Идиллия как жанр
учебно-методический материал по литературе (9 класс) по теме

ИДИЛЛИЯ  КАК  ЖАНР.

Идиллия относится к числу лирических жанров, но не является самым популярным среди них. В России самыми известными лирическими жанрами стали элегия, ода, песня, эпиграмма. Тем не менее идиллия входит в систему жанров и имеет при этом свою интересную историю.

Русские поэтические образы идиллий ( В.А.Жуковского, Н.И.Гнедича, А.А.Дельвига ) восходят к эпохе романтизма и не только сохраняют особенности художественной формы жанра, но и передают основные темы и настроение, закреплённые за ним. Идиллические традиции на русской почве полнее и выразительнее отразились не в поэзии, а в прозе. Подобная “трансформация” характерна, пожалуй, только для этого жанра. В ряде произведений Н.М.Карамзина, Н.В.Гоголя и И.А.Гончарова идиллическое сознание стало центром художественного мира.

ИСТОРИЯ  ЖАНРА.  ПРОИСХОЖДЕНИЕ  ИДИЛЛИИ.

В эллинистическом мире в III в до н.э. (на о. Коса) зародился жанр - идиллия ( “картинка” ), или буколика ( “пастушеское стихотворение” ).

Основоположник жанра - Феокрит (ок. 305 - 240 гг. до н.э.) при жизни пользовался славой лишь в узком кругу ценителей и стал знаменит лишь 200 лет спустя благодаря латинскому подражанию Виргилия. Под именем Феокрита сохранилось 30 идиллий и 26 эпиграмм. Эти произведения распадаются на несколько групп: стихотворения чисто буколические, изображающие жизнь пастухов и их состязания в пении; сценки из городской жизни; несколько любовных стихотворений и два хвалебных стиха в честь Птолемея II и в честь Гиерона Сиракузского.

В “пастушеских” стихотворениях местом действия обычно является родина Феокрита - Сицилия, причём деревенская жизнь изображается без всякой сентиментальной идеализации, поэт как бы добродушно любуется грубоватой наивностью селян. Песни, которые поют пастухи, явно стилизованы под народные. Основной их тип - выступление двух певцов, обменивающихся двустишиями. Наиболее точно эта форма воспроизведена Феокритом в идиллии V, где состязаются два пастуха - старый хитрый Комат и грубый парень Лакон:

Комат:

Скоро красотке моей принесу я голубку в подарок;

Я в можжевельник залезу: там голуби часто гнездятся.

Лакон:

Я же на новенький плащ настригу скоро мягкую шёрстку

С этой вот бурой овцы и отдам её завтра Кратиду.

Комат:

Пусть Гимерийский поток обратится в молочную реку,

Кратиса струи - в вино, а камыш станет садом плодовым.

Лакон:

Пусть Сибарис обратится в медовую реку, чтоб утром

Девушка вместо воды принесла себе мёда ведёрко.

Песня же жнеца Милона ( идиллия X ), возможно, подражает подлинной трудовой песне:

Многоколосная ты, многоплодная матерь Деметра,

Пусть будет жатва легка, урожай наш пусть будет побольше!

Крепче вяжите снопы вы, жнецы, чтобы кто проходящий

Нам не сказал: “Эй, чурбаны! Вы платы своей не достойны!”.

Феокрит умеет изображать и любовь. В идиллии I пастух поёт песню об умирающем Дафнисе, который поклялся не поддаваться власти Афродиты и, полюбив одну нимфу, предпочёл умереть от любовной страсти, но не уступить. К ложу умирающего собираются лесные звери, плачет его стадо и приходят боги - Гермес, негодующая Афродита, но всё напрасно: он проклинает Афродиту и торжествует победу над ней:

Дафнис, сошедший в Аид, для Эроса - злейшее горе!

