Задание по роману И.С. Тургенева «Отцы и дети»

В  романе «Отцы и дети» И.С. Тургенев затрагивает многие актуальные и в то время,  и сегодня проблемы. Это проблемы социального, психологического и даже экономического характера.

Задание

Подберите примеры (с указанием главы, эпизода), которые иллюстрируют следующие проблемы:

1. Проблема взаимоотношений «отцов» и «детей»
2. Проблема имиджа, внешнего вида человека  
3. Проблема  влияния любви на личность человека.

Рекомендации по написанию сочинения

Сочинение состоит из 3-х частей: вступление, основная часть, заключение.

1. Вступление должно быть абстрактным. Здесь мы даём расшифровку какого-то понятия ил определение человеческого качества. Возможно, даём своё понимание темы сочинения. Если тема сформулирована в виде вопроса, мы во вступлении  даём ответ на этот вопрос. Таким образом мы определяем тезис, который будем доказывать в основной части.
2. Основная часть. Эта часть самая большая по объёму. Здесь приводятся аргументы, подтверждающие вашу позицию по данному вопросу. Сочинение должно быть написано ясно ( как бы для непосвящённых читателей).  Приводите конкретные примеры из произведения: поступки, личностные качества, высказывания персонажей, авторские оценки и т.д.  После каждого  примера делается микровывод, своеобразное резюме:  что нам этот аргумент даёт для подтверждения нашей позиции.  Следите за тем, чтобы не уйти в сторону от основной линии рассуждения («воду лить» не нужно).  Если есть возможность в пределах темы, покажите, как вы  владеете литературоведческими понятиями: «сюжет», «композиция», «пейзаж» и т.д.  Используйте  средства художественной выразительности: эпитеты, метафоры, сравнения, фразеологизмы, но не злоупотребляйте ,  не «раскрашивайте»  текст бездумно.

Помните о том, что переход от одной части сочинения к другой (от вступления к основной части, от основной части к заключению) должен быть плавным, используйте фразы-связки. Такая  фраза может  стоять в самом начале второй части или в конце первой.

3. Заключение. Здесь вы делаете общий вывод из сочинения, подытоживаете свои рассуждения: «Таким образом…». Заключение должно перекликаться с вашим вступлением. Вступление и заключение вместе составляют приблизительно от  1/5  до 1/10 части всего сочинения.

Почему  так важно сохранять связь между поколениями?

Сочинение по роману И.С. Тургенева «Отцы и дети».

Вступление – коротко ответьте  на вопрос темы,  представьте свою позицию.

Основная часть – покажите, как  и на чём в романе Тургенева  раскрывается эта проблема.  Можно представить противоречия  во взглядах героев на жизнь,  на искусство,  науку,  любовь, природу; показать и правоту и неправоту как «отцов», так и «детей».  Каждое утверждение сопровождаем примером. Обязательно в конце основной части  указываем результат конфликта: что произошло с героем или героями.

Заключение – вывод из всего сочинения.

Задание по литературе.

Даю три ссылки на различный видеоматериал по биографии Ф.М. Достоевского. Все три видео материала различны по объёму, по характеру, по форме.

1-й    https://youtu.be/FMxMyM7J4RY    Фёдор Достоевский Биография – самый  простой и короткий, содержит только некоторые факты биографии, но не позволяет понять личность писателя.

2-й   https://youtu.be/tZJCV0D0Ijg  Федор Достоевский. Биография. Уроки литературы с Борисом Ланиным – лекция с комментариями, позволяет  уяснить какие-то факты биографии, истолковать их значение в личности и творчестве писателя.

3-й  https://youtu.be/OOZtlF2bbC8     Достоевский как зеркало русской души Документальный фильм, позволяющий понять глубину личности  Достоевского, отражение её в произведениях писателя, в личности его героев.

Задания по биографии Ф.М. Достоевского

1. Какие события из жизни писателя оказали особое влияние на его личность и творчество?
2. В каком городе происходит действие большинства романов Ф.М. Достоевского?
3. Как жизнь Ф.М. Достоевского была связана с Сибирью, конкретно с Кузнецким краем?

Задания по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

1. Просмотреть видеоматериалы по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»:

1. https://youtu.be/ny-a2j07vPk

Достоевский Ф.М. "Преступление и наказание"

Буктрейлер, Достоевский Ф.М., «Преступление и наказание»

2. https://youtu.be/r-H9KIRdv0Y

49 Фёдор Достоевский. Преступление и наказание как социально-психологический роман

3. https://youtu.be/ZxtXupOuJHI

Федор Достоевский Преступление и наказание

2. Законспектировать кратко основные положения (тезисы) материалов.
3. Читать  1 часть романа   Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

Задания   по   упражнениям  399,  400

Упражнение 399

Выпишите прилагательные в форме превосходной степени. Замените их  другой формой превосходной степени.

Упражнение 400

Выпишите прилагательные в формах  сравнительной и превосходной степени.  Определите их синтаксическую роль в предложениях.

При выполнении упражнений  обращайтесь  к теоретическому материалу  

§ 104.

Задание по 1-й части романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Составьте  последовательный  список  событий перед  убийством Алёны Ивановны.

Попробуйте  определить роль одного-двух событий  в  формировании решимости  Раскольникова совершить  преступление.

Какую роль играет описание  интерьера  и  городские пейзажи?

Читайте роман дальше.

Задания  1, 2, 3  к  статье «О пейзаже»

1. Что такое пейзаж и какова его роль в художественном произведении?
2. Какие картины природы в «Кладовой солнца»  тебе запомнились? В чём их особенность? Какова их роль в произведении?
3. Вспомни стихотворение, где есть описание природы. Только ли о природе это стихотворение?

Задания  к  главе  «Переправа»

(поэма А.Т. Твардовского «Василий Тёркин»)

1. Слово «переправа», как говорил сам Твардовский, стало лейтмотивом этой главы. Отметьте, на какие части разделяет главу этот своеобразный припев. Каким настроением проникнута каждая часть главы?
2. Почему поэт сравнивает молодых бойцов с их отцами – воинами прошлых веков?
3. Какие подробности фронтового быта переданы в главе? Какими деталями подчёркнута мысль о том, что война – это не только боевые подвиги,  но и изнурительный труд, и тяжёлый быт солдат?

Задание  по 2-й части  романа

Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Раскольников  идет по набережной и едва не попадает под экипаж. Какая-то женщина принимает его за нищего и подает ему двадцать копеек, которые Раскольников швыряет в Неву.  

От матери приходят деньги — тридцать пять рублей.  

К Раскольникову приходит Петр Петрович Лужин.  Лужин философствует о том, что есть прогресс. Он утверждает, что прогресс движет личный интерес человека. Если делиться с ближним своим последней рубашкой, то в итоге ни у одного рубашки не будет, и оба будут ходить полуголые. Чем более богат отдельный индивид, тем богаче общество в целом.

Раскольников  говорит, что если верить рассуждениям Лужина, то каждый человек сам за себя, в этом случае людей и резать можно.  

Раскольников одевается, выходит на улицу. Он идет переулком, где располагаются публичные дома. Он думает о тех, кто приговорен к смерти. Раскольникову приходит в голову, что такие люди перед казнью согласны жить даже в пространстве в метр, даже на скале, лишь бы жить.  

Раскольников   идет по мосту и видит, как какая-то женщина пытается совершить самоубийство, прыгнув с моста, но ее вытаскивают. У Раскольникова зарождается мысль о самоубийстве.  Раскольников раздумывает о том, пойти ему в полицию или нет. Он идет по улице и слышит шум, крики — человека раздавило экипажем. В пострадавшем Раскольников узнает Мармеладова. Мармеладова несут домой, где находятся жена с тремя детьми. Дома Мармеладов умирает. Посылают за священником и Соней. Катерина Ивановна в состоянии истерики, она обвиняет мужа, Бога, людей.  Мармеладов  умирает. Перед тем как уйти, Раскольников отдает все деньги, которые у него есть, Катерине Ивановне. Он говорит Поленьке, которая благодарит его, чтобы она помолилась за него.

Раскольников и Разумихин приходят в каморку Раскольникова, где застают мать и сестру. Раскольников пятится и падает в обморок.

1. Как вы можете  объяснить такую последовательность событий? Что они (на ваш взгляд)  формируют в сознании главного героя?
2. Обратите внимание на  символику чисел и цвета. Какие цвета преобладают в 1-й части романа? А во 2-й?

Задание по 3-й части романа «Преступление и наказание»

1. Попробуйте своими словами изложить «теорию Раскольникова».
2. Можно ли сказать, что теория Раскольникова – это рассказ о его судьбе?
3. Посмотрите (обязательно) в интернете фильм «Преступление и наказание» (1969 г.) реж. Льва Кулиджанова,  в главной роли  Георгий Тараторкин. 2 серии.  Можете посмотреть онлайн, а можете предварительно скачать (как удобнее).

Вопросы к главе «Гармонь»

1. Как поэт развивает мысль о фронтовом братстве, о неистребимости жизни, о преемственности и непрерывности воинского подвига?
2. Как показан в главе внешне незаметный героизм фронтовых тружеников?
3. Как и почему в главе изменяется стихотворный ритм (в сцене пляски)?

Задания по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Часть 4

1. Что подчёркивает писатель во внешнем облике Сони?
2. С какой целью приходит Раскольников к Соне в 1-й раз?
3. Какие чувства борются в Раскольникове во время чтения Библии?
4. Какие вопросы задаёт Соне Раскольников? Какие аргументы Раскольникова опровергает «слабенькая» Соня?

Часть 5

1. С какой целью приходит Раскольников к Соне во 2-й раз? После каких событий это происходит? Что изменилось в его настроении и намерениях?
2. Какую дилемму предлагает Раскольников решить Соне? Почему он признаётся Соне в убийстве?
3. Какую причину называет Раскольников среди главных, толкнувших его на убийство?

Если на какие-то вопросы не сможете ответить, оставьте их без ответа или изложите свои предположения.

Вопросы  к  рассказу Валентина Распутина  «Уроки французского»

1. От  чьего имени ведётся  повествование в рассказе? Что  тебе стало известно о рассказчике и о годах его послевоенного детства?
2. Почему  в райцентре мальчик не находит друзей? Можно ли отношения Вадика и Птахи назвать дружбой? Что связывает этих мальчиков?

Задание по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

В  романе «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевский затрагивает многие актуальные и в то время,  и сегодня проблемы. Это проблемы социального, психологического характера, проблемы веры  и др.  

Задание

Подберите примеры (с указанием главы, эпизода), которые иллюстрируют следующие проблемы:

1. Проблема самопожертвования
2. Проблема двойственности человеческой натуры  
3. Проблема  совести.

 Сочинения по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Возможные темы:

1. «В каждом из нас заключается два человека, из которых второй порицает то,  что делает первый»  (Г. Сенкевич)
2. «Душа, никогда не страдавшая, не может постичь счастья!»  (Ж. Санд)
3. «Горе тому обществу, где порок не ищет тёмных углов, но горделиво разгуливает при дневном свете по улицам и по площадям» (С. Соловьёв)

(Авторы высказываний:  польский писатель  XIX века Генрик Сенкевич, французская писательница первой половины  XIX века Жорж Санд и русский философ и историк  конца  XIX века Сергей Соловьёв).

Рекомендации к написанию сочинений.

Тема 1.

Вступление. О двойственности (сложности) человеческой природы. Как это отражено в литературе, в частности – в творчестве   Ф.М. Достоевского.

Основная часть.

А) Представление Раскольникова, краткая его характеристика.

Б) Его взаимоотношения со своей семьёй, с семьёй Мармеладова.

В) Убийство старухи-процентщицы и Лизаветы.

Г) Теория Раскольникова.

Д) Реакция героя на  поведение и личности Лужина, Свидригайлова, на события, свидетелем которых он становится на улицах города.

Е) Муки Раскольникова.

Ж) Роль Сони и Порфирия Петровича  в  жизни героя.

З) В чём двойственность натуры героя?

И) Страдание Раскольникова.

Заключение.  К какому выводу приводит нас Достоевский? (Чему учит роман Достоевского?)

Тема 2.

Вступление.  Как связаны страдание и счастье?  Как это отражено в литературе, в частности – в творчестве   Ф.М. Достоевского.

Основная часть.

А) Краткая  характеристика Сони.

Б) Противопоставление Сони и Раскольникова. Раскольников думает, что именно она его поймёт, а значит, и оправдает, но именно Соня-то и не принимает его преступления. Раскольников  «делает открытие» и встаёт перед ней на колени. Почему?

В) Как Соня относится к своей жизни, к своим страданиям?

Г) Счастлива ли Соня? Если – да, то в чём её счастье?

Д) Библейские мотивы в романе, связанные с образом Сони.

Е) Соня в жизни своей семьи, в жизни Раскольникова.

Заключение.  Какую роль страдание играет в жизни человека? Зачем человеку даётся страдание?

Тема 3.

Вступление.  Социальные проблемы в жизни и в литературе, в частности – в творчестве   Ф.М. Достоевского.

Основная часть.

А) Уличные сцены в романе. Почему их так много?

Б) Сон Раскольникова.

В) Город. Улицы. Дома, где живут герои. Эти картины неотделимы от человеческих судеб.

Г) Судьба  Мармеладова и его семьи. Грех и стыд Мармеладова.

Д) Уродливость семейных отношений (Алёна Ивановна – Лизавета и др.)

Е) Жизнь, выставленная напоказ; везде «спектакли», везде – «зрители».

Ж) Петербург  в романе – это настоящее скопище пороков.

Заключение.  Как  устроен этот мир? На что такая жизнь толкает человека?

Задания по рассказу В. Распутина «Уроки французского»

Напишите сочинение-миниатюру «Какой урок преподала Лидия Михайловна своему ученику? Почему этот урок запомнился ему на всю жизнь?»

Задания по стихам  Н. Рубцова

Вспомните и напишите, что такое «звукопись».  На примере стихотворений «Старый конь» и  «Левитан» объясните, для чего, по-вашему, поэт использует звукопись.

Памятка «Правила написания рецензии на фильм»

Рецензия - это критический разбор и оценка какого-либо художественного произведения, фильма.

Работа над рецензией на фильм:

1. Заголовок. Заголовок в первую очередь должен заинтересовать читателя, но если фантазии нет, в этом случае лучше написать конкретно "Отзыв о фильме..." или "Рецензия на фильм...", как бы скучно это ни было. Заголовок должен содержать в себе название фильма, ведь читатель должен знать предмет обсуждения. Можно заключить в заголовок основную мысль рецензии, причем не больше одного короткого предложения.

2. Введение. После интригующего заголовка нужно не менее интригующее начало, чтобы, прочитав 2-3 предложения, читатель  не захотел прекратить чтение. Кстати, 2-4-х  предложений вполне достаточно для вступления, как правило, это несколько общих фраз, подготавливающих почву для дальнейшего повествования.

3. Краткий сюжет. Сюжет нужно описывать очень кратко, не раскрывая ключевых моментов и основных поворотов в фильме. Ни в коем случае не рассказывать концовку, чтобы не навлечь на себя проклятие читателя.  Описать общее поверхностное представление о фильме, чтобы не пропадало желание его посмотреть.

4. Анализ фильма. Здесь нужно описать работу актёров, насколько они справились с поставленной задачей, и какая, собственно, задача перед ними стояла. Проанализировать сюжет: выявить наличие слабых (если они есть)  и сильных моментов, насколько полно сюжет  раскрыт, его интересность и оригинальность. Затронуть работу режиссера: постановка и подача материала, удалось ли ему донести основную идею. По возможности описать работу оператора, декорации, спецэффекты и т.д.

5. Собственное впечатление о фильме. Личное мнение автора рецензии о просмотренном фильме. Оно должно быть более объективным и основываться на проделанном выше анализе.

6. Заключение. В заключении нужно сделать выводы и резюмировать свою оценку фильму. Можно дать рекомендации, стоит ли смотреть этот фильм, и для какой аудитории он больше подходит. Закончите какой-нибудь запоминающейся фразой. Последнее предложение должно кратко, но емко отображать ваши основные выводы о фильме. Именно в конце лучше всего написать, насколько вам понравился фильм и стоит ли его смотреть. Например: «В целом фильм получился весьма интересным и увлекательным, несмотря на далеко не звездный актерский состав», - вполне подходящая концовка.

План рецензии на кинофильм (спектакль):

– Жанр фильма.
– Кто является автором сценария, кто поставил фильм. 
– Ключевые актеры и их герои.
– В какое время и где происходят события.
– Краткое описание завязки.
– Если в основе фильма лежит литературное произведение, то необходимо сравнить режиссерский замысел с литературным произведением.– Основные (на ваш взгляд) достоинства и недостатки фильма. 
– Личное впечатление.

Моё любимое литературное произведение, прочитанное в 6 классе

1. Моё любимое литературное произведение (проза)

План

1. Мое любимое произведение литературы (Какие книги мне больше всего нравятся и почему).
2. О чем рассказывается в этом произведении (тема, сюжет).
3. Главный герой (кто, каков его характер,  в каких поступках проявляется).
4. Что хотел донести до нас автор (основная мысль).
5. Чему учит произведение  и почему оно мне нравится.

2. Моё любимое литературное произведение (поэзия)

План

1. Мое любимое стихотворение  (Какие поэты мне нравятся и почему)
2. О чём это стихотворение?
3. Какой образ создаёт и какое передаёт настроение поэт в этих стихах?  
4. С помощью каких выразительных средств он создаёт образ или передаёт настроение?
5. Какие ещё стихотворения есть на эту тему?

Это задание на неделю. Красиво оформите работу. Можно рисунки, фотографии, иллюстрации. Это может быть презентация или плакат, или небольшая книжка. Сами её склейте, оформите и напишите. Потом сфотографируйте и отправьте мне. Тему выберите любую: можно – прозу  (рассказ, сказка), можно – поэзию.

Задания по рассказу  М.А. Шолохова  «Судьба человека»

Выполнить письменную работу (сочинение) по теме:

1. Смысл названия рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека»
2. Помог ли  вам фильм Сергея Бондарчука  лучше понять рассказ М. Шолохова?
3. Образ Андрея Соколова в рассказе и в фильме «Судьба человека».

Список литературы к 7 классу

1. М.Ю. Лермонтов.  «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова».

2. А.К. Толстой. «Василий Шибанов».
3. Н.В. Гоголь.  «Тарас Бульба.
4. А.С. Пушкин. «Полтава».
5. Н.С. Лесков. «Человек на часах».
6. И.С. Тургенев. «Бирюк».
7. М.Е. Салтыков-Щедрин. «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил».  «Дикий помещик».

8. Н.А. Некрасов. «Железная дорога». Поэма  «Мороз, Красный нос».
9. А.П. Чехов. «Хамелеон», «На мельнице», «Тоска». 
10. Л.Н. Толстой. «Детство». «Отрочество».
11. Ф.М. Достоевский.  «Мальчики».
12. Максим Горький. «Детство».
13. Ж.Б. Мольер.  «Мещанин во дворянстве».
14. Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»
15. Р. Бредбери. «Каникулы», «Земляничное окошко».

Список литературы к 9 классу

1. «Слово о полку Игореве». «Сказание о Борисе и Глебе», «Повесть о Петре и Февронии Муромских».

2. Д.И. Фонвизин.  «Недоросль»
3. Н.М.  Карамзин «Бедная Лиза»
4. А.С. Грибоедов. «Горе от ума»
5. А.С. Пушкин. «Медный всадник». «Пиковая дама». «Моцарт и Сальери».

6. М.Ю. Лермонтов.  «Герой нашего времени»
7. Н.В. Гоголь. «Шинель».
8. А.Н. Островский. Комедии «Бедность – не порок», «Свои люди – сочтемся». Сказка «Снегурочка».

9. Ф.М. Достоевский. Повесть «Белые ночи».
10. А. П. Чехов.  «Анна на шее»
11. М.А. Булгаков. «Собачье сердце».
12. А.И. Солженицын. «Матренин двор»
13. П. Мериме. «Кармен».
14. Д. Лондон.  «Любовь к жизни»,  «Мексиканец».

Список литературы к 11 классу

1. А.П. Чехов.  Рассказы  «Смерть чиновника», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», «Ионыч», «Дама с собачкой».  Пьеса  «Вишневый сад». 

2. И.А. Бунин.   Рассказы «Антоновские яблоки», «Темные аллеи», «Легкое дыхание»,  «Холодная осень», «Господин из Сан-Франциско» и др. 

3. А.И. Куприн. «Гранатовый браслет», «Олеся» и др.
4. Л. Н. Андреев.  «Иуда Искариот» (обязательно),  «Рассказ о семерых повешенных».

5. М. Горький. «На дне», «Старуха Изергиль», «Макар Чудра».
6. М. М. Зощенко.  Проза  на выбор (2-3 рассказа).
7. Е.И. Замятин. «Мы»
8. А.Н. Толстой. «Гадюка», «Пётр I».
9. И.Э. Бабель. «Конармия»
10. М.А. Булгаков. «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце», «Бег»,  «Дни Турбиных».

11. А.П. Платонов. «Сокровенный человек» и др.
12. М.А. Шолохов. «Тихий Дон», «Поднятая целина», «Донские рассказы».
13. К. М. Симонов. Проза  на выбор.
14. А. Т. Твардовский.  «Василий Теркин». 
15. В.П. Астафьев. Проза  на выбор (2-3 рассказа).
16. В. Быков. «Сотников» и др.
17. Б.Л. Васильев. «В списках не значился», «А зори здесь тихие» (на выбор).

18. В.Г. Распутин. «Прощание с Матерой»
19. В.М. Шукшин. Проза  на выбор (2-3 рассказа).
20. А.В. Вампилов.  «Старший сын» или «Утиная охота»
21. Ч. Т. Айтматов. Проза  на выбор.
22. А.И. Солженицын.  «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор».

  Александр Сергеевич Пушкин. Любовная лирика. Адресаты любовной лирики

Я вас любил: любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадёжно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Это короткое стихотворение известно каждому, его по праву считают шедевром любовной лирики. Причём, не только пушкинской. Что же особенного в этих строках? Здесь нет ни ярких эпитетов, ни сочных метафор, ни поражающих воображение сравнений. Быть может, весь секрет именно в этой мнимой простоте? Ведь когда люди говорят о сокровенном, они не думают о том, насколько цветисто украсить свою речь.

Фразу «я вас любил» поэт повторяет трижды, и каждый раз она звучит с новыми интонациями и наполняется новым оттенком смысла.

Сначала подчёркивается благородство лирического героя, его нежелание тревожить свою возлюбленную. Во второй раз фраза раскрывает всю силу любви лирического героя, богатство его переживаний. И в третий раз она говорит об истинной сути любви.

Настоящая любовь самоотверженна, лишена эгоизма. Главное в ней — счастье любимого человека. Нежный и настойчивый рефрен «я вас любил» говорит о том, что любовь действительно «ещё угасла не совсем».

Эти проникновенные строки были написаны в тысяча восемьсот двадцать девятом году. Посвящены они красавице Анне Олениной. Оленина была не просто красива. Современники отмечали её тонкий ум и безупречный художественный вкус.

Она была блестящим музыкантом, и сама писала музыку. Анне Олениной Пушкин посвятил ещё несколько стихотворений: «Её глаза», «Увы! Язык любви болтливый», «Ты и вы» и многие другие.

Стихотворение «Не пой, красавица, при мне» быстро превратилось в популярный романс.

Интересно, что к этому романсу приложили руку сразу три знаменитости. Музыку к стихам Пушкина написал композитор Михаил Иванович Глинка. При этом основой для музыки Глинки стали грузинские мелодии, которые наиграл Александр Сергеевич Грибоедов, недавно вернувшийся с Кавказа.

Влюблённость Пушкина была настолько серьёзной, что в тысяча восемьсот двадцать восьмом году поэт посватался к Олениной, но ему отказали. Пушкин считался не лучшим кандидатом в мужья. Он был беден, любил азартные игры, а о его проблемах с властями и амурных похождениях знал весь свет. Биографы пишут, что поэт был потрясён отказом. Но уже в тысяча восемьсот двадцать девятом году он предложил руку и сердце юной Наталье Гончаровой. Была ли Анна Оленина любовью всей жизни Пушкина? Судя по тому, как скоро он утешился, — нет. Тогда кто же?

Фрейлина и художница Екатерина Бакунина? В неё поэт был влюблён в лицейские годы. Вся любовная лирика поэта выросла из двадцати двух стихотворениях «бакунинского цикла».

«Первую платоническую любовь, истинно поэтическую любовь, возбудила в Пушкине Бакунина. Она часто навещала своего брата и всегда приезжала на лицейские балы… Прелестное лицо её, дивный стан и очаровательное обращение производили восторг во всей лицейской молодёжи», — вспоминал лицейский друг Пушкина Комовский.

Может быть, своё сердце Пушкин отдал Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, за которой поэт ухаживал в период южной ссылки?

В его рукописях среди стихов более тридцати портретов графини Воронцовой. Прекрасной Элизе посвящены стихи «Сожжённое письмо», «Храни меня, мой талисман», «Прощанье».

Вот что писали о ней современники: «Не нахожу слов, которыми я мог бы описать прелесть графини Воронцовой, ум, очаровательную приятность в обхождении. Соединяя красоту с непринуждённою вежливостью, уделом образованности, высокого воспитания знатного, большого общества, графиня пленительна для всех».

Или истинной любовью Пушкина была Анна Петровна Керн, которую он воспел в стихотворении «Я помню чудное мгновенье»?

Анну в шестнадцать лет отдали замуж за генерала Ермолая Керна, которому было пятьдесят два года. Естественно, она была несчастлива в браке. С Пушкиным она познакомилась в доме своих родственников Олениных.

Когда Пушкин жил в Михайловском, Анна Керн гостила у них в соседнем имении Тригорское. Поэт писал ей страстные письма: «Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног… Перечитываю ваше письмо вдоль и поперёк и говорю:(милая! прелесть)… я люблю вас гораздо больше, чем вам кажется… я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности. Прощайте… Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его… и приезжайте… куда? в Тригорское? вовсе нет, в Михайловское!»

Вряд ли. Страстная любовь переросла в спокойную дружбу, да и в письмах поэта друзьям есть довольно циничные слова об Анне Керн.

Тогда Наталья Гончарова, на которой поэт женился?

«Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец", — вдохновенно писал поэт о своей жене.

Но брак их не был безоблачным и простым.

Да и накануне свадьбы, которой он так долго добивался, поэт писал в письме другу:

«Женат — или почти. Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут.

Счастья мне не было… Мне за тридцать лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей".

Странные слова для безумно влюблённого жениха, да ещё и поэта, правда?

И всё же письма Пушкина к жене полны нежности и заботы. Вот несколько выдержек из них:

«Мой ангел! поздравляю тебя с Машиным рождением, целую тебя и её. …Ты так давно, так давно ко мне не писала, что несмотря на то, что беспокоиться по-пустому я не люблю, но я беспокоюсь».

«Милый мой ангел! я было написал тебе письмо на четырёх страницах, но оно вышло такое горькое и мрачное, что я его тебе не послал, а пишу другое. …Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе всё, что придёт на сердце. … Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив; но я не должен был вступать в службу и, что ещё хуже, опутать себя денежными обязательствами…»

«Благодарю тебя, мой ангел, за письмо из-под Торжка. Ты умна, ты здорова — ты детей кашей кормишь — ты под Москвою. Всё это меня очень порадовало и успокоило; а то я был сам не свой…»

При этом сохранился «донжуанский список» поэта, который он сам записал в альбом Елизаветы Ушаковой перед своей женитьбой. В этом списке более тридцати имён. А в одном из писем поэт шутливо говорит, что Наталья Гончарова его сто тринадцатая любовь.

Есть у поэта и такие строки:

«Являлись музы, как виденья,

На кратком жизненном пути,

Рождая силу вдохновенья

Для новой пламенной любви.

И с позволения поэта

Я чувствам должное воздам,

Не нарушая стиль при этом

И череду любимых дам".

Пушкин страстно любил женщин.

И чаще всего они отвечали ему взаимностью, несмотря на то, что красотой поэт не отличался. В чём же его секрет?

Вот одно из женских воспоминаний о Пушкине: «Немного смуглое лицо его было оригинально, но некрасиво: большой открытый лоб, длинный нос, толстые губы — вообще неправильные черты. Но что у него было великолепно — это тёмно-серые с синеватым отливом глаза — большие, ясные. Нельзя передать выражение этих глаз: какое-то жгучее и при том ласкающее, приятное».

«Я никогда не видела лица более выразительного: умное, доброе, энергичное. <…> Он хорошо говорит: ах, сколько было ума и жизни в его неискусственной речи! А какой он весёлый, любезный, прелесть! Этот дурняшка мог нравиться…»

Но если в дружбе Пушкин ценил постоянство и верность, любовь для него была свободной стихией, подобно морю. Любовь была источником вдохновения, одно безумное увлечение сменялось другим, и в каждом поэт был абсолютно искренним.

Мария Раевская так написала о Пушкине: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюблённым во всех хорошеньких женщин и молодых девушек… В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал всё, что видел».

Стихотворение «На холмах Грузии» — ключ к пушкинскому пониманию любви.

Написано оно в тысяча восемьсот двадцать девятом году во время путешествия на Кавказ после первого неудачного сватовства к Наталье Гончаровой.

Первые две строки стихотворения — это пейзажная зарисовка. Спокойствию ночных гор противопоставлен шум бурной горной реки.

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Следующие строки описывают чувства лирического героя. Причина грусти — возлюбленная, имени которой поэт не называет.

С появлением образа возлюбленной нарастает внутреннее напряжение. Это достигается повтором: «полна тобою, тобой, одной тобой…». И уныние, светлая печаль отступают.

Лирический герой обнаруживает, что его сердце горит и любит.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой… Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

Что не любить оно не может.

Последние две строки самые важные. Любовь вечна, потому что сердце не может не любить. Любовь для Пушкина — естественное, гармоничное состояние души. Такое же, как и свобода. Потребность любить для поэта важнее, чем предмет любви. И его поэзия сосредоточена на описании чувств, а не отношений. Очень часто в стихах Пушкина нет конкретных черт женщины, которой посвящены стихи.

Так, например, одни исследователи считают, что стихотворение «На холмах Грузии» адресовано Наталье Гончаровой.

Другие же уверены, что это поэтическое воспоминание о Марии Раевской, которой он был увлечён в период южной ссылки.

Мария была одной из самых удивительных женщин эпохи. Дочь генерала Раевского выдали замуж за декабриста Сергея Волконского зимой тысяча восемьсот двадцать пятого года. По велению долга Мария отправилась вслед за мужем в Сибирь.

Декабрист Андрей Евгеньевич Розен вспоминал о ней: «Молодая, стройная, более высокого, чем среднего, роста, брюнетка с горящими глазами, с гордою, но плавною походкой, получила у нас прозвище девы Ганга; она никогда не высказывала грусти, была любезна с товарищами мужа, но горда и взыскательна с комендантом и начальником острога».

Вечная возлюбленная поэта — это поэзия. И не так уж важно, чьи нежные черты рисовало воображение поэта на холмах Грузии. Пушкин воспевал идеальный образ Женщины, в котором отражались черты красавиц, заставивших трепетать сердце поэта.

Александр Герцен писал о пушкинской музе так:

«Муза его — не бледное создание с расстроенными нервами, закутанное в саван, а пылкая женщина, сияющая здоровьем, слишком богатая подлинными чувствами, чтобы искать поддельных, и достаточно несчастная, чтобы иметь нужду в выдуманных несчастьях».

О СТИХОТВОРЕНИИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

«Я ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ ДЕРЕВНИ...»

 Стихотворение Есенина «Я последний поэт деревни», написанное в 1920 году, можно назвать эпитафией уходящему миру деревни (такой, какой ее знал и любил Есенин). Подобное настроение появляется во многих стихотворениях этого времени; «вымирающим образом деревни» называет Есенин в одном из своих писем жеребенка из цикла «Сорокоуст».
 
Поэт чувствует, что не может воспевать новое: оно кажется ему дисгармоничным. Поэтому так сильны становятся у Есенина мотивы ненужности теперь его поэзии; связывая себя с исчезающей деревней, он говорит и о неизбежности своего ухода. 
 Стихотворение «Я последний поэт деревни» не имеет сюжета, в нем не происходит никакого действия. Главное в стихотворении – внутренние ощущения лирического героя, предсказывающего свою судьбу. 
 Сильнее всего звучит тема смерти, гибели прежнего мира (и поэта этого мира – деревни – вместе с ним), пронизывающая все стихотворение. В первом четверостишии герой прощается со всем, что ему дорого, ловит последние мгновения перед наступлением нового (а это «скоро» произойдет, на что указывают эпитеты последний и прощальная). Первая строфа – единственная, в которой глаголы стоят в настоящем времени; герой как бы живет настоящим (доживает), а в будущем ему нет места. Во втором четверостишии поэт, сравнивая себя с догорающей свечой, предсказывает свою скорую смерть (И луны часы деревянные // Прохрипят мой двенадцатый час). В третьей и четвертой строфах сталкиваются образы старой деревни и нового, приходящего ей на смену; нарастает отрицательное отношение к этому новому. В пятом – последнем – четверостишии продолжает звучать и усиливается тема смерти (панихидный пляс справляет ветер по старому миру); почти дословно повторяются слова из второй строфы (Скоро, скоро часы деревянные // Прохрипят мой двенадцатый час!), но повторение звучит более резко и неожиданно – теперь это отдельное восклицательное предложение, к тому же после двух с половиной строф, где вообще не было лирического «я», повторяется дважды и слово скоро, которое отсылает к третьему четверостишию (скоро выйдет железный гость), устанавливая прямую связь между наступлением нового, то есть гибелью старой деревни, и смертью поэта.
 Слова последний поэт деревни можно понимать по-разному. Они могут значить «последний поэт в деревне», то есть последний из ее обитателей, кто ее воспевает и кому дорога именно уходящая старина, последний, кто жалеет о ее исчезновении; тогда дощатый мост и березы – конкретные признаки этой деревни. Но вероятнее, что слово деревня здесь имеет более общий смысл, превращаясь в некий символ: герой – последний поэт, воспевающий деревню, с приходом нового она утрачивает для него свою поэтичность.
 В стихотворении сконцентрировано то, что ярче всего выражает красоту и поэзию деревни: дощатый мост, который скромен в песнях, кадящие листвой березы (которые часто сравниваются со свечками у Есенина; свеча действительно появляется, но в следующей строфе), злак овсяный, зарею пролитый; колосья-кони. Все это противопоставлено единственному образу железного гостя (видимо, подразумевается трактор), причем его чужеродность сразу подчеркивается: он назван «гостем», хотя именно он станет хозяином (о хозяине старом будут тужить). Сама деревня (в понимании последнего ее поэта) – это песня: мост поет, березы служат обедню; она наполнена различными звуками (ржаньем колосьев-коней), тогда как железный гость зловеще молчит (и убивает эти песни). Деревня полна жизни: живы мост, березы, пляшущий ветер, колосья. Грань между одушевленным и неодушевленным стирается: колосья-кони сливаются в одно, их ржанье может быть и звуком, издаваемым конями, и словом, образованным от рожь, ржаной; ветер же, сосущий (и в других стихах Есенина встречается глагол сосать в переносном значении, например, в «Гой ты, Русь моя родная…»:только синь сосет глаза) это ржанье, или разносит звук, или колышет ниву. Сам поэт деревни уподобляется свече из телесного воска. Ладони же гостя (то есть черная горсть) –чужие, безжизненные (строка Не живые, чужие ладони делает чужое синонимом мертвого), песни при нем не смогут именно жить; кажется, что этот гость вообще уничтожит жизнь. (В письме Е.И. Лившиц Есенин писал: «Трогает меня… только грусть за уходящее милое родное звериное и незыблемая сила мертвого, механического».) С деревней связаны религиозные мотивы (обедня берез, панихидный пляс ветра, поэт – свеча), машина же бездушна. Противопоставление видно и в цветовой символике: свеча догорает золотистым пламенем, поле названо голубым (в стихах Есенина вся Русь окрашивается в этот цвет: голубая Русь), злак овсяный пролит зарею; железный гость черен. Однако будущее именно за ним: все остальное отходит в прошлое, сам поэт становится лишним в новой картине мира. 
 Смерть героя синонимична наступлению ночи: сама смерть – полночь, двенадцатый час, а возвещают ее луны часы деревянные, хотя часы эти не бьют, не звонят, но хрипят. Этот хрип и черный цвет смерти-ночи и горсти железного гостя – знаки наступающей в мире дисгармонии. 
 Эти образы тоже по-своему поэтичны. Герой утверждает: «…этим (курсив мой. – О.П.) песням при вас не жить!» – но, возможно, появятся другие, новые песни. В стихотворении «По-осеннему кычет сова…» (примерно того же времени) Есенин говорит: 
 Без меня будут юноши петь,
Не меня будут старцы слушать.
Новый с поля придет поэт,
В новом лес огласится свисте. 
 Но это предсказание возможности новой поэзии в новом мире не отменяет для лирического героя стихотворений Есенина трагичности совершающихся перемен: в этом новом мире поэту старой деревни места нет.

