Слушай сердце! Сухомлинский В.А.

    В лучезарный весенний день пришел я в свой девятый класс и обратился к своим ученикам: «Мне хочется, чтоб вы подумали и сказали, с чего начинается для вас Отечество. Через год вы разойдетесь по разным дорогам. Оглянитесь назад, на пройденное, поговорите со своей совестью, с отцом и матерью, с прахом дедов и прадедов, ушедших в землю, каждый комочек которой — это и вечная слава Отчизны, и колос пшеницы, дающий нам жизнь, и кровь героев, обильно пролитая в битвах за то, чтобы вы радовались солнцу и радуге, грустили и смеялись, любили и ненавидели...»

    Предстоящий разговор о Родине взволновал юношей и девушек. Они попросили: «Оставьте нас наедине с нашими мыслями, дайте нам хотя бы три дня на раздумья». В эти три дня люди видели моих питомцев уединившимися, задумчивыми и в поле и у старой вербы, склонившейся над прудом; видели их и возле братской могилы воинов, погибших в битве за наше село, и у мемориального памятника, на котором высечены имена односельчан, чьи могилы — от Сталинграда до Берлина.

    Обозревая путь, который мы, воспитатели, прошли вместе со своими учениками — завтрашними тружениками и воинами, матерями и отцами,— я думал о том, как утверждается в человеке верность и преданность Родине, как постигается великая истина: «Родина без меня обойтись может, я же без Родины — ничто; только с Родиной я велик и бессмертен!» Я мысленно прошел по всем тем местам, где мы бывали с питомцами, мысленно повторил то, что было им сказано, вдумался в то, что они читали.

    ...Есть в нашей Кировоградской области, недалеко от села Подлесное, место, священное для каждого гражданина. Здесь в годы фашистской оккупации гитлеровцы совершили страшное злодейство, схватив двух мальчиков — Федю Шепеля и Яшу Матвиенко, партизанских разведчиков, возвращавшихся из лесу. Их зверски пытали, им обещали щедрые награды, но ребята остались верны своей партизанской клятве. Они не выдали военную тайну. Тогда гитлеровцы заставили тринадцатилетних мальчиков выкопать яму и закопали их живыми. Мы были на этом месте. Когда я рассказывал ребятам об этом подвиге во имя Родины, я пережил то же, что хирург перед операцией на человеческом сердце,— коснулся самого сокровенного. Дети широко открытыми глазами смотрели на мир, как будто впервые видели его. В те мгновения их души были открыты великому и возвышенному...

    Дорогие мои юные друзья-педагоги, только вчера переступившие порог школы! Вам предстоит воспитывать молодое поколение в 2000 году. Ваши питомцы в расцвете сил встретят столетие Советской Родины. Помните мудрое правило патриотического воспитания, правило, постигнутое, добытое, выстраданное десятилетиями тяжелого и благородного труда: умейте найти то святое место на нашей земле, где открываются сердца и слова наши, обычные, простые слова, обретают новое звучание.

    Каждый раз, когда я говорю со своими питомцами о Родине, я переживаю чувства человека, который завтра умрет, и мое сегодняшнее слово является как бы завещанием. Это значит, что о великом и возвышенном, о святыне  сердца   надо   говорить   нечасто.

    Вот какие мысли не давали мне покоя три дня, пока наши девушки и юноши слушали себя, свой голос, свое сердце.

    И вот я взял, наконец, в руки маленькие листочки с горячими, как огонь, и ласковыми, как цветок ландыша, строчками...

    Что же самое святое и драгоценное в них?

    Юношеству свойственно стремление философски осмысливать мир. Особенно ярко выражено это, когда мысль раскрывается в художественном образе.

    ...Раздумья застенчивой Ольги Верескун:

    «В синем небе летит журавлиная стая. Летят птицы в теплый край, там вечное лето, теплые воды, густые травы. Но не радует их это тепло. Ждут не дождутся птицы, когда на далеком севере растает снег, и снова летят на далекий север, летят через моря и горы. Летят на север, потому что это их родина. Здесь они родились. Так и для нас — самая дорогая та земля, где мы родились. Пусть где-то далеко, в чужом краю, и звезды ярче и травы сочнее, но нет для нас яснее наших родных зорь, нет дождей, более животворных, чем наши родные дожди, нет трав ароматнее наших родных трав. Вот яркое воспоминание моего детста: еле приметная тропинка-стежка в зеленом лугу. Я часто бегала по этой тропинке, собирала цветы. И все мне хотелось узнать, где она кончается. Долго шла я по лугу, но тропинке не было конца. Как только слышу слово Родина, вспоминается эта тропинка, безбрежный зеленый луг, песня кузнечика в вечерней ти­шине, белые хатки и стройные тополя за селом. Самое дорогое для человека, наверное, то, что стало дорогим в детстве».

