Муниципальное казённое общеобразовательное учреждение

                    Каменская средняя общеобразовательная школа №1

                      с углубленным изучением отдельных предметов

                      имени Героя Советского Союза В.П. Захарченко

                             Каменского муниципального района

                                                              И.А. Суязова

В помощь выпускникам

ЕГЭ – 2014

ПРОВЕРЬ СЕБЯ:

ПАРОНИМЫ -2014

(готовимся к решению тестовых задач)

п.г.т. Каменка 2014

РАЗДЕЛ 1.

ПРОВЕРЬ СЕБЯ

1. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) В неясном, рассеянном свете ночи открылись перед нами ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЕ и прекрасные перспективы Петербурга: Нева, набережная, каналы, дворцы.

2) Железо, хром, марганец, медь и никель являются КРАСОЧНЫМИ веществами, компонентами многих красок, созданных на основе этих минералов.

3) ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ отношения между Россией и США были установлены в 1807 году.
4) Самыми ГУМАННЫМИ профессиями на земле являются те, от которых зависит духовная жизнь и здоровье человека.

2.  В каком предложении вместо слова ДОВЕРЧИВЫЙ нужно употребить слово ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ

1) Среди доверчивых людей нередко встречаются те, кто поплатился за свою доверчивость.
2) Отношения между начальником и его подчинённым постепенно приобрели более доверчивый характер

3) Это было существо доверчивое, робкое и слабое.

4) Братья его были настолько наивными и доверчивыми, что обмануть их было совсем нетрудно.

3. В каком предложении вместо слова ВЕЛИКИЙ нужно употребить ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ?

1) Высокая, стройная, грациозная и ВЕЛИКАЯ, Елена держалась всегда необыкновенно прямо, и это придавало ей царственный вид.

2) Литература — ВЕЛИКОЕ достояние народа.

3) Народу было ВЕЛИКОЕ множество, как будто весь город пожелал увидеть поэта и услышать его удивительный голос.

4) Каждый ВЕЛИКИЙ поэт является выразителем духа народа, его истории.

4. В каком предложении вместо слова ПРЕДСТАВИТЬ (ПРЕДСТАВЛЯТЬ) нужно употребить ПРЕДОСТАВИТЬ (ПРЕДОСТАВЛЯТЬ)?

1) За большие заслуги перед государством артиста ПРЕДСТАВИЛИ к правительственной награде.
2) Этот дом ПРЕДСТАВЛЯЕТ собой историческую ценность.

3) На совещании нам ПРЕДСТАВИЛИ нового сотрудника.

4) Русский язык — это громаднейшее богатство, которое ПРЕДСТАВЛЯЕТ нам необычайные возможности.

5. В каком предложении вместо слова ВЕЧНЫЙ нужно употребить ВЕКОВОЙ?

1) Долгими осенними вечерами хозяин не выходил из комнаты и в неизменном халате, с ВЕЧНОЮ трубкою в зубах, сидел у окна.

2) Густые заросли кустарника чередовались с ВЕЧНЫМИ дубовыми рощами и берёзовыми лесочками.
3) Среди ВЕЧНЫХ человеческих ценностей наиболее важной для него была честность.

4) В районах ВЕЧНОЙ мерзлоты дома строятся по специальным проектам.

6. В каком предложении вместо слова ДОЖДЕВОЙ нужно употребить слово ДОЖДЛИВЫЙ?

1) На темном листе блестела одна-единственная ДОЖДЕВАЯ капля.

2) День обещал быть ветреным и ДОЖДЕВЫМ.

3) Сдвигая вековые камни, обрушились вниз ДОЖДЕВЫЕ потоки.

4) Из сада хлынул чистый ДОЖДЕВОЙ запах, дурманящий аромат цветущей липы.

7. В каком предложении вместо слова ЗЛОЙ нужно употребить ЗЛОСТНЫЙ?

1) Здесь было так неуютно и страшно, как в заколдованном царстве, где всё уснуло по прихоти ЗЛОЙ феи.

2) Не по ЗЛОЙ воле он допускал промахи и ошибки.

3) Имейте в виду, что ЗЛЫЕ браконьеры являются уголовными преступниками и будут непременно наказаны.

4) Человек он был ЗЛОЙ: ему непременно нужно было кого-то мучить.

8. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено неверно?

1) После того как рой полностью привьётся, под собравшийся клуб подводят роевню и в неё СТРЯХИВАЮТ основную массу пчёл.

2) Настоящий педагог должен стремиться ОХВАТИТЬ вниманием всех своих учеников.

3) В музыкальном салоне был представлен огромный ОТБОР дисков с записями известных исполнителей и начинающих певцов.

4) Составленный руководителем проекта план в процессе его разработки ПРЕТЕРПЕЛ большие изменения.

9.  каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Для того чтобы домашний квас получился ИГРИСТЫМ, приятным и освежающим, необходимо соблюдать технологию его приготовления.

2) В июле стояла жара, и, когда по зелёной листве сначала медленно и неуверенно, а затем всё настойчивей застучали капли ЖИВУЧЕЙ влаги, вся природа встрепенулась и потянулась навстречу дождю.
3) Нефролепис может расти и при ИСКУССТВЕННОМ освещении, но, как и все папоротники, нуждается в повышенной влажности воздуха.

4) На летние месяцы школьников отправляют в международный ЯЗЫКОВОЙ лагерь, одно из основных направлений деятельности которого — изучение иностранных языков.

10. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Кошки чрезвычайно терпеливы и могут часами ВЫЖИДАТЬ, когда мышь покинет своё убежище.
2) Никакая работа не ПРЕДСТАВЛЯЛА для этого блестяще образованного и высокоорганизованного человека больших затруднений.

3) Система контроля в дальнейшем может ПЕРЕТЕРПЕТЬ значительные изменения.

4) Чем больше мы узнаём о ЖИВОЙ природе, тем больше мы познаём самих себя.

11. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) По мнению преподавателей, ЯЗЫКОВЫЙ барьер — это то, что чаще всего мешает взрослому человеку успешно овладевать иностранным языком.

2) В период заморозков растениям необходимо ЖИВИТЕЛЬНОЕ тепло, поэтому садоводы должны заранее обдумать, какой тип теплиц использовать, чтобы сохранить нежные всходы.

3) Потенциальные инвесторы продолжают ВЫЖИДАТЬ подходящего момента для вложений денежных средств, оценивая наиболее перспективные направления инвестиций.

4) Курс культурологии, который изучается на кафедре гуманитарных и социальных наук, был введён с целью ВОСПОЛНИТЬ пробелы в знании требований воинского и гражданского этикета.

12. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Невозможно было ОЖИДАТЬ более тёплого приёма, чем тот, который был организован для гостей фестиваля.

2) Предлагаемый студентам дополнительный курс лекций позволит им ВОСПОЛНИТЬ пробелы в знаниях.

3) Территорию, находящуюся под местом кладки карниза, в целях безопасности необходимо ОГОРОДИТЬ.

4) После обсуждения радостной новости вся компания пребывала в ИГРИСТОМ настроении, поэтому подготовку к экзамену было единодушно решено перенести на следующий день.

13. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО

1) Если АДРЕСАТ не приходит за письмом в течение пяти суток, то почтовое отделение направляет ему повторное уведомление.

2) На полотнах ЗАЧИНАТЕЛЯ крестьянского бытового жанра в русском искусстве М. Шибанова академическая условность композиции и сдержанность характеристик персонажей сочетаются с любовной обрисовкой крестьянского быта.

3) Чтобы получить ЖИВИТЕЛЬНЫЙ заряд положительной энергии, посмотрите цирковое представление или посетите дельфинарий.

4) Работодатель обязан ПРЕДСТАВИТЬ оплачиваемый учебный отпуск работнику, который учится в аспирантуре (адъюнктуре) заочно.

14. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) А. Н. Радищев в прозе и стихах обращается к сокровищнице народного творчества и народного языка, поэтому его можно считать ЗАЧИНАТЕЛЕМ того процесса, который нашёл своё завершение в произведениях А. С. Пушкина.

2) По требованию акционера, аудитора или любого заинтересованного лица акционерное общество обязано в разумные сроки ПРЕДСТАВИТЬ им возможность ознакомиться с уставом общества, включая изменения и дополнения к нему.

3) Конечно, тот самый ИГРИСТЫЙ русский квас, который пили наши предки, приготовить в современных условиях практически невозможно, но можно попробовать приготовить неплохие квасные напитки.

4) После того как отправленное АДРЕСАНТОМ заказное письмо достигнет адресата, отправитель получит уведомление о вручении.

15. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Туристическая фирма обязана ПРЕДОСТАВИТЬ потребителю информацию о своей государственной регистрации и наименовании зарегистрировавшего её органа.

2) К ИГРОВОМУ кино относятся практически все произведения кинематографа, за исключением части документального кино.

3) В соответствии с «Правилами предоставления услуг почтовой связи» заказное письмо только тогда считается доставленным, когда АДРЕСАТ лично расписался в уведомлении о вручении.

4) После мокрого снегопада необходимо ОТРЯХНУТЬ снег с ветвей деревьев, чтобы они не поломались.

16. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Механическая обработка не полностью отвердевшей формованной конструкции бывает ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЙ вследствие повышенной вязкости этой конструкции.

2) Уже не в первый раз российская женская сборная по баскетболу одерживает ВПЕЧАТЛЯЮЩУЮ победу над командой соперниц.

3) Бойкий ЯЗЫКАСТЫЙ парень, продававший неподалёку книги и календари, время от времени сочувственно поглядывал на молоденькую продавщицу, у которой никак не получалось привлечь покупателей.
4) Человек, искренне любящий свою страну, не позволит, чтобы в его присутствии УНИЖАЛИ заслуги отечественных учёных, новаторов и изобретателей.

17. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) ПАМЯТНЫЕ дни устанавливаются в честь значительных событий в мировой истории или истории России.

2) Ранимый, ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ ребёнок тяжело переносит неудачи в играх, поражения в соревнованиях, и, попадая в такие ситуации, он долго плачет и сердится.

3) Информация о расписании авиарейсов, НАЛИЧНОСТИ мест на самолёт и стоимости авиабилетов является актуальной на момент запроса этой информации на указанном в рекламном проспекте сайте.
4) Под ЗАТРУДНЕННЫМ дыханием подразумевается неприятное ощущение сложности выполнения вдоха или выдоха.

18. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) До выполнения ремонтных работ по замене повреждённых элементов необходимо в целях безопасности ОГОРОДИТЬ опасную зону.

2) Введение новых требований поставит разработчиков нового проекта в ЗАТРУДНЁННОЕ положение.
3) Необходимая принадлежность многих игр — это ИГРАЛЬНЫЙ кубик.

4) Информационная служба городской телефонной сети опубликовала итоги перехода АБОНЕНТОВ на новые тарифные планы.

19. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Затопления от наводнений заторного типа, которые мало зависят от уровня водности года, следует ОЖИДАТЬ в апреле и в мае.

2) Есть проверенный метод чистки меха с коротким ворсом: загрязнённый мех нужно протереть горячим картофельным пюре, а затем тщательно ОТРЯХНУТЬ.

3) Наибольшее непонимание московских АБОНЕМЕНТОВ вызывает необходимость вносить абонентскую плату за пользование линией.

4) Новая фирма была зарегистрированная под красивым, ЗВУЧНЫМ именем.

20. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) АБОНЕМЕНТЫ на концерты, проходящие в Концертном заме имени П.И. Чайковского, можно приобрести во всех кассах Московской государственной академической филармонии.

2) Метеорологи не имеют возможности заранее с достоверностью прогнозировать наступление погодных аномалий, но учёные не исключают, что в дальнейшем нашу планету ВЫЖИДАЮТ резкие колебания погоды.

3) Перед тем как использовать суспензию для ингаляции, контейнер необходимо ВСТРЯХНУТЬ лёгким вращательным движением.

4) Прошедший год был отмечен ВПЕЧАТЛЯЮЩИМИ событиями в культурной жизни страны.

21. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Чтобы приготовить маринад для рыбы, запечённой в углях, нужно СТРЯХНУТЬ семена из четырёх-пяти стручков кардамона, добавить щепотку шафрана и растереть их в ступке с солью.

2) Девочка резким движением откинула чёлку со лба и неожиданно спокойно и ДОВЕРЧИВО посмотрела Алексею в глаза.

3) ВЫДАЧА коньков производится при наличии у посетителя катка паспорта или любого другого документа, который может быть оставлен в залог.

4) Аналитики утверждают, что в наступившем году на рынке ценных бумаг можно ОЖИДАТЬ значительных изменений.

22. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Участнику деловой или туристической поездки в США для оформления визы необходимо ПРЕДСТАВИТЬ пакет соответствующих документов.

2) Дефицит кальция в организме помогут ПОПОЛНИТЬ прежде всего такие продукты, как молоко, творог, сыр.

3) Участие в командных играх и других интересных спортивных мероприятиях дарит нам ЖИВИТЕЛЬНЫЙ заряд бодрости.

4) При раскатывании теста необходимо периодически СТРЯХИВАТЬ лишнюю муку со скалки.

23. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Инновационный технологический рынок в России в ближайшие три года может ОЖИДАТЬ волна неудач, вызванных цикличным характером его развития.

2) Стремясь доставить неприятности другому, ЗЛОСТНЫЙ человек прежде всего вредит самому себе.
3) В течение последних лет опытные тренеры подготовили сильных игроков, которые в ближайшее время будут готовы ПОПОЛНИТЬ сборную России.

4) ДОВЕРИТЕЛЬНАЯ беседа делает отношения в семье более глубокими и прочными, а самих членов семьи — более счастливыми.

24. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Задача гимнастики — ВОСПОЛНИТЬ дефицит движения, а вместе с ним и дефицит питания костей, хрящей, связок и мышц.

2) Все без исключения производители различных отраслей стараются оригинально ПРЕДСТАВИТЬ свои новинки.

3) Русский морской офицер Н. Н. Апостоли, известный конструктор фотокамер конца XIX — начала XX веков, по праву считается ЗАЧИНЩИКОМ корабельной фотографии.

4) Кошек принято считать необычайно ЖИВУЧИМИ, но на самом деле за этими домашними животными требуется серьёзный уход, и прежде всего они нуждаются в наблюдении ветеринара, определяющего правильный рацион питания.

25. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) В офис юриста каждый клиент приходит со своей проблемой, и внимательный приём и ДОВЕРЧИВАЯ беседа являются залогом установления прочных деловых отношений.

2) Готовые тосты можно украсить базиликом, который нужно предварительно вымыть, хорошо ОТРЯХНУТЬ от капель и нарезать полосками.

3) Хозяин, не желая показаться НЕВЕЖЕЙ, поспешно вышел из гостиной и первым протянул необычному гостю руку для крепкого рукопожатия.

4) Информацию о НАЛИЧИИ билетов на детские спектакли, которые будут проходить в дни зимних каникул, можно получить в кассах драматического театра.

26. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) СЛОВАРНЫЙ портрет должен быть составлен так, чтобы любой без труда узнал по нему человека, которому он принадлежит.

2) Пушистый снег ОДЕЛ в серебристые наряды вековые сосны, устремившие свои вечнозелёные вершины в чистое небо.

3) Окончив сбор лекарственных трав, не забудьте тщательно ОТРЯХНУТЬ одежду и вымыть руки с мылом.

4) Между ветеранами труда и руководством предприятия состоялся ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ разговор, в ходе которого были затронуты самые различные темы.

27. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) ИГРОВОЕ поле для волейбола должно быть прямоугольным и симметричным и включать площадку для игры и свободную зону.

2) 1 апреля Нижегородская филармония откроет продажу АБОНЕМЕНТОВ на новый концертный сезон.
3) Многократные пересадки могут перенести только самые ЖИВЫЕ растения.

4) Не следует ПРИНИЖАТЬ значение победы нашей сборной в чемпионате мира по тяжёлой атлетике.

28. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Соскочив с постели одновременно со звонком будильника, Антон быстро ОДЕЛ спортивный костюм и кроссовки и уже через минуту бежал вниз по лестнице, бодро насвистывая какой-то марш.
2) Этот выдающийся учёный-физик считал себя полным НЕВЕЖДОЙ в литературе.

3) Молодой учитель с волнением ловил на себе ПРИЗНАТЕЛЬНЫЕ взгляды ребят и продолжал проникновенно говорить обо всём, что накопилось у него на душе.

4) Между школьниками и учителями уже в первые дни установились добрые и ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ отношения.

29. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Посадка ЖИВОЙ изгороди — одно из лучших решений проблемы ограждения сада, которое предлагает ландшафтное проектирование.

2) Жак-Ив Кусто, ЗАЧИНЩИК подводных исследований и киносъемок, 

3) Молодой модельер был счастлив ПРЕДСТАВИТЬ взыскательным экспертам в области свежих тенденций в мире моды свою первую коллекцию одежды весенне-летнего сезона.

4) Поторопитесь приобрести АБОНЕМЕНТЫ Московской филармонии на новый концертный сезон, чтобы насладиться встречами с талантливыми российскими и зарубежными артистами.

30.  каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) После бури на море установилось СРАВНИМОЕ затишье.

2) Настя НАДЕЛА бальное платье и, напевая мелодию вальса, легко закружилась перед зеркалами, представляя себя героиней любимого балета, виденного ею в театре.

3) Перед усталыми путниками по-прежнему расстилалась НЕОГЛЯДНАЯ даль.

4) Чтобы побеждать в СЛОВЕСНЫХ баталиях, нужно прекрасно владеть родным языком и иметь острый ум.

31. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Существует много возможностей отрешиться от повседневных забот, СТРЯХНУТЬ с плеч груз накопившейся усталости, но, пожалуй, самая действенная из них — встреча со старыми друзьями.

2) Невозможно ОБХВАТИТЬ взглядом просторы полей, расстилающиеся вдали.

3) На пути к победе солдаты готовы были ПРЕТЕРПЕТЬ все бедствия, преодолеть все преграды.

4) ЗВУЧНЫЙ голос певца разносился по огромному залу, и слушатели, затаив дыхание, наслаждались прекрасным исполнением известной оперной арии.

32. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Чтобы человеку, владеющему иностранным языком, научиться свободно общаться с носителями этого языка, ему необходимо преодолеть ЯЗЫКОВОЙ барьер.

2) Не стоит ПРИНИЖАТЬ заслуг тренера в победе его воспитанников — юных футболистов — в матче с более опытным соперником.

3) Информацию о НАЛИЧНОСТИ мест на поезд дальнего следования и стоимости железнодорожных билетов можно узнать не ранее, чем за 45 суток до даты его отправления.

4) В начале XVIII века с развитием во Франции паркового дела и пейзажной дендрологии ЖИВЫЕ изгороди нашли широкое применение.

33. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО

1) В предстоящем чемпионате Второго дивизиона зону «Восток» ПОПОЛНИТ команда из Якутска.
2) На книжном фестивале всем желающим будет ПРЕДОСТАВЛЕНА возможность встретиться с любимыми современными писателями и задать им вопросы.

3) В НЕПРОГЛЯДНОЙ тьме невозможно было различить даже очертания домов.

4) Юные футболисты ОДЕЛИ спортивную форму и под ободряющие возгласы болельщиков выбежали на поле.

34. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Родители должны помнить о том, что хороший ЯЗЫКОВЫЙ детский лагерь может находиться не только в Лондоне.

2) Работа с денежной НАЛИЧНОСТЬЮ — вопрос серьёзный для каждого предприятия.

3) Опытные садоводы считают, что правильно выращенная ЖИВАЯ изгородь намного долговечнее и надёжнее самых крепких заборов.

4) ДЕЛОВОЙ обед можно рассматривать как вариант рабочего общения при условии, что вы пришли на этот обед не для того, чтобы утолить голод или жажду.

35. В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Часть комнаты было решено ОТГОРОДИТЬ шифоньером.

2) ЗЛОСТНЫЙ нарушитель правил размещения наружной рекламы после очередного предупреждения, которое было оставлено им без внимания, был привлечён к административной ответственности.
3) Воспитанные, ласковые и ИГРИВЫЕ котята бывают у тех заводчиков, которые умеют создать для домашних питомцев атмосферу любви и заботы.

4) В конце мая на экскурсиях в ботаническом саду, рассчитанных на специалистов в области цветоводства, вниманию посетителей будет ПРЕДОСТАВЛЕНА коллекция древовидных пионов.

РАЗДЕЛ 2.

КОНТРОЛЬ ЗНАНИЙ С САМОПРОВЕРКОЙ

1.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) «Гигантизм» на Алтае встречается не только в растительном, но и в ЖИВОТНОМ мире: даже широко распространённые в Западной и Восточной Сибири бурый медведь и марал достигают здесь иногда очень внушительных размеров.

2) Приятель моего соседа изобретательный и ДЕЛОВИТЫЙ, он никогда не бывает без дела сам и не позволяет скучать окружающим

3) Если вы получили денежную НАЛИЧНОСТЬ в банке, то тратить её вы имеете право только по тому целевому назначению, которое указано в банковском чеке.

4) Диетологи советуют включать в рацион морскую капусту, или ламинарию, чтобы ПОПОЛНИТЬ недостаток йода в организме, а кроме того, ламинарию можно использовать как средство ухода за кожей лица и тела.

2.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) В неясном, рассеянном свете ночи открылись перед нами ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЕ и прекрасные перспективы Петербурга: Нева, набережная, каналы, дворцы.

2) Железо, хром, марганец, медь и никель являются КРАСОЧНЫМИ веществами, компонентами многих красок, созданных на основе этих минералов.

3) ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ отношения между Россией и США были установлены в 1807 году.
4) Самыми ГУМАННЫМИ профессиями на земле являются те, от которых зависит духовная жизнь и здоровье человека.

3.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) На вопросы об одноклассниках мой товарищ отвечал немногословно и ДИПЛОМАТИЧНО умолчал о бывших между ними разногласиях.

2) Несколькими яркими, КРАСОЧНЫМИ мазками художник изобразил разбежавшуюся по лужайке детвору.

3) В недавно обнародованном документе это небольшое островное государство угрожало своим соседям разрывом ДИПЛОМАТИЧНЫХ отношений.

4) Дремучее НЕВЕЖЕСТВО посетителя изумило даже видавших виды опытных сотрудников.

4.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Адвокат произнёс обдуманную, артистически разыгранную ЗАЩИТИТЕЛЬНУЮ речь, благодаря которой подсудимый был помилован присяжными.

2) Стоунхендж, загадочное сооружение древности, находящееся в Южной Англии, считается астрономами самой СТАРШЕЙ обсерваторией Европы.

3) После стольких дней и ночей, проведённых в БЕСПЛОДНЫХ поисках пропавшей экспедиции, все члены спасательной группы чувствовали смертельную усталость.

4) Если заставить колебаться две одинаково натянутые струны, одна из которых вдвое длиннее другой, возникнет ГАРМОНИЧЕСКОЕ созвучие.

5.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) За дисциплинарный ПРОСТУПОК работнику завода был вынесен строгий выговор.

2) На выставке широко ПРЕДОСТАВЛЕНЫ разнообразные изделия и материалы для оформления домашнего интерьера.

3) Все товары, продающиеся в нашем магазине, имеют ГАРАНТИЙНЫЙ срок обслуживания.

4) Управление ОБОРОТНЫМ капиталом направлено на обеспечение непрерывной деятельности предприятия.

6.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Судьбе великого математика Джона Нэша посвящен фильм «Игры разума», основанный на ФАКТАХ биографии учёного.

2) АБОНЕНТСКАЯ плата составляет сто двадцать рублей в месяц.

3) Это одно из известнейших произведений ВЕЛИЧЕСТВЕННОГО русского поэта.

4) К сожалению, никакого ПРАКТИЧЕСКОГО значения теория не имела.

7.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) В Охотском море завершилась СПАСИТЕЛЬНАЯ операция МЧС по выводу судов из ледового плена.
2) Роза Львовна поднялась с кресел и ЦАРСТВЕННОЙ походкой направилась к двери.

3) Леша ОДЕЛ младшую сестрёнку, и они отправились встречать папу с работы.

4) Усадьба была окружена высокой КАМЕННОЙ оградой.

8.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено неверно?

1) Не так легко было найти выход из ЗАТРУДНЁННОГО положения, в котором мы все оказались.

2) В ИГОРНОМ зале казино было уже много людей.

3) В процессе реформы хозяйственной системы Китая КОРЕННЫЕ перемены затронули и рынок страхования.
4) Несмотря на учёную степень, мой собеседник оказался редкостным НЕВЕЖДОЙ, мало что знающим в области науки.

9.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) СЫТНЫЙ тётушкин суп понравился всем детям.

2) Он был СКРЫТНЫМ человеком и никому не доверял своих секретов.

3) На краю города сохранился старый ЯБЛОЧНЫЙ сад с раскидистыми деревьями.

4) Выступление юного скрипача было настолько ЭФФЕКТНЫМ, что публика аплодировала стоя.

10.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) ДЛИТЕЛЬНЫЙ кашель у ребёнка нередко является симптомом серьёзного заболевания.

2) В БОЛОТИСТОЙ почве содержится мало кислорода и питательных веществ, необходимых растениям.
3) Обширные территории Сибири и Дальнего Востока расположены в зоне ВЕЧНОЙ мерзлоты.

4) К негативным ЭКОЛОГИЧНЫМ факторам относятся химическое загрязнение воды и уничтожение зелёных насаждений.

11.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) На этот раз открытую лекцию в музее читал ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ член Академии наук.

2) Гость осведомился у хозяина о НАЛИЧНОСТИ свободных номеров в гостинице.

3) Шутки Коли казались нам подчас ОБИДНЫМИ.

4) В течение ДЛИТЕЛЬНОГО времени наша команда готовилась к восхождению на гору.

12.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Патриотизм и верность ВОИНСКОМУ долгу – главные качества защитника Отечества.

2) Это заболевание носит СКРЫТНЫЙ характер, часто его симптомы незаметны.

3) ПРЕДОСТАВЬТЕ мне возможность самостоятельно подготовиться к собеседованию.

4) Слова Рудина – это не более чем слова и никогда не станут ПОСТУПКАМИ.

13.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Будьте уверены, за свой ПРОСТУПОК мальчик ещё ответит.

2) Для настоящего альпиниста штурм этой вершины не ПРЕДСТАВЛЯЕТ затруднений.

3) Работы, ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ на выставке, были оценены критиками по достоинству.

4) Наступило ДЛИННОЕ молчание, прерываемое лишь пощёлкиванием приборов.

14.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Кавалеры этого ордена по уставу должны иметь ВОЕННОЕ звание не ниже генеральского.

2) Российские дипломаты должны принимать ДЕЙСТВЕННЫЕ меры по защите интересов наших

соотечественников за рубежом.

3) Правильная и своевременная КОРНЕВАЯ подкормка растений является гарантией высокого урожая.
4) Не следует искать в каждой строчке письма СКРЫТЫЙ смысл.

15.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Стрекочут кузнечики, НЕСТЕРПИМЫЙ зной стоит над лугом.

2) Заметив ОПАСЛИВЫЙ взгляд собеседника, я на минуту задумался.

3) В первый же день Иван легко ОСВОИЛ новый музыкальный инструмент.

4) Плесень – распространённое ГРИБНОЕ заболевание озимых посевов.

16.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Одиночный альпинизм – РИСКОВАННОЕ занятие.

2) Эти развалины служат нам скорбным ВОСПОМИНАНИЕМ о событиях прошлого.

3) Никто из нас не ожидал такого холодного и даже ВРАЖДЕБНОГО приёма.

4) Индейцы – общее название КОРЕННОГО населения Америки.

17.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Ассортимент продукции, ПРЕДСТАВЛЕННЫЙ на нашем сайте, необычайно широк.

2) Изучая цикл стихотворений, обратите особое внимание на образ ЛИРИЧНОГО героя.

3) За административные ПРОСТУПКИ разного характера законодательством предусмотрена различная степень ответственности.

4) Я часто вспоминаю Лёшины печальные КАРИЕ глаза.

18.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Новый медицинский препарат стимулирует МОЗГОВОЕ кровообращение.

2) Комната выполняла ДВОЙСТВЕННОЕ назначение: она являлась одновременно и гостиной, и спальней.
3) Все дети в семье Ковалёвых увлекаются ВОДНЫМИ видами спорта.

4) Ведущие банкиры страны уверены в том, что надвигается очередной ЭКОНОМИЧЕСКИЙ кризис.

19.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО

1) В неясном, рассеянном свете ночи открылись перед нами ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЕ и прекрасные перспективы Петербурга: Нева, набережная, каналы, дворцы.

2) Железо, хром, марганец, медь и никель являются КРАСОЧНЫМИ веществами, компонентами многих красок, созданных на основе этих минералов.

3) ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ отношения между Россией и США были установлены в 1807 году.

4) Самыми ГУМАННЫМИ профессиями на земле являются те, от которых зависит духовная жизнь и здоровье человека.

20

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) На прогулку Катя НАДЕЛА тёплую шапку.

2) Нужны сведения о НАЛИЧНОСТИ в фондах библиотеки новых поступлений.

3) Многие женщины посмотрели на новую гостью с завистью и НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬЮ.

4) Из радиоприёмника доносился НЕМУДРЁНЫЙ, однообразный мотивчик.

21.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Попадая в ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ положение, каждый из нас действует обычно в соответствии со своим характером.

2) Интерьеры с дизайном в готическом стиле ВЕЛИЧЕСТВЕННЫ и изящны.

3) ЭФФЕКТИВНЫЙ метод лечения заболеваний верхних дыхательных путей – ингаляция.

4) Розовый, багряный и кирпичный цвета являются оттенками красного, но их ЦВЕТНОЙ тон различается по насыщенности и освещённости.

22.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Проблема ЭКОНОМИЧЕСКОГО роста и его темпов – одна из важнейших в макроэкономике.

2) Диетолог выписал пациенту ряд гомеопатических препаратов и помог подобрать ЭФФЕКТНУЮ диету.

3) ДЕМОКРАТИЧНЫЙ стиль управления подразумевает гармоничное распределение инициативы и ответственности между руководством и подчинёнными.

4) Вынос Боевого Знамени ВОИНСКОЙ части производится в порядке, установленном Строевым уставом.

23.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено НЕВЕРНО?

1) Это комнатное растение отличается ЭФФЕКТНОЙ окраской листьев.

2) На железной дороге действуют ДИФФЕРЕНЦИРОВАННЫЕ тарифы на перевозку грузов.

3) ПОДПИСИ на документе поставили менеджер и покупатель.

4) На ДИПЛОМАТИЧНУЮ встречу приглашены политики дружественных стран.

24.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено неверно?

1) Все зрители были заворожены ПЕВУЧИМ голосом талантливой актрисы, исполняющей в спектакле главную роль.

2) Пальто из кожи мой друг НАДЕВАЕТ в промозглые осенние дни.

3) Этот выдающийся физик оказался полным НЕВЕЖЕЙ в искусстве.

4) Город попал в настоящую ДЫМОВУЮ завесу, стало трудно дышать.

25.

В каком варианте ответа выделенное слово употреблено неверно?

1) Приятным сюрпризом для всех стал огромный торт, ИСКУСНО выполненный из белого шоколада.

2) Договаривающиеся стороны считают возможным и ЖЕЛАТЕЛЬНЫМ завершение переговоров.

3) Ведущим должен стать человек опытный, ДИПЛОМАТИЧНЫЙ.

4) В новом сезоне тренер ВОСПОЛНИЛ команду молодыми спортсменами.

ОТВЕТЫ

Примеры словосочетаний

Прочитай словосочетания, приведи свои примеры лексической сочетаемости слов. 

абонент - абонемент: 

абонент московской телефонной сети,

межбиблиотечный абонемент; абонемент в бассейн, в музей, в консерваторию; концертный абонемент

артистичный – артистический:

артистическая жизнь, судьба; артистические способности, наклонности

артистичный  ребёнок, артистичная поза, артистичное поведение  

барский – барственный:

барский дом, барская усадьба, барские дети

барственная осанка, поза, манера держаться

будний - будничный:

будний день  

будничное настроение; будничная обстановка, одежда; будничное выражение лица; будничный голос

великий - величественный: 

великий писатель, композитор, художник, исполнитель, мыслитель

величественная панорама, величественный архитектурный ансамбль, величественное здание

вечный - вековой: 

вечные человеческие ценности, вечные проблемы, вечная мерзлота, вечный покой, вечный огонь

вековые дубы, вековая роща, вековой лес; вековые традиции, обычаи

водный - водянистый:

водная гладь, поверхность; водный стадион, вид спорта; водное пространство, водный раствор

водянистые стебли водорослей; водянистый суп, кисель; водянистые глаза; водянистая масса

военный - воинский: 

военный человек, военная промышленность, военный парад, военное производство, военное дело

воинское звание; воинская доблесть, честь; воинская часть; воинский долг

гарантийный – гарантированный:

гарантийный талон, гарантийная мастерская

гарантированный успех, гарантированные права, условия труда и оплаты, гарантированный отпуск

глиняный - глинистый:

глиняная посуда; глиняный черепок, горшок; глиняный очаг; колосс на глиняных ногах

глинистые почвы, глинистый сланец, глинистый грунт

гуманный - гуманитарный:

гуманная профессия, позиция, гуманное отношение, решение, общество, гуманный закон

гуманитарная сфера, наука, проблема; гуманитарные исследования, гуманитарная катастрофа

действенный - действительный:

действенная помощь, действенное средство, действенные меры, действенная сила

проездной билет, действительный в течение 10 дней; действительный факт, действительная жизнь

деловой - деловитый:

деловой стиль одежды, разговор; деловая встреча, деловое письмо, деловые связи, деловые круги   

деловитая походка, деловитый вид, деловитые манеры

дельный - деловитый: 

дельный человек, совет; дельное предложение

деловитая походка, деловитый стиль поведения, деловитые манеры

демократичный - демократический:

демократическое правление, демократический строй, демократические взгляды

демократичный стиль, демократичная одежда; демократичный клуб, демократичное общество

дипломат - дипломант: 

говорит как дипломат, вести себя как дипломат, профессиональный дипломат

дипломант конкурса

добрый - добротный:

добрый человек, добрая улыбка, память, доброе лицо, добрый взгляд

добротная мебель, материя, добротный дом

единый - единичный:

единая позиция по проблеме, единая форма, единое мнение, единый технологический процесс

единичный случай, единичное явление, единичное исключение

житейский - жизненный:

житейская проблема, житейские мелочи

жизненный интерес, путь; жизненное показание для операции; жизненная удача, драма, трагедия

звериный - зверский:

звериные следы, звериное чутьё, звериный орнамент

зверский аппетит; зверское убийство, преступление; зверское выражение лица

земляной – землистый:

земляные грядки, земляной холм, земляная насыпь, земляные работы

землистый цвет лица, землистое лицо

злой - злостный:

злой взгляд, человек, голос, умысел; злая мачеха, жена; злые глаза, люди

злостный прогульщик, нарушитель, неплательщик

информационный - информативный:

информационный носитель, информационная программа, информационные технологии

информативный доклад, информативное сообщение, выступление, информативная статья

искусный - искусственный:

 искусный мастер, искусный оратор

искусственная весёлость, искусственные ткани, искусственный камень

каменный – каменистый:

каменный дом, каменное зодчество

каменистая дорога, каменистый берег

командированный - командировочный:

работник, командированный в Москву; жить в гостинице как все командированные

командировочное удостоверение; командировочные деньги

комфортный - комфортабельный:

комфортная ситуация, атмосфера, обстановка, роль

комфортабельная квартира, мебель; комфортабельный автомобиль, самолёт, теплоход, поезд

красочный - красящий:

красочный пейзаж, натюрморт, язык; красочная картина; красочные, яркие цвета лета

красящее вещество

ледяной – ледовый:

ледяная горка, ледяной голос, ледяной ветер

ледовое побоище, ледовый дворец

могучий – могущественный:

могучий дуб, могучий торс; могучая грудь, фигура; могучие плечи

могущественное государство, могущественная власть, могущественное влияние

нетерпимый – нестерпимый:

нетерпимое отношение, нетерпимый поступок, нетерпимое поведение, нетерпимая выходка

нестерпимая духота, боль, жара

одеть – надеть:

одеть ребёнка, больного, малыша

надеть платье, костюм, очки, украшения

практичный – практический:

практичный человек, практичный шаг; практичная хозяйка, жена, мать

практические занятия, практическая жизнь, практические навыки

представить – предоставить:

представить к награде, представить жениха родителям, представлять интерес

предоставлять возможности, предоставлять документы

поступок - проступок:

благородный поступок, самоотверженный поступок, мужской поступок, достойный поступок, совершить поступок

допустить проступок, досадный проступок, серьёзное наказание за проступок

сытый - сытный:

сытый человек, сытые дети, сытый кот, сытый волк

сытный обед, сытное блюдо, сытный корм

эффективный – эффектный:

эффективный метод, способ, эффективное решение

эффектная женщина, эффектные костюмы, эффектная картина

ЕДИНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКЗАМЕН

РУССКИЙ ЯЗЫК

(задание С)

В. Н. Александров

О. И. Александрова

Энциклопедия аргументов

2007 год

Создавая эту книжку, мы хотели помочь ученикам успешно сдать единый государственный экзамен по русскому языку. В процессе подготовки к сочинению выяснилось на первый взгляд странное обстоятельство: многие старшеклассники не могут обосновать тот или иной тезис какими – либо примерами. Телевидение, книги, газеты, сведения из школьных учебников  весь этот могучий поток информации должен как будто бы снабдить ученика необходимым материалом. Почему же рука пишущего сочинения беспомощно застывает на том месте, где нужно аргументировать личностную позицию?

Проблемы, которые испытывает ученик, когда пытается обосновать то или иное утверждение, вызваны скорее не тем, что он не знает каких-то сведений, а тем, что известные ему сведения он не может нужным образом применить. Нет аргументов «от рождения», высказывание приобретает функцию аргумента, когда оно доказывает или опровергает истинность или ложность тезиса. Аргумент в сочинении на ЕГЭ по русскому языку выступает как определенная смысловая часть, которая следует после некоторого утверждения (всем известна логика любого доказательства: теорема - обоснование - вывод),

В узком смысле - применительно к сочинению на ЕГЭ  аргументом следует считать пример, который определенным образом оформлен и занимает соответствующее место в композиции текста.

Пример - это факт или частный случай, используемый в качестве отправного пункта для последующего обобщения или для подкрепления сделанного обобщения.

Пример представляет собой не просто факт, а типический факт, т.е, факт, обнаруживающий определенную тенденцию, служащий основанием для некоего обобщения. Типизирующая функция примера объясняет широкое его использование в процессах аргументации.

Чтобы пример воспринимался не как обособленное высказывание, представляющее некую информацию, а как аргумент, его необходимо композиционно оформить: он должен занимать подчинительное положение в смысловой иерархии по отношению к утверждаемому, служить материалом для выводимых положений.

Наша энциклопедия аргументов содержит несколько тематических рубрик, каждая из которых делится на следующие  разделы:

1. Проблемы
2. Утверждающие тезисы, которые необходимо обосновать

3. Цитаты (они могут использоваться как для развертывания вступления, так и для создания финальной  части сочинения)

4. Примеры, которые могут быть использованы для аргументации генерального тезиса.

Возможно, кого-то смутит  очевидное тождество аргументов из разных тематических рубрик. Но ведь любая общественная проблема, в конечном счете, сводится к обнаженному противостоянию добра и зла, жизни и смерти, а эти универсальные категории втягивают в свою орбиту все многообразие человеческих проявлений. Поэтому, говоря, на пример, о необходимости беречь природу, мы должны говорить и о любви к родине, и о нравственных качествах человека.

Рубрика N 1. «Спасай, пока можешь, и свети, пока живешь!»

1.  Проблемы

1. Нравственные качества настоящего человека
2. Судьба человека

3.   Гуманное отношение к человеку

4.   Милосердие и сострадание

2. Утверждающие тезисы

1. Несите миру свет и добро!
2. Любить человека – вот  главный принцип гуманизма.
3. Мы несем ответственность за чужую жизнь.

4. Помоги, утешь, поддержи - и мир станет чуточку добрее.

3. Цитаты

1. Мир сам по себе ни зло, ни благо, он вместилище и того и другого, смотря  по тому, во что вы сами его превратили (М.Монтень, французский философ-гуманист).

2. Если жизни жизнь твоя не пробудит, в вечной смене бытия  мир тебя забудет ( И.Гете, немецкий писатель).

3. Единственная заповедь: «Гори» (М. Волошин, русский поэт).

4.Светя другим, сгораю (Ван Тюльп, Голландский медик).

 5. Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро (А. Чехов, русский писатель).

4. Аргументы

Самопожертвование. Любовь к ближнему.

1) Американский писатель Д. Лондон в одном из своих произведений рассказал о том, как мужчина и его жена заблудились в бескрайней заснеженной степи. Запасы еды кончались, и женщина с каждым днем слабела все больше и больше. Когда она упала без сил, муж нашел у нее в карманах сухари. Оказывается, женщина, понимая, что еды на двоих не хватит, берегла пищу, чтобы дать возможность любимому спастись.

2) Выдающийся русский писатель Б. Васильев рассказал про доктора Янсена. Он погиб, спасая детей, провалившихся в канализационную яму. Человека, которого и при жизни почитали как святого, хоронил весь город.

3) В одной из книг, посвященных Великой  Отечественной войне, бывший блокадник вспоминает о том, что ему, умирающему подростку, во время страшного голода спас жизнь пожилой сосед, который принес банку тушенки, присланную сыном с фронта. «Я уже старый, а ты молодой, тебе еще жить да жить» - сказал этот человек. Он вскоре умер, а спасенный им мальчик на всю жизнь сохранил о нем благодарную память.

4) Трагедия произошла в Краснодарском крае. В доме для престарелых, где проживали больные старики, которые не могли даже ходить, начался пожар. На помощь инвалидам бросилась медсестра Лидии Пашенцева. Женщина вытащила из огня несколько больных, но сама выйти не смогла.

5) Рыбы пинагоры откладывают икру на границе отлива.

Если ушедшая вода обнажает кучку икры, то можно увидеть трогательное зрелище: охраняющий икру самец время от времени поливает ее изо рта, чтобы она не пересохла. Вероятно, забота о ближнем - это свойство всего живого.

6) В 1928 году потерпел аварию дирижабль известного итальянского путешественника Нобиле. Потерпевшие оказались на льду, они по рации послали сигнал бедствия. Едва пришло сообщение, норвежский путешественник Р. Амундсен снарядил гидросамолет и, рискуя жизнью, отправился на поиски Нобиле и его товарищей. Вскоре связь с самолетом прервалась, лишь спустя несколько месяцев были найдены его об ломки. Знаменитый полярник погиб, спасая людей.

7) Во время Крымской войны известный врач Пирогов, узнав о бедственном положении гарнизона, оборонявшего Севастополь, стал проситься на войну. Ему отказали, но он был настойчив, потому что не мыслил для себя спокойной жизни, зная, что множество раненых нуждаются в помощи опытного хирурга.

8) В преданиях древних ацтеков говорил ось о том, что мир четырежды полностью разрушался. После четвертого катаклизма погасло солнце. Тогда собрались боги и стали думать, как сотворить новое светило. Они разложили большой костер, и его свет разогнал тьму. НО чтобы свет от костра не гас, кто-то из богов должен был добровольно принести себя в жертву огню. И тогда один юный бог бросился в пылающее пламя. Так появилось солнце, которое озаряет нашу землю. В этой легенде выражена мысль о том, что самоотверженность - это и есть свет нашей жизни.

9) Известный кинорежиссер С. Ростоцкий говорил, что снял фильм «А зори здесь тихие ... » как дань благодарности женщине-санитарке, которая вытащила его с поля боя во время Великой Отечественной войны.

10) Натуралист Евгений Маре, три года живший среди павианов в Африке, однажды подсмотрел, как леопард залег около тропы,  по которой торопилось к спасительным пещерам запоздавшее стадо павианов: самцы, самки, малыши - словом, верная добыча. От стада отделились два самца, потихоньку взобрались на скалу над леопардом  и  разом прыгнули вниз. Один вцепился в горло леопарду, другой в спину. Задней лапой леопард  вспорол брюхо первому и передними лапами переломил кости второму. Но за какие-то доли секунды до смерти клыки первого павиана сомкнулись на вене леопарда, и на тот свет отправилась вся тройка. Конечно, оба павиана не могли не почувствовать смертельную опасность. Но стадо они спасли.

Сострадание и милосердие. Чуткость

1) У М. Шолохова есть замечательный рассказ «Судьба человека». В нем повествуется о трагической судьбе солдата, который во время войны потерял всех родных. Однажды он  встретил мальчика-сироту и решил назваться его отцом. Этот поступок говорит о том, что любовь и желание делать добро дают человеку силы для жизни, силы для того, чтобы противостоять судьбе.

2) В. Гюго в романе «Отверженные» рассказывает историю вора. Переночевав в доме епископа, утром этот вор украл у него серебряную посуду. Но через час полиция задержала преступника и доставила его в дом, где ему дали ночлег. Священник сказал, что этот человек ничего не воровал, что все вещи он взял с разрешения хозяина. Вор, пораженный услышанным, в одну минут пережил подлинное перерождение, и после этого он стал честным человеком.

3) Один из ученых-медиков настаивал на том, чтобы сотрудники лаборатории работали в поликлинике: они должны были видеть, как страдают больные. Это заставляло молодых исследователей работать с утроенной энергией, поскольку от их усилий зависела конкретная человеческая жизнь.

4) В древнем Вавилоне больного выносили на площадь, и каждый прохожий мог дать ему совет, как исцелиться, или просто сказать сочувственное слово. Этот факт показывает, что уже в древние времена люди понимали, что нет чужой беды,  нет чужого страдания.

5) Во время съемок фильма «Холодное лето 53 ... », которые проходили в глухой карельской деревушке, собрались все окрестные жители, особенно дети, чтобы увидеть «дедушку Волка» - Анатолия Папанова. Режиссер хотел прогнать жителей, что бы они не мешали съемочному процессу, но Папанов собрал всех ребятишек, пообщался с ними, написал каждому что-то в тетрадку. И дети, блестя от счастья глазами, смотрели на великого актера. В их памяти навсегда осталась встреча с этим человеком, который ради них прервал дорогостоящие съемки.

6) Древние историки рассказывали о том, что Пифагор покупал у рыбаков рыбу и выбрасывал ее обратно в море. Люди смеялись над чудаком, а он говорил, что, спасая рыб от сетей, он пытается уберечь людей от страшной доли - оказаться в рабстве у завоевателей. Действительно, все живое связано не видимыми, но прочными нитями причинности: каждый наш поступок, будто гулкое эхо, раскатывается по пространству мироздания, вызывая те или иные последствия.

7) Ободряющее слово, заботливый взгляд, ласковая улыбка помогают человеку добиться успеха, укрепляют его веру в свои силы. Психологи провели любопытный эксперимент, который наглядно доказывает справедливость этого утверждения. Набрали случайных людей и попросили их в течение некоторого времени делать скамейки для детского садика. Работников первой группы  постоянно хвалили, а другой - ругали за неумение и небрежность. Каков же результат? В первой группе сделали скамеек в два раза больше, чем во второй. Значит, доброе слово действительно помогает человеку.

8) Каждый человек нуждается в понимании, сочувствии, душевной теплоте. Однажды выдающийся русский полководец А. Суворов увидел молодого солдата, который, испугавшись предстоящего сражения, убежал в лес. Когда враг был разбит, Суворов наградил героев, орден достался и тому,  кто малодушно отсиделся в кустах. Бедный солдат чуть не провалился от стыда. Вечером он вернул награду и признался командиру в своей трусости. Суворов сказал: «Я беру твой орден на хранение, потому что верю в твою храбрость!». В следующем же бою солдат поразил всех своим бесстрашием и мужеством и заслуженно получил орден.

9) Одна из легенд рассказывает о том, как шли однажды по земле святой Касьян и Никола Угодник. Увидели мужика, который пытался вытащить из грязи телегу. Касьян, торопясь на важное дело и не желая пачкать райское платье, пошел дальше, а Никола помог мужику. Когда об этом узнал Господь, он решил дать Николе два праздника в году, а Касьяну один в четыре года - 29 февраля.

10) В раннем Средневековье тобой благовоспитанный, набожный хозяин считал своим долгом приютить под кровом своего дома нищего бродягу. Считалось, что молитвы обездоленного скорее доходят до Бога. Хозяева просили несчастного бродягу помолиться за них в храме, за это   давали ему монетку. Конечно, это радушие было не лишено определенной корысти, тем не менее уже тогда в сознании людей зарождались нравственные законы, которые требовали не обижать обездоленных, жалеть их.

11) Известный тренер по фигурному катанию Станислав Жук обратил внимание на девочку, которую все считали бесперспективной. Тренеру понравилось, что она, не обладая особым талантом, трудилась, не жалея себя. Жук поверил в нее, стал с ней заниматься, из этой девочки выросла самая титулованная фигуристка ХХ века Ирина Роднина.

