Сценарий школьного конкурса чтецов «Живая классика» 2018 г.
план-конспект по литературе

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение

Кромского района Орловской области

"Кривчиковская  средняя общеобразовательная школа"

 27.02.2018 г.

с.Кривчиково, 2018

Сценарий школьного конкурса чтецов «Живая классика» 27.02.2018 г.

Цели:

1. Формирование у детей читательского кругозора и приобретение опыта самостоятельной читательской деятельности.

2. Формирование эстетического отношения к искусству слова.

3. Развитие у детей художественно-творческих и познавательных способностей, эмоциональной отзывчивости при чтении художественных произведений, артистизма.

4. Воспитание у детей интереса к книге и чтению.

Задачи:

1. Выразительно, эмоционально прочитать прозаическое произведение.

2. Показать значимость прозаического слова.

5. Выявить и поддержать талантливых детей.

Звучат стихи под музыку:

Книга – учитель, книга - наставник.

Книга – близкий товарищ и друг.
Ум, как ручей, высыхает и старится,
Если выпустишь книгу из рук.
Книга – советчик, книга – разведчик,
Книга – активный борец и боец.
Книга - нетленная память и вечность,
Спутник планеты земли, наконец.
Книга не просто красивая мебель,
Не приложенье дубовых шкафов,
Книга – волшебник, умеющий небыль
В быль превращать и в основу основ.

С ногами залезу на темный диван,
Зажмурю глаза, чтоб удобней мечтать, -
мне папа сегодня волшебный роман
с цветными картинками будет читать!
***
Давайте представим, хотя бы на миг,
Что вдруг мы лишились журналов и книг,
Что люди не знают, что значит поэт,
Что нет Чебурашки, Хоттабыча нет.
Что будто никто никогда в этом мире,
И слыхом не слыхивал о Мойдодыре,
Что нету Незнайки, вруна-недотёпы,
Что нет Айболита, и нет дядя Стёпы.
Наверно нельзя и представить такого?
Так здравствуй же, умное, доброе слово!
Пусть книги, друзьями заходят в дома!
Читайте всю жизнь – набирайтесь добра!

Отраженье исчезнувших лет, 

1 вед. - Добрый день, дорогие друзья.

Ведущий 2  Наше время — время великих достижений науки, техники, время замечательных открытий. Но из всех чудес, созданных человеком, наиболее сложным и великим Алексей Максимович Горький считал книгу. В книге заключен огромный духовный мир человечества. Книга — самое могучее и самое универсальное средство общения людей, народов, поколений. Ее называют единственной машиной времени, с помощью которой можно совершать путешествия в невиданные страны, в прошлое, в будущее и настоящее…

Вед. 1  Книга — верный и неизменный наш спутник. Она остается главным источником, из которого мы получаем  знания. Недаром Константин Георгиевич  Паустовский писал: «Читайте! И пусть в вашей жизни не будет ни одного дня, когда бы вы не прочли хоть одной страницы из новой книги!»

Вед.2: «Живая классика» -  этот конкурсное выразительное   чтение  отрывков из прозаических произведений русских и зарубежных писателей среди учащихся 5-11 классов. Сегодняшний конкурс мы приурочили к 200-летию великого писателя, нашего земляка И.С.Тургенева. Предлагаем вашему вниманию презентацию, посвященную жизни и творчеству Ивана Сергеевича. Подготовили нам ее ученики 9 класса.

Слайд 1

Иван Сергеевич Тургенев 1818-1883 Великий, красивый и добрый… Таким он был как человек и как автор; Таковы же были его ум, сердце и наружность. Людвиг Пич И.С. Тургенев. 1857 А.П. Никитин. В России, в стране всяческого, революционного и религиозного максимализма, стране самосожжений, стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не единственный, после Пушкина, гений меры и, следовательно, гений культуры. Ибо что такое культура, как не измерение, накопление и сохранение ценностей. Д. Мережковский

Слайд 2

Родители и родина Самое точное представление о родителях И.С. Тургенева можно получить из его произведений, в которых он, не скрываясь, изобразил их, чем некоторых весьма шокировал. Достаточно вспомнить «Первую любовь» и « Муму » , чтобы понять семейную драму и ее последствия для писателя.

Слайд 3

Родился в богатой дворянской семье По отцу Тургенев принадлежал к старинному дворянскому роду, который брал свои корни со времён Ивана Грозного. Мать , урожденная Лутовинова , богатая помещица .

Слайд 4

Варвара Петровна Лутовинова мать писателя Ей было уже под 30, когда в Спасское заехал молодой офицер Сергей Николаевич Тургенев… Варвара Петровна сразу в него влюбилась: отличался он редкостной красотой… В 1816 году она вышла за него замуж, фактически купила, так как Тургеневу грозило разорение. Через год у них родился сын Николай, затем Иван. Мать И. Тургенева была властной, суровой женщиной. Сын её любил, но боялся гнева и грозных наказаний . Жизнь Варвары Петровны была не из легких… Одиночество, оскорбление, побои – вот её детство … В одну страшную ночь девушка бежала из дома… Полуодетая, пешком, прошла шестьдесят верст до Спасского. Там укрылась у дяди своего Ивана Ивановича, где ждала тоже несладкая жизнь – у крутого и скупого старика… Она прожила у дяди десять лет, ей шел двадцать седьмой, когда неожиданно обратилась она во владелицу тысяч крепостных, тысячи десятин орловских и тульских благодатных земель…

Слайд 5

(1793-1834) Сергей Николаевич Тургенев соединял в себе разные качества предков: был прям и мужественен, очень красив, очень женолюбив… Счастливою с мужем Варвара Петровна не могла быть – любила его безгранично и безответно. В отличие от Лутовиновых , Тургеневы оставили заметный след в отечественной истории. Сергей Николаевич Тургенев отец писателя К