Анализ стихотворения С.А. Есенина «Мелколесье. Степь и дали»

Это стихотворение – одно из многих у Есенина о родине, о возвращении странника после долгих скитаний на родину, что тоже является одним из любимых есенинских мотивов. К тому же в произведении явно выражена и тема дороги, традиционная для русских классиков (Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока и других).

   Начинается оно описанием придорожного пейзажа, невзрачного, незатейливого:

                                  Мелколесье. Степь и дали.

                                  Свет луны во все концы.

  Но этот простой русский пейзаж волнует сердце лирического героя, который отождествляется с самим автором:

                                   Вот опять вдруг зарыдали

                                   Разливные бубенцы.

     (Одушевленность, олицетворение).

 По такой дороге, «неприглядной, да любимой навек,.. ездил много всякий русский человек». Таким образом, этот пейзаж традиционен для средней полосы России, и показаны чувства каждого русского человека.

 Поэт остро ощущает связь со своей малой родиной, со своими корнями:

                                   У меня отец – крестьянин,

                                   Ну, а я – крестьянский сын.

  Вид «этой чахленькой местности» вызывает самые нежные, интимные  чувства героя. Здесь проявляется еще один, довольно часто встречающийся мотив творчества поэта -  одушевленность природы:

                                  Тот, кто видел хоть однажды

                                  Этот край и эту гладь,

                                  Тот почти березке каждой

                                  Ножку рад поцеловать.

  Возвращение на Родину сразу же вызывает в памяти лирического героя звуки гармошки и частушечные напевы, в ритме которых и написано стихотворение. Использован 4-хстопный хорей – размер, характерный для  частушек.

   Это одно из последних стихотворений поэта, и в финальной части его – снова, как и в некоторых других предсмертных его стихах – сопряженность со своей судьбой: кабацким разгулом, может, даже предчувствие трагической гибели, опять-таки обычной для русского человека:

                                   Эх, гармошка, смерть-отрава,

                                   Знать, с того под этот вой

                                   Не одна лихая слава

                                   Пропадала трын-травой.

   Композиция произведения основана на градации – постепенном нарастании чувства любви к родине.

   Нужно обратить внимание на звуки, которые предлагает нам услышать поэт в этом стихотворении: рыдание разливных бубенцов, «звоны мерзлые осин», частушки под венку и, наконец, вой «гармошки, смерть-отравы».

   Анализируя это стихотворение, можно сделать вывод, что оно принадлежит к шедеврам есенинской лирики.

О стихотворении С.Есенина      «Отговорила роща золотая»

 В раннем творчестве Есенина важно представление о мире как целом, проникнутом гармонией и ощущением осмысленности и необходимости всего сущего. Но стихи, написанные после Первой мировой войны, уже не отражают убежденности в единстве бытия, в них все больше проявляются противоречия конфликтной и несовершенной действительности.
 

Стихотворение «Отговорила роща золотая», написанное в 1924 году, проникнуто пессимистическими настроениями, но оно в то же время передает особые ощущения, не сводимые к понятиям тоски и беспросветности.

Стихотворение построено на развитии мотива юности и ее постепенного увядания, создающего ощущение бессмысленного течения времени. Уже с первых строк обозначается настроение грусти, связанной с невозвратимостью чего-то очень дорогого, но навсегда ушедшего. Появление мотива юности сопровождается возникновением яркости красок («роща золотая») и радости (язык «веселый»), но эта гармония быстро сменяется тоской и безразличием журавлей, которые «не жалеют больше ни о ком». Соседство слов «веселый» и «печально» с самого начала задает противопоставление прошлого как светлого и счастливого времени и настоящего, холодного и безучастного к человеческой судьбе.
 Настроение грусти, сменяющейся равнодушием по отношению к ушедшей «юности веселой», парадоксальным образом оказывается объединяющим началом внутри мира, созданного стихотворением. Герой и природа связываются общим состоянием увядания. Здесь окружающее героя уподобляется человеку: оно тоже наделено собственным духовным миром и способностью остро чувствовать; природа становится не просто средой, похожей на героя своим настроением, сочувствующей ему, а настоящим действующим лицом. Поэтому и журавли, «не жалеющие больше ни о ком», и «широкий месяц над голубым прудом», и конопляник, «грезящий» «о всех ушедших», и «костер рябины красной», не способный «никого согреть» – все это части единого мироздания, переживающего определенные чувства вместе с героем.
 Однако это единение не отменяет пронзительного и жестокого одиночества героя, который «стоит один среди равнины голой», отягощенный «думами о юности веселой». Он оставлен всеми, и мир, его окружающий, пустеет с каждой минутой. Все, что несет в себе жизнь, покидает его: «журавлей относит ветер вдаль», странник «пройдет, зайдет и вновь оставит дом». Герой оказывается в среде, лишенной движения: сам он так же неподвижен, как конопляник, «широкий месяц» и «рябина красная». Если в начале стихотворения эта статичность означает только бездейственность, то к концу она уже говорит о неизменности среды, отсутствии движения во времени, в определенной степени – о мертвенности. Герой понимает, что «не обгорят рябиновые листья», «от желтизны не пропадет трава».
 В этом стихотворении очень важно время. Оно неоднородно: постоянно чередуются прошедшее и настоящее времена, а в конце появляется будущее. Прежде всего это связано с противопоставлением прошлого и настоящего как двух эпох, проникнутых противоположным отношением к миру. В первой строфе есть столкновение разных времен, отражающих противопоставление настроений: «роща» «отговорила» «веселым языком», но «журавли» «не жалеют» «ни о ком». Настоящее время, которое в двух следующих строфах все-таки обращено в прошлое, в четвертой строфе сменяется ретроспективным взглядом. Здесь столкновение времен не выражается в соседстве слов разной формы, но тем острее становится то, что года, «растраченные напрасно», и «души сиреневая цветь» отнесены в прошлое. Их существование – не факт, а только воспоминание. В пятой строфе время устремляется в будущее и там обнаруживает все ту же картину неизменности и тоски: «костер рябины красной» не смог никого согреть. Взор героя как бы проходит сквозь временные рамки, и прошлое оказывается недостойным сожаления, а настоящее и будущее – недостойным ожидания. Все это обобщается и приобретает для героя объективный и абсолютный смысл, возводится в разряд законов мироздания. Философское обобщение, появляющееся в конце стихотворения, готовится с самого начала. Например, во второй строфе нелогичное соседство образов («широкий месяц над голубым прудом» после летящих журавлей) уничтожает временное измерение, эти строки описывают глобальный и неизменный закон мира.
 Последняя строфа очень противоречива, сложна и многозначна. Последняя строка возвращает нас к началу стихотворения, но очевидно, что она возвращается не в том же значении, а обогащенная новым смыслом. Если ранее слова «отговорила роща золотая березовым веселым языком» 

отражали прежде всего состояние природы, то последние строки могут относиться как к природе, так и к герою и ко всему мирозданию в целом. Местоимение «их» во второй строке последней строфы называет либо листья, которые «дерево роняет тихо», либо «грустные слова», которые роняет герой, либо и то, и другое сразу. Из-за такой неоднозначности особую пронзительность приобретает мотив неизбежной смерти, который оказывается связанным с судьбой героя (метафорически названного «рощей золотой»). Стихотворение заканчивается глаголом совершенного вида «отговорила», как бы не предусматривая продолжения, и поэтому последние строки звучат особенно трагично.
 Тем не менее бросается в глаза замена эпитета «веселый» на «милый»; сам эпитет «милый», более тонкий и нетрадиционный, заставляет усомниться в полной искренности героя, утверждающего, что ему «ничего в прошедшем... не жаль». Все, о чем он, казалось, говорил с безучастностью и безразличием, отзывается в последней строке грустью по жизни «рощи золотой» и по своей собственной. В этом – позиция Есенина, который, хотя в разное время и понимал жизнь по-разному: наслаждался ею или воспринимал ее как бремя, – никогда не относился к жизни как к чему-то малозначимому и несущественному.

Материалы к урокам по творчеству В. В. Маяковского

На этой странице вы найдёте аудио- и видеозаписи: песни на стихи Маяковского, образцы художественного чтения, Маяковский читает свои стихи, филь "Барышня и хулиган", старых школьные фильмы о Маяковском, новые телепередачи о поэте, фотографии, воспоминания современников.

Обожаемый мной Маяковский.

Помню, как в школе его ненавидела, ведь проходили поэмы "В. И. Ленин", "Хорошо!" И вдруг мне попалось в руки репринтное издание со стихами "Послушайте!", "Лиличке", "Кофта фата", "Облако в штанах", и я поняла, что есть другой Маяковский. Потом прочла чудесную книгу "Тема этой книге - любовь" (Воспоминания современниц о Маяковском), и вдруг вырисовался передо мной не "агитатор, горлан, главарь", а необыкновенно одинокий и непонятый человек, махина, любящая и читающая стихи так, "что земля поднималась, чтобы его слышать".

В юности, лет в 16-17, нам созвучен Есенин - нашей любви. А лет в 25-30 мы любим, как Маяковский: страстно, сильно и всепобеждающе.

Что сделать, чтобы дети полюбили Маяковского?

Во-первых, полюбить самим. Рассказать о своей встрече с ним, о своих ощущениях. Во-вторых, дать послушать Маяковского в исполнении рок- и реп-групп, ребята сразу поймут, насколько Маяковский современен, он здорово ложится и на рэп, и на рок. В-третьих, из биографии Маяковского отобрать не какие-то голые, сухие факты, а то, что интересно всем: взаимоотношения с друзьями, привычки, манера поведения, отношения с женщинами. Конечно, показать портреты, и тут же рассказать, какое впечатление он производил на окружающих.

А потом прочитать наизусть его стихи, лучше те, которые вы действительно любите, а не те, которые рекомендует программа. Я, например, читаю, "Кофту фата", "Лиличке", вступление к "Облаку в штанах".

В 9 классе показываю сделанные самостоятельно клипы на стихотворения "Лиличке" и "Письмо Татьяне Яковлевой".

Темы любви, искусства, религии в поэме В. В. Маяковского «Облако в штанах»

Слышу:

Тихо,

Как больной с кровати,

Спрыгнул нерв.

И вот, —

Сначала прошелся

Едва-едва,

Потом забегал,

Взволнованный,

Четкий.

Теперь и он и новые два

Мечутся отчаянной чечеткой.

Сердце поэта пылает, оно хочет «выскочить из сердца»:

Стоглазое зарево рвется с пристани.

Герой потрясен сообщением пришедшей Марии о том, что она выходит замуж, но внешне не реагирует:

Видите — спокоен как!

Как пульс

Покойника.

Возлюбленную у него отнял враждебный мир, который не знает настоящей любви, мир, где все продается и покупается. Поэт утверждает, что искусство нежизнеспособно, так как замкнулось в своей пошлости. Он готов, как Данко, положить свое сердце на алтарь нового искусства.

В третьей части поэмы автор отрицает господствующий строй в стране, мир «жирных», жестокий и безобразный. В четвертой части звучат богоборческие мотивы, поскольку религия освящает буржуазный прогнивший строй. Поэма завершается космической картиной Вселенной, где сияют зловещие звезды. Поэт гордо идет навстречу будущему, он не сломлен, не отказывается от борьбы.

"В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
    Мама, сестры и товарищи, простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
    Лиля - люби меня.
Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.
    Если ты устроишь им сносную жизнь - спасибо.
    Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

Как говорят -
"инцидент исперчен",
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед и обид.
Счастливо оставаться.

Владимир Маяковский.
12. 04. 30 г.

    Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным.
    Сериозно - ничего не поделаешь.
    Привет.
    Ермилову скажите, что жаль - снял лозунг, надо бы доругаться.
    В.М.
    В столе у меня 2000 руб. - внесите в налог.
    Остальное получите с Гиза. В.М."

Есть загадки мнимые, вроде такой: отчего застрелился Маяковский? Да оттого, что был самоубийцей и пытался сделать это ещё в молодости, и с Лилей они вырывали друг у друга из рук револьвер с той же целью за много лет до рокового выстрела. Не говоря о том, что автор «Облака в штанах» после написания чудовищно бездарных конъюнктурных пьес и вступления в одиозную Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП) просто обязан был пойти и повеситься. (И. Клех)

Творчество Владимира Маяковского, его лирические стихотворения и поэмы

ВВЕДЕНИЕ

I. ЛИРИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

1.1 "Товарищу Нетте - пароходу и человеку"

1.2 "Стихи о советском паспорте"

II. ЛИРИКА ПОЭМЫ МАЯКОВСКОГО

2.1 «Про это» 

2.2 «Облако в штанах» 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Как известно, лирика передает переживания человека, его мысли и чувства, вызванные различными явлениями жизни. В лирике Маяковского изображается строй мыслей и чувств нового человека - строителя социалистического общества.

Основные темы лирики Маяковского - советский патриотизм, героика социалистического строительства, превосходство социалистического строя над капиталистическим, борьба за мир, укрепление оборонной мощи страны, место поэта и поэзии в рабочем строю, борьба с пережитками прошлого и т.д.

Слитые воедино, они воссоздают величественный облик советского человека, горячо любящего свою родину, преданного идеям революции и народу. Очень дорога открытость, гражданственность поэта, его стремление показать "естество и плоть" коммунизма, каждого зажечь желанием "думать, дерзать, хотеть, сметь". Во имя революции Маяковский создает необычайный ораторский строй стиха, который поднимал, звал, требовал идти вперед.

Лирический герой Маяковского - борец за всеобщее счастье. И на какое бы важнейшее событие современности не откликнулся поэт, он всегда оставался глубоко лирическим поэтом и утверждал новое понимание лирики, в котором настроения советского человека сливаются с чувствами всего советского народа. Герои Маяковского - обычные, но в то же время удивительные люди.

Немало своих стихов поэт посвятил патриотизму советских людей. Лучшие из них - "Товарищу Нетте - пароходу и человеку"/1926г./ и "Стихи о советском паспорте" /1929г./.

Много стихов посвятил Маяковский и поэзии /"Юбилейное", "Сергею Есенину", "Во весь голос" и др./ Он пишет "о месте поэта в рабочем строю", о значении поэзии для народа, для его борьбы за коммунизм. Поэт подчеркивает ответственность поэта перед советским обществом, поэтому его лирика отличается высокой идейностью и народностью.

Личное и поэтическое у Маяковского не существуют сами по себе, они тесно связаны, переплетены, одна переходит в другую. Поэзия делается из простой, реальной жизни, в самой этой жизни существует, из нее рождается.

Подтверждение этой тесной связи можно найти и в других произведениях Маяковского: поэмах "Люблю", "Облаков штанах", "Человек", "Про это".

I. ЛИРИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Лирика Маяковского богата и разнообразна. Помимо поэм, немало стихотворений он посвятил патриотизму советских людей. Лучшие из них - "Товарищу Нетте - пароходу и человеку"/1926г./ и "Стихи о советском паспорте" /1929г./.

1.1 "Товарищу Нетте - пароходу и человеку"

"Товарищу Нетте - пароходу и человеку"/1926г./ - воспоминание о советском дипкурьере Теодоре Нетте, героически погибшем при выполнении служебного долга.

Вступлением к теме служит встреча Маяковского с пароходом, носящим имя прославленного героя. Но постепенно пароход как бы одушевляется, и перед поэтом возникает образ человека.

Это он -

я узнаю его

В блюдечках-очках

спасательных кругов. Здравствуй, Нетте!

Затем следует воспоминание о Нетте, который был другом Маяковского. Эти будничные воспоминания сменяются в центральной части стихотворения описанием героического поступка простого советского человека - "след героя светел и кровав".

Рамки стихотворения расширяются: начатое с описания дружеской встречи, оно поднимается до мыслей о Родине, о борьбе за коммунизм.

Такие как Нетте не умирают - память о них народ воплощает ...в пароходы, в строчки, и в другие долгие дела.

1.2 "Стихи о советском паспорте"

Гимном советской Родине звучит и другое лирическое стихотворение Маяковского - "Стихи о советском паспорте" /1929 г./.

Стихотворение начинается с незначительного события - с описания проверки паспортов в железнодорожном вагоне в момент прибытия поезда на границу. И поэт замечает многое: и учтивость чиновника, который "не переставая кланяться", "с почтеньем" берет паспорта американца и англичанина; и его пренебрежение при виде польского паспорта.

И вдруг,

как будто

ожогом

рот

скривило

господину. Это господин чиновник

берет

мою

краснокожую паспортину.

Мирное течение нарушено. "Жандармская каста" готова кинуться на поэта, но в его руках -"молоткастый, серпастый, советский паспорт", за ним - страна социализма.

Маяковский горд за свою могучую Родину:

"Читайте,

завидуйте,

я - гражданин

Советского Союза!"

II. ЛИРИКА ПОЭМЫ МАЯКОВСКОГО

Личное и поэтическое у Маяковского не существуют сами по себе, они тесно связаны, переплетены, одна переходит в другую. Поэзия делается из простой, реальной жизни, в самой этой жизни существует, из нее рождается.

Подтверждение этой тесной связи можно найти и в других произведениях Маяковского: поэмах "Люблю", "Облаков штанах", "Человек", "Про это".

2.1 «Про это»

После появления поэмы "Про это" Маяковского стали обвинять в "субъективистском погружении в мир индивидуальных чувств и переживаний".

Поэма "Про это" не могла не получить самую отрицательную оценку на страницах пролеткультовских изданий. Пролеткультовские теоретики видели в лирике лишь "пережиток буржуазного индивидуалистического искусства". Они утверждали, что их интересует не отдельная личность, а "черты, общие миллионам". Лирика, для большинства критиков того времени, была лишь передачей настроения, "предварительной, низшей ступенью организации сил коллектива". В этих абстрактных эстетических построениях не было место живой, конкретной личности. Человек во всем многообразии его связей и отношений растворялся в отвлеченном понятии коллектива, существовал только как часть производственного механизма.

Подтверждение такого отношения к личности можно найти в многочисленных статьях и публикациях того времени.

Одной из наиболее показательных может являться работа А.Б.Залкинда "Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата", опубликованная в 1924 году в журнале "Революция и молодежь": "... коллективизм, организация, активизм, диалектический материализм - вот четыре основных мощных столба, подпирающие собою строящееся сейчас здание пролетарской этики, - вот четыре критерия, руководствуясь которыми всегда можно уяснить, целесообразен ли с точки зрения интересов революционного пролетариата тот или иной поступок. Все, что способствует развитию революционных, коллективистских чувств и действий трудящихся - все это нравственно, этично с точки зрения интересов развивающейся пролетарской революции, все это надо приветствовать, культивировать всеми способами. Наоборот, все, что способствует индивидуалистическому обособлению трудящихся, все, что вносит беспорядок в хозяйственную организацию пролетариата, все, что развивает классовую трусость, растерянность, тупость, все, что плодит у трудящихся суеверие и невежество, - все это безнравственно, преступно, такое поведение должно беспощадно пролетариатом преследоваться".

Одним из наиболее убежденных защитников идеи механизированного человека был в те времена поэт А.Гостев. Он предлагал делить рабочих на типы в зависимости от характера и труда, настаивая на технизации языка, отделении его от человека. В газете "Пролетарская культура (1919 год N 9-10, стр.45) он писал: "Мы идем к невиданной объективности, демонстрации вещей, механизированных толп и потрясающей открытой грандиозности, не знающей ничего интимного и лирического".

Пролеткультовский подход к лирике в значительной степени восприняла группа "На посту". Для Лелевича, Родова, Вардина, Волина и других "напостовцев" Маяковский был лишь "буржуазным попутчиком", и его обращение к лирике рассматривалось как свидетельство к чуждому пролетариату крылу литературы.

Заговорили о том, что Маяковский исписался, начал "перепевать самого себя". Маяковского обвиняли в его грехе "Индивидуализма и психологизма", в мелочном копании в личных переживаниях.

"Пролеткультцы не говорят

ни про "я",

ни про личность.

"Я"

для пролеткультца

все равно что неприличность."

(Из поэмы "Пятый Интернационал")

Полемика вокруг поэмы "Про это" очень показательна для литературной борьбы того времени.

И пусть многие видели в поэме Маяковского измену собственным принципам, возвращение к традиционному стиху, сам поэт считал, что он продолжает борьбу с пошлостью, которая проходит через поэзию Пушкина и Лермонтова. Он считал, что подлинная поэзия должна обязательно опираться на реальные чувства на собственные переживания поэта.

"Нами

лирика

в штыки

неоднократно атакована,

ищем речи

точной

и нагой.

Но поэзия -

пресволочнейшая штуковина:

существует -

и не в зуб ногой".

За восемь лет до написания поэмы "Про это", а точнее в 1915 году, Маяковским были созданы еще два произведения, которые объединяла общая тема - тема любви. Это поэмы "Облако в штанах" и "Флейта-позвоночник". Причем, "Флейта-позвоночник" явилась своего рода продолжением "Облака в штанах". Указание на связь с "Облаком" содержится в самом тексте "Флейты":

"Вот я богохулил.

Орал, что бога нет,

а бог такую из пекловых глубин,

что перед ней гора заволнуется и дрогнет,

вывел и велел:

люби!"

В поэме "Флейта-позвоночник" на первом месте стоят личные чувства и переживания поэта, а не "гуманистический смысл и революционное значение".

2.2 «Облако в штанах»

Поэма "Облако в штанах" была закончена к июлю 1915 года. В ней поэт выступает как "тринадцатый апостол" (первое название поэмы, запрещенное цензурой) олицетворяющий грядущую революцию. Революция для Владимира Маяковского - это разрушение старого мира во имя создания нового, гибель во имя рождения. Поэма отражала распущенную силу миллионов, стихийно поднимающихся против капитализма и уже осознающих свой путь к борьбе.

Поэма была прямым откликом на империалистическую войну, хотя отдельные метафоры и сравнения были навеяны злободневностью, например: "Тело твое я буду беречь и любить, как солдат, обрубленный войной, ненужный, ничей, бережет свою единственную ногу". В. Маяковский в поэме "Облако в штанах" стремился всем содержанием дойти до самого корня человеческих страданий в том устройстве общества, которое делает войну неизбежной. В поэме выражено сочувствие страдающему человеку, а также показано прославление активности самих угнетенных и обездоленных. Поход против слабостей людей, искалеченных и оболваненных капитализмом, разоблачение иллюзий и заблуждений страдающего человека были органической частью мятежного пафоса "Облака". В поэме В. Маяковского отразились настроения масс, которые еще далеко не избавились от неуверенности в своих силах, от преувеличения сил врага: "Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот, - сначала прошелся едва - едва, потом забегал, взволнованный, четкий". Отвлеченное противопоставление страдания счастью, исступленное воспевание страдания и жертвы врывались диссонансом в активную, бунтарскую проповедь "Облака". И для этого были свои причины. Муки труда и рабства, невежества и одичания, нищеты и моральной деградации, в которые капитализм вверг широкие трудящиеся массы, не могли пройти для них бесследно. В. Маяковский с необычайной силой утверждает - молодость нового мира, нового пути: "У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет вней! Мир против мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний". Маяковский отвергает "старую жизнь": "Долой вашу любовь!", "Долой ваше искусство!", "Долой ваш строй!", "Долой вашу религию". Эти четыре крика "Долой!" помогают осмыслить идейное значение поэмы. Но в реальном движении образов все четыре крика "Долой!" кричат об одном: всей своей поэмой Маяковский добирался до главного, существенного зла, раздражаясь общими бедствиями и всеми несчастиями героя поэмы.

Поэт соединяет личные переживания лирического героя с переживаниями всей страны. Могучий голос поэта, выступающего от имени многих, масштаб обобщений, истинность и сила чувства рождают у Маяковского высокий стиль, торжественную интонацию. Поэма с ее прямым обращением к угнетенным и обездоленным, с ее утвержлениями великой миссии поэта - апостола, с ее принципиальным противопоставлением живой разговорной речи "красивости" и выхолощенности языка декадентской литературы объективно наследовала и по-своему развивала революционно - демократические традиции, отвергнутые поэтами декаденса. Поэма "Облако в штанах" - это замечательная поэма, написанная человеком, искренне верящим в идею революции, в прекрасное светлое будущее, в неизбежность счастья. Именно эта искренность и является, на взгляд литературоведов, причиной того, что даже сейчас, когда общество перестраивается, жизнь меняется, поэта В. Маяковского остается прекрасным образцом художественного слова, отражая осмысление старой жизни и переход к новой.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

"...я только стих, я только душа..."

В.В. Маяковский

Владимир Маяковский был необычной личностью. Уже с детства он многое повидал и многое возненавидел. Он перенёс смерть своего отца, когда ему было 13 лет. Возможно, именно поэтому он стал более эмоциональным и решительным. Большую часть своей жизни он отдал партии и революции. Именно из-за приверженности делу революции ему часто приходилось сидеть в тюрьмах.

Маяковский искренне считал революционный путь единственным, приводящим к светлому будущему. Но он понимал, что революция - это не тихая и незаметная смена одного правительства другим, а борьба порой жестокая и кровавая. В стихотворении “Ода революции” Маяковский пишет:

О, звериная!

О, детская!

О, копеечная!

О, великая!

Каким названием тебя еще звали?

Как обернешься еще, двуликая?

Стройной постройкой,

грудой развалин?

Вчерашние раны лижет и лижет,

и снова вижу вскрытые вены я.

Тебе обывательское

о, будь ты проклята трижды! -

и мое,

поэтово

- о, четырежды славься, благославенная!-

Он активно включается в строительство нового общества и для него все, что олицетворяло обновленное государство было предметом гордости. Так в стихотворении “Стихи о советском паспорте” он пишет:

К одним паспортам -

улыбка у рта.

К другим -

отношение плевое.

С почтением

берут, например,

паспорта

с двухспальным

английским левою.

Глазами

доброго дядю выев,

не переставая

кланяться,

берут,

как будто берут чаевые,

паспорт

американца.

На польский -

глядят,

как в афишу коза.

На польский -

выпячивают глаза

в тугой

полицейской слоновости -

откуда, мол,

и что это за

географические новости?

И не повернув

головы кочан

и чувств

никаких

не изведав,

берут,

не моргнув,

паспорта датчан

и разных

прочих

шведов.

И вдруг,

как будто

ожогом,

рот

скривило

господину.

Это

господин чиновник

берет

мою

краснокожую паспортину.

Берет -

как бомбу,

берет -

как ежа,

как бритву

обоюдоострую,

берет,

как гремучую

в 20 жал

змею

двухметроворостую.

Этот большой, самобытный поэт слишком был погружен в заботы суетного дня. Речь идет о плакатах, рекламе, агитстихах, стихотворениях, написанных для газеты по сиюминутному поводу. Маяковский много, даже демонстративно этим занимается. Он пишет о вреде рукопожатий (“Глупая история”), о милиционерах, которые ловят воров (“Стоящим на посту”), о рабочих корреспондентах (“Рабкор”), о снижении цен на товары первой необходимости (“Негритоска Петрова”), о ценах в студенческих столовых (“Дядя Эмэспо”) и т. д. и т. п. Таких стихотворений у Маяковского много. Это не халтура, написаны все эти стихи мастерски, остроумно, привлекают неожиданными рифмами, блеском каламбуров. Мандельштам писал о “газетных” стихах Маяковского: "Великий реформатор газеты, он оставил глубокий след в поэтическом языке, до нельзя упростив синтаксис и указав существительному почётное и первенствующее место в предложении. Сила и меткость языка сближают Маяковского с традиционным балаганным раешником" (“Буря и натиск”). И всё же в этих остросовременных “газетных” стихах, занимающих немалое место в творческом наследии поэта, Маяковскому не удаётся рассказать потомкам “о времени и о себе”, в них нет общечеловеческого смысла, они утратили живую силу.

Взяв на себя эту неблагодарную, чуждую поэту обязанность, Маяковский в течение нескольких лет постоянно пишет для “Комсомольской правды”, “Известий” стихи на злобу дня, выполняет роль пропагандиста и агитатора. Вычищая во имя светлого будущего “шершавым языком плаката” грязь, Маяковский высмеивает образ “чистого” поэта, воспевающего “розы и грёзы”. Полемически заостряя свою мысль, он пишет в стихотворении “Домой”:

Не хочу,

чтоб меня, как цветок с полян,

рвали

после служебных тягот.

Я хочу,

чтоб в дебатах

потел Госплан,

мне давая

задания на год.

Я хочу,

чтоб над мыслью

времен комиссар

с приказаниями нависал…

Я хочу,

чтоб в конце работы

завком

запирал мои губы

замком.

В контексте стихотворения, тем более в контексте всего творчества поэта, ничего предусмотрительного в этом образе нет, он не бросает тени на Маяковского. Но с годами, с движением истории образ этот приобрёл страшный смысл. Образ поэта с замком на губах оказался не только символическим, но и пророческим, высветившим трагические судьбы советских поэтов в последующие десятилетия, в эпоху лагерного насилия, цензурных запретов, замкнутых ртов. Через десять лет после того, как было написано это стихотворение, многие оказались за колючей проволокой ГУЛАГа за стихи, за свободное слово. Таковы трагические судьбы О. Мандельштама, Б. Корнилова, Н. Клюева, П. Васильева, Я. Смелякова, Н. Заболодского, Н. Олейникова, Д. Хармса. А в более поздние времена такая судьба ожидала Н. Коржавина, И. Бродского и многих других поэтов.

Трагическая суть противоречий Маяковского в том, что он признавал классовые, революционные, а потом советские интересы за высшие, общечеловеческие, за “веление божие”. Вот что подталкивало руку поэта, когда “лира его издавала неверный звук”. Зловещий символ - поэт с замком на губах - и выразил то глубинное противоречие в душе и творчестве Маяковского, которое привело его к гибели. Во вступлении в поэму “Во весь голос”, где Маяковский с гордым вызовом заявил:

Я, ассенизатор

и водовоз,

революцией

мобилизованный и призванный, -

прозвучали трагические строки:

И мне агитпроп

в зубах навяз,

и мне бы

строчить

романсы на вас -

доходней оно и прелестней.

Но я

себя

смирял,

становясь

на горло

собственной песне.

В поэме “Облако в штанах” он обращался ко всем страдающим людям, к человечеству:

…Вам я

душу вытащу,

растопчу,

чтоб большая! -

и окровавленную дам, как знамя.

“Первый в мире поэт масс”, - сказала о Маяковском Марина Цветаева. И предрекла его поэзии долгую жизнь: “Эта вакансия: первого в мире поэта масс - так скоро не заполнится. И оборачиваться на Маяковского нам, а может быть, и нашим внукам, придется не назад, а вперёд”. Такой мощности голос у Маяковского, что, не напрягая его, он обращается к вселенной, мирозданию:

Ты посмотри, какая в мире тишь!

Ночь обложила небо звёздной данью.

В такие вот часы встаёшь и говоришь

векам, истории и мирозданию...

И этот поэт, говорящий от имени миллионов и обращающийся к миллионам, был органическим, естественным лириком. Даже поэмы его насквозь лиричны, по - существу, это развёрнутые лирические стихотворения. “Лирическая личность Маяковского грандиозна, и грандиозность становится господствующей чертой его стиля, - пишет Л. Гинзбург. - Гиперболы, контрасты, развёрнутые метафоры - естественное выражение огромной лирической личности”.

Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что если бы даже Маяковский не создал ничего, кроме поэм "Облако в штанах", "Флейта-позвоночник", "Про это", "Люблю", он и тогда бы вошел в классику русской литературы и занял бы там достойное место.

О творчестве Маяковского можно долго спорить. Я даже допускаю, что его можно любить или не любить совсем. Но к Маяковскому нельзя относиться равнодушно.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. П.К. Сербин. Изучение творчества Владимира Маяковского. М.: Молодая гвардия, 1978 г.

2. В. К. Перцов. Маяковский. Жизнь и творчество. М., 1976 г.

3. А.И. Михайлов. Маяковский. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 1988 г.

4. Ю.П. Карабчиевский. Воскресение Маяковского. М.: Советский писатель, 1990 г.

5. В.В. Маяковский. Соч.в 2-х т. - М., 1988 - т.II

Особенности поэзии Маяковского

I. ВВЕДЕНИЕ

XX, век колоссальных общественных противоречий, век решительной

гонки старого и век грандиозного строительства нового, век мировых войн и революций. Теперь, когда XX век закончился, отчетливо видно, что в русской и в мировой поэзии он пришел под знаком Маяковского.

И только

                боль моя

                        острей

стою, огнем обвит

                на несгораемом костре

                        немыслимой любви

                       Человек

        С его могучей, властно вломившийся в искусство и наше сознание фигурой связано в XX веке очень много.

        С именем Маяковского связано представление о поэте – новаторе. Таких смелых, радикальных изменений в поэзии не совершил ни один поэт XX века. А ведь этот век бредил новаторством. Оказалось, что оно подчиняется общим закономерностям развития литературы и искусства.

        Голос Маяковского – полководец человеческой силы. Его голос – голос эпохи.

        Что это? Лирика? Публицистика? Такие стихи не впишешь в такие томики. У Маяковского есть и то и другое, так сказать, в чистом виде. Одни считают поэмы Маяковского эпическими, другие лирическими, третьи лиро-эпическими, но в спорах о судьбе поэмы как жанра, в спорах, которые то вспыхивают, то угасают, всегда встречается с попытками опереться на авторитет Маяковского. Закономерно. Ведь именно он возродил этот жанр в XX веке.

        Имя любого художника неразрывно связано с историческими событиями, которые он отражает в своем творчестве. У Маяковского эта проблема проходит через всю поэзию, неважно какую, - лирическую или лиро-эпическую. Задача этой курсовой работы – показать, как судьба художника отражается в его поэзии через призму исторических событий.

        К чему Маяковский обращается в прекрасной лирике, а к чему с «криком гнева», как история отражается в ранимой душе великого русского поэта.

        Маяковский всегда был спорной личностью. М.Цветаева после похорон сказала: «Боюсь, что несмотря на народные похороны, на весь почет ему, весь плач по нем Москвы и России, Россия до сих пор не поняла, кто ей был дан в лице Маяковского».

        Можно было бы не поверить Цветаевой, если бы за несколько лет до своего трагического конца Маяковский сам не написал бы:

Я хочу быть понят

своей страной,

А не буду понят

что ж

По родной стране

пройду стороной,

Как проходит

косой дождь.

Строки эти не попали на страницу книг. Концовку стихотворения «Домой!» Маяковский сам снял, не решаясь, видимо, обнародовать горькое чувство одиночества.

        Но как много эти строки говорят о поэте, созданном на века, показалось бы грубом, задиристом, но в груди которого, по словам Луначарского: «было заключено и билось горячее нежное сердце!» Надо постараться за громом его восклицаний, за криком расслышать, как стучит это большое человеческое сердце:

Хорошо вам

А мне:

сквозь строй,

сквозь грохот

как пронести любовь

к живому?

