"За все мы вас благодарим"
статья по литературе (10 класс)

«За всё мы вас благодарим...»

Авторы: Мордвинова Марина, Горстков Тимофей

       Школьная экскурсия в музее военной истории. Класс из десяти детей и учителя проходит мимо рядов с экспонатами. Вдруг они остановились у одного из них и учитель сказал:

- А тут вы можете увидеть  военное письмо от неизвестного солдата, написанное Екатерине. К сожалению, оно не сохранилось полностью, видимо, из-за  суровых условий  начало тлеть и конец письма превратился в пепел.

Но прежде чем познакомиться с  автором его,  давайте прослушаем  стихотворение,  написанное вашим одноклассником и посвященное   нашим землякам :

Никто не забыт,

Ничто не забыто.

И это действительно так.

Мы всю свою жизнь будем помнить

о подвигах наших солдат.

Война была в 40 -ых

На минах танки подрывались.

Солдаты на смерть там сражались

и отдавали  жизнь свою.

И среди них: Лопатин, Стяжкин -

Герои  нашей области они.

Гагаринов, Кащеева, Доронин,

Егоров, Пеллер — вот они.

Благодарим мы вас

За жизнь, за труд и за весну,

За тишину, за теплый дом,

За  мир, в котором мы живем.

Вы героически прошли

С боями все 4 года.

Вы победить врага смогли

И заслужить любовь народа.

И пусть завоеванный мир хранит

Святую свою безмятежность.

И пусть все люди, весь мир вам  дарит

Любовь, признательность и нежность.

      Далее учитель подробно рассказывает от авторе этого дорогого сердцу письма:

          -   Я бегу по полю, не замечая всего ужаса вокруг. Крики, ужас, боль... Пули и осколки летят мимо. Может, что-то и попало, я не чувствую. Цель была одна - письмо. Отправить  это чёртово письмо...
        Ночью в окопе я сворачивал старый листик из тетради в треугольник. Его мне дал товарищ Пётр Иванович Балашов или, как мы называли его всей ротой, Балаш. Я быстро сдружился с ним, он тоже оставил свою семью, жену, детей ждать его в городе N, из которого был родом и я.
Характеры у нас были разными: он всегда был таким весёлым, шутить любил, даже если не к месту, я не понимал этого. Но что-то связывало нас. Может, это общий боевой настрой, а может, окопы всех так сближают,  - не знаю. Да и это не важно, ведь мужик он хороший.
       Достал ручку из своей сумки и быстро приступил к написанию письма, пока не стало поздно…
      -Здравствуй, моя дорогая Катенька! Вот, пока есть время, пишу тебе. Я получил те два письма от тебя. Не могу пока сказать, что у меня все хорошо, но уже лучше, думаю, скоро вернусь домой, по крайней мере,  надеюсь. Хочу спросить, как ваше здоровье? как Люба? Верю, что ее никто не обижает? …
       Раздались выстрелы, и нам вновь пришлось идти в бой. Сегодня мне точно не удастся дописать письмо,  будто звон пробирался мне прямо в мозг и пытался разорвать его изнутри.
А дальше все как в тумане. Одна грязь, летящие гильзы, что приземлялись с раздражающим звоном, отвратительно пахнущий порох, к которому я привык за всё это время... Я упал в какую-то яму, чтобы хоть немного перевести дух. Кажется, не я один подумал, что это будет хорошим местом для отдыха..  Но до меня тут успел разместиться немец. Он лежал без ног, хрипел, тяжело дышал и смотрел в серое небо. На его глазах выступали слезы, что стекали по его грязным щекам, отчего становились серыми. Я пытался отдышаться, но никак не мог. Этот мерзкий воздух как бетон в лёгких, он не давал дышать. Я смотрел на немца, а он не шевелился. Я ничего кроме «Guten Morgen» и «Auf Wiedersehеn»  не понимал. Ещё он что-то бормотал, не знаю, мне ли это или нет, в итоге я устал от этих хрипов, достал пистолет и направил на него. Он сказал лишь: «тойт нищьт». Я уже хотел нажать на спусковой крючок, как вдруг выражение немца сменилось. Он... заулыбался, я посмотрел в небо, а там летели самолеты, огромные, чёрные самолёты со свастикой на крыльях. Я сразу понял, что сейчас произойдет. Немец истерично смеялся. А дальше только свист бомб. Темнота... не понимаю,   умер ли я, и это конец, тот свет? Может, я уже в цинковом гробу? Или меня уже хоронят, закапывают в сырую, холодную землю, в которой такие же глупцы, как и я, отдающие свое тело ей и теперь только ей. Я открыл глаза. Плыла грязь, осколки кирпичей.. Кажется, на мне лежит та самая стена, за которой я скрывался с Балашом от пуль. Я хотел было встать, но сил не было. И тут я услышал его голос. Голос моего спасения из этой ловушки.
«Артем, Артемыч, ты где?» - доносилось сверху,
Я не мог даже вздохнуть, а ответить «я здесь» тем более. В итоге он нашел меня. Точнее, мою сумку с дорогим письмом. Он помог выбраться из- под кирпичей, и мы нашли безопасное место для отдыха.
Прошло какое-то время, мое дыхание восстановилось, и я, наконец, спросил у Балаша, как он вообще выжил. Товарищ только пожал плечами, ухмыльнулся и сказал: «Везение. Осколки почти не задели меня, я в тот момент немца мертвого на себя накинул как одеяло.
Я сейчас был бы не против полежать в теплой постели, укрыться одеялом, но не таким, конечно же...» Мы рассмеялись. я достал письмо, ручку и продолжил писать:
- Прости, родная, что я так редко пишу

