Расул Гамзатов
классный час на тему

ГБОУ СПО МО ОРЕХОВСКИЙ ИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ТЕХНИКУМ

Классный час на тему:

«Год культуры в России»

   Разработан и проведен: Бессоновой М.П

Орехово-Зуево, 2014 год

Цель: привлечение внимания учащихся к вопросу становления культуры в России через изучение биографии поэта и его творчества.

Задачи:

1. Дать определение, что такое культура, что такое национальная культура;
2. Подготовить сообщения по периодам формирования культуры в России;

План проведения классного часа

1. Вступление классного руководителя о дружбе людей
2. Биография Р. Гамзатова «Слово о себе»
3. Стихи и песенная поэзия Р. Гамзатова

- читает классный руководитель

4. Чтение стихов студентами
5. Послесловие классного руководителя с просмотром фильма

Ход мероприятия:

I. Классный руководитель: В те годы, когда писал свои книги поэт Расул Гамзатов много говорили о дружбе народов( советский союз -15 республик - все мирно уживались долгие годы) народ имел свои национальные интересы и культуру ,но подчинялись все 1 конституции, т.е. жили по одним для всех законам.

Мало говорили о дружбе людей. Людская дружба, так же как  правда не нуждается в эпитетах, и ее не принято украшать словесными узорами. Особенно это не принято среди тех, кто тысячам хороших слов предпочитает один хороший поступок.

В своем творчестве Расул Гамзатов много пишет о дружбе между людьми, доброта и дружба (которые подарили ему много радости и сделали его жизнь более цельной и совершенной. А вы умеете дружить и имеете ли Вы друзей? Расул Гамзатов встречу с каждым новым интересным человеком рассматривал как праздник своего сердца. Он очень ценил дружбу с поэтом Башкирии Мустаем Каримом, который пройдя ВОВ заболел туберкулезом. Он навещал его в Москве в больнице - поддерживал его, вселял в него веру к жизни. Благодаря жажде к жизни, заботе и помощи многих друзей знакомых и незнакомых через  5 лет борьбы с недугом Мустай Карим поправился. До конца жизни продлилась их дружба.

О ней оба писали в своих стихах:

Скоро песни вернувшихся стай

   Зазвенят над разбуженной чащей

 Хорошо, что ты рядом, Мустай,

  Верный друг и поэт настоящий.

II.  Расул Гамзатов свои сборники сопровождал словом к читателю, считая что о себе он лучше любого критика расскажет сам:

«Всякую песню в горах начинают с музыки. Так и я начну с рассказа о детстве. Как путник вспоминает прежде всего тот двор, где он оседлал коня, так и я, рассказывая о себе , вспоминаю ту саклю, где я родился. Наше селение Цада почему-то именовалось городом, хотя в нем было только семьдесят дворов . Слово «Цада» означает «в огне»: у нас очень рано встает солнце и долго гостит. Вероятно, поэтому мы говорим, что в Цада снег не превращается в лед, а дождь-в грязь.

Окно моего «города» глядит на Хунзахскую дорогу, дальше возвышаются горы, и скалы смотрят на мое селение, как горские дети в папахах смотрят на свадьбу. Мои земляки не раз говорили: « Если бы можно было продавать камни, даже по самой дешевой цене, то мы, цадинцы, были бы очень богаты». А камни скал и утесов стояли, как бы грозя обрушиться на нас, и каждая пещера в горах казалась нам пастью волка, готовой нас проглотить. О, камни моих гор! Не они ли стали крепостью для аварцев во время арабского нашествия?

Не они ли преградили путь кровавому иранскому шаху Надиру? Они откликались на зов первого имама Дагестана Казимуллы, они видели, камни моих гор, как второй имам, Гамзат, уничтожил хунзахских ханов и как за их смерть отомстил имаму легендарный Хаджи-Мурат…

Наши соседи считают, что все поговорки, прибаутки и пословицы вышли из селения Цада. Здесь вырос и мой отец – народный поэт Дагестана Гамзат Цадаса.

Я родился в его семье четвертым ребенком и третьим сыном. Было это 8 сентября 1923 года.  Два старших моих брата пали смертью храбрых на полях Отечественной войны. В июне 1951 года я лишился и 74-летнего своего отца. Теперь из тех, кто в нашей семье носит папаху, я- самый старший.

