностей его понимания (в соответствии с возрастом)[30]: «Ох уж эти наши ответы… Так случилось, что дважды я был свидетелем, как ребёнку перед книжной витриной объясняли, что такое глобус. — Что это, мячик? — спрашивает ребёнок. — Мячик, да, мячик, — отвечает няня. В другой раз: — Мама, что это за мячик? — Это не мячик, а земной шар. На нём дома, лошадки, мамочка. „Мамочка?“ — Ребёнок поглядел на мать с состраданием и ужасом и вопроса не повторил». (Там же). Впрочем, ошибки, допускаемые родителями в подобных случаях, Корчак не считает очень страшными: «Если мы дали ему неудобоваримую информацию — он не поймет её, глупый совет — он не примет его, не послушается…» (там же).

Нужно готовить ребёнка к реальной жизни (а не идеальной, воображаемой)[31]. «…В теории воспитания мы часто забываем о том, что должны учить ребёнка не только ценить правду, но и распознавать ложь, не только любить, но и ненавидеть, не только уважать, но и презирать, не только соглашаться, но и возражать, не только слушаться, но и бунтовать…»[32] (Там же.)

Право ребёнка на уважение[33]. «Во мне ещё не сформировалось и не утвердилось понимание того, что первое бесспорное право ребёнка есть право высказывать свои мысли, активно участвовать в наших рассуждениях и выводах о нём. Когда мы дорастем до его уважения и доверия, когда он поверит нам и скажет, в каких правах он нуждается, — меньше станет и загадок, и ошибок». (Там же. Добавление к изданию 1929 г.)

Важность размышлений матери, черпающей «не из книг, а из самой себя. Ничего не может быть ценнее. И если моя книга убедила тебя в этом, значит, она выполнила свою задачу. Будь же готова к долгим часам вдумчивого одинокого созерцания…» (Там же.)[34]

Педагогика — наука о человеке

«        Одна из грубейших ошибок считать, что педагогика является наукой о ребёнке, а не о человеке. Вспыльчивый ребёнок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребёнка выманили игрушку; у взрослого — подпись на векселе. Легкомысленный ребёнок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все своё состояние. Детей нет — есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств…» (Корчак, Как любить ребёнка: Интернат.)[35].        »

Литературное творчество

Печататься Корчак начал в 18 лет, в 1898 году он взял свой псевдоним. Его повести для взрослых и детей «Дети улицы» (1901), «Дитя гостиной» (1906), «Моськи, Иоськи и Срули» (1910; в русском переводе — «Лето в Михалувке», 1961), «Король Матиуш Первый» (1923) и другие; новеллы, беседы, статьи и дневник 1942 г. вводят читателя в сложный мир детской психологии, содержат наблюдения над жизнью Польши 1900—1942 гг., отражают богатый опыт врача и педагога.

Корчаку принадлежит также свыше 20 книг о воспитании (главные из них — «Как любить ребёнка», 1914, и «Право ребёнка на уважение», 1929).

Сочинения

Художественные произведения

Którędy? [В какую сторону?] — Драма, 1898

Dzieci ulicy [Дети улицы]: Powieść. — Warszawa: A. Pajewski, 1901. — 267 s.

Koszałki-Opałki: Satyry społeczne. — Warszawa: Księgarnia Powszechna, 1905. — 246 s.

Dziecko salonu [Дитя гостиной]. — 1904—1905; книжное изд.: Warszawa: Księgarnia Powszechna, 1906. — 347 s.[36]; 2-е издание: Warszawa: J. Mortkowicz: Tow. Wydawnicze, 1927. — 233 s. — частично автобиографическая

Mośki, Jośki i Srule. — Warszawa: J. Mortkowicz: G. Centnerszwer i Ska, 1910. — 117 s.; 2-е изд.: Warszawa: J.Mortkowicz: Tow. Wydawnicze, 1922. — 114 s.; 3-е изд.: Warszawa: J. Mortkowicz, 1933. — 105 s.[37]

Józki, Jaśki i Franki [Юзьки, Яськи и Франки]. — Warszawa: J. Mortkowicz: G. Centnerszwer i Ska, 1911. — 142 s.; 2-е изд.: Warszawa: J. Mortkowicz: Tow. Wydawnicze, 1922. — 148 s.; 3-е изд.: Warszawa: J. Mortkowicz: Tow. Wydawnicze, 1930. — 148 s.