12) Многочисленные исследования психологов, которые изучают проблемы школьного образования, доказывают, как важно внушить ребенку веру в его силы. Когда учитель возлагает на учеников большие надежды, ждет от них высоких результатов, то уже это оказывается достаточным, чтобы повысить уровень интеллекта на 25 пунктов.

13) Почти невероятный случай рассказывали в одной из телевизионных передач. Девочка написала сказку о своей подруге, которая с самого детства из-за тяжелой болезни не могла ходить. В сказке говорилось о волшебном исцелении больной. Подруга прочитала сказку и, как она сама призналась, решила, что теперь должна выздороветь. Она просто отбросила костыли и пошла. Вот таким волшебством оборачивается искренняя доброта.

14) Сострадание присуще не только человеку.  Оно свойственно даже животным, и это свидетельство естественной природы этого чувства. Ученые проделали такой опыт: рядом с экспериментальной камерой поместили клетку с крысой, которая получала удар током каждый раз, когда одна из ее соплеменниц брала с полки хлебный шарик. Некоторые крысы продолжали бегать и поглощать пищу, не обращая внимания на страдающее существо. Другие быстро хватали корм, убегали в другой угол камеры, а затем поедали его, отвернувшись от клетки с истязаемым сородичем. Но большинство животных, услышав писк боли и обнаружив ее причину, сразу отказывались от  пищи и не подбегали к полке с хлебом.

Черствое и бездушное отношение к человеку

1) В январе 2006 года во Владивостоке произошел страшный пожар. Загорелось помещение сбербанка, который находился на восьмом этаже «высотки». Начальник потребовал, чтобы сотрудницы сначала спрятали все документы в сейф, а потом уже эвакуировались. Пока убирали документы, пожар охватил коридор, и многие девушки погибли.

2) Во время недавней войны на Кавказе произошел случай, который вызвал справедливое негодование в обществе. В госпиталь привезли раненого солдата, но врачи отказались его принимать, сославших на то, что их учреждение принадлежит системе МВД, а солдат относится к ведомству Министерства обороны. Пока искали нужную медсанчасть, раненный погиб.

3) В одной из германских,  легенд рассказывается об одном человеке, который, проведя много лет в грехе, решил покаяться и начать праведную жизнь. Он отправился к Папе римскому, чтобы попросить у него благословения. Но Папа, услышав исповедь грешника, воскликнул, что прежде его трость покроется листьями, чем тот получит прошение. Грешник понял, что ему поздно каяться, пошел грешить дальше. Но на следующий день трость Папы вдруг покрылась зелеными листьями, за грешником отправили гонцов, чтобы объявить ему о прощении, но нигде не смогли его найти.

4) Положение отвергнутого всегда трагично. Даже если он несет новое знание, новые истины, его никто не слушает. Ученые обращают внимание на то, что такое явление происходит и среди животных. Обезьяну, которая в своем стаде занимала низкое положение, научили с помощью сложных манипуляций добывать бананы. Сородичи просто отнимали эти бананы, даже не пытаясь понять, каким образом они добывались. Когда же таким приемам научили вожака стаи, то все сородичи с  интересом следили за его манипуляциями и пытались ему подражать.

5) Словом можно спасти человека, а можно его погубить.

Трагедия случилась за день до операции. Английский хирург нарисовал известному  российскому актеру Евгению Евститнееву его сердце и объяснил, что из четырёх клапанов у него работает только один, и то всего на 10 процентов. «ВЫ умрёте в любом случае, - сказал доктор, - будете делать операцию или нет». Смысл его слов заключался в том, что нужно рискнуть, согласившись на операцию, ведь все мы смертны, все мы рано или поздно умрем. Великий актёр мгновенно представил себе то, о чём говорил врач. И сердце остановилось.

6) Наполеон в юности бедствовал, почти голодал, мать писала  ему отчаянные письма, взывая о помощи, потому что ей нечем было кормить огромную семью. Наполеон засыпал прошениями разные инстанции , прося хоть какого-то подаяния, готов был служить кому угодно, только бы заработать скудные средства. Не тогда ли, столкнувшись с чванливым высокомерием и бездушием, он начал лелеять мечты о власти над всем миром, чтобы отомстить всему человечеству за испытанные муки.

Рубрика N 2.  Люби и защищай родину

Проблемы

1. Человек и родина

2. Связь человека со своим  народом

Утверждающие тезисы

1.Люби, цени и защищай свою отчизну.

2. Любовь к родине проявляется не в громких словах, а в бережном  отношении к тому, что  тебя окружает.

3. Каждый из нас - живая частица реки времени, которая из  прошлого течет в  будущее

Цитаты

1. Человеку нельзя жить без родины, как нельзя жить без сердца (К. Паустовский).

2. Потомство мое прошу брать мой пример: до издыхания быть верным отечеству (А. Суворов).

3. Всякая благородная  личность глубоко сознает свое кровное родство, свои кровные связи с отечеством (В. Белинский).

Аргументы

Человек не может без своей родины

1) Известный писатель рассказал историю декабриста Сухинова, который после разгрома восстания смог скрыться от полицейских ищеек и после мучительных скитаний, наконец, выбрался к границе. Еще минута - и он обретет свободу. Но беглец посмотрел на поле, лес, небо и понял, что не сможет жить на чужбине, вдали от родины. Он сдался полиции, его заковали в кандалы и отправили на каторгу.

2) Выдающийся русский певец Федор Шаляпин, вынужденный уехать из России, все время возил с собой какой-то ящик. Никто не догадывался, что в нем находится. Лишь спустя много лет близкие узнали, что Шаляпин хранил  в этом ящике горсть родной земли. Недаром говорится: родная земля и в горсти мила. Очевидно, великому певцу, горячо любившему свою отчизну, необходимо было ощущать близость и тепло родной земли.

3) Фашисты, оккупировав Францию, предложили генералу Деникину, воевавшему против Красной Армии во время гражданской войны, сотрудничать с ними в борьбе против Советского Союза. Но генерал ответил резким отказом, потому что родина для него была дороже политических разногласий.

4) Африканские невольники, вывезенные в Америку, тосковали о родной земле. В отчаянии они убивали себя, надеясь на то, что  душа, сбросив тело, сможет, будто птица, унестись домой.

5) Самым страшным наказанием в древности считалось изгнание человека из племени, города или страны. За пределами своего дома - чужбина: чужая земля, чужое небо, чужой язык ... Там ты совсем один, там ты никто, существо без прав и без имени. Вот почему покинуть родину значило для человека утратить все.

6) Выдающемуся русскому хоккеисту В. Третьяку предложили переехать в Канаду. Пообещали купить ему дом,  платить большую зарплату. Третьяк показал рукой на небо, землю и спросил: «А это вы тоже для меня купите?». Ответ знаменитого спортсмена привел всех в замешательство, и больше никто к этому предложению не возвращался.

7) Когда в середине 19 века английская эскадра осадила сто лицу Турции Стамбул, все население встало на защиту своего города. Горожане разрушали собственные дома, если они мешали турецким пушкам вести прицельный огонь по вражеским кораблям.

8) Однажды ветер решил свалить могучий дуб, который рос на холме. Но дуб только гнулся под ударами ветра. Спросил тогда ветер у величественного дуба: «Почему я не могу победить тебя?».

Дуб отвечал, что не ствол его держит. Сила его в том, что он в землю врос, корнями за нее держится. В этой бесхитростной истории выражена мысль о том, что любовь к родине, глубинная связь с национальной историей, с культурным опытом предков делает народ непобедимым.

9) Когда над Англией нависла угроза страшной и опустошительной войны с Испанией, то все население, доселе раздираемое враждой, сплотил ось вокруг своей королевы. Купцы и дворяне на свои деньги снаряжали армию, люди простого звания записывались в ополчение. Даже пираты вспомнили о своей родине и привели свои корабли, чтобы спасти ее от врага. И «непобедимая армада» испанцев была разгромлена.

10) Турки во время своих военных  походов захватывали пленных мальчиков и юношей. Детей насильно обращали в ислам,  превращали в воинов, которых называли янычарами. Турки надеялись на то, что лишенные духовных корней, забывшие свою родину, воспитанные в страхе и покорности, новые воины станут надежным оплотом государства. Но этого не произошло:  янычарам нечего было защищать, жестокие и беспощадные в бою, они при серьезной опасности обращались в бегство, постоянно требовали  повышения жалованья, отказы вались служить без щедрой награды. Кончилось все тем, что отряды янычар расформировали, а жителям под страхом смерти запрещалось даже произносить это слово.

11) Античные историки рассказывают об одном греческом атлете, который отказался воевать за Афины, объяснив это тем, что ему нужно готовиться к спортивным состязаниям. Когда же он изъявил желание участвовать в Олимпийских играх, граждане ему сказали: «Ты не захотел разделить с нами горе, значит, ты не достоин и того, чтобы делить с нами радость».

12) Знаменитый путешественник Афанасий Никитин во время своих странствий повидал много диковинного и необычного. Об этом он рассказал в своих путевых заметках «Хождение за три моря». Но экзотика дальних стран не погасла  в нем любви к отчизне, напротив, в его душе еще сильнее разгорелась тоска по отчему дому.

13) Однажды во время первой мировой войны на одном военном совещании Николай-2 произнес фразу, которая начиналась так: «Мне и России ... ». Но один из генералов, присутствующих на этом совещании, вежливо поправил царя: «Ваше Величество, ВЫ, наверное, хотели сказать «России и Вам ... » Николай П признал свою ошибку.

14) Лев Толстой в своем романе «Война И мир» раскрывает «военную тайну» - причину. которая помогла России в Отечественной войне 1812 года одержать победу над полчищами французских захватчиков. Если в других странах Наполеон сражался против армий,  то в России ему противостоял весь народ. Люди разных сословий, разных званий, разных национальностей сплотились в борьбе против общего врага, а с такой могучей силой никто не может сладить.

] 5)  Великий русский писатель И. Тургенев называл себя Антеем, потому что нравственные силы ему давала именно любовь к отчизне.

16) Наполеон, войдя в Россию, знал, что крестьяне сильно притеснялись помещиками, поэтому надеялся на поддержку простого народа. Но каково было его удивление, когда ему доложили, что  мужики не хотят продавать фураж за твердую валюту. «Они не понимают своей выгоды?!» - в недоумении и растерянности воскликнул император.

17) Когда выдающийся русский врач Пирогов придумал аппарат для вдыхания эфирных паров, то он обратился к одному жестянщику с просьбой изготовить его по чертежам. Жестянщик узнал, что этот аппарат предназначен для оперирования солдат, воевавших во время Крымской войны, и сказал, что сделает все бесплатно ради российского народа.

190 Немецкий генерал Гудериан вспоминал поразивший его случай. Во время Великой Отечественной войны был захвачен советский артиллерист, который в одиночку волок пушку с единственным снарядом. Оказывается, этот боец подбил четы ре вражеских танка и отразил танковую атаку. Какая сила заставила солдата, лишенного поддержки, отчаянно сражаться против врагов - этого немецкий генерал не мог понять. Именно тогда он произнес ставшую исторической фразу: «Не похоже, чтобы через месяц мы гуляли по Москве».

20) Бойца Красной Армии Никодима Корзенникова называют феноменальным: это был единственный во всех армиях мира глухонемой от рождения солдат. Он пошел добровольцем на фронт, чтобы защищать свою родину. Спасая командира отряда, он попал в плен. Его жестоко избивали, не догадываясь, что ОН просто не способен выдать какие-либо военные тайны - глухонемой! Никодима приговорили к повешению, но он ухитрился сбежать. Раздобыл немецкий  автомат и вышел к своим. Он воевал пулеметчиком на самых опасных участках войны. Откуда у этого человека, который не мог ни слышать, ни говорить, взялись силы делать то, в чем ему отказала сама природа? Конечно, это была искренняя и самозабвенная любовь к родине.

21) Знаменитый полярник Седов подарил как-то балерине Анне Павловой красивую умную лайку. Анна Павлова любила брать эту собаку с собой на прогулку. Но случилось непредвиденное. Ехали они мимо заснеженной Невы, лайка увидела бескрайние просторы снежного поля, с лаем выскочила из саней и, радуясь знакомому пейзажу, быстро исчезла из виду. Так и не дождалась Павлова своего питомца.

Рубрика N 3. «Бороться и искать. Найти  и не сдаваться!»

1. Проблемы

1. Смысл человеческой жизни
2. Верность своему призванию
3. Поиск жизненного пути
4. Истинные и ложные ценности

5. Счастье
6. Свобода

П. Утверждающие тезисы

1. Смысл человеческой жизни заключается  в самореализация.

2. Любовь делает человека счастливым.

3. Высокая цель, служение идеалам позволяет человеку раскрыть заложенные в нем силы.

4. Служить делу жизни - вот главная цель человека.
5. Человека нельзя лишать свободы.

6. Нельзя насильно сделать человека счастливым.

III. Цитаты

1. Непреодолимого на свете нет ничего (А. В. Суворов, полководец).

2. Только труд дает право на наслаждение (Н. Добролюбов, литературный критик).

3. Чтоб жить честно, надо рваться путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие - душевная подлость (Л. Толстой, писатель).

4. В чем жизнь? В чем ее смысл? В чем цель? Ответ только один: в самой жизни (В. Вересаев, писатель).

5. И не светятся больше ночами два крыла у меня за плечами (А. Тарковский, поэт).

6. Чтобы родиться, жить и умереть, надо много мужества (А.Маклин, английский писатель).

7. Смысл жизни не в том, чтобы удов.i1етворить свои желания, а в том, чтобы их иметь (М. Зощенко, русский  писатель).

8. Если главная цель в жизни не количество прожитых лет, а честь и достоинство, то какая разница, когда умирать (Д.Ору ЭМ, английский  писатель).

9. Не существует больших талантов без большой воли (О. Бальзак, французский писатель).

10. Думать и творить, творить и думать - вот основа всякой мудрости (И. Гете, немецкий писатель).

11. Человек рожден, чтобы жить или в конвульсиях беспокойства или в летаргии скуки (Вольтер, французский писатель). 12. Человек, выбравший зло, в определенной степени лучше того, кого  принудили  к Добру (Э. Берджес, английский писатель).

IV. Аргументы

Самореализация человека. Жизнь как борьба за счастье

1) Давайте представим, что какой-то добрый волшебник или какие-то высокоразвитые инопланетяне решили облагодетельствовать человечество: они избавили людей от необходимости трудиться, возложив всю работу на умные машины. Что стало бы тогда с нами, с нашей вековой мечтой о праздной и веселой жизни? Человек бы утратил радость преодоления, и жизнь превратилась бы в мучительное существование.

2) Из крошечного яблоневого семечка, брошенного в землю, со временем вырастет дерево, которое будет давать сладкие, сочные плоды. Так и человек должен реализовать заложенные в нем природой силы, прорасти, чтобы плодами своих трудов радовать людей.

3) Жизненная драма Евгения Онегина, человека незаурядного, вызвана именно тем, что «труд упорный ему был тошен». Выросший в праздности, он не научился самому главному  терпеливо трудиться, добиваясь своей цели, жить ради другого человека. Его жизнь превратилось в безрадостное существование «без слез, без жизни, без любви».

4) Колонисты Северной Америки сгоняли коренных жителей-индейцев в специальные поселения - резервации. Белые люди желали индейцам блага: они строили им жилища, обеспечивали их пищей, одеждой. Но странное дело: индейцы, лишенные необходимости своим трудом добывать себе  пищу, стали вымирать. Вероятно, труд, опасности, жизненные невзгоды нужны человеку так же, как воздух, свет и вода.

5) Самореализация - одна из важнейших потребностей человека. С точки зрения мещанина, считающего спокойную сытость высшим благом, поступок декабристов кажется верхом безумия, каким-то нелепым чудачеством. Ведь почти все они выходцы из богатых семей, довольно успешно делали карьеру, были известны. Но жизнь противоречила их убеждениям, их идеалам, и они променяли роскошь на кандалы каторжников ради своей цели.

6) Некоторые туристические фирмы в CШA предлагают своим клиентам странные виды отдыха: пребывание в плену, по бег из плена. Расчет верный, потому что люди, уставшие от скуки, от унылой повседневности, готовы платить огромные деньги, чтобы оказаться в экстремальных условиях. Человек нуждается в трудностях, нуждается в борьбе с лишениями и опасностями.

7) Один талантливый изобретатель придумал тару, в которой не билась посуда, придумал особые тележки для транспортировки древесины. Но его изобретения никого не заинтересовали. Тогда он стал делать фальшивые деньги. Его поймали и посадили в тюрьму. Горько сознавать, что общество не сумело создать условия для того, чтобы этот человек смог реализовать свой незаурядный талант.

8) Некоторые ученые продолжают утверждать, что не человек произошел от обезьяны, а напротив, обезьяна произошла от людей, которые в результате деградации превратились в животных.

10) В журналах рассказывали о любопытном эксперименте ученых: возле норы, ИЗ которой доносились угрожающие звуки. Они поставили клетку с крысами. Зверьки осторожно стали подкрадываться к норке, заглядывать в нее, а потом, поборов страх, полезли вовнутрь. Что же заставило животных лезть туда? Корм у них был! Никакой физиологической потребностью невозможно объяснить такое «любопытство»! Следовательно, животным тоже присущ инстинкт познания. Есть какая-то могучая сила, которая заставляет нас открывать что-то новое, расширять границы уже познанного. Неугасимая любознательность, неиссякаемая жажда истины - это неотъемлемые качества всего живого.

 11) Акула, ecли перестает двигать плавниками, камнем пой дет на дно, птица, если перестанет махать крыльями, упадет на землю. Так и человек, если в нем угаснут стремления, желания, цели, рухнет на дно жизни, его затянет густая трясина серой обыденности.

12) Река, которая перестает течь, превращается в зловонное болото. Так и человек, который перестает искать, думать, рваться, утрачивает «души прекрасные порывы», постепенно деградирует, его жизнь становится бесцельным, жалким прозябанием.

13) Всех героев Л. Толстого правильнее делить не на плохих и хороших, а на тех, кто изменяется, и тех, кто утратил способность к духовному саморазвитию. Нравственное движение, неустанный поиск самого себя, вечная неудовлетворенность  это и есть, по мнению Толстого, наиболее полное проявление человечности.

14) А.Чехов в своих произведениях показывает, как умные, полные сил люди постепенно утрачивают свои «крылья,>, как в них угасают высокие чувства, как они  медленно погружаются в болото обыденности. «Никогда не сдавайся!», - этот призыв звучит почти в каждом произведении писателя.

15) Н. Гоголь, обличитель человеческих пороков, настойчиво ищет живую человеческую ДУШУ. Изображая Плюшкина, который стал «прорехой на теле человечества,>, он страстно призывает читателя, выходящего во взрослую жизнь, забирать с собой все «человеческие движения», не терять их на жизненной дороге.

16) Образ Обломова - это образ человека, который только хотел. Он хотел изменить свою жизнь, хотел перестроить жизнь поместья, хотел вырастить детей ... Но у него не нашлось сил, чтобы эти желания воплотить в жизнь, поэтому его мечты так и остались мечтами.

17) М. Горький в пьесе «На дне» показал драму «бывших людей», которые утратили силы для борьбы ради самих себя. Они надеются на что-то хорошее, понимают, что жить надо лучше, но ничего не делают для того, чтобы изменить свою участь. Не случайно действие пьесы начинается в ночлежке и заканчивается там же.

18) Газеты рассказывали о молодом человеке, который после операции на позвоночник стал калекой. У него появилась уйма свободного времени, которое он не знал, на что тратить. Он признавался, что самый счастливый момент в его жизни наступил тогда, когда друг попросил его переписать конспекты лекций. Больной понял, что и в таком положении он может быть нужен людям. После этого он освоил компьютер, стал размешать в Интернете объявления, в которых искал спонсоров для детей, нуждающихся в срочной операции. Будучи при кованным к инвалидному креслу, он спас десятки человеческих жизней.

19) Однажды в Андах произошла авиакатастрофа: в ущелье рухнул самолет. Часть пассажиров чудом уцелела. Но как вы жить среди вечных снегов, вдали от человеческого жилья.? Кто - то стал пассивно ждать помощи, кто-то пал духом, готовясь к смерти. Но были те, кто не сдался. Они, проваливаясь в снег, срываясь в пропасти, пошли на поиски людей. Израненные, едва живые, они все-таки выбрались к горной деревушке. Вскоре спасатели вызволили из беды оставшихся в живых.

21) Средневековые рыцари совершали многочисленные подвиги, надеясь на то, что самый достойный из них увидит священную чашу Грааля. Когда же самого достойного призвали в храм, чтобы он смог увидеть священный сосуд, то счастливчик

испытал самое горькое разочарование в жизни: что же делать потом? Неужели конец всем поискам, опасностям, сражениям, неужели больше не нужны подвиги?

22) Преодоление трудностей, напряженная борьба, неустанный поиск - это необходимые условия для становления чело века. Вспомним известную притчу про бабочку. Однажды человек увидел, как через маленькую щель в коконе пытается выбраться бабочка. Он долго стоял и наблюдал за безуспешными попытками несчастного существа выбраться на свет. Сердце человека наполнилось жалостью, и он ножиком раздвинул края кокона. Наружу выбралось хилое насекомое, которое с трудом волочило беспомощные крылья. Человек не знал, что бабочка, разрывая оболочку кокона, укрепляет свои крылья, развивает необходимые мышцы. А он своей жалостью обрек ее на верную смерть.

23) Какой-то американский миллиардер, видимо Рокфеллер, одряхлел, и ему стало вредно волноваться. Читал  же он всегда одну и ту же газету. Чтобы не волновать миллиардера разными биржевыми и прочими неприятностями, выпускали один особый экземпляр газеты и клали ему на стол. Таким образом, жизнь шла своим чередом, а миллиардер жил в другом, иллюзорном, специально созданном для него мире.

Ложные ценности

1) И. Бунин в рассказе «Господин из Сан-Франциско» показал судьбу человека, который служил ложным ценностям. Богатство было его богом, и этому богу он поклонялся. Но когда американский миллионер умер, то оказалось, что подлинное счастье прошло мимо человека: он умер, так и не узнав, что такое жизнь.

2) Газеты рассказывали о судьбе преуспевающего менеджера, который увлекся ролевой игрой в бойцовском клубе. Его посвятили в сан рыцаря, дали новое имя, и придуманная жизнь так увлекла молодого человека, что он забыл о работе, о своей семье ... Теперь у него другое имя, другая жизнь, и он жалеет только об одном, что нельзя навсегда уйти из реальной жизни в ту жизнь, которую он для себя придумал.

4) Имя простой крестьянской девушки Жанны д'Арк сегодня известно всем. 75 лет Франция вела безуспешную войну с английскими захватчиками. Жанна поверила, что именно ей суждено спасти Францию. Молодая крестьянка уговорила  короля дать ей небольшой отряд и смогла сделать то, что не удавалось  умнейшим военачальникам: она зажгла своей неистовой верой людей. После многих лет позорных поражений  французы, наконец, смогли победить захватчиков.

Когда размышляешь над этим поистине чудесным событием, то понимаешь, как важно, чтобы человеком руководила великая цель.

5) Маленькая девочка, занимаясь на трапеции, упала и разбила нос. Мать бросилась к дочери, но Илья Репин ее остановил, чтобы посмотреть на струящуюся из носа кровь, запомнить ее цвет, характер движения. Художник в это время работал над полотном «Иван Грозный и сын его Иван». Этот факт, который большинство людей расценит как проявление бездушия со стороны отца, говорит об особой природе художника. Он самоотверженно служит искусству, его правде, и жизнь становится материалом для его творений.

6) Мало кто знает, что во время съемок известного фильма Н. Михалкова «Утомленные солнцем», испортилась погода, температура понизилась до минус шести. А между тем по сценарию должно быть знойное лето. Актерам, изображавшим отдыхающих, приходилось купаться в ледяной воде, лежать на холодной земле. Этот пример показывает, что искусство требует от человека жертв, полной самоотдачи.

7) М. Горький, работая над одним из своих романов, описывал сцену убийства женщины. Внезапно писатель вскрикнул и упал без чувств. Приехавшие врачи обнаружили у писателя рану в том самом месте, куда ударили ножом героиню его произведения. Этот пример показывает, что подлинный писатель не просто выдумывает события, а пишет кровью своей души, все созданное он пропускает через свое сердце

8) Французский писатель Г. Флобер в романе «Госпожа Бовари» рассказывал о судьбе одинокой женщины, которая, за путавшись в жизненных противоречиях, решила отравиться. Писатель сам почувствовал признаки отравления и вынужден был обратиться за помощью. Не случайно потом он говорил: «Госпожа Бовари - это я».

9) Верность своему призванию не может не вызывать уважения. Народоволец Николай Кибальчич был приговорен к смерти за покушение на царя. Ожидая смерти, он работал над проектом реактивного двигателя. Больше, чем собственная жизнь, его заботила судьба изобретения. Когда за ним пришли, чтобы отвести к месту казни, Кибальчич отдал жандарму чертежи космического аппарата и просил передать их ученым. «Трогательно, что человек перед страшной казнью имеет силы думать о человечестве!» - так писал об этом духовном подвиге К. Циолковский.

10) Восемь лет провел итальянский поэт и философ Д. Бруно в застенках инквизиции. От него требовали, чтобы он отрекся от своих убеждений, и обещали за это сохранить ему жизнь. Но Бруно не стал торговать своей правдой, своей верой.

11) Когда родился Сократ, его отец обратился к оракулу, чтобы узнать, как воспитывать сына. Оракул ответил, что мальчик не нуждается ни в наставниках, ни в воспитателях: он уже избран на особый путь, и руководить им будет его дух-гений. Позже Сократ признавался, что часто слышал внутри себя какой-то голос, который приказывал ему, что делать, куда идти, о чем думать. Эта полулегендарная история выражает веру в избранность великих людей, которые окликнуты жизнью для больших свершений.

12) Врач Н. И. Пирогов, наблюдая однажды за работой скульптора, пришел к мысли использовать при лечении больных гипсовую повязку. Использование гипсовой повязки стало подлинным открытием в хирургии и облегчило страдания многим людям. Этот случай говорит о том, что Пирогов был постоянно поглощен своими мыслями о том, как лечить людей.

13) «Я всегда поражался безмерному трудолюбию и терпеливости Кирилла Лаврова, - вспоминает режиссёр Владимир Бортко о выдающемся актере: «Нам надо было отснять 22 минутный разговор Иешуа с Понтием Пилатом, такие сцены снимаются по две недели. На съёмочной площадке Лавров, 80-летний человек, провёл 16 часов в нагрудных доспехах весом 12 кг, не сказав ни слова упрёка съёмочной  группе».

14) Научный поиск требует самоотверженного служения.

Древнегреческий философ Эмпедокл говорил современникам: «Ничто не рождается из ничего и никуда не исчезает, одно переходит в другое». Люди смеялись над бреднями безумца. Тогда Эмпедокл, чтобы доказать свою правоту, бросился в огнедышащее жерло вулкана.

Поступок философа заставил сограждан задуматься: может быть, на самом деле устами безумца говорила истина, которая не боится даже смерть. Не случайно идеи древнегреческого философа стали источником для научных прозрений в более поздние эпохи.

15) Майкл Фарадей однажды попал на лекцию к известному английскому химику Дэви. Молодой человек был околдован словами ученого и решил посвятить свою жизнь научному познанию. Чтобы иметь возможность с ним общаться, Фарадей решил устроиться слугой в дом Дэви.

Рубрика № 4. «Человек - ось мира»

 1. Проблемы

1. Нравственная ответственность человека (художника, ученого) за судьбу мира

2. Роль личности в истории
3. Нравственный выбор человека

4. Конфликт человека и общества

 5.  Человек и природа

II. Утверждающие тезисы

1. Человек приходит в этот мир не для того, чтобы сказать, какой он, а чтобы сделать его  лучше.

2. От каждого человека зависит, каким будет мир: светлым или темным, добрым или злым.

3. Все в мире связано невидимыми нитями, и неосторожный поступок, нечаянное слово могут обернуться самыми не предсказуемыми последствиями.

4. Помни о своей Высокой человеческой ответственности!

III. Цитаты

1. Есть один несомненный признак, разделяющий Поступки людей на добрые и злые: увеличивает поступок любовь и единение людей - он хороший; производит он вражду и разъединение - он дурной (Л. Толстой, русский писатель).

2. Мир сам по себе ни зло, ни благо, он вместилище и того и другого, смотря по тому, во что вы сами его превратили (М. Монтень, французский философ-гуманист).

3. Да - я в ладье. Меня разлив не тронет! Но как мне жить, когда народ мой тонет? (Саади, персидский писатель и мыслитель)

4. Легче зажечь одну маленькую свечу, чем клясть темноту (Конфуций, древнекитайский мыслитель).

6. Люби - и делай что хочешь (Августин Блаженный, христианский мыслитель).

7. Жизнь - это борьба за бессмертие (М. Пришвин , русский писатель).

8. Они ушли во тьму, но не исчез их след (В. Шекспир, английский писатель).

IV. Аргументы

У  каждого в руках судьба мира

1) В. Солоухин рассказывает притчу о мальчике, который не послушался неведомого голоса  и спугнул бабочку. Неведомый голос печально сообщил, что произойдет дальше: потревоженная бабочка улетит в королевский сад, гусеница от этой бабочки заползет на шею спящей королевы. Королева напугается и умрет, а власть в стране захватит коварный и жестокий король, который причинит людям много бед.

2) Существует древняя славянская легенда о Деве-Чуме.

Однажды крестьянин пошел косить траву. Вдруг ему на плечи прыгнула страшная Дева-Чума. Взмолился мужик о пощаде. Дева-Чума согласилась пожалеть его, если он будет носить ее на своих плечах. Там, где появлялась эта жуткая пара, умирали все люди: и маленькие дети, и седовласые старики, и прекрасные девушки, и статные парни.

Эта легенда обращена к каждому из нас: а что ты несешь миру - свет или тьму, радость или горе, добро или зло, жизнь или смерть?

4) А. Куприн написал рассказ «Чудесный доктор», основанный на реальных событиях. Человек, измученный нищетой, готов в отчаянно покончить жизнь самоубийством, но с ним заговаривает оказавшийся рядом известный доктор Пирогов. Он помогает несчастному, и с этого момента его жизнь и жизнь его семьи изменяется  caмым счастливым образом. Эта история красноречиво говорит о том, что поступок одного человека может повлиять на судьбы других людей.

5) В боевой операции под Первомайском бойцы, отбивавшие атаку боевиков, бросились к ящику с гранатами. Но когда они открыли его, то обнаружили, что у гранат нет взрывателей. Упаковщик на заводе забыл их положить, а без них граната  это просто кусок железа. Солдаты, неся тяжелые потери, вы вынуждены были отступить, а боевики прорвались. Ошибка безымянного человека обернулась страшной бедой.

6) Историки пишут, что турки смогли захватить Константинополь, пройдя через калитку, которую кто-то забыл закрыть.

7) Страшная катастрофа в Аше произошла из-за того, что экскаваторщик ковшом зацепил трубу газопровода. В этом месте, спустя много лет, образовался разрыв, газ вырвался наружу, а потом пришла настоящая беда: в страшном пожаре погибло около тысячи человек.

8) Американский космический корабль потерпел катастрофу из-за того, что сборщик уронил шуруп в Топливный отсек.

9) В одном из сибирских городов стали пропадать дети. Их изуродованные тела находили в разных концах города. Милиция сбилась с ног, разыскивая убийцу. Были подняты все архивы, но тот, на кого падали подозрения, в это время неотлучно находился в лечебнице. А  потом выяснилось, что  он давно уже выписался, просто медсестра забыла оформить документы,  и убийца спокойно вершил свое кровавое дело.

10) Нравственная безответственность оборачивается чудовищными последствиями. В конце 17 века в одном из захолустных американских городков у двух девочек появились признаки странной болезни: они беспричинно смеялись, бились в судорогах. Кто-то робко предположил, что на девочек наслала порчу ведьма. Девочки ухватились за эту идею и стали называть имена почтенных граждан, которых тут же бросали в тюрьму и после короткого суда казнили. Но болезнь не прекращалась, и на плаху отправлялись все новые и новые осужденные. Когда всем стало ясно, что происходящее в городе похоже на безумную пляску смерти, девочек строго допросили. Больные признались в том, что просто играли, им нравилось быть центром внимания со стороны взрослых людей.  А как же безвинно осужденные? А об этом девочки не думали.

11) Двадцатый век - век первый в истории человечества мировых войн, век создания оружия массового поражения. Складывается невероятная ситуация: человечество может само себя уничтожить. В Хиросиме, на памятнике жертвам атом ной бомбардировки, написано: «Спите спокойно, ошибка не повторится». Чтобы та и многие другие ошибки не повторялись, всечеловеческий характер приобретает борьба за мир, борьба против оружия массового поражения.

12) Посеянное зло оборачивается новым злом. В средние века появилась легенда о городе, который заполонили крысы. Горожане не знали, куда от них деться. Один человек пообещал избавить город от мерзких существ, если ему заплатят. Жители, конечно же, согласились. Крысолов заиграл на дудочке, околдованные звуками крысы пошли за ним. Чародей увлек их к реке, сел в лодку, и крысы утонули. Но горожане, избавившись от напасти, отказались  платить обещанное. Тогда колдун отомстил городу: он вновь заиграл на дудочке, со всего города сбежались дети, и он утопил их в реке.

Роль личности в истории

1) «Записки охотника» И. Тургенева сыграли огромную роль в общественной жизни нашей страны. Люди, прочитав светлые, яркие рассказы о крестьянах, поняли, что безнравственно

владеть людьми как скотом. В стране началось широкое движение за отмену крепостного права.

2) После войны многих советских солдат, которые попали во вражеский плен, осудили как предателей родины. Рассказ М. Шолохова «Судьба человека», в котором показывается горькая доля солдата, заставил общество по-другому взглянуть на трагическую судьбу военнопленных. Был  принят закон об их реабилитации.

3) Американская писательница Г. Бичер-Стоу написала роман «Хижина дяди Тома», в котором рассказывалось о судьбе кроткого негра, забитого до смерти безжалостным плантатором. Этот роман всколыхнул все общество, в стране вспыхнула Гражданская война, и позорное рабство было отменено. Потом говорили, что эта маленькая женщина начала большую войну.

4) Во время Великой Отечественной войны Г. Ф. Флеров, используя короткий отпуск, зашел в научную библиотеку. Он обратил внимание на то, что  в зарубежных журналах нет публикаций о радиоактивности. Значит, эти работы засекречены. Он тут же написал тревожное письмо в правительство. Сразу после этого всех ученых-ядерщиков вызвали с фронта и начались активные работы, связанные с созданием атомной бомбы, что в будущем помогло остановить возможную агрессию против нашей страны.

6) Вряд ли король Англии Эдуард III до конца понимал, к чему приведет его дерзость: на государственном гербе он изобразил нежные лилии. Тем самым английский король показал, что отныне ему подвластна и соседняя Франция. Этот рисунок властолюбивого монарха стал поводом для Столетней войны, которая принесла людям бессчетные бедствия.

7) «Свято место пусто не бывает!» - эта поговорка с обидной легкомысленностью выражает мысль о том, что незаменимых людей нет. Однако история человечества доказывает, что очень многое зависит не только от обстоятельств, но и от личных качеств человека, от его веры в свою правоту, от его приверженности своим принципам.  Имя английского просветителя  Р. Оуэна известно всем. Взяв в управление фабрику, он создал благоприятные условия для жизни рабочих. Построил удобные домики, нанял мусорщиков для уборки территории, открыл  библиотеки, читальни, воскресную школу, ясли, сократил рабочий день с 14 до 10 часов. За несколько  лет жители городка буквально переродились: они овладели грамотой, исчезло пьянство, прекратилась вражда. Казалось бы, сбылась многовековая мечта людей об идеальном обществе. У  Оуэна появилось много продолжателей. Но, лишенные его пламенной веры, они не смогли успешно повторить опыт великого преобразователя.

Человек и природа

1) Почему так получилось, что в Древнем Риме стало чрез мерно много обездоленных бедствующих «пролетариев»? Ведь в Рим стекались богатства со всей ойкумены, а местная знать купалась в роскоши и безумствовала от излишеств.

Большую роль в обеднении земель метрополии сыграли два фактора: истребление лесов и истощение почв. В результате мелели реки, снижался уровень грунтовых вод, развивалась эрозия земель, уменьшались урожаи. И это - при более или менее постоянном росте населения. Ужесточался, как мы теперь говорим, экологический кризис.

2) Бобры строят поразительные жилища для потомства, но их деятельность никогда не превращается в истребление той биомассы, без которой и им - конец. Человек же на наших глазах продолжает роковое дело, которое начал уже тысячелетия тому назад: во имя потребностей своего производства он уничтожил наполненные жизнью леса, обезводил и превратил в пустыни целые континенты. Ведь Сахара и Кара Кумы - очевидное свидетельство преступной деятельности человека, продолжающейся и поныне. А разве не свидетельством тому является загрязнение Мирового океана? Человек лишает самого себя в ближайшем будущем последних не обходимых ресурсов питания.

3) В древности человек ясно осознавал свою связь с природой, наши первобытные предки обожествляли  животных, считали, что именно они оберегают  людей от злых  духов, даруют удачу на охоте. Так, например, египтяне с почтением относились к кошкам, за убийство этого священного животного полагалась смертная казнь. А в Индии и сейчас корова, уверенная в том, что человек никогда не причинит ей зла, спокойно может зайти в овощную лавку и съесть все, что ей захочется. Лавочник ни за что не прогонит эту священную гостью. Многим такое почтение к животным покажется нелепым суеверием, но на самом деле в нем выражено чувство глубокого, кровного родства с природой. Чувство, которое стало основой человеческой морали. Но оно, к сожалению, сегодня многими утрачено.

4) Нередко именно природа дает людям уроки доброты. Известный ученый вспоминал случай, который надолго врезался ему в память. Однажды он, прогуливаясь с женой по лесу, увидел лежащего в кустах птенца. Возле него тревожно металась какая-то большая  птица с ярким оперением. Люди увидели дупло в старой сосне и положили туда птенца. После этого в течение нескольких лет благодарная птица, встречая в лесу спасителей своего птенца, радостно кружила над их головами. Читая эту трогательную историю, задумываешься о том, всегда ли мы проявляем столь искреннюю признательность тем, кто помог нам в трудную минуту.

5) В русских народных сказках часто прославляется бескорыстие человека. Емеля не собирался ловить щуку - она сама попала ему в ведро. Увидит странник выпавшего птенца - положит его в гнездо, попадет птица в силки - он ее освободит, выбросит волной рыбу на берег - он отпустит ее обратно в воду. Не искать выгоды, не губить, а помогать, спасать, беречь - этому учит народная мудрость.

6) Разразившиеся над американским континентом смерчи принесли людям бесчисленные бедствия. Что же вызвало эти природные катаклизмы? Ученые все больше склоняются к тому, что это результат необдуманной деятельности человека, который зачастую игнорирует законы природы, считает, что она призвана обслуживать его интересы. Но за такое потребительское отношение человека ждет жестокая расплата.

7) Вмешательство человека в сложную жизнь природы может привести к непредсказуемым последствиям. Один известный ученый решил привести в свой регион оленей. Однако животные не смогли приспособиться к новым условиям и скоро погибли. Зато клещи, которые жили в шкуре оленей, освоились, наводнили леса и луга и стали настоящим бедствием для остальных обитателей.

8) Глобальное потепление, о котором все настойчивее говорят в последнее время, чревато катастрофическими последствиями. Но не все задумываются о том, что эта проблема является прямым следствием жизнедеятельности человека, который в погоне за наживой нарушает устойчивое равновесие природных циклов. Не случайно ученые все больше говорят о разум ном самоограничении потребностей, о том, что не прибыль, а сохранение жизни должно стать главной целью деятельности человека.

9) Польский фантаст С. Лем в своих «Звездных дневниках» описал историю космических бродяг, которые разорили свою планету, изрыли шахтами все недра, продали полезные ископаемые обитателям других галактик. Возмездие за такую слепоту было страшным, но справедливым. Наступил тот роковой день, когда они оказались на краю бездонной ямы, и земля под ногами стала осыпаться. Эта история - грозное предупреждение всему человечеству, которое хищнически грабит при роду.

10) Один за другим исчезают на земле целые виды животных, птиц, растений. Испорчены реки, озера, степи, луга, даже моря.

В обращении с природой человек похож на дикаря, который, чтобы добыть кружку молока, убивает корову и взрезает ей вымя  вместо того, чтобы кормить, холить и получать того же молока ведро каждый день.

11) Недавно некоторые западные специалисты предложили сбрасывать радиоактивные отходы в глубины океана, полагая, что там они окажутся навеки законсервированными. Но своевременно проведенные океанологами работы показали, что активное вертикальное перемешивание воды  oxвaтывает  всю толщу океана. Значит, радиоактивные отходы непременно распространятся по всему Мировому океану и, следовательно, заразят атмосферу. К каким неисчислимым вредным по следствиям это привело бы, ясно и без всяких дополнительных примеров.

12) В Индийском океане есть маленький остров Рождества, на котором иностранные компании добывают фосфаты. Люди вырубают тропические леса, экскаваторами срезают верхний слой почвы и вывозят ценное сырье. Остров, некогда покрытый пышной зеленью, превратился в мертвую пустыню с торчащими, словно гнилые зубы, голыми скалами. Когда тракторы соскоблят последний килограмм почвы, насыщенной удобрением. Людям на этом острове делать будет нечего. Может быть, печальная судьба этого клочка суши среди океана отражает судьбу Земли, окруженный безбрежным океаном космоса? Может быть, и людям, варварски разграбившим родную планету, придется искать себе новое пристанище?

13) Обильно рыбой устье Дуная. Но рыбу добывают не только люди - ее промышляют и бакланы. Уже поэтому бакланы, конечно, птицы «вредные», И было принято решение уничтожить их в устье Дуная, чтобы увеличить уловы. Уничтожили ... А потом пришлось искусственно восстанавливать поголовье «вредных» птиц - хищников в Скандинавии и «вредных» бакланов в устье Дуная, потому что в этих районах начались массовые эпизоотии (инфекционные болезни животных, превышающие уровень обычной заболеваемости), погубившие огромное количество и птицы, и рыбы.

После этого с немалым опозданием, было установлено, что «вредители» питаются преимущественно больными животными и тем самым предупреждают массовые инфекционные заболевания ...

Этот пример лишний раз свидетельствует, насколько все сложно переплетено в окружающем нас мире и как осторожно нужно подходить к решению природных проблем.

14) Увидев червя, вымытого дождем на тротуар, доктор Швейцер клал его обратно в траву, а насекомого, барахтающегося в луже, вынимал из воды. «Когда я помогаю насекомому выбраться из беды, я пытаюсь тем самым искупить часть вины человечества за совершенные им против животных преступления». По тем же причинам Швейцер выступал в защиту животных. В своем эссе, написанном в 1935 г. он призывал «быть добрыми по отношению к животным по тем же самым причинам, в силу которых мы добры к людям».

Рубрика №5. Возвысить человека

1. Проблемы

1. Роль искусства (науки, средств массовой информации) в духовной жизни общества

2. Воздействие искусства на духовное становление человека
3.  Воспитательная функция искусства

II. Утверждающие тезисы

1. Подлинное искусство облагораживает человека.
2. Искусство учит человека любить жизнь.

3. Нести людям свет высоких истин, «чистые ученья добра и правды» - в этом заключается смысл подлинного искусства.

 4. Художник должен вложить в произведение всю душу, чтобы заразить своими чувствами и мыслями другого человека.

III. Цитаты

1. Без Чехова мы были бы во много раз беднее духом и сердцем (К Паустовский. русский писатель).

2. Вся жизнь человечества последовательно оседала в книгах (А. Герцен, русский писатель).

3. Совестливость - вот чувство, которое обязана будоражить  литература (Н. Евдокимова, русская писательница).

4. Искусство призвано сохранять человеческое в человеке (Ю.Бондарев, русский писатель).

5. Мир книги - это мир настоящего чуда (Л. Леонов, русский писатель).

6. Хорошая книга - просто праздник (М. Горький, русский писатель).

7. Искусство создает хороших людей, формирует человеческую душу (П. Чайковский, русский композитор).

8. Они ушли во тьму, но не исчез их след (В. Шекспир, английский писатель).

9. Искусство - это тень божественного совершенства (Микеланджело, итальянский скульптор и художник).

10. Цель искусства – сгущено  передать растворенную в мире красоту (французский философ).

11. Нет карьеры поэта,  есть судьба поэта (С. Маршак, русский писатель).

12. Суть литературы не в вымысле, а в потребности сказать сердце (В. Розанов, русский философ).

13. Дело художника - рождать радость (К Паустовский, русский  писатель).

IV. Аргументы

1) Учёные, психологи давно утверждают, что музыка может оказывать различное воздействие на нервную систему, на тонус человека. Общепризнанно, что произведения Баха повышают и развивают интеллект. Музыка Бетховена возбуждает сострадание, очищает мысли и чувства человека от негатива. Шуман помогает понять душу ребёнка.

2) Может ли искусство изменить жизнь человека? Актриса Вера Алентова вспоминает такой случай. Однажды она получила письмо от неизвестной женщины, которая рассказала о том, что осталась одна, ей не хотелось жить. Но, посмотрев фильм «Москва слезам не верит», она стала другим человеком: «Вы не поверите, я вдруг увидела, что люди улыбаются и не такие уж они плохие, как мне казалось все эти годы. И трава, оказывается, зеленая, И солнце светит ... Я выздоровела, за что огромное вам спасибо».

3) Многие фронтовики рассказывают о том, что солдаты меняли курево и хлеб на вырезки из фронтовой газеты, где публиковались главы из поэмы А. Твардовского «Василий Теркин». Значит, бойцам ободряющее слово порой было важнее пищи.

4) Выдающийся русский поэт Василий Жуковский, рассказывая о своих впечатлениях от картины Рафаэля «Сикстинская мадонна», говорил, что час, который он провел перед ней, принадлежит к счастливейшим часам его жизни, и ему казалось, что эта картина рождена в минуту чуда.

5) Известный детский писатель Н. Носов рассказывал случай, который произошел с ним в детстве. Однажды он опоздал на поезд и остался ночевать на привокзальной площади с беспризорниками. Они увидели в его сумке книжку и попросили ее почитать. Носов согласился, и ребята, лишенные родительского тепла, затаив дыхание, стали слушать историю про одинокого старика, мысленно сравнивая его горькую бесприютную жизнь со своей судьбой.

6) Когда фашисты осадили Ленинград, на жителей города огромное воздействие оказала 7-я симфония Дмитрия Шостаковича. которая, как свидетельствуют очевидцы, дала людям новые силы для борьбы с врагом.

7) В истории литературы сохранилось немало свидетельств, связанных со сценической историей «Недоросля». Говорят, что многие дворянские дети, узнав себя в образе бездельника Митрофанушки, пережили подлинное перерождение: стали прилежно учиться, много читать и выросли достойными сынами отчизны.

8) В Москве долгое время орудовала банда, которая отличалась особой жестокостью. Когда преступников схватили, они признались, что на их поведение, на их отношение к миру огромное влияние оказал американский фильм «Прирожденные убийцы», который они смотрели чуть ли не каждый день. Повадки героев этой картины они стремились копировать и в реальной жизни.

9) Художник служит вечности. Сегодня мы представляем себе то или иное историческое лицо именно таким,  каким оно изображено в художественном произведении. Перед этой поистине царственной властью художника трепетали даже тираны. Вот пример из эпохи Возрождения. Молодой Микеланджело выполняет заказ Медичи и достаточно дерзко себя ведет. Когда один из Медичи выразил неудовольствие по поводу не достаточного сходства его с портретом, Микеланджело сказал: «Не беспокойтесь, ваше святейшество, через сто лет будет похоже на вас».

10) В детстве многие из нас зачитывались романом А. Дюма «Три мушкетера». Атос, Портос, Арамис, д' Артаньян - эти герои казались нам воплощением благородства и рыцарства, а кардинал Ришелье, их противник, - олицетворением коварства и жестокости. Но образ романного злодея мало похож на реальную историческую личность. Ведь именно Ришелье ввел почти забытые во время религиозных войн слова «францyз», «родина». Он запретил дуэли, считая, что молодые, сильные мужчины должны проливать кровь не из-за мелких ссор, а ради своей отчизны. Но под пером романиста Ришелье обрел со всем другой облик, и выдумка Дюма на читателя воздействует гораздо сильнее и ярче исторической истины.

11) В. Солоухин рассказал такой случай. Два интеллигента спорили, какой бывает снег. Один говорит, что бывает и синий, другой доказывает, что синий снег - это чепуха, выдумка импрессионистов, декадентов, что снег и есть снег, белый, как ...снег.