Когда я был совсем маленьким, отец брал меня к себе в косматую шубу и читал мне свои стихи. Вот почему я знал наизусть его стихи еще до того, как мог ездить на коне и надевать пояс. Взрослые соседи, школьные учителя заставляли меня читать отцовские стихи еще до того, как они появлялись в печати, и я читал их страстно.

Потом я, средний сын поэта,

Слагать стих пристрастился я сам.

Первое стихотворение я написал, когда мне было одиннадцать лет. Я лежал на балконе сакли на шкуре быка и сочинял стихи о том, как соседские мальчики, отдыхающие в постели после одного мусульманского обряда, внезапно вскочили и побежали к поляне, на которой впервые в истории Цада в 1934 году сделал посадку

самолет. Потом я стал писать о своей школе, о товарищах, о учителях. А моя школа стоила того , чтобы о ней писали:

Она помещалась в крепости Хунказах, в километре ходьбы от нашего селения, в той самой крепости, которая за долгие столетия узнала силу многих пуль и снарядов.

В 1940 году, окончив педагогическое училище в городе Буйнакске, я вернулся в эту школу – но уже учителем. Теперь она стала средней школой и носит имя моего отца.

Когда я учился в 7 классе, в газете « Большевик гор» было опубликовано мое стихотворение, о котором тут же , в немногих строках, отозвался с похвалой аварский писатель Раджаб Динмагомаев. С этих пор мои стихи стали появляться в районной газете, и в газете города Буйнакска, и в республиканском « Большевике гор». Я подписывал эти стихи псевдонимом отца – Цадаса. Однажды горец, который не знал, что я грешу стихами, сказал мне: « Послушай-ка, брат, что случилось с твоим уважаемым отцом? Раньше, прочитав его стихи один только раз, я запоминал их сразу наизусть, а теперь даже понять их не могу!». Тогда я решил сделать имя отца своей фамилией и стал подписываться так: Расул Гамзатов.

Я уже напечатал много стихов, но люди знали меня не как поэта Расула Гамзатова, а как сына Гамзата Цадаса. Отец был моим первым наставником в поэтическом искусстве. Он сказал о моих первых стихах: «Если взять щипцы и порыться в этой золе, то можно найти уголек хотя бы для того, чтобы прикурить папиросу».

Да в ранних моих стихах было слов много, а мыслей мало. Я и сам стал замечать,  что на одну горсточку муки я лил целый кувшин воды и из такого теста пытался испечь булку. Где они, эти ранние мои стихи?...

Эти мелкие ручейки высохли, не достигнув реки. Долго еще я был сам подобен мелкому ручейку , долго я шел, робко цепляясь за камни, пока не вышел к реке. Все же надо признаться о том, что тогда я был довольно высокого мнения о своих стихах. Мне дороже всех моих книг самая незрелая , но зато- самая первая. Она называлась так : « Любовь вдохновенная и гнев огненный». Могу ли я забыть свою радость, когда, прочитав эту книгу , девушки-горянки прислали мне письмо? Могу ли я забыть свою обиду, когда увидел, как чабан на зимнем пастбище использовал ее страницы для раскурки? Могу ли я забыть, как, придя домой, я притворился, будто совсем по другой причине распинаю словесно перед отцом этого чабана и весь род его? Было это в 1943 году, когда я уже брился, курил и почти ежедневно влюблялся.

К этому времени я успел уже поработать в разных местах: помощником режиссера в аварском передвижном театре- мы ездили из аула в аул, сотрудником газеты «Большевик гор», работал я и на радио.

Вслед за первой книгой я опубликовал сборник «Огненные строки» и поэму, посвященную дагестанцу- Герою Советского Союза Сааду Алиеву. Бедняжка поэма попалась в руки аварскому поэту Гаджи Залову, и он довольно крепко ее избил.

Я тоже не дремал и разнес в пух и прах его книжку « Бой часов». Время показало, что мы оба были правы.

Москва и Литературный институт научили меня держать в руке перо, научили меня сидеть, склонившись над белой бумагой, научили меня думать, научили меня любить и ценить святое чувство недовольства собою и своим словом.