Слава (Sława, Warsaw 1913[38], с изменениями 1935 и 1937)

Bobo (Warsaw 1914)

Bobo[39]

Исповедь мотылька (Spowiedź motyla)

Роковая неделя (Feralny tydzień)[40]

Sam na sam z Bogiem: modlitwy tych, którzy się nie modlą (Towarzystwo Wydawnicze, 1922; на русском языке: Наедине с Господом Богом: Молитвы тех, кто не молится, 1994)

Король Матиуш Первый (Król Maciuś Pierwszy, Warsaw 1923)

Король Матиуш на необитаемом острове (Król Maciuś na wyspie bezludnej, Warsaw 1923)[41]

Банкротство маленького Джека (Bankructwo małego Dżeka, Warsaw 1924)[42]

Когда я снова стану маленьким (Kiedy znów będę mały, Warsaw 1925)

Senat szaleńców, humoreska ponura (Сенат безумцев, 1931) — сценарий для варшавского театра Ateneum[43]

Кайтусь-чародей (Kajtuś czarodziej, Warsaw 1935)

Дети Библии: Моисей (произведение впервые издано в Израиле в 1939 г. в переводе на иврит, сделанном Довом Саданом (1902—1989); оригинал утрачен)[43]

Педагогические произведения

Воспитательные моменты (Momenty wychowawcze, Warsaw, 1919 (три раздела), 2-е издание—1924, дополнено четвёртым разделом)[44]

Как любить ребёнка (Jak kochać dziecko, Warsaw 1919; сюда вошёл первый раздел («Ребёнок в семье») будущего варианта книги; 2-е издание, 1920 — Jak kochać dzieci — «Как любить детей» — включало все четыре раздела цикла; позже автор вернул книге первоначальное название)[45]

O gazetce szkolnej (О школьной газете, Polska Składnica Pomocy Szkolnych, 1921; есть русский перевод)

Право ребёнка на уважение (Prawo dziecka do szacunku, Warsaw 1929)

Правила жизни. Педагогика для детей и взрослых (1930)

Шутливая педагогика (Pedagogika żartobliwa, Warsaw 1939)

Анто́н Семёнович Мака́ренко (1 (13) марта 1888, Белополье, Сумской уезд, Харьковская губерния, Российская Империя — 1 апреля 1939, Голицыно, Московская область, РСФСР) — всемирно известный воспитатель, педагог и писатель. Согласно позиции ЮНЕСКО (1988) А. С. Макаренко отнесён к четырём педагогам (наравне с Д. Дьюи, Г. Кершенштейнером и М. Монтессори), определившим способ педагогического мышления в XX веке[1].

Основная воспитательная и педагогическая деятельность А. С. Макаренко относится к первому пятнадцатилетию послереволюционного времени (1920—1934), когда школы и иные воспитательные учреждения, с одной стороны, крайне слабо снабжались, с другой — над ними не было столь жёстких стандартизации и идеологического контроля, которые были установлены с середины 1930-х годов. Убедившись, после принятия в 1920 г. заведования колонией для малолетних правонарушителей (под Полтавой), в практической неработоспособности общепринятых воспитательных и педагогических подходов того времени, А. С. Макаренко на основе обычаев и приёмов народной педагогики (в том числе «общего дела», то есть воспитания и обучения через привлечение к посильному труду для достижения понятных и обозримых целей к общей пользе), разработанной им теории создания и укрепления воспитательного коллектива, а также глубокой веры в человека (в том числе из философии произведений М. Горького) и ряда других подходов, предложил и успешно опробовал в Колонии им. М. Горького воспитательно-педагогическую систему, получившую впоследствии его имя. В своих трудах Макаренко утверждал, что применяемая им в уголовно-исправительных заведениях система изначально предназначалась для всех сколько-нибудь здоровых школьников и всех учебных заведений.