Идиллия II тоже рисует гибельную любовную страсть, но в иной обстановке - девушка решает привлечь своего возлюбленного Дельфиса магическими чарами и с помощью рабыни совершает ночью в полнолуние волшебные обряды. Знаменитейшая из идиллий Феокрита, “Сиракузянка” (XV), разыгрывается в Александрии: две приятельницы-горожанки идут на праздненство Адониса; посплетничав о мужьях, обсудив свои туалеты, перебранившись в  толпе с прохожими, полюбовавшись убранством залы и послушав пение певицы, исполнившей гимн во славу Адониса, они идут домой. В этой несложной картинке Феокрит сумел как бы мимоходом польстить царю Птолемею, использовать ряд живых поговорок и наглядно обрисовать характеры обеих подруг.

Главное достоинство произведений Феокрита - их живость и наглядность: автор не описывает своих героев, не рассказывает о них, а показывает их. Наёмные пастухи и работники, солдаты, кутящие бездельники, горожанки - все они изображены наглядно и ярко, в их собственных речах и поступках. Даже животный мир Феокрит индивидуализирует: домашние животные получают клички, дикие - меткие эпитеты; вся природа живёт: гудят пчёлы, кричит древесный лягушонок и стрекочут кузнечики, журчат ручьи по “играющим, как серебро, камешкам”, сосна “сладостно шепчет” и роняет шишки. Именно это главное для Феокрита; сюжет в его произведениях играет второстепенную роль, и поэтому “мелкая форма” идиллий оказывается у него столь органичной.

Идиллию можно назвать несоциальным жанром, ведь в центре её изображения - частная жизнь человека, личная жизнь героев.

После походов Александра Македонского античный мир значительно расширил свои границы. Греческая культура встретилась с культурой Азии. Но в эллинистическом мире жила тоска по уходящей безмятежной жизни. Прошлое, конечно же, идеализировалось (такова его художественная особенность). К I в. до н.э. идиллия стала признанным жанром.

ИДИЛЛИЯ  КАК  ОПРЕДЕЛЁННЫЙ  “СТРОЙ  ЧУВСТВ”.

Впервые термин идиллия для обозначения особого “строя чувств”, доминирующего в произведении, был использован Ф.Шиллером в статье “О наивной и сентиментальной поэзии”. Он же употребил известные названия “элегия”, “сатира” (и конечно, “идиллия”) не для обозначения жанровых форм, как это было принято раньше, а для определения настроения в произведении. Идиллию он охарактеризовал как стремление “изобразить человека в состоянии невинности, то есть в состоянии гармонии и мира с самим собой и внешней средой”.

Таким образом, “идиллия” - не только термин для обозначения поэтического жанра.

В идиллическом произведении выделяются зоны “утверждения” и “отрицания”. Художественно утверждается здесь гармония героя с вечными ценностями человеческой жизни. Одновременно происходит отрицание возможности самореализации героя как личности вне идиллического мира. Но это отрицание лишь способствует утверждению идиллического видения мира.

Идиллия не приветствует индивидуальное в герое, скорее наоборот, в гармоничном идиллическом мире личное, индивидуальное растворяется в общем.

Характеристику идиллического мироощущения предложил В. фон Гумбольдт. Рассмотрев идиллию как “известное настроение ума”, он сравнил её с эпопеей, что само по себе подчеркнуло значение первой.

Идиллию он противопоставил другому - неидиллическому - миропорядку. Идиллическая ограниченность позволяет человеку сосредоточиться на самом главном, необходимом. Гумбольдт же первым (до М.М.Бахтина) отметил важную черту идиллии - повторяемость царящую в мире, круговорот событий.

Бытие идиллического человека “течёт размеренным потоком, как сама природа, как время года”, всякая жизненная пора сама по себе вытекает из другой, предшествовавшей ей.

ПАСТОРАЛЬНАЯ  ТРАДИЦИЯ  В  ЛИТЕРАТУРЕ.

Традиционные герои идиллии  - пастухи. Гармония с природой характеризует в первую очередь этих людей. Кроме того, пастушеским занятием не брезговали ни боги, ни герои античности. Пастушеская поэзия в своём первозданном виде получила название пастораль (греч. буколика). Английский поэт Поуп дал такое определение идиллии: “Пастораль есть подражание действиям пастуха или кого-либо представленного в его обличье”.