Москва, Литературный институт открыли мне доселе неведомые тайны поэзии. Там я понял, что долгое время принимал за золото стертые пятаки. Я по очереди влюблялся в разных поэтов: то в Блока, то в Маяковского, то в Есенина, то в Пастернака, то в Цветаеву, то в Багрицкого, в аварца Махмуда и немца Гейне. Но любовь к Пушкину, Лермонтову, Некрасову осталась навсегда неизменной.

Русскую литературу я узнал еще в детстве, ее прелесть я ощущал еще до того, как стал брить пушок над губой. Отец заставлял меня, когда я был школьником, читать аульчан толстовского «Хаджи-Мурата», тут же переводя его на аварский язык. Старики тогда говорили, что человек не в силах создать такую правдивую книгу, что, наверно, ее создал сам господь. А я учил наизусть басни Крылова, «Хамелеона» Чехова, «Деревню» Пушкина в дивном переводе Гамзата Цадаса. Я и сам переводил- своего любимого Лермонтова, «Полтаву» Пушкина. Из-за Есенина мне пришлось с одним аварским поэтом вступить в кулачный спор.

С большой любовью храню я письмо Александра Фадеева, в котором он тепло и взыскательно говорит о моих стихах. Неоценимыми уроками для меня были и станутся встречи с русскими поэтами, дружба с ними, споры с ними.

В 1947 году вышла первая моя книга на русском языке…

Я побывал в разных местах. На родине и за ее пределами у меня много друзей, которыми я горжусь. Если судьба мне даст столько жизни, сколько у меня есть друзей, то даже в Дагестане, который славится долголетием жителей, не будет со временем старика старше меня.

Если к прекрасной аварской поэзии я прибавил хотя бы три камушка, если в моих стихах есть столько огня, что его хватит для того, чтобы прикурить хотя бы три папиросы, то всем этим я обязан Москве, русской литературе, моим друзьям и учителям.»

III. Стихи и песенная поэзия Р.Гамзатова

По обычаю, когда приходит гость, хозяин дома имеет право провозгласить три первых тоста в честь встречи. В горах бокалы поднимают не только с целью выпить ,а еще и потому, что бокал в руках- повод сказать людям то, что не скажешь в другое время. И у меня сейчас есть такой повод, дорогой читатель. И вот хочу стоя сказать тебе то , что я давно ношу в своем сердце. Буду стоять на одной ноге, чтобы сказать только самое главное. Я хочу из трех тостов первый провозгласить за тебя, за твою доброту, за твое доверие , за дружбу твою и поддержку. Еще в юности моей к робким и неопытным моим начинаниям ты отнесся благожелательно и сказал мне: « Горский парень, есть что-то в твоих стихах».

И сейчас, когда я отдаю тебе от первой до последней двадцать пять тысяч строк моих переведенных на русский язык стихов и том прозы, я прежде всего думаю о том, скажешь ли ты : «Горец, во всем этом что-то есть», или покачаешь головой: «Это не то, товарищ Гамзатов», или, как в таких случаях, цитируя Маршака, любит говорить Твардовский: «Голубчик, это не так». Все хорошие слова в мой адрес я приму не столько за счет моих произведений, сколько за счет твоей доброты.

Теперь я встану на другую ногу, возьму в руки другой бокал и скажу несколько слов о тех, кто меня с тобой познакомил, о моих друзьях, без которых невозможна была бы наша встреча ,а  если бы даже мы и встретились, то расстались бы, не поняв друг друга. Ибо мои стихи без перевода для тебя, русского читателя, были бы только звуками непонятного языка. Я когда-то писал, что эти звуки напоминают лязг кинжалов. Все вокруг нас наполнено звуками- плачет новорожденный, трубит на скале тур, щебечет в лесу птица. И даже безъязычные камни, реки, ветер имеют свои голоса. Но эти звуки сами по себе- еще не поэзия, не говоря уже о мысли, об образе, об ожерелье сравнений, метафор, эпитетов.

Но вот пришли удивительные люди и сделали удивительное- они меня, горского поэта, повели по большому миру и сказали : «Послушайте стихи. Он написал на аварском языке ,а мы их перевели».

С песни начинается моя жизнь и до конца принадлежит ей. Поэзия, как всякий полезный труд, украшает жизнь народа, делает ее богаче, ярче, содержательней. Самое мое заветное желание- до конца дней своих приносить пользу родному народу, служить ему не за страх, а за совесть.