Слайд 6

В имении Спасское-Лутовиново ( Мценский уезд Орловской губернии) прошли детские годы будущего писателя, рано научившегося тонко чувствовать природу и ненавидеть крепостное право. «Ненависть к крепостному праву уже тогда жила во мне, она, между прочим, была причиной тому, что я, выросший среди побоев и истязаний, не осквернил руки своей ни одним ударом…»

Слайд 7

с церковью напротив, с домом в сорок комнат, бесконечными службами, оранжереями, винными подвалами, кладовыми, конюшнями, со знаменитым парком и фруктовым садом. Родовое имение Тургеневых Спасское-Лутовиново Село Спасское-Лутовиново находится в нескольких верстах от Мценска, уездного города Орловской губернии. Огромное барское поместье, в березовой роще, с усадьбой в виде подковы,

Слайд 8

Усадебный дом И.С. Тургенева. 1881 Я.П. Полонский. Усадьба расположена недалеко от г. Мценска в Орловской губернии. Спасское-Лутовиново . Поповский пруд. 1881 Я.П. Полонский. За домом сад с роскошными цветниками, с тёмными тенистыми аллеями спускается к прудам.

Слайд 9

Дворянское гнездо

Слайд 10

"Колыбель" Тургенева. «1818 года, 28 октября, в понедельник, родился сын Иван, ростом 12 вершков, в Орле, в своем доме, в 12 часов утра ». ( Из памятной книжки Варвары Петровны)

Слайд 11

Братья Николай и Иван Родители заботились о воспитании трех сыновей. В чине полковника Сергей Николаевич оставляет военную службу. Когда Ивану было 4 года, семейство предприняло первое заграничное путешествие. В Берне посещали зоопарк и рассматривали знаменитую «яму», где жили медведи. Любознательный Иван так увлекся наблюдениями, что переполз через барьер и юркнул головой вниз – к ужасу публики! Спасла ребенка ловкость отца, успевшего схватить сынишку за ногу. В Париже жили полгода, посещая театры и концерты, рассматривая живописные коллекции всемирно известного Лувра. Иван в детстве свободно говорил на 3 языках и читал классиков французской, английской и немецкой литературы в оригинале.

Слайд 12

Любимчик Ванечка стал беспокоить матушку с раннего возраста. И добр, и ласков, но уж очень прост и правдив до бесхитростности: что на уме, то и на языке. Нанесла как-то визит светлейшая княгиня Голенищева-Кутузова, почтенная дама в преклонном возрасте, внешности экзотической. Ванечка уставился на княгиню широко открытыми глазами, застыл от удивления и вдруг заявил вовсеуслышанье : «Ты очень похожа на обезьяну!» Иван Тургенев 12 лет

Слайд 13

«Мне нечем помянуть моего детства . Ни одного светлого воспоминания . Матери я боялся , как огня. Меня наказывали за всякий пустяк, одним словом, муштровали, как рекрута. Редкий день проходил без розог; когда я отваживался спросить, за что меня наказывали, мать категорически заявляла: « Тебе об этом лучше знать, догадайся » И.С. Тургенев. Портрет 1830г. Акварель

Слайд 14

Московский университет Пансион И. Ф. Вейденгаммера Образование В 1827 семья переезжает в Москву; вначале Тургенев обучается в частных пансионах и у хороших домашних учителей. 1833 год . Московский государственный университет. Словесное отделение. 1834 – 1837 годы . Петербургский университет. Словесное отделение философского факультета В январе 1843 Тургенев поступает на службу в Министерство внутренних дел. 1845 – подает в отставку.

Слайд 15

Тургеневу не было ещё и 15, когда он стал студентом словесного отделения Московского университета « Мы были уверены, что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдёт вслед за писателем Рылеевым, и что мы будем в ней…» А.И. Герцен. «Былое и думы».

Слайд 16

Отрочество и юность. 1827-1837 . Юного Тургенева можно представить себе изящным и благовоспитанным мальчиком, хорошо учившимся и не лишенным высокомерия … В судьбе Тургенева-сына важно, что первая же его встреча с истинной любовью была встреча безответная. «Неразделенная любовь» – так началась жизнь изящнейшего, умнейшего, очень красивого человека и великого художника. Ему предпочли другого. В загадочно-волнующем впечатлении, остающемся от этой истории, имеет значение, что «другой» оказался отцом…

Слайд 17

Неотразимый красавец-отец, холодный и неприступный даже для детей, жил собственной жизнью и любовными похождениями. Увлечение Сергея Николаевича 18-летней поэтессой княжной Екатериной Шаховской закончилось трагично: вскоре (в октябре 1834г.) С.Н. Тургенев умер в Петербурге от «каменной болезни» «после трехдневных ужасных мучений». Этот эпизод биографии нашёл отражение в повести «Первая любовь».

Слайд 18

Тургенев вырос в атмосфере самодурства и деспотизма. Варвара Петровна превратила свое имение в самодержавное государство, где и горячо обожаемые сыновья были глубоко несчастны. Перед смертью едва не лишила наследства обоих сыновей – Николая и Ивана ( младший – Сергей – умер 16-ти лет ) В приступе гнева на старшего сына, не угодившего ей своей женитьбой, вдребезги разбила портреты трех его сыновей. Ивану предрекла любовное рабство. Символично, что и Николай променял одно иго на другое – материнское на любовное. « Сын мой, бойся женской любви, бойся этого счастья, этой отравы…», – это предостережение из повести «Первая любовь» оказалось пророческим.

Слайд 19

И.С. Тургеневу 20 лет; уже написаны и напечатаны первые лирические стихи

Слайд 20

Берлин С 1839 г. И.С. Тургенев живет в Берлине, слушает лекции в университете, занимается классическими языками, пишет стихи Европа Иван Тургенев 1838-1839

Слайд 21

Европа В Берлине общается с Т. Н. Грановским, Н. В. Станкевичем (1813-1840). После короткого пребывания в России в январе 1840 отправляется в Италию, но с мая 1840 по май 1841 он вновь в Берлине, где знакомится с М. А. Бакуниным.