Отступлюсь, -

и последней любовники

кроха

навеки канет в данный

омут.

        По иронии судьбы именно Маяковский, как впрочем, и Горький, Фадеев, Н.Островский подвергался в истории нашей литературы своеобразному окаменению. Причина этого странного явления – канонизации писателя, в насильственном превращении его живого облика в икону, сведения его творчества к двум – трем произведениям.

        Тем не менее, Маяковский – живая, деятельная, нервная натура, он словно был соткан из противоречий. Разрушал одни и немедленно входил в другие, преодолевал их и оказывался в плену новых иллюзий.

II. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

1.Системность поэтики Маяковского

        Все многообразие выразительных компонентов, входящих в понятие поэтики (языковые, стилистические, стихотворные, композиционно-сюжетные, характерологические и пр. черты), иерархически связанные и в своем взаимосодействии создающие единое художественное целое, организованное эстетической целью, представляют собой определенные средства создания образа, они подчинены определенной художественной цели и вне ее не могут быть правильно поняты, а тем самым и правильно описаны и классифицированы. Поэтому изучение поэтики писателя не может быть изучением его художественных средств как таковых. При таком изучении мы, не зная той цели, которой они подчинены, не сможем их понять и в них разобраться. Более того, сами эти средства могут иметь различную художественную мотивировку, выполнять различную художественную функцию, приобретать различное значение во взаимосодействии с другими средствами. Однородное языковое явление может играть различную художественную роль, и понять его в каждом данном случае мы можем, лишь осмыслив его мотивировку, ту конкретную цель, которой оно подчинено.

Поэтому новаторство поэта, если оно действительно художественно значимо, никогда не является новаторством лишь в области художественных средств; оно вытекает из новаторства самых его творческих целей, тех задач, которые он перед собой ставит, то есть новаторства в области содержания, которое поэт вносит в литературу. И изучение его поэтики получает смысл лишь постольку, поскольку оно вскрывает ту творческую логику, которая заставляла поэта, исходя из определенной художественной цели, обращаться к определенным художественным средствам.

Изучить поэтику писателя — значит осмыслить систему его художественных средств в их идейно-художественной мотивировке, в их конкретной художественной функции.

Лирический образ есть картина конкретного человеческого переживания, по которому мы судим о жизни, вызвавшей такое именно переживание.

Поэт, по словам Белинского, есть орган и представитель общества, времени, человечества;

Ни в какой мере не отказываясь от собственной личности, он говорит не только о ней, он говорит «о времени и о себе», проверяя себя своим временем, опытом своих современников, выражая передовые тенденции времени. И на основе своего личного опыта, но обогащенного опытом общества, он воссоздает духовный мир своих современников в его наиболее целостных, высоких и благородных чертах.

Говоря об образе-переживании как основе лирического стихотворения, мы должны помнить, что переживание есть не что иное, как состояние человеческого характера.

Своеобразие лирики, по сути дела, состоит в том, что, в отличие от эпоса и драмы, она рисует не законченные человеческие характеры, а их отдельные состояния, в достаточной мере весомые и значимые.

В этом смысле и в лирике перед нами изображение человеческого характера, ряд лирических стихотворений — это ряд проявлений различных сторон того образа человека, того характера, который создает поэт в своем творчестве. Его отдельные состояния, отдельные переживания, заключенные в каждом отдельном лирическом стихотворении, могут быть вызваны весьма различными сторонами действительности, но все они отражены с единой точки зрения, все они продиктованы единым целостным отношением к действительности, которое воссоздано в самых различных проявлениях лирического характера, выступающего перед нами в творчестве данного писателя. В нем перед нами выступает внутреннее единство, связывающее различные состояния характера, данные в отдельных лирических стихотворениях, в целостное отношение к действительности.

Известно, что на самых ранних этапах развития живописи умели изображать контур человеческой фигуры, но нужен был еще длительный период развития, чтобы от изображения контура можно было перейти к передаче конкретной позы. Контур лирического героя у Маяковского был обозначен, надо было определить его «позу». Надо было найти многоразличные отношения его к действительности, которые создали бы из него определенный и многосторонний типический характер в определенных типических обстоятельствах.

В стихотворении «Вам!» (1915) перед нами уже его отчетливая «поза» — негодующего обличителя. И далее, в цикле «Гимнов», развертывается конкретная система отношений лирического героя к окружающей его действительности. За его переживаниями ощущается богатый круг жизненных ситуаций, отражающих реальные черты исторической обстановки. Здесь, по сути дела, подготовлены те «четыре крика четырех частей», которые составили содержание поэмы «Облако в штанах». В ней черты лирического героя получили новое выражение. Есдд_^аяьще ^он обращался к людям:

Грядущие люди!

Кто вы

Вот — я,

 весь

боль и ушиб

1915 год в развитии творчества Маяковского можно назвать годом  его творческого  самоопределения.  Те основные творческие тенденции, которые складывались в ряде случаев еще весьма смутно в его стихотворениях 1912, 1913, 1914 годов, обнаруживаются теперь с достаточной степенью ясности. Лирический герой поэзии Маяковского включен теперь в отчетливую систему отношений действительности. И это обусловливает, с одной стороны, его идейную определенность, а с другой стороны— ту конкретную специфику художественно выразительных средств, которые индивидуализируют его как образ, как типическую личность. Именно теперь рождается индивидуальный стиль Маяковского как целостная и вместе с тем многосторонняя творческая система. Прежде всего определяется в нем сатирическая струя, которая находит свое наиболее отчетливое выражение в известной серии «Гимнов» (судье, ученому, критику, обеду, здоровью, взятке и др.). Очевидна антикапиталистическая направленность этих произведений: «желудок в панаме», тот, кто «сыт, как Сытин», у которого «дети на брюхе будут играть в крокет»,— вот кто создает эту неприемлемую для Маяковского жизнь с выродившейся в ней наукой («Гимн ученому»), искусством («Братья писатели», «Гимн критику»), общественными отношениями («Гимн взятке»), где человек теряет свой облик:

Ну, это совершенно невыносимо!

Весь как есть искусан злобой.

Характерно, что как раз начиная с 1915 года Маяковский обращается и к новому жанру — к поэме, то есть к лиро-эпическому жанру («Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир», «Человек»). Правда, Маяковским ранее была написана пьеса «Владимир Маяковский», но она, по сути дела, представляла собой своеобразный цикл лирических монологов.

Поэмы 1915—1916 годов, точно так же, не представляют собой поэм в обычном смысле слова, в которых выступают развернутые характеры, даются сложные сюжетные ситуации и т. д. В поэмах господствует опять-таки лирическое начало, но вместе с тем несомненны и элементы эпичности и — главное — образ лирического героя дается и многосторонне, и целостно. Это монументальная лирика, в которой эпическое начало, не проявляясь сколько-нибудь развернуто, явно обнаруживается и в многогранности облика лирического героя и тем самым в многосторонности его отношений к различным сторонам действительности.

Но темой изображения человеческих страданий, так же как и сатирической темой, творчество Маяковского не ограничивается. В поэме «Облако в штанах» появляется и образ положительного  героя,  носителя  новой  силы,  которая  приходит  в мир, чтобы его переделать:

Плевать, что нет

у Гомеров и Овидиев

людей, как мы,

от копоти в оспе.

Я знаю —

солнце померкло б, увидев

наших душ золотые россыпи!

Жилы и мускулы — молитв верней

Нам ли вымаливать милостей времени!

Мы —

каждый —

держим в своей пятерне

миров приводные ремни!

Личная трагедия лирического героя поэмы «Облако в штанах» как бы отходит на второй план перед пафосом обличения окружающего мира.

В поэме «Человек» сатирическое изображение буржуазного
строя, утверждение величия и силы человеческой личности сочетаются с трагической темой неразделенной любви и одиночества. Таким образом, круг переживаний, развертывающийся в творчестве поэта, создает целостный образ лирического героя, дает; жизненную перспективу, определенную точку зрения на мир.

2. «Жизнь в предельном проявлении»

Из письма Маяковского Лиле

Живое, теплое, человеческое Маяковский ценил больше всего на свете. Оттого так любил бульдога Бульку, сам любил в домашних письмах подписываться именем «Щен», любил рисовать этого Щена вместо подписи. Оттого в его поэмах и стихах так много зверей, птиц, насекомых, даже у дождя он сумел разглядеть настороженно скошенные глаза, теплые дни послевоенного мира сравнивал с щенками из андерсеновских сказок, в рокоте моря слышал мурлыканье кошки. Вы сами без труда вспомните стихи, где действуют добродушные звери Маяковского: «Хорошее отношение к лошадям», «Вот так я сделался собакой», «Гимн судье».

Вот почему всю свою жизнь Маяковский восставал против каменного, чугунного величья монументов, не выносил их мощной парадности, пышности и безжизненности. Перечитайте стихи Маяковского «Последняя петербургская сказка», где поэт с добродушной усмешкой наблюдает за тоскующими Медным всадником, конем и змеем, которые закованы навсегда в медь, являются узниками собственного города. Или «Разговор с Эйфелевой башней», или «Юбилейное», где поэт силой своей любви на несколько часов оживляет чугунного Пушкина.

Маяковский не мог смириться с тем, чтобы человечье сердце покрывалось бронзой, перестало пульсировать горячей человеческой кровью.

Все 30-е годы шли дискуссии о его поэтическом и идейном наследии. На первом съезде писателей Н. И. Бухарин принизил значение поэзии Маяковского, свел ее только к агитационным стихам, чье время прошло. Новым лидером советской поэзии он провозгласил Б. Пастернака. В ответ на это многие советские поэты постарались защитить наследие революционного поэта, клялись в верности его принципам.

Некоторое время спустя в газете «Правда» был опубликован отзыв И. В. Сталина о Маяковском как о лучшем и талантливейшем советском поэте. Из поэта-бунтаря издатели и критики стали делать иллюстратора политических идей эпохи культа.

В результате однобокого представления о творчестве Маяковского молодежь начала отворачиваться от поэта как от автора прописных истин, «певца воды кипяченой». Беспокоит только живое, горячее, а холодный памятник, стоящий посреди огромной площади, внушает лишь почтение. Постепенно мы свыкались со стандартным обликом поэта, даже не подозревая, что есть другой, настоящий Маяковский. Это хорошо видно на одном примере.

Мы привыкли читать в стихотворении «Юбилейное», где поэт исповедуется Пушкину в самых сокровенных своих мыслях и чувствах, всерьез задумывается о подведении итогов жизни, такую концовку:

Мне бы

памятник при жизни

полагается по чину.

Заложил бы

динамиту

— ну-ка,

дрызнь!

Ненавижу

всяческую

мертвечину

Обожаю всяческую жизнь!

И только недавно текстологи обнаружили, как потемнел стих в этой строфе Маяковского, как интонация стала мягче, исчез задор, исчезла «маяковскость», и вместо этого появилось такое непривычное для поэта словцо: «обожаю», взятое из мещанского лексикона. Как же звучит это место в первозданном виде?

Мне бы

памятник при жизни

полагается ж по чину,

заложил бы

динамит.—

А ну-ка,

дрызнь!

Ненавижу всяческую мертвечину!

Растрезвоню

всяческую жизнь!

Кажется, невелика разница, всего несколько слов, союзов, знаков препинания. Но насколько интересней, звонче стал финал стихотворения. Необычное слово «растрезвоню», означающее «разгласить», «распространить», хорошо согласуется с другими любимыми глаголами поэта: разгромадиться, разгромыхать, раззвенеться, рассияться. Этот пример, а их можно привести и больше, показывает, насколько реальна угроза — вместо живого Маяковского общаться с памятником.

А ведь эти строки заглавные выражают философское кредо поэта.

Так давайте искать живого Маяковского, без хрестоматийного глянца, поэта, человека удивительной способности чувствовать мир ярким, праздничным, человека, умеющего любить и умеющего ненавидеть, гениального поэта и великого гражданина. Вот одно из первых стихотворений Маяковского:

А вы могли бы?

Я сразу смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана.

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

Нет здесь ни лесенки, ни неологизмов, которые неопровержимо указали бы на руку Маяковского. И все же — дерзость молодого поэта-художника, увидевшего косые скулы океана в прозаичном студне, предложившего изысканным меломанам сыграть нежнейший ноктюрн — на чем? — на водосточной трубе? Как же понять это странное, дерзкое, стихотворение? О чем же сказал нам поэт?

В этом стихотворении город изображен живописно и музыкально. Образы первого ряда образуют поэтический натюрморт: карта, краски, блюдо студня, чешуя жестяной рыбы. Эти образы можно представить, увидеть. Звуковой ряд образуют флейта, ноктюрн. Два эти ряда связаны глаголами: смазал, плеснувши, показал, прочел, сыграть!

Если образ краски из стакана ясен сразу (преображение будет в праздник), то «скулы океана» и «блюдо студня» нуждаются в расшифровке. Ученый Н.И.Харджиев вспоминает, что в 1913 году на одном из диспутов художников, оторвавшихся от жизни, Маяковский называет «краской, размазывающей строки по студню искусств». Под студнем поэт понимает «застывшее, холодное, неживое искусство», сквозь который проступает «грандиозный образ бурного океана действительности».

В зрительных образах (чешуя жестяной рыбы напоминает ему губы, призывающие будущее) поэт улавливает связь с музыкальной мелодией, и так естественен становится переход к финалу стихотворения, где водосточные трубы с помощью метафоры-каламбура превращаются во флейту. Истинный поэт на таком странном инструменте может сыграть даже такие тонкие и нежные пьесы, как ноктюрн.

Маяковский словно создает свое собственное произведение. Его трудно пересказать, лучше процитируем целиком:

«Всякий человек желает увидеть настоящий океан, желает, чтобы его звали любимые уста и прочее, необходимо, чтобы это происходило в действительности. И только в великой тоске, будучи лишенным не только океана и любимых уст, но и других, более необходимых вещей, можно заменить океан — для себя и читателя — видом дрожащего студня, а на чешуе жестяной рыбы прочесть зовы новых губ» (может быть, здесь поэт имел в виду и не женские губы, но тогда дело обстоит еще печальнее- губы зовущих людей, разгаданные в жести, подчеркивают одиночество персонажа стихотворения). И поэт возмещает отсутствие реальной возможности видеть мир океана своим воображением. При этом воображение поэта столь мощно, что он приобретает способность видеть сам и показывать читателям океан и зовущие губы посредством самых «неподходящих» предметов — студня и жести:

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

Он вынужден был сыграть на том инструменте, который был у него «под руками», хотя бы на водосточной трубе,— и он сумел сыграть его Для плохого музыканта нужно много усилий, чтобы он создал произведение, большой же музыкант при нужде сыграет пальцем на полене, и все же его мелодия может быть роскошна и понятна.

Стихотворение передает страшный трагизм положения поэта в обществе непонимания. Поэт в бездуховной атмосфере лишен главных радостей, чувства океана и любви. Они существуют лишь в его воображении, и, чем резче разрыв между зовом губ и чешуей вывесочной рыбы, между океаном и студнем, тем страшнее и горше трагическое одиночество поэта. Последние слова, вызов красивому, но безжизненному искусству, писатель понимает как вынужденную попытку мастера удовлетворить свою неодолимую потребность самовыражения хотя бы таким непривычным способом, можно на водосточной трубе, можно на полене, если другого инструмента нет. Правомерно ли такое прочтение? Словно речь идет о разных произведениях. Может быть, не стоит усложнять Маяковского? Ведь он и так не прост. И все же не будем поддаваться этому уговаривающему голосу. Запомним: искусство настоящее всегда обладает сложным, исподволь раскрывающимся содержанием. Нельзя сводить поэтические произведения к зарифмованным прописям, расхожим житейским формулам. Не беда, если каждый поймет что-то свое, тем интереснее читать. Это не страшно. Обидно, когда разные читатели привычно твердят заученные чужие мысли, стереотипные формулировки.

И как бы ни были различны два толкования одного стихотворения, у вас осталось, не может не остаться, впечатление трагического одиночества поэта, его способности романтически преображать окружающий мир, дерзко менять наши представления о мире, об устоявшихся обычаях и традициях.

Если мы теперь перечитаем раннюю лирику поэта, его поэмы «Человек», «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир», то нам откроется полная трагизма история жизни молодого и талантливого поэта, художника, пришедшего в мир, чтобы внести в него красоту и гармонию, показать, что жизнь прекрасна.

Внешне совсем непохожий на предшественников, ни человеческим обликом, ни обликом своих стихов, широко размахивающий руками, «огромивший» мир своим голосом, Маяковский подхватывает традицию человечности великой русской литературы, ставит Человека в центр своей художественной идеи.

С первых шагов он заявил о себе резкой индивидуальностью. Из всего, что он писал и публиковал, проступала четкая очерченность художественного мира, одухотворенного высоким идеалом.;

Годы, когда Маяковский начинал поэтический путь, совпали с коренной ломкой социальных и политических устоев, на которых мир держался издавна. Эпоха сложных противоречий, напряженных духовных исканий, эпоха революционных преобразований требовали от поэта нового языка.

Нельзя забыть и того, что начало XX века — это время рождения кино, синтетического искусства, совместившего в себе признаки разных искусств: слово, театр, музыку — и приведшего мир в изумление. Маяковский сразу стал яростным сторонником нового искусства, снялся в двух картинах по собственным сценариям «Не для денег родившийся» и «Иван Нов». Кинорежиссеры Сергей Эйзенштейн, Дзига Вертов стали его друзьями, их пути в искусстве неоднократно пересекались. Проблема художественного языка отчетливо ощущалась и Маяковским. В поэме «Война и мир» он объяснил его необходимость запросами века, невозможностью новое социально-философское содержание выразить традиционным поэтическим языком, языком Пушкина и Фета:

Этого

стихами сказать нельзя,

Выхоленным ли языком поэта

горящие жаровни лизать!

Нежность и грубость, патетика и ирония, фантастика и быт, романтический полет души и опьянение земными радостями, доверительность и призывность переплетутся и переплавятся и образуют единственный, необычный, узнаваемый в любом многоголосье голос Маяковского.

Сколько раз пытались найти единственный секрет его поэзии! Находили необычную рифму, сочетание различных поэтических размеров, обнаруживали особую властную интонацию, дерзкую, непривычную образность, и все же секрет оставался неразгаданным. Уже после Маяковского кто только не пытался писать лесенкой, не упражнялся в сочинении неологизмов, причудливых рифм. Но овладеть этой тайной оказывалось невозможно. Видимо, дело не в технике стиха, как она ни важна. Дело — в масштабе личности поэта, в строе его души, в способности лирика все далекое делать близким, а во всем сокровенном, личном находить общечеловеческое:

И чувствую —

«я» для меня мало.

Он устремлен к миру со всеми его скорбями, болями и обидами.

Это мир, где города «повешены», где «распяты городовые», где у раненого солнца вытекает глаз, где матери белей, чем на гробе глазет, где соседствуют похоронные процессии и угарное веселье, это мир «с перекошенной мордой». Даже бог не может считать себя в этом мире безопасным: с земли на него целят набросить аркан.

Этот мир живет на пределе чувств, на разрыве аорты. Здесь не может быть спокойствия, гармонии, плавности переходов. Здесь взрыв, здесь бунт, здесь мятеж.

В центре этого мятежа живет, страдает, действует человек — «красивый, двадцатидвухлетний», лирический двойник Маяковского, в котором, как в фокусе, сошлись все грани нравственного идеала поэта.

Он вполне мог бы повторить вслед за героем поэмы «Облако в штанах»:

Я — где боль, везде:

на каждой капле слезовой течи,

распял себя на кресте

Еще М. Горький подметил, что Маяковский — трагический поэт. Он это понял по ранним стихам и поэмам, решительно отделил Маяковского от других 'футуристов, более увлеченных словесным экспериментом. Как же так, удивится читатель, Маяковский был влюблен в жизнь, об этом мы у него читаем. О его оптимизме постоянно говорили в школе.

Все правильно. Любил жизнь, старался преобразить ее средствами поэзии, был неутомим в своих исканиях. И если следовать своему идеалу, а идеал высок, если идти не обычной, торной дорогой, а тем путем, что «не протоптанней и не легче» — обязательно вступишь в противоречие с законами реальной, далекой от идеала, действительности.

Маяковский не мог изменить своему идеалу. А идеал дерзко опережал время. Шли последние годы старого мира, и молодой поэт с горечью ощущал, как из мира уходит красота, а ее место самодовольно заполняет «обрюзгший жир», исчезают красивые люди и звери, и поэзия становится не нужна, и поэт оказывается лишним. Сколько тоски и муки в строках из стихотворения «Несколько слов обо мне самом»:

Я одинок, как последний глаз

У идущего к слепым человека!

Или в стихотворении «Себе, любимому, посвящает эти строки автор»:

Какими Голиафами я зачат,

Такой большой и такой ненужный!

Или в поэме «Война и мир», где поэт противопоставлен всем бравым, идущим в сраженья без долгих раздумий:

А я

на земле

один

глашатай грядущих правд.

Так рождается неодолимое противоречие в ранней поэзии Маяковского, невозможность примирить антиидеальность окружающего мира, его античеловечность с высотой духа лирического двойника Маяковского: его стремление сделать мир лучше, человечнее, проще и естественнее встречает только равнодушие и неприятие. Но и без людей, без мира поэт не может:

Я в плену

Нет мне выкупа!

Оковала земля окаянная.

Я бы всех в любви моей выкупал,

да в дома обнесен океан ее

Это я

сердце флагом поднял.

Небывалое чудо двадцатого века.

Человек

3. Смысл названия поэмы «Облако в штанах»

 «Облако в штанах», по словам Маяковского, «начато письмом в 1913-1914 году, закончено в 1915». Это было на кануне и в первый год империалистической войны. Суровые, трудные годы, пролог к новейшим мировым событиям.

Против «теорий», лозунгов, деклараций, против господствовавшего искусства и самих порядков выступил со своей поэмой молодой Маяковский.

Впоследствии, в 1918 году, он написал, что считает «Облако в штанах» «катехизисом» нового искусства. В сущности, в «четырех критиках четырех частей» - долой вашу любовь, искусство, строй, религию – дается «катехизис» не только и даже не столько нового искусства, сколько нового миропонимания.

Поэма первоначально называлась «Тринадцатый апостол».

По церковному учению, Христос имел двадцать учеников (апостолов), «старые распространили по миру его учение Они были проповедниками нового мировоззрения, новой религии. Маяковский тоже объявил себя «апостолом», только — тринадцатым! В этом была лукавая издевка! Когда Маяковский принес в цензуру поэму и ее там прочитали, ему прямо заявили «Что вы, на каторгу захотели?»

Понять «Облако в штанах» и значит раскрыть «четыре крика поэмы»: выяснить, что именно поэт отрицал и что утверждал. Это необходимо сделать исторически конкретно. При этом чрезвычайно показательно отсутствие подчас положительного содержания вместо отрицаемого или же — противоречивость отрицания.

Вынужденный снять название «Тринадцатый апостол», подчеркивавшее всесторонность «апостольской проповеди», Маяковский заменил его новым: «Облако в штанах». Этим, разумеется, не изменялась сущность произведения. Однако новое название акцентировало уже один «крик»: долой вашу любовь! Сосредоточение внимания в самом заглавии именно на теме любви не случайно. Это была новая трактовка темы, которая имела принципиальное значение. И это требует специального освещения.

Поэзия того времени усиленно культивировали особую лирику любви. Она имела разнообразное выражение: то как поэзия «неземного» чувства, трактовавшая любовь религиозно-мистически; то — напротив— как поэзия разгула страстей: вино, цыганки, растрата души, экстаз мигов; то, наконец, как поэзия любви салонной, келейно-комнатной или же бездумная, веселая забава, адюльтер…

Символисты (как отметили еще акмеисты) осмысливали действительность как «фантом, важный лишь по стольку, поскольку он сквозит и просвечивает иными мирами». Это относится и к трактовке темы любви. Любовная лирика символизма, как правило, религиозно-мистически воплощала любовь, приписывая ей метафизическое значение. Ярчайшее выражение получила такая трактовка в творчестве второго поколения символистов, ближайших современников Маяковского: Вячеслава Иванова, Блока, Белого. Но так, в сущности, было и у старших представителей этого направления.

Бальмонт часто изображал любовь как стихию земных страстей. Вся его поэзия — это культ страсти, мигов, наслаждения, воспевание того, что в данный момент желанно, вне всяких норм морали, вопреки нередко логике: «Не кляните, мудрые, я ведь только облачко...» Однако в конечном счете эта земная стихийность Бальмонта связывается и у него с «иномирным»: с Богом, Создателем, Солнцем, Светом — все с большой буквы и все как символ «незримой жизни за очевидной внешностью.

Внутреннее единство — единый принцип внешне различных символистских трактовок темы любви — наиболее обнажено в известном стихотворении В. Брюсова «В Дамаск». Дамаск, по религиозной традиции, как и Мекка, — священный город, город искупления грехов, душеспасения.

Так круг замыкается. В единый    поэтический    комплекс связываются страсть и мистика.

Ту же трактовку темы любви сохранили, по существу, и акмеисты.

Молодой Маяковский изнутри взрывал господствовавшую традицию. Само название «Облако в штанах» декларировало протест против «нежной», келейной трактовки любви, независимо от ее связи с альковом, серафимом или рестораном. Название сатирично. Традиционная любовь — «звезда», «солнце», «алтарь», «облако», «злато-лира», «ананасы в шампанском»... И вот — любовь неожиданно облекается в.... штаны! Поэт как бы говорит: уж если обязательно нужна обсахаренная нежность, «небесность» и т. п., то он согласен уступить, но… сохраняя иронию:

…хотите—

буду безукоризненно нежный,

не мужчина, а — облако в штанах!

Вместе с тем новое название имело и другой смысл. Соединяя любовь с подчеркнуто будничным («штаны»), поэма предвещала новую трактовку темы. В ней теперь ясно звучит голос повседневной, неприкрашенной жизци.

Связывая любовь с острейшими вопросами господствовавшего строя, с оторванностью жизни от искусства, врывался в самую гущу современной ему действительности.

Композиция «Облака» сложна, осмыслить ее во всей целостности мы сможем только позже. Теперь же обратим внимание на одну лишь ее сторону: на сюжетно-романический узел.

Перед нами история большой, но неразделенной любви. Молодой человек ждет назначенного свидания. Ожидание мучительное — «тряски нервное желе», как позже охарактеризовал Маяковский подобные переживания. Пришедшая наконец Мария объявляет, что «выходит замуж». Девушку «украли».

Осиротевший герой обнаруживает, что он «заболел» любовью. У него «пожар сердца». Одинокий, .он бродит по улицам, в «трактирных углах вином обливает душу», наблюдает «в экипажах... жирных, проевшихся насквозь...»

Мысленно, тем не менее, герой сосредоточен не - на одном своем горестном чувстве. Личная трагедия с обостренной силой сталкивает его лицом к лицу с окружающим миром, со сложнейшими проблемами быта, искусства, политики, религии. Раненое сердце становится предельно чутким не только к собственным, но и к чужим страданиям, и поэт мучительно стремится осмыслить, почему обесчеловечен прекрасный в своей основе мир? Как возникает такая странная действительность, где, с одной стороны, великое множество людей бездомных и обреченных на муки, а с другой — лопающиеся от жира сытые?

Сказанное объясняет основной принцип композиции поэмы.

Лирический герой, выброшенный бурей жизни за борт, казалось, близкого и возможного счастья, не может понять и принять этот почти фантастический в своей несуразности мир. Его сознание предельно возмущено, вздыблено. И вот он то осознает горькую правду своего истинного положения бунтаря и каторжника капиталистического города, то обращается к любимой со словами великой нежности и боли... То мечтает об искусстве, которое врежется «кастетам» в продажный мир, то издевается над кукольной поэзией, которая и любовь превращает в расцветоченную идиллию... То, наконец", призывает и благословляет очищающую революцию или обрушивается на бога, создавшего такой античеловечный мир, такую страдальческую любовь.

'Маяковский периода создания «Облака в штанах» и являл собой пример такого «богатства характера, развитой душевной жизни». Он не боится «глубоких мыслей» и обнаруживает в их образном развертывании «далеко идущий, достойный, благородный дух». Вот почему простой случай, каких бывают тысячи, неожиданно колоссально обогащается. Ибо в центре события — широко воспринимающий мир человек — современник — поэт.

И именно этот сложный духовный мир лирического героя и обусловливает прежде всего сложность композиции поэмы, раскрывающей на обыденных, казалось бы, фактах глубокие и многосторонние переживания поэта, важнейшие явления эпохи.

4. «Я – поэт»

«В его строках бездна поэтического электричества...»

Так начинает свою статью о Маяковском поэт Владимир Корнилов и, словно слегка призадумавшись, добавляет: «...но другое дело — к чему он это электричество подключал». Это вопрос далеко не праздный, но чтобы ответить на него, надо сначала понять, «как, когда, где явлен» Маяковский.

Творчество В. В. Маяковского можно условно разделить на два периода: дореволюционный (1912—1917) и послеоктябрьский (1917—1930). Начало его пути в литературе было связано с группой кубофутуристов, утверждавших в своем творчестве, как вы помните, революционность форм, отказ от поэтических традиций, свободу искусства от содержания и идей. Призыв футуристов — «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих классиков с парохода современности» — Маяковский полностью разделял. Смысл этого лозунга состоял в том, что, оставаясь в границах старых, разработанных и узаконенных классиками художественных средств, невозможно отразить, запечатлеть стремительно меняющуюся новую реальность. Это были поиски новых художественных форм, новой эстетики. Это был бунт, бунт эстетический, и его отпечаток несут многие ранние стихотворения поэта. Однако гений Маяковского не умещается целиком в рамки футуристической теории и практики.

Можно утверждать, что поэзия раннего Маяковского связана с эстетикой неоромантизма, порожденной не только неприятием действительности, но и желанием ее преобразовать. Концепция романтической личности воплощается в том, что образ лирического героя становится центральным и определяющим единство всей системы миропонимания:

«Солнце!

Отец мой!

Сжалься хоть ты и не мучай!

Это тобою пролитая кровь льется дорогою дольней.

Это душа моя

клочьями порванной тучи

в выжженном небе

на ржавом кресте колокольни!

Время!

Хоть ты, хромой богомаз,

лик намалюй мой

в божницу уродца века!

Я одинок, как последний глаз

у идущего к слепым человека!»

Раннему Маяковскому присущ дух отрицания современной жизни, враждебного поэту мира. Отрицание у него приобретает абсолютный, космический характер, это протест против всего миропорядка:

Я над всем, что сделано,

ставлю «nihil»(с лат. «Ничто»).

Настроения ранних стихотворений позволяют говорить о смелой и оригинальной поэтической палитре автора. Это словесные зарисовки с натуры, определяющие контуры картины, содержание которой должно дорисовать воображение читателя:

Багровый и белый отброшен и скомкан,

в зеленый бросали горстями дукаты,

а черным ладоням сбежавшихся окон

раздали горящие желтые карты.

Поиски средств художественной выразительности начинающего поэта были чрезвычайно эффективны. Произведениям поэта свойственна лирическая экспрессия, богатство ассоциативных связей и зрительно-слуховых ощущений. Многоликость лирического «я» проявляется в образных мистификациях и в театрализации ситуаций. Пестрота и неожиданная смена лирических масок позволяют говорить о вызове лирического героя, дразнящей иронии, а иногда и о самопародировании. Маяковский, представляя в парадоксальном свете известные вещи, отношения и детали, едва ли не в каждом своем стихотворении бросает полемический вызов литературным канонам.

Молодой Маяковский не приемлет отчуждения человеческой личности от мира. Может быть, поэтому его лирический герой, отмеченный печатью исключительности и избранничества, стремится быть сопричастным судьбам человечества. Лирический герой раннего Маяковского уподобляется пророку, провидцу, обладающему даром в знаках повседневности различать поступь грядущего:

...вижу идущего через горы времени,

которого не видит никто.

Где глаз людей обрывается куцый,

главой голодных орд,

в терновом венце революций

грядет шестнадцатый год.

В трагедии, названной достаточно символично, — «Владимир Маяковский» — поэт просит «заштопать» душу, чтоб «пустота сочиться не могла», в поэме «Облако в штанах» настойчиво звучит тема подвига и самопожертвования:

...я — где боль, везде;

на каждой капле слёзовой течи

распял себя на кресте.

Раннюю поэзию Маяковского отличает, космический масштаб, лирический герой заполняет собой все мыслимое пространство, возводит себя до предела, превосходящего все представимые степени величия и силы:

Если б был я

маленький,

как Великий океан, —

на цыпочки б волн встал,

приливом ласкался к луне бы.

Где любимую найти мне,

такую, как и я?

Такая не уместилась бы в крохотное небо!

Кульминационным мотивом первых поэм В. Маяковского становится восстание человека против дисгармонии бытия. Критика современности объединяется с настроениями отчаяния, ощущением неотвратимой гибели. Автор метафорически переосмысливает библейские образы, его лирический герой сопоставляется с распятым Христом. К. И. Чуковский, вспоминая начинающего поэта, писал: «В нем уже чувствовался человек большой судьбы, большой исторической миссии. Не то чтобы он был надменен. Но он ходил среди людей как Гулливер, и хотя нисколько не старался о том, чтобы они ощущали себя рядом с ним лилипутами, но как-то так само собою делалось, что самым спесивым, заносчивым людям не удавалось взглянуть на него свысока».

Гиперболизация фигуры лирического героя — это характерная черта раннего творчества. Свободное и ничем не регламентируемое самовыявление личности, отличающее многие художественные произведения Маяковского, ориентировано на новый тип сознания, возникающий в начале XX века. Поведение лирического персонажа Маяковского провокационно:

Вошел к парикмахеру, сказал спокойный:

«Будьте добры, причешите мне уши...»

Его лирический герой вторгается в мир здравомыслящих людей, следующих логике очевидного, демонстративно не желая знать устоявшихся норм и обычаев. Однако, сталкиваясь с миром обыденности, он понимает, что обречен на одиночество, поэтому отзывчивость и ранимость скрываются под маской эксцентрики и аллегории.

Маяковский обращается к приему фантастического смещения реальных связей, рассказывает о невероятных событиях: «Вот так я сделался собакой», «Великолепные нелепости». Эти стихотворения можно рассматривать и как исповедь, и как острую сатиру на действительность.

Лирическая драма поэта и ироническая насмешка над собой, доверительный рассказ о муках одиночества и гротескное мироощущение становятся идейно-эмоциональной тональностью многих его стихотворений. Горький смех Гоголя и Салтыкова-Щедрина стал во многом источником трагического мироощущения лирического героя Маяковского. Однако поэт бросает проклятия в адрес разобщенности и одиночества. Часто его стихи строятся как прямое обращение к читателю и слушателю: «А вы могли бы?», «Нате!», «Послушайте!», «Вам!», «Эй!». Такая установка на диалог с читателем определила образные средства и синтаксис произведений.

Экспрессия, гиперболизация, заостренная сатира, изощренная рифмовка отличают раннюю поэзию Маяковского. С начала 1915 года его приглашают в журнал «Новый Сатирикон», на страницах которого был опубликован цикл гимнов («Гимн судье», «Гимн ученому», «Гимн здоровью»). Для Маяковского гимн — синтез сатиры, сарказма и иронии — это выражение жизненной позиции в нелепом и комическом, а зачастую трагическом ощущении. Автор активно использует юмористический колорит, гротесковые несообразности и иронический пафос. Он деформирует привычное, представляет очевидное в неожиданном виде:

Сердце девушки, вываренное в йоде.

Окаменелый обломок позапрошлого лета.

И еще на булавке что-то вроде

засушенного хвоста небольшой планеты.