    Пишет Владимир Глоба:

    «Мама рассказывала мне в далеком детстве сказку о соломенном бычке. Навсегда вошло в память: темный лес, чистое поле, буйный ветер, верба, склонившаяся над прудом... Из этих образов и возникло мое первое представ­ление о Родине. До боли сердца дорого оно мне, чистое поле. Когда я слышу слово «Оте­чество», вспоминается эта детская, не мудрая, но такая дорогая сердцу сказка о соломенном бычке — с чистым полем и буйным ветром, темным лесом  и  глазами  матери».

    Вот строчки синеглазой Тамары Швачко:

    «Для меня Родина начинается с полузабыто­го воспоминания. Над моей кроваткой, у окна, было ласточкино гнездо. Каждое утро, проснув­шись, я видела, как ласточка кормит птенцов. Куда бы я ни поехала, где бы ни пришлось мне жить и работать, я никогда не забуду ласточ­киного гнезда над моим окном. Вспоминаю о нем — и кажется, что это самое красивое виде­ние детства. Наверное, потому что это мысль не только о гнезде ласточкином. Это мысль о гнезде родительском, о материнском ласковом слове, о родной земле».

    Есть у нас еще одна Тамара Швачко, черно­глазая, так и различают их учителя — синегла­зая и черноглазая. Черноглазая Тамара Швачко заключает свои размышления словами о дружбе народов:

    «Мы ездили в Белоруссию, гостили у пионе­ров Кормянской школы на Гомельщине. Повезли своим друзьям яблоню и мешок украин­ского чернозема. Смешали чернозем с белорус­ской землей и посадили яблоню. Несколько лет прошло с той поры. Растет наша яблоня в Белоруссии, а у нас растут белорусские елоч­ки. Однажды рано утром я пришла в школу. Было тихое солнечное утро. Сад наш стоял в белом цветении. Я рассматривала цветущие деревья, слушала тихое жужжание пчел. И вдруг остановилась изумленная: рядом с цветущей украинской яблоней — зеленая бело­русская елочка. Такой красоты я никогда еще не наблюдала. Наверное, потому, что в этом со­седстве яблони и елочки я увидела дружбу на­родов».

    Тамара Афанасьева задумывается о смысле жизни:

    «Сколько я себя помню,— росла возле нашей хаты старая вишня. Почти вся она уже засох­ла, лишь на одной ветке зеленеют буйные от­ростки и весной цветут цветы. Отец не раз собирался срубить ее и посадить молодую вишенку, но мать просила: «Не руби. Ее еще дед посадил». Отец привил почку от дедовой вишни к маленькому сеянцу, и рядом со старой вишней поднялась молодая... Она еще и сейчас живет — дедова вишня. Она дорога для всех нас. Наверное, дорого нам на нашей род­ной земле все, в чем человек оставляет сам себя».

    Люба Самкова размышляет о глубоких кор­нях верности родной земле:

    «Між ярами над ставами верби зеленіють». Эти строки Тараса Шевченко открыли передо мной красоту родного края. Я люблю нашу красивую, полнозвучную украинскую мову. Есть украинская притча: захотелось Кукушке петь по-соловьиному, полетела она к Соловью, долго-долго училась и, наконец, научилась. Возвратилась к кукушкам — братьям и сест­рам и стала петь по-соловьиному. Но после каждой соловьиной трели сбивалась и произ­носила: «Ку-ку»... Слушали ее кукушки, слуша­ли, конечно, поняли соловьиный язык, но очень удивились: «Почему ты с нами, кукушками, говоришь по-соловьиному? Ведь и мы кукуш­ки и ты кукушка. Да и не умеешь ты хорошо петь по-соловьиному, все равно сбиваешься на ку-ку...» «Какая я вам кукушка! — рассерди­лась Кукушка.— Я соловей». Но, рассердив­шись, забыла, что надо говорить по-соловьи­ному,    и    заговорила    по-кукушечьи:    «Ку-ку»...

    Есть такие кукушки и среди нас. Окончит школу, поедет в город, поживет год и, приехав домой, забывает, что приехал к своим кукуш­кам,— пытается петь по-соловьиному, но полу­чается плохо».

    Вчитываясь в сочинения моих учеников, я с гордостью и восхищением вижу благородный сплав нежной любви к Родине и испепеляю­щей непримиримости к злу, ненависти к врагу.

    Владимир Прохоров спрашивает себя: «С чем можно сравнить чувство любви к Родине? Это самое сильное и самое благородное чувство. Меня потряс рассказ о подвиге Михаила Паникако, 19-летнего юноши. То было в тяжелые дни битвы за Сталинград. Михаил стоял в окопе на улице города. На него шел вражеский танк. Молодой воин поднял бутыл­ку с зажигательной жидкостью, чтобы бросить в танк, но в это мгновение пуля разбила бу­тылку, и огнем охватило руку, грудь юноши. Тогда  он   взял  еще одну  бутылку,  прыгнул  из окопа и залез на вражеский танк. Юноша разбил о башню бутылку, и танк запылал.