Демократические основы (соуправление воспитанников и сотрудников, общее собрание, систематическая ротация командиров отрядов и т. д.), являющиеся неотъемлемой составляющей этой системы, настолько противоречили практике большевистской педагогики, что уже в мае 1928 г. Н. К. Крупская на VIII съезде комсомола крайне резко критикует систему Макаренко, а другие представители «Педагогического олимпа» вскоре прямо называют её «несоветской» (что прямо цитируется в «Педагогической поэме»). В этом смысле называть Макаренко «советским педагогом» неточно. В том же году А. С. Макаренко, несмотря на все воспитательные, учебные и хозяйственные успехи, снимают с поста зав. Колонии им. Горького (в которой быстро и жёстко насаждаются обычные «советские» порядки), а от ареста его спасает только переход в систему НКВД, где его покровитель нарком НКВД Украины В. А. Балицкий … предложил опальному педагогу возглавить новое воспитательное учреждение — Коммуну им. Ф. Э. Дзержинского. Вскоре коллективом Коммуны были достигнуты ещё более впечатляющие успехи, уже в области промышленного производства. И вновь, уже в середине 1930-х, «из производственной необходимости» и в условиях надвигающейся войны, Макаренко отстраняется от заведования коммуной, а созданные заводы передаются для круглосуточной работы военному ведомству. Перейдя в наркомат, Макаренко пытается подготовить распространение своего опыта для других исправительных учреждений Украины, но его подходы слишком расходятся с практикой «советской» жизни и он по сути вынужден уехать в Москву, чтобы по возможности завершить литературное описание своего педагогического опыта и разработок, начатое по настойчивому совету М. Горького, выступившего первым редактором «Педагогической поэмы» — самого известного в России и за рубежом произведения А. С. Макаренко. Его книги издаются во многих странах[2].

Ряд исследователей, например, Симон Соловейчик, отмечают, что вокруг воспитательно-педагогического наследия А. С. Макаренко с течением времени страсти обсуждения не только не утихают (как это обычно происходит), а даже разгораются с новой силой, что связывается с тем, что существенные и глубокие противоречия и недостатки советского и постсоветского воспитания и обучения, успешно разрешавшиеся Макаренко, во многом остаются камнем преткновения современной российской школы и имеют большие общественные накладки как в уровне воспитания и обучения, так и умственного, морального и психического здоровья подрастающего поколения.

Антон Семёнович Макаренко родился 1 (13) марта 1888 года в городе Белополье Сумского уезда Харьковской губернии в семье Семёна Григорьевича Макаренко, рабочего-маляра вагонных железнодорожных мастерских, и Татьяны Михайловны Макаренко (в девичестве Дергачёва), дочери солдата из Николаева[4]. У него были младшая сестра (умерла в детстве) и брат Виталий (1895—1983), впоследствии поручик, участник Брусиловского прорыва, получивший там ощутимые ранения и отмеченный за храбрость наградой, после чего некоторое время помогал А. С. Макаренко (именно он предложил ввести, в частности, элементы игры и военизацию в занятия старшего брата). После Октябрьской революции 1917 г., Виталий Семёнович Макаренко, как белый офицер, вынужден был оставить родину и ушёл с белогвардейцами за границу. Остаток жизни провёл во Франции, где его в 1970 г. разыскали западноевропейские биографы Макаренко Г. Хиллиг (ФРГ) и З. Вайц (Франция) и убедили его оставить о старшем брате воспоминания.

В 1897 году поступил в начальное железнодорожное училище.

В 1901 году с семьёй переехал в Крюков, (в настоящее время район города Кременчуга Полтавской области).

В 1904 окончил четырёхклассное училище в Кременчуге и одногодичные педагогические курсы (1905).

В 1905 году работал там же учителем в железнодорожном училище, затем на станции Долинская.

В 1914—1917 годах — учёба в Полтавском учительском институте, который он окончил с золотой медалью. Тема диплома — «Кризис современной педагогики».

В 1916 был призван в армию, но по слабости зрения демобилизован.

В 1917—1919 был заведующим железнодорожной школой при Крюковских вагонных мастерских, состоял в любительской театральной труппе театра «Корсо».

В 1919 году переехал в Полтаву

По поручению Полтавского Губнаробраза создал трудовую колонию для несовершеннолетних правонарушителей в селе Ковалёвка, близ Полтавы, в 1921 году колонии было присвоено имя М. Горького, в 1926 году Колония имени Горького была переведена в Куряжский монастырь под Харьковом; заведовал ею (1920—1928), с октября 1927 года до июля 1935 года был одним из руководителей детской трудовой коммуны ОГПУ имени Ф. Э. Дзержинского в пригороде Харькова, в которых продолжил на практике воплощать разработанную им воспитательно-педагогическую систему. М. Горький интересовался воспитательной и педагогической деятельностью А. Макаренко, оказывал ему всяческую поддержку.

