Хрестоматия для чтения в детском саду
книга по художественной литературе на тему

ОСЕНЬ

                                               В.Катаев

грибы                               

К Жене и Павлику приехала из города погостить двоюродная сестра Инночка.

Ну, дети,— сказала мама,— нечего вам без дела сидеть. Идите в лес за грибами. Посмотрим, кто из вас лучше грибы собирает.

Я лучше всех собираю,— сказал Павлик.

—        Нет, я лучше,— сказала Женя. А Инночка промолчала.

Побежали дети в лес и разошлись в разные стороны. Через час возвращаются.

—        Я лучше всех собрал! — кричит Павлик издали.— У меня больше всех грибов, глядите: полное ведро!

Посмотрела мама и улыбнулась:

Не удивительно, что у тебя полное ведро: ни одного хорошего гриба, одни только поганки. Неважно ты собираешь грибы, Павлик.

Ага! — кричит Женя.— Я ж говорила, что я лучше всех собираю: глядите, у меня самые большие и самые красивые грибы – красные в белый горошек. Ни у кого нет таких красивых грибов!

Посмотрела мама и засмеялась:

- Глупенькая, это же мухоморы! Они хоть и красивые, да никуда не годятся. Ты тоже плохо собираешь грибы, Женечка.

А Инночка стоит в стороне и помалкивает.

- А ты, Инночка, что же молчишь? Показывай, что насобирала.

- У меня совсем мало, - говорит Инночка.

Заглянула мама в Инночкин кузовок, а там десять превосходных, крепких, пузатых боровиков в бархатныхтшапочках.

А. Плещеев

Осенью

Осень наступила,                                                                                    Туча небо кроет,

Высохли цветы,        Солнце не блестит;

И глядят уныло        Ветер в поле воет,

Голые кусты.        Дождик моросит.

Вянет и желтеет            Воды зашумели

Травка на лугах,         Быстрого ручья,

Только зеленеет         Птички улетели

Озимь на полях.        В теплые края.

А.Пушкин

 Уж небо осенью дышало,

Уж реже солнышко блистало,

Короче становился день,

Лесов таинственная сень

С печальным шумом обнажалась,

Ложился на поля туман,

Гусей крикливых караван

Тянулся к югу: приближалась

Довольно скучная пора;

Стоял ноябрь уж у двора.

Г.Скребицкий

ЧЕТЫРЕ ХУДОЖНИКА

ОСЕНЬ

Для своей работы Художник-Осень взяла самые яркие краски и прежде всего отправилась с ними в лес. Там и принялась за свою картину.

Березы и клены она покрыла лимонной желтизной. А листья осинок разрумянила, будто спелые яблоки. Стал осинник весь ярко-красный, весь как огонь горит.

Забрела Осень на лесную поляну. Стоит посреди поляны столетний дуб-богатырь, стоит, густой листвой потряхивает.

Думает осень: «Нужно богатыря в медную кованую броню одеть».

Так и обрядила старика.

Глядит — а неподалеку, на самом краю поляны, густые, развесистые липы в кружок собрались, ветви вниз опустили. Им больше всего подойдет тяжелый убор из золотой парчи.

Все деревья и даже кусты разукрасила Осень по-своему, по-осеннему: кого одела в желтый наряд, кого в ярко-красный. Одни только сосны да ели не знала она, как разукрасить. У них ведь на ветках не листья, а иглы, их и не разрисуешь. Пусть какими были летом, такими и останутся.

Вот и остались сосны да ели по-летнему темно-зелеными. И от этого еще ярче, еще наряднее сделался лес в своем пестром осеннем уборе.

Отправилась Осень из леса в поля, в луга. Убрала с полей золотые хлеба, а в лугах душистые копны сена сметала в высокие, словно башни, стога.

Опустели поля и луга, еще шире, просторнее стали. И потянулись над ними в осеннем небе косяки перелетных птиц: журавлей, гусей, уток…

И.Соколов-Микитов

УЛЕТАЮТ ЖУРАВЛИ

В золотые осенние дни собирались к отлету журавли. Готовясь в далекий путь, покружили они над рекой, над родным болотом. Собравшись в стройные косяки, потянулись в дальние теплые страны.

Через леса, через поля, через шумные города высоко в небе летели журавли.

В глухом лесу, на краю болота, остановились на отдых.

Еще до рассвета проснулись чуткие журавли.

Чуть брезжит над рекой, над лесными черными макушками ранняя зорька. Темным и мрачным кажется в эту пору глухой лес. Один за другим журавли поднимаются с болота. В этот ранний час в лесу просыпаются птицы, бегают по берегу проворные кулики. Скоро взойдет над рекой и лесом веселое солнце. Все тогда засияет, все переменится в осеннем темном лесу.

Высоко поднимутся журавли. С высокого ясного неба услышим их прощальные голоса.

До свидания, до свидания, журавли! До радостной встречи весною!

И.Соколов-Микитов

ЛИСТОПАДНИЧЕК

Сказка.

Осень, когда осыпался с деревьев золотой лист, родились у старой зайчихи на болоте три аленьких зайчонка.

Называют охотники осенних зайчат листопадничками. Каждое утро смотрели зайчата, как разгуливаю журавли по зеленому болоту, как учатся летать долговязые журавлята.

- Вот бы и мне так полетать, - сказал матери самый маленький зайчонок.

- Не говори глупости! – строго ответила старая зайчиха. – Разве зайцам полагается летать?

Пришла поздняя осень, стало в лесу скучно и холодно. Стали собираться птицы к отлету в теплые страны. Кружат над болотом журавли, прощаются на всю зиму с милой зеленой родиной. Слышится зайчатам, будто это с ними прощаются журавли:

- Прощайте, прощайте, бедные листопаднички!

Улетели в далекие страны крикливые журавли. Залегли в теплых берлогах лежебоки-медведи; свернувшись в клубочки, заснули колючие ежи; спрятались в глубокие норы змеи. Стало еще скучнее в лесу. Заплакали листопаднички-зайчата:

- Что-то будет с нами? Замерзнем зимой на болоте.

- Не говорите глупости! – еще строже сказала зайчиха. – Разве замерзают зайцы зимой? Скоро вырастет на вас густая, теплая шерстка. Выпадет снег, будет нам в снегу тепло и уютно.

Успокоились зайчата. Только один, самый маленький листопадничек-зайчонок никому покоя не дает.

- Оставайтесь здесь, - сказал он своим братьям. – А я один побегу за журавлями в теплые страны.

Бежал, бежал Листопадничек по лесу, прибежал к глухой лесной речке. Видит, бобры строят на речке плотину. Подгрызут острыми зубами толстое дерево, ветер подует, упадет дерево в воду. Запрудили речку, можно ходить по плотине.

- Скажите, дяденьки, зачем вы валите такие большие деревья? – спрашивает Листопадничек бобров.

- Мы для того валим деревья, говорит старый Бобр, - чтобы заготовить на зиму корм и новую хатку поставить для наших маленьких бобряток.

- А тепло в вашей хатке зимой?

- Очень тепло, - отвечает седой Бобр.

- Пожалуйста, возьмите меня в вашу хатку, - просит маленький зайчонок.

Переглянулись Бобр с Бобрихой и говорят:

- Взять тебя можно. Наши бобрятки будут рады. Только умеешь ли ты плавать и нырять?

- Нет, зайцы плавать не умеют. Но я скоро у вас научусь, буду хорошо плавать и нырять.

- Ладно, - говорит Бобр, - вот наша новая хатка. Она почти готова, осталось только крышу доделать. Прыгай прямо в хатку.

Прыгнул Листопадничек в хатку. А в бобровой хатке два этажа. Внизу, у воды, приготовлен корм бобряток – мягкие ивовые ветки. Наверху настлано свежее сено. В уголке на сене сладко-сладко спят пушистые бобрятки.

Не успел хорошенько осмотреться зайчонок, как бобры над хаткой крышу поставили. Один бобр обглоданные палки таскает, другой замазывает крышу илом. Толстым хвостом громко прилепывает, как штукатур лопаткой. Ходко работают бобры.

Поставили бобры крышу, стало в хатке темно. Вспомнил Листопадничек свое светлое гнездо, старую мать-зайчиху и маленьких братьев.

"Убегу-ка в лес, - думает Листопадничек. – Здесь темно, сыро, можно замерзнуть".

Скоро вернулись бобры в свою хатку. Отряхнулись внизу, обсушились.

- Ну как, - говорят, - как ты себя чувствуешь, зайчонок?

- У вас все очень хорошо, - говорит Листопадничек. – Но мне нельзя долго здесь оставаться. Мне пора в лес.

- Что делать, - говорит Бобр, - если нужно, ступай. Выход из нашей хатки теперь один – под водою. Если научился хорошо плавать и нырять – пожалуйста.

Сунул Листопадничек лапку в холодную воду:

- Бррр! Ах, какая холодная вода! Уж лучше, пожалуй, у вас на всю зиму останусь, я не хочу в воду.

- Ладно, оставайся, - говорит Бобр. – Мы очень рады. Будешь у наших бобряток нянькой, будешь им корм приносить из кладовой. А мы пойдем на реку работать, деревья валить. Мы звери трудолюбивые.

Остался Листопадничек в бобровой хатке. Проснулись бобрятки, пищат, проголодались. Целую охапку ивовых мягких веток притащил для них из кладовой Листопадничек. Очень обрадовались бобрятки, стали глодать ивовые ветки – быстро-быстро. Зубы у бобров острые, только щепки летят. Обглодали, опять пищат, есть просят.

Намучился Листопадничек, таская из кладовой тяжелые ветки. Поздно вернулись бобры, стали прибирать свою хатку. Любят бобры чистоту и порядок.

- А теперь, - сказали они зайчонку, - пожалуйста, садись с нами кушать.

- Где у вас репка лежит? – спрашивает Листопадничек.

- Нет у нас репки, - отвечают бобры. – Бобры ивовую и осиновую кору кушают.

Отведал зайчонок бобрового кушанья. Горькой показалась ему твердая ивовая кора.

"Эх, видно, не видать мне больше сладкой репки!" - подумал листопадничек-зайчонок.

На другой день, когда ушли бобры на работу, запищали бобрята – есть просят.

Побежал Листопадничек в кладовую, а там у норы незнакомый зверь сидит, весь мокрый, в зубах большущая рыбина. Испугался Листопадничек страшного зверя, стал из всех сил колотить лапками в стену, звать старых бобров.

Услыхали бобры шум, мигом явились. Выгнал старый Бобр из норы незваного гостя.

- Это разбойница выдра, - сказал Бобр, - она нам делает много зла, портит и разоряет наши плотины. Только ты не робей, зайчонок: выдра теперь не скоро покажется в нашей хатке. Я ей хороших тумаков надавал.

Выгнал Бобр выдру, а сам – в воду. И опять остался Листопадничек с бобрятами в сырой темной хатке.

Много раз слышал он, как подходила к хатке, принюхиваясь, хитрая лисица, как бродила возле хатки злая рысь. Жадная росомаха пробовала ломать хатку.

За долгую зиму большого страху натерпелся листопадничек-зайчонок. Часто вспоминал он свое теплое гнездо, старую мать-зайчиху.

Раз случилось на лесной речке большая беда. Ранней весною прорвала вода построенную бобрами большую плотину. Стало заливать хатку.

- Вставайте! Вставайте! – закричал старый Бобр. – Это выдра испортила нашу плотину.

Бросились вниз бобрята – бултых в воду! А вода все выше и выше. Подмочила зайчонку хвостик.

- Плыви, зайчонок! – говорит старый Бобр. – Плыви, спасайся, а то пропадешь!

У Листопадничка со страху хвостик дрожит. Очень боялся холодной воды робкий зайчонок.

- Ну что с тобой делать? – сказал старый Бобр. – Садись на мой хвост да держись крепче. Я научу тебя плавать и нырять.

Уселся зайчонок на широкий бобровый хвост, крепко лапками держится. Нырнул Бобр в воду, хвостом вильнул, - не удержался, как пуля вылетел Листопадничек из воды. Волей-неволей пришлось к берегу плыть самому. Вышел на берег, фыркнул, встряхнулся и – со всех ног на родное болото.

А старая зайчиха с зайчатами спала в своем гнезде.

Обрадовался Листопадничек, прижался к матери.

Не узнала зайчиха своего зайчонка:

- Ай, ай, кто это?

- Это я, - сказал Листопадничек. – Я из воды. Мне холодно, я очень озяб.

Обнюхала, облизала Листопадничка зайчиха, положила спать в теплое гнездо. Крепко-крепко заснул возле матери в родном гнезде Листопадничек. Утром собрались слушать Листопадничка зайцы со всего болота.

Рассказал он братьям и сестрам, как бегал за журавлями в теплые страны, как жил у бобров, как научил его старый Бобр плавать и нырять. С тех пор по всему лесу прослыл Листопадничек самым храбрым и отчаянным зайцем.

А.Толстой

 Осень. Обсыпается весь наш бедный сад,

Листья пожелтелые по ветру летят;

Лишь вдали красуются, там на дне долин,

Кисти ярко-красные вянущих рябин.

Я.Тайц

 ПО ГРИБЫ

Бабушка с Надей собрались в лес по грибы. Дедушка дал им по лукошку и сказал:

—        Ну-ка, кто больше наберет!

Вот они шли-шли, собирали-собирали, пошли домой. У бабушки полное лукошко, а у Нади — половинка. Надя сказала:

Бабушка, давай меняться лукошками!

Давай!

Вот они пришли домой. Дедушка посмотрел и говорит:

Ай да Надя! Гляди-ка, больше бабушки набрала! Тут Надя покраснела и сказала самым тихим голосом:

Это вовсе не мое лукошко... это вовсе бабушкино.

Е.Трутнев

ОСЕНЬ

Стало вдруг светлее вдвое,        И летят… летят… летят…

Двор как в солнечных лучах –         Пролетают паутинки

Это платье золотое        С паучками в серединке,

У березы на плечах.        И высоко от земли

Утром мы во двор идем –         Пролетели журавли.

Листья сыплются дождем,        Все летит! Должно быть это

Под ногами шелестят        Улетает наше лето.

Ф.Тютчев

. Есть в осени  первоначальной

 Короткая, но дивная  пора —

  Весь день стоит как бы хрустальный,

  И лучезарны  вечера...

Где бодрый серп гулял и падал колос,

Теперь уж пусто всё — простор везде, —

Лишь паутины тонкий волос

Блестит на праздной борозде.

Пустеет  воздух, птиц не слышно боле,

Но  далеко еще до первых  зимних бурь —

И  льется чистая  и  теплая  лазурь

 На отдыхающее поле...

А.Блок

ЗАЙЧИК

Маленькому зайчику

На сырой ложбинке

Прежде глазки тешили

Белые цветочки...

Осенью расплакались

Тонкие былинки,

Лапки наступают

На жёлтые листочки.

Хмурая, дождливая

Наступила осень,

Всю капусту сняли,

Нечего украсть.

Бедный зайчик прыгает

Возле мокрых сосен,

Страшно в лапы волку

Серому пропасть...

Думает о лете,

Прижимает уши,

На небо косится -

Неба не видать...

Только б потеплее,

только бы посуше...

Очень неприятно

По воде ступать.

ЗИМА

***        И. Бунин

Густой зеленый ельник у дороги,

Глубокие пушистые снега.

В них шел олень, могучий, тонконогий,

К спине откинув тяжкие рога.

Вот след его. Здесь натоптал тропинок,

Здесь елку гнул и белым зубом скреб -

И много хвойных крестиков, остинок

Осыпалось с макушки на сугроб.

Вот снова след размеренный и редкий,

И вдруг — прыжок! И далеко в лугу

Теряется собачий гон — и ветки,

Обитые рогами на бегу...

О, как легко он уходил долиной!

Как бешено, в избытке свежих сил,

В стремительности радостно-звериной,

Он красоту от смерти уносил!

ПЕРВЫЙ СНЕГ

И.Бунин

Зимним холодом пахнуло

На поля и на леса.

Ярким пурпуром зажглися

Пред закатом небеса.

Ночью буря бушевала,

А с рассветом на село,

На пруды, на сад пустынный

Первым снегом понесло.

И сегодня над широкой

Белой скатертью полей

Мы простились с запоздалой

Вереницею гусей.

Л.Воронкова

СНЕГ ИДЕТ

Подули студёные ветры, и зима загудела в трубу:

«Я иду-у-у!.. Я бреду-у-у!..»

Зачерствела грязь на дороге, стала жёсткой, как камень. Лужицы промёрзли до дна. Вся деревня стала тёмная, скучная – и дорога, и избы, и огород, и лес… Таня сидела дома, играла в куклы и на улицу не глядела. Но пришла бабушка с колодца и сказала:

– Вот и снежок пошёл!

Таня подбежала к окну:

– Где снежок пошёл?

За окном густо падали и кружились снежинки, так густо, что сквозь них даже соседнего двора не было видно. Таня схватила платок и выбежала на крыльцо:

– Снег идёт!

Всё небо и весь воздух были полны снежинок. Снежинки летели, падали, кружились и снова падали. Они ложились на чёрствую грязь на дороге. И на все деревенские крыши. И на замороженные лужицы. И на изгороди. И на разрытые огородные грядки. И на деревья. И на ступеньки крыльца. И на зелёный байковый Танин платок… Таня подставила ладонь – они и на ладонь упали. Таня стала их разглядывать. Когда снежинки летят, они как пух. А когда разглядишь поближе, то увидишь звёздочки, и все они резные, и все разные. У одной лучики широкие и зубчатые, у другой – острые, как стрелки. Но разглядывать их долго не пришлось – снежинки растаяли на тёплой ладони.

Бабушка понесла пойло овцам в хлев и раскрыла дверь. А белая корова Милка думала, что её в стадо выпускают. Обрадовалась, замотала головой и вышла из хлева. Но вышла и остановилась. Где же трава? Где же лужайки?

– Что смотришь? – сказала бабушка. – Думала куда-нибудь в клевер убежать? Или в кусты запрятаться? А вот и нет ничего. Иди-ка лучше обратно в хлев, там хоть тепло.

Бабушка отнесла ей охапку зелёного сена, но Милка всё стояла и глядела кругом. Тогда Таня взяла хворостину и погнала её в хлев:

– Ступай, ступай! Что вышла уши морозить? Тут тебя снегом занесёт!

А снег всё шёл и шёл. Снежинки всё кружились и падали. После обеда Таня вышла гулять и не узнала свою деревню. Стала она вся белая – и крыши белые, и дорога белая, и огород белый, и лужок белый…

А потом выглянуло солнышко, снег заблестел, загорелись искорки. И Тане стало так весело, будто праздник наступил. Она побежала к Алёнке и застучала в окно:

– Алёнка, выходи скорее – к нам зима пришла.

Таня выбирает ёлку

Один за другим проходили зимние дни – то вьюжные, то снежные, то морозные и румяные. И с каждым днём всё ближе да ближе подходил Новый год.

Как-то раз Таня пришла с улицы с громким плачем.

– Ты что? – спросила бабушка. – Руки отморозила?

– Я не отморозила руки! – прорыдала Таня.

– Ну, тогда что же? Мальчишки отколотили?

– Нет, не отколотили!

– А тогда что же стряслось?

– В школе ёлку будут делать… А нас не возьмут… Говорят – до школы далеко, маленькие замёрзнут… А мы и не замёрзнем даже ни капельки!..

– И правда, – сказала бабушка, – куда вы такую-то даль по морозу потащитесь!

– Да-а! «По морозу»! А там ёлка будет вся наряженная!

– Эва беда какая! А мы возьмём да свою нарядим!

– А где она у нас?

– Вот дед поедет за хворостом да и срубит.

– А чем наряжать?

– Найдём чем.

– И Алёнку позовём?

– Конечно, позовём.

Таня вытерла слёзы и сразу повеселела. После обеда дедушка стал запрягать лошадь.

Бабушка сказала ему:

– Дед, не забудь, сруби нам ёлочку. Да получше выбери.

– Какая встретится, ту и выберу, – сказал дедушка.

Но Таня закричала:

– Ой, дедушка, ты не такую выберешь! Надо пушистенькую. И чтобы прямая была. И чтобы густая. Дедушка, давай я сама с тобой поеду, а то ты не такую привезёшь!

– Поедем, – сказал дедушка. – А замёрзнешь – не реветь.

– Не буду реветь, – сказала Таня.

И тут же забралась в розвальни.

Лошадь бежала рысью по гладкой дороге.

В лесу было тихо, деревья стояли совсем неподвижно. Они словно увязли в снегу да и заснули.

Села какая-то птица на ветку и стряхнула сверху снежок прямо Тане на голову.

– Дедушка, а ведь холодно деревьям в лесу стоять, – сказала Таня.

– Конечно, холодно, – сказал дедушка, – и вьюжно и морозно.

– А как же они терпят?

– Так вот, терпят и молчат – переживают тяжёлое время. Как и человек всё равно.

– Человек-то не молчит, – подумав, сказала Таня, – человек-то возьмёт да заплачет.

– Ну, кто заплачет, тот человек не настоящий. Настоящий человек беду молча выносит.

Таня вспомнила, как она утром плакала, и примолкла.

В лесу, около самой дороги, лежала куча хворосту. Дедушка её ещё с осени приготовил.

– Я буду хворост на сани складывать, – сказал дедушка, – а ты пока что ёлку себе выбирай.

Таня пошла по лесной дороге.

Вот хорошая ёлочка, только ветки не донизу… Вот другая, тоже хорошая, только велика очень, в избу не войдёт… Вот и третья, рядом с берёзкой, – маленькая, пушистая, прямая, как раз такая, какую Тане хотелось!

– Я вот эту выбрала, – сказала Таня.

Дедушка срубил ёлочку и положил на воз. И Таню на воз посадил. Бодро пошла лошадка, запели полозья по накатанной дороге. Таня сидела на возу и крепко держала свою ёлочку.

Ф.Грубин

ГОРКА

Мы летим под визг и смех

С горки прямо носом в снег.

Наши папы, здесь бывало,

Тоже шлепались немало.

Даже дедушки и те

Ездили на животе,

А ворчливые прабабки

Дедам ставили заплатки.

С.Есенин

Поет зима — аукает,

Мохнатый лес баюкает

        Стозвоном сосняка.

Кругом с тоской глубокою

Плывут в страну далекую

        Седые облака.

А по двору метелица

Ковром шелковым стелется,

        Но больно холодна.

Воробышки игривые,

Как детки сиротливые,

        Прижались у окна.

Озябли пташки малые,

Голодные, усталые,

        И жмутся поплотней.

А вьюга с ревом бешеным

Стучит по ставням свешенным

        И злится все сильней.

И дремлют пташки нежные

Под эти вихри снежные

        У мерзлого окна.

И снится им прекрасная,

В улыбках солнца ясная

        Красавица весна.

Б.Житков

НА ЛЬДИНЕ

     Зимой море замёрзло. Рыбаки всем колхозом собрались на лёд ловить рыбу. Взяли сети и  поехали на санях по льду.  Поехал и рыбак Андрей,  а с ним его сынишка Володя.  Выехали далеко-далеко.  И  куда кругом ни глянь,  всё лёд и лёд: это так замёрзло море. Андрей с товарищами заехал дальше всех. Наделали во льду дырок и  сквозь них стали запускать сети.  День был солнечный,  всем было весело.  Володя помогал выпутывать рыбу из сетей и очень радовался, что много ловилось. Уже большие кучи мороженой рыбы лежали на льду. Володин папа сказал:

   - Довольно, пора по домам.

 Но  все стали просить,  чтоб остаться ночевать и  с  утра снова ловить. Вечером поели,  завернулись поплотней в тулупы и легли спать в санях. Володя прижался к отцу, чтоб было теплей, и крепко заснул.

  Вдруг ночью отец вскочил и закричал: Товарищи, вставайте! Смотрите, ветер какой! Не было бы беды!

  Все вскочили, забегали.

  - Почему нас качает? - закричал Володя.

    А отец крикнул:

     - Беда! Нас оторвало и несёт на льдине в море.

     Все рыбаки бегали по льдине и кричали:

     - Оторвало, оторвало!

     А кто-то крикнул:

     - Пропали!

    Володя заплакал.  Днём  ветер стал ещё  сильней,  волны заплёскивали на

льдину, а кругом было только море. Володин папа связал из двух шестов мачту,

привязал на  конце красную рубаху и  поставил,  как  флаг.  Все глядели,  не

видать ли где парохода.  От страха никто не хотел ни есть ни пить.  А Володя

лежал в санях и смотрел в небо:  не глянет ли солнышко.  И вдруг в прогалине

между туч Володя увидел самолёт и закричал:

     - Самолёт! Самолёт!

     Все стали кричать и махать шапками.  С самолёта упал мешок.  В нём была

еда  и  записка:  "Держитесь!  Помощь  идёт!"  Через  час  пришёл  пароход и

перегрузил к себе людей,  сани,  лошадей и рыбу.  Это начальник порта узнал,

что  на  льдине  унесло восьмерых рыбаков. Он послал им на  помощь пароход и

самолёт.  Лётчик нашёл  рыбаков и  по  радио сказал капитану парохода,  куда

идти.

С.Маршак

ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ

(Славянская сказка)

Знаешь ли ты, сколько месяцев в году?

Двенадцать.

А как их зовут?

Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь,

декабрь.

Только окончится один месяц, сразу же начинается другой. И ни разу еще не бывало так,

чтобы февраль пришел раньше, чем уйдет январь, а май обогнал бы апрель.

Месяцы идут один за другим и никогда не встречаются.

Но люди рассказывают, будто в горной стране Богемии была девочка, которая видела все

двенадцать месяцев сразу. Как же это случилось? А вот как.

В одной маленькой деревушке жила злая и скупая женщина с дочкой и падчерицей. Дочку

она любила, а падчерица ничем ей не могла угодить. Что ни сделает падчерица - все не

так, как ни повернется - все не в ту сторону.

Дочка по целым дням на перине валялась да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и

присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то белье на речке

выполощи, то грядки в огороде выполи.

Знала она и зимний холод, и летний зной, и весенний ветер, и осенний дождь. Потому-то,

может, и довелось ей однажды увидеть все двенадцать месяцев разом.

Была зима. Шел январь месяц. Снегу намело столько, что от дверей его приходилось

отгребать лопатами, а в лесу на горе деревья стояли по пояс в сугробах и даже качаться не

могли, когда на них налетал ветер.

Люди сидели в домах и топили печки.

В такую-то пору, под вечер, злая мачеха приоткрыла дверь и поглядела, как метет вьюга, а

потом вернулась к теплой печке и сказала падчерице:

- Сходила бы ты в лес да набрала там подснежников. Завтра сестрица твоя именинница.

Посмотрела на мачеху девочка: шутит она или вправду посылает ее в лес? Страшно

теперь в лесу! Да и какие среди зимы подснежники? Раньше марта месяца они и не

появятся на свет, сколько их ни ищи. Только пропадешь в лесу, увязнешь в сугробах.

А сестра говорит ей:

- Если и пропадешь, так плакать о тебе никто не станет. Ступай да без цветов не

возвращайся. Вот тебе корзинка.

Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей.

Ветер снегом ей глаза порошит, платок с нее рвет. Идет она, еле ноги из сугробов

вытягивает.

Все темнее становится кругом. Небо черное, ни одной звездочкой на землю не глядит, а

земля чуть посветлее. Это от снега.

Вот и лес. Тут уж совсем темно - рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное

дерево и сидит. Все равно, думает, где замерзать.

И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонек - будто звезда среди ветвей запуталась.

Поднялась девочка и пошла на этот огонек. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает.

"Только бы, - думает, - огонек не погас!" А он не гаснет, он все ярче горит. Уж и теплым

дымком запахло и слышно стало, как потрескивает в огне хворост. Девочка прибавила

шагу и вышла на полянку.

Да так и замерла.

Светло на полянке, точно от солнца. Посреди полянки большой костер горит, чуть ли не

до самого неба достает. А вокруг костра сидят люди - кто поближе к огню, кто подальше.

Сидят и тихо беседуют.

Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на

дровосеков еще того меньше: вон они какие нарядные - кто в серебре, кто в золоте, кто в

зеленом бархате. Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых,

трое молодых, а последние трое - совсем еще мальчики.

Молодые у самого огня сидят, а старики - поодаль.

И вдруг обернулся один старик - самый высокий, бородатый, бровастый - и поглядел в ту

сторону, где стояла девочка.

Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает ее старик громко:

- Ты откуда пришла, чего тебе здесь нужно?

Девочка показала ему свою пустую корзинку и говорит:

- Нужно мне набрать в эту корзинку подснежников.

Засмеялся старик:

- Это в январе-то подснежников? Вон чего выдумала!

- Не я выдумала, - отвечает девочка, - а прислала меня сюда за подснежниками моя мачеха

и не велела мне с пустой корзинкой домой возвращаться.

Тут все двенадцать поглядели на нее и стали между собой переговариваться.