Используя форму иронического монолога, поэт получает большую свободу художественного перевоплощения. В поэтических инсценировках осуждение социальных пороков часто совершается через их притворное восхваление:

Слава вам, идущие обедать миллионы!

И уже успевшие наесться тысячи!

Или:

Пришли и славословим покорненько

тебя, дорогая взятка...

В предоктябрьские дни заметно меняется характер поэзии Маяковского, который воспринял революционные перемены как воплощение чаяний и ожиданий истории. В этой позиции не следует обнаруживать желания воспевать устремленную к катастрофе действительность, поэтизировать хаос. Моральное и идеологическое кредо поэта основывалось, как и у многих современников, на искренней вере в торжество идей справедливости и добра, которые обязаны были принести социальные перемены. Многие темы и мотивы поэзии получают новое направление, пафос произведений становится более жестким и публицистическим, усиливаются жизнеутверждающие мотивы. Рассказ о трагедии животного в стихотворении «Хорошее отношение к лошадям» завершается оптимистической концовкой, контрастирующей с мрачным пафосом многих дореволюционных стихотворений:

Пришла веселая,

стала в стойло. И все ей казалось —

она жеребенок,

и стоило жить,

и работать стоило.

Ошеломляющим в поэме было все: от названия до последней строчки. Первоначально она называлась «Тринадцатый апостол». По Евангелию, у Христа было двенадцать учеников — апостолов, проповедников веры. Маяковский объявляет себя тринадцатым апостолом, возвещающим миру новую правду, пересматривающую сложившиеся представления о добре и зле. «Катехизис» миропонимания Маяковского выражается в «четырех криках четырех частей»: «Долой вашу любовь»» «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». Нигилистический пафос произведения попытался объяснить К. И. Чуковский, который писал: «Маяковский вступил в литературу нигилистом и циником, с какой-то зловещей дырой в душе». Название «Тринадцатый апостол» воспринималось вызовом религии и морали. Когда цензоры прочитали поэму, они заявили автору: «Что вы, на каторгу захотели?» Маяковскому пришлось изменить название на «Облако в штанах». Смена названий перенесла основной акцент на поэтическое исследование темы трагического чувства. «Апостольская проповедь» стала звучать как декларация новой концепции личности, в которой любовь связывалась с искусством, религией и политикой.

Поэма открывается прологом, дающим смысловой и эмоциональный ключ, с помощью которого можно войти в сложный мир произведения. Во вступлении автор заявляет о своем отказе от эстетизации реальности, идеализации чувства в духе декадентской литературы. Задача Маяковского — разоблачить красивости эстетствующей поэзии, ее бессилие и пресыщенность, противопоставить ей трагедию истинного чувства:

Нежные!

Вы любовь на скрипки лежите.

Любовь на литавры дожит грубый...

В поэме переплетаются трагедия и горькая ирония, оптимизм и «крик» обманутой души. Лирический герой-бунтарь протестует против бесчеловечных отношений, ставших нормой, поэтому призывает и благословляет революцию, надеясь, что она очистительным огнем уничтожит «жирных атлетов», глумящихся над искренним горем, освободит человека от заточения в «городе-лепрозории». Тема города, зараженного пороком, развивается трагифарсовыми образами: «мужчины, залежанные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица».

«Облако в штанах» представляет сложное переплетение многочисленных тем и образов, где неистовство отрицания объединяется с исступленным воспеванием страдания и жертвенности, интимная искренность усиливается мотивом бунтарства. Лирический герой проповедует и обличает с высоты морального превосходства человека бунтующего, убежденного в неизбежности осуществления гуманистического идеала. Протестуя против социальной униженности и изуродованноети, Маяковский отстаивает идею человеческой чести, воплощает ее в мольбе к возлюбленной. В этом крике отчаяния и беспомощности интимность лирической исповеди подчеркивается соответствующими изобразительными средствами:

Тело твое

я буду беречь и любить,

как солдат,

обрубленный войною,

ненужный,

ничей,

бережет свою единственную ногу.

В изображении мира «сытых» автор активно использует прием гиперболы и контраста, с предельной наглядностью противопоставляя «любовь-громаду» и пошлые «любвишки». Маяковский является противником «спальной лирики», за благообразным фасадом которой скрывается уродство собственнической страсти и купля-продажа людей. Он отстаивает поэзию «высокой муки», выражает чувства страдающего человека. Лирический герой становится голосом «уличных тыщ», угнетенных жизнью и лишенных языка:

...улица корчится безъязыкая —

ей нечем кричать н разговаривать...

Протест Маяковского против буржуазного искусства выражается в обвинении культуры, утратившей свою связь с людьми, порабощенной буржуазной моралью. Отрицание лживости лирической поэзии, увлеченный живописанием мещанских переживаний, выливается в программу нового искусства, в требование к служителям новых муз пересмотреть законы зараженного болезнями мира:

Как вы смеете называться поэтом

и, серенький, чирикать, как перепел!

Сегодня

надо

кастетом

кроиться миру в черепе!

Маяковский ощущает себя провозвестником грядущих перемен, провозглашает свою поэзию знаменем восстания, он готов «вгрызаться в бока» мира, мстить за поруганную жизнь. Высшим проявлением позиции лирического героя становится мотив самопожертвования:

...вам я

душу вытащу,

растопчу,

чтоб большая! —

и окровавленную дам, как знамя.

Раскрывая четвертую тему поэмы «Долой вашу религию», поэт выступает против церковных догм. Звучит даже вызов Богу. Тема богоборчества получает у Маяковского новую трактовку, отличающуюся от традиций предшествующей культуры. Трагический пафос титанического восстания против «Вездесущего», характеризующий русскую литературу XIX века, сменяется едкой сатирой. Библейские образы подвергаются намеренному и настойчивому снижению. Это художественное решение обусловлено задачей преодолеть символистскую трактовку религиозных образов, развенчать церковную концепцию смирения, добиться реабилитации человека, рожденного для свободы:

Эй, вы! Небо!

Снимите шляпу! Я иду!

Глухо.

Вселенная спит,

положив на лапу

с клещами звезд огромное ухо.

5. О времени о себе

Отечество

                славное,

                        которое есть,

но трижды – которое

                                будет.

С Октября 1917 года начинается новый этап в его творчестве, этап, обусловленный прежде всего изменением действительности. Резко меняется тональность стихов. Господствующий в дооктябрьском творчестве поэта пафос решительного отрицания враждебной человеку действительности, саркастическое, гротескное ее изображение (персонажи сатирических гимнов, образ Повелителя Всего), мрачные картины людского горя, страданий уступают место мажорному одическому утверждению начавшихся в стране коренных перемер «Ода революции», «Левый марш», «Мистерия-буфф», «Потрясающие факты». Маяковский, как и прежде,— романтик, но теперь это романтизм утверждения и созидания нового мира. «Необычайнейшее», почти фантастическое в его произведениях тех лет вырастает из жизни, переплавляемой революцией. В вихревые дни великого исторического перелома, которые вскоре войдут в память человечества как начало новой исторической эры, Маяковский убежденно встает в ряды первых (тогда еще малочисленных) деятелей Литературы и искусства

Ярче всего талант Маяковского-сатирика раскрылся в последних драматургических произведениях. Их новаторский характер был признан не сразу. Даже тогда, когда о поэзии Маяковского прочно утвердилось мнение как о самом ярком явлении советского искусства, пьесы'«Клоп» и «Баня», не говоря уже о «Мистерии-буфф», долго оставались в тени. Сказывались и рецидивы недоверчивого отношения к сатире у иных деятелей литературы и театра, и узкое, ограниченное понимание возможностей, которые метод социалистического реализма открывает перед всеми сферами художественного творчества. Даже сейчас, когда полоса забвения преодолена и пьесы Маяковского с успехом идут в театрах, драматурги пока не решались творчески продолжить заложенные им традиции, о чем с горечью говорили режиссеры. Так, Евгений Симонов писал, что драматургия Маяковского «не нашла своих продолжателей и возвышается одиноким неприступным утесом.

А ведь Маяковский ставил проблемы, злободневнейшие для своего времени (мещанство, бюрократизм), менее всего, казалось бы, пригодные к тому, чтобы занять место в ряду «вечных тем». Художник, обращающийся к подобным проблемам, мечтает о том лишь, чтобы объекты его обличения исчезли, канули в небытие и памяти бы по себе не оставили. Современный зритель не вправе предъявлять претензий к Маяковскому-драматургу.

Как великий поэт и драматург, Маяковский «перехватил» даже не на десятилетия, а на века. Но утверждение, будто Маяковского постигла обычная судьба всех новаторов, опередивших свое время (этим часто спекулируют люди, чьи сомнительно новаторские эксперименты не встречают широкой поддержки), менее всего выражает суть трагического события 14 апреля 1930 года. Уже похороны Маяковского, скорбь, овладевшая миллионами людей во всех уголках нашей необъятной страны, свидетельствовали о том, что он был сыном и певцом великого времени, вошедшего в анналы всемирной истории как ярчайшая веха в жизни человечества. В то же время трагический финал судьбы поэта нельзя постичь в отрыве от реальных условий его жизни.

В трагедии Маяковского, несомненно, сыграли свою печальную роль и условия творческой жизни 20-х годов. Сами эти условия несли в себе не только то, что определит завтрашний день литературы, но и нравы, традиции прошлого: групповую борьбу, конкуренцию, демагогию. Эти черты приобретали особенно опасный характер, когда та или иная группировка или организация захватывала власть, как это было, например, когда в органы Наркомпроса проникли футуристы и — особенно — когда узурпировали власть над литературой рапповцы. Жертвой, междоусобной борьбы и демагогии стал не только Марковский, но и М. Булгаков, А. Платонов.

Каким же мужеством нужно было обладать, какой верой в свою правоту, в то, что дело твое необходимо людям, чтобы в атмосфере травли, в пустоте одиночества, мучившего поэта в последний период его жизни, все же отстаивать свои убеждения... Именно этим человеческим величием, страстной убежденностью, благородством потрясает каждый стих, каждый образ последнего шедевра Маяковского, его разговора с потомками— «Во весь голос».

Поэт разговаривает с «потомками» через головы современников. Но не о конфликте с временем, а «о времени и о себе», о том, как он понимает время и искусство, этому времени необходимое.

«Во весь голос» — своеобразный смотр всего, что писалось когда-то им «на злобу дня» и что третировали эстеты. Только смотр уже не с позиций дня, а с позиций вечности. Все в этом разговоре масштабно. «О времени» здесь означает — «об эпохе», «о себе» — о типе поэта.

Не каждый стих выдержит проверку эпохой. Он сделал свое дело и может умереть «как рядовой, как безымянные на штурмах мерли наши». Но господствует в этих строках мысль о бессмертии созданного в трудах и бою, вера в разум и благодарность потомков.

Маяковский не боялся громких слов.

Нам

требовалось переорать

и вьюги,

и пушки,

и ругань!

И, тем не менее, о своей деятельности он никогда не говорит как о подвиге. Это мы теперь знаем, что все сделанное им в искусстве — подвиг величайшего бескорыстия. И как бы ни была трагична личная судьба Маяковского, в истории всемирной литературы трудно указать пример такого удивительного соответствия между потребностями эпохи, ее характером и личностью поэта, сущностью его таланта, как бы созданного историей для того времени, когда он жил и творил. И так же, как бессмертен подвиг народа, страны, изменивших ход всемирной истории, — бессмертен и подвиг поэта, увековечившего этот всенародный подвиг в огненном, по определению Н. Тихонова, слове. Слове, почеркнутом из прозрачных, бездонных, светлых глубин русского языка; свои грозные рифмы, ошеломляющие по новизне сравнения, свои дерзкие по архитектонике строфы поэт находил в «глубинах народного языкового богатства».

Как и любого крупного художника, Маяковского нельзя представить и понять вне времени. Может быть, даже более других, ввиду исключительных особенностей его времени. Не потому ли новая волна творческого внимания к опыту Маяковского приходится на 50—60-е годы, что это были годы больших социальных перемен и высокой общественной активности в жизни нашего народа? Прямые аналогии здесь неуместны, но атмосфера перемен, ускорение ритма общественной жизни и роста самосознания народа, по-видимому, имеют значение. Попробуем проследить это на творчестве поэтов старшего поколения, тех, кто и прежде знал Маяковского и испытал на себе его влияние. Но попутно надо заметить, что в предшествующие два примерно десятилетия некоторые акты полуадминистративного характера по пропаганде творчества Маяковского в конечном счете не принесли пользы творческому освоению и развитию его традиций. Хрестоматийное приглаживание и выравнивание, школярское оказёнивание давали обратный результат. Усилиями такой казенной пропаганды Маяковского стали превращать в «мумию», в музейный экспонат, в то, что было в высшей степени противно его натуре. Естественно, это было временным явлением. Явление долговременное — его поэзия, его жизнь, воплотившаяся в поэзию, расширение круга явлений, творчески развивающих его традиции в поэзии.

Сам поэт ощущает себя представителем кого-то, чего-то: представителем своего исторического времени, представителем своей профессии, а всего прежде представителем человечества. Причем человечества не только актуального, нынешнего, но и человечества времен прошедших и будущих. Именно в этой роли своей он пререкается с богом, ссорится с ним, заключает с ним полюбовные соглашения. Соседство в раннем творчестве поэта поэм «Владимир Маяковский» и «Человек» показательно: Владимир Маяковский — Человек. Человек, что называется, с большой буквы, причем это вовсе не означает, что речь идет о человеке очень хорошем. Нет, о полном человеке идет здесь речь. О человеке энциклопедическом, то есть вобравшем в себя все, что было и будет свойственно человеку. И имя завершает его мятущийся образ.

Назвать свое имя рискованно. Назвать себя — значит подставить себя под удар. Поднять забрало. Открыться («Меня зовут Иван» — уже откровенность). Приготовиться к тому, что ближние осмеют, обругают.

Маяковский не боится ни насмешек, ни брани. Полнота, с которой он берется представлять человека, — залог его конечной победы: как бы ни были смешны, жалки или злы люди, Человек как идея непоколебимо прекрасен.

Поминутно окунаясь в мелочи повседневности, Маяковский неустанно ощущает себя Че-ло-ве-ком, просто-таки обязанным всем дать имя.

Из бушующих вокруг него толп Маяковский выделяет представителей общественных групп, классов, политических партий, профессий. Даже царство животных он не обходит, выискивая и в нем потенциальных носителей личных имен.

И нарекает поэт всякую душу живую...

6. Лирика жизни

Особого внимания заслуживает вопрос о лиризме очерковых, фактографических стихов Маяковского. Казалось бы, «лирика» и «факт» — понятия трудносоединимые. Факт, случаи, конкретный эпизод, все кратковременное и локально ограниченное — материал для журнальной и газетной публицистики, живущей дни, месяцы, иногда годы, но никак не века. Лирика же ориентирована на вечные духовные ценности, на значительное, высокое, непреходящее в жизни. Как справедливо замечено, эффект лиризма (то есть восприятие стихотворения как лирического) возникает у читателя лишь в том случае, если он находит в произведении большие, «экзистенциальные» темы, касающиеся «Коренных аспектов бытия человека и основных его ценностей.

Такие темы живут и в очерковых стихах Маяковского. Будничное, прозаически заурядное, единично случайное он, как правило, сближает с возвышенно поэтическим, в конкретном и преходящем видит всеобщее. За пестрой мозаикой зарисовок « эпизодов, за хроникой встреч, наблюдений, разговоров, за деятельным вниманием к явленным зрению и слуху осязанию и обонянию действительности постоянно возникают мотивы высокие, издавна волновавшие и всегда волнующие человечество, мысли о родине и чужбине, о жизни и смерти, любви и счастье, о творческих возможностях человека. Своеобразие рассматриваемых стихов лишь в том, что вечное и высокое трактуется в них не как нечто надмирное, принятое на веру или предписанное человеку. Это квинтэссенция жизни, ее поэзия и красота, самостоятельно и свободно постигаемые каждым поколением и каждым отдельным человеком.

Материал наблюдений и впечатлений от зарубежных путешествий, например, внешне организован у поэта дорожной фабулой. Так, стихи об Америке позволяют легко восстановить маршрут передвижения — от берегов Европы (первое стихотворение — «Испания») через океан в Мексику и США, а затем обратно («Домой!»). Но поэтическое содержание этих произведений неизмеримо богаче, оно не сводится к описанию земных просторов и даже к социальному анализу и оценке буржуазного образа жизни (хотя все это, несомненно, присутствует в стихах поэта). Это лирическое повествование, в котором живет, думает, тоскует человек, разлучившийся на время с родиной и необычайно остро ощущающий эту разлуку. Не случайно в заграничных стихах звучат и самые восторженные признания в любви к Родине, и самые грустные элегические строки. Характерно также, что цикл «Париж» Маяковский называл «поэмой (из отдельных стихотворений)» — внешне непритязательная канва путевых заметок о знакомстве со «столицей столетий», объединила мотивы очерковые и исповедальные, иронические и пафосные, восторженные и грустные в одно художественное целое. Перед нами лирический автопортрет на фоне города-истории, города-культуры, по-дружески задиристый диалог полпреда современности с живыми духами прошлого, с нетленной красотой и обаянием искусства и архитектуры. «Возвышенный корабль», величественно плывущий из прошлого в будущее — образ из стихотворения о Соборе Парижской богоматери, — это не только зрительное, но нравственно-эстетическое впечатление, лирическое кредо художника. «Беседы» с деятелями искусства прошлого («Верден и Сезанн») —это диалог-размышление, раздумья о поэзии и живописи, о творчестве, о личных и социальных истоках прекрасного.

Каждое из стихотворений цикла по-своему — то серьезно то шутливо, то прямо, то косвенно — затрагивает «вечные» проблемы, вместе же прошлое и современное, большое и малое, социальное и интимное срастаются в диалектическое целое, в духовную поэму жизни человека, всегда соединяющего в себе прошлое, настоящее и будущее:

Я хотел бы

жить

и умереть в Париже,

если бы не было

                                                такой земли —

                                                        Москва.

Большие темы лирики, ее высокие мотивы постоянно возникают, множатся, перекликаются в стихах Маяковского, хотя и не всегда звучат открыто, так сказать, в полный голос. Они часто шутливо интерпретированы, а то и растворены в подтексте, напоминая о себе лишь косвенно, смысловыми и фабульными аналогиями, рисунком образа и ритма.

Обманчивая простота многих очерковых стихов может иногда вводить в заблуждение. Казалось бы, чего легче и безыскуснее: пришел — увидел — рассказал — получилось стихотворение. Но это не так. Реальный жизненный материал подсказывал направление художественного поиска, но результаты его рождались на свет лишь в результате большого, взыскательного труда поэта. Случаи, факты, встречи, впечатления у Маяковского лирически переплавлены, введены в русло поэтической традиции, трансформированы художественно.

В основе этой трансформации общая художественная закономерность, один стилевой принцип — сближение малого и большого, реального и идеально поэтического, но конкретные ее формы и способы весьма разнообразны. Иногда факт, случай, услышанная фраза становится структурным центром, сюжетным зерном стихотворения, притягивая к себе далекие исторические и литературные ассоциации. Стихотворение «Москва— Кенигсберг», например, подчеркнуто «фактографично»: это рассказ автора о своем первом полете на аэроплане, по конкретному (указанному в названии) маршруту в точно определенное время (под стихотворением стоит дата — 6/IХ-23). Но ощущение полета воодушевляет лирика, рождает в нем чувство причастности к «завтрашнему, послезавтрашнему человечеству», к «стальнорукому классу», чья творчески созидательная мощь вознесла человека в небо, в «солнечное это», вызывает благодарность поэта, увенчивающего величие дела красотой чувства и слова. В очерковую стилистику «репортажа» врывается образ грандиозный, романтически величественный:

Возлагаю

                на тебя —

                        земля труда и пота —

горизонта

                огненный венок.

Характерно, что, видя в единичном сегодняшнем факте спрессованную энергию поколений человечества (от времен легендарного Икара и Леонардо да Винчи), Маяковский в свой величественный образ вкладывает вековую энергию лирики. Ом явно вступает в диалог с предшественниками, «отвечает» на поэтический вызов, когда-то брошенный человечеству и мирозданию Ф. И. Тютчевым, мучительно завидовавшим парящему в небе коршуну:

Природа-мать ему дала

Два мощных, два живых крыла —

А я здесь в поте и пыли,

Я, царь земли, прирос к земли!..

Такого рода реминисценции, прямо соединяющие эмпирии» современности с освященными традициями, поэтическими мотивами, часто присутствуют у Маяковского.

Можно сослаться еще на стихотворение «Атлантический океан» — тоже «очерковое» по, происхождению (написано на? борту парохода «Эспань» во время поездки в Америку) и фабуле. У него есть и литературные первоисточники, ближайший из которых — пушкинское стихотворение «К морю». Восхищаясь «свободной стихией» природы, Маяковский, как и Пушкин,, видит в ней олицетворение своих дум и помыслов, этических и эстетических идеалов, родственных вольнолюбивым пушкинским мечтам. Поэтому он использует аналогичный смысловой ход: океанские волны «будоражат» воображение, поднимают из глубины души самые дорогие, заветные воспоминания и надежды. Концовка стихотворения «Атлантический океан», по существу, «повторяет» последнюю строфу стихотворения «К морю»,, повторяет, конечно, в другом жизненном контексте и, соответственно, в ином эмоциональном ключе, в другой поэтической оркестровке — в четырехударном дольнике вместо четырехстопного ямба, в басовитом рокочущем тембре Маяковского:

Вовек

                твой гРохот

                        удеРжит ухо.

В глаза

                тебя

                        опРокинуть Рад.

По шиРи,

                по делу,

                        по кРови,

                                по духу —

моей

                Революции

                        стаРший бРат.

        У Пушкина была совсем иная — тоже подчеркнутая — аллитерация:

В Леса, в пустыни моЛчаЛивы

Перенесу, тобою поЛн,

Твои скаЛы, твои заЛивы,

И бЛеск, и тень, и говор воЛн.

Образные «напоминания», отзвуки поэтической классику — лишь один из многих и далеко не самый распространенный у Маяковского способ возвеличения жизненно достоверного приобщения настоящего к рангу вечного. Как можно было легко убедиться, даже отдавая заслуженную дань уважения прошлому, поэт ревниво оберегал достоинство и красоту своего «великолепнейшего века»|

Поэтому «факты»  представали в его трактовке знамениями духа времени.

Реалии современности у Маяковского живут не сами по себе, они принадлежат поэту, лично им обнаружены или замечены, им же пафосно или иронически интерпретированы. У Маяковского был запас впечатлений от дореволюционных поездок по России, ранее почти совсем не использованный, поэтому именно сопоставление старого и нового легло в основу сюжета (и даже названий) многих стихов («Владикавказ — Тифлис», «Екатеринбург — Свердловск», «Две Москвы» и так далее), именно контрасты прошлого и настоящего дали эмоциональную энергию сюжетам многих произведений:

Где вороны

                вились,

                        над падалью каркав,

в полотна

                железных дорог

                        забинтованный,

столицей

                гудит

                        украинский Харьков,

живой,

                трудовой

                        и железобетонный.

Другой распространенный у поэта способ лирического освоения окружающего — концентрация многих единичных впечатлений, стремление «сжимать факты до того, пока не получится прессованное, сжатое, экономное слово» Когда поэт писал, например: «На сотни эстрад бросает меня, на тысячу глаз молодежи», — он оперировал «эссенцией фактов», задумывался о глубинных социально-нравственных проблемах, выводил читателя к новым «экзистенциальным» темам.

Восхождение от прозы единичных случаев и происшествий к праздничному, торжественному поэтическому мироощущению—-патетическому или (реже) элегическому, сатирическому или трагическому—осуществлялось в стихах Маяковского столь же постоянно, как и встречный процесс «снижения», обытовления идеально-поэтического, порой забывающего о своем земном происхождении. Все это делает многие произведения поэта совершенно своеобразными, с трудом укладывающимися в теоретические представления о лирике. Однако, и расширяя сферу поэтического, усиливая голос жизни в литературе, Маяковский' оставался лириком, творцом «из сердца сделанных» слов, мотивов и образов.

«Намерения» Маяковского явно не укладываются в приписанную ему формулу, что он> мечтал о слове, «звенящем века», и пренебрежительно отзывался о «словах-лакеях», кланяющихся «событию».

Поэт всегда говорил от себя и очень часто о себе, но он страстно хотел, чтобы его голосом говорило время,-        и многое сделал, чтобы это реализовалось поэтически.

7. Любовь и революция

Не смоют любовь

                ни ссоры,

                        ни версты.

Продумана,

                выверена,                

                        проверена.

Подъемли торжественно

                стих строкоперстый,

                        клянусь -  

                                люблю

неизменно и верно!

В Маяковский

        Нежнейший, интимнейший лирик, Маяковский не раз становился на горло собственной песне. И тогда, когда во время агиток и реклам отказывался петь про любовь («нынче не время любовных ляс»), и тогда, когда искусственно ограничивался сферой производства («Я себя советским чувствую заводом, вырабатывающим счастье»).

Для Маяковского в отношении к революции проблемы не существовало. «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось...» Поэт стал глашатаем революции, проводником ее идей, ее тружеником (пьесы «Мистерия-буфф», поэма «150 000 000», «Революция», «Наш марш», «Ода революции», «Левый марш», «Поэт-рабочий», «Приказ по армии искусств», «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче», «Хорошее отношение к лошадям», «Окна РОСТА», фильмы и т. д.).

«В лирическом герое дореволюционных поэм Маяковского сходятся, объединяются, с одной стороны, романтически обобщенный «чудо»-человек, с другой — вполне конкретный, часто называющийся своим именем Маяковский. Один показан в борьбе с мировым злом, другой — в жизненных конфликтах. Объединяет их общий пафос самоутверждения человека в его равновеликости с миром»,— пишет Ал. Михайлов.

Исследователи творчества поэта подчеркивают, что он активно не принимает войны, «без колебаний стал на сторону большевиков, далеко отошел от «левых», многие из которых были заражены идеей «революционного оборончества».

Особое отношение было у Маяковского и к любви. «Громадой любовью» назовет' поэт свое отношение к этому чувству: «Любовь — это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все пр. Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всем. Но если нет «деятельности, я мертв»,— пишет Маяковский.

В поэме «Люблю» он сразу заявляет о том, что на нем «С ума сошла анатомия. Сплошное сердце — гудит повсеместно...», как «она»

Взяла,

отобрала сердце

и просто

пошла играть —

как девочка мячиком...

и что

Не смоют любовь

ни ссоры,

ни версты.

Продумана,

выверена,

проверена.

Подъемля торжественно стих строкоперстый,

клянусь —

люблю

неизменно и верно.

Личное и общее в поэзии В. Маяковского воспринимается им в неразрывной связи:

Любить —

                это с простынь,

бессонницей рваных,

срываться,

                ревнуя к Копернику,

его,

                а не мужа Марьи Иванны,

считая

                своим соперником

Известны многие адресаты лирики Маяковского — Л. Брик, М. Денисова в Одессе, Татьяна Яковлева и Вероника Полонская... Однако поэт не был счастлив, ему не удалось создать семью... Причин много. Но будем читать его стихи про это «сплошное сердце», готовое обнять весь мир.

До сих пор нельзя понять, что же для поэта было важнее – любовь или революция, чувства или история? Но одни слова его: «Любовь – это жизнь. Это главное. Это – сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное сделается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всем», - говорят нам о том, что долгие годы мы не всегда замечали, какой сложной, противоречивой натурой был поэт Маяковский, на сколько глубок в своих прозрениях и сомнениях. Как он хотел быть понятым. Как ему хотелось, чтобы его слово дошло до сердца читателя или слушателя! Признаемся, далеко не всегда в хрестоматийно-бодром облике оратора, горлана – главаря мы обращали внимание на его глаза – темлые, глубокие, тоскующие.

8. Как работал Маяковский?

Сам он так описывал этапы своей работы над стихом. Первый этап — оформление ритма:

«Я хожу, размахивая руками и мыча еще почти без слов, то укорачивая шаг, чтоб не мешать мычанию, то помычиваю быстрее, в такт шагам. Так обстругивается и оформляется ритм — основа всякой поэтической вещи, проходящая через нее гулом. Постепенно из этого гула начинаешь вытаскивать отдельные слова».

И здесь переход ко второй стадии работы, когда начинается уже отбор и обработка словесного материала: «Некоторые слова просто отскакивают и не возвращаются никогда, другие задерживаются, переворачиваются и выворачиваются по нескольку десятков раз, пока не почувствуешь, что слово стало на место... Первым чаще всего выявляется главное слово, характеризующее смысл стиха, или слово, подлежащее рифмовке. Остальные слова приходят и вставляются в зависимости от главного».

Таким образом и подбор лексического материала, и обработка слова подчиняются целевой установке произведения, творческому заданию автора. Затем начинается третья и заключительная стадия работы. Ее Маяковский описывает так' «Когда уже основное готово, вдруг выступает ощущение, что ритм рвется — не хватает какого-то сложка, звучика. Начинаешь снова перекраивать все слова, и работа доводит до исступления. Как будто сто раз примеряется на зуб не садящаяся коронка, и наконец после сотни примерок ее нажали, и она села» Таким образом ритмически выверяется весь собранный уже в стихе словесный материал. ...Иногда работа Маяковского над словом в стихотворной строке оказывалась еще более сложной. В качестве примера более длительной «обработки слова» в уже оформившейся ритмически строке сам Маяковский приводит 12 последовательно сменявшихся вариантов одной строки из последней строфы того же стихотворения «Сергею Есенину»:

1 Наши дни к веселью мало оборудованы (замены — под радость, под счастье...).

2. Наша жизнь к веселью мало оборудована (под радость, под счастье).
3. Для веселий планета (для веселости, не особенно, планетишка...).

Окончательная редакция —

Для веселия планета наша мало оборудована…

В последние годы поэта ждали разочарования в том, что и как происходит развитие «республики», как складывается или, вернее, не складывается личная жизнь, а главное, каково отношение к его поэтической работе, которой он отдавал всего себя. Готовилась выставка, посвященная двадцатилетию творческой деятельности.

Почти никто из друзей и писателей не помогал с устройством выставки. Все сам развешивал, доставал. И на открытие выставки никто из писателей не пришел — их отсутствие должно было означать «протест» против вступления Маяковского в РАПП (РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей). Не было самых близких друзей. Один из них — поэт — сочинил даже стихи, в которых угрожал Маяковскому, что счистит пемзой со своей руки след рукопожатия Маяковского.

На выставке было много молодежи, это смягчало чувство одиночества поэта. Молодежь он любил...

В те дни он был мрачен, молчалив, раздражителен, рассеян Незадолго до трагической развязки В.В. Маяковскому становится известно, что его фотопортрет с поздравительной надписью в связи с 20-летием творческой деятельности вдруг изымается из всего тиража журнала «Печать и революция» по чьему-то распоряжению.

Идет апрель, Маяковский должен ехать на очередную встречу с читателями, на этот раз со студентами. Настроение отвратительное, но надо выступать. Читает стихи. Кто-то из зала требует читать совсем другие. Маяковский слышит:

— Ваши стихи непонятны!..

«Тяжкие разочарования, пережитые Маяковским, о которых он говорил со мной в Париже (как и мой друг, гениальный Мейерхольд...), заключались в том, что (как они оба довольно поздно поняли) коммунизм, идеи коммунизма, его идеал, это — одна вещь, в то время, как «коммунистическая партия», очень мощно организованная, перегруженная административными мерами и руководимая людьми, которые пользуются для своих личных благ всеми прерогативами, всеми выгодами «полноты власти» и «свободы действия», это — совсем другая вещь»,— пишет Юрий Анненков в книге «Дневник моих встреч». Это и разочарования последних лет приводят Маяковского к самоубийству. 14 апреля 1930 года поэта не стало

III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

        Поэзия Владимира Маяковского живет уже многие десятилетия. Время и Маяковский, история и пропитанная пафозом исторического деяния поэзия в истекшие годы тесно взаимодействовали.

        Между тем Маяковский, меняясь во времени, оставался самим сабой, своеобразным художником, утверждавшим в искусстве новый взгляд на мир и новую систему поэтической выразительности.

        Давайте постараемся взглянуть на Маяковского с новой точки зрения, со стороны ее художественного строя, стилевого богатства и многообразия. Маяковский постоянен в утверждении своих идеалов, но подвижен, изменчив в поисках путей их реализации в действительности, очень многолик, разноязычен в поэтическом выражении жизнестроительного пафоса: громогласен и негромок, неистов и рассудителен, азбучно прост и необычайно изыскан, сложен, парадно доступен без разъяснений и комментариев.

        Маяковский стремится донести до читателя все многообразие интонации. Этим и объясняется преобладание у Маяковского тонического стиха. Стремление к наибольшей выразительности вызвали расположение строк «лесенкой». Очень часто поэт выносит «ключевое» слово в отдельную строку, стремясь тем самым достигнуть предельной выразительности. Многие стихи поэта называются «разговором». Это происходит оттого, что Маяковский вводит в стихи приемы ораторской речи.

        Меняется и весь словарь поэзии. Изысканное, хрупкое слово литературно-книжного обихода непригодно для речи поэта-трибуно, для марша, для лозунга. Такие задачи ставило перед поэтом время, история. В каждом почти стихе Маяковский – оратор, убеждающий слушателя, и чаще всего он говорит от своего лица от самого себя, все, даже самые злободневные стихи его звучат большей частью лирически, как непосредственный, живой голос поэта.

        Маяковский сыграл не последнюю роль в исторических событиях, он вошел в историю как великий художник своего времени. Тяжело было великому поэту нести бремя агитатора, горлана – главаря, наступал на горло собственной песне, но он ни на что не жаловался, чувствуя, что пришел в этот мир не как простой обыватель, а как главное действующее лицо. Отечественной истории и истории русской литературы.

        Трудно назвать имя поэта в мировой литературе, которое получало бы такие разноречивые оценки и вызывало столь яростные споры, какие порождало среди современников Маяковского его творчества.

        По-своему, по-разному рисуют себе облик поэта люди, которые полюбили его стихи, но никогда не видели в жизни. Каким бы он ни казался читателем, он всегда оставался ранимым, чувствительным к передрягам времени и ошибкам деятелей истории. Личные неудачи и трагедии времени оставили в душе Маяковского огромную рану. Он решительно отказывается понимать, что произведение литературы или какого-либо другого искусства может быть хорошим с точки зрения какой-то отвлеченной красоты. Маяковский видит подлинную красоту в борьбе за свободу человека, все что замедляет шаг истории, Маяковский считает безобразным.

        В этой курсовой работе мы пытались доказать, что строки, полные лирической энергии великого поэта всегда современные, всегда нужны читателю.

Проблема «художник и история» всегда противоречива, спорна и вечна. Она освещает личность великого художника слова через призму исторических событий, она всегда является актуальной. Владимир Маяковский, не вчерашний, весь сегодняшний, весь завтрашний и – навсегдашний.

Список использованной литературы

1. Русская литература советская литература (справочные материалы) составитель Л.А. Смирнова; Москва «Просвещение»1989г.
2. Во весь голос «о поэмах Маяковского»; И. Машбиц-Веров, Куйбышевское книжное издательство 1973г.
3. Литература 9 класс, учебник – хрестоматия для оющеобразовательных учреждений; Авторы составители: В.Я.Коровина, И.С.Збарский, В.И. Коровин. 7-е издание Москва «просвещение» 2001г.
4. «В мире Маяковского» сборник статей, книга первая; Составители: А.Михайлов, С.Лесневский; Москва
5. «В мире Маяковского» сборник статей, книга вторая; Составители: А.Михайлов, С.Лесневский; Москва Советский писатель 1984г.
6. В мире литературы 11 класс, учебник для общеобразовательных учреждений. Под общей радакцией А.Г.Кутузова, 2-е издание, стереотипное. Дрофа Москва 2003г.
7. «Владимир Маяковский» ЛЕНИЗДАТ, 1971г.
8. «Маяковский – лирик» А.С.Карпов, Москва, Просвещение, 1988г.
9. «Маяковский. Жизнь и творчество» В.Перцов, Москва, 1976г.
10. «Изучение творчества Владимира Маяковского» П. К. Сербин, «Молодая гвардия», 1978г.
11. «Любовь - это сердце всего» Б. Янгфельдт
12. «Огонек», 1993 г. N 29.
13. «Литературная газета», 1996 г.
14.  «Маяковский. ЖЗЛ»  А.Михайлов, Москва, «Молодая гвардия», 1988г.
15.  (М.В.В. Соч.  в 2-х т.- М.,1988 - Т.II -  с.725); "меланхолическая нудь" ("О  поэтах"), (Б.Янгфельдт."Любовь - это сердце всего". М."Книга",1991 год)
16.   Ю.Карабчиевский. "Воскресение Маяковского", Изд.: М."Советский

    писатель", 1990 г.