Пафосная доминанта идиллии - умиротворение. Это не одический призыв, в данном случае - к покою, а пример гармонии.

Как и за любым другим жанром, за идиллией закреплена своя лексика. По словам-доминантам жанра можно всегда распознать идиллию: зной, ручей, пастушка, овцы, лето, страна Аркадия.

Жанр развивался и трансформировался. Он стал отражать те изменения в жизни людей, когда уходила старая эпоха, привычная, любимая, и наступало новое время, более динамичное, непонятное для истинных представителей ушедшей архаики, и сложное. Традиционно в рамках идиллического жанра новое время стало противопоставляться золотому веку. Эта оппозиция затрагивает не только временной уровень, она исследует новые отношения в современном автору идиллии мире. Как правило, цивилизация и описывается как общество противоречивое, в котором человеку жить сложно. “Тревогам” современности противопоставлены простота и естественность былого. Ценностным знаком прошлого становится природа (деревня, усадьба). Оппозиция “цивилизация - природа” рассматривается автором идиллии в пользу последней.

Важная особенность жанра - бесконфликтность. В настоящей идиллии нет никаких событий. Идиллия не знает движения, это жанр покоя, состояния, идеального и неизменного. Появившееся в идиллии событие подсказывает читателю скорое её разрушение.

Все произведения, рассмотренные нами, не представляют идиллию как чистый жанр. Закреплённая традицией конфликтная ситуация между миром идиллии и большим миром определяет сюжеты ряда произведений русской литературы.

ИДИЛЛИЧЕСКИЙ  ХАРАКТЕР  В  ПОВЕСТИ  Н.М.КАРАМЗИНА

“БЕДНАЯ  ЛИЗА”.

Произведение Н.М.Карамзина “Бедная Лиза” написано в конце XVIII века и является прекрасным образцом литературы эпохи сентиментализма. Историю любви героев рассказывает нам автор (“рассказчик”, “я”) - единственный герой, стоящий над миром, имеющий возможность увидеть его и описать. Это положение ставит его в роль не только участника, но и судьи героев. Читателю важен взгляд на патриархальный мир как раз извне. Лиза - дитя этого патриархального мира. Подобно ему, она наивна, добродетельна, чиста, доверчива. Героиня органично включена в мир природы. Когда девушке было 15 лет, она осталась без отца и ей пришлось взять на себя все заботы о благополучии семьи.

После благополучного детства нелегко было девушке вступить на путь крестьянского труда. “Лиза ... не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой красоты своей, трудилась день и ночь - ткала холсты, вязала чулки, весною рвала цветы, а летом брала ягоды - и продавала их в Москве”. Для Лизы теперь труд - скорее долг, чем удовольствие. Сохраняя идиллическую поэтику в описании “Симонова урочища”, Н.М.Карамзин тем не менее изображает крестьянскую жизнь вовсе не идиллической.

Героиня периодически выходит из родного мира: она бывает в Москве - чужом пространстве. Автор показывает, как неуютно там Лизе. Интересна первая встреча героини с Эрастом. Показав молодому человеку цветы, она закраснелась. И когда вместо пяти копеек, он даёт ей рубль, он “ещё более закраснелась и, потупив глаза в землю, сказала ему, что она не возьмёт рубля ... - “Мне не надобно лишнего””.

Когда впоследствии Эраст, уже влюблённый в Лизу, говорит, что “возьмёт её к себе и будет жить с нею неразлучно”, то слышит в ответ: “Однако ж тебе нельзя быть моим мужем ... я крестьянка”. Этот аргумент - не знак приниженности, а чувство собственного достоинства, которое не позволяет человеку забывать своего места. Границы своего (идиллического) мира Лиза понимает хорошо.