Стоит девочка, слушает, а слов не понимает - будто это не люди разговаривают, а деревья

шумят.

Поговорили они, поговорили и замолчали.

А высокий старик опять обернулся и спрашивает:

- Что же ты делать будешь, если не найдешь подснежников? Ведь раньше марта месяца

они и не выглянут.

- В лесу останусь, - говорит девочка. - Буду марта месяца ждать. Уж лучше мне в лесу

замерзнуть, чем домой без подснежников вернуться.

Сказала это и заплакала.

И вдруг один из двенадцати, самый молодой, веселый, в шубке на одном плече, встал и

подошел к старику:

- Братец Январь, уступи мне на час свое место!

Погладил свою длинную бороду старик и говорит:

- Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.

- Ладно уж, - проворчал другой старик, весь лохматый, с растрепанной бородой. - Уступи,

я спорить не стану! Мы все хорошо ее знаем: то у проруби ее встретишь с ведрами, то в

лесу с вязанкой дров. Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.

- Ну, будь по-вашему, - сказал Январь.

Он стукнул о землю своим ледяным посохом и заговорил:

Не трещите, морозы,

В заповедном бору,

У сосны, у березы

Не грызите кору!

Полно вам воронье

Замораживать,

Человечье жилье

Выхолаживать!

Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а снег

начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.

- Ну, теперь твой черед, братец, - сказал Январь и отдал посох меньшому брату,

лохматому Февралю.

Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:

Ветры, бури, ураганы,

Дуйте что есть мочи!

Вихри, вьюги и бураны,

Разыграйтесь к ночи!

В облаках трубите громко,

Вейтесь над землею.

Пусть бежит в полях поземка

Белою змеею!

Только он это сказал, как зашумел в ветвях бурный, мокрый ветер. Закружились снежные

хлопья, понеслись по земле белые вихри.

А Февраль отдал свой ледяной посох младшему брату и сказал:

- Теперь твой черед, братец Март.

Взял младший брат посох и ударил о землю.

Смотрит девочка, а это уже не посох. Это большая ветка, вся покрытая почками.

Усмехнулся Март и запел звонко, во весь свой мальчишеский голос:

Разбегайтесь, ручьи,

Растекайтесь, лужи,

Вылезайте, муравьи,

После зимней стужи!

Пробирается медведь

Сквозь лесной валежник.

Стали птицы песни петь,

И расцвел подснежник.

Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки,

что висели на каждой ветке!

Под ногами у нее - мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течет, журчит. Почки на ветвях

надулись, и уже выглядывают из-под темной кожуры первые зеленые листики.

Глядит девочка - наглядеться не может.

- Что же ты стоишь? - говорит ей Март. - Торопись, нам с тобой всего один часок братья

мои подарили.

Девочка очнулась и побежала в чащу подснежники искать. А их видимо-невидимо! Под

кустами и под камнями, на кочках и под кочками - куда ни поглядишь. Набрала она

полную корзину, полный передник - и скорее опять на полянку, где костер горел, где

двенадцать братьев сидели.

А там уже ни костра, ни братьев нет... Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня

свет, а от полного месяца, что взошел над лесом.

Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побеждала домой. А месяц за нею

поплыл.

Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей - и только вошла в дом, как за

окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи.

- Ну, что, - спросили ее мачеха и сестра, - уже домой вернулась? А подснежники где?

Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и

поставила рядом корзинку.

Мачеха и сестра так и ахнули:

- Да где же ты их взяла?

Рассказала им девочка все, как было. Слушают они обе и головами качают - верят и не

верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих,

голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!

Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:

- А больше тебе ничего месяцы не дали?

- Да я больше ничего и не просила.

- Вот дура так дура! - говорит сестра. - В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами

встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила! Ну, будь я на твоем месте, я

бы знала, чего просить. У одного - яблок да груш сладких, у другого - земляники спелой, у

третьего - грибов беленьких, у четвертого - свежих огурчиков!

- Умница, доченька! - говорит мачеха. - Зимой землянике да грушам цены нет. Продали

бы мы это и сколько бы денег выручили! А эта дурочка подснежников натаскала!

Одевайся, дочка, потеплее да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их

двенадцать, а ты одна.

- Где им! - отвечает дочка, а сама - руки в рукава, платок на голову.

Мать ей вслед кричит:

- Рукавички надень, шубку застегни!

А дочка уже за дверью. Убежала в лес!

Идет по сестриным следам, торопится. "Скорее бы, - думает, - до полянки добраться!"

Лес все гуще, все темней. Сугробы все выше, бурелом стеной стоит.

"Ох, - думает мачехина дочка, - и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в

теплой постели, а теперь ходи да мерзни! Еще пропадешь тут!"

И только она это подумала, как увидела вдалеке огонек - точно звездочка в ветвях

запуталась.

Пошла она на огонек. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костер

горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо

беседуют.

Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не

сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться.

Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о

землю.

- Ты кто такая? - спрашивает. - Откуда взялась?

- Из дому, - отвечает мачехина дочка. - Вы нынче моей сестре целую корзинку

подснежников дали. Вот я и пришла по ее следам.

- Сестру твою мы знаем, - говорит Январь-месяц, - а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к

нам пожаловала?

- За подарками. Пусть Июнь-месяц мне земляники в корзинку насыплет, да покрупней. А

Июль-месяц - огурцов свежих и грибов белых, а месяц Август - яблок да груш сладких. А

Сентябрь-месяц - орехов спелых. А Октябрь...

- Погоди, - говорит Январь-месяц. - Не бывать лету перед весной, а весне перед зимой.

Далеко еще до июня-месяца. Я теперь лесу хозяин, тридцать один день здесь царствовать

буду.

- Ишь, какой сердитый! - говорит мачехина дочка. - Да я не к тебе и пришла - от тебя,

кроме снега да инея, ничего не дождешься. Мне летних месяцев надо.

Нахмурился Январь-месяц.

- Ищи лета зимой! - говорит.

Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба - заволокла и

деревья и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а

только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает.

Испугалась мачехина дочка.

- Перестань! - кричит. - Хватит!

Да где там!

Кружит ее метель, глаза ей слепит, дух перехватывает. Свалилась она в сугроб, и замело

ее снегом.

А мачеха ждала-ждала свою дочку, в окошко смотрела, за дверь выбегала - нет ее, да и

только. Закуталась она потеплее и пошла в лес. Да разве найдешь кого-нибудь в чаще в

такую метель и темень!

Ходила она, ходила, искала-искала, пока и сама не замерзла.

Так и остались они обе в лесу лета ждать.

А падчерица долго на свете жила, большая выросла, замуж вышла и детей вырастила.

И был у нее, рассказывают, около дома сад - да такой чудесный, какого и свет не видывал.

Раньше, чем у всех, расцветали в этом саду цветы, поспевали ягоды, наливались яблоки и

груши. В жару было там прохладно, в метель тихо.

- У этой хозяйки все двенадцать месяцев разом гостят! - говорили люди.

Кто знает - может, так оно и было.

И.Никитин

ВСТРЕЧА ЗИМЫ

Здравствуй, гостья-зима!

Просим милости к нам

Песни севера петь

По лесам и степям.

Есть раздолье у нас,–

Где угодно гуляй;

Строй мосты по рекам

И ковры расстилай.

Нам не стать привыкать,–

Пусть мороз твой трещит:

Наша русская кровь

На морозе горит!..

А.Пушкин

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь;

Его лошадка, снег почуя,

Плетется рысью как-нибудь;

Бразды пушистые взрывая,

Летит кибитка удалая;

Ямщик сидит на облучке

В тулупе, в красном кушаке.

Вот бегает дворовый мальчик,

В салазки жучку посадив,

Себя в коня преобразив;

Шалун уж отморозил пальчик:

Ему и больно и смешно,

А мать грозит ему в окно…

А.Пушкин

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя:

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка

И печальна, и темна.

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?

Или бури завываньем

Ты, мой друг, утомлена,

Или дремлешь под жужжаньем

Своего веретена?..

ЧЕТЫРЕ ХУДОЖНИКА

 ЗИМА

Побелели поля и пригорки. Тонким льдом покрылась река, притихла, уснула, как в сказке.

Ходит Зима по горам, по долинам, ходит в больших, мягких валенках, ступает тихо, неслышно. А сама поглядывает по сторонам— то тут, то там свою волшебную картину исправит.

Вот бугорок среди поля. Проказник-ветер взял да и сдул с него белую шапку. Нужно ее снова надеть. А вон меж кустов серый зайчишка крадется. Плохо ему, серенькому: на белом снегу сразу заметит его хищный зверь или птица, никуда от них не спрячешься.

«Одену-ка я косого в белую шубку,— решила Зима,— тогда уж его на снегу не скоро заметишь».

А Лисе Патрикеевне одеваться в белое незачем. Она в глубокой норе живет, под землей от врагов прячется. Ее только нужно покрасивее да потеплее нарядить.

Чудесную шубку припасла ей Зима, просто диво: вся ярко-рыжая, как огонь горит! Поведет лиса в сторону пушистым хвостом, будто искры рассыплет по снегу.

Заглянула Зима в лес: «Уж его-то я разукрашу: Солнышко как глянет, так и залюбуется».

Обрядила она сосны и ели в тяжелые снеговые шубы; до самых бровей нахлобучила им белоснежные шапки; пуховые варежки на ветки надела. Стоят лесные богатыри друг возле друга, стоят чинно, спокойно.

А внизу под ними, словно детишки, разные кустики да молоденькие деревца укрылись. Их Зима тоже в белые шубки одела.

И на рябинку, что у самой опушки растет, белое покрывало накинула. Так хорошо получилось! На концах ветвей грозди ягод висят, точно красные серьги из-под белого покрывала виднеются.

Под деревьями Зима расписала весь снег узором из разных следов и следочков. Тут и заячий след: спереди рядом два больших отпечатка лап, а позади — один за другим — два маленьких; и лисий — будто по ниточке выведен: лапка в лапку, так цепочкой и тянется...

Живет зимний лес. Живут заснеженные поля и долины. Живет вся картина седой чародейки Зимы. Можно ее и Солнышку показывать.

Раздвинуло Солнышко сизую тучку. Глядит на зимний лес, на долины. А под его ласковым взглядом все кругом еще краше становится.

Вспыхнули, засветились снега. Синие, красные, зеленые огоньки зажглись на земле, на кустах, на деревьях. А подул ветерок, стряхнул иней с ветвей, и в воздухе тоже заискрились, заплясали разноцветные огоньки.

Чудесная получилась картина! Пожалуй, лучше и не нарисуешь.

Г.Скребицкий, В.Чаплина

ПОЯВИЛИСЬ СИНИЧКИ

НА ЛЕСНОЙ ПОЛЯНКЕ        \ Скревиц,»»

Наконец пришла зима. Еще с вечера небо укрыли тучи. Первые снежинки закружились в воздухе.

Проснувшись, как обычно, на зорьке, Пеструшка осмотрелась кругом и не узнала знакомого леса. Он весь был пушистый и белый.

Скоро проснулись другие тетерева и тоже с удивлением оглянулись по сторонам. А потом вся стая полетела кормиться на лесную поляну.

Наелись тетерева березовых почек, пора и отдохнуть. Только теперь, зимою, им незачем было прятаться в лесную чащу. Прямо с деревьев нырнули они вниз, в мягкий пушистый снег, и закопались в нем.

Теперь на всю зиму тетеревам убежище есть. Полетают по лесу, покормятся — да и в снег отдыхать. Хорошо там! Ветер не дует, и от врагов спрятаться можно.

                Г* СкРебицкий, В. Чаплина

ПОЯВИЛИСЬ СИНИЧКИ

I «Тинь-тинь, тинь,— слышится ранним утром во дворе — Тинь, тинь, тинь».

Маленькая синичка, словно пушистый шарик, перескакивает с ветки на ветку. *Ее черные, как бусинки, глаза внимательно оглядывают все кругом. Вот она заметила на снегу разные корочки,  крошки  хлеба,  которые выкинули со стола   Синичка

мигом слетела вниз, схватила хлебную корочку и вспорхнула обратно на ветку. Тут она прижала добычу лапками к сучку и принялась ее клевать.

Зимой синички всегда поближе к человеку держатся. И в селах, и даже в больших городах их постоянно в эту пору увидеть можно. А как только наступит весна, тут синички по лесам, по рощам, по большим садам разлетятся, примутся за разными букашками, червяками охотиться. Весною они всюду себе еду найдут.

Г. Снегирев

И.Соколов-Микитов

В БЕРЛОГЕ

Ранней зимой, как только выпадет снег, залегают в берлоге медведи.

Старательно и умело в лесной глуши готовят они эти зимние берлоги. Мягкой душистой хвоей, корой молодых елочек, лесным сухим мохом выстилают свое жилье.

Тепло и уютно в медвежьих берлогах.

Как только ударят в лесу морозы, засыпают в берлогах медведи. И чем лютее морозы, чем сильнее качает ветер деревья — крепче, непробуднее спят.        /

Поздней зимою родятся у медведиц крошечные слепые медвежата.

Тепло медвежатам в засыпанной снегом берлоге. Чмокают, сосут молоко, карабкаются на спину матери — огромной, сильной медведицы, устроившей для них теплую берлогу.

Только в большую оттепель, когда начинает капать с деревьев и белыми шапками валится с ветвей снежная навись, медведь просыпается. Хочет узнать хорошенько: не пришла ли, не началась ли в лесу весна?

Высунется медведь из берлоги, поглядит на зимний лес – и опять до весны на боковую.

И.Суриков

ЗИМА

Белый снег, пушистый

В воздухе кружится

И на землю тихо

Падает, ложится.

И под утро снегом

Поле забелело,

Точно пеленою

Всё его одело.

Тёмный лес что шапкой

Принакрылся чудной

И заснул под нею

Крепко, непробудно...

Божьи дни коротки,

Солнце светит мало, -

Вот пришли морозцы –

И зима настала.

Е.Трутнева

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Что такое за окном?

Сразу в доме посветлело!

Это снег лежит ковром,

Самый первый, самый белый!

Вот о чем всю ночь свистел

За моим окошком ветер!

Он про снег сказать хотел

И про то, что зиму встретил.

Нарядилась и рябина

В белый праздничный наряд.

Только гроздья на вершине

Ярче прежнего горят.

А.Фет

Мама! глянь-ка из окошка -

Знать, вчера недаром кошка

Умывала нос:

Грязи нет, весь двор одело,

Посветлело, побелело -

Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий

По ветвям развешан иней -

Погляди хоть ты!

Словно кто-то тороватый

Свежей, белой, пухлой ватой

Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:

За салазки, да и в гору

Весело бежать!

Правда, мама?Не откажешь,

А сама, наверно, скажешь:

«Ну, скорей гулять!»

Весна

З.Александрова

БЕЛАЯ ЧЕРЕМУХА

Расцвела черемуха около ручья,

На апрельском солнышке ветками шепча.

Легкая, как облако, чистая, как снег.

Радовался деревцу каждый человек.

Приходили девочки посидеть под ней.

Им могла цвести она много-много дней.

Это чья черемуха? Да она ничья,

Белая снегурочка около ручья.

Мимо бабка ехала. Оглядясь вокруг,

Сразу от черемухи отломила сук.

Городские школьники шли в далекий путь,

Увидав черемуху, стали ветки гнуть.

Прибежали девочки, а снегурки нет,

Лишь в пыли валяется вянущий букет.

А была черемуха чистая, как снег,

Радовался деревцу каждый человек.

А.Боске

ЗЕРНЫШКО

Не хотело зернышко        ,

На месте сидеть,        

Полетело зернышко        ,

На мир посмотреть.        

День и ночь летело        

И на поляну село,        

Чтобы сил набраться        

И дальше полететь.        

Но пригрело солнышко

И заснуло зернышко,

А когда проснулось

Увидело вдруг,

Что в душистом дерне

Оно пустило корни,

И стебель кверху тянете

И тишина вокруг.

Стебель тот со временем

Стал красивым деревом.

Большое и ветвистое,

Не помнило оно,

Как зернышко хотело

Свет увидеть белый,

Потому что было это

Очень давно.

П.Воронько

ЖУРАВЛИ

Журавлики-журавли,

Вы куда свой путь вели?

Где летали?

«Мы в чужих небесах,

Мы в чудесных лесах

Побывали».

Расскажите, журавли,

Как на том краю земли

Зимовали.

«Мы в далекой стране

По родной стороне

Тосковали».

С.Капутикян

МАЙ

Зеленый, красный,

Яркий май,
С ребят пальтишки

Поснимай,

Деревья

В листики одень,

Звени ручьями

Целый день!

Куда я в мае

Ни пойду,

Везде я солнышко

Найду!

Я.Колас

ПЕСНЯ О ВЕСНЕ

Уходи, мороз косматый,

Слышишь, старый, или нет?

И над садом,

И над хатой

Голубой весенний свет.

Солнце ласково смеется,

Светит ярче, горячей,

И с пригорка звонко льется

Разговорчивый ручей.

Он лучистый, серебристый,

Он сверкает и дрожит,

А другой, такой же чистый,

Рядом весело бежит.

Ты не слышишь, дед сердитый,

Как в заоблачной дали,

Над землей, дождем умытой,

Закричали журавли.

А зима сдала, осела, -

Хватит ей озорничать!

Выходи, ребята, смело

Песни петь и май встречать!

Ю.Крутогоров

ДОЖДЬ ИЗ СЕМЯН

Кто трактору силу дает

Откуда у трактора такая сила? Ведь сами по себе колеса не крутятся. Сами по себе гусеницы не движутся.

Силу трактору дает двигатель.

Он движет машину, поэтому и называется двигателем.

Двигатели бывают крохотные. Их на ладони можно уместить. Они способны поднять в воздух легкую авиамодель. Бывают двигатели побольше. Для велосипеда, например. Такой двигатель трактору, конечно, не подойдет. У него силенок не хватит, чтобы сдвинуть с места такую махину. Тут нужен двигатель побольше, помощнее. Двигатель- богатырь. И такой создали. Он необычайную силу рождает.

Эта сила приводит в движение колеса трактора: двигатель раскручивает вал, вал вращает колеса.

Как плуг-нож пашет землю.

Идет трактор по пашне… За ним плуг. За плугом тянется черная вспаханная полоса шириной с улицу. Полоса теплая, влажная, от нее даже пар идет. Поле рыхлится. Плуг переворачивает почву наизнанку. Прошлогодние стебельки. с которых срезали колоски, упрятываются в борозду.

Как борона боронит.

После пахоты наверху могут остаться крупные комки земли. Они мешают взойти посеянному ржаному или пшеничному семени.

Поле должно быть ровным, гладким. Разбить надо крупные комки, расколотить!

Тут-то и подавай борону.

Борона прочесывает пашню. Как гребень!

У нее, как у всякого гребня, есть острые зубья. Потому и название такое получила – борона зубовая.

Зубья у борона железные, острые, частые. Они не только разбивают комья, они из почвы сорняки выдирают.

А есть бороны на колесиках. На колесиках – острые шипы. Катится такая борона по полю – измельчает комки земли.

Плуг и борона всегда вместе работают в поле. Вслед за плугом на пашню борону выводят. Борона, как и плуг, без трактора – ни шагу.

А с трактором – пожалуйста: любое поле причешет. Ведь трактор на поле – самая главная машина!

Про фабрику на колесах.

Комбайн – это фабрика на колесах. Замечательная фабрика.

Самоходная фабрика косит пшеницу.

Самоходная фабрика вышелушивает зерна из колосков.

Самоходная фабрика очищает зерна.

Самоходная фабрика сама грузит пшеницу в автомобили.

все делает легко и быстро. На ходу.

Некогда останавливаться, много дел.

Выходит комбайн в поле. Словно плывет среди тучных колосьев. Впереди стелется нива. А прошел комбайн – сзади остаются ровно подстриженные стебельки. Будто поле в парикмахерской побывало. Будто его под машинку остригли.

Руки-умельцы.

А пшеничные зерна? Куда они?

В круглое сито. Зерна просеять надо. Дрожит сито. Ходуном ходит. Зерна просеиваются.

Вентилятор во все щеки дует. Зерна свежим ветром обдувает. Сдувает тонки усики колосков, шелуху.

Машины помогли вырастить хлебный урожай. Очень постарались трактор и автомобиль, плуг и борона, сеялка и комбайн. Но они, конечно. не сами в поле вышли. Их в поле повел человек.

Тракторист.

Шофер.

Комбайнер.

А если одним словом – земледелец.

А.Майков

            Ласточка примчалась

Из-за бела моря,

Села и запела:

Как, февраль, не злися,

Как ты, март, не хмурься,

Будь хоть снег, хоть дождик -

Все весною пахнет!

С.Маршак

КРУГЛЫЙ ГОД

ЯНВАРЬ

Открываем календарь -

Начинается январь.

В январе, в январе

Много снегу во дворе.

Снег - на крыше, на крылечке.

Солнце в небе голубом.

В нашем доме топят печки,

В небо дым идет столбом.

ФЕВРАЛЬ

Дуют ветры в феврале,

Воют в трубах громко.

Змейкой вьется по земле

Легкая поземка.

Над Кремлевскою стеной -

Самолетов звенья.

Слава армии родной

В день ее рожденья!

МАРТ

Рыхлый снег темнеет в марте.

Тают льдинки на окне.

Зайчик бегает по парте

И по карте

На стене.

АПРЕЛЬ

Апрель, апрель!

На дворе звенит капель.

По полям бегут ручьи,

На дорогах лужи.

Скоро выйдут муравьи

После зимней стужи.

Пробирается медведь

Сквозь лесной валежник.

Стали птицы песни петь,

И расцвел подснежник.

МАЙ

Распустился ландыш в мае -

В самый праздник, в первый день.

Май цветами провожая,

Распускается сирень.

ИЮНЬ

Пришел июнь.

"Июнь! Июнь!" -

В саду щебечут птицы.

На одуванчик только дунь -

И весь он разлетится.

ИЮЛЬ

Сенокос идет в июле,

Где-то гром ворчит порой.

И готов покинуть улей

Молодой пчелиный рой.

АВГУСТ

Собираем в августе

Урожай плодов.

Много людям радости

После всех трудов.

Солнце над просторными

Нивами стоит.

И подсолнух зернами

Черными

Набит.

СЕНТЯБРЬ

Ясным утром сентября

Хлеб молотят села,

Мчатся птицы" за моря

И открылась школа.

ОКТЯБРЬ

В октябре, в октябре

Частый дождик на дворе.

На лугах мертва трава,

Замолчал кузнечик.

Заготовлены дрова

На зиму для печек.

НОЯБРЬ

День Седьмого ноября -

Красный день календаря.

Погляди в свое окно:

Все на улице красно!

Вьются флаги у ворот,

Пламенем пылая.

Видишь, музыка идет

Там, где шли трамваи.

Весь народ - и млад и стар -

Празднует свободу.

И летит мой красный шар

Прямо к небосводу!

ДЕКАБРЬ

В декабре, в декабре

Все деревья в серебре.

Нашу речку, словно в сказке,

За ночь вымостил мороз,

Обновил коньки, салазки,

Елку из лесу привез.

Елка плакала сначала

От домашнего тепла,

Утром плакать .перестала,

Задышала, ожила.

Чуть дрожат ее иголки,

На ветвях огни зажглись.

Как по лесенке, по елке

Огоньки взбегают ввысь.

Блещут золотом хлопушки.

Серебром звезду зажег

Добежавший до верхушки

Самый смелый огонек.

Год прошел, как день вчерашний.

Над Москвою в этот час

Бьют часы Кремлевской башни

Свой салют - двенадцать раз!

С.Маршак

СТИХИ О ВЕСНЕ

Снег теперь уже не тот, --

     Потемнел он в поле.         

     На озерах треснул лед,

     Будто раскололи.

     Облака бегут быстрей.

     Небо стало выше.

     Зачирикал воробей

     Веселей на крыше.

     Все чернее с каждым днем

     Стежки и дорожки,

     И на вербах серебром

     Светятся сережки.

Н.Некрасов

ЗЕЛЕНЫЙ ШУМ

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи, расходится

Вдруг ветер верховой:

Качнет кусты ольховые,

Подымет пыль цветочную,

Как облако, — всё зелено,

И воздух, и вода!

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Как молоком облитые,

Стоят сады вишневые,

Тихохонько шумят;

Пригреты теплым солнышком,

Шумят повеселелые

Сосновые леса;

А рядом новой зеленью

Лепечут песню новую

И липа бледнолистая,

И белая березонька

С зеленою косой!

Шумит тростинка малая,

Шумит высокий клен...

Шумят они по-новому,

По-новому, весеннему...

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Н.Павлова

ЖЕЛТЫЙ, БЕЛЫЙ, ЛИЛОВЫЙ

Был  такой  хороший  весенний  день,  что  даже   навозному   жуку

захотелось приподнять свои пыльные крылья и полетать, посмотреть, есть

ли что-нибудь на свете лучше родной широкой, залитой  солнцем  дороги.

И, увидев попрыгунью-кобылку, он спросил, где она живёт.

    - На  весёлом  жёлтом  лугу,  -  сказала  кобылка.  -  Там  цветут

свербига, одуванчики и лютики. Как блестят лепестки у  лютика!  В  них

видишь мордочку другой кобылки. Знаешь, как это бывает, когда  глядишь

в воду.

    - Я прилечу к тебе и посмотрю, - сказал навозный жук.

    И он стал собираться. Но, по привычке, всё копался  и  копался.  И

прокопался очень долго. А когда полетел, то не нашёл жёлтого  луга.  И

при встрече пожаловался кобылке.

    - Ах, - сказала кобылка, - да ведь  луг-то  теперь  не  жёлтый,  а

белый! Там цветут купырь, ромашка, дрёма и подмаренник.  Какие  мелкие

цветочки у подмаренника! Заберёшься между ними - и точно облако вокруг

тебя. А как пахнет!

    - Я прилечу к тебе и понюхаю, - сказал навозный жук.

    И он стал собираться. Но, по привычке, всё копался  и  копался.  И

прокопался очень долго. А когда полетел, то не нашел  белого  луга.  И

при встрече пожаловался кобылке.

    - Ах, - сказала кобылка, - да  ведь  луг-то  теперь  не  белый,  а

лиловый! Там цветут  колокольчики  и  короставник,  полевая  герань  и

мышиный горошек. Какие забавные усики у мышиного горошка! Он цепляется

ими за травинки. И на нём так славно качаться!

    - Качайся на здоровье! - сказал навозный жук. - А я больше туда не

полечу. Уж не расцветут ли там завтра чёрные цветы? Нет, я предпочитаю

свою родную дорогу. Навоз - всегда навоз, и  пыль  -  всегда  пыль.  А

серый цвет для глаза всего приятнее.

А.ПЛЕЩЕЕВ

МОЙ САДИК

Как мой садик свеж и зелен!

Распустилась в нём сирень;

От черёмухи душистой

И от лип кудрявых тень...

Правда, нет в нём бледных лилий,

Горделивых георгин,

И лишь пёстрые головки

Возвышает мак один,

Да подсолнечник у входа,

Словно верный часовой,

Сторожит себе дорожку,

Всю поросшую травой...

А.Плещеев

СЕЛЬСКАЯ ПЕСЕНКА

          Травка зеленеет,

          Солнышко блестит,

          Ласточка с весною

          В сени к нам летит.

          С нею солнце краше

          И весна милей...

          Прощебечь с дороги

          Нам привет скорей.

          Дам тебе я зерен,

          А ты песню спой,

          Что из стран далеких

          Принесла с собой...

И.Токмакова

ВЕСЕННИЕ ВОДЫ

К нам весна шагает

Быстрыми шагами,

И сугробы тают

Под её ногами.

Чёрные проталины

На полях видны.

Верно, очень тёплые

Ноги у весны.

Э.ШИМ

КАМЕНЬ, РУЧЕЙ, СОСУЛЬКА И СОЛНЦЕ

Наконец-то, наконец-то выдался настоящий весенний денек! В лесу тепло, от ясного солнышка светло, капель весело перезванивает. Звери да птицы радуются: зайцы болбочут, тетерева бормочут, синицы бубенчиками разливаются.

Благодать в лесу!

На опушке старый Камень-валун хвалится:

Мне кланяйтесь, меня благодарите. Это я весну делаю!

Неужели ты, дедушка? — спрашивают звери да птицы.

Я, детки, я! Вон у меня какие бока горячие... Вокруг меня снег тает, рядом со мной травка показалась, ко мне бабочки летят греться. Кабы не я, и весны не было бы!

Ах ты, старый лежебока! — кричит с поляны звонкий Ручей.— Не хвались попусту! Тебе повернуться лень, а я вот день-деньской в работе. Пускай все мне кланяются, пускай меня благодарят!

Значит, ты, Ручей, весну делаешь?

Я, глупые, конечно, я! Поглядите-ка — я снег растапливаю, лед просверливаю, деревья и травы живой водой пою... Какая же без меня весна?!