17. Маяковский В.В. Соч.в 2-х т. - М., 1988 - т.II
18.  Маяковский "Поэмы.Пьесы" М. "Правда", 1985 г.
19.  Литературное обозрение" - 1993 г. N 9/10, N 6
20.  "ЛГ-досье" - 1993 г. N 3
21. Харджиев Н. И., Тренин В. В. Поэтическая культура Маяковского. М., 1970.
22.  Катанян В. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. М., 1985.
23. Спасский С. Встречи // Литературный современник.
24. Асеев Н.Н. Володя маленький и Володя большой // Красная новь.
25. Медведев С. С. Из воспоминаний // Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963
26. Скорятин В. Тайна гибели Владимира Маяковского. Новая версия трагических событий, основанная на последних находках в секретных архивах. М., 1998.

Анализ поэмы «Облако в штанах»

ПЛАН

Введение

Автор и лирический герой поэмы.

XX век колоссальных общественных противоречий, век решительной

ломки старого и век грандиозного строительства нового, век мировых войн и революций. Теперь, когда XX век закончился, отчетливо видно, что в русской и в мировой поэзии он пришел под знаком Маяковского.

В чем же тайна этой фигуры в русской поэзии  XX века?  Наиболее полно ответить на этот вопрос поможет образ лирического героя поэмы «Облако в штанах», в которую автор вложил все тревожащие его мысли и чувства, явившиеся реакцией на современность.

Лирический герой Маяковского – борец  за всеобщее счастье. И на какое бы важнейшее событие современности Маяковский не откликался, он всегда оставался глубоко лирическим поэтом и утверждал новое понимание лирики, в котором настроения отдельного человека сливаются с чувствами всего народа.

Замысел поэмы (первоначально ее название «Тринадцатый апостол») возник у Маяковского в 1914 году после посещения Одессы во время поездки по Крыму. В Одессе Маяковский влюбился в юную Марию Денисову, семнадцатилетнюю красавицу, пленившую его не только внешностью, но и своей интеллектуальной устремленностью ко всему новому, революционному, девушку необыкновенного обаяния и сильного характера. Влюбился безответно, страдал от этого, и уже по дороге в следующий город в вагоне поезда читал друзьям первые строки поэмы… Затем был большой перерыв, война отодвинула этот замысел. И когда наступило прозрение относительно войны, когда поэту открылись истоки мировой катастрофы, он понял, что готов к продолжению работы над поэмой, но уже в ином понимании жизни вообще. Любовная драма перерастала в драму жизни. Поэт выступил не только как автор, но и как главный лирический герой произведения. Поэма состоит из вступления и четырех частей. Маяковский так определил смысл произведения: «долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» – четыре крика четырех частей». Закончена поэма была к июлю 1915 года.

Лирический герой поэмы многое перенял от своего создателя. Конечно, нельзя утверждать полную адекватность литературного персонажа автору. Персонаж, выступающий от лица собственного «Я», романтизирован, все черты в нем несколько усилены, что помогает поэту ярче, убедительнее донести свою мысль.

Образ лирического героя намного богаче, нежели все вместе взятые «Долой!..» манифеста футуристов «Пощечина общественному вкусу». В этой поэме Маяковский еще не успел «наступить на горло собственной песне», и поэтому бунтарство здесь необычно сочетается с глубоким лиризмом. Может быть, именно это контрастное сочетание, наряду с новой, самобытной гуманностью, которую проповедовал «крикогубый Заратустра», сделало столь притягательным образ лирического героя.

«Я над всем, что сделано, ставлю «nihil», – утверждал лирический герой Маяковского, тем самым будто бы проповедуя всеотрицание, абсолютный нигилизм. Но вдумчивый читатель заметит, что каждому знаку отрицания соответствует в поэме утверждение собственных представлений об идеале. Мироощущение поэта, переданное устами лирического героя, отнюдь не является нигилизмом в традиционном его понимании. Маяковский не Базаров и не персонаж романа Достоевского «Подросток». Его лирический герой, несмотря на присущее ему бунтарство, глубже и шире ограниченного всеотрицателя.

Когда поэт бросает вызов самому небу, когда великий Наполеон предстает в роли ничтожного мопса на цепочке у лирического героя – это не самовосхваление. Лирическому герою человеческая ничтожность, узость мещанских устремлений причиняет боль. Поэтому его богоборчество – это стремление вознести человека на ту высоту, которой он, по мнению нового Заратустры, заслуживает. Это ли не гуманизм?

Такой взгляд на назначение человека и определил творческий замысел поэмы. Все четыре обычно выделяемых в ней «Долой!..» – «Долой вашу любовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой вашу религию!» и «Долой ваш строй!» – по сути являются протестом против мещанской самоуспокоенности, отдельного, эгоистичного счастья, когда нищенски живут миллионы; против искусства, нацеленного на воспевание красоты и не замечающего уродливых сторон жизни; против любви, стимулом которой служат деньги; против призывов к «непротивлению» и «неделанию». Вся поэма спаяна воедино антимещанской направленностью.

Лейтмотивом поэмы является бескорыстная, огромная и всеобъемлющая любовь лирического героя к Марии, обычной земной женщине, для которой такое поклонение, требующее взамен также всего, является тяжкой, невыносимой ношей. Чувство лирического героя столь же высоко, как тот пьедестал, на который он смело поднялся во славу человека вообще. Его страдания подобны всесжигающему «пожару сердца». Развернутая метафора помогает автору передать тончайшие нюансы сильной страсти: «Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках».

Отрицая расчетливую робость в любви, лирический герой тем не менее не становится проповедником бездуховной страсти тела. Его восхваления телесной любви проникнуты почти религиозной трепетностью: «Тело твое просто прошу, как просят христиане – «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Его мольба к Марии – молитва о любви гармоничной, очищенной от всех мещанских предрассудков, которые мешают настоящему, полному, огромному счастью. И не только телесная, но и духовная сторона чувства доведена до пределов совершенства: «Имя твое я боюсь забыть, как поэт боится забыть какое-то в муках ночей рожденное слово, величием равное богу».

Искусству красивых вымыслов лирический герой противопоставляет эстетику улицы, поэзию, в которой заговорит сама жизнь. Как и в трагедии «Владимир Маяковский», в поэме звучит мотив самоотверженного служения поэта «горожанам города-лепрозория». Лирический герой испытывает боль за этих несчастных, в ком унижен сам человек, и верит в уникальность, самоценность каждого из них: «Солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи».

Именно унижением Человека вызван и бунт лирического героя против социального строя. Этот бунт огромен. Уродливость мира, на взгляд лирического героя, приобрела космические масштабы: небеса угрожают человеку нацеленными сверху жерлами, «небье лицо» кривится «суровой гримасой железного Бисмарка», ночь черна, «как Азеф». Социальный протест поэта романтичен, приподнят. Это не программа революционера-практика, призывающего пролить кровь. Подобные образы выступают в поэме в роли метафор. Даже в 1917-м году свои политические привязанности поэт определял как веру «в социализма великую ересь». И эта вера действительно была сродни взглядам социалистов-утопистов. Ведь именно так выглядит убеждение, что с изменением строя человек полностью переродится духовно. Лирический герой поэмы – монументальная фигура, символизирующая собой величие человека, призывающая его подняться на ту высоту, которой он заслуживает.

Поэма «Облако в штанах» состоит из вступления и четырех частей. Каждая из них реализует конкретную, так сказать, частную идею. Сущность этих идей определена самим Маяковским в предисловии ко второму изданию поэмы: «Долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» – «четыре крика четырех частей».

«Облако  в  штанах» – многотемное  и  многопроблемное  произведение.  Уже  во вступлении заявляется тема поэта и толпы. Главный герой поэт противопоставлен толпе: идеальный образ лирического героя («красивый, двадцатидвухлетний») резко контрастирует с миром низменных вещей и образов («мужчины, залеженные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица»). Но если толпа неизменна, то лирический герой на глазах  меняется.  Он  то  грубый  и  резкий, «от  мяса  бешеный», «нахальный  и  едкий»,  то «безукоризненно нежный», расслабленный, ранимый: «не мужчина, а облако в штанах».

Так проясняется смысл необычного названия поэмы.

В заглавии «Облако  в  штанах» не только желание удивить читателя, эпатировать его – в нем заложен своеобразный дуализм художественного мира поэмы. С «облаком в штанах»  ассоциируется лирический герой. Облако – это нечто невесомое, белое и сияющее. Это образ горнего мира, с одной стороны, и вечно меняющийся, принимающий самые причудливые формы образ земного существования. Облако может быть похоже на что угодно, его природа подвержена изменениям, а назначение – исчезнуть, растаять, иногда не выполнив своего прямого предназначения: превратиться в тучу и пролиться на землю живительным дождем. Используя термин Л.С. Выготского, можно сказать, что в поэме дан источник эстетической реакции для читателя – два полюса, которые вызывают у него противоположные эмоции. В поэме это контрастные образы, эмоционально противоположные мотивы, противостояние цветов палитры, звуковых рядов.

Значит ли это, что название поэмы метафорически указывает на трагедию жизни поэта? Возможно, если взять за основу рассуждения о противоречиях во внутреннем мире героя. В его облике слиты самые противоречивые черты и качества характера: он грубый и нежный, он сильный и слабый, он предводитель безголосых орд и новый апостол, подобно Христу готовый взойти на крест ради голодных и страждущих.

В поэме лирический герой явный нигилист. Примеров этому утверждению в тексте более чем достаточно. Он не просто отрицает, иногда даже глумится над устоявшимися взглядами, авторитетами. Однако, он – облако, поэтому в нем самым парадоксальным образом уживается наряду с нигилизмом страстное стремление к Идеалу. Это стремление находит свое выражение в формах исповеди и проповеди, именно такие жанровые формы приобретает поэма в некоторых своих фрагментах.

Лирический герой близок автору. Маяковский говорит от первого лица, он предельно искренен в проявлении своих чувств и выражении своих мыслей. Ничто в мире не оставляет его равнодушным. Вселенские проблемы – это его личные проблемы.

Итак, объектом исследования в данной работе является текст поэмы В.В. Маяковского «Облако в штанах».

Цель данной работы – проследить развитие образа лирического героя в поэме В.В. Маяковского «Облако в штанах».

Задачи работы:

• проанализировать текст  поэмы В.В. Маяковского «Облако в штанах»;
• выявить, как образ лирического героя воплощается в сюжете, композиции и основных  мотивах поэмы;
• изучить публикации о поэме В.В. Маяковского.

Методы, использованные при написании данной работы: метод содержательного и композиционного анализа,  сравнительно-типологический, мировоззренческий, биографический.

Основная часть

1. Лирический герой в первой главе поэмы.

С появлением в печати поэмы В.В. Маяковского «Облака в штанах» в русской поэзии произошло событие отнюдь не рядовое. Поэма 22-летнего Маяковского покушалась на основы буржуазного миропорядка и предсказывала скорый приход революции. По словам самого поэта, она явилась результатом «выкрепшего сознания близкой революции». В самом начале поэмы, в ее предисловии, утверждается наступательная мощь молодости:

Молодость и любовь идут рядом.

Тема любви является основной в первой главе поэмы. Любовная драма, служащая завязкой сюжета, необычна. В любовном треугольнике нет преуспевающего счастливого соперника, которого полюбила Мария. Она вообще не говорит при объяснении – любит или не любит, она только сообщает: «Знаете, я выходу замуж». Она для поэта – Джиоконда, «которую надо украсть!». И ее украли у героя – купили, прельстили богатством, деньгами, комфортом – неизвестно. Любое из этих предположений может быть верным. Конечно,  героиня поэмы – образ собирательный, хотя в самом начале работы над поэмой Маяковский писал именно о Марии Денисовой. Имя Мария, как считает поэт, подходит к нему больше, чем какое-либо другое, оно кажется ему наиболее женственным. Герой поэмы глубоко страдает. Страдание и отчаяние толкают его к бунту, и чувства его выплескиваются на такой мощной лирической волне, которая способна затопить человека, увлекая его в поток невиданных страстей. Именно тут рождаются парадоксальные метафоры:

Или:

Строй первой главы, как и всей поэмы, отличает агрессивная лексика, уличная грубость и нарочитый антиэстетизм. Богохульство выявляет анархические тенденции, бунтарскую стихию поэмы. Герой Маяковского представляет собой могучий образ отрицания, бунта. Первая глава пронизана темой любви, но эта любовь неразделенная и поэтому очень трагичная цитата:

Любовь героя – настолько мощный импульс, что она внутренне его испепеляет. Но это чувство не автономно, оно приобретает характер социальной драмы. Моля о любви чистой, не испоганенной никакой корыстью, всю страсть отрицания поэт переносит на буржуазное мироустройство. В нем он видит зло, искажающее мораль, и не желает его больше принимать. Призыв к переустройству этого общества звучит уже в следующих главах поэмы.

Первая часть, согласно замыслу поэта, содержит в себе первый крик недовольства: «Долой вашу любовь». Тему любви можно назвать центральной, ей посвящен вся первая и частично четвертая часть.

 Поэма  открывается  напряженным  ожиданием:  лирический  герой  ждет  встречи с Марией.

Ожидание так мучительно и напряженно, что герою кажется, будто канделябры «хохочут  и  ржут»  в  спину, «ляскают»  двери,  полночь «режет»  ножом,  гримасничают дождинки, «как  будто  воют  химеры  собора  Парижской  Богоматери».  Детали даны крупно, с превышением привычных размеров. Дождинки «гримасу громадят», напоминая Везувий, Нотр-Дам. Но и лирический герой огромен: «жилистая громадина», «глыба», «громадный». Настоящая борьба великанов. Кто же победит? Герой «стонет, корчится», «скоро криком издернется рот». Глаголы передают страдание и отчаяние его. А тут еще расширились, расшатались, разыгрались нервы.   Но в данном случае в соответствии с могучим темпераментом героя нервы не просто «шалят», а «мечутся в отчаянной чечетке» до изнеможения, пока у них от усталости не подкашиваются ноги. Маяковский переводит этот известный фразеологизм в метафору («спрыгнул нерв»), которая порождает уже целую цепочку развернутых метафор. И вот нервы влюбленного мечутся, танцуют, скачут, так что и у них уже подкашиваются ноги. Эта великолепная картина, представляющая своеобразный  «бешеный»  танец оживших нервов, неслучайно развертывается почти что сразу за предыдущей:

Глубину страдания лирического героя передает развернутая метафора о скончавшемся двенадцатом часе:

Время, уподобленное упавшей с плахи голове, не просто свежий троп. Он наполнен большим внутренним содержанием: накал страстей в душе героя до такой степени высок, что обычное, но безысходное течение времени воспринимается как его физическая гибель. Герой «стонет, корчится», «скоро криком издерется рот». Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб. В таком состоянии встречают герой и гостиница объявившуюся наконец возлюбленную. Нервозность, порывистость движений героини опять же передаются через неожиданные сравнения и «чувствующие» вещи. Резкость  и  оглушительность  известия  поэт  сравнивает с собственным  стихотворением «Нате».  Кражу  любимой – с  похищением  из  Лувра «Джоконды» Леонардо да Винчи. А самого себя – с погибшей Помпеей. Как и в случае с двенадцатым часом, внутреннее лихорадочное состояние лирического героя переносится на окружающие предметы:

Вот достойная награда за все немыслимые страдания, испытанные за ночь...

Кажется, сейчас герой взорвется от возмущения и негодования, на голову изменнице обрушатся разъяренные громы и молнии, низвергнутся водопады стенаний и упреков... Но поражает то нечеловеческое хладнокровие и спокойствие, с которыми он встречает столь убийственное для себя известие:  

И снова сравнение. И снова необычное. И снова содержательное. «Пульс покойника» – это окончательно, безвозвратно умершая надежда на взаимное чувство.

В поэме не реализуется сюжет обычного любовного треугольника, не выводится образ счастливого соперника. Его заменяют «любители святотатств, преступлений, боен» – нечто поэтически не оформленное, но социально обозначенное. Это они виновны в любовной драме. Они «увели», «украли», «купили» любовь героя:

А.Михайлов говорил по этому поводу: «В любовном треугольнике третьим «персонажем» включен буржуазный жизнепорядок, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на выгоде, корысти, купле-продаже, но не на любви... Здесь Маяковский типизирует явление, уходит от реального факта, так как Мария Денисова не выходила тогда замуж» (31; 128).

Героиня отвергает любящего ее героя не потому, что он обладает каким-то нравственным или моральным изъяном, а потому, что он не способен создать вокруг нее тот комфорт из вещей, тот материальный уют, к которому она стремится. Поэтому она меняет живую, страстную и трепетную любовь героя на материальные возможности другого человека. Такая любовь, по мнению поэта, является продажной, она не требует каких-либо моральных или духовных затрат. Ее легко можно купить. В расчет не берутся ни нравственные, ни человеческие качества, казалось бы, то, что испокон веков самоценно. В любовном поединке побеждает тот, кто материально обеспеченней. И именно потому герой отвергает любовь, которую можно купить за деньги.

Этот мотив «покупки» любви находит свое воплощение и в других произведениях Маяковского:

А в послеоктябрьской поэме «Люблю»:

У Маяковского яркие, сильные, образные, выразительные сравнения. Одно из них, «нечаянно» упомянутое – «огнем озаряя» – вызывает к жизни новый ряд метафор и эпитетов: «пожар сердца», «обжигающий рот», «сердце горящее», которое тушат пожарные, «лицо обгорающее», «обгорелые фигуры слов и чисел», «горящие руки», «стоглазое зарево». Картина грандиозная – в пространственном, динамическом и временном плане. Голос звучит через столетия, превращаясь в крик и стон: долой вашу продажную любовь!

Вся глава – это не трактат о любви, а выплеснутые наружу переживания поэта. В главе отражены эмоции лирического героя: «Алло! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца». Любовь лирического героя поэмы отвергли (Это было, было в Одессе; «Приду в четыре», – сказала Мария. / Восемь. / Девять. / Десять... Упал двенадцатый час, / как с плахи голова казненного; Вошла ты, / резкая, как «нате!», / муча перчатки замш, / сказала: «Знаете – / я выхожу замуж»), и это приводит его к отрицанию любви-сладкоголосого песнопения, потому что подлинная любовь трудная, это любовь-страдание.

Его представления о любви вызывающе, полемично откровенны и эпатирующи: «Мария! Поэт сонеты поет Тиане, // а я / весь из мяса, человек весь – // тело твое просто прошу, // как просят христиане – // “Хлеб наш насущный – / даждь нам днесь”». Для лирического героя любовь равнозначна самой жизни. Лирика и грубость здесь внешне противоречат друг другу, но с психологической точки зрения реакция героя объяснима: его грубость – это реакция на отвержение его любви, это защитная реакция.

В. Каменский, спутник Маяковского по поездке в Одессу, писал о Марии, что она была совершенно необыкновенной девушкой, в ней «сочетались высокие качества пленительной внешности и интеллектуальная устремленность ко всему новому, современному, революционному...» «Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией, – рассказывает В. Каменский, – он влетел к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: “Вот это девушка, вот это девушка!”... Маяковский, еще не знавший любви, впервые изведал это громадное чувство, с которым не мог справиться. Охваченный “пожаром любви”, он вообще не знал, как быть, что предпринять, куда деться».

В «Облаке в штанах» традиционная метафора: любовь – пожар сердца (Ср. у Есенина: «заметался пожар голубой») реализуется в подробнейшей картине:

Проследим развертывание метафоры «пожар сердца». То, чем обычно ограничиваются другие поэты, у Маяковского перерастает в, казалось бы, бытовую, но имеющую глубокий подтекст сцену: реакция людей, вызов пожарных – непрошеных утешителей в несчастье. Личные переживания поэта тоже облекаются в этакий «противопожарный» антураж:

 «Пожар сердца» распространяется широко, он рвется «людям в квартирное тихо» («Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани»), и первая часть поэмы завершается отчаянным выкриком, обращенным «в столетия», в будущее: «Крик последний, – ты хоть о том, что горю, в столетия выстони!»

2. Лирический герой во второй главе.

Находит свое воплощение в поэме и «крик» – «Долой ваше искусство!». Уже во второй главе Маяковский начинает и продолжает развивать в третьей тему отношений искусства и действительности.

Еще в 1909 году А.Блок писал: «Современная жизнь есть кощунство перед искусством; современное искусство – кощунство перед жизнью». На наш взгляд, эту фразу можно понимать таким образом, что жизнь настолько грязна и пошла, что искусство, обращенное в высокое и прекрасное, не в состоянии отобразить ее во всей полноте, и в этом кощунство жизни перед искусством. Но в свою очередь и искусство не очень-то и силится отразить эту жизнь, оно постоянно уводит читателя в какой-то мистический мир сладостных грез, и в этом кощунство искусства перед жизнью.

Маяковский осознал бессилие искусства (в частности, – поэзии) воздействовать на окружающую действительность:

Пришло понимание социальной задавленности улицы («Улица муку молча перла») и необходимости вводить в поэтическую речь не совсем «поэтичные» слова, чтобы отразить жизнь такой, какая она есть на самом деле. Отсюда и соответствующая лексика:

Или:

Поэт, переживший войну как личную трагедию (вспомним стихотворение «Вам!») теперь вершит суд над теми, кто этой трагедии не увидел. Это нашло свое поэтическое воплощение и в «Облаке в штанах»:

В одной статье Маяковский утверждал: «Сегодняшняя поэзия – поэзия борьбы». И эта публицистическая формула нашла в поэме свое поэтическое воплощение:

Поэзией, не соответствующей требованиям времени, Маяковский считал творчество И.Северянина, и потому в поэме выводится нелицеприятный его портрет:

Здесь дискредитируется не столько поэзия Северянина, сколько образ самого поэта, живущий в сознании публики. В стихотворении «Вам!» Маяковский также упоминает о Северянине, говоря о поручике Петрове:

Прямой отрицательной оценки творчества Северянина здесь тоже нет, и тем не менее она присутствует: нельзя положительно относиться к тому, что можно «похотливо» напевать, тем более «измазанной в котлете губой». Развлекательная поэзия Северянина отвергается негативным эмоциональным фоном.

Напомним, что именно в этом стихотворении Маяковский утверждает, что для поэта достойнее прислуживать женщине свободной профессии, нежели бездумной буржуазной публике.

Во второй части поэмы новое решение получает тема любви: речь идет о любовной лирике, преобладающей в современной Маяковскому поэзии. Поэзия эта озабочена тем, чтобы воспевать «и барышню, и любовь, и цветочек под росами». Эти темы мелки и пошлы,  а  поэты «выкипячивают,  рифмами  пиликая,  из  любви  и  соловьев  какое-то  варево».    Здесь поэт обращается к теме искусства. Оно, по мнению Маяковского, в буржуазном обществе антинародно и античеловечно. Оно существует само для себя и не озабочено страданиями людей. Оно не хочет видеть, как «улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать». Более того, поэты сознательно бросаются от улицы, «ероша космы», боятся уличной толпы, ее «проказы». А между тем люди города, по мнению героя, «чище венецианского лазорья, морями и солнцем омытого сразу!»  Поэт населяет улицу  персонажами своей ранней лирики. «Крик толчком» стоит «из глотки». Придавленные пролетками и такси, бедняки заполняют площадь. Улица присела и заорала «Идемте жрать!» Но есть нечего.

Лирический герой тоже оказывается поэтом и – в противовес буржуазным златоустам и поварам «варева» – присоединяется к жертвам города, заявляя:

Вновь происходит схватка великанов. Город «дорогу мраком запер», выставил громадные «вавилонские башни», Круппов, Голгофы, «тысячу тысяч Бастилии», своих «великих» (Заратустру, Гете). В противовес всем им выступает Поэт, предтеча «шестнадцатого года», – по его мнению, года революций. Он, словно Данко, готов вытащить душу, растоптать ее – и окровавленную дать, «как знамя». А за ним видится идеальный образ «идущего через горы времени, которого не видит никто». За этими двумя «спасителями» – будущее. Вместе с ними пришло время иного искусства, иных гимнов и ораторий. Поэтому герой оглашает мир криком: долой ваше искусство, искусство пошлости и камерной замкнутости!

Неутоленные, трагичные чувства героя не могут сосуществовать с холодным суесловием, с рафинированной, изысканной литературой. Для выражения подлинных и сильных чувств улице не хватает слов: «улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать». Поэтому автор отрицает все то, что было прежде создано в сфере искусства:        

Из всех видов искусства Маяковский обращается к поэзии: она слишком оторвалась от реальной жизни и от реального языка, которым говорит улица, народ. Поэт гиперболизирует этот разрыв:        

Лирический герой заявляет о своем разрыве с предыдущими поэтами, с «чистой поэзией»:        

Поэт  противопоставляет  нежизнеспособному  искусству  подлинное,  пиликающим «поэтикам» – самого себя: «Я – где боль, везде». Обращаясь к простым людям, поэт заявляет: «Вы мне всего дороже и ближе». Он гордится людьми, считая, что они держат в своей пятерне «миров приводные ремни» и «сами творцы в горящем гимне». Для них он и создает свои строки. В  одной  из  своих  статей  Маяковский  утверждал: «Сегодняшняя  поэзия – поэзия  борьбы». И эта публицистическая формула нашла в поэме свое поэтическое воплощение:

Автор делится с нами откровением о рождении стихов:

Протест существующей действительности Маяковский выражает открыто, громко и смело. С исключительной ясностью и вдохновением выражена целеустремленность героя, когда он, обращаясь к «уличным тыщам», идущим за поэтами «размокшими в плаче и всхлипе», говорит:

С торжественной проповедью обращается поэт к людям труда, говорит об их величии и могуществе:

Внимательно прислушиваясь к биению пульса жизни, зная, что выраженные им чувства не сегодня-завтра станут самосознанием миллионов, поэт устами своего лирического героя провозгласил:

Маяковский осознает себя певцом человечества, угнетенного существующим строем, человечества, которое поднимается на борьбу. Он называет себя «крикогубым Заратустрой». Поэт говорит, как пророк, от имени людей, задавленных городом, каторгой тупого, бессмысленного труда. Он высмеивает сладеньких, чирикающих поэтов, которые «выкипячивают», «пиликая», рифмы, в то время как корчащейся улице «нечем кричать и разговаривать». Остриями раскаленных строк, как штыками, разит он весь старый строй жизни. Громко и проникновенно говорит Маяковский от имени тех, кто держит в своей пятерне «миров природные ремни». Огромная любовь поэта к человеку видна в каждой строке второй главы. Ни одного спокойно произнесенного слова, ни одной равнодушной фразы мы не замечаем.

Стих Маяковского оказался достаточно могучим, чтобы передать перемещение миров, уловить тончайшие движения сердца и глухую тишину Вселенной. Вторая глава полна мысли, огня, презрения, боли и предвидения будущего. Это предвидение поэта на год укорачивает срок ожидания. Ему кажется, что уже в 1916 году грянет революция.

Что касается художественных особенностей второй главы поэмы «Облако в штанах», то они представлены в ней достаточно широко. Необычность поэзии Маяковского состоит в том, что она очень активна, не воспринимать ее никак просто невозможно. Можно сказать, что его стихи – стихи митингов и лозунгов. И во второй главе мы находим тому примеры: «Славьте меня!», «Господа! Остановитесь! Вы же не нищие, вы не смеете просить подачки!». Новаторство Маяковского разнопланово. Он совершенно меняет устоявшиеся стереотипы в работе над словом, речевыми оборотами. Например, автор берет какое-нибудь слово и «освежает» его первичное значение, создавая на его основе яркую, развернутую метафору. Результатом этого стали такие образы, как «костлявые пролетки», «пухлые такси». Мир метафор просто поражает своей фантазией и многообразием: «душ россыпи», «глаз обрывается», «барахтается в тине сердца». Сравнения поражают своей образностью: «лицо, как застиранная простыня», «с губами, обвисшими, как люстра», а себя поэт сравнивает со «скабрезным анекдотом». С лексикой поэт обращается необыкновенно творчески: он «просеивает», «перемешивает» слова, совмещая их в самых контрастных сочетаниях. В поэме мы видим сочетания «высокого» и «низкого» стилей: «в хорах архангелова хорала», «идемте жрать». А подчас встречаются и нарочито грубые, «сниженные» образы: «выхаркнула», «сволочь»…

Ритмический рисунок второй главы своеобразен и очень динамичен. Маяковский преобразует и свободно сочетает традиционные стихотворные размеры – ямб, хорей, анапест и т.д., с характерным для народнопоэтического творчества тоническим стихом, создавая гибкую подвижную структуру стиха.

Ритмическое разнообразие и вариантность стиха не самоцель для Маяковского, а средство выражения многогранного содержания поэмы. К особенностям ритмической структуры его стиха стоит отнести сложное движение ритма, разбивку стихотворной строки, знаменитую «лесенку»:

Известно одно воспоминание товарища Маяковского В. Каменского. Он писал: «Успех поэмы «Облако в штанах» был столь громаден, что с этой минуты он сразу поднялся на высоту гениального мастерства. Даже враги смотрели на эту высоту с трепетом и изумлением». Я считаю, что данное высказывание полностью отражает суть этого произведения, ведь Маяковский, проникнутый предчувствием грядущей революции, говорил от имени порабощенного народа. Секрет притягательности поэмы, на мой взгляд, в искренности и страстности поэта. Вчитываясь в строки поэмы, потихоньку и сам читатель заражается от поэта его болью за судьбу простого народа.

3. Лирический герой в третьей главе поэмы

Маяковский ощущает себя провозвестником грядущих перемен, провозглашает свою поэзию знаменем восстания, он готов «вгрызаться в бока» мира, мстить за поруганную жизнь. Высшим проявлением позиции лирического героя становится мотив самопожертвования: … вам я душу вытащу, растопчу, чтоб большая! – и окровавленную дам, как знамя. 
В третьей части поэмы Маяковский поднимается до отрицания всего господствующего строя, бесчеловечного и жестокого. Вся жизнь «жирных» неприемлема для лирического  героя.  Здесь  тема  любви  поворачивается  новой  гранью.  Маяковский  воспроизводит пародию на любовь, похоть, разврат, извращение. Вся земля предстает женщиной, которая  рисуется «обжиревшей,  как  любовница,  которую  вылюбил  Ротшильд».  Похоти «хозяев жизни» противопоставляется настоящая любовь. Господствующий строй рождает войны, убийства, расстрелы, «бойни». Такое устройство  мира  сопровождается  разбоями,  предательствами,  опустошениями, «человечьим  месивом».  Оно  создает  лепрозории-тюрьмы  и  палаты  сумасшедших  домов,  где  томятся заключенные. Это общество продажно и грязно. Поэтому «долой ваш строй!». Но поэт не только бросает этот лозунг-крик, но и зовет людей города к открытой борьбе, «кастетом кроиться  миру  в  черепе»,  вздымая «окровавленные  туши  лабазников».  Герой  противостоит сильным мира сего, «хозяевам жизни, становясь «тринадцатым апостолом».

Еще одно «долой» поэмы – «долой ваш строй», ваших «героев»: «железного Бисмарка», миллиардера Ротшильда и кумира многих поколений – Наполеона. «На цепочке Наполеона поведу, как мопса», – заявляет автор.

Через всю третью главу проходит тема крушения старого мира. В революции Маяковский видит способ покончить с этим ненавистным строем и призывает к революции – к этому кровавому, трагичному и праздничному действу, которое должно выжечь пошлость и серость жизни:        

Автор поэмы прозревает грядущее будущее, где не будет безлюбой любви, буржуазной рафинированной поэзии, буржуазного строя и религии терпения. И сам он видит себя «тринадцатым апостолом», «предтечей» и глашатаем нового мира, призывающим к очищению от бесцветной жизни:        

Герой стремится переплавить свою неутоленную боль, он как бы поднимается на новую высоту в своих личных переживаниях, стремясь уберечь будущее от унижений, выпавших на его долю. И он прозревает, чем закончится его горе и горе многих – «шестнадцатым годом».

Поэтическое и социальное у Маяковского было изначально взаимосвязано. Он поставил свое творчество на службу массе, социальным низам, с которыми он ощущает единство и слияние. Поэтому крик «Долой ваше искусство!» неотрывен от крика «Долой ваш строй!» Выступая от лица готовых к восстанию масс, Маяковский говорит «мы»:

Это сближение героя поэмы с демократической массой рождает у него прозрение о грядущей революции:

Исходной точкой движения политической мысли послужило искусство, от него Маяковский шел к жизни, чтобы понять, что жизнь – исток и содержание искусства. И, осознав это, герой заговорил как пророк, как «предтеча»:

Поэт представляет себя выразителем народной боли, предтечей революции и жертвой («распял себя на кресте»). Причем жертва в романтическом ореоле, напоминающая горьковского Данко:

Таким образом в поэме находит свое выражение и мысль «долой ваш строй!».

4. Лирический герой поэмы в четвёртой главе.

В  четвертой  части  ведущей  становится  тема  Бога.  Эта  тема  уже  подготовлена предшествующими частями, где обозначены враждебные отношения с Богом, равнодушно наблюдающим за человеческими страданиями. Поэт вступает в открытую войну с Богом, он отрицает его всесилие и всемогущество, его всеведение. Герой идет даже на оскорбление («крохотный  божик»)  и  хватается  за  сапожный  ножик,  чтобы  раскроить «пропахшего ладаном».

Главное обвинение, брошенное Богу, состоит в том, что он не позаботился о счастливой любви, «чтоб было без мук целовать, целовать, целовать». И снова, как в начале поэмы, лирический герой обращается к своей Марии. Здесь и мольбы, и упреки, и стоны, и властные требования, и нежность, и клятвы. Но поэт напрасно надеется на взаимность. Ему остается только кровоточащее сердце, которое несет он, «как собачка... несет перееханную поездом лапу».   

Раскрывая четвертую тему поэмы «Долой вашу религию!», поэт выступает против церковных догм. Звучит даже вызов Богу. Тема богоборчества получает у Маяковского новую трактовку, отличающуюся от традиций предшествующей культуры. Это художественное решение обусловлено задачей преодолеть символическую трактовку религиозных образов, развенчать церковную концепцию смирения, добиться реабилитации человека, рожденного для свободы:

Герой проходит в поэме тягостный путь взлетов и падений. Это стало возможным потому, что сердце его полно самых глубоких личных переживаний. В четвертую главу поэмы возвращается безысходная тоска по возлюбленной. «Мария! Мария! Мария!» – надрывно звучит имя рефреном, в нем – «рожденное слово, величием равное Богу». Сбивчивы и бесконечны мольбы, признания – ответа Марии нет. И начинается дерзкий бунт против Всевышнего – «недоучки, крохотного божика». Бунт против несовершенства земных отношений и чувств:

Автор разочаровывается в нравственной силе религии. Революция, по Маяковскому, должна принести не только социальное освобождение, но и нравственное очищение. Антирелигиозный пафос поэмы был резко вызывающим, отталкивая одних и привлекая других. Например, М. Горького «поразила в поэме богоборческая струя». «Он цитировал стихи из “Облака в штанах” и говорил, что такого разговора с богом он никогда не читал... и что господу богу от Маяковского здорово влетело».