В этом же доме жил  Peпин. Пошли к нему разрешить спор.

Репин: не любил, когда его отрывали от работы. Он сердито он крикнул:

- Ну, чего вам?

- Какой бывает снег?

- Только не белый! - и захлопнул дверь.

12) Люди верили в поистине магическую силу искусства.

Так, некоторые деятели культуры предлагали французам во время Первой мировой войны защищать Верден - свою сильнейшую крепость - не фортами и пушками, а сокровищами Лувра. «Поставьте «Джоконду» или «Мадонну с младенцем и святой Анной», великого Леонардо да Винчи перед осаждающими - и немцы не осмелятся стрелять!, - утверждали они.

Рубрика N 6. «Не потеряйте человека!»

1. Проблемы

1.Образование и культура

2. Воспитание человека
3. Роль науки в современной жизни
4. Человек и научный прогресс
5. Духовные последствия научных открытий
6. Борьба нового и старого как источник развития

II. Утверждающие тезисы

1. Познание мира ничем нельзя остановить.

2. Научный прогресс не должен опережать нравственные возможности человека.

3. Цель науки - делать человека счастливым.

III. Цитаты

1. Мы можем настолько, насколько мы знаем (Гераклит, древнегреческий философ).

2. Не всякое изменение есть развитие (древние философы).

7. Мы были достаточно  цивилизованны, чтобы построить машину, но слишком примитивны, чтобы ею пользоваться (К. Краус, немецкий ученый).

8. Мы вышли из пещер, но пещера еще не вышла из нас (А. Регульский).

IV. Аргументы

Научный прогресс и нравственные качества человека

1) Бесконтрольное развитие науки и техники все больше и больше тревожит людей. Давайте представим себе малыша, который облачился в костюм своего отца. На нем огромный пиджак, длинные брюки, шляпа, которая сползает на глаза ... Не напоминает ли эта картина современного человека? Не ус пев нравственно вырасти, повзрослеть, возмужать, он стал обладателем мощной техники, которая способна уничтожить все живое на Земле.

2) Человечество в своем развитии достигло огромных успехов: компьютер, телефон, робот, покоренный атом ... Но странное дело: чем сильнее становится человек, тем тревожнее ожидание будущего. Что с нами произойдет? Куда мы движемся? Давайте представим себе неопытного водителя, который с бешеной скоростью мчится на своем новеньком автомобиле. Как приятно ощущать скорость, как приятно сознавать, что могучий мотор подвластен каждому твоему движению! Но внезапно шофер с ужасом понимает, что не может остановить свою машину. Человечество похоже на этого молоденького водителя, который мчится в неведомую даль, не зная, что таится там, за поворотом.

3) В античной мифологии есть легенда о ящике Пандоры.

Женщина обнаружила в доме своего мужа какой-то странный ящик. Она знала, что этот предмет таит в себе страшную опасность, но любопытство было таким сильным, что она не выдержала и открыла крышку. Из ящика вылетели всевозможные беды и разлетелись по миру. В этом мифе звучит предостережение всему человечеству: необдуманные действия на пути познания могут привести к гибельному финалу.

4) В повести М. Булгакова доктор Преображенский превращает пса в человека. Ученым движет жажда познания, стремление изменить природу. Но порой прогресс оборачивается страшными последствиями: двуногое существо с «собачьим сердцем» - это еще не человек, потому что нет в нем души, нет любви, чести, благородства.

б) «Мы сели в самолет, но не знаем, куда он прилетит!» -  писал известный русский писатель Ю. Бондарев. В этих словах звучит предостережение, обращенное ко всему человечеству. Действительно, мы порой бываем очень беспечны, мы что-то делаем «садимся в самолет», не задумываясь о том, каковы будут последствия наших поспешных решений и бездумных действий. А последствия эти могут носить фатальный характер.

8) В печати сообщалось о том, что совсем скоро появится эликсир бессмертия. Смерть будет побеждена окончательно. Но у многих людей это известие не вызвало прилива радости, на против, усилилась тревога. Чем обернется для человека это бессмертие?

9) До сих пор не угасают споры о том, насколько правомерны с моральной точки зрения эксперименты, связанные с клонированием человека. Кто появится на свет в результате этого клонирования? Что это будет за существо? Человек? Киборг? Средство производства?

10) Наивно полагать, что какими-то запретами, забастовками можно остановить научно-технический прогресс. Так, например, в Англии в период бурного развития техники  началось движение луддитов,  которые в отчаянии ломали машины. Людей можно было понять: многие из них лишились работы, после того как на фабриках стали использоваться станки. Но использование технических достижений обеспечило рост  производительности, поэтому выступление последователей подмастерья Лудда было обречено. Другое дело, что они своим протестом заставили общество задуматься о судьбе конкретных людей, о той пене, которую приходится платить за движение вперед.

11) В одном научно-фантастическом рассказе говорится о том, как герой, оказавшись в доме известного ученого, увидел сосуд, в котором был заспиртован его двойник - генетическая копия. Гость поразился безнравственности этого поступка: «Как же вы могли создать подобное себе существо, а потом его убить?» И услышали в ответ: «Почему вы думаете, что это я его сотворил? Это он меня сотворил!»

12) Николай Коперник после длительных долгих исследований пришел к выводу, что центром нашей Вселенной является не Земля, а Солнце. Но ученый долго не решался опубликовать данные о своем открытии, потому что понимал, что такое известие перевернет представления людей о м:ироустройстве. а это может привести к непредсказуемым последствиям.

13) Сегодня мы еще не научились лечить многие смертельные болезни, еще не побежден голод, не решены острейшие проблемы. Однако технически человек способен уже уничтожить все живое на планете. В свое время Землю населяли динозавры - огромные чудовища, настоящие машины для убийства. В ходе эволюции эти гигантские рептилии исчезли. Не повторит ли человечество судьбу динозавров?

14) Бывали в истории случаи, когда некоторые секреты, могущие принести вред человечеству, уничтожались умышленно. В частности, в 1903 году русского профессора Филиппова, который изобрел способ передачи по радио на дальнее расстояние ударных волн от взрыва, нашли мертвым в его лаборатории. После этого, по приказу Николая П, все документы были  изъяты и сожжены, а лаборатория разрушена. Неизвестно, руководствовался ли царь интересами собственной безопасности или будущим человечества, но подобные средства передачи силы

атомного или водородного взрыва были  бы действительно гибельными для населения земного шара.

15) Недавно газеты сообщили о том, что в Батуми снесли строящуюся церковь. А через неделю рухнуло здание районной администрации. Под развалинами погибло семь человек. Многие жители восприняли эти события не как простое совпадение, а как грозное предупреждение о том, что общество выбрало неверный путь.

16) В одном из уральских городов решили взорвать брошенную церковь, чтобы на этом месте было легче добывать мрамор. Когда взрыв прогремел, оказалось, что мраморная плита треснула во многих местах и стала непригодной для использования. Этот пример наглядно показывает, что жажда сиюминутной выгоды ведет человека к бессмысленному разрушению.

Законы общественного развития.

Человек и власть

1) История знает много неудачных попыток насильно сделать человека счастливым. Если у людей отнимается свобода, то рай превращается в темницу. Любимец  царя Александра 1 генерал Аракчеев, создавая в начале 19 века военные поселения, преследовал  благие цели. Крестьянам запрещалось пить водку, в положенные часы им полагалось ходить в церковь, детей следовало отдавать в школы, их запрещалось наказывать. Казалось бы, все правильно! Но людей заставляли быть хорошими. их заставляли любить, работать, учиться ... И лишенный свободы человек, превращенный в раба, восстал: поднялась волна всеобщего протеста, и реформы Аракчеева были свернуты.

2) Одному африканскому племени, которое жило в экваториальной зоне, решили помочь. Молодых африканцев научи ли выпрашивать рис, им привезли трактора, сеялки. Прошел год - приехали посмотреть, как живет племя, одаренное новыми знаниями. Каково же было разочарование, когда увидели, что племя как жило, так и живет первобытнообщинным строем: трактора они продали фермерам, а на вырученные деньги устроили всенародный праздник.

Этот пример – красноречивое свидетельство того, что чело век должен созреть до понимания своих потребностей, нельзя никого сделать богатым, умным и счастливым насильно.

3) В одном царстве наступила сильная засуха, люди стали  умирать от голода и жажды. Царь обратился к прорицателю, который пришел к ним из далеких стран. Тот предсказал, что засуха кончится,  как только в жертву принесут чужеземца. Тогда царь приказал убить прорицателя и бросить его в колодец. Засуха кончилась, но с тех пор началась постоянная охота на иноземных странников.

4) Историк Е. Тарле в одной из своих книг рассказывает о посещении Николаем I Московского университета. Когда рек тор представил ему лучших студентов, Николай 1 сказал: «Не нужны мне умники, а нужны мне послушники». Отношение к умникам и послушникам в различных областях знания и искусства красноречиво свидетельствует о характере общества.

6) В 1848 году мещанина Никифора Никитина сослали в дальнее поселение Байконур «за крамольные речи о полёте на Луну». Конечно, никто не мог знать, что спустя столетие на этом самом месте, в казахстанской степи построят космодром и космические корабли полетят туда, куда смотре ли пророческие глаза восторженного мечтателя.

Человек и познание

1) Древние историки рассказывают о том, что однажды к римскому императору  пришел незнакомец, который принес в дар блестящий, как серебро, но чрезвычайно мягкий металл. Мастер поведал, что этот металл он добывает из глинистой земли. Император, испугавшись, что новый металл обесценит его сокровища, велел отрубить изобретателю голову.

2) Архимед, зная о том, что человек страдает от засухи, от голода, предложил новые способы орошения земель. Благодаря его открытию резко выросла урожайность, люди перестали бояться голода.

3) Выдающийся ученый Флеминг открыл пенициллин. Этот лекарственный препарат спас жизни миллионам людей, которые прежде умирали от заражения крови.

4) Один английский инженер в середине 19 века предложил улучшенный патрон. Но чиновники из военного ведомства высокомерно сказали ему: «Мы и без того сильные, только слабые нуждаются в улучшении оружия».

5) Известного ученого Дженнера, который победил оспу с помощью прививок, на гениальную мысль натолкнули слова обыкновенной крестьянки. Врач сказал ей, что она больна оспой. На это женщина спокойно ответила: «Не может быть, ведь я уже болела коровьей оспой». Врач  не счел  эти слова результатом темного невежества, а стал вести наблюдения, которые и привели к гениальному открытию.

6) Раннее Средневековье принято называть «темными веками». Набеги варваров, разрушение античной цивилизации  привели к глубокому упадку культуры. Грамотного человека трудно было найти не только среди простолюдинов, но и среди людей высшего сословия. Так, например, основатель франкского государства Карл Великий не умел  писать. Однако жажда знания изначально свойственна человеку. Тот же Карл  Великий во время походов всегда носил с собою восковые дощечки для письма, на которых под руководством  учителей старатель но выводил буквы.

7) Тысячелетиями с деревьев падали созревшие яблоки, но никто не придавал этому обычному явлению  какую-либо значимость. Нужно было родиться великому Ньютону, чтобы новыми, более проницательными глазами посмотреть на привычный факт и открыть универсальный закон движения.

8) Невозможно подсчитать, сколько бедствий людям принесло их невежество. В Средние века всякое несчастье: болезнь ребенка, смерть домашней скотины, дождь, засуха, не урожай, пропажа какой-либо вещи - все объяснялось происками нечистой силы. Началась жестокая охота на ведьм, запылали костры. Вместо того чтобы лечить болезни, совершенствовать земледелие, помогать друг другу, люди огромные силы тратили на бессмысленную борьбу с мифическими «слугами Сатаны», не понимая, что своим слепым фанатизмом, своим темным невежеством они как раз служат Дьяволу.

9) Трудно переоценить роль наставника в становлении человека. Любопытна легенда о встрече Сократа с Ксенофонтом, будущим историком. Как-то разговорившись с незнакомым молодым человеком, Сократ спросил у него, куда следует идти за мукой и маслом. Юный Ксенофонт бойко ответил: «На рынок». Сократ поинтересовался: «А за мудростью и добродетелью?» Юноша удивился. «Иди за мною, я покажу!» - пообещал Сократ. И многолетний путь к истине связал крепкой дружбой знаменитого учителя и его ученика.

10) Стремление познавать новое живет в каждом из нас, и порою это чувство настолько овладевает человеком, что заставляет его переменить жизненный путь. Сегодня мало кто знает, что Джоуль, открывший закон сохранения энергии,  был поваром.  Гениальный Фарадей начинал свой путь разносчиком в лавке. А Кулон трудился инженером по крепостным сооружениям и физике отдавал лишь  свободное от работы время. Для этих людей поиск нового стал смыслом жизни.

11) Новые идеи прокладывают себе путь в тяжелой борьбе со старыми взглядами, устоявшимися мнениями. Так, один из профессоров, читал студентам лекции по физике, называл теорию относительности Эйнштейна «досадным научным недоразумением» -

12) В свое время Джоуль воспользовался вольтовой батареей, чтобы запустить от нее собранный им же электродвигатель. Но заряд батареи скоро иссяк, а новая стоила очень дорого. Джоуль решил, что лошадь никогда  не будет вытеснена электродвигателем, так как прокормить лошадь гораздо дешевле, чем менять  цинк в батарее. Сегодня, когда электричество используется повсеместно, нам кажется наивным мнение выдающегося ученого. Этот пример показывает, что очень трудно прогнозировать  будущее, трудно обозреть те возможности, которые откроются перед человеком.

13) В середине 17 века из Парижа на остров Мартиника капитан де Клие вез в горшке с землей черенок кофе. Плавание было очень тяжелым: корабль пережил жестокую схватку с пиратами, ужасный шторм едва не разбил его о скалы. На суд не были сломаны мачты, разбиты снасти. Постепенно стали иссякать запасы пресной воды. Ее выдавали строго отмеренными порциями. Капитан, едва держась на ногах от жажды, последние капли драгоценной влаги отдавал зеленому росточку ... Прошло несколько лет, и кофейные деревья покрыли остров Мартиника.

Эта история иносказательно отражает нелегкий  путь всякой научной истины. Человек бережно лелеет в своей душе росточек пока еще неведомого открытия, поливает его влагой надежды и вдохновения, укрывает от житейских бурь и штормов отчаяния ... И вот он - спасительный берег окончательного озарения. Созревшее деревце истины даст семена, и целые плантации теорий, монографий, научных лабораторий, технических новинок покроют материки познания.

Рубрика N 7. «Помни имя свое!»

1. Проблемы

1. Историческая память
2. Отношение к культурному наследию

3. Роль культурных традиций в нравственном становлении

человека

4. Отцы и дети

II. Утверждающие тезисы

1. Без прошлого нет будущего.

2. Народ, лишенный исторической памяти, превращается в пыль, которую  носит ветер времени.

3. Копеечные кумиры не должны подменять настоящих героев, которые жертвовали собою ради своего народа.

III. Цитаты

1. Прошлое не мертво. Оно даже не  прошло (У Фолкнер, американский писатель).

2. Кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его снова (Д. Сантаяна. американский философ).

3. Помни о тех, кто был, без кого ты бы не был (В. Тальников, русский писатель).

4. Народа умирает, когда становится населением. А населением он становится тогда, когда забывает свою историю (Ф. Абрамов, русский писатель).

IV. Аргументы

1) Давайте представим себе людей, которые утром начинают строить дом, а на следующий день, не закончив начатого, принимаются за строительство нового дома. Ничего, кроме недоумения, такая картина вызвать не может. Но ведь именно так поступают люди, которые отвергают опыт своих предков и как бы заново начинают строить свой «дом».

2) Человек, который смотрит вдаль с горы, может увидеть больше. Так и человек, который опирается на опыт своих предшественников, видит гораздо дальше, а его путь к истине становится короче.

3) Когда народ глумится над своими предками, над их мировоззрением, их философией, обычаями, он к той же участи

готовит и себя. Подрастут потомки, и они будут смеяться над своими отцами. Но прогресс заключается не в отрицании старого, а в созидании нового.

4) Надменный лакей Яша из пьесы А. Чехова «Вишневый сад» не помнит своей матери и мечтает поскорее уехать в Париж. Он - живое воплощение беспамятства.

5) Ч. Айтматов в романе «Буранный полустанок» рассказывает легенду о манкуртах. Maнкурты - это люди, насильно лишенные памяти. Один из них убивает свою мать, которая пыталась вырвать из плена беспамятства своего сына. И над степью звучит ее отчаянный крик: «Вспомни имя свое!»

6) Базаров, который пренебрежительно относится к «старичкам», отрицает их нравственные устои, умирает от пустяковой царапины. И этот драматический финал показывает безжизненность тех, кто оторвался от «почвы», от традиций свое го народа.

7) В одном научно-фантастическом рассказе повествуется о судьбе людей, которые летят на огромном космическом корабле. Они летят много лет, и новое поколение не знает, куда летит корабль, где находится конечный пункт их многовекового путешествия. Люди охвачены мучительной тоской, их жизнь лишена пели. Этот рассказ - тревожное напоминание всем нам о том, как опасен разрыв между поколениями, как опасна утрата памяти.

8) Завоеватели древности сжигали книги и разрушали па мятники, чтобы лишить народ исторической  памяти.

9) Древние персы запрещали порабощенным народам учить своих детей грамоте и музыке. Это было самое страшное наказание, потому что разрывались живые нити с прошлым,, разрушалась национальная  культура.

10) В свое время футуристы выдвинули лозунг «Сбросить Пушкина с корабля современности». Но в пустоте творить не возможно. Не случайно в творчестве зрелого Маяковского ощущается живая связь с традициями русской классической поэзии.

11) В годы Великой Отечественной войны сняли фильм «Александр Невский», чтобы у советского народа появились духовные сыны, чувство единства с «богатырями» прошлого.

 12) Выдающийся  физик М. Кюри отказалась патентовать свое открытие, объявила, что оно принадлежит всему человечеству. Она говорила, что не смогла бы открыть радиоактивность без великих предшественников.

13) Царь Петр 1 умел заглядывать далеко вперед, зная, что плоды его усилий пожнут будущие поколения. Как-то Петр, сажая желуди. заметил. как один из присутствовавших при этом вельмож скептически улыбнулся. Разгневанный царь сказал: «Понимаю! ТЫ  мнишь, что не доживу я до матерых дубов. Правда! Но ты - дурак; я оставляю пример прочим, чтоб делали то же, а потомки со временем строили из них корабли. Не для себя тружусь, польза государству впредь».

14) Когда родители не понимают стремлений своих детей,  не понимают их жизненных целей, то часто это приводит к неразрешимому конфликту. Анна Корвин-Круковская, сестра известного математика С. Ковалевской, в молодости успешно занималась литературным творчеством. Однажды она получила благожелательный отзыв от Ф. М. Достоевского, который предлагал ей сотрудничество в его журнале. Когда отец Анны узнал о том, что его незамужняя дочь переписывается с мужчиной, то пришел в ярость.

«Сегодня ты продаешь свои повести, а потом начнешь продавать себя!» - накинулся он на девушку.

15) Великая Отечественная война кровоточащей раной будет вечно тревожить сердце каждого человека. Блокада Ленин града, в которой от голода и холода умерли сотни тысяч людей, стала одной из самых драматичных страниц нашей истории. Пожилая жительница Германии, чувствуя вину своего народа перед погибшими, оставила завещание о пере воде своего денежного наследства на нужды Пискаревского мемориального кладбища в Санкт-Петербурге.

16) Очень часто дети стыдятся своих родителей, которые кажутся им нелепыми, несовременными, отсталыми. Однажды бродячий шут на глазах веселящейся толпы стал высмеивать молодого правителя одного маленького итальянского городка за то, что у того мать была простой прачкой. И что же сделал разгневанный сеньор? Он приказал убить свою мать! Конечно, такой поступок молодого изверга у каждого нормального чело века вызовет закономерное возмущение. Но давайте посмотрим внутрь себя: как часто мы испытывали чувство неловкости, досады и раздражения, когда наши родители позволяли себе высказывать  свое мнение при наших сверстниках?

17) Недаром время я называют лучшим судьей. Афиняне,  не поняв величия истин, открытых Сократом, осудили его на смерть. Но прошло совсем немного времени, и люди поняли, что убили человека, который стоял выше их в духовном развитии. Судей, которые вынесли смертный приговор, из города изгнали, а философу поставили бронзовый памятник. И теперь имя Сократа стало воплощением беспокойного стремления человека к правде, к познанию.

18) В одной из газет написали статью про одинокую женщину, которая, отчаявшись найти достойную работу, стала кормить своего грудного сына специальными лекарствами. что бы вызвать у него эпилепсию. Тогда бы ей назначили пенсию по уходу за больным ребенком.

19) Однажды одного моряка, допекающего весь экипаж своими шутливыми проделками, смыло волной в море. Он оказался в окружении стаи акул. Корабль быстро уходил в сторону, помощи ждать было неоткуда. Тогда моряк, убежденный атеист, вспомнил картину из детства: у иконы молится его бабушка. Он стал повторять ее слова, взывая к Богу. Чудо произошло: акулы его не тронули, а через четыре часа, заметив пропажу матроса, судно вернулось за ним. После  плавания моряк попросил прощения у старушки за то, что в детстве подсмеивался над ее верой.

20) Старший сын царя Александра П был прикован к посте ли и уже умирал. Императрица ежедневно навещала великого князя после обязательной прогулки в коляске. Но однажды Николай Александрович почувствовал себя хуже и решил отдохнуть в часы обычного визита к нему матери. В результате они не виделись несколько дней, и Мария Александровна поделилась с одной и фрейлин своей досадой на это обстоятельство. «Да отчего ж  Вы не поедете в другой час?» - удивилась та. «Нет. Это мне неудобно», - ответила императрица, будучи не в силах нарушить заведенный порядок даже тогда, когда речь шла о жизни ее любимого сына.

21) Когда в 1712 году царевич Алексей возвратился из-за границы, где провел около трех лет, отец Петр 1 спросил его, не забыл ли он то, чему учился, и тут же велел принести чертежи. Алексей, опасаясь, что отец заставит сделать чертеж в своем присутствии, решил уклониться от экзамена самым трусливым образом. Он «умыслил испортить себе правую руку» выстрелом в ладонь. Решимости всерьез выполнить намерение у него не хватило, и дело ограничилось ожогом руки. Симуляция все же избавила царевича от экзамена.

22) В персидской легенде рассказывается о надменном султане, который во время охоты отлучился от своих слуг и, заблудившись, набрел на шалаш пастуха. Измученный жаждой, он попросил напиться. Пастух налил воду в кувшин и подал его владыке. Но султан, увидев невзрачный сосуд, вышиб его из рук пастуха и гневно воскликнул:

- Я никогда не пил из таких мерзких кувшинов-   Разбившийся сосуд произнес:

- Ах, султан! Напрасно ты мною гнушаешься! Я твой прадед, и я некогда был, как и ты, султаном. Когда я умер, меня похоронили в великолепной гробнице, но время превратило меня в прах, который смешался с глиной. Горшечник, выкопав ту глину, наделал из нее множество горшков и сосудов. Поэтому, владыка, не презирай простую землю, из которой ты произошел и в которую ты когда-нибудь превратишься.

23) В Тихом океане есть крошечный клочок суши - остров Пасхи. На этом острове находятся циклопические каменные изваяния, которые уже долго волнуют умы ученых всего мира. Для чего люди соорудили эти огрoмныe статуи? Как островитянам удавалось поднимать многотонные каменные глыбы? Но местные жители (а их осталось чуть более 2 тысяч человек) не знают ответов на эти вопросы: нить, связующая поколения, прервалась, опыт предков безвозвратно утрачен, и только безмолвные каменные колоссы напоминают о великих свершениях прошлого.

Рубрика N 8. «Всегда оставайся человеком!»

1. Проблемы

1. Нравственные качества человека
2. Честь и достоинство как высшие ценности человека
3. Конфликт человека и общества
4. Человек и социальная среда
5. Межличностные отношения
6. Страх в жизни человека

П. Утверждающие тезисы

1. Человек всегда должен оставаться человеком.
2. Человека можно убить, но у него нельзя отнять честь.
3. Нужно верить в себя и оставаться самим собой.

4. Характер раба определяет социальная среда, а сильная  личность сама влияет на окружающий мир.

ПI. Цитаты

1. Чтобы родиться, жить и умереть, надо много мужества (английский писатель).

2. Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек (Х. Р. Хименес, испанский писатель).

3. Нет судьбы, которую бы не превозмогло презрение (А. Камю, французский  писатель и философ).

4. Идти вперед и никогда не умирать (У. Теннисон, английский поэт).

5. Если главная цель в жизни не количество прожитых лет, а честь и достоинство, то какая разница, когда умирать (д. Оруэлл, английский писатель).

6. Человека создает его сопротивление среде (М. Горький, русский писатель).

IV. Аргументы

Честь - бесчестие. Верность - предательство

1) Поэт Джон Браун получил от русской императрицы Екатерины проект Просвещения, но приехать не смог, потому что заболел. Однако он уже получил от нее деньги, поэтому, спасая свою честь, покончил жизнь самоубийством.

2) Проплавленный деятель Великой французской революции Жан-Поль Марат, которого называли «Другом народа», с детства отличался обостренным чувством собственного достоинства. Однажды домашний учитель ударил его по лицу указкой. Марат, которому тогда было 11 лет, отказался принимать пишу. Родители, разгневанные упрямством своего сына, заперли его в комнату. Тогда мальчик разбил окно и выпрыгнул на улицу, взрослые сдались, но на лице Марата на всю жизнь остался шрам от пореза стеклом. Этот шрам стал своего рода знаком борьбы за человеческое достоинство, ведь право быть собою, право быть свободным не дается человеку изначально, а завоевывается им в противостоянии с тиранией, мракобесием.

2) Во время второй мировой войны немцы подговорили одного уголовника за большое денежное вознаграждение сыграть роль известного героя Сопротивления. Его посадили в камеру к арестованным подпольщикам, чтобы он узнал у них все не обходимые сведения. Но уголовник, ощутив заботу незнакомых людей, их уважение и любовь, внезапно отказался от жал кой роли доносчика, не стал выдавать услышанные от подпольщиков сведения и был расстрелян.

3) Во время катастрофы «Титаника» барон Гуггенхайм уступил свое место в шлюпке женщине с ребенком, а сам тщательно побрился и с достоинством принял смерть.

4) Во время Крымской войны некий командир бригады (минимум - полковник, максимум - генерал) обещал дать в приданое за своей дочерью половину того, что он «экономит» из сумм, отпускаемых на его бригаду. Стяжательство, воровство, предательство в армии привели к тому, что, несмотря на героизм солдат, страна потерпела позорное поражение.

5) Один из узников сталинских лагерей в своих мемуарах рассказал такой случай. Конвойные, желая развлечься, заставили заключенных делать приседания. Запутанные побоями и голодом люди стали послушно выполнять этот нелепый приказ. Но был один человек, который, несмотря на угрозы, отказался подчиняться. И этот поступок напомнил всем о том, что у человека есть честь, которую никто не сможет отнять.

6) Историки сообщают о том, что после отречения царя Николая II от престола некоторые офицеры, присягавшие на верность государю, покончили жизнь самоубийством, поскольку считали бесчестным служить кому-то другому.

7) Выдающемуся русскому флотоводцу адмиралу Нахимову  в самые трудные дни обороны Севастополя прислали известие о высокой награде. Узнав об этом, Нахимов раздраженно сказал: «Лучше бы мне прислали ядра и порох для пушек!»

8) Шведы, осадившие Полтаву, предложили горожанам сдать ся. Положение осажденных было отчаянным: не оставалось ни пороха, ни ядер, ни пуль, ни сил драться. Но люди, собравшиеся на площади, решили стоять до конца. К счастью, вскоре подошла русская армия, и шведам пришлось снять осаду.

9) Б. Житков в одном из своих рассказов изображает человека, который очень боялся кладбищ. Однажды маленькая девочка потерялась и попросила отвести ее домой. Дорога шла мимо кладбища. Мужчина спросил девочку: «А разве ты не боишься  покойников?»   «С вами мне ничего не страшно!» - ответила девочка, и эти слова заставили мужчину собраться с духом и преодолеть чувство страха.

10) О майоре Дмитрии Островерхове писали многие газеты.

В руках молодого солдата чуть не разорвалась бракованная боевая граната. Увидев, что через несколько секунд произойдет непоправимое, Дмитрий выбил ногой из рук солдата гранату, накрыл его собой. Рисковал - не то слово. Граната разорвалась совсем рядом. А у офицера - жена и годовалая дочка.

11) Во время покушения на царя Александра 11 взрывом бомбы повредило карету. Кучер умолял государя не выходить из нее и скорее ехать во дворец. Но император не мог бросить истекающих кровью охранников, поэтому вышел из кареты. В это время прогремел второй взрыв, и Александр -2  получил смертельное ранение.

12) Предательство во все времена считалось гнусным поступком, позорящим честь человека. Так, например, провокатору, который выдал полиции членов кружка Петрашевского (в числе арестованных был и великий писатель Ф. Достоевский), пообещали в качестве награды устроить его на хорошо оплачиваемую работу. Но, несмотря на усердные хлопоты полиции, все петербургские столоначальники отказались от услуг предателя.

13) Английский спортсмен Кроухерст решил принять участие в кругосветной гонке яхт-одиночек. У него не было ни опыта, ни мастерства, необходимого для такого состязания, но срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться с долгами. Спортсмен решил перехитрить всех, он решил переждать основное время гонок, а потом в нужный момент появиться на трассе, чтобы финишировать раньше остальных. Когда, казалось, замысел удался, яхтсмен понял, что не сможет жить, на рушив законы чести, и он покончил жизнь самоубийством.

14) Существует вид птиц, у которых самцы имеют короткий и твердый клюв, а самки – длинный  и изогнутый. Оказывает ся, эти  птицы живут в паре и всегда помогают друг другу: самец пробивает кору, а самка с помощью своего клюва выискивaeт личинок. Этот пример показывает, что даже в дикой при роде многие существа образуют гармоничное единство. Тем более у людей такие высокие понятия, как верность, любовь, дружба - это не просто абстракции, придуманные наивными романтиками, а реально существующие чувства, обусловленныe самой жизнью.

15) Один путешественник рассказывал о том, что эскимосы подарили ему большую связку сушеной рыбы. Торопясь на судно, он забыл ее в чуме. Вернувшись через полгода, он нашел эту связку на прежнем месте. Путешественник узнал, что племя пережило тяжелую зиму, люди сильно голодали, но никто не посмел тронуть чужое, боясь навлечь на себя бесчестным поступком гнев высших сил.

16) Когда алеуты делят добычу, то они внимательно следят за тем, чтобы всем досталось поровну. Но если кто-то из охотников проявляет жадность и требует себе больше, то с ним не спорят, не ругаются: все отдают ему свою долю и молча уходят.  Спорщику достается все, но, получив кучу мяса, он понимает, что потерял уважением своих соплеменников. и спешит вымолить у них прощение.

17) Древние вавилоняне, желая наказать провинившегося человека, стегали кнутом его одежду. Но от этого преступнику не было легче: тело-то он сохранял, зато обесчещенная душа истекала кровью.

18) Английский мореплаватель, ученый и поэт Уолтер Рэли всю жизнь яростно боролся с Испанией. Враги этого не забыли. Когда воюющие страны начались долгие переговоры о мире, то испанцы потребовали, чтобы им отдали Рэли. Английский король решил пожертвовать отважным мореплавателем, оправдывая свое предательство заботой о благе государства.

19) Парижане во время  Второй мировой войны нашли очень действенный способ борьбы с фашистами. Когда вражеский  офицер входил в трамвай или в вагон метро, то все дружно выходили. Немцы, видя такой молчаливый протест, понимали, что им противостоит не жалкая кучка несогласных, а  целый народ, спаянный ненавистью к захватчикам.

20) Чешскому хоккеисту М. Новы, как лучшему игроку команды, подарили «Тойоту» последней модели. Он попросил выплатить ему стоимость автомобиля и разделил деньги между всеми членами команды.

21) Известного революционера Г. Котовского за разбои при говорили к смертной казни через повешение. Судьба этого не заурядного человека взволновала писателя А. Федорова, который стал хлопотать о помиловании разбойника. Он добился освобождения Котовского, и тот торжественно пообещал  писателю отплатить ему добром. Спустя несколько лет, когда Котовский стал красным командиром, к нему пришел этот писатель и попросил спасти его сына, которого схватили чекисты. Котовский, рискуя жизнью, вызволи юношу из  плена.

Роль примера. Воспитание человека

1) Важную воспитательную роль играет пример и в жизни животных. Оказывается, не все кошки ловят мышей, хотя эта реакция считается инстинктивной. Ученые выяснили, что котята, прежде чем начать ловить мышей, должны увидеть, как это делают взрослые кошки. Котята, выращенные вместе с мышами, редко потом становятся их убийцами.

2) Всемирно известный богач Рокфеллер уже в детстве проявлял качества предпринимателя. Купленные мамой конфеты он делил на три части и с наценкой продавал их своим маленьким сестрам-сладкоежкам.

3) Многие люди склонны во всем винить неблагоприятные условия: семью, друзей, жизненный уклад, правителей. Но ведь именно борьба, преодоление трудностей есть важнейшее условие полноценного духовного формирования. Не случайно в народных сказках подлинная биография героя начинается только тогда, когда он проходит испытание (сражается с чудовищем, спасает украденную невесту, добывает волшебный предмет).

4) И. Ньютон учился в школе посредственно. Однажды его обидел одноклассник,  который носил звание первого ученика. И Ньютон решил отомстить ему. Он стал учиться так, что звание лучшего досталось ему. Привычка добиваться поставленной цели стала главной чертой великого ученого.

5) Царь Николай I нанял для образования своего сына Александра II выдающегося русского поэта В. Жуковского. Когда будущий наставник царевича представил план образования, отец приказал выбросить из этого плана занятия латынью и древнегреческим языком, которые его самого измучили в детстве. Он не хотел, чтобы и его сын тратил время на бессмысленную зубрежку.

6) Генерал Деникин вспоминал, как, будучи ротным командиром, он попытался внедрить в отношения с солдатами, основанные не на «слепом» подчинении командиру, а на сознательности, понимании приказа, старался при этом избегать суровых наказаний. Однако, увы, рота вскоре оказалась в числе худших. Тогда, по воспоминаниям Деникина, вмешался фельдфебель Степура. Он построил роту, поднял свой огромный кулак и, обходя строй, стал повторять: «Вот это вам не капитан Деникин!»

7) Голубая акула вынашивает более пятидесяти детенышей. Но уже в чреве матери между ними начинается безжалостная борьба за выживание, потому что пищи на всех не хватает. На свет рождаются только двое - это самые сильные, самые без жалостные  хищники, вырвавшие свое право на существование в кровавом поединке.

Мир, в котором нет любви, в котором выживает сильнейший, - это мир безжалостных хищников, мир безмолвных, холодных акул.

8) Учительница, которая учила будущего ученого Флеминга, часто водила своих учеников к реке, Где дети находили что-то интересное, с увлечением обсуждали очередную находку. Когда приезжал инспектор, чтобы проверить, насколько хорошо учат детей, ученики и учительница торопливо залезали в класс через окно и делали вид, что увлеченно занимаются наукой. Экзамен сдавали всегда хорошо, и никто не знал. что дети учатся не только по книжкам, но и в ходе живого общения с природой.

9) На формирование выдающегося русского полководца Александра Суворова огромное влияние оказали два примера: Александр Македонский и Александр Невский. Про них ему рассказывала мать, которая говорила, что главная сила человека не в руках, а в голове. Стремясь подражать этим Александрам, хрупкий, болезненный мальчик вырос и стал замечательным военачальником.

10) Представьте, что вы плывете на корабле, который настигла страшная буря. Ревущие волны  вздымаются до самых небес. Ветер с воем срывает клочья пены. Молнии  рассекают свинцово-черные тучи и тонут в морской бездне. Экипаж несчастного корабля уже устал бороться с бурей, в кромешной тьме не видно родного берега, никто не знает, что делать, куда плыть. Но вдруг сквозь непроглядную ночь вспыхивает яркий луч маяка, который указывает путь. Надежда радостным светом озаряет глаза моряков, они поверили в свое спасение.

Великие деятели стали для человечества чем-то вроде маяков: их имена, словно путеводные звезды, указывали путь людям. Михаил Ломоносов, Жанна д' Арк, Александр Суворов, Николай Вавилов, Лев Толстой - все они стали живым примерам беззаветной преданности своему делу и подарили людям веру в свои силы.

11) Детство как почва, в которую падают семена. Они крохотные, их не видно, но они есть. Потом они начинают прорастать. Биография человеческой души, человеческого сердца  это прорастание семян, развитие их в крепкие, большие растения. Некоторые становятся чистыми и яркими цветами, некоторые - хлебными колосьями, некоторые - злым чертополохом.

12) Говорят,  что к Шекспиру пришел  молодой человек и спросил:

_ Я хочу стать таким же, как вы. Что мне нужно делать, чтобы стать Шекспиром?

_ Я хотел стать богом, а стал только Шекспиром. Кем же будешь ты, если хочешь стать всего лишь мной? - ответил ему великий драматург.

13) Науке известно немало случаев, когда ребенок, похищенный волками, медведями или обезьянами, воспитывался: в течение нескольких лет вдали от людей. Затем его ловили и возвращали в человеческое общество. Во всех этих случаях человек, выросший среди животных, становился зверем, утрачивал почти все человеческие признаки. Дети не могли усвоить человеческую речь, ходили на четвереньках, что у них исчезала способность к  прямохождению, они едва выучивались держаться на двух ногах, жили дети примерно столько же лет, сколько в среднем живут воспитавшие их звери ...

О чем это говорит этот пример? О том, что ребенка нужно ежедневно, ежечасно воспитывать, целенаправленно управлять его развитием. О том, что вне общества человеческий  ребенок превращается в животное.

14) Ученые давно уже говорят о так называемой <<пирамиде способностей». В раннем возрасте почти нет неталантливых детей, в школе их уже значительно меньше, еще меньше - в вузах, хотя туда проходят по конкурсу; во взрослом же возрасте остается совсем ничтожный процент по-настоящему талантливых людей. Подсчитано, в частности, что реально двигает науку вперед лишь три процента занятых научной работой. В социально-биологическом плане утрата талантливости с возрастом объясняется тем, что наибольшие способности нужны человеку в период освоения азов жизни и самоутверждения в ней, то есть в ранние годы; затем в мышлении и поведении начинают преобладать приобретенные навыки, стереотипы, усвоенные, прочно отложившиеся в мозгу знания и т. п. В этом плане гений - «взрослый, оставшийся ребенком», то есть человек, сохраняющий обостренное чувство новизны по отношению к вещам, к людям, вообще - к миру.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев «Письма о добром и прекрасном»

Одна из самых задушевных книг академика Д.С.Лихачева. В ней в форме писем к друзьям он  дает мудрый, честный  ответ на вопросы, жизненно важные сегодня для каждого из нас.  Это урок патриотизма и  гражданственности, образец человеческой мудрости и доброты.

Без разбору, без толку, безудержно, без удержу, без умолку, вволюшку, ввосьмером, в головах (лежит), вгорячах, впустую, вдалеке, вдвое, в-девятых, в диковинку, вдобавок, в бегах, вдребезги, в забытьи, в охапку, в обхват, во что бы то ни стало, в охотку, вперебежку, вперебивку, вперебой, вперевалку, вперегиб, вперегонки, взад-вперёд, вплавь, вплотную, вповалку, вполглаза, вполовину, вполсилы, впоследствии, в потёмках, впотьмах, в пух и в прах, в разбивку, вразброс, вразвалочку, в разрядку, врукопашную, вручную, всего-навсего, всё-таки, всё ж таки, в сердцах, в силе, в силу, в силах, вскачь, в складчину, втёмную, втихую, второпях, вчерне, добела, до зарезу, довольно-таки, докрасна, донельзя, доныне, до отказа, допоздна, до полуночи, до полусмерти, досиня, до смерти, досыта, замуж, замужем, за пазухой, за полдень, затемно, извне, издавна, издалека, издали, изредка, искони, искоса, исподволь, исподлобья, как-либо, как ни в чём не бывало, крепко-накрепко, (три часа) кряду, к спеху, мало-помалу, мало-мальски, на авось, на бегу, набекрень, набело, на боковую, навеки, на веки вечные, навзничь, навзрыд, навсегда, (идти) навстречу, (глаза) навыкате, (стрелять) навылет, (носить рубашку) навыпуск, (выучить) назубок, (носить) наизнанку, (работать) на износ, наискосок, накануне, на карачки, наконец, накрепко, на куличках, налево, налегке, на лету, наоборот, наотмашь, наскоро, насмарку, (стоять) насмерть, (поднять) на смех, насовсем, наспех, настежь, настолько, (говорить) нараспев, настороже, настрого, насухо, натрое, наудалую, на ура, на цыпочках, начеку, начерно, на четвереньки, начисто, (говорить) начистоту, наяву, (18 лет) от роду, отроду (такого не видел), поблизости, (ему всё) побоку, по-будничному, поверх (одежды), по-весеннему, по-видимому, по-городски, поверх (голов), по двое, под мышку, подолгу, по-домашнему, подчас, подчистую, по-зимнему, поистине (великий), по-кошачьи, по-латыни, по-летнему, по-людски, (вид) сбоку, с боку на бок, сверху донизу, сейчас, слева, с маху, смолоду, с налёту, с непривычки, с разгона, с размаху, сроду, сряду, кишмя кишит, чуть-чуть, давным-давно, видимо-невидимо, волей-неволей, чин чином.

(Без) просыпу, (без) спросу, (без) устали, стрелять (в) лёт, (в) накладе, (в) накладку, (в) насмешку, (в) натяжку, (в) ничью, (в) обнимку, (в) обрез, (в) обтяжку, (во) веки веков, (во) вне, (во) всеоружии, (во) всю, (во) вторых, (в) одиночку, (в) первые, (во) истину, (волей) неволей, (в) отместку, (в) полнакала, (в) полоборота, (в) правду, (в) праве, (в) приглядку, (в) присядку, (в) притирку, (в) проголодь, (в) прок, (в) противовес, (в) прочем, (в) пустую, (в) пятеро, (в) пятых, (в) разнобой, (в) рассрочку, (в) рассыпную, (в) седьмых, (в) семеро, (в) семером, (все) непременно, (в) сласть, (в) слепую, (в) смятку, (в) сухомятку, (в) третьих, (в) трое, (в) троём, (в) тридорога, (в) упор, (в) холостую, (до) суха, (до) темна, (до) тла, (до) толе, (до) упаду, (до) чиста, (за) ново, (за) одно, (за) полночь, (за) частую, ис (под) тишка, (ис) стари, (на) крест, крест (на) крест, стоять (на) вытяжку, (на) перебой, (на) глаз, (на) глухо, разбить (на) голову, (на) гора, (на) готове, (на) двое, (на) диво, (на) долго, (на) едине, (на) ездом, (на) закорках, (на) земь, действовать (на) зло, идти (на) выручку, стоять (на) вытяжку, (на) гишом, отмерить (на) глаз, (на) глухо, (на) отрез, (на) перебой, (на) перерез, с ружьём (на) перевес, (на) перечёт, (на) побегушках, (на) повал, делать (на) показ, делать (на) половину, (на) пополам, (на) пролом, (на) пропалую, (на) прочь, (на) равне, (на) попятную, (на) поруках, (на) право, (на) прокат, день (на) пролёт, идти (на) пролом, (на) пропалую, (на) ряду с успехами, (на) силу избавился, (на) скаку, (на) сквозь, (на) редкость скучный, (по) малу, (по) медвежьи, (по) многу, (по) напрасну, (по) нарошку, (по) наслышке, (по) настоящему, (по) началу, (по) нашему, (по) неволе, (по) немногу, дым стелется (по) низу, (по) нынешнему, (по) оди- ночке, (по) осеннему, (по) очерёдно, (по) полудни, (по) прежнему, (по) пустому, (по) пусту, (по) ребячьи, (по) свойски, (по) середине, (по) старинному, (по) старому, (по) стольку, (по) человечески, (с) низу (до) верху, (с) нова, (со) слепа, (с) переди, (с) позаранку, (с) права, (с) разбега, строго (на) строго, (с) ходу, (тихо) смирно, (тот) час, точь (в) точь, туго (на) туго, (честь) честью, честь (по) чести, бок (о) бок, (с) боку (на) бок, (давным) давно.

(В) высь подняться – (в) высь небесную взлететь, (в) век не забыть друга – (в) век научно-технического прогресса, (в) конец разобидеться – убежать (в) конец переулка, носить пальто (в) накидку – одеться (в) накидку из шёлка, произносить (в) растяжку – отдать обувь (в) растяжку, (во) время войти – (во) время войны, костюм мне (в) пору – (в) пору далёкой юности, (в) тайне завидовать – (в) тайне кроется ответ, раздаться (в) ширь – (в) ширь полей степных, поднять голову (к) верху – прикрепить (к) верху двери, опустить голову (к) низу – подставить (к) низу шкафа, взойти (на) верх – подняться (на) верх склона, (на) завтра будет праздник – отложить дела (на) завтра, (на) лицо была ошибка – (на) лицо упала тень, (на) сколько можно судить – (на) сколько эта сумма меньшей необходимой, стрелять (на) удачу – надеяться (на) удачу, идти (на) встречу – идти (на) встречу с сыном, (на) утро выпал снег – строить планы (на) утро, явиться не (во) время – этот вопрос надо решать не (во) время занятий, прочертить (по) верху – пройти (по) верху забора.

1

Рассказ Рида Грачева

ДИСПУТ О СЧАСТЬЕ

Шумели деревья в Екатерининском парке. За деревьями ревели моторы. По улицам шли солдаты и пенсионеры. Над Лицеем полз вверх маленький самолет. В библиотеке начинался диспут на тему "Что такое счастье".

На диспут пришли двенадцать пенсионеров и взвод солдат. Солдаты сели строем на две скамейки и стали держать на коленях пилотки. Пенсионеры сложили на стол сумки, книги, зонтики и палки. Пришла какая-то женщина в строгом жакете, села в уголок и стала серьезно смотреть на солдат и пенсионеров.

"Вот они пришли, — думала женщина-библиотекарь, — и хотят говорить о счастье. "На свете счастья нет, а есть покой и воля". Я понимаю, что это значит, и я счастлива. Я счастлива, потому что знаю, какие слова весят и какие нет, какие поступки стоят того, чтобы их совершать, а какие никому не нужны. Я счастлива, потому что не жду от людей больше, чем они могут сделать и понять, и не сержусь на тех, кто причиняет мне боль. Они ведь не виноваты, они просто не понимают".

"Я счастлива, — думала женщина, — потому что меня радует бледное солнце за окном, и шум деревьев в парке, похожий на рев моторов, и рев моторов, похожий на шум деревьев. И эти солдаты с розовыми лицами и с пилотками на коленях, и эти опрятные старички и старушки, которым нечего делать и которые хотят поговорить о счастье".

Библиотекарь хотела сказать обо всем этом солдатам и пенсионерам, но в углу сидела женщина в скучном жакете, и библиотекарь подумала, что говорить не стоит, потому что ее могут не понять, а незнакомая женщина, возможно, имеет свои установки на счастье, и ей может не понравиться то, что думала библиотекарь.

Кто знает эту женщину, кто она? Зачем она пришла сюда? Что думает эта женщина в своем серьезном жакете?

И библиотекарь сказала обычные слова, какие должны говорить библиотекари, открывая диспуты о счастье.

Затем встал старичок в пиджаке цвета асфальта, только рукава до локтей не выцвели на его пиджаке, потому что много лет были закрыты нарукавниками.

Он сказал, что счастье в труде и что все зависит от того, какую специальность выберешь в молодости. Сам он выбрал профессию бухгалтера и совсем не жалеет об этом. Он был счастлив, счастлив всю жизнь.

Старичок говорил долго, но главное он сказал вначале.

Румяная старушка сказала, что однажды, когда она заболела, к ней пришел молодой врач. Этот врач был очень любезен. Он сделал ей укол, прописал лекарство, улыбался, шутил. И она была счастлива оттого, что к ней пришел любезный молодой врач. Он так хорошо улыбался!

Потом старушка была в магазине. Там стояло в очереди много стиляг в узких брюках. Они толкались, наступали на ноги и не говорили "извините", не говорили "пожалуйста". И когда один стиляга сильно толкнул старушку, она сказала: "Какая теперь грубая молодежь!" И вдруг стиляга повернулся, улыбнулся и сказал старушке: "Простите, пожалуйста, здесь так тесно!" И кто же это был? Это был молодой врач. Да, да, она его сразу узнала. И она была счастлива во второй раз.