Ай, болтун! — кричит Сосулька с еловой лапы.— Не слушайте его, пустомелю! Мне кланяйтесь, меня благодарите!

А разве ты, Сосулька, весну делаешь?

Еще бы не я! Одна только я! Как начну слезы горючие лить, как стану булькать на весь лес,— вот вам и весна... Разве иначе весна начнется?! Разве иначе...

Не успела Сосулька договорить. «Кап»,— и умолкла. Почему? А потому, что Солнышко за лес закатилось.

Закатилось Солнышко, спряталось — тут и Камень-валун остыл, и Ручей заледенел, и Сосулька обмерзла.

Молчат. И сразу стало ясно, кто весну-то делает.

Лето

Л.Квитко

ЖУЧОК

На улице ливень

      Всю ночь напролет.

      Разлился бурливый

      Ручей у ворот.

      Оконные стекла

      Дрожат под дождем.

      Собака промокла

      И просится в дом.

      Вот в лужу из лужи,

      Вертясь, как волчок,

      Ползет неуклюжий

      Рогатый жучок.

      Упал вверх ногами,

      Пытается встать.

      Подвигал рогами -

      И встал он опять.

      До места сухого

      Спешит доползти,

      Но снова и снова

      Река на пути...

      Плывет он по луже,

      Не зная куда.

      Несет его, кружит

      И гонит вода.

      По панцирю капли

      Стучат во всю мочь,

      А ножки ослабли -

      Грести им невмочь.

      Вот-вот захлебнется -

      Гуль-гуль! - и конец!

      Но нет, не сдается

      Отважный пловец.

      Измучен борьбою,

      Пропал бы жучок,

      Как вдруг пред собою

      Увидел сучок.

      Из чащи дубовой

      Приплыл он сюда.

      Его из дубровы

      Примчала вода.

      И, сделав у дома

      Крутой поворот,

      К жучку удалому

      Он быстро идет.

      Спешит ухватиться

      Жучок за него.

      Теперь не боится

      Пловец ничего.

      По воле потока

      В своем челноке

      Плывет по широкой,

      Глубокой реке.

      Но близок дощатый

      Дырявый забор.

      И путник рогатый

      Пробрался во двор.

      Пробрался - и прямо

      Направился в дом,

      Где мы с моей мамой

      И папой живем.

      Попал он на суше

      Ко мне в коробок.

      И долго я слушал,

      Как трется жучок.

      Но вот понемножку

      Ушли облака,

      И в сад на дорожку

      Отнес я жучка.

Г.Ладонщиков

В ЗНОЙНЫЙ ДЕНЬ

В поле солнечно и тихо,

Сушит землю знойный день.

Призадумалась гречиха,

Свесил голову ячмень.

И не видят,

Что над бором

Туча вздыбилась горой,

Что печаль их

Скоро-скоро

Дождь развеет озорной.

И.Никитин

   Вечер ясен и тих;

Спят в тумане поля;

В голубых небесах

Ярко пышет заря.

Золотых облаков

Разноцветный узор

Накрывает леса,

Как волшебный ковер;

Вот пахнул ветерок,

Зашептал в тростнике;

Вот и месяц взошел

И глядится в реке…

В.Осеева

ЕЖИНКА

В глубокой прохладной ложбинке,

Где летняя травка свежа,

Привольно живется Ежинке,

Единственной внучке Ежа.

Весь день она тихо играет,

Шуршит прошлогодним листом,

Еловые шишки бросает

И дремлет в тени под кустом.

Однажды надвинулась тучка,

Стал ветер деревья качать,

И Ежик любимую внучку

Заботливо вышел встречать.

И вдруг, запыхавшись, Зайчишка

Бежит, перепуган до слез:

— Скорее! Какой-то мальчишка

Ежинку в корзинке унес!

Мелькают березы и елки,

Зеленый кустарник и рожь.

Подняв, как оружье, иголки,

Бежал, ощетинившись, Еж.

В прохладной пыли на дороге

Он след мальчугана искал.

Он по лесу бегал в тревоге

И внучку по имени звал!

Стемнело... И дождик закапал,

Живого следа не найдешь.

Упал под сосной и заплакал

Измученный дедушка Еж!

А дедова внучка сидела

За шкафом, свернувшись клубком.

Она и взглянуть не хотела

На блюдце с парным молоком!

И утром к зеленой ложбинке

Из города дети пришли

И дедову внучку Ежинку

В корзине назад принесли!

Пустили на мягкую травку:

— Дорогу домой ты найдешь?

— Найдет! — закричал из канавки

Взволнованным голосом Еж!

М.Пришвин

ЗОЛОТОЙ ЛУГ

У нас с братом, когда созревают одуванчики, была, с ними постоянная забава. Бывало, идём куда-нибудь на свой промысел — он впереди, я в пяту.

        "Серёжа!" — позову я его деловито. Он оглянется, а я фукну ему одуванчиком прямо в лицо. За это он начинает меня подкарауливать и тоже, как зазеваешься, фукнет. И так мы эти неинтересные цветы срывали только для забавы. Но раз мне удалось сделать открытие.

        Мы жили в деревне, перед окном у нас был луг, весь золотой от множества цветущих одуванчиков. Это было очень красиво. Все говорили: "Очень красиво! Луг - золотой". Однажды я рано встал удить рыбу и заметил, что луг был не золотой, а зелёный. Когда же я возвращался около полудня домой, луг был опять весь золотой. Я стал наблюдать. К вечеру луг опять позеленел. Тогда я пошёл, отыскал одуванчик, и оказалось, что он сжал свои лепестки, как всё равно если бы у нас пальцы со стороны ладони были жёлтые и, сжав в кулак, мы закрыли бы жёлтое. Утром, когда солнце взошло, я видел, как одуванчики раскрывают свои ладони, и от этого луг становится опять золотым.

        С тех пор одуванчик стал для нас одним из самых интересных цветов, потому что спать одуванчики ложились вместе с нами, детьми, и вместе с нами вставали.

М.Пришвин

ЛИСИЧКИН ХЛЕБ

Однажды я проходил в лесу целый день и под вечер вернулся домой с богатой добычей. Снял я с плеч тяжёлую сумку и стал своё добро выкладывать на стол.

- Это что за птица? - спросила Зиночка.

- Терентий,— ответил я.

И рассказал ей про тетерева: как он живёт в лесу, как бормочет весной, как берёзовые почки клюёт, ягодки осенью в болотах собирает, зимой греется от ветра под снегом. Рассказал ей тоже про рябчика, показал ей, что серенький, с хохолком, и посвистел в дудочку по-рябчиному и ей дал посвистеть.Ещё я высыпал на стол много белых грибов, и красных, и чёрных. Ещё у меня была в кармане кровавая ягода костяника, и голубая черника, и красная брусника. Ещё я принёс с собой ароматный комочек сосновой смолы, дал понюхать девочке и сказал, что этой смолкой деревья лечатся.

- Кто же их там лечит? спросила Зиночка.

- Сами лечатся,— ответил я.- Придёт, бывает, охотник, захочется ему отдохнуть, он и воткнёт топор в дерево и на топор сумку повесит, а сам ляжет под деревом. Поспит, отдохнёт. Вынет из дерева топор, сумку наденет, уйдёт. А из ранки от топора из дерева побежит эта ароматная смолка и ранку эту затянет.

        Тоже, нарочно для Зиночки, принёс я разных чудесных трав по листику, по корешку, по цветочку: кукушкины слёзки, валерьянка, петров крест, заячья капуста. И как раз под заячьей капустой лежал у меня кусок чёрного хлеба: со мной это постоянно бывает, что, когда не возьму хлеба в лес - голодно, а возьму - забуду съесть и назад принесу.

А Зиночка, когда увидала у меня под заячьей капустой чёрный хлеб, так и обомлела:

- Откуда же это в лесу взялся хлеб?

- Что же тут удивительного? Ведь есть же там капуста...

- Заячья...

- А хлеб — лисичкин. Отведай. Осторожно попробовала и начала есть.

- Хороший лисичкин хлеб.

И съела весь мой чёрный хлеб дочиста. Так и пошло у нас. Зиночка, копуля такая, часто и белый-то хлеб не берёт, а как я из лесу лисичкин хлеб принесу, съест всегда его весь и похвалит:

- Лисичкин хлеб куда лучше нашего!

А.Пушкин

Румяной зарёю

Покрылся восток.

В селе, за рекою,

Потух огонёк.

Росой окропились

Цветы на полях.

Стада пробудились

На мягких лугах.

Седые туманы

Плывут к облакам,

Гусей караваны

Несутся к лугам.

Проснулися люди,

Спешат на поля,

Явилося Солнце,

Ликует земля.

Н.Сладков

ЛАСТОЧКА

- Ласточка, ласточка, что над водой летаешь?

- Комаров кусачих хватаю!

- А что над стадом порхаешь?

- Коров от мух охраняю!

- Ласточка-касаточка, что к облакам взмываешь?

- Ясные деньки высматриваю!

- А что над самой землей скользишь?

- О дожде-непогоде предупреждаю!

В.Сухомлинский

ПУСТЬ БУДУТ СОЛОВЕЙ И ЖУК

В саду пел Соловей. Его песня была прекрасна. Он знал, что его песню любят люди и поэтому смотрел с гордостью на цветущий сад, на яркое синее небо, на маленькую Девочку, которая сидела в саду и слушала его песню.

А рядом с Соловьем летал большой рогатый Жук. Он летал и жужжал. Соловей прервал свою песню и говорит с досадой Жуку:

—        Прекрати свое жужжание. Ты не даешь мне петь. Твое жужжание не нужно никому, и вообще, лучше бы, если бы тебя, Жука, вообще не было.

Жук с достоинством ответил:

Нет, Соловей, без меня, Жука, тоже мир невозможен, как и без тебя, Соловья.

Вот так мудрость! — рассмеялся Соловей.— Значит, ты тоже нужен людям? Вот спросим у Девочки, она скажет, кто нужен людям и кто не нужен.

Полетели Соловей и Жук к Девочке, спрашивают:

- Скажи, Девочка, кого нужно оставить в мире – Соловья или Жука?

- Пусть будут и Соловей и Жук, - ответила Девочка. – И подумав, добавила: - Как же можно без Жука?

В.Сухомлинский

СТЫДНО ПЕРЕД СОЛОВУШКОЙ

Оля и Лида пошли в лес. Они устали и сели на траву отдохнуть и пообедать.

Вынули из сумки хлеб, масло, яйца. Когда девочки поели, недалеко от них запел соловей. Очарованные прекрасной песней, Оля и Лида сидели, боясь пошевельнуться.

Соловей перестал петь. Лида собрала остатки своей еды и хлебные крошки и положила в сумку.

- Зачем ты берёшь с собой этот мусор? - сказала Оля. - Брось в кусты. Ведь мы в лесу. Никто не увидит.

- Стыдно... перед соловушкой,- тихо ответила Лида.

Я.Тайц

ПО ЯГОДЫ

Вот и земляника поспела. Бабушка с Надей взяли кружечки, пошли в лес — и давай собирать. Только бабушка — в кружечку, а Надя — в рот.

Пришли домой. У бабушки полна кружечка, а у Нади — пустая, даже дедушку угостить нечем.

Стыдно стало Наде. На другой день она пошла в лес, ни одной ягодинки не съела — все в кружечку. Пришла домой и говорит деду:

Кушай!

А сама что же?

А я вчера ела.

Вчера не считается,— сказал дедушка.— Давай вместе.

И они с Надей стали есть из одной кружечки. Надя — ягоду, и дед — ягоду, Надя — ягоду, и дед — ягоду. Так все и съели.

Я.Тайц

ПОСЛУШНЫЙ ДОЖДИК

послушный дождик        я*Таиц

Надя спросила:

• Дедушка, а ты кто в колхозе?
• Я начальник дождя. Надя засмеялась:
• А у дождя начальников не бывает!
• А вот и бывает! — сказал дедушка.

Он повел Надю на речку. Там длинные-длинные огородные грядки. А над ними длинные-длинные тонкие трубы. А в трубах дырочки. Дедушка открыл кран — и сразу из всех труб брызнул дождик и давай поливать грядки! Потом дедушка закрыл кран — и дождик перестал.

Надя спросила:

—        А можно мне?

Она открыла кран —дождик пошел. Закрыла — перестал. Вот какой послушный дождик у дедушки в колхозе!

А.Толстой

Колокольчики мои,

       Цветики степные!

Что глядите на меня,

      Темно-голубые?

И о чем звените вы

      В день весёлый мая,

Средь некошеной травы

      Головой качая?

Конь несет меня стрелой

      На поле открытом;

Он вас топчет под собой,

      Бьет своим копытом.

Колокольчики мои,

      Цветики степные!

Не кляните вы меня,

      Темно-голубые!

Я бы рад вас не топтать,

      Рад промчаться мимо,

Но уздой не удержать

      Бег неукротимый!

Я лечу, лечу стрелой,

      Только пыль взметаю;

Конь несет меня лихой,-

      А куда? не знаю!

К.Ушинский

УТРЕННИЕ ЛУЧИ

     Выплыло на небо красное солнышко и стало рассылать повсюду свои золотые

лучи - будить землю.

     Первый луч  полетел  и  попал  на  жаворонка.  Встрепенулся  жаворонок,

выпорхнул из гнёздышка,  поднялся  высоко-высоко  и  запел  свою  серебряную

песенку: "Ах,  как  хорошо  в  свежем  утреннем  воздухе!  Как  хорошо!  Как

привольно!"

     Второй луч попал на зайчика. Передёрнул ушами зайчик и весело  запрыгал

по росистому лугу: побежал он добывать себе сочной травки на завтрак.

     Третий  луч  попал  в  курятник.  Петух  захлопал  крыльями  и   запел:

"Ку-ка-ре-ку!" Куры слетели с нашестей, закудахтали, стали разгребать сор  и

червяков искать.

     Четвёртый луч попал в улей. Выползла пчёлка из восковой кельи, села  на

окошечко, расправила крылья и "зум-зум-зум!" -  полетела  собирать  медок  с

душистых цветов.

     Пятый луч попал в детскую на постельку к маленькому лентяю:  режет  ему

прямо в глаза, а он повернулся на другой бок и опять заснул.

Э.Шим

ЦВЕТЫ

ЦВЕТЫ

Один старый художник приехал на дачу возле города Риги. Там он подружился с маленькой девочкой-латышкой. Ее звали Гайдой. Она была веселая и очень разговорчивая.

Жалко только, что Гайда не умела говорить по-русски и художник не всегда понимал ее слова.

Гайда любила цветы. На двух грядках она посадила семена и, когда они взошли, каждый день их поливала. И художник тоже стал помогать девочке Гайде ухаживать за цветами.

За лето они выросли и расцвели. Это были совсем простые цветы. Вроде тех, что растут в поле. Синие колокольчики, желтые ромашки, красные гвоздики. Но художнику они очень нравились.

Однажды утром Гайда пришла, сорвала цветы и сделала большой красивый букет. Художник спросил, кому она их подарит. Но Гайда не понимала и только улыбалась.

Тогда художник спросил маму Гайды:

—        Кому ваша дочка отнесет цветы? Мне жалко, что она их сорвала.

А мама ответила:

• Вы не жалейте. У нас такой обычай — первого сентября дарить цветы самому дорогому человеку. Вот Гайда ему и подарит.
• А кто же тот самый дорогой человек? — спросил художник.

Мама улыбнулась:

—        А вы поезжайте с нами и увидите.

Гайда надела белое платье и вместе с мамой вышла из дому. Художник пошел с ними тоже.

Они сели в автобус и поехали в город. Автобус остановился на главной площади. Кругом было много народу.

Художник подошел поближе.

Посредине площади он увидел памятник Ленину. Рядом стояли школьники. Все они принесли цветы и укладывали их к подножию памятника.

Потом среди школьников показалась Гайда. Она высоко держала свой большой красивый букет.

Подойдя к памятнику, она осторожно положила его. И среди других цветов ярко засветились синие колокольчики, желтые ромашки, красные гвоздики.

Тогда художник все понял...

О природе

Е.Благинина

ОДУВАНЧИК

Как прохладно в чаще еловой!

Я цветы в охапке несу...

Одуванчик белоголовый,

Хорошо ли тебе в лесу?

Ты растёшь на самой опушке,

Ты стоишь на самой жаре.

Над тобой кукуют кукушки,

Соловьи поют на заре.

И гуляет ветер душистый,

И роняет листья в траву...

Одуванчик, цветок пушистый,

Я тебя тихонько сорву.

Я сорву тебя, милый, можно?

И потом отнесу домой.

...Ветер дунул неосторожно -

Облетел одуванчик мой.

Посмотрите, вьюга какая

В середине жаркого дня!

И летят пушинки, сверкая,

На цветы, на траву, на меня...

Е.Благинина

ЧЕРЕМУХА

- Черёмуха, черемуха,

Ты что стоишь бела?

- Для праздника весеннего,

Для Мая расцвела.

- А ты, трава-муравушка,

Что стелешься мягка?

- Для праздника весеннего,

Для майского денька.

- А вы, берёзы тонкие,

Что нынче зелены?

- Для праздника, для праздника!

Для Мая! Для весны!

А.Блок

НА ЛУГУ

Леса вдали виднее,

Синее небеса,

Заметней и чернее

На пашне полоса,

И детские звончее

Над лугом голоса.

Весна идет сторонкой,

Да где ж сама она?

Чу, слышен голос звонкий,

Не это ли весна?

Нет, это звонко, тонко

В ручье журчит волна...

В.Бианки

АРИШКА-ТРУСИШКА

Колхозницы Федоры дочурку все Аришкой-Трусишкой звали. До того трусливая была девчонка, -- ну просто ни шагу от матери! И в хозяйстве от неё никакой помощи.

- Слышь, Аришка, -- скажет бывало мать, -- возьми ведёрочко, натаскай из пруда воды в корыто: постираться надо. Аришка уж губы надула:

- Да-а!.. В пруду лягушки...

- Ну и пусть лягушки. Тебе что?

- А они прыгучие. Я их боюсь.

Натаскает Федора воды сама, бельё постирает:

- Поди, доченька, на чердаке бельё посушиться развесь.

- Да-а!.. На чердаке паук.

- Ну и пусть паук.

- Он ползучий. Я его боюсь.

Махнёт Федора рукой на дочь, сама на чердак полезет:

- А ты, Аришка, пока хоть в чулан сходи, молока крынку принеси.

- Да-а!.. А в чулане мыши...

- А хоть бы и так! Не съедят они тебя.

- Они хвостатые. Я их боюсь.

Ну что с такой трусишкой поделаешь?!

Раз летом убирали колхозники сено на дальнем покосе небольшом лесу. Аришка от матери ни на шаг, цепляется за юбку, работать не даёт. Вот Федора и придумала:

- Ты бы, девушка, в лес сходила по малину. Тут в лесу страсть сколько малины. Хоть лукошко набери.

Аришка -- первая в колхозе сластёна. К ягодам липнет, как муха к сахару.

- Где, маменька, где тут малинка?

- Да вон на опушке. Идём, покажу. Как увидала Аришка на кустах красные ягоды, так к ним и кинулась.

- Далёко-то в лес не ходи, доченька, -- наставляла Федора. -- А напугаешься чего, меня кличь. Я тут рядом буду, никуда не уйду.

Славно поработалось в тот день Федоре: ни разу ее из лесу Аришка не окликнула. Пришло время полдничать. Только собралась Федора за дочуркой в лес, глядь -- Аришка сама идёт. Все щёки у неё в малиновом соку, а в руках -- полное лукошко ягоды.

- Умница, доченька! -- обрадовалась Федора. -- И где же это ты столько много ягоды набрала?

- А там подальше, за ручьём, в большом малиннике.

- Ишь расхрабрилась, куда забрела! Говорила ведь я тебе: далёко в лес не заходи. Как там тебя звери не съели?

- Какие там звери! -- смеётся Аришка. -- Один медвежонок всего и был.

Тут уж Федоре пришёл черёд пугаться:

- Как... медвежонок?.. Какой такой медвежонок?..

- Да смешной такой, хорошенький. Мохнатый весь, носик чёрненький, а глазки зелёные-зелёные!

- Батюшки-светы! И ты не испугалась?

- И не подумала! Я ему: "Здравствуй, Мишук!" А он, бедненький, напугался, да на дерево от меня. Я ему кричу: "Слазь, Мишенька, слазь! Дай только поглажу!" А он выше да выше. Так и не слез ко мне. Поди, и сейчас на том дереве сидит, с перепугу-то.

У Федоры так сердце и оборвалось:

- А в кустах, доченька, никого там не приметила?

- Был кто-то, ходил, сучьями потрескивал да всё ворчал толстым голосом. Тоже, верно, малинку собирал. Уж я звала-звала: "Дяденька, пособи медвежонка поймать!" Да не вышел он ко мне.

- Дитя неразумное! -- всплеснула руками Федора. -- Да ведь это не иначе, как сама медведиха кругом ходила, своего медвежонка берегла! Да как только она тебя насмерть не разорвала!

А колхозники, как такое услыхали, сейчас подхватили кто топор, кто вилы -- да в лес! В малиннике за ручьём и на самом деле нашли медведицу. Только она им не далась, ушла от них с другим своим медвежонком. А того медвежонка, что на дерево залез, колхозники изловили и Аришке в подарок на ремешке привели.

Случилось это всё в прошлом году. Теперь медвежонок в большого медведя вырос, а от Аришки ни на шаг, как бывало Аришка от матери. Сама Аришка всё ещё маленькая, только ещё в первый класс пошла, и над партой её чуть видно. Но Мишука своего нисколько не боится, хоть он вон какое страшилище вырос: лошади от него шарахаются и трактор на дыбы становится.

Нынче уж Федорину дочурку никто Аришкой-Трусиш-кой не зовет, все Аришей-с-Мишей величают. Она старательная такая стала, всем девчонкам в пример, матери помощница. И за водой на пруд, и в погреб, и на чердак ходит. Вот и пойми её, чего она раньше мышей боялась!

В.Бианки

КУПАНИЕ МЕДВЕЖАТ

Наш знакомый охотник шёл берегом лесной реки и вдруг услышал громкий треск сучьев. Он испугался и влез на дерево.

 Из чащи вышли на берег большая бурая медведица и с ней два весёлых медвежонка. Медведица схватила одного медвежонка зубами за шиворот и давай окунать в речку.

Медвежонок визжал и барахтался, но мать не выпускала его, пока хорошенько не выполоскала в воде.

Другой медвежонок испугался холодной ванны и пустился удирать в лес.

Мать догнала его, надавала шлепков, а потом — в воду, как первого.

 Очутившись снова на земле, оба медвежонка остались очень довольны купанием: день был знойный, и им было очень жарко в густых лохматых шубках. Вода хорошо освежила их. После купания медведи опять скрылись в лесу, а охотник слез с дерева и пошёл домой.

В.Бианки

ЛЕСНЫЕ ДОМИШКИ

Высоко   над    рекой,    над   крутым   обрывом,    носились   молодые

ласточки-береговушки.  Гонялись друг за другом с  визгом и писком:  играли в

пятнашки.

     Была в  их стае одна маленькая Береговушка,  такая проворная:  никак ее

догнать нельзя было - от всех увертывается.

     Погонится за ней пятнашка,  а она -  туда, сюда, вниз, вверх, в сторону

бросится да как пустится лететь - только крылышки мелькают.

     Вдруг  -  откуда ни  возьмись -  Чеглок-Сокол мчится.  Острые изогнутые

крылья так и свистят.

     Ласточки  переполошились:   все  -   врассыпную,   кто  куда,  -  мигом

разлетелась вся стая.

     А проворная Береговушка от него без оглядки за реку,  да над лесом,  да

через озеро!

     Очень уж страшная пятнашка Чеглок-Сокол.

     Летела, летела Береговушка - из сил выбилась.

     Обернулась назад  -  никого сзади нет.  Кругом оглянулась,  -  а  место

совсем незнакомое.  Посмотрела вниз  -  внизу река течет.  Только не  своя -

чужая какая-то.

     Испугалась Береговушка.

     Дорогу домой она не помнила: где ж ей было запомнить, когда она неслась

без памяти от страха?

     А уж вечер был - ночь скоро. Как тут быть?

     Жутко стало маленькой Береговушке.

     Полетела она вниз, села на берегу и горько заплакала.

     Вдруг видит:  бежит мимо нее по песку желтая птичка с  черным галстуком

на шее.

     Береговушка обрадовалась, спрашивает у желтой птички:

     - Скажите, пожалуйста, как мне домой попасть?

     - А ты чья? - спрашивает желтая птичка у Береговушки.

     - Не знаю, - отвечает Береговушка.

     - Трудно же будет тебе свой дом разыскать!  -  говорит желтая птичка. -

Скоро солнце закатится,  темно станет.  Оставайся-ка лучше у  меня ночевать.

Меня зовут Зуек. А дом у меня вот тут - рядом.

     Зуек  пробежал  несколько  шагов  и  показал  клювом  на  песок.  Потом

закланялся, закачался на тоненьких ножках и говорит:

     - Вот он, мой дом. Заходи!

     Взглянула Береговушка - кругом песок да галька, а дома никакого нет.

     - Неужели не  видишь?  -  удивился Зуек.  -  Вот сюда гляди,  где между

камешками яйца лежат.

     Насилу-насилу разглядела Береговушка:  четыре яйца  в  бурых  крапинках

лежат рядышком прямо на песке среди гальки.

     - Ну, что же ты? - спрашивает Зуек. - Разве тебе не нравится мой дом?

     Береговушка не знает,  что и сказать: скажешь, что дома у него нет, еще

хозяин обидится. Вот она ему и говорит:

     - Не  привыкла  я  на  чистом  воздухе  спать,   на  голом  песке,  без

подстилочки.

     - Жаль,  что не привыкла!  -  говорит Зуек.  -  Тогда лети-ка вон в тот

еловый лесок.  Спроси там голубя,  по имени Витютень.  Дом у него с полом. У

него и ночуй.

     - Вот спасибо! - обрадовалась Береговушка.

     И полетела в еловый лесок.

     Там  она  скоро  отыскала лесного голубя Витютня и  попросилась к  нему

ночевать.

     - Ночуй, если тебе моя хата нравится, - говорит Витютень.

     А  какая у  Витютня хата?  Один пол,  да и тот,  как решето,  -  весь в

дырьях.  Просто прутики на  ветви  накиданы как  попало.  На  прутиках белые

голубиные яйца лежат. Снизу их видно: просвечивают сквозь дырявый пол.

     Удивилась Береговушка.

     - У вашего дома,  - говорит она Витютню, - один пол, даже стен нет. Как

же в нем спать?

     - Что же,  -  говорит Витютень, - если тебе нужен дом со стенами, лети,

разыщи Иволгу. У нее тебе понравится.

     И Витютень сказал Береговушке адрес Иволги:  в роще,  на самой красивой

березе.

     Полетела Береговушка в рощу.

     А в роще березы одна другой красивее.  Искала, искала Иволгин дом и вот

наконец увидела:  висит  на  березовой ветке  крошечный легкий домик.  Такой

уютный домик, и похож на розу, сделанную из тонких листков серой бумаги.

     "Какой же у Иволги домик маленький!  - подумала Береговушка. - Даже мне

в нем не поместиться".

     Только она хотела постучаться, - вдруг из серого домика вылетели осы.

     Закружились, зажужжали - сейчас ужалят!

     Испугалась Береговушка и скорей улетела прочь.

     Мчится среди зеленой листвы.

     Вот что-то золотое и черное блеснуло у нее перед глазами.

     Подлетела  ближе,  видит:  на  ветке  сидит  золотая  птица  с  черными

крыльями.

     - Куда ты спешишь, маленькая? - кричит золотая птица Береговушке.

     - Иволгин дом ищу, - отвечает Береговушка.

     - Иволга -  это я,  -  говорит золотая птица. - А дом мой вот здесь, на

этой красивой березе.

     Береговушка остановилась и посмотрела, куда Иволга ей показывает.

     Сперва  она  ничего различить не  могла:  все  только зеленые листья да

белые березовые ветви. А когда всмотрелась, - так и ахнула.

     Высоко над землей к ветке подвешена легкая плетеная корзиночка.

     И видит Береговушка,  что это и в самом деле домик.  Затейливо так свит

из пеньки и стебельков, волосков и шерстинок и тонкой березовой кожурки.

     - Ух!  -  говорит Береговушка Иволге.  -  Ни за что не останусь в  этой

зыбкой постройке!  Она  качается,  и  у  меня  все  перед  глазами вертится,

кружится... Того и гляди, ее ветром на землю сдует. Да и крыши у вас нет.

     - Ступай к Пеночке!  -  обиженно говорит ей золотая Иволга.  -  Если ты

боишься на чистом воздухе спать,  так тебе, верно, понравится у нее в шалаше

под крышей.

     Полетела Береговушка к Пеночке.