Выдающиеся достижения в области воспитания и перевоспитания молодёжи (как из числа бывших беспризорников, так и из семей), подготовки к её дальнейшей успешной социализации, выдвинули Макаренко в число известных деятелей русской и мировой культуры и педагогики.

Член Союза советских писателей (с 1934 года).

С 1 июля 1935 года переведён в Киев, в центральный аппарат НКВД УССР, где работал на должности помощника начальника отдела трудовых колоний до ноября 1936 года. Некоторое время — до переезда в марте 1937 года из Киева в Москву, руководил педагогической частью трудовой колонии № 5 в Броварах под Киевом.

После переезда в Москву занимался в основном литературной деятельностью, публицистикой, много выступал перед читателями, педагогическим активом. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1939 г. награждён орденом Трудового Красного Знамени. Незадолго до кончины, в феврале 1939 года подал заявление о принятии его кандидатом в члены ВКП(б).

Перед смертью Макаренко работал над сценарием к фильму «Флаги на башнях» в соавторстве с Маргаритой Барской, но руководство Киностудии имени Горького отказалось ставить фильм по их сценарию, поскольку Барская была любовницей впавшего в опалу журналиста К. Радека (она погибла вскоре после Макаренко, по официальной версии выбросившись из окна).[5]

А. С. Макаренко скоропостижно скончался по дороге в Дом творчества в вагоне пригородного поезда на станции Голицыно 1 апреля 1939 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Авторы надгробного памятника скульптор В. Цигаль, архитектор В. Калинин[6].

Литературное творчество

В 1914 или 1915 году написал первый рассказ, послал его Максиму Горькому, но тот признал рассказ слабым в литературном отношении[14]. После этого Макаренко в течение тринадцати лет писательской деятельностью не занимался, но вёл записные книжки. Переписка Горького и Макаренко продолжалась с 1925 по 1935 год. После посещения колонии для несовершеннолетних Горький посоветовал Макаренко вернуться к литературной работе. После книг о коммуне имени Ф. Э. Дзержинского «Марш 30 года» (1932) и «ФД — 1» (1932) было закончено главное художественное произведение Макаренко — «Педагогическая поэма» (1925—1935). В последние годы жизни Макаренко продолжил работу как над художественными произведениями — «Флаги на башнях» (1938), так и над автобиографическими материалами — повесть «Честь» (1937—1938), роман «Пути поколения» (не закончен). Кроме того, он продолжал активно разрабатывать методику педагогической деятельности и воспитания в целом, публиковал ряд статей. В 1936 году вышла его первая крупная научно-педагогическая работа «Методика организации воспитательного процесса». Летом-осенью 1937 года выходит в свет первая часть «Книги для родителей». В произведениях Макаренко выражены его педагогический опыт и педагогические взгляды.

Макаренко выступал против использования для детей элементов тюремного режима в пользу усиления производственного уклона и общевоспитательных методов. В отношениях с воспитанниками придерживался принципа: «Как можно больше требований к человеку и как можно больше уважения к нему».

Сам А. С. Макаренко так подводит итог своих трудов в эпилоге «Педагогической поэмы»[15]:

«        Мои горьковцы тоже выросли, разбежались по всему советскому свету, для меня сейчас трудно их собрать даже в воображении. Никак не поймаешь инженера Задорова, зарывшегося в одной из грандиозных строек Туркменистана, не вызовешь на свидание врача Особой Дальневосточной Вершнева или врача в Ярославле Буруна. Даже Нисинов и Зорень, на что уже пацаны, а и те улетели от меня, трепеща крыльями, только крылья у них теперь не прежние, не нежные крылья моей педагогической симпатии, а стальные крылья советских аэропланов. И Шелапутин не ошибался, когда утверждал, что он будет лётчиком; в лётчики выходит и Шурка Жевелий, не желая подражать старшему брату, выбравшему для себя штурманский путь в Арктике.

...

и Осадчий — технолог, и Мишка Овчаренко — шофёр, и мелиоратор за Каспием Олег Огнев и педагог Маруся Левченко, и вагоновожатый Сорока, и монтёр Волохов, и слесарь Корыто, и мастер МТС Федоренко, и партийные деятели — Алёшка Волков, Денис Кудлатый и Волков Жорка, и с настоящим большевистским характером, по-прежнему чуткий Марк Шейнгауз, и многие, многие другие. ...

