За строкой строка...

Кононенко Юлия Сергеевна

Многие, наверное, в определенное время пробуют что-то писать. Я не исключение. Мне нравится этот творческий процесс. Иногда нравится и то, что получается. 

Скачать:


Предварительный просмотр:

Помним ли мы?...

Помним ли мы подвиг русских солдат,

Тех, кто был верен Отчизне своей,

Кто не вернулся из боя назад

И  не увидел своих матерей?..

Помним ли слёзы и грязь пополам

Тех, кто в морозы остался без крова;

Тех, чьим замерзшим, усталым рукам

Низкий поклон наш снова и снова?

Память об этом нельзя зачеркнуть!

И не закрыть нам глаза на былое!

Нам миллионов людей не вернуть…

Разве возможно не помнить такое?

Нам не забыть, не забыть ни за что

Тех, кто пришёл, незажившие раны

И похоронки помятый листок,

Горечь утрат на щеке ветерана…

Годы прошли, но я с чистой душой

Миру всему заявляю открыто:

Мы, молодёжь, со своею страной!

Никто не забыт, и ничто не забыто!!



Предварительный просмотр:

Юлия Лушникова

С надеждою в сердце…

Рассказ

Все имена и события реальны

1

   Солнце стояло высоко. Зной был нестерпимым, и мужики, уставшие от покоса, отдыхали под дальними акациями. Кто-то дремал, похрапывая в тени, другие устало переговаривались, радуясь хорошим травам. Дождливая весна дала столько сочной травы по лугам и поймам, что после нескольких засушливых, голодных лет это дарило надежду. Люди, радуясь, спешили запастись сеном; каждая травинка была дорога, цену ей уже знали, когда вспоминали, как колхозная скотина с обтянутыми шкурой тощими боками подыхала, не дотянув до первой зелени.

   В воздухе стоял сладкий, дурманящий запах клевера и чабреца. Легкий ветерок обдувал уставшие лица, шевелил волосы, дарил благодатную прохладу. Карп, молодой, но крепкий паренёк с серьёзным взглядом серых глаз сидел, прислонившись к стволу старого дерева, и задумчиво глядел вдаль.

   Он вспоминал отца с  матерью, не доживших до этих дней, своё сиротливое детство, которое, как у многих других детей, заставило его рано повзрослеть. Мать свою Карп почти не помнил, она померла, когда он был совсем ребёнком. Помнил только, как тепло ему было, когда она притягивала его к себе, обнимала и шептала на ушко какие-то ласковые слова, называла Карпушей, Карпунечкой. А потом вдруг всё закончилось, и в доме стало тихо и одиноко, как-то серо даже.

  Отец больше не женился, много работал, приучая и малолетнего сына к труду. Был бы жив, мог бы гордиться им: умея читать и писать, Карп, несмотря на свою юность, вызывал уважение даже у стариков. В молодом колхозе его ценили, обещали помочь встать на ноги, даже невесту ему уже подыскали. «Да куда мне жениться? – смеясь, говорил парень. – Не время ещё, надо жизнь наладить. Семья – дело серьёзное».

   Думая об этом, Карп улыбался, прикрыв глаза уставшими веками, уплывая с облаками куда-то далеко, за горизонт. Перед ним вдруг возникло лицо девушки с тёмно-вишнёвыми глазами. Вздёрнутый нос и ямочки на щеках придавали ему озорства, а насмешливая улыбка как будто дразнила: «Ну что, жених?»

   «Фрося…» - сквозь дрёму подумал Карп, и на душе его стало светлее. Хоть и не показывал он виду, а всё-таки нравилась ему эта весёлая девчонка. Во всей Камышенке не сыскать было такой певуньи. Добрая, отзывчивая, трудолюбивая, Фрося была бы хорошей женой, но замуж не спешила, как будто специально ждала, пока жених подрастёт (Карп был младше её на два года). А теперь пусть и посмеивалась над ним, но с замиранием сердца ждала, когда же пройдёт он мимо окон…

  - Вставай, Карп! – донеслось сквозь сон. – Работать пора. Дальний клин выкосим – и по домам!

   Год выдался урожайным; в селе все радовались и снова строили планы на будущее. Осенью Карп заслал сватов к Фросе, а зимой 1922 года сыграли свадьбу.