и отвечаю, не могу я так быстро... все время отвлекаюсь от письма, ещё раз прости. Я просто хочу попросить об одном...
    Потом пошли искать снаряжение, нам предстоит долгий путь в поисках наших блокпостов.
Балаш достал бинокль из своей сумки и протянул мне. Я начал смотреть и вдруг увидел свастику на стене.
«Ну что там?» - спросил товарищ.
-Да подожди ты.
Свастика была во всю стену с яркими флагами по краям. Из-за угла вышел немец, явно в расслабленном виде. Он курил, да так хорошо, что мне самому захотелось.
- Немцы там… много. Будем обходить.
«Или мы можем…» - не договорив, Балаш пошел в том направлении к дому. А я за ним. Я не стал задавать лишних вопросов. Так и знал, что если он что-то задумал, то его не остановить. Хотя он умеет придумывать неплохие планы.
- Балаш, у тебя не найдется сигаретки?
-Да была где-то, посмотри здесь.
Он кинул мне сумку, была там полная, манящая меня пачка сигарет. Я закурил так, будто это была последняя сигарета в моей жизни. Хотя кто знает, может быть это она и есть.
Мы подошли уже слишком близко. Я боялся, что нас могут заметить, но вдруг Балаш завернул в одно из зданий, оно находилось примерно в двухстах метрах от того, со свастикой. Мы поднялись на второй этаж, и он на протяжении пяти минут смотрел на их базу.
- Пять - вышка, три  - свастика, четыре -  здание, двое- сюда.
Для меня казалось это набором слов и цифр, пока я не понял, что он запоминал количество нацистов.
Балаш гуськом выбежал из здания за соседнее, и так мы перебирались по улице, пока не увидели тех нацистов, которые шли в направлении к нашему зданию. Они оба были повернуты спинами, и мы уже думали подбежать к ним и тихо избавиться, но вдруг те затараторили на своем и пошли за угол к кустам. Мы подбежали ближе, нас разделял лишь угол здания и больше ничего, я выглянул посмотреть, что же они там делают. Оказалось, они «поливали цветы» Ну, хоть что-то "хорошее" они в своей жизни сделали.
Их разговор был таков:
- Wie gefällt Ihnen das Wetter heute? (Как вам погода сегодня?)
- das Wetter ist schön, im Gegensatz zu Ihnen (погода прекрасная, в отличие от вас).
Немцы засмеялись, а Балаш просто ухмыльнулся. Мы зашли тихо за угол и покончили с болтливыми немцами. Балаш сказал мне снимать с них форму, но перед этим затащить их в дом. Я сделал всё, как он и просил.
- Ну все, умойся и давай переодеваться.
- В смысле? Я не буду носить эту форму.
- Артем, нам придётся. Их там много, просто так мы не пройдем.
- Да как так-то? Ладно.
Спорить я уже не стал. Понимал всё-таки, что кроме базы нам нигде не пройти, ну только если возвращаться назад и искать безопасные точки.
Мы прошли дальше в тот двор с немцами. Оказалось, что их еще больше, намного больше. Повсюду их флаги, песни, фразы... Дальше по двору сидели немцы на лавках и распивали пиво. Кто-то спал на этих лавках, кто-то играл в карты. Весело им было, только это не их земля, а наша. Я смотрел на все это и хотелось плакать. Как же так получилось, что за пару лет наша земля стала этим… как они позволяют себе вести себя так на чужой земле, чужой родине?!