     Желтая маленькая Пеночка жила в  траве как  раз  под той самой березой,

где висела Иволгина воздушная колыбелька.

     Береговушке очень понравился ее шалашик из сухой травы и мха.

     "Вот славно-то!  -  радовалась она.  -  Тут и пол,  и стены, и крыша, и

постелька из мягких перышек! Совсем как у нас дома!"

     Ласковая Пеночка стала  Береговушку укладывать спать.  Вдруг  земля под

ними задрожала, загудела.

     Береговушка встрепенулась, прислушивается, а Пеночка ей говорит:

     - Это кони в рощу скачут.

     - А выдержит ваша крыша,  -  спрашивает Береговушка, - если конь на нее

копытом ступит?

     Пеночка  только  головой  покачала  печально и  ничего  ей  на  это  не

ответила.

     - Ох,  как  страшно тут!  -  сказала Береговушка и  вмиг  выпорхнула из

шалаша. - Тут я всю ночь глаз не сомкну: все буду думать, что меня раздавят.

У нас дома спокойно: там никто на тебя не наступит и на землю не сбросит.

     - Так,  верно, у тебя такой дом, как у Чомги, - догадалась Пеночка. - У

нее дом не  на  дереве -  ветер его не сдует,  да и  не на земле -  никто не

раздавит. Хочешь, провожу тебя туда?

     - Хочу, - говорит Береговушка.

     Полетели они к Чомге.

     Прилетели на озеро и видят: посреди воды на тростниковом островке сидит

большеголовая птица. На голове у птицы перья торчком стоят, словно рожки.

     Тут  Пеночка с  Береговушкой простилась и  наказала ей  к  этой рогатой

птице ночевать попроситься.

     Полетела  Береговушка  и   села  на  островок.   Сидит  и   удивляется:

островок-то,  оказывается,  плавучий. Плывет по озеру куча сухого тростника.

Посреди кучи -  ямка,  а  дно ямки мягкой болотной травой устлано.  На траве

лежат Чомгины яйца, прикрытые легкими сухими тростиночками.

     А  сама Чомга рогатая сидит на островке с краешка,  разъезжает на своем

суденышке по всему озеру.

     Береговушка рассказала Чомге,  как  она  искала и  не  могла найти себе

ночлега, и попросилась ночевать.

     - А ты не боишься спать на волнах? - спрашивает ее Чомга.

     - А разве ваш дом не пристанет на ночь к берегу?

     - Мой дом -  не пароход,  - говорит Чомга. - Куда ветер гонит его, туда

он и плывет. Так и будем всю ночь на волнах качаться.

     - Боюсь... - прошептала Береговушка. - Домой хочу, к маме...

     Чомга рассердилась.

     - Вот,  -  говорит,  -  какая привередливая!  Никак на тебя не угодишь!

Лети-ка, поищи сама себе дом, какой нравится.

     Прогнала Чомга Береговушку, та и полетела.

     Летит и плачет без слез: слезами птицы не умеют плакать.

     А уж ночь наступает: солнце зашло, темнеет.

     Залетела Береговушка в густой лес,  смотрит: на высокой ели, на толстом

суку, выстроен дом.

     Весь из сучьев, из палок, круглый, а изнутри мох торчит теплый, мягкий.

     "Вот хороший дом, - думает она, - прочный и с крышей".

     Подлетела маленькая Береговушка к  большому дому,  постучала клювиком в

стенку и просит жалобным голоском:

     - Впустите, пожалуйста, хозяюшка, переночевать!

     А  из  дома  вдруг как  высунется рыжая звериная морда с  оттопыренными

усами, с желтыми зубами. Да как зарычит страшилище:

     - С  каких это пор птахи по ночам стучат,  ночевать просятся к белкам в

дом?

     Обмерла Береговушка,  -  сердце камнем упало. Отшатнулась, взвилась над

лесом да стремглав, без оглядки наутек!

     Летела-летела -  из сил выбилась.  Обернулась назад - никого сзади нет.

Кругом оглянулась,  -  а место знакомое. Посмотрела вниз - внизу река течет.

Своя река, родная!

     Стрелой бросилась вниз к  речке,  а  оттуда -  вверх,  под  самый обрыв

крутого берега.

     И пропала.

     А в обрыве -  дырки,  дырки, дырки. Это все ласточкины норки. В одну из

них  и  юркнула  Береговушка.   Юркнула  и  побежала  по  длинному-длинному,

узкому-узкому коридору.

     Добежала до его конца и впорхнула в просторную круглую комнату.

     Тут уже давно ждала ее мама.

     Сладко спалось в ту ночь усталой маленькой Береговушке у себя на мягкой

теплой постельке из травинок, конского волоса и перьев...

     Покойной ночи!

М.Горький

ВОРОБЬИШКО

  У  воробьев  совсем  так  же,  как у людей: взрослые воробьи и воробьихи -

пичужки скучные и обо всем говорят, как в книжках написано, а молодежь - живет

своим умом.

 Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за

верхним  наличником,  в  теплом  гнезде  из  пакли,  моховинок и других мягких

материалов.  Летать он еще не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал

из  гнезда: хотелось поскорее узнать - что такое божий мир и годится ли он для

него?

 - Что, что? - спрашивала его воробьиха-мама.

 Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:

-  Чересчур черна, чересчур!

 Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:

 - Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его:

- Чив, чив!

 А  Пудик  глотал букашек и думал: "Чем чванятся - червяка с ножками дали -

чудо!"

 И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.

- Чадо, чадо, - беспокоилась мать, - смотри - чебурахнешься!

- Чем, чем? - спрашивал Пудик.

 - Да  не чем, а упадешь на землю, кошка - чик! и слопает! - объяснял отец,

улетая на охоту.

  Так всё и шло, а крылья расти не торопились.

Подул однажды ветер - Пудик спрашивает:

 - Что, что?

 - Ветер  дунет  на  тебя  - чирик! и сбросит на землю - кошке! - объяснила

мать.

Это не понравилось Пудику, он и сказал:

  - А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет...

  Пробовала  мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил - он любил

объяснять всё по-своему.

  Идет мимо бани мужик, машет руками.

 - Чисто  крылья  ему  оборвала  кошка,  -  сказал  Пудик,-  одни  косточки

остались!

    - Это человек, они все бескрылые! - сказала воробьиха.

  - Почему?

 - У  них  такой  чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают,

чу?

    - Зачем?

- Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек...

 - Чушь!  - сказал Пудик. - Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на

земле  хуже,  чем  в  воздухе!..  Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все

летали.

   Пудик  не  верил  маме; он еще не знал, что если маме не верить, это плохо

кончится.

    Он  сидел  на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного

сочинения:

    Эх, бескрылый человек,

    У тебя две ножки,

    Хоть и очень ты велик,

    Едят тебя мошки!

    А я маленький совсем,

    Зато сам мошек ем.

    Пел,  пел  да  и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка - рыжая,

зеленые глаза - тут как тут.

Испугался   Пудик,  растопырил  крылья,  качается  на  сереньких  ногах  и

чирикает:

    - Честь имею, имею честь...

    А  воробьиха  отталкивает  его  в  сторону,  перья  у  нее  дыбом встали -

страшная, храбрая, клюв раскрыла - в глаз кошке целит.

- Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети...

Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями - раз,

раз и - на окне!

Тут и мама подлетела - без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним,

клюнула его в затылок и говорит:

- Что, что?

 - Ну что ж! - сказал Пудик. - Всему сразу не научишься!

А  кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них -

рыжая, зеленые глаза-и сожалительно мяукает:

 - Мяа-аконький такой воробушек, словно мы-ышка... мя-увы...

 И  всё  кончилось  благополучно,  если забыть о том, что мама осталась без

хвоста...

С.Есенин

БЕРЕЗА

Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой.

И стоит береза

В сонной тишине,

И горят снежинки

В золотом огне.

А заря, лениво

Обходя кругом,

Обсыпает ветки

Новым серебром.

С.Есенин

ЧЕРЕМУХА

Черемуха душистая

С весною расцвела

И ветки золотистые,

Что кудри, завила.

Кругом роса медвяная

Сползает по коре,

Под нею зелень пряная

Сияет в серебре.

А рядом, у проталинки,

В траве, между корней,

Бежит, струится маленький

Серебряный ручей.

Черемуха душистая,

Развесившись, стоит,

А зелень золотистая

На солнышке горит.

Ручей волной гремучею

Все ветки обдает

И вкрадчиво под кручею

Ей песенки поет.

В.Катаев

ДУДОЧКА И КУВШИНЧИК

Поспела в лесу земляника.

Взял  папа  кружку,  взяла  мама  чашку,  девочка  Женя взяла кувшинчик, а

маленькому Павлику дали блюдечко.

    Пришли  они в лес и стали собирать ягоду: кто раньше наберёт. Выбрала мама

Жене полянку получше и говорит:

    - Вот  тебе,  дочка,  отличное местечко. Здесь очень много земляники. Ходи

собирай.

    Женя вытерла кувшинчик лопухом и стала ходить.

    Ходила-ходила,  смотрела-смотрела,  ничего  не  нашла и вернулась с пустым

кувшинчиком.

    Видит  -  у  всех  земляника. У папы четверть кружки. У мамы полчашки. А у

маленького Павлика на блюдечке две ягоды.

    - Мама,  почему у всех у вас есть, а у меня ничего нету? Ты мне, наверное,

выбрала самую плохую полянку.

    - А ты хорошо искала?

    - Хорошо. Там ни одной ягоды, одни только листики.

    - А под листики ты заглядывала?

    - Не заглядывала.

    - Вот видишь! Надо заглядывать.

    - А почему Павлик не заглядывает?

    - Павлик  маленький. Он сам ростом с землянику, ему и заглядывать не надо,

а ты уже девочка довольно высокая.

    А папа говорит:

    - Ягодки  -  они  хитрые.  Они  всегда  от  людей прячутся. Их нужно уметь

доставать. Гляди, как я делаю.

    Тут  папа  присел,  нагнулся  к  самой  земле, заглянул под листики и стал

искать ягодку за ягодкой, приговаривая:

    - Одну  ягодку  беру,  на  другую  смотрю,  третью  замечаю,  а  четвёртая

мерещится.

    - Хорошо, - сказала Женя. - Спасибо, папочка. Буду так делать.

    Пошла Женя на свою полянку, присела на корточки, нагнулась к самой земле и

заглянула   под   листики.   А   под  листиками  ягод  видимо-невидимо.  Глаза

разбегаются.   Стала   Женя   рвать  ягоды  и  в  кувшинчик  бросать.  Рвёт  и

приговаривает:

    - Одну  ягодку  беру,  на  другую  смотрю,  третью  замечаю,  а  четвёртая

мерещится.

    Однако скоро Жене надоело сидеть на корточках.

    "Хватит с меня, - думает. - Я уж и так, наверное, много набрала".

    Встала Женя на ноги и заглянула в кувшинчик. А там всего четыре ягоды.

    Совсем мало! Опять надо на корточки садиться. Ничего не поделаешь.

    Села Женя опять на корточки, стала рвать ягоды, приговаривать:

    - Одну  ягодку  беру,  на  другую  смотрю,  третью  замечаю,  а  четвёртая

мерещится.

    Заглянула  Женя  в кувшинчик, а там всего-навсего восемь ягодок - даже дно

ещё не закрыто.

    "Ну,  - думает, - так собирать мне совсем не нравится. Всё время нагибайся

да  нагибайся.  Пока  наберёшь полный кувшинчик, чего доброго, и устать можно.

Лучше я пойду поищу себе другую полянку".

    Пошла  Женя  по  лесу  искать такую полянку, где земляника не прячется под

листиками, а сама на глаза лезет и в кувшинчик просится.

    Ходила-ходила,  полянки  такой  не нашла, устала и села на пенёк отдыхать.

Сидит, от нечего делать ягоды из кувшинчика вынимает и в рот кладёт. Съела все

восемь  ягод,  заглянула  в  пустой кувшинчик и думает: "Что же теперь делать?

Хоть бы мне кто-нибудь помог!"

    Только  она  это  подумала,  как  мох  зашевелился, мурава раздвинулась, и

из-под  пенька  вылез  небольшой крепкий старичок: пальто белое, борода сизая,

шляпа бархатная и поперёк шляпы сухая травинка.

    - Здравствуй, девочка, - говорит.

    - Здравствуй, дяденька.

    - Я  не  дяденька,  а  дедушка.  Аль не узнала? Я старик боровик, коренной

лесовик,  главный  начальник над всеми грибами и ягодами. О чём вздыхаешь? Кто

тебя обидел?

    - Обидели меня, дедушка, ягоды.

    - Не знаю. Они у меня смирные. Как же они тебя обидели?

    - Не  хотят  на глаза показываться, под листики прячутся. Сверху ничего не

видно. Нагибайся да нагибайся. Пока наберёшь полный кувшинчик, чего доброго, и

устать можно.

    Погладил  старик боровик, коренной лесовик свою сизую бороду, усмехнулся в

усы и говорит:

    - Сущие пустяки! У меня для этого есть специальная дудочка. Как только она

заиграет, так сейчас же все ягоды из-под листиков и покажутся.

    Вынул старик боровик, коренной лесовик из кармана дудочку и говорит:

    - Играй, дудочка.

    Дудочка  сама  собой заиграла, и, как только она заиграла, отовсюду из-под

листиков выглянули ягоды.

    - Перестань, дудочка.

    Дудочка перестала, и ягодки спрятались.

    Обрадовалась Женя:

    - Дедушка, дедушка, подари мне эту дудочку!

    - Подарить  не  могу.  А  давай  меняться:  я  тебе  дам дудочку, а ты мне

кувшинчик - он мне очень понравился.

    - Хорошо. С большим удовольствием.

    Отдала  Женя  старику боровику, коренному лесовику кувшинчик, взяла у него

дудочку  и  поскорей  побежала  на  свою полянку. Прибежала, стала посередине,

говорит:

    - Играй, дудочка.

    Дудочка заиграла, и в тот же миг все листики на поляне зашевелились, стали

поворачиваться, как будто бы на них подул ветер.

    Сначала  из-под  листиков  выглянули  самые молодые любопытные ягодки, ещё

совсем  зелёные. За ними высунули головки ягоды постарше - одна щёчка розовая,

другая  белая.  Потом  выглянули  ягоды  вполне  зрелые - крупные и красные. И

наконец,  с  самого  низу  показались  ягоды-старики,  почти  чёрные,  мокрые,

душистые, покрытые жёлтыми семечками.

    И  скоро вся полянка вокруг Жени оказалась усыпанной ягодами, которые ярко

сквозили на солнце и тянулись к дудочке.

    - Играй, дудочка, играй! - закричала Женя. - Играй быстрей!

    Дудочка  заиграла быстрей, и ягод высыпало ещё больше - так много, что под

ними совсем не стало видно листиков.

    Но Женя не унималась:

    - Играй, дудочка, играй! Играй ещё быстрей.

    Дудочка  заиграла  ещё  быстрей,  и  весь  лес  наполнился  таким приятным

проворным звоном, точно это был не лес, а музыкальный ящик.

    Пчёлы  перестали  сталкивать  бабочку с цветка; бабочка захлопнула крылья,

как  книгу,  птенцы  малиновки  выглянули  из  своего  лёгкого гнезда, которое

качалось   в  ветках  бузины,  и  в  восхищении  разинули  жёлтые  рты,  грибы

поднимались  на  цыпочки,  чтобы  не пропустить ни одного звука, и даже старая

лупоглазая  стрекоза,  известная  своим  сварливым  характером, остановилась в

воздухе, до глубины души восхищённая чудной музыкой.

    "Вот  теперь-то  я  начну  собирать!" - подумала Женя и уже было протянула

руку  к самой большой и самой красной ягоде, как вдруг вспомнила, что обменяла

кувшинчик на дудочку и ей теперь некуда класть землянику.

    - У, глупая дудка! - сердито закричала девочка. - Мне ягоды некуда класть,

а ты разыгралась. Замолчи сейчас же!

    Побежала Женя назад к старику боровику, коренному лесовику и говорит:

    - Дедушка,  а  дедушка,  отдай  назад  мой  кувшинчик!  Мне  ягоды  некуда

собирать.

    - Хорошо, - отвечает старик боровик, коренной лесовик, - я тебе отдам твой

кувшинчик, только ты отдай назад мою дудочку.

    Отдала  Женя  старику боровику, коренному лесовику его дудочку, взяла свой

кувшинчик и поскорее побежала обратно на полянку.

    Прибежала,  а  там уже ни одной ягодки не видно - одни только листики. Вот

несчастье! Кувшинчик есть - дудочки не хватает. Как тут быть?

    Подумала  Женя, подумала и решила опять идти к старику боровику, коренному

лесовику за дудочкой.

    Приходит и говорит:

    - Дедушка, а дедушка, дай мне опять дудочку!

    - Хорошо. Только ты дай мне опять кувшинчик.

    - Не дам. Мне самой кувшинчик нужен, чтобы ягоды в него класть.

    - Ну, так я тебе не дам дудочку.

    Женя взмолилась:

    - Дедушка, а дедушка, как же я буду собирать ягоды в свой кувшинчик, когда

они  без твоей дудочки все под листиками сидят и на глаза не показываются? Мне

непременно нужно и кувшинчик, и дудочку.

    - Ишь  ты  какая  хитрая  девочка!  Подавай  ей  и  дудочку,  и кувшинчик!

Обойдёшься и без дудочки, одним кувшинчиком.

    - Не обойдусь, дедушка.

    - А как же другие-то люди обходятся?

    - Другие  люди к самой земле пригибаются, под листики сбоку заглядывают да

и берут ягоду за ягодой. Одну ягоду берут, на другую смотрят, третью замечают,

а  четвёртая  мерещится.  Так  собирать  мне  совсем не нравится. Нагибайся да

нагибайся. Пока наберёшь полный кувшинчик, чего доброго, и устать можно.

    - Ах,  вот  как!  -  сказал  старик  боровик,  коренной  лесовик и до того

рассердился,  что борода у него вместо сизой стала чёрная-пречёрная. - Ах, вот

как!  Да  ты,  оказывается,  просто  лентяйка!  Забирай свой кувшинчик и уходи

отсюда! Не будет тебе никакой дудочки.

    С этими словами старик боровик, коренной лесовик топнул ногой и провалился

под пенёк.

    Женя  посмотрела  на  свой  пустой кувшинчик, вспомнила, что её дожидаются

папа,  мама  и маленький Павлик, поскорей побежала на свою полянку, присела на

корточки,  заглянула  под листики и стала проворно брать ягоду за ягодой. Одну

берёт, на другую смотрит, третью замечает, а четвёртая мерещится...

    Скоро  Женя набрала полный кувшинчик и вернулась к папе, маме и маленькому

Павлику.

    - Вот  умница,  -  сказал  Жене  папа, - полный кувшинчик принесла! Небось

устала?

    - Ничего,  папочка.  Мне  кувшинчик  помогал.  И  пошли все домой - папа с

полной  кружкой,  мама с полной чашкой, Женя с полным кувшинчиком, а маленький

Павлик с полным блюдечком.

    А про дудочку Женя никому ничего не сказала.

Л.Квитко

МЕДВЕДЬ В ЛЕСУ

Ходит по лесу медведь,

Бродит по лесу медведь...

Стужа,

стужа

на носу —

Очень холодно в лесу.

Лес почти совсем раздет:

Ни гнезда,

ни птицы

нет.

Только ветер стонет, стонет,

По тропинкам листья гонит —

То туда,

То сюда.

Стал на цыпочки медведь,

Лапы вытянул медведь:

— Ветер, ветер, не свисти!

Тучей снежной налети!

Все деревья запуши,

Все кусты запороши.

Ветер веет,

веет,

веет,

Теплым снегом сеет, сеет.

Пух да пух —

Бело вокруг.

Сразу тихо-тихо стало,

Снег лежит, как одеяло.

Мишка радостно ревет.

Ходит-бродит взад-вперед.

Вечер на землю упал...

А куда ж медведь пропал?

Кончились тревоги,

Спит в своей берлоге.

Л.Кон

ИЗ «КНИГИ О РАСТЕНИЯХ»

ПШЕНИЦА

Пшеница растет в поле: длинные тонкие стебли, на них – колосья, и в каждом колосе – зерна.

Осенью пшеницу срезают машинами – жнут.

Другой машиной выбивают – вымолачивают из колосьев зерна.

Потом зерна везут на мельницу. Там их растирают – мелют. Получается белая мука.

Из муки делают тесто, а из теста – белый хлеб, булки, печенье, баранки. И еще делают из пшеницы манную крупу. Смелют зерна пшеницы не очень мелко, а крупинками и вот готова манная крупа – можно варить кашу. А черный хлеб из чего делают? Черный хлеб делают из ржи, потому он и называется ржаной.

РОЖЬ

Рожь очень похожа на пшеницу, а все-таки не совсем такая же.

Колос пшеницы потолще, а ржи – потоньше. Зерна пшеницы покруглей, а ржи – подлинней.

Рожь, так же как и пшеница, растет в поле, и осенью ее жнут, вымолачивают из колосьев зерна и мелют на мельнице. Только мука из ржи получается не такая белая, как из пшеницы.

Из ржаной муки тоже делают тесто, но из этого теста пекут не белые булочки, а черный хлеб.

Много, очень много нужно хлеба, чтобы всех людей накормить.

И весь этот хлеб, и черный и белый, из зерен ржи и пшеницы сделан. А рожь и пшеница в поле выросли. Не сами выросли – их люди посеяли.

А как?

Вот как.

Не все зерна пшеницы и ржи на мельницу свезли и смололи.

Часть зерен – самые лучшие, самые крупные – оставили, чтобы посеять.

Вспахали колхозники землю плугами.

Большие плуги, тяжелые.

У каждого плуга пять лопат – лемехов – землю вспахивают, а трактор не один такой плуг тащит, а несколько.

Потом разрыхлили землю бороной.

И пошла по полю сеялка. Ровные бороздки проводит, зерно в них сыплет и землей прикрывает.

Полил землю дождик. Зернышки в земле набухли и проросли: каждое зерно пустило в землю корешок, а наверх – зеленый росточек. Из ростков выросла зеленая травка, а потом стебельки и на них – колосья. Много-много колосьев.

Стоит колос к колосу так густо, что и земли между ними не видно, а в каждом колосе – зерна.

Пройдет лето – созреют зерна. Колосья станут сухие, золотистые, а зерна – твердые.

Тогда колхозники пустят на поле машину – комбайн. Он и колосья срезает, и зерна из них вымолачивает, и в грузовики насыпает.

Колхозники едва поспевают возить зерно на склады. А со складов его повезут на мельницы.

На мельнице зерна смелют. Получиться мука.

Из муки будут делать тесто. Из теста – хлеб. Много хлеба!

А часть зерен оставят, чтобы посеять. Из них опять будут расти рожь и пшеница для нового хлеба.

С.Михалков

ЗЯБЛИК

Хотел иметь я птичку

И денег накопил,

И вот на Птичьем рынке

Я Зяблика купил.

Сидел мой Зяблик в клетке

И зёрнышки клевал

И, как в лесу на ветке,

Всё пел и распевал.

Ребята заходили

На Зяблика смотреть,

И каждому хотелось

Такого же иметь.

Я с Зябликом возился,

Хоть было много дел.

А через две недели

Певец мне надоел.

Однажды я за город

Уехал на три дня,

И он на это время

Остался без меня.

Когда же из деревни

Вернулся я домой,

Лежал в пустой кормушке

Голодный Зяблик мой.

Я спас его от смерти -

Я выходил его

И выпустил на волю

Живое существо.

Хотят ко дню рожденья

Мне подарить щенка,

Но я сказал: "Не надо!

Я не готов пока!"

С.Михалков

ОРЕЛ

Я за столом сидел и ел,

Когда в окно Орел влетел

И сел напротив, у стола,

Раскинув два больших крыла.

Сижу. Дивлюсь. Не шевелюсь

И слово вымолвить боюсь:

Ведь прилетел ко мне за стол

Не чижик-пыжик, а Орел!

Глядит. Свой острый клюв раскрыл.

И тут мой гость заговорил:

— Я среди скал, почти птенцом,

Был пойман опытным ловцом.

Он в зоопарк меня отвез.

Я в клетке жил. В неволе рос,

О небе только мог мечтать,

И разучился я летать...

Беглец умолк. И я как мог

Его пригрел, ему помог —

И накормил, и напоил,

И в зоопарк не позвонил.

Я за столом сидел и ел,

Когда в окно Орел влетел

И сел напротив, у стола,

Раскинув два больших крыла.

Сижу. Дивлюсь. Не шевелюсь

И слово вымолвить боюсь:

Ведь прилетел ко мне за стол

Не чижик-пыжик, а Орел!

Глядит. Свой острый клюв раскрыл.

И тут мой гость заговорил:

— Я среди скал, почти птенцом,

Был пойман опытным ловцом.

Он в зоопарк меня отвез.

Я в клетке жил. В неволе рос,

О небе только мог мечтать,

И разучился я летать...

Беглец умолк. И я как мог

Его пригрел, ему помог —

И накормил, и напоил,

И в зоопарк не позвонил.

М.Пришвин

ЕЖ

Раз шел я по берегу нашего ручья и под кустом заметил ежа. Он тоже заметил меня, свернулся и затукал: тук-тук-тук. Очень похоже было, как если бы вдали шел автомобиль. Я прикоснулся к нему кончиком сапога — он страшно фыркнул и поддал своими иголками в сапог. —  А, ты так со мной! — сказал я и кончиком сапога спихнул его в ручей. Мгновенно еж развернулся в воде и поплыл к берегу, как маленькая свинья, только вместо щетины на спине были иголки. Я взял палочку, скатил ею ежа в свою шляпу и понес домой.

Мышей у меня было много. Я слышал — ежик их ловит, и решил: пусть он живет у меня и ловит мышей.

Так положил я этот колючий комок посреди пола и сел писать, а сам уголком глаза все смотрю на ежа. Недолго он лежал неподвижно: как только я затих у стола, ежик развернулся, огляделся, туда попробовал идти, сюда, выбрал себе наконец место под кроватью и там совершенно затих.

Когда стемнело, я зажег лампу, и — здравствуйте! — ежик выбежал из-под кровати. Он, конечно, подумал на лампу, что это луна взошла в лесу: при луне ежи любят бегать по лесным полянкам. И так он пустился бегать по комнате, представляя, что это лесная полянка.

Я взял трубку, закурил и пустил возле луны облачко. Стало совсем как в лесу: и луна, и облако, а ноги мои были как стволы деревьев и, наверно, очень нравились ежику: он так и шнырял между ними, понюхивая и почесывая иголками задники моих сапог.

Прочитав газету, я уронил ее на пол, перешел на кровать и уснул. Сплю я всегда очень чутко. Слышу — какой-то шелест у меня в комнате. Чиркнул спичкой, зажег свечку и только заметил, как еж мелькнул под кровать. А газета лежала уже не возле стола, а посредине комнаты. Так я и оставил гореть свечу и сам не сплю, раздумывая: «Зачем это ежику газета понадобилась?» Скоро мой жилец выбежал из-под кровати — и прямо к газете; завертелся возле нее, шумел, шумел и наконец ухитрился: надел себе как-то на колючки уголок газеты и потащил ее, огромную, в угол.

Тут я и понял его: газета ему была как в лесу сухая листва, он тащил ее себе для гнезда. И оказалось, правда: в скором времени еж весь обернулся газетой и сделал себе из нее настоящее гнездо. Кончив это важное дело, он вышел из своего жилища и остановился против кровати, разглядывая свечу-луну.

Я подпустил облака и спрашиваю:

— Что тебе еще надо?

Ежик не испугался.

— Пить хочешь?

Я встал. Ежик не бежит.

Взял я тарелку, поставил на пол, принес ведро с водой, и то налью воды в тарелку, то опять вылью в ведро, и так шумлю, будто это ручеек подплескивает.

— Ну, иди, иди: — говорю. — Видишь, я для тебя и луну устроил, и облака пустил, и вот тебе вода:

Смотрю: будто двинулся вперед. А я тоже немного подвинул к нему свое озеро. Он двинется — и я двину, да так и сошлись.

— Пей, — говорю окончательно.

Он залакал. А я так легонько по колючкам рукой провел, будто погладил, и все приговариваю: — Хороший ты малый, хороший!

Напился еж, я говорю:

— Давай спать.

Лег и задул свечу. Вот не знаю, сколько я спал, слышу: опять у меня в комнате работа. Зажигаю свечу — и что же вы думаете? Ежик бежит по комнате, и на колючках у него яблоко. Прибежал в гнездо, сложил его там и за другим бежит в угол, а в углу стоял мешок с яблоками и завалился. Вот еж подбежал, свернулся около яблок, дернулся и опять бежит — на колючках другое яблоко тащит в гнездо.

Так вот и устроился у меня жить ежик. А сейчас я, как чай пить, непременно его к себе на стол и то молока ему налью в блюдечко — выпьет, то булочки дам — съест.