Помню, в детстве, сидя у камина, я любил слушать рассказы отца о знаменитом Шамиле, который имел восемь ранений сердца и умел одним ударом шашки рассечь всадника вместе с конем, о храбром наибе Хаджи-Мурате, о котором Лев Толстой написал свою прекрасную повесть, о легендарном гидатлинском Хочбаре , о чохском красавце Камиле Башире, от которого, как от горящей лампы,

тень не падала на землю, о певце любви Махмуде, чьи песни стали талисманами для всех влюбленных юношей и девушек гор, и о многих других.

Народные легенды, сказки и песни, услышанные мной в детстве, на всю жизнь оставили свой след в сердце моем, как кубачинский резец на рукояти сабли. Эти сказания и песни, эти надписи на суровых саклях и стенах крепостей, звучавшие как звон клинков, являлись для меня страницами большой истории моего маленького народа.

Окончив аульскую неполную среднюю школу, я поступил в аварское педагогическое училище в Буйнакске. Потом был учителем в средней школе, артистом аварского театра, сотрудником республиканской газеты. В 1950 году я окончил Литературный институт имени А.М. Горького в Москве. Пятнадцать лет назад вышла моя первая книжка на аварском языке: «Горячая любовь и жгучая ненависть» - с громким названием и не очень «громкими» стихами.

Вот вместе со всеми этими людьми, с живыми и умершими, о которых я думаю, я и хочу провозгласить тост за Дагестан.

Правительство республики присвоило мне звание народного поэта Дагестана. Но я стремлюсь к одному: просто быть поэтом, просто быть человеком. Хочу быть правдивым и откровенным перед теми, кто меня читает. Вот и все.

Читает Классный руководитель:

IV.  Чтение стихов

Читает Карпов Денис:

ТРИ СТРАСТНЫХ ЖЕЛАНЬЯ

Три страстных желанья – одно к одному –

Душа во мне пламенно будит...

Ещё одну женщину я обниму,

А после – что будет, то будет.

Ещё один рог за столом осушу,

За это сам бог не осудит.

Ещё один стих о любви напишу,

А после – что будет, то будет.

Я женщину обнял, но словно она

Не та, что светила надежде.

И уксусом кажутся капли вина,

И стих не искрится, как прежде.

И пущенный кем-то обидный хабар

Над горной летит стороною

О том, что угас моей лихости жар

И конь захромал подо мною.

Себя отпевать я не дам никому,

Покуда, – пусть мир не забудет, –

Ещё одну женщину не обниму,

А после – что будет, то будет.

Покуда ещё один рог не допью

И, каждое взвесив словечко,

Покуда стрелу не заставлю свою

Попасть в золотое колечко.

Я звезды зажгу у стиха в головах,

И время его не остудит.

И вы удивленно воскликнете: "Вах!"...

А после – что будет, то будет.

Читает Тажетдинов Шамиль:

РАЗВЕ ТОТ МУЖЧИНА?

Кто бездумно и беспечно
Хохотать способен вечно, —
Разве тот мужчина?

Кто прошёл земные дали,
Но всю жизнь не знал печали, —
Разве тот мужчина?

Кто в заздравном даже слове
Умудрялся хмурить брови, —
Разве тот мужчина?

Кто смертельно не влюблялся,
Ни с одной не целовался, —
Разве тот мужчина?

Кто любую звал "голубкой"
И за каждой бегал юбкой, —
Разве тот мужчина?

Кто готов подать нам стремя
И предать нас в то же время, —
Разве тот мужчина?

Кто в местах, где многолюдно,
Пьет из рога беспробудно, —
Разве тот мужчина?

Кто, хоть век в дороге будет,
Дом отцовский позабудет, —
Разве тот мужчина?

Кто, исполненный усердья,
Судит нас без милосердья, —
Разве тот мужчина?

Кто даст слово, что булатно,
Но возьмет его обратно, —
Разве тот мужчина?

Тот мужчина, кто отважен
И душою не продажен, —
Только тот мужчина!

У кого во имя чести
Голова всегда на месте, —
Только тот мужчина!

Читает Сараев Аркадий:

ЛЮБОВЬЮ К ЖЕНЩИНЕ

"Скажи, каким огнем был рад
Гореть ты в молодости, брат?"
"Любовью к женщине!"

"Каким, не избежав потерь,
Горишь огнем ты и теперь?"
"Любовью к женщине!"