 

      Это на их плечах поднималась молодая Россия; это руками таких же молодых людей, как они, строилось светлое будущее, в которое без страха, но с надеждой шагала молодёжь. Тяжело было, но вера в лучшее помогала, толкала вперёд, давала желание жить. Всё твёрже ступала Советская власть по русской земле, всё больше людей объединялись одной идеей – свободно жить и работать в своей стране, городе, деревне.

   Семья Карпа и Фроси Бондаренко крепко держалась за землю. Оба работали в колхозе, были на хорошем счету, по-настоящему старались подняться. Да и было ради кого: через год Фрося родила первенца, мальчика назвали Фёдор, и оба были счастливы, что теперь они, действительно, семья.

2

   Федька шёл домой, понуро опустив голову. В одной руке он нёс портфель, в другой держал ветку, которая тянулась за ним по земле, оставляя неровный след и поднимая пыль. Он нарочно не спешил, знал, что отцу уже сообщили о его «преступлении» и его, наверняка, ждёт трёпка.

   В свои пятнадцать лет Фёдор был очень серьёзным, хорошо учился и помогал во всём отцу с матерью. Кроме Феди в семье уже была дочка Маруся, а недавно Фрося порадовала мужа двойней, и забот у неё было невпроворот…

    - Фёдор! – вырвал из задумчивости голос отца. – Поди сюда.

   Карп глядел на сына с укором и непониманием. До сих пор такого не было, чтобы сын прогуливал уроки, его только в пример ставили, а тут такое.

   - Батя… - начал было Федька, но замолчал собираясь с духом. – Ты знаешь, там в клуб кино привезли, про разведчиков. И про наших в Испании, - заторопился он высказать всё сразу, чтобы опередить отцовские упрёки. Он был уверен, что отец поймёт, он не мог не понять.

   Давно ведь уже Фёдор, романтик в душе, лелеял мечту о подвиге, о том, что сумеет послужить своей Родине. Он ждал, что пойдёт в армию, где обязательно станет разведчиком и сможет нарушить планы врагов России.

   А врагов у Советского Союза всегда было достаточно. Вот и сейчас с мальчишками и девчонками, своими ровесниками, Фёдор обсуждал войну в Испании, где гибли наши солдаты, помогавшие дружественному народу справиться с наползающим на Европу фашизмом.

   Как же могут остаться в стороне эти ребята, которые уже понимают, что защита Отечества когда-нибудь ляжет и на их плечи? Юношеский пыл, молодые сердца, подвиги отцов и дедов заставляют их мечтать; они торопятся повзрослеть, боятся, что не успеют испытать себя.

   Именно об этом подумал и Карп, когда выслушивал оправдания сына, стараясь казаться сердитым и пряча понимающую улыбку. «Молодец, сынок, – про себя хвалил он Фёдора, - вон ведь как рассуждает, по-взрослому». И представить себе не мог отец, какое взросление уготовила его детям судьба…

3

   Сломя голову Фёдор бежал через всё село домой, неся матери важную новость. Бежал и думал: «Наконец-то!.. теперь и я… покажу гадам!». Больше года уже он был заведующим избой-читальней при сельском совете. Ему нравилось работать среди книг, нравилась задумчивая тишина, запах старой бумаги. В его распоряжении был весь мир с его морями и океанами, научными открытиями, человеческими эмоциями и мыслями. Именно здесь Фёдора застало известие о том, что началась война, и он готов был, оставив всё, идти сражаться с врагом. Но повестка пришла только в октябре.

   - Мама, собирай вещмешок!– крикнул Фёдор с порога, но вдруг остановился в дверях. Отец сидел на стуле, опустив голову и крепко сжав ладони,  а мать отвернулась и беззвучно плакала, только плечи нервно вздрагивали.

   - Как же я одна-то с тремя управлюсь? – тихо говорила она как бы сама с собой. – Ведь мал мала меньше.

   - Через два дня вместе на призывной пункт поедем, - сказал отец, обращаясь к Фёдору. – А ты, Фрося, не реви. Не могу я дома. Мы им с Федькой покажем почём фунт лиха, - деланно подмигнул он сыну, стараясь, чтобы жена не заметила тревоги в его глазах.

