ОТ ИСТОРИИ ЛОЖКИ К ИСТОРИИ КРАЯ . МУЗЕЙ ЛОЖКИ.

Легенда о Семене- Ложкаре

Семен Ложкарь - это легендарный герой Нижегородского Заволжья. Однажды он приехал со своей женой Катериной и дочерью Авдоткой в поисках лучшей доли в глухой лесной край. По дороге он потерял ложку. Первым делом, когда Семен решил, что никуда больше не поедет и обоснуется здесь, на берегу речки Санохты, он нашел клен, срубил и вырезал деревянные ложки всей семье. Чтобы было чем покушать.

Потом Семён всегда свою ложку носил с собой. К кому бы ни ходил в гости - всегда со своей ложкой. Чтобы не потерять. Ложка у него была глубокая и удобная. Соседи просили у него, чтобы он им подарил такую же. Семен не отказывал. Вырезал из клена и дарил. А потом начал делать такие же деревянные ложки уже на продажу. Пока Семен мастерил ложки для соседних деревень, всё было хорошо. Потом его товаром заинтересовались заезжие купцы. Они стали скупать ложки оптом и продавать по всей России. Пришла известность.

Пока мастер Семён Ложкарь вырезал деревянные ложки для соседей и на продажу, в армии Грозного остро не хватало ложек. При самом современном оружии кушать было нечем. Царь велел воеводе - заместителю по тыловой части - решить этот вопрос в кратчайшие сроки. Воевода передал приказ - найти, где взять ложки. Не купить, не приобрести, а именно взять. Через некоторое время воеводе донесли, что лучшие ложки изготавливает Семен Ложкарь, индивидуальный предприниматель из Керженских лесов. Воевода взял дружину и поехал в Нижегородский край. Нашел он Семенову избу и передал мастеру государственный заказ на поставку кленовых ложек для российской армии в количестве сто сороков. Березовых ложек было заказано в сто раз больше. Расчет воевода обещал по выполнении заказа.. Понятно же было, что денег не дадут. Но Семен Ложкарь как истинный патриот обещал выполнить государственный заказ по производству ложек и взялся за дело.

Мастер и его семья работу выполнили. Через год в Москву прибыли подводы с деревянными ложками. Воеводу он отправил назад с поручением: сделать Семену Ложкарю новый государственный заказ, в сто раз больше предыдущего. За выполнение была обещана ну очень большая премия. То ли царь забыл дать деньги под федеральную программу, то ли воевода их прикарманил, но Семену Ложкарю он гонорар не привез. Передал только царское поручение. Тут уже Катерина начала шуметь на мужа. Дескать, работу спрашивают, а не платят, что-то тут нечисто. Бежать надо. Но Семен Ложкарь поверил царю и снова взялся за заказ. И опять его выполнил.

Снова пришли в Москву обозы с деревянными ложками. Снова царь обрадовался, снова открыл финансирование, и снова оплата за отгруженную продукцию куда-то делась. Вместе с ну очень большой премией. А воевода опять поехал к Семену Ложкарю со следующим заказом на деревянные ложки.

Пока воевода ехал в семёновские леса с новым заказом, Семен Ложкарь со своей семьей уже голодал и жил исключительно гуманитарной помощью из соседних деревень. Когда воевода опять не привез денег, Катерина начала шуметь еще больше. Мол, всё же ясно, денег опять не заплатят.

Но Семен Ложкарь как истинный патриот опять взялся за вырезание деревянных ложек для царской армии. Правда, пообещал жене, что если не заплатят, то это в последний раз.

За что и рассердился на него воевода. Семену Ложкарю присудили пожизненные каторжные работы на Урале.

На заброшенные вырубки, где Семен делал свои ложки, пришли люди. В лесу громко куковала кукушка. Люди спрашивали у птицы: сколько лет им жить. Кукушка куковала без устали и получалось, что жить всем очень долго. Людям это нравилось и они стали строить свои дома на вырубках вокруг места избы Семена Ложкаря. Так появилась деревня Семеново, которая потом, при Екатерине Второй, стала городом.