Встреча с Эрастом, зародившееся к нему чувство влияют на Лизу: нечто от природы ей чуждое входит в её душу и начинает оказывать влияние на поведение. На следующий день после первой встречи с Эрастом она снова идёт в город. Лиза не хочет продавать цветы, затем выбрасывает их в воду со словами: “Никто не владей вами !”. Вернувшись домой, она не рассказывает ничего матери. Первые симптомы отступления от самой себя уже очевидны. Изменив себе прежней, она начинает испытывать страх и сознание греха. В повести названо немало тех изменений, которые приведут Лизу к гибели.

Часто героиня замечает в Эрасте перемены (возможно, её выдумка): “Прежде бывал ты веселее, прежде бывали мы покойнее и счастливее ...”. Само сравнение того, что было прежде, и того, что есть в настоящем, - свидетельство утраты цельности. Выйдя из мира гармонии сначала ненадолго, а затем и душой покинув его, Лиза оказывается вне своего мира, теряет себя. Представительнице патриархального мира чужды гибкость и цинизм, последняя встреча с Эрастом определяет решение Лизы: больше ей нечего делать в этой жизни.

Столкновение с другим миром подготовило гибель героини. По сути дела Н.М.Карамзин изобразил взаимодействие мира природы (идиллию) и цивилизации (Москва, Эраст). Лиза и Эраст несут свои самостоятельные темы в тексте, и оба образа сводятся в одно “задание”, когда автор рассказывает об их отношениях.

Ориентируясь на традицию идиллии, автор не раз нарушает её правила: так, Эраст не изображён Н.М.Карамзиным любовником-злодеем. После смерти Лизы многое изменилось в герое. Можно предположить, что смерть героини вернула ей Эраста. “Наивность” Лизы оказалась способной “очистить” героя, освободить его от оков цивилизованного мира. Финал повести трагичен (самоубийство героини), но такую концовку современники Н.М.Карамзина не воспринимали в тёмных красках. Культ переживания, доходящего до мучительного душевного страдания, характеризует эпоху сентиментализма.

АНАЛИЗ  СТИХОТВОРЕНИЯ  А.ДЕЛЬВИГА

“КОНЕЦ  ЗОЛОТОГО  ВЕКА”.

Занятие посвящено разбору идиллии эпохи романтизма.

Вопросы для анализа:

1. В какой мере уже название этого произведения “подсказывает” читателю содержание?  Что вы понимаете под “золотым веком”?
2. Как описан идиллический мир в период благополучия?
3. Что означает для счастливого патриархального мира смерть Амариллы? Как традиционно в идиллическом мире воспринимают смерть?
4. Как в стихотворении описана цивилизация (город)?
5. Каким образом городская тема “взаимодействует” с миром природы? Обозначьте точки их соприкосновения.
6. Почему о трагической истории мы узнаём из уст старого пастуха?  Подумайте, какими правами обладает старый рассказчик?
7. Почему смерть Амариллы означает конец этого мира?  Кто виновен в разрушении патриархальной гармонии?
8. Как можно определить основное настроение идиллии?  Есть ли в ней сюжет? Чем строение подобного произведения отличается от знакомых вам античных идиллий (картинок) Феокрита?
9. Какое литературное произведение (какой эпизод из него) напоминает вам описание гибели Амариллы?
10. Можно ли назвать идиллию А.Дельвига трагической и почему?  Как вы теперь трактуете название произведения?

РУССКАЯ  ИДИЛЛИЯ  ЭПОХИ  РОМАНТИЗМА.

Также для рассмотрения могут быть предложены идиллии В.А.Жуковского “Овсяный кисель” и Н.И.Гнедича “Рыбаки”.

Стихотворение В.А.Жуковского иллюстрирует несколько значительных особенностей жанра. Основные реалии идиллии (рождения, возрасты, труд, еда, смерть) описаны автором, и связаны они с жизнью природы (“история зёрнышка”) и человека. Единство ритма человеческой жизни и жизни природы - важная черта жанра.