И.Романов

ЧТО УЗНАЛ ДОЖДЕВОЙ ЧЕРВЯК

(ИЗ КНИГИ «ПОДЗЕМНЫЙ ПУТЕШЕСВЕННИК»)

Было уже совсем холодно. Дождей больше не было. Скоро должна была начаться зима. Норка на этот раз у дождевого червяка была особая. На дне ее он вырыл большую ямку. Для чего — сам не знал. Так ему

захотелось. Вот лежит дождевой червяк в ямке и вдруг чувствует, что к нему кто-то прикоснулся.

Кто это? — спросил дождевой червяк.

Разве ты не узнаешь? Я — червяк.

Какой червяк?

Обыкновенный, только уже старый.

Обыкновенных червяков не бывает,— возразил дождевой червяк.— Все червяки необыкновенные, ибо только необыкновенные способны превращаться в комаров, жуков и муравьев.

Ты ошибаешься,— сказал старый червяк.— Те, кто превращаются в комаров, жуков и муравьев, только похожи на червей, но они вовсе не черви, а личинки.

Личинки? Кто же это такие? — поинтересовался дождевой червяк.

И старый червяк объяснил, что личинками называют детей, которые не похожи на своих родителей. Личинки растут, едят, а потом засыпают. Одни засыпают в воде, другие в земле. Во сне личинки превращаются во взрослых жуков, комаров, муравьев.

—        А я? В кого я превращусь? — спросил дождевой червяк.

—        Ни в кого,— ответил старый червяк.— Ты ведь самый настоящий дождевой червяк. И я дождевой червяк. Мы с тобой никогда ни в кого не превратимся... Я приполз провести с тобой зиму. Ведь в холод так же, как и в жару, мы из дому не выползаем, а лежать в норке одному скучно. Зиму дождевые червяки всегда проводят вдвоем. Вот в таких удобных ямках, какую ты вырыл на дне этой норки.

Но наш червяк не поверил старому дождевому червяку. Мало ли что он говорит! Грибной червяк тоже говорил, а ведь превратился! И мы превратимся. Обязательно превратимся, только надо подождать. И дождевой червяк начал ждать.

Прошла зима, но дождевой червяк так ни в кого и не превратился. И тогда он вдруг сказал старому дождевому червяку:

Жаль.

Чего тебе жаль? — спросил старый червяк.

Жаль, что мы ни в кого не превратимся, что мы никогда не будем летать и пить цветочный сок, а всю жизнь будем бессмысленно рыться в земле.

Бессмысленно? Это мы-то бессмысленно роемся?! — возмутился старый червяк.— Да если бы мы не рылись в земле, то и бабочек бы не было, и муравьи бы исчезли.

—        Почему? — удивился дождевой червяк.

—        А потому что им нечего было бы есть: не росли бы ни цветы, ни трава, ни капуста... Ведь для того чтобы на земле что-нибудь росло, надо землю перемешивать. Вот это мы с тобой и делаем.

Мы?! — воскликнул   дождевой   червяк.— Неужели   мы?!

— Да! — подтвердил старый червяк.— Благодаря дождю, которого ты так боишься. Ведь после каждого дождя, который заливает твою норку, ты строишь новую. Червяки маленькие, а земля большая. Но все вместе мы строим столько норок, что, путешествуя под землей, уже несколько раз перемешали всю землю. Представляешь, всю землю, на всем земном шаре! Вот какая сила у червей, а ты хотел превратиться в жука.

Тут пошел дождь. Первый весенний дождь. Молодой червяк выполз из норки и попрощался со старым.

Он полз по дороге, он купался в потоках воды, наслаждался теплым весенним воздухом, а когда кончился дождь, начал рыть норку. Он рыл и рыл, рыл для того, чтобы вся земля покрылась цветами, чтобы бабочки летали от цветка к цветку, чтобы бегали по тропинкам муравьи и пчелы звенели в воздухе.

Е.Серова

ГВОЗДИКА

Погляди-ка, погляди-ка,

Что за красный огонек?

-Это дикая гвоздика

Жаркий празднует денек.

А когда настанет вечер,

Лепестки свернет цветок:

«До утра! До новой встречи!» -

И погаснет огонек.

Е.Серова

ЛАНДЫШ

Родился ландыш в майский день,

И лес его хранит.

Мне кажется: его задень –

Он тихо зазвенит.

И этот звон услышит луг,

И птицы, и цветы…

Давай послушаем, а вдруг

Услышим – я и ты?

Е.Серова

НЕЗАБУДКИ

Их видимо невидимо, не сосчитаешь их!

И кто их только выдумал, веселых голубых?

Должно быть, оторвали от неба лоскуток,

Чуть-чуть поколдовали, сделали цветок.

Е.Серова

ПОДСНЕЖНИК

Выглянул подснежник в полутьме лесной

Маленький разведчик, посланный весной

Пусть еще над лесом властвуют снега

Пусть лежат под снегом сонные луга.

Пусть на спящей речки неподвижен лед –

Раз пришел разведчик и весна придет.

Н.Сладков

НОВЫЙ ГОЛОСОК

   Три яичка лежали в гнезде чайки: два неподвижно, а третье шевелилось. Третьему не терпелось, оно даже посвистывало! Будь его воля, оно бы так и выскочило из гнезда и, как колобок, покатилось бы по бережку!

   Возилось яичко, возилось и стало тихонько похрустывать. Выкрошилась на тупом конце дырочка. И в дырочку, как в оконце, высунулся птичий нос.

   Птичий нос – это и рот. Рот открылся от удивления. Еще бы: стало вдруг в яйце светло и свежо. Глухие доселе звуки зазвучали властно и громко. Незнакомый мир ворвался в уютное и скрытое жилище птенца. И чайчонок на миг оробел: может, не стоит совать свой нос в этот неведомый мир?

   Но солнце грело ласково, глаза привыкли к яркому свету. Качались зеленые травинки, плескали ленивые волны.

   Чайчонок уперся лапками в пол, а головой в потолок, нажал, и скорлупа расселась. Чайчонок так испугался, что громко, во все горло крикнул: «Мама!»

   Так в нашем мире одной чайкой стало больше. В хоре голосов, голосищ и голосишек зазвучал новый голосок. Был он робок и тих, как писк комара. Но он звучал, и его слышали все.

   Чайчонок встал на дрожащие ножки, поерзал шерстинками крыльев и смело шагнул вперед: вода так вода!

   Минует ли он грозных щук и выдр? Или путь его оборвется на клыках первой же хитрой лисы?

   Крылья матери-чайки распластались над ним, как руки, готовые прикрыть от невзгод.

   Покатил в жизнь пушистенький колобок.

Н.Сладков

ЛАСТОЧКА

- Ласточка, ласточка, что над водой летаешь?

- Комаров кусачих хватаю!

- А что над стадом порхаешь?

- Коров от мух охраняю!

- Ласточка-касаточка, что к облакам взмываешь?

- Ясные деньки высматриваю!

- А что над самой землей скользишь?

- О дожде-непогоде предупреждаю!

Л.Толстой

ПТИЧКА

Был Серёжа именинник, и много ему разных подарили подарков: и волчки, и кони, и картинки. Но дороже всех подарков подарил дядя Серёже сетку, чтобы птиц ловить.

Сетка сделана так, что на рамке приделана дощечка, и сетка откинута. Насыпать семя на дощечку и выставить на двор. Прилетит птичка, сядет на дощечку, дощечка подвернётся, и сетка сама захлопнется.

Обрадовался Серёжа, прибежал к матери показать сетку. Мать говорит:

– Не хороша игрушка. На что тебе птички? Зачем ты их мучить будешь?

– Я их в клетки посажу. Они будут петь, и я их буду кормить!

Достал Серёжа семя, насыпал на дощечку и выставил сетку в сад. И всё стоял, ждал, что птички прилетят. Но птицы его боялись и не летели на сетку.

Пошёл Серёжа обедать и сетку оставил. Поглядел после обеда, сетка захлопнулась, и под сеткой бьётся птичка. Серёжа обрадовался, поймал птичку и понёс домой.

– Мама! Посмотрите, я птичку поймал, это, верно, соловей! И как у него сердце бьётся.

Мать сказала:

– Это чиж. Смотри же, не мучай его, а лучше пусти.

– Нет, я его кормить и поить буду. Посадил Серёжа чижа в клетку, и два дня сыпал ему семя, и ставил воду, и чистил клетку. На третий день он забыл про чижа и не переменил ему воды. Мать ему и говорит:

– Вот видишь, ты забыл про свою птичку, лучше пусти её.

– Нет, я не забуду, я сейчас поставлю воды и вычищу клетку.

Засунул Серёжа руку в клетку, стал чистить, а чижик, испугался, бьётся об клетку. Серёжа вычистил клетку и пошёл за водой.

Мать увидала, что он забыл закрыть клетку, и кричит ему:

– Серёжа, закрой клетку, а то вылетит и убьётся твоя птичка!

Не успела она сказать, чижик нашёл дверцу, обрадовался, распустил крылышки и полетел через горницу к окошку, да не видал стекла, ударился о стекло и упал на подоконник.

Прибежал Серёжа, взял птичку, понёс её в клетку. Чижик был ещё жив, но лежал на груди, распустивши крылышки, и тяжело дышал. Серёжа смотрел, смотрел и начал плакать:

– Мама! Что мне теперь делать?

– Теперь ничего не сделаешь.

Серёжа целый день не отходил от клетки и всё смотрел на чижика, а чижик всё так же лежал на грудке и тяжело и скоро дышал. Когда Серёжа пошёл спать, чижик ещё был жив. Серёжа долго не мог заснуть; всякий раз, как он закрывал глаза, ему представлялся чижик, как он лежит и дышит.

Утром, когда Серёжа подошёл к клетке, он увидел, что чиж уже лежит на спинке, поджал лапки и закостенел.

С тех пор Серёжа никогда не ловил птиц.

Е.Чарушин

МЕДВЕЖАТА

Есть такая деревня, называется Малые Сосны. Малые не потому, что сосны в лесу невелики, а потому, что ближняя деревня зовётся Большие Сосны. В отличие, значит, от той.

 В самом непроходимом лесу эти Малые Сосны. Дремучий кругом лес. Ели мхом обросли. Сосны в самом небе ветви раскинули. Осинник в сырых местах, как частокол, наставлен. И вся чаща в трухлявой валежине, в сырости. Не продерёшься через неё. Только лосям длинноногим и ходить тут, через валежник перешагивать.

 Принесли охотники после охоты из лесу двух медвежат. Принесли их в деревню, к Прасковье Ивановне в избу, сунули под лавку. Там и стали они жить.

 Прасковья Ивановна сама им соски сделала. Взяла две бутылки, тёплого молочка налила и тряпочками заткнула.

 Вот и лежат медвежата с бутылками. Спят, посасывают молоко, причмокивают и растут понемногу.

 Сначала с тулупа не слезали, а потом и по избе стали ползать, ковылять, кататься — всё подальше да подальше.

 Благополучно растут медвежата, ничего себе.

 Только раз медвежонок один чуть не помер с перепугу — кур принесли в избу. Мороз был на дворе такой, что вороны на лету замерзали, — вот кур и принесли, чтоб от холода упрятать. А медвежишко выкатился из-под лавки на них посмотреть. Тут петух на него и наскочил. И давай трепать. Да как трепал! И крыльями бил, и клювом, и шпорами порол.

 Медвежишко, бедняга, орёт, не знает, что ему и делать, как спасаться. Лапами, как человек, глаза закрывает и орёт. Еле его спасли. Еле его от петуха отняли. На руки взяли, а петух кверху прыгает. Как собака какая. Ещё долбануть хочет.

 Дня три после того не сходил с тулупа медвежишко. Думали, уж не подох ли. Да ничего — сошло.

 К весне подросли, окрепли медвежата.

 А летом уж куда больше кошки стали — с маленькую собаку.

 Такие озорники выросли. То горшок на столе опрокинут, то ухват спрячут, то из подушки перо выпустят. И под ногами всё вертятся, вертятся, мешают хозяйке Прасковье Ивановне.  Стала она их гнать из избы: играйте, мол, на улице. Озоруйте там сколько влезет. На улице большой беды вам не натворить. А от собак лапами отмашетесь или залезете куда повыше.

 Живут медвежата целый день на воле. В лес бежать и не думают. Им Прасковья Ивановна стала как мать-медведица, а изба — берлогой. Если обидит или напугает их кто-нибудь, они сейчас в избу — и прямо к себе под лавку, на тулуп.

 Хозяйка спрашивает:

 — Вы что там, озорники, опять наделали?

 А они молчат, конечно, — сказать не умеют, только друг за друга прячутся да глазами коричневыми хитро посматривают.

 Шлёпнет их хорошенько Прасковья Ивановна, знает уж: что-нибудь да натворили. И верно.

 Часа не пройдёт — стучатся в окно соседи, жалуются:

 — Твои, Ивановна, звери всех цыплят у меня разогнали, по всей деревне собирай их теперь.

 Или ещё:

 Взмолится хозяйка:

 — Да скоро ли их от меня кто возьмёт? Нету у меня с ними терпенья.

 А в город не так-то легко выбраться. Ехать надо километров шестьдесят.

 Если весной ехать — распутица не пускает: не дороги, а реки грязевые. А летом работа держит — тоже не уедешь. Так и живут медвежата.

 Пришёл я как-то в Малые Сосны охотиться. Сказали мне, что мишки тут есть. Я и пошёл их поглядеть. Спрашиваю хозяйку Прасковью Ивановну:

 — Где твои медвежата?

— Да на воле, — говорит, — балуются.

Выхожу на двор, смотрю во все углы — нет никого.

 И вдруг — ох ты! — у меня перед самым носом кирпич летит.

Бац! С крыши свалился.

 Отскочил я, гляжу на крышу. Ага! Вон где они сидят! Сидят мишки, делом заняты, разбирают трубу по кирпичику — отвалят кирпич и спустят его по наклону, по тесовой крыше. Ползёт кирпич вниз и шуршит. А медвежата голову набок наклонят и слушают, как шуршит. Нравится им это. Один медвежонок даже язык высунул от такого удовольствия.

Я скорей в избу: спасай, мол, Прасковья Ивановна, трубу-то!

 Прогнала она их с крыши и нашлёпала хорошенько.

 А в тот же день вечером пришли к ней соседи и тоже жалуются: мишки у трёх домов трубы разобрали, да мало что разобрали, а ещё и в трубы кирпичей навалили. Стали хозяйки днём печи топить, а дым не идёт куда надо, назад в избу валом валит.

 Уж ничего не сказала Прасковья Ивановна, а только заплакала.

 А как собрался я уходить с охоты, стала она меня просить.

 — Сделай, — говорит, — милость, увези хулиганов моих. Сам видишь, каково мне с ними. Пока маленькие были — ребята как ребята. А теперь гляди, что выросло.

 Взял я медвежат и повёл в город. Километра два на верёвочке вёл, а до леса дошёл — снял верёвочку. Они леса-то сами боятся, жмутся ко мне, отстать не хотят.

 Лес им чужой, страшный.

Так двое суток мы с ними шли. Дошли до города. Тут я их опять на верёвочке повёл.

 Собак сколько набежало, ребятишек, да и взрослые тоже останавливаются, смотрят.

 Отдал я моих малососненских хулиганов в зоосад, а оттуда их прямо за границу отправили. Обменяли на зебру полосатую — африканскую лошадь.

СКАЗКИ О ЖИВОТНЫХ

Х.К.Андерсен

ГАДКИЙ УТЕНОК

Хорошо было за городом! Стояло лето. На полях уже золотилась рожь, овес зеленел, сено было смётано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски - этому языку он выучился у своей матери. За полями и лугами темнел большой лес, а в лесу прятались глубокие синие озера. Да, хорошо было за городом! Солнце освещало старую усадьбу, окруженную глубокими канавами с водой. Вся земля - от стен дома до самой воды - заросла лопухом, да таким высоким, что маленькие дети могли стоять под самыми крупными его листьями во весь рост.

В чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей это занятие порядком надоело. К тому же ее редко навещали, - другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать вместе с нею.

Наконец яичные скорлупки затрещали.

Утята зашевелились, застучали клювами и высунули головки.

- Пип, пип! - сказали они.

- Кряк, кряк! - ответила утка. - Поторапливайтесь!

Утята выкарабкались кое-как из скорлупы и стали озираться кругом, разглядывая зеленые листья лопуха. Мать не мешала им - зеленый цвет полезен для глаз.

- Ах, как велик мир! - сказали утята. Еще бы! Теперь им было куда просторнее, чем в скорлупе.

- Уж не думаете ли вы, что тут и весь мир? - сказала мать. - Какое там! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, за поле... Но, по правде говоря, там я отроду не бывала!.. Ну что, все уже выбрались? - Иона поднялась на ноги. - Ах нет, еще не все... Самое большое яйцо целехонько! Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем потеряю терпение.

И она уселась опять.

- Ну, как дела? - спросила старая утка, просунув голову в чащу лопуха.

- Да вот, с одним яйцом никак не могу справиться, - сказала молодая утка. - Сижу, сижу, а оно всё не лопается. Зато посмотри на тех малюток, что уже вылупились. Просто прелесть! Все, как один, - в отца! А он-то, негодный, даже не навестил меня ни разу!

- Постой, покажи-ка мне сперва то яйцо, которое не лопается, - сказала старая утка. - Уж не индюшечье ли оно, чего доброго? Ну да, конечно!.. Вот точно так же и меня однажды провели. А сколько хлопот было у меня потом с этими индюшатами! Ты не поверишь: они до того боятся воды, что их и не загонишь в канаву. Уж я и шипела, и крякала, и просто толкала их в воду, - не идут, да и только. Дай-ка я еще раз взгляну. Ну, так и есть! Индюшечье! Брось-ка его да ступай учи своих деток плавать!

- Нет, я, пожалуй, посижу, - сказала молодая утка. - Уж столько терпела, что можно еще немного потерпеть.

- Ну и сиди! - сказала старая утка и ушла. И вот наконец большое яйцо треснуло.

- Пип! Пип! - пропищал птенец и вывалился из скорлупы.

Но какой же он был большой и гадкий! Утка оглядела его со всех сторон и всплеснула крыльями.

- Ужасный урод! - сказала она. - И совсем не похож на других! Уж не индюшонок ли это в самом деле? Ну, да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть его туда силой!

На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух был залит солнцем.

Утка со всей своей семьей отправилась к канаве. Бултых! - и она очутилась в воде.

- Кряк-кряк! За мной! Живо! - позвала она, и утята один за другим тоже бултыхнулись в воду.

Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас же вынырнули и отлично поплыли вперед. Лапки у них так и заработали, так и заработали. Даже гадкий серый утёнок не отставал от других.

- Какой же это индюшонок? - сказала утка. - Вон как славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет, это мой собственный сын. Да он вовсе не так дурен, если хорошенько присмотреться к нему. Ну, .живо, живо за мной! Я сейчас введу вас в общество - мы отправимся на птичий двор. Только держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!

Скоро утка со всем своим выводком добралась до птичьего двора. Бог ты мой! Что тут был за шум! Два утиных семейства дрались из-за головки угря. И в конце концов эта головка досталась кошке.

- Вот так всегда и бывает в жизни! - сказала утка и облизнула язычком клюв - она и сама была не прочь отведать угриной головки. - Ну, ну, шевелите лапками! - скомандовала она, поворачиваясь к утятам. - Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток! До чего красиво! Это высшее отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят потерять, - по этому лоскутку ее сразу узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утенок должен выворачивать лапки наружу. Вот так! Смотрите. Теперь наклоните головки и скажите: “Кряк!”

Утята так и сделали.

Но другие утки оглядели их и громко заговорили:

- Ну вот, еще целая орава! Точно без них нас мало было! А один-то какой гадкий! Этого уж мы никак не потерпим!

И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в шею.

- Оставьте его! - сказала утка-мать. - Ведь он вам ничего не сделал!

- Положим, что так. Но какой-то он большой и несуразный! - прошипела злая утка. - Не мешает его немного проучить.

А знатная утка с красным лоскутком на лапке сказала:

- Славные у тебя детки! Все очень, очень милы, кроме одного, пожалуй... Бедняга не удался! Хорошо бы его переделать.

- Это никак невозможно, ваша милость! - ответила утка-мать. - Он некрасив - это правда, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею даже сказать - лучше других. Я думаю, со временем он выровняется и станет поменьше. Он слишком долго пролежал в яйце и потому немного перерос. - И она разгладила клювом перышки на его спине. - Кроме того, он селезень, а селезню красота не так уж нужна. Я думаю, он вырастет сильным и пробьет себе дорогу в жизнь.

- Остальные утята очень, очень милы! - сказала знатная утка. - Ну, будьте как дома, а если найдете угриную головку, можете принести ее мне.

И вот утята стали вести себя как дома. Только бедному утенку, который вылупился позже других и был такой гадкий, никто не давал проходу. Его клевали, толкали и дразнили не только утки, но даже куры.

- Слишком велик! - говорили они.

А индийский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя чуть не императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел прямо к утенку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него так и налился кровью. Бедный утенок просто не знал, что ему делать, куда деваться. И надо же было ему уродиться таким гадким, что весь птичий двор смеется над ним!

Так прошел первый день, а потом стало еще хуже. Все гнали бедного утенка, даже братья и сестры сердито говорили ему: “Хоть бы кошка утащила тебя, несносный урод!” А мать прибавляла: “Глаза б мои на тебя не глядели!” Утки щипали его, куры клевали, а девушка, которая давала птицам корм, отталкивала его ногою.

Наконец утенок не выдержал. Он перебежал через двор и, распустив свои неуклюжие крылышки, кое-как перевалился через забор прямо в колючие кусты.

Маленькие птички, сидевшие на ветках, разом вспорхнули и разлетелись в разные стороны.

"Это оттого, что я такой гадкий", - подумал утенок и, зажмурив глаза, бросился бежать, сам не зная куда. Он бежал до тех пор. пока не очутился в болоте, где жили дикие утки.

Тут он провел всю ночь. Бедный утенок устал, и ему было очень грустно.

Утром дикие утки проснулись в своих гнездах и увидали нового товарища.

- Это что за птица? - спросили они. Утенок вертелся и кланялся во все стороны, как умел.

- Ну и гадкий же ты! - сказали дикие утки. - Впрочем, нам до этого нет никакого дела, только бы ты не лез к нам в родню.

Бедняжка! Где уж ему было и думать об этом! Лишь бы ему позволили жить в камышах да пить болотную воду, - о большем он и не мечтал.

Так просидел он в болоте два дня. На третий день туда прилетели два диких гусака. Они совсем недавно научились летать и поэтому очень важничали.

- Слушай, дружище! - сказали они. - Ты такой чудной, что на тебя смотреть весело. Хочешь дружить с нами? Мы птицы вольные - куда хотим, туда и летим. Здесь поблизости есть еще болото, там живут премиленькие дикие гусыни-барышни. Они умеют говорить: "Рап! Рап!" Ты так забавен, что, чего доброго, будешь иметь у них большой успех.

Пиф! Паф! - раздалось вдруг над болотом, и оба гусака упали в камыши мертвыми, а вода покраснела от крови.

Пиф! Паф! - раздалось опять, и целая стая диких гусей поднялась над болотом. Выстрел гремел за выстрелом. Охотники окружили болото со всех сторон; некоторые из них забрались на деревья и вели стрельбу сверху. Голубой дым облаками окутывал вершины деревьев и стлался над водой. По болоту рыскали охотничьи собаки. Только и слышно было: шлёп-шлёп! И камыш раскачивался из стороны в сторону. Бедный утенок от страха был ни жив ни мертв. Он хотел было спрятать голову под крылышко, как вдруг прямо перед ним выросла охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она посмотрела на утенка, оскалила острые зубы и - шлёп-шлёп! - побежала дальше.

"Кажется, пронесло, - подумал утенок и перевел дух. - Видно, я такой гадкий, что даже собаке противно съесть меня!"

И он притаился в камышах. А над головою его то и дело свистела дробь, раздавались выстрелы.

Пальба стихла только к вечеру, но утенок долго еще боялся пошевельнуться.

Прошло несколько часов. Наконец он осмелился встать, осторожно огляделся вокруг и пустился бежать дальше по полям и лугам.

Дул такой сильный встречный ветер, что утенок еле-еле передвигал лапками.

К ночи он добрался до маленькой убогой избушки. Избушка до того обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, потому и держалась.

Ветер так и подхватывал утенка, - приходилось прижиматься к самой земле, чтобы не унесло.

К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и так перекосилась, что сквозь щель можно легко пробраться внутрь. И утенок пробрался.

В избушке жила старуха со своей курицей и котом. Кота она звала Сыночком; он умел выгибать спину, мурлыкать и даже сыпать искрами, но для этого надо было погладить его против шерсти. У курицы были маленькие коротенькие ножки, и потому ее так и прозвали Коротконожкой. Она прилежно несла яйца, и старушка любила ее, как дочку.

Утром утенка заметили. Кот начал мурлыкать, а курица кудахтать.

- Что там такое? - спросила старушка. Она поглядела кругом и увидела в углу утенка, но сослепу приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому.

- Вот так находка! - сказала старушка. - Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. И она решила оставить бездомную птицу у себя. Но прошло недели три, а яиц всё не было. Настоящим хозяином в доме был кот, а хозяйкой - курица. Оба они всегда говорили: “Мы и весь свет!” Они считали самих себя половиной всего света, и притом лучшей половиной. Утенку, правда, казалось, что на сей счет можно быть другого мнения. Но курица этого не допускала.

- Умеешь ты нести яйца? - спросила она утенка.

- Нет!

- Так и держи язык на привязи! А кот спросил:

- Умеешь ты выгибать спину, сыпать искрами и мурлыкать?

- Нет!

- Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди!

И утенок сидел в углу, нахохлившись.

Как-то раз дверь широко отворилась, и в комнату ворвались струя свежего воздуха и яркий солнечный луч. Утенка так сильно потянуло на волю, так захотелось ему поплавать, что он не мог удержаться и сказал об этом курице.

- Ну, что еще выдумал? - напустилась на него курица. - Бездельничаешь, вот тебе в голову и лезет всякая чепуха! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдет!

- Ах, плавать так приятно! - сказал утенок. - Такое удовольствие нырнуть вниз головой в самую глубь!

- Вот так удовольствие! - сказала курица. - Ты совсем с ума сошел! Спроси у кота - он рассудительней всех, кого я знаю, - нравится ли ему плавать и нырять? О себе самой я уж не говорю. Спроси, наконец, у нашей госпожи старушки, умнее ее, уж наверное, никого нет на свете! Она тебе скажет, любит ли она нырять вниз головой в самую глубь!

- Вы меня не понимаете! - сказал утенок.

- Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймет! Ты, видно, хочешь быть умнее кота и нашей госпожи, не говоря уже обо мне! Не дури и будь благодарен за все, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, ты попал в такое общество, в котором можешь кое-чему научиться. Но ты пустая голова, и разговаривать с тобой не стоит. Уж поверь мне! Я желаю тебе добра, потому и браню тебя. Так всегда поступают истинные друзья. Старайся же нести яйца или научись мурлыкать да сыпать искрами!

- Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! - сказал утенок.

- Ну и ступай себе! - ответила курица.

И утенок ушел. Он жил на озере, плавал и нырял вниз головой, но все вокруг по-прежнему смеялись над ним и называли его гадким и безобразным.

А между тем настала осень. Листья на деревьях пожелтели и побурели. Они так и сыпались с ветвей, а ветер подхватывал их и кружил по воздуху. Стало очень холодно. Тяжелые тучи сеяли на землю то град, то снег. Даже ворон, сидя на изгороди, каркал от холода во все горло. Брр! Замерзнешь при одной мысли о такой стуже!

Плохо приходилось бедному утенку.

Раз под вечер, когда солнышко еще сияло на небе, из-за леса поднялась целая стая чудесных, больших птиц. Таких красивых птиц утенок никогда еще не видел - все белые как снег, с длинными гибкими шеями...

Это были лебеди.

Их крик был похож на звуки трубы. Они распростерли свои широкие, могучие крылья и полетели с холодных лугов в теплые края, за синие моря... Вот уж они поднялись высоко-высоко, а бедный утенок всё смотрел им вслед, и какая-то непонятная тревога охватила его. Он завертелся в воде, как волчок, вытянул шею и тоже закричал, да так громко и странно, что сам испугался. Он не мог оторвать глаз от этих прекрасных птиц, а когда они совсем скрылись из виду, он нырнул на самое дно, потом выплыл опять и все-таки долго еще не мог опомниться. Утенок не знал, как зовут этих птиц, не знал, куда они летят, но полюбил их. как не любил до сих пор никого на свете. Красоте их он не завидовал. Ему и в голову не приходило, что он может быть таким же красивым, как они.

Он был рад-радехонек, если бы хоть утки не отталкивали его от себя. Бедный гадкий утенок!