Тут я увидел стол, стоящий прямо на улице и дописал письмо.  В конце письма я попросил Катю не уезжать.
    Мы с Балашом прошли уже почти всю их базу, но вдруг нас остановил один немец. Он смотрел на нас очень подозрительно, всматривался в наши лица и форму, он что-то спросил, и Балаш ему ответил.  После чего немец ушел, косясь на нас. Скорее всего он что-то подозревал, но мне было все равно, так как мы скоро уйдем отсюда, осталось только найти выход из этого адского места, от которого меня тошнит.
- Так что немец сказал?
- Он спросил, почему нас раньше не видел и форма мятая.
- А ты ему что?
- Сказал, что новенькие, а на счет формы промолчал…
- Понятно.
Интересно, этот немец тупой или прикидывается. Пока я говорил с Балашом, мы прошли уже почти все улицы, заполненные нацистами. Где-то рядом слышны редкие выстрелы. Мне стало интересно, откуда они, и мы пошли в том направлении. Я прислонился к стене рядом и закурил. Оказалось, что там было маленькое футбольное поле, куда выводили пленных и убивали.  Вдруг тащат в центр какого-то мужичка, они сняли с его головы мешок, оказалось, что это человек из нашей роты. К сожалению, я не помню его имени, но мужичком он был добрым, молился всегда перед тем как уснуть, делился всегда чем-то, он изначально вообще не хотел на войну, и первые дни ему было трудно, он никого не хотел убивать на поле боя, но ему пришлось… А глаза у него добрые, голубые, чистейшие, он казался милейшим человеком в мире.
Немец направил пистолет на него и с акцентом произнес на русском: «Ваши последние слова».
Мужик начал плакать, смотреть в небо и, всхлипывая, прокричал: «Господи, прости меня за всё, за все, что я сделал плохого в жизни, это не я такой, это война такая! Прости меня и моих детей за все грехи! Нам всем пришлось это дела…» Немец даже не дал ему договорить и застрелил его: пуля прошла сквозь его голову и оставила лишь кровавый след на песке.
Балаш крикнул: «Бежим!!!»
        Мы бежали что есть сил, немцы - за нами и стреляли  вслед. Мы пробежали мимо домов, и вот каменный высокий забор, я каким-то чудом залез на него и смотрел на Балаша, которому осталось совсем чуть-чуть, он уже начал залезать на него, я протянул свою руку, как вдруг выбежал один немец с автоматом и начал стрелять прямо в Балаша, казалось, что он выстрелил в него всю обойму. Балаш упал замертво, а мне пришлось спрыгивать со стены и бежать в лес, куда глаза глядят. Прощай, Петр Иванович Балашов, я буду помнить тебя до самой смерти.
     В моей голове была только эта картина, я не мог думать ни о чем другом, жаль его...

         Я бегу по лесу, слышу выстрелы, крики раненых и взрывы.    Я ощупал карманы и понял, что положил письмо  в один из них, достал его, чтобы удостовериться,  что это оно, и поцеловал своими сухими, грязными,  воспаленными  губами ...