М.М.Бахтин выделил несколько видов идиллии: любовную, земледельческо-трудовую, ремесленно-трудовую, семейную. Как мы видим, произведение В.А.Жуковского представляет собой идиллию смешанного типа. Очевидная традиция земледельческо-трудовой идиллии перерастает в черты семейной идиллии.

Идиллии свойственен культ еды. Овсяный кисель - продукт труда человека и природный дар. Описанный в прозе XIX века быт русской усадьбы позволил составить более полное представление об этом важном критерии благополучной гармоничной жизни.

Анализируя идиллию Н.И.Гнедича “Рыбаки”, можно ответить на следующие вопросы:

1. Что происходит в идиллии?
2. Как вы считаете, почему герои идиллии - рыбаки? Каким образом близки эти “характеры”?
3. Как изображён Петербург в произведении?
4. Почему поэт использует гекзаметр? Что даёт этот размер классических идиллий?
5. Какие темы затронуты автором?

ИДИЛЛИЧЕСКАЯ  ТРАДИЦИЯ  В  ПОВЕСТИ  Н.В.ГОГОЛЯ

“СТАРОСВЕТСКИЕ  ПОМЕЩИКИ”.

Об идиллическом начале в повести заявлял ещё А.С.Пушкин, назвавший произведение Н.В.Гоголя “шутливой, трогательной идиллией”, которая “заставляет смеяться сквозь слёзы грусти и умиления”.

Главные герои повести - Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович (единство отчеств !) - сопоставлены с идеальными супругами Филемоном и Бавкидой. “Праведные” супруги противопоставлены большому, внешнему, внеидиллическому, миру. Обе пары - радушные хозяева, встречающие в первом случае рассказчика, во втором - богов.

Гоголевский рассказчик “всегда бывал рад к ним ехать”: “душа принимала удивительно приятное и спокойное состояние” (созвучное миру идиллии).

Как известно, в идиллии смерть перестаёт быть однозначно трагическим фактом, более того, одиноким супругом (Афанасием Ивановичем) смерть воспринимается как нечто желанное. Вспомним общность корня у превращённых в деревья Филимона и Бавкиды. Афанасий Иванович Товстогуб “задумался”, лицо его как-то оживилось, и он, наконец, произнёс: “Это Пульхерия Ивановна зовёт меня !” Рассказчику же “был страшен этот таинственный зов”.

В предельно замкнутом мире живут Товстогубы. Через “частокол, окружающий дворик”, не перелетает “ни одно желание”. “Оседлость” героев подчёркнута такой деталью интерьера, как стул (“смеялся, сидя на своём стуле”).

Мир за пределами усадьбы Товстогубов представлен как антитеза старосветской жизни. Он чужой не только для старичков, но и для рассказчика.

Интересную оппозицию в повести представляют две категории: “страсть” (эпизод со страстно влюблённым молодым человеком) и “привычка” (повинуясь которой живут главные герои Н.В.Гоголя). Над привычкой Афанасия Ивановича не властно время. “... Казались детскими все наши страсти против этой долгой, медленной ... привычки”. За этими “терминами” угадываются более знакомые читателю понятия: страсть - любовь. Для идиллии, как известно, страсть является понятием чуждым.

“Покою” в усадьбе Товстогубов Н.В.Гоголь противопоставляет беспокойство внешнего мира. Взаимная любовь “старосветских помещиков” определяет у Н.В.Гоголя и то, что у рассказчика “душа принимает удивительно приятное и спокойное состояние”. Остальной мир поддался губительному воздействию “злого духа”. Уединённая жизнь старосветских людей в этом смысле выполняет миссию “удерживающую”. Данный православный контекст даёт нам возможность ввести идиллию в новый, духовный, контекст.

В повести Н.В.Гоголя человеческая жизнь сочетается с жизнью природы, подчёркнуто единство их ритма. “Слёзы, как ручей, как неумолчно точущий фонтан, лились ливмя на застилавшую его салфетку”. В данном примере явление природы (ручей) и явление культуры (фонтан) оказываются совмещёнными.