Зима настала холодная-прехолодная. Утенок должен был плавать по озеру без отдыха, чтобы не дать воде замерзнуть совсем, но с каждой ночью полынья, в которой он плавал, становилась все меньше и меньше. Мороз был такой, что даже лед потрескивал. Утенок без устали работал лапками. Под конец он совсем выбился из сил, растянулся и примерз ко льду.

Рано утром мимо проходил крестьянин. Он увидел примерзшего ко льду утенка, разбил лед своим деревянным башмаком и отнес полумертвую птицу домой к жене.

Утенка отогрели.

Дети задумали поиграть с ним, но утенку показалось, что они хотят обидеть его. Он шарахнулся от страха в угол и попал прямо в подойник с молоком. Молоко потекло по полу. Хозяйка вскрикнула и всплеснула руками, а утенок заметался по комнате, влетел в кадку с маслом, а оттуда в бочонок с мукой. Легко представить, на что он стал похож!

Хозяйка бранила утенка и гонялась за ним с угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и визжали. Хорошо, что дверь была открыта, - утенок выбежал, растопырив крылья, кинулся в кусты, прямо на свежевыпавший снег, и долго-долго лежал там почти без чувств.

Было бы слишком печально рассказывать про все беды и несчастья гадкого утенка в эту суровую зиму.

Наконец солнышко опять пригрело землю своими теплыми лучами. Зазвенели жаворонки в полях. Вернулась весна!

Утенок выбрался из камышей, где он прятался всю зиму, взмахнул крыльями и полетел. Крылья его теперь были куда крепче прежнего, они зашумели и подняли его над землей. Не успел он опомниться, как долетел уже до большого сада. Яблони стояли все в цвету, душистая сирень склоняла свои длинные зеленые ветви над извилистым каналом. Ах, как тут было хорошо, как пахло весною!

И вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утенок узнал этих прекрасных птиц, и его охватила какая-то непонятная грусть.

“Полечу к ним, к этим величавым птицам. Они, наверно, заклюют меня насмерть за то, что я, такой гадкий, осмелился приблизиться к ним. Но все равно! Лучше погибнуть от их ударов, чем сносить щипки уток и кур, пинки птичницы да терпеть холод и голод зимою!”
И он опустился на воду и поплыл навстречу прекрасным лебедям, а лебеди, завидев его, замахали крыльями и поплыли прямо к нему.

- Убейте меня! - сказал гадкий утенок и низко опустил голову.

И вдруг в чистой, как зеркало, воде он увидел свое собственное отражение. Он был уже не гадким темно-серым утенком, а красивым белым лебедем!

Теперь утенок был даже рад, что перенес столько горя и бед. Он много вытерпел и поэтому мог лучше оценить свое счастье. А большие лебеди плавали вокруг и гладили его своими клювами.

В это время в сад прибежали дети. Они стали бросать лебедям кусочки хлеба и зерно, а самый младший из них закричал:

- Новый прилетел! Новый прилетел! И все остальные подхватили:

- Да, новый, новый!

Дети хлопали в ладоши и плясали от радости. Потом они побежали за отцом с матерью и опять стали бросать в воду кусочки хлеба и пирожного.

И дети и взрослые говорили:

- Новый лебедь лучше всех! Он такой красивый и молодой!

И старые лебеди склонили перед ним головы. А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он вспоминал то время, когда все смеялись над ним и гнали его. Но всё это было позади. Теперь люди говорят, что он самый прекрасный среди прекрасных лебедей. Сирень склоняет к нему в воду душистые ветки, а солнышко ласкает своими теплыми лучами... И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:

- Нет, о таком счастье я и не мечтал, когда был еще гадким утенком!

П.Бажов

СЕРЕБРЯНОЕ КОПЫТЦЕ

  Жил  в нашем заводе старик один, по прозвищу Кокованя. Семьи у Коковани

не  осталось,  он  и  придумал взять в дети сиротку. Спросил у соседей, - не

знают ли кого, а соседи и говорят:

     -  Недавно  на  Глинке  осиротела  семья Григория Потопаева. Старших-то

девчонок  приказчик  велел  в барскую рукодельню взять, а одну девчоночку по

шестому году никому не надо. Вот ты и возьми ее.

     -  Несподручно  мне  с девчонкой-то. Парнишечко бы лучше. Обучил бы его

своему  делу,  пособника  бы  ростить  стал.  А  с  девчонкой как? Чему я ее

учить-то стану?

     Потом подумал-подумал и говорит:

     -  Знавал  я  Григорья  да и жену его тоже. Оба веселые да ловкие были.

Если  девчоночка по родителям пойдет, не тоскливо с ней в избе будет. Возьму

ее.

     Только пойдет ли? Соседи объясняют:

     -  Плохое житье у нее. Приказчик избу Григорьеву отдал какому-то горюну

и  велел  за  это  сиротку  кормить,  пока не подрастет. А у того своя семья

больше  десятка.  Сами  не досыта едят. Вот хозяйка и взъедается на сиротку,

попрекает  ее  куском-то.  Та  хоть маленькая, а понимает. Обидно ей. Как не

пойдет от такого житья! Да и уговоришь, поди-ка.

     - И то правда, - отвечает Кокованя, - уговорю как-нибудь.

     В праздничный день и пришел он к тем людям, у кого сиротка жила. Видит,

полна  изба  народу,  больших  и маленьких. На голбчике, у печки, девчоночка

сидит,  а рядом с ней кошка бурая. Девчоночка маленькая, и кошка маленькая и

до  того  худая да ободранная, что редко кто такую в избу пустит. Девчоночка

эту  кошку  гладит,  а она до того звонко мурлычет, что по всей избе слышно.

Поглядел Кокованя на девчоночку и спрашивает:

     - Это у вас григорьева-то подаренка?

     Хозяйка отвечает:

     -  Она  самая.  Мало  одной-то,  так еще кошку драную где-то подобрала.

Отогнать не можем. Всех моих ребят перецарапала, да еще корми ее!

     Кокованя и говорит:

     - Неласковые, видно, твои ребята. У ней вон мурлычет.

     Потом и спрашивает у сиротки:

     - Ну, как, подаренушка, пойдешь ко мне жить?

     Девчоночка удивилась:

     - Ты, дедо, как узнал, что меня Даренкой зовут?

     - Да так, - отвечает, - само вышло. Не думал, не гадал, нечаянно попал.

     - Ты хоть кто? - спрашивает девчоночка.

     - Я, - говорит, - вроде охотника. Летом пески промываю, золото добываю,

а зимой по лесам за козлом бегаю да все увидеть не могу.

     - Застрелишь его?

     - Нет, - отвечает Кокованя. - Простых козлов стреляю, а этого не стану.

Мне посмотреть охота, в котором месте он правой передней ножкой топнет.

     - Тебе на что это?

     - А вот пойдешь ко мне жить, так все и расскажу, - ответил Кокованя.

     Девчоночке  любопытно  стало  про  козла-то узнать. И то видит - старик

веселый да ласковый. Она и говорит:

     - Пойду. Только ты эту кошку Муренку тоже возьми. Гляди, какая хорошая.

     -  Про  это, - отвечает Кокованя, - что и говорить. Такую звонкую кошку

не взять - дураком остаться. Вместо балалайки она у нас в избе будет.

     Хозяйка  слышит  их  разговор.  Рада-радехонька, что Кокованя сиротку к

себе  зовет.  Стала скорей Даренкины пожитки собирать. Боится, как бы старик

не передумал.

     Кошка будто тоже понимает весь разговор. Трется у ног-то да мурлычет:

     - Пр-равильно придумал. Пр-равильно.

     Вот  и  повел Кокованя сиротку к себе жить. Сам большой да бородатый, а

она  махонькая  и  носишко пуговкой. Идут по улице, и кошчонка ободранная за

ними попрыгивает.

     Так и стали жить вместе дед Кокованя, сиротка Даренка да кошка Муренка.

     Жили-поживали,  добра  много  не наживали, а на житье не плакались, и у

всякого  дело  было.  Кокованя  с  утра  на  работу  уходил.  Даречка в избе

прибирала,  похлебку да кашу варила, а кошка Муренка на охоту ходила - мышей

ловила. К вечеру соберутся, и весело им.

     Старик был мастер сказки сказывать, Даренка любила те сказки слушать, а

кошка Муренка лежит да мурлычет:

     - Пр-равильно говорит. Пр-равильно.

     Только после всякой сказки Даренка напомнит:

     - Дедо, про козла-то скажи. Какой он?

     Кокованя отговаривался сперва, потом и рассказал:

     -  Тот  козел  особенный.  У  него  на  правой передней ноге серебряное

копытце. В каком месте топнет этим копытцем - там и появится дорогой камень.

Раз топнет - один камень, два топнет - два камня, а где ножкой бить станет -

там груда дорогих камней.

     Сказал  это, да и не рад стал. С той поры у Дарении только и разговору,

что об этом козле.

     - Дедо, а он большой?

     Рассказал ей Кокованя, что ростом козел не выше стола, ножки тоненькие,

головка легонькая. А Даренка опять спрашивает:

     - Дедо, а рожки у него есть?

     -  Рожки-то,  -  отвечает,  -  у него отменные. У простых козлов на две

веточки, а у него на пять веток.

     - Дедо, а он кого ест?

     -  Никого,  -  отвечает,  - не ест. Травой да листом кормится. Ну, сено

тоже зимой в стожках подъедает.

     - Дедо, а шерстка у него какая?

     -  Летом,  -  отвечает,  -  буренькая, как вот у Муренки нашей, а зимой

серенькая.

     - Дедо, а он душной?

     Кокованя даже рассердился:

     -  Какой же душной! Это домашние козлы такие бывают, а лесной козел, он

лесом и пахнет.

     Стал  осенью  Кокованя  в  лес  собираться.  Надо было ему поглядеть, в

которой стороне козлов больше пасется. Даренка и давай проситься:

     - Возьми меня, дедо, с собой. Может, я хоть сдалека того козлика увижу.

Кокованя и объясняет ей:

     -  Сдалека-то  его  не  разглядишь. У всех козлов осенью рожки есть. Не

разберешь,  сколько  на  них  веток.  Зимой вот - дело другое. Простые козлы

безрогие  ходят,  а  этот, Серебряное копытце, всегда с рожками, хоть летом,

хоть зимой. Тогда его сдалека признать можно.

     Этим  и отговорился. Осталась Даренка дома, а Кокованя в лес ушел. Дней

через пять воротился Кокованя домой, рассказывает Даренке:

     - Ныне в Полдневской стороне много козлов пасется. Туда и пойду зимой.

     -А как же,-спрашивает Даренка, - зимой-то в лесу ночевать станешь?

     - Там, - отвечает, - у меня зимний балаган у покосных ложков поставлен.

Хороший   балаган,   с  очагом,  с  окошечком.  Хорошо  там.

     Даренка опять спрашивает:

     - Серебряное копытце в той же стороне пасется?

     - Кто его знает. Может, и он там. Даренка тут и давай проситься:

     -  Возьми  меня,  дедо,  с  собой.  Я  в  балагане  сидеть буду. Может,

Серебряное копытце близко подойдет, - я и погляжу.

     Старик сперва руками замахал:

     -  Что  ты!  Что ты! Статочное ли дело зимой по лесу маленькой девчонке

ходить!  На  лыжах  ведь надо, а ты не умеешь. Угрузнешь в снегу-то. Как я с

тобой буду? Замерзнешь еще!

     Только Даренка никак не отстает:

     - Возьми, дедо! На лыжах-то я маленько умею.

     Кокованя отговаривал-отговаривал, потом и подумал про себя:

     "Сводить разве? Раз побывает, в другой не запросится".

     Вот он и говорит:

     -  Ладно,  возьму.  Только, чур, в лесу не реветь и домой до времени не

проситься.

     Как  зима  в  полную  силу  вошла,  стали  они в лес собираться. Уложил

Кокованя  на  ручные санки сухарей два мешка, припас охотничий и другое, что

ему  надо. Даренка тоже узелок себе навязала. Лоскуточков взяла кукле платье

шить, ниток клубок, иголку да еще веревку.

     "Нельзя ли, - думает, - этой веревкой Серебряное копытце поймать?"

     Жаль Даренке кошку свою оставлять, да что поделаешь. Гладит кошку-то на

прощанье, разговаривает с ней:

     -  Мы,  Муренка,  с дедом в лес пойдем, а ты дома сиди, мышей лови. Как

увидим Серебряное копытце, так и воротимся. Я тебе тогда все расскажу.

     Кошка лукаво посматривает, а сама мурлычет:

     - Пр-равильно придумала. Пр-равильно.

     Пошли Кокованя с Даренкой. Все соседи дивуются:

     - Из ума выжился старик! Такую маленькую девчонку в лес зимой повел!

     Как  стали  Кокованя  с Даренкой из заводу выходить, слышат - собачонки

что-то  сильно  забеспокоились.  Такой  лай  да визг подняли, будто зверя на

улицах  увидали. Оглянулись, - а это Муренка серединой улицы бежит, от собак

отбивается.  Муренка  к  той  поре  поправилась.  Большая да здоровая стала.

Собачонки к ней и подступиться не смеют.

     Хотела Даренка кошку поймать да домой унести, только где тебе! Добежала

Муренка до лесу, да и на сосну. Пойди поймай!

     Покричала  Даренка, не могла кошку приманить. Что делать? Пошли дальше.

Глядят,  -  Муренка стороной бежит. Так и до балагана добралась. Вот и стало

их в балагане трое.

     Даренка хвалится:

     - Веселее так-то.

     Кокованя поддакивает:

     - Известно, веселее.

     А кошка Муренка свернулась клубочком у печки в звонко мурлычет:

     - Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

     Козлов  в  ту  зиму много было. Это простых-то. Кокованя каждый день то

одного,  то  двух к балагану притаскивал. Шкурок у них накопилось, козлиного

мяса  насолили  -  на  ручных  санках  не увезти. Надо бы в завод за лошадью

сходить,  да  как  Даренку  с кошкой в лесу оставить! А Даренка попривыкла в

лесу-то. Сама говорит старику:

     -  Дедо,  сходил  бы  ты  в  завод за лошадью. Надо ведь солонину домой

перевезти.

     Кокованя даже удивился:

     -  Какая ты у меня разумница, Дарья Григорьевна. Как большая рассудила.

Только забоишься, поди, одна-то.

     -  Чего,  -  отвечает,  -  бояться.  Балаган  у  нас крепкий, волкам не

добиться. И Муренка со мной. Не забоюсь. А ты поскорее ворочайся все-таки!

     Ушел  Кокованя.  Осталась Даренка с Муренкой. Днем-то привычно было без

Коковани   сидеть,   пока   он   козлов  выслеживал...  Как  темнеть  стало,

запобаивалась.  Только  глядит  -  Муренка  лежит  спокойнехонько. Даренка и

повеселела.  Села к окошечку, смотрит в сторону покосных ложков и видит - по

лесу какой-то комочек катится. Как ближе подкатился, разглядела, - это козел

бежит. Ножки тоненькие, головка легонькая, а на рожках по пяти веточек.

     Выбежала Даренка поглядеть, а никого нет. Воротилась, да и говорит:

     - Видно, задремала я. Мне и показалось.

     Муренка мурлычет:

     - Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

     Легла  Даренка рядом с кошкой, да и уснула до утра. Другой день прошел.

Не воротился Кокованя. Скучненько стало Даренке, а не плачет. Гладит Муренку

да приговаривает:

     - Не скучай, Муренушка! Завтра дедо непременно придет.

     Муренка свою песенку поет:

     - Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

     Посидела опять Даренушка у окошка, полюбовалась на звезды. Хотела спать

ложиться,  вдруг  по стенке топоток прошел. Испугалась Даренка, а топоток по

другой  стене,  потом по той, где окошечко, потом где дверка, а там и сверху

запостукивало.  Не  громко,  будто кто легонький да быстрый ходит. Даренка и

думает:

     "Не  козел  ли  тот  вчерашний  прибежал?"  И  до  того  ей  захотелось

поглядеть, что и страх не держит.

     Отворила  дверку,  глядит, а козел - тут, вовсе близко. Правую переднюю

ножку  поднял  -  вот топнет, а на ней серебряное копытце блестит, и рожки у

козла  о  пяти  ветках.  Даренка не знает, что ей делать, да и манит его как

домашнего:

     - Ме-ка! Ме-ка!

     Козел на это как рассмеялся. Повернулся и побежал.

     Пришла Даренушка в балаган, рассказывает Муренке:

     -  Поглядела я на Серебряное копытце. И рожки видела, и копытце видела.

Не  видела только, как тот козлик ножкой дорогие камни выбивает. Другой раз,

видно, покажет.

     Муренка, знай, свою песенку поет:

     - Пр-равильно говоришь. Пр-равильно.

     Третий  день  прошел,  а  все Коковани нет. Вовсе затуманилась Даренка.

Слезки  запокапывали.  Хотела  с  Муренкой  поговорить, а ее нету. Тут вовсе

испугалась Даренушка, из балагана выбежала кошку искать.

     Ночь  месячная, светлая, далеко видно. Глядит Даренка - кошка близко на

покосном  ложке  сидит,  а  перед  ней  козел. Стоит, ножку поднял, а на ней

серебряное копытце блестит.

     Муренка  головой  покачивает,  и козел тоже. Будто разговаривают. Потом

стали  по  покосным  ложкам  бегать.  Бежит-бежит козел, остановится и давай

копытцем  бить.  Муренка  подбежит,  козел  дальше отскочит и опять копытцем

бьет.  Долго  они так-то по покосным ложкам бегали. Не видно их стало. Потом

опять к самому балагану воротились.

     Тут  вспрыгнул  козел на крышу и давай по ней серебряным копытцем бить.

Как  искры,  из-под  ножки-то камешки посыпались. Красные, голубые, зеленые,

бирюзовые - всякие.

     К  этой  поре  как  раз  Кокованя и вернулся. Узнать своего балагана не

может.  Весь  он  как  ворох  дорогих  камней стал. Так и горит-переливается

разными  огнями.  Наверху  козел  стоит  -  и  все  бьет  да бьет серебряным

копытцем,  а  камни сыплются да сыплются. Вдруг Муренка скок туда-же. Встала

рядом  с  козлом,  громко  мяукнула, и ни Муренки, ни Серебряного копытца не

стало.

     Кокованя сразу полшапки камней нагреб, да Даренка запросила:

     - Не тронь, дедо! Завтра днем еще на это поглядим.

     Кокованя и послушался. Только к утру-то снег большой выпал. Все камни и

засыпало.  Перегребали  потом  снег-то,  да  ничего  не нашли. Ну, им и того

хватило, сколько Кокованя в шапку нагреб.

     Все  бы  хорошо,  да  Муренки  жалко.  Больше  ее так и не видали, да и

Серебряное копытце тоже не показался. Потешил раз, - и будет.

     А  по  тем  покосным  ложкам,  где  козел скакал, люди камешки находить

стали. Зелененькие больше. Хризолитами называются. Видали?

И.Крылов

ВОРОНА И ЛИСИЦА

Уж сколько раз твердили миру,

Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,

И в сердце льстец всегда отыщет уголок.

                ___

Вороне где-то бог послал кусочек сыру;

                На ель Ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась,

        Да призадумалась, а сыр во рту держала.

        На ту беду Лиса близехонько бежала;

        Вдруг сырный дух Лису остановил:

Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.

Плутовка к дереву на цыпочках подходит;

Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит

        И говорит так сладко, чуть дыша:

                "Голубушка, как хороша!

                Ну что за шейка, что за глазки!

                Рассказывать, так, право, сказки!

        Какие перушки! какой носок!

И, верно, ангельский быть должен голосок!

Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,

При красоте такой и петь ты мастерица,-

        Ведь ты б у нас была царь-птица!"

Вещуньина с похвал вскружилась голова,

        От радости в зобу дыханье сперло,-

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все воронье горло:

Сыр выпал - с ним была плутовка такова.\

        И.Крылов

ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК

Когда в товарищах согласья нет,

На лад их дело не пойдёт,

И выйдет из него не дело, только мука.

Однажды Лебедь, Рак да Щука

Везти с поклажей воз взялись

И вместе трое все в него впряглись;

Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу!

Поклажа бы для них казалась и легка:

Да Лебедь рвётся в облака,

Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.

Кто виноват из них, кто прав — судить не нам;

Да только воз и ныне там.

И.Крылов

СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ

Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол и дом.

Всё прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет:

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!

Злой тоской удручена,

К Муравью ползет она:

"Не оставь меня, кум милый!

Дай ты мне собраться с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!"-

"Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?"-

Говорит ей Муравей.

"До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас -

Песни, резвость всякий час,

Так что голову вскружило".-

"А, так ты..." - "Я без души

Лето целое всё пела".-

"Ты всё пела? Это дело:

Так пойди же, попляши!"

Н.Некрасов

ДЕДУШКА МАЗАЙ И ЗАЙЦЫ

1

В августе, около Малых Вежей,

С старым Мазаем я бил дупелей.

Как-то особенно тихо вдруг стало,

На небе солнце сквозь тучу играло.

Тучка была небольшая на нем,

А разразилась жестоким дождем!

Прямы и светлы, как прутья стальные,

В землю вонзались струи дождевые

С силой стремительной... Я и Мазай,

Мокрые, скрылись в какой-то сарай.

Дети, я вам расскажу про Мазая.

Каждое лето домой приезжая,

Я по недели гощу у него.

Нравится мне деревенька его:

Летом ее убирая красиво,

Исстари хмель в ней родится на диво,

Вся она тонет в зеленых садах;

Домики в ней на высоких столбах

(Всю эту местность вода понимает,

Так что деревня весною всплывает,

Словно Венеция). Старый Мазай

Любит до страсти свой низменный край.

Вдов он, бездетен, имеет лишь внука,

Торной дорогой ходить ему - скука!

За сорок верст в Кострому прямиком

Сбегать лесами ему нипочем:

"Лес не дорога: по птице, по зверю

Выпалить можно". - "А леший?" - "Не верю!

Раз в кураже я их звал-поджидал

Целую ночь, - никого не видал!

За день грибов насбираешь корзину,

Ешь мимоходом бруснику, малину;

Вечером пеночка нежно поет,

Словно как в бочку пустую удод

Ухает; сыч разлетается к ночи,

Рожки точены, рисованы очи.

Ночью... ну, ночью робел я и сам:

Очень уж тихо в лесу по ночам.

Тихо как в церкви, когда отслужили

Службу и накрепко дверь затворили,

Разве какая сосна заскрипит,

Словно старуха во сне проворчит..."

Дня не проводит Мазай без охоты.

Жил бы он славно, не знал бы заботы,

Кабы не стали глаза изменять:

Начал частенько Мазай пуделять.

Впрочем, в отчаянье он не приходит:

Выпалит дедушка, - заяц уходит,

Дедушка пальцем косому грозит:

"Врешь - упадешь!" - добродушно кричит.

Знает он много рассказов забавных

Про деревенских охотников славных:

Кузя сломал у ружьишка курок,

Спичек таскает с собой коробок,

Сядет за кустом  - тетерю подманит,

Спичку к затравке приложит - и грянет!

Ходит с ружьишком другой зверолов,

Носит с собою горшок угольков.

"Что ты таскаешь горшок с угольками?"

- "Больно, родимый, я зябок руками;

Ежели зайца теперь сослежу,

Прежде я сяду, ружье положу,

Над уголечками руки погрею,

Да уж потом и палю по злодею!"

"Вот так охотник!  " - Мазай прибавлял.

Я, признаюсь, от души хохотал.

Впрочем, милей анекдотов крестьянских

(Чем они хуже, однако, дворянских?)

Я от Мазая рассказы слыхал.

Дети, для вас я один записал...

2

Старый Мазай разболтался в сарае:

"В нашем болотистом, низменном крае

Впятеро больше бы дичи велось,

Кабы сетями ее не ловили,

Кабы силками ее не давили;

Зайцы вот тоже, - их жалко до слез!

Только весенние воды нахлынут,

И без того они сотнями гинут, -

Нет! еще мало! бегут мужики,

Ловят, и топят, и бьют их баграми.

Где у них совесть ?.. Я раз за дровами

В лодке поехал - их много с реки

К нам в половодье весной нагоняет, -

Еду, ловлю их. Вода прибывает.

Вижу один островок небольшой -

Зайцы на нем собралися гурьбой.

С каждой минутой вода подбиралась

К бедным зверькам; уж под ними осталось

Меньше аршина земли в ширину,

Меньше сажени в длину.

Тут я подъехал: лопочут ушами,

Сами ни с места; я взял одного,

Прочим скомандовал: прыгайте сами!

Прыгнули зайцы мои, - ничего!

Только уселась команда косая,

Весь островочек пропал под водой.

" То-то! - сказал я, - не спорьте со мной!

Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!"

Этак гуторя, плывем в тишине.

Столбик не столбик, зайчишко на пне,

Лапки скрестивши, стоит, горемыка,

Взял и его - тягота невелика!

Только что начал работать веслом,

Глядь, у куста копошится зайчиха -

Еле жива, а толста как купчиха!

Я ее, дуру, накрыл зипуном -

Сильно дрожала... Не рано уж было.

Мимо бревно суковатое плыло,

Зайцев с десяток спасалось на нем.

"Взял бы я вас - да потопите лодку!"

Жаль их, однако, да жаль и находку -

Я зацепился багром за сучок

И за собою бревно поволок...

Было потехи у баб, ребятишек,

Как прокатил я деревней зайчишек:

"Глянь-ко: что делает старый Мазай!"

Ладно! любуйся, а нам не мешай!

Мы за деревней в реке очутились.

Тут мои зайчики точно сбесились:

Смотрят, на задние лапы встают,

Лодку качают, грести не дают:

Берег завидели плуты косые,

Озимь, и рощу, и кусты густые!..

К берегу плотно бревно я пригнал,

Лодку причалил - и "с богом!" сказал...

И во весь дух

Пошли зайчишки.

А я им: "У-х!"

Живей, зверишки!

Смотри, косой,

Теперь спасайся,

А чур зимой

Не попадайся!

Прицелюсь - бух!

И ляжешь... Ууу-х!.."

Мигом команда моя разбежалась,

Только на лодке две пары осталось -

Сильно измокли, ослабли; в мешок

Я их поклал - и домой приволок,

За ночь больные мои отогрелись,

Высохли, выспались, плотно наелись;

Вынес я их на лужок; из мешка

Вытряхнул, ухнул - и дали стречка!

Я проводил их всё тем же советом:

"Не попадайся зимой!"

Я их не бью ни весною, ни летом,

Шкура плохая, - линяет косой... "

ЗАЯЦ – ХВАСТА

(русская народная сказка в обраб.А.Толстого)

Жил-был заяц в лесу; летом ему было хорошо, а зимой плохо: приходилось к крестьянам на гумно1 ходить, овес воровать.

Приходит он к одному крестьянину на гумно, а тут уже стадо зайцев. Вот он и начал им хвастать:

        У меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи — я никого не боюсь.

Зайцы и рассказали тетке вороне про эту хвасту. Тетка ворона пошла хвасту разыскивать и нашла его под кокориной . Заяц испугался:

Тетка ворона, я больше не буду хвастать!

А как ты хвастал?

—        У меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи.

Вот она его маленько и потрепала.

—        Боле не хвастай!

Раз сидела ворона на заборе, собаки ее подхватили и давай мять, а заяц это увидел: «Как бы вороне помочь?»

Выскочил на горочку и сел. Собаки увидали зайца, бросили ворону —да за ним, а ворона — опять на забор. А заяц от собак ушел.

Немного погодя ворона опять встретила этого зайца и говорит ему:

—        Вот ты молодец, не хваста, а храбрец!

КУКУШКА

(ненецкая сказка в обраб. К.Шаврова)

Жила на земле бедная женщина. Было у нее четверо детей. Не слушались дети матери. Бегали, играли на снегу с утра до вечера. Одежду промочат, а мать — суши. Снегу натащат, а мать — убирай.

И рыбу мать сама на реке ловила. Тяжело ей было, а дети ей не помогали. От жизни такой тяжелой заболела мать. Лежит она в чуме, детей зовет, просит: «Детки, пересохло у меня горло, принесите мне водички».

Не один, не два раза просила мать. Не идут дети за водой. Наконец захотел старший есть, заглянул в чум, а мать посреди чума стоит, малицу надевает. И вдруг малица перьями покрылась. Берет мать доску, на которой шкуры скоблят, а доска та хвостом птичьим становится. Наперсток железный ей клювом стал. Вместо рук крылья выросли. Обернулась мать птицей и вылетела из чума.

Братья, смотрите, смотрите, улетает наша мать птицей! — закричал старший сын.

Тут побежали дети за матерью.

Мама, мы тебе водички принесли!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Поздно, сынки, не вернусь я...

Так бежали за матерью дети много дней и ночей по камням, по болотам, по кочкам. Ноги себе в кровь изранили. Где побегут? там красный след останется.