Слайд 22

Петербургский кружок 1843 г. начало литературной деятельности: поэма «Параша» знакомство с критиком В. Белинским, перешедшее в дружбу положительный отзыв на первое произведение сотрудничает с журналом «Современник»

 Ведущий 1: Ну а теперь приступим к конкурсу, где мы услышим и произведения нашего юбиляра. Сегодня будут соревноваться 10 юных чтецов

Ведущий 2:  Оценивать наших участников будет уважаемое жюри, в составе:

 1. Лосева Т.Ю. – директор школы.

 2. Ланина О.А.

3. Сыромятникова Е.И.

4. Орлова Л.С.

  Ведущий 1:  Выступления участников оценивается по следующим критериям:

• Выбор текста произведения;
• грамотная речь;
•  артистизм исполнения;
•  глубина проникновения в образную систему и смысловую структуру текста.

Оценка выступления участника оценивается по 10 – балльной шкале.

Длительность выступления участника до 5 минут.  

1. Леонид Каминский «Сочинение» читает Максимович Анастасия
2. Притча «Сделанное тобой к тебе же и вернётся» читает Голубков Никита
3. Отрывок из романа А. Фадеев «Молодая Гвардия" (Монолог Олега Кошевого) читает Дёмочкин Николай
4. Борис Екимов. Рассказ “Говори, мама, говори…” читает Тупикова Ксения
5. Отрывок из рассказа Михаил Шолохов «Жеребенок» читает Заворотная Валерия
6. Стихотворение в прозе И.С.Тургенева «Голуби» прочитает Гудилин Иван
7. Стихотворение в прозе И.С.Тургенева «Без гнезда» читает Скобляков  Григорий
8. Татьяна Петросян. Рассказ  "Записка"  читает Мекшинева Анастасия
9. К.Г.Паустовкий «Телеграмма» читает Мекшинева Анастасия
10. Стихотворение в прозе И.С.Тургенева «Враг и друг»  прочитает Савенков Вадим

Ведущий 1. Вот и выступили все участники нашего конкурса. Предоставим жюри время для подведения итогов итоги, а сами проголосуем за того из участников, который вызвал у каждого из вас, дорогие, зрители наибольшую симпатию. Итак, выбираем победителя в номинации «Зрительские симпатии»

( Подведение итогов конкурса.)

Ведущий 2. Дорогие друзья! Теперь нам известны и участники муниципального этапа конкурса «Живая классика». Мы поздравляем всех победителей и призеров конкурса. Надеемся, что книга и для многих из вас станет постоянным спутником вашей жизни.

Ведущий 1. « Моя родина там, где моя библиотека,» - писал Эразм Роттердамский.

А Людвиг Фейербах утверждал: « С книгами у нас обстоит дело так же, как и с людьми. Хотя мы со многими знакомимся, но лишь некоторых избираем себе в друзья, в сердечные спутники жизни.»

Ведущий 2. О слове, о великой силе книги писал Владимир Высоцкий:

   Отраженье исчезнувших лет,

                                   Облегченье житейского ига,  

                                   Вечных истин немеркнущий свет —

 Это — книга. Да здравствует книга!

 Неустанных исканий залог,

 Радость каждого нового сдвига,

 Указанье грядущих дорог —

 Это — книга. Да здравствует книга!

                                   Чистых радостей светлый исток,

 Закрепленье счастливого мига,

Лучший друг, если ты одинок, —

Это — книга. Да здравствует книга!

Ведущий 1. 
Дорогие друзья! Благодарим вас за внимание! Желаем, чтобы книга стала для вас настоящим другом и советчиком! Надеемся, в следующем году увидеть вас не только среди зрителей, но и среди участников замечательного конкурса «Живая классика»! Творческих успехов! До новых встреч!

Марина Дружинина. Лекарство от контрольной

Классный выдался денёк! Уроки закончились рано, погода отличная. Мы ка-а-ак выскочили из школы! Ка-а-ак начали кидаться снежками, прыгать по сугробам и хохотать! Всю жизнь бы так веселился!

Вдруг Владик Гусев спохватился:

— Братцы! Завтра же контроша по математике! Готовиться нужно! — и, отряхиваясь от снега, поспешил к дому.

— Подумаешь, контроша! — Вовка швырнул снежок вслед Владику и развалился на снегу. — Я предлагаю её пр-ропустить!

— Как это? — не понял я.

— А вот так! — Вовка запихнул в рот снег и широким жестом обвёл сугробы. — Вон сколько тут антиконтролина! Препарат сертифицирован! Лёгкая простуда на время контрольной гарантирована! Завтра поболеем — в школу не пойдём! Здорово?

— Здорово! — одобрил я и тоже принял противоконтрольного лекарства.

Потом мы ещё попрыгали по сугробам, слепили снеговика в виде нашего завуча Михаила Яковлевича, съели по дополнительной порции антиконтролинчика — для верности — и отправились по домам.

Утром я проснулся и сам себя не узнал. Одна щека стала раза в три толще другой, и при этом ужасно болел зуб. Ничего себе лёгкая простуда на один день!

—  Ой, какой флюс! — всплеснула руками бабушка, увидев меня. — Немедленно к врачу! Школа отменяется! Я позвоню учительнице.

В общем, противоконтрольное средство сработало безотказно. Это, конечно, меня порадовало. Но не совсем так, как хотелось бы. У кого хоть когда-нибудь болели зубы, кто попадал в руки к зубным врачам, тот меня поймёт. А доктор к тому же «утешил» напоследок:

— Зуб поболит ещё пару дней. Так что терпи и не забывай полоскать.

Вечером звоню Вовке:

— Как дела?

В трубке раздалось какое-то шипение. Я с трудом разобрал, что это Вовка отвечает:

— У меня голос пропал.

Разговора не получилось.

На следующий день, в субботу, зуб, как и было обещано, продолжал ныть. Каждый час бабушка давала мне лекарство, и я старательно полоскал рот. Болеть ещё и в воскресенье никак не входило в мои планы: мы с мамой собирались идти в цирк.