    Для меня Отчизна начинается с колыбельной песни матери. А вершина славы Отечества — подвиг Михаила Паникако и Александра Матросова. Если мне суждено умереть в битве за Родину, я хотел бы умереть так, как умерли они, герои, чтобы своей смертью звать товарищей в битву за Родину».

    Василь Кравченко нашел свою тропинку в большой мир Отечества.

    «Стоит за селом нашим высокий курган. В тяжкий летний день 1941 года, когда советские войска отступали к Днепру, здесь, на этом кургане, выкопал свой окоп пулеметчик. Несколько часов держал он под обстрелом дорогу. Фашисты послали против него танк, и лишь тогда, когда осколки вражесного снаряда разорвали грудь солдата, он перестал стрелять. Для меня это священный уголок советсной земли. С того кургана и начинается для меня Родина».

    Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее,— писал В. Г. Белинский,— чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем. Пристально всматриваясь в прошедшее, размышляя об исторических судьбах Отечества, юношество конца 60-х годов пытается осмыслить, постигнуть разумом и  сердцем душу  нашего  народа.

    «Что восхищает меня в нашем народе? — ставит перед собой вопрос Валя Фоминская и сама отвечает на него: — Его безграничная любовь к Родине. Я на всю жизнь запомнила рассказ ветерана войны о том, как один наш советский солдат контуженным попал в плен к фашистам. Увидел эсэсовец у молодого воина звездочку на пилотке. Приказал снять и бросить в грязь. Солдат снял звездочку и положил в карман гимнастерки — ближе к сердцу. Фашист повторил приказ. Солдат молчал. Когда фашист схватил его, чтобы вынуть из кармана звездочку, солдат сбил фашиста с ног и ударил ногой в голову. Гитлеровец лежал мертвый. За красную звездочку юноша пошел на виселицу. Я хочу быть такой же духовно сильной, как этот неизвестный герой, как Зоя Космодемьянская».

    Мысль о начале всех начал — о славе труда — раскрывается в рассуждениях Григория Омельяненко:

    «Я не был там, где начинается наш широкий и могучий Днепр. Но я видел на картинке и читал: маленький ручеек тихо журчит, бьет из-под земли чистая родниковая вода. Вот как начинается Днепр. По пути вливаются в него тысячи ручейков. Не было бы маленьких ручейков — не было бы и великана Днепра. Так и Родина. Ее величие и могущество — духовная сила «маленьких», «незаметных» людей. Они своими руками, своим разумом создают все то. чем богата наша страна, чем гордится наше Отечество. Живет у нас в селе дедушка Кузьма Константинович Гайчук. Нигде он уже не работает, пенсионер. Мало кто его знает в селе. потому что работал он в городе Кременчуге. Обыкновенный, скромный человек. Но он построил за свою жизнь сто домов. Много лет будут жить люди в домах, сооруженных руками Кузьмы Константиновича. Александр Довженко говорил: «История народов учит нас, что то государство величественно, в котором велик маленький человек». Родина — это труд людей. Без «маленького» человека нет ни славы, ни могущества. Без него нет ни вождей, ни полководцев».

    Родина и труд — они неразрывны и в мыслях Лены Шкурат:

    «Родина начинается для меня с трех пшеничных колосков,- Мама принесла их с поля в первый день жатвы. Бережно связывала их и вешала над портретом дедушки. Так и останется в моей памяти на всю жизнь: три пшеничных колоска и улыбка матери».

    А Лиде Кириченко, нашей поэтессе и певунье, сердце сказало вот что:

    «Несколько лет назад я впервые увидела море. Оно поразило меня своей безграничностью, величием, красотой и — вечностью. Когда я слышу слово «Родина», передо мной предстает море. Родина вечна, как море. Уходят одни поколения и приходят другие, молодость становится зрелостью и старостью, а Родина вечно живет, впитывая в себя по капельке и по крупинке мужество, героизм, мудрость — от каждого поколения.

    ...Отечество, ты и без меня будешь счастливым, я же без тебя — никогда».

    Мы живем в сложное и трудное время. В мире множество влияний и прикосновений, которые испытывает чуткое человеческое сердце. Говоря словами Ф. М. Достоевского, «дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей». Наша высокая миссия заключается не только в том, чтобы оградить сердце юного гражданина от хищного и лукавого, хитрого и лицемерного «дьявола», оградить это сердце от тлетворных идей аполитичности и космополитизма. Наша высокая цель не просто благополучный человек, а борец. И эту задачу решать нам, дорогие мои ровесники, отцы и матери! Пусть слово и дело наше станут поучительніми для молодого поколения.

Сухомлинский В.А. Слушай сердце! // Огонёк. - 1969. - Май (№ 18).