   А два дня спустя на Лозовском призывном пункте стояли рядом отец и сын, слушали напутственные речи военного комиссара, и каждый думал о своём. Не знал Карп, как переживёт эту зиму Фрося с тремя детьми, надеялся, как и каждый здесь, скоро вернуться, сил просил себе неизвестно у кого. В глазах Фёдора  читалось нетерпение, он слушал, как играет мелодию марша духовой оркестр, и в душе поднимались волна за волной любовь к Родине, ненависть к врагу, гордость за свой народ и отчаянная надежда на победу. Стояли рядом отец и сын и не знали, увидятся ли когда-нибудь ещё…

   Через несколько дней им всё-таки удалось встретиться. Фёдора отправляли на ускоренные курсы лейтенантов, и перед отъездом он хотел попрощаться с отцом. Они сидели на ступеньках большого старого дома, где расположились солдаты, и тихо говорили.

   - Знаешь, батя, я себе слово дал: буду бить фашистов до последней капли крови, не сдамся, не струшу, - говорил Фёдор с такой убеждённостью в голосе, что в груди Карпа поднималась волна гордости и за себя, за то, что смог воспитать такого сына, и за него самого, за его стремление, мужественность, за всю Россию, в которой (он был убеждён) каждый с готовностью шёл на защиту своей земли.

   - Надеюсь, сынок, недолго нам воевать придётся. Да и нельзя долго – дома мать с малыми детьми, - сказал Карп, хотя уже не очень-то верил в скорый конец войны.

   Поговорив ещё немного, они расстались. И не мог ни один из них предположить, что это была их последняя встреча.

4

   - Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить, - шёпотом обратился к Фёдору молодой солдат.

   - Ну, что там? – Фёдор напряжённо всматривался в темноту.

   - Вокруг дзота четверо фрицев, внутри играет музыка. Веселятся… немецкие морды.

   - Значит так. Цыбулько, Рыбин, обойдёте дзот справа, уберёте часовых. Да по-тихому. Остальные за мной…

   Лейтенант Фёдор Бондаренко после  учёбы на лейтенантских курсах попал в разведку, его мечта сбылась, и это задание было далеко не первым в его послужном списке. Шёл 44-й год, и советские войска медленно, но верно двигались на запад, отгоняя фашистов всё дальше. На счету Фёдора, уже старшего лейтенанта, были десятки операций, ранение, госпиталь, снова фронт. С каждым днём в душе его крепла уверенность в том, что русские люди, крепкие духом, смогут одолеть врага, прогнать его с родной земли. И не могло быть по-другому: каждый павший в бою товарищ, каждая слеза из глаз русских жён и матерей, каждый осиротевший ребёнок, каждый сожжённый дом увеличивали в душе Фёдора ненависть. Её было столько, что солдат был уверен: она доведёт его до самого Берлина.

   …Автоматная очередь разорвала тишину. «Эх-х, не получилось по-тихому», - с досадой подумал лейтенант. Из дзота выбегали фрицы, выкрикивая что-то на немецком и стреляя в темноту. Но разведчики, укрывшись за деревьями, косили их, как траву. Командир с двумя солдатами подобрались к входу в дзот с другой стороны. Троих немцев убило гранатой, разорвавшейся почти у самого входа, четвёртого Фёдор уложил ударом приклада и, ворвавшись внутрь, полоснул автоматной очередью.

   Тот, кто был им нужен, забившись в угол, держался за руку и рычал свои фашистские угрозы. Рукав пропитался кровью, и вокруг немецкого майора уже образовалась лужица. Но главное, он был жив, а значит, мог дать ценные сведения. Разведчики связали «языка» и вытащили наружу. Цыбулько насчитал четырнадцать убитых фрицев, а Фёдор, облегчённо и радостно вздохнув, подумал: «Слава Богу, без потерь…»

5

   За очередной захват «языка» старший лейтенант Бондаренко был награждён орденом Александра Невского. Эта награда была не первая, и лейтенант, получая её, думал о своём отце.