В воскресенье я вскочил чуть свет, чтоб не опоздать, но мама тут же испортила мне настроение:

— Никакого цирка! Сиди дома и полощи, чтоб к понедельнику выздороветь. Не пропускать же опять занятия — конец четверти!

Я — скорей к телефону, Вовке звонить:

— Твой антиконтролин, оказывается, ещё и антицирколин! Цирк из-за него отменился! Предупреждать надо!

— Он ещё и антикинол! — сипло подхватил Вовка. — Из-за него меня в кино не пустили! Кто же знал, что будет столько побочных действий!

— Думать надо! — возмутился я.

— Сам дурак! — отрезал он!

Короче говоря, мы совсем разругались и отправились полоскать: я — зуб, Вовка — горло.

В понедельник подхожу к школе и вижу: Вовка! Тоже, значит, подлечился.

— Как жизнь? — спрашиваю.

— Отлично! — хлопнул меня по плечу Вовка. — Главное, контрошу-то проболели!

Мы расхохотались и пошли в класс. Первый урок — математика.

— Ручкин и Семечкин! Выздоровели! — обрадовалась Алевтина Васильевна. — Очень хорошо! Скорее садитесь и доставайте чистые листочки. Сейчас будете писать контрольную работу, которую пропустили в пятницу. А мы пока займёмся проверкой домашнего задания.

Вот так номер! Антиконтролин оказался форменным обдурином!

Или, может, дело не в нём?

Леонид Каминский

Сочинение

Лена сидела за столом и делала уроки. Смеркалось, но от снега, лежавшего во дворе сугробами, в комнате было ещё светло.
Перед Леной лежала раскрытая тетрадь, в которой было написано всего две фразы:
Как я помогаю маме.
Сочинение.
Дальше работа не шла. Где-то у соседей играл магнитофон. Слышно было, как Алла Пугачёва настойчиво повторяла: «Я так хочу, чтобы лето не кончалось!..».
«А правда, – мечтательно подумала Лена, – хорошо, если бы лето не кончалось!.. Загорай себе, купайся, и никаких тебе сочинений!».
Она снова прочла заголовок: «Как я помогаю маме». «А как я помогаю? И когда тут помогать, если на дом столько задают!».
В комнате загорелся свет: это вошла мама. 
– Сиди, сиди, я тебе мешать не буду, я только в комнате немного приберу. – Она стала протирать книжные полки тряпкой.
Лена начала писать: 
«Я помогаю маме по хозяйству. Убираю квартиру, вытираю тряпкой пыль с мебели».
– Что же ты свою одежду разбросала по всей комнате? – спросила мама. Вопрос был, конечно, риторическим, потому что мама и не ждала ответа. Она стала складывать вещи в шкаф.
«Раскладываю вещи по местам», – написала Лена. 
– Кстати, передник твой постирать бы нужно, – продолжала мама разговаривать сама с собой.
«Стираю бельё», – написала Лена, потом подумала и добавила: «И глажу».
– Мама, у меня там на платье пуговица оторвалась, – напомнила Лена и написала: «Пришиваю пуговицы, если нужно».
Мама пришила пуговицу, потом вышла на кухню и вернулась с ведром и шваброй.
Отодвигая стулья, стала протирать пол.
– Ну-ка подними ноги, – сказала мама, проворно орудуя тряпкой.
– Мама, ты мне мешаешь! – проворчала Лена и, не опуская ног, написала: «Мою полы».
Из кухни потянуло чем-то горелым. 
– Ой, у меня картошка на плите! – крикнула мама и бросилась на кухню.
«Чищу картошку и готовлю ужин», – написала Лена.
– Лена, ужинать! – позвала из кухни мама. 
– Сейчас! – Лена откинулась на спинку стула и потянулась.
В прихожей раздался звонок. 
– Лена, это к тебе! – крикнула мама. 
В комнату, румяная от мороза, вошла Оля, одноклассница Лены. 
– Я ненадолго. Мама послала за хлебом, и я решила по дороге – к тебе.
Лена взяла ручку и написала: «Хожу в магазин за хлебом и другими продуктами».
– Ты что, сочинение пишешь? – спросила Оля. – Дай-ка посмотреть.
Оля заглянула в тетрадь и прыснула: 
– Ну ты даёшь! Да это же всё неправда! Ты же всё это сочинила!
– А кто сказал, что нельзя сочинять? – обиделась Лена. – Ведь поэтому так и называется: со-чи-не-ние!

Притча «Сделанное тобой к тебе же и вернётся»

В начале двадцатого века один шотландский фермер возвращался домой и проходил мимо болотистой местности. Вдруг он услышал крики о помощи. Фермер бросился на помощь и увидел мальчика, которого засасывала в свои жуткие бездны болотная жижа. Мальчик пытался выкарабкаться из страшной массы болотной трясины, но каждое его движение приговаривало его к скорой гибели. Мальчик кричал. от отчаяния и страха. 

Фермер быстро срубил толстый сук, осторожно приблизился и протянул спасительную ветку утопающему. Мальчик выбрался на безопасное место. Его пробивала дрожь, он долго не мог унять слезы, но главное — он был спасен! 

— Пойдем ко мне в дом, — предложил ему фермер. — Тебе надо успокоиться, высушиться и согреться. 

— Нет–нет, — мальчик покачал головой, — меня папа ждет. Он очень волнуется, наверное. 

С благодарностью посмотрев в глаза своему спасителю, мальчик убежал… 

Утром, фермер увидел, что к его дому подъехала богатая карета, запряженная роскошными породистыми скакунами. Из кареты вышел богато одетый джентльмен и спросил: 

— Это вы вчера спасли жизнь моему сыну? 

— Да, я, — ответил фермер. 

— Сколько я вам должен? 

— Не обижайте меня, господин. Вы мне ничего не должны, потому что я поступил так, как должен был поступить нормальный человек. 

— Нет, я не могу оставить это просто так, потому что мой сын мне очень дорог. Назовите любую сумму, — настаивал посетитель. 

— Я больше ничего не хочу говорить на эту тему. До свидания. — Фермер повернулся, чтобы уйти. И тут на крыльцо выскочил его сынишка. 