Н.В.Гоголь подчёркивает идиллическую простоту жизни: жилище Товстогубов - это “низенький домик”, “стулья в комнате были деревянные”.

Идиллический мир старосветских помещиков открыт для гостей (“всё, что у них было лучшего, всё выносилось”). Общение со старичками действовало на гостей очищающе, и в меру своих сил Товстогубы “врачевали” жителей большого мира.

Старички охарактеризованы как герои “прошедшего века”. Эта эпоха оказывается золотым веком. Старосветский уклад разрушается прежде всего с момента смерти Пульхерии Ивановны. Перед этим даётся наказ Явдохе: “Смотри мне ..., когда я умру, чтобы ты глядела за паном, чтобы берегла его как глаза своего, как своё родное дитя ...”. Символично, что Явдоха (как заметил рассказчик, посетивший Афанасия Ивановича) пренебрегла наказом. Слово Пульхерии Ивановны обрело пророческий смысл, распространяясь на человеческий “весь род”. Человечество, как считает Н.В.Гоголь, нарушает завет любви к ближнему, поэтому-то в финале идиллическое разрушено. Границы мира изменились: “частокол и плетень во дворе были совсем разрушены, и я видел сам, как кухарка выдёргивала из него палки”.

Позже оказывается, что Афанасия Ивановича “похоронили возле церкви близ могилы Пульхерии Ивановны”. Православная церковь становится тем духовным пространством, которое и посмертно соединила героев: для Филемона и Бавкиды, превращённых в деревья, подобную функцию имел общий корень.

Интересна фигура рассказчика в повести. Ему Н.В.Гоголь “доверяет” увидеть и оценить те изменения, которые происходят в старосветской усадьбе. Рассказчик симпатизирует старичкам, но, в отличие от них, вполне ориентируется в “странном устройстве вещей” (то есть является частью большого, внеидиллического, мира).

“Скромная жизнь” героев, которую мы назвали идиллической, является для рассказчика ценностным ориентиром. Но он понимает, что мир этот недосягаем. Он может побывать в идиллическом мире недолго: “иногда”, “на минутку”.

Повесть “Старосветские помещики” можно назвать современной Гоголю идиллией жизни. Читатель является свидетелем разрушения идиллии, которая в его сознании становится золотым веком (лучшим, но, увы, ушедшим, о котором можно лишь с любовью вспоминать).

ИДИЛЛИЧЕСКОЕ  НАЧАЛО  В  ГЛ. “СОН  ОБЛОМОВА”

( И.А.Гончаров “Обломов” ).

В литературе неоднократно отмечалось несоответствие IX главы романа поэтике литературных сновидений: сон в произведении - рациональное объяснение характера героя, а не “сновиденческий” элемент. Хотя сюжет этой главы движется свободно в том смысле, что он не подчинён строгой логике эпического времени (переход от одного эпизода к другому может никак не мотивироваться), именно форма сна узаконивает ту произвольность, с которой одна картина сменяет другую. Илья Ильич пребывает в мире своего детства, останавливаясь лишь на отдельных его проявлениях.

Одна из обычных функций литературного сна заключается в том, чтобы дать возможность персонажу “выйти из себя” и увидеть себя со стороны - во сне происходит материализация душевного опыта героя. В этом смысле “Сон Обломова” “выпадает” из формы сна. В роли интерпретатора событий сна выступает не Илья Ильич, а повествователь. От этого возникает эффект как бы отснятого на киноплёнку чьего-то сна, показанного другому человеку и прокомментированного этим другим. Им является повествователь, имеющий свою мировоззренческую позицию.

Описания в “Сне Обломова” не являются фактом сознания самих обломовцев. Их мир не осознаётся ими отвлечённо, но концепция идиллического способа существования выстраивается на материале самой обломовской жизни.

Наиболее существенные черты идиллического хронотопа были введены М.М.Бахтиным. Первое из них - особое переживание времени и пространства.