"Каким, ответь, желаешь впредь
Огнем пожизненно гореть?"
"Любовью к женщине!"

«Чем дорожишь ты во сто крат
Превыше славы и наград?»

«С Любовью женщины!»

"Чем был низвергнут, как поток,
И вознесен ты, как клинок?"
"Любовью женщины!"

"С кем вновь, как рок, ни прекословь,
Разделишь не на срок любовь?"
"С любовью женщины!"

"А с чем, безумный человек,
Тогда закончится твой век?"
"С любовью женщины!"

Читает Токарев Виктор:

ТРИ ЖЕНЩИНЫ

Три женщины в путь провожали меня.
Одна прислонилась к платану
И бросила вслед,
головы не клоня:
- Забудешь, я плакать не стану.
Вторая стояла близ отчих дверей,
Кувшин она полный держала.
И я услыхал:
- Возвращайся скорей!
- А третья, вздохнув, промолчала.
О первой забыл я за первой горой,
Белевшей под облаком алым,
И с легкой душою в пути о второй
Забыл за вторым перевалом.

Летал и кружил я по сотням дорог,
Подхлестывал время, как плетью,
Но все ж позабыть за горами не мог
Из трех, мной целованных, третью.
И первая, злая, на крыше ждала,
Когда я вернулся к вершинам.
И вышла вторая, добра и мила,
Навстречу мне с полным кувшином.
А третью,
хоть даже не стала встречать,
Забыть не сумею и впредь я.
И будет ночами мне сниться опять
Из трех, мной целованных, третья.

Читает Калгин Дмитрий:

ЗАВИСТЬ

1

Сегодня б друга, кажется, убил,
Которого и в мыслях не обидел,
Которого я всей душой любил,
Сегодня всей душой возненавидел!
 
 Идет с ним рядом девушка одна:
Смотрю – сердцебиенье усмиряю.
Идет и улыбается она —
Я от ее улыбки умираю…
 
2
Ни успех, ни молодость твоя
Зависти во мне не вызывали.
Никогда завистлив не был я,
Да и стану в будущем едва ли…
 
Но когда с подругою своей
В гости ты зашел ко мне сегодня,
Стал я сразу придираться к ней,
Вмиг нашел в ней недостатков сотни.
 
 Разъярился я, лишь увидал,
Что кладешь ты руки ей на плечи.
Как тебя жестоко осуждал
Я – совсем непрошеный советчик.
 
 Сам же глаз всю ночь не мог сомкнуть,
С боку на бок все вертелся в муке:
Не давали мне всю ночь уснуть
Ваши неразомкнутые руки.
 

3

Ох, как умело ты с ней говоришь —
С той, на которую глянуть не смею.
Ох, как ты смело в лицо ей глядишь —
Той, повстречавшись с которой краснею.

 Видел я: под руку вел ты ее,
Я и руки протянуть ей не смею.
Нежность тревожит – несчастье мое,
Зависть терзает меня все сильнее.
 
Хоть на тебя обижаюсь и злюсь, —
Друг, похвали меня девушке этой!
Строчку мою ей прочти наизусть:
Мол, не слыхала такого поэта?..
Как-нибудь, к случаю, наедине
Доброе слово шепни обо мне

Читает Теплов Роман:

ВОТ Я ВЕРНУЛСЯ С ДОРОГИ…

Вот я вернулся с дороги
И встретил твой ясный взгляд.
Как будто вижу впервые,
Как эти глаза горят!
Вот я вернулся с дороги,
В милый наш дом вхожу...
И, словно впервые в жизни,
Руки твои держу.
И кажется мне, впервые
Я слышу твой тихий смех,
И в сотый раз понимаю,
Насколько ты лучше всех!
И в сотый раз повторяю,
Как счастливы мы с тобой,
Что вместе прожить не месяц -
Всю жизнь нам дано судьбой,
Что вместе встречать нам весны,
Рвать на полях цветы,
Что я не спешил родиться 
И не опоздала ты.

V.  Послесловие классного руководителя:
«Если эти стихи заставили Вас чуть-чуть задуматься о жизни, о дружбе, о любви, то цель достигнута».

А теперь посмотрим фильм « История русской культуры (Вторая половина 19 века)»

Источники:

orurz.org>content/культура-россии

imyanauki.ru
Яндекс.Картинки