«За всё мы вас благодарим...»

Авторы: Мордвинова Марина, Горстков Тимофей

       Школьная экскурсия в музее военной истории. Класс из десяти детей и учителя проходит мимо рядов с экспонатами. Вдруг они остановились у одного из них и учитель сказал:

- А тут вы можете увидеть  военное письмо от неизвестного солдата, написанное Екатерине. К сожалению, оно не сохранилось полностью, видимо, из-за  суровых условий  начало тлеть и конец письма превратился в пепел.

Но прежде чем познакомиться с  автором его,  давайте прослушаем  стихотворение,  написанное вашим одноклассником и посвященное   нашим землякам :

Никто не забыт,

Ничто не забыто.

И это действительно так.

Мы всю свою жизнь будем помнить

о подвигах наших солдат.

Война была в 40 -ых

На минах танки подрывались.

Солдаты на смерть там сражались

и отдавали  жизнь свою.

И среди них: Лопатин, Стяжкин -

Герои  нашей области они.

Гагаринов, Кащеева, Доронин,

Егоров, Пеллер — вот они.

Благодарим мы вас

За жизнь, за труд и за весну,

За тишину, за теплый дом,

За  мир, в котором мы живем.

Вы героически прошли

С боями все 4 года.

Вы победить врага смогли

И заслужить любовь народа.

И пусть завоеванный мир хранит

Святую свою безмятежность.

И пусть все люди, весь мир вам  дарит

Любовь, признательность и нежность.

      Далее учитель подробно рассказывает от авторе этого дорогого сердцу письма:

          -   Я бегу по полю, не замечая всего ужаса вокруг. Крики, ужас, боль... Пули и осколки летят мимо. Может, что-то и попало, я не чувствую. Цель была одна - письмо. Отправить  это чёртово письмо...
        Ночью в окопе я сворачивал старый листик из тетради в треугольник. Его мне дал товарищ Пётр Иванович Балашов или, как мы называли его всей ротой, Балаш. Я быстро сдружился с ним, он тоже оставил свою семью, жену, детей ждать его в городе N, из которого был родом и я.
Характеры у нас были разными: он всегда был таким весёлым, шутить любил, даже если не к месту, я не понимал этого. Но что-то связывало нас. Может, это общий боевой настрой, а может, окопы всех так сближают,  - не знаю. Да и это не важно, ведь мужик он хороший.
       Достал ручку из своей сумки и быстро приступил к написанию письма, пока не стало поздно…
      -Здравствуй, моя дорогая Катенька! Вот, пока есть время, пишу тебе. Я получил те два письма от тебя. Не могу пока сказать, что у меня все хорошо, но уже лучше, думаю, скоро вернусь домой, по крайней мере,  надеюсь. Хочу спросить, как ваше здоровье? как Люба? Верю, что ее никто не обижает? …
       Раздались выстрелы, и нам вновь пришлось идти в бой. Сегодня мне точно не удастся дописать письмо,  будто звон пробирался мне прямо в мозг и пытался разорвать его изнутри.
А дальше все как в тумане. Одна грязь, летящие гильзы, что приземлялись с раздражающим звоном, отвратительно пахнущий порох, к которому я привык за всё это время... Я упал в какую-то яму, чтобы хоть немного перевести дух. Кажется, не я один подумал, что это будет хорошим местом для отдыха..  Но до меня тут успел разместиться немец. Он лежал без ног, хрипел, тяжело дышал и смотрел в серое небо. На его глазах выступали слезы, что стекали по его грязным щекам, отчего становились серыми. Я пытался отдышаться, но никак не мог. Этот мерзкий воздух как бетон в лёгких, он не давал дышать. Я смотрел на немца, а он не шевелился. Я ничего кроме «Guten Morgen» и «Auf Wiedersehеn»  не понимал. Ещё он что-то бормотал, не знаю, мне ли это или нет, в итоге я устал от этих хрипов, достал пистолет и направил на него. Он сказал лишь: «тойт нищьт». Я уже хотел нажать на спусковой крючок, как вдруг выражение немца сменилось. Он... заулыбался, я посмотрел в небо, а там летели самолеты, огромные, чёрные самолёты со свастикой на крыльях. Я сразу понял, что сейчас произойдет. Немец истерично смеялся. А дальше только свист бомб. Темнота... не понимаю,   умер ли я, и это конец, тот свет? Может, я уже в цинковом гробу? Или меня уже хоронят, закапывают в сырую, холодную землю, в которой такие же глупцы, как и я, отдающие свое тело ей и теперь только ей. Я открыл глаза. Плыла грязь, осколки кирпичей.. Кажется, на мне лежит та самая стена, за которой я скрывался с Балашом от пуль. Я хотел было встать, но сил не было. И тут я услышал его голос. Голос моего спасения из этой ловушки.
«Артем, Артемыч, ты где?» - доносилось сверху,
Я не мог даже вздохнуть, а ответить «я здесь» тем более. В итоге он нашел меня. Точнее, мою сумку с дорогим письмом. Он помог выбраться из- под кирпичей, и мы нашли безопасное место для отдыха.
Прошло какое-то время, мое дыхание восстановилось, и я, наконец, спросил у Балаша, как он вообще выжил. Товарищ только пожал плечами, ухмыльнулся и сказал: «Везение. Осколки почти не задели меня, я в тот момент немца мертвого на себя накинул как одеяло.
Я сейчас был бы не против полежать в теплой постели, укрыться одеялом, но не таким, конечно же...» Мы рассмеялись. я достал письмо, ручку и продолжил писать:
- Прости, родная, что я так редко пишу