   Карп Бондаренко пропал без вести ещё тогда, в 41-ом, через несколько месяцев после того, как их с сыном призвали на фронт. Всего одно письмо получила от него семья, и то короткое. Он писал, что их дивизия идёт на восток, что у него всё в порядке, что очень скучает по детям. А  через некоторое время пришло извещение, в котором сообщалось, что рядовой Бондаренко пропал без вести.

   Ни сын, ни мать не хотели в это верить, тем более что солдаты, возвращавшиеся в село с фронта, рассказывали, что видели его: одни на фронтовых дорогах, другие – под Белгородом. Но никто не видел его убитым, мёртвым.

   Фёдор в минуты отдыха от боёв, между вылазками на вражеские позиции писал в полевые госпитали и другие фронтовые части. Летели эти письма-треугольники, и в каждом была надежда на то, что отец остался жив и, может быть, лежит в госпитале и не в силах послать домой весточку. Эти поиски не дали результатов, и старший лейтенант Бондаренко, видевший смерть на каждом шагу, хоронивший товарищей, решил, что и отец его нашёл пристанище в одной из фронтовых могил и если погиб, то погиб, как герой…

6

   Так и не узнал Карп Бондаренко, что жена его Ефросинья ждала и верила до последних своих дней, что он жив; не испытал отцовской гордости за старшего сына, который, пройдя всю войну в составе Шумской артиллерийской дивизии,  встретил  Победу в Берлине, после войны учил детей в родной Семёно-Камышенской школе, позже стал председателем сельского совета и уже в мирное время трудился на благо Родины, а к его боевым наградам добавился и Орден Красного Трудового Знамени.

Младшие сёстры и брат Фёдора Карповича, для которых он был и братом, и отцом, выросли достойными людьми; судьбы их сложились по-разному, но,  хоть и не помнили они своего отца, память о нём всегда жила в их душах.

И спустя семьдесят лет после великой Победы Россия помнит подвиги своих солдат, чтит их светлую память. Иначе нельзя: в каждой семье были и есть ещё свои ветераны, с каждым годом их остаётся всё меньше, а благодарность русских людей должна быть всё больше. На чём же ещё воспитывать молодые поколения, как не на примере прадедов?

И не зря сейчас внуки и правнуки таких же героев, как Фёдор Бондаренко,  пытаются по крупицам собрать истории своих семей. Изучая архивные данные, собирая материал на интернет-сайтах, беседуя с родными, они, как пазл, складывают прошлое своих предков в один большой семейный архив. Они  надеются, что  всё, даже самый незначительный факт, только подчеркнёт в дедах и прадедах, бабушках и прабабушках те качества, которые помогали им бороться, не сдаваться даже в самые тяжёлые минуты, с надеждой смотреть вперёд, верить в лучшее и не отчаиваться. А значит,  когда-нибудь найдётся могила и Карпа Бондаренко,  и пустые строчки в семейном архиве заполнятся; его правнуки, слушая рассказы об отважных предках, вырастут бесстрашными и сильными духом гражданами великой России; и никогда больше фашизм не протянет свои грязные руки к мирной жизни миллионов людей.

   2015г.



Предварительный просмотр:

О маме

Первое слово сказала я «мама»,

С первой пятеркой бежала я к ней,

Радость, тревоги – все самое-самое

Можно доверить маме моей.

Как бы меня волны жизни ни били,

Как бы ни тяжко бывало порой,

 С мамой всегда мы подругами были,

 Как теплым крылом, обнимала рукой.

Выросла я, и сама уже мама,

А хочется в детство попасть на часок.

 Свернувшись калачиком, слушать упрямо,

 Как «песню заводит за печкой сверчок».



Предварительный просмотр:

Земля родная кровью полита

Своих сынов, в боях израненных,

Стоявших намертво, штыком исколотых,

 Но страхом – нет, не затуманенных.

Её, родимую, в горстях сжимавшие,

В неё вкопавшись, силу черпая,

 Стояли намертво, живые,  павшие,

Огнем встречая тьму свирепую.

 

С землицей в ладанке, с Россией-матушкой

Не страшно пасть от пули ворога.

Так и они, отцы да братушки,

Отдали жизнь за то, что дорого…

Где кровь лилась, алеют маки пусть,

И степь родная – красным знаменем.

Уж столько лет… А не проходит грусть.

Сыны Отечества, навеки с нами вы!