"Мы посадим наш вишневый сад"
методическая разработка по литературе (10 класс) на тему

Театральный урок для учащихся и их родителей

"Мы посадим наш вишневый сад"

по пьесе А.П. Чехова "Вишневый сад"

Обучающая цель урока: знакомство с драматическим произведением через авторскую интерпретацию

Методическая цель урока: осуществление нестандартных подходов в изучении литературы в новых условиях

Воспитательные цели:

• воспитание чувства патриотизма, ответственности за то, что происходит в родном государстве,
• любви к малой родине, отчему дому, ответственности перед потомками за вклад в развитие государства,
• развитие чувства прекрасного

Психологическая цель: повысить самооценку учащихся, помочь преодолеть застенчивость, неверие в собственные способности

Задачи урока:

• заинтересовать учащихся творчеством гениального русского драматурга А.П.Чехова,
• познакомить с пьесой и её персонажами, закрепить теоретические знания по понятиям род, вид - жанр литературы

Действующие лица:

Ведущий

Чехов А.П.

Л.А. Раневская

Гаев

Аня

Лопахин

Петя Трофимов

Симеонов-Пищик

Шарлотта

Фирс

Яша

Ведущий: Уважаемые гости! Мы приглашаем вас в театр. Вы познакомитесь с пьесой Антона Павловича Чехова “Вишневый сад” и с нашей интерпретацией. У нас всё как в настоящем театре: есть режиссер и помощник режиссера, актеры, костюмер, гример и даже звукорежиссер.

 Так вот, Антон Павлович Чехов, наш отечественный гениальный драматург задумал и написал пьесу “Вишневый сад” в жанре комедии.

Впрочем, он сам вам сейчас всё расскажет, ведь он сегодня у нас в гостях.

Выходит Чехов

Чехов: Добрый день, господа! Антон Павлович…Спасибо, что пригласили...Не ожидал…Итак, “Вишневый сад”… Вы знаете, а ведь это мое последнее произведение.…Это было в 1904 году. Наступил XX век. В нашей с вами России были довольно сложные времена. Готовится смена власти. Дворяне в растерянности, одни бегут за границу, другие приспосабливаются к новым условиям. Грядут перемены. Что они принесут? Бог знает…Давайте-ка познакомимся с персонажами моей пьесы. Я их придумал, но теперь они уже живут самостоятельно, иногда даже спорят со мной. Вот уже больше ста лет пьесу ставят не только в столичных драмтеатрах, но и в провинциях, и за рубежом... Интерес к ней не угасает. Почему? Судите сами, господа,,,

Итак, Раневская Любовь Андреевна, помещица, хозяйка вишневого сада. Прошу!

(садится в кресло на возвышении)

Выходит радостная Раневская

Раневская: Неужели это я? Здесь, в России. Мне хочется прыгать, размахивать руками. А вдруг я сплю! Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, трепетно, когда мы ехали из Парижа, я не могла смотреть из вагона, все плакала… Я здесь родилась, я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и ...если уж надо продавать, то продавайте и меня вместе с садом…(Прикладывает платочек к глазам. Демонстративно, в сердцах садится, обмахивается веером.) Впрочем, надо же пить кофе. Фирс, можешь подавать. Господи, устала-то как...

Входит, шаркая, Фирс, несет чашку кофе, кладет подушечку под ноги, поправляет складки платья.

Фирс: Барыня моя приехала! Дождался! Теперь можно и помереть…

Раневская: Спасибо, голубчик, спасибо, мой старичок. Я так рада, что ты ещё жив. (Пьет кофе.)

Вбегает Гаев

Гаев: Желтого в угол! Дуплет в середину! Режу в угол! (капризно) В энциклопедическом словаре упоминается про наш сад. Фирс, мне тоже кофе и побыстрей!

Фирс (ворчит, идет, не поднимая головы): Дитя неразумное, опять галоши не надели. Вот простудитесь… Ох, грехи мои тяжкие, дитя неразумное…Недотёпа…

Гаев (пафосно): Сестра моя! ..Да... В энциклопедическом словаре упоминается !..

А ты знаешь, Люба, сколько этому шкапу лет? Неделю назад я выдвинул нижний ящик, гляжу, а там выжжены цифры. Шкап сделан ровно сто лет тому назад. Каково? Можно было бы юбилей отпраздновать. Предмет неодушевленный, а все-таки, книжный шкап…(пафосно): Дорогой многоуважаемый шкап! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости. Твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет, поддерживая (вынимает платок, подносит к глазам, сквозь слезы) в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывая в нас идеалы добра и общественного самосознания.

Раневская: Я тебя умоляю, Леня! (пауза) Ты все такой же, братец!

Гаев (смущенно): От шара направо в угол! Режу в середину! В энциклопедическом словаре упоминается про наш сад.

(садится на маленькую табуретку рядом, пьет кофе Раневской)

Чехов: Вот они перед вами: добрые, милые, но совсем как дети, ...инфантильные значит…

Не приспособлены к самостоятельной жизни, не работают, не знают, из чего печется хлеб…Они не понимают, что нельзя жить по-старому, а как по-новому - они не знают, да и не хотят, в сущности, вникать.