— ... Мальчики? Линзы с точностью до микрона? Хе-хе!

Но уже пятьсот мальчиков и девчат бросились в мир микронов, в тончайшую паутину точнейших станков, в нежнейшую среду допусков, сферических аберраций и оптических кривых, смеясь, оглянулись на чекистов.

— Ничего, пацаны, не бойтесь, — сказали чекисты.

Развернулся в коммуне блестящий, красивый завод ФЭДов, окружённый цветами, асфальтом, фонтанами. На днях коммунары положили на стол наркома десятитысячный «ФЭД», безгрешную изящную машинку.

Многое уже прошло, и многое забывается. Давно забылся и первобытный героизм, блатной язык и другие отрыжки. Каждую весну коммунарский рабфак выпускает в вузы десятки студентов, и много десятков их уже подходят к окончанию вуза.

Цитаты Макаренко

«Научить человека быть счастливым — нельзя, но воспитать его так, чтобы он был счастливым, можно».

— А. С. Макаренко Лекции о воспитании детей

«Если мало способностей, то требовать отличную учёбу не только бесполезно, но и преступно. Нельзя насильно заставить хорошо учиться. Это может привести к трагическим последствиям».[22]

— Валентина Постовалова. «Макаренко, которого всем нам необходимо знать»

Пояснение. При этом Макаренко всячески стремился к тому, чтобы:

у каждого учащегося было хотя бы 2-3 «любимых» предмета в школе (кружка, секции, участия в театре, оркестре и т. д. вплоть до отряда по борьбе с самогоноварением в окрестных сёлах), по которым он(а) занимался с удовольствием;

добивался освоения посильных для данного человека уровней освоения каждого учебного «предмета» (они могли быть как выше (подготовка к рабфаку), так и существенно ниже «общей» программы), то есть безделье также не поощрялось.

«Воспитание происходит всегда, даже тогда, когда вас нет дома».

«Наше педагогическое производство никогда не строилось по технологической логике, а всегда по логике моральной проповеди. Это особенно заметно в области собственного воспитания… Почему в технических вузах мы изучаем сопротивление материалов, а в педагогических не изучаем сопротивление личности, когда её начинают воспитывать?»

«Если перед коллективом нет цели, то нельзя найти способа его организации».

«Отказаться от риска — значит отказаться от творчества».

«Моя работа с беспризорными отнюдь не была специальной работой с беспризорными детьми. Во-первых, в качестве рабочей гипотезы я с первых дней своей работы с беспризорными установил, что никаких особых методов по отношению к беспризорным употреблять не нужно».

— Макаренко А. С. Педагогические сочинения в 8-и томах[23]

«Словесное воспитание без сопровождающей гимнастики поведения есть самое преступное вредительство».

«Вы можете быть с ними сухи до последней степени, требовательны до придирчивости, вы можете не замечать их… но если вы блещете работой, знанием, удачей, то спокойно не оглядывайтесь: они на вашей стороне… И наоборот, как бы вы ни были ласковы, занимательны в разговоре, добры и приветливы… если ваше дело сопровождается неудачами и провалами, если на каждом шагу видно, что вы своего дела не знаете… никогда вы ничего не заслужите, кроме презрения…».

«Сорок сорокарублёвых педагогов могут привести к полному разложению не только коллектив беспризорных, но и какой угодно коллектив».

«С вершин „олимпийских“ кабинетов не различают никаких деталей и частей работы. Оттуда видно только безбрежное море безликого детства, а в самом кабинете стоит модель абстрактного ребёнка, сделанная из самых лёгких материалов: идей, печатной бумаги, маниловской мечты… „Олимпийцы“ презирают технику. Благодаря их владычеству давно захирела в наших педвузах педагогически техническая мысль, в особенности в деле собственного воспитания. Во всей нашей советской жизни нет более жалкого технического состояния, чем в области воспитания. И поэтому воспитательское дело есть дело кустарное, а из кустарных производств — самое отсталое».

— Макаренко А. С. Сочинения в 7-ми тт., 1957.[24]

«Книги — это переплетённые люди».

«Культура любовного переживания невозможна без тормозов, организованных в детстве».