Старушка еще долго рассказывала о молодом враче, но самое важное она рассказала вначале.

Другой старичок сказал, что счастье зависит от людей, с которыми рядом живешь, и что самые плохие люди — мещане. У них у всех квартиры в Ленинграде и дачи в Ялте. Жить с ними рядом — сплошное несчастье. Но он никогда не видел мещан своими глазами и не знает, где они живут. Поэтому он счастливый.

Остальные девять старичков и старушек также сказали свои мнения о счастье. Они говорили долго и очень по-разному. Но главное — выяснилось, что все они счастливы или были счастливы, и, узнав это, старички и старушки порозовели и стали похожи издали на молодых.

Солдаты ничего не сказали о счастье. Они сидели строем, держали пилотки на коленях и хотели в кино. Женщина в мрачном жакете тоже ничего не сказала. Она убрала в сумку блокнот и строго посмотрела на солдат и пенсионеров.

Библиотекарь взглянула в окно на красное солнце, посмотрела на женщину в черном жакете, вздохнула и сказала обычные слова, какие говорят библиотекари, закрывая диспуты о счастье.

Пенсионеры взяли со стола свои книги, сумки, зонтики и палки. Солдаты встали со скамеек и вышли строем, держа пилотки в руках.

Куда-то делась женщина в незаметном жакете.

Библиотекарь вышла на улицу.

По улице шли солдаты и пенсионеры. Шумели деревья в Екатерининском парке. В кино шли разные люди, в основном молодые. В основном, они улыбались. А те, кто не улыбался, — смеялись. А те, кто не смеялся, — пели.

На них смотрел старичок в асфальтовом пиджаке и думал, что все они счастливы, потому что выбрали хорошие специальности.

Старушка смотрела и видела много молодых врачей, любезных, в узких брюках. И каждый раз, когда мимо проходил молодой врач, она радостно вздрагивала и ее пожилое сердце сладко сжималось и сильно стучало...

Другой старичок смотрел и не видел мещан. Мещане прятались в своих квартирах и на дачах в Ялте. И поэтому старичок весело стучал палкой, глядя, как мимо идет передовая советская молодежь.

Остальные старички и старушки тоже смотрели на молодежь и вспоминали о том, какие они были счастливые по разным своим причинам и как хорошо они выступали на диспуте.

Только сами молодые люди не думали о счастье. Они были просто молоды, и просто красивы, и просто ошалели от счастья. Они просто шли в кино.

Женщина-библиотекарь тоже не думала о счастье. Она хотела сказать им, что ей также весело, что она тоже идет в кино и — видите — тоже улыбается.

Но она была уже не молодая и знала, что такое счастье. Поэтому она решила никому ничего не говорить.

...Солнце садилось за Баболовским парком. Над Лицеем взбирался к рыжему облаку маленький самолет.

1961

2

Юрий Буйда

Продавец добра

Целыми днями Родион Иванович сидел в лавчонке на базаре, торговавшей скобяным товаром, – это был зимой и летом ледяной каменный мешок с единственным окном под самым потолком, – и грыз жареные семечки, чтобы пересилить тягу к табаку. В магазинчике командовала его жена – толстенькая энергичная бабешка, сыпавшая матерком и покрикивавшая на какого-нибудь неуклюжего мужика в тулупе, забравшегося в угол: «Эй, ты чего там разжопатился? Из-за тебя к ведрам не подойти!» Родион Иванович, повинуясь ее приказам, таскал из подсобки ящики с гвоздями, мотки проволоки или «занадобившийся этому черту сепаратор». Усатый «черт» в мерлушковой шапке притопывал сапожищами на кирпичном полу, приговаривая: «Добра-то у вас как много… и откуда только берется?» Выбравшись из склада с сепаратором в руках, Родион Иванович отвечал с одышкой: «Добра-то много – да добра нет». Выражение лица его всегда было печально-ласковое.

Вина он не пил, потому и удивились люди, узнав, что Родион Иванович сошел с ума. Все чокнутые делились в городке на две категории: на тех, кто отроду дурак, и на тех, кто свихнулся из-за безудержного пьянства и лечился в психушке. Ни к тем, ни к другим Родион Иванович не принадлежал, даже на рыбалке замечен не был. Когда жену его спрашивали, не страшно ли ей жить бок о бок с психом, она хмуро отвечала: «Да чего страшного? Сидит себе в уголку, с мухами беседует…»

Вскоре, однако, Родион Иванович нашел себе занятие, прославившее его на весь городок. Из обрезков бумаги он клеил коробки чуть больше спичечных и разносил по домам, предлагая купить за деньги или за спасибо.

Однажды он постучал и в нашу дверь. Я открыл. На пороге переминался с ноги на ногу тощий тип с печально-ласковым выражением лица, в стареньком брезентовом плаще и выгоревшем до рыжины берете на стриженной под ноль узкой голове.

– Не желаете ли добра? – просипел он, заискивающе заглядывая мне в глаза. – Вот. – Он протянул коробочку с подтеками клея на углах. – Не обижайтесь.

Выручил отец. Он сердито сунул Родиону Ивановичу какую-то медную мелочь и захлопнул дверь. Коробочку отдал мне.

В своей комнате я осторожно открыл коробку. Одна сторона ее была не заклеена и служила крышкой, внутри оказалась коробка поменьше, с такой же незаклеенной крышечкой. На дне этой второй коробки аккуратным почерком малограмотного человека было начертано одно-единственное слово – «добро».

Я до сих пор храню эту коробочку, чудом уцелевшую после всех переездов и передряг. Чернила на донышке выцвели, приобрели желтоватый оттенок, но слово по-прежнему хорошо различимо. Кажется, с годами я начал понимать, что слово «добро» обладает всего одним – одним-единственным – смыслом, и именно тем, который вложил в него несчастный Родион Иванович из затерянного на краю света городка.

3

Свеча горела. Майк Гелприн

Опубликовал HUNTER | 18.02.2014

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.

— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло сердце, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?

— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.

«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.

— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?

— Я, собственно… — собеседник замялся.

— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…

— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.

— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.

— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.

— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».

Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.

— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?

Максим помялся, осторожно уселся на край стула.

— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.

— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.

— Нигде? — спросил Максим тихо.

— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?

— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.

Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!

— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.

— У вас есть дети?

— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?

— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.

— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.

— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?

Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.

— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература — это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.

— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.

«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».

Лермонтов «Мцыри».

Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…

Максим слушал.

— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.

— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.

Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.

Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.

Классика, беллетристика, фантастика, детектив.

Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.

— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.

— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.

— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.

— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.

— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?

— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.

— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?

— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.

— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.

— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?

— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.

— От… От кого?!

— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.

Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.

— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?

Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.

— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

4

Геласимов Андрей

Нежный возраст

Андрей Геласимов

Нежный возраст

Рассказ

14 марта 1995 года. 16 часов 05 минут (время московское).

Сегодня проснулся оттого, что за стеной играли на фортепиано. Там живет старушка, которая дает уроки. Играли дерьмово, но мне понравилось. Решил научиться. Завтра начну. Теннисом заниматься больше не буду.

15 марта 1995 года.

И плаванием заниматься не буду. Надоело. Все равно пацаны ходят только для того, чтобы за девчонками подглядывать. В женской душевой есть специальная дырка.

Ходил к старухе насчет фортепиано. Согласилась. Деньги, сказала, вперед. Она раньше была директором музыкальной школы. Потом то ли выгнали, то ли сама ушла. Рок-н-ролл играть не умеет. В квартире воняет дерьмом. Книжек много.

Посмотрим.

17 марта 1995 года.

Как меня все достали. В школе одни дебилы. Что учителя, что однокласснички. Гидроцефалы. Фракийские племена. Буйный расцвет дебилизма. Семенов лезет со своей дружбой. Может, попросить, чтобы меня перевели в обычную школу?

18 марта 1995 года.

Отец не дает денег на музыкальную старуху. Говорит, что я ничего не довожу до конца. Жмот несчастный. Говорит, что тренер по теннису стоил ему целое состояние. А может, я будущий Рихтер? Старухе надо-то на гречневую крупу. Жмот. Но он говорит - дело принципа. Сначала надо разобраться в себе.

Было бы в чем разбираться.

"А ты сам в себе разобрался?" - хотел я его спросить.

Но не спросил. Побоялся, наверное.

19 марта 1995 года.

Опять не дали уснуть всю ночь. Ругались. Сначала у себя в спальне, потом в столовой. Мама кричала как сумасшедшая. Может, они думают, что я глухой?

20 марта 1995 года.

Старуха дала какой-то древний черно-белый фильм. Сказала, что я должен посмотреть. Без денег учить отказывается.

В школе полный мрак.

Да будет свет, сказал монтер

И яйца фосфором натер.

Яйца, разумеется, были куриные. Тихо лежали в углу и светились во мраке системы просвещения.

Учителей надо разгонять палкой. Пусть работают на огородах. Достали.

23 марта 1995 года.

Интересно, сколько стоит хороший автомат? Мне бы в нашей школе он пригодился. Ненавижу девчонок. Тупые дуры. Распустят волосы и сидят. Каким надо быть дураком, чтобы в них влюбиться? Воображают фиг знает что.

Дома тоже автомат бы не помешал. Опять орали всю ночь. Они что, плохо слышат друг друга?

24 марта 1995 года.

В школу приходил тренер по теннису. Сказал, что я, конечно, могу не ходить, но денег он не вернет. Козел. Я спросил, не научит ли он меня играть на пианино.

Берешь автомат и стреляешь ему в лоб. Одиночным выстрелом.

25 марта 1995 года.

Антон Стрельников сказал, что влюбился в новую училку по истории. Лучше бы он крысиного яду наелся. Такая же тупая, как все.

Переводишь автомат на стрельбу очередями и начинаешь их всех поливать. Привет вам от Папы Карло.

25 марта - вечер.

Прикол. Снова приходил Семенов. Уговорил меня выйти во двор. Предложил закурить, но я отказался. Сказал, что теннисом занимаюсь. Он начал спрашивать, где и когда. Я сказал, что ему денег не хватит. Тогда он уронил свою сигарету, а я взял и поднял. Он подошел очень близко и поцеловал меня в щеку. Я не знал, что мне делать. Постоял, а потом треснул его по морде. Он упал и заплакал. Я сказал, что я его убью. У меня есть автомат. Не знаю, почему так сказал. Просто сказал - и все. Достал он меня. Тогда он сказал, чтобы я не пересаживался от него в школе. Сидел с ним, как раньше, за одной партой. А он мне за это денег даст. Я спросил его - сколько, и он сказал - пятьдесят. У него откуда-то взялись пятьдесят баксов. И я сказал - покажи. У него, правда, было пятьдесят баксов. Я их взял и снова треснул его по морде. У него пошла кровь, и он сказал, что я все равно теперь с ним сидеть буду. Я врезал ему еще раз.

26 марта 1995 года.

Старуха взяла деньги Семенова и сказала, что ее зовут Октябрина Михайловна. Ну и имечко. В квартире воняет кошачьим дерьмом. Как она это терпит? Спросила: посмотрел ли я фильм?

А я даже не помню, куда засунул кассету. Не дай бог мама ее куда-нибудь зашвырнула. Она вчера много всего об стенку расколошматила. Может быть, ей купить автомат?

28 марта 1995 года.

Достали меня все. И этот дневник меня тоже достал. А не пойдешь ли ты к черту, дневник? А?

30 марта 1995 года.

Нашел кассету Октябрины Михайловны. Валялась под креслом у меня в комнате. Вроде бы целая. Неужели придется ее смотреть?

1 апреля 1995 года.

Сказал родителям, что меня выгоняют из школы. Они позабыли, что не разговаривают друг с другом почти неделю, и тут же начали между собой орать. Потом, когда успокоились, папа спросил: за что? Я сказал - за гомосексуализм. Он повернулся и врезал мне в ухо. Изо всех сил. Наверное, на маму так разозлился. Она опять закричала, а я сказал - дураки, сегодня первое апреля, ха-ха-ха.

2 апреля 1995 года.

Водил на улицу котов Октябрины Михайловны. Ей самой трудно. Они рвутся в разные стороны как сумасшедшие. Мяукают, кошек зовут. Я думал - у них это только в марте бывает. Пять сумасшедших котов на поводочках - и я. Соседние пацаны во дворе ржали как лошади.

Ухо еще болит.

Октябрина Михайловна опять спросила про фильм. Его, наверняка, снимали в эпоху немого кино. Все-таки придется смотреть. Жалко ее обманывать.

3 апреля 1995 года - почти ночь.

Пацаны во дворе помогли мне поймать котов. Я запутался в поводках, упал, и они разбежались. Один залез на дерево. Двое сидели на гараже и орали. Остальные носились по всему двору. Пацаны спросили меня - чьи это кошки, а потом помогли их поймать. Они сказали, что Октябрина Михайловна классная старуха. Она раньше давала им деньги, чтобы они не охотились на бродячих котов. А потом просто давала им деньги. Даже когда они перестали охотиться. На мороженое - вообще на всякую ерунду. Когда еще спускалась во двор. Но теперь давно уже не выходит. Пацаны спросили - как она там, и я ответил, что все нормально. Только в квартире немного воняет. И тогда они мне сказали, что если хочу, то я могу поиграть с ними в баскетбол.

Вечером в комнату приходил отец. Сидел, молчал. Потом спросил про уроки. Они опять с мамой не разговаривают.

Может, он хотел извиниться?

4 апреля 1995 года.

Вот это да! Просто нет слов. Я кассету наконец посмотрел. Называется "Римские каникулы". Надо переписать себе обязательно.

5 апреля 1995 года.

Октябрина Михайловна говорит, что актрису зовут Одри Хепберн. Она была знаменитой лет сорок назад. Я не понимаю: почему она вообще перестала быть знаменитой? Никогда не видел таких... даже не знаю как назвать... женщин. Нет, женщин таких не бывает. У нас в классе учатся женщины.

Одри Хепберн - красивое имя. Она совсем другая. Не такая, как у нас в классе. Я не понимаю, в чем дело.

6 апреля 1995 года.

Снова смотрел "Каникулы". Невероятно. Откуда она взялась? Таких не бывает.

Сегодня играл с пацанами во дворе в баскетбол. Высокий Андрей толкнул меня, и я свалился в большую лужу. Он подошел, извинился и помог мне встать. А потом сказал, что не хотел бить меня два года назад, когда все пацаны собрались, чтобы поймать меня возле подъезда. Они хотели сломать мой велосипед. Отец привез из Арабских Эмиратов. Андрей сказал, что не хотел бить. Просто все решили, а он подчинился. Я ему сказал, что не помню об этом.

Мне тогда зашивали бровь. Бровь и еще на локте два шрама.

А завтра идем играть против пацанов из другого двора. С нашими я уже со всеми здороваюсь за руку.

Отец приходил. Сказал, что я сам виноват в том, что случилось первого апреля. Не надо было так по-дурацки шутить. Я сказал ему - да, конечно.

7 апреля 1995 года.

Мама говорит, что я достал ее со своим черно-белым фильмом. Она не помнит Одри Хепберн. Она мне сказала: ты что, думаешь, я такая старая? Смотрел "Римские каникулы" в седьмой раз. Папа сказал, что он видел еще один фильм с Одри - "Завтрак у Тиффани". Потом посмотрел на меня и добавил, чтобы я не забивал себе голову ерундой.

А я забиваю. Смотрю на нее. Иногда останавливаю пленку и просто

смотрю.

Откуда она взялась? Почему за сорок лет больше таких не было?

Одри.

9 апреля 1995 года.

Октябрина Михайловна показала мне песню "Moon River". Из фильма "Завтрак у Тиффани". Кассеты у нее нет. Когда пела - несколько раз останавливалась. Отворачивалась к окну. Я тоже туда смотрел. Ничего там такого не было, за окном. Потом сказала, что они ровесницы. Она и Одри. Я чуть не свалился со стула. 1929 год. Лучше бы она этого не говорила. Еще сказала, что Одри Хепберн умерла два года назад в Швейцарии. В возрасте 63 лет.

Какая-то ерунда. Ей не может быть шестьдесят три года. Никому не может быть столько лет.

А Октябрина Михайловна сказала: "Значит, мне тоже пора. Все кончилось. Больше ничего не будет".

Потом мы сидели молча, и я не знал, как оттуда уйти.

12 апреля 1995 года.

Я рассказал Октябрине Михайловне про Семенова. Не про то, конечно, откуда у меня взялись для нее деньги, а так - вообще. В принципе про Семенова. Она дала мне книжку Оскара Уайльда. Про какой-то портрет. Завтра почитаю.

Через две недели у меня день рождения. Думаю позвать пацанов из двора. Интересно, что скажет папа?

Он приходил сегодня ночью. Я уже спал. Вошел и включил свет. Потом сказал: "Не прикидывайся. Я знаю, что ты не спишь".

Я посмотрел на часы - было двадцать минут четвертого. Еле глаза открыл. А он говорит: "Вот видишь". И я подумал: а что это интересно я должен "вот видеть"?

Он сел к моему компьютеру и стал пить свое виски. Прямо из горлышка. Минут десять, наверное, так сидели. Он у компьютера - я на своей кровати. Я подумал: может, штаны надеть? А он говорит: с кем я хочу остаться, если они с мамой будут жить по отдельности? Я говорю - ни с кем, я хочу спать. А он говорит - у тебя могла быть совсем другая мама. Ее должны были звать Наташа. А я думаю - у меня маму зовут Лена. А он говорит - шлюха она. А я ему говорю - мою маму зовут Лена. Он посмотрел на меня и говорит: а ты уроки приготовил на завтра?

15 апреля 1995 года.

Вчера ходили с нашими пацанами драться в соседний двор. Те проиграли нам в баскетбол и не хотят отдавать деньги. Уговор был на двадцать баксов. Наши пацаны дней пять собирали свою двадцатку. Трясли по всему району шпану. Тех, у кого есть бабки. Раньше бы и меня трясли. Короче, высокий Андрей сказал - надо наказывать. Мне сломали ползуба. Теперь придется вставлять. Пацаны заглядывали мне в рот и хлопали по плечу. Андрей сказал - с боевым крещением.

В школе все по-прежнему. Полный отстой. Антон Стрельников влюбился в другую училку. Алгебра на этот раз. Придурок. Про Одри Хепберн он даже не слышал. Хотел сперва дать ему фильм, но потом передумал. Пусть тащится от своих теток.

16 апреля 1995 года.

Семенов пришел в школу весь в синяках. У меня тоже верхняя губа еще не прошла. Опухла и висит, как большая слива. Нормально смотримся за одной партой. Антон говорит, что Семенова папаша отделал. Примерно догадываюсь за что. Но Антон говорит, что он его постоянно колотит. С детского сада еще. Они вместе в один детский садик ходили. Говорит, что папаша бил Семенова прямо при воспитателях. Даже милиция приезжала. Но он откупился. Раздал бабки ментам и утащил маленького Семенова за воротник в машину. В машине, говорит Антон, еще ему добавил. А Семенов из машины визжал как поросенок. "Нам тогда было лет шесть,- сказал Антон.- Мы стояли вокруг джипа и старались заглянуть внутрь. Окна-то высоко. Слышно только, как он визжит, и посмотреть охота. А воспитательницы все ушли. Семеновский папаша им тоже тогда денег дал. Да и холодно было. Почти Новый год. Чего им на улице делать? Ну да - на следующий день подарки давали - елка там, Дед Мороз".

17 апреля 1995 года.

Дома больше никто не орет. Они вообще не разговаривают друг с другом. Даже через меня. Мама два раза не ночевала дома. Папа смотрел телевизор, а потом пел. Закрывался в ванной комнате и пел какие-то странные песни. В два часа ночи. Интересно, что подумали соседи?

Октябрина Михайловна говорит, что у детей проблемы с родителями оттого, что дети не успевают застать своих родителей в нормальном возрасте. Пока те еще не стали такими, как сейчас. В этом заключается драма. Так говорит Октябрина Михайловна. А раньше они были нормальные.

Она говорит, что помнит, как мой папа появился в нашем доме.

"Он был такой худой, веселый. И сразу видно, что из провинции".

Оказывается, у мамы уже был тогда парень, почти жених. Октябрина Михайловна не помнит его имени.

Сегодня специально ходил по улицам и смотрел - сколько женщин походит на Одри Хепберн.

Нисколько.

Промочил ноги и потерял ключи. Жалко брелок. Если свистишь, он отзывается. Посвистел во дворе немного - бесполезно. Где-то в другом месте, видимо, уронил.

18 апреля 1995 года.

Октябрина Михайловна вспомнила, как папа (только он тогда был еще не папа, а просто неизвестно кто) однажды пришел на день рождения к маме в костюме клоуна. Шел в нем прямо по улице, а потом показывал фокусы. В подъезде и во дворе. Все соседи вышли из своих квартир. Она говорит - было ужасно весело. Все смеялись и хлопали.

Дочитал книжку Оскара Уайльда. Круто. Может, позвать Семенова на день рождения?

Ходил свистеть на соседнюю улицу. Губа почти не болит, но из-за сломанного зуба свистеть как-то не так. Брелок не нашелся. Вместо него появились те пацаны, с которыми мы дрались на прошлой неделе.

Еле убежал.

19 апреля 1995 года.

Сегодня приходил милиционер. Оказывается, высокий Андрей сломал одному из тех пацанов ключицу. Теперь его родители подали в суд. Я видел, как Андрей тогда схватил обрезок трубы, но милиционеру ничего не сказал. Я там, говорю, вообще не был. А он смотрит на мое разбитое лицо и говорит: не был? Я говорю нет.

Пацаны во дворе сказали мне - ты нормальный.

Я не предатель.

Вчера приснилось, что это меня затащил в машину отец. Бьет изо всех сил, а я не могу от него увернуться. Только голову закрываю. Руки маленькие - никак от него не закрыться. Он такой большой, а у меня пальто неудобное. С воротником. И руки в нем плохо поднимаются. Я уже забыл о нем, а теперь вдруг во сне увидел. Бабушка подарила, когда мне было пять лет. А в окно машины заглядывает Антон Стрельников. Но почему-то большой. И целуется с учительницей алгебры.

Потом приснилась Одри.

20 апреля 1995 года.

Я умею играть "Moon River" на пианино. Одним пальцем. Октябрина Михайловна смеется надо мной и говорит, что остальные девять мне не нужны. Со мной и так все ясно.

Посмотрим.

Папа сказал, что костюм клоуна ему одолжил один приятель из циркового училища. Он говорит, что у него не было денег на нормальный подарок тогда.

"Какие подарки? Вообще не было денег. Пришлось корчить из себя дурака. Чуть от стыда не умер. А ты откуда узнал?"

Я говорю - от Октябрины Михайловны. А он говорит: ты где для нее деньги нашел? Я говорю - секрет фирмы.

Мама опять не ночевала дома.

21 апреля 1995 года.

Семенов сказал, что знает настоящее имя Одри. А я ему говорю - я думал, что Одри - настоящее. А он говорит - ни фига. Ее звали Эдда Кэтлин ван-Хеемстра Хепберн-Рустон. Я ему говорю - напиши. Он написал. Я говорю: а ты-то откуда знаешь? Он говорит - я в детстве любил прикольные имена запоминать. Первого монгольского космонавта звали Жугдэрдемидийн Гуррагча. Я говорю - врешь. А второго? Он говорит - второго не было. Можешь проверить. А первого звали Гуррагча. Сам посмотри на Интернете. Там и про Одри Хепберн до фига всего есть. Я говорю: например? Он говорит - ну, она дочь голландской баронессы и английского банкира. Снималась в Голливуде в пятидесятых годах. А до этого - в Англии. Я говорю: а ты зачем про нее смотрел?

Он молчит и ничего мне не отвечает. Я ему снова говорю. И он тогда пальцем показывает на мою тетрадь. Там четыре раза на одной странице написано: "Одри Хепберн".

24 апреля 1995 года.

Снова рассказал Октябрине Михайловне про Семенова. Она сказала - дело в том, что мы все в итоге должны умереть. Это и есть самое главное. Мы умрем. А если это понял, то уже не важно - каков твой друг. Просто его становится жалко. И себя жалко. И родителей. Вообще всех. А все остальное - не важно. Утрясется само собой. Главное, что пока живы. Она говорит, а сама на меня смотрит и потом спрашивает: ты понял? Я говорю - понял. Только Семенов мне как бы не друг. А она говорит - это тоже не важно. Вы оба умрете. Я думаю спасибо, конечно. Но так-то она права. Она говорит - потрогай свою коленку. Я потрогал. Она говорит - что чувствуешь? Я говорю - коленка. Она говорит - там кость. У тебя внутри твой скелет. Настоящий скелет, понимаешь? Как в ваших дурацких фильмах. Как на кладбище. Он твой. Это твой личный скелет. Когда-нибудь он обнажится. Никто не может этого изменить. Надо жалеть друг друга, пока он внутри. Ты понимаешь? Я говорю - чего непонятного? Скелет внутри - значит, все нормально. Она улыбается и говорит - молодец. А вообще умирать не страшно. Как будто вернулся домой. Как в детстве. Ты в детстве любил куда-нибудь ездить? Я говорю - к бабушке. Она в деревне живет. Она говорит - ну вот, значит, как к бабушке. Ты не бойся. Я говорю - я не боюсь. Она говорит - умирать не страшно.

2 мая 1995 года.

Высокого Андрея арестовали. Не за ключицу. За нее, видимо, будет отдельный срок. Все получилось из-за Семенова. Семенов у меня на дне рождения без конца рассказывал всякую чепуху про черных рэпперов и хип-хоп. А пацаны из двора слушали его с раскрытыми ртами. Папа мне даже потом сказал - он что, из музыкальной тусовки? Я объяснил ему насчет Интернета. Но пацаны про Интернет не в курсе. Только в общих чертах. Они не знали, что Семенов меня заранее спросил - кто будет на дне рождения. Высокий Андрей мне на кухне сказал классный парень. Он что, типа из Америки приехал? А я говорю - просто читает много. Интересуется. Короче, они ушли вместе с Андреем и потом, видимо, где-то напились. Я не знаю, как у них там все получилось, но к утру джип семеновского папаши сгорел в гараже. Плюс еще две машины какого-то депутата. Он их от проверки там прятал. В Думе теперь шерстят за лишние тачки. Папаша бил Семенова ножкой от стула. Сломал ему несколько ребер и кисть левой руки. Наверное, Семенов этой рукой закрывался. Но от милиции откупил. Арестовали одного Андрея. Пацаны во дворе ходят груженые. В баскетбол перестали играть. Со мной не разговаривают.

11 мая 1995 года.

Приходила мама. Сказала: можно поговорить? Я сказал - можно. Она говорит ты какой-то странный в последнее время. У тебя все в порядке? Я говорю: это я странный? Она говорит - не хами. И смотрит на меня. Так, наверное, минут пять молчали. А потом говорит - я, может, уеду скоро. Я говорю - а. Она говорит может, завтра. Я снова говорю - а. Она говорит: я не могу тебя взять с собой, ты ведь понимаешь? Я говорю - понятно. А она говорит: чего ты заладил со своим "понятно"? А я говорю - я не заладил, я только один раз сказал. Сказал и сам смотрю на нее. А она на меня смотрит. И потом заплакала. Я говорю: а куда? Она говорит - в Швейцарию. Я говорю - там Одри Хепберн жила. Она говорит: это из твоего кино? Я говорю - да. Она смотрит на меня и говорит - красивая? Я молчу. А она говорит: у тебя девочка есть? Я говорю: а у тебя когда самолет? Она говорит - ну и ладно. Потом еще молчали минут пять. В конце она говорит: ты будешь обо мне помнить? Я говорю - наверное. На память пока не жалуюсь. Тогда она встала и ушла. Больше уже не плакала.

14 мая 1995 года.

Октябрина Михайловна умерла. Вчера вечером. Больше не буду писать. Не буду.

г. Якутск

5

В. Астафьев, рассказ «Хвостик»

6

Зачем я убил коростеля? Виктор Астафьев

Это было давно, лет, может, сорок назад. Ранней осенью я возвращался с рыбалки по скошенному лугу и возле небольшой, за лето высохшей бочажины, поросшей тальником, увидел птицу. 

Она услышала меня, присела в скошенной щетинке осоки, притаилась, но глаз мой чувствовала, пугалась его и вдруг бросилась бежать, неуклюже заваливаясь набок. 

От мальчишки, как от гончей собаки, не надо убегать — непременно бросится он в погоню, разожжется в нем дикий азарт. Берегись тогда живая душа! 

Я догнал птицу в борозде и, слепой от погони, охотничьей страсти, захлестал ее сырым удилищем. 

Я взял в руку птицу с завядшим, вроде бы бескостным тельцем. Глаза ее были прищемлены мертвыми, бесцветными веками, шейка, будто прихваченный морозом лист, болталась. Перо на птице было желтовато, со ржавинкой по бокам, а спина словно бы темноватыми гнилушками посыпана. 

Я узнал птицу — это был коростель. Дергач по-нашему. Все его друзья-дергачи покинули наши места, отправились в теплые края — зимовать. А этот уйти не смог. У него не было одной лапки — в сенокос он попал под литовку. Вот потому-то он и бежал от меня так неуклюже, потому я и догнал его. 

И худое, почти невесомое тельце птицы ли, нехитрая ли окраска, а может, и то, что без ноги была она, но до того мне сделалось жалко ее, что стал я руками выгребать ямку в борозде и хоронить так просто, сдуру загубленную живность. 

Я вырос в семье охотника и сам потом сделался охотником, но никогда не стрелял без надобности. С нетерпением и виной, уже закоренелой, каждое лето жду я домой, в русские края, коростелей. 

Уже черемуха отцвела, купава осыпалась, чемерица по четвертому листу пустила, трава в стебель двинулась, ромашки по угорам сыпанули и соловьи на последнем издыхе допевают песни. 

Но чего-то не хватает еще раннему лету, чего-то недостает ему, чем-то недооформилось оно, что ли. 

И вот однажды, в росное утро, за речкой, в лугах, покрытых еще молодой травой, послышался скрип коростеля. Явился, бродяга! Добрался-таки! Дергает-скрипит! Значит, лето полное началось, значит, сенокос скоро, значит, все в порядке. 

И всякий год вот так. Томлюсь и жду я коростеля, внушаю себе, что это тот давний дергач каким-то чудом уцелел и подает мне голос, прощая того несмышленого, азартного парнишку. 

Теперь я знаю, как трудна жизнь коростеля, как далеко ему добираться к нам, чтобы известить Россию о зачавшемся лете. 

Зимует коростель в Африке и уже в апреле покидает ее, торопится туда, «…где зори маковые вянут, как жар забытого костра, где в голубом рассвете тонут зеленокудрые леса, где луг еще косой не тронут, где васильковые глаза…». Идет, чтобы свить гнездо и вывести потомство, выкормить его и поскорее унести ноги от гибельной зимы. 

Не приспособленная к полету, но быстрая на бегу, птица эта вынуждена два раза в году перелетать Средиземное море. Много тысяч коростелей гибнет в пути и особенно при перелете через море. 

Как идет коростель, где, какими путями — мало кто знает. Лишь один город попадает на пути этих птиц — небольшой древний город на юге Франции. На гербе города изображен коростель. В те дни, когда идут коростели по городу, здесь никто не работает. Все люди справляют праздник и пекут из теста фигурки этой птицы, как у нас, на Руси, пекут жаворонков к их прилету. 

Птица коростель во французском старинном городе считается священной, и если бы я жил там в давние годы, меня приговорили бы к смерти. 

Но я живу далеко от Франции. Много уже лет живу и всякого навидался. Был на войне, в людей стрелял, и они в меня стреляли. 

Но отчего же, почему же, как заслышу я скрип коростеля за речкой, дрогнет мое сердце и снова навалится на меня одно застарелое мучение: зачем я убил коростеля? Зачем?

7

Лу Синь

БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ

В Пекине зима, на земле еще плотным слоем лежит снег, черные ветви голых деревьев вырисовываются на чистом небе, и я с удивлением и печалью гляжу на бумажных змеев, плывущих вдали.

У меня на родине время бумажных змеев — второй месяц весны. Услышишь шум ветряного колеса, поднимешь голову — и видишь, как летит темно-серый краб или стоножка нежно-голубого цвета. А то еще бывает бесшумный змей-черепица. На нем нет ветряных колес, его пускают очень низко, и он кажется жалким и отверженным в своем одиночестве. На земле в это время уже появляются побеги на иве, ранний горный персик раскрывает цветы, и вместе с небом, украшенным бумажными змеями, приносят они ласку весеннего дня. Где же я теперь? Вокруг меня жестокий холод суровой зимы, и в этом воздухе проносится безвозвратно ушедшая весна моей родины, с которой я давным-давно расстался.

Но я никогда не любил пускать бумажных змеев; больше того, я ненавидел это занятие: я считал его забавой дурных детей. Не так смотрел на это мой младший брат. Ему было тогда лет десять, и змеи были страстью этого болезненного, худенького мальчика. У него не было денег на покупку змея, да я и не позволял ему пускать их, и он иногда часами простаивал, в восторге раскрыв рот и самозабвенно следя за небом. Вот неожиданно опустился паривший в высоте краб, и брат в испуге вскрикивает; разъединились две спутавшиеся в воздухе нитками черепицы, и он радостно прыгает. Мне все это казалось смешным и нелепым.

Как-то я заметил, что вот уже несколько дней брат где-то прячется; в последний раз я видел его в саду, где он подбирал сухие стебли бамбука. Мне словно подсказало что-то, и я побежал в маленькую, заваленную старыми вещами комнатку, в которой почти никто не бывал, толкнул дверь и, конечно, среди пыльной рухляди увидел брата. Он сидел на табурете перед большой скамьей и, когда я вошел, испуганно вскочил, побледнел и весь как-то сжался. К скамье был прислонен бамбуковый остов бабочки. Бумага еще не была наклеена, на скамье лежали два ветряных колеса, которые должны были изображать глаза. Он украшал их полосками красной бумаги, и они были почти готовы. Упоенный раскрытием тайны и возмущенный тем, что он, скрываясь от меня, украдкой отдавался этой забаве дурных детей, я протянул руку, схватил крыло бабочки, сломал его, сбросил на пол и растоптал ветряные колеса. Я был старше и сильнее его, и он не мог помешать мне. Я, конечно, одержал полную победу и гордо удалился, оставив его стоящим в отчаянии посреди комнаты. Меня вовсе не интересовало, что станет он делать дальше.

Но час возмездия наступил. Это произошло через много лет после того, как мы расстались. Я был уже немолодым человеком. На мое несчастье, мне в руки попала иностранная книга о детях, и я узнал из нее, что в играх и заключается детство, что игрушки — это ангелы-хранители детства. И тогда перед моими глазами вдруг встала эта забытая за двадцать прошедших лет картина совершенного мною в детские годы насилия над человеческой душой, и мне показалось, что сердце мое превратилось в кусочек свинца и, тяжелое-тяжелое, стало падать вниз.

Оно не оборвалось, оно только становилось все тяжелее и тяжелее и все продолжало падать и падать.

Я знал, как загладить свою вину: подарить брату змея, позволить ему пускать его, просить его об этом, пускать его вместе с ним. Мы бы кричали, бегали, смеялись… Но он был такой же взрослый, как я, и у него давно уже выросли усы.

Я знал еще один способ, как загладить свою вину: попросить у него прощения, дождаться, пока он скажет: «Я ни капельки не сержусь на тебя», — после чего на сердце у меня станет спокойно, — и способ этот осуществим.

Когда мы, наконец, встретились, липа наши были уже изборождены морщинами, оставленными на них горечью жизни, а на сердце моем лежала тяжесть. Мы заговорили о далеких годах нашего детства, и я напомнил ему об этом случае, о том, как я был тогда глуп. И я ждал: «Но я ни капельки не сержусь на тебя», — скажет он, я получу прощение, и с сердца моего спадет тяжесть.

— Да разве было такое? — удивленно смеясь, спросил он так, как спрашивают, когда слушают интересную, но чужую историю. Он решительно ничего не помнил.

Он забыл все, и он не сердился, так за что же просить прощения? Простить, не зная, за что, — значило бы солгать, и только!

На что мог я надеяться? На сердце моем по-прежнему тяжесть.

И теперь снова весна моей родины в воздухе этой северной стороны принесла мне воспоминания безвозвратно ушедшего детства и наполнила меня безудержной печалью. Мне бы от нее укрыться там, где стоит морозная зима с ее жестокими холодами, но и так суровая зима вокруг меня, и от нее веет холодным дыханием стужи.

Январь 1925 г.

8

Чехов А. П. В аптеке // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 4. [Рассказы, юморески], 1885—1886. — М.: Наука, 1976. — С. 54—57.

В АПТЕКЕ

Был поздний вечер. Домашний учитель Егор Алексеич Свойкин, чтобы не терять попусту времени, от доктора отправился прямо в аптеку.

«Словно к богатой содержанке идешь или к железнодорожнику, — думал он, забираясь по аптечной лестнице, лоснящейся и устланной дорогими коврами. — Ступить страшно!»

Войдя в аптеку, Свойкин был охвачен запахом, присущим всем аптекам в свете. Наука и лекарства с годами меняются, но аптечный запах вечен, как материя. Его нюхали наши деды, будут нюхать и внуки. Публики, благодаря позднему часу, в аптеке не было. За желтой, лоснящейся конторкой, уставленной вазочками с сигнатурами, стоял высокий господин с солидно закинутой назад головой, строгим лицом и с выхоленными бакенами — по всем видимостям, провизор. Начиная с маленькой плеши на голове и кончая длинными розовыми ногтями, всё на этом человеке было старательно выутюжено, вычищено и словно вылизано, хоть под венец ступай. Нахмуренные глаза его глядели свысока вниз, на газету, лежавшую на конторке. Он читал. В стороне за проволочной решеткой сидел кассир и лениво считал мелочь. По ту сторону прилавка, отделяющего латинскую кухню от толпы, в полумраке копошились две темные фигуры. Свойкин подошел к конторке и подал выутюженному господину рецепт. Тот, не глядя на него, взял рецепт, дочитал в газете до точки и, сделавши легкий полуоборот головы направо, пробормотал:

— Calomedi grana duo, sacchari albi grana quinque, numero decem!1

— Ja!2 — послышался из глубины аптеки резкий, металлический голос.

Провизор продиктовал тем же глухим, мерным голосом микстуру.

— Ja! — послышалось из другого угла.

Провизор написал что-то на рецепте, нахмурился и, закинув назад голову, опустил глаза на газету.

— Через час будет готово, — процедил он сквозь зубы, ища глазами точку, на которой остановился.

— Нельзя ли поскорее? — пробормотал Свойкин. — Мне решительно невозможно ждать.

Провизор не ответил. Свойкин опустился на диван и принялся ждать. Кассир кончил считать мелочь, глубоко вздохнул и щелкнул ключом. В глубине одна из темных фигур завозилась около мраморной ступки. Другая фигура что-то болтала в синей склянке. Где-то мерно и осторожно стучали часы.

Свойкин был болен. Во рту у него горело, в ногах и руках стояли тянущие боли, в отяжелевшей голове бродили туманные образы, похожие на облака и закутанные человеческие фигуры. Провизора, полки с банками, газовые рожки, этажерки он видел сквозь флер, а однообразный стук о мраморную ступку и медленное тиканье часов, казалось ему, происходили не вне, а в самой его голове... Разбитость и головной туман овладевали его телом всё больше и больше, так что, подождав немного и чувствуя, что его тошнит от стука мраморной ступки, он, чтоб подбодрить себя, решил заговорить с провизором...

— Должно быть, у меня горячка начинается, — сказал он. — Доктор сказал, что еще трудно решить, какая у меня болезнь, но уж больно я ослаб... Еще счастье мое, что я в столице заболел, а не дай бог этакую напасть в деревне, где нет докторов и аптек!

Провизор стоял неподвижно и, закинув назад голову, читал. На обращение к нему Свойкину он не ответил ни словом, ни движением, словно не слышал... Кассир громко зевнул и чиркнул о панталоны спичкой... Стук мраморной ступки становился всё громче и звонче. Видя, что его не слушают, Свойкин поднял глаза на полки с банками и принялся читать надписи... Перед ним замелькали сначала всевозможные «радиксы»: генциана, пимпинелла, торментилла, зедоариа и проч. За радиксами замелькали тинктуры, oleum’ы, semen’ы, с названиями одно другого мудренее и допотопнее.

«Сколько, должно быть, здесь ненужного балласта! — подумал Свойкин. — Сколько рутины в этих банках, стоящих тут только по традиции, и в то же время как всё это солидно и внушительно!»

С полок Свойкин перевел глаза на стоявшую около него стеклянную этажерку. Тут увидел он резиновые кружочки, шарики, спринцовки, баночки с зубной пастой, капли Пьерро, капли Адельгейма, косметические мыла, мазь для ращения волос...

В аптеку вошел мальчик в грязном фартуке и попросил на 10 коп. бычачьей желчи.

— Скажите, пожалуйста, для чего употребляется бычачья желчь? — обратился учитель к провизору, обрадовавшись теме для разговора.

Не получив ответа на свой вопрос, Свойкин принялся рассматривать строгую, надменно-ученую физиономию провизора.

«Странные люди, ей-богу! — подумал он. — Чего ради они напускают на свои лица ученый колер? Дерут с ближнего втридорога, продают мази для ращения волос, а глядя на их лица, можно подумать, что они и в самом деле жрецы науки. Пишут по-латыни, говорят по-немецки... Средневековое из себя что-то корчат... В здоровом состоянии не замечаешь этих сухих, черствых физиономий, а вот как заболеешь, как я теперь, то и ужаснешься, что святое дело попало в руки этой бесчувственной утюжной фигуры...»

Рассматривая неподвижную физиономию провизора, Свойкин вдруг почувствовал желание лечь, во что бы то ни стало, подальше от света, ученой физиономии и стука мраморной ступки... Болезненное утомление овладело всем его существом... Он подошел к прилавку и, состроив умоляющую гримасу, попросил:

— Будьте так любезны, отпустите меня! Я... я болен...

— Сейчас... Пожалуйста, не облокачивайтесь!

Учитель сел на диван и, гоняя из головы туманные образы, стал смотреть, как курит кассир.

«Полчаса еще только прошло, — подумал он. — Еще осталось столько же... Невыносимо!»

Но вот, наконец, к провизору подошел маленький, черненький фармацевт и положил около него коробку с порошками и склянку с розовой жидкостью... Провизор дочитал до точки, медленно отошел от конторки и, взяв склянку в руки, поболтал ее перед глазами... Засим он написал сигнатуру, привязал ее к горлышку склянки и потянулся за печаткой...

«Ну, к чему эти церемонии? — подумал Свойкин. — Трата времени, да и деньги лишние за это возьмут».

Завернув, связав и запечатав микстуру, провизор стал проделывать то же самое и с порошками.

— Получите! — проговорил он наконец, не глядя на Свойкина. — Взнесите в кассу рубль шесть копеек!

Свойкин полез в карман за деньгами, достал рубль и тут же вспомнил, что у него, кроме этого рубля, нет больше ни копейки...

— Рубль шесть копеек? — забормотал он, конфузясь. — А у меня только всего один рубль... Думал, что рубля хватит... Как же быть-то?

— Не знаю! — отчеканил провизор, принимаясь за газету.

— В таком случае уж вы извините... Шесть копеек я вам завтра занесу или пришлю...

— Этого нельзя... У нас кредита нет...

— Как же мне быть-то?

— Сходите домой, принесите шесть копеек, тогда и лекарства получите.

— Пожалуй, но... мне тяжело ходить, а прислать некого...

— Не знаю... Не мое дело...

— Гм... — задумался учитель. — Хорошо, я схожу домой...

Свойкин вышел из аптеки и отправился к себе домой... Пока он добрался до своего номера, то садился отдыхать раз пять... Придя к себе и найдя в столе несколько медных монет, он присел на кровать отдохнуть... Какая-то сила потянула его голову к подушке... Он прилег, как бы на минутку.... Туманные образы в виде облаков и закутанных фигур стали заволакивать сознание... Долго он помнил, что ему нужно идти в аптеку, долго заставлял себя встать, но болезнь взяла свое. Медяки высыпались из кулака, и больному стало сниться, что он уже пошел в аптеку и вновь беседует там с провизором.

Сноски

1 Каломели два грана, сахару пять гран, десять порошков! (лат.).

2 Да! (нем.).

Примечания

В АПТЕКЕ

Впервые — «Петербургская газета», 1885, № 182, 6 июля, стр. 3, отдел «Летучие заметки», с подзаголовком: (Сценка). Подпись: А. Чехонте.

Включено в первое издание сборника «Пестрые рассказы».

Сохранилась писарская копия с авторской пометой: «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов» (ЦГАЛИ).

Печатается по тексту сборника «Пестрые рассказы», СПб., 1886, стр. 147—151.

Отдавая рассказ в сборник, Чехов снял подзаголовок и внес единственную поправку: снял слова «знаете ли», оказавшиеся рядом с «Нельзя ли».

9

Антон Чехов

ПАРИ

I

Была темная, осенняя ночь. Старый банкир ходил у себя в кабинете из угла в угол и вспоминал, как пятнадцать лет тому назад, осенью, он давал вечер. На этом вечере было много умных людей и велись интересные разговоры. Между прочим говорили о смертной казни. Гости, среди которых было немало ученых и журналистов, в большинстве относились к смертной казни отрицательно. Они находили этот способ наказания устаревшим, непригодным для христианских государств и безнравственным. По мнению некоторых из них, смертную казнь повсеместно следовало бы заменить пожизненным заключением.— Я с вами не согласен, — сказал хозяин-банкир. — Я не пробовал ни смертной казни, ни пожизненного заключения, но если можно судить a priori, то, по-моему, смертная казнь нравственнее и гуманнее заключения. Казнь убивает сразу, а пожизненное заключение медленно. Какой же палач человечнее? Тот ли, который убивает вас в несколько минут, или тот, который вытягивает из вас жизнь в продолжение многих лет?— То и другое одинаково безнравственно, — заметил кто-то из гостей, — потому что имеет одну и ту же цель — отнятие жизни. Государство — не бог. Оно не имеет права отнимать то, чего не может вернуть, если захочет.Среди гостей находился один юрист, молодой человек лет двадцати пяти. Когда спросили его мнения, он сказал:— И смертная казнь и пожизненное заключение одинаково безнравственны, но если бы мне предложили выбирать между казнью и пожизненным заключением, то, конечно, я выбрал бы второе. Жить как-нибудь лучше, чем никак.Поднялся оживленный спор. Банкир, бывший тогда помоложе и нервнее, вдруг вышел из себя, ударил кулаком по столу и крикнул, обращаясь к молодому юристу:— Неправда! Держу пари на два миллиона, что вы не высидите в каземате и пяти лет.— Если это серьезно, — ответил ему юрист, — то держу пари, что высижу не пять, а пятнадцать.— Пятнадцать? Идет! — крикнул банкир. — Господа, я ставлю два миллиона!— Согласен! Вы ставите миллионы, а я свою свободу! — сказал юрист.И это дикое, бессмысленное пари состоялось! Банкир, не знавший тогда счета своим миллионам, избалованный и легкомысленный, был в восторге от пари. За ужином он шутил над юристом и говорил:— Образумьтесь, молодой человек, пока еще не поздно. Для меня два миллиона составляют пустяки, а вы рискуете потерять три-четыре лучших года вашей жизни. Говорю — три-четыре, потому что вы не высидите дольше. Не забывайте также, несчастный, что добровольное заточение гораздо тяжелее обязательного. Мысль, что каждую минуту вы имеете право выйти на свободу, отравит вам в каземате всё ваше существование. Мне жаль вас!И теперь банкир, шагая из угла в угол, вспоминал всё это и спрашивал себя:— К чему это пари? Какая польза от того, что юрист потерял пятнадцать лет жизни, а я брошу два миллиона? Может ли это доказать людям, что смертная казнь хуже или лучше пожизненного заключения? Нет и нет. Вздор и бессмыслица. С моей стороны то была прихоть сытого человека, а со стороны юриста — простая алчность к деньгам...Далее вспоминал он о том, что произошло после описанного вечера. Решено было, что юрист будет отбывать свое заключение под строжайшим надзором в одном из флигелей, построенных в саду банкира. Условились, что в продолжение пятнадцати лет он будет лишен права переступать порог флигеля, видеть живых людей, слышать человеческие голоса и получать письма и газеты. Ему разрешалось иметь музыкальный инструмент, читать книги, писать письма, пить вино и курить табак. С внешним миром, по условию, он мог сноситься не иначе, как молча, через маленькое окно, нарочно устроенное для этого. Всё, что нужно, книги, ноты, вино и прочее, он мог получать по записке в каком угодно количестве, но только через окно. Договор предусматривал все подробности и мелочи, делавшие заключение строго одиночным, и обязывал юриста высидеть ровно пятнадцать лет, с 12-ти часов 14 ноября 1870 г. и кончая 12-ю часами 14 ноября 1885 г. Малейшая попытка со стороны юриста нарушить условия, хотя бы за две минуты до срока, освобождала банкира от обязанности платить ему два миллиона.В первый год заключения юрист, насколько можно было судить по его коротким запискам, сильно страдал от одиночества и скуки. Из его флигеля постоянно днем и ночью слышались звуки рояля. Он отказался от вина и табаку. Вино, писал он, возбуждает желания, а желания — первые враги узника; к тому же нет ничего скучнее, как пить хорошее вино и никого не видеть. А табак портит в его комнате воздух. В первый год юристу посылались книги преимущественно легкого содержания: романы с сложной любовной интригой, уголовные и фантастические рассказы, комедии и т. п.Во второй год музыка уже смолкла во флигеле и юрист требовал в своих записках только классиков. В пятый год снова послышалась музыка и узник попросил вина. Те, которые наблюдали за ним в окошко, говорили, что весь этот год он только ел, пил и лежал на постели, часто зевал, сердито разговаривал сам с собою. Книг он не читал. Иногда по ночам он садился писать, писал долго и под утро разрывал на клочки всё написанное. Слышали не раз, как он плакал.Во второй половине шестого года узник усердно занялся изучением языков, философией и историей. Он жадно принялся за эти науки, так что банкир едва успевал выписывать для него книги. В продолжение четырех лет по его требованию было выписано около шестисот томов. В период этого увлечения банкир между прочим получил от своего узника такое письмо: «Дорогой мой тюремщик! Пишу вам эти строки на шести языках. Покажите их сведущим людям. Пусть прочтут. Если они не найдут ни одной ошибки, то умоляю вас, прикажите выстрелить в саду из ружья. Выстрел этот скажет мне, что мои усилия не пропали даром. Гении всех веков и стран говорят на различных языках, но горит во всех их одно и то же пламя. О, если бы вы знали, какое неземное счастье испытывает теперь моя душа оттого, что я умею понимать их!» Желание узника было исполнено. Банкир приказал выстрелить в саду два раза.Затем после десятого года юрист неподвижно сидел за столом и читал одно только Евангелие. Банкиру казалось странным, что человек, одолевший в четыре года шестьсот мудреных томов, потратил около года на чтение одной удобопонятной и не толстой книги. На смену Евангелию пошли история религий и богословие.В последние два года заточения узник читал чрезвычайно много, без всякого разбора. То он занимался естественными науками, то требовал Байрона или Шекспира. Бывали от него такие записки, где он просил прислать ему в одно и то же время и химию, и медицинский учебник, и роман, и какой-нибудь философский или богословский трактат. Его чтение было похоже на то, как будто он плавал в море среди обломков корабля и, желая спасти себе жизнь, жадно хватался то за один обломок, то за другой!