— Это ваш сын? — спросил богатый гость. 

— Да, — с гордостью ответил фермер, поглаживая мальчика по головке. 

— Давайте сделаем так. Я возьму вашего сына с собой в Лондон и оплачу его образование. Если он так же благороден, как и его отец, то ни вы, ни я не будем жалеть об этом решении. 

Прошло несколько лет. Сын фермера закончил школу, потом — медицинский университет, и вскоре его имя стало всемирно известно, как имя человека, открывшего пенициллин. Его звали Александр Флемминг 

Перед самой войной в одну из богатых Лондонских клиник поступил с тяжелейшей формой воспаления легких сын того самого джентльмена. Как вы думаете, что спасло его жизнь в этот раз? — Да, пенициллин, открытый Александром Флеммингом. 

Имя богатого джентльмена, давшего образование Флеммингу, было Рандольф Черчилль. А его сына звали Уинстон Черчилль, который впоследствии стал премьер–министром Англии. Уинстон Черчилль как–то сказал: «Сделанное тобой к тебе же и вернется». 

А. Фадеев «Молодая Гвардия" (роман)
Монолог Олега Кошевого.

…Мама, мама! Я помню руки твои с того мгновения, как я стал сознавать себя на свете. За лето их всегда покрывал загар, он уже не отходил и зимой, - он был такой нежный, ровный, только чуть-чуть темнее на жилочках.  А в темные жилочки.

  С того самого мгновения, как я стал сознавать себя, и до последней минуты, как ты в изнеможении, тихо, в последний раз положила мне голову на грудь, провожая в тяжелый путь жизни, я всегда помню руки твои в работе.  Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои простынки, когда эти простынки были еще так малы, что походили не пеленки, и помню, как ты в тулупчике, зимой, несла ведра в коромысле, положив спереди на коромысло маленькую ручку в рукавичке, сама такая маленькая и пушистая, как рукавичка. Я вижу твои с чуть утолщенными суставами пальцы на букваре, и я повторяю за тобой: «Бе-а-ба, ба-ба».

  Я помню, как незаметно могли руки твои вынуть занозу из пальца у сына и как они мгновенно продевали нитку в иголку, когда ты шила и пела – пела только для себя и для меня. Потому что нет ничего на свете, чего бы ни сумели руки твои, что было бы им не под силу, чего бы они не погнушались.

  Но больше всего, на веки вечные запомнил я, как нежно гладили они, руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные, как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании лежал в постели. И когда бы я ни открыл глаза, ты была возле меня, и ночник горел в комнате, ты глядела на меня своими запавшими очами, будто из тьмы, сама вся тихая светлая, будто в ризах. Я целую чистые, святые руки твои!

  Оглянись и ты, юноша, мой друг, оглянись, как я, и скажи, кого ты обижал в жизни больше, чем мать, - не от меня ли, не от тебя, не от него, не от наших ли неудач, ошибок и не от нашего ли горя седеют наши матери? А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу обернется все это у материнской могилы.

  Мама, мама!.. Прости меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и прости…

Анатолий Приставкин. «Ночевала тучка золотая» (начало). Монолог для парня 12-15 лет).

Было утро, теплое, без единого облачка, без ветерка. В голубом, по-утреннему размытом небе четко вырисовывались близкие горы. Снег ослепительно сиял на вершинах. Звенели кузнечики, попискивали птахи. Черной стаей прошелестели скворцы. 

Колька отряхнул землю со штанов, осмотрелся, даже подпрыгнул, чтобы разглядеть, в какой стороне деревня Березовская. Но ничего, конечно, не увидел. Выбрал направление - верное, как ему показалось, и пошел. Сашка и Демьян не могли уйти далеко и тоже, если догадаются, пойдут в Березовскую. 

Шел он и шел, отлепляя от лица густую паутину, и вспугивая жирных черных птиц. Когда уже не ждал, не надеялся, вдруг выскочил на сухое белое поле. За поворотом поле поредело, стали видны огороды с плетями тыкв и кабачков, верхушки тополей, крыши домов. 

Колька ускорил шаг, почти побежал. 

Он почему-то верил, что сейчас войдет в деревню и сразу разыщет Сашку с Демьяном. А нет, так спросит. Ему скажут, где их видели и куда они пошли. Наверное, Колька был слишком беспечен. Иначе бы на подходе приметил, что в деревне никого нет. Но он думал о Сашке и мало глядел по сторонам. Лишь приблизившись к первому дому, он увидел, что тут выбиты окна. На пути стоял колодец с круглой бетонной нишей и помятым ведерком. 

И тут он увидел Сашку. 
Колька свистнул в два пальца и усмехнулся: "Во-о, Сашка уж и свиста не слышит, оглох!" Колька побежал по улице, прямо к Сашке, но на подходе стал замедляться сам собой шаг: уж очень странным показался вблизи Сашка. Колька сделал еще несколько неуверенных шагов и остановился. 

Сашка не стоял, он висел, нацепленный под мышками на острия забора, а из живота у него выпирал пучок желтой кукурузы с развевающимися на ветру метелками. Один початок, его половинка, был засунут в рот и торчал наружу толстым концом. Когда Колька встал напротив, он увидел, что у Сашки нет глаз, их выклевали вороны. Они и щеку правую поклевали, и ухо, но не так сильно. Ниже живота и ниже кукурузы свисала черная, в сгустках крови Сашкина требуха, тоже обклеванная воронами. 

Все, что делал Колька дальше, было вроде бы продуманным, логичным, хотя поступал он так, мало что сознавая, как бы глядя на себя со стороны. 
Он приблизился к Сашке, и, обхватив его руками, принял на себя. Затем взял брата под мышки и поволок в дом. Он положил брата на кукурузу, накрыл ватником, который висел тут же на гвозде. Проделав все это, Колька направился по дороге к колонии. Через несколько часов, когда уже начинало вечереть и солнце склонялось за дальние горы, Колька вернулся в Березовскую и притащил за собой на веревке тележку. Он снова перетащил Сашку на улицу и положил на тележку, подстелив под низ два мешка, чтоб брату не было слишком жестко. Колька подцепил тележку так, чтобы не резало руку, и повез по улице. Он катил свою тележку сквозь ночь и разговаривал с братом. 