Господа! Сейчас придет Лопахин…Ермолай Алексеевич…Вы ведь знаете понятие “новый русский”? В наше время тоже были “новые русские”. Предприимчивые, трудолюбивые, они прекрасно понимали, что время старой патриархальной России ушло, необходим рывок, движение экономики вперед. Заботились не только о собственном процветании, но и о процветании в целом отечества – России. Они не жалели ни сил, ни времени, вгрызаясь в новые экономические отношения.

Входит Лопахин

Лопахин: Любовь Андреевна приехала…Хороший она человек. Помню, когда я был мальчиком лет 15, отец мой покойный – он тогда здесь на деревне в лавке торговал – ударил меня по лицу кулаком, кровь из носу пошла…Любовь Андреевна, помню, молоденькая ещё, худенькая, подвела меня к рукомойнику, вот в этой самой комнате, в детской. “Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет…” Интересно, узнает она меня?

Мужичок…Отец мой, правда, мужик был, а я вот в белом костюме, лаковых башмаках. Со свиным рылом да в калашный ряд… Мой папаша был мужик, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна, и все палкой. В сущности, и я был такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья. Денег много, а вот образования не хватает. Вот читал книгу и ничего не понял. Читал и заснул. Учитесь, господа, пока вы молоды и ничем не стеснены!

Раневская порывисто встает, ставит чашку, взволнованно ходит.

Раневская: Я не могу усидеть, не в состоянии…Я не переживу этой радости…Смейтесь надо мной, я глупая…Шкафик мой родной…Столик мой… (Увидела Лопахина. С досадой) А, это вы…

Лопахин: (целует руку) Вы все такая же великолепная. Мне хочется сказать вам что-нибудь очень приятное, весёлое. (смотрит на часы) Сейчас уеду, некогда разговаривать…ну, да в нескольких словах. Вам уже известно, вишневый сад ваш продается за долги, на 22 августа назначены торги, но вы не беспокойтесь, моя дорогая, спите себе спокойно, выход есть. Вот мой проект. Прошу внимания! Ваше имение рядом с городом, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое 25 тысяч в год дохода.

Гаев: Какая чепуха!

Раневская: Я вас не понимаю, Ермолай Алексеевич…

Лопахин: Место чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить…например, скажем, снести все старые постройки, вот этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…

Гаев (быстро, горячо, выглядывая из-за плеча Раневской): В энциклопедическом словаре упоминается про наш сад!

Раневская: (возмущенно) Вырубить? Милый мой, простите, вы ничего не понимаете. Если во всей губернии есть что-нибудь интересное, даже замечательное, так это только наш вишневый сад.

Лопахин: Замечательного в нем только то, что он очень большой. Вишня родится раз в два года, да и ту девать некуда, никто не покупает.

Гаев: (подняв палец) ...в энциклопедическом словаре...

Лопахин: Если ничего не придумаем и ни к чему не придем, то 22 августа и вишневый сад, и все имение будут продавать с аукциона. Решайтесь же! Другого выхода нет, клянусь вам. Нет и нет.

Фирс: В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад, вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили, и, бывало...

Гаев: Помолчи, Фирс.

Фирс: И, бывало, сушеную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков. Денег было! И сушеная вишня была тогда мягкая, сочная, сладкая, душистая... Способ тогда знали...

Раневская: А где же теперь этот способ?

Фирс: Забыли. Никто не помнит.

Лопахин: Не хочется уезжать. Ежели надумаете насчет дач и решите, тогда дайте мне знать, я взаймы тысяч 50 достану. Серьезно подумайте. (Уходит)

Все молчат.

Гаев: Сад весь белый. Ты не забыла, Люба? Вот эта аллея идет прямо, прямо, точно протянутый ремень, она блестит в лунные ночи. Ты помнишь? Не забыла?

Раневская: О мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мной каждое утро, и тогда он был точно таким, ничего не изменилось. (Смеется) Весь, весь белый! О сад мой! Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!

Гаев: Да, и продадут сад за долги, как это ни странно...(разваливается в кресле, курит сигару и говорит мечтательно, глядя в потолок) А хорошо бы получить от кого-нибудь богатое наследство, хорошо бы выдать нашу Аню за очень богатого человека...Хорошо бы...

Входит Трофимов. Садится на стул, углубляется в книгу, читает, теребит себе волосы.

Трофимов: Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо...

Чехов: Тс-с-с…Господа, это Петя Трофимов. Все его зовут вечный студент. Ну, еще бы! Уж скоро 30 лет, а он все учится, каждый год берет академический отпуск, подрабатывает частными уроками. В семье Раневской он тоже был учителем, теперь учить некого, но он так и привык к семье, его принимают за родного.