— Макаренко А. С. «Книга для родителей»[25]

Романы и повести

Педагогическая поэма (написание 1925—1935, издание частями 1933-35, первое изд. отд. книгой - 1937).

Марш 30 года (1932)

ФД—1 (1932)

Книга для родителей (1936—1937; художественно-теоретическое сочинение)

Флаги на башнях (1938)

по бумажн. изд. испр. многочисл. опечатки, восст. буква «ё», появилось оглавление и пр.

Честь (1937—1938; повесть)

Пути поколения (1938; роман, незакончен)

Работы о воспитании

Воспитание в семье и школе

Лекции о воспитании детей

Письмо пионервожатому

Проблемы воспитания в советской школе

Проблемы школьного советского воспитания

Коммунистическое воспитание и поведение

Разговор о воспитании

Семья и воспитание детей

Цель воспитания

Методика организации воспитательного процесса (1936—1937)

Рассказы и очерки

О человеческих чувствах (1937)

Из истории героизма (1937)

Гришка (1937)

Случай в походе (1937)

В день Первого Мая (1937)

Несколько часов на канале (1937)

Три разговора (1937)

Незабываемая встреча (1938)

Симфония Шуберта (1938)

Премия (1938)

Доктор (1938)

Преподаватель словесности (написан 1938, опубликован 1940)

Домой хочу (1939)

Новые годы (опубликован 1941)

В библиотеке (опубликован 1941)

Сборник рассказов

Пьесы

Мажор (1932)

Ньютоновы кольца (1934)

Киносценарии

Настоящий характер

Командировка

Краткое содержание «Педагогической поэмы»

История ведется от имени автора, который основал в 20-х годах 20 века колонию для малолетних преступников и самолично занимался их перевоспитанием. Педагогический коллектив состоял, помимо автора, с двух воспитательниц и завхоза. Вначале колония была открыта в 1917 году в 6 км от Полтавы. Первыми воспитанниками стали шестеро несовершеннолетних воришек, которые никакой пользы не приносят своему пристанищу. Но однажды Макаренко потерял терпение и ударил одного из ребят, после чего все дружно вызвались ему помогать рубить дрова.

Количество воспитанников увеличивается, их всех делят на отряды с командирами во главе. Макаренко организовывает таким образом их трудовую деятельность, что они способны сами обеспечить свое существование. Некоторые ребята пытались покинуть колонию, но через некоторое время возвратились, соскучившись за таким образом жизни и дружным коллективом. С одним воспитанником, Митягиным, Макаренку не удалось справиться, поэтому его выгнали. Пришлось увеличить педагогический коллектив на двое человек, но они не смогли прижиться в такой обстановке и вскоре уехали.

В 1923 году колония переместилась в поместье братьев Трепке. Макаренко приобщает ребят к театральному искусству. Вскоре их спектакли становятся очень популярны среди местных жителей. Автор начинает общаться с помощью писем с Максимом Горьким, который старается поддерживать ребят добрым словом и снабжением литературой. Весной 1926 года колонистам предлагают пожить в течении 10 дней в бывшей Куряжской колонии. Макаренку предложили заняться новыми 280-ма воспитанниками, но педагог отказался.

Приехав в Куряж, он увидел там сплошные беспорядки и предложил своим колонистам переехать и наладить там жизнь. Вначале ребята отказывались, но позже согласились со своим начальником. Перед переездом колония пополнилась новой воспитанницей, беременной девушкой Верой, которой Макаренкопо способствовал сделать в больнице аборт. Но уже при следующей беременности педагог уговорил ее оставить ребенка. По прибытии в Куряж звонят в колокол, но к ним никто не вышел. Но горьковским воспитанникам удается убедить куряжан прийти на собрание, где принято решение трудиться по 6 часов в день. Но только колонисты Макаренко работали в ближайшие дни. Из-за возникающих драк приезжает следственная комиссия, но установить виновных не удается.

Начальство начинает пристально следить за жизнью колонии, Макаренко постоянно критикуют за неправильные методы воспитания. К воспитанникам приезжает Максим Горький, после отъезда которого педагог увольняется с должности заведующего колонии, не выдержав давления. С несовершеннолетних преступников Макаренку удалось сделать достойных людей, поскольку он не обращал внимания на их криминальное прошлое, для него было важным отношение к труду и личностные качества ребят.