Он говорил ему: "Вот видишь, как вышло, что я тебя везу. А раньше-то мы возили друг друга по очереди. Но ты не думай, я не устал, и я тебя доставлю до места. Может, ты бы придумал все это лучше, уж точно. Ты всегда понимал больше моего, и голова у тебя варила быстрей. Я был твоими руками и ногами в жизни, - а ты был моей головой. Теперь у нас с тобой голову отсекли, а руки и ноги оставили... А зачем оставили-то?" 

"Знаешь, - говорил Колька, - я почему-то вспомнил, как в Томилинский детдом привезли из колхоза корзину смороды. А я лежал тогда больной. А ты полез под телегу и нашел одну ягоду смороды и принес мне... Ты залез под кровать в изоляторе и прошептал: "Колька, я принес тебе ягоду смороды, ты выздоравливай, ладно?" Я и выздоровел..." 

Тут Колька услышал: скрип колес и мужские голоса впереди, и он торопливо в заросли свернул, затаился. Проехали. 
Колька снова выволок тележку на дорогу. Схватил веревку, повез. 

Б. Екимов. “Говори, мама, говори…”

По утрам теперь звонил телефон-мобильник. Черная коробочка оживала: загорался в ней свет, пела веселая музыка и объявлялся голос дочери, словно рядом она:

— Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец! Вопросы и пожелания? Замечательно! Тогда целую. Будь-будь!

Коробочка тухла, смолкала. Старая Катерина дивилась на нее, не могла привыкнуть. Такая вроде малость — спичечный коробок. Никаких проводов. Лежит-лежит — и вдруг заиграет, засветит, и голос дочери:

— Мама, здравствуй! Ты в порядке? Не надумала ехать? Гляди… Вопросов нет? Целую. Будь-будь!

А ведь до города, где дочь живет, полторы сотни верст. И не всегда легких, особенно в непогоду. Последние годы она уезжала зимовать к дочери в город. Одно дело — возраст: трудно всякий день печку топить да воду носить из колодца. По грязи да в гололед. Упадешь, расшибешься. И кто поднимет? Хутор, еще недавно людный, с кончиной колхоза разошелся, разъехался, вымер. Остались лишь старики да пьянь. И хлеб не возят, про остальное не говоря. Тяжело старому человеку зимовать. Вот и уезжала к своим.

Но с хутором, с гнездом насиженным нелегко расставаться. Куда девать малую живность: Тузика, кошку да кур? Распихивать по людям?.. И о хате душа болит. Пьянчуги залезут, последние кастрюлешки упрут. Да и не больно весело на старости лет новые углы обживать. Хоть и родные дети, но стены чужие и вовсе другая жизнь. Гостюй да оглядывайся. Вот и думала: ехать, не ехать?.. А тут еще телефон привезли на подмогу — “мобилу”. Долго объясняли про кнопки: какие нажимать, а какие не трогать. Обычно звонила дочь из города, по утрам. Запоет веселая музыка, вспыхнет в коробочке свет. Поначалу старой Катерине казалось, что там, словно в малом, но телевизоре, появится лицо дочери. Объявлялся лишь голос, далекий и ненадолго:

— Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец. Вопросы есть? Вот и хорошо. Целую. Будь-будь.

Не успеешь опомниться, а уже свет потух, коробочка смолкла.

— Это что за страсть такая… — ворчала старая женщина. — Не телефон, свиристелка. Прокукарекал: будь-будь… Вот тебе и будь. А тут…

А тут, то есть в жизни хуторской, стариковской, было много всего, о чем рассказать хотелось.

— Мама, слышишь меня?

— Слышу, слышу… Это ты, доча? А голос будто не твой, какой-то хрипавый. Ты не хвораешь? Гляди одевайся теплей. А то вы городские — модные, платок пуховый повяжи. И нехай глядят. Здоровье дороже. А то я ныне сон видала, такой нехороший. К чему бы? Вроде на нашем подворье стоит скотиняка. Живая. Прямо у порога. Хвост у нее лошадиный, на голове — рога, а морда козиная. Это что за страсть? И к чему бы такое?

— Мама, — донеслось из телефона строгое. — Говори по делу, а не про козиные морды. Мы же тебе объясняли: тариф.

— Прости Христа ради, — опомнилась старая женщина. Ее и впрямь упреждали, когда телефон привезли, что он дорогой и нужно говорить короче, о самом главном.

Но что оно в жизни главное? Особенно у старых людей... И в самом деле ведь привиделась ночью такая страсть: лошадиный хвост и козья страшенная морда.

Вот и думай, к чему это? Наверное, не к добру.

Снова миновал день, за ним — другой. Старой женщины жизнь катилась привычно: подняться, прибраться, выпустить на волю кур; покормить да напоить свою малую живность да и самой чего поклевать. А потом пойдет цеплять дело за дело. Не зря говорится: хоть и дом невелик, а сидеть не велит.

Неловко начался день, да так и пошел не в лад.

Как всегда поутру, засветил и запел телефон мобильный.

— Здравствуй, моя доча, здравствуй. Одно лишь звание, что — живая. Я ныне так вдарилась, — пожаловалась она. — Не то нога подыграла, а может, склизь. Где, где… — подосадовала она. — Во дворе. Воротца пошла отворять, с ночи. А тама, возля ворот, там грушина-черномяска. Ты ее любишь. Она сладимая. Я из нее вам компот варю. Иначе бы я ее давно ликвидировала. Возля этой грушины…

— Мама, — раздался в телефоне далекий голос, — конкретней говори, что случилось, а не про сладимую грушину.