и отвечаю, не могу я так быстро... все время отвлекаюсь от письма, ещё раз прости. Я просто хочу попросить об одном...
    Потом пошли искать снаряжение, нам предстоит долгий путь в поисках наших блокпостов.
Балаш достал бинокль из своей сумки и протянул мне. Я начал смотреть и вдруг увидел свастику на стене.
«Ну что там?» - спросил товарищ.
-Да подожди ты.
Свастика была во всю стену с яркими флагами по краям. Из-за угла вышел немец, явно в расслабленном виде. Он курил, да так хорошо, что мне самому захотелось.
- Немцы там… много. Будем обходить.
«Или мы можем…» - не договорив, Балаш пошел в том направлении к дому. А я за ним. Я не стал задавать лишних вопросов. Так и знал, что если он что-то задумал, то его не остановить. Хотя он умеет придумывать неплохие планы.
- Балаш, у тебя не найдется сигаретки?
-Да была где-то, посмотри здесь.
Он кинул мне сумку, была там полная, манящая меня пачка сигарет. Я закурил так, будто это была последняя сигарета в моей жизни. Хотя кто знает, может быть это она и есть.
Мы подошли уже слишком близко. Я боялся, что нас могут заметить, но вдруг Балаш завернул в одно из зданий, оно находилось примерно в двухстах метрах от того, со свастикой. Мы поднялись на второй этаж, и он на протяжении пяти минут смотрел на их базу.
- Пять - вышка, три  - свастика, четыре -  здание, двое- сюда.
Для меня казалось это набором слов и цифр, пока я не понял, что он запоминал количество нацистов.
Балаш гуськом выбежал из здания за соседнее, и так мы перебирались по улице, пока не увидели тех нацистов, которые шли в направлении к нашему зданию. Они оба были повернуты спинами, и мы уже думали подбежать к ним и тихо избавиться, но вдруг те затараторили на своем и пошли за угол к кустам. Мы подбежали ближе, нас разделял лишь угол здания и больше ничего, я выглянул посмотреть, что же они там делают. Оказалось, они «поливали цветы» Ну, хоть что-то "хорошее" они в своей жизни сделали.
Их разговор был таков:
- Wie gefällt Ihnen das Wetter heute? (Как вам погода сегодня?)
- das Wetter ist schön, im Gegensatz zu Ihnen (погода прекрасная, в отличие от вас).
Немцы засмеялись, а Балаш просто ухмыльнулся. Мы зашли тихо за угол и покончили с болтливыми немцами. Балаш сказал мне снимать с них форму, но перед этим затащить их в дом. Я сделал всё, как он и просил.
- Ну все, умойся и давай переодеваться.
- В смысле? Я не буду носить эту форму.
- Артем, нам придётся. Их там много, просто так мы не пройдем.
- Да как так-то? Ладно.
Спорить я уже не стал. Понимал всё-таки, что кроме базы нам нигде не пройти, ну только если возвращаться назад и искать безопасные точки.
Мы прошли дальше в тот двор с немцами. Оказалось, что их еще больше, намного больше. Повсюду их флаги, песни, фразы... Дальше по двору сидели немцы на лавках и распивали пиво. Кто-то спал на этих лавках, кто-то играл в карты. Весело им было, только это не их земля, а наша. Я смотрел на все это и хотелось плакать. Как же так получилось, что за пару лет наша земля стала этим… как они позволяют себе вести себя так на чужой земле, чужой родине?!