Навсегда бросила детей мать-кукушка. И с тех пор не вьет себе кукушка гнезда, не растит сама своих детей, а по тундре с той самой поры красный мох стелется.

ЛИСА И ЖУРАВЛЬ

(русская народная сказка)

Подружилась лиса с журавлем. Вот вздумала лиса угостить журавля и пошла звать его к себе в гости:

-  Приходи, журавль! Приходи, дорогой. Уж вот как тебя я угощу!

Идет журавль на званый обед. А лиса наварила каши и размазала ее по тарелке. Подала и потчует:

—        Покушай, мой голубчик, сама стряпала!

Журавль хлоп-хлоп носом по тарелке. Стучал, стучал,— ничего не попадает. А лиса лижет себе да лижет кашу. Так всю кашу сама и съела. А как съела лиса кашу, и говорит:

—        Не обессудь, гость дорогой. Больше потчевать нечем.

—        Спасибо, лисонька, и на этом. Приходи же ты теперь ко мне.

На другой день приходит лиса к журавлю. А журавль наготовил окрошки, налил ее в высокий кувшин с узким горлышком. Поставил кувшин на стол и говорит:

—        Кушай,лисонька! Право, больше потчевать нечем.

Лиса вертится около кувшина. И так зайдет, и эдак, и лизнет-то его, и понюхает, все ничего не достанет. Не лезет голова в кувшин. А журавль стоит на высоких ногах да длинным носом из кувшина окрошку таскает. Клевал да клевал, пока все не поел.

—        Ну, не обессудь, лисонька, больше угощать нечем,— говорит.

Пошла лиса домой не солоно хлебавши.

С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.

ЛИСА И КОЗЕЛ

(русская народная сказка)

Бежала Лиса по дороге, на ворон зазевалась и упала в колодец. Воды в колодце немного, утонуть-то — не утонешь, а выскочить — не выскочишь.

Сидит Лиса, горюет. Что тут делать?

Вот идет по той же дороге Козел, головой помахивает, бородой потряхивает, по сторонам поглядывает. От нечего делать заглянул Козел в колодец. Увидел там Лису и спрашивает:

—        Здорово, Лисонька. Что ты тут делаешь?

—        Да вот отдыхаю. Наверху-то жарко, а тут и прохладно, и водицы холодненькой сколько хочешь.

А Козлу давно пить хочется.

—        Да хороша ли вода-то?

—        Вода-то хороша,— отвечает Лиса.— Да ты прыгай сюда, вот и попробуешь. Места нам и двоим хватит.

Козел сдуру и прыгнул. Воду замутил, чуть Лису не задавил. Рассердилась Лиса, бранится:

—        Ишь, бородатый, и прыгнуть не сумел, всю забрызгал. Вскочила Лиса Козлу на спину, со спины на рога, да и вон

из колодца! Только Козел ее и видел.

Сидит Козел в колодце. До вечера просидел, не знает, как выбраться.

Хватился хозяин Козла, пошел искать. Искал, искал, насилу нашел. Веревку принес и Козла из колодца вытащил.

ЛИСА И РАК

(русская народная сказка)

Лиса встретила Рака и говорит ему:

- Давай с тобой перегоняться!

- Ну, что ж, Лиса, давай.

Начали перегоняться.

Как только Лиса побежала, Рак уцепился ей за хвост.

Добежала Лиса до места, а Рак не отцепляется.

Обернулась Лиса посмотреть, далеко ли Рак  ползет, вильнула хвостом, Рак отцепился и говорит:

- А я тебя давно тут жду!

ЛИСИЧКА- СЕСТРИЧКА И СЕРЫЙ ВОЛК

(русская народная сказка)

Проголодалась лиса, бежит по дороге и смотрит по сторонам: нельзя ли где чем-нибудь поживиться. Видит она — везет мужик на санях мерзлую рыбу. Забежала лиса вперед, легла на дорогу, хвост откинула, ноги вытянула... ну, дохлая, да и полно! Подъехал мужик, посмотрел на лису и говорит:

—        Славный будет воротник жене на шубу.

Взял лису за хвост и швырнул в сани, закрыл рогожей, а сам пошел возле лошади.

Недолго пролежала лисонька: проделала в санях дыру и давай в нее рыбу выкидывать... Рыбка за рыбкой, повыкидала всю, а потом и сама из саней потихоньку вылезла.

Приехал мужик домой.

—        Ну, старуха,— говорит он,— какой воротник привез я тебе на шубу!

—        Где?

—        Там, на возу, и рыба, и воротник. Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы.

Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать нечего.

Лиса перетаскала всю рыбу к себе в нору, села у норы и рыбку кушает. Видит она: бежит волк. От голода у него бока подвело.

Здравствуй, сестрица! Что кушаешь?

Рыбку. Здравствуй, братец.

Дай мне хоть одну.

Налови сам да и кушай.

—        Я не умею.

—        Эка, ведь я же наловила. Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала, и велика. Ловись, рыбка, и мала, и велика». Рыба к тебе сама на хвост нацепится. Да смотри сиди подольше, а то не наловишь.

Волк и пошел на реку, опустил хвост в прорубь и начал приговаривать:

—        Ловись, рыбка, и мала, и велика. Ловись, рыбка, и мала, и велика!

Долго сидел волк у проруби, всю ночь не сходил с места. Хвост его и приморозило. Попробовал приподняться: не тут-то было!

«Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь»,— думает волк.

Смотрит, а бабы идут за водой. Увидели волка и кричат:

—        Волк, волк! Бейте его! Бейте его!

Прибежали и начали колотить волка, кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.

«Хорошо же,—думает волк,—-уж я тебе, лиса, отплачу».

А лисичка-сестричка, покушавши рыбки, захотела попробовать еще что-нибудь стянуть. Забралась она в избу, где бабы блины пекли, да попала головой в кадку с тестом. Вымазалась и убежала.

Бежит, а волк ей навстречу:

—        Так-то ты учишь меня, лиса! Всего меня исколотили.

Эх,— говорит лисичка-сестричка,— у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозги. Мне больней твоего, еле плетусь.

И то правда,— говорит волк,— где тебе идти. Садись уж на меня, я тебя довезу.

Лисичка села волку на спину, он ее и понес. Сидит лиса да потихоньку и говорит:

Битый небитого везет, битый небитого везет.

Что ты там, лисонька, говоришь?

А я говорю: битый битого везет.

Так, милая, так!

СИВКА- БУРКА

(русская народная сказка в обраб. М.Булатова)

Жил-был старик, и было у него три сына. Младшего все Иванушкой-дурачком звали.

Посеял раз старик пшеницу. Добрая уродилась пшеница; да только повадился, кто-то ту пшеницу мять да топтать.

Вот старик и говорит сыновьям:

—        Милые мои дети! Стерегите пшеницу каждую ночь по очереди, поймайте вора!

Настала первая ночь.

Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит:

—        Всю-то ночь я не спал, пшеницу стерег! Иззяб весь, а вора не видал.

Настала вторая ночь. Пошел средний сын и тоже всю ночь проспал на сеновале.

Настала третья ночь. Приходит черед Иванушке-дурачку идти. Положил он пирог за пазуху, взял веревку и пошел. Пришел в поле и сел на камень. Сидит не спит, пирог жует — вора дожидается.

В самую полночь прискакал на поле конь — одна шерстинка серебряная, другая — золотая. Бежит — земля дрожит, из ноздрей дым валит, из ушей пламя пышет.

Принялся тот конь пшеницу есть. Не столько ест, сколько копытами топчет.

Подкрался Иванушка к коню и разом накинул ему на шею веревку. Рванулся конь из всех сил — не тут-то было. Иванушка вскочил на него и ухватился крепко за гриву. Уж конь носил-носил его по чисту полю, скакал-скакал — не мог сбросить.

Стал тут конь просить Иванушку:

Отпусти меня, Иванушка, на волю! Я тебе в трудную минуту пригожусь.

Хорошо,— отвечает Иванушка,— отпущу. Только как я тебя потом найду?

А ты выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» Я тут и буду.

Отпустил коня Иванушка, а конь обещал ему никогда больше пшеницы не есть, не топтать. Пришел Иванушка поутру домой.

—        Ну, что ты там видел? — спрашивают братья.

—        Поймал я коня,— говорит Иванушка, — одна шерстинка серебряная, другая — золотая.

—        А где же тот конь?

—        Да он обещал больше не ходить в пшеницу, вот я его и отпустил.

Не поверили Иванушке братья, посмеялись над ним вволю. Но только уж с этой ночи никто пшеницы не трогал...

Скоро после того разослал царь гонцов по всем городам, по всем посадам, по всем деревням клич кликать:

—        Собирайтесь, бояре да дворяне, купцы да простые крестьяне, на смотр царской дочери Елены Прекрасной. Сидит Елена Прекрасная в своем высоком тереме у окошка. Кто на своем коне до царевны доскочит, да с ее руки драгоценный перстень снимет, за того .она замуж пойдет!

Вот в указанный день собираются братья ехать к царскому двору; не затем, чтобы самим скакать — хоть на других посмотреть. А Иванушка-дурачок с ними просится:

Братцы, дайте мне хоть какую лошаденку, и я поеду посмотрю на Елену Прекрасную!

Куда тебе, дурню! Людей, что ли, хочешь смешить? Сиди себе на печи да золу пересыпай!

Уехали братья, а Иванушка и говорит братниным женам:

—        Дайте мне лукошко, я хоть в лес пойду — грибов наберу. Взял лукошко и пошел — будто грибы собирать.

Вышел Иванушка в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под куст бросил, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:

—        Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!

Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей дым валит, из ушей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный:

Чего велишь? — спрашивает.

Так и так,— говорит Иванушка.

Ну, влезай ко мне в правое ухо, в левое вылезай!

Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез и стал таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни пером описать! Сел на Сивку и поскакал прямо к городу.

Нагнал он по дороге своих братьев, проскакал мимо них — пылью дорожной осыпал.

Прискакал Иванушка на площадь — прямо к царскому дворцу.. У дворца, на площади, народу видимо-невидимо, а в высоком терему, у окна, сидит царевна Елена Прекрасная. На руке у нее драгоценный перстень сверкает—цены ему нет! А собою она красавица из красавиц. Смотрят все на Елену Прекрасную, а скакать никто не решается, боятся шею сломать.

Ударил тут Иванушка Сивку-бурку по крутым бокам... Фыркнул Сивка, заржал и прыгнул — только на три бревна до царевны не допрыгнул.

Дивится народ, а Иванушка повернул Сивку и ускакал.

Кричат все:

—        Кто таков? Кто таков?

А Иванушки уж и след простыл. Видели, откуда приехал, не видели, куда уехал.

Выехал Иванушка из города, прискакал в чистое поле, слез с коня, влез ему в левое ухо, в правое вылез и стал по-прежнему Иванушкой-дурачком. Отпустил он Сивку-бурку, а сам пошел домой. Сел на печь, сидит, дожидается братьев.

Воротились домой братья и рассказывают женам, что они в городе видели:

—        Ну, хозяйки, какой молодец к царю приезжал! Такого мы сроду не видывали. Только на три бревна до царевны не

_ доскочил!

А Иванушка лежит на печи да посмеивается:

—        Братцы, а не я ли это там был?

—        Куда тебе, дурню, там быть! Сиди уж на печи да мух лови! На другой день старшие братья снова в город поехали, а

Иванушка взял лукошко и пошел за грибами.

Вышел в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко бросил, сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:

—        Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!

Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей дым валит, из ушей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.

Влез Иванушка Сивке в правое ухо, в левое вылез — и стал молодец молодцом. Вскочил на коня и поскакал ко дворцу.

Видит—на площади народу еще больше прежнего. Все на царевну дивятся, любуются, а скакать никто и не думает — боятся шею сломать!

Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам... Заржал Сивка-бурка, прыгнул — и только на два бревна до царевнина окна не достал.

Поворотил Иванушка Сивку и ускакал. Видели, откуда приехал, не видели, куда уехал.

А Иванушка уже в чистом поле.

Отпустил он Сивку, набрал в лесу мухоморов и принес домой. Рассердились братнины жены на Иванушку:

—        Какие ты, дурень, грибы притащил? Только тебе одному их есть!

Усмехнулся Иванушка, забрался на печь и сидит. Приезжают братья домой и рассказывают:

—        Ну, хозяйки, тот же молодец опять приезжал! Не доскочил до царевны только на два бревна.

Иванушка и говорит им:

Братцы, а не я ли это там был?

Сиди, дурень, помалкивай!..

На третий день от царя опять клич. Стали братья собираться. Просит их Иванушка:

Братцы, дайте мне хоть плохонькую лошаденку: поеду и я с вами!

Сиди, дурень, дома! Только тебя там и не хватает! — сказали и уехали.

Иванушка вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:

—        Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!

Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей дым валит, из ушей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой, как вкопанный.

Влез Иванушка Сивке в правое ухо, в левое вылез. Стал молодец молодцом и поскакал к царскому дворцу.

Прискакал Иванушка к высокому терему, стегнул коня плеткой... Заржал Сивка-бурка пуще прежнего, ударил в землю копытами, прыгнул — и доскочил до окна!

Поцеловал Иванушка царевну в алые губы, снял с ее пальца перстень драгоценный, повернул коня и ускакал.

Тут все зашумели, закричали:

—        Держи его! Лови его!

А Иванушки и след простыл.

Отпустил он Сивку-бурку, пришел домой. Одна рука тряпкой обмотана.

—        Что это с тобой приключилось? — спрашивают братнины жены.

—        Да вот, искал грибы, на сучок накололся... И полез на печку.

Вернулись братья, стали своим женам рассказывать:

—        Ну, хозяйки, тот молодец ныне враз до царевны доскочил, перстень с ее пальца снял, в губы поцеловал!

Иванушка сидит за трубой да знай свое:

Братцы, а не я ли это там был?

Сиди дурень, не болтай зря!

Тут Иванушке захотелось на царевнин драгоценный перстень посмотреть.

Как размотал он тряпку, так всю избу и осияло!

Перестань, дурень, с огнем баловать! — кричат братья.— Еще избу сожжешь. Пора тебя совсем из дому прогнать!

Ничего им Иванушка не ответил, только перстень тряпкой снова завязал.

Через три дня царь снова клич кликнул: чтобы весь народ, сколько ни есть в царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться. А кто царским пиром побрезгует, тому голову с плеч долой!

Нечего делать — пришлось братьям вести на пир и Иванушку-дурачка.

Пришли, уселись за столы дубовые, за скатерти узорчатые,
пьют-едят, разговаривают.        j

А Иванушка забрался за печку, в уголок, и сидит там.

Ходит Елена Прекрасная, потчует гостей. Каждому подносит вина и меду, а сама смотрит — нет ли у кого на руке ее перстня заветного. У кого перстень на руке — тот и жених ее.

Только ни у кого перстня не видно.

Обошла она всех, подходит к Иванушке последнему. А он за печкой сидит; одежонка на нем худая, одна рука тряпкой завязана.

Братья глядят и думают: «Ишь ты, царевна-то и нашему Ивашке вина подносит!»

А царевна подала Иванушке стакан вина, да и спрашивает:

Почему это у тебя, молодец, рука обвязана?

Ходил в лес по грибы да на сук накололся.

А ну-ка, развяжи, покажи!

Развязал Иванушка тряпку, а на пальце у него царевнин перстень заветный. Так и сияет, так и сверкает!

Обрадовалась царевна, взяла Иванушку за руку, подвела к отцу и говорит:

—        Вот, батюшка, мой жених!

Умылся Иванушка, оделся, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец-молодцом — прямо и не узнаешь!

Тут ждать да рассуждать не стали — веселым пирком да и за свадебку! Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.

ХВОСТЫ

(русская народная сказка)

Прошел по лесу слух, что всем зверям будут хвосты раздавать. Полетели сороки-белобоки во все стороны по лесам, по полям, по лугам и всем объявили:

—        Приходите, все звери, завтра на большую поляну получать хвосты!

Заволновались звери: «Хвосты? Какие хвосты? Для чего хвосты?» Лисичка-сестричка говорит:

—        Ну, какие никакие, а раз дают, надо брать; после разберем, для чего они!

С утра потянулись звери на большую поляну: кто бегом, кто скоком, кто летом — каждому хотелось хвост получить.

Зайчик тоже собрался идти — высунулся из норки и увидел, что дождик сильный идет, так по мордочке и хлещет. Испугался зайчик: «Забьет меня дождик!» — спрятался в норку. Сидит и слышит: «тууп-тууп-тууп!». Земля трясется, деревья трещат. Медведь идет.

—        Дедушка медведь,— просит зайчик,— будут там хвосты раздавать, захвати мне, пожалуйста, хвостик!

—        Ладно,— говорит  медведь,— коли   не  забуду — захвачу! Ушел медведь, а зайчика раздумье взяло: «Старик он, забудет про меня! Надо кого-нибудь еще попросить!»

Слышит он: «туп-туп-туп!» — волк бежит. Высунулся зайка и говорит:

Дяденька волк, будешь себе хвост-то получать,— выбери и мне какой-нибудь!

Ладно,— говорит волк,— принесу, если останется! — и убежал.

Сидит зайка в норке, слышит, трава шуршит, метется — лисичка бежит.

«Надо и ее попросить!» — думает зайчик.

Лисичка-сестричка, будешь себе хвост-то получать, принеси и мне хвостик!

Ладно,— говорит лиса,— принесу тебе, серому, хвостик,— и убежала.

И много же зверей собралось на поляну!

А там на больших сучьях хвосты развешаны, и каких там только нет: и пушистые-распушистые, и веером, и метелкой, есть и гладкие, как палка, есть кренделями, есть завитушками, и длинные, и короткие — ну всякие-превсякие!

Лиса первая поспела, выбрала себе хвост пушистый, мягкий, пошла домой довольная, вертит хвостом, любуется.

Конь прибежал, выбрал себе хвост с длинными волосами. Ну и хвост! Помахивает — до самого уха хватает! Хорошо им мух отгонять! Пошел конь довольный.

ПодОшла корова, ей достался хвост длинный, как палка, с метелкой на конце. Довольна корова, по бокам машет, слепней отгоняет.

Белочка прыгала по головам, по плечам, схватила себе хвостик пушистый, красивый и ускакала.

Слон топтался, топтался, всем лапы оттоптал, копыта отдавил, а когда подошел, то остался только хвост, как шнурочек, со щетинкой на конце. Не понравился он слону, да ничего не сделаешь, другого нет больше!

Свинья подошла. Она поднять голову-то кверху не может, достала что пониже висело — хвост гладкий, как веревочка. Не понравился он ей вначале. Завила она его колечком — какой красивый показался—лучше всех!

Медведь опоздал — по дороге на пчельник зашел — пришел, а хвостов-то уже нет! Нашел какой-то лоскутик кожи, обросший шерстью, и взял себе как хвост,— хорошо, что черный!

Все хвосты разобрали, идут звери домой.

Зайчик сидит в норке, ждет не дождется, когда ему принесут хвостик, слышит — медведь идет.

—        Дедушка медведь, принес мне хвостик-то?

—        Куда тебе там хвост! Я себе-то вон какой обрывок достал! — И ушел.

Слышит зайчик — волк бежит.

—        Дяденька волк, принес ли мне хвостик-то?

—        Не до тебя там, косой, было! Я себе насилу выбрал, потолще да попушистее,— сказал волк и убежал.

Бежит лисичка.

Лисичка-сестричка, принесла ли мне хвостик? — спрашивает зайчик.

Забыла,— говорит лиса.— А посмотри, какой я себе выбрала!

И начала лиса вертеть хвостом во все стороны. Обидно зайчику стало! Чуть не заплакал.

Вдруг слышит шум, лай, писк! Глядит — кошка с собакой ссорятся, у кого хвост лучше. Спорили, спорили, подрались. Собака у кошки отгрызла кончик хвоста. Зайчик подхватил его, приставил к себе как хвост и доволен стал — хоть маленький, а все-таки хвост!

ХРОМЕНЬКАЯ УТОКА

(украинская сказка в обраб. А.Нечаева)

Жили-были дед да баба. Детей у них не было. Говорит дед:

—        Пойдем, старуха, в лес по грибы!

Пошли. Видит баба — под кустиком гнездышко, а в гнездышке уточка.

Гляди-ка, дед,—уточка! Поглядел дед:

Возьмем ее домой! Пусть у нас живет.

Стали поднимать, видят — лапка у нее переломана. Взяли ее тихонько, со всем гнездышком, принесли домой. Оставили уточку в хате, а сами опять по грибы пошли.

Вернулись домой вечером, смотрят — что такое?

Хата прибрана, хлеб испечен и борщ сварен. Они к соседям:

—        Кто хату прибрал, хлеба напек и борща наварил? Никто не знает.

На другой день опять пошли дед с бабой по грибы. Вернулись вечером домой — опять все прибрано и вареники сварены. Спрашивают соседей:

—        Не видали ли кого в нашей хате? Одна соседка говорит:

—        Видали девушку — воду несла. Такая пригожая, только хроменькая.

Дед с бабою думали, думали: кто бы это был? Баба говорит:

—        Давай-ка скажем, что пойдем по грибы, а сами спрячемся да и посмотрим, кто у нас хозяйничает.

Так и сделали. Спрятались и видят — из хаты выходит девушка с коромыслом. Такая пригожая девушка, только чуть хроменькая. Пошла она к колодцу, а дед с бабой в хату. Смотрят — нету в гнезде уточки, лежат только одни перышки. Взяли они гнездышко и кинули в печь. Оно там и сгорело.

Принесла девушка воду, увидела деда с бабой — и прямо к гнездышку. А гнездышка нет. Она и заплакала.

Дед и баба уговаривают:

—        Не плачь, голубонька, будешь ты у нас дочерью, родным нашим дитятком!

А она отвечает:

—        Век бы жила у вас, коли вы бы не сожгли гнездышка да не подглядывали за мною. А теперь не хочу! Сделай мне, дед, прялочку да веретенце!

Дед с бабой плачут, уговаривают.

—        Нет,— говорит,— не поверили, подглядывали за мною, уйду от вас! Сделал дед прялочку и веретенце.

Села она на дворе и прядет. Летит стая уток. Увидали ее, закрякали:

—        Вот наша девушка,        Прялочка шумит,
Вот наша пригожая!        Веретенце звенит.
Возле хаты сидит,                Кинем ей по перышку,
В нашу сторону глядит.        Пускай с нами летит!

Она им отвечает:

—        Не полечу с вами. Как была я на лужку, Повредила ножку. Вы меня покинули, Вы меня оставили!

Они бросили ей по перышку и дальше полетели. Летит другая стая уток. Увидали они девушку, закрякали:

—        Вот наша девушка,        Прялочка шумит,
Вот наша пригожая!        Веретенце звенит.
Возле хаты сидит,        Кинем ей по перышку,
В нашу сторону глядит.        Пускай с нами летит!

А она в ответ:

—        Не полечу с вами. Как была я на лужку, Повредила ножку.

Вы меня покинули, Вы меня оставили!

Кинули ей по перышку.

Летит третья стая. Увидали девушку, закрякали, запели:

— Вот наша девушка,        Прялочка шумит,

Вот наша пригожая!        Веретенце звенит.

Возле хаты сидит,        Кинем ей по перышку,

В нашу сторону глядит.        Пускай с нами летит!

Кинули ей по перышку, обернулась она уточкой и улетела.

Животные жарких стран

С.Баруздин

РИВИ И ШАШИ

Риви и Шаши

     Рави и  Шаши -  маленькие.  Как все дети,  они часто шалят,  а иногда и

плачут. И едят они тоже как маленькие дети: рисовую кашу с молоком и сахаром

им кладут прямо в рот. Иначе есть они не умеют.

     Если бы Рави и  Шаши понимали по-русски,  они узнали бы,  как звучат их

имена на нашем языке: Солнце и Луна.

     Но они не знают свои русские имена.

     - Солнце! Солнце! - кричат ребята Рави, а он даже носом не поведет.

     - Луна! Луна! - зовут ребята Шаши, но она и не оборачивается.

     - Наверно,  мы их путаем, - говорят ребята. - Смотрите, ведь они совсем

одинаковые!

     И  правда,  Рави и  Шаши очень похожи друг на  друга.  Но они не брат с

сестрой и даже не дальние родственники...

     Такими я узнал индийских слонят Рави и Шаши,  когда они приехали в нашу

страну.   Их  прислал  в   подарок  советским  детям  премьер-министр  Индии

Джавахарлал Неру.

     "Когда я был в Советском Союзе,  -  писал Неру,  -  я имел удовольствие

встретиться с  большим числом детей,  и  повсюду они передавали мне послания

для  детей  Индии.  Теперь от  имени детей Индии я  посылаю детям Советского

Союза два весьма солидных послания.  Эти послания -  два слоненка.  Хотя они

уже большие,  они на  деле еще дети,  им  всего по  году.  Они едут к  детям

Советского Союза  как  послы детей Индии,  неся  с  собой дружеские,  добрые

пожелания...  Я  надеюсь,  что  дети  Советского  Союза  подружатся с  этими

маленькими послами и  будут помнить о детях Индии,  которых представляют эти

послы".

     Им,  нашим  маленьким друзьям -  Рави  и  Шаши,  -  и  посвящается этот

рассказ.

Где родился Риви

 Есть  на  юге  далекой страны Индии  чудесный и  богатый край,  который

называется Майсор.

     Здесь и родился Рави.

     Мать Рави - рабочая слониха. Ее зовут Лалита.

     Восемь лет прошло с тех пор, как Лалиту поймали в джунглях и приручили.

     Слониха стала помогать людям в работе.

     Каждый день выходил Рави с  матерью на  работу.  Конечно,  сам работать

Рави не умел. Он только смотрел, как легко и просто переносит Лалита большие

бревна и тюки с хлопком, тяжелые камни и мешки с рисом.

     Однажды утром Лалита грузила на машины связки сахарного тростника. Рави

посмотрел,  как  мать  берет  хоботом огромные связки,  и  тоже  принялся за

работу.  Вынул хоботом из связки тростниковый стебель и  понес.  Стебель был

длинный и волочился одним концом по земле.  Но Рави не сдавался.  Он дотащил

стебель до  машины и  здесь передал его  матери.  Сам  положить тростниковую

палку в кузов машины Рави не смог.

     Рави  вернулся назад  и,  расхрабрившись,  потянул хоботом целую связку

тростника.  Дернул раз,  дернул два -  связка ни с места.  Дернул еще раз, и

вдруг ноги у Рави так задрожали, что он чуть не упал.

     Увидела это Лалита.  Она подошла к Рави,  обняла его хоботом и отвела в

сторону.

     Рано тебе, малыш, браться за работу!

Знакомство с Шаши

   У  Рави  покладистый характер.  Когда его  повели на  станцию,  Рави не

сопротивлялся и не кричал. Он жил среди людей и никого не боялся.

     Рави привезли в город Бангалор.  Здесь, на железнодорожной станции, его

уже ждал товарный вагон.

     Пол  вагона  был  устлан травой,  а  посередине стояла перегородка.  По

дощатому помосту Рави  поднялся в  вагон и  встал слева от  перегородки.  Он

сразу же занялся делом:  один пучок травы взял хоботом в рот,  другой бросил

себе на спину, потом - опять в рот и опять на спину.

     Во  время этого занятия Рави услышал чей-то крик.  Он выглянул из двери

вагона и тут увидел Шаши. Шаши упиралась и не хотела идти в вагон.

     Рави не  сводил глаз с  Шаши.  Интересно,  почему это  она  упирается и

кричит?  Рави, конечно, не знал, что Шаши всего несколько дней назад поймали

в далеких Кургских джунглях и она еще не привыкла к людям.

     Но  вот  двое  мужчин  втащили  Шаши  в  вагон  и  поставили справа  от

перегородки.

     В  вагоне было полутемно,  но  это  не  помешало Рави протянуть хобот в

сторону своей соседки.  Он дунул,  даже фыркнул, но Шаши не обратила на него

внимания. Она забилась в угол и опустила голову.

     Наконец вагон прицепили к поезду.

     Машинист дал свисток, и состав тронулся.

     Шаши переступила с  ноги на ногу и  повернулась головой к  перегородке.

Так, по движению поезда, стоять было куда удобнее.

     Рави  потоптался на  месте и  тоже  подошел к  перегородке.  Знакомство

состоялось.

Перед дальней дорогой

  На вторые сутки Рави и Шаши приехали в большой город - Бомбей. Их вагон

пригнали в  морской порт и  поставили на  запасный путь.  Но оказалось,  что

путешествие еще не кончилось.

     Слонят стали готовить в дальнюю дорогу.

     Заработали в порту пилы и топоры.  Это столяры и плотники сооружали для

Рави и Шаши специальные клетки. Удобными, просторными должны быть клетки для

слонят,  и обязательно прочными. Поэтому делали их не из обычных досок, а из

самого крепкого в Индии "железного дерева".