— А я тебе о чем и толкую. Тама корень из земли вылез, как змеюка. А я шла не глядела. Да тут еще глупомордая кошка под ноги суется. Этот корень… Летось Володю просила до скольких разов: убери его Христа ради. Он на самом ходу. Черномяска…

— Мама, говори, пожалуйста, конкретней. О себе, а не о черномяске. Не забывай, что это — мобильник, тариф. Что болит? Ничего не сломала?

— Вроде бы не сломала, — все поняла старая женщина. — Прикладаю капустный лист.

На том и закончился с дочерью разговор. Остальное самой себе пришлось досказывать: “Чего болит, не болит… Все у меня болит, каждая косточка. Такая жизнь позади…”

И, отгоняя горькие мысли, старая женщина занялась привычными делами во дворе и в доме. Но старалась больше толочься под крышей, чтобы еще не упасть. А потом возле прялки уселась. Пушистая кудель, шерстяная нить, мерное вращенье колеса старинной самопряхи. И мысли, словно нить, тянутся и тянутся. А за окном — день осенний, словно бы сумерки. И вроде зябко.

И тут совсем неожиданно, в обеденный неурочный час, заиграла музыка и засветил, проснувшись, мобильный телефон. Старая женщина испугалась:

— Доча, доча… Чего случилось? Не заболел кто? А я всполохнулась: не к сроку звонишь. Ты на меня, доча, не держи обиду. Я знаю, что дорогой телефон, деньги большие. Но я ведь взаправду чуток не убилась. Тама, возля этой дулинки… — Она опомнилась:

— Господи, опять я про эту дулинку, прости, моя доча…

Издалека, через многие километры, донесся голос дочери:

— Говори, мама, говори…

— Вот я и гутарю. Ныне какая-то склизь. А тут еще эта кошка… Да корень этот под ноги лезет, от грушины. Нам, старым, ныне ведь все мешает. Я бы эту грушину навовсе ликвидировала, но ты ее любишь. Запарить ее и сушить, как бывалоча… Опять я не то плету… Прости, моя доча. Ты слышишь меня?..

В далеком городе дочь ее слышала и даже видела, прикрыв глаза, старую мать свою: маленькую, согбенную, в белом платочке. Увидела, но почуяла вдруг, как все это зыбко и ненадежно: телефонная связь, видение.

— Говори, мама… — просила она и боялась лишь одного: вдруг оборвется и, может быть, навсегда этот голос и эта жизнь.

— Говори, мама, говори…

М.В.Шолохов «Жеребенок

»Жеребенок ржал все реже, глуше был короткий режущий крик. И крик этот до холодного ужаса был похож на крик ребенка. Нечепурепко, бросив кобылу, легко поплыл к левому берегу. Подрагивая, Трофим схватил винтовку, выстрелил, целясь ниже головки, засосанной коловертью, рванул с ног сапоги и с глухим мычанием, вытягивая руки, плюхнулся в воду.

На правом берегу офицер в парусиновой рубахе гаркнул:

- Пре-кра-тить стрельбу!..

Через пять минут Трофим был возле жеребенка, левой рукой подхватил его под нахолодавший живот, захлебываясь, судорожно икая, двинулся к левому берегу... С правого берега не стукнул ни один выстрел.

Небо, лес, песок - все ярко-зеленое, призрачное... Последнее чудовищное усилие - и ноги Трофима скребут землю. Волоком вытянул на песок ослизлое тельце жеребенка, всхлипывая, блевал зеленой водой, шарил по песку руками...

В лесу гудели голоса переплывших эскадронцев, где-то за косою дребезжали орудийные выстрелы. Рыжая кобыла стояла возле Трофима, отряхаясь и облизывая жеребенка. С обвислого хвоста ее падала, втыкаясь в песок, радужная струйка...

Качаясь, встал Трофим на ноги, прошел два шага по песку и, подпрыгнув, упал на бок. Словно горячий укол пронизал грудь; падая, услышал выстрел.

Одинокий выстрел в спипу - с правого берега. На правом берегу офицер в изорванной парусиновой рубахе равнодушно двинул затвором карабина выбрасывая дымящуюся гильзу, а на песке, в двух шагах от жеребенка, корчился Трофим, и жесткие посиневшие губы, пять лет не целовавшие детей, улыбались и пенились кровью.

И.С.Тургенев «Без гнезда».

Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда. Нахохлившись, сидит она на голой, сухой ветке. Оставаться тошно... а куда полететь?

И вот она расправляет свои крылья - и бросается вдаль стремительно и прямо, как голубь, вспугнутый ястребом. Не откроется ли где зеленый, приютный уголок, нельзя ли будет свить где-нибудь хоть временное гнездышко?

Птица летит, летит и внимательно глядит вниз.

Под нею желтая пустыня, безмолвная, недвижная, мертвая...

Птица спешит, перелетает пустыню и все глядит вниз, внимательно и тоскливо.

Под нею море, желтое, мертвое, как пустыня. Правда, оно шумит и движется, но в нескончаемом грохоте, в однообразном колебании его валов тоже нет жизни и тоже негде приютиться.

Устала бедная птица... Слабеет взмах ее крыльев; ныряет ее полет. Взвилась бы она к небу... но не свить же гнезда в этой бездонной пустоте!

Она сложила, наконец, крылья... и с протяжным стоном пала в море.

Волна ее поглотила... и покатилась вперед, по-прежнему бессмысленно шумя.

Куда же деться мне? И не пора ли и мне - упасть в море?

Виктор Драгунский «Бы…»(Репич Полина)
Один раз я сидел, сидел и ни с того ни с сего вдруг такое надумал, что даже сам удивился. Я надумал, что вот как хорошо было бы, если бы все вокруг на свете было устроено наоборот. Ну вот, например, чтобы дети были во всех делах главные и взрослые должны были бы их во всем, во всем слушаться. В общем, чтобы взрослые были как дети, а дети как взрослые. Вот это было бы замечательно, очень было бы интересно.