 «Облако в штанах» наполнено эмоциональными контрастами от интимного, самому себе или любимой сделанного признания до дерзкого, в грубой форме брошенного вызова Богу: «Долой вашу религию!». Особенно ярко этот контраст наблюдается в четвертой главе, где герой снова обращается к своей возлюбленной и снова получает отказ. И когда рушится последняя надежда на взаимную любовь, герою остается одно: обратить свой взор к небу, к тому, кто долгие века давал людям утешение в несчастье.

Библейские мотивы в творчестве Маяковского – специальная тема, глубоко раскрытая Дм. Скляровым в книге-справочнике для учащихся. Автор главы подчеркнул, что Маяковский дал свой «вариант истолкования евангельских идеалов, выделяя... земную, человеческую сторону личности», которая к тому же предстает в «ореоле неизбежных историко-литературных ассоциаций».

«Послушайте, господин бог!» – фамильярно, без должного пиетета обращается герой Маяковского к всевышнему и со свойственным ему сарказмом предлагает устроить карусель «на дереве изучения добра и зла», расставить вина по столу, отчего хмурому Петру Апостолу захотелось бы «пройтись в ки-ка-пу», рай снова заселить Евочками (в этом ему готов помочь ерничающий герой). Не находя отклика у Бога, герой разражается очередной филиппикой:

Ернические эпитеты по отношению к богу («кудластый») и архангелу («крыластый»), казалось бы, завершают кощунственную сцену, но после минутной ярости герой снова обращается к богу с мольбой:

Но не этот эпатаж главная причина богохульства поэта. За всем этим стоит кровавая трагедия войны. Как часто человечество повторяло: если есть Бог, он не может допустить такое. Вот и лирическому герою поэмы бог предстает не всесильным, а маленьким, беспомощным, которого можно прирезать обычным сапожным ножиком: «Я думал – ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик...». Отсюда и бунт против всей небесной братии:

Кто они – обезглавившие и окровавившие, – кто скрыт в этом отвлеченном, безличном обвинении? Как и первая глава, поэма заканчивается на трагедийной ноте. Страданию героя нет исхода: на нем замыкается не только драма любви, но и трагедия войны. Трагедийность поэмы подчеркивается отсутствием отклика, глухотой мира, человечества – всего и всех, к кому обращен страстный монолог поэта:

Заключение

Итак, лирический герой готов к страданию, самопожертвованию в мире, где даже святой образ Богородицы находится в забытом трактирном углу. Антитеза трактир (кабак) – церковь (храм) (первая-третья главы поэмы) не нова в русской литературе. Маяковский помещает икону Богоматери в трактирный угол, его лирический герой «вином обливая душу и скатерть», видит глаза Богородицы. Вначале читатель недоумевает: может быть, ему, как и герою блоковской «Незнакомки», сквозь винные пары просто померещились ЭТИ глаза, может быть, он принял обычную женщину за Божью Мать? Поэт употребляет «бытовой» эпитет к слову «глаза» – «глаза круглы». Как известно, на канонических иконах глаза Пресвятой продолговатые, строгие, всеведущие. Эпитет же Маяковского следует трактовать иначе: «круглы», потому что испуганы, удивлены, встревожены… И все-таки это глаза именно Ее: «В углу – глаза круглы – / глазами в сердце въелась богоматерь». Хотя, безусловно, образ снижен даже графически: в поэме это слово пишется с маленькой буквы.

Последующие шесть строф, завершающие третью главу поэмы, имеют форму мольбы – молитвы к Ней. Возникают библейские образы креста, распятия, которые поэт подвергает переосмыслению. Он кричит о том, что со времени гибели Христа в мире ничего не изменилось: снова «голгофнику оплеванному предпочитают Варавву». В поэме звучит мотив жертвенности и одиночества лирического героя. Одновременно он противопоставляется и объединяется с толпой (той, которая кричала «Распни, распни его»): с одной стороны «в человеческом месиве / лицом никого не новей» (читай, такой же, как все), с другой – «Я, / может быть, / самый красивый / из всех твоих сыновей». Этот переход связан с мотивом избранничества лирического героя. Он поэт-мессия, он, как и Христос, готов к великой жертве ради прекрасного завтра, ради продолжения жизни, ради любви. Образ поэта в «Облаке» «персонифицированное Слово», «новый Иисус», «голгофник оплеванный» (его предтеча или апостол), обрекаемый жестоким Отцом и миром на крестные муки». К нему с требованием и мольбой обращает поэт слова: «Дай им, / заплесневевшим в радости, / скорой смерти времени, / чтоб стали дети, должные подрасти, / мальчики – отцы, / девочки – забеременели…».

Так, в поэме на уровне контрастного сопоставления дан образ героя: вот он среди толпы, на улицах и площадях, он – поэт – язык и голос улицы. Здесь лирический герой кричит, только так можно выразить себя («мир огромив мощью голоса»). Однако в первой и четвертой главах герой стремится к уединению с любимой. Он либо находится в замкнутом пространстве, либо стремится в него: «Мария! Мария! Мария! / Пусти, Мария! / Я не могу на улицах!» Он стремится в интимное, личное пространство человека, где можно говорить «тихо», где звучат не проклятия и призывы, а слова любви и молитвы. В толпе, на улицах невозможно «в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово». Само имя Марии поэт сравнивает «в муках ночей рожденное слово, величием равное богу». В четвертой главе герой молит о любви земной, даже плотской. По справедливому замечанию Вайскопфа, здесь звучит «мотив сексуальной евхаристии, отождествляющей тело с божественным Словом (именем любимой)». Кацис, рассуждая о том, что связывает Маяковского с философией Розанова, идет дальше: «…Символ Тела и Крови Христовой – Евхаристия – превращается в реальное тело реальной женщины, заменяющей поэту «из мяса» «хлеб… насущный».

Финал поэмы – картина бесконечных пространств, космических высот и масштабов. Сияют зловещие звезды, высится враждебное небо. Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо.

Финал поэмы звучит не без авторской иронии: Вселенная не слышит протеста «тринадцатого апостола» – она спит!

Список используемой литературы

1. Аринштейн, Л.М. Пушкин. Непричесанная биография. – М., 1999.
2. Блок, А. О назначении поэта. - М., 1990.
3. Вайскопф, А. Во весь логос: религия Маяковского // А. Вайскопф – М., 2000.
4. Во весь голос «о поэмах Маяковского»; И. Машбиц-Веров, Куйбышевское книжное издательство 1973г.
5. Каменский, В. Из литературного наследия. -М., 1990.
6. Катанян, В. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. М., 1985.
7. Кацис, Л.Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. – М., 2000.
8. Машбиц-Веров, И. Поэмы Маяковского. – М., 1963.
9. Маяковский, В. Стихотворения. Поэмы. Статьи. – М., 1996 (Школа классики).
10. Минакова, А.М. К проблеме лирической драмы ХХ века (Блок, Маяковский, Есенин)//Проблемы сов. литературы (Метод. Жанр. Характер).- М., 1978.- Вып. 1.
11. Михайлов, А.А. Маяковский.- М.: Мол. гвардия, 1988.
12. Михайлов, А. У подножия великана// Лит. газета.- 1988.- 10 фев.
13. Михайлов, А.А. Маяковский: кто он?// Театр.- 1989.- N 12.
14. Михайлов, А.А. Мир Маяковского.- М., 1990.
15. Русская литература ХХ века. 11 класс: Поурочные разработки. Метод. рекомендации для учителя/В.В Агеносов и др.; Под ред. В.В. Агеносова. – М.: Дрофа, 2000.
16. Русская литература советская литература (справочные материалы) составитель Л.А. Смирнова; Москва «Просвещение»1989г.

 Образ лирического героя в поэме Владимира Маяковского

«Облако в штанах» 

Эй, вы!

Небо!

Снимите шляпу!

Я иду!

          В. Маяковский 

Маяковский ворвался в плеяду корифеев поэзии Серебряного века своими бунтарскими, эпатирующими стихами: «А вы могли бы?», «Нате!», «Адище города», трагедией «Владимир Маяковский», прославляющей мучительный, вдохновенный труд творца, и, конечно, поэмой «Облако в штанах», не оставившей равнодушным ни одного из его современников. Многих шокировал вызывающий тон и намеренно грубая, «уличная», лексика. Эпатаж достигал цели. Но и великий талант был замечен всеми. Под обаяние творчества гениального футуриста попали Борис Пастернак, Марина Цветаева, сподвижники по школе: Алексей Крученых, Николай Асеев.

Все же и ныне находятся критики, огульно обвиняющие его в антигуманности, в призывах к массовому пролитию крови. Такими настроениями наполнена, например, статья Юрия Карабчиевского «Вознесение Маяковского». В чем же тайна этой фигуры в русской поэзии рубежа XIX—XX века? Почему вызывает он столь противоречивые чувства? Думается, наиболее полно ответить на этот вопрос поможет образ лирического героя поэмы «Облако в штанах», в которую автор вложил по сути все тревожащие его мысли и чувства, явившиеся реакцией на современность.

Лирический герой многое перенял от своего создателя. Конечно, нельзя утверждать полную адекватность литературного персонажа автору. Персонаж, выступающий от лица собственного «Я», романтизирован, все черты в нем несколько усилены, что помогает поэту ярче, убедительнее донести свою мысль.

В советском литературоведении этот образ рассматривался лишь как трибун, бунтарь, отрицатель, выступивший с революционной программой. Собственно лирические оттенки в многообразной гамме живописующих тонов обыкновенно опускались. От этого образ многое терял, становясь лишь сухой плакатной фигурой, бездушной аллегорией Октября.

Но образ лирического героя намного богаче, нежели все вместе взятые «Долой!..» манифеста футуристов «Пощечина общественному вкусу» или столь же ограниченные лозунги большевиков. В этой поэме Маяковский еще не успел «наступить на горло собственной песне», и поэтому бунтарство здесь необычно сочетается с глубоким лиризмом. Может быть, именно это контрастное сочетание, наряду с новой, самобытной гуманностью, которую проповедовал «крикогубый Заратустра», сделало столь притягательным образ лирического героя.

«Я над всем, что сделано, ставлю «nihil», — утверждал лирический герой Маяковского, тем самым будто бы проповедуя всеотрицание, абсолютный нигилизм. Но вдумчивый читатель заметит, что каждому знаку отрицания соответствует в поэме утверждение собственных представлений об идеале. Мироощущение поэта, переданное устами лирического героя, отнюдь не является нигилизмом в традиционном его понимании. Маяковский не Базаров и не персонаж романа Достоевского «Подросток». Его лирический герой, несмотря на присущее ему бунтарство, глубже и шире ограниченного всеотрицателя.

Когда поэт бросает вызов самому небу, когда великий Наполеон предстает в роли ничтожного мопса на цепочке у лирического героя — это не самовосхваление. Лирическому герою человеческая ничтожность, узость мещанских устремлений причиняет боль. Поэтому его богоборчество — это стремление вознести человека на ту высоту, которой он, по мнению нового Заратустры, заслуживает. Это ли не гуманизм?

Такой взгляд на назначение человека и определил творческий замысел поэмы. Все четыре обычно выделяемых в ней «Долой!..» — «Долой вашу любовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой вашу религию!» и «Долой ваш строй!» — по сути являются протестом против мещанской самоуспокоенности, отдельного, эгоистичного счастья, когда нищенски живут миллионы; против искусства, нацеленного на воспевание красоты и не замечающего уродливых сторон жизни; против любви, стимулом которой служат деньги; против призывов к «непротивлению» и «неделанию». Вся поэма спаяна воедино антимещанской направленностью.

Лейтмотивом через всю поэму проходит бескорыстная, огромная и всеобъемлющая любовь лирического героя к Марии, обычной земной женщине, для которой такое поклонение, требующее взамен также всего, является тяжкой, невыносимой ношей. Чувство лирического героя столь же высоко, как тот пьедестал, на который он смело поднялся во славу человека вообще. Его страдания подобны всесжигающему «пожару сердца». Развернутая метафора помогает автору передать тончайшие нюансы сильной страсти: «Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках».

Отрицая расчетливую робость в любви, лирический герой тем не менее не становится проповедником бездуховной страсти тела. Его восхваления телесной любви проникнуты почти религиозной трепетностью: «Тело твое просто прошу, как просят христиане — «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Его мольба к Марии — молитва о любви гармоничной, очищенной от всех мещанских предрассудков, которые мешают настоящему, полному, огромному счастью. И не только телесная, но и духовная сторона чувства доведена до пределов совершенства: «Имя твое я боюсь забыть, как поэт боится забыть какое-то в муках ночей рожденное слово, величием равное богу».

Искусству красивых вымыслов лирический герой противопоставляет эстетику улицы, поэзию, в которой заговорит сама жизнь. Как и в трагедии «Владимир Маяковский», в поэме звучит мотив самоотверженного служения поэта «горожанам города-лепрозория». Лирический герой испытывает боль за этих несчастных, в ком унижен сам человек, и верит в уникальность, самоценность каждого из них: «Солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи».

Именно унижением Человека вызван и бунт лирического героя против социального строя. Этот бунт огромен. Уродливость мира, на взгляд лирического героя, приобрела космические масштабы: небеса угрожают человеку нацеленными сверху жерлами, «небье лицо» кривится «суровой гримасой железного Бисмарка», ночь черна, «как Азеф». Социальный протест поэта романтичен, приподнят. Это не программа революционера-практика, призывающего пролить кровь. Подобные образы выступают в поэме в роли метафор. Даже в 1917-м году свои политические привязанности поэт определял как веру «в социализма великую ересь». И эта вера действительно была сродни взглядам социалистов-утопистов. Ведь именно так выглядит убеждение, что с изменением строя человек полностью переродится духовно. Лирический герой поэмы — монументальная фигура, символизирующая собой величие человека, призывающая его подняться на ту высоту, которой он заслуживает.

Поэма В. Маяковского "Облако в штанах". Попытка интерпретации. Определение методических путей школьного анализа и контекста изучения

Ясакова Екатерина Александровна, доцент

“Облако в штанах” Вл. Маяковского – центральное произведение в дооктябрьском творчестве, т.к. оно наиболее полно отражает особенности его поэтики и мироощущения в этот период. В произведении звучат все основные темы и мотивы лирики десятых годов: мотив будущего, мечта о преображении мира, протест против рутинного искусства, разоблачение основ общественного устройства жизни, решительное неприятие настоящего, трагическое одиночество во враждебном мире, невозможность идеальной любви и страстная мечта о гармоническом чувстве. Поэма Маяковского вбирает и одновременно развязывает узлы многих противоречий, которые охватывают как общество в особое “взрывоопасное” время, так и человеческую личность. Это определяет место произведения в школьных программах по литературе XX века, ставит перед учителями-словесниками важные научно-методические проблемы. Вместе с тем оно дает учителю большие возможности в плане формирования духовной культуры подростка.

Пытаясь выявить новые методологические пути изучения поэмы, мы опираемся на новейшие изыскания современных литературоведов. Анализ поэмы следует начинать с ее заглавия. Название поэмы – загадка и для методистов, и для литературоведов. Например, Л.Ф. Кацис в книге “Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи” посвятил этой проблеме целую главу, рассмотрев ее в связи с мотивами, сближающими Маяковского с его современником, В.В. Розановым. Исследовав историю создания поэмы, историю названия и жанрового определения (первоначально – название “Тринадцатый апостол”, затем – “Облако в штанах”; сначала – тетраптих, затем – трагедия), ученый выдвигает следующую версию: “В первых публикациях отрывков из поэмы в “Стрельце” и в “Журнале журналов”… поэма именовалась “трагедией”, а в отдельном издании – “тетраптихом”. В этом случае поэма, из которой изымались, например, слова “Богоматерь”, “Евангелие”, “Иисус Христос”, “Господин Бог”, оказывалась “кастрированной” и, разумеется, превращалась из “мужчины” в “облако в штанах”. Воистину – трагедия!”*.

* Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. – М., 2000. – с. 82–83.

В методике давно утвердилось мнение, что “понять “Облако в штанах” – значит раскрыть “четыре крика поэмы”: выяснить, что именно поэт отрицал и что утверждал. Первоначальное название “Тринадцатый апостол” подчеркивало всесторонность “апостольской проповеди”. Под давлением цензуры Маяковский был вынужден снять его и заменить новым – “Облако в штанах”. Этим, разумеется, не изменялась сущность произведения. Однако новое название акцентировало уже один “крик”: долой вашу любовь! “Сосредоточение внимания в самом заглавии именно на теме любви не случайно. Это была такая новая трактовка темы, которая имела принципиальное значение”*.

* Машбиц-Веров И. Поэмы Маяковского. – М., 1963. – с.12.

В заглавии не только желание удивить читателя, эпатировать его – в нем заложен своеобразный дуализм художественного мира поэмы. С “облаком в штанах” ассоциируется лирический герой. Облако – это нечто невесомое, белое и сияющее. Это образ горнего мира, с одной стороны, и вечно меняющийся, принимающий самые причудливые формы образ земного существования. Облако может быть похоже на что угодно, его природа подвержена изменениям, а назначение – исчезнуть, растаять, иногда не выполнив своего прямого предназначения: превратиться в тучу и пролиться на землю живительным дождем. Используя термин Л.С. Выготского, можно сказать, что в поэме дан источник эстетической реакции для читателя – два полюса, которые вызывают у него противоположные эмоции. В поэме это контрастные образы, эмоционально противоположные мотивы, противостояние цветов палитры, звуковых рядов.

Значит ли это, что название поэмы метафорически указывает на трагедию жизни поэта? Возможно, если взять за основу рассуждения о противоречиях во внутреннем мире героя. В его облике слиты самые противоречивые черты и качества характера: он грубый и нежный, он сильный и слабый, он предводитель безголосых орд и новый апостол, подобно Христу готовый взойти на крест ради голодных и страждущих.

В поэме лирический герой явный нигилист. Примеров этому утверждению в тексте более чем достаточно. Он не просто отрицает, иногда даже глумится над устоявшимися взглядами, авторитетами. Однако, он – облако, поэтому в нем самым парадоксальным образом уживается наряду с нигилизмом страстное стремление к Идеалу. Это стремление находит свое выражение в формах исповеди и проповеди, именно такие жанровые формы приобретает поэма в некоторых своих фрагментах.

Лирический герой близок автору. Маяковский говорит от первого лица, он предельно искренен в проявлении своих чувств и выражении своих мыслей. Ничто в мире не оставляет его равнодушным. Вселенские проблемы – это его личные проблемы.

Чувство причастности ко всей Вселенной не могло не породить особые мотивы в поэме, прежде всего те, которые связаны с Библией. Поэтому библейские мотивы могут стать ключом к пониманию поэмы в целом, они пронизывают всю художественную ткань произведения.

Первая глава начинается с фразы, которая звучит как продолжение разговора, как начало исповеди, как исступленный рассказ измучившегося непереносимыми душевными страданиями человека, жаждущего избавления от боли. Он не вполне доверяет своей аудитории, раскрывается перед нею лишь потому, что не находит других слушателей. Отсюда – попытка опередить возможные скептические замечания: нет, он болен не малярией, он – “прекрасно болен”!

Поэт всевозможными художественными средствами создает зыбкий, ирреальный мир, в котором время и пространство существуют по своим законам, они враждебны лирическому герою. В этом мире вечер готовит казнь, канделябры “смеются и ржут” за спиной, двери гостиницы лязгают, как зубы у голодного монстра. Свечи, символизирующие веру, горят за спиной, они порождают лишь ужасные видения. Может быть, поэтому образ возлюбленной поэта ассоциативно связывается и с именем Богородицы и с образом блудницы одновременно.

Обратимся к этому образу в поэме как ключевому. Он появляется в первой главе, когда бесплодные ожидания любовного свидания доводят героя до исступления. Лирический герой выглядит жалкой “громадиной”, страдающей от неразделенной любви и желания. В поэме герою противостоит весь мир: все живые и неживые предметы, город и дождь за окном, само время. Хронотоп поэмы приобретает мифопоэтическую характеристику: время почти совсем останавливается, оно подобно болоту, медленно, но неуклонно затягивающему в свою “тину” сознание человека. “Время обычно выступает у него как некая страшная сила, соотносимая с мучительством и убийством”, – читаем мы у Вайскопфа*.

* Вайскопф А. Во весь логос: религия Маяковского // А. Вайскопф. – М., 2000. – с. 385.

Действо разворачивается на фоне Вселенной, Мира, Истории человечества. Возникает образ Собора Парижской Богоматери. Здесь следует обратить внимание на звукоряд двух строф: аллитерация и ассонанс строк “В стеклах дождинки серые / свылись, / гримасу громадили, / как будто воют химеры / Собора Парижской Богоматери” позволяют читателю явственно услышать вой и свист ветра, который заглушает едва сдерживаемый стон влюбленного, прерываемый страшным проклятием. В чей адрес? В адрес любимой девушки или в адрес самой Богоматери? “Проклятая! / Что же, и этого не хватит? / Скоро криком издерется рот…” О том, что девушку зовут Мария, читатель узнает позже. Мария – это знаковое имя.

В первой главе поэт еще несколько раз использует образ храма. Где все рассматривается через призму любви, даже сердце имеет свою церковь: “Мама! / Петь не могу. / У церковки сердца загорается клирос”.

Вайскопф интерпретирует “Облако”, как “вечный рассказ о возлюбленной и о мире, отобранных у Маяковского вселенским соперником (порой заменяемым реальным “мужем” как агентом или травестийной ипостасью врага)”. Исследователь считает, что возглашаемая Маяковским революция становится расплатой за пошлость и растление мира, в котором он живет. Однако герой может погибнуть, и тогда его гибель все равно отождествляется с распятием – “распятием обновляющего Слова. Герой “Облака”, претерпев поражение – в борьбе за Марию, женщину с именем Богородицы, – развертывает программу грандиозного мщения”. Вайскопф делает любопытное замечание: “В некоторых еретических изводах христианства Мария предстает одновременно и матерью Господа и Его супругой, – ввиду догматического единосущия Сына и Бога-Отца. Сближение в образе Богородицы функций матери и невесты, подсказанное, хотя и в неявном виде, парадоксами Троицы, весьма ощутимо во всей европейской культуре, особенно в романтизме и неоромантических течениях. Отсюда же у Маяковского, претендующего на роль нового божества и вступающего в единоборство с Богом, попытка отобрать у Него Марию-жену, окруженную ореолом евангельских ассоциаций”*.

* Там же. – с. 383.

Итак, лирический герой готов к страданию, самопожертвованию в мире, где даже святой образ Богородицы находится в забытом трактирном углу. Антитеза трактир (кабак) – церковь (храм) (первая-третья главы поэмы) не нова в русской литературе. Маяковский помещает икону Богоматери в трактирный угол, его лирический герой “вином обливая душу и скатерть”, видит глаза Богородицы. Вначале читатель недоумевает: может быть, ему, как и герою блоковской “Незнакомки”, сквозь винные пары просто померещились ЭТИ глаза, может быть, он принял обычную женщину за Божью Мать? Поэт употребляет “бытовой” эпитет к слову “глаза” – “глаза круглы”. Как известно, на канонических иконах глаза Пресвятой продолговатые, строгие, всеведущие. Эпитет же Маяковского следует трактовать иначе: “круглы”, потому что испуганы, удивлены, встревожены… И все-таки это глаза именно Ее: “В углу – глаза круглы – / глазами в сердце въелась богоматерь”. Хотя, безусловно, образ снижен даже графически: в поэме это слово пишется с маленькой буквы.

Последующие шесть строф, завершающие третью главу поэмы, имеют форму мольбы – молитвы к Ней. Возникают библейские образы креста, распятия, которые поэт подвергает переосмыслению. Он кричит о том, что со времени гибели Христа в мире ничего не изменилось: снова “голгофнику оплеванному предпочитают Варавву”. В поэме звучит мотив жертвенности и одиночества лирического героя. Одновременно он противопоставляется и объединяется с толпой (той, которая кричала “Распни, распни его”): с одной стороны “в человеческом месиве / лицом никого не новей” (читай, такой же, как все), с другой – “Я, / может быть, / самый красивый / из всех твоих сыновей”. Этот переход связан с мотивом избранничества лирического героя. Он поэт-мессия, он, как и Христос, готов к великой жертве ради прекрасного завтра, ради продолжения жизни, ради любви. Образ поэта в “Облаке” “персонифицированное Слово”, “новый Иисус, “голгофник оплеванный” (его предтеча или апостол), обрекаемый жестоким Отцом и миром на крестные муки”*. К нему с требованием и мольбой обращает поэт слова: “Дай им, / заплесневевшим в радости, / скорой смерти времени, / чтоб стали дети, должные подрасти, / мальчики – отцы, / девочки – забеременели…”.

* Там же. – с. 393.

Так, в поэме на уровне контрастного сопоставления дан образ героя: вот он среди толпы, на улицах и площадях, он – поэт – язык и голос улицы. Здесь лирический герой кричит, только так можно выразить себя (“мир огромив мощью голоса”). Однако в первой и четвертой главах герой стремится к уединению с любимой. Он либо находится в замкнутом пространстве, либо стремится в него: “Мария! Мария! Мария! / Пусти, Мария! / Я не могу на улицах!” Он стремится в интимное, личное пространство человека, где можно говорить “тихо”, где звучат не проклятия и призывы, а слова любви и молитвы. В толпе, на улицах невозможно “в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово”. Само имя Марии поэт сравнивает “в муках ночей рожденное слово, величием равное богу”. В четвертой главе герой молит о любви земной, даже плотской. По справедливому замечанию Вайскопфа, здесь звучит “мотив сексуальной евхаристии, отождествляющей тело с божественным Словом (именем любимой)”*. Кацис, рассуждая о том, что связывает Маяковского с философией Розанова, идет дальше: “…Символ Тела и Крови Христовой – Евхаристия – превращается в реальное тело реальной женщины, заменяющей поэту “из мяса” “хлеб… насущный”**.

* Там же. – с. 376.

** Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. – М., 2000. – с. 170.

В четвертой главе любовь Маяковского принимает черты трагической безысходности. Страдания поэта таковы, что они дают ему право обращаться к самому Богу на “ты”. Ему кажется, что небеса предают его, оставляют на гибель. В поэме Бог-отец невнимателен к сыну, он не слышит его… Лирический героя близок Христу, он тоже пострадал от Отца-тирана… Образ Бога в поэме, так же как образы Марии, лирического героя, двупланов: “Все… следует скорректировать за счет соответствующей двуплановости этого персонажа, соединяющего в себе… библейского Бога с дьяволом, космический верх-низ”, – замечает Вайскопф*.

* Вайскопф А. Во весь логос: религия Маяковского // А. Вайскопф. – М., 2000. – с. 388.

В последней главе, как и выше, возникают контрастные ассоциации, объединяющие Деву Марию и Марию Магдалину. Мария Магдалина – образ кающейся грешницы в христианском искусстве. В живописи она изображалась двумя разными способами: до обращения – богатое облачение, украшения, перчатки, олицетворение Любви земной. (Случайно ли: “Муча перчатки замш”?) После обращения – пышные волосы, укрывающие ее наготу, изображалась с распятием и черепом, иногда с плеткой и венком; коленопреклоненная у основания креста, обнимающая крест в порыве отчаяния, целующая кровоточащие раны на ногах Иисуса. Во второй и третьей главах лирический герой – мессия, в последней – он человек. Его автопортрет поражает натуралистическими подробностями: “Ждешь, / как щеки провалятся ямкою, / попробованный всеми, / пресный, / я приду / и беззубо прошамкаю, / что сегодня я / “удивительно честный”; “а я человек, Мария, / простой, / выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни”. Он, “нищий духом”, “Христа ради” просит любви-милостыни, но Мария не слышит его. На первый взгляд, странно, что, моля Марию о любви, отвергнутый и страдающий, он предостерегает ее от возможной ревности: “Не бойся, / что снова / В измены ненастье, / прильну я к тысячам хорошеньких лиц, / – “любящие Маяковского!” – / да ведь это ж династия / на сердце сумасшедшего восшедших цариц”. Здесь поэт увенчивает титулом “царица” уже не Марию, а любую женщину, любящую или любимую.

В заключительной части четвертой главы Маяковский снова кричит. Его не хотят услышать, его вообще не хотят. Дважды повторяется: “Не хочешь? Не хочешь!” – “Хочешь? Не хочешь?” – сначала в адрес Марии, а затем самого Бога. “…Вселенная не внемлет Маяковскому, как внимала она Господу в Библии: “Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит” (Ис. 1:2). Из этой главы становится еще более очевидным тот факт, что мятеж героя против Бога и ангелов вырастает из земного восстания…

Поэму Маяковского на уроках, посвященных ее анализу, можно и должно поместить в широкий литературный контекст изучения. На уроках литературы не обязательно рассматривать все этапы наследования традиции, получившие выражение в творчестве всех художников, так или иначе связанных друг с другом. Можно сосредоточиться на стихотворении Пушкине “Жил на свете рыцарь бедный” и поэме Вознесенского “Юнона и Авось”.

Образ Богородицы как Прекрасной Дамы возникает в известной балладе Пушкина “Жил на свете рыцарь бедный…” Чувство, которое питал к Марии-Деве “рыцарь бедный” – это не просто религиозное поклонение. Это любовь к женщине, пронесенная до конца, до смерти.

Л.М. Аринштейн в книге “Пушкин. Непричесанная биография” выдвигает версию, что эта баллада была посвящена Императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра I. Кстати, именно ее исследователь считает “потаенной любовью” Пушкина. Закономерно сравнивая балладу о “рыцаре бедном” со “Сценами из рыцарских времен”, он приходит к следующему заключению: “Пушкин напряженно искал такие поэтические формы и такую лирическую ситуацию, которая позволила бы ему с предельной полнотой выразить мучительное чувство беспредельной и вместе с тем неосуществимой любви, нравственную потребность в непоколебимой вечной преданности и служении даме своего сердца”*. Поэт одновременно воспевает и Матерь Божью и земную женщину, пусть и облаченную высоким саном (Величавую Жену). В балладе рассказывается о том, что когда рыцарь умер, его душой завладевает бес: “Он-де Богу не молился, / Он не ведал-де поста, / Не путем-де волочился / Он за матушкой Христа”. Насколько очевидна авторская ирония, настолько закономерен и финал этой любовной истории: “пречистая, конечно, заступилась за него…”. Божья Мать в этом стихотворении поступает так, как поступила бы любая земная женщина… Маяковский в этом случае наследует и продолжает пушкинскую традицию. Его Мария также совмещает в себе две ипостаси: земную и небесную, духовную и физическую. Более того, мольба о любви и понимании – это мольба и о полноценной любви.

* Аринштейн Л.М. Непричесанная биография. – М., 1999. – с.190.

Характерно, что заставляя прочитать эту пушкинскую балладу Аглаю Епанчину в “Идиоте”, Достоевский дает возможность героине воспроизвести лишь сокращенный текст, тот, который приведен в “Сценах из рыцарских времен” (хотя писатель знал о существовании полного). Но для него, очевидно, была важна ассоциация образа Настасьи Филипповны только с Богородицей, т.к. характер любви князя Мышкина платонический. Вот почему замену букв в “Рыцаре бедном” Пушкина – А.М.Д. (Ave, Mater Dei” – Радуйся, матерь Божия!) – на Н.Ф.Б., сделанную Аглаей “с такою явной и злобной насмешкой”, князь воспринял как “что-то тяжелое и неприятное”, что его “уязвило”. Он реагирует на “резкую и легкомысленную” выходку Аглаи как на святотатство*.

* Тяпугина Н. Роман Ф.М. Достоевского “Идиот”. Опыт интерпретации. – Саратов, 1995. – с.63.

Для русского менталитета характерно воплощение идеала в жизни. Не об этом ли писал Ф.И. Тютчев в стихотворении “Как неразгаданная тайна…”:

Земное в ней очарованье,
Иль неземная благодать?
Душа хотела б ей молиться,
А сердце рвется обожать…

В 11-м классе изучается поэзия “шестидесятников”. Учащимся можно предложить прочитать поэму А.Вознесенского “Авось!”. Литературная критика с момента публикации первых произведений Вознесенского отмечала родство молодого поэтического таланта с Маяковским. Сам “поэт-шестидесятник” признавался, что в попытке “создать новую материю стиха, новую форму”, он следует за Маяковским*. “Творческий путь А.Вознесенского характеризуется стремлением к художественному обновлению, поисками своих путей в модернизме, в неведомом поэтическом пространстве”, отмечает в учебнике для старшеклассников – Серафимова В.Д**.

* Вознесенский А. Дубовый лист виолончельный. Избранные стихотворения и поэмы. – М., 1975. – с.11.

** Серафимова В.Д. Русская литература XX в. (вторая половина): Учеб. материалы: 10-11 кл.: В 2 ч. – М., 2002. – с.162.

В поэме А.Вознесенского “Авось!”, на наш взгляд, находят свое продолжение основные мотивы поэмы Маяковского “Облако в штанах”. Эта поэма хорошо известна старшеклассником по той причине, что вот уже несколько десятилетий существует мюзикл, либретто которого написано Вознесенским по мотивам поэмы. Мюзикл носит название “Юнона и Авось”. Музыку к поэме Вознесенского написал композитор А.Рыбников.

Наряду с образами русского офицера Резанова и дочери сан-францисского губернатора Кончиты главной героиней в “Авось!” становится сама Божья Мать. К ней обращаются за помощью влюбленные, и она им отвечает.

Обратим внимание, насколько “молитва Резанова – Богоматери” близка к пушкинской балладе. Резанов тоже “бедный рыцарь”: ради Нее он учился, открывал новые земли, приумножал славу и богатства России. Но вот финал этой “молитвы”: “Всю жизнь загубил я Во имя Твоя. / Зачем же лишаешь последней услады? / Она ж несмышленыш и малое чадо… / Ну, что тебе мало уже от меня?” – “И вздрогнули ризы, окладом звеня. / И вышла усталая и без наряда. / Сказала: “Люблю тебя, глупый. Нет сладу. / Ну что тебе надо еще от меня?”

В поэме Вознесенского Мария соединяет в себе и божественное и земное. Она объясняется в любви к Резанову, прощает кощунственные речи Кончиты, она сама молит о любви: “Плоть не против Духа, ибо дух – / то, что возникает между двух. Тело отпусти на покаянье!..” И далее: “Бог, Любовь Единая в двух лицах, / Воскреси любую из марусь…/ Николай и наглая девица, / Вам молюсь!”.

Таким образом, история, рассказанная Маяковским в “Облаке в штанах” не имеет ни начала, ни конца. Это вечная история любви, в трагическое действо которой вовлекаются и люди и Небеса.

Примечания

1. Аринштейн Л.М. Пушкин. Непричесанная биография. – М., 1999.
2. Вайскопф, А. Во весь логос: религия Маяковского // А. Вайскопф – М., 2000.
3. Вознесенский А. Дубовый лист виолончельный. Избранные стихотворения и поэмы. – М., 1975.
4. Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. – М., 2000.
5. Машбиц-Веров И. Поэмы Маяковского. – М., 1963.
6. Маяковский В. Стихотворения. Поэмы. Статьи. – М., 1996 (Школа классики).
7. Серафимова В.Д. Русская литература XX в. (вторая половина): Учеб. материалы: 10-11 кл.: В 2 ч. Ч. 2. – М., 2002.
8. Тяпугина Н. Роман Ф.М. Достоевского “Идиот”. Опыт интерпретации. – Саратов, 1995.

Поэма В. Маяковского “Облако в штанах”

Читая эту поэму, можно живо представить Маяковского, вышагивающего по берегу залива и чеканящего на песчаном пляже в Куоккале строки "Облака в штанах» под ритм своих мощных шагов. На мокром песке остаются следы громадных сапог, в сознании поэта рождаются бессмертные стихи. Очень скоро Маяковский прочтет свою "программную вещь" Горькому, и внешне суровый автор пьесы "На дне" будет плакать, испытав потрясение от замечательной поэмы. Это будет в 1915 году.