II

Старик-банкир вспоминал всё это и думал:«Завтра в 12 часов он получает свободу. По условию, я должен буду уплатить ему два миллиона. Если я уплачу, то всё погибло: я окончательно разорен...»Пятнадцать лет тому назад он не знал счета своим миллионам, теперь же он боялся спросить себя, чего у него больше — денег или долгов? Азартная биржевая игра, рискованные спекуляции и горячность, от которой он не мог отрешиться даже в старости, мало-помалу, привели в упадок его дела, и бесстрашный, самонадеянный, гордый богач превратился в банкира средней руки, трепещущего при всяком повышении и понижении бумаг.— Проклятое пари! — бормотал старик, в отчаянии хватая себя за голову. — Зачем этот человек не умер? Ему еще сорок лет. Он возьмет с меня последнее, женится, будет наслаждаться жизнью, играть на бирже, а я, как нищий, буду глядеть с завистью и каждый день слышать от него одну и ту же фразу: «Я обязан вам счастьем моей жизни, позвольте мне помочь вам!» Нет, это слишком! Единственное спасение от банкротства и позора — смерть этого человека!Пробило три часа. Банкир прислушался: в доме все спали и только слышно было, как за окнами шумели озябшие деревья. Стараясь не издавать ни звука, он достал из несгораемого шкапа ключ от двери, которая не отворялась в продолжение пятнадцати лет, надел пальто и вышел из дому.В саду было темно и холодно. Шел дождь. Резкий сырой ветер с воем носился по всему саду и не давал покоя деревьям. Банкир напрягал зрение, но не видел ни земли, ни белых статуй, ни флигеля, ни деревьев. Подойдя к тому месту, где находился флигель, он два раза окликнул сторожа. Ответа не последовало. Очевидно, сторож укрылся от непогоды и теперь спал где-нибудь на кухне или в оранжерее.«Если у меня хватит духа исполнить свое намерение, — подумал старик, — то подозрение прежде всего падет на сторожа».Он нащупал в потемках ступени и дверь и вошел в переднюю флигеля, затем ощупью пробрался в небольшой коридор и зажег спичку. Тут не было ни души. Стояла чья-то кровать без постели да темнела в углу чугунная печка. Печати на двери, ведущей в комнату узника, были целы.Когда потухла спичка, старик, дрожа от волнения, заглянул в маленькое окно.В комнате узника тускло горела свеча. Сам он сидел у стола. Видны были только его спина, волосы на голове да руки. На столе, на двух креслах и на ковре, возле стола, лежали раскрытые книги.Прошло пять минут, и узник ни разу не шевельнулся. Пятнадцатилетнее заточение научило его сидеть неподвижно. Банкир постучал пальцем в окно, и узник не ответил на этот стук ни одним движением. Тогда банкир осторожно сорвал с двери печати и вложил ключ в замочную скважину. Заржавленный замок издал хриплый звук, и дверь скрипнула. Банкир ожидал, что тотчас же послышится крик удивления и шаги, но прошло минуты три, и за дверью было тихо по-прежнему. Он решился войти в комнату.За столом неподвижно сидел человек, не похожий на обыкновенных людей. Это был скелет, обтянутый кожею, с длинными женскими кудрями и с косматой бородой. Цвет лица у него был желтый, с землистым оттенком, щеки впалые, спина длинная и узкая, а рука, которою он поддерживал свою волосатую голову, была так тонка и худа, что на нее было жутко смотреть. В волосах его уже серебрилась седина, и, глядя на старчески изможденное лицо, никто не поверил бы, что ему только сорок лет. Он спал... Перед его склоненною головой на столе лежал лист бумаги, на котором было что-то написано мелким почерком.«Жалкий человек! — подумал банкир. — Спит и, вероятно, видит во сне миллионы! А стоит мне только взять этого полумертвеца, бросить его на постель, слегка придушить подушкой, и самая добросовестная экспертиза не найдет знаков насильственной смерти. Однако прочтем сначала, что он тут написал».Банкир взял со стола лист и прочел следующее:«Завтра в 12 часов дня я получаю свободу и право общения с людьми. Но прежде, чем оставить эту комнату и увидеть солнце, я считаю нужным сказать вам несколько слов. По чистой совести и перед богом, который видит меня, заявляю вам, что я презираю и свободу, и жизнь, и здоровье, и всё то, что в ваших книгах называется благами мира.Пятнадцать лет я внимательно изучал земную жизнь. Правда, я не видел земли и людей, но в ваших книгах я пил ароматное вино, пел песни, гонялся в лесах за оленями и дикими кабанами, любил женщин... Красавицы, воздушные, как облако, созданные волшебством ваших гениальных поэтов, посещали меня ночью и шептали мне чудные сказки, от которых пьянела моя голова. В ваших книгах я взбирался на вершины Эльбруса и Монблана и видел оттуда, как по утрам восходило солнце и как по вечерам заливало оно небо, океан и горные вершины багряным золотом; я видел оттуда, как надо мной, рассекая тучи, сверкали молнии; я видел зеленые леса, поля, реки, озера, города, слышал пение сирен и игру пастушеских свирелей, осязал крылья прекрасных дьяволов, прилетавших ко мне беседовать о боге... В ваших книгах я бросался в бездонные пропасти, творил чудеса, убивал, сжигал города, проповедовал новые религии, завоевывал целые царства...Ваши книги дали мне мудрость. Всё то, что веками создавала неутомимая человеческая мысль, сдавлено в моем черепе в небольшой ком. Я знаю, что я умнее всех вас.И я презираю ваши книги, презираю все блага мира и мудрость. Всё ничтожно, бренно, призрачно и обманчиво, как мираж. Пусть вы горды, мудры и прекрасны, но смерть сотрет вас с лица земли наравне с подпольными мышами, а потомство ваше, история, бессмертие ваших гениев замерзнут или сгорят вместе с земным шаром.Вы обезумели и идете не по той дороге. Ложь принимаете вы за правду и безобразие за красоту. Вы удивились бы, если бы вследствие каких-нибудь обстоятельств на яблонях и апельсинных деревьях вместо плодов вдруг выросли лягушки и ящерицы или розы стали издавать запах вспотевшей лошади; так я удивляюсь вам, променявшим небо на землю. Я не хочу понимать вас.Чтоб показать вам на деле презрение к тому, чем живете вы, я отказываюсь от двух миллионов, о которых я когда-то мечтал, как о рае, и которые теперь презираю. Чтобы лишить себя права на них, я выйду отсюда за пять часов до условленного срока и таким образом нарушу договор...»Прочитав это, банкир положил лист на стол, поцеловал странного человека в голову, заплакал и вышел из флигеля. Никогда в другое время, даже после сильных проигрышей на бирже, он не чувствовал такого презрения к самому себе, как теперь. Придя домой, он лег в постель, но волнение и слезы долго не давали ему уснуть...На другой день утром прибежали бледные сторожа и сообщили ему, что они видели, как человек, живущий во флигеле, пролез через окно в сад, пошел к воротам, затем куда-то скрылся. Вместе со слугами банкир тотчас же отправился во флигель и удостоверил бегство своего узника. Чтобы не возбуждать лишних толков, он взял со стола лист с отречением и, вернувшись к себе, запер его в несгораемый шкап.

10

Тендряков Владимир

* * * *

Хлеб для собаки

Лето 1933 года.

У прокопченного, крашенного казенной охрой вокзального здания, за вылущенным заборчиком — сквозной березовый скверик. В нем прямо на утоптанных дорожках, на корнях, на уцелевшей пыльной травке валялись те, кого уже не считали людьми.

Правда, у каждого в недрах грязного, вшивого тряпья должен храниться если не утерян — замусоленный документ, удостоверяющий, что предъявитель сего носит такую-то фамилию, имя, отчество, родился там-то, на основании такого-то решения сослан с лишением гражданских прав и конфискацией имущества. Но уже никого не заботило, что он, имярек, лишенец, адмовысланный, не доехал до места, никого не интересовало, что он, имярек, лишенец, нигде не живет, не работает, ничего не ест. Он выпал из числа людей.

Большей частью это раскулаченные мужики из-под Тулы, Воронежа, Курска, Орла, со всей Украины. Вместе с ними в наши северные места прибыло и южное словечко «куркуль».

Куркули даже внешне не походили на людей.

Одни из них — скелеты, обтянутые темной, морщинистой, казалось, шуршащей кожей, скелеты с огромными, кротко горящими глазами.

Другие, наоборот, туго раздуты — вот-вот лопнет посиневшая от натяжения кожа, телеса колышутся, ноги похожи на подушки, пристроченные грязные пальцы прячутся за наплывами белой мякоти.

И вели они себя сейчас тоже не как люди.

Кто-то задумчиво грыз кору на березовом стволе и взирал в пространство тлеющими, нечеловечьи широкими глазами.

Кто-то, лежа в пыли, источая от своего полуистлевшего тряпья кислый смрад, брезгливо вытирал пальцы с такой энергией и упрямством, что, казалось, готов был счистить с них и кожу.

Кто-то расплылся на земле студнем, не шевелился, а только клекотал и булькал нутром, словно кипящий титан.

А кто-то уныло запихивал в рот пристанционный мусорок с земли…

Больше всего походили на людей те, кто уже успел помереть. Эти покойно лежали — спали.

Но перед смертью кто-нибудь из кротких, кто тишайше грыз кору, вкушал мусор, вдруг бунтовал — вставал во весь рост, обхватывал лучинными, ломкими руками гладкий, сильный ствол березы, прижимался к нему угловатой щекой, открывал рот, просторно черный, ослепительно зубастый, собирался, наверное, крикнуть испепеляющее проклятие, но вылетал хрип, пузырилась пена. Обдирая кожу на костистой щеке, «бунтарь» сползал вниз по стволу и… затихал насовсем.

Такие и после смерти не походили на людей — по-обезьяньи сжимали деревья.

Взрослые обходили скверик. Только по перрону вдоль низенькой оградки бродил по долгу службы начальник станции в новенькой форменной фуражке с кричаще красным верхом. У него было оплывшее, свинцовое лицо, он глядел себе под ноги и молчал.

Время от времени появлялся милиционер Ваня Душной, степенный парень с застывшей миной — «смотри ты у меня!».

— Никто не выполз? — спрашивал он у начальника станции.

А тот не отвечал, проходил мимо, не подымал головы.

Ваня Душной следил, чтоб куркули не расползались из скверика — ни на перрон, ни на пути.

Мы, мальчишки, в сам скверик тоже не заходили, а наблюдали из-за заборчика. Никакие ужасы не могли задушить нашего зверушечьего любопытства. Окаменев от страха, брезгливости, изнемогая от упрятанной панической жалости, мы наблюдали за короедами, за вспышками «бунтарей», кончающимися хрипом, пеной, сползанием по стволу вниз.

Начальник станции — «красная шапочка» — однажды повернулся в нашу сторону воспаленно-темным лицом, долго глядел, наконец изрек то ли нам, то ли самому себе, то ли вообще равнодушному небу:

— Что же вырастет из таких детей? Любуются смертью. Что за мир станет жить после нас? Что за мир?..

Долго выдержать сквера мы не могли, отрывались от него, глубоко дыша, словно проветривая все закоулки своей отравленной души, бежали в поселок.

Туда, где шла нормальная жизнь, где часто можно было услышать песню:

Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
страна встает со славою
на встречу дня…

Уже взрослым я долгое время удивлялся и гадал: почему я, в общем-то впечатлительный, уязвимый мальчишка, не заболел, не сошел с ума сразу же после того, как впервые увидел куркуля, с пеной и хрипом умирающего у меня на глазах.

Наверное, потому, что ужасы сквера появились не сразу и у меня была возможность как-то попривыкнуть, обмозолиться.

Первое потрясение, куда более сильное, чем от куркульской смерти, я испытал от тихого уличного случая.

Женщина в опрятном и поношенном пальто с бархатным воротничком и столь же опрятным и поношенным лицом на моих глазах поскользнулась и разбила стеклянную банку с молоком, которое купила у перрона на станции. Молоко вылилось в обледеневший нечистый след лошадиного копыта. Женщина опустилась перед ним, как перед могилой дочери, придушенно всхлипнула и вдруг вынула из кармана простую обгрызенную деревянную ложку. Она плакала и черпала ложкой молоко из копытной ямки па дороге, плакала и ела, плакала и ела, аккуратно, без жадности, воспитанно.

А я стоял в стороне и — нет, не ревел вместе с ней — боялся, надо мной засмеются прохожие.

Мать давала мне в школу завтрак: два ломтя черного хлеба, густо намазанных клюквенным повидлом. И вот настал день, когда на шумной перемене я вынул свой хлеб и всей кожей ощутил установившуюся вокруг меня тишину. Я растерялся, не посмел тогда предложить ребятам. Однако на следующий день я взял уже не два ломтя, а четыре…

На большой перемене я достал их и, боясь неприятной тишины, которую так трудно нарушить, слишком поспешно и неловко выкрикнул:

— Кто хочет?!

— Мне шматочек, — отозвался Пашка Быков, парень с нашей улицы.

— И мне!.. И мне!.. Мне тоже!..

Со всех сторон тянулись руки, блестели глаза.

— Всем не хватит! — Пашка старался оттолкнуть напиравших, но никто не отступал.

— Мне! Мне! Корочку!..

Я отламывал всем по кусочку.

Наверное, от нетерпения, без злого умысла, кто-то подтолкнул мою руку, хлеб упал, задние, желая увидеть, что же случилось с хлебом, наперли на передних, и несколько ног прошлось по кускам, раздавило их.

— Пахорукий! — выругал меня Пашка.

И отошел. За ним все поползли в разные стороны.

На окрашенном повидлом полу лежал растерзанный хлеб. Было такое ощущение, что мы все вгорячах нечаянно убили какое-то животное.

Учительница Ольга Станиславна вошла в класс. По тому, как она отвела глаза, как спросила не сразу, а с еле приметной запинкой, я понял — она голодна тоже.

— Это кто ж такой сытый?

И все те, кого я хотел угостить хлебом, охотно, торжественно, пожалуй, со злорадством объявили:

— Володька Тенков сытый! Он это!..

Я жил в пролетарской стране и хорошо знал, как стыдно быть у нас сытым. Но, к сожалению, я действительно был сыт, мой отец, ответственный служащий, получал ответственный паек. Мать даже пекла белые пироги с капустой и рубленым яйцом!

Ольга Станиславна начала урок.

— В прошлый раз мы проходили правописание… — И замолчала. — В прошлый раз мы… — Она старалась не глядеть на раздавленный хлеб. — Володя Тенков, встань, подбери за собой!

Я покорно встал, не пререкаясь, подобрал хлеб, стер вырванным из тетради листком клюквенное повидло с пола. Весь класс молчал, весь класс дышал над моей головой.

После этого я наотрез отказался брать в школу завтраки.

Вскоре я увидел истощенных людей с громадными кротко-печальными глазами восточных красавиц…

И больных водянкой с раздутыми, гладкими, безликими физиономиями, с голубыми слоновьими ногами…

Истощенных — кожа и кости — у нас стали звать шкилетниками, больных водянкой — слонами.

И вот березовый сквер возле вокзала…

Я кой к чему успел привыкнуть, не сходил с ума.

Не сходил с ума я еще и потому, что знал: те, кто в нашем привокзальном березнячке умирал среди бела дня, — враги. Это про них недавно великий писатель Горький сказал: «Если враг не сдается, его уничтожают». Они не сдавались. Что ж… попали в березняк.

Вместе с другими ребятами я был свидетелем нечаянного разговора Дыбакова с одним шкилетником.

Дыбаков — первый секретарь партии в нашем районе, высокий, в полувоенном кителе с рублено прямыми плечами, в пенсне на тонком горбатом носу. Ходил он, заложив руки за спину, выгнувшись, выставив грудь, украшенную накладными карманами.

В клубе железнодорожников проходила какая-то районная конференция. Все руководство района во главе с Дыбаковым направлялось в клуб по усыпанной толченым кирпичом дорожке. Мы, ребятишки, за неимением других зрелищ тоже сопровождали Дыбакова.

Неожиданно он остановился. Поперек дорожки, под его хромовыми сапогами, лежал оборванец — костяк в изношенной, слишком просторной коже. Он лежал на толченом кирпиче, положив коричневый череп па грязные костяшки рук, глядел снизу вверх, как глядят все умирающие с голоду — с кроткой скорбью в неестественно громадных глазах.

Дыбаков переступил с каблука на каблук, хрустнул насыпной дорожкой, хотел было уже обогнуть случайные мощи, как вдруг эти мощи разжали кожистые губы, сверкнули крупными зубами, сипяще и внятно произнесли:

— Поговорим, начальник.

Обвалилась тишина, стало слышно, как далеко за пустырем возле бараков кто-то от безделья тенорит под балалайку:

Хорошо тому живется,
У кого одна нога,
Сапогов не много надо
И портошина одна.

— Аль боишься меня, начальник?

Из-за спины Дыбакова вынырнул, райкомовский работник товарищ Губанов, как всегда с незастегивающимся портфелем под мышкой:

— Мал-чать! Мал-чать!..

Лежащий кротко глядел на него снизу вверх и жутко скалил зубы. Дыбаков движением руки отмахнул в сторону товарища Губанова.

— Поговорим. Спрашивай — отвечу.

— Перед смертью скажи… за что… за что меня?.. Неужель всерьез за то, что две лошади имел? — шелестящий голос.

— За это, — спокойно и холодно ответил Дыбаков.

— И признаешься! Ну-у, заверюга…

— Мал-чать! — подскочил опять товарищ Губанов.

И снова Дыбаков небрежно отмахнул его в сторону.

— Дал бы ты рабочему хлеб за чугун?

— Что мне ваш чугун, с кашей есть?

— То-то и оно, а вот колхозу он нужен, колхоз готов за чугун рабочих кормить. Хотел ты идти в колхоз? Только честно!

— Не хотел.

— Почему?

— Всяк за свою свободушку стоит.

— Да не свободушка причина, а лошади. Лошадей тебе своих жаль. Кормил, холил — и вдруг отдай. Собственности своей жаль! Разве не так?

Доходяга помолчал, помигал скорбно и, казалось, даже готов был согласиться.

— Отыми лошадей, начальник, и остановись. Зачем же еще и живота лишать? — сказал он.

— А ты простишь нам, если мы отымем? Ты за спиной нож на нас точить не станешь? Честно!

— Кто знает.

— Вот и мы не знаем. Как бы ты с нами поступил, если б чувствовал — мы на тебя нож острый готовим?.. Молчишь?.. Сказать нечего?.. Тогда до свидания.

Дыбаков перешагнул через тощие, как палки, ноги собеседника, двинулся дальше, заложив руки за спину, выставив грудь с накладными карманами. За ним, брезгливо обогнув доходягу, двинулись и остальные.

Он лежал перед нами, мальчишками, — плоский костяк и тряпье, череп на кирпичной крошке, череп, хранящий человеческое выражение покорности, усталости и, пожалуй, задумчивости. Он лежал, а мы осуждающе его разглядывали. Две лошади имел, кровопиец! Ради этих лошадей стал бы точить нож на нас. «Если враг не сдается…» Здорово же его отделал Дыбаков.

И все-таки было жаль злого врага. Наверное, не только мне. Никто из ребятишек не заплясал над ним, не стал дразнить:

Враг-вражина,
Куркуль-кулачина
Кору жрет.
Вошей бьет,
С куркулихой гуляет
Ветром шатает.

Я садился дома за стол, тянулся рукой к хлебу, и память разворачивала картины: направленные вдаль, тихо ошалелые глаза, белые зубы, грызущие кору, клокочущая внутри студенистая туша, разверстый черный рот, хрип, пена… И под горло подкатывала тошнота.

Раньше мать про меня говорила: «На этого не пожалуюсь, что ни поставь — уминает, за ушами трещит». Сейчас она подымала крик:

— Заелись! С жиру беситесь!..

«С жиру бесился» я один, но если мать начинала ругаться, то всегда ругала сразу двоих — меня и брата. Брат был моложе на три года, в свои семь лет умел переживать только за самого себя, а потому ел — «за ушами трещит».

— Беситесь! Супу не хотим, картошки не хотим! Кругом люди черствому сухарю рады-радехоньки. Вам хоть рябчиков подавай.

О рябчиках я только читал стишки: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!» Объявить голодовку, вообще отказаться от еды я не мог. Во-первых, не разрешила бы мать. Во-вторых, тошнота тошнотой, картинки картинками, а есть-то мне все-таки хотелось, и вовсе не буржуйских рябчиков. Меня заставляли проглотить первую ложку, а уж дальше шло само собой, я расправлялся с обедом, вставал из-за стола отяжелевший.

Вот тут-то все и начиналось…

Мне думается, совести свойственно чаще просыпаться в теле сытых людей, чем голодных. Голодный вынужден больше думать о себе, о добывании для себя  хлеба насущного, само бремя голода понуждает его к эгоизму. У сытого больше возможности оглянуться вокруг, подумать о других. Большей частью из числа сытых выходили идейные борцы с кастовой сытостью — Гракхи всех времен.

Я вставал из-за стола. Не потому ли в привокзальном сквере люди грызут кору, что я съел сейчас слишком много?

Но это же куркули грызут кору! Ты жалеешь?.. «Если враг не сдается, его уничтожают!» А это «уничтожают» вот так, наверное, и должно выглядеть черепа с глазами, слоновьи ноги, пена из черного рта. Ты просто боишься смотреть правде в глаза.

Отец как-то рассказывал, что в других местах есть деревни, где от голода умерли все жители до единого — взрослые, старики, дети. Даже грудные дети… Про них-то уж никак не скажешь: «Если враг не сдается…»

Я сыт, очень сыт — до отвала. Я съел сейчас столько, что, наверное, пятерым хватило бы спастись от голодной смерти. Не спас пятерых, съел их жизнь. Только чью — врагов или не врагов?..

А кто враг?.. Враг ли тот, кто грызет кору? Он им был — да! — но сейчас ему не до вражды, нет мяса на его костях, нет силы даже в его голосе…

Я съел весь свой обед сам и ни с кем но поделился.

Есть мне приходится по три раза в день.

Как-то под утро я внезапно проснулся. Мне ничего не приснилось, просто взял да открыл глаза, увидел комнату в загадочно-пепельном сумраке, за окном серенький, уютный рассвет.

Далеко на пристанционных путях заносчиво прокричала маневровая «овечка». Ранние синицы попискивали на старой липе. Скворец-папаша прочищал горло, пробовал петь по-соловьиному — бездарь! С болот на задах нежно, убеждающе закуковала кукушка. «Кукушка! Кукушка! Сколько мне жить?» И она роняет и роняет свое «ку-ку», как серебряные яички.

И все это происходит в удивительно покойных сереньких сумерках, в тесном, притушенном, уютном мире. В нечаянно вырванную у сна минуту я вдруг тихо радуюсь очевиднейшему факту — существует на белом свете некий Володька Тенков, человек десяти лет от роду. Существует — как это прекрасно! «Кукушка! Кукушка! Сколько мне?..» «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..» Щедра без устали.

В это время далеко, где-то в самом конце нашей улицы загремело. Распарывая сонный поселок, приближалась расхлябанная телега, сминая серебряный голос кукушки, писк синиц, потуги бездарного скворца. Кто это и куда так сердито спешит в такую рань?..

И неожиданно меня ожгло: кто? да ясно! Об этих ранних поездках говорит весь поселок. Комхозовскнй конюх Абрам едет «собирать падалицу». Каждое утро он въезжает на своей телеге прямо в привокзальный березняк, начинает шевелить лежащих — жив или нет? Живых не трогает, мертвых складывает в телегу, как дровяные чурки.

Гремит расхлябанная телега, будит спящий поселок. Громит и стихает.

После нее не слышно птиц. Какую-то минуту просто никого и ничего не слышно. Ничего… Но странно — нет и тишины. «Кукушка! Кукушка!..» Ах, не надо! Не все ли равно, сколько лет проживу на свете? Да так ли уж мне хочется долго жить?..

Но словно ливень из-под крыши, обрушились проснувшиеся воробьи. Зазвенели ведра, раздались женские голоса, заскрипел ворот колодца.

— Крыши чинить! Дрова пилить! Помойки чистить! Любая работа! — Сильный, с вызовом баритон.

— Крыши чинить! Дрова пилить! Помойки чистить! — повторил мальчишеский альт.

Это тоже высланные куркули — отец и сын. Отец — высокий, костлявоплечистый, бородатый, сурово-важный, сын — жилисто-худенький, веснушчатый, очень серьезный, постарше меня года на два, на три.

Каждый наш день начинается с того, что они громко, в два голоса, почти высокомерно предлагают поселку чистить помойки.

Я не должен есть свои обеды один.

Я обязан с кем-то делиться.

С кем?..

Наверное, с самым, самым голодным, даже если он враг.

Кто — самый?.. Как узнать?

Не трудно. Следует пойти в березовый скверик и протянуть руку с куском хлеба первому же попавшемуся. Ошибиться нельзя, там все — самые, самые, иных нет.

Одному протянуть руку, а других не заметить?.. Одного осчастливить, а десятки обидеть отказом? И это будет воистину смертельная обида. Те, к кому рука не протянется, будут вывезены конюхом Абрамом.

Могут ли обойденные согласиться с тобой?.. Не опасно ли открыто протягивать руку помощи?..

Конечно же, я тогда думал не так, не такими словами, какими пишу сейчас, тридцать шесть лет спустя. Скорей всего я тогда вовсе не думал, а остро чувствовал, как животное, интуитивно угадывающее будущие осложнения. Не разумом, а чутьем тогда я осознал: благородное намерение — разломи пополам свой хлеб насущный, поделись с ближним — можно свершить только тайком от других, только воровски!

Я украдкой, воровски не доел то, что поставила передо мной на стол мать. Я воровски загрузил в свои карманы честно сэкономленные три куска хлеба, завернутый в газету комок пшенной каши величиной с кулак и чистый, совершенный, как кристалл, кусочек сахара-рафинада. Среди бела дня я вышел на воровское дело — на тайную охоту на самого, самого голодного.

Я встретил Пашку Быкова, с которым учился в одном классе, жил на одной улице, дружить не дружил, а враждовать остерегался. Я знал, что Пашка голоден всегда — днем и ночью, до обеда и после обеда. Семья Быковых — семь человек, все семеро живут на рабочие карточки отца, который работает сцепщиком на железной дороге. Но я не поделился с Пашкой хлебом — не самый…

Я встретил скрюченную бабку Обноскову, которая жила тем, что собирала на обочинах дорог, на полях, на опушках леса травки и корешки, сушила, варила, парила их… Другие такие одинокие старухи все поумирали. Я не поделился с бабкой — еще не самая.

Мимо меня протрусил Борис Исаакович Зильбербрунер в галошках, привязанных веревочками к грязным лодыжкам. Если б я встретил этого Зильбербрунера раньше, то, как знать, возможно, решил — тот самый. Недавно он был одним из шкилетников, торчащих возле столовки, но приноровился делать рыболовные крючки из проволоки, за них платили даже куриными яйцами.

Наконец я налетел на одного из шатающихся по поселку слонов. Широченный, что платяной шкаф, в просторном мужицком малахае цвета пахотной земли, в запорожской, казацкой шапке — грачиное гнездо, с пышными, голубовато-бледными ногами, которые при каждом шаге тряслись, как овсяный кисель, и смогли бы уместиться только каждая в банной лохани.

Может, и он был еще не тот самый… Продолжи я свою охоту, наверное, наскочил бы на более несчастного, но остатки обеда жгли меня сквозь карманы, требовали: делись немедля!

— Дяденька…

Он остановился, тяжело дыша, нацелил на меня со своей башенной высоты глаза-щелки.

Бледное раздутое лицо вблизи поражало неестественным гигантизмом — какие-то плавающие, словно дряблые ягодицы, щеки, низвергающийся на грудь подбородок, веки, совсем утопившие в себе глаза, широченная, натянутая до труппой синевы переносица. На таком лице ничего нельзя прочесть, ни страха, ни надежды, ни растроганности, ни подозрительности, — подушка.

Терзая карман, я неловко стал освобождать первый кусок хлеба.

Разглаженная физиономия дрогнула, туго надутая, с короткими, грязными, несгибающимися пальцами кисть протянулась, взяла кусок нежно, настойчиво, нетерпеливо. Так берет из руки хлеб теленок с теплым носом и мягкими губами.

— Спасибо, хлопчик, — сказал фистулой слон.

Я выложил ему все, что у меня было.

— Завтра… На пустыре… Возле штабелей… Что-нибудь еще… — пообещал я и кинулся прочь с облегченными карманами и облегченной совестью.

Весь день я был счастлив. Внутри, в подреберье, где живет душа, было прохладно и тихо.

На пустыре, возле штабелей… Да этот раз я нес восемь кусков хлеба, два ломтика сала, старую консервную банку, набитую тушеной картошкой. Все это я должен был съесть сам и не съел, сэкономил, когда отворачивалась мать.

Я бежал к пустырю вприпрыжку, придерживая обеими руками оттопыривающуюся на животе рубаху. Чья-то тень упала мне под ноги.

— Молодой человек! Молодой человек! Молю! Уделите минутку!..

Ко мне ли обращаются столь почтительно?..

Ко мне.

Поперек дороги стояла женщина в пыльной шляпке, известная всем по прозвищу Отрыжка. Она была не слонихой и не шкилетницей, просто инвалидкой, изуродованной какой-то странной болезнью. Все ее сухое тело неестественно измято, скрючено, вывернуто — плечики перекошены, спина откинута, маленькая птичья голова в замусоленной суконной шляпке с тусклым перышком где-то далеко позади всего тела. Время от времени эта голова делает отчаянное встряхивание, словно хозяйка собирается лихо воскликнуть: «Эх! И спляшу вам!» Но Отрыжка не плясала, а обычно начинала сильно-сильно подмигивать всей щекой.

Сейчас она подмигивала мне и говорила страстным, слезливым голосом:

— Молодой человек, поглядите на меня! Не стесняйтесь, не стесняйтесь, вниммательней!.. Вы когда-нибудь видели обиженное богом существо?.. — Она подмигивала и наступала на меня, я пятился. — Я больна, я беспомощна, но у меня дома сын… Я — мать, я люблю его всей душой, я готова на все, чтоб его накормить… Мы оба забыли вкус хлеба, молодой человек! Маленький кусочек, прошу вас!..

Веселое до жути подмигивание всей щекой, черная рука с грязной тряпочкой, чтоб промокнуть глаза… Откуда она узнала, что у меня под рубахой хлеб? Не сказал же ей слон, который ждет меня на пустыре. Слону выгодно молчать.

— Готова встать перед вами па колени. У вас такое доброе… у вас ангельское лицо!..

Как она узнала о хлебе? Нюхом? Колдовством?.. Я не понимал тогда, что не я один пытался подкормить ссыльных куркулей, что у всех простодушных спасителей было красноречиво воровское, виноватое выражение лица.

Устоять перед страстью Отрыжки, перед ее развеселым подмигиванием, перед скомканной грязной тряпицей я не мог. Я отдал весь хлеб с ломтиками сала, оставив вместе с банкой тушеной картошки только один кусок.

— Это я обещал…

Но Отрыжка пожирала сорочьими глазами консервную банку, трясла пыльной шляпкой с перышком, стонала:

— Мы гибнем! Мы гибнем! Я и мой сын — мы гибнем!..

Я отдал ей и картошку. Она засунула банку под кофту, жадно блеснула глазом на оставшийся в моей руке последний ломоть хлеба, дернула головой эх, спляшу! — еще раз подмигнула щекой, пошла прочь, накрененная набок, как тонущая лодка.

Я стоял и разглядывал хлеб в руке. Кусок был мал, завожен в кармане, помят, а ведь я сам позвал — приходи на пустырь, я заставил голодного ждать целые сутки, сейчас я ему поднесу такой вот кусочек. Нет, уж лучше не позориться!..

И я с досады — да и с голода тоже, — не сходя с места, съел хлеб. Он неожиданно был очень вкусен и… ядовит. Целый день после него я чувствовал себя отравленным: как я мог — вырвал изо рта у голодного! Как я мог!..

А утром, выглянув в окно, я похолодел. Под окном у нашей калитки торчал знакомый слон. Он стоял, облаченный в свой необъятный кафтан цвета свежевспаханного поля, сложив жабьи мягкие руки на тучном животе, ветерок шевелил грязный мех на его казацкой шапке, — недвижим и башнеподобен.

Я сразу почувствовал себя гадким лисенком, загнанным в нору собакой. Он может простоять до вечера, может так стоять и завтра и послезавтра, спешить ему некуда, а стояние обещает хлеб.

Я дождался, пока мать ушла из дому, забрался в кухню, отвалил от буханки увесистую горбушку, достал из мешка десяток крупных сырых картофелин и выскочил…

У пахотного кафтана были бездонные карманы, в которых, наверное, могли бы исчезнуть все наши семейные запасы хлеба.

— Сынку, нэ вирь подлой бабе. Немае у нэй никого. Ни сына нэма, ни дочкы.

Я и без него об этом догадывался — Отрыжка обманывала, но попробуй отказать ей, когда стоит перед тобой изломанная, подмигивает щекой и держит в руке грязную тряпицу, чтоб промокнуть глаза.

— Ой, лыхо, сынку, лыхо. Смэрть и та грэбуе… Ой, лыхо, лыхо. — Сипло вздыхая, он медленно отчалил, с натугой волоча пышные ноги по занозистым доскам поселкового тротуара, обширный, как стог, величественный, как обветшалый ветряк. — Ой, лыхо мни, лыхо…

Я повернулся к дому и вздрогнул: передо мной стоял отец, на гладко выбритой голове играет солнечный зайчик, тучновато-плотный, в парусиновой гимнастерке, перехваченной тонким кавказским ремешком с бляшками, лицо не хмурое и глаза не завешаны бровями — спокойное, усталое лицо.

Шагнул на меня, положил на мое плечо тяжелую руку и надолго загляделся куда-то в сторону, наконец спросил:

— Ты дал ему хлеба?

— Дал.

И он снова вглядывался в даль.

Я люблю своего отца и горжусь им.

О великой революции, о гражданской войне сейчас поют песни и складывают сказки. Это о моем отце поют, о нем складывают сказки!

Он из тех солдат, которые первыми отказались воевать за царя, арестовали своих офицеров.

Он слышал Ленина на Финском вокзале. Он видел его стоящим на броневике, живым — не на памятнике.

Он был в гражданскую комиссаром Четыреста шестнадцатого ревполка.

У него на шее рубец от колчаковского осколка.

Он получил в награду именные серебряные часы. Их потом украли, но я сам держал их в руках, видел надпись на крышке: «За проявленную храбрость в боях с контрреволюцией»…

Я люблю отца и горжусь им. И всегда боюсь его молчания. Сейчас вот помолчит и скажет: «Я всю жизнь воюю с врагами, а ты их подкармливаешь. Не предатель ли ты, Володька?»

Но он тихо спросил:

— Почему этому? Почему не другому?

— Этот подвернулся…

— Подвернется другой — дашь?

— Н-не знаю. Наверное, дам.

— А хватит ли у нас хлеба накормить всех?

Я молчал и смотрел в землю.

— У страны не хватает на всех-то. Чайной ложкой море не вычерпаешь, сынок. — Отец легонько подтолкнул меня в плечо. — Иди играй.

Знакомый слон начал вести со мной молчаливый поединок. Он подходил под наше окно и стоял, стоял, стоял, застывший, неряшливый, лишенный лица. Я старался не глядеть на него, терпел, и… слон выигрывал. Я выскакивал к нему с куском хлеба или холодной картофельной оладьей. Он получал дань и медлительно удалялся.

Однажды, выскочив к нему с хлебом и хвостом трески, выловленным из вчерашней похлебки, я вдруг обнаружил, что под нашим забором на пыльной траве валяется еще один слон, укрытый извоженной, когда-то черной железнодорожной шинелью. Он лишь приподнял навстречу мне нечесаную, в колтунах и болячках голову, прохрипел:

— Ма-а-льчик! По-ми-раю!..

И я увидел, что это правда, отдал ему кусок вареной трески.

На следующее утро под нашим забором лежали еще три шкилетника. Я попадал уже в полную осаду, я теперь не мог уже ничего вынести, чтобы откупиться. Пятерых не подкормишь от своих обедов и завтраков, да и запасов у матери на всех недостанет.

Брат бегал смотреть на гостей, возвращался возбужденно-радостный:

— Еще один шкилетник к Володьке приполз!

Мать ругалась:

— Лежку устроили, словно мы всех богаче. Прикормили паразитов, ироды!

Как всегда, она ругала сразу двоих, хотя брат был не виновен ни сном ни духом. Мать ругалась, но выйти и отогнать голодных куркулей не решалась. Молча проходил мимо голодного лежбища и мой отец. Мне он не сказал в упрек ни единого слова.

Мать приказала:

— Вот кувшин — за квасом в столовку сбегай. И быстро мне!

Делать нечего, я принял из ее рук стеклянный кувшин.

Сквозь калитку на волю я проскочил беспрепятственно, не вялым слонам и не еле ползающим шкилетиикам перехватить меня.

Я долго толкался в столовке-чайной, покупал квас. Квас был настоящий, хлебный — никак не витаминный морс, — потому продавался не каждому, кто захочет, а только по спискам. Но торчи не торчи, а возвращаться надо.

Они меня ждали. Все лежачие сейчас торжественно стояли на ногах. Каскады заплат, медь кожи сквозь прорехи, зловещие оскалы заискивающих улыбок, знойные глаза, безглазые физиономии, тянущиеся ко мне руки, тощие, как птичьи лапы, круглые, как мячи, и надтреснутые, шершавые голоса:

— Хлопчик, хлебца…

— По крошечке…

— Помираю, ма-а-альчик. Перед смертью куснуть…

— Хошь, руку свою съем? Хошь? Хошь?..

Я стоял перед ними и прижимал к груди холодный кувшин с мутным квасом.

— Хле-ебца-а…

— Корочку…

— Хошь, руку свою?..

И вдруг со стороны, энергично тряся пером на шляпке, налетела Отрыжка:

— Молодой человек! Молю! На коленях молю!

Она действительно упала передо мной на колени, заламывая не только руки, но и спину и голову, подмигивая куда-то вверх, в синее небо, господу богу.

И это была уже лишка. У меня потемнело в глазах. Из меня рыдающим галопом вырвался чужой, дикий голос:

— Ухо-ди-те! Уходи-те!! Сволочи! Гады! Кровопийцы!! Уходите!

Отрыжка деловито поднялась, стряхнула мусор с юбки. Остальные, разом потухнув, опустив руки, начали поворачиваться ко мне спинами, расползаться без спешки, вяло.

А я не мог остановиться, кричал рыдающе:

— Уходи-те!!

С инструментом на плечах подошли работяги — бородатый, степенный отец с конопатым, очень серьезным сыном, который был старше меня только на два года. Сын небрежно двинул подбородком в сторону разбредавшихся куркулей:

— Шакалы.

Отец важно кивнул в знак согласия, и они оба с откровенным презрением посмотрели на меня, встрепанного, заплаканного, нежно прижимающего к груди кувшин с квасом. Я для них был не жертва, которой нужно сочувствовать, а один из участников шакальей игры.

Они прошли. Отец нес на прямом плече пилу, и та гнулась под солнцем широким полотнищем, выплескивала беззвучные молнии, шаг — и вспышка, шаг и вспышка.

Наверное, моя истерика была воспринята доходягами как полное излечение от мальчишеской жалости. Никто уже больше не выстаивал возле нашей калитки.

Я излечился?.. Пожалуй. Теперь бы я не вынес куска хлеба слону, стой тот перед моим окном хоть до самой зимы.

Мать ахала и охала — ничего не ем, худею, синячищи под глазами… Она трижды на день устраивала мне пытку:

— Опять уставился в тарелку? Опять не угодила? Ешь! Ешь! На молоке сварена, масла положила, посмей только отвернуться!

Из муки, хранившейся к праздникам, она пекла мне пироги с капустой и рубленым яйцом. Я очень любил эти пироги. Я их ел. Ел и страдал.

Теперь я всегда просыпался перед рассветом, никогда не пропускал стука телеги, которую гнал конюх Абрам к привокзальному скверику.

Гремела утренняя телега…

Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня…

Гремела телега — знамение времени! Телега, спешившая собрать трупы врагов революционного отечества.

Я слушал ее и сознавал: я дурной, неисправимый мальчишка, ничего не могу с собой поделать — жалею своих врагов!

Как-то вечером мы сидели с отцом дома на крылечке.

У отца в последнее время было какое-то темное лицо, красные веки, чем-то он напоминал мне начальника станции, гулявшего вдоль вокзального сквера в красной шапке.

Неожиданно внизу, под крыльцом, словно из-под земли выросла собака. У нее были пустынно-тусклые, какие-то непромыто желтые глаза и ненормально взлохмаченная на боках, на спине, серыми клоками шерсть. Она минуту-другую пристально глядела на нас своим пустующим взором и исчезла столь же мгновенно, как и появилась.

— Что это у неё шерсть так растет? — спросил я.

Отец помолчал, нехотя пояснил:

— Выпадает… От голода. Хозяин ее сам, наверное, с голодухи плешивеет.

И меня словно обдало банным паром. Я, кажется, нашел самое, самое несчастное существо в поселке. Слонов и шкилетников нет-нет да кто-то и пожалеет, пусть даже тайком, стыдясь, про себя, нет-нет да и найдется дурачок вроде меня, который сунет им хлебца. А собака… Даже отец сейчас пожалел не собаку, а ее неизвестного хозяина — «с голодухи плешивеет». Сдохнет собака, и не найдется даже Абрама, который бы ее прибрал.

На следующий день я с утра сидел на крыльце с карманами, набитыми кусками хлеба. Сидел и терпеливо ждал — не появится ли та самая…

Она появилась, как и вчера, внезапно, бесшумно, уставилась на меня пустыми, немытыми глазами. Я пошевелился, чтоб вынуть хлеб, и она шарахнулась… Но краем глаза успела увидеть вынутый хлеб, застыла, уставилась издалека на мои руки — пусто, без выражения.

— Иди… Да иди же. Не бойся.

Она смотрела и не шевелилась, готовая в любую секунду исчезнуть. Она не верила ни ласковому голосу, ни заискивающим улыбкам, ни хлебу в руке. Сколько я ни упрашивал — не подошла, но и не исчезла.

После получасовой борьбы я наконец бросил хлеб. Не сводя с меня пустых, не пускающих в себя глаз, она боком, боком приблизилась к куску. Прыжок — и… ни куска, ни собаки.

На следующее утро — новая встреча, с теми же пустынными переглядками, с той же несгибаемой недоверчивостью к ласке в голосе, к доброжелательно протянутому хлебу. Кусок был схвачен только тогда, когда был брошен на землю. Второго куска я ей подарить уже не мог.

То же самое и на третье утро, и на четвертое… Мы не пропускали ни одного дня, чтоб не встретиться, но ближе друг другу не стали. Я так и не смог приучить ее брать хлеб из моих рук. Я ни разу не видел в ее желтых, пустых, неглубоких глазах какого-либо выражения — даже собачьего страха, не говоря уже о собачьей умильности и дружеской расположенности.

Похоже, я и тут столкнулся с жертвой времени. Я знал, что некоторые ссыльные питались собаками, подманивали, убивали, разделывали. Наверное, и моя знакомая попадала к ним в руки. Убить ее они не смогли, зато убили в ней навсегда доверчивость к человеку. А мне, похоже, она особенно не доверяла. Воспитанная голодной улицей, могла ли она вообразить себе такого дурака, который готов дать корм просто так, ничего не требуя взамен… даже благодарности.

Да, даже благодарности. Это своего рода плата, а мне вполне было достаточно того, что я кого-то кормлю, поддерживаю чью-то жизнь, значит, и сам имею право есть и жить.

Не облезшего от голода пса кормил я кусками хлеба, а свою совесть.

Не скажу, чтоб моей совести так уж нравилась эта подозрительная пища. Моя совесть продолжала воспаляться, но не столь сильно, не опасно для жизни.

В тот месяц застрелился начальник станции, которому по долгу службы приходилось ходить в красной шапке вдоль вокзального скверика. Он не догадался найти для себя несчастную собачонку, чтоб кормить каждый день, отрывая хлеб от себя.

Документальная реплика. 

В самый разгар страшного голода в феврале 1933 года собирается в Москве Первый всесоюзный съезд колхозников-ударников. И на нем Сталин произносит слова, которые на много лет стали крылатыми: «сделаем колхозы большевистскими», «сделаем колхозников — зажиточными».

Самые крайние из западных специалистов считают — на одной лишь Украине умерло тогда от голода шесть миллионов человек. Осторожный Рой Медведев использует данные более объективные: «…вероятно, от 3 до 4 миллионов…» по всей стране.

Но он же, Медведев, взял из ежегодника 1935 года «Сельское хозяйство СССР» (М. 1936, стр. 222) поразительную статистику. Цитирую: «Если из урожая 1928 года было вывезено за границу менее 1 миллиона центнеров зерна, то в 1929 году было вывезено 13, в 1930 году — 48,3, в 1931 году — 51,8, в 1932-м — 18,1 миллиона центнеров. Даже в самом голодном, 1933 году в Западную Европу было вывезено около 10 миллионов центнеров зерна!»

«Сделаем всех колхозников зажиточными!»

1969–1970 

* * * * * 

11

Александр Грин 
«Победитель»

"Победитель"

I

- Наконец-то фортуна пересекает нашу дорогу, - сказал Геннисон, закрывая дверь и вешая промокшее от дождя пальто. - Ну, Джен, - отвратительная погода, но в сердце моем погода хорошая. Я опоздал немного потому, что встретил профессора Стерса. Он сообщил потрясающие новости.

Говоря, Геннисон ходил по комнате, рассеянно взглядывая на накрытый стол и потирая озябшие руки характерным голодным жестом человека, которому не везет и который привык предпочитать надежды обеду; он торопился сообщить, что сказал Стерс.

Джен, молодая женщина с требовательным, нервным выражением сурово горящих глаз, нехотя улыбнулась.