     Застучали в  мастерской швейные машинки.  Это  портные шили для  Рави и

Шаши  попоны.   Удобными,   красивыми  должны  быть  попоны  для  слонят,  и

обязательно теплыми. Поэтому и шили попоны из самой теплой шерсти.

     Загудели в порту грузовики. Это шоферы подвозили к причалу рис и сахар,

тростник и  молоко,  ананасы и фисташки,  стебли бананового дерева,  зеленую

траву и сено.  Пусть будут сыты Рави и Шаши во время путешествия, пусть едят

на здоровье самую вкусную и лакомую пищу.

Погрузка

  Когда все  приготовления были  закончены,  к  причалу Бомбейского порта

подошел советский теплоход "Ставрополь".

     - Можно начинать погрузку, - сказал капитан Чернобровкин.

     К теплоходу подъехали два тягача с прицепами.  На первом прицепе стояла

клетка с Рави, на втором - клетка с Шаши.

     Большой подъемный кран  повернул стрелу  к  первому прицепу.  Чтобы  не

испугать Рави, его клетку накрыли брезентом и закрепили тросами.

     Но  Рави не  испугался.  Как только подъемный кран натянул тросы,  Рави

поджал передние, а затем задние ноги и улегся на мягкий, устланный сеном пол

клетки.

     Вот  клетка чуть  качнулась,  оторвалась от  прицепа,  и  Рави медленно

поплыл над причалом к  теплоходу.  Не  успел он опомниться,  как оказался на

кормовой палубе.

     Настала очередь Шаши.

     Подъемный кран подцепил крюком ее клетку.  Но,  вместо того чтобы лечь,

Шаши заметалась из угла в угол и закричала пронзительным,  тонким,  плачущим

голоском.

     И  вдруг Шаши услышала трубный рев,  раздавшийся с  палубы.  Это был не

гудок теплохода, не звук трубы, а чьи-то очень знакомые, много раз слышанные

голоса.  От неожиданности Шаши замолкла,  а через несколько минут и она была

уже на теплоходе.

Кто трубил на теплоходе?

   Клетки со слонятами поставили на левой кормовой палубе.

     Когда моряки сняли с их клеток брезент,  Рави и Шаши посмотрели сначала

налево, потом направо и тут увидели своих соседей по теплоходу. Это были Бак

Зап и Вой Кай Лон.  Они стояли в больших стальных клетках на противоположном

борту корабля и протягивали к слонятам хоботы.

     - Как видите, вы здесь не одни, - сказал слонятам капитан Чернобровкин.

     Бак Зап и Вой Кай Лон - вьетнамские слоны, и если перевести их имена на

русский язык,  то вы узнаете,  что Бак Зап - это Белые лапы, а Вой Кай Лон -

Большая слониха.  Народ Вьетнама не  раз боролся с  врагами.  В  этой борьбе

участвовали и  Бак  Зап  и  Вой  Кай  Лон.  Днем  и  ночью  через  болота  и

непроходимые заросли подносили они  бойцам Народной армии снаряды,  оружие и

продукты.

     "Наши боевые друзья", - ласково называли их солдаты и офицеры Вьетнама.

     "Наши боевые друзья",  -  называли слонов сопровождающие их  вьетнамцы,

которые сами недавно были бойцами Народной армии.

     Конечно,  Рави и Шаши не могли знать всего этого.  Не знали они и того,

что теплоход "Ставрополь" вез Бак Запа и  Вой Кай Лон из Вьетнама в  подарок

советскому народу.  Но,  увидев по соседству с собой больших слонов,  Рави и

Шаши успокоились и повеселели.  Вот,  оказывается, чьи голоса слышали они во

время погрузки! Беспокоились большие слоны о маленьких, потому и трубили.

Счастливого плавания!

 К вечеру все было готово:  клетки с Рави и Шаши укрепили на палубе, еду

для них погрузили в трюмы.

     - Не  сердитесь,  что  на  двух  маленьких слонят приходится так  много

взрослых людей,  -  сказал  капитану доктор  Сардар Хан,  старший смотритель

одного из индийских зоопарков.

     Вместе с ним на теплоход "Ставрополь" сели ветеринарный врач доктор Рао

и работники Майсорского заповедника Магомет Хасим и Пир Паша.

     - Рави и  Шаши доставили вам уже много хлопот.  Мы сами будем ухаживать

за слонятами в дороге: кормить их, следить за их здоровьем, - добавил доктор

Рао.  -  Ведь советские дети должны получить подарок господина Неру в полной

сохранности.

     Теплоход "Ставрополь" покидал Бомбейский порт. Много людей собралось на

причале:

     - Счастливого плавания!

     - Спасибо! - отвечали своим индийским друзьям советские моряки.

     - Спасибо!  Спасибо! Спасибо! Спасибо! - вторили им доктор Хан и доктор

Рао, Магомет Хасим и Пир Паша.

     Это  было  первое  русское  слово,  которое  выучили  индийцы на  борту

советского теплохода.

     В  этот  вечер  в  судовом журнале "Ставрополя" была  сделана очередная

запись:

     "Бомбей.  Пятница.  5 августа 1955 г. Погрузили двух слонят, приняли на

борт четырех сопровождающих с назначением в порт Одесса".

Плавучий зоопарк

  Раньше "Ставрополь" был  обычным теплоходом,  а  теперь стал  настоящим

зоопарком.  Не в  каждом зоопарке увидишь слона,  а  на "Ставрополе" их было

четыре - два больших и два маленьких.

     Но  не только Бак Зап и  Вой Кай Лон,  Рави и  Шаши плыли на теплоходе.

Были здесь и пассажиры поменьше:  Яшка,  Борька, Жорка и Машка. Так прозвали

моряки  четырех  обезьян  макак.  Их  тоже  подарили  команде  теплохода  во

Вьетнаме.

     Обезьяны - большие проказники. Потому и хлопот с ними было немало.

     Яшка -  самый главный озорник. Бегает, бегает по палубе, а потом нырнет

к кому-нибудь в каюту,  и тут уж берегись!  Книгу увидит - изорвет; карандаш

найдет - сломает; очки с носа стащит - не успокоится, пока не разобьет.

     В каждой каюте Яшка обязательно залезал в умывальник.  Моряки уже знали

его  привычку:  они наполняли умывальники водой,  и  довольный Яшка принимал

ванны.

     Но однажды с Яшкой случилась беда.  Он так разбаловался на палубе,  что

поскользнулся и  свалился за  борт,  в  воду.  И,  наверно,  это неожиданное

купание в  открытом океане закончилось бы  для  Яшки  печально,  если бы  не

удалось ему ухватиться за канат, спущенный моряками с борта теплохода.

     Особенно доставалось от  Яшки буфетчице Галине Владимировне.  Стоило ей

накрыть на  стол -  Яшка тут  как  тут:  или яйцо стащит,  или конфету,  или

бутерброд.  А в один прекрасный день Яшка совсем разошелся:  высыпал на себя

коробку  пудры,  а  потом  вырвал  у  Галины  Владимировны губную  помаду  и

разрисовал ею все стены в каюте.

     Но Рави и  Шаши не видели обезьяньих проделок.  Яшка,  Борька,  Жорка и

Машка одинаково боялись как  больших,  так  и  маленьких слонов и  потому во

время  прогулки удирали  на  носовую палубу,  подальше от  слоновьих клеток.

Впрочем,  Яшка,  Борька,  Жорка и Машка боялись не только слонов.  Стоило им

показать Шипуна или  Свиста,  как они взлетали на  самые верхушки мачт и  не

слезали оттуда до тех пор, пока не минует опасность.

     Шипун и Свист - удавы. Они тоже пассажиры из Вьетнама. Удавы - страшные

змеи, но никто из моряков их не боялся. Молоды и невелики были Шипун и Свист

- до  двух метров длиной -  и  для людей не опасны.  Другое дело,  когда они

вырастут до восьми - десяти метров.

     Но  с  тех  пор как появились на  теплоходе Рави и  Шаши,  жизнь удавов

изменилась.  Капитан Чернобровкин строго-настрого запретил выносить Шипуна и

Свиста на палубу:

     - Мальчик и Девочка могут испугаться.

     Капитан называл Рави и Шаши по-своему - Мальчиком и Девочкой.

Кому что нравится

  В  плавучем зоопарке было  много посетителей.  Все  свободное от  вахты

время моряки проводили вместе с животными.

     У  каждого были  свои любимцы.  Боцман Савоськин возился с  обезьянами,

матрос  Коломиец  вместе  с  вьетнамцами-сопровождающими угощал  лакомствами

больших слонов, а механик Шлыков был увлечен удавами - он и подкармливал их,

и  в  каюту к  себе приносил,  и под электрической лампочкой грел,  чтобы не

замерзли Шипун и Свист, не простудились.

     И лишь капитан Чернобровкин -  то ли по долгу службы, то ли потому, что

не  знал,  кому отдать предпочтение,  -  интересовался всеми необыкновенными

пассажирами своего теплохода.  Но  особенно много посетителей было у  клеток

Рави и Шаши.

     - Не  толпитесь все сразу по левому борту,  -  говорил молодой электрик

Соколов, - корабль опрокинете.

     Соколов шутил. Он, пожалуй, сам больше всех был увлечен Рави и Шаши.

     Утром ни свет ни заря, а Соколов уже возле слонят.

     - Доброе утро!  -  говорил он Рави и Шаши,  и ему казалось, что слонята

понимают его.

     Рави  протягивал из  клетки свой еще  совсем маленький тонкий хоботок и

водил им  прямо по  лицу присевшего на корточки Соколова.  Соколов дул ему в

хобот,  и Рави это нравилось. Он фыркал и опускал передние ноги - становился

на колени.

     - Хо-ро-ший,  хо-ро-ший сло-ниш-ка!  -  ласково говорил Соколов прямо в

хобот слоненку, и Рави затихал, словно прислушиваясь к новым, непонятным для

него словам.

     К  клетке подходили другие моряки,  и все по очереди дули в хобот Рави,

разговаривали с ним.

     Шаши тоже как будто нравилось,  когда с ней разговаривали, но дуть себе

в  хобот она  не  разрешала:  дуйте,  мол,  пожалуйста,  Рави,  если ему это

нравится,  а  я  таких шуток не  люблю.  И  Шаши прятала хобот и  недовольно

крутила головой - сердилась.

     Шаши не часто выставляла из клетки хобот.  Он у нее хотя и маленький, а

все же нет-нет да и застревал между досок.  И Шаши, видимо, побаивалась, как

бы ей совсем не потерять хобот.  Ведь без хобота и слон не слон и слониха не

слониха!  А  вот  когда Соколов чесал Шаши уши,  она не  сопротивлялась:  ее

круглые глазки поблескивали от удовольствия.

     Зато Рави позволял играть с собой как угодно.  Часами он бегал по своей

клетке, а набегавшись вдоволь, валился на бок и моментально засыпал.

     Спал он не только ночью,  но и  днем.  А проснувшись,  поднимал хоботок

вверх и,  широко зевая,  с любопытством посматривал туда,  где стояли клетки

Бак  Запа  и  Вой  Кай  Лон.  Может,  спросонья Рави  принимал их  за  своих

родителей,  а может,  мечтал скорее вырасти и стать таким же большим слоном,

как они.

Завтрак и обед

 Четыре раза  в  сутки накрывались в  кубрике и  в  кают-компании столы.

Моряки завтракали и обедали, полдничали и ужинали.

     Слонам так часто есть не  положено.  У  них особое расписание и  особая

пища.

     В  девять часов утра  Рави  и  Шаши  завтракали.  В  пять  часов вечера

обедали.  И  хотя Рави и Шаши совсем еще маленькие,  каждый из них съедал за

день столько, сколько и взрослому человеку не съесть.

     По утрам доктор Рао раскрывал свою записную книжку.  А  в ней написано:

"Рис сухой - один килограмм, сахар - двести пятьдесят граммов, молоко свежее

- пятьсот граммов,  соль -  пятнадцать граммов, сено - двадцать килограммов,

сахарный тростник -  четыре палки,  зеленая трава и ветки -  неограниченно".

Вот, оказывается, что выдают на день каждому слоненку!

     С  травой и  сеном Рави и  Шаши управлялись запросто:  подцепят хоботом

пучок - и в рот. Сахарный тростник они тоже ели сами. Очищенные, разрезанные

на равные части палочки тростника Рави и  Шаши брали хоботом прямо из рук и,

ловко переложив их в рот, сладко хрустели и чавкали. С остальными продуктами

- дело хуже!

     Как-то  раз,  еще до посадки на теплоход,  поставили перед Рави миску с

отварным рисом.  Рави опустил хобот в  миску,  покрутил им и  так и сяк,  но

подцепить рис не смог.  Вот наконец он зацепил хоботом кучку риса, но только

хотел положить ее  в  рот  -  рис  рассыпался.  Облизал Рави  пустой хобот и

закричал от обиды.

     Поставили миску  перед Шаши.  Опустила она  хобот,  поковыряла рис,  но

взять его даже не попыталась.

     Принесли Рави и  Шаши по миске молока.  Уж от молока,  наверно,  они не

откажутся:  все дети любят молоко!  Рави и  Шаши посмотрели на  молоко,  но,

видимо, не поняли, что это за жидкость, и отвернулись.

     Вот тебе и раз!  Выходит,  что Рави и Шаши такие маленькие,  что и есть

сами не умеют.

     Пришлось им  помочь.  В  отварной рис  влили  свежее  молоко,  положили

сахарный песок, размешали - получилась настоящая каша.

     Взял  Магомет Хасим в  руку горсть каши,  свалял ее  покрепче,  чтоб не

рассыпалась, и положил в рот Рави. Попробовал Рави - каша сладкая и вкусная.

Пожевал, пожевал и проглотил. Поднял хобот, открыл рот: "Давайте еще!"

     Взял  Пир  Паша  в  руку  горсть  каши,  свалял ее  покрепче,  чтоб  не

рассыпалась,   и  положил  в  рот  Шаши.  Шаши  пожевала,  пожевала  кашу  и

проглотила. Она тоже подняла хобот и открыла рот: "И мне давайте еще!"

     Так и кормили Рави и Шаши на теплоходе.

Аврал

   Погода не радовала моряков.  В южных морях август - месяц бурь, штормов

и  сильных ветров.  Качало теплоход на пути к  Бомбею,  качало и  на пути из

Бомбея.

     Плохо переносили качку взрослые слоны,  еще  хуже переносили ее  Рави и

Шаши.  Их  клетки были покрыты брезентом,  но  брызги все  равно попадали на

слонят.  Солона морская вода,  и  как  ни  толста у  Рави и  Шаши кожа,  она

чесалась и болела от соли.

     Видел  это  капитан Чернобровкин и  потому  старался вести  теплоход на

ветер,  чтобы волны ударяли не в  борт,  а в нос корабля.  Теплоход разрезал

своим острым килем волны -  брызги не  попадали на палубу,  а  разлетались в

разные стороны.

     Но  вот  при  входе в  Аденский залив,  на  границе Аравийского моря  и

Индийского океана,  обрушился на палубу теплохода сильный ливень.  Забурлило

море,  заштормило пуще прежнего.  Вдруг огромная волна ударила в  корабль и,

перевалив через левый борт,  прокатилась по палубе.  В ту же минуту раздался

треск дерева и крик Шаши.  Мокрая с головы до ног,  Шаши забилась в угол и с

ужасом смотрела оттуда на разбитую волной дверцу своей клетки.

     - Аврал! - разнеслась по теплоходу команда капитана Чернобровкина.

     Выбежали моряки на палубу.

     - Немедленно  устранить  повреждение,   укрепить  клетки!   -  приказал

капитан.

     И моряки принялись за работу.

     Больше  часа  стучали  на  палубе  топоры  и  гремели  цепи.  На  славу

поработали моряки:  выправили покосившуюся клетку  Шаши,  починили  разбитую

дверцу.  А  для того чтобы и  впредь не было никаких неприятностей,  закрыли

дверцу клетки не на простой запор, а на стальные цепи.

Как лечили Шаши

    У  каждого доктора есть  свои помощники -  врачебные инструменты.  Есть

такие  помощники и  у  доктора  Рао.  Но  доктор  Рао  -  необычный врач,  и

инструменты у него тоже необычные:  очень большие.  Доктор Рао лечит зверей.

Рави и Шаши - его пациенты.

     Доктор Рао прослушивал слонят, ставил им градусники, проверял, нет ли у

них насморка и  кашля.  Много было забот у  доктора Рао в  дороге.  И  вдруг

прибавилась еще одна: от сильной качки заболела Шаши.

     Шаши перестала есть.  Четыре дня  и  четыре ночи она  лежала,  почти не

вставая, в своей клетке: то дремала, то сосала хобот.

     Доктор Рао достал из  своего ящичка с  врачебными инструментами большой

шприц, наполнил его глюкозой и пошел к Шаши.

     Первый раз в жизни увидела Шаши шприц и, как все ребята, испугалась. Но

оказалось,  что укол - не такое страшное дело. Шаши вскрикнула, а доктор Рао

уже спрятал пустой шприц и вышел из клетки.

     Вечером,  во время второго укола, Шаши опять вскрикнула, а на следующее

утро встретила доктора спокойно.

     Глаза ее повеселели. Шаши стала на ноги и вдруг увидела, что пол клетки

не качается,  как прежде. Она посмотрела на море - оно было почти спокойно и

не бросало брызг на палубу теплохода. Над головой Шаши впервые за много дней

пути плыло освещенное солнцем голубое небо.

     Теплоход "Ставрополь" держал путь по тихим водам Красного моря.

Рави и Шаши хитрят

  Не  было в  Красном море ни  ветров,  ни  штормов.  На  смену им пришла

сорокаградусная жара.  С  утра до вечера палило южное солнце.  Металлическая

палуба теплохода горела под ногами, как раскаленная сковородка.

     Клетки Рави и Шаши опять покрыли брезентом,  но слонятам все равно было

жарко. Они вытягивали хоботы, требуя воды.

     Пили слонята без посторонней помощи,  сами. Рави опускал в ведро хобот,

наполнял его водой и осторожно,  чтобы не разлить ни капли, переносил в рот.

У  Шаши дела шли похуже -  вода проливалась,  но  она все же продолжала пить

сама.

     Напившись, Рави и Шаши лили воду на спины - купались.

     День,  и  два,  и  три стояла жара.  Много воды в  Красном море,  но не

годится соленая морская вода для питья. Все меньше пресной воды оставалось в

баках,  а до Порт-Саида было еще далеко.  Там -  первая остановка на пути из

Бомбея. Там можно будет пополнить запасы пресной воды.

     - Пресную воду экономить для приготовления пищи и для питья! - приказал

капитан.

     Значит,   Рави  и  Шаши  не  удастся  поливать  водой  спины.  Придется

потерпеть.

     После завтрака Магомет Хасим и  Пир Паша принесли слонятам вдвое меньше

воды. Выпили Рави и Шаши всю воду, а на купание ничего не осталось.

     Пришло время обеда,  и опять индийские служители принесли слонятам воду

для питья.

     Но  Рави почему-то не стал пить воду,  как прежде,  а  вылил ее себе на

спину. То же самое сделала и Шаши.

     Опростав ведра,  слонята вытянули хоботы и лукаво посмотрели на Магомет

Хасима и Пир Пашу:

     "Подавайте-ка нам еще воды! Теперь мы будем пить!"

     Ничего не  поделаешь:  Магомет Хасим и  Пир  Паша  взяли пустые ведра и

снова пошли за водой.

     Нельзя же оставлять Рави и Шаши без питья!

     - Ну и хитрецы! - удивился Чернобровкин. - Перехитрили все же капитана!

Что случилось с Рави?

   Теплоход подошел к  Суэцкому каналу,  и тут произошла заминка.  Впереди

неожиданно  остановились два  иностранных корабля.  Пришлось  остановиться и

"Ставрополю".

     Суэцкий канал  неширок,  никак  не  разойтись здесь  нескольким большим

судам.

     Но только стал теплоход - на палубе раздался пронзительный крик.

     Это кричал Рави.  Он  метался по клетке,  высовывая хобот то слева,  то

справа.

     Прибежали на палубу индийцы.

     Доктор Рао вошел в  клетку к  слоненку,  попытался успокоить его.  Рави

продолжал орать так, словно его режут.

     Но  вот  стоявшие впереди пароходы,  а  за  ними  и  "Ставрополь" снова

двинулись вперед.  Рави сразу же перестал кричать и  как ни в  чем не бывало

принялся жевать сено.

     Через несколько часов теплоходу опять пришлось остановиться,  и  тотчас

же Рави начал кричать еще громче прежнего.

     - Что случилось с  Рави?  Уж не заболел ли он?  -  забеспокоился доктор

Рао.

     Когда "Ставрополь" вышел из канала и  бросил якорь у одного из причалов

Порт-Саида, снова раздался крик Рави.

     Он кричал несколько часов кряду,  кричал жалобно и  призывно и при этом

протягивал свой хобот в сторону земли.

     Только тут все поняли, почему кричал Рави. Он принимал каждую остановку

теплохода за окончание путешествия и просился на землю. Надоела Рави дальняя

морская дорога!

Опять аврал!

  Однажды утром опять прозвучала команда:

     - Аврал!

     Выбежали на палубу свободные от вахты моряки:  неужели еще какая-нибудь

неприятность?

     Спокойно Средиземное море.  Тихо  на  палубе.  Клетки стоят  на  месте,

слонята живы-здоровы. Что же такое?

     - Сегодня банный день,  - объяснил капитан Чернобровкин. - Будем купать

животных.

     Вынесли на палубу глубокий таз, налили его до краев теплой водой:

     - А ну-ка, обезьяны, ныряйте в воду!

     Первым влез в таз Яшка.  Пока он бултыхался и нырял, остальные обезьяны

сидели на почтительном расстоянии и даже не пытались подойти к воде.

     Но  вот появился боцман Савоськин.  Он  схватил Яшку за передние лапы и

вытащил на палубу:

     - Искупался - и хватит!

     Борька,  Жорка и  Машка только и  ждали этого.  Они подбежали к  тазу и

сразу же нырнули в воду.

     Яшка сердито закричал.  Изловчившись,  он  вырвался из  рук Савоськина,

подбежал к тазу и недолго думая стал топить ныряльщиков.

     Опять  пришлось боцману  Савоськину схватить Яшку  за  лапы  и  отвести

подальше от таза.

     А рядом купались большие слоны -  Бак Зап и Вой Кай Лон.  Конечно,  они

вели себя не так,  как обезьяны.  Солидно, с достоинством поливали Бак Зап и

Вой Кай Лон свои могучие спины.  Матрос Коломиец и  вьетнамцы-сопровождающие

еле успевали подносить к их клеткам наполненные водой ведра.

     И все же самое интересное происходило на левой корме теплохода.

     Рави  и  Шаши  купались  по-своему:  электрик  Соколов  поливал  их  из

пожарного шланга.

     Рави  почему-то  боялся воды.  Он  прыгал по  клетке,  кричал,  вставал

передними ногами на  стенки,  крутил хоботом,  стараясь спрятаться от  струи

воды.

     Шаши вела себя по-другому:  она не кричала,  не забивалась в  угол и не

вставала на дыбы, а спокойно подставляла то правый, то левый бок.

     Видно, Шаши очень нравилось купание!

Пассажиров снимают на берег

 Шестнадцать суток плыли Рави и  Шаши на теплоходе.  И  вот "Ставрополь"

прибыл в Одессу. Пора снимать пассажиров на берег.

     Как и  раньше,  в Бомбее,  к борту теплохода подкатил большой подъемный

кран.

     На палубе уже все было готово:  моряки открепили клетки Бак Запа и  Вой

Кай Лон, вьетнамцы-сопровождающие заняли свои места на спинах слонов. Нельзя

оставлять слонов в  такие  минуты одних  -  они  могут  испугаться во  время

разгрузки, поломать клетки, и тогда все пропало!

     Первым покидал теплоход Бак  Зап.  Подъемный кран  понес  его  клетку к

причалу.  Казалось,  все шло хорошо. Бак Зап спокойно стоял в своей клетке и

только покачивал из стороны в сторону хоботом.

     Вот уже кран повернулся к стоящему на причале железнодорожному составу,

вот  уже  крановщик приготовился поставить клетку  на  большую платформу как

вдруг  пол  клетки  проломился и  правая  передняя  лапа  слона  оказалась в

воздухе.  Крановщик срочно  выключил мотор,  и  клетка  Бак  Запа  повисла в

воздухе над платформой.

     Как быть?  Поставить клетку на платформу - значит, отдавить слону ногу.

Держать Бак Запа в  воздухе тоже опасно:  испуганный слон может окончательно

проломить дно клетки и разбиться.

     Но  не зря на спине слона сидел вьетнамец-сопровождающий:  он обнял шею

Бак Запа и,  ласково гладя его, стал упрашивать поднять ногу. Бак Зап словно

понял,  в чем дело, приподнял переднюю ногу и в ту же минуту оказался вместе

со своей клеткой на железнодорожной платформе.

     Пришла очередь Вой  Кай  Лон.  Увидев все,  что произошло с  Бак Запом,

слониха решила сама позаботиться о  себе.  Когда подъемный кран поднял ее  с

палубы,  Вой  Кай  Лон выставила хобот и  стала поддерживать им  дно клетки.

Прежде чем опустить слониху на платформу,  и ее пришлось подержать несколько

минут в воздухе, чтобы не отдавить ей хобот. Не так легко было уговорить Вой

Кай Лон оторвать хобот от дна клетки.

     Зато Рави и Шаши оказались молодцами:  разгрузка их никому не доставила

беспокойства. Подъемный кран с такой легкостью снял с борта теплохода клетки

со слонятами, будто это были пустые деревянные ящики.

     Теперь на теплоходе остались обезьяны да удавы. Им предстояло совершить

еще один рейс на  теплоходе:  Одесса -  Новороссийск.  Из  Новороссийска они

должны были поехать дальше,  к пионерам города Ставрополя,  с которыми давно

дружит команда теплохода.

Соседка

 В Одесском порту слоны расстались.  На товарном поезде уехали в дальние

города слоны Бак Зап и Вой Кай Лон.

     У  индийских слонят дорога близкая.  Два грузовика провезли Рави и Шаши

по улицам города и, въехав в ворота зоопарка, остановились около слоновника.

     - Какие  малыши!  -  удивился  директор зоопарка Харитон  Харитонович и

поспешил вызвать подъемный кран.

     Хоть и  малы Рави и  Шаши,  все же они не просто дети,  а слонята.  Без

подъемного крана не обойтись!

     Приехала машина с подъемным краном.  Клетки сняли с грузовиков. Впервые

после  долгого  путешествия Рави  и  Шаши  ступили  на  землю.  Неуверенной,

шатающейся  походкой  направились  они   к   огороженной  стальными  балками

слоновьей площадке и тут увидели за оградой большую слониху.

     - Знакомьтесь,  это наша Дели, - сказал Харитон Харитонович слонятам. -

Она тоже еще ребенок, ей всего десять лет.

     Посмотрели слонята на Дели:  ну и ребенок!  Ростом с целый дом и весит,

наверно, тонны три!

     Рави  и  Шаши  привязали  к  двум  рядом  стоявшим  деревьям.   Слонята

потянулись к Дели хоботами, а Рави даже попытался подойти к ней поближе.

     Но оказалось,  что новая соседка и  знаться не желает с приезжими.  Она

заволновалась,  затрубила  и  рванулась  с  цепи,  пытаясь  ударить  слонят.

Пришлось отвести разбушевавшуюся Дели  подальше от  малышей,  в  левый  угол

площадки.

     Обиженные слонята уже не  смотрели на  Дели.  Рави положил хобот на шею

Шаши и ласково гладил ее поросшую редкими черными щетинками спину.

Тихий час

 На  обед  слонятам принесли обычную  пищу:  отварной рис  с  молоком  и

сахаром. Шаши посмотрела на миску с рисом и отвернулась: "Не хочу - и все!"

     Шаши капризничала.

     Рави,  увидев миску с  рисом,  поднял хобот и  открыл рот:  "А я не так

глуп, чтобы от еды отказываться".

     Он съел одну горсть риса, за ней другую, третью, четвертую, пятую...

     Вот и миска уже пуста!

     Шаши заметила, что Рави уничтожил не только свою, но и ее порцию риса.

     Когда принесли сахарный тростник,  Шаши первая выхватила хоботом из рук

слоновода лакомую палочку.

     От сена Шаши тоже не отказалась.  Правда, она не бросала сено на спину,

как это делал Рави,  но взять пучок сена и отправить его в рот - пожалуйста!

В этом Шаши не уступала Рави.

     После обеда - тихий час.

     Шаши отошла в сторонку, выбрала место, где не светит солнце, и легла на

бок. Хорошо подремать часок-другой!

     Но,  видно, это не понравилось Рави. Он подошел к Шаши, поджал ноги - и

бух прямо на нее!

     Ничего не поделаешь, пришлось Шаши подняться. Она недовольно встряхнула