Я задумываюсь над словом "громада". "Облако в штанах" не такая уж большая по объему вещь. Но она действительно высится громадой как в творчестве Маяковского, так и в современной ему поэзии 1913-1915 годов. В ней такой масштаб, такой исполинский размах, такой взлет в поднебесье, что слово "громада" становится оправданным.

В поэме описывается "громада любовь и громада-ненависть". Есть здесь и немало приземленных эпизодов, низменных поступков, сниженных образов. Само "облако" опускается вниз до уровня человеческих "штанов", и слово переосмысляется поэтом. Но все равно я постоянно ошущаю возвышенное начало в поэме. Это именно громада, равная самому поэту. В нее вошли в сжатом, концентрированном виде многие мотивы ранней лирики Маяковского.

Для поэмы характерно противопоставление поэта толпе, идеальный образ лирического героя ("иду красивый, двадцатидвухлетний"). Здесь и мир низменных вещей и явлений, и жертвы города, и музыкальные образы, и гротескная фигура вывернутого человека с "одними сплошными губами".

Маяковский сознательно подчеркивает преемственность с ранним творчеством, замечая в своих резких и афористически емких строках:

Мною опять славословятся

мужчины, залеженные, как больница,

и женщины, истрепанные, как пословица.

Темы эти получают свое преображение. Усиливается гиперболизм образов, их внутренняя связь, сила их раскрытия и бунтарское начало, которому они подчиняются. С мощного вызова начинается пролог, наполненный ошарашивающими неологизмами:

Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу,

как выжиревший лакей на засаленной кушетке,

буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,

досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

Враг из стана "жирных" неизменен. А вот лирический герой на глазах становится иным, словно небо меняет тона. Он то грубый и резкий, "от мяса бешеный", "нахальный и едкий", то "безукоризненно нежный", расслабленный, аморфный, ранимый: "не мужчина, а облако в штанах". Так проясняется смысл необычного названия поэмы. Таким резким герой предстает на ее страницах.

Первая часть "тетраптиха" (таков подзаголовок поэмы), согласно замыслу поэта, содержит в себе первый крик недовольства. "Долой вашу любовь". Этому подчинен сюжет. Лирический герой ждет встречи с Марией (ее прототипом была чудесная девушка Мария Денисова, встреченная поэтом в Одессе). Но ее нет, и тогда явления и вещи вокруг начинают свою враждебную жизнь: вечер "уходит», канделябры "хохочут и ржут" в спину, прибой "обрызгивает" своим громом, "ляскают" двери, полночь "режет" ножом, гримасничают дождинки, "как будто воют химеры собора Парижской Богоматери".

Детали даны крупно, с превышением привычных размеров. Дождинки "гримасу громадят", напоминая Везувий, Нотр-Дам. Но и лирический герой огромен: "жилистая громадина", "глыба", "громадный". Я вижу борьбу великанов. Кто же победит? Герой "стонет, корчится", "скоро криком издернется рот". Глаголы передают страдание и отчаяние его. А тут еще расширились, расшатались, разыгрались нервы. Маяковский переводит этот известный фразеологизм в метафору ("спрыгнул нерв"), которая порождает уже целую цепочку развернутых метафор. И вот нервы влюбленного мечутся, танцуют, скачут, так что и у них уже подкашиваются ноги.

Изумительно передано томительное ожидание свидания. И вот, наконец, Мария приходит и сообщает, что выходит замуж. Резкость и оглушительность известия поэт сравнивает с собственным стихотворением "Нате". Кражу любимой — с похищением из Лувра "Джоконды" Леонардо да Винчи. А самого себя — с погибшей Помпеей.

У Маяковского сравнения яркие, сильные, образные, выразительные. Одно из них, "нечаянно" упомянутое — "огнем озаряя" — вызывает к жизни новый ряд метафор и эпитетов: "пожар сердца", "обжигающий рот", "сердце горящее", которое тушат пожарные, "лицо обгорающее", "обгорелые фигуры слов и чисел", "горящие руки", "стоглазое зарево". Картина грандиозная — в пространственном, динамическом и временном плане. Голос звучит через столетия, превращаясь в крик и стон: долой вашу продажную любовь!

Во второй части тетраптиха тема любви получает новое решение: речь идет о любовной лирике, преобладающей в современной Маяковскому поэзии. Поэзия эта озабочена тем, чтобы воспевать "и барышню, и любовь, и цветочек под росами". Темы эти мелки, а поэты, которые размокли "в плаче и всхлипе", мелки вдвойне. Они "выкипячивают, рифмами пиликая, из любви и соловьев какое-то варево".

Здесь поэт обращается к теме искусства. Оно, по мнению Маяковского, в буржуазном обществе антинародно и античеловечно. Оно существует само для себя и не озабочено страданиями людей. Оно не хочет видеть, как "улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать". Более того, поэты сознательно бросаются от улицы, "ероша космы". Поэт вновь населяет ее персонажами своей ранней лирики. "Крик толчком" стоит "из глотки". Придавленные пролетками и такси, бедняки заполняют площадь. Улица присела и заорала "Идемте жрать!" Но есть нечего.

Поэты боятся уличной толпы, ее "проказы". Между тем люди города "чище венецианского лазорья, морями и солнцем омытого сразу!" Лирический герой тоже оказывается поэтом и — в противовес буржуазным златоустам и поварам "варева" — присоединяется к жертвам города, заявляя:

Я знаю

солнце померкло б, увидев

наших душ золотые россыпи.

Поэт противопоставляет нежизнеспособному искусству подлинное, пиликающим "поэтикам" — самого себя: "Я — где боль, везде". Обращаясь к простым людям, поэт заявляет: "Вы мне всего дороже и ближе". Он гордится людьми, считая, что они держат в своей пятерне "миров приводные ремни" и "сами творцы в горящем гимне". Для них он и создает свои строки.

Вновь происходит схватка великанов. Город "дорогу мраком запер", выставил громадные "вавилонские башни", Круппов, Голгофы, "тысячу тысяч Бастилии", своих "великих" (Заратустру,Гете). В противовес всем им выступает Поэт, предтеча "шестнадцатого года", — по его мнению, года революций. Он, словно Данко, готов вытащить душу, растоптать ее — и окровавленную дать, "как знамя". А за ним видится идеальный образ "идущего через горы времени, которого не видит никто". За этими двумя "спасителями" — будущее. Вместе с ними пришло время иного искусства, иных гимнов и ораторий. Поэтому герой оглашает мир криком: долой ваше искусство, искусство пошлости и камерной замкнутости!

Нам, здоровенным,

с шагом саженным,

надо не слушать, а рвать их —

их, присосавшихся бесплатным приложением

к каждой двуспальной кровати!

В третьей части поэмы Маяковский поднимается до отрицания всего господствующего строя, бесчеловечного и жестокого. Вся жизнь "жирных" неприемлема для лирического героя. Невыносима их любовь. Тема любви повернута новой гранью. Маяковский воспроизводит пародию на любовь, похоть, разврат, извращение. Вся земля предстает женщиной, которая рисуется "обжиревшей, как любовница, которую вылюбил Ротшильд".

Анализ поэмы Маяковского "Облако в штанах"

Первоначальное название поэмы – "Тринадцатый апостол" – было заменено цензурой. Маяковский рассказывал: «Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: “Что вы, на каторгу захотели?” Я сказал, что ни в каком случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это – вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили – как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах"»1.

Первое издание поэмы (1915) содержало большое количество цензурных купюр. Полностью, без купюр поэма вышла в начале 1918 года в Москве с предисловием В. Маяковского: «"Облако в штанах"... считаю катехизисом сегодняшнего искусства: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию” – четыре крика четырех частей».

Каждая часть поэмы выражает определенную идею. Но саму поэму нельзя строго делить на главы, в которых последовательно выражены четыре крика «Долой!». Поэма вовсе не разграфлена на отсеки со своим «Долой!», а представляет собой целостный, страстный лирический монолог, вызванный трагедией неразделенной любви. Переживания лирического героя захватывают разные сферы жизни, в том числе и те, где господствуют безлюбая любовь, лжеискусство, преступная власть, проповедуется христианское терпение. Движение лирического сюжета поэмы обусловлено исповедью героя, временами достигающей высокого трагизма (первые публикации отрывков из «Облака» имели подзаголовок «трагедия»).

Первая часть поэмы – о трагической неразделенной любви поэта. Она содержит невиданной силы ревность, боль, взбунтовались нервы героя: «как больной с кровати, спрыгнул нерв», затем нервы «скачут бешеные, и уже у нервов подкашиваются ноги».

Автор поэмы мучительно спрашивает: «Будет любовь или нет? Какая – большая или крошечная?» Вся глава – это не трактат о любви, а выплеснутые наружу переживания поэта. В главе отражены эмоции лирического героя: «Алло! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца». Любовь лирического героя поэмы отвергли (Это было, было в Одессе; «Приду в четыре», – сказала Мария2. / Восемь. / Девять. / Десять... Упал двенадцатый час, / как с плахи голова казненного; Вошла ты, / резкая, как «нате!», / муча перчатки замш, / сказала: «Знаете – / я выхожу замуж»), и это приводит его к отрицанию любви-сладкоголосого песнопения, потому что подлинная любовь трудная, это любовь-страдание.

Его представления о любви вызывающе, полемично откровенны и эпатирующи: «Мария! Поэт сонеты поет Тиане3, // а я / весь из мяса, человек весь – // тело твое просто прошу, // как просят христиане – // “Хлеб наш насущный – / даждь нам днесь”». Для лирического героя любовь равнозначна самой жизни. Лирика и грубость здесь внешне противоречат друг другу, но с психологической точки зрения реакция героя объяснима: его грубость – это реакция на отвержение его любви, это защитная реакция.

В. Каменский, спутник Маяковского по поездке в Одессу, писал о Марии, что она была совершенно необыкновенной девушкой, в ней «сочетались высокие качества пленительной внешности и интеллектуальная устремленность ко всему новому, современному, революционному...» «Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией, – рассказывает В. Каменский, – он влетел к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: “Вот это девушка, вот это девушка!”... Маяковский, еще не знавший любви, впервые изведал это громадное чувство, с которым не мог справиться. Охваченный “пожаром любви”, он вообще не знал, как быть, что предпринять, куда деться».

Неутоленные, трагичные чувства героя не могут сосуществовать с холодным суесловием, с рафинированной, изысканной литературой. Для выражения подлинных и сильных чувств улице не хватает слов: «улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать». Поэтому автор отрицает все то, что было прежде создано в сфере искусства:

        Я над всем, что сделано,

        Ставлю «nihil».

Из всех видов искусства Маяковский обращается к поэзии: она слишком оторвалась от реальной жизни и от реального языка, которым говорит улица, народ. Поэт гиперболизирует этот разрыв:

        а во рту

        умерших слов разлагаются трупики.

Для Маяковского важна душа народа, а не его внешний облик («Мы от копоти в оспе. Я знаю – солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи»). Теме поэзии посвящена и третья глава:

        А из сигаретного дыма / ликерною рюмкой

        вытягивалось пропитое лицо Северянина.

        Как вы смеете называться поэтом

        И, серенький, чирикать, как перепел.

        Сегодня / надо / кастетом / кроиться миру в черепе.

Лирический герой заявляет о своем разрыве с предыдущими поэтами, с «чистой поэзией»:

        От вас, которые влюбленностью мокли,

        От которых / в столетие слеза лилась,

        уйду я, / солнце моноклем

        вставлю в широко растопыренный глаз.

Еще одно «долой» поэмы – «долой ваш строй», ваших «героев»: «железного Бисмарка», миллиардера Ротшильда и кумира многих поколений – Наполеона. «На цепочке Наполеона поведу, как мопса», – заявляет автор.

Через всю третью главу проходит тема крушения старого мира. В революции Маяковский видит способ покончить с этим ненавистным строем и призывает к революции – к этому кровавому, трагичному и праздничному действу, которое должно выжечь пошлость и серость жизни:

        Идите! / Понедельники и вторники

        окрасим кровью в праздники!

        Пускай земле под ножами припомнится,

        кого хотела опошлить!

        Земле, / обжиревшей, как любовница,

        которую вылюбил Ротшильд!

        Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,

        как у каждого порядочного праздника –

        выше вздымайте, фонарные столбы,

        окровавленные туши лабазников.

Автор поэмы прозревает грядущее будущее, где не будет безлюбой любви, буржуазной рафинированной поэзии, буржуазного строя и религии терпения. И сам он видит себя «тринадцатым апостолом», «предтечей» и глашатаем нового мира, призывающим к очищению от бесцветной жизни:

        Я, обсмеянный у сегодняшнего племени,

        как длинный скабрезный анекдот,

        вижу идущего через горы времени,

        которого не видит никто.

        Где глаз людей обрывается куцый,

        главой голодных орд,

        в терновом венце революций

        грядет шестнадцатый год.

        А я у вас – его предтеча!

Герой стремится переплавить свою неутоленную боль, он как бы поднимается на новую высоту в своих личных переживаниях, стремясь уберечь будущее от унижений, выпавших на его долю. И он прозревает, чем закончится его горе и горе многих – «шестнадцатым годом».

Герой проходит в поэме тягостный путь взлетов и падений. Это стало возможным потому, что сердце его полно самых глубоких личных переживаний. В четвертую главу поэмы возвращается безысходная тоска по возлюбленной. «Мария! Мария! Мария!» – надрывно звучит имя рефреном, в нем – «рожденное слово, величием равное Богу». Сбивчивы и бесконечны мольбы, признания – ответа Марии нет. И начинается дерзкий бунт против Всевышнего – «недоучки, крохотного божика». Бунт против несовершенства земных отношений и чувств:

        Отчего ты не выдумал,

        чтоб было без мук

        целовать, целовать, целовать?!

Лирический герой поэмы – «красивый двадцатидвухлетний». С максимализмом входящего в жизнь молодого человека выражена в поэме мечта о времени, лишенном страданий, о грядущем бытии, где восторжествуют «миллионы огромных чистых любвей». Тема личных, непреодоленных потрясений перерастает в прославление будущего счастья.

Автор разочаровывается в нравственной силе религии. Революция, по Маяковскому, должна принести не только социальное освобождение, но и нравственное очищение. Антирелигиозный пафос поэмы был резко вызывающим, отталкивая одних и привлекая других. Например, М. Горького «поразила в поэме богоборческая струя». «Он цитировал стихи из “Облака в штанах” и говорил, что такого разговора с богом он никогда не читал... и что господу богу от Маяковского здорово влетело»4.

        Я думал – ты всесильный божище,

        а ты недоучка, крохотный божик.

        Видишь, я нагибаюсь, / из-за голенища

        достаю сапожный ножик.

        Крылатые прохвосты! / Жмитесь в раю!

        Ерошьте перышки в испуганной тряске!

        Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою

        отсюда до Аляски!

        ...Эй, вы! Небо! / Снимите шляпу! Я иду!

        Глухо.

        Вселенная спит,

        положив на лапу

        с клещами звезд огромное ухо.

Финал поэмы звучит не без авторской иронии: Вселенная не слышит протеста «тринадцатого апостола» – она спит!

Особенности поэтики Маяковского

Поэме В. Маяковского "Облако в штанах" (как и другим его произведениям) свойственны гиперболизм, оригинальность, планетарность сравнений и метафор. Их чрезмерность порой создает трудности для восприятия. М. Цветаева, например, любившая стихи Маяковского, считала, что «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть».

На трудность читать и понимать Маяковского обращал внимание еще К.И. Чуковский: «Образы Маяковского удивляют, поражают. Но в искусстве это опасно: для того, чтобы постоянно изумлять читателя, никакого таланта не хватит. В одном стихотворении Маяковского мы читаем, что поэт лижет раскаленную жаровню, в другом, что он глотает горящий булыжник, затем – вынимает у себя из спины позвоночник и играет на нем, как на флейте. Это ошеломляет. Но когда на других страницах он выдергивает у себя живые нервы и мастерит из них сетку для бабочек, когда он делает себе из солнца монокль, мы уже почти перестаем удивляться. А когда он затем наряжает облако в штаны (поэма "Облако в штанах"), спрашивает нас:

        Вот, / хотите, / из правого глаза / выну

        целую цветущую рощу?!

читателю уже все равно: хочешь – вынимай, не хочешь – нет. Читателя уже не проймешь. Он одеревенел»5. В своей экстравагантности Маяковский порой однообразен и потому его поэзию немногие любят.

Но ныне, после отшумевших совсем недавно бурных споров о Маяковском, попыток некоторых критиков сбросить самого Маяковского с парохода современности, вряд ли стоит доказывать, что Маяковский – это неповторимый, оригинальный поэт. Это поэт улицы и в то же время тончайший, легко ранимый лирик. В свое время (в 1921 году) К.И. Чуковский написал статью о поэзии А. Ахматовой и В. Маяковского – «тихой» поэзии одного и «громкой» поэзии другого поэта. Совершенно очевидно, что стихи этих поэтов не схожи, даже полярно противоположны. Кому же отдает предпочтение К.И. Чуковский? Критик не только противопоставляет стихи двух поэтов, но и сближает, потому что их объединяет присутствие в них поэзии: «Я, к своему удивлению, одинаково люблю обоих: и Ахматову, и Маяковского, для меня они оба свои. Для меня не существует вопроса: Ахматова или Маяковский? Мне мила и та культурная, тихая, старая Русь, которую воплощает Ахматова, и та плебейская, бурная, площадная, барабанно-бравурная, которую воплощает Маяковский. Для меня эти две стихии не исключают, а дополняют одна другую, они обе необходимы равно»6.

Бунтующий герой в поэме В.В. Маяковского «Облако в штанах»

Большинство стихов Владимира Маяковского содержат в себе сатирическое и бунтарское начало. Он высмеивает мещан, бюрократов, толпу, обывателей, он выступает на стороне сильных, бесстрашных людей, готовых до последнего вздоха защищать свои идеи. Несомненно, Маяковский и сам был таким: смелый, энергичный, вдохновляющий, желающий обрести при жизни «идеальное» будущее. И он не только хотел, но и делал все возможное для достижения совей цели. Как и любая сильная личность, Маяковский был одинок и недопонят, он сам всегда противостоял обществу. Все эти мысли - об одиночестве, о бунтарстве и многом другом выражены в дореволюционной поэме «Облако в штанах». 
    Для того, чтобы понять, против чего восстает герой, мы должны разгадать, что это за человек. С начальных строк мы понимаем, что он молод: 
    У меня в душе ни одного седого волоса, 
    и старческой нежности нет в ней! 
    Мир огромив мощью голоса, 
    иду – красивый, 
    двадцатидвухлетний. 
    Герой влюблен в некую Марию, которую он дожидается почти половину первой части. Любовь эта – самая настоящая страсть. Герой «прекрасно болен», «у него пожар сердца». Великолепная картина пожара создается реализованной метафорой. Тушить горящее сердце героя приезжают пожарные. 
    Блестящие! 
    В касках! 
    Нельзя сапожища! 
    Скажите пожарным: 
    на сердце горящее лезут в ласках. 

Из второй части поэмы мы понимаем, что герой – поэт. Основное противопоставление всего произведения – поэт и толпа. С такой позиции становится понятна первая строфа: 
    Вашу мысль, 
    мечтающую на размягченном мозгу, 
    как выжиревший лакей на засаленной кушетке, 
    буду дразнить об окровавленный сердца лоскут, 
    досыта изыздеваюсь, нахальный и едкий. 
    Автор говорит о конфликте поэзии и окружающего мира. Желание творцов петь про барышню, «и любовь, и цветочек под росами» не соответствует требованию сегодняшнего дня. Лирический герой отвергает все псевдоромантическое и возвышенное и выбирает участь стать певцом «каторжан города-лепрозория», которые, по его мнению, чище «венецианского лазорья, / морями и солнцами омытого сразу!» Именно здесь, в этом пошлом страшном мире, где давка «выхаркивается» на площадь, а улица кричит: «Идемте жрать!», живут истинные хозяева жизни. Те, кто держит «в своей пятерне / миров приводные ремни!» 
    Тринадцатым апостолом называет себя лирический герой. Его бунт направлен, в первую очередь, против людей, не желающих видеть истинное положение вещей, мечтающих закрыть глаза и не видеть грязи окружающего мира. Особое негодование вызывают у героя люди искусства. Казалось бы, именно они должны стремиться к освещению всех событий в истинном свете, а не к побегу от реальности в башню из слоновой кости. 
    Надо сказать, что позиция героя и автора чрезвычайно резка. Только взрыв, эпатаж могут сотрясти погрязшее в бездействии общество – вот мнение лирического героя. Отсюда желание даже пойти на то, чтобы выкрикнуть перед своей казнью: «Пейте какао Ван-Гутена», лишь бы не бездействовать. 
    Едким нападкам героя подвергается поэт Игорь Северянин. 
    Как вы смеете называться поэтом 
    и, серенький, чирикать, как перепел! 
    Сегодня 
    надо 

кастетом 
    кроиться миру в черепе! 
    Художники, не ставшие с лирическим героем, ему ненавистны. Он называет их голодненькими, потненькими, покорненькими. Всячески унижает, издевается и смеется над ними. 
    Конечно, невозможно не заметить некоего максимализма в суждениях лирического героя. Именно для этого во второй строфе произведения он сразу оправдался – я молодой. 
    Предчувствие грядущей революции сквозит через весь текст поэмы. Ощущение могучести и силы, презрение к слабым, старым и консервативным свойственно молодости. Но именно такая могучая сила может сдвигать миры, изменять строй, совершать революции. К сожалению, во всем есть оборотная сторона медали. «Если бы молодость знала, если бы старость могла» – гласит русская поговорка. Энергия молодости должна быть подкреплена мудростью и верой. Рубить с плеча не всегда бывает полезно и верно. Ведь, размахнувшись, можно срубить и сук, на котором сидишь. 
    Поэма «Облако в штанах» позволяет нам сегодня почувствовать атмосферу предреволюционных лет, проникнуться тем особым пониманием жизни, которое было свойственно только Маяковскому.

"Облако в штанах"

Л.П. Егорова, П.К. Чекалов

"Облако в штанах" (1915) является "наиболее значительным, творчески наиболее смелым и обещающим произведением раннего Маяковского,- признавались современники.- Трудно даже поверить, что вещь такой напряженной силы и формальной независимости написал юноша 22-23 лет!" (44; 125).

Напомним предысторию поэмы.

В январе 1914 года Маяковский вместе с другими футуристами - Д.Бурлюком, В.Каменским - находился в турне по России: читали лекции, стихи, пропагандировали футуризм. В Одессе Маяковский увлекся гимназисткой Марией Денисовой, но взаимности не встретил. Это стало завязкой сюжета поэмы, содержание которой вышло далеко за рамки автобиографического эпизода.

Начав поэму до первой империалистической войны, Маяковский закончил ее летом 1915 года. Война, обнажившая многие социальные и нравственные проблемы времени, помогла поэту увидеть перспективу неизбежной революции. Впервые поэма вышла в изуродованном цензурой виде в сентябре 1915 г. После Октябрьской революции, когда Маяковскому представилась возможность, он осуществил второе бесцензурное издание поэмы.

"Облако в штанах" - программное произведение Маяковского. Автор предварил его таким предисловием: "Облако в штанах" (первое имя "Тринадцатый апостол" зачеркнуто цензурой. Не восстанавливаю. Свыкся.) считаю катехизисом сегодняшнего искусства. "Долой вашу любовь", "долой ваше искусство", "долой ваш строй", "долой вашу религию" - четыре крика четырех частей" (37; 23).

"Долой вашу любовь!"

Наиболее сильно и ярко воплощен первый: "Долой вашу любовь!" - которому отводится вся первая глава и часть четвертой. Поэма открывается напряженным ожиданием:

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,

было в Одессе.

"Приду в четыре",- сказала Мария.

Восемь.

Девять.

Десять...

Мучительное ожидание длится бесконечно долго. Глубину страдания лирического героя передает развернутая метафора о скончавшемся двенадцатом часе:

Полночь, с ножом мечась,

догнала,

зарезала,-

вон его!

Упал двенадцатый час,

как с плахи голова казненного.

Время, уподобленное упавшей с плахи голове, не просто экзотический троп: он наполнен большим внутренним содержанием; накал страстей в душе героя до такой степени высок, что обычное, но безысходное течение времени воспринимается как его физическая гибель. Скончалось, в принципе, не время. Кончились истощенные напряженным ожиданием человеческие возможности. Двенадцатый час оказался пределом.

Далее следует то, что в народе буднично называют "расшалились нервы". Но в данном случае в соответствии с могучим темпераментом героя нервы не просто "шалят", а "мечутся в отчаянной чечетке" до изнеможения, пока у них от усталости не подкашиваются ноги. Эта великолепная картина, представляющая своеобразный "бешеный" танец оживших нервов, неслучайно развертывается почти что сразу за предыдущей:

...Слышу:

тихо,

как больной с кровати,

спрыгнул нерв.

И вот, -

сначала прошелся

едва-едва,

потом забегал,

взволнованный,

четкий.

Теперь и он, и новые два

мечутся в отчаянной чечетке.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы -

большие,

маленькие,

многие! -

скачут бешеные,

и уже

у нервов подкашиваются ноги!

Далее снова, как и в случае с двенадцатым часом, внутреннее лихорадочное состояние лирического героя переносится на окружающие предметы:

Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.

В таком состоянии встречают герой и гостиница объявившуюся наконец возлюбленную. Нервозность, порывистость движений героини опять же передаются через неожиданные сравнения и "чувствующие" вещи:

Вошла ты,

резкая, как "нате!",

муча перчатки замш,

сказала:

"Знаете -

Я выхожу замуж".

Вот достойная награда за все немыслимые страдания, испытанные за ночь...

Кажется, сейчас герой взорвется от возмущения и негодования, на голову изменнице обрушатся разъяренные громы и молнии, низвергнутся водопады стенаний и упреков... Но поражает то нечеловеческое хладнокровие и спокойствие, с которыми он встречает столь убийственное для себя известие:

Что ж, выходите.

Ничего.

Покреплюсь.

Видите - спокоен как!

Как пульс

покойника!

И снова сравнение. И снова необычное. И снова содержательное. "Пульс покойника" - это окончательно, безвозвратно умершая надежда на взаимное чувство.

В поэме не реализуется сюжет обычного любовного треугольника, не выводится образ счастливого соперника. Его заменяют "любители святотатств, преступлений, боен" - нечто поэтически не оформленное, но социально обозначенное. Это они виновны в любовной драме. Они "увели", "украли", "купили" любовь героя:

Помните?

Вы говорили:

"Джек Лондон,

деньги,

любовь,

страсть",-

а я одно видел:

вы - Джиоконда,

которую надо украсть!

И украли.

А.Михайлов говорил по этому поводу: "В любовном треугольнике третьим "персонажем" включен буржуазный жизнепорядок, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на выгоде, корысти, купле-продаже, но не на любви... Здесь Маяковский типизирует явление, уходит от реального факта, так как Мария Денисова не выходила тогда замуж" (31; 128).

Героиня отвергает любящего ее героя не потому, что он обладает каким-то нравственным или моральным изъяном, а потому, что он не способен создать вокруг нее тот комфорт из вещей, тот материальный уют, к которому она стремится. Поэтому она меняет живую, страстную и трепетную любовь героя на материальные возможности другого человека. Такая любовь, по мнению поэта, является продажной, она не требует каких-либо моральных или духовных затрат. Ее легко можно купить. В расчет не берутся ни нравственные, ни человеческие качества, казалось бы, то, что испокон веков самоценно. В любовном поединке побеждает тот, кто материально обеспеченней. И именно потому герой отвергает любовь, которую можно купить за деньги.

Этот мотив "покупки" любви находит свое воплощение и в других произведениях Маяковского:

Знаю,

каждый за женщину платит.

Ничего, если пока

тебя вместо шика парижских платьев

одену в дым табака (...)

А я вместо этого до утра раннего

в ужасе, что тебя любить увели,

метался

и крики в строчки выгранивал,

уже наполовину сумасшедший ювелир.

("Флейта-позвоночник")

А в послеоктябрьской поэме "Люблю":

У взрослых дела.

В рублях карманы.

Любить?

Пожалуйста!

Рубликов за сто.

А я,

бездомный,

ручища

в рваный

в карман засунул

и шлялся, глазастый

В "Облаке в штанах" традиционная метафора: любовь - пожар сердца (Ср. у Есенина: "заметался пожар голубой") реализуется в подробнейшей картине:

Алло!

Кто говорит?

Мама?

Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца.

Скажите сестрам, Люде и Оле, -

Ему уже некуда деться...

Люди нюхают -

запахло жареным!

Нагнали каких-то.

Блестящие!

В касках!

Нельзя сапожища!

Скажите пожарным:

на сердце горящее лезут в ласках.

Проследим развертывание метафоры "пожар сердца". То, чем обычно ограничиваются другие поэты, у Маяковского перерастает в, казалось бы, бытовую, но имеющую глубокий подтекст сцену: реакция людей, вызов пожарных - непрошеных утешителей в несчастье. Личные переживания поэта тоже облекаются в этакий "противопожарный" антураж:

Я сам

глаза наслезненные

бочками выкачу.

Дайте о ребра опереться.

Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!

Рухнули.

Не выскочишь из сердца.

"Пожар сердца" распространяется широко, он рвется "людям в квартирное тихо" ("Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани"), и первая часть поэмы завершается отчаянным выкриком, обращенным "в столетия", в будущее: "Крик последний, - ты хоть о том, что горю, в столетия выстони!"

"Долой ваше искусство!"

Находит свое воплощение в поэме и "крик" - "Долой ваше искусство!". Уже во второй главе Маяковский начинает и продолжает развивать в третьей тему отношений искусства и действительности.

Еще в 1909 году А.Блок писал: "Современная жизнь есть кощунство перед искусством; современное искусство - кощунство перед жизнью" (43; 63). На наш взгляд, эту фразу можно понимать таким образом, что жизнь настолько грязна и пошла, что искусство, обращенное в высокое и прекрасное, не в состоянии отобразить ее во всей полноте, и в этом кощунство жизни перед искусством. Но в свою очередь и искусство не очень-то и силится отразить эту жизнь, оно постоянно уводит читателя в какой-то мистический мир сладостных грез, и в этом кощунство искусства перед жизнью.

Маяковский осознал бессилие искусства (в частности, - поэзии) воздействовать на окружающую действительность:

Пока выкипячивают, рифмами пиликая,

из любвей и соловьев какое-то варево,

улица корчится безъязыкая

- ей нечем кричать и разговаривать.

Пришло понимание социальной задавленности улицы ("Улица муку молча перла") и необходимости вводить в поэтическую речь не совсем "поэтичные" слова, чтобы отразить жизнь такой, какая она есть на самом деле. Отсюда и соответствующая лексика:

А улица присела и заорала:

"Идемте жрать!"

Или:

А во рту

умерших слов разлагаются трупики,

только два живут, жирея, -

"сволочь"

и еще какое-то,

кажется, - "борщ".

Поэт, переживший войну как личную трагедию (вспомним стихотворение "Вам!") теперь вершит суд над теми, кто этой трагедии не увидел. Это нашло свое поэтическое воплощение и в "Облаке в штанах":

Как вы смеете называться поэтом

и, серенький, чирикать, как перепел!

Сегодня

надо

кастетом

кроиться миру в черепе!

В одной статье Маяковский утверждал: "Сегодняшняя поэзия - поэзия борьбы" (28; 11, 42). И эта публицистическая формула нашла в поэме свое поэтическое воплощение:

Выньте, гулящие, руки из брюк -

берите камень, нож или бомбу,

а если у которого нету рук -

пришел, чтоб и бился лбом бы! (...)

Идите!

Понедельники и вторники

окрасим кровью в праздники!

Поэзией, не соответствующей требованиям времени, Маяковский считал творчество И.Северянина, и потому в поэме выводится нелицеприятный портрет поэта:

А из сигарного дыма

ликерною рюмкой

вытягивалось пропитое лицо Северянина.

Здесь дискредитируется не столько поэзия Северянина, сколько образ самого поэта, живущий в сознании публики. В стихотворении "Вам!" Маяковский также упоминает о Северянине, говоря о поручике Петрове:

Если б он, приведенный на убой,

Вдруг увидел, израненный,

Как вы измазанной в котлете губой

Похотливо напеваете Северянина...

Здесь нет прямой отрицательной оценки творчества Северянина, и тем не менее она присутствует: нельзя положительно относиться к тому, что можно "похотливо" напевать, тем более "измазанной в котлете губой". Развлекательная поэзия Северянина отвергается негативным эмоциональным фоном.

Напомним, что именно в этом стихотворении Маяковский утверждает, что для поэта достойнее прислуживать женщине свободной профессии, нежели бездумной буржуазной публике.

"Долой ваш строй!"

Поэтическое и социальное у Маяковского было изначально взаимосвязано. Он поставил свое творчество на службу массе, социальным низам, с которыми он ощущает единство и слияние. Поэтому крик "Долой ваше искусство" неотрывен от крика "Долой ваш строй!" Выступая от лица готовых к восстанию масс, Маяковский говорит "мы":

Мы

с лицом, как заспанная простыня,

с губами, обвисшими, как люстра,

мы,

каторжане города-лепрозория,

где золото и грязь изъязвили проказу,-

мы чище венецианского лазорья,

морями и солнцами омытого сразу;

Мы -

каждый -

держим в своей пятерне

миров приводные ремни!

Это сближение героя поэмы с демократической массой рождает у него прозрение о грядущей революции:

в терновом венце революций

грядет шестнадцатый год.

Исходной точкой движения политической мысли послужило искусство, от него Маяковский шел к жизни, чтобы понять, что жизнь - исток и содержание искусства. И, осознав это, герой заговорил как пророк, как "предтеча":

А я у вас - его предтеча;

я - где боль, везде;

на каждой капле слезовой течи

распял себя на кресте.

Поэт представляет себя выразителем народной боли, предтечей революции и жертвой ("распял себя на кресте"). Причем жертва в романтическом ореоле, напоминающая горьковского Данко:

Вам я

душу вытащу,

растопчу,

чтоб большая! -

и окровавленную дам, как знамя.

Таким образом в поэме находит свое выражение и мысль "долой ваш строй".

"Долой вашу религию!"

"Облако в штанах" наполнено эмоциональными контрастами от интимного, самому себе или любимой сделанного признания до дерзкого, в грубой форме брошенного вызова Богу: "Долой вашу религию!". Особенно ярко этот контраст наблюдается в четвертой главе, где герой снова обращается к своей возлюбленной и снова получает отказ. И когда рушится последняя надежда на взаимную любовь, герою остается одно: обратить свой взор к небу, к тому, кто долгие века давал людям утешение в несчастье.

Библейские мотивы в творчестве Маяковского - специальная тема, глубоко раскрытая Дм. Скляровым в книге-справочнике для учащихся. Автор главы подчеркнул, что Маяковский дал свой "вариант истолкования евангельских идеалов, выделяя... земную, человеческую сторону личности", которая к тому же предстает в "ореоле неизбежных историко-литературных ассоциаций" (41, 187-188).

"Послушайте, господин бог!- фамильярно, без должного пиетета обращается герой Маяковского к всевышнему и со свойственным ему сарказмом предлагает устроить карусель "на дереве изучения добра и зла", расставить вина по столу, отчего хмурому Петру Апостолу захотелось бы "пройтись в ки-ка-пу", рай снова заселить Евочками (в этом ему готов помочь ерничающий герой). Не находя отклика у Бога, герой разражается очередной филиппикой:

Мотаешь головою, кудластый?

Супишь седую бровь?

Ты думаешь - этот,

за тобою, крыластый,

знает, что такое любовь?