- Ох, я боюсь всего потрясающего, - сказала она, приступая было к еде, но, видя, что муж взволнован, встала и подошла к нему, положив на его плечо руку. - Не сердись. Я только хочу сказать, что когда ты приносишь

"потрясающие" новости, у нас, на другой день, обыкновенно, не бывает денег.

- На этот раз, кажется, будут, - возразил Геннисон. - Дело идет как раз о посещении мастерской Стерсом и еще тремя лицами, составляющими в жюри конкурса большинство голосов. Ну-с, кажется, даже наверное, что премию дадут мне. Само собой, секреты этого дела - вещь относительная; мою манеру так же легко узнать, как Пунка, Стаорти, Бельграва и других, поэтому Стерс сказал: - "Мой милый, это ведь ваша фигура "Женщины, возводящей ребенка вверх по крутой тропе, с книгой в руках"? - Конечно, я отрицал, а он докончил, ничего не выпытав от меня: - "Итак, говоря условно, что ваша, -

эта статуя имеет все шансы. Нам, - заметь, он сказал "нам", - значит, был о том разговор, - нам она более других по душе. Держите в секрете. Я сообщаю вам это потому, что люблю вас и возлагаю на вас большие надежды.

Поправляйте свои дела".

- Разумеется, тебя нетрудно узнать, - сказала Джен, - но, ах, как трудно, изнемогая, верить, что в конце пути будет наконец отдых. Что еще сказал Стерс?

- Что еще он сказал, - я забыл. Я помню только вот это и шел домой в полусознательном состоянии. Джен, я видел эти три тысячи среди небывалого радужного пейзажа. Да, это так и будет, конечно. Есть слух, что хороша также работа Пунка, но моя лучше. У Гизера больше рисунка, чем анатомии. Но отчего Стерс ничего не сказал о Ледане?

- Ледан уже представил свою работу?

- Верно - нет, иначе Стерс должен был говорить о нем. Ледан никогда особенно не торопится. Однако на днях он говорил мне, что опаздывать не имеет права, так как шесть его детей, мал мала меньше, тоже, вероятно, ждут премию. Что ты подумала?

- Я подумала, - задумавшись, произнесла Джен, - что, пока мы не знаем, как справился с задачей Ледан, рано нам говорить о торжестве.

- Милая Джен, Ледан талантливее меня, но есть две причины, почему он не получит премии. Первая: его не любят за крайнее самомнение. Во-вторых, стиль его не в фаворе у людей положительных. Я ведь все знаю. Одним словом,

Стерс еще сказал, что моя "Женщина" - удачнейший символ науки, ведущей младенца - Человечество - к горной вершине Знания.

- Да... Так почему он не говорил о Ледане?

- Кто?

- Стерс.

- Не любит его: просто - не любит. С этим ничего не поделаешь. Так можно лишь объяснить.

Напряженный разговор этот был о конкурсе, объявленном архитектурной комиссией, строящей университет в Лиссе. Главный портал здания было решено украсить бронзовой статуей, и за лучшую представленную работу город обещал три тысячи фунтов.

Геннисон съел обед, продолжая толковать с Джен о том, что они сделают, получив деньги. За шесть месяцев работы Геннисона для конкурса эти разговоры еще никогда не были так реальны и ярки, как теперь. В течение десяти минут Джен побывала в лучших магазинах, накупила массу вещей, переехала из комнаты в квартиру, а Геннисон между супом и котлетой съездил в Европу, отдохнул от унижений и нищеты и задумал новые работы, после которых придут слава и обеспеченность.

Когда возбуждение улеглось и разговор принял не столь блестящий характер, скульптор утомленно огляделся. Это была все та же тесная комната, с грошовой мебелью, с тенью нищеты по углам. Надо было ждать, ждать...

Против воли Геннисона беспокоила мысль, в которой он не мог признаться даже себе. Он взглянул на часы - было почти семь - и встал.

- Джен, я схожу. Ты понимаешь - это не беспокойство, не зависть - нет;

я совершенно уверен в благополучном исходе дела, но... но я посмотрю все-таки, нет ли там модели Ледана. Меня интересует это бескорыстно. Всегда хорошо знать все, особенно в важных случаях.

Джен подняла пристальный взгляд. Та же мысль тревожила и ее, но так же, как Геннисон, она ее скрыла и выдала, поспешно сказав:

- Конечно, мой друг. Странно было бы, если бы ты не интересовался искусством. Скоро вернешься?

- Очень скоро, - сказал Геннисон, надевая пальто и беря шляпу. - Итак, недели две, не больше, осталось нам ждать. Да.

- Да, так, - ответила Джен не очень уверенно, хотя с веселой улыбкой, и, поправив мужу выбившиеся из-под шляпы волосы, прибавила: - Иди же. Я

сяду шить.

II

Студия, отведенная делам конкурса, находилась в здании Школы Живописи и Ваяния, и в этот час вечера там не было уже никого, кроме сторожа Нурса, давно и хорошо знавшего Геннисона. Войдя, Геннисон сказал:

- Нурс, откройте, пожалуйста, северную угловую, я хочу еще раз взглянуть на свою работу и, может быть, подправить кой-что. Ну, как - много ли доставлено сегодня моделей?

- Всего, кажется, четырнадцать. - Нурс стал глядеть на пол. -

Понимаете, какая история. Всего час назад получено распоряжение не пускать никого, так как завтра соберется жюри и, вы понимаете, желают, чтобы все было в порядке.

- Конечно, конечно, - подхватил Геннисон, - но, право, у меня душа не на месте и неспокойно мне, пока не посмотрю еще раз на свое. Вы меня поймите по-человечески. Я никому не скажу, вы тоже не скажете ни одной душе, таким образом это дело пройдет безвредно. И... вот она, - покажите-ка ей место в кассе "Грилль-Рума".

Он вытащил золотую монету - последнюю - все, что было у него, - и положил в нерешительную ладонь Нурса, сжав сторожу пальцы горячей рукой.

- Ну, да, - сказал Нурс, - я это очень все хорошо понимаю... Если, конечно... Что делать - идем.

Нурс привел Геннисона к темнице надежд, открыл дверь, электричество, сам стал на пороге, скептически окинув взглядом холодное, высокое помещение, где на возвышениях, покрытых зеленым сукном, виднелись неподвижные существа из воска и глины, полные той странной, преображенной жизненности, какая отличает скульптуру. Два человека разно смотрели на это.

Нурс видел кукол, в то время как боль и душевное смятение вновь ожили в

Геннисоне. Он заметил свою модель в ряду чужих, отточенных напряжений и стал искать глазами Ледана.

Нурс вышел.

Геннисон прошел несколько шагов и остановился перед белой небольшой статуей, вышиной не более трех футов. Модель Ледана, которого он сразу узнал по чудесной легкости и простоте линий, высеченная из мрамора, стояла меж Пунком и жалким размышлением честного, трудолюбивого Пройса, давшего тупую Юнону с щитом и гербом города. Ледан тоже не изумил выдумкой.

Всего-навсего - задумчивая фигура молодой женщины в небрежно спадающем покрывале, слегка склоняясь, чертила на песке концом ветки геометрическую фигурку. Сдвинутые брови на правильном, по-женски сильном лице отражали холодную, непоколебимую уверенность, а нетерпеливо вытянутый носок стройной ноги, казалось, отбивает такт некоего мысленного расчета, какой она производит.

Геннисон отступил с чувством падения и восторга. - "А! - сказал он, имея, наконец, мужество стать только художником. - Да, это искусство. Ведь это все равно, что поймать луч. Как живет. Как дышит и размышляет".

Тогда - медленно, с сумрачным одушевлением раненого, взирающего на свою рану одновременно взглядом врача и больного, он подошел к той "Женщине с книгой", которую сотворил сам, вручив ей все надежды на избавление. Он увидел некоторую натянутость ее позы. Он всмотрелся в наивные недочеты, в плохо скрытое старание, которым хотел возместить отсутствие точного художественного видения. Она была относительно хороша, но существенно плоха рядом с Леданом. С мучением и тоской, в свете высшей справедливости, которой не изменял никогда, он признал бесспорное право Ледана делать из мрамора, не ожидая благосклонного кивка Стерса.

За несколько минут Геннисон прожил вторую жизнь, после чего вывод и решение могли принять только одну, свойственную ему, форму. Он взял каминные щипцы и тремя сильными ударами обратил свою модель в глину, - без слез, без дикого смеха, без истерики, - так толково и просто, как уничтожают неудавшееся письмо.

- Эти удары, - сказал он прибежавшему на шум Нурсу, - я нанес сам себе, так как сломал только собственное изделие. Вам придется немного здесь подмести.

- Как?! - закричал Нурс, - эту самую... и это - ваша... Ну, а я вам скажу, что она-то мне всех больше понравилась. Что же вы теперь будете делать?

- Что? - повторил Геннисон. - То же, но только лучше, - чтобы оправдать ваше лестное мнение обо мне. Без щипцов на это надежда была плоха. Во всяком случае, нелепый, бородатый, обремененный младенцами и талантом Ледан может быть спокоен, так как жюри не остается другого выбора.

12

Успенский Глеб

Выпрямила

ГЛЕБ УСПЕНСКИЙ

"ВЫПРЯМИЛА"

(Отрывок из записок Тяпушкина.)

I

...Кажется, в "Дыме" устами Потугина И. С. Тургенев сказал такие слова: "Венера Милосская несомненнее принципов восемьдесят девятого года". Что же значит это загадочное слово "несомненнее" Венера Милосская несомненна, а принципы сомненны? И есть ли наконец что-нибудь общего между этими двумя сомненными и несомненными явлениями?

Не знаю, как понимают дело "знатоки", но мне кажется, что не только "принципы" стоят на той самой линии, которая заканчивается "несомненным", но что даже я, Тяпушкин, ныне сельский учитель, даже я, ничтожное земское существо, также нахожусь на той самой линии, где и принципы, где и другие удивительные проявления жаждущей совершенства человеческой души, на той линии, в конце которой, по нынешним временам, я, Тяпушкин, вполне согласен поставить фигуру Венеры Милосской. Да, мы все на одной линии, и если я, Тяпушкин, стою, быть может, на самом отдаленнейшем конце этой линии, если я совершенно неприметен по своим размерам, то это вовсе не значит, чтобы я был сомненнее "принципов" или чтобы принципы были сомненнее Венеры Милосской; все мы - я, Тяпушкин, принципы и Венера - все мы одинаково несомненны, то есть моя, тяпушкинская, душа, проявляя себя в настоящее время в утомительной школьной работе, в массе ничтожнейших, хотя и ежедневных, волнений и терзаний, наносимых на меня народною жизнью, действует и живет в том же самом несомненном направлении и смысле, которые лежат и в несомненных принципах и широко выражаются в несомненности Венеры Милосской.

А то скажите, пожалуйста, что выдумали: Венера Милосская несомненна, "принципы" уже сомненны, а я, Тяпушкин, сидящий почему-то в глуши деревни, измученный ее настоящим, опечаленный и поглощенный ее будущим, - человек, толкующий о лаптях, деревенских кулаках и т. д., - я-то будто бы уж до того ничтожен, что и места на свете мне нет!

Напрасно! Именно потому-то, что я вот в ту самую минуту, когда пишу это, сижу в холодной, по всем углам промерзшей избенке, что у меня благодаря негодяю старосте развалившаяся печка набита сырыми, шипящими и распространяющими угар дровами, что я сплю на голых досках под рваным полушубком, что меня хотят "поедом съесть" чуть не каждый день, - именно потому-то я и не могу, да и не желаю устранить себя с той самой линии, которая и через принципы и через сотни других великих явлений, благодаря которым вырастал человек, приведет его, быть может, к тому совершенству, которое дает возможность чуять Венера Милосская. А то, изволите видеть: "там, мол, красота и правда, а тут, у вас, -только мужицкие лапти, рваные полушубки да блохи!" Извините!..

Все это я пишу по следующему, весьма неожиданному для меня обстоятельству: был я вчера благодаря масленице в губернском городе, частью по делам, частью за книжками, частью посмотреть, что там делается вообще. И за исключением нескольких дельно занятых минут, проведенных в лаборатории учителя гимназии, - минут, посвященных науке, разговору "не от мира сего", напоминавшему монашеский разговор в монашеской келье, - все, что я видел за пределами этой кельи, поистине меня растерзало; я никого не осуждаю, не порицаю, не могу даже выражать согласия или несогласия с убеждениями тех лиц "губернии", губернской интеллигенции, которую я видел, нет! Я изныл душой в каких-нибудь пять, шесть часов пребывания среди губернского общества именно потому, что не видел и признаков этих убеждений, что вместо них есть какая-то печальная, плачевная необходимость уверять себя, всех и каждого в невозможности быть сознающим себя человеком, в необходимости делать огромные усилия ума и совести, чтобы построить свою жизнь на явной лжи, фальши и риторике.

Я уехал из города, ощущая огромный кусок льду в моей груди; ничего не нужно было сердцу, и ум отказывался от всякой работы. И в такую-то мертвую минуту я был неожиданно взволнован следующей сценой:

- Поезд стоит две минуты! - второпях пробегая по вагонам, возвестил кондуктор.

Скоро я узнал, отчего кондуктор должен был так поспешно пробежать по вагонам, как он пробежал: оказалось, что в эти две минуты нужно было посадить в вагоны третьего класса огромную толпу новобранцев последнего призыва из нескольких волостей.

Поезд остановился; был пятый час вечера; сумрак уже густыми тенями лег на землю; снег большими хлопьями падал с темного неба на огромную массу народа, наполнявшую платформу: тут были жены, матери, отцы, невесты, сыновья, братья, дядья - словом, масса народа. Все это плакало, было пьяно, рыдало, кричало, прощалось. Какие-то энергические кулаки, какие-то поднятые локти, жесты пихающих рук, дружно направленные на массу и среди массы, сделали то, что народ валил на вагоны, как испуганное стадо, валился между буферами, бормоча пьяные слова, валялся на платформе, на тормозе вагона, лез и падал, и плакал, и кричал. Послышался треск стекол, разбиваемых в вагонах, битком набитых народом; в разбитые окна высунулись головы, растрепанные, разрезанные стеклом, пьяные, заплаканные, хриплыми голосами кричавшие что-то, вопиявшие о чем-то.

Поезд умчался.

Все это продолжалось буквально две-три минуты; и это потрясающее "мгновение" воистину потрясло меня; точно огромный пласт сырой земли был отодран неведомою силой, оторван каким-то гигантским плугом от своего исконного места, оторван так, что затрещали и оборвались живые корни, которыми этот пласт земли прирос к почве, оторван и унесен неведомо куда... Тысячи изб, семей представились мне как бы ранеными, с оторванными членами, предоставленными собственными средствами залечивать эти раны, "справляться", заращивать раненые места.

Умышленное "заговаривание" хорошими словами душевной неправды, умышленное стремление не жить, а только соблюсти обличье жизни, впечатление, привезенное мною из города, - слившись с этой "сущей правдой" деревенской жизни, мелькнувшей мне в двухминутной сцене, отразились во мне ощущением какого-то беспредельного несчастия, ощущением, не поддающимся описанию.

Воротившись в свой угол, неприветливый, холодный, с промерзлыми подоконниками, с холодной печью, я был так подавлен сознанием этого несчастия вообще, что невольно и сам почувствовал себя самым несчастнейшим из несчастнейших существ. "Вот что вышло!" - подумалось мне, и, припомнив както сразу всю мою жизнь, я невольно глубоко закручинился над нею: вся она представилась мне как ряд неприветливейших впечатлений, тяжелых сердечных ощущений, беспрестанных терзаний, без просвета, без малейшей тени тепла, холодная, истомленная, а сию минуту не дающая возможности видеть и впереди ровно ничего ласкового.

Затопив печку сырыми дровами, я закутался в рваный полушубок и улегся на самодельную деревянную кровать, лицом в набитую соломой подушку. Я заснул, но спал, чувствуя каждую минуту, что "несчастие" сверлит мой мозг, что горе моей жизни точит меня всего каждую секунду. Мне ничего неприятного не снилось, но что-то заставляло глубоко вздыхать во сне, непрестанно угнетало мой мозг и сердце. И вдруг, во сне же, я по чувствовал что-то другое; это другое было так непохоже на то, что я чувствовал до сих пор, что я хотя и спал, а понял, что со мной происходит что-то хорошее; еще секунда - ив сердце у меня шевельнулась какая-то горячая капля, еще секунда - что-то горячее вспыхнуло таким сильным и радостным пламенем, что я вздрогнул всем телом, как вздрагивают дети, когда они растут, и открыл глаза.

Сознания несчастия как не бывало; я чувствовал себя свежо и возбужденно, и все мои мысли тотчас же, как только я вздрогнул и открыл глаза, сосредоточились на одном вопросе:

- Что это такое? Откуда это счастие? Что именно мне вспомнилось? Чему я так обрадовался?

Я так был несчастлив вообще и так был несчастен в последние часы, что мне непременно нужно было восстановить это воспоминание, обрадовавшее меня во сне, мне стало страшно даже думать, что я не вспомню, что для меня опять останется все только то, что было вчера и сегодня, включительно до этого полушубка, холодной печки, неуютной комнаты и этой буквально "мертвой тишины" деревенской ночи.

Не замечая ни холода моей комнаты, ни ее неприветливости, я курил папиросу за папиросой, широко открытыми глазами всматриваясь в тьму и вызывая в моей памяти все, что в моей жизни было в этом роде.

Первое, что припомнилось мне и что чуть-чуть подходило к тому впечатлению, от которого я вздрогнул и проснулся, - странное дело! - была самая ничтожная деревенская картинка. Не ведаю почему, припомнилось мне, как я однажды, проезжая мимо сенокоса в жаркий летний день, засмотрелся на одну деревенскую бабу, которая ворошила сено; вся она, вся ее фигура с подобранной юбкой, голыми ногами, красным повойником на маковке, с этими граблями в руках, которыми она перебрасывала сухое сено справа налево, была так легка, изящна, так "жила", а не работала, жила в полной гармонии с природой, с солнцем, ветерком, с этим сеном, со всем ландшафтом, с которым были слиты и ее тело и ее душа (как я думал), что я долго-долго смотрел на нее, думал и чувствовал только одно:

"как хорошо!"

Напряженная память работала неустанно: образ бабы, отчетливый до мельчайших подробностей, мелькнул и исчез, дав дорогу другому воспоминанию и образу: нет уж ни солнца, ни света, ни аромата полей, а что-то серое, темное, и на этом фоне - фигура девушки строгого, почти монашеского типа. И эту девушку я видел также со стороны, но она оставила во мне также светлое, "радостное" впечатление потому, что та глубокая печаль - печаль о не своем горе, которая была начертана на этом лице, на каждом ее малейшем движении, была так гармонически слита с ее личною, собственною ее печалью, до такой степени эти две печали, сливаясь, делали ее одну, не давая ни малейшей возможности проникнуть в ее сердце, в ее душу, в ее мысль, даже в сон ее чему-нибудь такому, что бы могло "не подойти", нарушить гармонию самопожертвования, которое она олицетворяла, - что при одном взгляде на нее всякое "страдание" теряло свои пугающие стороны, делалось делом простым, легким, успокаивающим и, главное, живым, что вместо слов: "как страшно!" заставляло сказать: "как хорошо!

как славно!"

Но и этот образ ушел куда-то, и долго-долго моя напряженная память ничего не могла извлечь из бесконечного сумрака моих жизненных впечатлений: но она напряженно и непрестанно работала, она металась, словно искала кого-то или что-то по каким-то темным закоулкам и переулкам, и я почувствовал наконец, что вот-вот она куда-то приведет меня, что... вот уж близко... где-то здесь... еще немножко... Что это?

Хотите - верьте, хотите - нет, но я вдруг, не успев опомниться и сообразить, очутился не в своей берлоге с полуразрушенною печью и промерзлыми углами, а ни много, ни мало - в Лувре, в той самой комнате, где стоит она, Венера Милосская... Да, вот она теперь совершенно ясно стоит передо мною, точь-в-точь такая, какою ей быть надлежит, и я теперь ясно вижу, что вот это самое и есть то, от чего я проснулся; и тогда, много лет тому назад, я также проснулся перед ней, также "хрустнул" всем своим существом, как бывает, "когда человек растет", как было и в нынешнюю ночь.

Я успокоился: больше не было в моей жизни ничего такого; ненормальное напряжение памяти прекратилось, и я спокойно стал вспоминать, как было дело.

II

...Как давно это было! Не меньше как двенадцать лет тому назад довелось быть мне в Париже. В то время я давал уроки у Ивана Ивановича Полумракова. Летом семьдесят второго года Иван Иванович вместе с женой и детьми, а также и сестра жены Ивана Ивановича с супругом и детьми, собрались за границу. Предполагалось так, что я буду находиться при детях, а они, Полумраковы и Чистоплюевы, будут "отдыхать". Я считался у них диким нигилистом; но они охотно держали меня при детях, полагая, что нигилисты хотя и вредные люди и притом весьма ограниченного миросозерцания, тупые и узколобые, но во всяком случае "не врут", а Полумраковы и Чистоплюевы и тогда уже чувствовали, что они по отношению к наивным и простым детским вопросам поставлены в положение довольно неловкое: "врать совестно", а "правду сказать" страшно, и принуждены были поэтому на самые жгучие и важные вопросы детей отвечать какими-то фразами среднего смысла, вроде того, что "тебе это рано знать", "ты этого не поймешь", а иногда, когда уже было особенно трудно, то просто говорили: "Ах, какой ты мальчик! Ты видишь, папа занят".

Так вот и предполагалось, что я, нигилист, буду делать ихним детям "определенное", хотя и ограниченное, узколобое миросозерцание, а они, родители, будут гулять по Парижу. Но решительно не знаю, благодаря какой комбинации случилось так, что дамы и дети в сопровождении компаньонки и какого-то старого генерала очутились где-то на морском берегу, а мужья и я остались в Париже "на несколько дней". Замечательно при этом, что и дамы, уезжая, были очень со мною любезны, говорили даже, что оставляют мужей "на мое попечение". Теперь я догадываюсь, что, кажется, и у дам были относительно меня те же взгляды и те же расчеты, которые вообще исповедовали все они относительно нигилистов, то есть, что хотя и туп, и дик, и ограничен, и окурки кладу чуть не в стакан с чаем, но что всетаки мое "ограниченное" миросозерцание заставит как Ивана Ивановича, так и Николая Николаевича вести себя в моем присутствии не так уж развязно, как это, вероятно, было бы, если бы они за отъездом жен остались в Париже одни с своим широким миросозерцанием. "Все-таки они посовестятся его!" - вот, кажется, что именно думали дамы, любезно оставляя меня в Париже с своими мужьями.

Времени, отпущенного нам для отдыха, было чрезвычайно мало, а Париж так велик, огромен, разнообразен, что надобно было дорожить каждой минутой. Помню поэтому какую-то спешную ходьбу по ресторанам, по пассажам, по бульварам, театрам, загородным местам. Некоторое время - куча впечатлений, без всяких выводов, хотя на каждом шагу кто-нибудь из нас непременно произносил фразу: "А у нас, в России..."

А за этой фразой следовало всегда что-нибудь ироническое или даже нелепое, но заимствованное прямо из русской жизни.

Сравнения всегда были не в пользу отечества.

Такая невозможность разобраться в массе впечатлений осложнялась еще тем обстоятельством, что в 1872 г. Париж уже не был исключительно тем разнохарактерным "тру-ля-ля", каким привык его представлять себе русский досужий человек.

Только что кончились война и коммуна, и еще действовали военные версальские суды; за решеткой Вандомской колонны еще валялась груда мусора и камней, напоминая о ее недавнем разрушении; в зеркальных стеклах ресторанов виднелись звездообразные трещины коммунальных пуль; те же следы пуль - маленькие беленькие кружочки с ободком черной копоти - массами пестрили фасады величественных храмов, законодательного собрания, общественных зданий; вот у статуи богини "Правосудие" неведомо куда отскочил нос, да и у "Справедливости" не совсем хорошо на правом виске, и среди всего этого - мрачные развалины Тюльери с высовывающимися рыжими от огня железными жердями, стропилами. Вообще на каждом шагу видно было, что какая-то грубая, жестокая, незнакомая с перчаткою рука нанесла всему этому недавно еще раззолоченному "тру-ля-ля" оглушительную пощечину. Таким образом, хотя Париж "тру-ля-ля" и действовал уже по-прежнему, как ни в чем не бывало, но в этом действовании нельзя было не приметить какого-то усилия; пощечина ярко горела на физиономии, старавшейся быть веселой и беспечной, и сочетание разухабистых звуков возродившейся из пепла шансонетки с звуками "рррран...", раздававшимися в саторийском лагере и свидетельствовавшими о том, что там кого-то убивают, невольно примешивало к разнообразию впечатлений парижского дня неприятное, мешающее свободному их восприятию чувство стыда, даже как бы позора. Вот почему, между прочим, нам и было весьма трудно разобраться в наших впечатлениях:

набегаемся за день, наглядимся, наедимся, насмотримся, наслушаемся, еще раз и два наедимся и напьемся, а воротимся в свою гостиницу - и можем только бормотать что-то очень неопределенное, хотя и разнообразное и даже бесконечно разнообразное.

Решительно не могу припомнить, каким образом удалось нам наконец уловить одну черту, показавшуюся нам весьма существенною, отличающую "нас" от "них", и мы крепко за нее ухватились, как за путеводную нить.

Подал нам, например, слуга завтрак в загородном ресторанчике, а сам тут же, неподалеку от нас, сел читать газету, и мы, руководимые уловленною нами нитью, уже не преминем по окончании завтрака рассуждать об этом обстоятельстве таким образом:

- Да, личность-то человеческая здесь цела и сохранна!

Вот он - лакей, слуга, тарелки подает, служит из-за куска хлеба, но он - человек! Это не то что наш лакей, который даже бесплатно будет перед вами холопствовать; мало того, что будет тарелки подавать, задохнувшись от благоговения, что "едят хорошие господа", но и лицо-то сделает холопское, и будет не ходить, а бросаться с тарелками, вспотеет весь от умиления.

А это далеко не то! Он человек, его все интересует; он берет себе пять процентов с истраченного вами франка - и конец.

Нет, это не лакей!

Кокотки, бульварные дамы также оказались все до единой не только кокотками, но и человеками.

- Это не то что у нас по Невскому несется в участок на извозчике какая-нибудь трагедия с подбитым глазом или совершенно спокойно, как мужик, во все горло выкрикивающий "сбитень хорош!", приглашает среди белого дня пойти с ней погулять, полагая, что это гулянье нечто вроде должности - недаром начальство выдало ей документ. Нет, тут не то! Тут хоть она и занимается "этими делами", но в ней жив человек; она и этими делами займется и книжку почитает. Что ж делать?

Это уж такой строй, ничего не поделаешь! Я как-то совершенно случайно (Иван Иванович сказал эти слова как-то в сторону, да и Николай Николаевич также при этих словах как будто бы покосился куда-то вниз и вбок) разговорился вот тут на бульваре с одной... - не помню уж, мороженое, что ли, ел, - так ведь это, батюшка, ум! Ведь это живая, блестящая беседа! "Этими делами!" Эти дела - сами собой, а человек-то сознает свое человеческое достоинство! Вот в чем штука-то!

Попали мы в версальские военные суды, где в то время "разделывались с коммунарами". Разделывались с ними без всякого милосердия. В полтора часа разбиралось по пятнадцати дел, причем, что бы ни лепетал в свое оправдание подсудимый, большею частью несчастнейшего вида портной, сапожник, подмастерье, господа судьи, обнажив свои головы перед великими словами: "аu nom du peuple francais"[Именем французского народа (фр.). - Ред.], упекали его в Кайену, Нумею... Камер для этих судов было настряпано пропасть; простыми досками были разгорожены огромные казарменные комнаты на четыре, на шесть клетушек, и в каждой клетушке упекали людей.

- Так ведь что ж, батюшка? Тут ведь борьба! Два порядка, два миросозерцания стоят друг против друга. Какие же тут послабления, снисхождения?.. Чья возьмет! Это не то что у нас - упекут в Сибирь бабу, которая, не помня себя, родила и задушила ребенка, а потом сами же упекатели и собирают ей на дорогу.

И несправедливо и глупо. Нет, здесь открыто, ясно, просто - кто кого! Здесь люди, батюшка, люди, каждый шаг свой на земле отстаивающие с борьбой и кровью... Тут нет гуманной болтовни, от которой тошнит, как у нас, и которая вовсе не обеспечивает нас от того, что гуманно болтающий человек не упечет вас к черту на рога по личной злобе, ради мелкой зависти...

Нет! здесь люди - "человеки", живут и делают без фальши, а только по-человечески... Ну, а уж что делать, если человек вообще плох!

Заглянули в парламент, помещавшийся тогда там же, в Версали. И здесь все оказалось вполне по-человечески.

- Это, батюшка, не то что у нас какой-нибудь чинодрал или чинопер, безжизненнейшая, мертвая душа, строчит какието бессмысленнейшие бумаги и не задумается расказнить всякого, кто усомнится в живом значении исписанного бумажного листа. У нас бумага, чернила, сушь, а жизнь - что твой свиной хлев. Здесь совсем не то; здесь везде жизнь - и на улице и в парламенте. Какова есть, такой ее и получите. Вон, посмотрите-ка направо-то: поел, позавтракал - брюхо-то тянет на покой. А Гамбетта, поглядите-ка, по животу-то себе гладит, тоже перекусил парнишка, должно быть, плотно! Что ж? Ничего!..

Три часа - брюхо давно уж разговаривает... Отчего ж не перекусить? А галдят-то! Да все они немножечко подгуляли за завтраком... коньячишко еще не прошел... Право, ничего! Не беспокойтесь! То, что нужно для живого дела, сделают! Живое дело не велико, просто! Это у нас только "не пимши, не емши"

убиваются по целым годам, стулья кожаные просиживают до дыр, издыхают, что называется, за строченьем бумаг, а все толку нет! Нет, здесь жизнь, здесь люди, человеки; здесь, батюшка, все по-человечески! без прикрас, без фраз!

А когда мы на денек, на два попали в Лондон, так уж тут "правда" осадила нас со всех сторон, на каждом шагу, во всех видах и во всех смыслах.

В каком-то "настоящем" английском ресторане, за пять шиллингов, вместо разнообразного пятифранкового парижского обеда нам три раза кряду дали одно и то же блюдо, три раза мы могли потребовать и съесть по хорошему куску мяса какого-то дикого животного, которое в жареном виде разъезжало в каком-то экипаже на колесах по ресторану (где все посетители хранили мертвое молчание), останавливаясь там, где заметна была пустая тарелка.

- Так, именно так! - сказал восторженно Иван Иванович, когда мы действительно наелись до отвала этим блюдом и вышли на улицу. - Раз, продолжал он, - жизнь правдива, без фальши, она должна быть правдива во всем. Человек бегает, трудится, работает настоящим образом от зари до зари, ему нужна настоящая пища, его незачем надувать ордеврами и разносолами. Есть, так уж есть как следует, и вот вам за пять шиллингов одно блюдо! Это великолепно!

Английская "правда" оказывалась гораздо уж выше французской, в чем мы скоро убедились самым неотразимым фактом. Надоумил нас кто-то (кажется, г-н Бедекер) съездить в Гринвич и съесть там знаменитый парламентский обед - "маленькую рыбку". Обед этот ни по своей цене, ни по своей "знаменитости", очевидно, не мог быть тем деловым обедом делового человека, который так нас восхитил своей "правдой". Это уж должно было быть что-то особенно изысканное. Каково же было наше удивление, когда и этот знаменитый обед еще раз убедил нас в том, что там, где в основании жизни лежит "правда", там для лжи, для притворства, для выдумки нет места даже в самых мельчайших проявлениях жизненного обихода. Обед состоял из множества рыбных блюд; маленькая рыбка, гужон, пескарь, фигурировала на первом плане, и блюда с маленькой рыбкой только изредка перемежались блюдом лососины или какой-нибудь другой рыбы. Но ни маленькая рыбка, ни лососина, ни какая другая из числа рыб, появлявшихся за этим обедом, не была подана в каком-нибудь таком "притворном"

и неправдивом виде, чтобы, съев ее, можно было по совести сказать: "как вкусно!" Лососина пахла лососиной, лучше сказать, тем рыбным запахом, которым пахнет бумага или рука, прикоснувшаяся к рыбе. Правдивая английская фантазия не могла сфальшивить так, как сфальшивила бы французская. Точно таким же натуральным, правдиво-рыбьим запахом отдавали и все прочие посторонние кусочки посторонних рыб, появлявшиеся за обедом.

Что же касается героя обеда, "пескаря", то безукоризненно правдивая английская мысль и тут не могла подняться до шарлатанства и выдумки, и единственно на что у нее хватило смелости, так это только на то, чтобы дать одному блюду маленькой рыбки хоть какое-нибудь отличие от другого. Это отличие и было сделано помощью перца: то рыбка является обжаренною в простом перце, то в кайенском, то в легкой пропорции, то посильнее, то еще полегче или еще позабористее, причем рыбка сама собой сохранила свой натуральный рыбий запах и непременно пахла черт знает чем. После десятка таких тонких блюд, когда уже и усы, и салфетки, и платки, и руки - словом, все, что на вас и около вас, стало пахнуть рыбой и речной водой, появился последний, заключительный экземпляр маленькой рыбки, который, как оказалось впоследствии, достойно увенчал здание правдивого обеда. Эта последняя рыбка, чрезвычайно маленькая, лежала на большой белой тарелке без всяких украшений и аксессуаров, как-то одиноко и загадочно: ее маленькое тело было искривлено как бы предсмертной конвульсией, да и одиночество ее на белой тарелке было также несколько таинственно; всматриваясь в этот венец здания, я, однако, не нашел ничего особенно таинственного, за исключением каких-то крошечных красненьких пылинок, которые усеивали все ее тщедушное тело. Но когда, взяв ее за хвост, все мы открыли рты и, думая проглотить это ничтожество, беспечно понесли его куда следовало, то рты наши уже не могли закрыться; маленькая тварь вонзилась в горло, как раскаленная игла, жгла рот, гортань и, после страшных усилий проскользнув далее, обожгла все горло и, как миноноска, зашмыгала в желудке, пытаясь взорвать его в двадцати местах.

Минуты две мы отпивались от этого "кушанья" сельтерской, содовой водой и вином и, только очувствовавшись, наконец могли издавать членораздельные звуки.

- Да! - сказал Иван Иванович довольно загадочно и вновь припал к содовой воде.

- Вот черт-то! - сказал Николай Николаевич, который почему-то начал чихать и, отчихавшись, прибавил: - это уж не перец... а это что-то... бенгальский огонь какой-то... дьявол его возьми!

- Но не правда ли, до какой степени они глубоко правдивы? - сказал наконец Иван Иванович. - Ведь из этакого обеда чего бы только не натворил француз? Ведь это было бы вавилонское столпотворение! А эти - нет! Не хватает на выдумку, на притворство... Дело, дело, дело! Реальная деловая мысль работает упорно, безостановочно, по вершочку идет вперед и вперед... а вот на соус, на куплет, на курбет неспособна!

Правда! правда! вот где корень всей этой жизни!

И затем по пословице: "на ловца и зверь бежит", все, что мы ни видели в Лондоне, все поражало нас со стороны неподдельной правды и полной безыскусственности.

Если попадалась нищета, так уж это была такая голь, такой ужас, такая грязь, что можно было только остановиться, остолбенеть и глядеть в истинном ужасе на безукоризненно ясное явление жизни; даже той приличной внешности, которою французская парижская нищета может прикрывать себя, покупая за три-четыре франка рубашку, блузу, шапку и туфли, и той здесь нет и помину; целые гирлянды нищих детей, целые кучи их, кучи какой-то рвани, грязи лепешками на больных лицах, грязи в лысых местах больной головы, - копошатся по нищенским переулкам. Да, это уж точно нищета! Неприкрытая! Гляди - и всю жизнь не забудешь этой "правды" теперешнего человеческого общества.

Но зато уж и богатство, так тоже настоящее богатство!

Посмотрите-ка вот на этого белотелого истукана с сигарою в углу рта, пробирающегося, вероятно, в парк на каком-то необыкновенном инструменте (нельзя сказать: "экипаже").

Истукан сидит на каком-то крошечном сиденьице, из-под которого в разные стороны вылезают какие-то стальные нити, как огромные ноги паука. Он весь на воздухе, высоко над толпой, а под ним как будто ничего нет, только блистают на солнце какие-то стальные иглы, а что это - колеса или ноги стального паука - не разберешь. Поглядите на него, и один вид, одна "порода", которая видна в нем, скажет вам, что он органически не может понять, что такое за существа копошатся у колес его паукообразного инструмента. Он органически безжалостен к нищете, к этим маленьким, заморенным, почерневшим от каменноугольного дыма человечкам.

Словом, из Лондона мы вывезли довольно ценное впечатление: "Вот она, жизнь, в основе которой лежит неприкрашенная правда человеческая! Гляди и учись!"

III

Однако, несмотря на обилие материала, почерпнутого нами в эти дни беготни и касавшегося правды человеческих отношений, до которых успело дожить человечество, по возвращении в Париж нам стало почему-то скучно. В один серенький день, продолжая "досматривать" недосмотренное, мы лазили без малейшего удовольствия в парижских катакомбах, где множество боковых галерей было еще охраняемо стражей или загорожено цепями; это делалось для того, чтобы иностранец не наткнулся в этих запутанных галереях на трупы коммунаров, которые, говорят, бросились в катакомбы спасаться от версальцев, заблудились там и погибли в большом количестве.

Видели также и в тот же день знаменитый морг с массою трупов, положенных перед глазами зрителей весьма прилично и невозмутительно; только вот тряпье, рвань, снятая с этих мертвецов, утонувших, угоревших, застрелившихся, отравившихся, - рвань, развешанная тут же около трупов на веревочках, для того чтобы можно было узнать погибшего по платью, если нельзя было узнать по лицу, - этот хлам говорил о горькой, безысходной бедности. У одной молодой женщины подошвы ног, обращенные к публике, были сплошной мозолью - поработала бедняга на своем веку! Хотели было идти в знаменитые клоаки, но путеводитель так расписал их, что просто дух захватило: можете представить, что одних (прошу извинить за неэстетическую картину) выкидышей человеческих, которые плавают там, в этих смрадных водах (извините, сделайте милость), он считал десятками тысяч.

Иван Иванович уж не говорил, что "а все-таки неприкрытая правда гляди, страдай и учись"; напротив, он предложил рассеяться от этих впечатлений дня - все трупы! В одних катакомбах три миллиона скелетов, в морге с десяток "свежих"

покойников да в клоаках сулили тысячи мертвецов. Следовало немножко и отдохнуть от всего этого, "человеческого", на чем-нибудь не столь мрачном. Но когда вечером мы уселись на железных стульях какого-то кафе-концерта в Елисейских полях, и когда перед нами началось веселое кривлянье (повторяю, не утратившее еще следа недавнего удара), и когда вспомнилось, что, может быть, тут же, в клоаке, проходящей под Елисейскими полями, плывут тысячи неродившихся, когда вспомнилось, что в Версали раздается еще "ррррран..." - когда вспомнилось все это, так и совсем стало скучно.

На следующее утро я ушел из гостиницы, не дожидаясь, когда проснутся мои патроны; мне было чрезвычайно тяжело, тяжко, одиноко до последней степени, и весь я ощущал, что в результате всей виденной мною "правды" получилось ощущение какой-то холодной, облипающей тело, промозглой дряни.

Что-то горькое, что-то страшное и в то же время несомненно подлое угнетало мою душу; без цели и без малейшего определенного желания идти по той или другой улице я исходил по Парижу десятки верст, нося в своей душе этот груз горького, подлого и страшного, и совершенно неожиданно доплелся до Лувра; без малейшей нравственной потребности вошел я в сени музея; войдя в музей, я машинально ходил туда и сюда, машинально смотрел на античную скульптуру, в которой, разумеется, по моему, тяпушкинскому, положению ровно ничего не понимал, а чувствовал только усталость, шум в ушах и колотье в висках; - и вдруг, в полном недоумении, сам не зная почему, пораженный чем-то необычайным, непостижимым, остановился перед Венерой Милосской в той большой комнате, которую всякий бывший в Лувре знает и, наверное, помнит во всех подробностях.

Я стоял перед ней, смотрел на нее и непрестанно спрашивал самого себя: "что такое со мной случилось?" Я спрашивал себя об этом с первого момента, как только увидел статую, потому что с этого же момента я почувствовал, что со мною случилась большая радость... До сих пор я был похож (я так ощутил вдруг) вот на эту скомканную в руке перчатку. Похожа ли она видом на руку человеческую? Нет, это просто какой-то кожаный комок. Но вот я дунул в нее, и она стала похожа на человеческую руку. Что-то, чего я понять не мог, дунуло в глубину моего скомканного, искалеченного, измученного существа и выпрямило меня, мурашками оживающего тела пробежало там, где уже, казалось, не было чувствительности, заставило всего "хрустнуть" именно так, когда человек растет, заставило также бодро проснуться, не ощущая даже признаков недавнего сна, и наполнило расширившуюся грудь, весь выросший организм свежестью и светом.

Я в оба глаза глядел на эту каменную загадку, допытываясь, отчего это так вышло? Что это такое? Где и в чем тайна этого твердого, покойного, радостного состояния всего моего существа, неведомо как влившегося в меня? И решительно не мог ответить себе ни на один вопрос; я чувствовал, что нет на человеческом языке такого слова, которое могло бы определить животворящую тайну этого каменного существа. Но я ни минуты не сомневался в том, что сторож, толкователь луврских чудес, говорит сущую правду, утверждая, что вот на этом узеньком диванчике, обитом красным бархатом, приходил сидеть Гейне, что здесь он сидел по целым часам и плакал: это непременно должно было быть; точно так же я понял, что администрация Лувра сделала великое для всего мира дело, спрятав эту каменную загадку во время франко-прусской войны в деревянный дубовый ящик и схоронив этот ящик в глубине непроницаемых для прусских бомб подвалов; представить себе, что какойто кусок чугуна, пущенный дураком, наевшимся гороховой колбасы, мог бы раздробить это в мелкие дребезги, мне казалось в эту минуту таким злодейством, за которое нельзя отомстить всеми жестокостями, изобретенными на свете. Разбить это! Да ведь это все равно что лишить мир солнца; тогда жить не стоит, если нельзя будет хоть раз в жизни не ощущать этого! Какие подлецы! Еле-еле домучаются до гороховой колбасы и смеют! Нет, ее нужно беречь как зеницу ока, нужно хранить каждую пылинку этого пророчества. Я не знал "почему", но я знал, что в этих витринах, хранящих обломки рук, лежат действительные сокровища; что надо во что бы то ни стало найти эти руки, что тогда будет еще лучше жить на свете, что вот тогда-то уж будет радость настоящая.

Долго ли я недоумевал над выяснением причин, так неожиданно расширивших, выпрямивших, свежестью и спокойствием наполнивших мою душу, я не помню. Появление какого-то россиянина, вся фигура которого говорила, что он уже вполне разлакомлен бульварными прелестями, а развязный взгляд этого человека, очевидно только что позавтракавшего, стал так бесцеремонно "обшаривать" мою загадку, не находя, по-видимому, ничего особенного по своей части (такие ли он уж видал виды!), заставило меня уйти из этой комнаты. Я мог оскорбиться на этого развязного человека, а мне невозможно было даже мысли допустить, чтобы в эту минуту я мог даже подумать жить чем-нибудь таким, что составляло простую житейскую необходимость той поры, то есть того времени, когда я был скомканной перчаткой. Опять позволить скомкать себя так, как это было час тому назад и всю жизнь до этого часа? Нет, нет! Я не мог даже есть, пить в этот день, до такой степени мне казалось это ненужным и обидным для того нового, которое я в себе самом бережно принес в мою комнату.

С этого дня я почувствовал не то что потребность, а прямо необходимость, неизбежность самого, так сказать, безукоризненного поведения: сказать что-нибудь не то, что должно, хотя бы даже для того, чтобы не обидеть человека, смолчать о чем-нибудь нехорошем, затаив его в себе, сказать пустую, ничего не значащую фразу, единственно из приличия, делать какое-нибудь дело, которое могло бы отозваться в моей душе малейшим стеснением или, напротив, могло малейшим образом стеснить чужую душу, теперь, с этого памятного дня, сделалось немыслимым; это значило потерять счастие ощущать себя человеком, которое мне стало знакомо и которое я не смел желать убавить даже на волосок. Дорожа моей душевной радостью, я не решался часто ходить в Лувр и шел туда только в таком случае, если чувствовал, что могу "с чистою совестью"

принять в себя животворную тайну. Обыкновенно я в такие дни просыпался рано, уходил из дому без разговоров с кем бы то ни было и входил в Лувр первым, когда еще никого там не было.

И тогда я так боялся потерять вследствие какой-нибудь случайности способность во всей полноте ощущать то, что я ощутил здесь, что я при малейшей душевной нескладице не решался подходить к статуе близко, а придешь, заглянешь издали, увидишь, что она тут, та же самая, скажешь сам себе: "ну, слава богу, еще можно жить на белом свете!" - и уйдешь.

И все-таки я бы не мог определить, в чем заключается тайна этого художественного произведения и что именно, какие черты, какие линии животворят, "выпрямляют" и расширяют скомканную человеческую душу. Я постоянно думал об этом и все-таки ничего не мог бы передать и высказать определенного. Не знаю, долго ли бы я протомился так, если бы одно совершенно случайное обстоятельство не вывело меня, как мне кажется, на настоящую дорогу и не дало мне наконец-таки возможности ответить себе на неразрешимый для меня вопрос: в чем тут дело, в чем тайна?

Совершенно случайно припомнилось мне старинное стихотворение в "Современнике" 55 - 56 годов; стихотворение носило название "Венера Милосская" и, кажется, принадлежит г-ну А. Фету. Когда-то я знал это стихотворение наизусть, но теперь не мог припомнить всего и вспомнил только несколько строк, не имеющих никакой друг с другом связи. Мне вспомнились такие стихи: "До чресл сияя наготой, цветет смеющееся тело неувядаемой красой..." С словом красой рифмовала совершенно одиноко возникшая в моей памяти строчка: "И млея пеною морской" или "млея негою одной". Наконец припомнилась и еще строчка: "И вся кипя (а может быть, и не так) пафосской (и это, может быть, неверно) страстью..."

Вот и все, что мне припомнилось; но то, что рисовали эти строчки "кипя страстью... смеющееся тело... млея пеною морской" или "негою одной", "цветет неувядаемой красой", - все это до такой степени было не то сравнительно с моим ощущением, что мне даже стало смешно.

В самом деле, всякий раз, когда я чувствовал неодолимую потребность "выпрямить" мою душу и идти в Лувр взглянуть, "все ли там благополучно", я никогда так ясно не понимал, как худо, плохо и горько жить человеку на белом свете сию минуту.

Никакая умная книга, живописующая современное человеческое общество, не дает мне возможности так сильно, так сжато и притом совершенно ясно понять "горе" человеческой души, "горе" всего человеческого общества, всех человеческих порядков, как один только взгляд на эту каменную загадку. Правда, я еще не могу найти связи между этой загадкой, выпрямляющей мою душу, и мыслью о том, как худо жить человеку, являющейся непосредственно вслед за ощущением, даваемым загадкой, но я положительно знаю собственным своим опытом, что в то же мгновение, когда я почувствую себя "выпрямленным", я немедленно же почему-то начинаю думать о том, как несчастлив человек, представляю себе все несчастие этой шумящей за стенами Лувра улицы и невольно, в смысле этого "человеческого горя", начинаю группировать все мною пережитое, виденное, слышанное до последней минуты сегодняшнего дня включительно, но я не ощущаю ни малейшей возможности сосредоточиться хотя на одну минуту на каких-нибудь частностях собственно женской красоты видимой мною загадки.

Просто в голову даже не приходит думать, что перед тобой что-то "по части" тела, а напротив, непостижимо, почему думаешь, например, о том, что Иван Иванович Полумраков, сказавши, что вот этот лакей, несмотря на свое лакейство, всетаки сохранил в себе человека, решительно не понимал, какую огромную подлость лепетали его уста. Как! человек - и лакей?

Человек - и принужден подавать тарелки? Это человек-то должен безмолвно исполнять ваши прихоти, чтобы получить три су на пропитание? Вот как, вдруг, переиначивалась во мне фраза Ивана Ивановича "о человеческом достоинстве", переиначивалась мгновенно, от одного только взгляда на загадку, заставлявшую ощутить радость сознания себя человеком.

Вчера я, может быть, еще мог бы радоваться вместе с Иваном Ивановичем, что вот эта уличная женщина сохраняет свое "человеческое достоинство", но сейчас я понять не могу, каким образом можно было допустить, чтобы человеческое достоинство, чтобы человек был так глубоко оскорблен.