“Идиллическая жизнь неотделима от конкретного пространственного уголка, где жили отцы и деды, будут жить дети и внуки. Пространственный мирок этот ограничен, не связан существенно с другими местами, с остальным миром. ... Единство места жизни поколений ослабляет и смягчает все временные грани между индивидуальными жизнями. ... Это содействует и сознанию характерной для идиллии циклической ритмичности времени”.

Именно так и соотносятся время и пространство в Обломовке. В самом начале подчёркнуто, что жизнь там обрамлена в повторяющийся круг времени: “Правильно и невозмутимо совершается там годовой круг”. Жизнь обломовцев прикреплена к определённому месту, почти не связанному с другим, большим, миром, о котором они имели смутное представление: “Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была “губерния” ..., потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний ...”. Никто из жителей Обломовки не стремится выйти за рамки этого малого мира, узнать что-то иное, ибо всё это “иное” - чужое или даже враждебное им. Их замкнутый мир - не малая часть вселенной, не элемент её, а самостоятельный мир, приметы которого - целостность и завершённость.

Для обломовцев самодостаточность их жизни подтверждается опытом предшествующих поколений, который осознаётся как личный опыт. Благодаря прикреплённости к данному месту, жизнь многих прошлых поколений и твоя жизнь составляют неразрывное единство. Жизнь здесь имеет ценность лишь в той степени, в какой она способна повторить, продублировать давно проверенный предками образец существования. Из поколения в поколение происходит как бы постоянное воспроизведение одной и той же жизни, меняется только состав её “исполнителей”, а “сценарий” остаётся прежним. Всё, что происходит впервые, ценности для людей не имеет. Итак, вековая прикреплённость жизни к замкнутому пространству возводит традицию в ранг мощной силы.

Вторая особенность идиллии – “строгая ограниченность её только основными немногочисленными реальностями жизни. Любовь, рождение, смерть, брак, труд, еда и питьё, возрасты – вот эти основные реальности жизни”.     ( М.М.Бахтин )

Жизнь обломовцев и сводится к этому небольшому кругу событий, причём границы между ними нечёткие. В мире Обломовки нет конфликта, нет столкновения сил. Все события равновелики по своему значению, и каждый новый жизненный акт - продолжение предыдущего. Причём смерть кого-то из этого мира не означает конца этого движения жизни, ведь вслед за смертью снова идёт рождение человека.

Существенное место в идиллии занимает любовь, но она носит совсем иной, чем в большом мире, характер. Любовь в Обломовке не может стать переворотом в духовной жизни человека, она не является в ней началом, противостоящим всем другим сторонам жизни (как это будет и у самого Ильи Ильича, когда он выйдет за рамки обломовского круга). Любовь - страсть противопоставлена этому миру, несовместима с ним. Ровное, спокойное переживание любви естественно для этих людей, а всякая напряжённость чувств избегается.

Следующая особенность идиллии – “сочетание человеческой жизни с жизнью природы, единство их ритма, общий язык для явлений природы и событий человеческой жизни”. ( М.М.Бахтин )

В Обломовке человеку уютно жить человек и природа как бы “решены в одном масштабе”, даже “небо там, кажется, ближе жмётся к земле ... чтоб обнять её покрепче”.

Особого внимания заслуживает проблема быта. “Строго говоря, - пишет М.М.Бахтин, - идиллия не знает быта. Всё то, что является бытом по отношению к существенным и неповторимым биографическим и историческим событиям, здесь как раз и является самым существенным в жизни”.

Существенное место в жизни обломовцев занимают обряды, ритуалы. Сознание этих людей можно определить как мифологическое. Взаимоотношения с миром у этих людей носят не односторонний, а обоюдный характер. Так, в Обломовке есть особые заветные места и особое заветное время. Вечернее и ночное время опасно для человека, время послеобеденного сна тоже обладает могущественной силой. Есть здесь и таинственные места - овраг, например: отпуская Ильюшу гулять с няней, мать строго наказывала “не пускать его в овраг, как страшное место в околотке, пользовавшееся дурной репутацией”.