 Семен Ложкарь вернулся домой старым стариком. Однако он по-прежнему любил свою работу. Чтобы его умение не пропало, он открыл первую в России школу художественной обработки дерева. От учеников Семена Ложкаря пошли династии мастеров-ложкорезов, которые сделали город Семенов центром производства деревянной посуды в России.

Я находился в гвардейском минометном полку. Подъехали походные кухни. Теперь и подкормиться можно. Сегодня исполнялась вторая годовщина присвоения миномётному полку гвардейского звания. Солдатам  раздали праздничный обед: щи с мясом, рисовая каша с котлетами. Рассевшись на приволье, миномётчики дружно принялись за еду, как всегда подшучивая и остря. Не ел только один Агафонцев , рослый, ладный солдат, с коротко подстриженными усами. Он сидел на корточках и суетливо копался в вещевом мешке. Затем опустил руки и поник головой. Я подошёл к нему. На земле стоял котелок с нетронутыми щами.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Ложка потерялась, — ответил Агафонцев, бросив на меня огорчённый взгляд.
Я смотрел на него, еле сдерживая улыбку. Ложка на фронте, конечно, не пустяк, но и не причина для печали. На глаза Агафонцева навернулись слезы, и он ещё ниже опустил голову.
— Антон, да ты что! — тормошил его за плечо пожилой минометчик. — Печалишься о ложке, подумаешь, ценность большая!
— Э, не скажи, — заговорил сержант Пряхин, — Ложка у него особенная, с большой биографией. На трёх войнах побывала и на четвертую попала. И кабы пройтись по тем местам, где пришлось ей быть, одной жизни человеческой не хватило бы. С этой ложкой вся династия Агафонцевых воевала с врагами России.

— Ну это уж фантазия. Присочинили, факт, — послышался чей-то голос.
— Да к чему мне врать! — возмутился Пряхин. — Мы с Антоном из одного села. Из-под Саратова. И дружки с детства. Наши избы стоят крыша к крыше. И я хорошо помню, как дед Софрон и отец Антона рассказывали нам — мы ещё тогда пацанами были — разные фронтовые истории. А когда провожали нас на фронт, отец Антона говорил напутствие: «Идёшь ты, сын, на войну, бери фронтовую ложку. И смотри, чтоб принес её домой. Она у нас наследственная. Все мы воевали и невредимыми приходили домой". Вернешься и ты, сын». Правильно я говорю, Антон?
- А что толку? Вот потерял, не выполнил наказа отца. — В глазах солдата стояла печаль.
Поспешно справившись с обедом, Пряхин вытер травой ложку.
— Бери, ешь, а то щи остынут. Но Агафонцев отказался. У него уже и аппетит пропал с досады.
— Где она у тебя была? — спросил Пряхин.
— В вещевом мешке, где же ещё ей быть, — ответил он.
Сержант Пряхин вытряхнул из мешка все нехитрое имущество солдата. Ложки не оказалось. Стал у Антона, как у ребенка, ощупывать голенища сапог, проверил карманы шаровар и вдруг, как фокусник, извлек оттуда злополучную ложку.
— Эх ты, гвардеец! — пристыдил его Пряхин.
Агафонцев густо покраснел. По загорелому лицу его пробежало смешанное выражение радости и конфуза. Все засмеялись.
Передавая Агафонцеву ложку, Пряхин хлопнул его по плечу, сказав:
— Всякое бывает. Теперь жить будешь, Антон. Я взял у Агафонцева ложку и стал её разглядывать — ведь как-никак, четвертую войну служит. Изготовлена из березы. Край в одном месте выщерблен. На черенке вырезано: 1904 год, 1914 год, 1918 год. Вот и все её приметы. Но суть-то в чём? Даже не верится: четыре поколения, четыре войны! Из моих рук ложка переходила от солдата к солдату. Все с интересом рассматривали, приглядывались, словно пытались увидеть в ней картины прошлого. С этой минуты она стала не только семейной реликвией Агафонцевых, она как бы принадлежала всем им.
— Эту ложку нельзя терять. Нужно описать всю биографию её и направить в музей Красной Армии, — сказал пожилой минометчик. — Да приложить к ложке письменное сообщение о боевых геройских делах ее хозяина Антона, как он однажды за весь расчет воевал, хоть и раненым был. Не возражаешь, Антон?