Человека, и сметь так осрамить! Человека-то сделать таким несчастным, так его всего скомкать, испачкать грязью!..

Нет, не "правда человеческая" рисуется передо мною теперь, не "правда", до которой, по словам Ивана Ивановича, дожило человечество, а самая страшная неправда, и никогда мне так не ясна она, эта неправда, как сейчас. Униженным, осрамленным представляется мне этот человек и в виде того лондонского богача, один вид которого дал Ивану Ивановичу возможность сказать, что во всей его породе и природе нет фальши: теперь этот породистый тип казался мне унижением человека; как можно было довести человека до такого типа, до такого душевного состояния, которое даже органически не может понимать, что такое за мразь человеческая копошится у колес его экипажа? Как можно было довести человека до типа этой мрази, этого ничтожества, обрекающего себя на каторжный труд, на голод, на грязь, на безграничное душевное отчаяние? Все это ужасная неправда для человека; во всех этих неподходящих друг к другу положениях видно только, что "человек" скомкан, изуродован, "осрамлен" в своих человеческих побуждениях; изуродован необходимостью унижать себя до раба, до торговли своим телом, до желания наложить на себя руки, до потребности прекратить чужую жизнь, убив такого же, как и сам, человека, до потребности ограбить человека, до потребности, наконец, щеголять чрезвычайной добротою. Во всем этом, то есть во всем, что только ни видит ваш глаз, все одно унижение, все попрание в человеке человека... И страшно становилось за душевную участь теперешнего человека, за искалеченное, а потому постоянно опечаленное существо его души... И обо всем этом думалось благодаря "каменной загадке", она "выпрямляла" во мне скомканную теперешнею жизнью душу человеческую, знакомила, неведомо как и в чем, с радостию и широтою этого ощущения.

Не "смеющееся тело", и не "пена", и не "кипя", и не "сияя", - очевидно, не они выпрямляли и выпрямляют в этом художественном произведении душу человеческую; очевидно, что автор стихотворения не только не овладел всей огромностью впечатления, но даже к краешку его не прицепился, а, соблазненный, так сказать, "званием" Венеры, как бы уже не мог не воспрославить женской красоты и без малейшего основания заставил смеяться несмеющееся, млеть немлеющее и кипеть некипящее. И в самом деле, как же изобразить очарование женской красоты (ведь это Венера!), если не воспеть тела, если не разнежить им зрителя, заставив это тело млеть, заставив его волноваться страстью? Какими же чертами, какими красками описывать женскую, божественную красоту? И г-н Фет все это так точно и воспел, и все это совершенно несправедливо, то есть на воспевание только этого он не имел никакого права.

В самом деле, если говорить о женской красоте, о красоте женского тела, "неувядаемой" прелести, так ведь уж одно то, что Венера Милосская - калека безрукая, не позволяет поэту млеть и раскисать; тут же в коридоре, ведущем к Венере Милосской, вот близ тех, других "Венер", которых там так много, зритель, точно, может размышлять по части наготы тела; там женские черты выделены с большою тщательностью и лезут в глаза прежде всего; вот этим (также знаменитым) Венерам действительно под стать и млеть, и кипеть, и щеголять смеющимся телом, и глазками, и ручками, "этаким вот" пафосским манером изображающими жесты стыдливости... Там, "у тех Венер", любитель "женской прелести" найдет на что посмотреть и перед чем помлеть, а здесь? Да посмотрите, пожалуйста, на это лицо! Такие ли, по части красоты женского лица, сейчас, сию минуту, тут же рядом, в Елисейских полях, можно получить живые экземпляры? Вот тут, в Елисейских-то полях, действительно могут встретиться такие смеющиеся тела, женственность которых чувствуется зевакой даже издали, несмотря на то, что и наготы-то никакой не видно, вся она закрыта самым тщательным образом. Здесь, в парижских-то Венерах, эта часть разработана необычайно, а у этой? Посмотрите, повторяю, на этот нос, на этот лоб, на эти... право, сказать совестно, почти мужицкие завитки волос по углам лба...

Положительно сейчас, сию минуту в Париже найдутся тысячи тысяч дам, которые за пояс заткнут Венеру Милосскую по части смеющегося естества.

Мало-помалу я окончательно уверил себя, что г-н Фет без всяких резонов, а единственно только под впечатлением слова "Венера", обязывающего воспевать женскую прелесть, воспел то, что не составляет в Венере Милосской даже маленького краешка в общей огромности впечатления, которое она производит. В самом деле, если художник хотел поразить нас красотой женского тела (которая, по словам г-на Фета, и млеет, и цветет, и смеется, и кипит страстью), зачем он завязал это тело "до чресл"? Уж коли тело, так давай его все, целиком; тут уж и пятка какая-нибудь, сияющая "неувядаемой красотой", должна потрясти простых смертных. Вот новые французские скульпторы, так те не то что "красоту", а "истину", "милосердие", "отчаяние" - все изображают в самом голом виде, без прикрышки. Прочтешь в каталоге: "Истина", а глаза-то смотрят совсем не туда... "Отчаяние"... подойдешь, поглядишь и думаешь вовсе не об "отчаянии", а о том, что "эко, мол, бабато... растянулась - словно белуга".

А тут, задавши себе задачу ослепить нас неувядаемой красотой женского тела, смеющегося, кипящего, млеющего, взять да и закутать ее чуть не всю, до самых чресл! Что же это такое?

Что руководило художником? Но это еще не все: закутав тело своего создания "до чресл", что он дал по части женской красоты - лицу, лбу, носу, выражению глаз?

И как бы вы тщательно ни разбирали этого великого создания с точки зрения "женской прелести", вы на каждом шагу будете убеждаться, что творец этого художественного произведения имел какую-то другую, высшую цель.

Да, он потому (так стало казаться мне) и закрыл свое создание до чресл, чтобы не дать зрителю права проявить привычные шаблонные мысли, ограниченные пределами шаблонных представлений о женской красоте.

Ему нужно было и людям своего времени, и всем векам, и всем народам вековечно и нерушимо запечатлеть в сердцах и умах огромную красоту человеческого существа, ознакомить человека - мужчину, женщину, ребенка, старика - с ощущением счастия быть человеком, показать всем нам и обрадовать нас видимой для всех нас возможностью быть прекрасными - вот какая огромная цель владела его душой и руководила рукой.

Он брал то, что для него было нужно, и в мужской красоте и в женской, не думая о поле, а пожалуй, даже и о возрасте, и ловя во всем этом только человеческое; из этого многообразного материала он создавал то истинное в человеке, что составляет смысл всей его работы, то, чего сейчас, сию минуту нет ни в ком, ни в чем и нигде, но что есть в то же время в каждом человеческом существе, в настоящее время похожем на скомканную перчатку, а не на распрямленную.

И мысль о том, когда, как, каким образом человеческое существо будет распрямлено до тех пределов, которые сулит каменная загадка, не разрешая вопроса, тем не менее рисует в вашем воображении бесконечные перспективы человеческого совершенствования, человеческой будущности и зарождает в сердце живую скорбь о несовершенстве теперешнего человека.

Художник создал вам образчик такого человеческого существа, которое вы, считающий себя человеком и живя в теперешнем человеческом обществе, решительно не можете себе представить способным принять малейшее участие в том порядке жизни, до которого вы дожили. Ваше воображение отказывается представить себе это человеческое существо в каком бы то ни было из теперешних человеческих положений, не нарушая его красоты. Но так как нарушить эту красоту, скомкать ее, искалечить ее в теперешний человеческий тип - дело немыслимое, невозможное, то мысль ваша, печалясь о бесконечной "юдоли" настоящего, не может не уноситься мечтою в какое-то бесконечно светлое будущее. И желание выпрямить, высвободить искалеченного теперешнего человека для этого светлого будущего, даже и очертаний уже определенных не имеющего, радостно возникает в душе.

IV

Вот, стало быть, и я, Тяпушкин, всею моею жизнью обреченный на то, чтобы не жить личною жизнью, а исчезнуть, пропасть в каком-то не моем, но трудном деле ближнего, - был глубоко рад, что великое художественное произведение укрепляет меня в моем тогдашнем желании идти в темную массу народа. Теперь благодаря всему, чему великое художественное произведение научило меня, я знаю, что мне по моим силам и можно и должно "идти туда".

- Я пойду туда и буду стремиться к тому, чтобы начинающий жить человек-народ не позволил себя унизить до размеров той "сущей правды", которая так обрадовала Ивана Ивановича в Европе! Есть из-за чего, в самом деле, мучиться, чтобы не то что сохранить свое человеческое достоинство, будучи лакеем, банщиком, нищим, кокоткой, а чтобы унизить себя до необходимости переносить все эти уродства!

...Года через четыре я опять был в Париже и опять "жаждал"

ощутить "радость" существования, посетить Лувр, но, увы, не мог этого сделать: я уже опять был скомкан, скомкан крепкой, сильной, неумолимой рукой действительности и чувствовал, что теперь меня уж не выпрямишь... Попробовал было я пойти в Лувр, подошел даже к самым воротам, но просто совестно стало идти: "что ж я пойду понапрасну беспокоить ее? Все равно ничего не выйдет, а ее только сконфузишь!.." Постоял и пошел в русскую библиотеку упиваться газетными известиями о градобитиях и неурожаях.

А теперь вот опять - да где? в глухой, занесенной снегом деревушке, в скверной, неприветливой избе, в темноте и тоске безмолвной томительной зимней ночи - вспомнилась радостная минута и оживила. Бывают же случаи, когда оживают члены, разбитые параличом. Теперь я употреблю все старания, чтобы мне не утратить проснувшегося ощущения как можно дольше; я куплю себе фотографию, повешу ее тут на стене, и когда меня задавит, обессилит тяжкая деревенская жизнь, взгляну на нее, вспомню все, ободрюсь и... такую сделаю "овацию" волостному старшине Полуптичкину, что он у меня обеими руками начнет строчить донесения!..

13

Викентий Викентьевич Вересаев
 
Состязание

   I
 
   Когда состязание было объявлено, никто в городе не сомневался, что выполнить задачу способен только Дважды-Венчанный — на весь мир прославленный художник, гордость города. И только сам он чувствовал в душе некоторый страх: он знал силу молодого Единорога, своего ученика.
   Глашатаи ходили по городу и привычно зычными голосами возвещали на перекрестках состоявшееся постановление народного собрания: назначить состязание на картину, изображающую красоту женщины; картина эта, огромных размеров, будет водружена в центральной нише портика на площади Красоты, чтоб каждый проходящий издалека мог видеть картину и неустанно славить творца за данную им миру радость.
   Ровно через год, в месяц винограда, картины должны быть выставлены на всенародный суд. Чья картина окажется достойною украсить собою лучшую площадь великого города, тот будет награжден щедрее, чем когда-то награждали цари: тройной лавровый венок украсит его голову, и будет победителю имя — Трижды-Венчанный.
   Так выкликали глашатаи на перекрестках и рынках города, а Дважды-Венчанный, в дорожной шляпе и с котомкою за плечами, с кизилевою палкою в руке и с золотом в поясе, уже выходил из города. Седая борода его шевелилась под ветром, большие, всегда тоскующие глаза смотрели вверх, в горы, куда поднималась меж виноградников каменистая дорога.
   Он шел искать по миру высшую Красоту, запечатленную творцом в женском образе.
   У хижины за плетнем чернокудрый юноша рубил секирою хворост на обрубке граба. Он увидел путника, выпрямился, откинул кудри с загорелого лица и радостно сверкнул зубами и белками глаз.
   — Учитель, радуйся! — весело приветствовал он путника.
   — Радуйся, сын мой! — ответствовал Дважды-Венчанный и узнал Единорога, любимого своего ученика.
   — В далекий путь идешь ты, учитель. Шляпа у тебя на голове и котомка за плечами, и сандалии у тебя из тяжелой буйволовой кожи. Куда идешь ты? Зайди под мой кров, отец мой, осушим с тобою по кружке доброго вина, чтоб мне пожелать тебе счастливой дороги.
   И с большою поспешностью ответил Дважды-Венчанный:
   — Охотно, сын мой!
   Единорог с размаху всадил блестящую секиру в обрубок и крикнул, ликуя:
   — Зорька! Скорее сюда! Неси нам лучшего вина, сыру, винограду!.. Великая радость нисходит на дом наш: учитель мой идет ко мне!
   Они сели перед хижиною, в тени виноградных лоз, свешивавших над их головами черные свои гроздья. С робким благоговением поглядывая на великого, Зорька поставила на стол кувшин с вином, деревянные тарелки с сыром, виноградом и хлебом.
   И спросил Единорог:
   — Куда собрался ты, учитель?
   Дважды-Венчанный поставил кружку и удивленно поглядел на него.
   — Разве ты не слышал, о чем третий день кричат глашатаи на площадях и перекрестках города?
   — Слышал.
   — И… думаешь выступить на состязании?
   — Да, учитель. Знаю, что придется бороться с тобою, но такая борьба не может быть тебе обидна. Знаю, что трудна будет борьба, но не художник тот, кто бы испугался ее.
   — Я так и думал. Знаю и я, что борьба предстоит трудная и победить тебя будет нелегко. Когда же идешь ты в путь?
   — Куда?
   — Как куда? Искать ту высшую Красоту, которая где-нибудь да должна же быть. Отыскивать ее, в кого бы она ни была вложена — в гордую ли царевну, в дикую ли пастушку, в смелую ли рыбачку, или в тихую дочь виноградаря.
   Единорог беззаботно усмехнулся.
   — Я уж нашел ее.
   Сердце Дважды-Венчанного забилось медленными, сильными толчками, груди стало мало воздуха, а седая голова задрожала. Он осторожно спросил, не надеясь получить правдивого ответа:
   — Где же ты нашел ее?
   — А вот она!
   И Единорог указал на Зорьку, свою возлюбленную. Взгляд его был прям, и в нем не было лукавства.
   Дважды-Венчанный в изумлении смотрел на него.
   — Она?
   — Ну да!
   Голова старика перестала дрожать, и сердце забилось ровно. И заговорило в нем чувство учителя.
   — Сын мой! Твоя возлюбленная мила, я не спорю. Счастлив тот, чью шею обнимают эти стройные золотистые руки, к чьей груди прижимается эта прелестная грудь. Но, подумай, та ли эта красота, которая должна повергнуть перед собою мир.
   — Да, именно та самая. Нет в мире и не может быть красоты выше красоты золотой моей Зорьки, — восторженно сказал Единорог.
   И взяло на минуту сомнение Дважды-Венчанного: не обманул ли его опытный его глаз, не просмотрел ли он чего в этой девушке, потупленно стоявшей в горячей тени виноградных лоз? Осторожно и испытующе он оглядел ее. Обыкновеннейшая девушка, каких везде можно встретить десятки. Широкое лицо, немножко косо прорезанные глаза, немножко редко поставленные зубы. Глаза милые, большие, но и в них ничего особенного… Как слепы влюбленные!
   В груди учителя забился ликующий смех, но лицо осталось серьезным. Он встал и, пряча лукавство, сказал:
   — Может быть, ты и прав. Блажен ты, что так близко нашел то, что мне предстоит искать так далеко и долго… Радуйся! И ты радуйся, счастливая меж дев!
   Когда Дважды-Венчанный вышел на дорогу, он вздохнул облегченно и успокоенно: единственный опасный соперник сам, в любовном своем ослеплении, устранил себя с его пути. Спина старика выпрямилась, и, сокращая путь, он бодро зашагал в гору по белым камням русла высохшего горного ручья.
 
   II
 
   Дважды-Венчанный переходил из города в город, из деревни в деревню, переплывал с острова на остров. Не зная усталости, искал он деву, в которую природа вложила лучшую свою красоту. Он искал в виноградниках и рыбачьих хижинах, в храмах и на базарах, в виллах знатных господ, в дворцах восточных царей. Славное имя его открывало перед ним все двери, делало его повсюду желанным гостем. Но нигде не находил он той, которую искал.
   Однажды, в месяц ветров, за морем, он увидел у городских ворот едущую на мулах восточную царевну и остановился и с минуту жадно смотрел на ее сверкающую красоту.
   И подумал в колебании:
   «Может быть, она?»
   Но сейчас же преодолел себя, отвернулся и решительно зашагал дальше.
   — Может быть? Значит, не она… Истинная красота, как светляк, — сказал он себе. — Когда ночью ищешь в лесу светляков, часто бывает: вдруг остановишься — «Стой! Кажется, светляк!» Кажется?.. Не останавливайся, иди дальше. Это белеет в темноте камушек или цветок анемона, это клочок лунного света упал в чаще на увядший листок. Когда ясным своим светом, пронзая темноту, засветится светляк, — тогда не спрашиваешь себя, тогда прямо и уверенно говоришь: это он!
   Месяц шел за месяцем. Отшумели на море равноденственные бури, осыпались листья с дубов. Все ниже стало ходить солнце, все глубже заглядывать в окна хижин. Туманные тени поползли по волнам остывающего моря. Горы надели на головы белые шапки, ледяной ветер гнал по долинам сухой, шуршащий снег. И опять солнце стало ходить выше. Перед утреннею зарею выбегал из-за гор небесный Стрелец и целился стрелою в изогнутую спину сверкающего Скорпиона. Больше пригревало теплом.
   А Дважды-Венчанный странствовал.
   Был месяц фиалок. Путник расположился, на ночлег на песчаном берегу бухты. Отпил из фляги вина, перекусил куском черствого ячменного хлеба с овечьим сыром, сделал себе ложе: нагреб для изголовья возвышение из морского песку, разостлал волосяной свой плащ и склонился на ложе головою.
   В теле была усталость, в душе — отчаяние. Никогда, никогда, казалось ему, не найдет он того, чего ищет. Не найдет, потому что не способен найти.
   С полуденной стороны, от гор, дул теплый ветер, и весь он был пропитан запахом фиалок. Там, на горных перевалах, лесные поляны покрыты сплошными коврами фиалок. Сегодня вечером он шел тропинкою по этим перевалам и любовался всем, что кругом, и вдыхал целомудренные запахи ранней весны. А теперь, когда сумерки одели горы, когда в теплом ветре издалека несся запах фиалок, ему казалось: там все прекраснее, таинственнее и глубже, чем он сумел увидеть вблизи. А пойдет туда, — и опять красота отодвинется, и опять будет хорошо, но не то… Что же это за колдовство в мировой красоте, что она вечно ускользает от человека, вечно недоступна и непостижима и не укладывается целиком ни в какие формы природы?
   Оглянулся Дважды-Венчанный на все, что сотворил за свою жизнь, что сделало его славным на весь мир, и припал лицом к изголовью. Противно стало ему и стыдно за неумелые его намеки на то великое и непостигаемое, что носилось перед его тоскующими глазами и чего никогда он не смог воплотить в формы и краски.
   Так он и заснул, уткнувшись лицом в жесткий свой плащ. С гор все дул теплый ветер, пропитанный запахом фиалок, и вздыхало вдоль берега вечно тоскующее, не знающее спокойствия море.
   Когда Дважды-Венчанный проснулся, над морем занималась зеленовато-золотистая заря. Горы, кусты, колючая трава на берегу стояли в ровном сумеречном свете, — мягко светящиеся, объединенные; свет обнимался с тенью. Потом запылал над морем огромный, ясный костер, без дыма и чада, медленно вылетело из него солнце и ударило лучами по земле. И отшатнулся свет от тени, и разъединились они. Ярче стал свет, чернее тень.
   Дважды-Вечанный взглянул на мрачные, утонувшие в тени горы. Взглянул — и вскочил на ноги быстро, как юноша. С предгорного холма, залитая лучами солнца, спускалась стройная дева в венке из фиалок. И сотряслась душа художника до самых глубин, и сразу, без колебаний, без вопросов, с ликованием воскликнула душа:
   — Это — она!
   Дважды-Венчанный упал на колени и в молитвенном восторге простер руки к светозарной деве.
 
   III
 
   Настал месяц винограда. Площадь Красоты, как море, шумела народом. В глубине площади возвышались два огромных, одинаковой величины, прямоугольника, завешенных полотном. Возле одного стоял Дважды-Венчанный, возле другого — Единорог. Толпа с обожанием смотрела на уверенное, сурово-спокойное лицо Дважды-Венчанного и посмеивалась, глядя на бледное под загаром лицо красавца Единорога.
   Граждане кричали:
   — Единорог! Беги со своею мазнею, не срамись.
   Единорог в ответ встряхивал курчавыми волосами и вызывающе усмехался, сверкая зубами.
   Старец в пурпуровом плаще и с золотым обручем на голове ударил палочкой из слоновой кости по серебряному колоколу.
   Все притихли. Старец простер палочку к картине Дважды-Венчанного. Полотно скользнуло вниз.
   Высоко над толпою стояла спускающаяся с высоты, озаренная восходящим солнцем дева в венке из фиалок. За нею громоздились темносерые выступы суровых гор, еще не тронутых солнцем. По толпе пронесся гул, и вдруг стало на площади тихо, как знойным полднем в горном лесу.
   Божественно-спокойная, стояла дева и смотрела на толпу большими глазами, ясными, как утреннее небо после ночной грозы. Никто никогда еще не видал в мире такой красоты. Она слепила взгляд, хотелось прикрыть глаза, как от солнца, только что вышедшего из моря. Но падала рука, не дошедши до глаз, потому что не могли глаза оторваться от созерцания. А когда отрывались и смотрели по сторонам, было с ними, как после взгляда на солнце, только что вышедшее из моря: все вокруг казалось темным и смутным. Тело, какого еще не обнимала ни одна мужская рука, сквозило сквозь легкую ткань. Но не было вожделения. Было только молитвенное склонение и блаженная, нездешняя печаль.

   Темные горы были за девой, и темно стало кругом на площади. Девы и жены пристыженно отвращали лица в сторону, а юноши и мужи глядели на Фиалковенчанную, переносили взгляд на своих возлюбленных и спрашивали себя: что же нравилось им в этих нескладных телах и обыденных лицах, в этих глазах, тусклых, как коптящий ночник?
   Старый погонщик мулов, с брюзгливым лицом и щетиною на подбородке, искоса оглядывал свою старуху; была она жирная, с отвислым подбородком и огромною грудью, с лицом, красным от кухонного чада. Взглянул он опять на Фиалковенчанную и опять на жену. Больно ущемила тоска по красоте его жесткое, как подошва, сердце, и страшно стало ему, с кем суждено проводить ему его трудную, серую жизнь.
   Долго стояли люди в благоговейном молчании, и смотрели, и что-то шептали. И всеобщий вздох священной, великой тоски пронесся над толпою.
   Старец в красном плаще стряхнул с себя очарование и встал. Было лицо его строго и торжественно. С усилием, как бы свершая вынужденное кощунство, протянул он палочку ко второй картине.
 
   IV
 
   Покров упал.
   Ропот недоумения и негодования прошел по площади. На скамье, охватив колено руками, подавшись лицом вперед, сидела и смотрела на толпу — Зорька! Люди не верили глазам и не верили, чтоб до такой наглости мог дойти Единорог. Да, Зорька! Та самая Зорька, что по утрам возвращается с рынка, неся в корзине полдесятка кефалей, пучки чесноку и петрушки; та самая Зорька, что мотыжит за городом свой виноградник и по вечерам доит на дворике коз. Сидит, охватив колено руками, и смотрит на толпу. За нею — полуоблупившаяся стена хижины и косяк двери, над головою — виноградные листья, красные по краям, меж них — тяжелые, сизые гроздья, а вокруг нее — горячая, напоенная солнцем тень. И все. И была она на картине такая же большая, локтей в двадцать, как и божественная дева на соседней картине.
   — Хоть с гору величиной нарисуй, лучше не станет! — крикнул озорной голос.
   И все засмеялись. Раздался свист, шип. Кто-то завопил:
   — Камнями его!
   И другие подхватили:
   — Побить камнями!
   Но вот шум начал понемногу затихать. Кричащие и хохочущие рты сомкнулись, поднятые с камнями руки опустились. И вдруг стало тихо. Так иногда неожиданно налетит с гор ветер, — завоет, завьется, поднимет к небу уличную пыль — и вдруг упадет, как в землю уйдет.
   Люди смотрели на Зорьку, и Зорька смотрела на них. Один юноша в недоумении пожал плечами и сказал другому:
   — А знаешь, я до сих пор не замечал, что Зорька так прелестна. Ты не находишь?
   И другой ответил задумчиво:
   — Странно, но так. Глаз не могу оторвать.
   Высоко подняв брови, как будто прислушиваясь к чему-то, Зорька смотрела перед собою. Чуть заметная счастливая улыбка замерла на губах, в глазах был стыдливый испуг и блаженное недоумение перед встающим огромным счастьем. Она противилась, упиралась и, однако, вся устремилась вперед в радостном, неодолимом порыве. И вся светилась изнутри. Как будто кто-то, втайне давно любимый, неожиданно наклонился к ней и тихо-тихо прошептал:
   — Зорька! Люблю!
   Люди молчали и смотрели. Они забыли, что это — та самая Зорька, которая носит в корзине тускло поблескивающую рыбу и серебряные пучки чесноку, не замечали, что лицо ее несколько широко, а глаза поставлены немного косо. Казалось, будь она безобразна, как дочь кочевника, с приплюснутым носом и глазами, как щелки, — само безобразие, освещенное изнутри этим чудесным светом, претворилось бы в красоту небывалую.
   Как будто солнце взошло высоко над площадью. Радостный, греющий свет лился от картины и озарял все кругом. Вспомнились каждому лучшие минуты его любви. Тем же светом, что сиял в Зорьке, светилось вдруг преобразившееся лицо его возлюбленной в часы тайных встреч, в часы первых чистых и робких ласк, когда неожиданно выходит на свет и широко распускается глубоко скрытая, вечная, покоряющая красота, заложенная творцом во всякую без исключения женщину.
   Прояснилось лицо старого брюзги-погонщика, взглянул он на свою старуху, и улыбнулся, и толкнул ее сухим локтем в жирный бок.
   — А помнишь, старуха… Гы-гы!.. У водопоя-то? Ты поила коз, а я перепрыгнул через плетень… Молодой месяц стоял над горой, цвели дикие сливы…
   И, застенчиво улыбнувшись, взглянули на него с оплывшего, багрового лица знакомые, милые, давно забытые глаза, и осветилось это лицо отблеском того вечного света, который шел от Зорьки. Погонщик хихикал и грязною рукою вытирал слезы на гноящихся своих глазах. И казалось ему, — не умел он ценить того, что у него было, и по собственной вине сделал свою жизнь серою и безрадостною.
   Это был он, который первым крикнул на всю площадь:
   — Да будет Единорог Трижды-Венчанным!
 
   1919

14

Викентий Вересаев

Легенда

Эту легенду мне когда-то рассказал путешественник-англичанин.

Однажды пароход заночевал из-за туманов близ острова Самоа. Толпа веселых, подвыпивших моряков съехала на берег. Вошли в лес, стали разводить костер. Нарезали сучьев, срубили и свалили кокосовое дерево, чтобы сорвать орехи. Вдруг они услышали в темноте кругом тихие стоны и оханья. Жуть их взяла. Всю ночь моряки не спали и жались к костру. И всю ночь вокруг них раздавался судорожный какой-то шорох, вздохи и стоны.

А когда рассвело, они увидели вот что. Из ствола и из пня срубленной пальмы сочилась кровь, стояли красные лужи. Оборванные лианы корчились на земле, как перерезанные змеи. Из обрубленных сучьев капали алые капли. Это был священный лес. В Самоа есть священные леса, деревья в них живые, у них есть душа, в волокнах бежит кровь. В таком лесу туземцы не позволяют себе сорвать ни листочка.

Веселые моряки не погибли. Они воротились на пароход. Но всю остальную жизнь они никогда уже больше не улыбались.

Мне представляется: наша жизнь– это такой же священный лес. Мы входим в него так себе, чтобы развлечься, позабавиться. А кругом все живет, все чувствует глубоко и сильно. Мы ударим топором, ждем – побежит бесцветный, холодный сок, а начинает хлестать красная, горячая кровь… Как все это сложно, глубоко и таинственно! Да, в жизнь нужно входить не веселым гулякою, как в приятную рощу, а с благоговейным трепетом, как в священный лес, полный жизни и тайны.

15

Рэй Брэдбери. Улыбка

   -----------------------------------------------------------------------

   Ray Bradbury. The Smile.

   -----------------------------------------------------------------------

   На главной площади очередь установилась еще  в  пять  часов,  когда  за

выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней.  Тогда

вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман,  но  теперь,  в  семь

утра,  рассвело,  и  он  начал  таять.  Вдоль  дороги   по-двое,   по-трое

подстраивались к очереди еще люди, которых приманил  в  город  праздник  и

базарный день.

   Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко  разговаривали

между собой, и в  чистом  холодном  воздухе  звук  голосов  казался  вдвое

громче.

   Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные,  в  цыпках,  руки,

поглядывая то на грязную, из  грубой  мешковины,  одежду  соседей,  то  на

длинный ряд мужчин и женщин впереди.

   - Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? - сказал человек

за его спиной.

   - Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик.

   - Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в

этом толк!

   - Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из  мужчин,

стоящих впереди.

   - Я же пошутил. - Задний положил  руку  на  голову  мальчишки.  Мальчик

угрюмо стряхнул ее. - Просто подумал, чудно это-ребенок, такая рань  а  он

не спит.

   - Этот парень знает толк в искусстве, ясно?  -  сказал  заступник,  его

фамилия была Григсби. - Тебя как звать-то, малец?

   - Том.

   - Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку-верно. Том?

   - Точно!

   Смех покатился по шеренге людей.

   Впереди кто-то продавал горячий  кофе  в  треснувших  чашках.  Поглядев

туда. Том увидел маленький  жаркий  костер  и  бурлящее  варево  в  ржавой

кастрюле. Это был не  настоящий  кофе.  Его  заварили  из  каких-то  ягод,

собранных на лугах  за  городом,  и  продавали  по  пенни  чашка,  согреть

желудок" но мало кто покупал, мало кому это было по карману.

   Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной  взрывом

каменной стеной.

   - Говорят, она _улыбается_, - сказал мальчик.

   - Ага, улыбается, - ответил Григсби.

   - Говорят, она сделана из краски и холста.

   - Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та,  настоящая,

- я слышал - была на доске нарисована, в незапамятные времена.

   - Говорят, ей четыреста лет.

   - Если не больше. Коли. уж на  то  пошло,  никому  не  известно,  какой

сейчас год.

   - Две тысячи шестьдесят первый!

   - Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А  может,  трехтысячный!

Или пятитысячный! Почем мы можем  знать?  Сколько  времени  одна  сплошная

катавасия была... И достались нам только рожки да ножки.

   Они шаркали ногами, медленно  продвигаясь  вперед  по  холодным  камням

мостовой.

   - Скоро мы ее увидим? - уныло протянул Том.

   - Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четырех

латунных столбиках бархатную веревку, все честь по чести,  чтобы  люди  не

подходили слишком близко. И  учти,  Том,  никаких  камней,  они  запретили

бросать в нее камни.

   - Ладно, сэр.

   Солнце поднималось  все  выше  по  небосводу,  неся  тепло,  и  мужчины

сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.

   - А зачем мы все тут собрались? - спросил, подумав, Том.  -  Почему  мы

должны плевать?

   Тригсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который

час.

   - Э, Том, причин уйма. - Он рассеянно протянул руку к карману, которого

уже давно не было, за несуществующей сигаретой.  Том  видел  это  движение

миллион раз. - Тут все дело в ненависти, ненависти ко всему, что связано с

Прошлым. Ответь-ка ты мне, как мы дошли до такого состояния? Города--труды

развалин, дороги  от  бомбежек-словно  пила,  вверх-вниз,  поля  по  ночам

светятся, радиоактивные... Вот и скажи, Том, что это,  если  не  последняя

подлость?

   - Да, сэр, конечно.

   - То-то и оно... Человек ненавидит то, что его сгубило, что  ему  жизнь

поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть но такова  человеческая

природа.

   - А если хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы  не  ненавидели?  -

сказал Том.

   - Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром  в  Прошлом!

Вот и  стоим  здесь  с  самого  утра,  кишки  подвело,  стучим  от  холода

зубами-ядовитые троглодиты, ни покурить, ни выпить,  никакой  тебе  утехи,

кроме этих наших праздников. Том. Наших праздников...

   Том мысленно перебрал праздники,  в  которых  участвовал  за  последние

годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все  смеялись,  точно

пьяные. А праздник  науки  месяц  тому  назад,  когда  притащили  в  город

последний автомобиль, потом бросили жребий, и счастливчики могли по одному

разу долбануть машину кувалдой!..

   -  Помню  ли  я,  Том?  Помню  ли?  Да  ведь  я  же   разбил   переднее

стекло-стекло, слышишь? господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!

   Том  и  впрямь  словно  услышал,  как  стекло  рассыпается  сверкающими

осколками.

   - А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же  он  это

сработал, прямо мастерски. Бамм! Но лучше всего,  -  продолжал  вспоминать

Григсби, - было в тот  раз,  когда  громили  завод,  который  еще  пытался

выпускать самолеты. И отвели же мы душеньку! А потом  нашли  типографию  и

склад боеприпасов-и взорвали их вместе! Представляешь себе. Том? - -

   Том подумал.

   - Ага.

   Полдень. Запахи разрушенного города  отравляли  жаркий  воздух,  что-то

копошилось среди обломков зданий.

   - Сэр, это больше никогда не вернется?

   - Что-цивилизация? А кому она нужна? Во всяком случае не мне!

   - А я так готов ее терпеть,  -  сказал  один  из  очереди.  -  Не  все,

конечно, но были и в ней свои хорошие стороны...

   - Чего зря болтать-то! - крикнул Григсби. - Все равно впустую.

   - Э, - упорствовал один из очереди, - не торопитесь. Вот  увидите:  еще

появится башковитый человек, который ее подлатает.  Попомните  мои  слова.

Человек с душой.

   - Не будет того, сказал - Григсби.

   - А я говорю, появится. Человек, у которого душа лежит к красивому.  Он

вернет нам-нет, не  старую,  а,  так  сказать,  ограниченную  цивилизацию,

такую, чтобы мы могли жить мирно.

   - Не успеешь и глазом моргнуть, как опять война!

   - Почему же? Может, на этот раз все будет иначе. Наконец и они вступили

на главную площадь. Одновременно в город въехал  верховой;  держа  в  руке

листок бумаги, Огороженное пространство было в самом центре площади.  Том,

Григсби  и  все  остальные,  копя  слюну,  подвигались   вперед   -   шли,

изготовившись, предвкушая, с расширившимися зрачками. Сердце  Тома  билось

часто-часто, и земля жгла его босые пятки.

   - Ну, Том, сейчас наша  очередь,  не  зевай!  -  По  углам  огороженной

площадки стояло четверо полицейских-четверо мужчин  с  желтым  шнурком  на

запястьях, знаком их власти над остальными. Они  должны  были  следить  за

тем, чтобы не бросали камней.

   - Это для того, - уже напоследок  объяснил  Григсби,  -  чтобы  каждому

досталось плюнуть по разку, понял, Том? Ну, давай!

   Том замер перед картиной, глядя на нее.

   - Ну, плюй же!

   У мальчишки пересохло во рту.

   - Том, давай! Живее!

   - Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!

   - Ладно, я плюну за тебя!

   Плевок Григсби блеснул в лучах солнца.  Женщина  на  картине  улыбалась

таинственно-печально,  и  Том,  отвечая  на  ее  взгляд,  чувствовал,  как

колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.

   - Она красивая, - повторил он.

   - Иди уж, пока полиция...

   - Внимание!

   Очередь притихла. Только что они бранили Тома -  стал  как  пень!  -  а

теперь все повернулись к верховому.

   - Как ее звать, сэр? - тихо спросил Том.

   - Картину-то? Кажется, "Мона Лиза"... Точно: "Мона Лиза".

   - Слушайте объявление, - сказал верховой.  -  Власти  постановили,  что

сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей,

дабы они могли принять участие в уничтожении...

   Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла  его

к картине. Резкий звук рвущегося холста... Полицейские  бросились  наутек.

Толпа  выла,  и  руки  клевали  портрет,  словно   голодные   птицы.   Том

почувствовал, как его  буквально  швырнули  сквозь  разбитую  раму.  Слепо

подражая остальным, он вытянул руку, схватил  клочок  лоснящегося  холста,

дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его  из  толпы  на  волю.  Весь  в

ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали  куски  холста,

как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их  в

мелкие-мелкие клочья.

   Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он  глянул  на

свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.

   - Эй,  Том,  ты  что  же!  -  крикнул  Григсби.  Не  говоря  ни  слова,

всхлипывая. Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками  дорогу,

через поле, через мелкую речушку, он бежал  и  бежал,  не  оглядываясь,  и

сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.

   На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В  девять

часов он был у разбитого здания фермы. За ней,  в  том,  что  осталось  от

силосной башни, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что

семья спит-спит мать, отец, брат. Тихонько, молча, он  скользнул  в  узкую

дверь и лег, часто дыша.

   - Том? - раздался во мраке голос матери.

   - Да.

   - Где ты болтался? - рявкнул отец. - Погоди, вот я тебе утром всыплю...

   Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось  сегодня

в одиночку трудиться на их огороде.

   - Ложись! - негромко прикрикнула на него мать.

   Еще пинок.

   Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно

прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.

   Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла  луна,  и

маленький квадратик света полз  по  телу  Тома.  Только  теперь  его  рука

ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к  движениям  спящих,  Том

поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул,  потом,  весь  ожидание,

разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.

   Мир спал, освещенный луной.

   А на его ладони лежала Улыбка.

   Он смотрел на нее в белом свете, который падал с  полуночного  неба.  И

тихо повторял про себя, снова и снова: "Улыбка, чудесная улыбка..."

   Час спустя он все еще видел ее, даже после того как осторожно сложил ее

и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним - Улыбка. Ласковая,

добрая, она была Там и тогда, когда он уснул, а мир был объят  безмолвием,

и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.

16

МИХАИЛ  ЗОЩЕНКО

ОБЕЗЬЯНИЙ  ЯЗЫК

Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный.

Главная причина в том, что иностранных слов в нём до чёрта. Ну, взять французскую речь. Всё хорошо и понятно. Кескёсе, мерси, комси — всё, обратите ваше внимание, чисто французские, натуральные, понятные слова.

А нуте-ка, сунься теперь с русской фразой — беда. Вся речь пересыпана словами с иностранным, туманным значением.

От этого затрудняется речь, нарушается дыхание и треплются нервы.

Я вот на днях слышал разговор. На собрании было. Соседи мои разговорились.

Очень умный и интеллигентный разговор был, но я, человек без высшего образования, понимал ихний разговор с трудом и хлопал ушами.

Началось дело с пустяков.

Мой сосед, не старый ещё мужчина, с бородой, наклонился к своему соседу слева и вежливо спросил:

— А что, товарищ, это заседание пленарное будет али как?

— Пленарное,— небрежно ответил сосед.

— Ишь ты,— удивился первый,— то-то я и гляжу, что такое? Как будто оно и пленарное.

— Да уж будьте покойны,— строго ответил второй.— Сегодня сильно пленарное и кворум такой подобрался — только держись.

— Да ну? — спросил сосед.— Неужели и кворум подобрался?

— Ей-богу,— сказал второй.

— И что же он, кворум-то этот?

— Да ничего,— ответил сосед, несколько растерявшись.— Подобрался, и всё тут.

— Скажи на милость,— с огорчением покачал головой первый сосед.— С чего бы это он, а?

Второй сосед развёл руками и строго посмотрел на собеседника, потом добавил с мягкой улыбкой:

— Вот вы, товарищ, небось, не одобряете эти пленарные заседания... А мне как-то они ближе. Всё как-то, знаете ли, выходит в них минимально по существу дня... Хотя я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия из пустого в порожнее.

— Не всегда это,— возразил первый.— Если, конечно, посмотреть с точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то да — индустрия конкретно.

— Конкретно фактически,— строго поправил второй.

— Пожалуй,— согласился собеседник.— Это я тоже допущаю. Конкретно фактически. Хотя как когда...

— Всегда,— коротко отрезал второй.— Всегда, уважаемый товарищ. Особенно, если после речей подсекция заварится минимально. Дискуссии и крику тогда не оберёшься...

На трибуну взошёл человек и махнул рукой. Всё смолкло. Только соседи мои, несколько разгорячённые спором, не сразу замолчали. Первый сосед никак не мог помириться с тем, что подсекция заваривается минимально. Ему казалось, что подсекция заваривается несколько иначе.

На соседей моих зашикали. Соседи пожали плечами и смолкли. Потом первый сосед снова наклонился ко второму и тихо спросил:

— Это кто ж там такой вышедши?

— Это? Да это президиум вышедши. Очень острый мужчина. И оратор первейший. Завсегда остро говорит по существу дня.

Оратор простёр руку вперёд и начал речь.

И когда он произносил надменные слова с иностранным, туманным значением, соседи мои сурово кивали головами. Причём второй сосед строго поглядывал на первого, желая показать, что он всё же был прав в только что законченном споре.

Трудно, товарищи, говорить по-русски!

1925

17

Анна Ахматова — Мужество: Стих

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки.

18

Одухотворённые люди

Автор:Андрей Платонов

http://detectivebooks.ru/book/9456890/?page=1

19

Андрей Платонов

ЮШКА

Давно, в старинное время, жил у нас на улице старый на вид человек. Он работал в кузнице при большой московской дороге; он работал подручным помощником у главного кузнеца, потому что он плохо видел глазами и в руках у него мало было силы. Он носил в кузницу воду, песок и уголь, раздувал мехом горн, держал клещами горячее железо на наковальне, когда главный кузнец отковывал его, вводил лошадь в станок, чтобы ковать ее, и делал всякую другую работу, которую нужно было делать. Звали его Ефимом, но все люди называли его Юшкой. Он был мал ростом и худ; на сморщенном лице его, вместо усов и бороды, росли по отдельности редкие седые волосы; глаза же у него были белые, как у слепца, и в них всегда стояла влага, как неостывающие слезы.Юшка жил на квартире у хозяина кузницы, на кухне. Утром он шел в кузницу, а вечером шел обратно на ночлег. Хозяин кормил его за работу хлебом, щами и кашей, а чай, сахар и одежда у Юшки были свои; он их должен покупать за свое жалованье — семь рублей и шестьдесят копеек в месяц. Но Юшка чаю не пил и сахару не покупал, он пил воду, а одежду носил долгие годы одну и ту же без смены: летом он ходил в штанах и в блузе, черных и закопченных от работы, прожженных искрами насквозь, так что в нескольких местах видно было его белое тело, и босой, зимою же он надевал поверх блузы еще полушубок, доставшийся ему от умершего отца, а ноги обувал в валенки, которые он подшивал с осени, и носил всякую зиму всю жизнь одну и ту же пару.Когда Юшка рано утром шел по улице в кузницу, то старики и старухи подымались и говорили, что вон Юшка уж работать пошел, пора вставать, и будили молодых. А вечером, когда Юшка проходил на ночлег, то люди говорили, что пора ужинать и спать ложиться — вон и Юшка уж спать пошел.А малые дети и даже те, которые стали подростками, они, увидя тихо бредущего старого Юшку, переставали играть на улице, бежали за Юшкой и кричали:— Вон Юшка идет! Вон Юшка!Дети поднимали с земли сухие ветки, камешки, сор горстями и бросали в Юшку.— Юшка! — кричали дети. — Ты правда Юшка?Старик ничего не отвечал детям и не обижался на них; он шел так же тихо, как прежде, и не закрывал своего лица, в которое попадали камешки и земляной сор.Дети удивлялись Юшке, что он живой, а сам не серчает на них. И они снова окликали старика:— Юшка, ты правда или нет?Затем дети снова бросали в него предметы с земли, подбегали к нему, трогали его и толкали, не понимай, почему он не поругает их, не возьмет хворостину и не погонится за ними, как все большие люди делают. Дети не знали другого такого человека, и они думали — вправду ли Юшка живой? Потрогав Юшку руками или ударив его, они видели, что он твердый и живой.Тогда дети опять толкали Юшку и кидали в него комья земли, — пусть он лучше злится, раз он вправду живет на свете. Но Юшка шел и молчал. Тогда сами дети начинали серчать на Юшку. Им было скучно и нехорошо играть, если Юшка всегда молчит, не пугает их и не гонится за ними. И они еще сильнее толкали старика и кричали вкруг него, чтоб он отозвался им злом и развеселил их. Тогда бы они отбежали от него и в испуге, в радости снова бы дразнили его издали и звали к себе, убегая затем прятаться в сумрак вечера, в сени домов, в заросли садов и огородов. Но Юшка не трогал их и не отвечал им.Когда же дети вовсе останавливали Юшку или делали ему слишком больно, он говорил им:— Чего вы, родные мои, чего вы, маленькие!.. Вы, должно быть, любите меня!.. Отчего я вам всем нужен?.. Обождите, не надо меня трогать, вы мне в глаза землей попали, я не вижу.Дети не слышали и не понимали его. Они по-прежнему толкали Юшку и смеялись над ним. Они радовались тому, что с ним можно все делать, что хочешь, а он им ничего не делает.Юшка тоже радовался. Он знал, отчего дети смеются над ним и мучают его. Он верил, что дети любят его, что он нужен им, только они не умеют любить человека и не знают, что делать для любви, и поэтому терзают его.Дома отцы и матери упрекали детей, когда они плохо учились или не слушались родителей: «Вот ты будешь такой же, как Юшка! — Вырастешь, и будешь ходить летом босой, а зимой в худых валенках, и все тебя будут мучить, и чаю с сахаром не будешь пить, а одну воду!»Взрослые пожилые люди, встретив Юшку на улице, тоже иногда обижали его. У взрослых людей бывало злое горе или обида, или они были пьяными, тогда сердце их наполнялось лютой яростью. Увидев Юшку, шедшего в кузницу или ко двору на ночлег, взрослый человек говорил ему:— Да что ты такой блажно́й, непохожий ходишь тут? Чего ты думаешь такое особенное?Юшка останавливался, слушал и молчал в ответ.— Слов у тебя, что ли, нету, животное такое! Ты живи просто и честно, как я живу, а тайно ничего не думай! Говори, будешь так жить, как надо? Не будешь? Ага!.. Ну ладно!И после разговора, во время которого Юшка молчал, взрослый человек убеждался, что Юшка во всем виноват, и тут же бил его. От кротости Юшки взрослый человек приходил в ожесточение и бил его больше, чем хотел сначала, и в этом зле забывал на время свое горе.Юшка потом долго лежал в пыли на дороге. Очнувшись, он вставал сам, а иногда за ним приходила дочь хозяина кузницы, она подымала его и уводила с собой.— Лучше бы ты умер, Юшка, — говорила хозяйская дочь. — Зачем ты живешь?Юшка глядел на нее с удивлением. Он не понимал, зачем ему умирать, когда он родился жить.— Это отец-мать меня родили, их воля была, — отвечал Юшка, — мне нельзя помирать, и я отцу твоему в кузне помогаю.— Другой бы на твое место нашелся, помощник какой!— Меня, Даша, народ любит!Даша смеялась.— У тебя сейчас кровь на щеке, а на прошлой неделе тебе ухо разорвали, а ты говоришь — народ тебя любит!..— Он меня без понятия любит, — говорил Юшка. — Сердце в людях бывает слепое.— Сердце-то в них слепое, да глаза у них зрячие! — произносила Даша. — Иди скорее, что ль! Любят-то они по сердцу, да бьют тебя по расчету.— По расчету они на меня серчают, это правда, — соглашался Юшка. — Они мне улицей ходить не велят и тело калечат.— Эх ты, Юшка, Юшка! — вздыхала Даша. — А ты ведь, отец говорил, нестарый еще!— Какой я старый!.. Я грудью с детства страдаю, это я от болезни на вид оплошал и старым стал...По этой своей болезни Юшка каждое лето уходил от хозяина на месяц. Он уходил пешим в глухую дальнюю деревню, где у него жили, должно быть, родственники. Никто не знал, кем они ему приходились.Даже сам Юшка забывал, и в одно лето он говорил, что в деревне у него живет вдовая сестра, а в другое, что там племянница. Иной раз он говорил, что идет в деревню, а в иной, что в самоё Москву. А люди думали, что в дальней деревне живет Юшкина любимая дочь, такая же незлобная и лишняя людям, как отец.В июне или августе месяце Юшка надевал на плечи котомку с хлебом и уходил из нашего города. В пути он дышал благоуханием трав и лесов, смотрел на белые облака, рождающиеся в небе, плывущие и умирающие в светлой воздушной теплоте, слушал голос рек, бормочущих на каменных перекатах, и больная грудь Юшки отдыхала, он более не чувствовал своего недуга — чахотки. Уйдя далеко, где было вовсе безлюдно, Юшка не скрывал более своей любви к живым существам. Он склонялся к земле и целовал цветы, стараясь не дышать на них, чтоб они не испортились от его дыхания, он гладил кору на деревьях и подымал с тропинки бабочек и жуков, которые пали замертво, и долго всматривался в их лица, чувствуя себя без них осиротевшим. Но живые птицы пели в небе, стрекозы, жуки и работящие кузнечики издавали в траве веселые звуки, и поэтому на душе у Юшки было легко, в грудь его входил сладкий воздух цветов, пахнущих влагой и солнечным светом.По дороге Юшка отдыхал. Он садился в тень подорожного дерева и дремал в покое и тепле. Отдохнув, отдышавшись в поле, он не помнил более о болезни и шел весело дальше, как здоровый человек. Юшке было сорок лет от роду, но болезнь давно уже мучила его и состарила прежде времени, так что он всем казался ветхим.И так каждый год уходил Юшка через поля, леса и реки в дальнюю деревню или в Москву, где его ожидал кто-то или никто не ждал, — об этом никому в городе не было известно.Через месяц Юшка обыкновенно возвращался обратно в город и опять работал с утра до вечера в кузнице. Он снова начинал жить по-прежнему, и опять дети и взрослые, жители улицы, потешались над Юшкой, упрекали его за безответную глупость и терзали его.Юшка смирно жил до лета будущего года, а среди лета надевал котомку за плечи, складывал в отдельный мешочек деньги, что заработал и накопил за год, всего рублей сто, вешал тот мешочек себе за пазуху на грудь и уходил неизвестно куда и неизвестно к кому.Но год от году Юшка все более слабел, потому шло и проходило время его жизни и грудная болезнь мучила его тело и истощала его. В одно лето, когда Юшке уже подходил срок отправляться в свою дальнюю деревню, он никуда не пошел. Он брел, как обычно вечером, уже затемно из кузницы к хозяину на ночлег. Веселый прохожий, знавший Юшку, посмеялся над ним:— Чего ты землю нашу топчешь, божье чучело! Хоть бы ты помер, что ли, может, веселее бы стало без тебя, а то я боюсь соскучиться...И здесь Юшка осерчал в ответ — должно быть, первый раз в жизни.— А чего я тебе, чем я вам мешаю!.. Я жить родителями поставлен, я по закону родился, я тоже всему свету нужен, как и ты, без меня тоже, значит, нельзя...Прохожий, не дослушав Юшку, рассердился на него:— Да ты что! Ты чего заговорил? Как ты смеешь меня, самого меня с собой равнять, юрод негодный!— Я не равняю, — сказал Юшка, — а по надобности мы все равны...— Ты мне не мудруй! — закричал прохожий. — Я сам помудрей тебя! Ишь, разговорился, я тебя выучу уму!Замахнувшись, прохожий с силой злобы толкнул Юшку в грудь, и тот упал навзничь.— Отдохни, — сказал прохожий и ушел домой пить чай.Полежав, Юшка повернулся вниз лицом и более не пошевелился и не поднялся.Вскоре проходил мимо один человек, столяр из мебельной мастерской. Он окликнул Юшку, потом переложил его на спину и увидел во тьме белые открытые неподвижные глаза Юшки. Рот его был черен; столяр вытер уста Юшки ладонью и понял, что это была спекшаяся кровь. Он опробовал еще место, где лежала голова Юшки лицом вниз, и почувствовал, что земля там была сырая, ее залила кровь, хлынувшая горлом из Юшки.— Помер, — вздохнул столяр. — Прощай, Юшка, и нас всех прости. Забраковали тебя люди, а кто тебе судья!..Хозяин кузницы приготовил Юшку к погребению. Дочь хозяина Даша омыла тело Юшки, и его положили на стол в доме кузнеца. К телу умершего пришли проститься с ним все люди, старые и малые, весь народ, который знал Юшку и потешался над ним и мучил его при жизни.Потом Юшку похоронили и забыли его. Однако без Юшки жить людям стало хуже. Теперь вся злоба и глумление оставались среди людей и тратились меж ними, потому что не было Юшки, безответно терпевшего всякое чужое зло, ожесточение, насмешку и недоброжелательство.Снова вспомнили про Юшку лишь глубокой осенью. В один темный непогожий день в кузницу пришла юная девушка и спросила у хозяина-кузнеца: где ей найти Ефима Дмитриевича?— Какого Ефима Дмитриевича? — удивился кузнец. — У нас такого сроду тут и не было.Девушка, выслушав, не ушла, однако, и молча ожидала чего-то. Кузнец поглядел на нее: что за гостью ему принесла непогода. Девушка на вид была тщедушна и невелика ростом, но мягкое чистое лицо ее было столь нежно и кротко, а большие серые глаза глядели так грустно, словно они готовы были вот-вот наполниться слезами, что кузнец подобрел сердцем, глядя на гостью, и вдруг догадался:— Уж не Юшка ли он? Так и есть — по паспорту он писался Дмитричем...— Юшка, — прошептала девушка. — Это правда. Сам себя он называл Юшкой.Кузнец помолчал.— А вы кто ему будете? — Родственница, что ль?— Я никто. Я сиротой была, а Ефим Дмитриевич поместил меня, маленькую, в семейство в Москве, потом отдал в школу с пансионом... Каждый год он приходил проведывать меня и приносил деньги на весь год, чтоб я жила и училась. Теперь я выросла, я уже окончила университет, а Ефим Дмитриевич в нынешнее лето не пришел меня проведать. Скажите мне, где же он, — он говорил, что работал у вас двадцать пять лет...— Половина полвека прошло, состарились вместе, — сказал кузнец.Он закрыл кузницу и повел гостью на кладбище. Там девушка припала к земле, в которой лежал мертвый Юшка, человек, кормивший ее с детства, никогда не евший сахара, чтоб она ела его.Она знала, чем болел Юшка, и теперь сама окончила ученье на врача и приехала сюда, чтобы лечить того, кто ее любил больше всего на свете и кого она сама любила всем теплом и светом своего сердца...С тех пор прошло много времени. Девушка-врач осталась навсегда в нашем городе. Она стала работать в больнице для чахоточных, она ходила по домам, где были туберкулезные больные, и ни с кого не брала платы за свой труд. Теперь она сама уже тоже состарилась, однако по-прежнему весь день она лечит и утешает больных людей, не утомляясь утолять страдание и отдалять смерть от ослабевших. И все ее знают в городе, называя дочерью доброго Юшки, позабыв давно самого Юшку и то, что она не приходилась ему дочерью.