Мир в восприятии обломовцев свободен от каких бы то ни было причинно-следственных связей. Это сознание как будто не нуждается в каких-то логических мотивировках. Вопрос “почему ?” - это не обломовский вопрос. “ ... Им и в голову не придёт спросить, отчего баран стал не бараном, а Марфа сделалась ведьмой, да ещё накинутся на того, кто бы вздумал усомниться в этом”.

Повествователь постоянно переключает сознание читателя то на внешнюю, то на внутреннюю по отношению к описываемому миру точку зрения. Взгляд повествователя отличает его оценивающий (по отношению к Обломовке) характер. Критическое, аналитическое мышление рассказчика существенно отличается от обломовского: он интерпретирует и оценивает события с точки зрения иного культурного и эстетического контекста. Взгляд повествователя легко выделяет причинную обусловленность тех или иных явлений. В этом смысле сознание обломовцев можно назвать наивным.

Повествователь корректирует обломовские оценки, порой его позиция носит разоблачительный характер. Когда обломовские мальчишки нашли в канаве за околицей незнакомого мужчину и сообщили в деревню, что они видели “какого-то страшного змея или оборотня”, этот факт ни у кого не вызвал сомнения. Мужики с топорами и вилами пошли на чудовище: им вполне достаточно было знать, что мужик “нездешний”, чтобы предположить в нём чуть ли не мистическую злую силу. Однако повествователь легко разбивает этот мир элементарными здравыми объяснениями: мужик оказался в канаве, потому что отстал “от проходившей в город артели”, а не откликнулся на окрики, потому что был “по-видимому нездоров или очень устал”.

Иногда интонация повествователя носит отчётливо выраженный полемический характер. Например, ирония в адрес старика-Обломова, многотрудная жизнь которого заключается, в частности, в том, что “он целое утро сидит у окна и неукоснительно наблюдает за всем, что делается на дворе”.

Система оценок повествователя оказывается чрезвычайно подвижной от тёплой симпатии до саркастического упрёка.

Приверженность обломовцев фантазиям не только не разрушает идиллический мир, она в определённом смысле даже питает его, оказывается условием его сохранения. Фантазия порождена идиллией , ведь фантастические объяснения мира уводят людей от истинного его познания (а следовательно, от борьбы с ним), и тем самым они обеспечивают этому миру надёжную неизменность.

Идиллия не допускает ничего неопределённого, неожиданного. Пришедшее письмо - “подлинно нечаянный случай” - воспринимается как угроза их жизни именно в силу своей нечаянности.

Повествователь разглядывает в обломовской жизни черты античного мира. “Сон Обломова” насыщен античными реминисценциями. “Норма жизни была готова и преподана им родителями, а те приняли её, тоже готовую, от дедушки, а дедушка от прадедушки, с заветом блюсти её целость и неприкосновенность, как огонь Весты” (знак древнеримской культуры). Мир Обломовки осмыслен как модификация мира античной мифологии, он гармоничен и, конечно, возвышен благодаря своему прототипу. Обломовцы “хохочут долго, дружно, несказанно, как олимпийские боги”, няня “с простотой и добродушием Гомера ... влагала в детскую память и воображение Илиаду русской жизни ...”.

Сравнение мира Обломовки с античностью ведёт к тому, что в ограниченной обломовской жизни открывается потаённый смысл, соотносимый с высоким смыслом античного образца. Упоминание о “небе”, которое “ближе жмётся к земле”, “рифмуется” с мифом о браке Земли с Небом - Геи с Ураном и об объединившей их силе - Эросе. Возникает образ мира, который заключён в любовные объятия (это соответствует и обломовской жизни).

Мир Обломовки несёт в себе идею “золотого века”, но это не носит характера абсолюта, потому что эта идея живёт в соотношении с другими идеями, связанными с иной культурой (позиция повествователя).

Объединение в “Сне Обломова” нескольких точек зрения на мир обусловило художественную многозначность этого, безусловно идиллического, образа.