Во-первых, я представляю себе, как бы маме «понравилась» такая история, что я хожу и командую ею как хочу, да и папе небось тоже бы «понравилось», а о бабушке и говорить нечего. Что и говорить, я все бы им припомнил! Например, вот мама сидела бы за обедом, а я бы ей сказал:

«Ты почему это завела моду без хлеба есть? Вот еще новости! Ты погляди на себя в зеркало, на кого ты похожа? Вылитый Кощей! Ешь сейчас же, тебе говорят! — И она бы стала есть, опустив голову, а я бы только подавал команду: — Быстрее! Не держи за щекой! Опять задумалась? Все решаешь мировые проблемы? Жуй как следует! И не раскачивайся на стуле!»

И тут вошел бы папа после работы, и не успел бы он даже раздеться, а я бы уже закричал:

«Ага, явился! Вечно тебя надо ждать! Мой руки сейчас же! Как следует, как следует мой, нечего грязь размазывать. После тебя на полотенце страшно смотреть. Щеткой три и не жалей мыла. Ну-ка, покажи ногти! Это ужас, а не ногти. Это просто когти! Где ножницы? Не дергайся! Ни с каким мясом я не режу, а стригу очень осторожно. Не хлюпай носом, ты не девчонка... Вот так. Теперь садись к столу».

Он бы сел и потихоньку сказал маме:

«Ну как поживаешь?»

А она бы сказала тоже тихонько:

«Ничего, спасибо!»

А я бы немедленно:

«Разговорчики за столом! Когда я ем, то глух и нем! Запомните это на всю жизнь. Золотое правило! Папа! Положи сейчас же газету, наказание ты мое!»

И они сидели бы у меня как шелковые, а уж когда бы пришла бабушка, я бы прищурился, всплеснул руками и заголосил:

«Папа! Мама! Полюбуйтесь-ка на нашу бабуленьку! Каков вид! Грудь распахнута, шапка на затылке! Щеки красные, вся шея мокрая! Хороша, нечего сказать. Признавайся, опять в хоккей гоняла! А это что за грязная палка? Ты зачем ее в дом приволокла? Что? Это клюшка! Убери ее сейчас же с моих глаз — на черный ход!»

Тут я бы прошелся по комнате и сказал бы им всем троим:

«После обеда все садитесь за уроки, а я в кино пойду!»

Конечно, они бы сейчас же заныли и захныкали:

«И мы с тобой! И мы тоже хотим в кино!»

А я бы им:

«Нечего, нечего! Вчера ходили на день рождения, в воскресенье я вас в цирк водил! Ишь! Понравилось развлекаться каждый день. Дома сидите! Нате вам вот тридцать копеек на мороженое, и все!»

Тогда бы бабушка взмолилась:

«Возьми хоть меня-то! Ведь каждый ребенок может провести с собой одного взрослого бесплатно!»

Но я бы увильнул, я сказал бы:

«А на эту картину людям после семидесяти лет вход воспрещен. Сиди дома, гулена!»

И я бы прошелся мимо них, нарочно громко постукивая каблуками, как будто я не замечаю, что у них у всех глаза мокрые, и я бы стал одеваться, и долго вертелся бы перед зеркалом, и напевал бы, и они от этого еще хуже бы мучились, а я бы приоткрыл дверь на лестницу и сказал бы...

Но я не успел придумать, что бы я сказал, потому что в это время вошла мама, самая настоящая, живая, и сказала:

— Ты еще сидишь. Ешь сейчас же, посмотри, на кого ты похож? Вылитый Кощей! 

К.Г.Паустовкий «Телеграмма»

Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие вётлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.

Катерине Петровне стало ещё труднее вставать по утрам и видеть всё то же: комнаты, где застоялся горький запах нетопленых печей, пыльный «Вестник Европы», пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. Она доживала свой век в старом доме, построенном её отцом известным художником.

Изредка заходил сторож при пожарном сарае — Тихон, тощий, рыжий. Он ещё помнил, как отец Катерины Петровны приезжал в Заборье из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу.

Тихон хлопотал часто без толку, от жалости, и каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:

— Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?

Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.

Катерина Петровна знала, что Насте теперь не до неё, старухи. У них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, своё счастье. Лучше не мешать. Поэтому Катерина Петровна очень редко писала Насте, но думала о ней все дни, сидя на краешке продавленного дивана так тихо, что мышь, обманутая тишиной, выбегала из-за печки, становилась на задние лапки и долго, Поводя носом, нюхала застоявшийся воздух.

В одну из бессонных ночей Катерина Петровна написала Насте письмо.

«Ненаглядная моя, — писала Катерина Петровна. — Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Старая стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, — смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет — совсем уж не тот, — да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».

Настя работала секретарём в Союзе художников. Работы было много. Устройство выставок, конкурсов — всё это проходило через её руки.

Письмо от Катерины Петровны Настя получила на службе. Она спрятала его в сумочку, не читая, — решила прочесть после работы. Письма Катерины Петровны вызывали у Насти вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось глухое беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором.

После работы Настя вернулась домой, в свою старинную комнату на Мойке, с лепным золочёным потолком, и только там прочла письмо Катерины Петровны.

— Куда там сейчас ехать! — сказала она и встала. — Разве отсюда вырвешься!

Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней — и положила письмо в ящик письменного стола.

Две недели Настя возилась с устройством выставки скульптора Тимофеева. А вечером на открытии выставки она получила телеграмму: «Катя помирает. Тихон».

Настя села на скамейку в сквере около Адмиралтейства и горько заплакала. Снег таял на лице, смешивался со слезами.

Настя вздрогнула от холода и вдруг поняла, что никто её так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье.

«Что же это, мама? Что? — думала она, ничего не видя. — Мама! Как же это могло так случиться? Ведь никого же у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее. Лишь бы успеть, лишь бы она увидела меня, лишь бы простила».

...В Заборье Настя приехала на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище земля на нём смёрзлась комками — и холодную тёмную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным- давно.

В этой комнате Настя проплакала всю ночь, пока за окнами не засинел мутный и тяжёлый рассвет.

Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы её никто не увидел и ни о чём не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с неё непоправимой вины, невыносимой тяжести.