20

Катаев Валентин

Флаг

Валентин Петрович КАТАЕВ

ФЛАГ

Рассказ

Несколько шиферных крыш виднелось в глубине острова. Над ними подымался узкий треугольник кирхи с черным прямым крестом, врезанным в пасмурное небо.

Безлюдным казался каменистый берег. Море на сотни миль вокруг казалось пустынным. Но это было не так.

Иногда далеко в море показывался слабый силуэт военного корабля или транспорта. И в ту же минуту бесшумно и легко, как во сне, как в сказке, отходила в сторону одна из гранитных глыб, открывая пещеру. Снизу в пещере плавно поднимались три дальнобойных орудия. Они поднимались выше уровня моря, выдвигались вперед и останавливались. Три ствола чудовищной длины сами собой поворачивались, следуя за неприятельским кораблем, как за магнитом. На толстых стальных срезах, в концентрических желобах блестело тугое зеленое масло.

В казематах, выдолбленных глубоко в скале, помещались небольшой гарнизон форта и все его хозяйство. В тесной нише, отделенной от кубрика фанерной перегородкой, жили начальник гарнизона форта и его комиссар.

Они сидели на койках, вделанных в стену. Их разделял столик. На столике горела электрическая лампочка. Она отражалась беглыми молниями в диске вентилятора. Сухой ветер шевелил ведомости. Карандашик катался по карте, разбитой на квадраты. Это была карта моря. Только что командиру доложили, что в квадрате номер восемь замечен вражеский эсминец. Командир кивнул головой.

Простыни слепящего оранжевого огня вылетали из орудий. Три залпа подряд потрясли воду и камень. Воздух туго ударил в уши. С шумом чугунного шара, пущенного по мрамору, снаряды уходили один за другим вдаль. А через несколько мгновений эхо принесло по воде весть о том, что они разорвались.

Командир и комиссар молча смотрели друг на друга. Все было понятно без слов: остров со всех сторон обложен: коммуникации порваны; больше месяца горсточка храбрецов защищает осажденный форт от беспрерывных атак с моря и воздуха; бомбы с яростным постоянством бьют в скалы; торпедные катера и десантные шлюпки шныряют вокруг; враг хочет взять остров штурмом. Но гранитные скалы стоят непоколебимо; тогда враг отступает далеко в море; собравшись с силами и перестроившись, он снова бросается на штурм; он ищет слабое место и не находит его.

Но время шло.

Боеприпасов и продовольствия становилось все меньше. Погреба пустели. Часами командир и комиссар просиживали над ведомостями. Они комбинировали, сокращали. Они пытались оттянуть страшную минуту. Но развязка приближалась. И вот она наступила.

- Ну? - сказал наконец комиссар.

- Вот тебе и ну, - сказал командир. - Все.

- Тогда пиши.

Командир, не торопясь, открыл вахтенный журнал, посмотрел на часы и записал аккуратным почерком: "20 октября. Сегодня с утра вели огонь из всех орудий. В 17 часов 45 минут произведен последний залп. Снарядов больше нет. Запас продовольствия на одни сутки".

Он закрыл журнал - эту толстую бухгалтерскую книгу, прошнурованную и скрепленную сургучной печатью, подержал его некоторое время на ладони, как бы определяя его вес, и положил на полку.

- Такие-то дела, комиссар, - сказал он без улыбки.

В дверь постучали.

- Войдите.

Дежурный в глянцевитом плаще, с которого текла вода, вошел в комнату. Он положил на стол небольшой алюминиевый цилиндрик.

- Вымпел?

- Точно.

- Кем сброшен?

- Немецким истребителем.

Командир отвинтил крышку, засунул в цилиндр два пальца и вытащил бумагу, свернутую трубкой. Он прочитал ее и нахмурился. На пергаментном листке крупным, очень разборчивым почерком, зелеными ализариновыми чернилами было написано следующее:

"Господин коммандантий совецки форт и батареи. Вы есть окружени зовсех старон. Вы не имеет больше боевых припаси и продукты. Во избегания напрасни кровопролити предлагаю вам капитулирование. Условия: весь гарнизон форта зовместно коммандантий и командиры оставляют батареи форта полный сохранность и порядок и без оружия идут на площадь возле кирха там сдаваться. Ровно в 6.00 часов по среднеевропейски время на вершина кирхе должен есть быть бели флаг. За это я обещаю вам подарить жизнь. Противни случай смерть. Здавайтесь.

Командир немецки десант контр-адмирал

ф о н Э в е р ш а р п".

Командир протянул условия капитуляции комиссару. Комиссар прочел и сказал дежурному:

- Хорошо. Идите.

Дежурный вышел.

- Они хотят видеть флаг на кирхе, - сказал командир задумчиво.

- Да, - сказал комиссар.

- Они его увидят, - сказал командир, надевая шинель. - Большой флаг на кирхе. Как ты думаешь, комиссар, они заметят его? Надо, чтобы они его непременно приметили. Надо, чтобы он был как можно больше. Мы успеем?

- У нас есть время, - сказал комиссар, отыскивая фуражку. - Впереди ночь. Мы не опоздаем. Мы успеем его сшить. Ребята поработают. Он будет громадный. За это я тебе ручаюсь.

Они обнялись и поцеловались в губы, командир и комиссар. Они поцеловались крепко, по-мужски, чувствуя на губах вкус обветренной, горькой кожи. Они поцеловались первый раз в жизни. Они торопились. Они знали, что времени для этого больше никогда не будет.

Комиссар вошел в кубрик и приподнял с тумбочки бюст Ленина. Он вытащил из-под него плюшевую малиновую салфетку. Затем он встал на табурет и снял со стены кумачовую полосу с лозунгом.

Всю ночь гарнизон форта шил флаг, громадный флаг, который едва помещался на полу кубрика. Его шили большими матросскими иголками и суровыми матросскими нитками из кусков самой разнообразной красной материи, из всего, что нашлось подходящего в матросских сундучках.

Незадолго до рассвета флаг размером, по крайней мере, в шесть простынь был готов.

Тогда моряки в последний раз побрились, надели чистые рубахи и один за другим, с автоматами на шее и карманами, набитыми патронами, стали выходить по трапу наверх.

На рассвете в каюту фон Эвершарпа постучался вахтенный начальник. Фон Эвершарп не спал. Он лежал, одетый, на койке. Он подошел к туалетному столику, посмотрел на себя в зеркало, вытер одеколоном мешки под глазами. Лишь после этого он разрешил вахтенному начальнику войти. Вахтенный начальник был взволнован. Он с трудом сдерживал дыханье, поднимая для приветствия руку.

- Флаг на кирхе? - отрывисто спросил фон Эвершарп, играя витой, слоновой кости, рукояткой кинжала.

- Так точно. Они сдаются.

- Хорошо, - сказал фон Эвершарп. - Вы принесли мне превосходную весть. Я вас не забуду. Отлично. Свистать всех наверх.

Через минуту он стоял, расставив ноги, на боевой рубке. Только что рассвело. Это был темный ветреный рассвет поздней осени. В бинокль фон Эвершарп увидел на горизонте маленький гранитный остров. Он лежал среди серого, некрасивого моря. Угловатые волны с диким однообразием повторяли форму прибрежных скал. Море казалось высеченным из гранита.

Над силуэтом рыбачьего поселка подымался узкий треугольник кирхи с черным прямым крестом, врезанным в пасмурное небо. Большой флаг развевался на шпиле. В утренних сумерках он был совсем темный, почти черный.

- Бедняги, - сказал фон Эвершарп, - им, вероятно, пришлось отдать все свои простыни, чтобы сшить такой большой белый флаг. Ничего не поделаешь. Капитуляция имеет свои неудобства.

Он отдал приказ.

Флотилия десантных шлюпок и торпедных катеров направилась к острову. Остров вырастал, приближался. Теперь уже простым глазом можно было рассмотреть кучку моряков, стоявших на площади возле кирхи.

В этот миг показалось малиновое солнце. Оно повисло между небом и водой, верхним краем уйдя в длинную дымчатую тучу, а нижним касаясь зубчатого моря. Угрюмый свет озарил остров. Флаг на кирхе стал красным, как раскаленное железо.

- Черт возьми, это красиво, - сказал фон Эвершарп, - солнце хорошо подшутило над большевиками. Оно выкрасило белый флаг в красный цвет. Но сейчас мы опять заставим его побледнеть.

Ветер гнал крупную зыбь. Волны били в скалы. Отражая удары, скалы звенели, как бронза. Тонкий звон дрожал в воздухе, насыщенном водяной пылью. Волны отступали в море, обнажая мокрые валуны. Собравшись с силами и перестроившись, они снова бросались на приступ. Они искали слабое место, они врывались в узкие извилистые промоины. Они просачивались в глубокие трещины. Вода булькала, стеклянно журчала, шипела. И вдруг, со всего маху ударившись в незримую преграду, с пушечным выстрелом вылетала обратно, взрываясь целым гейзером кипящей розовой пыли.

Десантные шлюпки выбросились на берег. По грудь в пенистой воде, держа над головой автоматы, прыгая по валунам, скользя, падая и снова подымаясь, бежали немцы к форту. Вот они уже на скале. Вот они уже спускаются в открытые люки батарей.

Фон Эвершарп стоял, вцепившись пальцами в поручни боевой рубки. Он не отрывал глаз от берега. Он был восхищен. Его лицо подергивали судороги.

- Вперед, мальчики, вперед!

И вдруг подземный взрыв чудовищной силы потряс остров. Из люков полетели вверх окровавленные клочья одежды и человеческие тела. Скалы наползали одна на другую, раскалывались. Их корежило, поднимало на поверхность из глубины, из недр острова, и с поверхности спихивало в открывшиеся провалы, где грудами обожженного металла лежали механизмы взорванных орудий.

Морщина землетрясения прошла по острову.

- Они взрывают батареи! - крикнул фон Эвершарп. - Они нарушили условия капитуляции! Мерзавцы!

В эту минуту солнце медленно вошло в тучу. Туча поглотила его. Красный свет, мрачно озарявший остров и море, померк. Все вокруг стало монотонного гранитного цвета. Все - кроме флага на кирхе. Фон Эвершарп подумал, что он сходит с ума. Вопреки всем законам физики, громадный флаг на кирхе продолжал оставаться красным. На сером фоне пейзажа его цвет стал еще интенсивней. Он резал глаза. Тогда фон Эвершарп понял все. Флаг никогда не был белым. Он всегда был красным. Он не мог быть иным. Фон Эвершарп забыл, с кем он воюет. Это не был оптический обман. Не солнце обмануло фон Эвершарпа. Он обманул сам себя.

Фон Эвершарп отдал новое приказание.

Эскадрильи бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей поднялись в воздух. Торпедные катера, эсминцы и десантные шлюпки со всех сторон ринулись на остров. По мокрым скалам карабкались новые цепи десантников. Парашютисты падали на крыши рыбачьего поселка, как тюльпаны. Взрывы рвали воздух в клочья.

И посреди этого ада, окопавшись под контрфорсами кирхи, тридцать советских моряков выставили свои автоматы и пулеметы на все четыре стороны света - на юг, на восток, на север и на запад. Никто из них в этот страшный последний час не думал о жизни. Вопрос о жизни был решен. Они знали, что умрут. Но, умирая, они хотели уничтожить как можно больше врагов. В этом состояла боевая задача. И они выполнили ее до конца. Они стреляли точно и аккуратно. Ни один выстрел не пропал даром. Ни одна граната не была брошена зря. Сотни немецких трупов лежали на подступах к кирхе.

Но силы были слишком неравны.

Осыпаемые осколками кирпича и штукатурки, выбитыми разрывными пулями из стен кирхи, с лицами, черными от копоти, залитыми потом и кровью, затыкая раны ватой, вырванной из подкладки бушлатов, тридцать советских моряков падали один за другим, продолжая стрелять до последнего вздоха.

Над ними развевался громадный красный флаг, сшитый большими матросскими иголками и суровыми матросскими нитками из кусков самой разнообразной красной материи, из всего, что нашлось подходящего в матросских сундучках. Он был сшит из заветных шелковых платочков, из красных косынок, шерстяных малиновых шарфов, розовых кисетов, из пунцовых одеял, маек, даже трусов. Алый коленкоровый переплет первого тома "Истории гражданской войны" был также вшит в эту огненную мозаику.

На головокружительной высоте, среди движущихся туч, он развевался, струился, горел, как будто незримый великан-знаменосец стремительно нес его сквозь дым сражения вперед к победе.

1942

21

Старый повар. Константин Паустовский

В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс. Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять.

Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов.

Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.

Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.

Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:

— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.

— Что же делать? — испуганно спросила Мария.

— Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.

— Наша улица такая пустынная… — прошептала Мария, накинула платок и вышла.

Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тёмного неба падали холодные капли дождя.

Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился и спросил:

— Кто здесь?

Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.

— Хорошо, — сказал человек спокойно. — Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте.

Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблёскивал на его чёрном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо.

Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.

— Говорите! — сказал он. — Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.

— Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик. — А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я её научил не трогать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.

— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал. — Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Как вас зовут? — спросил незнакомец.

— Иоганн Мейер, сударь.

— Так вот, Иоганн Мейер, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — прошептал старик.

— Аминь! — повторил незнакомец. — А теперь скажите мне вашу последнюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.

— Я сделаю это. А еще чего вы хотите?

Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:

— Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет. — Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.

— Слушайте,- сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите.

Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи.

Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами.

— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась, — повторил он, прислушиваясь к журчанию струн.

Незнакомец играл, глядя в чёрное окно.

— А теперь, — спросил он, — вы видите что-нибудь?

Старик молчал, прислушиваясь.

— Неужели вы не видите, — быстро сказал незнакомец, не переставая играть, — что ночь из чёрной сделалась синей, а потом голубой, и тёплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел её, и от неё поднимается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается всё выше, всё синее, всё великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.

— Я вижу всё это! — крикнул старик.

Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.

— Нет, сударь, — сказала Мария незнакомцу, — эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.

— Да, — ответил незнакомец, — это яблони, но у них очень крупные лепестки.

— Открой окно, Мария, — попросил старик.

Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно.

Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой.

Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошёл к кровати. Старик сказал, задыхаясь:

— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Имя!

— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец.

Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом.

Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв. Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.

22

Татьяна Толстая

Река Оккервиль

Когда знак зодиака менялся на Скорпиона, становилось совсем уж ветрено, темно и дождливо. Мокрый, струящийся, бьющий ветром в стекла город за беззащитным, незанавешенным, холостяцким окном, за припрятанными в межоконном холоду плавлеными сырками казался тогда злым петровским умыслом, местью огромного, пучеглазого, с разинутой пастью, зубастого царя-плотника, все догоняющего в ночных кошмарах, с корабельным топориком в занесенной длани, своих слабых, перепуганных подданных. Реки, добежав до вздутого, устрашающего моря, бросались вспять, шипящим напором отщелкивали чугунные люки и быстро поднимали водяные спины в музейных подвалах, облизывая хрупкие, разваливающиеся сырым песком коллекции, шаманские маски из петушиных перьев, кривые заморские мечи, шитые бисером халаты, жилистые ноги злых, разбуженных среди ночи сотрудников. В такие-то дни, когда из дождя, мрака, прогибающего стекла ветра вырисовывался белый творожистый лик одиночества, Симеонов, чувствуя себя особенно носатым, лысеющим, особенно ощущая свои нестарые года вокруг лица и дешевые носки далеко внизу, на границе существования, ставил чайник, стирал рукавом пыль со стола, расчищал от книг, высунувших белые язычки закладок, пространство, устанавливал граммофон, подбирая нужную по толщине книгу, чтобы подсунуть под хромой его уголок, и заранее, авансом блаженствуя, извлекал из рваного, пятнами желтизны пошедшего конверта Веру Васильевну – старый, тяжелый, антрацитом отливающий круг, не расщепленный гладкими концентрическими окружностями – с каждой стороны по одному романсу.

– Нет, не тебя! так пылко! я! люблю! – подскакивая, потрескивая и шипя, быстро вертелась под иглой Вера Васильевна; шипение, треск и кружение завивались черной воронкой, расширялись граммофонной трубой, и, торжествуя победу над Симеоновым, несся из фестончатой орхидеи божественный, темный, низкий, сначала кружевной и пыльный, потом набухающий подводным напором, восстающий из глубин, преображающийся, огнями на воде колыхающийся, – пщ-пщ-пщ, пщ-пщ-пщ, – парусом надувающийся голос, – все громче, – обрывающий канаты, неудержимо несущийся, пщ-пщ-пщ, каравеллой по брызжущей огнями ночной воде – все сильней, – расправляющий крылья, набирающий скорость, плавно отрывающийся от отставшей толщи породившего его потока, от маленького, оставшегося на берегу Симеонова, задравшего лысеющую, босую голову к гигантски выросшему, сияющему, затмевающему полнеба, исходящему в победоносном кличе голосу, – нет, не его так пылко любила Вера Васильевна, а все-таки, в сущности, только его одного, и это у них было взаимно. Х-щ-щ-щ-щ-щ-щ-щ.

Симеонов бережно снимал замолкшую Веру Васильевну, покачивал диск, обхватив его распрямленными, уважительными ладонями; рассматривал старинную наклейку: э-эх, где вы теперь, Вера Васильевна? Где теперь ваши белые косточки? И, перевернув ее на спину, устанавливал иглу, прищуриваясь на черносливовые отблески колыхающегося толстого диска, и снова слушал, томясь, об отцветших давно, щщщ, хризантемах в саду, щщщ, где они с нею встретились, и вновь, нарастая подводным потоком, сбрасывая пыль, кружева и годы, потрескивала Вера Васильевна и представала томной наядой – неспортивной, слегка полной наядой начала века, – о сладкая груша, гитара, покатая шампанская бутыль!

А тут и чайник закипал, и Симеонов, выудив из межоконья плавленый сыр или ветчинные обрезки, ставил пластинку с начала и пировал по-холостяцки, на расстеленной газете, наслаждался, радуясь, что Тамара сегодня его не настигнет, не потревожит драгоценного свидания с Верой Васильевной. Хорошо ему было в его одиночестве, в маленькой квартирке, с Верой Васильевной наедине, и дверь крепко заперта от Тамары, и чай крепкий и сладкий, и почти уже закончен перевод ненужной книги с редкого языка, – будут деньги, и Симеонов купит у одного крокодила за большую цену редкую пластинку, где Вера Васильевна тоскует, что не для нее придет весна, – романс мужской, романс одиночества, и бесплотная Вера Васильевна будет петь его, сливаясь с Симеоновым в один тоскующий, надрывный голос. О блаженное одиночество! Одиночество ест со сковородки, выуживает холодную котлету из помутневшей литровой банки, заваривает чай в кружке – ну и что? Покой и воля! Семья же бренчит посудным шкафом, расставляет западнями чашки да блюдца, ловит душу ножом и вилкой, – ухватывает под ребра с двух сторон, – душит ее колпаком для чайника, набрасывает скатерть на голову, но вольная одинокая душа выскальзывает из-под льняной бахромы, проходит ужом сквозь салфеточное кольцо и – хоп! лови-ка! она уже там, в темном, огнями наполненном магическом кругу, очерченном голосом Веры Васильевны, она выбегает за Верой Васильевной, вслед за ее юбками и веером, из светлого танцующего зала на ночной летний балкон, на просторный полукруг над благоухающим хризантемами садом, впрочем, их запах, белый, сухой и горький – это осенний запах, он уже заранее предвещает осень, разлуку, забвение, но любовь все живет в моем сердце больном, – это больной запах, запах прели и грусти, где-то вы теперь, Вера Васильевна, может быть, в Париже или Шанхае, и какой дождь – голубой парижский или желтый китайский – моросит над вашей могилой, и чья земля студит ваши белые кости? Нет, не тебя так пылко я люблю! (Рассказывайте! Конечно же, меня, Вера Васильевна!)

Мимо симеоновского окна проходили трамваи, когда-то покрикивавшие звонками, покачивавшие висячими петлями, похожими на стремена, – Симеонову все казалось, что там, в потолках, спрятаны кони, словно портреты трамвайных прадедов, вынесенные на чердак; потом звонки умолкли, слышался только перестук, лязг и скрежет на повороте, наконец, краснобокие твердые вагоны с деревянными лавками поумирали, и стали ходить вагоны округлые, бесшумные, шипящие на остановках, можно было сесть, плюхнуться на охнувшее, испускающее под тобой дух мягкое кресло и покатить в голубую даль, до конечной остановки, манившей названием: "Река Оккервиль". Но Симеонов туда никогда не ездил. Край света, и нечего там было ему делать, но не в том даже дело: не видя, не зная дальней этой, почти не ленинградской уже речки, можно было вообразить себе все, что угодно: мутный зеленоватый поток, например, с медленным, мутно плывущим в ней зеленым солнцем, серебристые ивы, тихо свесившие ветви с курчавого бережка, красные кирпичные двухэтажные домики с черепичными крышами, деревянные горбатые мостики – тихий, замедленный как во сне мир; а ведь на самом деле там наверняка же склады, заборы, какая-нибудь гадкая фабричонка выплевывает перламутрово-ядовитые отходы, свалка дымится вонючим тлеющим дымом, или что-нибудь еще, безнадежное, окраинное, пошлое. Нет, не надо разочаровываться, ездить на речку Оккервиль, лучше мысленно обсадить ее берега длинноволосыми ивами, расставить крутоверхие домики, пустить неторопливых жителей, может быть, в немецких колпаках, в полосатых чулках, с длинными фарфоровыми трубками в зубах… а лучше замостить брусчаткой оккервильские набережные, реку наполнить чистой серой водой, навести мосты с башенками и цепями, выровнять плавным лекалом гранитные парапеты, поставить вдоль набережной высокие серые дома с чугунными решетками подворотен – пусть верх ворот будет как рыбья чешуя, а с кованых балконов выглядывают настурции, поселить там молодую Веру Васильевну, и пусть идет она, натягивая длинную перчатку, по брусчатой мостовой, узко ставя ноги, узко переступая черными тупоносыми туфлями с круглыми, как яблоко, каблуками, в маленькой круглой шляпке с вуалькой, сквозь притихшую морось петербургского утра, и туман по такому случаю подать голубой.

Подать голубой туман! Туман подан, Вера Васильевна проходит, постукивая круглыми каблуками, весь специально приготовленный, удерживаемый симеоновским воображением мощеный отрезок, вот и граница декорации, у режиссера кончились средства, он обессилен, и, усталый, он распускает актеров, перечеркивает балконы с настурциями, отдает желающим решетку с узором как рыбья чешуя, сощелкивает в воду гранитные парапеты, рассовывает по карманам мосты с башенками, – карманы распирает, висят цепочки, как от дедовских часов, и только река Оккервиль, сужаясь и расширяясь, течет и никак не может выбрать себе устойчивого облика.

Симеонов ел плавленые сырки, переводил нудные книги, вечерами иногда приводил женщин, а наутро, разочарованный, выпроваживал их – нет, не тебя! – запирался от Тамары, все подступавшей с постирушками, жареной картошкой, цветастыми занавесочками на окна, все время тщательно забывавшей у Симеонова важные вещи, то шпильки, то носовой платок, – к ночи они становились ей срочно нужны, и она приезжала за ними через весь город, – Симеонов тушил свет и не дыша стоял, прижавшись к притолоке в прихожей, пока она ломилась, – и очень часто сдавался, и тогда ел на ужин горячее и пил из синей с золотом чашки крепкий чай с домашним напудренным хворостом, а Тамаре ехать назад, было, конечно, поздно, последний трамвай ушел, и до туманной речки Оккервиль ему уж тем более было не доехать, и Тамара взбивала подушки, пока Вера Васильевна, повернувшись спиной, не слушая оправданий Симеонова, уходила по набережной в ночь, покачиваясь на круглых, как яблоко, каблуках.

Осень сгущалась, когда он покупал у очередного крокодила тяжелый, сколотый с одного краешка диск, – поторговались, споря об изъяне, цена была очень уж высока, а почему? – потому что забыта напрочь Вера Васильевна, ни по радио не прозвучит, ни в викторинах не промелькнет короткая, нежная ее фамилия, и теперь только изысканные чудаки, снобы, любители, эстеты, которым охота выбрасывать деньги на бесплотное, гоняются за ее пластинками, ловят, нанизывают на штыри граммофонных вертушек, переписывают на магнитофоны ее низкий, темный, сияющий, как красное дорогое вино, голос. А ведь старуха еще жива, сказал крокодил, живет где-то в Ленинграде, в бедности, говорят, и безобразии, и недолго же сияла она и в свое-то время, потеряла бриллианты, мужа, квартиру, сына, двух любовников, и, наконец, голос, – в таком вот именно порядке, и успела с этими своими потерями уложиться до тридцатилетнего возраста, с тех и не поет, однако живехонька. Вот как, думал, отяжелев сердцем, Симеонов, и по пути домой, через мосты и сады, через трамвайные пути, все думал: вот как… И, заперев дверь, заварив чаю, поставил на вертушку купленное выщербленное сокровище, и, глядя в окно на стягивающиеся на закатной стороне тяжелые цветные тучи, выстроил, как обычно, кусок гранитной набережной, перекинул мост, – и башенки нынче отяжелели, и цепи были неподъемно чугунны, и ветер рябил и морщил, волновал широкую, серую гладь реки Оккервиль, и Вера Васильевна, спотыкаясь больше положенного на своих неудобных, придуманных Симеоновым, каблуках, заламывала руки и склоняла маленькую гладко причесанную головку к покатому плечику, – тихо, так тихо светит луна, а дума тобой роковая полна, – луна не поддавалась, мылом выскальзывала из рук, неслась сквозь рваные оккервильские тучи, – на этом Оккервиле всегда что-то тревожное с небом, – как беспокойно мечутся прозрачные, прирученные тени нашего воображения, когда сопение и запахи живой жизни проникают в их прохладный, туманный мир!

Глядя на закатные реки, откуда брала начало и река Оккервиль, уже зацветавшая ядовитой зеленью, уже отравленная живым старушечьим дыханием, Симеонов слушал спорящие голоса двух боровшихся демонов: один настаивал выбросить старуху из головы, запереть покрепче двери, изредка приоткрывая их для Тамары, жить, как и раньше жил, в меру любя, в меру томясь, внимая в минуты одиночества чистому звуку серебряной трубы, поющему над неведомой туманной рекой, другой же демон – безумный юноша с помраченным от перевода дурных книг сознанием – требовал идти, бежать, разыскать Веру Васильевну – подслеповатую, бедную, исхудавшую, сиплую, сухоногую старуху, – разыскать, склониться к ее почти оглохшему уху и крикнуть ей через годы и невзгоды, что она – одна-единственная, что ее, только ее так пылко любил он всегда, что любовь все живет в его сердце больном, что она, дивная пери, поднимаясь голосом из подводных глубин, наполняя паруса, стремительно проносясь по ночным огнистым водам, взмывая ввысь, затмевая полнеба, разрушила и подняла его – Симеонова, верного рыцаря, – и, раздавленные ее серебряным голосом, мелким горохом посыпались в разные стороны трамваи, книги, плавленые сырки, мокрые мостовые, птичьи крики, Тамары, чашки, безымянные женщины, уходящие года, вся бренность мира. И старуха, обомлев, взглянет на него полными слез глазами: как? вы знаете меня? не может быть? боже мой! неужели это кому-нибудь еще нужно! и могла ли я думать! – и, растерявшись, не будет знать, куда и посадить Симеонова, а он, бережно поддерживая ее сухой локоть и целуя уже не белую, всю в старческих пятнах руку, проводит ее к креслу, вглядываясь в ее увядшее, старинной лепки лицо. И, с нежностью и с жалостью глядя на пробор в ее слабых белых волосах, будет думать: о, как мы разминулись в этом мире! ("Фу, не надо", – кривился внутренний демон, но Симеонов склонялся к тому, что надо.)

Он буднично, оскорбительно просто – за пятак – добыл адрес Веры Васильевны в уличной адресной будке; сердце стукнуло было: не Оккервиль? конечно, нет. И не набережная. Он купил хризантем на рынке – мелких, желтых, обернутых в целлофан. Отцвели уж давно. И в булочной выбрал тортик. Продавщица, сняв картонную крышку, показала выбранное на отведенной руке: годится? – но Симеонов не осознал, что берет, отпрянул, потому что за окном булочной мелькнула – или показалось? – Тамара, шедшая брать его на квартире, тепленького. Потом уж в трамвае развязал покупку, поинтересовался. Ну, ничего. Фруктовый. Прилично. Под стеклянистой желейной гладью по углам спали одинокие фрукты: там яблочный ломтик, там – угол подороже – ломтик персика, здесь застыла в вечной мерзлоте половинка сливы, и тут – угол шаловливый, дамский, с тремя вишенками. Бока присыпаны мелкой кондитерской перхотью. Трамвай тряхнуло, тортик дрогнул, и Симеонов увидел на отливавшей водным зеркалом желейной поверхности явственный отпечаток большого пальца – нерадивого ли повара, неуклюжей ли продавщицы. Ничего, старуха плохо видит. И я сразу нарежу. ("Вернись, – печально качал головой демон-хранитель, – беги, спасайся".) Симеонов завязал опять, как сумел, стал смотреть на закат. Узким ручьем шумел (шумела? шумело?) Оккервиль, бился в гранитные берега, берега крошились, как песчаные, оползали в воду. У дома Веры Васильевны он постоял, перекладывая подарки из руки в руку. Ворота, в которые предстояло ему войти, были украшены поверху рыбьей узорной чешуей. За ними страшный двор. Кошка шмыгнула. Да, так он и думал. Великая забытая артистка должна жить вот именно в таком дворе. Черный ход, помойные ведра, узкие чугунные перильца, нечистота. Сердце билось. Отцвели уж давно. В моем сердце больном.

Он позвонил. ("Дурак", – плюнул внутренний демон и оставил Симеонова.) Дверь распахнулась под напором шума, пения и хохота, хлынувшего из недр жилья, и сразу же мелькнула Вера Васильевна, белая, огромная, нарумяненная, черно– и густобровая, мелькнула там, за накрытым столом, в освещенном проеме, над грудой остро, до дверей пахнущих закусок, над огромным шоколадным тортом, увенчанным шоколадным зайцем, громко хохочущая, раскатисто смеющаяся, мелькнула – и была отобрана судьбой навсегда. Пятнадцать человек за столом хохотали, глядя ей в рот: у Веры Васильевны был день рождения, Вера Васильевна рассказывала, задыхаясь от смеха, анекдот. Она начала его рассказывать, еще когда Симеонов поднимался по лестнице, она изменяла ему с этими пятнадцатью, еще когда он маялся и мялся у ворот, перекладывая дефектный торт из руки в руку, еще когда он ехал в трамвае, еще когда запирался в квартире и расчищал на пыльном столе пространство для ее серебряного голоса, еще когда впервые с любопытством достал из пожелтевшего рваного конверта тяжелый, черный, отливающий лунной дорожкой диск, еще когда никакого Симеонова не было на свете, лишь ветер шевелил траву и в мире стояла тишина. Она не ждала его, худая, у стрельчатого окна, вглядываясь в даль, в стеклянные струи реки Оккервиль, она хохотала низким голосом над громоздящимся посудой столом, над салатами, огурцами, рыбой и бутылками, и лихо же пила, чаровница, и лихо же поворачивалась туда-сюда тучным телом. Она предала его. Или это он предал Веру Васильевну? Теперь поздно было разбираться.

– Еще один! – со смехом крикнул кто-то, по фамилии, как выяснилось тут же, Поцелуев. – Штрафную! – И торт с отпечатком, и цветы отобрали у Симеонова, и втиснули его за стол, заставив выпить за здоровье Веры Васильевны, здоровье, которого, как он убеждался с неприязнью, ей просто некуда было девать. Симеонов сидел, машинально улыбался, кивал головой, цеплял вилкой соленый помидор, смотрел, как и все, на Веру Васильевну, выслушивал ее громкие шутки – жизнь его была раздавлена, переехана пополам; сам дурак, теперь ничего не вернешь, даже если бежать; волшебную диву умыкнули горынычи, да она и сама с удовольствием дала себя умыкнуть, наплевала на обещанного судьбой прекрасного, грустного, лысоватого принца, не пожелала расслышать его шагов в шуме дождя и вое ветра за осенними стеклами, не пожелала спать, уколотая волшебным веретеном, заколдованная на сто лет, окружила себя смертными, съедобными людьми, приблизила к себе страшного этого Поцелуева – особо, интимно приближенного самим звучанием его фамилии, – и Симеонов топтал серые высокие дома на реке Оккервиль, крушил мосты с башенками и швырял цепи, засыпал мусором светлые серые воды, но река вновь пробивала себе русло, а дома упрямо вставали из развалин, и по несокрушимым мостам скакали экипажи, запряженные парой гнедых.

– Курить есть? – спросил Поцелуев. – Я бросил, так с собой не ношу. – И обчистил Симеонова на полпачки. – Вы кто? Поклонник-любитель? Это хорошо. Квартира своя? Ванна есть? Гут. А то тут общая только. Будете возить ее к себе мыться. Она мыться любит. По первым числам собираемся, записи слушаем. У вас что есть? "Темно-зеленый изумруд" есть? Жаль. Который год ищем, прямо несчастье какое-то. Ну нигде буквально. А эти ваши широко тиражировались, это неинтересно. Вы «Изумруд» ищите. У вас связей нет колбасы копченой доставать? Нет, ей вредно, это я так… себе. Вы цветов помельче принести не могли, что ли? Я вот розы принес, вот с мой кулак буквально. – Поцелуев близко показал волосатый кулак. – Вы не журналист, нет? Передачку бы про нее по радио, все просится Верунчик-то наш. У, морда. Голосина до сих пор как у дьякона. Дайте ваш адрес запишу. – И, придавив Симеонова большой рукой к стулу, – сидите, сидите, не провожайте, – Поцелуев выбрался и ушел, прихватив с собой симеоновский тортик с дактилоскопической отметиной.

Чужие люди вмиг населили туманные оккервильские берега, тащили свой пахнущий давнишним жильем скарб – кастрюльки и матрасы, ведра и рыжих котов, на гранитной набережной было не протиснуться, тут и пели уже свое, выметали мусор на уложенную Симеоновым брусчатку, рожали, размножались, ходили друг к другу в гости, толстая чернобровая старуха толкнула, уронила бледную тень с покатыми плечами, наступила, раздавив, на шляпку с вуалькой, хрустнуло под ногами, покатились в разные стороны круглые старинные каблуки, Вера Васильевна крикнула через стол: "Грибков передайте!" и Симеонов передал, и она поела грибков.

Он смотрел, как шевелится ее большой нос и усы под носом, как переводит она с лица на лицо большие, черные, схваченные старческой мутью глаза, тут кто-то включил магнитофон, и поплыл ее серебряный голос, набирая силу, – ничего, ничего, – думал Симеонов. Сейчас доберусь до дому, ничего. Вера Васильевна умерла, давным-давно умерла, убита, расчленена и съедена этой старухой, и косточки уже обсосаны, я справил бы поминки, но Поцелуев унес мой торт, ничего, вот хризантемы на могилу, сухие, больные, мертвые цветы, очень к месту, я почтил память покойной, можно встать и уйти.

У дверей симеоновской квартиры маялась Тамара – родная! – она подхватила его, внесла, умыла, раздела и накормила горячим. Он пообещал Тамаре жениться, но под утро, во сне, пришла Вера Васильевна, плюнула ему в лицо, обозвала и ушла по сырой набережной в ночь, покачиваясь на выдуманных черных каблуках. А с утра в дверь трезвонил и стучал Поцелуев, пришедший осматривать ванную, готовить на вечер. И вечером он привез Веру Васильевну к Симеонову помыться, курил симеоновские папиросы, налегал на бутерброды, говорил: "Да-а-а… Верунчик – это сила! Сколько мужиков в свое время ухойдакала – это ж боже мой!" А Симеонов против воли прислушивался, как кряхтит и колышется в тесном ванном корыте грузное тело Веры Васильевны, как с хлюпом и чмоканьем отстает ее нежный, тучный, налитой бок от стенки влажной ванны, как с всасывающим звуком уходит в сток вода, как шлепают по полу босые ноги, и как, наконец, откинув крючок, выходит в халате красная, распаренная Вера Васильевна: "Фу-ух. Хорошо." Поцелуев торопился с чаем, а Симеонов, заторможенный, улыбающийся, шел ополаскивать после Веры Васильевны, смывать гибким душем серые окатыши с подсохших стенок ванны, выколупывать седые волосы из сливного отверстия. Поцелуев заводил граммофон, слышен был дивный, нарастающий, грозовой голос, восстающий из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром, над распаренным телом Верунчика, пьющего чай с блюдечка, над согнувшимся в своем пожизненном послушании Симеоновым, над теплой, кухонной Тамарой, над всем, чему нельзя помочь, над подступающим закатом, над собирающимся дождем, над ветром, над безымянными реками, текущими вспять, выходящими из берегов, бушующими и затопляющими город, как умеют делать только реки.

23

Константин Георгиевич Паустовский

Степная гроза

Серый от старости деревянный дом приткнулся к склону оврага. Вверху по краю оврага шумели от весеннего ветра голые вербы, а внизу бормотал и переливался через погнутую немецкую каску мелкий ручей. Каска валялась в ручье давно, больше года, заржавела, но мальчишки со Слободки ее не трогали. Может быть, потому, что они без надобности не выходили из дому, а может быть, потому, что были теперь опытные насчет мин. Тронешь такую каску, грохнет рядом мина – и тогда «бенц»! Слово «бенц» на языке мальчишек означало всякую неожиданность, в том числе и внезапную смерть.

В доме жил старый учитель географии Иван Лукич, по прозвищу Патагонец. Прозвали его так за высокий рост и за красноватое, обветренное лицо. Иван Лукич, человек одинокий и неразговорчивый, до войны много времени проводил в лодке на Днепре – удил рыбу.

Кроме Ивана Лукича, в доме жил сейчас десятилетний Юрка, единственный сын вдового рыбака с Карантинного острова. Почти каждое лето Патагонец навещал отца Юрки – Никифора Бесперечного, ездил с ним в днепровские плавни ловить сазанов.

Перед приходом немцев Никифор отвел Юрку в Херсон, к Ивану Лукичу, сказал, что сам он, Никифор, уходит на шаланде с рыбаками на Кинбурн, будет там биться с немцами, как бились в стародавние годы с турками «вечной памяти запорожские хлопцы».

Напоследок Никифор притянул к себе Юрку, взъерошил ему волосы, сказал:

– Дожидайся тут отцовского возврата. Слухай Ивана Лукича, потому что он знает, в чем наша пропорция.

Никифор любил выражаться торжественно и туманно.

Через день после ухода Никифора Иван Лукич собрался уходить с Юркой от немцев, но пришлось остаться – не на чем было переправиться через Днепр. Лодку свою Иван Лукич отдал бойцам, а моста не было.

Немцы в Слободку заходили редко. Их не интересовали хибарки, залатанные ржавой жестью, маленькие сырые огороды. Немцы расположились в городе, рубили на дрова городской сад, насаженный еще при Екатерине, уводили в степь евреев, открыли в городском театре казино с музыкой для офицеров.

Иван Лукич и Юрка голодали. Юрка собирал по оврагу щавель – только щавелем и жили. Был еще небольшой запас пыльных сухарей и немного картошки. Ловить рыбу на Днепре немцы запретили. Иван Лукич очень от этого страдал. Огорчался и Юрка – с малых лет он привык к бою щук под крутоярами, к запаху очерета.

Днем и в городе, и на Слободке всегда бывало неспокойно. По ночам было не лучше, но Ивану Лукичу и Юрке ночи казались безопаснее, будто темнота в овраге отделяла их от немцев крепостной стеной. В сумерки Иван Лукич закладывал дверь железным засовом, завешивал окна, зажигал старинный медный ночник, ставил по сторонам его на столе тяжелые тома переплетенной «Нивы» и впервые за весь день спокойно закуривал толстую крученую папиросу из махорки, смешанной с сушеной крапивой.

Юрка сидел у стола, смотрел на комнату Ивана Лукича, и все в ней представлялось ему интересным и живым: огромный атлас Петри на столе в зеленом переплете с золотом, пыльные колбы с семенами, дубовый книжный шкаф и часы в виде швейцарского домика. Около домика стояла глиняная девушка в зеленом корсаже и красной юбке с оборками и кормила таких же глиняных белых барашков. Часы эти отставали на четыре часа в сутки. На стенах висели картины: «Переход Суворова через Сен-Готард» Сурикова, «Девятый вал» Айвазовского и портрет путешественника Миклухо-Маклая – страшно худого человека с бородой, похожего на Ивана Лукича.

Иван Лукич садился в потертое ковровое кресло, доставал из ящика письменного стола железную коробку от икры с рыболовными принадлежностями, долго рассматривал крючки, поплавки, грузила, блесны – вздыхал.

От письменного стола пахло табаком и лекарствами. В ящиках лежала стопками пожелтевшая линованная бумага, стереоскоп с видами всех европейских столиц, медный бинокль и много других приятных вещей.

С каждым месяцем этих вещей становилось меньше. Иван Лукич продавал их на маленьком базаре, барахолке, и сам удивлялся, что находились на них покупатели.

Но, несмотря на продажу вещей, Иван Лукич быстро слабел и вскоре перестал быть похожим на патагонца. Кожа на лице посерела, припухла. Иван Лукич жаловался на холод и спал, не снимая шапки.

Освобождение приближалось. С востока надвигалась Красная Армия, и Иван Лукич все чаще мерил старым циркулем карту, соображал, когда советские части дойдут до города.

Однажды ночью Иван Лукич долго не спал, ворочался, даже вставал. Было тихо. Только изредка прошумят и стихнут старые вербы или прогудит высоко над домом неизвестно чей самолет. На рассвете Иван Лукич разбудил Юрку, сказал:

– Вставай! У тебя слух лучше моего.

Юрка вскочил, подошел к окну. Утро было темное, серое. Юрка протер рукавом запотевшее стекло, прижался к нему лбом. Стекло тихонько звякнуло, и далекий, но мощный гул медленно прошел мимо дома и затих в овраге. Потом прошел второй гул, третий. На окне в деревянной плошке взошел посаженный Иваном Лукичом овес. Тоненькие его травинки наклонились к стеклу, будто тоже прислушивались к канонаде, вздрагивали.

Утром Иван Лукич ушел на базар, чтобы разузнать новости. Юрка остался один. Он сидел на теплом от солнца полу и рассматривал «Ниву» за 1907 год. Кто-то подошел к окну, постучал. Юрка закрылся томом «Нивы», осторожно выглянул из-за него. За окном стояла соседка, бабка Федосья.