Трофимов: Добрый день, господа. Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все, что для нас сегодня недосягаемо, для вас, господа, станет близким, привычным, понятным. (Встает, взлохмачивает волосы)Ведь между нами с вами 100 лет. Это и много, и мало… Работать надо, господа! У нас в России, работают пока немногие, учатся из рук вон плохо, ничего не читают, в науке ничего не смыслят, в искусстве тем более. Лица серьезные, а за ними пустота… Я не люблю слишком серьезных физиономий, давайте помолчим.

Появляется голова Симеонова- Пищика

Симеонов-Пищик: Вы про меня не забыли?(Бросается к Раневской) Любовь Андреевна! Голубушка! (Целует ей руку) Мне бы, Любовь Андреевна, душа моя, завтра утречком...двести сорок рублей...

Раневская: Нет у меня денег, голубчик.

Пищик: Отдам, милая... Сумма-то пустяшная...

Раневская: Ну, хорошо, Леонид даст... Дай ему, Леонид.

Гаев: Дам я ему, держи карман.

Входит Яша с подносом. На подносе стакан с водой, пилюли, через руку салфетка.

Яша: Может, примите сейчас пилюли...

Пищик: Не надо принимать медикаменты, милейшая... от них ни вреда, ни пользы...Дайте-ка мне их, многоуважаемая. (Берет пилюли, высыпает их на руку, дует на них, кладет их в рот, запивает водой) Вот-с!

Раневская: Да вы с ума сошли!

Гаев: Экая прорва!

Пищик: Я полнокровный, со мной уже два раза удар был, танцевать трудно, но, как говорится, попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй. Здоровье-то у меня лошадиное. Мой покойный родитель, шутник, царство ему небесное, насчет нашего происхождения говорил так, будто древний наш род Симеоновых-Пищиков происходил будто бы от той самой лошади, которую Калигула посадил в сенате... Но вот беда: денег нет! Голодная собака ворует только мясо... Я теперь в таком безденежном положении, что хоть фальшивые бумажки делай. Хорошо, англичане на моем участке белую глину нашли, денег дали.

Чехов: (вскакивает) Господа! Да вы так со временем всю Россию распродадите! По кусочкам...

Пищик: А что делать, Антон Павлович, деньги нужны. Вот скоро по моему участку иностранцы железную дорогу тянуть будут. Опять-таки денежки будут. А там, гляди, ещё что-нибудь подвернется не сегодня-завтра. Дочка Дашенька, может, в билет выиграет...

Чехов: (с досадой) Распродать, выиграть в билет!.. Эх, вы! (садится, отворачивается от всех)

Яша: Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой, будьте так добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно. За границей всё давно в полной комплекции, это же счастье – пожить за границей! А здесь, сами видите, страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут ещё Фирс этот ходит, бормочет. (умоляюще) Возьмите меня с собой, будьте так добры! (ловит её руку, несколько раз подобострастно целует, Раневская с отвращением его слегка отталкивает, машет, чтоб уходил)

Чехов: И почему это многие русские так преклоняются перед иностранщиной... Наши всегда были богаты своим умом, так зачем же так слепо подражать Западу! У них история, да и культура не имеют таких глубоких корней, как у нас. Где их Золотой век литературы? А Серебряный? ... дико и нелепо стесняться своего, отечественного и хвалить зарубежное...

Есть у меня в пьесе такая мамзель... Да вот она!

Шарлотта: Любовь Андреевна! Ку-ку! А вот и ваша Шарлотта! У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала Сальто-мортале и разные штучки. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я – не знаю... Кто мои родители, может, они не венчались...не знаю. (Достает что-нибудь и ест) Ничего не знаю. Так хочется поговорить , а не с кем... Никого здесь у меня из родных- то и нет...

Трофимов: У нас в России работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду не приспособлено, учатся плохо, серьезного ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. И разговоры, все хорошие разговоры у нас только для того, чтобы отвести глаза себе и другим. Пошлость, азиатчина...

Лопахин: Знаете, а я встаю в пятом часу утра, работаю с утра до вечера, ну, у меня постоянно деньги свои и чужие, и я вижу, какие кругом люди. Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей. (раздраженно) Иной раз, когда не спится, я думаю: “ Господи, ты нам дал громадные леса, необъятные просторы, глубочайшие горизонты, а мы их так бездарно разбазариваем... (пауза) За державу обидно...”

Вбегает Аня

Аня: Мама!.. Мама, ты плачешь? Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя... я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа... Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..

Любовь Андреевна: О мой милый, мой нежный прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..

Трофимов: Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудных мест.

Мне ещё нет и тридцати, я молод, я ещё студент, я ещё многое успею. Я предчувствую счастье, я уже вижу его... Вот оно, счастье, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шаги. А если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят вот они... в XXI веке...

Ведущий:

Оглянись вокруг, дорогой потомок!
Вокруг тебя наш вишневый сад,
Да только разбит он и не ухожен...
Не надо искать, кто во всем виноват.

Засучи рукава и примись за работу,
Не будь равнодушным к своей земле.
Она очень ждет и твою заботу
Увидит, поймёт и оценит вполне.

Не надо ждать, что придут другие,
Начни с себя, прямо вот сейчас!
И только делом, хорошим делом
Потомкам завтра напомнит о нас.