Ернические эпитеты по отношению к богу ("кудластый") и архангелу ("крыластый"), казалось бы, завершают кощунственную сцену, но после минутной ярости герой снова обращается к богу с мольбой:

Всемогущий, ты выдумал пару рук,

сделал,

что у каждого есть голова,-

отчего ты не выдумал,

чтоб было без мук

целовать, целовать, целовать?

Но не этот эпатаж главная причина богохульства поэта. За всем этим стоит кровавая трагедия войны. Как часто человечество повторяло: если есть Бог, он не может допустить такое. Вот и лирическому герою поэмы бог предстает не всесильным, а маленьким, беспомощным, которого можно прирезать обычным сапожным ножиком: "Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик..." Отсюда и бунт против всей небесной братии:

Крыластые прохвосты!

Жмитесь в раю!

Ерошьте перышки в испуганной тряске!

Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою

отсюда до Аляски!..

Герой не остановим в стихийном порыве:

Пустите!

Меня не остановите.

Вру я,

вправе ли,

но я не могу быть спокойней.

Смотрите -

звезды опять обезглавили

и небо окровавили бойней!

Кто они - обезглавившие и окровавившие,- кто скрыт в этом отвлеченном, безличном обвинении? Как и первая глава, поэма заканчивается на трагедийной ноте. Страданию героя нет исхода: на нем замыкается не только драма любви, но и трагедия войны. Трагедийность поэмы подчеркивается отсутствием отклика, глухотой мира, человечества - всего и всех, к кому обращен страстный монолог поэта:

Глухо.

Вселенная спит,

положив на лапу,

с клещами звезд огромное ухо.

1. Аннинский Л. Карабчиевский против Маяковского// Театр.- 1989.- N 12.

2. Арутюнов Л.Н. Национальные традиции и опыт Маяковского// Маяковский и литература народов СССР.- Ереван, 1983.

3. Асеев Н. О поэтах и поэзии. Статьи и воспоминания.- М., 1985.

4. Бабаев Г. Маяковский в зеркале сегодняшних споров// Лит. газета.- 1988.- 20 июля.

5. Баранов В. И восторженно, и негативно// Лит. газета.- 1988.- 23 нояб.

6. Блок А. О назначении поэта. - М., 1990.

7. Бочаров М. Судьба поэта: Исследование поэзии и личности В. В. Маяковского в современной литературной критике// Дон.- 1989.- N 2.

8. Брик Л.Ю. О Маяковском: Из воспоминаний// Дружба народов.- 1989.- N 3.

9. Бялик Б. О Горьком.- М., 1947.

10. Вишневская И. Парадокс о драме: Перечитывая пьесы 20-30-х годов.- М., 1993.

11. В. Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963.

12. Горловский А.В. Маяковский: О современном прочтении произведений поэта// Лит. учеба.- 1985.- N5.

13. Горький М. Несвоевременные мысли.- МСП "Интерконтакт", 1990.

14. Григорьев А. О перьях и штыках// Московский художник.- 1987.- 20 нояб.

15. Землякова О. "Алло, кто говорит? Мама?"// Работница.- 1988.- N 11.

16. Иванова Н. Сбросим Маяковского с парохода современности?// Театр.- 1988.- N 12.

17. Каменский В. Из литературного наследия. -М., 1990.

18. Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского.- М., 1990.

19. Катанян В.А. Не только воспоминания// Дружба народов.- 1989.- N 3.

19а. Катанян В.А. Вокруг Маяковского// Вопросы литературы.- 1997.- № 1.

20. Кацис Л.Ф. "...Но слово мчится, подтянув подпруги..." (Полемические заметки о Владимире Маяковском и его исследователях)// Известия Академии Наук. Серия литературы и языка.- 1992.- N 3.

21. Коваленко С.А. "Не юбилей, а отчет о работе..."// Маяковский и современность. Вып. 2.- М., 1984.

22. Ковский В. "Желтая кофта" Юрия Карабчиевского: Заметки на полях одной книги// Вопросы литературы.- 1990.- N 3.

23. Кожинов В. Правда и истина// Наш современник.- 1988.- N 4.

24. Кормилов С.И. Русская литература после 1917 г.: Основные черты литературного процесса // Вестник Московского университета.- 1994.- N 5.

25. Лазарев Л., Пушкарева Л. Как партия руководила литературой. Вокруг наследия Маяковского// Вопросы литературы.- 1995.- Вып. 5.

26. Лемпорт В. Московский художник.- 1988.- 23 окт.

27. Либединский Ю. Современники. Воспоминания.- М., 1961.

27а. Лифшиц Б. Полутораглазый стрелец.- Л., 1989.

28. Маяковский В.В. Собр. соч. в 12 т.- М., 1978.

29. Маяковский В.В. Соч. в 2 т.- М., 1987.

29а. Маяковский в критике русского зарубежья// Вестник МГУ. Сер. 9.- М., 1992.

30. Минакова А.М. К проблеме лирической драмы ХХ века (Блок, Маяковский, Есенин)// Проблемы советской литературы (Метод. Жанр. Характер).- М., 1978.- Вып. 1.

31. Михайлов А.А. Маяковский.- М.: Мол. гвардия, 1988.

32. Михайлов А. У подножия великана// Лит. газета.- 1988.- 10 фев.

33. Михайлов А.А. Маяковский: кто он?// Театр.- 1989.- N 12.

34. Михайлов А.А. Мир Маяковского.- М., 1990.

35. Пастернак Б. Люди и положения: Автобиографический очерк// Новый мир, 1987.- N 1.

36. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество (1893-1917).- М., 1969.

37. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество. (1918-1924).- М.,

«Четыре крика» в поэме В.В. Маяковского «Облако в штанах» 

Я говорил о нем: «Он поэт катастроф и конвульсий», а каких катастроф –  не догадывался… (К.И. Чуковский)
     Ошеломляющим в поэме было все: от названия до последней строчки. Первоначально она называлась «Тринадцатый апостол». По Евангелию, у Христа было двенадцать учеников – апостолов, проповедников веры. Маяковский объявляет себя тринадцатым апостолом, возвещающим миру новую правду, пересматривающую сложившиеся представления о добре и зле. «Катехизис» миропонимания Маяковского выражается в «четырех криках четырех частей»: «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». Нигилистический пафос произведения попытался объяснить К.И. Чуковский, который писал: «Маяковский вступил в литературу нигилистом и циником, с какой-то зловеще дырой в душе». 
     Поэма открывается прологом, дающим смысловой и эмоциональный ключ, с помощью которого можно войти в сложный мир произведения. Во вступлении автор заявляет о своем отказе от эстетизации реальности, идеализации чувства в духе декадентской литературы. Задача Маяковского – разоблачить красивости эстетствующей поэзии, ее бессилие и пресыщенность, противопоставлять ей трагедию истинного чувства. 
     В поэме переплетаются трагедия и горькая ирония, оптимизм и «крик» обманутой души. Тема города, зараженного пороком, развивается трагик фарсовыми образами: «мужчины, залежанные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица». 
     «Облако в штанах» представляет сложное переплетение многочисленных тем и образов, где неистово отрицания объединяется с исступлением воспеванием страдания и жертвенности, интимная искренность усиливается мотивом бунтарства. Лирический герой проповедует и обличает с высоты моральные превосходства человека бунтующего, убежденного в неизбежности осуществления гуманистического идеала. Протестуя против социальной униженности и изуродованности, Маяковский отстаивает идею человеческой чести, воплощает ее мольбе к возлюбленной. В этом крике отчаяния и беспомощности интимность лирической исповеди подчеркивается соответствующими изобразительными средствами: Тело твое я буду беречь и любить, как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей, бережет свою единственную ногу. 
     В изображении мира «сытых» автор активно использует прием гиперболы и контраста, с предельной наглядностью противопоставляя «любовь-громаду» и пошлые «любвишки». Маяковский является противником «спальной лирики», за благообразным фасадом которой скрывается уродство собственнической страсти и купля-продажа людей. Он отстаивает поэзию «высокой муки», выражает чувства страдающего человека. Лирический герой становится голосом «уличных тыщ», угнетенных жизнью и лишенного языка: …улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать… 
     Протест Маяковского против буржуазного искусства выражается в обвинении культуры, утратившей свою связь с людьми, порабощенной буржуазной моралью. Отрицание лживости лирической поэзии, увлеченной живописанием мещанских переживаний, выливается в программу нового искусства, в требование к служителям новых муз пересмотреть законы зараженного болезнями мира: Как вы смеете называть поэтом и, серенький, чирикать, как перепел! Сегодня надо кастетом кроится миру в черепе! 
     Маяковский ощущает себя провозвестником грядущих перемен, провозглашает свою поэзию знаменем восстания, он готов «вгрызаться в бока» мира, мстить за поруганную жизнь. Высшим проявлением позиции лирического героя становится мотив самопожертвования: … вам я душу вытащу, растопчу, чтоб большая! – и окровавленную дам, как знамя. 
     Раскрывая четвертую тему поэмы «Долой вашу религию», поэт выступает против церковных догм. Звучит даже вызов Богу. Тема богоборчества получает у Маяковского новую трактовку, отличающуюся от традиций предшествующей культуры. Это художественное решение обусловлено задачей преодолеть символическую трактовку религиозных образов, развенчать церковную концепцию смирения, добиться реабилитации человека, рожденного для свободы: Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо.

АНАЛИЗ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ ПОЭМЫ В.В. МАЯКОВСКОГО «ОБЛАКО В ШТАНАХ»

С появлением в печати поэмы В.В. Маяковского «Облака в штанах» в русской поэзии произошло событие отнюдь не рядовое. Поэма 22-летнего Маяковского покушалась на основы буржуазного миропорядка и предсказывала скорый приход революции. По словам самого поэта, она явилась результатом «выкрепшего сознания близкой революции». Эту поэму Маяковский начал писать еще в первой половине 1914 года, после посещения Одессы во время поездки по Крыму. В Одессе Маяковский влюбился в юную Марию Денисову, девушку необыкновенного обаяния и сильного характера. Влюбился безответно, страдал от этого, и уже по дороге в следующий город в вагоне поезда читал друзьям первые строки поэмы… Затем был большой перерыв, война отодвинула этот замысел. И когда наступило прозрение относительно войны, когда поэту открылись истоки мировой катастрофы, он понял, что готов к продолжению работы над поэмой, ко уже в ином понимании жизни вообще. Любовная драма перерастала в драму жизни. Сам поэт так определил смысл произведения: «долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» — четыре крика четырех частей». Закончена поэма была к июлю 1915 года.

В самом начале поэмы, в ее предисловии, утверждается наступательная мощь молодости:

У меня в душе ни одного седого волоса,

И старческой нежности нет в ней!

Мир огромив мощью голоса,

Иду — красивый, двадцатидвухлетний.

Молодость и любовь идут рядом.

Тема любви является основной в первой главе поэмы. Любовная драма, служащая завязкой сюжета, необычна. В любовном треугольнике нет преуспевающего счастливого соперника, которого полюбила Мария. Она вообще не говорит при объяснении — любит или не любит, она только сообщает: «Знаете, я выходу замуж». Она для поэта — Джиоконда, «которую надо украсть!». И ее украли у героя — купили, прельстили богатством, деньгами, комфортом — неизвестно. Любое из этих предположений может быть верным. В треугольнике третьим персонажем включен буржуазный жизнепорядок, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на выгоде, корысти, купле-продаже, но не на любви. Здесь Маяковский типизирует явление, уходит от реального факта, так как Мария Денисова не выходила тогда замуж, это произошло позднее. И брак ее не был браком по расчету; другая судьба, другой характер. И вообще героиня поэмы — образ собирательный, хотя в самом начале работы над поэмой Маяковский писал именно о Денисовой. Имя Мария, как считает поэт, подходит к нему больше, чем какое-либо другое, оно кажется ему наиболее женственным. Герой поэмы глубоко страдает. Страдание и отчаяние толкают его к бунту, и чувства его выплескиваются на такой мощной лирической волне, которая способна затопить человека, увлекая его в поток невиданных страстей. Именно тут рождаются парадоксальные метафоры:

Слышу: тихо,

как больной с кровати, спрыгнул нерв.

Или:

Глаза наслезненные бочками выкачу,

Дайте о ребра опереться.

Строй первой главы, как и всей поэмы, отличает агрессивная лексика, уличная грубость и нарочитый антиэстетизм. Богохульство выявляет анархические тенденции, бунтарскую стихию поэмы. Герой Маяковского представляет собой могучий образ отрицания, бунта. Первая глава пронизана темой любви, но эта любовь неразделенная и поэтому очень трагичная цитата:

Будет любовь или нет?

Какая — большая или крошечная?

Опять влюбленный выйду в игры,

огнем озаряя бровей загиб.

Любовь героя — настолько мощный импульс, что она внутренне его испепеляет. Но это чувство не автономно, оно приобретает характер социальной драмы. Моля о любви чистой, не испоганенной никакой корыстью, всю страсть отрицания поэт переносит на буржуазное мироустройство. В нем он видит зло, искажающее мораль, и не желает его больше принимать. Призыв к переустройству этого общества звучит уже в следующих главах поэмы.

АНАЛИЗ ВТОРОЙ ГЛАВЫ ПОЭМЫ В.В. МАЯКОВСКОГО «ОБЛАКО В ШТАНАХ»

Замысел поэмы (первоначально ее название «Тринадцатый апостол») возник у Маяковского в 1914 году. Поэт влюбился в некую Марию Александровну, семнадцатилетнюю красавицу, пленившую его не только внешностью, но и своей интеллектуальной устремленностью ко всему новому, революционному. Но любовь поэта оказалась несчастной, и Маяковский воплотил горечь своих переживаний в стихах. Поэт выступил не только как автор, но и как главный лирический герой произведения. Поэма состоит из вступления и четырех частей. Каждая из частей имеет определенную идею: «долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» — «четыре крика четырех частей», — так очень верно и точно определена сущность этих идей самим автором в предисловии ко второму изданию поэмы.

В начале второй главы автор определяет свои жизненные принципы: Славьте меня!

В следующих строках мы улавливаем определенный «нигилизм»:

Я над всем, что сделано, ставлю: «nihil».

Все отрицается и разрушается, все перестраивается и переделывается лирическим героем на новый лад. Автор делится с нами откровением о рождении стихов:

А оказывается —

прежде чем начнет петься,

долго ходят, размозолев от брожения…

Во второй главе протест существующей действительности Маяковский выражает открыто, громко и смело. С исключительной ясностью и вдохновением выражена целеустремленность героя, когда он, обращаясь к «уличным тыщам», идущим за поэтами «размокшими в плаче и всхлипе», говорит:

Господа!

Остановитесь!

Вы не нищие,

вы не смеете просить подачки!

Нам, здоровенным, с шагом саженным, надо не слушать, а рвать их — их, присосавшимся бесплатным приложеньем к каждой двуспальной кровати!

С торжественной проповедью обращется поэт к людям труда, говорит об их величии и могуществе:

Мы с лицом, как заспанная простыня, с губами, обвисшими, как люстра, мы, каторжане города-лепрозория, где золото и грязь изъявили проказу, мы чище венецианского лазорья, морями и солнцами омытого сразу.

Внимательно прислушиваясь к биению пульса жизни, зная, что выраженные им чувства не сегодня-завтра станут самосознанием миллионов, поэт устами своего лирического героя провозгласил:

я, осмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто.

в терновом венце революций грядет шестнадцатый год.

А я у вас — его предтеча…

Маяковский осознает себя певцом человечества, угнетенного существующим строем, которое поднимается на борьбу. Он называет себя «крикогубым Заратустрой». Поэт говорит, как пророк, от имени людей, задавленных городом, каторгой тупого, бессмысленного труда. Он высмеивает сладеньких, чирикающих поэтов, которые «выкипячивают», «пиликая», рифмы, в то время как корчащейся улице «нечем кричать и разговаривать». Остриями раскаленных строк, как штыками, разит он весь старый строй жизни. Громко и проникновенно говорит Маяковский от имени тех, кто держит в своей пятерне «миров природные ремни». Огромная любовь поэта к человеку видна в каждой строке второй главы. Ни одного спокойно произнесенного слова, ни одной равнодушной фразы мы не замечаем.

Стих Маяковского оказался достаточно могучим, чтобы передать перемещение миров, уловить тончайшие движения сердца и глухую тишину Вселенной. Вторая глава полна мысли, огня, презрения, боли и предвидения будущего. Это предвидение поэта на год укорачивает срок ожидания. Ему кажется, что уже в 1916 году грянет революция.

Что касается художественных особенностей второй главы поэмы «Облако в штанах», то они представлены в ней достаточно широко. Необычность поэзии Маяковского состоит в том, что она очень активна, не воспринимать ее никак просто невозможно. Можно сказать, что его стихи — стихи митингов и лозунгов. И во второй главе мы находим тому примеры: «Славьте меня!», «Господа! Остановитесь! Вы же не нищие, вы не смеете просить подачки!». Новаторство Маяковского разнопланово. Он совершенно меняет устоявшиеся стереотипы в работе над словом, речевыми оборотами. Например, автор берет какое-нибудь слово и «освежает» его первичное значение, создавая на его основе яркую, развернутую метафору. Результатом этого стали такие образы, как «костлявые пролетки», «пухлые такси». Мир метафор просто поражает своей фантазией и многообразием: «душ россыпи», «глаз обрывается», «барахтается в тине сердца». Сравнения поражают своей образностью: «лицо, как застиранная простыня», «с губами, обвисшими, как люстра», а себя поэт сравнивает со «скабрезным анекдотом». С лексикой поэт обращается необыкновенно творчески: он «просеивает», «перемешивает» слова, совмещая их в самых контрастных сочетаниях. В поэме мы видим сочетания «высокого» и «низкого» стилей: «в хорах архангелова хорала», «идемте жрать». А подчас встречаются и нарочито грубые, «сниженные» образы: «выхаркнула», «сволочь»…

Ритмический рисунок второй главы своеобразен и очень динамичен. Маяковский преобразует и свободно сочетает традиционные стихотворные размеры — ямб, хорей, анапест и т.д., с характерным для народнопоэтического творчества тоническим стихом, создавая гибкую подвижную структуру стиха.

И когда —

все-таки!

выхаркнула давку на площадь,

спихнув наступившую на горло паперть…

Ритмическое разнообразие и вариантность стиха не самоцель для Маяковского, а средство выражения многогранного содержания поэмы. К особенностям ритмической структуры его стиха стоит отнести сложное движение ритма, разбивку стихотворной строки, знаменитую «лесенку»:

Слушайте!

Проповедует,

мечась и стеня,

сегодняшнего дня крикогубый Зарастустра.

Известно одно воспоминание товарища Маяковского В. Каменского. Он писал: «Успех поэмы «Облако в штанах» был столь громаден, что с этой минуты он сразу поднялся на высоту гениального мастерства. Даже враги смотрели на эту высоту с трепетом и изумлением». Я считаю, что данное высказывание полностью отражает суть этого произведения, ведь Маяковский, проникнутый предчувствием грядущей революции, говорил от имени порабощенного народа. Секрет притягательности поэмы, на мой взгляд, в искренности и страстности поэта. Вчитываясь в строки поэмы, потихоньку и сам читатель заражается от поэта его болью за судьбу простого народа.

В ЧЕМ СМЫСЛ БУНТА ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ ПОЭМЫ В.В. МАЯКОВСКОГО «ОБЛАКО В ШТАНАХ»?

«Облако в штанах» — одна из самых известных ранних поэм В. Маяковского. Ее центральная тема — романтический конфликт героя с враждебным ему миром, несправедливые законы которого попирают всяческие нормы этики и морали. Уже в самом начале поэмы В. Маяковского дается установка на определенную игру с читателем. Лирический герой рассказывает о себе: пред нами двадцатидвухлетний молодой человек, дерзкий, как он сам себя характеризует, «нахальный и едкий». Он поэт особого склада. Мелодическому строю его стиха близка не скрипка, а литавры.

Творческое кредо художника — предельная искренность самовыражения. Одновременно он умеет и притворяться:

Хотите —

буду от мяса бешеный и, как небо, меняя тона — хотите буду безукоризненно нежный, не мужчина, а облако в штанах.

Лирический герой поэмы — борец, сильная творческая личность. Прежде всего он сражается за социальную справедливость в обществе. Сама природа, подобно людям, мятежно восстает против существующих порядков:

Вдруг и тучи

и облачное прочее

подняло на небе невероятную качку, как будто расходятся белые рабочие, небу объявив озлобленную стачку.

Строки поэмы в данном фрагменте становятся особенно динамичными. В. Маяковский остро предчувствует грядущие революционные перемены и внутренне благословляет их. Классовое мнение рабочих о необходимости и неизбежности социальных преобразований к тому времени уже было услышано всем обществом. В. Маяковский с юных лет примкнул к участию в революционной борьбе, поэтому предстоящие общественные перемены воспринимаются им как личностно значимые и необходимые. Автор считает, что буржуазный строй не является исторически прогрессивным и не принесет счастье человечеству. В лирическом герое сильно проповедническое, пророческое начало:

Где глаз людей обрывается куцый, главой голодных орд в терновом венце революций грядет шестнадцатый год.

Всего на год ошибся В. Маяковский, видя остроту назревших социальных столкновений. Поэма написана в 1914-1915 гг., и в ней звучат отголоски антивоенных стихов этого времени:

Тело твое

я буду беречь и любить, как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей,

бережет свою единственную ногу.

Всю поэму «Облако в штанах» принизывает ощущение грядущих перемен. Символичен финальный образ спящей Вселенной, уподобленной гигантской сторожевой собаке. Создается впечатление, что вот-вот она воспрянет ото сна. Не менее значимой провозглашается в поэме борьба за новое искусство. Лирический герой — поэт, и к этому вопросу он тоже не может остаться равнодушным. Он выступает против жеманной поэзии для эстетов, наводнившей поэтические салоны того времени.

Анализ стихотворения «Себе, любимому, посвящает эти строки автор».

Текст стихотворения

Стихотворение В. В. Маяковского 1916 года «Себе, любимому, посвящает эти строки автор», по-моему, одно из центральных и самых трагических стихов поэта о поиске своего места, своего призвания в этом мире, где явно прослеживается мотив богоборчества, постоянный в его творчестве. Стихотворение своеобразно и очень интересно построением, многочисленными аллюзиями на Библию. Также в этом стихотворении прослеживается связь с творчеством Ф. М. Достоевского.

Итак, «в своем раннем, столь ошеломительно ярком, дерзко талантливом творчестве Маяковский вынес тему, которой болело все новое время мировой истории, начиная с эпохи Возрождения, – пишет С. Г. Семенова в своей книге «Русская поэзия и проза 1920 – 1930-х годов». – Тема эта уже четко философски оформилась в сороковые годы прошлого века у Людвига Фейербаха, выразив стремление современного человечества, как писал Достоевский, окончательно «устроиться без Бога». (Недаром философ, идеолог сменовеховства Н. В. Устрялов назвал Маяковского «типичным героем Достоевского», имея в виду таких его героев, как Раскольников, Ставрогин, Кириллов, Иван Карамазов.)». Далее Семёнова приводит ещё слова Устрялова о том, что, «как и Ницше, Маяковский – религиозная натура, убившая Бога». В лирическом мире Маяковского субъект – художник – стремится занять место Бога. Мотив богооставленности мира, где «Христос из иконы бежал», отсутствие лица у мира – постоянный в творчестве Маяковского. Возникает ситуация хаоса, и ответственность за происходящее берёт на себя лирический герой. Также надо отметить тему одиночества героя в мире, и не просто одиночества вселенского, а первозданного одиночества, изначального одиночества Бога. В стихотворении «Себе, любимому, посвящает эти строки автор» мотив такого одиночества вырастает до невероятных размеров. Но обратимся непосредственно к анализу текста.

Четыре.

Тяжёлые, как удар.

«Кесарево кесарю – богу богово».

Четыре слова из Евангелий становятся невыносимо тягостными для поэта, ибо каждый получает своё, у каждого есть своё место и каждому отведена своя роль, один лирический герой Маяковского не знает, «ткнуться куда» такому, как он (появляется мотив отличия от других, выделения себя из массы людей), где для него «уготовано логово»? Замечательно, что своё искомое пристанище поэт называет «логовом» – звериным жилищем. Сразу вспоминается, как герой превращается в злое пугающее существо в более раннем стихотворении «Вот так я сделался собакой». Но можно также провести параллель с Евангельскими словами: «…лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Ев. от Матфея 8:20). К этому мотиву мы вернёмся позже.

Но следует ещё обратить внимание на знаковое число 4, появляющееся в первой же строчке стихотворения. Ещё у Достоевского это число имеет особое значение. У него множество значений: 4 стороны света (которые, кстати, образуют перекрёсток, то есть попросту крест; в стихотворении «Я» лирический герой идёт «один рыдать, что перекрёстком распяты городовые»; к слову, здесь же появляется образ города как предателя, Иуды: «города повешены в петле облака»); 4 Евангелия, наконец, 4 стадии человеческой жизни (ребёнок, молодой человек, мужчина, старик). Образы старика и ребёнка особенно неприязненны Маяковскому – они отражают несовершенство мира: вспомним, например, строки из трагедии «Владимир Маяковский»: «…как будто женщина ждала ребёнка, а бог ей кинул кривого идиотика», – и здесь это несовершенство, уродство мира связано с образом бога; или из стихотворения «Несколько слов обо мне самом: «Я люблю смотреть, как умирают дети» (по поводу истолкования этой строчки мнений очень много, но есть и такое, что Маяковский писал о том, что ему нравится умирание детского – неполноценного – начала в человеке). Старость также неприемлема, поэт идеализирует, даже абсолютизирует молодость, его герой молод:

У меня в душе ни одного седого волоса,

и старческой нежности нет в ней!

Мир огромив мощью голоса,

иду – красивый,

двадцатидвухлетний.

Отсюда видно, что старение, прохождение всего жизненного пути со всеми его ступенями «тяжело» герою Маяковского.

Слова «богу богово» напоминают строки из трагедии «Владимир Маяковский»: «Это я // попал пальцем в небо, // доказал, // он – вор!».  К образу «вора» мы ещё вернёмся, а пока следует вспомнить начало трагедии:

Вам ли понять,

почему я,

спокойный,

насмешек грозою

душу на блюдце несу

к обеду идущих лет.

Борис Пастернак заметил здесь явную литургическую параллель: «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, ничтоже земное в себе да помышляет. Царь бо царствующих и господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным». Лирический герой выступает в роли самого бога. Но в рассматриваемом стихотворении герой уже как бы перерастает бога, становится выше его, больше, причём практически буквально: «Если б был я //маленький, // как Великий океан, – // на цыпочки б волн встал, // приливом ласкался к луне бы. // Где любимую найти мне, // такую, как и я? // Такая не уместилась бы в крохотное небо!» и т. д., подобными «если бы» изобилует стихотворение. «…на цыпочки б волн встал» – сравнимо с хождением по воде Иисуса; но герой слишком большой для этого, он и любимую себе не может найти, которая «уместилась бы в крохотное небо».

Эти «если б» напоминают ещё кое-что, а именно: здесь появляется мотив искушения. Как известно, Иисуса трижды искушал в пустыне Дьявол (Ев. от Луки 4:1-13): предлагал сотворить из камня хлеб и насытиться им, на что Иисус отвечал ему, что не хлебом единым жив человек, а всяким словом Божиим; потом Дьявол предлагал ему власть надо всеми царствами вселенной и славу их; затем перенёс Сатана Иисуса на храм и предложил ему броситься вниз, чтобы проверить, спасут ли его Ангелы Божии; но Иисус выстоял против искушений. В данном стихотворении можно найти все три искушения. Маяковский не упоминает о хлебах и насыщении ими, он сразу берёт выше – слово: «Если б быть мне косноязычным, // как Дант // или Петрарка!» Это третья строфа. Во второй: «О, если б я нищ был! // Как миллиардер! // Что деньги душе? // Ненасытный вор в ней». Здесь мы возвращаемся к образу вора – бога-вора, но герой оказывается ещё большим вором, потому что самое ценное для него, и одновременно самое «дешёвое», – «человечье слово», если проводить параллель со стихотворением «Дешёвая распродажа»:

…ни за грош

продаётся драгоценнейшая корона.

За человечье слово –

не правда ли, дёшево?

Пойди,

попробуй, –

как же,

найдёшь его!

А в стихотворении «Нате!» поэт признаётся, что он – «бесценных слов мот и транжир».

Власть надо всеми царствами Вселенной герою так же не нужна, как не нужна и вся земля: «Я бы глаз лучами грыз ночи – // о, если б был я // тусклый, // как солнце! // Очень мне надо // сияньем моим поить // земли отощавшее лонце!» А если б герой был «тихий, как гром», если «всей его мощью» выревел «голос огромный», то «кометы заломят горящие руки, бросятся вниз с тоски» – не он, а кометы бросятся вниз – и на третье искушение не поддаётся герой. Да что там «не поддаётся»! Ему не нужно всё это, он выше всего того, что ему могут предложить, он выше самого бога. И в этом заключается его огромное одиночество, он оказывается ещё более одиноким, чем сам бог. Поэтому он с такой страстью восклицает: «О, если б я нищ был! Как миллиардер! …о, если б был я тусклый, как солнце!» – так страшно его одиночество:

Я одинок, как последний глаз

у идущего к слепым человека!» –

с тягостной болью говорит герой Маяковского в более раннем стихотворении «Несколько слов обо мне самом».

Поэт не может найти себе любимую, такую, как он, «душу к одной зажечь», «стихами велеть истлеть ей»: «И слова // и любовь моя – // триумфальная арка: // пышно, // бесследно пройдут сквозь неё // любовницы всех столетий». Любовь героя остаётся невостребованной, хотя у него в сердце – «любовища». Мотив любви появляется уже в названии стихотворения: «Себе, любимому, посвящает эти строки автор». Напоминает библейскую заповедь «Возлюби ближнего своего, как самого себя». И любовь оказывается одним из основных качеств героя. Стоит вспомнить самое сильное и красивое стихотворение о любви Маяковского «Лиличка! Вместо письма» и провести параллель между образами моря, солнца и денег (богатства) в этих двух текстах:

Если быка трудом уморят -

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон -

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

мне

нету солнца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

он

любимую на деньги б и славу выменял,

а мне

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

Но герой анализируемого стихотворения не может найти себе любимую, и его любовь оказывается просто аркой (ср.: райские врата), сквозь которую бесследно пройдут «любовницы всех столетий» («Мытари и блудницы вперед нас идут в Царство Божие», - говорил Иисус (Ев. от Матфея 21:31)).

Строчка «Душу к одной зажечь!» связана с одним из настойчиво повторяющихся у Маяковского мотивов – «пожар сердца». Современный исследователь А. Жолковский отмечает, что «пожар сердца» соответствует концу мира с последующим возрождением, обновлением, но это возрождение здесь оказывается невозможным.

Далее мы встречаем почти прямое противопоставление героя богу: «О, если б был я // тихий, // как гром»: в трагедии «Владимир Маяковский» поэт называет бога «тёмным богом гроз». В следующей строфе: «Я бы глаз лучами грыз ночи – // о, если б был я // тусклый, // как солнце!» Традиционный образ бога часто предстаёт как «всевидящее око»; солнце же у Маяковского предстаёт как «отец» (ср. «Несколько слов обо мне самом»). Перед нами противопоставление сына отцу, их противостояние.

В последней строфе герой предстаёт перед нами, «волочащим» свою «любовищу», словно Иисус свой крест на Голгофу. К этому образу мы ещё вернёмся, а теперь обратим внимание на слова «какими Голиафами я зачат – такой большой и такой ненужный?» Появляется ветхозаветный образ великана Голиафа – «необрезанного Филистимлянина, что так поносит воинство Бога живаго» (1-я кн. Царств 17:26). Этот образ, я думаю, соотносится с образом «логова» из первой строфы. Давид, победивший Голиафа, говорил ему: «…ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам [труп твой и] трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным» (1-я кн. Царств 17:46). Учитывая сказанное нами ранее, появление образа Голиафа можно понимать как возможность обретения героем приюта, но только после смерти. Отсюда и мотив несения креста.

Семичастность строения стихотворения напоминает «Преступление и наказание» Достоевского, но если в последнем герою обещается нравственное, духовное возрождение в последней, седьмой, части (эпилоге), то в седьмой строфе стихотворения Маяковского присутствует ещё более трагическое настроение, чем в других строфах. Мотив обретения приюта только в смерти, и больше – мотив самой смерти – нередок в творчестве поэта. Например, в трагедии «Владимир Маяковский», где герой «усталый, в последнем бреду» бросает «вашу слезу тёмному богу гроз у истока звериных вер», он же вдруг говорит:

Лягу,

светлый,

в одеждах из лени

на мягкое ложе из настоящего навоза,

и тихим,

целующим шпал колени,

обнимет мне шею колесо паровоза.

Мария Белкина в книге «Скрещение судеб» пишет, что Лиля Брик «говорила, как часто Маяковский возвращался к теме самоубийства, и был даже случай, когда он позвонил ей и сказал, что он решил покончить с собой, и она гнала извозчика, чтобы успеть к нему, и успела и застала его в полной прострации: он сознался, что револьвер дал осечку…

Самоубийство «не там, где его видят, и длится оно не спуск курка…» — говорила Марина Ивановна» Цветаева. В стихотворении «Дешёвая распродажа» Маяковский предсказывает: «Через столько-то, столько-то лет // – словом, не выживу – // с голода сдохну ль, //стану ль под пистолет…».

В книге «Самоубийство Достоевского» Николай Наседкин высказывает мысль, причём он приводит примеры, что и до него об этом говорилось, о том, что «по существу, Иисус Христос, добровольно взойдя на крест ради спасения человечества, совершил самое настоящее альтруистическое самоубийство». После этого Иисус вознёсся на небо, воскреснув, то есть он стал бессмертным. Бессмертие же имеет огромное значение для Маяковского как не нашедшего в настоящем понимания, истинного восприятия своего творчества, его герой вынужден стремиться к бессмертию – вечному рассказу о себе – в надежде когда-нибудь быть понятым.

Поэтому и последнее – четвёртое – искушение не для него. (На мой взгляд, последним искушением Христа была возможность сойти с креста и не терпеть эту муку: «Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста» (Ев. от Матфея 27:39-40)). Но и человеколюбивый Христос, по мнению Маяковского, зря предал себя распятию на кресте; и лирический герой горестно восклицает:

В какой ночи,

бредовой,

недужной,

какими Голиафами я зачат –

такой большой

и такой ненужный?

Отметим, что уже в самом раннем творчестве герой Маяковского подчёркивает своё несходство с остальными, с толпой (стихотворение 1913 года «А вы могли бы?») А в поэме 1914-1915 годов «Облако в штанах» бросает дерзкий вызов богу: «Долой вашу религию!» – и провозглашает себя «тринадцатым апостолом». Однако, по-моему, нигде трагизм одиночества героя и богооставленности мира не приобретал такой силы, как в стихотворении «Себе, любимому, посвящает эти строки автор».

Литература

1. Белкина М. Скрещение судеб. – М.: «Книга», 1988
2. Библия. – Берлин: Издание Британского и Иностранного Библейского Общества, 1929
3. Егорова Л. П., Чекалов П. К. История русской литературы ХХ века. Учебное пособие. Выпуск второй. Советская классика. Новый взгляд. – М., 1998
4. Маяковский В. В. Собрание сочинений в двенадцати томах. Т. 1,
   т. 9. – М.: Издательство «Правда», 1978
5. Наседкин Н. Н. Самоубийство Достоевского. Тема суицида в жизни и творчестве писателя. – М.: Алгоритм, 2002
6. Пастернак Б. Люди и положения//Борис Пастернак. Стихотворения. – Петрозаводск: Карелия, 1989
7. Семёнова С. Г. Русская поэзия и проза 1920 – 1930-х гг.

Темы итоговых индивидуальных проектов для выбора обучающимися МБОУ Барандатской СОШ на 2020-2021 учебный год

по русскому языку и литературе