Тут я увидел стол, стоящий прямо на улице и дописал письмо.  В конце письма я попросил Катю не уезжать.
    Мы с Балашом прошли уже почти всю их базу, но вдруг нас остановил один немец. Он смотрел на нас очень подозрительно, всматривался в наши лица и форму, он что-то спросил, и Балаш ему ответил.  После чего немец ушел, косясь на нас. Скорее всего он что-то подозревал, но мне было все равно, так как мы скоро уйдем отсюда, осталось только найти выход из этого адского места, от которого меня тошнит.
- Так что немец сказал?
- Он спросил, почему нас раньше не видел и форма мятая.
- А ты ему что?
- Сказал, что новенькие, а на счет формы промолчал…
- Понятно.
Интересно, этот немец тупой или прикидывается. Пока я говорил с Балашом, мы прошли уже почти все улицы, заполненные нацистами. Где-то рядом слышны редкие выстрелы. Мне стало интересно, откуда они, и мы пошли в том направлении. Я прислонился к стене рядом и закурил. Оказалось, что там было маленькое футбольное поле, куда выводили пленных и убивали.  Вдруг тащат в центр какого-то мужичка, они сняли с его головы мешок, оказалось, что это человек из нашей роты. К сожалению, я не помню его имени, но мужичком он был добрым, молился всегда перед тем как уснуть, делился всегда чем-то, он изначально вообще не хотел на войну, и первые дни ему было трудно, он никого не хотел убивать на поле боя, но ему пришлось… А глаза у него добрые, голубые, чистейшие, он казался милейшим человеком в мире.
Немец направил пистолет на него и с акцентом произнес на русском: «Ваши последние слова».
Мужик начал плакать, смотреть в небо и, всхлипывая, прокричал: «Господи, прости меня за всё, за все, что я сделал плохого в жизни, это не я такой, это война такая! Прости меня и моих детей за все грехи! Нам всем пришлось это дела…» Немец даже не дал ему договорить и застрелил его: пуля прошла сквозь его голову и оставила лишь кровавый след на песке.
Балаш крикнул: «Бежим!!!»
        Мы бежали что есть сил, немцы - за нами и стреляли  вслед. Мы пробежали мимо домов, и вот каменный высокий забор, я каким-то чудом залез на него и смотрел на Балаша, которому осталось совсем чуть-чуть, он уже начал залезать на него, я протянул свою руку, как вдруг выбежал один немец с автоматом и начал стрелять прямо в Балаша, казалось, что он выстрелил в него всю обойму. Балаш упал замертво, а мне пришлось спрыгивать со стены и бежать в лес, куда глаза глядят. Прощай, Петр Иванович Балашов, я буду помнить тебя до самой смерти.
     В моей голове была только эта картина, я не мог думать ни о чем другом, жаль его...

         Я бегу по лесу, слышу выстрелы, крики раненых и взрывы.    Я ощупал карманы и понял, что положил письмо  в один из них, достал его, чтобы удостовериться,  что это оно, и поцеловал своими сухими, грязными,  воспаленными  губами ...